Староболгарские традиции в истории русского литературного языка

Пенка Филкова

 

Глава четвертая. ДРЕВНЕРУССКАЯ (И РУССКАЯ) РЕДАКЦИЯ СТАРОБОЛГАРСКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА (СОБСТВЕННО ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК) - ОДИН ИЗ ИСТОЧНИКОВ ПОПОЛНЕНИЯ ЛЕКСИЧЕСКИХ РЕСУРСОВ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

 

I. Староболгаризмы (староболгарские лексические единицы  241

а) Спорные проблемы терминологии  245
б) Критерии выявления староболгаризмов
 254
в) Разграничение староболгаризмов и церковнославянизмов в лексике древнерусского и русского языка
 265

II. Заимствование староболгарских слов  270

А. Заимствование староболгарских слов  275

Б. Калькирование староболгарских слов  282

В. Изменение употребительности староболгарских и русских вариантов и дублетов  286

1. Сокращение употребительности (ретардация) некоторой части староболгарских и русских вариантов и дублетов  287

2. Прекращение употребительности (аннигиляция) известной части староболгарских и русских вариантов и дублетов  293

3. Активизация употребительности известной части староболгарских и русских вариантов и дублетов  306

Г. Семантическое и функционально-стилистическое разграничение, раскалывание семантической и функциональной зоны  308

III. Состав староболгарских слов в лексике русского литературного языка  317

IV. Классификация староболгарских слов в лексике русского литературного языка  336

 

 

Роль староболгарских языковых традиций выражается не только в том, что основная, характерная часть языковых средств, определявших специфику староболгарского литературного языка (древнеболгарского и среднеболгарского периода) остаются языковой основой как древнерусской (и русской) редакции древнеболгарского (и староболгарского) литературного языка, так и ее древнерусской (и русской) разновидности (или типа), т.е. церковнославянского литературного языка, по другой терминологии. Определенную роль играют эти традиции, как уже упоминалось, и в формировании и развитии письменно-литературной разновидности древнерусского и русского (великорусского) языка.

 

Значение староболгарских языковых традиций в этом аспекте выражается в том, что с ними связан значительный вклад в пополнение лексических ресурсов формирующейся письменно-литературной подсистемы древнерусского (и русского) языка и особенно единого русского литературного языка (XVIII-ХХ вв.). [277] Древнерусская и русская редакция староболгарского литературного языка (т.е. церковнославянский литературный язык, по другой терминологии) становится одним из важных источников пополнения лексических ресурсов как древнерусской и русской разновидности церковнославянского литературного языка, так и письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка (его народно-литературного и делового типов, по другой терминологии), а также русского литературного национального языка.

 

 

277. П.Д.Филкова. Старобългарски и църковнославянски лексикални елементи в руския литературен език. АДД, С., 1988.

 

 

238

 

Процесс заимствования староболгарских лексических единиц протекает на протяжении многих веков в сложных условиях литературно-языкового развития в Киевской и Московской Руси, когда функционирует как церковнославянский язык с его древнерусской и русской разновидностью (т.е. древнерусская и русская редакция староболгарского литературного языка и ее старорусская и русская разновидность), так и древнерусский и русский язык с его письменно-литературной разновидностью (т.е. народно-литературный и официально-деловой типы, по другой терминологии).

 

У названных двух генетически родственных и типологически близких языков имеются обширные по составу слои лексических единиц, относящихся к общему праславянскому источнику напр.

брат, без, бить, вода, великий, видеть, гость, глухой, дар, два, десять, добрый, дом, жить, жито, заря, зима, игла, купить, лист и т.д.

Слова данного типа после распада праславянского языка сохраняются без особых изменений в различных славянских языках. В условиях общности подобных лексических единиц процесс заимствования не находит выражения. Он оказывается действенным в составе других лексических пластов.

 

Во-первых. Это лексические единицы, которые тоже связаны по генезису с праславянским языком, но отличающиеся в двух языках своей звуковой или грамматической формой, своей словообразовательной или семантической структурой и т.д. По этому поводу Ф.П.Филин отмечает, что "общеславянским был лишь исходный материал ... результаты всех основных изменений, как правило, получают ярко выраженный локальный характер" [278]. См., напр., азъ, бразда, вижду, единъ, исходити, рыбарь, гривьна (ожерелье) и др. (в церковнославянском языке) и -я, борозда, вижу, одинъ, выходити, рыбакъ, гривьна (монета) и др. (в древнерусском и русском языке).

 

Во-вторых. К праславянскому составу относятся и локально ограниченные слова, представленные, напр. в южнославянской, староболгарской и др. языковых зонах, напр. вьртоградъ, глаголати, дьньсь, десный, десница, зидати и др. (в церковнославянском языке) и садъ, говорити, сегодня, правый,

 

 

278. Ф.П.Филин. Образование языка восточных славян. М.-Л., 1962, с. 164, 219.

 

 

239

 

правая рука, строити и др. (в древнерусском и русском языке).

 

В-третьих. Выделяется значительный пласт лексических единиц, представленных на разных этапах исторического развития в одном из языков. В древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка - это лексические единицы, обозначающие понятия, относящиеся к христианской религии, к новым предметам, явлениям, процессам, действиям, это различные реалии, антропонимы, этнонимы, топонимы и т.д. См., напр.: богоявление, владыка, крещение, помазание, священникъ; въселенная, въкоусъ, маслина, праздникъ, пространство, разоумъ, тщеславие; българинъ, българский, солоунянинъ и т.д. Именно указанные три группы лексических единиц подвергнуты процессу заимствования.

 

Предварительно следует подчеркнуть, что основное условие для заимствования, как отмечают с основанием многие лингвисты, - это установление контактных межъязыковых отношений, распространение двуязычия (Е.М.Верещагин, 1969; У.Вайнрайх, 1972; Б.Гавранек, 1972; Ю.А.Жлуктенко, 1974; Л.П.Крысин, 1968; Г.Пауль, 1960; В.Ю.Розенцвейг, 1972; А.Россети, 1972; Э.Хауген, 1972 и др.). Некоторые авторы рассматривают двуязычие как особый случай языкового контакта. Б.Гавранек считает, что термин "двуязычие" при изучении развития языка следует применять лишь к коллективному двуязычию, т.е. ограничить его теми случаями, когда в одном языковом коллективе (а не только у отдельных его членов) имеются и используются две разные грамматические системы и два разных словаря" [279].

 

Независимо от расхождений в понимании механизма заимствования, распространенным среди лингвистов является мнение, что заимствованием можно назвать процесс перемещения различных языковых единиц (лексических, морфологических, синтаксических и т.д.) из одного языка в другой, что оно осуществляется в условиях межъязыковых отношений или языковых контактов. "Два или несколько языков находятся в контакте, - пишет У.Вайнрайх, - если их попеременно использует один и тот же

 

 

279. Б.Гавранек, К проблематике смешения языков. - В: Новое в лингвистике. М., 1972, вып. VI, с.96.

 

 

240

 

человек" [280]. В таком смысле лингвистическая сущность контактных межъязыковых отношений состоит в том, что основанием этих отношений является общность носителя (индивида, группы, определенной части общества), функционирование контактирующих языков в общении одних и тех же носителей [281].

 

В Древней и Московской Руси общность носителя - это грамотная часть древнерусского (и русского) языкового коллектива, которая может попеременно пользоваться как церковнославянским литературным языком, так и древнерусским (и русским) с его письменно-литературной разновидностью.

 

Контактные межъязыковые отношения, взаимодействие языков принципиально является двусторонним процессом [282]. Но направление воздействия зависит от многих факторов и особенно от статуса контактирующих языков. Престижное положение церковнославянского литературного языка, священного языка христианской религии в Древней и Московской Руси, напр., в условиях доминирующего положения религиозной идеологии в общественной жизни, обуславливают его значительное воздействие на древнерусский (и русский) язык. Использование языковых средств священного языка христианской религии воспринимается как признак образованности, литературного этикета. Это определяет более открытый. характер письменно-литературной разновидности древнерусского (и русского) языка, в которую свободно проникают заимствования из церковнославянского литературного языка. Б.Гавранек отмечает, что при контактных межъязыковых отношениях "активным является заимствующий язык, а пассивным язык, из которого заимствуют" [283]. Воздействие древнерусского (и русского) языка на церковнославянский литературный язык остается ограниченным, потому что язык христианской, религии является объектом постоянных забот, систематических исправлений, его.

 

 

280. Weinreich. Languages in Contact. Findings and problemes. 2 ed. The Hague, Mouton, 1963, p. 1.

 

281. Ю.А.Жлуктенко. Лингвистические аспекты двуязычия. Киев, 1974, с.15.

 

282. Ю.Д.Дешериев. Развитие младописьменных языков народов СССР. М., 1958, с.155.

 

283. Б.Гавранек. К проблематике смешения языков. - В: Новое в лингвистике. М., 1972, вып.VI, с.107.

 

 

241

 

нормы соблюдаются белее строго. В результате этого церковнославянский литературный язык сохраняется как белее закрытая, стабильная система письменно-литературного выражения.

 

Устанавливающиеся контактные межъязыковые отношения определяют характер взаимодействия соответствующих языков. Оно может охватить процессы, вызывающие перенесение, копирование, возникновение или утрату определенных единиц, стимулирующие или тормозящие отдельные тенденции и т.д. А.Мартине справедливо подчеркивает, что "взаимодействие языков - один из самых могучих стимулов языковых изменений" [284]. Особенно характерными являются лексические инновации в условиях двуязычия и установления контактных межъязыковых взаимодействий, когда возникают различные изменения в составе лексического инвентаря, в синонимических отношениях между ними, в их словообразовательных, парадигматических и синтагматических связях, в семантической структуре, в стилистических свойствах, изменения в употребительности, изменения в лексико-семантических микросистемах и т.д.

 

Из обширного круга подобных проблем в данной работе - исследуется в основном вопрос о заимствованиях из древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка (или по другой терминологии, церковнославянского литературного языка), их эволюция и место в системе лексики единого русского литературного языка национального периода.

 

 

I. Староболгаризмы (староболгарские лексические единицы)

 

Заимствования из древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка целесообразно обозначать термином староболгаризмы (или староболгарские лексические единицы), который раскрывает точно их происхождение. Староболгаризмы выражают характерные, отличительные, специфические черты

 

 

284. А. Мартине. Распространение языков и структурная лингвистика. - В: Новое в лингвистике. М., 1972, вып. VI, с.83.

 

 

242

 

староболгарской (древнеболгарской и среднеболгарской) лексики, засвидетельствованной в переводной с греческого языка и оригинальной древнеболгарской и среднеболгарской литературе, распространенной в Киевской и Московской Руси преимущественно в списках. В случаях, когда некоторые лексические единицы не зафиксированы в указанной переводной и оригинальней древнеболгарской и среднеболгарской литературе, но представлены в оригинальных и переводных сочинениях древнерусских (и русских) авторов, их староболгарское происхождение следует специально аргументировать и доказывать возможность их существования в лексике староболгарского (литературного) языка. Термин староболгаризмы указывает и на то, что соответствующие староболгарские слова проникли в древнерусскую и русскую разновидность древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка (по другой терминологии, древнерусскую и русскую разновидность церковнославянского литературного языка или книжно-славянский тип древнерусского литературного языка), а также в письменно-литературную разновидность древнерусского и русского языка (XII-XVII вв.) и в единый русский литературный язык нового времени (XVIII-ХХ вв.) Некоторая часть староболгаризмов проникла и в народно-разговорный и народно-поэтический язык. Так, напр., слово престол, засвидетельствованное в русском литературном языке (древнего и нового периода), относится к составу староболгаризмов, потому что в нем выражены некоторые характерные, отличительные черты староболгарской лексики (это, с одной стороны, фонетическая ферма - неполногласие; с другой стороны, словообразовательная структура - приставка пре; с третьей, предметно-смысловая соотнесенность с христианской религией - это высокий стол, стоящий посередине церковного алтаря). Принимаются во внимание и сферы его первоначальной фиксации и распространения (древнеболгарские и среднеболгарские памятники, памятники древнерусской и русской письменности). Учитываются креме того данные славянских языков, диалектов, лексикографических трудов.

 

Слово болгарыня (българыня, блъгарыни), напр., засвидетельствованное в "Сказании о Борисе и Глебе" (см. "а отъ българынѣ Бориса и Глѣба", Усп.сб., 8г 3-4), не представлено

 

 

243

 

в памятниках древнеболгарской письменности, Мы относим его к составу староболгарской лексики и староболгаризмов, исходя из следующих соображений. Во-первых, в древнеболгарской письменности зафиксированы слова блъгаре, блъгары (Бит.надп.; Ман.Хр.), которые относятся к праболгарскому субстратному слою древнеболгарской лексики. Во-вторых , слово българыня относится к общему генетическому ряду българы (блъгары, блъгаре), българъскыи (блъгаръскыи). В-третьих, древнеболгарскому языку известен соответствующий словообразовательный тип, а также суффикс -ыни, напр. рабъ - рабыни, богъ - богыни.

 

Начальный этап проникновения староболгаризмов связан с их употреблением древнерусскими книжниками как в списанной переводной и оригинальной староболгарской литературе (т.е. в древнерусской редакции староболгарского литературного языка), так и в оригинальной и переводной древнерусской христианско-религиозной литературе (т.е. в древнерусской разновидности древнерусской редакции староболгарского литературного языка, по другой терминологии, в славяно-русской разновидности церковнославянского литературного языка или в книжно-славянском типе древнерусского литературного языка). См., напр., злато в древнеболгарской литературном языке (Сав.), в среднеболгарском литературном языке (Ман.Хр.), в списке переводной литературы, т.е. в древнерусской редакции древнеболгарского литературного языка (Остр.), в памятнике оригинальной древнерусской христианско-религиозной литературы, т.е. в древнерусской разновидности древнерусской редакции древнеболгарского литературного языка (Жит.Феод.Печ.),напр. "и възьмъ злато" (Усп.сб., 45 а 31).

 

Следующий этап распространения староболгаризмов связан с их использованием в древнерусской и русской светской литературе и официально-деловой письменности, т.е. в письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка (или народно-литературного языка, типа). Многие из них становятся достоянием единого русского литературного языка (XVIII-ХХ вв.) и даже народно-разговорного и народно-поэтического. См., напр., историю распространения староболгаризма злато: "Рускаго злата насыпаша" (Сл.полк.Игор.), "Уже жены рускыя въсплескаша татарским златомъ" (Задон.),

 

 

244

 

"и въ сьсудохранильницы невѣде колике злата и сребра" (Новг. I лет), "то тогда дати ему желѣзо из неволѣ до полугривны злата" (Правда Рус.), "Как злато твореное составливать" (Сим. Обих. книгоп.), "От головы до ног обвешан он сребром и златом" (Крылов, Оракул), "Его стихи блестят как злато" (Дельвич, Певец), "Не дари меня ты златом" (Хованский, Незабудочки), "И понесли оне честныя подарки злата серебра" (Кирша Д.).

 

Следовательно, цепь заимствования староболгаризмов устанавливается в определенной последовательности:

1/ староболгарский (древнеболгарский и среднеболгарский) литературный язык (по другой терминологии, старославянский, древнецерковнославянский язык и др.) - это общий источник;

 

2/ древнерусская и русская редакция староболгарского литературного языка (по другой терминологии, собственно церковнославянский литературный язык,русская редакция старославянского или церковнославянского языка) - это непосредственный, источник на древнерусской и русской языковой территории;

 

3/ древнерусская и русская разновидность древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка (по другой терминологии, книжно-славянский тип древнерусского литературного языка, славяно-русская разновидность церковнославянского языка) - это языковая система, в которой, происходит начальный этап проникновения, заимствования староболгаризмов;

 

4/ письменно-литературная разновидность древнерусского и русского языка (по другой терминологии, народно-литературный язык, народно-литературный и деловой типы древнерусского и русского литературного языка, древнерусский и русский литературный язык) - это близкородственная, но другая языковая система, в которой осуществляется процесс заимствования и решается дальнейшая судьба заимствований);

 

5/ единый русский литературный, язык (XVIII-ХХ вв.) - это языковая система, в которой окончательно регламентируется состав, место и функции староболгаризмов;

 

6/ народно-разговорный, (диалектный) и народно-поэтический русский язык - это языковая система, в которую проникают отдельные староболгарские слова не книжным путем.

 

Подобные этапы заимствования в условиях сложной расслоенности литературного языка, представленного в многообразной и разногенетической литературе и письменности, засвидетельствованы

 

 

245

 

историей тысячи староболгарских слов. См., напр.,

аз (Супр., Изб. 1076 г., Жит.Бор.Гл., Сл.Дан.Зат., Сл.пол.Игор., Берест.гр., Георг.ген., Сум., Пушк.),

бремя (Супр., Остр.,Изб. 1076 г., Хрон.Амарт., Каз.лет., Сл.полк.Игор., Посл.Сим., Георг.ген., Кант., Пушк.),

власть (Мар., Остр., Жит.Бор.Гл., Сл.Дан.Зат., Сл.полк.Игор., Посл.Сим., Радищ., Пушк., Лен.) и т.д.

 

Сравнительно-сопоставительное и историко-этимологическое изучение систем лексики болгарского литературного язычка (древнеболгарского, среднеболгарского и современного периода), церковнославянского литературного языка (древнерусской и русской, редакции староболгарского литературного языка и ее древнерусской и русской разновидности), письменно-литературной разновидности древнерусского и русского (великорусского) языка, современного русского литературного языка, а также диалектных данных на основе определенного круга отобранных источников и установленной системы критериев выявления староболгаризмов в древнерусской и русской литературе и письменности дало возможность в самом общем и предварительном виде установить состав староболгаризмов в письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка (XI-XVII вв.) и единого русского литературного языка (XVIII-ХХ вв.) [285].

 

 

а) Спорные проблемы терминологии

 

Изучение староболгарских традиций в лексике русского литературного языка на разных этапах его исторического развития сопряжено с определенными терминологическими трудностями. До сих пор в лингвистической литературе нет единогласия в толковании понятий и употреблении терминов для обозначения заимствованных лексических единиц из древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка [286].

 

 

285. П. Филкова. Староболгаризмы и церковнославянизмы в лексике русского литературного языка. С., 1987, т.I-III.

 

286. П. Филкова. К вопросу о наследии древнеболгарского и церковнославянского языков в лексике русского литературного языка. - Годишник на Софийския университет. Факултет по славянски филологии. С., 1981, т. 71,1.

 

 

246

 

В.В.Виноградов с основанием подчеркивает, что одной из самых актуальных задач изучения истории древнерусского литературного языка следует признать упорядочение и уточнение терминологии [287].

 

В настоящее время для обозначения заимствованных лексических единиц из древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка различные авторы используют свыше десяти терминов, за каждым из которых скрывается их определенная научная позиция. Приводим более или менее, полный перечень таких терминов: старославянизмы, древнеславянизмы, славянизмы, южнославянизмы, церковнославянизмы, древнецерковнославянизмы, книжнославянизмы, древнеболгаризмы, староболгаризмы, болгаризмы (или старославянские, древнеславянские, славянские, южнославянские, церковнославянские, древнецерковнославянские, книжно-славянские, древнеболгарские, староболгарские, болгарские слова, лексические единицы, элементы и т.д.). Разграничение и уточнение терминологии затрудняется не только обилием терминов, но их недифференцированным употреблением, их использованием с различным значением или обозначением одного и того же термина разных лингвистических явлений. Не ставя перед собой цели подробно и специально оценивать достоинства и недостатки указанных терминов, мы выскажем некоторые соображения.

 

Старославянизмы (старославянские слова, лексические единицы, элементы). В употреблении термина "старославянизмы" (или старославянские слова, единицы, элементы и т.д.) наблюдаются главным образом два случая. Во-первых. Этим термином обозначают заимствованные лексический единицы из старославянского языка (т.е. из древнеболгарского литературного языка). Многие авторы разграничивают этот древнейший слой от более поздних заимствований из церковнославянского языка (т.е. из древнерусской и русской разновидности церковнославянского литературного языка или древнерусской и русской разновидности

 

 

287. В.Б.Виноградов. Основные проблемы изучения образования и развития древнерусского литературного языка. М., 1958, с. 35.

 

 

247

 

древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка). Так, напр., В.В.Виноградов отмечает, что "старославянская и позднее церковнославянская лексика, проникшая в древнерусский литературный язык из разнообразных книг разных славянских государств, была очень сложной" [288]. И.С.Улуханов указывает на то, что термин старославянизмы следует применять по отношению к тем элементам, "которые заимствованы русским литературным языком древнейшего периода (его книжно-славянским и народно-литературными типами) из старославянского языка" [289].

 

Во-вторых. Тершном старославянизмы (старославянские слова, единицы, элементы и т.д.) обозначают без дифференциации как древнейший пласт заимствований из старославянского языка (т.е. древнеболгарского литературного языка), так и более поздний слой заимствований из церковнославянского языка (т.е. из древнерусской и русской разновидности церковнославянского литературного языка). Г.А.Хабургаев, напр., пишет, что "старославянскими по происхождению или образованными по старославянским образцам (словообразовательным моделям) являются многие наши термины, названия отвлеченных понятий" [290].

 

Учитывая традиций в использовании термина старославянизмы (старославянские слова, элементы и пр.), нельзя не принять во внимание, что он лишен определенности и не дает представления о генетической сущности данного типа заимствований (см., напр., грецизмы, латинизмы, русизмы, полонизмы, моравизмы и т.д.). Термин старославянизмы может быть использован для обозначения заимствований из любого старого (древнего) славянского языка.

 

 

288. В.Б.Виноградов. Основные вопросы и задачи изучения истории русского литературного языка до XVIII в. - Вопросы языкознания, 1969, № 6, с. 8.

 

289. И.С.Улуханов. О судьбе славянизмов в древнерусском языка - (На материале глаголов с приставкой -пре). - В: Памятники древнерусской письменности, М., 1968, с.21.

 

290. Г.А.Хабургаев. Старославянский язык. М., 1974, с.11.

 

 

248

 

Славянизмы (славянские слова, лексические единицы, элементы). Термин "славянизмы" (или славянские слева, славянские лексические единицы, славянские элементы) употребляется различными авторами, но в его толковании наблюдаются серьезные расхождения.

 

Во-первых. В работах некоторых авторов термин славянизмы используется в значении термина старославянизмы (т.е. староболгаризмы). Л.М.Шакун, напр., обращает внимание на то, что в силу определенных исторических обстоятельств "в старой белорусской письменности не произошло того органического слияния славянизмов с элементами народно-разговорного происхождения , как напр., в истории русского литературного языка" [291]. Л.М.Устюгова пишет, что "зависимость выбора славянизма или соотносительного русизма от тематических особенностей текста неизменно актуальна для каждого привлеченного к исследованию списка "Повести временных лет"..." [292].

 

Во-вторых. Другие лингвисты разграничивают два аспекта в толковании понятия "славянизм". Г.О.Винокур полагает, что все то, что перешло в русский литературный язык "из церковнославянского источника и связано с этим источником по своему происхождению, есть славянизм. Совсем другое дело славянизм в стилистическом смысле. Это есть славянизм не по происхождению, а по употреблению" [293]. Развивая идеи Г.О.Винокура, В.В.Замкова предлагает разграничить термины "церковнославянизмы" и "славянизмы" в плане истории языка, и в плане стилистики. Термин "церковнославянизм", по мнению В.В.Замковой, следует применять лишь при генетическом аспекте изучения русского языка на любой стадии его развития. Термин "славянизм" может быть применим лишь в

 

 

291. Л.М.Шакун. Книжнославянская лексика в памятниках белорусской письменности XII-XVII вв. - В: Проблемы славянской исторической. лексикологии и лексикографии. Тезисы конференции. М., 1975, вып.1, с.61.

 

292. Л.М.Устюгова. К вопросу о соотношении книжной и народной лексики в основных списках "Повести временных лет". - В: Проблемы славянской исторической, лексикологии и лексикографии. Тезисы конференции., М., 1975, вып.1, с.53.

 

293. Г.О.Винокур. О славянизмах в современном русском литературном языке. - В: Избранные работы по русскому языку. М., 1959, С.443-444.

 

 

249

 

стилистическом плане и по отношению к определенному историческому периоду истории русского литературного языка, а именно, с середины XVIII в. до середины XIX в." "С точки зрения стиля "славянизмом", следует считать всякую стилистически маркированную единицу языка (как отдельное слово, так и отдельную форму слова), несущую в пределах высокого слога приподнятую экспрессию, являющуюся церковнославянизмом по происхождению или похожую на него" [294].

 

В-третьих. Некоторые языковеды определяют и используют термин "славянизмы" как обобщающее наименование. И.С.Улуханов считает, что славянизмами следует называть "те элементы, которые представлены в старославянском и церковнославянском языках (в том числе и книжно-славянском типе древнерусского литературного языка), но не представлены (за исключением заимствований из этих языков) в восточнославянской разговорной речи и народных типах литературного языка. Таким образом, "старославянизм" и "славянизм" - понятия генетические, а не стилистические. Вместе с тем славянизмы составляли основу книжной лексики на всех этапах развития древнерусского литературного языка. В состав славянизмов входят и славяно-русизмы. Этим термином мы называем слова, возникшие на русской почве по книжным словообразовательным моделям с использованием старославянских словообразовательных элементов" [295]. Г.Хютль-Ворт предлагает еще более широкое толкование. "В качестве самого общего термина для всех слов, отличающихся какой-либо церковнославянской чертой, предлагается термин славянизм. Термин, которому нами не придается ни генетического, ни хронологического разграничения" [296].

 

 

294. В.В.Замкова. "Славянизм" как термин стилистики. - В: Вопросы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков. М., 1974, с.170.

 

295. И.С.Улуханов. О судьбе славянизмов в древнерусском языке.., с. 22.

 

296. Г.Хютль Ворт. Роль церковнославянского языка в развитии русского литературного языка.., с. 6.

 

 

250

 

Наличие единого термина "славянизмы" для обозначения разнородных с точки зрения генетической, хронологической и стилистической, лексических единиц осложняет еще больше существующий терминологический разнобой.

 

Книжнославянизмы (книжнославянские слова, единицы, элементы, образования). В трудах некоторых авторов заимствования из древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка обозначаются термином "книжнославянизмы" (книжнославянские слова, книжнославянские единицы, элементы или образования). Это обусловлено интерпретацией изучаемого языка как международного культурного книжного языка. Е.И.Демина указывает на то, что в основу типологической характеристики процесса становления лексической нормы славянских языков "должны лечь данные о функциях книжно-славянских и народных лексических элементов в ткани конкретных произведений" [297]. В.В.Акуленко отмечает, что менее последовательное сохранение книжнославянских элементов в белорусской переводной конфессиональной литературе , видимо было связано с тем, что православие в Белоруссии не переживало тогда такого подъема, как на Украине" [298].

 

Термин "книжнославянизмы" раскрывает в основном экспрессивно-стилистическую сущность изучаемых заимствований. Но в некоторых случаях термин "книжнославянизмы" не является вполне обоснованным, напр. при обозначении таких заимствований, как буква, вторник, епаршеский, жрец, иерейство, или, маслина, рождать и т.д. Кроме того он лишен этнической определенности.

 

Южнославянизмы (южнославянские слова, элементы, образования , заимствования). Отдельные лингвисты используют термин "южнославянизмы" в значении заимствований из старославянского языка (т.е. из древнеболгарского литературного языка).

 

 

297. Е.И.Демина. Проблемы соотношения книжной и народной лексики на начальном этапе становления современных славянских языков. - В: Проблемы славянской исторической, лексикологии и лексикографии. Тезисы конференции. М., 1975, вып.1, с.13.

 

298. В.В.Акуленко. О белорусском и украинском типах книжнославянского языка. - В: Проблемы славянской исторической лексикологии и лексикографии. Тезисы конференции. М., 1975, вып.1, с.7.

