Кирилло-мефодиевистика
2. Деятельность св. Мефодия в монастыре Полихрон
(Деятельность Мефодия в монастыре Полихрон, in Slavica: Annales Instituti Slavici Universitatis Debreceniensis, vol. 37. Debrecen, 2008, p. 67–76.)
Глава 4 Пространного жития Мефодия сообщает о событии, последовавшем за хазарской миссией солунских братьев, перед их посольством в Моравию (цитируется по Успенскому списку конец XII–начало XIII в.) [Лихачев 1986, 189]:
Наличие недавней энциклопедической статьи [Николова Б. 2003] и нового исследования [Thomson 2006] [1] освобождает от необходимости вновь излагать историю вопроса: ниже я представлю свою интерпретацию этого эпизода, ограничившись минимально необходимыми ссылками на литературу.
О монастыре Полихрон, в котором император и патриарх поставили Мефодия игуменом, сообщается всего три сведения, и все они оказываются исторически сомнительными:
1. иже нарицѧѥть сѧ полихронъ. Название Полихрон не встречается в иных источниках [2]. Ф. Томсон показал, что наиболее близкое ему название монастыря Πολυχρονία, представленное в греческом Проложном житии Феофана Исповедника, является поздним искажением исходного названия обители Πολίχνιον (указанного в соответствующем пространном житии) и не имеет никакого отношения к монастырю, в котором
1. На с. 224 этой статьи опубликованы разночтения ко второй половине интересующего нас фрагмента; все они являются результатом коррупции текста и не имеют самостоятельного текстологического значения.
2. Похвальное слово Кириллу и Мефодию и Успение Мефодия, в которых оно представлено (в форме полихронъ и полȣхнъ соответственно), не имеют самостоятельного значения, так как зависимы от Пространного жития Мефодия [см.: Thomson 2006, 226].
17
Мефодий был поставлен игуменом [Thomson 2006, 227–237; Thomson 2007]. В пользу
данного вывода можно привести еще один аргумент: в славянском переводе этого
проложного жития читается исходная форма
[см.: Weiher 1998, 717 (359a)].
Любопытно отметить зеркальный параллелизм изменения названий в славянской и
греческой традициях: полихронъ (Житие Мефодия)
→
полȣхнъ
(Успение Мефодия) и Πολίχνιον (Пространное житие Феофана Исповедника)
→
Πολυχρονία (поздние версии Проложного жития Феофана), но это не может служить
основанием для взаимного отождествления данных обителей: Полихнион был частным
монастырем, тогда как Полихрон — патриаршей ставропигией, раз патриарх назначал
в нем игумена (подробнее см. ниже). Происхождение последнего названия до сих пор
не объяснено.
2.
. По мнению специалистов, здесь имеется в виду годовой доход монастыря, но в
данном значении слово съмѣра представляет собой hapax legomenon.
Подчеркнув, что в Пространном житии Мефодия числа имеют символическое значение,
особенно число 3 (само по себе и как множитель иных чисел), Ф. Томсон привел
перечень соответствующих интерпретаций: а) 24 = 3 (Троица) х 8 (символ нового
творения, поскольку Христос воскрес в первый день недели, т.е. в восьмой день);
б) 24 как знак материального мира вообще: 24 = 4 элемента материи х 6 дней
творения; в) 24 как numerus abundans, поскольку сумма его множителей
больше его самого: 1 + 2 + 3 + 4 + 6 + 8 + 12 = 36 [Thomson 2006, 224–225].
Однако остается неясным, какая именно интерпретация больше всего подходит к
интересующему нас эпизоду и что именно она может значить в данном
агиографическом контексте.
Исследователи неизменно указывают, что славянским спѫдъ обычно переводится греч. μόδιος ‘модий (мера сыпучих тел = 8,754 л)’, тогда как для меры золота использовалась иная единица — λίτρα ‘римский фунт (= 327,45 г); византийская литра (= 163,72 г)’, но эта терминологическая аномалия не получила рационального объяснения [3].
3.
. Такое количество монахов (70 человек) слишком велико для византийского
монастыря второй половины IX века, не известного по другим источникам
[4]. Ф.
Томсон полагает, что
3. Например, предполагается, что термин спѫдъ может быть употреблен здесь „как условное обозначение меры вообще“ [см.: Флоря 2000, 283, прим. 4].
