13. ТАТАРЫ В ИЗОБРАЖЕНИИ АВТОРА “КАЗАНСКОЙ ИСТОРИИ”
Я.Г. Солодкин
Посвященная судьбе возникшего в Среднем Поволжье “срацынского царства”, прежде всего его взаимоотношениям с Москвой, “Казанская история” (КИ) отмечена своеобразием восприятия татар, подоплека которого по-разному объясняется исследователями.
Еще Г.З. Кунцевич признал оригинальной чертой “Сказания” об образовании, возвышении и гибели казанского “юрта” необычайный интерес к жизни осажденной русскими в 1552 г. Казани [1]. По мнению С.И. Кокориной, в первой редакции произведения казанцам уделено слишком много места, что вызвало, в частности переработку авторского текста [2]. С точки зрения М.Г. Худякова, КИ как выражение “завоевательной идеологии русских империалистов того времени” пронизана фанатичной ненавистью к казанцам [3]. Г.Н. Моисеевой же представляется, что анонимный создатель КИ по-разному относился к татарам из числа простолюдинов и правящих кругов [4]. Исследовательница полагает, что феодалы представлены как лукавые, неверные, жестокие изменники, рядовым же воинам она не отказывает в “умении” и мужестве, например, в главе “О падении храбрых казанцев”. Вместе с тем Г.Н. Моисеева считает идеальным нарисованный публицистом образ последней казанской царицы Сююн-бике (Сумбеки), выданной с сыном московскому правительству в 1551 г. [5] М.Н. Тихомиров, отмечая, что автор называет казанцев то “сыроядцами, свирепыми и жестокими людьми, то не скупится на краски, описывая храбрость татар”, счел искусственными рассуждения о том, что простой народ отделен в КИ от знати [6]. Действительно, говоря про “презлое царство срацынское”, публицист тут же называет Казань “предивной”. Ханская столица для него “змиево гнездо”, безбожный, поганый народ, но одновременно “красный” и славный (43, 75, 101, 105, 113). Автор постоянно называет казанцев жестокими, лукавыми, “презлыми”, неверными, погаными “бесермянами”, кровопийцами, сыроядцами, немилостивыми, беззаконными, непокорными, окаянными, считая их достойными вечного проклятия. Крымский и казанский цари, по его словам, - “две огненные главни, пожигающи и попаляющи христианство”. Публицист заключает, что “от века и от рождения дело варварское и ремество кормитися войною”; казанцы “питаются” “оружием своим”, причем если Батый единожды “Рускую землю прошёл, яко молниина стрела”, то они “всегда из земли Руския не исхождаше”, подвергая ее жителей неслыханным мучениям, грабя, убивая, захватывая в плен “христиан” (75, 79, 113-114, 121, 129, 144, 145, 174, 176). Наряду с этим казанцы, в представлении автора, -
197
мудрые, храбрые, “велми” удалые люди, они “умение велико имущи ратоватися во бранех и непобеждени бываху ни от кого же, и мало таких людей мужественных злых во вселенней обретается”; каждый из них “воинству искусен и ратник учён”, бесстрашен в бою [7]. Московские воеводы признали, что жители Казани “зело крепко” обороняли свой “град” в 1552 г. В защите города тогда принимали участие высокорослые “жены и девица силныя”, причем “бияхуся дерзостно”. Во время штурма крепости, по свидетельству автора “Сказания”, некоторые казанцы “охрабришася” и в воротах “града” сразились “с русью и татары” (последние входили в состав осаждающих), и “страшно бо видети обоих храбрости и мужества”; побеждаемые, казанцы не сдавались, они бились даже “камением и дреколием и цками покровными... и сами убивающеся, и живы в руки не дающися взяти”. В сече у Царевых ворот три тысячи казанцев, прорвавшиеся за Казань-реку, перебили многих русских (тогда “бысть на единаго казанца русинов 50”) “и сами ту же умроша, храбрыя, похвално на земли своей” (75, 105, 128, 135, 137, 146, 151-152, 155). Тем не менее симпатии автора КИ на стороне тех горожан, которые предлагали покориться Ивану IV, сдать крепость до начала решающего штурма.
Следовательно, мысль, что сочинитель “красной” повести симпатизировал казанцам - представителям народа, следует считать односторонней. Так же нужно оценить вывод Г.Н. Моисеевой о сугубо негативном отношении выдающегося публициста к казанской знати.
Я.С. Лурье показал, что образ Сумбеки в КИ не является идеальным. Хотя последняя казанская ханша названа в ней мудрой и “красносолнечной”, автор пишет о ее “блудной любви” с уланом Кощаком; ради возведения его на престол Сумбека даже была готова пойти на убийство своего единственного сына; пыталась она и отравить мужа Шах-Али (Шигалея) [8], за что якобы ее выдали московским властям. Создатель КИ осуждает “нагаининю” - вдову Сафа-Гирея за стремление сохранить независимость Казани, не допустить превращения этого “вольного царства” во владение русского государя (83, ср.: 102). Поэтому вряд ли, подобно Г.Н. Моисеевой, можно думать, что публицист умалчивает о политической причине изгнания Сумбеки из Казани, “представляя ее поведение в свете личных отношений с ханом Шигалеем” [9]. Двойственно изображены в “Сказании” и некоторые другие представители казанской элиты. Называя Мухамед-Эмина поганым царем, автор КИ признает его храбрым и мужественным. Погибшего во время осады Казани русскими в 1530 г. воеводу Аталыка публицист рисует богатырем, в одиночку побеждавшим “велик полк бойцев удалых”; оказывается, этот “сильный варвар” - прославленный воевода, внушал страх всякому “русину”. Крымский царевич Кощак (Кучак), правивший Казанью вместе с Сумбекой, был мужественным “на бранех” и “зело величав”. Согласно “Истории”, князь Чапкун, “лстец и прелагатай” (прослужив пять лет в Москве, он изменнически “отъехал” в Казань), убитый самими казанцами в 1552 г. за то, что призывал их не подчиняться Ивану IV, был искусным “в победах”, т.е. удачливым военачальником. Автор
198
“Сказания” восхваляет “властителя казанского” “болшаго князя” Чюру Нарыковича, спасшего хана Шигалея от рук казанцев, “положившего душу” за своего повелителя (62, 70, 80-82, 93, 106, 110, 153) [10]. Явно идеализируя Шигалея (Ших-Али, Шах-Али), который в КИ представлен хотя и “поганым”, “варваром”, но вернейшим слугой московского самодержца, умелым и храбрым воином, публицист приводит отзывы об этом хане Сумбеки и казанцев, где тот значится злым врагом, жестоким и немилостивым волхвом (66, 86, 102, 104, 105, 110, 113, 138, 172).