 

 

251

 

А.И.Селищев, напр., утверждает, что "невозможно утверждать, что в языке "Русской Правды" нет книжных, южнославянских (старославянских) элементов. Они, хотя и в небольшом количестве, имеются в языке этого памятника. Произвольно было бы приписывать эти южнославянизмы позднейшим переписчикам" [299]. Другие авторы употребляют указанный термин для обозначения лексических единиц, употребительных в южнославянской (древне- и среднеболгарской и сербской) письменности. Так, Л.П.Жуковская, анализируя вопрос о втором южнославянском влиянии, подчеркивает, что пока сказать определенно нельзя, была ли ведущей в этот период "тенденция к архаизации языка или тенденция к южнославянским заимствованиям" [300].

 

Термин "южнославянизмы" является целесообразным для обозначения лексических единиц, характерных для южнославянского региона, напр. брак, властелин, врач, десница, жестокий и др. Но существует значительный пласт слов, засвидетельствованных первоначально в древнеболгарской языковой области или в древнейших памятниках письменности, напр. ангельский, благодушие , болгарский, вопрос, вещество, варварский, вселенная, жупел, жилище, законодатель, капище и т.д. Следовательно, термин "южнославянизмы" тоже лишен этнической определенности. Так и термин "восточнославянизмы", который как локально название является уместным, не может заменить наименования "русизм".

 

Церковнославянизмы (церковнославянские формы, элементы, слова, единицы, образования). Термин "церковнославянизмы" используется многими филологами, но с различным значением.

 

Во-первых. Некоторые ученые употребляют термин "церковнославянизмы" в значении заимствований из церковнославянского языка, т.е. из древнерусской и русской редакции староболгарского .литературного языка. Этот термин раскрывает функциональную сущность соответствующих лексических единиц. А.А.Шахматов пишет, что некоторые церковнославянские слова выделяются

 

 

299. А.И.Селищев. О языке "Русской Правды" в связи с вопросом о древнейшем типе русского литературного языка. - В: Избранные труды, М., 1968, с.130-131.

 

300. Л.П.Жуковская. О некоторых проблемах истории русского литературного языка древнейшего периода. - Вопросы языкознания. 1972, №5, с.75.

 

 

252

 

без труда как противоречащие звуковым особенностям русского языка. "Выделение их весьма поучительно, ибо оно обнаруживает на неопровержимых данных тот густой слой церковнославянских элементов, который сохранился в нашем литературном языке до сих пор" [301]. Н.И.Толстой указывает на то, что вопрос о взаимоотношении церковнославянских элементов с русскими элементами был и остается центральным вопросом истории русского литературного языка [302]. Б.А.Успенский считает, что с эпохи второго южнославянского влияния "можно говорить о церковнославянизмах как особой лексической категории русского языка" [303].

 

Во-вторых. Другие историки языка разграничивают "старославянизмы" (или староболгаризмы) от "церковнославянизмов", которые относятся к более позднему слою, засвидетельствованному в памятниках церковнославянской письменности. Так, Р.М.Цейтлин отмечает, что "старославянскими словами, значениями, формами мы называем только такие слова, значения слов, форманты, которые зафиксированы в старославянских памятниках" ... "Соответственно церковнославянскими называем слова, употребляющиеся в церковнославянских памятниках" [304].

 

В-третьих. В лингвистической литературе встречается и другое определение сущности понятия и термина "церковнославянизмы". К составу церковнославянизмов "относятся целые лексические единицы (слова), засвидетельствованные в церковнославянском и заимствованные русским языком. Это общее понятие охватывает слова различного происхождения (из классического старославянского языка, эллинизмы, моравизмы, латинизмы, слова церковнославянского

 

 

301. А.А.Шахматов. Церковнославянские элементы в современном русском литературном языке. - В: Из трудов А.А.Шахматова по современному русскому языку, М., 1952, с. 246.

 

302. Н.И.Толстой. Взгляды В.В.Виноградова на соотношение древнерусского и древнеславянского литературного языков. - В: Исследование по славянской филологии, 1976, с.319.

 

303. Б.А.Успенский. К вопросу о семантических взаимоотношениях системно противопоставленных церковнославянских и русских форм в истории русского языка. - В: Проблемы славянской исторической лексикологии и лексикографии. Тезисы конференции. М., 1975, вып.1, с.50.

 

304. Р.М.Цейтлин. Лексика старославянского языка. М., 1977, 25-26.

 

 

253

 

языка разных редакций" [305].

 

Использование одного термина для обозначения различных лингвистических явлений приводит к дополнительным трудностям. Но при исследовании лексики древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка и особенно ее древнерусской и русской разновидности действительно выделяются генетически и хронологически две группы лексических единиц. С одной стороны, группа староболгарских слов древнеболгарского периода, напр. агнец (агньць, Син.пс.), благодать (Мар.), владыка (Клоц.), власть (Мар.) и т.д., и среднеболгарского периода, напр. аеропарный (Ман.Хр.), благоразумие (Ман.хр.), боголюбивый (Ман.хр.), петел (Добр.ев.) и т.д. С другой, стороны, группа лексических единиц, засвидетельствованных в сочинениях с христианско-религиозным содержанием древнерусских и русских книжников. Такие слова не представлены в списках с переводной и оригинальной староболгарской литературы и в болгарских диалектах. Они не употребляются и в русских диалектах и в деловой письменнссти. См: ангелоименитый (Мин.Мая), архиераршеский (Д.патр.Ник.,II), благоучительный (Жит.Ал.Невск.), богоотступникъ (Посл.митр. Ионы Лит.еп. 1460 г.), великомразный (Жит.Иос.Вол.) и т.д. Подобные слова, засвидетельствованные в древнерусской и русской разновидности церковнославянского литературного языка (или древнерусской и русской разновидности древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка), могут условно быть обозначены термином церковнославянизмы.

 

Древнеболгаризмы, староболгаризмы, болгаризмы (древнеболгарские, староболгарские, болгарские слова, единицы, элементы). В исследованиях лингвистов, которые признают древнеболгарскую основу языка древнейших переводов богослужебных книг, часто используются термины "древнеболгаризмы", "болгаризмы". Так, Ф.П.Филин пишет: "В церковнославянском языке русской редакции господствуют старославянизмы (древнеболгаризмы)" [306].

 

 

305. Г.Хютль Ворт. Роль церковнославянского языка в развитии русского литературного языка.., с. 6.

 

306. Ф.П.Филин. Истоки и судьбы русского литературного языка, М., 1981, с. 256.

 

 

254

 

Б.С.Ляпунов обращает внимание на то, что церковнославянский язык древнеболгарский лишь постепенно принимавший восточнославянские элементы в устах и под рукою русских книжников. Он полагает, что "язык великорусской (а до недавнего времени и украинской и белорусской) интеллигенции кишат веками усвоенными и совершенно незаметными для большинства церковнославянизмами, т.е. болгаризмами" [307].

 

Представляется целесообразным для обозначения заимствований из древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка использовать обобщенный термин "староболгаризмы", который не только точно выражает генетическую сущность соответствующих лексических единиц, но содержит и указание на хонологические отрезки: древнеболгарский период (IX-XI вв.), напр. бездна (Зогр.), благообразный (Зогр.), бремя (Супр.), враг (Клоц.), глаголати (Зогр.) и др. и среднеболгарский период (XII-XV вв.), напр. багрянородный (Ман.хр.), благоразумный (Ман.хр.), великодарованье (Ман.хр.), златолюбивый (Гр. Цамбл.) и т.д.

 

Терминологический разнобой ясно свидетельствует о том, что состав терминов для обозначения лексических заимствовании из древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка и ее древнерусской и русской разновидности (т.е. из церковнославянского литературного языка и его древнерусской и русской разновидности) следует уменьшить, а значения унифицировать. Поэтому в данной работе используются два термина - староболгаризмы и церковнославянизмы.

 

 

б) Критерии выявления староболгаризмов

 

Вопрос о критерия выявления староболгаризмов рассматривается в работах ряда лингвистов (В.В.Виноградов, Г.О.Винокур, В.В.Замкова, Л.С.Ковтун, Р.Павлова, Ф.П.Филин, А.А.Шахматов и др.).

 

 

307. Б.С.Ляпунов. Семасиологические и этимологические заметки в области славянских языков: Приставка -из. – Slavia, 1929, roč. VII, seš , с. 756.

 

 

255

 

Наибольшей популярностью пользуются критерии А.А.Шахматова, который устанавливает 12 фонетико-морфологических и словообразовательных признаков (слова с неполногласием, с -жд и -щ в определенной этимологической позиции, с сочетанием -ра, -ла в начале слова, с начальным -ю, с гласной -е, не перешедшей в -о, с префиксами -пре, -воз, с суффиксами -ствие и т.д.) [308].

 

Считая фонетико-морфологические критерии, указанные А.А.Шахматовым, недостаточными, В.В.Виноградов выдвигает дополнительные, напр. предметно-смысловой, культурно-исторический, фразеологический и текстологический. Он указывает на терминологическую парность (типа сегодня - днесь), на пересечение в одной лексеме двух рядов значений (типа квас - напиток и квас - закваска) и др. [309].

 

В.В.Замкова обращает внимание на словари, которые являются важным источником для анализа лексической системы языка [310]. Пометы стилистические или указывающие на источники, на генезис слов, выставленные в словарях, могут быть использованы тоже в качестве критерия, потому что они выражают взгляды составителей словарей, выдающихся книжников XVI-XVII вв., крупнейших филологов, лексикографов XVIII-ХХ вв. В этом смысле очень важно изучить пометы типа "славенское слово" (слав.), "церковнославянское слово" (церксл.), "церковное слово" (церк.), которые даются в различных словарях русского языка XVIII-ХХ вв. Л.С.Ковтун с основанием считает, что важным показателем генетической сущности изучаемых лексических единиц является их включение в состав различных лексикографских трудов Средневековья [311], напр. "Толкование неудобь познаваемом в писаных речах",

 

 

308. А.А.Шахматов. Церковнославянские элементы в современном русском литературном языке.., с. 245-266.

 

309. В.Виноградов. К истории лексики русского литературного языка. - В: Избранные труды. Лексикология и лексикография. М., 1977.

 

310. В.В.Замкова. Славянизм как стилистическая категория в русском литературном языке XVIII в. Л., 1975.

 

311. Л.С.Ковтун. Русская лексикография эпохи средневековья. М.- Л., 1963.

 

 

256

 

"Азбуковник конца XVI в.". В качестве критериев могут быть использованы, по мнению Р.Павловой, функционирование лексических единиц в определенных видах письменности, распространение (или отсутствие) в народных говорах, особенности и чистота частота? употребления [312]. Ф.П.Филин специально подчеркивает необходимость в изучении релаьной? истории слов. "Говоря о лексике, нужно прежде всего видеть слово с его значениями, а не взятые в отвлечении его отдельные признаки, которые сами по себе не существуют в языке" [313].

 

Все указанные критерии выявления староболгаризмов (фонетико-морфологический, словообразовательный, лексико-семантический и т.д.) являются очень существенными, надежными и целиком используются в нашей работе. На основе зтих критериев мы относим к составу староболгаризмов в лексике русского литературного языка такие слова, как:

аз (Супр.), благоуханный (Евх.), богоявление (Супр.), будущий (Супр.), велегласный (Супр.), величие (Ас.), великодушие (Ман.хр.), владычество (Мар.), гражданин (Супр.), единение (Супр.), крещение (Супр.), младенец (Сав.), надежда (Супр.), область (Зогр.), прекращать (Зогр.), постник (Ас.), прозрение (Сав.), пространство (Супр.), престол (Супр.), рождество (Ен.), рождение (Мар.), священник (Евх.), собор (Зогр.), трезвый (Супр.), угождать (Супр.), храм (Зогр.), юность (Супр.) и т.д.

 

В данном случае принимались во внимание:

а) особенности звуковой формы (неполногласие, -жд, -щ, начальные -а, -е, -ю, напр. гражданин, священник, аз, единение, юность),

 

б) характер словообразовательной структуры (префиксы -из/ис, -пре, суффиксы -ущ, -ение, компоненты сложных слов -благо, -веле, -бого, напр. издать, прекращать, будущий, рождение, благоуханный, велегласный, богоявление),

 

в) предметно-смысловые, понятийные, культурно-исторические особенности (напр. отнесение к религиозно-богослужебной сфере, к христианскому

 

 

312. Р.Павлова. Пространственные конструкции в древнерусском языке в сопоставлении с древнеболгарским. С., 1977.

 

313. Ф.П.Филин. Истоки и судьбы русского литературного языка, с. 80.

 

 

257

 

мировоззрении: богоявление, епаршеский, крещение, рождество, священник, храм),

 

г) первоначальное распространение этих слов в древнеболгарской и среднеболгарской переводной и оригинальной письменности (напр. великодушие, владычество, гражданин, прекращать, пространство),

 

д) отсутствие многих из указанных слов в русских народных говорах (напр. благоуханный, величие, единение, прозрение),

 

е) включение ряда слов в состав средневековых лексикографических трудов (напр. престол - Бер., юность - Зиз.).

 

Но указанные критерии выявления староболгаризмов во многих случаях не являются достаточными. Без установления и использования дополнительных критериев и признаков очень трудно обосновать и раскрыть генетическую сущность значительного количества слов, засвидетельствованных в списках с переводной и оригинальной староболгарской письменности, т.е. в древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка, напр., адамантовый, адов, безводный, бесславный, вавилонянин, злоумный, доброписец, маловидный, многогрешный и т.д. Поэтому наряду с установленными предлагаем и несколько вспомогательных критериев, которые условно могут быть обозначены как:

а) нормативно-функциональный,

б) нормативно-текстологический,

в) критерий относительной хронологии,

г) ареальный критерий,

д) критерий культурной преемственности,

е) критерий генетической соотносительности.

 

Необходимо подчеркнуть, что ни один из известных и дополнительно предложенных критериев не может самостоятельно служить надежным свидетельством староболгарского происхождения изучаемых слов. Во всех случаях следует использовать комплексный подход, при котором привлекаются по возможности все существующие критерии, рассматриваемые в совокупности, применительно к условиям употребления слов в текстах и их реальной истории.

 

 

Нормативно-функциональный критерий означает учет языковой нормы первоначальной функциональной сферы (сфер) регулярного употребления изучаемых слов. С другой стороны, принимается во внимание и языковая норма функциональной сферы (сфер), в которой слова появляются эпизодически или вообще отсутствуют.

 

 

258

 

Так; напр., слово миродержатель, засвидетельствованное в староболгарской литературе (Син.евх.), представлено первоначально в регулярном употреблении в древнерусской и русской христианской письменности, в которой находят выражение нормы древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка и ее древнерусской и русской разновидности (см. Мин.1096 г. Сент.,; Кир.Тур.Сл.; Злт.Авр.Чух.). Это дает основание, наряду с использованием и других критериев (напр. словообразовательного, предметно-семантического), отнести данное слово к составу староболгаризмов. На таком основании к ним относим и слова:

антиохов(ъ), архиерействовать, аспидин(ъ), багряничный (багреничный), бедствовать, безвременно, безбоязненный, бесстудный, братоненавистный, великоименитый, варварствовать, даролюбизый, долгоживотный, долгословити, доброплодный, добросердый, египетский, еврейский и т.д.

 

Слово кроволитие включаем в состав русских образований на основании того, что оно не представлено в списках с староболгарской переводной и оригинальной литературы, что оно засвидетельствовано в регулярном употреблении в русской светской официально-деловой и историко-повествовательной литературе (напр Швед.д.; АИ,II; Аз.пов., Чел.Лаз.).

 

Опора на характер нормативно-функциональной сферы регулярного употребления оказывается особенно надежной в случаях близости словообразовательной структуры определенных слов и отсутствия особых диференциальных признаков. Так, слова многомилостивый и многоможный, которые имеют сходную словообразовательную структуру, отличаются генетически. Слово многомилостивый относится к составу староболгаризмов на основе того, что оно засвидетельствовано в староболгарской литературе и что представлено в регулярном употреблении в древнерусской и русской христианской богослужебной и др. письменности, т.е. в древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка и ее древнерусской и русской разновидности (см.: Супр.; Мин. 1096 г., Окт.; Панд.Ант.; ВМЧ, Апр.; Сказ.Бор.Гл.; Белозер.переп.). Слово многоможный не зафиксировано в староболгарской письменности, оно представлено в регулярном употреблении в русской светской официально-деловой письменности, т.е. в

 

 

259

 

письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка (см. Рим.имп.д.,I; Куранты; Алф.). На основе нормативно-функционального критерия мы относим его к составу русских образований.

 

 

Нормативно-текстологический критерий может быть использован в случаях, когда изучаемые слова сохранены в единичных примерах в старой литературе, на основе которых трудно судить о сферах регулярного употребления и с генезисе вообще. В данном случае критерием может служить и языковая норма, которая находит воплощение в соответствующем тексте (памятнике, сочинении, жанре, даже в отдельных частях текста, напр. в летописных текстах). См., напр., слова многоочительный, и многодельный. Слово многоочительный представлено в единичных примерах в староболгарской и древнерусской и русской христианской литературе (см.: Супр., Апскал. XIII в.), напр. "и видить безъ очию създавшаго многоочителнаа и лежитъ" (Сл.Епиф. о погреб.). Учитывая и его отсутствие в древнерусской и русской светской литературе и диалектах, мы относим рассматриваемое слово к составу староболгарских лексических единиц. Слове многодолжный зафиксировано в единичных примерах в русской светской деловой письменности, напр. "А человѣченко я, холопъ разореной и многодолжной" (Д.Шакловит., III), где находит выражение языковая норма письменно-литературной разновидности русского языка. На основе этого присоединяем данное слово к составу русских образований. Применяя нормативно-текстологический критерий, мы относим к староболгаризмам такие слова, как:

августалиев(ъ), аерный, багренолистный, безвещный, варварообразный, велеречевати, великодарование, возбешение, вознак(ъ), воскрайный? (всекрайный?), гноеименмый, говядарь, даролюбный, жестскоумие, живоносец(ъ), злолюбый, злообразный, злоратный, измлада, изрыгательница и т.д.

 

 

Критерий относительной хронологии применим в случаях, когда изучаемые лексические единицы засвидетельствованы как в списках староболгарской переводной и оригинальной литературы, а также в христианской религиозной древнерусской и русской литературе, так и в древнерусской и русской светской официально-деловой и историко-повествовательной письменности, т.е. как в древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка и ее древнерусской и русской разновидности, так и

 

 

260

 

письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка. Особенно показательны случаи, когда системы обоих языков допускают возможность параллельного формирования соответствующих лексических единиц. Тогда для исследователя очень важно определение древности таких лексических единиц, времени их первоначальной письменной фиксации, сфер их распространения и учет стимулирующего воздействия письменной традиции.

 

Слово безводный, напр., представлено как в христианско-религиозной староболгарской и древнерусской и русской литературе, т.е. в древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка и ее древнерусской разновидности (напр. Мар., Псалт.Чуд., Жит.Сав.Освящ., Сл.Илар., Жит.Иоан. Мил. и т.д.), так и в древнерусской и русской светской письменности, т.е. в письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка (напр. Сл.полк.Игор., Хож.Кот. и др.) Возможности систем древнеболгарского и древнерусского языков допускают вероятность параллельного возникновения этого слова. В данном случае мы используем критерий относительной хронологии, принимая во внимание наиболее ранние письменные фиксации слова безводный (Х-XI вв., напр. Мар., Псалт.Чуд.). Это дает основание считать, что староболгарская письменная традиция содействует распространению подобных слов, активизирует их употребление. См. еще:

безвестный, безбог(ъ), безбожный, безбедный, бездетный, безмерный, безносый, безумие, безумный, бездомный, беспутный, бессловный, бесчестие, бесчестить, бесчисленный, братоубийца, братоубийство, великокрылый, добросердый, долгоногий, детородный, женолюбивый, злотворец, кровопийца, малоумный, многословитъ и др.

 

 

Ареальный критерий может быть использован для расширения информации о первоначальном распространении (или нераспространении) изучаемых слов в определенных языковых областях. Отсутствие таких слов на языковой территории одних славянских народов в период формирования отдельных славянских языков и их наличие в других регионах может служить как дополнительное свидетельство о их генетической отнесенности. Так, напр., слово болезненный засвидетельствовано первоначально (в Х-XI вв.). на древнеболгарской языковой территории (Супр.). Отсутствие данных о его распространении на языковых территориях других

 

 

261

 

славянских народов [314], его использовании и в литературном языке среднеболгарского периода (Ман.хр. - XIV в.), а также в списках с древнеболгарской и среднеболгарской переводной и оригинальной литературы и в древнерусской и русской христианско-религиозной письменности (т.е. в древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка и ее древнерусской и русской разновидности, напр. Гр.Наз. XI в., Панд.Ант. XI в., Златостр. XII в., Кн.Енох., XIII в., Быт. XIV в., Изм. XIV-XV в., ВМЧ XVI в., Жит.Авв. XVII в.) - все это свидетельствует о древнеболгарсксж происхождении рассматриваемого слова, которое заимствуется древнерусскими книжниками и проникает и в письменно-литературную разновидность древнерусского (и русского) языка (см. Ник.лет.IХ, Львов.лет.I, Всевол.ч.,Георг, 1710; Хераск.Кадм. и т.д.).

 

См. еще историю таких слов, как

алчный, брак(ъ), бренный, багряный, (багреный), бисерный, бубрег(ъ), величавый, в(ъ)нушить, вопрос(ъ), вожделеть, волшебный, врачебный, вещество, вратарь, девственный, достоверный, естественный, жилище, здание, изобильный, источник , изваяние, кумир(ъ), маститый, пространство, суета, хоругвы, художество и т.д.

 

 

Критерий культурной преемственности применим в случаях, когда изучается история лексических единиц, представленных в различных славянских языках, в том числе и в древнеболгарском (народном и литературном), но не получивших распространения на древнерусской языковой территории или рано вышедших из употребления в результате вытеснения другими лексико-семантическими эквивалентами.

 

Так, напр., слово камо засвидетельствовано в списках с переводной и оригинальной староболгарской, литературы (Зогр., Остр., Жит.Ниф., Ио.екз.Шест.), в древнерусской и русской христианско-религиозной литературе (Жит.Ал.Нев., Сл.Дан.Зат.), а также и в древнерусской и русской светской письменности

 

 

314. Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. М., 1975, вып. 2, с. 190.

 

 

262

 

(Сл. полк.Игор., Пов.врем.лет, Новг.1 лет). Слово камо известно и различным славянским языкам. На русской языковой территории оно постепенно вытесняется общеупотребительным лексико-семантическим эквивалентом куда. К XVII в. слово камо относят к "славенским речениям" (см. Бер.), в XVIII-XIХ вв. в академических словарях русского языка оно сопровождается пометами "славенское", "церковнославянское" (САР, СЦРЯ). Подобная оценка является результатом того, что слово камо сохраняется в церковнославянском литературном языке. Таким образом, культурная преемственность традиций древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка (т.е. церковнославянского литературного языка) не только содействует сохранению слова камо на периферии лексики русского литературного языка, но приводит к формированию определенной генетической квалификации к его отнесению к составу "церковнославянизмов", "славянизмов" (т.е. староболгаризмов).

 

На основе рассматриваемого критерия к составу староболгаризмов можно отнести, хотя и с оговоркой, целый ряд слов, у которых были или постепенно устанавливаются общеупотребительные лексико-семантические эквиваленты, напр.

бесный (и бешеный), витать (и находиться), выя (и шея), весь (и деревня), гобзовать (и умножать), десный (и правый), десница (и правая рука), доит (и кормить грудью), злакъ (и трава, зелень), зракъ (и образ, вид, видение), колико (и сколько), кошница (и корзина, коробка), коприна (и шелк), коприва (и крапива), леха (и гряда в огороде), лой (и жир, сало), локва (и лужа), лоно (и грудь, пазуха), ланита (и щека), лжица (и ложка), ложе (и постель), лик (и лицо), лудый (и сумасшедший), мечка (и медведь), мастить (и мазать), мишца (и мошка), мерило (и весы), мытарь (и сборщик налога, откупщик), носило (и носилки), несытый (и жадный), на пак (и наоборот), обет (и клятва, зарок), останок (и остаток), пастырь (и пастух), рамо (и плечо), рыбарь (и рыбак), руно (и шерсть), риза (и наряд), стогна (и улица, площадь), творец (и бог), усмарь (и кожевник), шуйца (и левая рука) и т.д.

 

 

263

 

Некоторые авторы считают, что "Н.Горяев и А.Преображенский допустили ошибку, отнеся русские слова, напр. мастить, перст, перси, рыбарь и др." к заимствованиям из церковнославянского языка, что такие слова, как "выя, гобзить, лице и др. известны различным славянским говорам" [315]. Но лексические единицы указанного типа связываются со староболгарскими традициями еще в XVI в. Так, в "Лексисе" Лаврентия Зизания (1596 г.) к "словенским словам" отнесены: выя, десница, зрак, злак, зелие, зеница, лоно, лице, недра, уста и др. В "Азбуковнике" (XVI в.) представлены такие "неудобь понимаемые речи": леха, лоно, овен и др. [317] В "Словаре Академии Российской" (СПб., 1789-1794, ч.1-6) пометой "славенское" сопровождаются наряду с рядом других и лексические единицы: бесный, доить, око, перси, плоть, пастырь, рамо, шуюца и др.

 

 

Критерий генетических связей (генетической близости) предполагает учет наличия (или отсутствия) мотивирующих или мотивированных слов ь памятниках переводной и оригинальной древнеболгарской и среднеболгарской письменности, в их древнерусских списках и в христианско-религиозной древнерусской литературе. Так, напр., слово младость не представлено в памятниках древнеболгарской письменности, хотя в них употребляется слово младъ (Зогр., Мар., Асс., Сав., Зогр.) и ряд производных образований, а также слова отвлеченных значений с суффиксом -ость. Использование слова младость древнерусским книжником Иларионом, см. "и укрѣпьвъ от дѣтескыи младости" (Сл. Илар., 164, XI в., в списке XV в.), не является решающим аргументом в пользу предположения, что это слово формировано на древнерусской почве, потому что оно употребляется в среднеболгарской переводе "Хроники Константина Манассия" (синодальный список, XIV в.), см. "нападаетъ на багрѣнороднааго, младости его

 

 

315. Из наблюдений над лексикой старославянских памятников. - Ученые записки Института Славяноведения АН СССР, М., 1954, т.IX, 142-167.

 

317. Сказания русского народа, собранный М.Сахаровым. СПб., т.II, 1849.

 

 

264

 

въсѣчьскы, небрѣгъ" (л.113). В таком смысле мы имеем основание предполагать староболгарское происхождение слова младость, потому что в древнеболгарском языке существует мотивирующее слово - младъ и словообразовательный тип с суффиксам -ость, а наряду с мотивированным словом младость в древнерусской оригинальной литературе цредставлено такое же слово и в списке с среднеболгарского памятника.

 

В памятниках древнеболгарской письменности известно мотивированное слово говяждь (Супр.), а в среднеболгарской и древнерусской и другие слова с этим корнем, напр. говядарь (Ман.хр., Хроногр. 1512 г.), говядопасецъ (Хрон.ман., Хроногр. 1512 г.). В среднеболгарской и древнерусской литературе употребляется слово говядо (Ман.хрон., Ипат.лет.). Все это в совокупности дает основание считать, что мотивирующее праславянское слово говядо, вероятно, характерно и для древнеболгарского языка.

 

Критерий генетических связей дает основание для отнесения к составу староболгаризмов таких слов, как:

алкатель, архангеловъ, багряничный, беспутие, благоверие, благотворение, братоубийственный, владычествовать, враждный, воображение, дерзновенный, естественный, златарь, изобретатель, иконоборство, коварствие, крамольный, любодеять, мраморный, надеждный, неблагодатный, превращение и т.д.

