II. ПРОБЛЕМЫ ПРОИСХОЖДЕНИЯ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ПИСЬМЕННО-ЛИТЕРАГУРНОГО ЯЗЫКА ДРЕВНЕРУССКОЙ И ВЕЛИКОРУСКОЙ НАРОДНОСТИ
11. Д.А.Алексеев. Пути стабилизации языковой нормы в России, в XI-XVI вв. (1987) 53
12. В.В.Виноградов. Вопросы, образования русского национального языка (1978) 57
13. В.В.Виноградов. Основные проблемы изучения образования и развития древнерусского литературного языка (1987) 59
14. Г.O.Винокур. Русский литературный язык в первую эпоху письменности (1959) 62
15. А.И.Ефимов. Две группы стилей древнерусского литературного языка (1971) 64
16. В.Д.Левин. Три стиля (или типа) русского литературного языка Киевской Руси (1964) 66
17. Д.С.Лихачев. Литературные языки в Древней Руси (1979) 72
18. С.П.Обнорский. Очерки по истории русского литературного языка старшего периода. Предисловие (1946) 77
19. Б.А.Успенский. Языковая ситуация Киевской Руси (1983) 79
20. Б.О.Унбегаун. Язык русской литературы и проблемы его развития (1968) 82
21. Г.Хютль-Фольтер. Диглоссия в Древней Руси (1978) 82
22. Ф.П.Филин. Истоки и судьбы русского литературного языка (1981) 85
23. П.Д.Филкова. Языковая ситуация в Киевской и Московской Руси (1983) 88
24. А.А.Шахматов. Происхождение современного русского литературного языка (1941) 105
11. ПУТИ СТАБИЛИЗАЦИИ ЯЗЫКОВОЙ НОРМЫ В РОССИИ XI-XVI вв.
А.А.Алексеев
Вопросы языкознания, № 2, 1987, с.39-45.
В отличие от церковнославянского языка, в котором богословско-догматическая, нравственная и философская номенклатура сохранялась с большой степенью устойчивости в течение нескольких столетий, язык русского права в своей терминологии был открыт влиянию живого употребления и отзывался на изменения общественной жизни. Тем не менее и в нем действовали какие-то факторы стабильности, - их происхождение и пути воздействия еще не выяснены, но результаты наглядно сказываются в консервативном характере канцелярского языка.
Действительно, при ознакомлении с разными актами одного и того же типа - будь это духовные, купчие, рядные и т.п. грамоты, челобитные, следственные и судебные дела - бросается в глаза, что не только формуляр, но и нарративная часть документов в своей форме и языковом выражении имеет много устойчивого. Отношения между отдельными документами, принадлежащими к одному разрезу канцелярской письменности, напоминают отношения между рукописными редакциями или даже списками одного и того же произведения, если отвлечься ог различия в датах, именах, имущественных перечнях. По свидетельству С.С.Волкова, в челобитных XVII в. нарративная часть "не облекается в какую-либо специальную форму", а она "излагается свободно, в соответствии с желанием автора (писца). Однако в этой кажущейся свободе, произвольности изложения при пристальном рассмотрении... обнаруживается ограниченное количество трафаретных зачинов изложения обстоятельств дела, мотивов обращения с просьбой, жалобой и т.д." [1]. Для примера бегло охарактеризуем структуру духовных грамот (о формулярах некоторых других видов актов и о стабильных элементах в них см. работы).
I. Протокол. 1. Инвокация, ("Во имя отца и сына...". 2. Интитуляция ("Се азъ рабъ божий имярек").
54
II. Нарративная часть (текст). 1. Аренга ("Отходя света сего" или "Идучи на службу великаго князя"). 2. Наррация ("Пишу сие рукописание" или "Пишу грамоту духовную, кому ми что дати и у кого что взяти"). 3. Диспозиция (распоряжение). Здесь возможны, два основных способа изложения: а) при наррации первого типа обычно следует перечень лиц в дат.падеже и предметов собственности в вин.падеже, иногда этот перечень вводится словом приказываю; б) при наррации второго типа (дати... взяти) также следует перечень лиц в дат.падеже и предметов собственности в вин.падеже, вводимый словом дати, но здесь есть вторая часть, которая вводится глаголом взяти...
III. Эсхатокол (конечный протокол). 1. Удостоверение (CORROBORATIO) представляет собою список лиц, присутствовавших в качестве свидетелей, иногда содержит имя писца. 2. Санкция: "А кто се рукописанье почьнетъ рудити, судиться со мною передь Богомъ на страшномь судѣ" XIV в.
В области дипломатической переписки стабилизации текста и неоднократному воспроизведению определенного набора языковых средств способствовало также строгое правило писать встречные документы "Слово в слово". Это вело к тому, что в преамбуле ответного документа точно воспроизводилось содержание полученного документа, а диспозиция представляла собою ряд статей, находящихся в содержательном и языковом соответствии с преамбулой.
Итак, деловой язык, являясь письменным языком канцелярского употребления, должен был обладать стабильной нормой. Пока не ясно, нужно ли связывать различие языковых средств, обнаруживаемое в разных родах канцелярской письменности, с соответствующими различиями в норме, но во всяком случае в языке законодательных текстов, каковы Русская правда и судебники, наследство более отдаленных эпох представлено полнее, чем в актах. В отличие от церковнославянских текстов русские деловые тексты в своей норме зависели не только от образцов (видеть ли их в языке обычного права, Русской правде, в каких-то образчиках документов разного типа), но и от живого употребления. В этом отношении положение деловой письменности средневековья не многим отличается от положения, языка современной канцелярии. Принципиальное отличие языка средневековой канцелярии от современной
55
состоит в том, что первый представлял собою обособленную систему, подверженную в известной степени влиянию церковно-славянской письменности и деловых языков соседних народов, тогда как второй обладает лишь признаками одного из функциональных стилей литературного языка, т.е. не является самодовлеющей лингвистической структурой...
В настоящее время нет возможности судить о том, в какой степени русский деловой язык средневековья отставал от живого языкового развития, был ли он архаичен в каких-то своих языковых формах. Не исключено, что устарелые слова держались дольше в его обиходе, что сохранение паратаксиса в качестве господствующей синтаксической модели не отвечало живому языковому развитию, что повторение предлогов применялось в нем /как и в языке фольклора/ гораздо дольше, чем в обиходном языке.
Русский деловой язык в отличие от церковнославянского ни в коей мере не был мертвым письменным языком. Своей зависимостью от живого обиходного языка, онтологической вторичностью по отношению к нему, характером языковой нормы он сближается с современным литературным языком, различаясь путями и способами стабилизации языковой нормы. Особенно очевидным на фоне этого сближения становится то принципиальное значение, какое имеет для литературного языка национального периода его полифункциональность, точнее - панфункциональность. Пройдя в XVIII в. через, эпоху "многоязычия", т.е. систему относительно замкнутых и изолированных функциональных стилей, когда и язык художественной литературы был одним из таких стилей, литературный язык нового времени приобрел свое единство благодаря выдвижению на первый план национальной художественной литературы, которая отвела обиходному языку его законное первенство в письменности и присвоила себе право одобрять или отвергать языковые новшества, где бы они ни возникали, отбирать и усваивать лингвистические элементы из исторического прошлого и из других языков, препятствовать тенденциям к обособлению функциональных стилей и размежеванию в языковой практике различных общественных групп.
Понимая под литературным языком такой письменный язык, который обладает известной стандартностью своих основных лингвистических
56
черт, мы приходим к признанию того, что наличие двух письменных норм, поддерживающихся в своей стабильности двумя лишь отчасти сходными системами стабилизации, отвечает существованию двух письменных языков в России XI-XVI вв. Применение письменного языка в художественно-повествовательных целях не может рассматриваться как ведущий признак литературного языка, особенно для той эпохи, когда художественная литература как своеобразное явление культуры и вид художественного творчества отсутствовала [8] или не ограничивалась рамками устного фольклора. Языкотворческий приоритет, завоеванный художественной литературой в новое время, в рассматриваемую эпоху принадлежал образцовым текстам, авторитет которых был связан с их ролью в общественной жизни...
Наличие двух систем стабилизации языковой нормы нельзя, однако, рассматривать как свидетельство двуязычия Древней Руси, в социолингвистической ситуации двуязычия два языка обслуживают все коммуникативные сферы на более или менее равных правах. Но в данном случае, во-первых, речь идет только о том положении, какое существовало в письменности и не известно за ее пределами, т.е. в устном общении; во-вторых, функции двух письменных языков Древней Руси взаимно дополняли друг друга (подобно тому, как это описано для социолингвистической ситуации диглоссии), так что эти два языка составляли функциональное единое целое. Древнерусское общество не было ни двуязычным, ни диглоссийным коллективом, но его письменно литературный язык лингвистически представлял собою внешнее на функциональной основе объединение двух языковых систем, особого рода конгломерат близкородственных и вместе с тем гетерогенных лингвистических структур. Наличие двух различающихся механизмов стабилизации нормы было связано не „только с различным отношением двух языковых систем, служивших основой письменно-литературного языка, к живой речи восточнославянского населения, сколько с их функциональным использованием.
57
ЛИТЕРАТУРА
1. Волков, С.С. Лексика русских челобитных XVII века (формуляр, традиционные этикетные и стилевые средства). Л., 1974, с.71.
2. Тарабасова, Н.И. О некоторых особенностях языка деловой письменности. - В: Источниковедение и история русского языка. М., 1964;
Дерягин, В.Я. К вопросу об индивидуальном и традиционном в деловой письменности (На материале важских горядных XVII в.). - Русский язык. Источники для его изучения. М.,1971;
Дерягин, В.Я. Об историко-стилистическом исследовании актовых текстов. - Вопросы языкознания, 1980, № 4.
3. Акты юридические или Собрание форм старинного делопроизводства. СПб., 1838, с.436, 435, 453, 433, 440, 451.
4. Лихачев, Н.П. Дипломатика. СПб., 1901, с.9.
5. Лаппо-Данилевский, А.С. Очерк русской дипломатики частных актов. Лекции, читанные слушателям Архивных курсов при Петроградском археологическом институте в 1918 г., с.153, 151.
6. Каштанов, С.М. Очерки русской дипломатики. М., 1970, 411-413.