Таким образом, автор “Сказания”, в целом разделявший “традиционно-православные взгляды своего времени” [11], контрастно изображает казанцев, то сочувствуя им, то признавая их антагонистами Русского государства [12].
Чем же объясняется такое отношение замечательного публициста к казанцам, необычность которого бросается в глаза при сравнении КИ с циклом официальных сочинений о перипетиях “казанского взятия” и “кройникой” А.М. Курбского об Иване Грозном?
М.Н. Тихомиров связывал двойственную оценку татар в КИ со “смешанным составом” произведения, начальная часть которого имеет светский облик, а вторая (68-я и последующие главы) характеризуются преобладанием “церковных текстов”. Явную благожелательность к казанцам, пронизывающую значительный раздел “Сказания”, ученый объяснял и использованием в “красной” повести татарской письменной традиции, например в описании возникновения Казани и событий рубежа XV-XVI вв. [13] Приведенные суждения, на наш взгляд, справедливы лишь отчасти. “Теологизированные” рассказы, в частности описания чудес и воспроизведение молитв, встречаем и в 29, 53-55, 63-й главах, т.е. в первой (согласно М.Н. Тихомирову) части КИ. Но и в заключительных разделах памятника главное внимание уделяется истории победы над Казанью, а не чудесам Сергия [14]. Автор “Истории” - русский по происхождению, попавший в плен к казанцам и в течение двух десятилетий (до октября 1552 г.) являвшийся приближенным ханов, - мог знать булгаро-татарские летописи или содержание этих сочинений (уже утерянных) в пересказе “царя” и вельмож [15]. Ввиду легендарности известий “Сказания” о возникновении Казани и ее основателе хане Саине [16] большинство исследователей находит, что про начало Казанского “юрта” публицист писал по легендам и преданиям, бытовавшим в среде самих татар [17]. Благожелательным отношением к казанцам отличаются главы, отведенные предыстории падения ханской столицы, но зависимость от татарских письменных источников тут не ощущается. Как считает Г.Н. Моисеева, о Сумбеке автор писал по легендам и слухам, распространенным во враждебных Москве кругах [18]. В повествовании о “красносолнечной” царице могли отразиться и впечатления самого публициста.
С точки зрения Г.Н. Моисеевой, признание этим талантливым писателем храбрости и воинского умения казанцев вызвано тем, что ко времени создания “Истории” (по заключению исследовательницы, к середине 1560-х годов) они уже находились в составе Российского
199
государства [19]. Спрашивается, однако, почему такого признания мы не встречаем в других нарративных источниках по истории “казанского взятия”, самые ранние из которых возникли в первые годы после этого крупнейшего события XVI в. (формально казанцы стали поданными московского государя уже осенью 1552 г., фактически же подчинение Казанского края Ивану IV затянулось до 1557 г. [20]).
По мысли Г.Н. Моисеевой, восторженное отношение к Сумбеке в КИ и подчеркивание здесь роли татар из окружения Грозного диктовались тем, что царевичи Шигалей, Кайбула и другие служилые “бусурманские” владетели пользовались почетом при дворе российского самодержца. В представлении исследовательницы содержащийся в повести “разряд” победоносного наступления на Казань “отражает не исторически точное распределение воинских должностей” в 1552 г., а является росписью назначений на командные посты времени Ливонской войны, когда отношение Ивана IV ко многим действительным участникам “казанского взятия” круто изменилось (многие из них оказались в опале или были казнены) и ключевые посты в армии заняли опричники и иноземные царевичи. Поскольку двое из них - Кайбула и Тохтамыш - находились на русской службе с мая 1552 и декабря 1556 гг. соответственно (в одной из статей Г.Н. Моисеева относит их прибытие в Россию к концу 50-х - 60-м годам), исследовательница приходит к выводу о недостоверности “разряда” последней казанской кампании, читающегося в “Истории”. Отметим, что Г.Н. Моисеева определяет этот “разряд” то как вымышленный, то считает его отражением “расстановки воинских должностей” за 1562-1566 гг., ибо Кайбула с Тохтамышем занимали тогда видные места в руководстве русской армии [21]. Данные наблюдения приняты многими исследователями.
Так, Я.С. Лурье с выдвижением Грозным татарской знати связывает противоречивую оценку в КИ Сумбеки, хотя однажды указывает при этом на литературные соображения автора “Сказания”. Последним защитники Казани, как пишут А.М. Панченко и Б.А. Успенский, “изображаются чуть ли не в приязненных тонах”, не как супостаты, а как “наши”. Выясняя подоплеку такого нарушения литературного этикета (степень которого, о чем уже шла речь, исследователями преувеличена), А.М. Панченко и Б.А. Успенский ссылаются на факты “великого княжения” Симеона Бекбулатовича, существования уделов татарских царевичей в Юрьеве Польском и Звенигороде, владений ногайских мурз в Романове, подчеркивают, что в правящем слое вассалам-мусульманам принадлежали почетные места [22]. Заметим, что Симеон Бекбулатович являлся великим князем московским в 1575-1576 гг., т.е. КИ предшествует этому любопытному эпизоду политической истории России минимум на десятилетие. Но еще при Василии III казанского царевича Худайкула (в крещении Петр), как допускал А.А. Зимин, прочили в наследники престола. На русской службе тогда находился и царевич Акдовлет [23]. В окружение Грозного еще накануне опричнины входили Ибак (с 1560 г.) и троюродный брат Шигалея Бекбулат (с 1561/62 г.). Как отмечалось и Г.Н. Моисеевой, сам Шигалей участвовал в казанском
200
походе 1552 г., а Дербыш-Али (будущий астраханский хан) в 1552-1554 гг. владел Звенигородом. Последний казанский хан Едигер (Ядигар) в 1546/47-1549/50 гг. служил в России, в частности вместе с касимовским царевичем Шигалеем. В 1549 г. он упомянут в разрядных записях в числе руководителей похода из Нижнего Новгорода к Казани [24]. В 1548/49 г. в Москве канонизировали Петра, царевича ордынского. В помещенном в КИ “разряде” за 1552 г. названы 31 русский воевода и 5 татарских царевичей; кроме того, участниками “казанского взятия” представлены М. Глинский, Б. Салтыков, Д. Юрьев, П. Шуйский, Н. Глебов. Все перечисленные в “разряде” московские военачальники известны документально [25]; из татарских царевичей нам не встретилось в других источниках лишь сообщение про Кудаита Шибанского. Едва ли оно вымышлено. Примечательно, что в “государеве разряде” 1598 г. Шигалей трижды назван царевичем шибанским [26], т.е. выходцем из династии Шейбанидов, правившей в западной части Средней Азии. Об участии татар во “взятии” Казани узнаем не только из разрядных записей, включенных в КИ. По свидетельствам автора, Шигалей явился в поход из Касимова с 30 тыс. “варвар”, у Кайбулы и Дербыш-Али было “татар их 20 000”, всего на Казань двинулось “иноязычныя силы татарския” в количестве 60 тыс. человек, “царевичев с татары” из передового полка русской армии Грозный поставил за Булаком-рекой, протекающей возле Казани, во время штурма вначале в город ворвались татары под предводительством астраханских царевичей (123, 124, 126, 151), что, впрочем, не означает, что они выдвигаются на первый план в описании захвата города [27]. Астраханские царевичи Дербыш-Али и Кайбула упоминаются публицистом в составе войска, возвращавшегося из покоренной Казани. Первый из них, согласно КИ, год спустя был убит ногайцами, а второй получил в вотчину от царя Юрьев. Следовательно, в “красной” повести служилым татарам приписана видная роль в присоединении Казанского ханства к России. Хотя нельзя, подобно Я.С. Лурье, полагать, что в глазах создателя КИ они наряду с будущими опричниками внесли решающий вклад в завоевание Казани [28], в “Сказании” иноземным царевичам отведено куда более заметное место в событиях 1552 г., чем в официальной летописи [29].