 

 

При использовании различных критериев необходимо применять комплексно-интеграционный метод (подход), который, находит выражение в том, что для определения генезиса слов следует производить всесторонний анализ, привлекать все установленные или все уместные в отдельных конкретных случаях критерии и рассматривать их в совокупности применительно к условиям употребления слов в тексте, к их реальной истории. Так, напр., слово рождество определяется как староболгарское на основе характера фонетической формы (-жд), словообразовательной структуры (суффикс -ьство), понятийная отнесенность (религиозный праздник), сферы первоначальной фиксации и регулярного употребления (Мар., Зогр., Остр.), учета данных славянских языков, диалектов, средневековой лексикографии и т.д. При этом все критерии используются в совокупности применительно к употреблению слова рождество

 

 

265

 

в текстах, к его реальной истории, представленной в древнерусской и русской письменности.

 

 

в) Разграничение староболгаризмов и церковнославянизмов в лексике древнерусского и русского языка

 

Установленные критерии и комплексно-интеграционный метод (подход) в их использовании дают возможность определить в самых общих чертах состав староболгаризмов в лексике русского языка на разных этапах его исторического развития, а также разграничить староболгаризмы от церковнославянизмов, которые характеризуются генетической близостью и хронологическими различиями.

 

В.М.Истрин указывает на то, что "грани между старославянизмами и образованными по тем же образцам и моделям древнерусскими книжными словами очень зыбки и неясны" [318]. В.В.Виноградов тоже считает, что "этимологически родственные группы слов, несмотря на различия префиксов и суффиксов, в старославянском и древнерусском языках были семантически настолько близки, что провести точную границу внутри них между старославянизмами и древнерусизмами во многих случаях очень затруднительно" [319].

 

На данном этапе, когда полный, состав лексики сохранившейся древнеболгарской и среднеболгарской, древнерусской и старорусской письменности еще не выявлен и не установлен, наши констатации имеют предварительный, и до известной степени условный характер. Но все таки возможно наметить некоторые приблизительные установки, учитывая, что не все критерии являются в одинаковой степени значимыми.

 

При разграничении староболгарских слов от церковнославянских основное значение имеет нормативно-текстологический критерий, т.е. характер письменности и воплощенная в ней

 

 

318. В.М.Истрин. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе. М.-Л., 1930, т.II, с. 239-240.

 

319. В.В.Виноградов. Основные проблемы изучения образования и развития древнерусского литературного языка, с. 94.

 

 

266

 

литературно-языковая норма. Так, напр., староболгарские слова, в которых находят выражение специфические черты староболгарской лексики (напр. неполногласие, -жд, -щ, префиксы -из, -въз и т.д.), засвидетельствованы в староболгарской (т.е. древнеболгарской и среднеболгарской) переводной и оригинальной письменности, распространенной на древнерусской и русской территории преимущественно в списках. В ней выражаются нормы древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка (т. е. собственного церковнославянского литературного языка). См.

агнецъ (Син.пс., Усп.сб.), благодушие (Евх.Жит.Феод.), вещество (Супр., Гр.Наз.XI в.), возмущать (Супр., Остр.), восхищать (Син. пс., Изб.1076г.), гладъ (Мар., Остр.), дщерь (Мар., Остр.), единение (Супр., Мин.1096 г.), жупель (Зогр., Палея Ист.), заграждать (Супр., Жит.Авр.Смол.), златолюбивый (Гр.Цамбл., Усп.сб.), изгнание (Мар., Мст.), разумъ (Супр., Изб.1076 г.), рождение (Мар., Остр.), священный (Син.пс., Мин.1096 г.), соборный (Супр., Усп. сб.), срамословие (Кл.Охр., Панд.Ант. XI в.), тщеславие (Супр., Изб.1076 г.) и т.д.

 

Церковнославянские слова, в которых находят выражение специфические черты лексики церковнославянского языка (как староболгарские черты, напр. неполногласие, -щ, приставки из, пре и т.д., так и некоторые русские, напр. рефлексы носовых, епентетическое -л, названия церковных реликвий и т.д.), представлены в древнерусской и русской христианско-религиозной оригинальной и переводной письменности, возникшей на древнерусской и русской языковой территории. В ней выражаются нормы древнерусской и русской разновидности древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка (т.е. древнерусской, и русской разновидности церковнославянского литературного языка). Такие слова не засвидетельствованы в списках с древнеболгарской и среднеболгарской переводной и оригинальной литературы. См.:

анафематство (Д.прот.), антидорный (Опис.Холм.м.), багряноносецъ (Д.патр.Бик.), благопремывание (Жит.Стеф.Перм.), благорассудный (Сл.митр.Дан.), благочиние (Посл.митр.Фот., Пек. 1426 г.), боголюбство (Посл.митр.Ниф. 1312-1315 гг.), брадобритецъ (Жит.Авв.), бранствоватъ (Д.патр.), веждество (Вер.), владетельство (Козм.), властожелательный (Кн.Степ.).

 

 

267

 

Русские (древнерусские и великорусские) лексические единицы выражают специфические черты лексики древнерусского и русского языка (напр. полногласие, -ж, -ч, приставки -вы, -вз и т.д.); они зафиксированы в светской оригинальной и переводной древнерусской и великорусской письменности, в которой находят выражение нормы письменно-литературной разновидности древнерусского и великорусского языка. Такие слова не засвидетельствованы (или встречаются эпизодически) в древнеболгарских и среднеболгарских списках. См:

головникъ (Правда Рус.), годовщина (Дон.д.), голодникь (Ерм.лет.), голосистый (Львов, I лет.), гонщикъ (А.закл.), городить (Суд. Ив. III), городовой (Рим.имп.д.,I), горододержецъ (Дон.д.,II), городникъ (Правда Рус.), горожанинъ (Тип.лет.), гороховникъ (Новг.лав.кн.), горячий (Ерм.лет.), государичь (Сказ.Авр.Палиц.), деревня (Лавр.лет.), деревенщикъ (Гр.Дв.1), деревщикъ (Кн.расх.Ник.), десятипядный (Астр.а.) и т.д.

 

Необходимо обратить внимание на то, что использование только одного или нескольких критериев без учета реальной, истории изучаемых слов, не дает возможности для точной историко-генетической оценки. Так, напр., фонетическая форма и словообразовательная структура (наличие неполногласия, -жд,- приставка -воз, суффикс -ость, компоненты сложных слов -благо, -бого и т.д.), таких слов, как: благоумность, безвлажность, безвредность, возвратный, вознаграждение и т.д., не являются достаточным основанием для отнесения указанных слов к составу староболгаризмов или церковнославянизмов, потому что они не засвидетельствованы в списках с древнеболгарской и среднеболгарской письменности и в памятниках церковнославянского языка (в двух его разновидностях). Первые фиксации этих слов относятся к XVIII в., а функциональные сферы их регулярного употребления - это русская научная, общественно-политическая и др. литература, в которой находят выражение нормы формирующегося единого русского литературного языка XVIII в. Некоторые авторы относят их к составу русских лексических новообразований [320]. В.В.Замкова с основанием пишет, что "новообразования

 

 

320. И.М.Мальцева, А.М.Молоткова, З.М.Петрова. Лексические новообразования в русском языке XVIII в. Л., 1975.

 

 

268

 

в языке на любой стадии его исторического существования - это факты развития самого языка. Если те или иные морфемы обладают словопроизводной способностью, это свидетельствует о жизнеспособности данной морфемы в языке и нет никакой принципиальней разницы, какого происхождения эта морфема: русского или иноязычного (церковнославянского или европейского)" [321].

 

Установление пластов староболгарских, церковнославянских и русских лексических единиц в древнерусской и русской письменности дает возможность разобраться в сложном вопросе о разграничении состава церковнославянизмов и русизмов в лексике болгарского литературного языка. Л.Андрейчин отмечает: "влияние русского языка очень разнообразное, оно переплетается с влиянием церковнославянского языка до такой степени, что во многих случаях очень трудно определить где кончается одно и откуда начинается, другое"... "необходимо отличать церковнославянское влияние от русского" [322].

 

Русские лексические единицы, возникшие в рамках древнерусского и русского языка (прежде всего в его письменно-литературной разновидности), выражающие специфические черты его лексики, представлены в регулярном употреблении в оригинальной, светской древнерусской и русской письменности. Они не засвидетельствованы (или встречаются эпизодически) в списках с древнеболгарской и среднеболгарской литературы, напр.

барабан (Новг. III лет), барабанщик (Ремез.лет), беглый (Новг. I лет.), беглецъ (АМГ, III), безотступный (Рим.имп.д.), бесприютный (Заб. ик.), братишка (Ревел.а.), бродяга (Ремез.лет.), гадкий (Стих о жизни патр.), гнилецъ (Лек.), дача (АЮБ, I), двоеточие (АХУ, II), дворянинъ (Польск.д., III), дворянство (АИ, IV), дворцовый (АЮБ, II), грабительство (АХУ, III), деятельный (Хроногр. 1512 г.), доводъ (АХУ, III), догадка (Сим.Послов.), душеприказчикъ (АЮБ, II) и т.д.

Именно этот слой русской лексики относится к составу русизмов в болгарском литературном языке.

 

К составу церковнославянизмов в лексике болгарского

 

 

321. В.В.Замкова. Славянизм как стилистическая категория в русском литературном языке XVIII в., с.13.

 

322. Л.Андрейчин. Роля на старобългарската и черковнославянскaта писмена традиция. - В: Из историята на нашето езиково строителство. С., 1977, с.33,26.

 

 

269

 

литературного языка относятся церковнославянские слова, о которых уже упоминалось. Это лексические единицы, возникшие в рамках древнерусской разновидности церковнославянского литературного языка (или древнерусской и русской разновидности древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка), выражающие специфические черты его лексики, представленные в регулярном употреблении в древнерусской и русской христианско-религиозной литературе. Они не засвидетельствованы (или встречаются эпизодически) в списках с древнеболгарской и среднеболгарской литературы. См.

артосник (Чин.Холмог.), архипастырь (АИ, IV), анафематствовать (Д.патр.), беспоповщина (Розыск.лист.), благовестъ (ДАИ, V), благовестецъ (Кир.Тур.), благовестница (Кир.Тур.), благовидный (Жит.Дан.Перм.), благовоние (Пат.Печ.), благоденствие (Рим.имп.д.I), благоденственный (Жит.ДанЛер.), благодетельствовать (Изм.), благорассудный (Сл.митр.Дан.), благоустроенный (Сл.митр.Дан.), благоустрой (ВМЧ, Ноябрь), благоутробие (Нил.Сор.Устав), благочинный (Посл.митр.Фотия), богобоязливый (Сл.о ц.Мих.), боготворение (М.Гр.), богохульство (Котош.) и т.д.

 

К составу церковнославянизмов в лексике болгарского литературного языка некоторые болгарские лингвисты относят староболгарские лексические единицы в русифицированной звуковой форме, напр.

благоухание (Евх.), благоуханный (Евх.), вертеп (Клоц.I), дерзание (Мин. 1096 г.), жертва (Сав.) и т.д.

 

В лексике современного болгарского литературного языка сохраняются староболгарские языковые традиции к обширный слой староболгарских слов, напр.

аз (Супр.), алчный (Супр.), благословить (Зогр.), благодушие (Евх.), благодарить (Супр.), бремя (Супр.), владыка (Клоц.), власть (Мар.), вражда (Клоц.), глава (Сав.), главный (Евх.), глад (Мар.), градить (Супр.), делва (Ман.Хр.), десница (Зогр.), длань (Супр.), днесь (Мар.), един (Мар.), езеро (Супр.), елень (Супр.), жажда (Син.пс.), жупел (Зогр.), златарь (Ман.хр.), злато (Сав.), избегать (Евх.), изгнание (Мар.) и т.д.

 

Изучение лексикографической практики показывает, что в некоторых словарях русского языка и в словарях болгарского языка этимологические, генетические оценки определенных слов

 

 

270

 

представляются спорными.

 

Во-первых. В некоторых словарях и трудах часть лексических единиц болгарского литературного языка определяются как заимствования из русского языка, напр.

бедствие (I Сир.), безболезненный (Гр.Наз.XI в.), величие (Ас.), величество (Супр.), вертец (Клоц.), вражеский (Оупр.), воображение (Ман.), грядущий (Сав.), дарование (Супр.), действенный (Супр.) и т.д. [323]

 

См. еще:

благодушествовать (Стих.XII в.), вертоград (Мар.), вещание (Панд.Ант.XI), высокопарный (Ман.Хр.), витийство (Изб.1073 г.), вопиющий (Зогр.), восток (Супр.), восточный (Супр.), врачебный (Супр.), воззрение (Евх.), глаголать (Зогр.), делатель (Мар.), действо (Супр.) [324] и т.д.

 

На основе принятых критериев мы относим указанные слова к составу староболгаризмов в русской литературном языке. Их сохранение в современном болгарском литературном языке определяется действием традиций церковнославянского языка.

 

Во-вторых. В других словарях и трудах некоторые лексические единицы в русском литературном языке определяются как заимствования из староболгарского литературного языка (из старославянского, по другой терминологии), напр.

изощрить, испитой, изможденный, измышлять, крайний, награда, поздравить, прохлада, предок, проницать, препятствие [325] и т.д.

Но они не засвидетельствованы в памятниках древнеболгарской и среднеболгарской переводной и оригинальной письменности. Следовательно, у них другие генетические источники.

 

 

II. Заимствование староболгарских слов

 

Проблемы заимствования лексических единиц одного языка другим, в конкретном случае заимствования староболгарских (древнеболгарских и среднеболгарских) лексических единиц русским

 

 

323. Български етимологичен речник. С., 1971, т.I, с.39,52,65,167,179,205,207,277,319.

 

324. Речник на редки, остарели и диалектни думи в литературата ни от XIX и XX век. С., 1974, с. 35,56,58,61,62,68,70,75,85,99.

 

325. Н.М.Шанский, В.Б.Иванов,Т .В.Шанская. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1975, с.172,173,174,176,219,349,371,361,369,363.

 

 

271

 

языком многоаспектны, сложны, и включают в себя не только комплекс вопросов лингвистического, но и экстралингвистического характера. Но главное условие, необходимое для заимствования, как считают многие лингвисты, - это двуязычие. Б.Шулан высказывает основательные соображения о том, что двуязычие основа заимствования слов. "Для того, чтобы слово было заимствовано из иностранного языка и акклиматизировалось в новом языке, необходимо, чтобы члены перенимающего языкового общества были более или менее хорошо знакомы с передающим языком. Они должны стоять по крайней мере на ступени частичного билингвизма, иначе они не поймут значения слова, и заимствования не произойдет, во всяком случае такого заимствования, когда в заимствующем языке утверждается оригинальное значение" [326].

 

Независимо от расхождений в понимании механизма заимствования, распространенным среди лингвистов является мнение, к которому присоединяемся, что заимствованием следует назвать процесс перемещения различных языковых единиц (лексических, морфологических, синтаксических и т.д.) из одного языка в другой. Э.Хауген определяет заимствование как фонемное копирование иноязычной модели [327]. Заимствование выступает как один из результатов контактирования определенных языков в условиях двуязычия и установления межъязыковых отношений. В теоретической литературе их обычно обозначают термином "языковые контакты". У.Вайнрайх пишет: "Два или несколько языков находятся в контакте, если их попеременно использует один и тот же человек" [328]. Ю.Жлуктенко расширяет диапазон, отмечая, что основанием межъязыковых контактных отношений является общность носителя (индивида, группы, определенной части общества), функционирование

 

 

326. B. Sulam. Zue einigen Fragen des Bilinguismus. Slavica, III. Debrecen, 1963, p. 14.

 

327. E. Haygen. Review of "Lehnbildungen und Lehnbedeutungen im Alt-englischen" by H. Gneuss. — Language, vol.32, № 4, 1956, p. 762.

 

328. U. Weinreich. Languages in Contact. V., 1953. c.1.

 

 

272

 

контактирующих языков в общении одних и тех же носителей [329].

 

Заимствование староболгарских слов наступает тоже в результате возникновения контактирования между староболгарским литературным языком древнерусской и русской редакции и древнерусским и русским языком (прежде всего его письменно-литературной разновидности). В качестве общности носителей этих контактирующих языков в Киевской и Московской Руси выступает грамотная часть древнерусского и русского языкового коллектива. Именно она пользуется попеременно на протяжении нескольких веков указанными языками. Возникновению межъязыковых контактных отношений благоприятствуют родство двух языков, общность алфавита, широкое распространение староболгарской (древнеболгарской и среднеболгарской) письменности и вместе с ней староболгарского литературного языка древнерусской и русской редакции (или церковнославянского литературного языка, по другой терминологии), хорошее знакомство древнерусских и русских книжников с этим языком, который, они используют и при создании своих трудов, выражающих идеи христианского мировоззрения. Очень важно то, что древнерусские и русские авторы при создании светских сочинений (повестей, сказаний, хождений и т.д.) используют письменно-литературную разновидность древнерусского и русского языка. Они билингвы, которые в зависимости от различных целевых установок привлекают языковые средства престижного языка религии, меняют языковой ход, сознательно чередуют эти две письменно-литературные системы выражения. Об этом свидетельствует язык "Повести временных лет", "Слова о полку Игореве", "Поучения Вл.Мономаха", "Посланий Ив.Грозного", "Домостроя", "Жития Аввакума" и т.д. Грамотная часть населения, профессиональные писцы используют письменно-литературную разновидность древнерусского и русского языка в сфере законодательства, судопроизводства, канцелярии, дипломатии и т.д.

 

 

329. Ю.А.Жлуктенко. Лингвистические аспекты двуязычия. Киев, 1974, с. 15.

 

 

273

 

Взаимодействие староболгарского литературного языка древнерусской и русской редакции с письменно-литературной разновидностью древнерусского и русского языка "началось с первых же шагов древнерусской письменности" [330].

 

Устанавливающиеся контактные межъязыковые отношения в условиях двуязычия обуславливают возникновение взаимодействия, которое может охватить процессы, вызывающие перенесение, копирование, возникновение или утрату определенных единиц, стимулирующие или тормозящие отдельные тенденции и т.д. А.Мартине отмечает: "Взаимодействие языков - один из самых могучих стимулов языковых изменений" [331].

 

Взаимодействие языков в условиях двуязычия и установления контактных межъязыковых отношений принципиально является двусторонним процессом [332]. Но направление воздействия, его сила и объем зависят во многом от статуса контактирующих языков, от их роли и места в общественной и культурной жизни речевого коллектива. В Киевской и Московской Руси устанавливается социально-обусловленный билингвизм, который характеризуется тем, что две системы письменно-литературного выражения, обслуживающие грамотную часть (социально установленную) народности, находятся в положении функционального распределения и иерархического сосуществования. Староболгарский литературный язык древнерусской и русской редакции обслуживает сферы церкви, богослужения, богословия, науки, образования, религиозной литературы. В эпоху Средневековья он занимает доминирующее положение, потому что религиозная идеология господствует в общественной жизни. Письменно-литературная разновидность древнерусского и русского языка обслуживает сферы государства, права, дипломатии, военного и торгового дела, светской литературы и др. Именно этот статус изучаемых систем письменно-литературного

 

 

330. Ф.П.Филин. Сергей Петрович Обнорский. - Русский язык за рубежом, 1972, № 2, с.64.

 

331. А.Мартине. Распространение языков и структурная лингвистика. - В: Новое в лингвистике. М., 1972, вып.VI, с.83.

 

332. Ю.Д.Дешериев. Развитие младописьменных языков народов СССР. М., 1958, с.155.

 

 

274

 

выражения определяет сильное воздействие староболгарского литературного языка древнерусской и русской редакции (церковнославянского литературного языка), который воспринимается как священный язык христианской религии. Высокий социальный престиж предопределяет его широкое распространение и использование древнерусскими и русскими книжниками. Почти все авторы, книжники, профессиональные писцы активно заимствуют различные староболгарские языковые средства. Это воспринимается, несомненно, как признак образованности, учености, как возможность расширения лексических, стилистических и других ресурсов русского языка и прежде всего его письменно-литературной разновидности, обогащения его выразительных средств. Воздействие древнерусского и русского языка на священный язык религий остается более ограниченным, потому что нарушение его норм вызывает отрицательные реакции, проводятся систематические исправления, правки текстов христианской, богослужебной литературы. Таким образом, языковые нормы церковнославянского литературного языка (древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка) сохраняются в более или менее стабильном положении, а письменно-литературная разновидность древнерусского и русского языка остается более открытой системой, которая свободно допускает заимствование различных староболгарских средств.

 

Межъязыковые взаимодействия в условиях двуязычия обуславливают определенные изменения в составе лексического инвентаря, в синонимических отношениях, в употреблении лексико-семантических единиц, в соотношении между ними, в их словообразовательных, парадигматических и синтагматических связях, в семантической структуре и в стилистических свойствах.

 

В лингвистической литературе имеют место различные классификации типов лексических инноваций, изменений, возникающих в результате установления межъязыковых отношений: У.Вайнрайх, напр., предлагает различать два типа: 1) перенесение морфем из языка А в язык В; 2) использование морфем языка В в новой функции обозначения по образцу морфем языка А, с содержанием которых они идентифицируются [333].

 

 

333. U. Weinreich. Languages in Contact. p.47.

 

 

275

 

Э.Хауген предлагает другую классификацию лексических инноваций: 1) заимствуемые единицы, в составе которых он выделяет: а) кальки и б) заимствованные слова; 2) собственные единицы, в составе которых он разграничивает: а) единицы стимулированного образования, б) единицы спонтанного образования [334]. Ю.А.Жлуктенко обращает внимание на семантическое заимствование и на изменение употребительности лексических единиц под воздействием другого языка [335]. Изучение процесса заимствования староболгарских лексических единиц дает основание для выделения несколько основных типов лексических инноваций.

 

 

А. Заимствование староболгарских слов.

 

Заимствование или перенесение лексических единиц один из наиболее распространенных типов изучаемых инноваций. Заимствование (или перенесение) представляет собой лишь один из этапов общего процесса, в котором выделяются три стадии.

 

а) Использование лексических единиц является начальной стадией общего процесса. Оно обозначается в различных трудах и терминами "цитирование", "вкрапление". Главная особенность использования (или цитирования, вкрапления) состоит в том, что лексические единицы используются редко, эпизодически и поэтому остаются как бы на поверхности системы воспринимающего языка. Использование староболгаризмов древнерусскими и русскими книжниками отличается своим массовым характером. Больше половины выявленных нами староболгарских слов остались на начальной стадии процесса заимствования и относится к составу использованной лексики (около 9000 лексических единиц). Они встречаются главным образом в древнерусской и русской оригинальной и переводной христианской литературе (т.е. в древнерусской и русской разновидности древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка или, по другой терминологии, в древнерусской и русской разновидности церковнославянского литературного языка) и реже в древнерусской и русской светской литературе и письменности (т.е. в письменно-литературной

 

 

334. E. Haugen. Review of ..., p.766.

 

335. Ю.А.Жлуктенко. Лингвистические аспекты двуязычия, с. 152.

 

 

276

 

разновидности древнерусского и русского языка). См., напр.:

алча (Охр. Г.Ам.), архисинагогов (Зогр., ВЫЧ), безбрашный (Супр., М.Гр.), безмужный (Супр., Сл.Илар.), бессрамник (Супр.., ВМЧ), благожитие (Гр.Наз. XI в., Скриж.), благолепие (Ман.Хр., Изб. 1076 г.), благоприступный (Гр. Цамбл., Мин.Янв.), благоукрашати (Ман.хр., Жит.Герас.), благочествовати (Ман.Хр., Мин.Дек.), богобоивый (Панд.Ант.XI в., Кир.Тур.), боговидец (Супр., Посл.Кл.Смол.), богоборие (Супр., Мин.Февр.), боголюбезный (Ман.Хр., Поуч.митр.Фотия), богоносец (Супр., Жит.Авр.Смол.), власный (Супр., Кит.Авр.Смол.), властельский (Супр., Усп.сб.) возверовати (Супр., ВМЧ), злохитрый (Презв.Козма, Кир.Тур.) и т.д.

См. в текстах: "аще ли почитаю бытийскихъ книгъ боговидица Моисея" (Посл.Кл.Смол.); "Господь бо свѣсть злохытрыхъ помышления" (Сл.Кир.Тур.) и др.

 

Окказиональный и сугубо книжный характер основной части староболгаризмов данного типа, а также их редкое использование является причиной того, что они не получают распространения и остаются на начальной степени использования.

 

б) Заимствование (или проникновение) лексических единиц относится к следующему этапу общего процесса заимствования. Характерным признаком заимствования (проникновения) является многократное использование иноязычных лексических единиц.

 

Староболгаризмы, отнесенные к данной группе, отличаются некоторыми признаками, характеризующими процессы лексического заимствования. Это - соотнесение слов с грамматическими классами и категориями заимствующего языка, их фонетическое освоение и семантическое восприятие. Причинами заимствования таких староболгарских слов являются их семантическая доступность, во многих случаях их сходство со соответствующими русскими (или праславянскими) эквивалентами, их стилистическая окрашенность, маркированность, которая находит выражение на фоне существующих общеупотребительных, стилистически нейтральных русских (или праславянских) соответствий. Наличие таких общеупотребительных, стилистически нейтральных русских (или праславянских) эквивалентов становится причиной того, что староболгарские слова, которые используются в различных видах и жанрах древнерусской и русской, литературы и письменности, не проникают в

 

 

277

 

систему лексики русского литературного языка на правах освоенных слов и остаются в ее пассивном запасе.

 

Примерами заимствования (проникновения) могут служить такие староболгарские слова, как:

агнец, аз, аки, блато, брада, бразда, брань (война), бранить (оборонять), брег, брашно, вежды, вертоградь, вертоградарь, виждь, вкупе, винарь, власы, влачить, возграждать, восхождение, вран, врата, вью, глава (голова), глагол (слово), глаголать, глад, гладный, глас, говедарь, горний, град (город), градный, градить, даждь, денница, десница, десный, днесь, днешний, древо, драгой, дщерь, един, езеро, езерный, елень, елико, есень, жребец, злато, кладезь, мраз, озлатить, праг и т.д.

См., напр., распространение староболгарского слова агнец и его использование в различных текстах: "Не зри на мя, аки волкъ на агнеца" (Мол.Дан.Зат.), "аки агньци непорочьни прѣдаша души своя" (Новг. I лет.) "Овцы со своими непорочными агнцы блеют" (Телем.), "И заслужил название волка в коже агнца" (Карамз. Ист.), "Как агнец, жребию послушный (Пушк., Полт.), "Генеральша присмирела, аки агнец" (Дост.,Стем Степ.), "эти ласковые агнцы кричат о нашей законности "(Ленин, речь).

 

Несмотря на широкое использование рассматриваемых староболгарских слов, как показывают памятники древнерусской литературы и письменности, произведения различных жанров художественной и публицистической русской литературы XVIII-ХХ вв., они остаются в пассивной запасе лексики современного русского литературного языка. Это является важным свидетельством сложного процесса отбора староболгарских языковых средств, который подчинялся определенным закономерностям. Общеупотребительные, общенародные лексические средства русского литературного языка обычно не вытесняются иноязычными эквивалентами (староболгарскими, западноевропейскими и т.д.). Но изучаемая категория староболгарских слов задерживается веками в употреблении, потому что в синонимических рядах, в которых она представлена, она отличается своей стилистической окрашенностью, маркированностью, напр. браздить - бороздить, длань - ладонь, дщерь - дочь, езеро - озеро, клас - колос, младый - молодой, нощь - ночь, рыбарь - рыбак и т.д.

 

 

278

 

Еще в древнерусский период, когда отсутствует нормализация и кодификация литературного языка и его употребления, использование староболгарских языковых средств и особенно синонимических по отношению к древнерусским и русским общеупотребительным, становится показателем литературного этикета, стремления древнерусских и русских авторов к достижению выразительной, художественно-экспрессивной речи. См., напр., в "Молении Даниила Заточника": "Егда веселишися многими брашны, а мене помяни", "Помилуй мя, господине, гласомь блудного сына"; "Есмь бо яко древо сухо, стояще на пути", "Токмо азъ единъ жадаю милости твоея, аки елень источника воднаго". См. еще в "Слове о полку Игореве": "На Дунай Ярославнынъ гласъ слышитъ", "Древо с тугою къ земли прѣклонило", "Русици, хощу главу свою приложим, а люби испити шеломь Дону", "Тогда въступи Игорь князь въ златъ стремень".