7. Памятники дипломатических сношений древней Руси с державами иностранными. 4.1, СПб., 1851, с.41.
8. Истоки русской беллетристики. Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе. Л., 1970.
12. ВОПРОСЫ ОБРАЗОВАНИЯ РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ЯЗЫКА
В.В.Виноградов
Кн. Избранные труды. История русского литературного языка. М., 1978, 184-185.
В настоящее время объективно-историческое положение вопроса о образовании древнерусского литературного языка может быть представлено в следующем виде. Вопрос о времени возникновения письменности у восточных славян остается не вполне ясным. Имеются основания предполагать наличие у них письменности, хотя еще и мало совершенной, в эпоху до крещения
58
Руси. Во всяком случае в составе "Повести временных лет" до нас дошли договоры Руси с греками начала X в. (древнейший - 907 г.); некоторые из них, видимо, были написаны в Киеве (договор 945 г.). Бытовое письмо на бересте, относящееся к XI-XII вв. и найденное среди других берестяных грамот при раскопках Новгорода, Гнездовская надпись на сосуде начала XI в., надписи XI в. на шиферных пряслицах, на кирпичах и других изделиях ремесла и т.п. - все это говорит о широком распространении письма и грамотности на Руси среди простых людей - ремесленных, промысловых и торговых - ухе в X в., а возможно и в IX в. Ставить это широкое применение в быту письменной речи восточными славянами в непосредственную связь с влиянием старославянского языка затруднительно...
Развитие и укрепление древнерусского (Киевского) государства, естественно, вызвало развитие и совершенствование письма, необходимого для фиксации государственных актов, для разного рода переписки, для потребностей развивающейся культуры - одной из самых богатых в средневековой Европе.
На основе древней, уходящей глубоко в дописьменную эпоху, общенародной по языку традиции синтаксических конструкций, формул и фразеологии посольских, воинских и разного рода договорных грамот, а также формул обычного права развивается письменный язык делового типа, древнейшим из известных нам образцов которого являются договоры с греками. Яркие представители этого типа письменного языка - Мстиславова грамота (ок. 1130 г.), а также более поздние грамоты разных местностей и в особенности знаменитый юридический памятник древней Руси - "Русская правда", составленная в XI в., по-видимому, в Новгороде. Представляют большую ценность для истории русского языка найденные в 1951-1955 гг. при раскопках в Новгороде берестяные грамоты, в большей своей части являющиеся частными письмами и отражающие живую разговорную речь новгородцев...
Крещение Руси в конце X в. содействовало более широкому развитию письменности, прежде всего богослужебной и, шире, - церковно-религиозной на старославянском языке. По-видимому, очень рано наряду с письменным деловым русским и литературно-
59
книжным церковнославянским в древней Руси развивается своеобразный третий тип письменно-литературного языка, который употреблялся в жанрах художественной литературы в той мере, в какой последняя в то время выделялась среди общей массы письменности. Этот тип древнерусского литературного языка имел общенародную основу и развивался на базе древней, восходящей к далеким дописьменным эпохам традиции народно-поэтической речи, представляющей собой при отсутствии письма своеобразную форму устно-литературного выражения. Он широко представлен в русских летописях (в особенности в их повествовательных частях). Его ярчайшим образцом является "Слово о полку Игореве" относящееся к концу XII в., но дошедшее до нас в копиях с позднейшего (видимо, XVI в.) списка, а также другое выдающееся произведение - "Слово Даниила Заточника" (конец XII - начало XIII в.), также дошедшее в поздних списках...
Таким образом, древнерусская народность обладала тремя типами письменного языка, один из которых - восточнославянский в своей основе - обслуживал деловую переписку, другой, собственно-литературный церковнославянский, т.е. русифицированный старославянский, - потребности культа и церковно-религиозной литературы. Третий тип, по-видимому, широко совмещающий элементы главным образом живой восточнославянской народнопоэтической речи и славянизмы, особенно при соответствующей стилистической мотивировке, применялся в таких видах литературного творчества, где доминировали элементы художественные.
13. ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ОБРАЗОВАНИЯ И РАЗВИТИЯ ДРЕВНЕРУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА
В.В.Виноградов
Кн. Избранные труды. История русского литературного языка. М., 1987, 86-87,102,105-106.
Известно, что в эпоху, предшествующую образования национального языка и нации, в функции литературного язык может выступать "чужой" язык. Такими международными литературными
60
языками служили латынь (в средневековой Западной Европе), арабский, персидский, китайский языки (у разных народов Востока) и т.п. В древней Руси (так же, как и в Болгарии, Сербии, частично Чехии и - в еще более узкоцерковной сфере - в Польше) важные сферы культуры - область культа, науки и "высокие" жанры литературы - обслуживал старославянский язык, конечно, со своеобразными и существенными видоизменениями, с теми творческими приращениями, которые он получил на той или иной народной почве. На этой базе в древней Руси сложился книжнославянский тип древнерусского литературного языка...
Прежде всего возникает вопрос: можно ли говорить применительно к письменности эпохи древнерусской народности о двух литературных языках - церковнославянском языке русской редакции и литературно обработанном народном восточнославянском языке, о двух языках - хотя и близкородственных, но все же различных и в грамматическом, и в лексическом, и в структурно-семантическом отношениях? Или же, принимая во внимание их близкое родство, наличие общих грамматических и лексико-семантических черт, их тесное взаимодействие, целесообразнее рассматривать их лишь как два типа древнерусского литературного языка?... Проникновение на Русь старославянского языка и формирование на его основе книжно-славянского типа древнерусского литературного языка не могло ни стеснить, ни тем более подавить передачу на письме и дальнейшую литературную обработку восточнославянской народно-поэтической и историко-мемуарной речевой традиции (ср. язык Начальной летописи, "Слова о полку Игореве", "Моления Даниила Заточника" и т.д.). Литературно обработанный народный тип литературного языка не отграничивается и не обособляется от книжно-славянского типа как особый язык. Вместе с тем - это не разные стили одного и того же литературного языка, так как они не умещаются в рамках одной языковой структуры и применяются в разных сферах культуры и с разными функциями. Тут дают себя знать специфические закономерности функционирования и развития литературных языков в эпохи до образования наций и национальных языков...
Два противопоставленных и непрестанно сопоставляемых типа древнерусского литературного языка - книжно-славянский
61
и народно-литературный - выступают как две функционально разграниченные и жанрово разнородные системы литературного выражения. Будучи в своих контрастных, наиболее "чистых", но ставши затем двумя разными типами древнерусского литературного языка, книжно-славянский тип в восточнославянском обличье и народно-литературный восточнославянский тип вступили в сложное и разнообразное взаимоотношение и взаимодействие в кругу разных жанров древнерусской литературы...
Приблизительно до конца XVI - начала XVII в. славянизированный тип русского литературного языка был противопоставлен или противопоставлялся его обработанному народно-бытовому типу. Между ними было сложное взаимодействие, и возникали разнообразные промежуточные "роды речей". Однако о внутреннем структурном единстве двух основных типов литературного языка говорить невозможно. Поэтому применительно к этой эпохе вполне оправдан термин "языковой дуализм"; при этом лучше говорить не о двух литературных языках - русском и церковнославянском, а о двух основных типах древнерусского литературного языка - книжно-славянском и народно-бытовом или литературно-народном. Промежуточные разновидности литературной речи до XVI в. образуются не на основе синтеза, органического объединимся или сочетания этих двух типов русского литературного языка, а путем их смешения или чередования - в зависимости от содержания и целевой направленности изложения. Структурные различия между книжно-славянским и письменно-народным типами русского литературного языка не только охватывают их произносительные системы, их лексико-фразеологический состав и систему словообразования, но и глубоко затрагивают основы их грамматического строя, например, парадигмы склонения и спряжения. Функционально-стилистические различия могут быть обнаружены лишь внутри того или иного типа языка, хотя самые типы далеко не всегда реализуются в чистом виде в композиции целого произведения. К древнерусскому литературному языку применимо понятие "система динамической координации двух структурных типов"...
Постепенное изживание тех элементов книжно-славянской языковой структуры, которые или не соответствуют народному русскому языку, или не согласяются с ним, временное сохранение их лишь в виде отдельных "примет" или средств экспрессивной
62
окраски, осознание синонимических соответствия и соотношений между разными формами, словами и оборотами обоих типов русского литературного языка, формирование в связи с этим единого структурно-языкового ядра литературного выражения - все это и многое другое уже начиная с XVI в., особенно со второй его половины, ведет к постепенному преобразованию русского литературного языка как сочетания двух языковых типов в систему трех стилей единого литературного языка.
14. РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК В ПЕРВУЮ ЭПОХУ ПИСЬМЕННОСТИ
Г.О.Винокур
В Кн. Избранные работы по русскому языку. М., 1959, 44-49.
Русский письменный язык уже и в древнейших его памятниках предстает перед нами в относительно богатом стилистическом разветвлении. Можно сказать, что каждый из трех основных разделов древней русской письменности имеет свой особый стиль речи. Соответственно этим разделам можно говорить о церковно-книжном, деловом и собственно литературном стилях письменного языка древнейшей поры как его основных типических разновидностях.
Материальная основа этих стилистических разветвлений создавалась разной пропорцией скрещения двух начал древнерусской письменной речи: книжного, имевшего свои корни в старославянской традиции, и обиходного, имевшего источником живые говоры восточного славянства. Ни то, ни другое начало древнерусского письменного языка, разумеется, не оставалось неизменным в течение древнего периода истории русской культуры, и это соответствующим образом отразилось в стилистических функциях отдельных средств речи. Все же можно наметить три наиболее типичные формы скрещения указанных двух основных начал - книжного и обиходного. Первая форма характеризуется односторонним преобладанием книжного начала, а обиходное присутствует в ней лишь слабой примесью, обычно появляющейся не вследствие свободного выбора, а механически и принудительно. Вторая, наоборот, характеризуется столь же односторонним преобладанием обиходного начала, и здесь уже книжное выступает как принудительная и
63
механическая примесь или заимствование извне. Всего интереснее третий случай, именно такая форма скрещения книжных и обиходных средств речи, при которой и те и другие совмещаются как более или менее равноправные участники единого и цельного акта речи. В отличие от первых двух случаев в последнем, следовательно, имеем дело с таким актом речи, который уже внутри себя стилистически разнообразен и неоднозначен. Остановимся несколько на каждом из указанных трех случаев.