Кайбула, появившийся в окружении московского государя накануне казанского “взятия”, вполне мог принять в нем участие. Зато Тохтамыша, конечно, не было у стен “предивной” Казани в 1552 г. Не исключено, что публицист напрасно включил в число воевод русской армии в этой кампании Кудаита. Но считать (вслед за Г.Н. Моисеевой), что приведенный в КИ “разряд” похода войск Ивана IV от Мурома к Казани вымышлен, так как не совпадает с данными летописца начала царства, в целом соответствующим известиям официальной разрядной книги [30], едва ли допустимо. По сравнению с летописцем в числе участников казанского “взятия” в “Истории” не упомянут только князь П.С. Серебряный, однако дополнительно названо 17 военачальников (А. Телятевский, В. Оболенский Помяс, Б. и С. Трубецкие, Ю. Булгаков, А. Воротынский, Андрей Суздальский, И. и Ю. Куракины, И. Бельский,
201
А. Ростовский Красный, Дмитрий Палецкий, Д. Курлятев, И. Пенков, М. Репнин, Ю. Тёмкин-Ростовский, Н. Одоевский). В “государеве разряде” за лето-осень 1552 г., как и в росписи из КИ, перечислены М. Воротынский, И. Пронский, П. Щенятев, А. Курбский, Ю. Шемякин-Пронский, А. Горбатый [31]. Всего в “Сказании” названо 35 представителей знати, участвовавших в той кампании, причем о двух из них - М. Глинском и А. Воротынском - говорится как о воеводах храбрых и “силних”. Героем казанского взятия волею автора представлен С.И. Микулинский. По словам “списателя”, это храбрец превеликий, предобрый “воем” наставник, всеобщий любимец. Если верить публицисту, благородные вельможи, любимые царские “думцы”, бояре и воеводы, советовали Грозному идти на Казань, они же возглавляли войска в этом походе, а накануне штурма ханской столицы вместе с простыми ратниками заявили о желании умереть за православную веру и государя, но не отступить. Поэтому ошибочны выводы Г.Н. Моисеевой относительно того, что в КИ завоевание Казани представлено заслугой царя и рядовых воинов, а не князей и бояр; роль последних замалчивается либо (относительно Курбского, Горбатого, Щенятева, Немого Оболенского) признается второстепенной [32]. Однако Немой Оболенский в “Сказании” не упомянут вовсе [33], а другие названные исследовательницей военачальники указаны не только в “разряде”, так что выявить в изучаемом произведении тенденцию к принижению значимости деятельности этих князей не удается. По Г.Н. Моисеевой, в росписи подходящего к Казани русского войска на первый план выдвинуты будущие опричники Ю. Тёмкин-Ростовский, Н. Одоевский, Ю. Пронский, С. Трубецкой [34]. Но опричником среди них был (и то с 1569/70 г.) лишь Одоевский. Вопреки указанию М.Е. Бычковой Ю.И. Тёмкин-Ростовский не входил в состав опричного двора, еще с 1563 г. сообщения об этом боярине исчезают из источников [35]. Стало быть, в КИ не обнаруживается стремление к возвышению (якобы наряду с татарскими царевичами) опричных сподвижников Грозного [36].
Тенденциозность “разряда” из КИ, на взгляд Г.Н. Моисеевой и других исследователей, объясняется условиями создания памятника. Вслед за Г.З. Кунцевичем Г.Н. Моисеева полагала, что “Сказание” возникло не ранее кончины князя С.И. Микулинского (1562 г.), до смертей митрополита Макария (конец 1564 г.), служилых царевичей Александра Сафакиреевича и Шигалея в 1566, 1567 гг. Аргументируя эту датировку, исследовательница ссылалась также на использование в КИ Первого послания Грозного Курбскому (завершенного 5 июля 1564 г.), соответствие включенной в КИ росписи воевод в кампании 1552 г. “разрядам” ливонских походов до 1566 г., умолчание об участии в казанском “взятии” М.И. Воротынского, находившегося в 1562-1566 гг. в ссылке. По заключению Г.Н. Моисеевой, “красная” повесть написана в середине 60-х годов XVI в., точнее в 1564-1565 гг. [37] Другие исследователи разделяют этот вывод [38].