 

Даже в XIX в., когда единый русский литературный язык развивается уже на общенародной основе, староболгарские слова рассматриваемого типа продолжают восприниматься и употребляться как художественно-выразительные единицы. По этому поведу Н.М.Карамзин пишет: "Из церковных книг мы можем собирать материалы и словесные богатства языка; но сие богатство ожидает души и красок от художника" [336]. В творчестве Карамзина встречаются многие случаи подобного употребления„ См.: "В нашем хладном северном отечестве", "Паду ниц перед златыми кумирами человеческих заблуждений" (Цветок на гроб моего Агатона), "Златая осень побледнела", "Зимний пух сыплется на хладную землю" (Остров Бергольмц).

 

Подобное употребление наблюдается и в других жанрах литературы. См., напр., "Литературные мечтания" В.Г.Белинского: "Дальше, дальше, смелый, юноша! Туда в ученую Германию, там сада райские, а в тех садах древо жизни", "Оттуда он получил этот вещий, пророческий глагол, потрасающий сердца", "Как блестят их белые чела златыми лентами, как дышат их нежные груди под драгими жемчугами". "Разве не один и тот же дух божий создал кроткого агнца и кровожадующего тигра".

 

 

336. Вестник Европы, 1809, № 14, с.58.

 

 

279

 

в) Интеграция, освоение является завершающим этапом общего процесса заимствования. В данном случае лексические единицы органически врастают в воспринявшую систему, а их инородный характер в современный, период развития языка можно определить лишь путем историко-этимологического анализа.

 

С этапом интеграции (освоения) связан значительный слой староболгарских слов. Главными признаками их ассимилированности можно считать их передача графемо-фонетическими средствами русского языка, их соотнесение с определенными грамматическими классами и категориями, их семантическая самостоятельность, автономность, их словообразовательная активность, регулярность их употребления в речи, функциональная активность, включение в системные связи русской литературной лексики. Основная часть староболгарских слов, отнесенных в данный разряд, обязаны своим проникновением в систему лексики русского литературного языка потребностями его в средствах для выражения определенных понятий, для обозначения новых предметов, реалий, различных оттенков, свойств, признаков, явлений и т.д. См.:

алкать, ангельский, адский, бездна, благодушие, блаженство, благодарить, близнец, богословие, болгарский, бремя, буква, бытие, варварский, ваяние, великодушие, величание, вертеп, вещь, вещество, вкус, владыка, владеть, власть, возвышать, воздух, воскресение, вселенная, гражданин, главный, дерзость, добродетель, единство, жажда, жертвенный, жребий, завещать, здравый, здание, идолослужение, извлекать, крамола, краткий, кумир, ладья, лжесвидетель, лихоимство, маслина, маститый, между, молитвенный, мощь, мрак, надежда, нрав, нужда, облако, область, общество, община, освящение, плен, пламя, пища, правоверный, прекращать, прелесть, раб, равный, разум, священник, совесть, срам, требование, трезвый, упразднять, храм, храбрый, хранить, черноризец, юноша и т.д.

 

Староболгарские слова данного типа получают широкое распространение еще в древнерусский период. Они засвидетельствованы как в списках с переводной и оригинальной староболгарской литературы, так и древнерусской и русской христианской и светской письменности. См., напр., употребление староболгарского слова власть: "власть имамъ распяти тя" (Остр.ев.), "цесаре велиции и власте славьнии" (Златостр. XII в.),

 

 

280

 

"самъ прииметь единъ всю власть" (Жит.Бор.Гл.), "остави княжение, честь и славу и власть" (Пат.Печ.), "и потреби вся власти ты" (Флав. Полон.Иерус.), "раздавая власти имъ" (Пов.врем.лет), "беснующемуся дати ножь, а лукавому власть" (Сл.Дан.Зат.), "и власть собе раздѣлиша" (Новг. I лет), "уже не вижду власти сильнаго... брата моего Ярослава" (Сл.полк.Игор.), "хто желает власти, придут на него сласти" (Посл.Сим.) и т.д.

 

В результате широкого распространения таких староболгарских слов они усваиваются не только духовенством, но и другими грамотными слоями, которые способствуют их освоению и интеграции. Основную роль в процессе их вхождения в лексическую систему русского литературного языка играет, несомненно, их распространение в качестве семантически автономных, полноценных слов, отвечающих потребностям языка в средствах для выражения определенных понятий, а также отсутствие полных лексико-семантических эквивалентов. Проникновение таких староболгарских слов в систему лексики русского литературного языка предопределяет их дальнейшую эволюцию. Они входят в определенные взаимоотношения с остальными словами и подчиняются системности их связей. В процессе этих взаимоотношений изменяются во многих случаях семантические и.синонимические отношения, происходит перестройка синонимических рядов.

 

См., напр., историю староболгарского слова вещь, представленного в древнеболгарском литературном языке со следующими значениями: 1) предмет, материя, 2) имущество 3) естество, характер, 4) происшествие, 5) дело, 6) поступок [337]. На древнерусской и русской почве это слово получает распространение, сохраняя основные значения, напр. "не вещь чтуще" (ВМЧ), "многия свои вещи пометавше" (Псков.лет.II), "понеже всякъ без мысли начинаа.. вещь" (ВМЧ), "не самъ впадаеть въ вещь" (Сл.Дан.Зат.) [338]. Слово вещь становится широко употребительным как обобщающее наименование предметов, вещей, происшествий, историй и т.д.,

 

 

337. Slovnik jazyka staroslověnského. Praha, 1961, t.4, с.184.

 

338. Словарь русского языка XI-XVII вв. M., 1975, вып. 2, 136-138.

 

 

281

 

удовлетворяя потребность в подобием наименовании. Оно вступает в определенные взаимоотношения с остальными словами в различных синонимических рядах. Необходимость в более точной смысловом разграничении и установлении более четких парадигматических отношений, предопределяет семантическое разменивание, специализацию и изменение семантической структуры. Эти процессы протекают постепенно и особенно активно в XVIII в. [339], когда начинает формироваться единая система русского литературного языка. В синонимическом ряду "вещь, предмет, штука" слово вещь специализируется для обозначения всякого неодушевленного предмета, всякого материального явления, напр. "Телеса си есть вещи, яже материю за начало имуть" (Филос.ест.), "по приятности или не приятности вещей, глазам подлежащим" (Мн. миров). В другом тематическом и синонимическом ряду тоже происходит постепенно семантическое размеживание и специализация, см.: "вещь, имущество, утварь, скарб, добро", напр. "когда кто понуждает кого продать двор, землю или иную вещь" (Уч.отр.). Слово вещь специализируется для обозначения "того, что принадлежит к личному движимому имуществу". В синонимической ряду "вещь, дело, поступок, событие", напр. "астрологию еяже способом будущия вещи наперед сказывати хотят" (Кн.мир.), слово вещь утверждается со значением "обстоятельство, явление, нечто". В синонимическом ряду "вещь, вещество, естество", напр. "Суперфиция мокрых вещей есть сферичная" (Георг.ген.), слово вещь не становится доминантой и выпадает из употребления в этом значении. На русской почве формируется новое значение староболгарского слова вещь - "произведение науки» литературы, искусства", которое засвидетельствовано в XVII-XVIII в., напр. "исписавъ бо прежде сия вешъ словенъским языком" (Пов.Мерк.Смол.), "география или вещь о которой научает география" (Геогр.ген.).

 

Основной состав освоенных староболгарских слов вступает в определенные взаимоотношения с остальными лексическими единицами русского языка. В результате этого начинается изменение и перестраивание синонимических рядов, функционирование, стилистическое и семантическое разграничение, изменения в кругу омонимов, синонимов, антонимов и т. д.

 

 

339. Словарь русского языка XVIII века; Л., 1987, вып.3, с.100-104.

 

 

282

 

В. В. Виноградов с основанием пишет: "Если бы и было возможно выделить основной фонд старославянской лексики, унаследованной русским литературным языком, то это было бы внешним решением проблемы. Центральные вопросы: что же нового, своеобразного внесено в понимание и развитие книжно-славянизмов и церковнославянизмов восточным славянством? Как протекал процесс сочетания славянизмов с русизмами" [340].

 

 

Б. Калькирование староболгарских слов

 

В отличие от заимствования, при калькировании заимствуется лишь структурная схема модели (слова или более сложной единицы), которая наполняется морфемами заимствующего языка.

 

Посредством подстановки староболгарских морфем главным образом в греческие модели (и частично в латинские, готские и др.) создается большое количество калек (слов и терминов) в древнеболгарском литературном языке, основная часть которых сохраняется в болгарском литературном языке среднеболгарского и современного периода. Распространенные на древнерусской языковой территории вместе с древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка, многие из этих калек проникают в древнерусскую и русскую разновидность древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка (в книжно-славянский тип) и в письменно-литературную разновидность древнерусского и русского языка, сохраняясь и в современном русском литературном языке. См., напр.:

безбожий (греч. atheos), бездна (греч. abyssos), бесплодие (греч. alarpia), бесческие (греч. atimia), благоволить (греч. eudokein), благодарить (греч. eucharistein), благодетель (греч. euergetēs), благодеяние (греч. eurgesia), благоприятный ( греч. eupsrosdectos), благородный (греч. eugenēs), благословить (греч. euilogein) , благоухание (греч. euōdia), Богородица , (греч. theotocos), боготворить (греч. theopoiein), божество (греч. theotēs), великодушие (греч. megalopsychia), великолепие (греч. megaloprepeia),

 

 

340. В.В.Виноградов. Основные проблемы изучения образования и развития древнерусского литературного языка, с. 91-92.

 

 

283

 

виноград (готск. veinagards), восток (греч. anatolē), вселенная (греч. oikoumene), естество (греч. ousia), лицемер (греч. prosōpolēptos), маслина (греч. elaia), милосердие (лат. misericordia), наречие (лат. adverbium), предтеча (греч. prodromos), совесть (греч. syneidēsis), торжество (греч. panēgiris), целомудрие (греч. sēphrosymē), язычник (греч. ethnikos) и т.д.

 

К этому разряду можно отнести условно лексические единицы, подвергнутые вторичному процессу калькирования, но калькирования семантического порядка. Первым этапом рассматриваемого процесса можно считать заимствование структурной схеглы греческих, латинских, готских и др. моделей, которые наполняются староболгарскими морфемами. Второй этап связан с функционированием таких калек в русской литературной речи, где они к XVIII-XIX вв. начинают изменять свои значения вследствие семантических наслоений под воздействием главным образом западноевропейских языков. В данном случае происходит семантическое заимствование, семантическое калькирование.

 

См., напр., историю староболгарского слова общество (греч. koinótes, koinōnia - общность, объединение), которое к XVIII в. начинает употребляться во всех значениях латинского societas. См. контексты, где общество выделяется как особое состояние человеческого коллектива или связывается с установлением исторического взгляда на него [341]: "Нужды и благосостояние (человека) обязывают его жить в обществе" (Коз., Ст.фил.). К XIX в. влияние оказывает и французское societé в таких выражениях, как en societe (в обществе), l'ame de la societé (душа общества) [342].

 

См. еще историю таких калек, как: благодеяние (Супр.), со значением "делание добра; помощь, милость", в XVIII в. засвидетельствовано и значение "жалованная земля, бенефиция" (лат. beneficium); возвращение (Супр.) со значением "обратный приход, приезд; отдача взятого; поворот; появление вновь",

 

 

341. В.В.Веселитский. Отвлеченная лексика в русском литературном языке XVIII-начала XIX в. М., 1972, с.43.

 

342. Г.Хютль Ворт. Роль церковнославянского языка.., с.13.

 

 

284

 

в ХVIII в. представлено и терминологическое значение "отражение" напр. угол возвращения (нем. Reflexions-Winkel) [343]; состав и т.д.

 

Процесс семантического калькирования наблюдается и в составе определенного круга освоенных староболгарских слов, в семантической структуре которых наметились семантические сдвиги главным образом под воздействием значений соответствующих слов некоторых западноевропейских языков. Этот процесс протекает особенно активно в XVIII-XIХ вв., когда расширяются культурные связи русского народа и лексическая система русского литературного языка подвергается нормализации. См. историю таких слов, как: вкус (фр. goût); влияние (фр. influence); просвещение, эпоха просвещения (фр. siécle des lumiéres); развитие (нем. Entwicklung); среда (фр. milieu) и т.д.

 

Различные виды калек (словообразовательные, семантические и пр.), как и освоенные староболгарские слова, входят в определенные взаимоотношения с остальными словами русского литературного языка и подчиняются системности их связей. В результате происходят различные виды семантических изменений, специализация и терминологизация значений. Староболгарская калька бездна, напр., представлена в древнеболгарских рукописях со значением "пропасть" (Супр.). На древнерусской почве происходит расширение семантической структуры этого слова в результате ассоциации со значением слова ад и переносного его использования. Возникают синонимические ряды: а) бездна, пропасть, напр. "Тьма верху бездны" (Быт.); б) бездна, ад, преисподняя, напр. "И бысть свержен с небес в бездну" (Ерм.-Ер., Соч.); в) бездна, неизмеримая глубина, напр. "источникъ и бл(г)ости бездна" (Требн.XII в.). К XVIII в. семантическая структура кальки бездна продолжает расширяться. На основе ассоциативных связей слова бездна (в значении пропасть) с неизвестностью пропасти, неизмеримой глубины, которая вызывает чувство тревоги, беспокойства, возникает новое значение "беда; гибель; ужас", напр. "и в совершенную бездну погибли меня низвергнула" (Маркиз II). С другой стороны бездна ассоциируется с

 

 

343. Словарь русского языка XVIII в. Л., 1987, вып. 3, с. 281.

 

 

285

 

чем-то беспредельным, неизмеримым, что обуславливает порождение другого нового значения "неисчислимое множество; очень много", напр. "денег страшна бездна" (Княж., Хваст.), Таким образом возникают и новые синонимические ряды: бездна, беда, гибель, ужас; бездна, очень много, множество, в которых возникают дополнительные взаимоотношения членов этих рядов. В современном русском литературном языке слово бездна устанавливается со следующими основными значениями: а) глубина, кажущаяся неизмеримой, не имеющая дна, напр. "На краю грозящей бездны я лежал" (Лерм., Мцыри); б) неисчерпаемость, беспредельность, напр. "почувствовал себя сброшенным в бездну отчаяния" (Л.Толст., Анна Кар.); в) множество, обилие, напр. "Дел у него была бездна" (Черныш., Что делать).

 

Лексико-семантическое взаимодействие, которое возникает в результате установления межъязыковых связей, обуславливает возникновение и других изменений. Можно вспомнить основательные соображения Е.Куриловича, который отмечает: "Когда новое слово, будь то неологизм или заимствование, появляется в языке, имеются две возможности. Либо обозначаемый объект также имеет что-то новое, ... либо - что более интересно для лингвиста - обозначаемый, имел для себя название, которому с некоторых пор стало угрожать новое слово. Здесь очевидны два исхода: полное вытеснение слова В словом В1 или раскалывание семантической зоны, занятой первоначально В" [344]. Следует дополнить, что изучение возникающих лексико-семантических взаимоотношений устанавливает наличие еще двух исходов: частичное вытеснение некоторой части разногенетических синонимов, которые остаются в составе пассивного запаса лексики, или их функционально-стилистическое разграничение.

 

Все указанные изменения (раскалывание семантической зоны, функционально-стилистическое разграничение, изменение употребительности) имеют место и в лексике русского литературного языка. Они происходят в течение веков и обусловлены системным

 

 

344. E. Kuryłowicz. La mécanisme différenciateur de la langue. - Cahiers Ferdinand de Saussure. - Genève, 1963, № 20, p. 17.

 

286

 

характером лексики, а также урегулированием синонимических отношений в составе разногенетических синонимов, входящих в различные синонимические ряды.

 

Подчеркнем еще раз, что заимствование староболгарских слов приводит к формированию в русском литературном языке рядов разногенетических синонимов, которые могут быть обозначены вслед за Р.М.Цейтлин терминами лексические варианты и лексические дублеты [345]. При этом термином лексические варианты обозначаются однокоренные слова, разграничающиеся во всех формах с точки зрения фонетической, морфологической или словообразовательной, напр. староболгарско-русские пары: аз - я, врата - ворота, есень - осень, нощь - ночь, рождать - рожать, великаго - великого, добрыя - добрые, изгнать - выгнать, петел - петух, рыбарь - рыбак и др. Следует специально оговорить условность генетической оценки терминов староболгарские и русские слова и формы типа аз-я, врата-ворота и т.д. В большинстве случаев это локальные (древнеболгарские и древнерусские) изменения праславянских слов и форм. Термином лексические дублеты обозначаются разнокоренные слова (староболгарские или локально ограниченные южнославянскими русские, а также праславянские общеупотребительные на древнерусской и русской языковой территории слова), напр. багряный - красный, выя - шея, вертоград - сад, десный - правый, днес - сегодня, иже - который, коприна - шелк, кошница - корзина, ланита - щека, обаче - однако, понеже - так как, потому что, слана - иней и т.д.

 

Учитывая все эти соображения, мы рассмотрим еще несколько типов изменений в лексике русского литературного языка в результате проникновения староболгарских слов и установления лексико-семантических взаимодействий.

 

 

В. Изменение употребительности староболгарских и русских вариантов и дублетов

 

Совмещение староболгарских и русских вариантов и дублетов первоначально в рамках русской разновидности церковнославянского

 

 

345. Р.М.Цейтлин. Лексика древнеболгарских рукописей Х-XI вв. С., 1986, с.74-75.

 

 

287

 

литературного языка (древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка) и письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка, а также особенно в системе единого русского литературного языка создает благоприятные условия для возникновения процессов лексико-семантичекого воздействия. У большинства из возникающих синонимических рядов вариантов и дублетов - сходные фонетические, морфологические или словообразовательные формы, а также семантическая структура. Это приводит к постепенному урегулированию их системных связей с остальными словами, к выпаданию некоторых избыточных членов и к изменению употребительности других.

 

Изучение истории лексико-семантических взаимодействий между староболгарскими и русскими вариантами и дублетами с точки зрения изменения их употребительности показывает наличие двух типов таких взаимодействий, которые приводят к разным результатам. Это, с одной стороны, сокращение употребительности (ретардация) некоторых вариантов и дублетов и, с другой стороны, прекращение употребительности (аннигиляция) [346] других.

 

 

1. Сокращение употребительности (ретардация) некоторой части староболгарских и русских вариантов и дублетов

 

Сокращение употребительности (ретардация) характерно как для староболгарских, так и для русских слов. Формирование рядов разногенетических синонимов (вариантов и дублетов) создает условия для возникновения лексико-семантической избыточности. Она могла быть устранена в некоторых случаях в результате постепенного сокращения употребительности определенной части староболгарских или русских вариантов и дублетов. В зависимости от этого разграничиваются три вида сокращения: а) сокращение употребительности (ретардация) староболгарских слов, б) сокращение употребительности русских слов, в) сокращение употребительности русских и староболгарских слов.

 

 

346. Ю.А.Жлуктенко. Лингвистические аспекты двуязычия. Киев, 1974, с.152.

 

 

288

 

а) Сокращение употребительности (ретардация) староболгарских слов в лексике русского литературного языка

 

Совмещение определенной части русских и староболгарских слов в лексике русской разноввдности церковнославянского литературного языка и в лексике письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка, а затем и единого русского национального литературного языка, как было сказано, обуславливает возникновение рядов следующего типа разногенетических вариантов и дублетов:

аз - я, агнец - ягненок, агница - ярка, аки - как, блато - болото, бразда - борозда, браздить - бороздить, брада - борода, брадатый - бородатый, брег – берег, вапить - красить, вельми - очень, вежда - веко, виноградарь - садовник, вертоград - сад, вкупе - вместе, власы - волосы, даяние - кара, восплакать - заплакать, восхотеть - захотеть, врабий - воробей, врата - ворота, всуе - напрасно, выя - шея, вран - ворон, глава - голова, глас - голос, горний - верхний горе - вверху (вверх), град - город, градский - городской, градить - городить, грясти - идти, глаголать - говорить, глагол - слово, десный - правый, десница - правая рука, днесь - сегодня, длань - ладонь, древо - дерево, дщерь - дочь, драгой - дорогой, дондеже - пока, един - един, здравие - здоровье, зиждать - строить, златить(ся) - золотить(ся), златный - золотой, злато - золото, змий - змея, иже - который, израсти – вырасти, камо - куда, куща - шатер (шалаш), ланита - щека, лобзание - поцелуй, младый - молодой, мрежа - мережа, млат - молот, мраз - мороз, млеко - молоко, нощь - ночь, нощный - ночной, обаче однако, облый - круглый, овен - баран, озлатить - озолотить, отвещать - отвечать, перси - груди, пелынь - полынь, петел - петух, праг - порог, пред - перед, плещи - плечи, прерубять - перерубить, провождать - провожать, пяток - пятница, рамена - плечи, рыбарь - рыбак, свеща - свеча, сребро - серебро, сребреный - серебряный, скудель - глина, славий - соловей, страж - сторож, телец - теленок, тысяща - тысяча, хлад - холод, хладный - холодный, хощу - хочу, чадо - дитя, четверток - четверг, чреда - очередь, чресла - поясница, чрез - через, шарить – красить, шуица - левая рука, юдоль - долина, яко - как и др.

 

 

289

 

Выясняя причины сокращения употребительности староболгарских слов типа аз, брег, вкупе, дщерь, зиждать, и пр., следует подчеркнуть, что русские лексико-семантические эквиваленты типа я, берег, вместе, дочь, строить, были и остаются общенародными, общеупотребительными словами, характеризующимися регулярностью употребления в речи, функциональной и деривационной активностью, установленными системными связями с остальными словами. Это определяет их устойчивость в лексической системе русского литературного языка. Возникшая лексико-семантическая избыточность, напр. аз - я, брег - берег, вкупе - вместе, дщерь - дочь, зиздать - строить регулируется за счет сокращения употребительности староболгарских слов. Характерно то, что они не выпадают из системы лексики русского литературного языка, а остаются в составе ее пассивного слоя, потому что сокращение употребительности сопровождается установлением у большинства из них стилистической маркированности на фоне общеупотребительных стилистически нейтральных русских вариантов и дублетов. В результате этого рассматриваемые староболгарские слова постепенно начинают выделяться как стилистические средства художественней изобразительности. Начало процесса их стилистической обособленности наблюдается еще в памятниках древнерусской литературы. См.: "А древо не бологомъ листвие срони" (Сл.полк.Игор.), "Посла за обиду Олгову, храбра и млада князя" (Сл.полк.Игор.), "Тогда великыи Святъславъ изрони злато слово" (Сл.полк.Игор.), "А древеса тугою к земли приклонишася" (Задонщ.), "Страны ради гради весели" (Сл.полк.Игор.), "пороси поля прикрывають, стязи глаголють" (Сл.полк.Игор.), "яко гласъ твоъ сладокъ" (Мол.дан.), "нощь, стонущу ему грозою, птичь убуди" (Сл.полк.Игор.) и др.

 

Изучаемые староболгарские слова использовались и используются как стилистически маркированные средства и русскими и советскими авторами, которые привлекают их для выполнения различных стилистических заданий. В этом отношении наблюдается показательное сохранение и развитие традиций поэтики древнерусской литературы. См., напр.: "И ветер, лаская листочки древес" (Пушк.,Туча), "Внимаю шум младого дня" (Фет, Я полон), "Его стихи блистят как злато" (Дельвиг, Певец), "Красуйся, град Петров" (Пушк., Медный всадник), "Глагол времен! металла звон! / Твой страшный глас меня смущает" (Держав., Смерть кн.Мещерского),

 

 

290

 

"Нощь и поле, и крик петухов" (Есенин, Нощь и поле), "Трапезник наш по древлему скитскому тако устроен: в среду и пяток трапезы поставляют... В страстную седмицу хлеб с водою точию ясти и зелие не варене. Во святый же великий четверток пием вино" (Дост., Бр.Карамаз.) и т.д.

 

Следовательно, постепенное освобождение от лексико-семантической избыточности в кругу староболгарских и русских вариантов и дублетов типа аз - я, бразда - борозда, нощь - ночь, чресла - поясница и др. осуществляется в результате сокращения употребительности староболгарских слов и их обособления в качестве стилистически маркированных лексических средств.

 

 

б) Сокращение употребительности (ретардация) русских слов в лексике русского литературного языка

 

В результате совмещения известной части русских и староболгарских слов в русской лексике формируются ряды вариантов и дублетов другого типа: бремя - беремя, враг - ворог, вред- веред, влачить - волочить, возвратить - воротить, мощь - мочь, мощный - мочный, мрак - морок, немощь - немочь, нрав - норов, надежда - надежа, одежда - одежа, помощь - помочь, помощник - помочанин, пламя - полымя, плен - полон, праздний - порожний, пища - снедь, рождать - рожать, трезвый - тверезый, храниться - хорониться, шлем - шелом и т.д.

 

Указанные варианты и дублеты засвидетельствованы в большинстве случаев еще в памятниках церковнославянской, и древнерусской письменности. См.: "идуще купьци на возѣхъ съ бремены тяжькы" (Жит. Феод.Нест.), "и таможникамъ велѣти беремена всякие" (ААЭ.I).

 

Лексико-семантическая избыточность, которая возникает и в этом случае в результате формирования радов разногенетических синонимов, постепенно ликвидируется за счет сокращения употребительности русских вариантов и дублетов. Причины их сокращения являются разнообразными и конкретными для каждой отдельной пары. Но выделяется и одна общая причина - это возникновение функционально-стилистического разграничения вариантов и дублетов, сопровождаемого в некоторых случаях и семантическим размежеванием.

 

 

291

 

Староболгарские варианты и дублеты типа бремя, враг, мощь и пр., большинство из которых отличаются многозначностью, что обеспечивало большее количество речевых реализаций, наличием переносных значений, участием в составе устойчивых сочетаний, получают широкое распространение. Они проникают в состав лексики русского литературного языка, приобретают функциональную и деревационную активность, становятся регулярно-употребительными в литературной речи. Все это определяет их стабильность в лексической системе русского литературного языка. Русские варианты и дублеты, представленные главным образом в номинативных и некоторых различных значениях, встречаются редко в литературных сочинениях. Они сохраняются преимущественно в сфере разговорной речи, напр. беремя, волочить, мочь, рожать, и др., в диалектной речи и в просторечии, напр. воротить веред, морок, немочь, одежа, а также и в составе народно-поэтической речи, напр. ворог, надежа, полон, полымя, шелом и др.

 

Функционально-стилистическое размежевание можно проследить на основе истории вариантов бремя - беремя. Слово бремя, которое в древнеболгарском языке засвидетельствовано ее значением "груз, тяжесть", на русской почве расширяет свою семантическую структуру и начинает обозначать еще и "грузило, охапка, связка; товары; младенец в утробе; душевный гнет". См. "съвязають бо брѣмена тяжькая и неудобь носима" (Остр.), "меча бремены чрезъ облаки" (Сл.полк.Игор.), "Несуще дрова сухая, кто ж свое бремя" (Алекс.), "бремена грѣховъ събирая" (Изб.1076 г.). В XVIII в. староболгаризм бремя получает широкое распространение со значениями "груз, тяжесть; душевный гнет; беременность" См.: "Елико болше есть бремя корабля нагруженаго" (Георг.ген.) "между тем бремя Селимино отчасу приростало" (Маркиз), "Ты тяжким бременем жизнь считаешь" (Трутень), "тяжкое бремя с себя слагает" (Апофегм.). Слово бремя вошло в состав ряда устойчивых сочетаний, напр. "под бременем", "бремя чего-л.", "бремя правления", "бремя власти", "сложить, снять бремя с кого-л." и др., которые встречаются часто в русской литературе XVIII-ХX веков. См.: "Прогнать скуку бремя" (Кантем.,Сетира VI), "меж тем под бременем познания и сомненья / В бездействии состарится оно" (Лерм., Дума) и т.д.