Первый характеризует то, что можно назвать церковно-книжным стилем древнерусской письменной речи. Образцы его, оставляя в стороне списки со старославянских оригиналов /чаще всего болгарской редакции/, содержатся в таких произведениях древнерусской письменности, которые отмечены со стороны своего жанра печатью учености или торжественности, а по теме и заданию более или менее близки к культурной атмосфере церковности. По понятным причинам сюда относятся и переводы, исполненные самыми русскими, так как для переводов естественно было прибегать к языку ученому и обработанному, а не бытовому. Из памятников XI в. в числе образцов, содержащих церковно-книжный стиль речи, в особенности должно быть упомянуто "Слово о законе и благодати" митрополита Илариона, изощренного стилиста и оратора, владевшего всеми тонкостями византийской риторики и искусства "извития словес".
Полярную противоположность этому стилю древнерусской письменной речи составляет ее деловой стиль, основанный на обиходных средствах языка. Его образцы находим главным образом в юридических документах, и именно в тех частях их текста, которые имеют не церемониальное, а собственно бытовое содержание. Историки русского языка уже давно признали памятники русского юридического быта лучшим материалом для восстановления фактов древнерусской живой речи. Крупнейший памятник такого рода начального периода русской письменности есть "Русская правда".
В промежуточной области между двумя указанными типами древнерусской письменной речи, прямолинейно и односторонне воспроизводящими одну из двух возможных манер изложения, наблюдаем тот стиль речи, который может быть назван древнерусским литературным языком в узком смысле этого понятия. Этот стиль.
64
речи, как уже сказано, создается совмещением и взаимопроникновением книжного и обиходного начал языка, так что одно из них дополняет другое и оба вместе сливаются в своеобразное синтетическое единство, или по крайней мере обнаруживают тенденцию к такому слиянию. Можно наблюдать различную степень осуществления этого синтеза, - важно отметить самое появление его, хотя бы в зародыше. Далее увидим, что такое синтезирование двух начал в языке есть самое характерное явление истории русского литературного языка в целом. В древнейшую пору наблюдаем его преимущественно в тех явлениях древнерусской письменности, которые могут быть названы собственно литературными...
Можно выделить довольно широкий круг текстов с функциями беллетристического характера: повествовательными, поэтическими, назидательными и т.д. Это литература путешествий, житий, поучений, поэтические памятники вроде "Слова о полку Игореве", повествовательные части летописи и т.д., то есть именно то, что составляет основное и наиболее ценное ядро оригинальной древнерусской литературы. У этого круга явлений письменности есть свои особые связи и с древнерусским народным эпосом. Именно здесь и сказалась наиболее отчетливо общая историческая природа русского литературного языка как своеобразного продукта скрещения двух разнохарактерных начал.
15. ДВЕ ГРУППЫ СТИЛЕЙ ДРЕВНЕРУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА
А.И.Ефимов
В кн. История русского литературного языка. М., 1971, 31-32.
Дошедшие до нас письменные памятники X-XIII веков дают представление о богатстве русского литературного языка древнейшей поры. Поразительное разнообразие жанров письменности /"Русская правда", летописи, договорные, купчие и жалованные грамоты, евангелия, псалтыри, литературно-художественный памятник "Слово о полку Игореве", жития, проповеди, поучения, частные письма, надписи на камнях, посуде, бересте/ свидетельствует о высокоразвитой системе древнерусского литературного языка, успешно обслуживающего все области жизни и деятельности народа.
Вместе с развитием жанров письменности шло формирование
65
и совершенствование стилей литературного языка. Судя по своеобразию языка, которым были написаны светские и церковнобогослужебные памятники, в литературном языке Древней Руси выделялись две группы стилей: светские и церковно-богослужебные.
В составе светских стилей наиболее отчетливо выделялись в отношении специфики речевых средств и особенностей словоупотребления:
1. Письменно-деловой стиль, с наибольшей полнотой представленный в таком весьма характерном и выделяющемся изо всей письменности памятнике, как "Русская правда", а также в многочисленных договорах, жалованных и других грамотах..
2. Стиль литературно-художественного повествования, запечатленный "Словом о полку Игореве" - этим замечательным памятником образного слова, свидетельствующим о высокоразвитой устной и книжной речевой культуре Древней Руси.
3. Летописно-хроникальный стиль, сложившийся еще на заре развития древнерусского литературного языка и претерпевший интересные изменения в связи с развитием летописания.
4. Эпистолярные стили, своеобразие которых запечатлено в частных письмах, писавшихся, Как подтверждают новые открытия археологов, не только на пергаменте, но и на бересте.
Эти светские стили формировались и развивались в тесном единстве и взаимодействии со стилями церковно-богослужебными, в составе которых древнерусский литературный язык имел:
1. Литургические стили, типичные для ряда богослужебных книг /евангелия, псалтыри и т.п./.
2. Житийный стиль, представляющий собой сочетание речевых средств церковно-книжного и разговорно-бытового происхождения.
4. Проповеднический стиль, нашедший отражение в творениях К.Туровского, Илариона и других авторов.
Кроме этих наиболее отчетливо выделявшихся стилей, в древнерусской письменности были такие произведения, которые как в жанровом, так и в языково-стилистическом отношении были сложными /например, "Поучение" Владимира Мономаха". Они показывали, что древнерусский литературный язык представлял собой единую и целостную систему, речевых средств, богатую и разнообразную как
66
по своему происхождению, так и по сферам и нормам словоупотребления.
Несмотря на существование двух групп стилей и их разновидностей, древнерусский литературный язык отличался оригинальным сочетанием разнородных речевых средств. В.Д.Левин утверждает, что в результате взаимодействия двух языковых стихий "древнерусский литературный язык, предстает перед нами стилистически разветвленным и в то же время единым и цельным. Это не механическое сосуществование на противоположных полюсах языковой системы разных языков, как это было в некоторых странах Западной Европы, где латынь и местные языки не имели ничего общего между собой. Это один, и притом русский, язык, но это литературный язык, так как он носит следы обработки, следы различных книжных влияний и т.д. ; в нем как во. всяком литературном языке,, есть слова, выражения, грамматические формы, синтаксические обороты, неизвестные живой речи, выполняющие только литературные функции" [1] ...
Общность различных стилей древнерусского литературного языка свидетельствует о том, что, несмотря на различные варианты и специфические особенности каждого из них, они все же имели одну основу в виде единого литературного языка Древней Руси.
_ _ _ _ _ _ _
ЛИТЕРАТУРА
1. Левин, В.Д. Краткий очерк истории русского литературного языка . М., 1964, с . 68 .
16. ТРИ СТИЛЯ (ИЛИ ТИПА) РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА КИЕВСКОЙ РУСИ
В.Д.Левин
В кн. Краткий очерк истории русского литературного языка. М., 1964, 17-23.
Возникнув в X в. на базе старославянской литературы, древнерусская письменность, однако, не ограничивалась старославянским
67
языком: довольно рано, возможно уже в конце X или в начале XI в., заимствованный из старославянских книг алфавит и усвоенные русским книжником навыки письма оказались примененными и к народному русскому языку. Поэтому письменные памятники этого времени обнаруживают со всей очевидностью сосуществование в литературном языке русской народной и старославянской книжной стихий. Характер соединения этих двух языковых стихий был различен в различных произведениях письменности. Прежде всего следует разграничить произведения чисто делового характера - договоры, грамоты, документы, знаменитый законодательный свод древней Руси "Русская правда" - и произведения литературы, понимаемой, однако в самом широком и нерасчлененном смысле этого слова.
В деловых памятниках, в отличие от произведений литературы, отсутствует стремление к "художественности", к украшению слога, к эмоциональному воздействию на читателя. Язык их основан на живой речи восточных славян, старославянское влияние здесь незначительно.
Это, однако, не значит, что язык государственных договоров или "Русской правды" можно рассматривать как простое отражение устной речи: деловому языку Киевского государства нельзя отказать в некоторых элементах обработки, в нем вырабатывались в процессе его функционирования определенные, ставшие со временем традиционными, нормы и особенности. В этом отношении деловые документы принципиально отличаются от большинства новгородских берестяных грамот, заключающих частную переписку древних новгородцев. Язык последних не обнаруживает таких специфических или устойчивых примет, которые указывали бы на литературную обработанность и нормализованность. Поэтому, хотя и в берестяных грамотах, естественно, могут встретиться элементы литературного языка, эти памятники письменности не отражают какого-либо стиля древнерусского литературного языка, что, разумеется, нисколько не умаляет их выдающегося культурно-исторического значения.
Произведения древнерусской литературы в свою очередь не представляют единства в отношении языка. Принципиально различается язык произведений церковно-религиозной литературы
68
и произведений светского характера не связанных непосредственно с потребностями церкви. В первом случае старославянский язык составляет основу языка произведения. Таковы проповеди, жития и другие произведения подобного рода, а также и большинство самостоятельных переводов с греческого языка. Сюда же причисляют иногда и чисто богослужебную литературу - древнейшие русские списки евангелия, псалтыри и т.д. Однако вряд ли вообще целесообразно привлекать эти памятники как материал для характеристики русского литературного языка, поскольку мы имеем здесь дело с механической перепиской старославянского оригинала. Встречающиеся в этих текстах русизмы являются списками писца и представляют собой ценный материал для суждений о живой... восточнославянской речи этого периода, но не дают основания видеть в этих памятниках старославянского языка образцы русского литературного языка. Другое дело названные выше произведения церковно-религиозного содержания, созданные или переведенные русскими книжниками. Эти памятники дают представление о характере усвоения старославянского языка русским литературным языком, и, хотя по существу язык этих произведений мало чем отличается от языка богослужебных книг, место названных двух групп церковной литературы в русской письменности принципиально различно.
В литературе светского характера, наиболее широко представленной повествовательно-историческими жанрами, русская и старославянская стихии находятся между собой в более сложных отношениях. Летописи "Слово о полку Игореве", отчасти "Поучение" Владимира Мономаха - типичные образцы этой группы литературных произведений.
В соответствии с указанными тремя группами произведений различают три стиля (или типа) русского литературного языка Киевской эпохи: деловой, церковно-книжный (или церковно-литературный) и светско-литературный.