Отметим, что в рассуждениях Г.З. Кунцевича наличествует ряд анахронизмов. Кончину прославленного воеводы С.И. Микулинского следует
202
приурочивать к 1560 г. [39] Макарий умер 31 декабря 1563 г., Шигалей - 22 апреля 1566 г. [40] В КИ как о живых говорится о многих лицах, покинувших историческую сцену до середины 1560-х годов: боярах Ю.И. Шемякине Пронском (умер в 1555 г.), Дмитрии Палецком (скончался около 1556 г.), Ю.М. Булгакове-Голицыне (его смерть относится к 1559 г.), Ю. Тёмкине-Ростовском (выбыл из состава Думы в 1563 г.), Д.Р. Юрьеве (умер в ноябре 1564 г.), удельном князе Юрии Васильевиче, брате царя (скончался в 1563 г.), царице Анастасии (умерла в августе 1560 г.), казанском архиепископе Гурии (скончался на исходе 1563 г.) [41]. Следуя логике Г.З. Кунцевича, неясно, почему в КИ не сказано о рождении царевича Дмитрия (октябрь 1552 г.) либо его братьев Ивана и Федора (1554, 1557), о строительстве в Москве в честь казанского “взятия” Покровского собора (1555-1561), а также присоединении Астраханского ханства. Критерий умолчания вообще не может считаться весомым при датировке источника. Уязвимы и доводы Г.Н. Моисеевой, призванные подкрепить соображения Г.З. Кунцевича. Как отметила С.И. Кокорина, князь М.И. Воротынский числится в “разряде” КИ [42]. Изучавший Лицевой свод Б.М. Клосс подчеркивает, что хронологическими приметами должны служить не положительные оценки ряда участников “Казанской войны”, так как их подвиги в сознании тогдашних книжников совершались во славу государя, а острые выпады с целью очернить то или иное лицо [43]. Такой филиппики в отношении М.И. Воротынского мы не обнаружили в КИ. Зато, с точки зрения Г.Н. Моисеевой, непонятно, отчего верным сподвижником царя там изображен его двоюродный брат Владимир Андреевич, в 1563 г. оказавшийся в опале [44]. Соответствие “разряда” из КИ росписям ливонских походов русской армии 1562-1566 гг. касается в основном Шигалея, Тохтамыша и Кайбулы (т.е. крайне относительно); даже если публицист обращался к этим росписям [45], его сочинение может быть датировано 1562-1563 гг. Вызывает сомнение и мысль о зависимости КИ от Первого послания Грозного Курбскому [46]. Г.Н. Моисеева считает, что только в этих произведениях совпадают описания детства Грозного, осуждаются временщики периода малолетства Ивана IV. Однако едва ли в КИ налицо только “обобщение воспоминаний Грозного о его детских годах” [47]. Рассказ царя об этом времени значительно конкретнее, чем в КИ, в частности в нем говорится о боярских распрях, гибели верных Ивану IV и его отцу советников и воевод, но не сказано про слезы, вопли подданных, страдавших от татьбы, разбоя, убийств, новых налогов. Сходные оценки, кстати, встречаем в Стоглаве, вставке в Хрущовскую степенную книгу (видимо, вторичной сравнительно с другими источниками), в послании царя в Москву из Александровой слободы (декабрь 1564 г.) [48]. По Г.Н. Моисеевой, знакомство автора КИ с “писанием” Грозного Курбскому чувствуется и в сообщении о землях, подвергавшихся набегам казанцев [49]. Но если Грозный лишь сетовал на то, что “от Крыма и от Казани” до полстраны “пусто бяше”, то в “Сказании” прямо названы земли, разорявшиеся татарами (Рязанщина и Северщина - крымскими, “Низ”, Галич, Устюг, Вятка, Пермь - казанскими). По утверждению
203
царя, вельможи ходили на Казань “с понуждением”, из-за “нехотения” их воевать в поход не явилось более 15 тыс. человек; когда запасы “истопаша”, воеводы, три дня простояв у Казани, пожелали вернуться обратно, вследствие чего война осталась незаконченной: “множае седми лет меж сих царств и нашего государствия бранная лютость не преста”. Согласно же КИ, после “взятия” Казани война в этом крае длилась пять лет, к ханской столице воеводы шли, “яко на царёв пир позвани царём”, в поход 1552 г. воины из дальних городов и земель “скоро и незамедлено” собрались “по словеси” государя. Из “Сказания” узнаем, что воеводы действительно советовали возвращаться назад после гибели запасов на Волге, но не в начале осады “красного града”, а “видевше неослабление казанцев”. Если Грозный писал, что при штурме воеводы хотели “не в подобно время брань начата” и были удержаны царем, а затем “вместо строения на грабление текосте”, то по свидетельству КИ, Иван IV сам призвал “начальствующих” поскорее идти в бой после взрыва подкопа, тут сообщается о грабежах не воевод, а простых ратников. Грозный обвинял своих военачальников в том, что при подходе к Туле крымского хана в 1552 г. они поехали к местному воеводе Г. Тёмкину “ясти и пита”, отчего попытка настичь татарский отряд улана Акмагмета не удалась (“царь” же давно как бежал). В КИ говорится, что под Тулой русские одержали полную победу, освободив всех захваченных крымцами соотечественников, взяв много пленных, среди которых едва не оказался хан. Державный публицист порицает Курбского за то, что после “взятия” Казани, отправленный в новую царскую вотчину против “непослушных”, он не причинил им никакого зла, но “в повинных место неповинных к нам привел, измену на них возложа”. В КИ подобного упрека нет. Грозный жалуется на недостаточную охрану при своем возвращении из Казани (его, якобы словно “пленника всадив в судно, везяху зело с малейшими людьми сквозе безбожную и неверную землю”, где мог попасть “во иноплеменных руки” и погибнуть). В “Истории” же читаем о том, что “в ладиях” царь “грядяше ис Козани... Волгою к Нижному Нову граду... со всеми русскими силами” [50].
Г.Н. Моисеева полагала, что по “эпистолии” Грозного Курбскому автор “Сказания” писал о заслугах московского самодержца в ходе покорения Казани и дал характеристику боярства (в частности, обличительная речь Шигалея по адресу воевод, которая приведена в КИ, перекликается с этим посланием) [51]. Как справедливо подчеркнул А.И. Филюшкин, “История” не имеет антибоярской направленности, исполнительные, преданные царю воеводы здесь противопоставлены ленивым и своевольным [52]. Аналогичная тенденция улавливается (хотя не без труда) в обширном послании “яростиваго” государя бывшему сподвижнику, где о боярстве зачастую говорится с раздражением. Заслуги царя в сокрушении Казанского ханства превозносятся в официальном летописании и Степенной книге.
Многие исследователи связывали возникновение КИ с учреждением опричнины [53]. В известии публициста о том, что после воцарения молодой
204
Иван IV “вся мятежники старыя изби", Г.Н. Моисеева усматривала намек на первые опричные казни и опалы. Впрочем, сама исследовательница отнесла процитированную фразу к началу самостоятельной деятельности Грозного [54]. В пользу такой интерпретации свидетельствует то обстоятельство, что перебитые “мятежники”, как выясняется, “неправедно” владели “царством... до совершенаго возраста” государя. В этих словах можно видеть указание на казнь И.И. Кубенского, Ф.С. и В.М. Воронцовых в июле 1546 г., если также не убийство в декабре 1543 г. А.М. Шуйского. (Не исключено, что под воцарением Ивана IV автор понимал начало его самостоятельного правления, отмеченное распоряжениями о казнях бояр.) Любопытно, что один из инициаторов опричнины, А.Д. Басманов, отличившийся при “взятии” Казани и участвовавший в подавлении восстания местных народностей после ее падения [55], в “Сказании” не упоминается. Звучащий в КИ тезис о необходимости привлечения знати к управлению государством, развиваемый автором взгляд на завоевание “агарянского” ханства как результат совместных усилий царя, воевод, рядовых воинов [56] также делают сомнительным представление о создании памятника накануне и в период утверждения опричного режима.