 

 

292

 

Употребительность русского варианта беремя, засвидетельствованного с основными значениями "груз, тяжесть; охапка, связка", более ограниченная. См.: "таможникомъ велѣти беремена всякие... связывати" (ААЭ), "в беремяни по сту по штидесять кожъ" (Ревел.а.). В XVIII в. и особенно в XIХ-ХХ вв. сферы употребления слова беремя с основным значением "большая охапка, тяжелая ноша" сужаются в рамках народно-разговорного просторечия и диалектной речи. См.: "Мое беремя было весьма тяжело" (Апулей), "Истопник явился в комнату, неся на спине беремя дров" (Салт.-Щедр., Сатира в прозе).

 

Таким образом, функционально-стилистическое (частично и семантическое) размежевание вариантов бремя - беремя, которые разграничиваются прежде всего по отношению к сферам употребления, в литературной и в нелитературной речи, содействует устранению лексико-семантической избыточности и обуславливает сокращение употребительности русского варианта беремя в литературном языке.

 

 

в) Сокращение употребительности (ретардация) русских и староболгарских слов в лексике русского литературного языка

 

В памятниках церковнославянского языка (с его двумя разновидностями) и письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка засвидетельствованы варианты типа возвеселить(ся) - взвеселить(ся), воздымать(ся) - вздымать(ся), возревновать - взревновать, возрыдать - взрыдать, пленник (в зн. пленный) - полоняник, пленить (в зн. взять в плен) - полонить, размысл - розмысл, чреда (в зн. последовательная смена чего-н., чья-н. очередь) - череда, чрево (в зн. живот, утроба) - черево и др. См.: "младенца своя на рукахъ воздымахау" (Жит.Мак.), "они дров вздымали из реки" (Арх.Он.) и т.д.

 

Указанные разногенетические варианты представлены и в русской литературе XVIII-ХХ вв. См.: "Там королевич мимоходом / Пленяет грозного царя" (Пушк., Руслан и Людмила), "Один врагами полоненный ратник / С письмом отпущен к милости твоей" (Толстой А., Смерть), "Судьба и жизнь в свою чреду, / Все подвергалось их суду" (Пушк., Евгений Онегин), "... в них не было своей череды" (Бел., Соч.Пушкина) и др.

 

 

293

 

Причины сокращения употребительности изучаемых вариантов обусловлены в основном тем, что у них были общеупотребительные, регулярно используемые в речи лексико-семантические эквиваленты (слова и словосочетания), напр. возвеселить(ся) - взвеселить(ся) и развеселить(ся), воздымать - вздымать и поднимать кверху, пленить - полонить и взять в плен, чрево - черево и живот, утроба и пр.

 

 

2. Прекращение употребительности (аннигиляция) известной части староболгарских и русских вариантов и дублетов

 

Лексико-семантическое взаимодействие между староболгарскими и русскими вариантами и дублетами приводит в других случаях к прекращению употребительности одного из членов синонимической пары или обоих членов. Изучение сущности зтого процесса и его результатов показывает наличие четырех разновидностей: а) прекращение употребительности как староболгарских, так и русских вариантов и дублетов; б) прекращение употребительности русских вариантов и дублетов; в) прекращение употребительности староболгарских вариантов и дублетов; г) прекращение или сокращение староболгарских или русских вариантов и дублетов.

 

 

а) Прекращение употребительности (аннигиляция) известной части староболгарских и русских вариантов и дублетов

 

В памятниках письменности церковнославянского языка (с его двумя разновидностями) и письменно-литературной, разновидности древнерусского и русского языка засвидетельствована группа разногенетических вариантов типа

аще - аче, блазе - болозе, благодеть - бологодеть, веждь - вежь, виждь - вижь, властель - волостель, даждь - дажь, заждь - зажь, лющий - лючий, луща - луча, ляща - ляча, маломощь - маломочь, междина - межина, междуречникь - межречникъ, нуждникъ - нужникъ, обаждати - обажати, осужденикъ - осуженикъ, послежде - послеже, похуждати - похужати, прихождение - прихожение, повлака - поволока, плюща - плюча,

 

 

294

 

подунощие - полуночие, прак - порок, прапор - поропор, планина - полонина, привещати - привечати, рожденица - роженица, расстоятися - росстоятися, рещи - речи, труждание - тружание, чловекоугодник - человекоутодник и т.д.

См.: "аще кто противится намъ" (Жит.Бор.), "аче кто конь погубить" (Пр.Рус.), "аште имѣеши дрьзновение къ властелемъ" (Изб. 1076 г.), "Богъ поставилъ насъ волостели" (Пов.врем.лет), "яко осужденикъ без дрьзновеня повиньнъ съмрьти" (Изб.1076 г.), "яко злодѣи и осуженикъ... предстоитъ предъ очима" (Каз.лет.) и др.

 

Наличие общенародных, широко распространенных лексико-семантических эквивалентов, представленных на разных этапах исторического развития литературного языка, является основной причиной постепенного прекращения употребительности рассматриваемых староболгарских и русских вариантов. См., напр.,

аще - аче и если, блазе - болозе и хорошо, благодеть - бологодеть и дар, даждь - дажь и дай, луща - луча и копье, ляща - ляча и сочиво (сочевица, чечевица), прихождение - прихожение и приход, прапор - поропор и знамя, повлака - поволока и ткань, планина - полонина и гора, рещи - речи и сказать, труждание - тружание и труд и т.д.

См.: "мужа мала ростомъ, благодѣтей исполнь" (ВМЧ, Сент.), "зань ж(е) ему бологодѣть" (Пр.Рус.), "и дасть еи дары многи злато и сребро" (Лавр.лет.). Кроме того некоторые из изучаемых вариантов используются очень редко и не получают распространения, напр. блазе - болозе, гождение - гожение, плюща шлюча, похуждати - похождати и пр. Другие выходят из употребления вместе с понятиями, которые они обозначают, напр. властель и волостель, междуречник и межречник, прак и порок и др.

 

Некоторые из рассматриваемых разногенетических синонимов, хотя и редко, используются русскими авторами XVIII-ХХ вв. обычно в определенных стилистических целях. См.: "аще быша были окрест тебе безчисленни" (Кн.земл.), "яко сказано: "аще кто душу положит за други своя" Вот тебе..." (Рыклин, Есть и такие), "- Тако хощепш ты сказати, отче? Так! Почто прямо не рещи о том?" (Балаш., Бремя).

 

 

295

 

б) Прекращение употребительности (аннигиляция) некоторой части русских вариантов

 

Лексико-семантическое взаимодействие русских и староболгарских вариантов и дублетов находит выражение и в следующей группе разногенетических синонимов:

благо - болого, беспомощный - беспомочный, временник - веременник, время - веремя, вождь - вожь, вред - веред, вредить - вередити, влага - волога, владеть - володеть, владение - володение,. жажда - жажа, жребий - жеребий, завещать - завечать, захождение - захожение, изящный - изячный, клевещу - клевечу, мрачно - морочно, между - межу, надежда - надежа, нужда - нужа, освобождать - освобожать, освобождение - освобожение, осуждать - осужать, осуждение - осужение, обещать - обечать, общий - обчий, общество - обчество, община - обчина, овощь - овочь, освещать - освечать, пещера - печера, пещерный - печерский, помощник - помочник, помощница - помочница, плевел - половел, порождать(ся) - порожать(ся), порождение - порожение, прежде - переже, присуждать - присужать, пленить - полонить, провождение - провожение, рассуждать - рассужать, рассуждение - рассужение, рождение - рожение, ропщу - ропчу, срам - сором, сладкий - солодкий, среди - середи, совещать(ся) - совечать(ся), сокращу - скорочу, трепещу - трепечу, тождество - тожество, увещать - увечать, укрощу - укрочу, храбрый - хоробрый, хождение - хожение, хищный - хичный, хищник - хичник, член - челен(ок), шлем - шелом и др.

 

Разногенетические синонимы данного типа .. ..ствованы в памятниках церковнославянского и древнерусского .. русского языка (XI-XVII вв.). См. "и тогда сътвори благо" (.. Окт.), "а древо не бологомъ листвие срони" (Сл.полк.Игор.), ".. усобица бысть в те времена" (Пат.Печ.), "поеди, княже, с мами веремя ти есть" (Пов.врем.лет), "не терплю уже жажда" (ВМЧ, Окт.), "люда изнемогаша жажею водною" (Радзив.лет.), "Мрак.. тьма есть" (Изб.1076 г.), "бысть дождевно и мрачьно" (Кн.Степ.), "и морочно бысть велми" (Лавр.лет.), "не преступати никому же въ жребий братень"(Лавр.лет.), "а два жеребья угорские земли за татарскиглъ салтаномъ" (Рим.имп.д.I) и т.д.

 

Постепенно, особенно в период формирования единых норм русского литературного языка, староболгарские слова проникают

 

 

296

 

в систему его лексики, а русские варианты и дублеты выходят из употребления. Причины подобной эволюции остаются до сих пор недостаточно выясненными. Трудно обосновать общую закономерность. Г.О.Винокур с основанием пишет, что "размешивание русских и церковнославянских вариантов одного и того же слова имеет разную историю применительно к каждому отдельному слову" [347]. Важным является соображение о том, что "лишь наиболее употребительные в церковно-книжных памятниках слова закрепляются в русском языке при наличии русских синонимов и отсутствии предпосылок для семантической дифференциации" [348]. Наряду с этим следует учитывать и ряд других причин разнообразного характера, напр. широкое распространение староболгарских слов и большое количество их речевых реализаций, их деривационная активность, характер вызываемых ими ассоциациями, наличие переносных значений или оттенков значений у многих из них, участие в составе устойчивых сочетаний, ограниченное использование некоторых русских вариантов, узость их функциональных сфер употребления и пр.

 

Примером может послужить история вариантов благо - болого. Древнеболгарское слово благо употребляется в древнеболгарском литературном языке со значением "благо, доброе дело". С этим значением оно получает широкое распространение на древнерусской почве, напр. "тогда сътвори благо" (ВМЧ, Окт.),"много б(лг)а творит" (Менандр), где расширяется его семантическая структура. В памятниках церковнославянского и древнерусского и русского языков засвидетельствовано значение "богатство, обилие блага", напр. "бысть всякого блага обилие" (Новг. IV лет.), а также и значение "блаженство, благодать, благополучие", напр. "да не лишить и насъ высший спас небесныхъ благъ" (Вес.Вал.). Слово благо представлено и в составе ряда устойчивых сочетаний

 

 

347. Г.О.Винокур. О славянизмах в современном русском литературном языке. - В: Избранные работы по русскому языку, М., 1956, с. 451.

 

348. И.С.Улуханов. О судьбе славянизмов в древнерусском литературном языке. - В: Памятники древнерусской письменности. М., 1968, с.56.

 

 

297

 

напр. "вечные блага", "небесное благо", "создатель всех благ", "желав всяких благ", "народное благо" и др., см. "О вы, проложившие путь умствованиям о благь народном" (Радищ. Торг.). Для слова благо характерна словообразовательная активность, оно составляет первую часть обширного слоя сложных слов, благодарить, благовоние, благодушие, благодать, благоволение, благовестник, благоденствие, благонравный и т.д.

 

Все это обуславливает большое количество речевых реализаций староболгарского слова благо, его широкое распространение и проникновение в систему лексики русского литературного языка. Русский лексико-фонетический вариант болого засвидетельствован в единичных примерах, напр. "а древо не бологомъ листвие срони" (Сл.полк.Игор.), "и болозѣ тому иже того добудет" (Сл.христ.). Редкая употребительность, отсутствие словообразовательных связей и регулярности использования в речи ослабляют позиции русского варианта болого, который, выходит из употребления. В "Словаре русского языка XVIII в." он уже не представлен. Таким образом, возникшая лексико-семантическая избыточность, в результате появления староболгарского слова благо и формирования ряда благо - болого ликвидируется путем сокращения и прекращения употребительности русского варианта болого.

 

Показательной является и эволюция вариантов общий - обчий, засвидетельствованных в памятниках церковнославянского и древнерусского (и русского) языков, см..: общий (Изб.1073 г., Шест.Ио.екз., Прол. XIV в. и др.), обчий (Смол.гр., Пр.Русск., Пек.судн.гр., Ул.Ал.и др.). Сходство в звуковой форме и в отдельных значениях способствует семантической взаимопроницаемости фонетических вариантов общий - обчий. Староболгарское слово общий получает распространение и в древнерусской и русской письменности (Пек. I лет., АИ, Куранты и т.д.). Таким образом варианты общий - обчий оказываются в общей письменно-литературной системе выражения древнерусского и русского языка, где решается их дальнейшая эволюция Это становится важной предпосылкой для возникновения лексико-семантического взаимодействия.

 

Ряд причин обуславливают постепенное вытеснение слова обчий вариантом общий. У вариантов общий - обчий, несмотря на их общий праславянский источник, существуют некоторые семантические

 

 

298

 

отличия. "Так и системы даже близкородственных языков никогда полностью не накладываются друг на друга" [349]. Староболгарское слово в отличие от русского варианта, напр., означает еще и "вселенский; общежительный; соборный", см.: "устрои общую ц(рквь) (Изб.1073 г.), "Авва Мина старѣйшина обьща жития" (Пат.Син.). Это создает условия для увеличения его речевых реализаций. Такие возможности создает и большая широта лексической сочетаемости [350] староболгарского слова общий, определяющая и характер дистрибуции, которая оказывается шире по отношению к сочетаемости и дистрибуции варианта обчий. См.: общая обитель, общий дом, общий монастырь, общая церковь, общее житие, общий бог, общее естество, общий владыка, общий праздник, общее воскресение, общее восстание, общая минея, общее послание, общая чаша, общий путь, общая смерть, общий закон, общая воля, общая участь и др., напр. "до общаго востания не входить" (Ав. Кн.толк.), "Феодосие общимъ братямъ наставникъ бысть" (Жит.Авр.Смол.), "онъ бо обьшть путь" (Изб. 1076 г.). Более ограниченный круг лексической сочетаемости и дистрибуций обуславливает и более ограниченный состав речевых реализаций. См.: обчий (вопчий) суд, обчий (вопчий, вопший) холоп, обчая грамота, обчая купчая, обчая правда, обчие люди, обчий хлеб, обчая ссылка и др., напр. "тому обьчии судъ" (Княж.уст.), "пожаловалъ вопчего своего холопа" (Пос.Жир.Зас.), "а опчая правда будетъ" (Ул.Ал.). Многочисленные образования с морфемой -общ тоже укрепляют позиции староболгарского слова общий в литературном языке, напр. приобщать, сообщать, общаться, общение, община, общник, общество, общежитие, общежительный, общежительство и т.д.

 

Ассимиляция русского слова обчий и его вытеснение староболгарским вариантом общий осуществляется в первую очередь в условиях, при которых варианты общий - обчий входят

 

 

349. Л.А.Новиков. Некоторые аспекты описания лексики. - Русский язык за рубежом, 1967, № 1, с.20.

 

350. Е.В.Кузнецова. О критериях выделения основного значения слова. - Русский язык за рубежом. 1969, № 1, с.82.

 

 

299

 

"в адекватные контексты" [351]. См. "итти намъ на общую правду" (Чел.Лаз., Суб.Мат.ГУ) и "слатися на опчюю правду" (Ул.Ал.), "воздаст общий суд миру всему" и "а будет простой человек с церковным, ино суд вопчей" (Суд.Ив.IV). К XVIII в. общественная литературно-языковая практика окончательна утверждает слово общий как общеупотребительная единица русской лексики. См.: "для общей славы божества" (Лом., Разм.), "для общих благ мы то имеем" (Сум., Наст.), "какие будут общие права" (Собр.Зак.) и т.д. Вариант обчий выходит из употребления.

 

Фонетические варианты вождь - вожь тоже отлучаются отличаются продолжительным сосуществованием. Они засвидетельствованы в сходных значениях в древнерусской письменности, напр.: а) предводитель, военачальник: "и посла... събрати вся великиа воеводы, и сатрапаты, и вожда" (ВМЧ, Дек.) и "яко вожь и наставникъ московскаго воинства" (Пов.Кат.-Рост.), б) проводник, провожатый: "вождь ти будеть ц(рь)ству н(бсь)нууму акы ходатаи" (Изб.1076г.) "Ты-бъ далъ ему вожа доброво" (Дон.д.П). Важным этапом в истории взаимодействия фонетических вариантов вождь-вожь оказывается проникновение староболгарского слова вождь в письменно-литературную разновидность древнерусского и русского языка, напр. "не меншая бе потреба вожда и воинства" (ДАИ,V). Варианты вождь-вожь втягиваются в общие процессы урегулирования лексико-семантической избыточности и системных отношений. К XVIII в. определяется система значений вариантов вождь-вожь, в которой намечаются некоторые отличия. Староболгарское слово вождь употребляется с основными значениями: а) наставник, руководитель, напр. "Они наши пастыри, они и отцы, они и вожди" (Посошк. Кн.Скуд.), б) предводитель, военачальник, напр. "должно поружить его вождю надежному" (Карамз., М.Пос.), в) проводник, вожатый, напр. "тогда нас вождь старец арап повел" (Пут. Лукьян.). Наряду с этим на основе значения "наставник, руководитель" формируется и дополнительное значение "правитель, начальник", напр.

 

 

351. В.А.Гречко. О некоторых проблемах лексической синонимии. - В: Очерки по синонимике современного русского языка. М.-Л., 1966, с.164.

 

 

300

 

"каким образом страна может быть благополучна под такими вождями?" (Спетербг.журн.,I), а на основе "проводник, вожатый" возникает специализированное значение "вожатый, вожак (при животном), о животном — вожаке", напр. "вожд всего стада" (Вейсм., Лекс.). Расширение значений обуславливает большее количество речевых реализаций слова вождь. Морфема - вожд представлена и в ряде лексических единиц: вожденачальник, вожденачальство, вождение.

 

Русский фонетический вариант вожь сохраняется в XVIII веке с основными значениями: а) проводник, вожатый, напр. "был с ним в вожах помянутой Морозко" (Краш., Опис.Камч.), б) предводитель, военачальник, напр. "в неиже положены повѣсти... вожеи воинских, сенаторей" (Апофегм.).

 

В XVIII в. лексико-семантическая избыточность постепенно сокращается за счет дальнейшего урегулирования лексико-семантических взаимодействий вариантов вождь - вожь в системных связей лексики. В синонимическом ряду "вождь, вожь, военачальник" доминантой остается слово военачальник, а слова вождь и вожь в этом значении выходят из употребления. В другом синонимическом ряду "вождь, вожь, проводник" доминантой становится общеупотребительное слово "проводник (вожатый)", что определяет постепенный уход из употребления вариантов вождь и вожь. Староболгарское слово вождь получает широкое распространение с общим значением "общепризнанный руководитель", а употребительность слова вожь окончательно сокращается, что приводит к его выпаданию из лексико-семантической системы русского литературного языка.

 

 

в) Прекращение употребительности (аннигиляция) некоторой части староболгарских вариантов и дублетов

 

В письменности церковнославянского литературного языка и письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка отчетливо выделяется другая группа староболгарских и русских вариантов и дублетов. Постепенно их ряд распадается, потому что русские варианты и дублеты остаются общеупотребительными лексическими единицами, а староболгарские эквиваленты не проникают в систему единого русского литературного языка. К этому разряду староболгарско-русских вариантов и дублетов относятся:

 

 

301

 

абие - тотчас, алч(а) - голод, брадва - топор, брание - борьба, брав - боров, бреза - береза, блатина - болотина, брещи - беречь, буберг - почка, возглаголати - заговорить, вертоградарь - садовник, возглавница - подушка, вижду - вижу, вожду - вожу, впрящи - впрячь, врабий - воробей, вретено - веретено, главня - головня, гащи - штаны, говедарь - пастух (пасущий крупный, рогатый скот), говяждий - говяжий, градити - городить, граждъ - загородка, дивий - дикий, денонощие - сутки, делва - бочка, дольний - нижний, езеро - озеро, жещи - жечь, жребец - жеребенок, зиждати - строить, извлачити - вынимать, изметати - выбрасывать, изнести - вынести, испадати - выпадать, испражняти - выбрасывать, клада - колода, клатити - шатать, клати - колоть, крабий - коробка, крава - корова, крак - голень, краль - король, кралица - королева, кралевство - королевство, краста - короста, куп - куча, лакоть - локоть, лещи - лечь, леля - тетка, лудый - сумасшедший, лой - сало, лещу - лечу, млеко - молоко, междина - промежуток, мащеха - мачеха, межда - межа, мещу – мечу, млети - молоть, мравий - муравей, мраз - мороз, мразити - морозить, мрети – умирать, м(у)шица - мошка, навечерие - канун, надеждный - надежный, непреходимый - нескончаемый, ножница - ножны, нощвы - ночвы, обаждати - клеветать, облещися - одеться, обуща - обувь, огнище - костер, оградник - садовник, окаляти - запачкать, омраза - ненависть, онуща - онуча (обувь), опашь - хвост, остен - колючка, острищися - остричься, охабитися - портиться, охапати - укусить, отвещати - отвечать, паница - блюдо, пара - пар, пещи - печь, пещница - печь, пияница - пьяница, плакати - полоскать, платно - полотно, плевница - амбар, плахий - робкий, плева - полова, пожещи - пожечь, полунощы - полночь, поне - хотя бы, помыю - помою, понеже - так как, попещися - попечься, посещи - посечь, посребрити - посеребрить, пребрати - побороть, превести - перевести, превод - перевод, предтещи - опередить, премена - перемена, преметатися - перебросаться, преоблещися - переодеться, пререзати - перерезать, преплыти - переплыть, преходный - переходный, проврети - просунуть, провлещи - протянуть, продажда - продажа, прокуждать - уничтожать, (и выгонятьп), прострети - простереть, прохожду - прохожу, распуждати - прогонять, рещи - сказать (и говорить), ржда - ржа, рождие - ветки, рясны - подвески, сажду - сажу, сажда - сажа, свещник - подсвечник,

 

 

302

 

свила - шелк, свобождение - свобода, седмь - семь, сковрада - сковорода, слама - солома, слана - иней, срачица - сорочка, средь - середина, сряща - встреча, стрещи - стеречь, тещи - течь, тожде - тоже, тлещи - толочь, трева - трава, труждание - труд, труждатися - трудиться, тщатися - беспокоиться, тысяща - тысяча, убо - потому что, увратися - повернуться, уже - веревка, умрети - умереть, унуща - обувь, усмарь - кожевник, утре - завтра, утруждать - затруднять, ухапляти - кусать, ушарити - покрасить, хлап - холоп, хлебарь - хлебопек, хранило - кладовая, цесарство - царство, чреп - черепок, учреждение – пир, шия - шея, ядати - есть, яздити - ездить, ятие - взятие, яхати - ехать, ячмык - ячмень и т.д.

 

Изучение употребительности указанных рядов староболгарских и русских вариантов и дублетов свидетельствует о том, что; значительная часть староболгарских слов представлена преимущественно в памятниках церковнославянского литературного языка (с его двумя разновидностями). См.: "да естьствьнии суть вреди и алчь" (Ио.екз.Бог.); "и коемуждо брады в руку его" (Библ. Генн.); "на възглавьници съпя" (Еванг. 1144 г.); "въ глубину езерьскую въвреженъ" (Прол. XV в.); "жрѣбьця и тельця видимъ" (Гр.Наз. XI в.); "и по семъ начать зиждати" (Жит.Феод.Едес.) "измерзъша от мраза" (Ч.Ник.); "сътворшу омразу въ женах его" (ВМЧ, Дек.); "или в платье облещись?" (Авв. Жит.) и т.д.

 

Некоторые из рассматриваемых слов засвидетельствованы и в памятниках письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка и сохраняются даме в XVIII в. См. "да въстанеть абие да стидеть" (Ефр. Корм.), "и ту абье ... иземьша мечя" (Лавр. лет.), "Не абие стверзоша двери" (Кн.сист.), "изчезнет абие, и будет не видим" (Майк.Ея.), "абие брак сотворил" (Пуф., Ист.), "яко вертоградарь съ нимъ глаголаше" (Х.Рад.), "осел работаше г(дн)у своему вертоградарю" (Зрия.), "Благаго вертоградаря есть долг пещися" (Платон I), "надлежет по наблюдениям искусных вертоградирей" (Сл.нат.ист., I), "аще ли къто възглаголеть" (Ефр.Корм.), "како возглаголю с преставлении сего князя" (Львов. лет., I), "а с вас что возглаго..?" (Явор.Сл.), "и новоеожденные возглаголют" (Кн. ..ст.), ".. воздыханием сердец возглаголем" (Крекш.) и т.д.

 

 

303 

 

Общая и основная причина постепенного сокращения и прекращения употребительности изучаемых в этом разделе староболгарских слов - это наличие общеупотребительных русских слов и вариантов, которые в большинстве своем являются общенародными словами, соотнесенными с необходимыми для речевого коллектива предметами, признаками, явлениями и пр., которые характеризуются регулярностью употребления в речи, деривационной активностью, установленными системными связями с другими слсвами, устойчивостью и значимостью в номинативной системе русского литературного языка. В таких условиях лексико-семантическая избыточность ликвидируется в результате прекращения употребительности соответствующих староболгарских, слов, которые не проникают в систему лексики единого русского литературного языка и в словарях современного русского литературного языка не представлены. Но художественная речевая практика часто оказывается богаче и разнообразнее нормативных тенденций. Как и в других случаях, некоторые авторы привлекают отдельные вышедшие из употребления староболгарские варианты и дублеты, используя их в определенных стилистических целях. См., напр., употребление слова абие как средство речевой характеристики и создания комического эффекта: "Как у наших попов - "абие, абие!" / А на деле "бабие" (Беднэй, Зараза). См. еще использование слов млеко и слана как средство образности, напр. "Лестно было бы усладиться млеком Вашей мудрости" (Куприн, Корь), "Он весла, Афиры, / Чрез сланы пучины / Летать на кораблях / Вручил нам на веки" (Катен., Софокл). См. также привлечение слова обуща при списании быта духовных лиц: "И о пище то попекись и о питии, и с монастырском строении, и об одежде и обущи" (Печ., Лес.). См. и употребление староболгаризмов елень, мраз, рещи как средстве исторической стилизации и речевой характеристики: "елени по нынешним местом, коих нету в волости новогородской", "нету мразов таких, зим прежестоких", "не и то рещи: "како повернет" (Балаш., Бремя).

 

 

304

 

г) Прекращение иди сокращение употребительности некоторых староболгарских и русских вариантов и дублетов

 

Анализ языка памятников церковнославянского литературного языками письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка показывает наличие еще одной группы соотносительных староболгарских и русских вариантов и дублетов, которые отличаются тем, что в одних случаях староболгарские слова остаются на стадии сокращения употребительности, а русские варианты и дублеты выходят из употребления, напр. брань (война, битва) - боронь, брашно - борошно, вящий (вящший) - вячий (вятчий), забрало - забороло, крамола - коромола, крамольник - коромольник, чресла - чересла, чрево - черево и т.д в других случаях на стадии сокращения употребительности остаются русские варианты и дублеты, а староболгарские слова выходят из употребления, напр. веще - вече, гащи - гачи, госпожда - госпожа, плашити - полошить, тысящник - тысячник и т.д.