Названия эти, разумеется, совершенно условны. Так, в работе акад. В.В. Виноградова "Основные проблемы изучения образования и развития древнерусского литературного языка" употребляются термины книжно-славянский и народно-литературный типы литературного языка, соответствующие тому, что в настоящем
69
очерке определяется как церковно-книжный и светско-литературный. Надо заметить, что в указанной работе В.В.Виноградова вообще выделяются не три, а только два типа литературного языка, как "две функционально-разграниченные и жанрово-разнородные системы литературного выражения"; деловой язык признается здесь фактом письменной речи, но не литературного языка. Тем не менее и В.В.Виноградов признает, что"история русского литературного, языка не может быть оторвана от истории русской письменной речи". В написанной им ранее совместно с Р.И.Аванесовым статье "Русский язык" прямо говорится о "литературно-письменном языке делового типа" [2], см. также в более ранней его работе о том, что "язык грамот далеко не всегда отражал непосредственно живую речь" [3]. Признавая своеобразие делового языка и ограниченность его функций, автор настоящего очерка считает все же возможным говорить о нем, как об одном из трех стилей (или типов) литературного языка. Более того, если исходить из собственно структурных моментов, то противопоставленными друг другу окажутся именно церковно-книжная и деловая разновидности языка, в то время как светско-литературный его тип обнаружит отсутствие устойчивых самостоятельных признаков. Поэтому, возможно, точнее было бы говорить вообще только о церковно-книжном, старославянском, языке как собственно литературном языке древней Руси (и славянства в целом), обладающим вполне отчетливой структурой и функциональной характеристикой, и рассматривать светско-литературный стиль лишь как одну из форм взаимодействия этого языка с народной разговорной речью.
Таким образом, определяя три стиля (или типа) древнерусского литературного языка и выстраивая их в один ряд как равноправные, мы допускаем некоторую схематизацию, некоторое упрощение тех стилистических отношений, которые существовали в древнерусской письменности. Но верным остается главный вывод, что древнерусский литературный язык уже в самый ранний из доступных нашему непосредственному обозрению период предстает перед нами стилистически дифференцированным, причем основой той дифференциации является различное отношение к живой, народной восточнославянской речи и книжному старославянскому
70
языку.
Важно иметь в виду, что наличие памятников древнерусской письменности, основанных на живой народной речи и слабо связанных со старославянским языком, не может свидетельствовать о существовании древнерусского письменно-литературного языка в период до прихода на Русь старославянской письменности. Более того, само это образование стилей литературного языка на народной основе явилось следствием первоначального усвоения русскими книжниками старославянского языка. Стилистическая дифференциация древнерусской письменности XI-XII вв. - результат развития и усложнения возникшего на старославянской основе древнерусского литературного языка. Можно предполагать, что в X веке стилистическая система русского литературного языка не была еще столь отчетливо очерчена; как выше уже упоминалось, есть, например, основания думать - на это указывает и язык договоров, - что в это время вся еще слабо развитая письменность ориентировалась на старославянский язык, и лишь постепенно, в процессе развития письменного языка, усложнения его функций, происходит его дифференциация и усиливается роль живой речи и традиций фольклора.
Следует при этом помнить, что старославянский и древнерусский языки были чрезвычайно близки друг другу. Грамматическая структура, подавляющее большинство грамматических форм и основные слои лексики совпадали в этих языках, будучи унаследованы различными славянскими языками из общеславянского праязыка. Естественно, что эти совпадающие в русском и старославянском языках элементы представлены и в древнерусском литературном языке. Памятники воспроизводили общую для русского и старославянского языков систему распределения существительных по типам склонения, отражавшую пережиточно более раннюю структуру именных основ.
Именно в условиях близости двух языков и могло так легко, осуществиться использование письменности, возникшей на старославянской основе, в других видах литературы, в других стилях литературного языка.
То, что совпадало в старославянском и древнерусском языках, естественно, составляло основу языка любого стиля
71
литературного языка, любого произведений письменности той поры. Важно подчеркнуть, что этим определялся народный облик русского литературного языка XI-XII вв. в целом, даже той его разновидности, которая зафиксирована в произведениях церковно-книжной литературы: ведь огромное количество, основная масса форм и слов, которые русский человек встречал в книге, существовала и в его повседневной, обиходной речи. Однако это, разумеется, не может служить основанием для отрицания роли старославянской письменности в формировании русского литературного языка древнейшей поры... Эти факты вообще нельзя привлекать как материал для суждения о соотношении старославянского и русского элементов в древнерусской письменности. Вполне русский облик литературного языка обеспечивается в данном случае независимо от того, каков реальный источник этих языковых фактов, откуда пришли они в литературный язык - из живой речи или из старославянских книг.
Вопрос о соотношении старославянского, и живого русского языков в разных стилях древнерусского литературного языка может решаться только на материале тех языковых фактов, которые не совпадают в этих языках, которые указывают на различия этих языков. Анализ этого рода фактов дает возможность определить реальный вклад старославянского языка в русский литературный язык. Поэтому, прежде чем давать характеристику трех названых выше стилей русского литературного языка с точки зрения соотношения в них двух языковых стихий, следует выявить, хотя бы в самом общем виде, объем и характер славянизмов в русском литературном языке.
По своей роли и значению лексические -славянизмы могут быть разделены на две группы:
1. Славянизмы, обязанные своим проникновением в русский литературный язык потребностями его в средствах для выражения определенных понятий, для обозначения новых для коллектива предметов, "реалий"; другими словами, славянизмы, связанные прежде всего с содержанием, со смысловой, "понятийной" стороной языка.
2. Славянизмы, играющие в языке стилистическую роль, связанные со стилистической стороной языка.
72
ЛИТЕРАТУРА
1. Винокур, Г.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959, с. 44.
2. Большая Советская Энциклопедия, изд.2, Т.37, с.428.
3. Большая Советская Энциклопедия, изд.1, Т.49, с.754.
17. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ЯЗЫКИ В ДРЕВНЕЙ РУСИ
Д.С.Лихачев
В кн. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979, 81-86.
Не жанр произведения определяет выбор выражений, выбор формул, а предмет, о котором идет речь. Именно предмет, о котором идет речь, требует для своего изображения тех или иных трафаретных формул...
Легко заметить различия в языке одного и того же писателя, философствуя и размышляя о бренности человеческого существования, он прибегает к церковнославянизмам, рассказывая о бытовых делах - к народнорусизмам. Литературный язык отнюдь не один. В этом нетрудно убедиться, перечитав "Поучение" Мономаха: язык этого произведения "трехслоен" - в нем есть и церковнославянская стихия, и деловая, и народно-поэтическая (последняя, впрочем, в меньших размерах, чем первые две). Если бы мы судили об авторстве этого произведения только по стилю, то могло бы случиться, что мы приписали бы его трем авторам. Но дело в том, что каждая манера, каждый из стилей литературного языка и даже каждый из языков (ибо Мономах пишет и по-церковнославянски, и по-русски) употреблен им, со средневековой точки зрения, вполне уместно, в зависимости от того, касается ли Мономах церковных сюжетов, или своих походов, или душевного состояния своей молодой снохи.
73
Для вопроса об этикете чрезвычайно важно положение Л.П.Якубинского, что "церковнославянский язык Киевской Руси X-XVI вв. был отграничен, отличался от древнерусского народного языка не только в действительности... но и в сознании людей". В самом деле, наряду с бессознательным стремлением к ассимиляции церковнославянского и древнерусского языка следует отметить и противоположную тенденцию - к диссимиляции. Именно этим объясняется то обстоятельство, что церковнославянский язык, несмотря на все ассимиляционные процессы, дожил до XX в. Церковнославянский язык постоянно воспринимался как язык высокий, книжный и церковный. Выбор писателем церковнославянского языка или церковнославянских слов и форм для одних случаев, древнерусского - для других, а народно-поэтической речи - для третьих был выбором всегда сознательным и подчинялся определенному литературному этикету. Церковнославянский язык неотделим от церковного содержания, народно-поэтическая речь - от народнопоэтических сюжетов, деловая речь - от деловых. Церковнославянский язык постоянно отделялся в сознании писателей и читателей от народного и от делового. Именно благодаря сознанию, что церковнославянский язык - язык "особый", могло сохраняться и самое различие между церковнославянским языком и древнерусским.
Мне представляется неправильным говорить о едином литературном языке Древней Руси, выделяя в этом литературном языке церковно-книжный стиль или, более осторожно, книжнословенский тип /В.В.Виноградов/. Литературный язык Древней Руси не только не был единым, но он не был и одним. Литературных языков в Древней Руси было два: церковнославянский /как на западе латинский, а на востоке - санскрит, арабский, персидский, вень-янь/ и древнерусский литературный язык. Только в последнем можно выделять различные типы и стили.
Судьбы обоих литературных языков Древней Руси были совершенно различны. Они не только обладали различными стилистическими функциями, но и находились в различных условиях существования. Церковнославянский язык, по происхождению своему древнеболгарский, был общим языком для многих славянских стран, с которыми Древняя Русь находилась в постоянном книжном общении. Можно говорить о русской рецензии /варианте/ церковнославянского языка, о рецензиях сербской, болгарской, румынской и
74
рассматривать их изменения по векам. Однако надо при этом не упускать из вида, что церковнославянский язык как целое находился в постоянном внутреннем интенсивном взаимодействии и по вертикали и по горизонтали: взаимодействие языка памятников прошлых эпох постоянно сказывалось на языке памятников новых; произведения, написанные на церковнославянском языке в одной из славянских стран, перемещались в другие страны. Отдельные, особенно авторитетные произведения сохраняли свой язык на много столетий. На них равнялись по языку и новые произведения во всех странах. В этом своеобразие истории церковнославянского языка, традиционного, устойчивого, малоподвижного. Это был язык традиционного богослужения, традиционных церковных книг. Книги богослужебного и церковного характера первых веков славянской письменности были такими же образцами, как прориси и сколки в иконописи.
Русский литературный язык, напротив, не имел таких образцов. Он был связан с живым, устным языком канцелярии, судебных учреждений, официальной политической и: общественной жизни. Деловой язык менялся значительно живее церковнославянского.
Представляет очень большой интерес вопрос: что было сильнее в этом русском литературном языке - традиция письменная или традиция устная, с которой он был связан.