Когда же в таком случае написана КИ?
Нижней хронологической гранью возникновения “Сказания” является 1560 год, когда умер С.И. Пунков-Микулинский (возможно, автор, спасенный от гибели при взятии Казани вмешательством замечательного полководца [57], скорбит о его кончине). Этот рубеж есть основание несколько сместить. В заключающей КИ “Похвале” царю Ивану утверждается, что при нем границы России раздвинулись до морских берегов [58]. Известно же, что летом 1561 г. русские воеводы вышли на побережье Рижского залива [59]. М.Н. Тихомиров предположил, что КИ появилась в связи с взятием Грозным Полоцка (февраль 1563 г.) [60]. Нам кажется, что “Сказание” написано до этого крупнейшего успеха России в ходе Ливонской войны. В 1563 г. страну захватила волна репрессий против сторонников прежнего правительства и князей Старицких [61]. Примечательно, что в КИ не говорится про А.Ф. Адашева, хотя в качестве дипломата он принимал активное участие в осуществлении казанской политики Ивана IV, а как военачальник - в захвате татарской столицы [62]. А.И. Филюшкин объясняет такое умолчание незначительностью роли Адашева в правящих кругах середины XVI в. Впрочем, близкий к этим кругам публицист [63] мог посчитать небезопасным упомянуть о скончавшемся в опале (фактически высланном из Москвы в Ливонию) окольничем, родственники которого подверглись гонениям. Заканчивая свое произведение, автор уверяет, что при Грозном “частое варварское пленение преста”. В начале же 1560-х годов крупных крымских вторжений не было [64]. По наблюдениям Е.И. Колычевой, до этого времени в хозяйстве центральных уездов страны “не замечалось признаков упадка” [65]. В “Истории” (что может служить датирующим признаком) сквозит оптимистическое настроение относительно внутреннего положения Русского “царства”. Таким образом, если допустить, что “Сказание”
205
написано в период между летом 1561 и началом 1563 г. [66], отсутствие в КИ проопричной тенденции становится понятным.
В представлении Э. Кинана, обнаружившего “фактические неувязки” в аргументации Г.Н. Моисеевой, положительные оценки врагов создателем КИ обусловлены нормами рыцарской этики, усвоенными под европейским влиянием не ранее середины XVII в., когда якобы и сложилось “Сказание” о русско-казанском противоборстве [67]. Такая датировка неприемлема уже потому, что старший список КИ появился в начале “бунташного” столетия.
На взгляд М.Б. Плюхановой, рассказы о доблести татар в анализируемом “летописце” (который создавался долго, усилиями многих книжников, причем время возникновения протографа неясно) ориентированы, как еще в 1908 г. показал А.С. Орлов, на Повесть о взятии Царьграда турками, почему казанцы сделались похожими на греков, а русские - на осаждающих Константинополь “агарян”; в этом отношении в КИ ощутима и традиция Куликовского цикла [68]. Выходит, описание храбрости и ратного умения казанцев в “красной” повести всецело определяется ее зависимостью от источников. Но ведь ее автор двойственно относится к татарам, а порой и к “московским людям”. Напомним, что о героизме осажденных говорится уже в чрезвычайно популярной среди русских читателей Истории Иудейской войны Иосифа Флавия. Она использовалась составителями Лицевого свода, однако в летописном повествовании о казанском взятии про татар сообщается с откровенной неприязнью.
Вскрывая мотивы контрастного изображения “агарян” создателем КИ, следует отметить следующие обстоятельства. Проведя 20 лет в Казани, автор “Сказания” мог проникнуться симпатиями к ее жителям. Он видел положение там изнутри, и этот взгляд побудил его изобразить людей иначе, чем диктовала традиция [69]. Казанцы участвовали в операциях Ливонской войны, о чем с гордостью писал Курбскому Грозный (из покоренных “царств”, по его заявлению, более 30 тыс. “бранных исходит в помощь православию” [70]. Восхваляя “поганых бесермян” как удалых, даже непобедимых воинов, автор подчеркивал величие подвига участников казанского “взятия” [71] и значение божественного “заступления”. Сошлемся, наконец, на русско-крымское сближение начала 1560-х годов, хотя о “перекопских” татарах в КИ говорится с нескрываемой враждебностью.
Считается, что в общественном сознании России XVI в. утвердилось представление о татарах как разрушительной силе [72]. Изучение КИ побуждает внести уточнение в такую оценку.
1. Кунцевич Г.З. История о Казанском царстве, или Казанский летописец. СПб., 1905. С. 180-181.
2. Кокорина С.И. К вопросу о составе и плане авторского текста “Казанской истории” // Труды Отдела древнерусской литературы. М.; Л., 1956. Т. 12. С. 583. (Далее: ТОДРЛ).
3. Худяков М. Очерки по истории Казанского ханства. Казань, 1923. С. 12. 32.
206
4. В КИ, с одной стороны, выделяются “болшие”, вельможи, князья, мурзы, уланы, с другой - “меншие”, “обычные”, простые, “середние” люди (см.: Казанская история. М.; Л., 1954. С. 78, 83, 101, 105. Далее ссылки на это издание даются в тексте статьи).
5. Моисеева Г.Н. Казанская история // Там же. С. 14—15; Она же. Казанская царица Сююн-бике и Сумбека “Казанской истории” // ТОДРЛ. Т. 12. С. 183— 187; История русской литературы. М.; Л., 1958. T. 1. С. 252.
6. Тихомиров М.Н. Источниковедение истории СССР. М., 1962. Вып. 1. С. 264, 265. Современная исследовательница памятника также пришла к выводу “о многозначности” позиции автора по отношению к казанцам” (см.: Волкова Т.Ф. “Казанская история” и троицкие литературные памятники о взятии Казани (К вопросу об историко-литературных особенностях “Казанской истории”) // ТОДРЛ. Л., 1983. Т. 37. С. 108).
7. Едва ли можно присоединиться к мнению о том, что, описывая кампанию 1552 г., А.М. Курбский также противопоставлял воинское умение казанцев неискушенности русских (см.: Волкова Т.Ф. Особенности сюжета Повести о казанском походе в “Истории” А.М. Курбского (К вопросу о беллетризации историко-публицистического повествования в XVI в.) // ТОДРЛ. Л. 1985. Т. 40. С. 251-254.