 

Указанные дублеты и варианты засвидетельствованы в памятниках церковнославянского литературного языка и письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка (XI-XVII вв.). См.: "то на кою тя брань гонимъ? (ВМЧ, Окт.), "бысть брань велия в Твери" (Ник.лет.X), "стоиши на борони, прыщеши на вои" (Сл.полк.Игор.), "свою царскую боронь учинить" (Счет.д. Троск.), "да въшедъ уставить крамолу" (Сказ.Бор.Гл.), "въздвиже крамолу межи руссскыми князи" (Новг.1 лет.), "что чаетъ межъ ихъ коромолы" (Крым.д.I), "вшелъ въ коромолу к великому князю"; (Дух.дог.гр.), "иже к тѣлеси приближени суть срачица и гащи" (Врем.Тим.), "удача роспустя гачи" (Сим.Посл.) и т.д.

 

Некоторые из староболгарских или русских вариантов дублетов сохраняются в пассивном составе лексики русского литературного языка (XVIII-ХХ вв.) и используются в определенных стилистических целях русскими авторами XVIII-ХХ вв. См.: "вкусите его брашна, и сердце ваше усладится" (Рад., Пут.), "утварь на столе деревянная, и солило, и солоница, и брашно" (Бород., Донской), "В сей жестокой брани мой рассудок тмится" (Чулк., Песни), "И за святое дело / Сам поведи, на брань свои полки" (А.Толстой, Смерть Иоанна), "вящшая бо есть премудрость размышляти о смерти" (Апофегм.),

 

 

305

 

"пусть вятшие не величаются" (Валаш., Бремя), "за кого примется, напустит и гачи" (Интерл..), "чего им полошиться-то?" (Григор., Рыбаки), "ничто не могло изменить мнения Петра о стрельцах, ... что это - опасные крамольники" (Добр. Первые годы) и т.д.

 

Причины сокращения или прекращения употребительности староболгарских или русских дублетов и вариантов разнообразны и различны в конкретных случаях. Во-первых, у большинства староболгарских и русских вариантов и дублетов имеются общенародные, регулярно употребительные в речи лексико-семантичеекие эквиваленты, напр. брань - боронь и война (битва, бой), брашно - борошно и кушанье (яства), вящший - вя(т)чий и большой (лучший), крамола - коромола и мятеж (бунт, заговор), плашить(ся) - полошить(ся) и путать(ся) и др. Во-вторых, процессы сокращения или прекращения употребительности отдельных староболгарских или русских слов могут быть обусловлены исчезновением предметов, явлений и т.д., которые они обозначали, напр. веще и вече (народное собрание), забрало и забороло (крепостная стена), тысящник и тысячник (начальник военного ополчения) и др.

 

 

3. Активизация употребительности

 

Другим следствием лексического взаимодействия церковнославянского литературного языка и древнерусского и русского языка (и прежде всего его письменно-литературной разновидности) является активизация некоторой части лексических единиц.

 

В этот разряд относим главным образом слова, которые могли возникнуть как лексические параллельные образования как в древнеболгарской, так и в древнерусском языке, поскольку их лексические системы допускали такую возможность, обладая праславянскими морфемами, участвующими в формировании подобных лексических единиц. Но обстоятельство, что такие слова засвидетельствованы первоначально в древнейших памятниках древнеболгарской письменности, распространенной в списках и в Древней Руси, дает основание обратить внимание на культурно-языковые традиции староболгарского литературного языка древнерусской и русской редакции и ее древнерусской и русской разновидности. Несомненно, эти традиции обуславливают активизацию употребительности

 

 

306

 

изучаемых лексических единиц в древнерусском и русском языке. К составу данной группы можно отнести:

безбожный, безвестный, безводный, безгневный, бездельный, безгрешный, безделие, бездельный, бездетный, бездождие, бездушный, беззлобие, беззлобный, безмерный, безмолвие, безмолвный, безмужный, безобразить, безобразный, безутиный, безумство, безумствовать, безумие, бескровный, беспечальный, бесплодный, беспутие, беспутный, бессмертие, бессмертный, бесстрашие, бесстрашный, бесчестие, бесчестить, бесчинник, бесчинный, бесчинство, братоубийство, братоубийца, вседневный, вседобрый, всемирный, всенародный, всесильный, высокопарный, двоеженец, двуличный, детеубийство, добровольный, добродушный, долголетный, долгорукий, душегубный,, дожденосный, женолюбивый, зверообразный, злодейство, злословить, злоязычный, кровопийца, любочестие, маловерный, маловодие, малолетний, малословный, малодушие, малоумный, многоженец, многолетний, многомужный, многоплодный, многосложный, незлобие, непокорник, нестройный, неудобный, родоначальник, родословие, рукотворный, самовольство, самодержец, самолюбие, светозарный, твердосердый, худословие и т.д.

 

Изучение языка памятников церковнославянского литературного языка и письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка показываем широкое распространение подобных слов..См.:

безводный (Мар., Псалт.Чуд., Жит.Саввы Освящ., Г.Ам., Хожд.Дан., Сл.полк.Игор.),

бездельный (Ман.Хр., Панд.Ант. XI в., Кир.Тур., Жит. Стеф.Махр., Пос.Вас., Рог.лет., Дон.д.V, Моск. а),

бездушный (Супр., Ио.екз.Бог., ВМЧ, Дек., Ник.лет., Лет.Авр., Ав. кн.бес.),

безмерный (Мар., Изб.1076 г., Льв.лет., Мол.Дан.Зат., Мол.Алм., Швед.д., Писц.д.V, Д.Иос.Колом.),

бесплодный (Супр., Гр.Наз.XI в., Усп.сб., Стих. XII в., ВМЧ, Окт., Рим.д., Польск. д.),

бессмертный (Супр., Изб.1076 г., ДАИ I, Львов.лет.),

бесчестный (Син.пс., Усп.сб., Кн.Зак., Швед.д., Чел.солов.ин.,ПСЗI),

всенародный (Гр.Цамбл., 2 Макк., Жит. Конст.Мур., Львов.лет., Пов.Кат.-Рост.),

добровольный (Ман.Хр., Усп.сб., Пск.лет., АИ I),

злочестивый (Мин.1097 г., Пред. XIV в., Львов.лет., Ио.Вол.Просв., Аз.пов.),

малогодный (Супр., Изб. 1076 г., Жит.Ст.Перм., ВМЧ, Ноябрь),

малодушие (Жит.Феод., Панд.Ант. XI в., Кн.Зак., Пск.а.),

многолетний (Евх., Изб.1076 г., Ник.лет.IX, Заб.Мат., Ипат.лет., Лет.) и т.д.

 

 

307

 

Г. Семантическое и функционально-стилистическое разграничение (раскалывание семантической и функциональной зоны)

 

Семантическое и функционально-стилистическое разграничение (или раскалывание семантической, и функциональной зоны) в составе установленной группы староболгарских и русских дублетов является общим и основным результатам ликвидирования возникшей лексико-семантической избыточности и урегулирования синонимических отношений и системных связей. Уже упоминались соображения Е.Куриловича о том, что при появлении заимствованных слов в определенных случаях возникает раскалывание семантической зоны, занятой первоначально местными словами. Можно добавить, что в других случаях возникает и раскалывание функционально-стилистической зоны. И.В.Арнольд с основанием пишет: "Общий закон системности явлений языка в применении к проблеме заимствований можно сформулировать следующим образом: всякое изменение в словарном составе языка в виде проникновения иноязычных заимствований влечет за собой семантические или стилистические изменения в уже имеющихся в языке словах и сдвиги в синонимических группах" [352].

 

В древнерусской и русской, христианской и светской литературе и письменности выделяется слой староболгарских и русских дублетов и вариантов, которые характеризуются своими синонимическими связями. В зависимости от дальнейшей эволюции обособляем два типа дублетов и вариантов, подвергнутых определенным изменениям.

 

 

а) Семантическое разграничение староболгарских и русских дублетов и вариантов.

 

В данной, группе объединяются староболгарские и русские дублеты и варианты, которые в процессе совместного функционирования разграничиваются семантически, обособляются как семантически самостоятельные лексические единицы, которые проникают в систему лексики единого русского литературного языка. Это предопределяет

 

 

352. И.В.Арнольд. Лексикография современного английского языка. М., 1956, с. 213.

 

 

308

 

их функциональную активность, регулярность употребления в речи, деривационную продуктивность. Только незначительная часть дублетов и вариантов постепенно выходит из употребления. Семантическое разграничение, раскалывание семантической зоны изучаемых лексических дублетов и вариантов можно проиллюстрировать следующими словами:

алчный - голодный, блюсти - беречь, бездна - пропасть, будущий - будучий, брашно - борошно, брань - боронь, бранить(ся) - боронить(ся), влага - волога, власть - волость, вращать - ворочать, гражданин - горожанин, глава - голова, главный - головной, горящий - горячий, живущий - живучий, жребий - жеребий, здравый - здоровый, заградить - загородить, заграждение - загородка, издать - выдать, изливать - выливать, изводить - выводить, издыхать - выдыхать, изменять - выменять, искупить - выкупить, исполнить - выполнить , исправить - выправить, испустить - выпустить, исход - выход, истекать - вытекать, источить - выточить, исходить - выходить , исчерпать - вычерпать, исчислять - вычислять, краткий - короткий, млечный - молочный, могущий - могучий, мрак - морок, мрачити - морочити, насаждать - насажать, насаждение – насадка, невежда - невежа, оградить - огородить, ограждение - огораживание, прах - порох, преградить - перегородить, преграждение - перегораживание, предать - передать, преломить - переломить, пресечь - пересечь, преступать - переступать, провождать - провожать, провождение - проводы, среда - середа, средний - середний, срам - сором, срачица - сорочка, совратить - своротить, страна - сторона, странный - сторонний, хранить - хоронить, чреда - череда, чуждый - чужой и т.д.

 

Указанные староболгарские и русские дублеты и варианты засвидетельствованы в различных жанрах древнерусской и русской христианской и светской литературы и письменности. См..: брашно - борошно: "полождаша трупиа рабъ твоихъ брашно птицамь небеснымъ" (ВМЧ, Сент.), "ни пити, ни борошна ихъ примати" (Феол.Печ.), "съ пламяньнымъ копьемъ браняше Адаму въхода" (Сл.митр.Илар.), "а иныхъ до смерти побили, себя боронячи" (Полъск.д.II), "и тако скончася власть Игорева" (Моск.лет.), "дасть ему волость на своемъ дому" (ВМЧ, Окт.), "будетъ великое и главное страшное, дѣло" (ДАИ, XII), "папа былъ и головной" (Аре. Сух.Прен.),

 

 

309

 

"мечемь жребия на сыны и на дщери наша" (Соф. 1 лет.), "на которого надеть жеребий тому и вынемъ очи" (Рим.д.), "и отъида здрава въ домъ свой" (Ник.лет.Х), "мало их от них здоровых отъехало" (Пов. о Сканд.), "издасть сребра на то из своее казны" (Новг. IV лет.), "старцы соборные выдали из ларца на росход" (Кн.прих.Кир.м.), "солнце мрачиши" (Евфр.Отраз.), "а они, мороча, глаголютъ" (Вып.Лаз.) и т.д.

 

Все указанные лексические дублеты и варианты могут стать объектом специального диахронического исследования. Развитие лексико-семантических взаимодействий разногенетических синонимов осуществляется на протяжении веков, отличаясь своим разноаспектным характером. Но основное направление эволюции является общим. Это постепенное семантическое разграничение, размеживание лексических вариантов и дублетов, раскалывание их семантических зон. Стабилизация их семантической структуры обусловлена общими процессами нормализации единого русского литературного языка, которая осуществляется к XVIII-XIХ в. Разные результаты процесса семантического разграничения определенного слоя лексических дублетов и вариантов дают основание для выделения двух случаев.

 

Во-первых. В результате процесса семантического разграничения лексических вариантов и дублетов в системе лексики русского литературного языка сохраняются как самостоятельные лексические единицы как староболгарские, так и русские слова. Укажем на семантическую эволюцию следующих пар.

 

Алчный - голодный. Указанная староболгарско-русская дублетная пара засвидетельствована в памятниках древнерусской и русской христианской, и светской литературы с общим значением "испытывающий голод", напр. "пребысть альчьнъ и жадьнъ" (Усп. рб.), "а Лазарь же голоден и боленъ" (Изм.), С указанным общим значением дублеты алчный и голодный сохраняются и в XVIII в., напр. "и остави его алчна и жаждна" (Кн. жит. 1705), "голоден из-за стола выходит" (Кант., Сат.III). Семантические различия изучаемых дублетов представлены еще в XII-XVII вв. Староболгаризм алчный употребляется как со значением "голодный", так и со значениями "жаждущий, стремящийся к чему-л." и "соблюдающий пост", напр. "идеть алъчьнъ сын̑ ч(лвч)ьска с(пс)ения" (Усп.сб.);

 

 

310

 

"ожьдавъшеи алчени" (Ефр.Корм.). Русский, дублет "голодный" используется как со значением "испытывающий, голод", так и со значениями "вызванный, голодом" и "неурожайный.", напр. "голодною смертию помрутъ" (ДАИ, V); "в голодное или в ыное в какое время" (Ул.Ал.). Таким образом, лексико-семантическая избыточность устанавливается в рамках значения "испытывающий голод": алчный. - испытывающий, голод, голодный. - испытывающий голод. Эта избыточность постепенно ликвидируется в результате семантического размеживания дублетов. К XVIII в. доминантным значением староболгаризма алчный становится "жаждущий, стремящийся к чему-л.", напр. "и ищет алчным взглядом" (Дмитр. II). На его основе формируется и конкретизованное значение "жаждущий богатства, корысти", напр. "а жестоким и алчным ростовщикам узда" (Княж., Скупой). Русский дублет голодный сохраняется с основным значением "испытывающий голод", напр. "голодный волк... приближился к стаду" (Поденщ.). Семантическое размеживание дублетов алчный - голодный обуславливает не только прекращение лексико-семантической избыточности, но и сохранением обоих дублетов как семантически самостоятельных лексических единиц лексики русского литературного языка, которые вступают в новые системные связи.

 

Власть - волость. Указанная пара староболгарско-русских вариантов засвидетельствована в памятниках древнерусской и русской, христианской и светской, литературы (XI-XVII вв.) с двумя общими значениями:

а) господство, право повелевать, управлять, напр. "и тако скончася власть Игорева" (Моск.лет.) "и тако скончася волость Игорева" (Переясл.лет.);

б) область, находящаяся под одной верховной властью, напр. "власти и села повоеваша" (Ник.лет.), "и волость их отимем" (Поуч.Вл.Мон.).

В этот период намечаются и семантические отличия. Староболгаризм власть употребляется и со значениями:

а) властность, право поступать по своей воле, напр. "не дай же ему власти во юности" (Дом.),

б) органы власти, лица, облеченные властью, напр. "всяка д(у)ша властемъ повинуется" (Лавр.лет.).

Русское слово волость употребляется и со значением "сельская территориально-административная единица", напр. "и нача Мисюрь волостьми своею казною... копати" (Сим.лет.). Возникшая лексико-семантическая избыточность в рамках двух указанных общих значений

 

 

311

 

постепенно ликвидируется в результате дальнейшего семантического разменивания и выпадания из употребления некоторых значений. К XVIII в. уже намечаются семантические контуры вариантов власть - волость. Староболгаризм власть получает распространение со значениями:

а) господство, право повелевать, управлять, напр. "приемших власть и должность вязати" (Уч.отр.),

б) лица, облеченные властью, напр. "властям дал гордой дух" (Опыт о чел.).

На основе этих значений развиваются и ассоциативные значения:

в) "сила, могущество", напр. "где власть где владычество свое порок распространил" (Зерц.безб.) и

г) "право управления государством", напр. "оскорбление верховной власти" (Радищ., Уш.).

Русское слово волость устанавливается и с терминологическими значениями:

а) сельская территориально-административная единица, напр. "Другая волость по Оми" (Радищ., ПСС III),

б) земля, область какого-л. владетеля, напр. "Чтоб волости его были для сего осуждены" (Вед.,II).

 

Варианты глава - голова представлены в памятниках древнерусской и русской христианской и светской литературы со следующими общими значениями:

а) часть человеческого тела, см.: "съ вами, русици, хощу главу свою приложити" (Сл.полк.Игор.), "и за новгородские волости голова сложим" (Моск.лет.),

б) человек (как единица счета людей), см. "да вдамы по числу на главы" (Лавр.лет.), "и множьство паде головъ" (Новг.1 лет.),

в) главный, первенствующий, см.: "Иерусалимъ есть первый градъ и глава всѣхь градовъ" (Проск.Арс.К.), "имам бо велика свѣтилника Х(а) б(а) н(шг)о голову над всѣми главами" (Корм.Балаш.),

г) вершина, верх, см.: "и внегда же убо кочерги с(т)аго простерты главами впрямь" (Жит.Пр.Уст.), "у полыни голова изеушити" (Пам.отреч.II).

В этот период намечаются и семантические отличия. Староболгаризм глава засвидетельствован и со следующими значениями:

а) купол церковного здания, напр. "и падеся глава церковная" ( Ерм.лет.),

б) раздел книги, документа, напр. "книгы о шести днии глава прьва" (Шест.Ио.екз.).

Русское слово голова употребляется и со значениями:

а) начальник, должностное лицо, напр. "чтоб голова и целовалники таможеные пошлины... вбирали вправду" (Астрах.а.),

б) убитый, напр. "и отложиша убиение за голову" (Пр.Руск.),

в) определенное количество, часть чего-л., напр. "голову сахару кушать на здоровье" (Переп.Хован.).

 

 

312

 

К XVIII в. начинается процесс семантического разменивания и постепенной стабилизации семантической структуры вариантов глава - голова. Староболгаризм глава утверждается со значениями:

а) главный, старший, вождь, напр. "Рафаель глава Римской школы" (Карамз., Пут.),

б) купол церкви, верхняя часть чего-л., напр. "Он видит пред собой превысочайшу гору, котора взнесена за облака главой" (Майк., Игрок),

в) раздел книги, документа, напр. "отписок, сказок, допросов... по главам имяновать" (Пам.Сиб.).

Слово глава в значении "части человеческого тела" постепенно вытесняется общеупотребительным русским лексико-семантическим эквивалентом голова, сохраняясь в пассивной запасе лексики русского литературного языка в качестве стилистически маркированной единицы. Русское слово голова продолжает функционировать со значениями:

а) часть человеческого тела;

б) начальник,

в) часть чего-л.

Постепенно возникают на основе различных ассоциаций и значения:

г) передняя часть чего-л.,

д) единица счета (людей),

е) ум, рассудок.

 

Следовательно, и в данном случае семантическое размеживание содействует как устранению лексико-семантической избыточности, так и сохранению вариантов в системе лексики.

 

Во-вторых. В отдельных случаях вместе со семантическим разграничением происходит и выпадение отдельных членов пар дублетов или вариантов. Общая причина обусловлена наличием общеупотребительного (или общеупотребительных) эквивалента (или эквивалентов). См., напр., историю вариантов брашно - борошно, которые засвидетельствованы с общим значением пища, напр., "и много дни безъ брашна пребыстъ" (Ник.лет.X), "ни пити, ни борошна ихъ примати" (Феод. Печ.). Староболгаризм брашно употребляется еще и со значением "съестные припасы", напр. "и ту нача сей гетманъ брашно во осаду много готовити" (Пов.Кат.-Рост.), а русский вариант борошно - с конкретизированным значением "мучное кушанье", напр. "а борошна колько могуть изъясти" (Пр. Рус.). Варианты брашно - борошно не получают распространения потому что у них были общеупотребительные лексико-семантические эквиваленты кушанье, еда, пища. Сохраняется в пассивном слое лексики русского литературного языка староболгаризм брашно, который становится стилистически маркированной единицей. См. "вкусите его брашна, и сердце ваше усладится, дав страду

 

 

313

 

скорбящему" (Рад., Пут.), "Бѣда для них, когда кто в писаниях своих употребляет слова: брашно, требище, рясна... и тому подобная, которых они сроду не слыхивали" (Шишк., Расс.).

 

 

б) Семантическое и функционально-стилистическое разграничение староболгарских и русских дублетов и вариантов.

 

В этой группе объединяются староболгарские и русские дублеты и варианты, которые в процессе совместного употребления разграничиваются не только семантически, но и функционально и функционально-стилистически. Общая причина этого процесса тоже связана с разрушением возникшей лексико-семантической избыточности. В результате этого некоторые дублеты и варианты сохраняются в книжной речи, другие в диалектной сфере, в разговорной речи или просторечии. См. алкать - голодать (и чувствовать голод), бремя - беремя, влачить - волочить, враг - ворог, вред - веред, вредить - вередить (и бередить), мощь - мочь, маломощный - маломочный, надежда - надежа, нрав - норов, нужда - нужа, немощь - немочь, одежда - одежа, обратить - оборотить , отвратить - отворотить, праздний - порожний, пища - снедь, преграда - перегородка, рождать - рожать, трезвый - тверезый, храм - хором(ы) и т.д.

 

Указанные варианты и дублеты засвидетельствованы в различных памятниках древнерусской и русской христианской и светской литературы (XI-XVII вв.). См."одежды не стало, а зимовье каплет" (Авв.Жит.), "раненымъ на пищу и на одежу" (Дон.д. IV), "не имат мощи" (ВМЧ, Апр.), "и у имъ не бы мочи" (Новг. I лет.), "и реченно бысть имъ не вредити" (Чел.Лаз.), "Въ уности своей вередих" (Поуч.Вл.Мон.).

 

Семантическое и функционально-стилистическое разграничение староболгарских и русских дублетов и вариантов можно проиллюстрировать на примере вариантов влага - волога, которые засвидетельствованы в памятниках древнерусской и русской литературы и письменности (XI-XVII вв.) с общими значениями: а) жидкая пища (похлебка, щи и т.п.), напр. "приготови ны влагу" (Алекс.), "ино и упродас(т) на иную вологу" (Дом.), б) масло, сметана, жиры (и т.п. пищевые продукты), напр. "а не бѣ варива, ни соли, ни влагы" (Жит.Серг.Рад.), "за кормъ, и за волегу, и за мяса..." (Пр.Рус.).

 

 

314

 

Наряду с этим староболгаризм влага представлен и более общими значениями: а) жидкость, вода, напр. "малу влагу имушти" (Изб. 1076г.), б) сырость, влажность, напр. "тая соль, влаги ради, поспущается" (Х.Рад.). Возникшая лексико-семантическая избыточность прекращается в результате сужения семантической структуры староболгаризма влага, который к XVIII в. засвидетельствован с основными значениями:

а) жидкость, вода, напр. "может впущенную ему во уста влагу поглощать" (Сельск.леч.),

б) сырость, влажность, роса и т.п., напр. "премногие влаги из океана возносятся" (Геогр.ген.).

Русское слово волога, которое сохраняет свои значения "жидкая пища; масло, жиры и т.п.", напр. "никакой у нас вологи не было" (Письма помещ.), сохраняется в диалектном употреблении. Оно уходит из употребления, потому что в литературном языке функционируют общеупотребительные лексико-семантические эквиваленты, напр. масло, жиры, сметана, щи и т.д.

 

Варианты вред - веред представлены в памятниках древнерусской и русской литературы (XI-XIII вв.) со следующими общими значениями:

а) болезнь (часто с кожными симптомами), напр. "яко же больной человѣкъ объявить врачу вредъ свой" (Поуч.еп.Стеф.), "а еже то, рече, инакъ вередъ" (Вопр.Кир.),

б) нарыв, язва, опухоль, напр. "руку прилагаше къ вреду имѣже беляше на шии" (Жит.Бор.Гл.), "лечить... всякие раны и лихие вереды" (Мат.мед.).

Староболгаризм вред употребляется и с другими значениями:

а) увечье, напр. "вънѣ вредъ носить" (Ис. и Варн.),

б) ущерб, убыток, напр. "врагомъ мысли зло, но не своего ради вреда" (Менандр),

в) порок, грех, напр. "яко исцѣление вредом пос(т) есть" (Изм.).

Возникшая лексико-семантическая избыточность ликвидируется как в результате семантического разграничения, так и функционально-стилистического. К XVIII в. русское слово веред функционирует только со значением "нарыв, язва, опухоль", напр. "всякие вереды вылѣчивает" (Парн.щепет.). В дальнейшем оно сохраняется в просторечной сфере, потому что слова нарыв, язва, опухоль - общеупотребительные. Староболгаризм вред тоже сужает свою семантическую структуру, сохраняя основное значение "ущерб, порча", напр. "от чего доходам вред" (Кант., Сат.V), получая широкое распространение вместе с производными образованиями вредный, вредить, вредитель, вредность,

 

 

315

 

вредоносный, вредительство.

 

Показательной является история семантического и функционально-стилистического разграничения вариантов бремя - беремя, которые в древнерусской и русской литературе (XI-XVII вв.) представлены со следующими общими значениями:

а) ноша, груз, напр. "несуще солому, полову и дрова сухая, кто ж свое бремя" (Алекс.), "беремена всякие, коробьи и бочки, свивати и связывати" (ААЭ, I),

б) связка, вязанка, охапка,, напр. "иная же своя одѣяниа во бремяни своем носяша" (Жит.Ал.Ош.), "а в беремяни по сту по штиседятъ кovy" (Ревел.а.I),

в) не родившийся еще ребенок, напр. "еже кто бремя зачать" (Сим.Пол.,Орел), "дадутъ вдовь на беремя" (ПСЗ,I).

Староболгаризм бремя обладает и дополнительным переносным значением "тяжесть, душевный : гнет", напр. "взяти имъ посольства бремя" (Пов.Кат.-Рост.). В XVIII в. семантическая соотносительность вариантов бремя - беремя все еще сохраняется, они продолжают функционировать с указанными тремя общими значениями, напр.

а) ноша, груз: "елико болше есть бремя корабля нагруженаго" (Геогр.ген.), "хотя мое беремя было весьма тяжело" (Апулей,II),

б) связка, охапка: "за плечьми тяжкое бремя кольев" (Гесн.Идил.), "медвѣдь, добычу взяв в беремя" (Держ.,III),

в) не родившийся еще ребенок, беременность: "бремя Селимино отчасу приростало" (Маркиз.II), "пусти меня в нево, на время, поколь мое пройдет беремя" (Сум., Притчи).

В XVIII - XIX вв. варианты бремя - беремя вовлекаются в общий процесс стабилизации семантической структуры многозначных слов и урегулирования синонимических отношений. В синонимическом ряду "бремя, беремя, ноша, груз" доминантами становятся общеупотребительные слова "ноша, груз". В другом синонимическом ряду "бремя, беремя, охапка, связка, вязанка" в общем употреблении сохраняются тоже получившие широкое распространение народные слова "охапка, связка, вязанка". Общеупотребительное народное слово беременная и новообразование беременность вытесняют варианты бремя и беремя. В результате этих изменений в синонимических рядах ликвидируется лексико-семантическая избыточность в паре разногенетических синонимов бремя – беремя. Староболгаризм бремя сохраняется с основным переносным значением "тяжесть, душевный гнет, то, что угнетает", напр. "на что столько наук.., этим бременем можно замучить ум" (Коз., Расс.).

 

 

316

 

Русское слово беремя остается в просторечной и диалектной сфере со значением "большая охапка, тяжелая ноша", напр. "Истопник... явился в комнату, неся на спине беремя дров" (Салт.Щедр., Сат. в прозе).

 

Итак, взаимодействие систем церковнославянского литературного языка и письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка обуславливает формирование рядов соотносительных староболгарских и русских вариантов и дублетов. Наличие подобных рядов вариантов и дублетов является общей причиной установления лексико-семантической избыточности в лексике единого русского литературного языка. Освобождение от возникшей лексико-семантической избыточности при наличии системных связей в лексике осуществляется в результате постепенного сокращения (ретардации) и прекращения (аннигиляции) употребительности староболгарских или русских членов синонимических рядов, а также в результате их семантического и (или) функционально-стилистического разграничения. К этим изменениям следует отнести и активизацию некоторой части лексических единиц в письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка под воздействием определенных староболгарских словообразовательных типов.

 

Общий закон системности явлений языка в применении к заимствованиям и их функционированию обуславливает в целом различную эволюцию различных слоев староболгаризмов в русском литературном языке.