По своим типам /в разной сфере употребления, в различных областях, в своих хронологических различиях/ русский литературный язык был гораздо разнообразнее, чем язык церковно-славянский, менее устойчив, менее замкнут. Он не имел той неподвижной базы "образцов", которой обладал язык церковнославянский. В нем не было стремления к "самоочищению" от чуждых форм. Он не в такой мере осознавался как явления определенного, высокого стиля. Напротив, стили в русском литературном языке могли быть различными: достаточно сравнить язык первой новгородской летописи с языком "Русской Правды", Галицко-Волынской летописи с языком "Моления Даниила Заточника". Однако при всем разнообразии своих стилей, по своей системе /грамматической, фонетической, лексической/ это был все же один язык, отличный от языка церковнославянского.
75
Оба литературных языка Древней Руси - русский и церковнославянский - наход"лись в постоянном взаимодействии. Литературный этикет требовал иногда быстрых переходов от одного языка к другому. Эти переходы совершались порой на самых коротких дистанциях - в пределах одного произведения. Но взаимодействие литературных языков не было равноправным. Церковнославянские формы и слова переходили в русский литературный язык "навсегда", получали здесь стилистические оттенки и смысловые нюансы /движение здесь совершалось от стиля к смыслу/, они постоянно обогащали русский литературный язык. Обратное воздействие было иным. Отдельные проникновения русского литературного языка в церковнославянский систематически изгонялись из последнего.
Средневековые книжники резко ощущали различие письменного языка и устного. Поэтому нельзя себе представлять письменный русский литературный язык как простую письменную фиксацию койне, общего языка различных административных центров. Это была какая-то мало еще ясная для нас трансформация устного языка - трансформация, в которой были какие-то свои правила и свой этикет. Тем не менее культура устной речи в письменном литературном русском языке явственно давала себя знать. В свое время я пытался вскрыть устные основы русского литературного языка XI-XII вв.
Письменный литературный русский язык был связан не только с койне важнейших административных центров Руси. В одной из своих разновидностей он трансформировал и переносил в письменность язык устной народной поэзии, обладавший особой стилистической функцией и владевший своими поэтическими формулами и поэтической лексикой. В этой своей разновидности русский литературный язык был, так же как и церковнославянский язык, поэтически приподнят над языком обыденным. Эта разновидность русского литературного языка не имела "сплошного" развития от XI в. до XVII в. включительно. Разновидность эта давала себя знать то. в "Поучении" Мономаха, то в Ипатьевской летописи, то в "Слове о погибели Русской земли", то в "Повести о разорении Рязани Батыем", но больше всего она представлена в "Слове о полку Игореве", отразившись через последнее в "Задонщине" . В XVII в. язык устной народной поэзии вошел в литературу через
76
"Повести об Азове", "Повесть о Сухане", "Повесть о Горе Злосчастии" и другие поэтические произведения демократической литературы.
Все изложенное обусловило собой крайнюю сложность развития языка литературы в Древней Руси с его двумя литературными языками - церковнославянским и русским, из которых последний обладал еще несколькими типами...
Употребление церковнославянского языка явно подчинялось в средние века этикету, церковные сюжеты, требовали церковнославянского языка, светские - русского.
Этот средневековый этикет в употреблении соответствующего языка или стиля языка наблюдался не только на Руси. Он еще значительнее в средневековых литературах многих других стран.
ЛИТЕРАТУРА
1. Якубинский, Л.П. История древнерусского языка. М., 1953, 102-103.
2. Виноградов, В.В.. Основные проблемы изучения образования и развития древнерусского литературного языка. М., 1958, с.111.
3. Толстой, Н.Н. К вопросу о древнеславянском языке как общем литературном языке южных и восточных славян. - Вопросы языкознания, 1961, № 1.
4. Исаченко, А.В. К вопросу о периодизации истории русского языка. - В: Вопросы теории и истории языка. Сборник статей в честь проф. Б.А.Ларина. Л., 1963, 152-154.
5. Лихачев, Д.С. Русский посольский обычай XI-XIII в. - Исторические записки. Т.18. М., 1946.
77
18. ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА СТАРШЕГО ПЕРИОДА. ПРЕДИСЛОВИЕ
С.П. Обнорский
М.-Л., 1946, 3-8.
В настоящем издании содержится ряд исследований, посвященных изучению языка основных наших ценнейших памятников, важнейших источников русского литературного языка старейшей поры. Таковы следующие памятники: 1/ "Русская правда" /в краткой редакции/, 2/ сочинения Владимира Мономаха, 3/ "Моление" Даниила Заточника, 4/ "Слово о полку Игореве".
Анализ языка всех исследованных памятников показывает, что язык их один и тот же, это и есть общий русский литературный язык старшей поры. Показательная сила единого содержания языка всех этих памятников особенно значительна, если принять во внимание, что исследованные памятники охватывают относительно широкий отрезок во времени - около двух столетий /от начала XI по конец XII в./, принадлежат по своему происхождению разным пунктам русской территории - и северу, и югу, и средней Руси и, наконец, являются литературными произведениями, разными по жанру. Можно отметить общие признаки этого старшей поры русского литературного языка. Основной и главнейшей чертой его является общий русский его облик, дающий себя знать во всех сторонах языка /и в звуковой стороне, и в морфологии, а особенно в синтаксисе и лексике/. Второй общей его чертой служит относительно архаический тип языка., понятный сам по себе ввиду того, что памятники принадлежат к старейшей поре /XI-XII в./. Наконец, третьей, также замечательной особенностью языка является очень слабая доля церковнославянского на него воздействия. Замечав тельно при этом, что незначительная сама по себе доля церковно-славянского воздействия по свидетельству непосредственных
78
памятников колеблется в зависимости от жанра памятника, а также от времени сложения памятника. Памятники более ранние имеют меньше наслоений церковнославянизмов по сравнению с памятниками позднейшего сложения. В жанровом отношении выделяется Русская правда, с полнейшим отсутствием церковнославянизмов; собственно таково же "Слово о полку Игореве". Показательны неодинаковые свидетельства отдельных произведений Владимира Мономаха о церковнославянском воздействии на язык; оно заметно в "Поучении", совсем незначительно в письме Мономаха к Олегу и почти отсутствует в его автобиографии.
Все эти данные, данные, покоящиеся на материале непосредственных памятников, должны служить достаточным основанием для признавания ложности старого взгляда на происхождение русского литературного языка как языка в основе нерусского.
Во всем этом, как можно видеть, уже с ранней поры проявлялась самобытность в развитии русского языка. При таком выраженном самобытном характере русского языка тем более противоестественной представляется самая возможность мысли о том, чтобы основу русского литературного языка мог составить язык нерусский.
Положение о происхождении русского литературного языка на русской базе имеет большое методологическое значение в дальнейшем изучении русского языка. Стоя на ложном пути, усматривая истоки нашего литературного языка в церковнославянском пришлом языке, мы методологически неправильно в изучении русских памятников ставили односторонне вопрос о рамках русских элементов в свидетельствах того или иного памятника. Необходимо в равной мере освещать и другой вопрос - о доле церковнославянских элементов, принадлежащих каждому данному памятнику или серии памятников. Тогда на объективную почву исследования будет поставлена общая проблема об истории церковнославянизмов в русском языке, о судьбах церковнославянского языка в развитии русского литературного языка. Это исследование должно показать объективную мерку церковнославянизмов в нашем языке, ибо представление о них преувеличено. Многие церковнославянизмы, свидетельствуемые теми или иными памятниками письменности, имели значение условных, изолированных фактов языка, в систему его не входили, а в дальнейшем вовсе выпадали из него.
79
19. ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ КИЕВСКОЙ РУСИ И ЕЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ИСТОРИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА
Б.А.Успенский
М., 1983, 3-5, 55.
Церковнославянский язык - южнославянский в своей основе - с перенесением на русскую почву подвергался в течение XI-XIV вв. постепенной и последовательной русификации, в результате чего образовался русский национальный извод церковно-славянского языка - тот язык, который впоследствии может называться не только "словенским" /или "славенским"/, но также "рус(с)ким” и "славоросс(ий)ским". Тем не менее, несмотря на русификации), этот язык был отчетливо противопоставлен русскому книжному языку /по целому ряду релевантных признаков/. В дальнейшем, а именно с конца XIV в. - в процессе так называемого "второго южнославянского влияния" - церковнославянский язык вновь становится насыщенным южнославянскими элементами.
Что же касается русского языка, то он, в силу своей информированности /некодифицированности/, был открыт для разного рода внешних влияний как со стороны церковнославянского, так и со стороны других языков /в частности, татарского и т.п./ Тем не менее, сама оппозиция церковнославянского и русского сохраняется на разных этапах эволюции.
Языковая ситуация Древней Руси в специальных лингвистических терминах должна быть определена не как ситуация церковнославянско-русского двуязычия в строгом терминологическом смысле этого слова, а как ситуация церковнославянско-русской диглоссии. Диглоссия представляет собой такой способ сосуществования двух языковых систем в рамках одного языкового коллектива, когда функции этих двух систем находятся в дополнительном распределении, соответствуя функциям одного языка в обычной /недиглоссийной/ ситуации. При этом речь идет о существовании книжной языковой системы, связанной с письменной традицией /и вообще непосредственно ассоциирующейся с областью специальной книжной культуры/ и некнижной системы, связанной с обыденной жизнью.
80
Если вне диглоссии одна языковая система нормально выступает в разных контекстах, то в ситуации диглоссии разные контексты соотнесены с разными языковыми системами. Отсюда, между прочим, члену языкового коллектива свойственно воспринимать сосуществующие языковые системы как один язык, тогда как для внешнего наблюдателя /включая сюда и исследователя-лингвиста/ естественно в этой ситуации видеть два разных языка. Таким образом, если считать вообще известным, что такое разные языки, диглоссию можно определить как такую языковую ситуацию, когда два разных языка воспринимаются /в языковом коллективе/ и функционируют как один язык.
Соответственно, в отличие от двуязычия, т.е. сосуществования двух равноправных и эквивалентных по своей функции языков, которое представляет собой явление избыточное /поскольку функции одного языка дублируются функциями другого/ и, по существу своему, переходное /поскольку в нормальном случае следует ожидать вытеснения одного языка другим или слияния их в тех или иных формах/, диглоссия представляет собой очень стабильную языковую ситуацию, характеризующуюся устойчивым функциональным балансом /взаимной дополнительностью функций/. Ситуация диглоссии может сохраняться в течение многих веков /как это имеет место в арабском мире и как это имело место в России/.