8. Истоки русской беллетристики: Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе. Л., 1970. С. 430-432; История русской литературы. Л., 1980. T. 1. С. 259-261. Однако трудно согласиться с утверждениями О.В. Орлова и Н.В. Трофимовой, будто автор КИ “всячески стремится принизить” образ Сумбеки и в целом оценивает ее отрицательно (Очерки русской культуры XVI века). М., 1977. Ч. 2. С. 173; Трофимова Н.В. “Свои” и “чужие” в “Казанской истории” // Русская речь. 1993. № 5. С. 75).
9. Моисеева Г.Н. Казанская история. С. 13-14, и др.
10. По сообщению КИ, Чюра обещал умереть за Шигалея, а не Ивана IV, как утверждает О.В. Орлов (см.: Очерки русской культуры... Ч. 2. С. 173).
11. Зимин АЛ. И.С. Пересветов и его современники: Очерки по истории русской общественно-политической мысли середины XVI века. М., 1958. С. 425.
12. Лихачев Д.С. Литература “государственного устроения” (середина XVI века) // Памятники литературы Древней Руси: Середина XVI века. М., 1985. С. 10-12. (Далее: ПЛДР).
13. Тихомиров М.Н. Источниковедение... С. 264, 265.
14. Волкова Т.Ф. “Казанская история”... С. 112. Вывод о том, что в КИ наблюдается отказ “от церковности” (Там же. С. 113), кажется опрометчивым.
15. Иванов В.В., Ионенко И.М., Халиков А.Х. О времени возникновения и названии г. Казани. Казань, 1974. С. 153.
16. См., напр.: Моисеева Г.Н. Автор “Казанской истории” // ТОДРЛ. М.; Л., 1953. Т. 9. С. 281 ; Добродомов И.Г., Кучкин В.А. “Казанская история” и основание Казани // Герменевтика древнерусской литературы: XI-XVI века. М., 1989. С. 457, 458.
17. Моисеева Г.Н. Автор... С. 280-282, 284. Она же. Казанская история. С. 12; История русской литературы. Л., 1980. T. 1. С. 258.
18. Моисеева Г.Н. Казанская царица... С. 186, 187; Она же. Автор... С. 283.
19. Моисеева Г.Н. Казанская история. С. 14-15.
20. Димитриев В.Д. О социально-экономическом строе и управлении в Казанской земле // Россия на путях централизации. М., 1982. С. 102, 106; Ермолаев И.П. Среднее Поволжье во второй половине XVI-XVII вв.: (Управление Казанским краем). Казань, 1982. С. 25.
207
21. Моисеева Г.Н. Автор... С. 272-273; Она же. Казанская история. С. 9; Она же. Казанская царица... С. 187; КИ. С. 182, 187.
М.Б. Плюханова не вполне точно приписывает Г.Н. Моисеевой мысль о том, что в духе опричнины КИ свойственны “отречение от своих, русских, и как следствие - особая любовь к татарам” (Плюханова М. Сюжеты и символы Московского царства. СПб., 1995. С. 180). К тому же, учреждая опричный двор, царь Иван порывал не со всеми соотечественниками. Если следовать приведенному суждению, полагает М.Б. Плюханова, автора КИ “пришлось бы считать большим опричником, чем сам Грозный”, ибо в документах того времени сквозит негативное отношение к татарам. Исключением, разумеется, являются статейные списки русских дипломатов, ездивших в Крым и Турцию (см., напр.: Путешествия русских послов XVI-XVII вв.: Статейные списки. М.; Л., 1954. с. 77; Виноградов В.В. Крымские посольские книги как источник по истории русско-крымских отношений 60-70-х годов XVI века // Внешняя политика России: Источники и историография. М., 1991. С. 11). Предпочтение “своим” “басурман”, однако, затруднительно признать особенностью “государевой светлости”, как подчас именовали “опришнину”, тем более что борьба с крымцами становилась тогда все более напряженной.
22. Автократов В.Н. Рец. на: Казанская история. М.; Л., 1954 // Исторический архив. 1955. № 6. С. 219, 221;
Истоки русской беллетристики. С. 432;
История русской литературы. T. 1. С. 260-261;
Панченко А.М., Успенский Б.А. Иван Грозный и Петр Великий: концепции первого монарха // ТОДРЛ. Т. 37. С. 65-66;
ПЛДР. С. 619-620;
Волкова Т.Ф. Казанская история // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1988. Вып. 2, ч. 1. С. 452;
Богданов А.Н. Работа А.И. Лызлова над русскими и иностранными источниками // Лызлов А. Скифская история. М., 1990. С. 420;
Филюшкин А.И. Состав правящих кругов Российского государства в середине XVI века и проблемы изучения “Избранной рады”: Дисс... канд. ист. наук. Воронеж, 1995. С. 243.
23. Разрядная книга 1475-1598 гг. М., 1966. С. 62,63, 83; Зимин А.А. В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России. М., 1986. С. 24-26.
24. Разрядная книга... С. 111, 114, 119, 120, 122, 123, 196-198, 200, и др.; КИ. С. 186, 187. Дербыш-Али выехал в Москву в октябре 1551 г. (см.: Собрание государственных грамот и договоров. М., 1819. Ч. 2. С. 47-50).
25. Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов XVI в. / Подгот. к печ. А.А. Зимин. М.; Л., 1950. С. 54, 112, 117, 118, 123, 166; Разрядная книга... С. 87, 88, 92, 110, 111, 118, 125, 129, 130, 166, 169; Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России: Изыскания о земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969. С. 101, 102.
26. Разрядная книга... С. 90, 91, 103.
27. Таково мнение Т.Ф. Волковой (Волкова Т.Ф. Особенности сюжета... С. 257. Примеч. 17). Вопреки ее утверждению, Г.Н. Моисеева эту мысль не высказывала.
28. Истоки русской беллетристики. С. 432; История русской литературы. T. 1. С. 261.
29. Там находим лишь отдельные указания на участие татар, к примеру полка Шигалея, в казанском “взятии”. В Степенной книге и “ Истории” Курбского этот служилый царевич упоминается среди предводителей русской армии, овладевшей столицей “срацынского” ханства (см.: Полное собрание русских летописей. СПб., 1913. Т. 21,ч. 2. С. 647; М., 1965. Т. 13. С. 199, 202-204, 214, 495,
208
499, 500, 507, 510. (Далее: ПСРЛ); ПЛДР: Вторая половина XVI века. М., 1986. С. 238.