4. Ср. данные о численности монахов в византийских монастырях [Каждан 1971, 51–52].
18
и в данном случае число имеет символическое значение, обозначая: а) закрытую и гомогенную группу, ср.: 70 старейшин Израиля (Чис 11.16–25), 70 апостолов (Лк 10.1 и 17); б) число, оба множителя которого обозначают совершенство: 70 = 7 (Бог благословил и освятил седьмой день, ср. Быт 2.3) х 10 („because unity is the sum of its digits: 1 + 0“) [Thomson 2006, 226]. Последнее утверждение, что бы оно ни значило, может иметь смысл лишь при записи арабскими цифрами, но не азбучной цифирью.
Хотя форма обиле является вариантной к обило ‘много, в изобилии, щедро’, исследовали чаще всего воспринимают ее в данном контексте как синоним к сравнительной степени обилѣѥ и переводят как ‘более 70’, хотя иногда предлагаются и иные переводы: ‘как минимум 70’, ‘около 70’, ‘до 70’ [см. сводку: Thomson 2006, 225–226 (note 18)].
Ф. Томсон абсолютно прав в том, что приведенные в Житии сведения о монастыре являются скорее символическими, чем реальными, но их интерпретация подлежит уточнению.
Во-первых, название Полихрон, очевидно, связано с литургическим термином πολυχρόνιον ‘церк. многая лета (песнопение в честь патриарха, а в прошлом также и императора)’ [Βεργώτης 1995, 182–183]. Такое понимание подкрепляется тем, что, согласно Житию, Мефодия назначили игуменом именно император и патриарх. Следовательно, данная обитель могла быть либо императорским монастырем, либо патриаршей ставропигией [ср.: Тахиаос 2005, 82–84], причем совмещение данных понятий в принципе невозможно. Автор Жития, видимо, не знал ни названия монастыря, куда был назначен Мефодий, ни того, кто именно — император или патриарх — его туда назначил, и потому предпочел условное (вымышленное) обозначение Полихрон, допускающее обе интерпретации, т.е. как ‘монастырь, в котором пелось многолетие императору либо патриарху’. Реального исторического смысла данное название не имеет.
Во-вторых, доход обители дан в модиях (а не в литрах) сознательно, чтобы подчеркнуть его баснословное богатство. Августин специально подчеркнул, что золото в модиях считать невозможно [5], но подобное словоупотребление оказывается уместным в метафорическом смысле, как, например, в латинской поговорке modio nummos metiri ‘мерить деньги
5. Ср.: „<…> quia non solum fi eri potest ut in qua mensura quis mensus fuerit hordeum, in ea illi metiatur triticum, sed in qua mensura mensus fuerit frumentum, in ea illi metiatur aurum, et frumenti sit unus modius, auri autem, quamplurimi“ (Augustinus Hipponensis, Epistola 102: Ad Deogratias) [см.: PL 33, col. 380].
19
модием, т.е. быть очень богатым’ [Дворецкий 1986, 490]. Подобные преувеличения известны в литературных эпизодах, отражающих устные предания [6], но исторические источники дают лишь отрицательные примеры, подтверждающие невозможность мерить (и выплачивать) золото модием [7].
Число 24 имеет в данном месте Жития символическое значение, являясь удвоением столь важного для христианства числа 12, которое является primus numerus abundans и толкуется так: 12 = 3 (Троица) х 4 (стороны света) [8]. Удвоение этого числа служило символом совершенства жизни и пасторского труда [9]. Это последнее значение представляется более подходящим к фрагменту Жития, где говорится об игуменской деятельности (которая сродни пастырской) Мефодия, чем перечисленные Ф. Томсоном.
У нас есть конкретный пример использования в Византии символического значения числа 24 в монастырской жизни. Типикон, данный в 1083 году выдающимся византийским военным и административным
6. Ср. рассказ о золотой статуе коня Крылатого римского императора Луция Вера из Истории Августов : „VI. (1) О цирковых играх он [Вер — С.Т.] заботился в такой степени, что часто по поводу их писал из провинции письма и получал ответы. (2) Даже присутствуя в цирке и сидя вместе с Марком, он подвергался оскорблениям со стороны голубых за то, что непристойнейшим образом покровительствовал их противникам. (3) Он сделал себе и носил с собой золотое изображение коня по кличке «Крылатый», принадлежавшего партии зеленых. (4) Он клал в ясли этому коню вместо ячменя изюм и орешки и приказывал покрывать его окрашенным в пурпур военным плащом и в таком виде приводить его к себе в Тибериев дворец. Когда этот конь пал, он соорудил ему гробницу на Ватиканском холме. (5) В честь этого коня впервые стали требовать для коней золотых монет или призов. (6) Конь этот был в таком почете, что партия зеленых часто требовала для него целый модий золотых.“ [Доватур 1992, 51–52].