Диглоссию характеризует ряд признаков негативного характера, которые, в частности, отличают эту языковую ситуацию от ситуации двуязычия, а именно: 1/ недопустимость применения книжного языка как средства разговорного общения; 2/ отсутствие кодификации разговорного языка; 3/ отсутствие параллельных текстов с одним и тем же содержанием /особенно характерны в этой связи запрет на перевод сакральных текстов и невозможность пародий на книжном языке/. При несоблюдении хотя бы одного из этих условий мы вправе предположить, что сосуществующие друг с другом языки находятся не в отношениях диглоссии, а в отношениях двуязычия.
81
ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКО-РУССКАЯ ДИГЛОССИЯ: СТАНОВЛЕНИЕ. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
Диглоссия появляется в Киевской Руси, причем ее становление приблизительно совпадает по времени с христианизацией Руси, будучи непосредственно связано с возникновением русской книжной традиции. Она продолжается затем в Московской Руси, охватывая таким образом весьма значительный период времени. Очевидно, между тем, принципиальное значение киевского, начального периода истории русской письменности: именно в это время определились те отношения между книжным и некнижным языком, которые оказывают в дальнейшем решающее влияние на развитие литературного языка. Иначе говоря, в начальный период в результате становления церковнославянско-русской диглоссии обозначились те тенденции, которые прямо или косвенно сказываются на формировании литературного языка на последующих этапах его эволюции; можно сказать, таким образом, что основной импульс определяющий пути развития русского литературного языка был задан именно диглоссией, т.е. языковой ситуацией Киевской Руси.
С принятием христианства, наконец, возникает русская книжная (литературная) традиция, и языком этой традиции оказывается церковнославянский. Церковнославянский язык выступает при этом как посредник в греческо-русских культурных контактах, т.е. как средство трансплантации византийской культуры на русскую почву, в результате которой Россия в известном смысле становится частью византийского мира. Византийская культура заимствуется на Руси вместе с религией, усвоение византийской образованности воспринимается как составная часть христианского просвещения, и в этой струе на Русь попадают не только церковные, но и светские византийские тексты. Таким образом, церковнославянский язык начинает функционировать не только как сакральный язык, но и как язык культуры, и соответственно, оппозиция церковнославянского и русского осмысляется не только как противопоставление сакрального и профанного, но и как противопоставление культурного и бытового,
В этой перспективе русский язык может восприниматься как язык непросвещенный, не-культурный .
82
20. ЯЗЫК РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И ПРОБЛЕМЫ ЕГО РАЗВИТИЯ
Б.О. Унбегаун
В сб.: Communications de la délégation française et de la délégation suisse, Paris, 1968, 129-134.
В двух недавних статьях я пытался обосновать непрерывное развитие, без какого бы то ни было разрыва, русского литературного языка с киевского периода до наших дней. Это положение неизбежно приводит к выводу о церковнославянской природе литературного языка, лишь постепенно русифицировавшегося. Русификация эта протекала неравномерно в разных частях языка. Фонетически церковнославянский язык обрусел с самого начала переноса его на восточнославянскую почву. Морфологическое его обрусение продолжалось много веков и было закончено, за некоторыми исключениями, лишь в XIX веке. Меньше всего русификация затронула синтаксис, подвергшийся в XVIII веке другим, не русским, влияниям. Словарный состав русифицировался очень медленно и, что самое главное, лишь частично. В своей основе словарный состав современного русского литературного языка продолжает оставаться церковнославянским, и не только оставаться, но и развиваться и обогащаться при помощи церковнославянского словообразования. Такие новые слова, как здравоохранение, соцсоревнование, истребитель, хладотехника и многие другие, не являются, как принято думать, заимствованными в русском литературном языке из чуждой ему церковнославянской стихии, а просто доказывают, что церковнославянский по происхождению русский литературный язык продолжает существовать и развиваться как каждый живой язык, по своим собственным законам.
21. ДИГЛОССИЯ В ДРЕВНЕЙ РУСИ
Герта Хютль-Фольтер
В сб.: Wiener Slavistisches Jahrbuch. Wien, 1978, 108-123.
В этом докладе делается попытка доказать, что на Руси имело место двуязычие особого типа, который принято называть диглоссией; насколько мне известно, это мнение впервые высказал Б.А.Успенский.
83
1. Первый признак, один из самых важных, касается специализации функций этих разновидностей: они находятся в дополнительном распределении, а именно, в одних ситуациях употребляются почти исключительно высшая, а в других низшая разновидность, при этом сфера общей применимости обеих крайне ограничена .
1.1. Указанное дополнительное распределение характерно для языковой ситуации в Древней Руси: церковнославянский язык русской редакции применялся во всей духовной сфере, а народный русский во всех других /светских/ ситуациях. Область, в которой оба языка были допустимы и интенсивно влияли друг на друга, была довольно ограничена, в первую очередь это касается летописного жанра.
2. Вторым признаком является "престиж" высшей разновидности: индивиды исследуемых языковых общностей рассматривают высшую разновидность как имеющую превосходство над низшей. Иногда это заходит так далеко, что члены диглоссной языковой общности отрицают само существование низшей разновидности. В таких случаях Фергусон говорит о самообмане. Однако такое отношение к низшей разновидности может вытекать из свойств самой диглоссии: благодаря дополнительному распределению данные языки или разновидности воспринимаются как один язык.
2.1. Что касается древнейшего периода /XI-XIV вв./, следует полагать, что последовательное использование церковно-славянского языка в одних контекстах /в религиозных, схоластических и литературно обработанных/ и народного языка в других /в устной речи, в грамотах, светской юрисдикции и т.под./ привело к соединению этих двух языков в сознании языкового коллектива в один язык. Иначе говоря, дополнительное распределение языковых сфер привело к такому представлению, что церковнославянский и русский языки являются лишь двумя стилями одного языка, хотя постороннему наблюдателю /например, лингвисту/ ясно, что в действительности речь должна идти о двух разных, хотя и близкородственных языках.
3. Третий признак - "литературное наследство". В каждой языковой общности существует большая литература, написанная на высшей разновидности, и эта литература пользуется особым уважением. Очевидно, что языковая ситуация в средневековой
84
Руси соответствует этому критерию.
4. Четвертый признак - усвоение языков: низшая разновидность усваивается детьми как родной язык, без обучения грамматике, между тем как знание высшей разновидности приобретается исключительно посредством формального обучения. Это различие имеет важное следствие: грамматические правила книжного языка становятся нормативными, которым полагается подражать.
5. Признак стандартизации. Во всех исследованных случаях диглоссии имеется прочная традиция грамматической стандартизации /существуют грамматики, словари и т.под./ для высшей разновидности. Произношение и морфология строго определяются нормой, а в лексике допускаются варианты, но только в определенных рамках. Народному языку, напротив, свойственна ненормированность на всех языковых уровнях /в том числе и в правописании/. Грамматики или какие-либо другие нормативные предписания, касающиеся народного языка, отсутствуют или появляются очень поздно. Фергусон подчеркивает, что первые произведения такого рода обычно составлены учеными, для которых данный языковой коллектив не является родным, и написаны не на языке этого коллектива.
5.1. Очевидно, что языковая ситуация на Руси в древнюю эпоху и в последующие века идентична, описанной языковой ситуации: церковнославянский представлял собой нормированный, обработанный язык. Для этого языка грамматические пособия появились на века раньше, чем подобные же сочинения для. народной речи. Как известно, первая русская грамматика /1696/ написана на латинском языке, ее автор - иностранец Г.В.Лудольф. Средневековые глоссарии, встречающиеся в церковнославянских рукописях на Руси начиная с XIII в., также содержат лексику-культового языка в качестве толкований иностранных названий, а не русскую лексику /за редкими исключениями/. Первые печатные словари, начавшие появляться с конца XVI в., включают народные /украинские/ слова; но и в них преобладает церковнославянский язык поздней украинской редакции. Лишь в петровскую эпоху появляются лексиконы, содержащие собственно русскую лексику.
Шестой признак - стабильность. Можно было бы предположить, что диглоссия представляет собой весьма неустойчивое состояние языкового развития, стремящееся перейти в более устойчивое
85
состояние. Однако это не соответствует фактам: диглоссия обычно сохраняется несколько веков, а в определенных случаях даже более тысячи лет /например, в арабском/. Хотя сложные и многообразные отношения между церковнославянским и русским языками изменялись в течение веков, некоторые существенные черты диглоссии сохранились до второй половины XVII в.
7. Седьмой признак - грамматические различия. Как подчеркивает Фергусон, один из самых важных признаков диглоссии - это различия в грамматической структуре высшей и низшей разновидностей. Для низшей разновидности характерно отсутствие некоторых грамматических категорий высшей разновидности, а также упрощение системы словоизменения. Кроме того, между двумя разновидностями существуют значительные расхождения в порядке слов и инвентарях частиц и союзов.
7.1. Языковая ситуация Древней Руси соответствует и этому признаку. Так, например, в отличие от книжного языка, в живой речи сравнительно рано была упрощена унаследованная система грамматических времен, а также вышли из употребления звательный падеж и двойственное число, сохранившиеся в книжном языке. Самые большие различия, однако, относятся к области синтаксиса /гипотаксис - паратаксис/, кроме того, значительные расхождения имеются в инвентарях частиц, союзов и наречий.
8. Лексика. Словарный состав обеих разновидностей в большой мере совпадает, хотя книжные термины отсутствуют в народной речи /так как возвышенная тематика в ней не трактуется/, а бытовые и областные слова - в возвышенной разновидности.
22. ИСТОКИ И СУДЬБЫ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА
Ф.П.Филин
М., 1981, 239-259.