30. КИ. С. 186-187. Во вторичных редакциях “Сказания” разрядные записи совпадают с летописными сведениями (см. Кунцевич Г.З. Указ. соч. С. 414).
31. Разрядная книга... С. 137, 138. По мысли Р.Г. Скрынникова, в КИ князь И.Д. Бельский ошибочно причислен к “начальным воеводам” в кампании 1552 г., так как ему “ко времени осады Казани едва исполнилось 13-14 лет” (Скрынников Р.Г. Начало опричнины. Л., 1966. С. 110. Примеч. 3).
32. Моисеева Г.Н. Автор... С. 272; Она же. Казанская история. С. 8, 10; КИ. С. 188. По Н.В. Водовозову, в “ Истории” как участники казанского “взятия” названы лишь те воеводы, которые в том же качестве значатся в Первом послании Грозного Курбскому (см.: Сказание о царстве Казанском. М., 1959. С. 519. Примеч. 77). Но в этой знаменитой “эпистолии” мы не прочтем о предводителях русской армии, бравшей Казань, там встречаем только намеки на казанскую “службу” самого Курбского (см.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М., 1981. С. 32, 37, 80, 85-86).
33. ПЛДР. Вторая половина XVI века. С. 619. Очевидно, Г.Н. Моисеева имела в виду князя Д.И. Курлятева-Оболенского, попавшего в опалу в канун опричнины (см.: Зимин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 99; Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 170-171).
Считается, что образ предателя Ю. Булгакова в КИ вымышлен, но намеренно сближен с фигурой князя Ю.М. Булгакова, часто затевавшего местнические споры. Современники якобы хорошо понимали антибоярский смысл, вложенный автором в характеристику изменника, недаром во второй редакции “Сказания”, появившейся не ранее 1584 г., сообщений о Булгакове нет (см.: Моисеева Г.Н. Автор... С. 269; Зимин АЛ. Русские летописи и хронографы конца XV-XVI вв.: Учебное пособие. М., 1960. С. 23; Филюшкин А.И. Указ. соч. С. 243). Однако этот предатель, который отправил казанскому хану грамоту с сообщением о местах подкопов и обещанием поступить на службу после отступления русских от городских стен, называется в “ Истории” “приставником” (охранником, стражником), воином “полка царёва”, уроженцем Калуги; он соседей “насильствоваше и грабляше... и землю у них отводяше, и ко своей земли прилагаше”, после казни “погребен бысть на Руси у родителей своих”. Указанные реалии трудно совместить с биографией князя Ю.М. Булгакова. Заметим, что известны выборные и городовые дворяне Булгаковы (см.: Местнический справочник XVII века / Издан Ю.В. Татищевым. Вильна, 1910. С. 12; Тысячная книга... С. 66, 127; ПСРЛ. Т. 13. С. 354, 357; Разрядная книга... С. 177, 182, 218, 260, 261, 293, и др.; Боярские списки последней четверти XVI - начала XVII в. и роспись русской армии 1604 г. М., 1979. Ч. 1. С. 143, 208, 284, 313, 335, и др.), к числу которых можно отнести “героя” КИ. Редактор “Сказания”, по-видимому, опустил сведения об этом “злом воине”, стремясь подчеркнуть единство, высокий боевой дух армии, осадившей Казань.
34. КИ. С. 188. Этот тезис разделяют новейшие комментаторы КИ (См.: ПЛДР. С. 619-620).
35. Кобрин В.Б. Состав опричного двора Ивана Грозного // Археографический ежегодник, 1959. М., 1960. С. 53. (Далее: АЕ); Зимин А.А. Опричнина... С. 201, 338. Он фигурирует еще в Дворовой тетради, куда был записан, по мнению М.Е. Бычковой, “совсем молодым” (Бычкова М.Е. Родословные книги XV-XVI вв. как исторический источник. М., 1975. С. 28. Примеч. 25).
209
36. Зимин А.А. Состав Боярской думы в XV-XVI веках // АЕ, 1957. М., 1958. С. 71; Бычкова М.Е. Указ. соч. С. 168. Опричником являлся В.И. Тёмкин (см.: Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 251, 252, 399).
37. Моисеева Г.Н. Казанская история. С. 3, 9, 15; Она же. Археографический обзор. С. 20-21; КИ. С. 185, 187.
38. Автократов В.Н. Указ. соч. С. 220; Сафаргалиев М.Г. Рец. на: Казанская история. М.; Л., 1954 // Вопр. истории. 1955. № 7. С. 149; Зимин А.А. Русские летописи... С. 23: Очерки русской культуры... Ч. 2. С. 144; Волкова Т.Ф. “Казанская история”... С. 105. Примеч. 10; ПЛДР. С. 602; Дубровина Л.А. “История о Казанском царстве” (Казанский летописец): Списки и классификация текстов. Киев, 1989. С. 3, 5; Демин А.С. Художественные миры древнерусской литературы. М., 1993. С. 126; Филюшкин А.И. Указ. соч. С. 242, 243. Некоторые ученые, подобно Г.З. Кунцевичу, датируют КИ 1564-1566 гг. (см.: Зимин А.А. И.С. Пересветов... С. 423; “Казанский летописец” // СИЭ. М., 1965. Т. 6. Ст. 6, 780; Историки русской беллетристики. С. 429). Н.В. Водовозов, относя “Сказание” к середине 1560-х годов, его завершение датировал второй половиной этого десятилетия (см.: Водовозов Н.В. Предисловие // Сказание... С. 6, 12). По М.Н. Тихомирову, первая редакция КИ возникла примерно в 1565 г., около этого года (Тихомиров М.Н. Источниковедение... С. 264, 265). На взгляд А.Н. Насонова, она появилась не ранее 1564 г. (см.: Насонов А.Н. Новые источники по истории Казанского “взятия” // АЕ, 1960. М., 1962. С. 6).
39. Зимин А.А Состав... С. 63. Примеч. 242; С. 69; Он же. Опричнина... С. 353. Примеч. 4.
40. Зимин А.А. В канун грозных потрясений... С. 27.
41. Зимин А А. Состав... С. 67, 68, 71; Он же. Опричнина... С. 103. Примеч. 2; С. 332, 372; Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 138, 151, 225; Примеч. 2; С. 299, 301; Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI-XVII веков. М., 1980. С. 192. Кроме того, последний казанский хан Едигер (в крещении Симеон) умер в августе 1565 г.