 

Процессы использования, проникновения, интеграции и калькирования староболгарских слов, процессы семантического и функционально-стилистического разграничения староболгарских и русских дублетов и вариантов, а также изменение их употребительности, протекают медленно, на протяжении веков. Они определяют неповторимей характер лексического взаимодействия церковнославянского и русского языков.

 

 

III. Состав староболгаризмов в лексике русского литературного языка

 

Состав староболгаризмов в лексике русского литературного языка (в диахроническом аспекте - это древнерусская и русская разновидность церковнославянского языка и письменно-литературная

 

 

317

 

разновидность древнерусского и русского языка) до сих пор остается не окончательно установленным, высказываются мнения по этому вопросу. А.А.Шахматов, напр., считает, что русский литературный язык "содержит в себе еще и теперь наполовину слова, формы и обороты древнеболгарской книжной речи" [353]. Б.О.Унбегаун высказывает мнение, что "в своей основе словарный состав современного русского литературного языка продолжает оставаться церковнославянским, и не только оставаться, но и развиваться и обогащаться при помощи церковнославянского словообразования" [354]. С другой стороны, выдвигается противоположная точка зрения. М.Н.Петерсон, напр., пишет, что "если принять во внимание коэффициент употребительности, то и в речевом потоке все заимствованные слова любого происхождения (цсл., греч., лат. и т.д.) едва составят в среднем процентов 10, а исконно русские процентов 90 и даже больше" [355]. Подобного мнения придерживается и Н.М.Шанский: "более 90 % словарного запаса современного русского литературного языка составляют исконно русские слова" [356].

 

Эти противоречивые суждения о генезисе лексики русского литературного языка не являются результатом исчерпывающего количественного анализа и всестороннего историко-лингвистического и этимологического исследования. Так, А.А.Шахматов приводит всего лишь около 740 примеров в пользу своего утверждения, что лексика современного русского литературного языка содержит наполовину слова, формы и обороты древнеболгарской книжной речи. М.Н.Петерсон обосновывает свои констатации с того, что процентов 90 и даже больше лексики современного русского

 

 

353. А.А.Шахматов. Очерк древнейшего периода истории русского языка. – В: Энциклопедия славянской филологии. Пг, 1915, вып. XI, с.39.

 

354. Б.О.Унбегаун. Язык русской литературы и проблемы его развития. - В: Communication de la délégation française et de la délégation Suisse. Paris. 1968, р.129.

 

355. М.Н.Петерсон. Лекции по современному русскому литературному языку. 1941, с.19.

 

356. Н.М.Шанский. Лексикология современно русского литературного языка, М., 1972, с.71-72.

 

 

318

 

литературного языка составляют исконно русские слова на основе "рассмотрения 500 слов из произведений Пушкина, взятых из разных мест" [357].

 

В последние годы этому вопросу посвятил несколько своих работ Ф.П.Филин. Основой подсчетов для него служит семнадцатитомный "Словарь современного русского литературного языка» в котором включено около 120 000 слов, "Частотный словарь русского языка", в котором даны сведения о частотности около 40 000 слов, и "Обратный словарь русского языка", в котором представлены около 125 000 слов. Исходя из установленных А.А.Шахматовым фонетико-морфологических и словообразовательных признаков (неполногласие, образования с приставками -пре, -воз и т.д.), как единственно доступных для обобщающих выводов, Ф.П.Филин приходит к выводу, что "слов с формально-генетическими признаками церковнославянизмов насчитывается... менее 10%" [358].

 

Предварительно следует подчеркнуть, что состав староболгаризмов на разных этапах развития русского литературного я языка (в его диахроническом понимании) менялся.

 

Определение состава заимствований из древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка (собственно церковнославянского литературного языка) предполагает предварительное извлечение и анализ всех слов в памятников древнеболгарской, среднеболгарской, церковнославянской и древнерусской (и великорусской) письменности. Эта исключительно трудоемкая и масштабная работа в основных аспектах уже сделана коллективами сотрудников "Словника языка старославянского" в Праге, "Словаря русского языка XI-XIII вв." в Москве, "Словаря древнерусского языка" в Москве, "Словаря русского языка XVIII в." в Ленинграде. Специально следует подчеркнуть наличие уникальных картотек староболгарского языка в Софии и Праге, древнерусского и старорусского языка в Москве, праславянского

 

 

357. М.Н.Петерсон. Лекции по современному русскому литературному языку, с. 21.

 

358. Ф.П.Филин. Истоки и судьбы русского литературного языка. М., 1981, с.58.

 

 

319

 

лексического фонда в Москве и Кракове, русского языка XVIII-ХХ вв. в Ленинграде. Кроме того имеются капитальные академические словари почти всех славянских языков, имеются хорошие частотные, обратные, исторические, этимологические и др. словари отдельных славянских языков. Богатый материал содержит и различные более старые издания, напр. "Церковный словарь" (СПб., 1817-1819) П.Алексеева, "Словарь церковнославянского языка" (СПб., 1858-1861) А.Х.Востокова, "Полный церковно-славянский словарь" (М., 1900) Г.Дьяченко, "Словарь Академии Российской, по азбучному порядку расположенный" (СПб., 1806-1822), "Словарь церковнославянского и русского языка" (СПб., 1847), "Материалы для словаря древнерусского языка" (М., 1958) И. И. Срезневского, "Лексикон треязычный" (М., 1704 г.) Ф.Поликарпова и т.д.

 

Весь этот выявленный огромный словарный материал дает возможность приступить к сплошному сравнительно-сопоставительному изучению. Его историко-этимологическое, генетическое определение является задачей историко-этимологического словаря. Но такого словаря еще нет. Поэтому на данном этапе сравнительно-сопоставительный анализ необходимо проводить параллельно с историко-этимологическим анализом лексики древне (средне и ново) болгарского, церковнославянского и древне (и старо) русского и русского языков. На основе этого можно охарактеризовать ее специфические, отличительные черты, разграничить различные генетические слои (праславянский, инославянский и т.д.) и определить состав староболгарских слов в русском литературном языке. Принимаются во внимание и данные существующих этимологических словарей русского языка, напр. М.Фасмера (Этимологический словарь русского языка, М.,1964-1973), А.Преображенского (Этимологический словарь русскою языка, М., 1910-1914) и др., а также различных исследований (напр. В.В.Виноградова, Г.О.Винокура, В.В.Замковой, И.С.Ильинской, Е.С.Копорской, Т.Н.Кандауровой, В.Д.Левина, Р.Павловой, Б.А.Успенского, И.С.Улуханова, А.А.Шахматова, Ф.П.Филина и т.д.). Таким образом, на основе выявленного состава лексики древнерусской и русской христианской и светской литературы и использования определенной системы критериев мы можем в самом общем виде установить (насколько это возможно на данном этапе) пласт

 

 

320

 

староболгарских слов в русском литературном языке на различных : этапах его исторического развития.

 

а) В древнерусской и русской христианской и светской литературы и письменности (XI-XIII вв.), представленной в "Материалах для словаря древнерусского языка" И.И.Срезневского, в "Словаре русского языка XI-XVII вв.", в картотеке "Словаря древнерусского языка" и в картотеке специально исследованных нами памятников, засвидетельствовано около 18000 староболгарских слов. К этому составу относим как древнейший слой древнеболгарских слов, засвидетельствованных в известных сохранившихся памятниках древнеболгарской письменности (Х-XI вв.), напр.

аз (Супр.), ангельский, (Супр.), багрить (Супр.), безочие (Зогр.), благочестивый (Супр.), блаженный (Зогр.), богиня (Супр.), ваяние (Супр.), влага (Супр.), владыка (Клоц.), власть (Мар.), враг (Клоц.), главный (Евх.), град (Сав.), девственный (Супр.), днесь (Мар.), единогласие (Супр.), жрец (Супр.), злато (Сав.), книжник (Ассем.), младенец (Сав.), надежда (Супр.), община (Супр.), просвещение (Син.), расхищать (Син.), среда (Супр.), торжество (Супр.), юг (Супр.) и т.д.,

так и древнеболгарский слой лексических единиц, не зафиксированных в древнейших рукописях (Х-XI вв.), но представленных в древнерусских списках (XI-XIII вв.) с древнеболгарской переводной и оригинальной литературы, напр.

безгласный (Гр.Наз. ХI в.), безропотный (Панд. Ант. XI в.), благонадежный (Панд.Ант. XI в.), болгарский (Храбр), высокоумие (Презв.Козма), возврат (Изб. 1073 г.), возглавница (Ев. 1144 г.), гражданство (Гр.Наз. ХI в.), двойственный (Ио.экз.Грам.), доброверный (Ио.экз.Бог.), древодельный (Гр.Наз. XI в.), единственный (Ио.экз.Грам.), еретичество (Прес.Козма), единовластие (Гр.Наз. ХI в.), единородный (Изб. 1073 г.), законодатель (Пресв.Козма), злонравство (Пресв.Козма), исповедь (Пресв.Козма), изобилие (Изб. 1073 г.), краснопевный (Конст. Болг.), местоимение (Ио.экз.Грам.), многоречие (Презв.Козма), наречие (Ио.экз.Грам.), образование (Ио.экз.Бог.), празднование (Ио.экз.Бог.), предлог (Ио.экз.Грам.), раздвижение (Храбр), средство (Ио.экз.Бог.), суждение (Ио.экз. Бог.), сиречь (Конст.Болг.), царица (Пресв.Козма) и т.д.

 

К указанному составу староболгарских слов относим и более поздний, среднеболгарский, староболгарский слой лексических единиц,

 

 

321

 

засвидетельствованных первоначально в среднеболгарской переводной и оригинальной литературе (во многих случаях в древнерусских списках XIII-XVII вв.), напр.

архитектонствовать (Исх. XV в.), благоуправление (Гр.Цамбл.), восходница (Добр.ев.), великомудрый (Гр.Цамбл.), всенародный (Гр.Цамбл.), гражданский (Ман.Хр.), доблественный (Гр.Цамбл.), звероядь (Ник.Панд.), зверогонитель (Ман.Хр.), златощитник (Ман.Хр.), иконоборский (Гр. Цамбл.), кралица (Ман.Хр.), кощунословие (Ник.Панд.), лжеинок (Гр.Цамбл.), мечка (Ник.Панд.), майка (Добрейш.ев.), младость (Ман.Хр.), многоречивый. (Гр. Цамбл.), мечтательный (Гр.Цамбл.), недвижение (Гр.Цамбл.), обуща (Ник.Панд.), петел (Добр.ев.), преписание (Гр.Цамбл.), предница (Ман.Хр.), пролетний (Ник.Панд.), рукоположить (Гр. Цамбл.), священнословствовать (Гр.Цамбл.), тунеядец (Ник. Панд.), хранильница (Добр.ев.) и т.д.

 

Староболгарские слова (древнеболгарского и среднеболгарского слоя) получают распространение, как показывают памятники древнерусской литературы и письменности, еще в Киевский период. См., напр., в "Сказании о Борисе и Глебе" (Усп.сб.):

аз, аще, аки, агнец, абие, ангельский, апостольский, блаженный, безбожный, благодать, блаженник, болярин, братоубийство, благостыня, брань, багряница, брещи, беззаконовать, благословить, благословление, болгарыня, брашно, время, возвратить, вещать; власть, вседержателев, восхотеть, вопреки, воздвигать, велеречевати, велеречие, воззреть, восхотеть, воздыхание, воздаять, возлюбить, вельми, враг, возрадовать, возрасти, владыка, возложить, влещи, восторгать, воздеть, вопить, возмездие, возмощи, врачество, глава, глас, горящий, глаголать, гонящий, град, глад, дондеже, добролепный, добродетель, драгий, дерзость, дерзновенный, един, елико, жребий, жезл, живущий, горящий, живодавец, златый, зрящий, заклать, како, клас, крамола, кровопийца, крещение, лежащий, многомилостивый, млеко, младенствовать, мимоходящий, мощи, немощный, немощь, нелицемерный, непраздный, небрежение, обещать, отвещать, общий, отшествие, пред, предать, преставиться, помощь, правоверие, презреть, престрадать, поне, прелесть, прещедрый, покаяние, престол, потребить, предлежащий, псалмопевец, победить, престать,

 

 

322

 

плотоядец, преблаженный, преданный, преходящий, посещать, правоверие, посрамить, раб, разум, разуметь, рещи, свеща, сохранить, советник, страстотерпец, смрад, сокровище, страна, туне, тещи, смущать, умреть, хранить, человеколюбец и др.

 

В "Житии Феодосия Печерского" представлен тоже обширный слой староболгаризмов, свидетельствующий о тем, что к XII в. древнерусские книжники свободно используют систему древнерусской разновидности древнерусской редакции староболгарского литературного языка (или, по другой терминологии, книжно-славянского типа древнерусского литературного языка, славяно-русского типа церковнославянского языка). См.:

"изъ млада", "въставъ нощию", "ожьжения пещьнаго", "и имъши влечаше", "от чреслъ его", "богодъхновеный Феодосии", "б(ж)ствьною рьвьностию", "чьрноризьцю искусьну", "въшедъ въ пещеру", "еже ти на потребу", "яко же хощеши", "еже на пользу", "м(лт)вою и алканиемь", "бы же тъгда вещь пречюдьна", "богу могущуму", "въ области твоей", "храбри от брани", "стадо иже и распудивъ", "въкуси отъ брашьна", "яко на прельщение ему", "копахуть зелиинааго ради растения", "пребывахуть въ любви", "славословие съврьшаше", "правьдьникъ бо рече", "добрыими нравы", "обаче ищете", "дондеже пакы будяше чьрьньць искусьнъ", "от бога власть", "иде въ храмъ", "яже суть сии любовѣяния, татьбы и клеветы, праздьнословия, пияньство, братоненавидѣние", "приближаеть ся змии лукавый", "отъврьзи врата", "аще хощеши потрѣпи", "ради славословия", "христолюбивый, князь", "отъ кладязя", "и за власы имъше", "вратаря възъвавъ", "до трии кратъ", "съподоби мя съобщьнику быти", "яздящю тому", "то стадо искоренити", "откуду есть сладость", "или хлѣбы пещи", "яко же вражию часть сущю", "мощьнъ есть пищю", "боголюбивый князь" и т.д. См. отрывок из связного текста "Жития Феодосия Печерского": "и никто же приходишь къ тъгда же б(л)женыи призвавъ иконома подасть емоу гривьноу злата г(л) а. чьто г(л)еши брате анастасе. ако не имамь чимь коупити братии требованиı-а, нъ сице шьдъ коупи еже на потребоу братии" (Усп. сб.).

 

Придерживаясь норм древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка, древнерусские (и русские) книжники воспроизводят ее характерные черты. Поэтому в трудах, выражающих христианское мировоззрение (проповеди, поучения, жития и т.п.),

 

 

323

 

древнерусских авторов, напр. митр.Илариона, К.Туровского, С.Владимирского, Л.Жидяты, Ф.Печерского, митр.Никифора, архиеп.Василия и т.д. староболгарские языковые средства употребляются регулярно как нормативные признаки использованной письменно-языковой системы.

 

Особенно показательным является употребление староболгарских языковых средств в светских сочинениях древнерусских (и русских) авторов, в официально-деловой письменности, где представлена система письменно-литературной разновидности древнерусского (и русского) языка. В данном случае процесс заимствования староболгаризмов обуславливается определенными мотивами, напр. для обозначения новых понятий, реалий и т.п., для достижения художественно-выразительного воздействия, для воспроизведения текста, когда приводятся цитаты из библейских источников, молитв, церковных служб и пр. Очень рано системы церковнославянского литературного языка (древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка и ее древнерусской и русской разновидности) и письменно-литературной разновидности древнерусского и русского языка начинают чередоваться в одном и том же сочинении в зависимости от предмета речи, от сюжета, от общественного положения персонажей и пр. Постепенно староболгарские языковые средства начинают использоваться в целях создания речевой характеристики духовных лиц, описания быта служителей культа, монахов, для достижения патетической тональности, лиризма, юмористического эффекта и т.д. Все эти целевые установки обуславливают активное использование различных слоев староболгарских слов на протяжении многих веков (почти тысячелетия), что определяет уникальный характер языка древнерусской и русской литературы и письменности (XI-XVIII вв.). Независимо от продолжающихся споров по вопросу о сущности и характере языка этой светской литературы и письменности, факты свидетельствуют о том, что рассматриваемый язык не совладает с языком христианской, церковно-богослужебной и т.п. литературы, в которой находят выражение нормы церковнославянского литературного языка (т.е. древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка и ее древнерусской и русской разновидности). Другое дело, что в светской древнерусской и русской литературе и письменности (XI-XIII вв.),

 

 

324

 

особенно в повествовательной, исторической и т.п., свободно и активно используются староболгарские языковые средства. Но мы уже подчеркивали, что в условиях контактных межъязыковых взаимоотношений направление воздействия зависит особенно от статуса контактирующих языков, что в определенные периоды и в соответствующих условиях не чужой язык, а собственный язык народа, как пишет Э.Виндиш, подвергается смешению под влиянием чужого языка [359], что при двуязычии обычно "активным является заимствующий язык, а пассивным язык, из которого заимствуют" [360].

 

Развитие древнерусской и русской литературы и официально-деловой письменности (XI-XVIII вв.) обуславливает непрерывное расширение состава староболгарских лексических единиц, которые используются в разнообразных целях.

 

Так, в "Слове о полку Игореве" засвидетельствованы различные староболгарские языковые единицы, напр.

аз, аще, аки, багряный. Богородица, брань (в зн. битва), братия, брег, бремя, бо, величие, вельми, веселие, Владимир, власть, воззреть, возмутить, воспеть, вран, врата, время, глава, глаголать, глас, древо, един, жажда, жестокий, жребий, забрало, замышление, заутренняя, здравый, злато, златоверхий, златой, златокованный, злаченный, знамение, иже, изострить, изронить, искусить, испить, истягнуть, камо, крамола, между, младой, мужество, нощь, нужда, облак, полунощь, преградить, преклонить, пяток, прихождать, победа, пламя, расхитить, славий, сократить, страна, среди, сребро, храбрый, хощу, чрез и др.

 

Все указанные староболгаризмы использованы наряду с обширными слоями праславянской, восточнославянской, древнерусской, тюркской и др. лексики, напр.

аже, аркучи, бдеть, бебрян, беда, бежать, без, бела,

 

 

359. E.Windisch. Zur Theorie der Mischsprachen und Lehnwörter. Berichte über Sächsischen Gesellschaft der Wissenschaften zu Leipzig. Bd. 49, 1897, р. 101-126.

 

360. Б.Гавранек. К проблематике смешения языков. - В: Новое в лингвистике. 1972, вып. VI, с.107.

 

 

325

 

белый, берег, бесов, бить, бог, богатый, болван, белого, болонь, борзый, боричев, боронь, босый, боярин, брат, брехать, Брячислав, буря, бусов, бывать, былина, быля, быстрый, быть, васильков, ваш, вежа, век, велесов, велеть, великий, венедици, вергнуть(ся), вережен, верх, веселый, вести, весь, ветер, вчер, веять, видеть, вино, вихрь, внук, вода, Волга, волк, воля, вонзить, ворота, Всеволод, вскормить, всесть, высесть, выскочить, высоко, Вячеслав, галица, галичьский, галичь, Гзак, Глебовна, гнездо, говор, говорить, голова, гора, Гориславичь, горностай, город, городенъский, горячий, готов, готский и т.д.

 

Любой отрывок из "Слова о полку Игореве" раскрывает восточнославянскую, древнерусскую языковую основу "Слова" и заимствованный слой староболгарских слов, которые используются и в номинативном значении и как средство художественной изобразительности (как метафоры, эпитеты, сравнения и пр.): "Камо Туръ поскочяше своимъ златымъ шеломомъ посвѣчивая, тамо лежать поганыя головы Половецкыя, поскепаны саблями калеными шеломы Оварьскыя отъ тебе, Яръ Туре Всеволоде. Кая раны, дорога братие, забывъ чти и живота, и града Чрънигова отня злата стола" (Сл.полк.Игор.).

 

Отмечался уже сложный, характер языка "Повести временных лет" (XI-XII вв., в списках 1377 г. и 1425 г.), в которой на фоне праславянской, восточнославянской, древнерусской лексической основы, напр.,

аче, богатый, бой, боронити, бороться, борошно, боярин, боярский, боярец, веремя, веретене, вира, вода, воз, володеть, волость, ворог, ворон, ворота, вступить, веверица, ведро, веник, вено, вече, голод, голубник, город, горох, гореть, грамота, данник, двор, дворянин, деревянный, дом, дочка, жить, забороло, закуп, залечь, зверина, золото, золотник, креть, коледа, колодник, колодязь, куна, лапоть, лодья, мех, невод, норов, оборонить, огородить, оконце, осоромить, отрубь, паволока, перегнуть, печера, печь, поварна, поклеп, полонить, порог, посадник, продажа, робичичь, русь, свеча, скоморох, сором, середа, сорочка, стеречечь, сторона, узорочье и т.д.,

использован обширный староболгарский слой, напр.

благая, болярин, брак, брань, брашно, виноград, властель, власяница, власть, враг, врата, время, вретище, воздати, возраст, возмужать, воспитать, глава, глаголать, глад, глас,

 

 

326

 

град, единовластец, жезл, забрало, досаждение, златник, злато, здание, искупить, кладязъ, клевета, книжник, мужество, нашествие, непраздна, нрав, область, обещать, оградить, одежда, онуща, осрамить, пещера, пещь, пища, платно, пленение, пленник, победа, победить, посрамить, потреба, праздновать, праздный, праздник, предаться, прекладать, прельстить, прелюбодей, прелюбодеяние, препоясание, престоять, праг, просвещать, раб, рабыня, рабычищ, распря, рещи, самовластен, самодержец, свеща, сребро, срамить, срам, среда, страна, соблазнить, совокупить, совет, сохранить, треба, тысящник, учитель, хлап, храбрый, цена, чревие, черноризец, шлем, ядение и т.д.

 

В донациовальный период (XI-XVIII вв.), когда сохраняется ситуация билингвизма в письменно-литературной сфере, состав староболгаризмов постоянно расширяется, как упоминалось, потому как оригинальная христианская и светская древне русская и русская литература, так и переводная и оригинальная древнеболгарская и среднеболгарская литература получают ширекое распространение. В таких трудах, как "Житие Дм.Ивановича", "Житие митр.Петра", "Житие Ст.Пермского", "Житие Серг.Радонежского" , "Житие Варл.Хутынского", "Житие преп.Даниила", "Житие Мих.Клопского", "Житие прот.Аввакума", в "Похвальных словах и посланиях" Ч.Грека, в "Посланиях" Ф.Карцева, Корнилия, Спиридона-Саввы, инока Фомы, игумена Памфила, старца Филофея, в "Поучениях" митр.Петра, митр. Феогноста, митр. Даниила, Н.Сорского, в публицистике И.Волоцкого, В.Патрикеева, Ив.Пересветова, А.Курбского, Ив.Гозного, Авр.Палицына, в произведениях С. Полоцкого, К.Истомина, С.Медведева, Ф.Прокоповича, в летописях, напр. в "Воскресенской летописи", в "Никоновской летописи", во "Владимирском полихроне", в "Книге степенной", в повествовательной литературе, напр. в "Повести о взятии Царьграда", в "Повести о Московском взятии", в "Повести о Вавилонском царстве", в "Повести о Карпе Сутулове", в "Сказании о Магомете Салтане", в "Сказании о Тихвинской иконе", в "Хождении инока Зосимы", в "Хождении священноинока Варсонофия", в лексиконах Л.Зизания, П.Берынды, Ф.Поликарпова, в Азбуковниках, в "Домострое", в "Стоглаве" и т.д. представлен обширный массив староболгарских слов, которые находятся на различных стадиях заимствования.

 

 

327

 

В Московский период их употребление тоже зависит от использованных письменно-литературных систем. В христианской и примыкающей к ней великорусской (русской) литературе, в которой находят выражение нормы русской разновидности церковнославянского литературного языка, регулярное употребление староболгарских языковых средств определяется тем, что они являются нормативными единицами. В житиях, проповедях, поучениях, посланиях, хождениях др. жанрах, относящихся в содержательном плане к христианской литературе, засвидетельствованы различие слои староболгарской лексики.

 

См., напр., небольшую часть состава староболгаризмов, использованных в "Житии С. Радонежского": "благодарим бога за премногу его благость", "глаголю же преподобнаго Сергиа", "млъчанию предати и в забытие положити", "нужда ми бысть распытовати", "яко же не мощно", "тяшько бремя понести", "аще бо азъ не пишу", "милости его благыя и благодати его сладкыя", "елико хощет", "мое неразумие вразумити", "прежде рождения его", "въ единъ от дний", "абие внезаапу младенець начят въпити", "яко драгый камень", "в среду бо и в пяток не приимаше ни от млека кравья", "алчень младенець пребываше", "пещь огньную угасиша", "ей агньца держати", "бысть законом естества", "въниде въ храм молитвенный", "его же благословяеши и хвалословиши", "яко мати сущаа, яко чадолюбица", "иссушая плоть свою", "уже время свящати ю", "акы пръвый инокь, началообразный трудоположникъ", "на жребий праведных" и т.д.

 

В рассматриваемый период русская разновидность церковнославянского литературного языка (т.е. русская разновидность русской редакции староболгарского литературного языка или книжно-славянский тип русского литературного языка) расширяет свои жанровые рамки и сферы функционирования. Многие русские книжники оказывают предпочтение престижному языку христианской религии и используют его и в новых и в традиционных жанрах светской литературы (напр. в исторических, повествовательных, публицистических, драматургических, эпистолярных и т.д.). Это содействует дальнейшему расширению состава староболгарских языковых средств и ..

 

См., напр., в "Истории о великом князе Московском" .. ..

 

 

328

 

многие премудрые", "аще и возбранящу ему сего беззакония", "родилася в законопреступлению и во сладострастию лютость" "о, храбръ, - глаголюще, - будет сей царь и мужественъ!", "еще во младости его, безчисленными пленеными варварскими" "соединяетца во общение единъ благородный тогда юноша", "И якого царя? Юного, и во златострастиях и в самоволствии без отца воспитанного", "присовокупляет в помощь архиерея", "дивится обращению его и благочестию", "мужей разумных и совершенныхъ" "понеже не токмо богъ разумъ и даръ духа храбрости тогда подавал", "со оныя же предреченный страны" и т.д.

 

См. и в "Повести о Карпе Сутулове": "в том же граде друг бысть велми богат", "аз тебе оставляю денег на потребу на что купити брашна", "даждь ми сто рублев", "у меня не доставшу сребра", "аще ты со мною сотворишь", "хотяше пребыти с нею", "она даде ему свою женскую срачицу", "в то же время прииде ко вратом поп", "благ господь, понеже подает ми безмерную и превеликую радость", "егда аз насыщуся и наслажду твоея красоты", "послышав от нея таковые глаголы", "и быша от срамоты яко мертвы", "и похвали ея целомудренны разум", "он возрадовася о такой премудрости жены своей" и т.д.

 

См. еще и в "Сказании Авраамия Палицына": "колико чудотворений показа нам богъ", " и испытах вся подробну оставшихся иноковъ доброрассудительных и от всинъ благоразумных и от прочих православных христьянъ", "напою жаждущая душа божественнаго словесе", "посла тогда к западным и к полунощным странамъ", "дышут сердца еретикъ злочестивых", "вся грады развращаютъ служащей симъ", "всенощному же славословию... бысть", "боголюбивый же пастырь, архимарит Иасафъ, и весь освященный соборъ", "не дастъ вам жезла на жребий свой господь", "абие устрашися злый враг кровопийца", "в нощь же о стражи градстей трезствоваху".

 

В русской светской литературе и письменности Московского периода, в которой находят выражение нормы письменно-литературной разновидности русского (великорусского) языка, староболгарские слова используются в более ограниченном количестве. Их употребление во многом определяется образованностью книжников, авторов, их целевыми установками и пр.