Признавая наличие в древнерусскую эпоху близкородственных, но самостоятельных языков, в том числе древнерусского и в своей основе древнеболгарского церковнославянского, мы не можем говорить о существовании в древней Руси одного литературного языка, представленного разными "типами". Мы имеем все основания считать язык обширной и разнообразной по содержанию и форме деловой письменности древней Руси языком литературным. Он представлял собой обработанную относительно
86
наддиалектную систему с некоторыми церковнославянскими вкраплениями, но восточнославянской основой. Язык этот был унаследован в XIV-XVII вв. русской, украинской и белорусской народностями, которые внесли в него свои особенности. Развитие шло от "Русской правды" до "Уложения" 1649 г. Алексея Михайловича. В XVIII в. в деловом языке произошли серьезные преобразования, но традиции не были оборваны, как о том голословно заявляли Б.О.Унбегаун и А.В.Исаченко, сходившиеся между собою в резко отрицательном отношении к народной основе современного русского литературного языка.
На другом, противоположном фланге в древней Руси находился перенесенный из Болгарии старославянский /древнеболгарский/ литературный язык, основное ядро которого составляла обширнейшая богослужебная и нравоучительная /с элементами существовавших тогда в религиозной оболочке наук/ литература. Древнерусские писатели ее не создавали, а получили в готовом виде. Потом появились собственные переводы и подражания, написанные в основном на том же языке.
Кроме того, между церковнославянской и деловой литературой возникли оригинальные древнерусские произведения, написанные писателями, владевшими народным языком. В языке этих произведений столкнулись две близкородственные, но самостоятельные речевые системы. Комбинация церковнославянизмов и восточнославянизмов в них оказалась различной. Это различие зависело от содержания памятников /их тематики/, от культурных школ и направлений, а также и от индивидуальных особенностей книжников, которые несомненно были. В одних памятниках преобладала церковнославянская стихия, в других - восточнославянская, причем уровень таких преобладаний колебался от текста к тексту.
На основании этого можно предложить следующую схему литературного двуязычия в древней Руси: 1/ церковнославянский литературный язык с двумя типами: а/ собственно церковнославянский язык - язык богослужебной и примыкающей к ней литературы, переведенной или созданной в Болгарии и других славянских странах, которая читалась и переписывалась на Руси; в этом языке, как уже было сказано выше, имелись восточнославянские напластования, особенно в фонетике и морфологии; б/ славянорусский язык - язык оригинальных произведений, написанных русскими,
87
в которых преобладала церковнославянская стихия, но в той или иной степени присутствовал восточнославянский субстрат; 2) древнерусский литературный язык также с двумя типами: а) язык деловой письменности и частной переписки с отдельными церковнославянскими вкраплениями; б) язык "повествовательной литературы" (произведений разных жанров), восточнославянский в своей основе, но с широким использованием церковнославянских средств...
Предложенная схема, как и все другие схемы, в известной степени условна. Имеются тексты, о которых, по выражению Б.Унбегауна, трудно сказать, написаны ли они по-древнерусски или по-церковнославянски. В функциональном отношении оба языка были неодинаковыми, так как один из них был предназначен в основном для передачи всего, что прямо выражало христианское мировоззрение и связанные с ним представления, а другой - для всякого рода светских нужд (деловых, исторических, художественных и пр.), в эпоху средневековья далеко не всегда свободных от религии. Следовательно, оба этих близких языка были разными не только по своему происхождению, но и функционально. В количественном отношении преобладала литература на церковнославянском языке обоих типов (особенно первого), но в исторической перспективе это не имело решающего значения: в процессе сложения национального литературного язрка русская стихия одержала решительную победу над церковнославянской и с литературным двуязычием было покончено раз и навсегда. Литературный приоритет - категория тоже исторически изменчивая, к тому-же и в определенный отрезок времени он зависит от разных обстоятельств.
Славянорусский тип церковнославянского языка русской редакции представлен многочисленными произведениями XI-XIV вв.. Литература на этом типе языка сыграла значительнейшую роль в истории древнерусской духовной культуры, будучи своего рода посредником между старославянским речевым наследием и собственно древнерусским литературным языком...
88
23. ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ В КИЕВСКОЙ И МОСКОВСКОЙ РУСИ
П. Филкова
В кн. Славянска филология, Т.17, С., 1983, 45-56, АДД, С. 1988.
Исследования ряда языковедов, занимающихся проблемами социальной лингвистики, позволили выдвинуть теоретическое положение о внутренней расслоенности, членении системы любого языка и особенно развитых национальных языков. Любые реализации языка происходят в рамках определенных исторически сложившихся и дифференцированных подсистем (или экзистенциальных форм, форм существования, разновидностей, вариантов - по другой терминологии). Это - литературный язык, территориальные диалекты, формы обиходно-разговорного языка. В свою очередь сами эти подсистемы неоднородны. Внутреннее расслоение, членение наблюдается напр., в литературном языке, в составе которого выделяют стили [1]. Это расслоение, членение языка следует принимать во внимание и при рассмотрении вопросов о характере языковой ситуации, диглоссии и билингвизма.
При определении понятия "языковая ситуация" мы будем придерживаться мнения Л.Б.Никольского, что языковая ситуация в одноязычном обществе - это система функционально распределенных подсистем (т.е. литературный язык, территориальные диалекты, формы обиходно-разговорной речи и др.), а в двуязычном (или многоязычном) - это аналогичная система, где вместо подсистем одного языка (языка данного народа) функциональному распределению подвергаются системы разных языков, которые могут иметь функциональные ранги [2]. В дальнейшем изложении под языковой ситуацией мы будем понимать совокупность всех подсистем одного и того же языка или систем двух (нескольких) различных языков (и подсистем), обслуживающих данное общество в тот иди иной период и функционально связанных друг с другом как взаимодополняющихся. В таком смысле составными компонентами языковой ситуации являются диглоссия в одноязычном обществе и билингвизм (двуязычие) в двуязычном обществе.
Нам представляется вполне приемлемым утверждение, что "диглоссия - это владение разновидностями, экзистенциальными
89
формами или подсистемами одного и того же языка. В качестве указанных разновидностей или вариантов могут служить социальные и территориальные диалекты, литературный язык, просторечие и др." [3]. Л.П.Крысин обращает внимание на очень важный аспект диглоссии. В отличие от билингвизма диглоссия не исчезает полностью даже на высших ступенях развития национальных языков. В речи образованных слоев общества диглоссия "литературный язык - диалект" уступает место диглоссии "кодифицированный литературный язык - разговорный литературный язык" [4]. Как справедливо отмечает А.Д.Швейцер, между сосуществующими подсистемами одного и того же языка в условиях диглоссии возникают отношения функциональной дополнительности, распределения функций, напр., между литературным языком и диалектом и т.д. [5] Из сказанного следует, что как социолингвистический феномен диглоссия характеризует языковую ситуацию в одноязычном обществе, в котором функционирует один, автохтонный язык.
Билингвизм является другим составным компонентом языковой ситуации. Мы присоединяемся к определению, что "в социолингвистическом понимании билингвизм - это сосуществование двух языков в рамках одного и того же речевого коллектива, использующего эти языки в соответствующих коммуникативных сферах, в зависимости от социальной ситуации и других параметров коммуникативного акта" [5]. Ю.Д.Дешериев обращает внимание на очень важную черту двуязычия в определенных условиях: "Применение двуязычия вызывается необходимостью выполнения известных социальных функций посредством двух языков, в случаях, если каждый из них в отдельности не обеспечивает выполнение всех необходимых общественных функций" [6]. Констатация Ю.Д.Дешериева, что при двуязычии взаимодействие языков является двусторонним процессом [7], представляется справедливой. Необходимо учитывать, однако, что направление интерференции зависит во многих случаях от статуса контактирующих языков, что в определенные периоды и в конкретных условиях не чужой язык, а собственный язык народа, как отмечал Э.Виндиш, подвергается смешению под влиянием чужого языка [8]. Б.Гавранек обратил внимание и на другую подобную особенность двуязычия: "активным является заимствующий язык, а пассивным - язык, из которого заимствуют" [9]. А.Россети
90
писал, что "продуктом двуязычия является смешанный язык" [10].
Следует отметит, что в одном и том же речевом коллективе обычно одновременно существуют билингвизм и диглоссия. Некоторые авторы считают даже, что "чистого билингвизма без диглоссии практически никогда не бывает" [11]. Эта констатация является слишком категорической. Мы можем предполагать, что многие билингвы владеют как чужим языком, так и несколькими подсистемами родного языка. Из сказанного следует, что как социолингвистический феномен билингвизм характеризует языковую ситуацию в двуязычном (возможно в многоязычном) обществе, в котором наряду с автохтонным, родным языком функционирует и заимствованный, чужой язык, что между языками в условиях билингвизма обычно существует функциональное распределение, а во многих случаях и иерархические отношения. Отметим, что при билингвизме встречаются как генетически родственные и типологически близкие языки (именно в этих случаях процессы взаимодействия протекают особенно активно), так и генетически неродственные и типологически разные языки.
На основе всех указанных общетеоретических положений мы попробуем охарактеризовать в самых общих чертах и в предварительном дискуссионном порядке языковую ситуацию в Древней и Московской Руси, учитывая известные на данном этапе факты.
Специфика языковой ситуации в Древней и Московской Руси определялась, с одной стороны, наличием двух генетически родственных и типологически близких языков - древнерусского и церковнославянского (древнеболгарского по своему происхождению) и, с другой стороны, наличием нескольких подсистем в составе древнерусского языка - это диалекты, обиходно-разговорная подсистема (разновидность) и письменно-литературная подсистема (разновидность). Следовательно, компонентами языковой ситуации в Древней и Московской Руси в донациональный период являлись билингвизм (в рамках генетически и функционально разграниченных, но взаимовыполняющихся систем церковнославянского и древнерусского языков) и диглоссия (в рамках различных подсистем древнерусского языка - языка диалектной, обиходно разговорной, письменно-литературной).
Ситуация билингвизма устанавливается в Древней и Московской
91
Руси в результате широкого распространения списков с древнеболгарской переводной и оригинальной литературы и в связи с введением христианства. Богослужебные канонические книги, евангелия, псалтыри, апостолы, прологи, минеи, кондакари, стихирари, октоихи, триоди, служебники, требники, проповеди, поучения, жития и т.д., а также труды ряда древнерусских книжников с XI по XVIII в. (напр. К.Туровский, митр. Иларион, С.Владимирский, X.Печерский, Епифаний Премудрый, Н.Сорский, М.Грек, митр. Даниил, И.Волоцкий, В.Патракеев, Ив.Тимофеев, А.Курбский, С.Полоцкий, Ф.Прокопович и т.д.), связанные с основами христианского мировоззрения, содействуют распространению церковнославянского литературного языка, нормы которого выражены и отражаются во всех этих памятниках и сочинениях [12].