7. Так, аварский каган отказался выдать лангобардского правителя Перктарита за целый модий золотых солидов; фризский король Альдгисл также отказался выдать архиепископа Вильфрида за аналогичное вознаграждение [Hardt 2004, 160].
8. Так интерпретировал его, например, Гуго Сен-Шерский (ок. 1200–1263) в гл. 14 своего Толкования на Апокалипсис: „Duodenarius autem primus numerus abundans est, et confi citur ex tribus ductis in quatuor. Unde signifi cat abundantes in fi de Trinitatis collectos ex quatuor partibus mundi.“ [Hugo de Sancto Charo 1869].
9. Ср. анонимное Толкование на Апокалипсис Vox domini praeparantis cervos (гл. 11): „Duodenario enim qui est numerus abundans, signatur perfectio. Sive perfectio in pastoribus: quae duplex est: scilicet vitae quantum ad actus supererogationis. Item pastoralis curae in diligentia perfecti regiminis. Unde recte duplicatur numerus, ut dicantur viginti quatuor, scilicet propter perfectionem vitae et pastoralis curae“ [Ignotus Auctor 1869]. Это произведение написано ранее 1266 года [см.: Burr 1992, 92].
20
деятелем грузинской культурной ориентации Григорием Пакурианом основанному им грузинскому Петрицонскому (Бачковскому) монастырю на юге современной Болгарии, содержит распоряжение ктитора в день поминовения своего отца раздавать бедным братьям во Христе 24 номисмы (гл. 21, ст. 11), в день поминовения игумена — 12 номисм (гл. 22, ст. 1), а в день поминовения своего любимого монаха Григория, первого игумена обители — дополнительно 6 номисм (гл. 30, ст. 2) [10]. Как видим, основным числом здесь является 12, тогда как 6 — его облегченный, а 24 — усиленный вариант.
Итак, доход монастыря в 24 модия золота — сказочно большое, но совершенное по своей символике количество, подчеркивающее не только исключительное богатство обители, но и совершенство пасторского служения Мефодия.
В-третьих, количество насельников обители в 70 человек, хоть и велико, но в принципе могло бы быть реальным. Круглое число не должно вызывать сомнений, так как ктиторы иногда устанавливали точное количество монахов в своем монастыре, ср. Типик Григория Пакуриана (гл. 6, ст. 1–2):
„<…> я хочу, чтобы число монахов было в пределах пятидесяти, и еще игумен сверх этого числа, но украшенных всеми добродетелями и озаренных божьей благодатью. Я не желаю, чтобы было число меньше пятидесяти, а сверх пятидесяти, как говорилось, есть игумен. Я заклинаю последующих игуменов этого монастыря никогда не нарушать указанного их числа, но если вследствие смерти или по какой-нибудь другой основательной причине количество их уменьшится, тотчас пополнить их до установленного числа <…>“ [Арутюнова-Фиданян 1978, 86].
Трактовка формы обиле (при числе 70) в значении сравнительной степени противоречит не только грамматике, но и практике устанавливать точное число монахов. Ф. Томсон, конечно, прав, констатируя, что обиле является вариантной формой к обило ‘много, в изобилии, щедро’, которым обычно переводятся греч. πλουσίως ‘богато, обильно’ и его синонимы. В данном контексте обиле следует понимать как ‘ровно, сполна’.
Несмотря на свою реалистичность, число 70 в данном контексте не реально, а символично — в этом убеждает анализ предыдущих двух сведений о монастыре Полихрон. В христианской традиции это число не только арифметически близко, но и функционально тождественно числу 72,
10. Цитируется по последнему русскому переводу [Арутюнова-Фиданян 1978, 107, 114].