 

 

329

 

См., напр., отрывки из "Задонщины": "белозерские ястреби рвахуся от златых колодицъ на камена града Москвы", "занеже трава кровию пролита бысть, а древеса тугою к земли приклонишася", "Марья рано плакаша у Москвы града на забралах, а ркучи тако", "уже бо поганые татары поля наша наступают, а храбрую дружину у нас истеряли", "Уже поганые оружия своя повергоша, а главы своя подклониша под мечи руские", "И трубы их не трубят, и уныша гласи их" и т.д.

 

См. отрывки из "Повести об Азовском осадном сидении донских казаков": "яко звери воют страшны над главами нашими резными голосами", "ни в каких странах ратных таких людей не видали мы", "как от века не наполните своего чрева гладного? Кому приносите такие обиды великие?", "наступили есте вы на такую великую десницу высокую, на государя царя турсково", "у царя взяли любимую цареву вотчину славной и красной Азов град и рыбный двор", "так питаемся подле море Черное, а злато и сребро емлем у вас за морем - то вам самим ведомо", "а мы люди божии, а холопи государя царя московского, а се нарицаемся по крещению православные крестьяне" и т.д.

 

См. и отрывки из "Службы кабаку": "Что тя наречем, кабаче? Река ли еси быстрая, но понеже бе на тебе время нощное", "изучался красти, по миру ходя, малоумны рабе, и непослушливы делателю бесования, ты наготу кабацкую понесл еси", "блажен еси, яко никакова тебе скорбь не может от пития разлучити, ни побои, ни псушники, ни глад, ни срам, ни родивших тя журбы", "на малой вечерни поблаговестим в малые чарки, также позвоним в полведришки пивишка" и т.д.

 

Итак, в эпоху Средневековья, когда религиозная идеология занимает ведущие позиции в общественной жизни древнерусской и великорусской народности, и язык христианской религии доминирует в языковой ситуации Киевской и Московской Руси. В этих условиях процесс заимствование староболгарских языковых средств (и главным образом лексических) протекает активно, в широком диапазоне, без специальной регламентации и нормализации. Это определяет разнородный характер языка многих светских сочинений, в которых языковая норма представлена в нестабилизированном виде.

 

 

330

 

б) К XVIII в., когда начинается формирование единой системы русского литературного языка, а церковнославянский язык постепенно сужает сферы функционирования и замыкается в рамках культа, когда получает широкое распространение светская демократическая литература, а наряду с ней и труды А.Д. Кантемира, В.К.Тредиаковского, М.В.Ломоносова, Н.М.Карамзина, А.С.Пушкина и других выдающихся деятелей русской культуры XVIII - начала XIX в., посвященные проблемам нормализации русского литературного языка, начинается процесс урегулирования и состава староболгаризмов.

 

Анализ состава лексики трех академических словарей: "Словарь Академии Российской (ч.I-IV, СПб., 1806-1822 гг.)", "Словарь церковнославянского и русского языка" (т.I-IV, СПб., 1847) и "Словарь современного русского литературного языка" (т.I-XIII, М.-Л., 1950-1965) и языка сочинений различных русских авторов XVIII-ХХ вв. показывает значительное сокращение состава староболгаризмов в лексике русского литературного языка, в которой сохраняются в общей сложности около 10 000 староболгарских слов, представленных по-разному в русской лексике XVIII, XIX и XX вв.

 

Наблюдения над составом староболгаризмов, которые выходят из употребления, показывают, что это в основном три категории слов:

   а) окказиональные, сугубо книжные, мало доступные лексические единицы, которые в предшествующий период используются редко, напр.

аеропарный, басночревный, бесплищный, благоискушествовати, благопищный, благоплеменство, богозданный, боголукавый, ветротление, воврещися, возалкатися , власожелишный, глубокоустный, гобзие, гонзание, гордоумие, готовословитися, и т.д.;

   б) староболгарские слова, тоже редко употребительные в предшествующий период, у которых имеются в русском языке общеупотребительные лексико-семантические эквиваленты, относящиеся к конкретно-бытовой действительности, напр.

бара (и лужа, болото), белег (и знак; шрам; клеймо, ярлык), бележити (и клеймить; отмечать), блатина (и болотина), блещание (и блеск), брадва, брады (и топор, секира), брав (и баран), бубрег (и почка), брысало (и полотенце), вапа (и лужа; залив; озеро), вилица (и вилка), винарь (и торговец вином, виночерпчий), главня (и головня), госпожда (и госпожа),

 

 

331

 

градина (и сад, огород; кустарник), ляща (и чечевица) и т.д.;

   в) староболгарские слова, выходящие из употребления вместе с понятиями, которые они обозначают, напр.

августалиев (относящийся к августовский), веще (и вече), властель (и волостель), кумирница (языческий храм; место, где находятся идолы), кущепочтение (праздник переселения в кущи, в хижины), луща (и копье), манихеяне (еретики, последователи одной из христианских сект), маркиане (еретики, последователи другой из христианских ересей), местник (судья; должностное лицо в христианской церкви), междуречник (житель Месопотамии), повестель (и проповедник) , прак (и порок, стенобитное орудие) и т.д.

 

Свыше 8000 подобных староболгарских слов не проникают в состав лексики единого русского литературного языка XVIII-ХХ в. А.С.Пушкин подвергает староболгаризмы отбору и привлекает наиболее употребительные или художественно значимые, стилистически маркированные. Анализ лексики, представленной, в "Словаре языка Пушкина" (т.1-4, М., 1956-1961), показывает, что он не использует такие староболгарские слова, как

абие, агня, алкота, алча, аще, багряничный, баралище, баснословие, безбрадный, безбрашный, безгласие, беззаконствовать, благонравство, благопотребный, богоборный, боговидец, велеречить, великогласный, возбуяние, говяда, гордоумие, деломерный, дерзостить и т.д.

 

Регламентации процесса сокращения определенной части староболгарских слов появляются в XVIII-XIX вв. Так, напр., М.В.Ломоносов, как отмечалось, исключает из системы лексики русского литературного языка неупотребительные и весьма обветшалые речения, напр. обоваю, рясны, овогда, свене и сим подобные" (Предисловие о пользе книг церковных в российском языке). А.А.Бестужев (Марлинский) пишет по поводу использования средств языка религии: "Употребляем звучные слова, напр. вертоград, ланиты, десница, но оставляем червям старины семо и овамо, говяды и тому подобные" [361]. Регламентация осуществляется

 

 

361. А.А.Бестужев (Марлинский). Замечания на критику... касательно "Опыта краткой истории русской литературы" - Сын отечества. СПб., 1822, ч.77, № 20 , 262-263.

 

 

332

 

и в академических словарях русского литературного языка, в которых староболгарские неассимилированные слова обозначаются пометами типа "церк" (церковнославянское слово), "в церк. кн." (употребительное в церковных книгах)" и т.п.

 

В состав лексики русского литературного языка проникают в основном три категории слов:

   а) староболгаризмы, которые обязаны своим проникновением в систему лексики русского литературного языка потребностями его в средствах для выражения определенных, необходимых для речевого коллектива понятий, новых предметов, явлений и т.д., напр.

алкать, ангельский, багряница, благодать, благоговеть, благословлять, благодать, богиня, буква, вещь, виноград, власть, вселенная, владыка, возбуждать, воскресение, время, вражда, гражданин, добровольный, досаждать, единица, единственный, еретический, жребий, жрец, законоучитель, зрение, злодейство, извещение, издание, изложение, искусить, количество, крамола, крещение, лицемер, мрак, между, надежда, облак, преграждать, прелесть, раб, черноризец, член, юноша и т.д.

   б) староболгаризмы, которые дополняют семантическую структуру соответствующих русских слов новыми значениями, напр.

власть (и волость), гражданин (и горожанин), здравый (и здоровый), издать (и выдать), исходить (и выходить), искоренить (и вырвать с корнем), исполнять (и выполнять), краткий (и короткий), невежда (и невежа), ограждать (и огораживать), преграда (и перегородка), предать (и передать), прах (и порох) и т.д.;

   в) староболгаризмы, которые занимают определенные позиции в книжной речи, а русские соответствия - в народно-разговорной, диалектной, или просторечной, напр.

алкать (и голодать), бремя (и беремя), вред (и веред), враг (и ворог), влачить (и волочить), мощь (и мочь), мощный, (и мочный), немощь (и немочь), одежда (и одежа), плен (и полон), праздный (и порожний), рождать (и рожать), трезвый, (и тверезый), чуждый, (и чужой) и т.д.

 

В XVIII-ХХ вв. постепенно обособляются на периферии системы лексики русского литературного языка обширный слой староболгарских слов, у которых имеются общеупотребительные лексико-семантические эквиваленты, являющиеся общенародными слова, характеризующиеся регулярностью употребления в речи,

 

 

333

 

функциональной и деривационной активностью, см.:

аз - я, агнец - ягненок, блато - болото, браздить - бороздить, бразда - борозда, власы - волосы, выя - шея, врата - ворота, горний - верхний, глас - голос, град - город, глава - голова, днесь - сегодня, длань - ладонь, злато - золото, кладезь - колодезь, младый - молодой, нощь - ночь, озлатить - озолотить, праг - порог, понеже - так как, тысяща - тысяча, хлад - холод и т.д.

 

Староболгарские слова не выпадают из системы лексики русского литературного языка, потому что они обособляются как стилистически маркированные лексические единицы, которые служат русским художникам слова выразительным средством для создания художественной изобразительности. В связи с этим можно вспомнить рассуждения Н.В.Гоголя, который, пишет о русском языке: "он беспределен и может, живой как жизнь, обогащаться ежеминутно, почерпая, с одной стороны, высокие слова из языка церковно-библейского, а с другой стороны, выбирая на выбор меткие названия из бесчисленных своих наречий, имея возможность таким образом в одной и той же речи восходить до высоты, недоступной никакому другому языку, и опускаться до простоты.." [362]

 

Судя по данным "Словаря языка Пушкина", в котором представлены около 21 300 слов, А.С.Пушкин использует свыше 3 000 староболгаризмов, среди которых особое место занимают рассматриваемые стилистически маркированные староболгарские слова, напр.

аз, агнец, брада, брадатый, бразда, брег, брань (война, сражение), вежды, влачить, воздать, вран, врата, выя, глад, глагол (слово), глаголать, глас, град, днесь, длань, древо, ..ико, здравие, зиждать, златиться, злато, колико, куща, ланита, лобзать, младой, младость, млат, мраз, нощь, полнощь, праг, пред, рыбарь, славий, сребро, сребриться, страж, стогна, ..сящник, хлад, хладный, юдоль, яко и т.д.

 

В современном болгарском литературном языке не представлен слой окказиональных, сугубо книжных, мало доступных слов типа аеропарный, арианствовати, басночревный и т.п.,

 

 

362. Н.М.Гоголь. В чем же наконец существо русской поэзии. - В: Полное собрание сочинений. М.-Л., 1947-1952, т.VIII, с. 408.

 

 

334

 

слова, обозначающие исчезнувшие предметы, явления и т.д., напр. веще, забрало, пращник, и др., а также слова, вытесненные по различным причинам синонимами, напр. виноград - лозе (и грозде), вертоград - градина, выя - шия, прапор - знаме и др. Все остальные группы слов, рассмотренных здесь, в том числе и слова, оставшиеся на периферии системы лексики русского литературного языка, напр.

аз, агнец, брег, врата, днесь, длань, един, есень, злато, здравие, кладезь, куща, вдадый, мраз, млат, млеко, нощь, обаче, понеже, праг, плещи, рыбарь, хлад, хлад, хладный, чрево и т.д.,

а также слова, не употребительные в русском литературном языке (XVIII-ХХ вв.), напр.

брадва, бреза, бубрег (бъбрек), возглавница (възглавница), вретено, гащи, главня, говядарь (говедар), говяждий (говежд), делва, дивий (див), жребец, жребица, звонец (звънец), зидарь (зидар), зиждати (съзиждам), златарь, зрак, извор, изгарати (изгарям), изгнилый, изнести (изнеса), клада, крава, краварь, крадение, крак, краль, кралица, краста, мащеха, нощвы, омраза, паница, полунощь, ржда (ръжда), сажда (сажди), свещник, утре, хлебарь, яздити (яздя), яхати (яхам) и т.д.,

в болгарском литературном языке остаются общеупотребительными, стилистически нейтральными лексическими единицами. Именно этот лексический слой характеризует различия и систем лексики древнеболгарского и древнерусского языка.

 

Обобщая, следует подчеркнуть, что состав староболгарских слов в лексике русского литературного языка на разных этапах его исторического развития меняется в зависимости от места церковнославянского литературного языка (с его двумя разновидностями) и древнерусского и русского языка (с его письменно-литературной разновидностью) в общественной жизни древнерусской и великорусской народности и русской нации.

 

Общее направление процесса представлено как постоянное нарастание состава староболгарских слов в донациональный период (XI-XVII вв.), когда церковнославянский язык занимает доминирующие позиции в социальной иерархии языковой ситуации, и как постепенное сокращение состава определенных староболгарских лексических единиц в национальный период (XVIII-ХХ вв.), когда единый, русский литературный язык становится общенационально основной системой письменно-литературного выражения. Процесс сокращения состава староболгаризмов сопровождается дальнейшей

 

 

335

 

семантической и функционально-стилистической специализацией староболгарских слов, которые .. .. в составе лексики русского литературного языка, и расширение системных связей с остальными лексическими единицами.

 

 

IV. Классификация староболгарских слов в лексике русского литературного языка

 

Староболгаризмы в лексике русского литературного языка могут быть классифицированы на базе различных принципов, которые в отдельных случаях неизбежно пересекаются, потому что многие классификационные аспекты невозможно представить в чистом виде. Принимая во внимание это, мы могли бы предложить классификацию староболгаризмов и определить их типы на основе нескольких принципов.

 

 

а) Хронологический. На основе хронологического принципа, который учитывает хронологию возникновения и распространения староболгаризмов, в их составе разграничиваются три слоя.

 

Первый. Это древнейший слой, засвидетельствованный в сохранившихся древнеболгарских рукописях Х-XI в., напр.

алкать (Супр.), благовестить (Мар.), ваяние (Супр.), великодушный (Супр.), властелин (Супр.), влачить (Супр.), вопрос (Евх.), гражданин (Супр.), грехопадение (Син.), дерзновение (Супр.), ..ольний (Супр.), епископский (Супр.), единство (Евх.), жертвенный (Супр.), жупел (Зогр.), законоположение (Супр.), исповедание (Супр.), коварство (Супр.), мужественный. (Супр.), настоящий (Клоц.), освещение (Супр.), обогащать (Евх.), одежда (Мар.), причастие (Супр.), преображение (Мар.), раб (Мар.), страна (Супр.), существо (Евх.), терзание (Супр.), троица (Клоц.), увещание (Супр.), юг (Супр.) и т.д.

 

Второй. Это тоже древнеболгарский слой, но он засвидетельствован первоначально в древнерусских списках с древнеболгарских переводных и оригинальных памятников, напр.

антихристов (Златостр. XII в.), безделие (Пат.Син.), благовестник (Панд.Ант. XI в.), благотворение (Панд.Ант. XI в.), богохульный (Стихар. XII в.), богословие (Панд.Ант. XI в.), возвышаться (Ев. 1164 г.),

 

 

336

 

возвеселиться (Пресв.Козма), граматик (Гр.Наз. XI в.), доброумный (Пресв.Козма), душевредный (Мин. 1096 г.), единогласно (Мин. 1096 г.), единоначалие (Мин.Новг.), златоточивый (Мин.1097 г.), изобразить (Мин. 1096 г.), искушение (Пат.Син.), лихоимство (Пресв.Козма), непреходящий (Пресв.Козма), поповство (Пресв.Козма), равноденный (Ио.екз.Шест.), резание (Храбр), самородный. (Ио.екз.Бог.), чудотворство (Ио.екз.Бог.) и т.д.

 

Третий. Это более поздний, среднеболгарский (староболгарский) слой, представленный первоначально в переводной и оригинальной болгарской литературе среднеболгарского периода (XII-XVI в.), засвидетельствованный в различных старорусских списках, напр.

благоприступный (Гр.Цамбл.), безгласно (Никон.Панд.), гладость (Никон.Панд.), добротворение (Никон.Панд.), зверообразный (Ман.Хр.), звездосмотритель (Ман.Хр.), златотрубный (Ман.Хр.), крепкорукий (Ман.Хр.), лакомствовать (Никон.Панд.), мечка (Никон.Панд.), миролюбный (Гр.Цамбл.), отрицание (Никон.Панд.), пропудить (Добр.ев.), толкователь (Гр.Цамбл.) и т.д.

 

 

б) Генетический. Классификация староболгарских слов с точки зрения их генезиса предполагает принятие во внимание их первоисточника. На основании подобного подхода можно делить тоже три слоя староболгаризмов.

 

Первый. Лексические единицы, возникшие на праславянской основе, которые на древнеболгарской почве были подвергнуты определенным фонетическим, словообразовательным и др. изменениям, характерным для древнеболгарского языка, напр.

агнец (Син.), аз (Супр.), блуждение (Супр.), бразда (Син.), вещь (Ассем.), власть (Мар.), вождь (Евх.), возвращение (Супр.), глава (Сав.), гласовать (Клоц.), длань (Супр.), едва (Супр.), единодушный (Супр.), жребий (Супр.), издыхание (Евх.), испустить (Зогр.), крамола (Супр.), лакоть (Зогр.) мощный (Супр.), мрак (Супр.), надежда (Супр.), невежда (Охр.), новорожденный (Супр.), нужда (Зогр.), облако (Син.), область (Зогр.), обращать (Супр.), обременять (Супр.), общество (Супр.), община (Супр.), одежда (Мар.), освещать (Супр.), освящение (Евх.), пещь (Супр.), пещера (Сав.), плевел (Зогр.),

 

 

337

 

плен (Син.), праздник (Клоц.), превращать (Ен.), равный (Мар.), рыбарь (Зогр.), храм (Зогр.), хранить (Клоц.) и т.д.

 

Второй. Дериватные образования на основе греческих, латинских, еврейских и т.п. слов, засвидетельствованных первоначально на древнеболгарской языковой территории, напр.

адамов (Супр.), адский (Супр.), ангельский (Супр.), апостольский (Супр.), вавилонский (Сав.), варварский (Ман. Хр.), винарь (Мар.), греческий (Супр.), демонский (Евх.), дьяконство (Евх.), евангельский (Клоц.), еврейский (Сав.), еретичество (Пресв. Козма), идолослужение (Охр.ап.), иерейство (Супр.), иконоборский (Гр.Цамбл.), комкание (Супр.), комкать (Евх.), манный (Дев.), патриаршеский (Супр.), патриаршество (Супр.).

 

Третий. Праболгарский субстратный слой (лексические единицы и дериватные образования на их основе), который представлен первоначально в древнеболгарской и староболгарской языковой зоне в языке славяноболгарской (болгарской) народности, напр.

бисер (Сав.), белег (Ман.хр.), болярин (Супр.), болярский (Супр.), болгарский (Храбр.), болгарин (Бит.надп.), буберг (Никон. Панд.), былие (Супр.), ваяние (Супр.), изваять (Супр.), делва (Ман.Хр.), капище (Супр.), капищница (Супр.), ковчег (Зогр.), кошуна (Пресв.Козма), книжник (Зогр.), книжный (Супр.), кумир (Супр.), кумирница (Супр.), печатлеть (Супр.), сан (Супр.), суета (Син.), суетный (Изб.1076 г.), чертог (Супр.), чертежник (Юр.ев.), шарение (Усп.сб.), шареный (Супр.), шаречий (Супр.) и т.д.

 

 

в) Ареальный. Ареальный принцип классификации староболгарских слов предполагает выдвижение на первый план территории их первоначального распространения. С этой точки зрения в составе староболгаризмов разграничиваются тоже три слоя.

 

Первый. Лексические единицы, засвидетельствованные первоначально в древнеболгарской языковой зоне, напр.

алчный (Супр.), болезненный (Супр.), величие (Ассем.), величавый (Супр.), внушить (Син.), внешний (Супр.), волшебный (Супр.), вооружить (Зогр.Л.), воплощение (Евх.), вопреки (Супр.), вопрос (Евх.), вразумить (Син.), врачебный (Супр.), временный (Ен.), вещество (Супр.), движение (Супр.), воздвижение (Ассем.), недвижимый (Клоц.), действенный (Супр.), священнодействовать (Ман.хр.),

 

 

338

 

добродетель (Ман.хр.), добронравный (Пат.Син.), доброчестивый (Супр.), достояние (Ассем.), естественный (Супр. жертва (Клоц.), жертвенный (Супр.), жилище (Супр.) и т.д.

 

Второй. Лексические единицы, засвидетельствованные первоначально в южнославянской языковой области. Все слова данног типа получили первоначальное письменное выражение в памятниках древнеболгарской письменности Х-XI вв. Вместе с ее распространением многие из них проникали в русский литературный язык. См.:

брак (Зогр.), брачный (Мар.), бренный. (Супр.), багрить (Супр.), багряный (Остр.ев.), багряница (Супр.), багрянородный (Ман.хр.), вертеп (Клоц.), влагать (Зогр.), властелин (Супр.), властолюбивый (Ман.хр.), врач (Зогр.), волхв (Супр.), верховный. (Ассем.), вратарь (Супр.), десный (Мар.), десница (Зогр.), доблесть (Супр.), действовать (Супр.), древодельский (Гр.Наз. XI в.), единство (Син.), единение (Супр.), единодушный (Супр.), ожесточение (Супр.), жрец (Супр.), зидать (Пресв.Козма), здание (Клоц.), создание (Супр.), призвание (Супр.), изгнание (Мар.), истукан (Син.пр.) и др.

 

Третий. Лексические единицы, употребительные в болгарском литературном и народном языке на разных этапах его исторического развития, которые известны и некоторым другим славянским языкам. В русском литературном языке, несмотря на то, что у них были общеупотребительные лексико-семантические соответствия, они удержались более продолжительное время в употреблении под воздействием древне (и старо) болгарской традиции (и в различных словарях XVI-ХХ вв. отмечались как церковнославянизмы). См.:

бесный (Зогр.) и бешеный, выя (Зогр.) и шея; десный (Зогр.) и правый; десница (Зогр.) и правая рука; доить (Ассем.) и кормить (грудью); зеница (Син.) и глаз, зрачок; зелие (Зогр.) и трава, растение; зрак (Супр.) и образ, вид, свет; злак (Син.) и зелень, трава, растение; мастить (Евх.) и мазать, умащать; око (Мар.) и глаз; плоть (Мар.) и тело; пастырь (Зогр.) и пастух; рамо (Супр.) и плечо; рало (Мар.) и соха; рыбарь (Зогр.) и рыбак; шуица (Зогр.) и левая рука и т.д.

 

 

в) Лингвистический. Классификация староболгарских слов с точки зрения лингвистической учитывает определенные языковые признаки, характерные для древне (и старо)( болгарского языка (фонетические, грамматическиесловообразовательные, семантические,

 

 

339

 

стилистические и т.д.) на основе таких признаков разграничиваются четыре слоя староболгаризмов.

 

Первый. Лексические единицы с характерными для древне (и старо) болгарского языка фонетическими признаками. См.:

аз (Супр.), бремя (Супр.), влага (Супр.), влачить (Супр.), вождь (Евх.), вратник (Мар.), вред (Супр.), вредить (Супр.), время (Клоц.), вретище (Син.), вражда (Клоц.), враг (Клоц.), восхищение (Син.), главный. (Евх.), глашать (Зогр.), древо (Ассем.), завещать (Зогр.), здравый. (Зогр.), крамола (Супр.), мрак (Супр.), мощи (Супр.), мощный (Супр.), надежда (Супр.), нрав (Супр.), нужда (Зогр.), область (Зогр.), общий (Супр.), предел (Сав.), предатель (Зогр.), рождение (Мар.), сладость (Супр.), сокращать (Супр.), срам (Супр.), трезвый (Супр.)., юноша (Евх.), юный (Супр.), юнец (Мар.) и т.д.

 

Второй. Лексические единицы, характеризующиеся наличием некоторых словообразовательных и грамматических признаков, свойственных древне (и старо) болгарскому языку. См.:

бесплодный (Супр.), беспомощный (Прем.Солом.), бессмертие (Супр.), безбоязненный (Усп.сб.), возбуждать (Супр.), возвращаться (Мар.), возвышать (Супр.), воздвижение (Сав.), возмужать (Супр.), возраст (Супр.), воспитание (Супр.), воспоминание (Син.), восток (Супр.), грядущий (Сав.), жизненный (Супр.), избегать (Евх.), извещение (Супр.), издать (Супр.), изливать (Евх.), изменять (Супр.), изобретать (Супр.), искусный (Супр.), превозносить (Мин.1096 г.), превышний (Супр.), преграждать (Супр.), предание (Зогр.), предложение (Зогр.), предписание (Супр.), предтеча (Евх.), различие (Супр.), разлучать (Ассем.), размышление (Супр.), разум (Супр.), разумный (Мар.), расстояние (Изб. 1073 г.), рассуждать (Мар.) и др.

 

Третий. Лексические единицы, которые с точки зрения понятийно-тематической и предметно-логической относятся к сферам христианской религии, богослужения, церковного быта. См.:

алтарница (Толк.лит.), благовещение (Супр.), богоборец (Супр.), богословие (Панд.Ант. XI в.), владыка (Клоц.), владычество (Мар.), говеть (Супр.), грехопадение (Син.), дьякояник (Служ.Варл.XII в.), евангельский (Клоц.), ересный (Усп. сб.), еретический (Супр.), жертвенник (Мст.), животворец (Ассем.),

 

 

340

 

жрец (Супр.), иконоборский (Гр.Цамбл.), иноческий (Супр.), искус (Супр.), исповедание (Супр.), исповедник (Супр.), исповедь (Пресв.Козма), креститель (Ассем.), крещение (Супр.), лжемонах (Ефр.Сир.), молитвенник (Син.), молитвенный (Супр.), монастырский (Супр.), мощи (Супр.), мученица (Сав.), мясопуст (Сав.), мироносица (Остр.ев.), миротворец (Панд.Ант. XI в.), оглашение (Супр.), отлучение (Супр.), помазанник (Син.), распятие (Сав.), святость (Супр.), священник (Евх.), треба (Супр.) требник (Супр.) и т.д.

 

Четвертый. Кальки и книжные образования, засвидетельствованные первоначально в древне (и старо) болгарской письменности. См.:

бездна (Зогр.), безбожный (Супр.), беззаконный (Син.), бесстрастие (Супр.), благодарить (Супр.), благодать (Мар.), благодушие (Евх.), благоприятный (Супр.), благородие (Супр.), благословлять (Зогр.), благотворить (Зогр.), благоухание (Евх.), богоявление (Супр.), великодушный (Супр.), величание (Супр.), вертоград (Мар.)., виноград (Супр.), восток (Супр.), добродетель (Панд.Ант.ХI в.), добродеяние (Супр.), достоверный (Супр.), естество (Супр.), единодушный. (Супр.), законодатель (Пресв.Козма), законоучитель (Ассем.), законопреступник (Син.), залог (Ио.экз.Грам.), злонравный (Супр.), злословить (Мар.), местоимение (Ио.экз.Грам.), милосердие (Мар.), общество (Супр.), пророк (Мар.), пророческий (Мар.), сострадание (Пат.Син.), тождество (Изб.1073 г.), целомудрие (Евх.), человеколюбие (Супр.) и т.д.

 

Указанные типы староболгарских слов в лексике русского литературного языка раскрывают многообразие и специфику староболгаризмов.

 

Итак, древнерусская и русская редакция староболгарского литературного языка (собственно церковнославянский литературный язык) является одним из важных источников пополнения лексических ресурсов русского литературного языка.

 

Процессы заимствования староболгарских слов, которые сопровождаются сложными процессами их взаимодействия с русскими лексико-семантическими эквивалентами, протекают на протяжении многих веков.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]