42. Кокорина С.И. К вопросу о составе... С. 584. Данную ошибку Г.Н. Моисеевой повторили многие исследователи (см.: Зимин А.А. Русские летописи... С. 23; Водовозов Н.В. Предисловие. С. 12; ПЛДР. С. 619; Чистякова Е В. Андрей Иванович Лызлов и его книга “Скифская и:тория” // Лызлов А. Указ, соч. С. 368; Филюшкин А.Н. Указ. соч. С. 243), Т.Ф. Волкова, И.А. Евсеева, Е.В. Чистякова почему-то не нашли в КИ сообщения о Курбском, а А.И. Филюшкин - еще и о Щенятеве.
43. Клосс Б.М. Указ. соч. С. 254; ср.: С. 260.
44. Зимин А.А. Опричнина... С. 105, 106, 157.
45. Моисеева Г.Н. Автор... С. 285; КИ. С. 188.
46. Этот вывод Г.Н. Моисеевой, воспринятый, помимо Н.В. Водовозова, Т.Ф. Волковой, исследователи послания не разделяют (см.: Шмидт С.О. Об адресатах первого послания Ивана Грозного князю Курбскому // Культурные связи народов Восточной Европы в XVI в. М., 1976. С. 305-306, 323.
47. Моисеева Г.Н. О некоторых источниках “Казанской истории” // ТОДРЛ. М.; Л., 1955. Т. 11. С. 188-189, 197.
48. ПСРЛ. Т. 13. С. 392; Васенко Пл. Хрущовский список “Степенной Книги” и известие о земском соборе 1550 года // Журнал Министерства народного просвещения. 1903. № 4. Отд. 2. С. 395.
49. Моисеева Г.Н. О некоторых источниках... С. 194.
50. Переписка... С. 27, 28, 32, 37, 42, 76-77, 80, 85-86, 93-94, 393. Коммен. 82.
210
51. Моисеева Г.Н. Автор... С. 285; Она же. Казанская история. С. 8; История русской литературы. М.; Л., 1958. T. 1. С. 244; Водовозов Н.В. Указ. соч. С. 8.
52. Филюшкин А.И. Указ. соч. С. 254; ср.: Зимин А А. И.С. Пересветов... С. 424-425.
53. Моисеева Г.Н. Автор... С. 271; Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1955. T. 1. С. 80; Зимин А.А. Русские летописи... С. 23; Тихомиров М.Н Источниковедение... С. 263; Волкова Т.Ф. Особенности сюжета... С. 251. Примеч. 11; Филюшкин А.И. Указ. соч. С. 246.
54. Моисеева Г.Н. Казанская история. С. 7; Он« же. О некоторых источниках... С. 193.
55. Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 111. Примеч. 2; С. 201; Насонов А.Н. Новые источники... С. 20; Разрядная книга... С. 138.
56. Зимин А.А. И.С. Пересветов... С. 35, 38, 61.
57. Тихомиров М.Н. Источниковедение... С. 264.
58. Г.Н. Моисеевой и С.И. Кокориной обоснован вывод о принадлежности “Похвалы” к авторской редакции произведения. Вдобавок к их аргументации отметим стилистическое единство заключительной и предыдущей глав КИ. В них идет речь о монастыре общежительном, звяцании, прегубницах, скакании и плясании, доброконниках и оружниках, вере и роте, варварском пленении, искуснейших (любоискусных) ратоборцах, давке мышей, русских украинах, кривосудстве и правом (неправом) суде.
59. Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 173.
60. Тихомиров М.Н Источниковедение... С. 264. В другой работе М.Н. Тихомиров писал, что возникшая между 1564 и 1566 гг. КИ должна была возбудить мужество в русских людях во время Ливонской войны, когда Россия испытывала большие затруднения (см.: Очерки истории исторической науки... T. 1. С. 80). Но в эти годы война с литовцами и шведами, хотя и приняла затяжной характер, велась Московским государством весьма успешно (см., напр.: Зимин А.А. Опричнина... С. 121, 153-154, 158-160, 162-166, 192).
61. Зимин А.А. Опричнина... С. 102-106.
62. Смирнов И.И. Очерки политической истории Русского государства 30-50-х годов XVI века. М.; Л., 1958. С. 220-221,231; Филюшкин А.И. Указ. соч. С. 58, 133-135,243.
63. Моисеева Г.Н. Автор... С. 280. В отличие от Я.С. Лурье и Д.Н. Алыпица (думается, справедливо) Г.Н. Моисеева не причисляет КИ к официальным сочинениям.
64. Загоровский В.П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI веке. Воронеж, 1991. С. 100, 102, 103, 139-141, 144. В оценке Р.Г. Скрынникова нападение Девлет-Гирея на Мценск в июле 1562 г. было простой демонстрацией (см.: Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 171).
65. Колычева Е.И. Демографические и социальные аспекты экономического кризиса 70-90-х годов XVI в. (по материалам центральных уездов) // Социально-демографические процессы в российской деревне (XVI - начало XX в.). Таллин, 1986. Вып. 1. С. 38, 39.
66. Источником КИ порой объявлялась Степенная книга (1560-1563 гг.) (см: Очерки истории СССР. Период феодализма: Конец XV - начало XVII в. М., 1955. С. 418; Волкова Т.Ф. Малоизученный источник “Казанской истории” // Русская литература. 1982. № 3. С. 135; Яцкин Н.В. “Казанский летописец” // Отечественная история: История России с древнейших времен до 1917 года. Энциклопедия. М., 1996. Т. 2. Стб. 445), очевидно, потому, что, как выяснено В.П. Адриановой-Перетц, стенания Сумбеки перед высылкой из Казани, передаваемые
211
в “красной” повести, во многом повторяют плач княгини Ольги по Игорю из этого сочинения “макарьевского круга” (Адрианова-Перетц В.П. Очерки поэтического стиля древней Руси. М.; Л., 1947. С. 171-172). Автор КИ, однако, мог обратиться к Сказанию об Ольге, бытовавшему и вне Степенной книги. Г.Н. Моисеева указала на расхождение названных произведений в объяснении бегства Сафа-Гирея из Казани (Моисеева Г.Н. Автор... С. 287-288). Описание предыстории и самого казанского “взятия” в Степенной книге (см.: ПСРЛ. Т. 21, ч. 2. С. 643-649) существенно отличается от изложения этих сюжетов в разбираемом памятнике.
67. См.: Плюханова М. Указ. соч. С. 180, 263. Примеч. 160.
68. Там же. С. 181, 262. Примеч. 157.
69. Трофимова Н.В. Указ. соч. С. 71.
70. Переписка... С. 37, 86.
71. Согласно КИ, русские в 1552 г. всегда брали верх над татарами (см.: Волкова Т.Ф. Особенности сюжета... С. 252).
72. См., напр.: Демин М.А. Коренные народы Сибири в ранней русской историографии. СПб.; Барнаул, 1995. С. 146.