21
которое также производно от 12 (х 6). Вариативность чисел 70 и 72 восходит, видимо, к той ветхозаветной схеме, когда из первоначальной группы людей в 72 человека отбирается более узкая группа в 70 человек: Моисей собрал 72 старейшины (по 6 из каждого колена Израилева), но лишь 70 из них были подведены к скинии собрания, а двое остались в стане (Чис 11.24–26). Таким образом, первоначально противопоставление этих чисел соотносилось с различием между призванными (72) и избранными (70), причем каждое из них обладало собственным преимуществом: 72 идеально, поскольку кратно 12, но зато 70 означает более строгий отбор и, как следствие, идеальное качество. Это породило вариативность близких чисел в иудейской традиции (где наблюдается тенденция к частичному замещению исходного 72 более строгим 70), наследованную затем христианами (предпочитающими число 72), что можно видеть на примере количества апостолов от 70-ти (точное число которых определяется в 70 или 72) [см.: Константин Польсков 2001, 107–108].
Соседство в тексте Жития чисел 24 (доход монастыря в модиях) и 70 (количество монахов) делает неизбежным вывод о том, что и последнее число использовано здесь не в реальном, а в символическом значении.
Похожее соотнесение символических чисел 24 и 72 представлено уже у Андрея Кесарийского, разделившего текст Апокалипсиса:
„Настоящее сочинение мы разделили на двадцать четыре слова и семьдесят две главы по троечастности существа — телу, душе и духу, двадцати четырех старцев, которыми, как подтвердится ниже, обозначается полнота благоугодивших Богу от начала до скончания века“ [Андрей Кесарийский 2007, 7].
Символическое сочетание чисел 72 и 24 используется также в Типике Григория Пакуриана: ктитор распорядился в день поминовения своего усопшего брата магистра Апасия, а в будущем и в день поминовения своей собственной кончины, раздавать бедным братьям во Христе 72 номисмы, а после окончания заутрени — 24 номисмы (гл. 21, ст. 1–4) [Арутюнова-Фиданян 1978, 105–106].
Подобное сочетание цифр присутствует в Библии: в третьей (четвертой) книге Ездры описывается, как Ездра вместе с пятью скорописцами, приняв Дух Божий, восстановил по памяти утраченное Священное Писание; в течение сорока дней были написаны 94 книги: 24 канонические и 70 сокровенных: „Написаны же были в сорок дней девяносто четыре
22
книги. И когда исполнилось сорок дней, Всевышний сказал: первые, которые ты написал, положи открыто, чтобы могли читать и достойные и недостойные, но последние семьдесят сбереги, чтобы передать их мудрым из народа; потому что в них проводник разума, источник мудрости и река знания“ (3 Езд 14.44–48). Следует обратить особое внимание на семантику числа 70, изложенную в последнем стихе.
Если приведенные аналогии верны, то в монастыре Полихрон можно было бы ожидать либо 70, либо 72 насельников (хотя в христианской символике эти числа функционально тождественны). Типик Григория Пакуриана свидетельствует о том, что игумен не включался в число монахов, так что в Полихроне общее число насельников, вместе с самим Мефодием, было 71. До идеального числа 72 не хватает одного, поэтому можно было бы предположить, что автор Жития молчаливо предполагал наличие в обители еще одного человека — Константина-Кирилла Философа. Но это не так (см. ниже).
Очевидно, что числа 70 и 24 в анализируемом фрагменте Жития являются усиленными вариантами числа 12 и несут на себе ту же самую — апостольскую — идею. При этом следует учесть композиционное значение этого эпизода в Пространном житии Мефодия: он разделяет повествования о хазарской и моравской миссиях, соответствуя в этом смысле рассказу о расшифровке Константином Философом еврейских и самаританских надписей на соломоновой чаше в Пространном житии Константина-Кирилла (гл. 13). Там сказано, что Константин в то время жил в Константинополе, пребывая в церкви, посвященной 12-ти Апостолам [11]. Учитывая структурный параллелизм обоих эпизодов, мы вправе рассматривать их как некоторое единство, и они в совокупности дают нам полный набор апостольских чисел: 12 (константинопольский храм Святых Апостолов, в котором жил Константин), 24 и 70 (монастырь Полихрон, в котором в то же самое время пребывал Мефодий).
11. В самом Житии числительное не названо (указано: церковь Святых Апостолов), но храм действительно был посвящен 12-ти апостолам [Высоцкий, Беляев 2001, 100]. К тому же, в Евангелиях более 30 раз вместо слова апостолы употребляется слово двенадцать, так что синонимичность этих названий была самоочевидной уже в раннехристианское время [см.: Константин Польсков 2001, 105]. Гипотеза Ф. Дворника о том, что данное сообщение следует трактовать как преподавание Константина в патриаршей академии [Dvornik 1950; Dvorník 1970, 87–88], которая якобы предшествовала высшей школе для сирот (где учились и дети „варваров“), существовавшей позже при константинопольской церкви Святых Апостолов, привлекательна, но недоказуема [Lemerle 1971, 95–96, 184–185].
23
Такая ориентация Жития Мефодия на Житие Кирилла оказалась возможной потому, что во время написания первого (в порядке перечисления) произведения уже существовала идея о равноапостольной святости Кирилла и Мефодия. Мультипликация апостольских чисел в гл. 4 Жития Мефодия непосредственно ее отражает.
Более того, сопоставление указанных фрагментов пространных житий солунских братьев позволяет сделать еще несколько важных выводов:
1) в промежуток между хазарской и моравской миссиями Константин как мирской человек жил при соборной церкви, а монах Мефодий — в монастыре, что в совокупности покрывает обе разновидности церковной жизни, однако вторая обладает более высоким статусом;
2) если Константин после посольства к хазарам, перед тем как обосноваться при храме Св. Апостолов, встретился с императором, то Мефодий общался одновременно с императором и патриархом, которые и поставили его игуменом;
3) ранг Мефодия (игумен монастыря) значительно превосходит соответствующий ранг Константина, который, как следует из текста его Пространного жития, не стоял во главе церкви Св. Апостолов, а просто находился при ней;
4) превосходство Мефодия дополнительно выражено усиленными апостольскими числами (24 и 70) по сравнению с основным числом 12, ассоциируемым с Константином.
Во всем этом можно видеть стремление агиографа представить своего героя в качестве лидера даже по сравнению с братом. Однако наиболее значимый вывод состоит в том, что автор Жития Мефодия, видимо, хотел определенным образом отразить его книжно-лингвистическую деятельность в монастыре Полихрон.
Дело в том, что в соответствующем эпизоде Жития Константина-Кирилла рассказывается, как тот расшифровал еврейские и самаританские надписи на соломоновой чаше, оказавшиеся пророчествами о Христе. Если автор Жития Мефодия действительно хотел представить своего героя в более выгодном свете по сравнению с братом, то он должен был определенным образом среагировать на это сообщение и постараться показать выдающиеся лингвистические способности Мефодия. И они действительно показаны, но не эксплицитно, а в свойственной данному агиографу символической манере.
24
Следует обратить внимание на символическое использование чисел 72 и 70 в христианской традиции: а) 72 (или 70) народа, между которыми была разделена земля (Быт 10.2–31); б) 72 (или 70) языка, созданных Богом в результате вавилонского столпотворения (Быт 11.1–9); в) 72 избранных Моисеем старейшины Израиля, принявших Дух Божий и начавших пророчествовать, либо 70 старейшин (или 71, если мы учтем самого Моисея), подведенных к скинии завета (Чис 11.16–25); г) 72 (или 70) толковников, которые перевели с еврейского на греческий Септуагинту в течение 72 дней (Послание Аристея); д) 72 (или 70) апостола, посланных Иисусом проповедовать христианское учение (Лк 10.1); е) 72 главы, на которые разделил Апокалипсис Андрей Кесарийский; ж) 72 (или 71) книги, составляющие христианскую Библию (по подсчету Кассиодора) [Wermelinger 2006, 40 (и французское резюме на с. 293)].
Примечательно, что в этом культурном контексте регулярно повторяются определенные мотивы: 1) проявление Божественной воли как в размножении народов и языков, так и в преодолении этой множественности через овладение разными языками и перевод Библии с одного языка на другой; 2) пророчествование и проповедь в результате принятия особого духовного дара или поручения; 3) деятельность по устроению Священного Писания.
Совокупность этих мотивов и выявленный параллелизм с Житием Кирилла Философа позволяют думать, что упоминание числа 70 в Житии Мефодия является аллюзией на то, что в монастыре Полихрон был выполнен перевод библейских книг на новый язык.
Этот язык поддается отождествлению. Согласно Венедикту (Кантерсу), „<б>иблейская символика числа 70, с одной стороны, указывает на полноту и завершенность… с др. — употребляется как метафорическое определение всех языческих народов, населяющих землю. Использование этого числа в кругу учеников Христа отражает характер их миссии — проповедь язычникам“ [12]. Последний смысл прекрасно подходит к эпизоду Жития Мефодия, предваряющему описание моравского посольства солунских братьев, поскольку лишь славяне, в отличие от оппонентов обеих предыдущих миссий (монотеистов сарацин и хазар) могли рассматриваться в качестве язычников. При этом выявляется еще один смысловой контраст с соответствующим фрагментом Жития Константина-Кирилла:
12. Цитируется по изданию [Константин Польсков 2001, 107].
25
в промежуток между посольствами к хазарам и мораванам Константин занимается еврейскими и самаританскими надписями (что соотносится с только что оконченной миссией), тогда как Мефодий посредством символического числа 70 ассоциируется с предстоящей миссией к „язычникам“ [13]. Получается, что в данном случае языковая деятельность Константина обращена в прошлое, а Мефодия — устремлена в будущее (в чем также усматривается преимущество).
Примечательно, что в Житии Мефодия число 70 соотнесено не с годовым доходом монастыря Полихрон (как могло бы быть), а с насельниками мужской обители, что автоматически ассоциирует их одновременно с 70 старейшинами Израиля, с толковниками Септуагинты (в названии которой зафиксировано числительное 70) и с апостолами от 70-ти. Переводом библейских текстов занималась вторая группа (письменно), а распространением христианского вероучения — третья (устно).
Предложенная трактовка способна объяснить, почему агиограф не ограничился одним апостольским числом 24 (при описании дохода монастыря), а добавил еще одно — 70 (при описании количества насельников): первое не столь явно соотносится с книжно-языковой деятельностью [14], которую автор, повествуя о Мефодии, хотел подчеркнуть — в противовес сообщению Жития Константина-Кирилла о расшифровке еврейских и самаританских надписей на соломоновой чаше. С другой стороны, агиограф не мог обойтись и одним лишь апостольским числом 70: по сравнению с 12 оно могло бы восприниматься как указание на второстепенную, вспомогательную роль Мефодия (как апостолы от 70-ти могут восприниматься по сравнению с апостолами от 12-ти).
Итак, символический смысл сведений о монастыре Полихрон таков: название обители означает ее непосредственное подчинение императору
13. Для византийцев негреческое население окрестных стран даже после крещения оставалось „варварским“ [см.: Иванов 2003]. С другой стороны, если мораване просили прислать им христианского учителя, то они, очевидно, не были до конца христианизированы, оставаясь в определенной степени „язычниками“ (разумеется, в нестрогом, нетерминологическом смысле), несмотря на принятие ими христианства. Эта точка зрения отражена в славянском Проложном житии Кирилла Философа: по семь иде в мораву и многи наѹчи вѣровати христови [Лавров 1930, 102].
14. Греческий алфавит состоит из 24 букв, поэтому не исключено, что годовой доход монастыря Полихрон составлял по одному модию золота на каждую букву греческого алфавита. Если это действительно так, что в этом монастыре каждая буква ценилась на вес золота.
26
либо патриарху; доход монастыря в 24 модия золота указывает на его несметное богатство, а также на совершенство пасторского служения и (с учетом алфавитной символики данного числа) греческой образованности игумена Мефодия; ровно семьдесят насельников намекают на равноапостольный статус героя повествования и его книжно-языковую деятельность по переводу библейских книг на славянский язык для проповеди среди „язычников“.
Все эти сведения появились в результате стремления агиографа, отталкиваясь от соответствующего эпизода Жития Константина-Кирилла, представить деятельность Мефодия как более значимую для истории славян по сравнению с деятельностью его младшего брата. Книжник решил прибегнуть к христианскому символизму, не желая слишком уж явно грешить против исторической действительности. Чтобы еще более возвысить своего героя, он представил императора и патриарха в качестве людей, считавших Мефодия достойным занятия должности архиепископа в каком-то неопределенном месте, „где есть нужда в таком муже“, а Мефодия — смиренным человеком, скромно отказавшимся от столь высокой должности.
Получается, что все сведения о монастыре Полихрон (название, доход и количество монахов) не имеют никакого отношения к реальной действительности, а отражают символическую реальность христианской культуры. В результате мы теперь знаем о Мефодии меньше, чем ранее, но зато лучше понимаем творческий метод автора его пространного жития.