Церковнославянский литературный язык, как известно, по своему происхождению - древнеболгарский литературный язык, подвергнутый на древнерусской почве определенным изменениям в результате проникновения в него древнерусских, среднеболгарских и некоторых других языковых особенностей [13], в результате чего формируется его древнерусская (и русская) редакция. Термин церковнославянский язык характеризует его основную функцию.
Господство религиозной идеологии и христианской церкви в духовной культуре древнерусской и великорусской народности и доминирующее положение христианской литературы в составе ее письменности в период средневековья определили большое культурно-историческое значение церковнославянского литературного языка. Он получил широкое распространение в качестве книжно-литературного языка в важных сферах общественной жизни средневекового общества - в теологии, философии, науке, просвещении, в жанрах христианской, богослужебной и т.п., литературы и др. Подобные процессы развивались и в духовной культуре других европейских государств. По этому поводу. Ф.Энгельс писал: "Верховное господство богословия во всех областях умственной деятельности было в то же время необходимым следствием того положения, которое занимала церковь в качестве наиболее общего синтеза и наиболее общей санкции существующего феодального строя" [14].
92
Ситуация билингвизма в Древней и Московской Руси усложнялась тем, что язык древнерусской и великорусской народности не был единым. В его системе выделялись, как упоминалось, несколько подсистем: диалекты, обиходно-разговорная речь, просторечие и письменно-литературная речь. Если существование диалектов и форм обиходно-разговорной речи никем не отрицается, то наличие письменно-литературной разновидности, подсистемы древнерусского (и русского) языка является предметом острых продолжающихся дискуссий.
Факты показывают, что знакомство древнерусских книжников с древнеболгарской (и среднеболгарской) письменностью дало возможность использования кирилловского алфавита для светских нужд, для применения навыков письма к древнерусскому языку, явилось мощным стимулом развития осознанного отношения к явлениям родного древнерусского языка и постепенной выработки определенных норм письменно-литературного выражения на его основе, которые с течением времени совершенствуются и регламентируются. Довольно рано в Древней, а потом и в Московской Руси, получает широкое распространение деловая письменность. Укрепление Киевского государства, расширение его международных связей, развитие законодательства, делопроизводства, торговли обусловили появление множества договоров, уставов, сводов законов, официальных грамот, завещаний и т.д. Дальнейшее интенсивное экономическое, политическое и культурное развитие Русского государства влекло за собой неуклонное расширение сфер употребления и развития деловой письменности. Появляются судебники, челобитные, увещательные послания, дипломатические отчеты, своды постановлений, посевные книги, книги городового дела, руководства по ведению хозяйства, лечебники, энциклопедические справочники и т.д. (напр. Русская Правда, договоры Ал.Невского с немцами, Мстислава с Ригою и Готским берегом, Судебники 1497 и 1589 г., челобитные Ив.Пересветова, Тысячная книга, Дворовая тетрадь, Акты Московского государства, Книга ключей, статейные списки Г.Микулина, Ф.Писемского и др., послания Ив. Грозного, Домострой, Уложение Ал. Михайловича, Описание
93
России Гр.Котошихина, Сметы военных сил, Вести-куранты, Книга Большому чертежу, Подлинник о книжном переплете и т.д.). Лингвистическое изучение этой письменности, которое активно проводится в последние годы, показывает, что в ней выражены и отражаются нормы языка древнерусской и великорусской народности [15]. Ф.П.Филин отмечает, что "разница между церковнославянским языком и языком деловой письменности совершенно очевидна и ее признают все языковеды" [16].
Некоторые ученые выводят эту обширную и разнообразную деловую письменность за пределы литературного языка, полагая, что в ней представлена простая фиксация устной народно-разговорной и диалектной речи. Б.О.Унбегаун отмечал, что "присвоение утилитарному, юридическому и административному языку литературного ярлыка - это прискорбная терминологическая путаница" [17]. Подобный подход к языку деловой письменности нам представляется спорным. Никто, конечно, не будет всерьез утверждать, что все письменные фиксаций речи являются образцами литературного языка (напр. записи диалектной, просторечной, жаргонной и т.п.речи). Но деловая письменность исключительно разнообразна по своему характеру и значимости и ее нельзя рассматривать как нечто однородное в жанровом и лингвистическом отношении [18]. Язык простых писем на бересте и других подобных записей народно-разговорного, диалектного языка не то, что язык древнерусских и великорусских сводов законов, законодательных и государственных актов и документов, дипломатических посланий, официальных договоров и т.п., которые писались не малограмотными людьми, а создавались образованными профессиональными писцами, знакомыми и с официальным языком религии - церковнославянским языком. Ф.П.Филин с основанием утверждает, что поскольку язык деловой письменности характеризуется известной обработанностью, стабильностью норм, которые были явно обязательными, поскольку он выполнял важные государственные функции, его нельзя исключать из сферы литературного языка [19]. Хорошо известна роль языка московских приказов в формировании норм русского национального языка, органически вошедших позже в систему современного русского литературного языка [19]. Язык деловой письменности отличается некоторыми особенностями, напр.:
94
отсутствием средств художественной изобразительности, связей с поэтикой народного творчества, с языком религии и др. Но это была особая жанрово-функциональная сфера применения языка древнерусской и великорусской народности, для которой характерны именно эти особенности, а также широкое использование общеупотребительных языковых средств, - выражающих конкретно-бытовую действительность, использование терминологической лексики, особых синтаксических конструкций, Деловая письменность широко представлена и в наше время, но ведь никто не будет отрицать, что она написана на нормативном литературном языке [19].
В Древней и Московской Руси получает распространение и светская историческая, историко-повествовательная, повествовательная и т.п. литература. На заре развития древнерусской письменности возникает летописание, которому суждено было стать ведущим явлением в истории русской культуры. Крупным явлением были "Повесть, временных лет", Киевская, Новгородская, Галицко-Волынская летопись, Летописец Переяславля Суздальского, Летописец великий русский, Никоновская летопись и т.д. Драгоценными памятниками древнерусской литературы и языка являются "Слово о полку Игореве", "Моление Даниила Заточника", "Задонщина", "Сочинения Вл.Мономаха", "Повесть о разорении Батыем Рязани", "Хождение за три моря" Афанасия Никитина, "Сказание о Магамете и Салтане", "Сказочная повесть об Азове", "Житие протопопа Аввакума", "Повесть о Горе-Злочастии" и т.д. [20].
Отдельные лингвисты высказывают мнение, что многие из указанных сочинений тоже следует вывести из сфер литературного языка, "Владимир Мономах... не старается писать литературным языком [21]. "Применять термин "литературный язык" по отношению к таким древнерусским произведениям, как "Моление Даниила Заточника" и "Русская Правда", означает стоять на грани комического" [22]. Хорошо известны сомнения некоторых скептиков по отношению к "Слову о полку Игореве". Отдельные лингвисты считают, что "язык летописей (за исключением мест, литературно не обработанных и написанных явно в русском языковом ключе) воспринимался как книжный" [23]. Нам кажется, однако, что в данном случае смешиваются разные критерии. По отношению к языку рассматриваемых сочинений нельзя подходить с позиций
95
норм современных высокоразвитых поливалентных литературных языков. Эти нормы не совпадают с нормами формирующихся и развивающихся средневековых письменно-литературных языков различных народностей. С другой стороны, нельзя, по-видимому, механически сравнивать и средневековые письменно-литературные языки, которые находились на разных стадиях развития и у которых были различные, культурно-исторические традиции. Нельзя механически сопоставлять в таком смысле церковнославянский литературный язык, развивающий традиции древнеболгарского литературного языка (IX-XI вв.), возникшего в процессе перевода сложнейших богословских книг, в которых заключались основы нового христианского мировоззрения, и письменно-литературную разновидность (подсистему) древнерусского, (и русского) языка, возникшую для удовлетворения конкретных практических нужд государства, права, администрации, дипломатии и т.д. Различия в условиях формирования и степени обработанности не дают основания противопоставлять рассматриваемые две языковые системы и считать, что письменная разновидность древнерусского (и русского) языка не обладает признаками литературности. Трудно понять, почему древнерусские книжники (напр. Мономах, Нестор и др.) сознательно не старались писать на литературном языке, почему в других случаях, в одно и то же время, в одном и том же произведении писали и на литературном церковнославянском языке, и на русском, литературно не обработанном языке. Нам представляется более перспективным другой подход: всестороннее исследование норм и закономерностей языка указанных произведений. Даже на этом предварительном этапе наличие таких норм, известная степень обработанности и соблюдение традиции кажется несомненным.
Проведенный некоторыми исследователями историко-литературный и лингвистический анализ рассматриваемых произведений показывает, что их язык не укладывается в рамках норм церковнославянского языка, что он отражает и выражает нормы формирующегося письменно-литературного древнерусского языка, которые развивались под воздействием и при активном участии церковнославянского языка. Об этом свидетельствуют многочисленные факты, напр.: наличие обширного лексико-фразеологического
96
слоя, связанного по семантике с древнерусской действительностью в ее самых разнообразных проявлениях; широкое употребление сочинительных конструкций, бессоюзной связи, бессубъектных предложений разного типа, повторяемости союзов, наречий, предлогов и т.д.; использование художественно-выразительных средств русского народного творчества; свободное привлечение церковнославянских элементов [24]. Упоминалось, что древнерусские книжники были билингвами, которые во многих случаях в зависимости от темы и содержания, от жанра и использованных источников, от образованности и индивидуальных предпочтений и т.д. меняли манеру выражения. Это явилось естественным и неизбежным результатом двуязычия, при котором возникает взаимодействие и взаимовлияние языковых систем. При том "активным является заимствующий язык" [9], как уже писали. По этому поводу А.Россети отмечал, что смешение языков "имеет больше шансов возникнуть там, где существуют две близкие языковые системы" [10].
Из сказанного следует, что одним из компонентов языковой ситуации в Киевской и Московской Руси явилась диглоссия, как отмечалось, в рамках языка древнерусской и русской народности с его подсистемами (письменно-литературной, обиходно-разговорной, просторечной и диалектной), которые находились в отношениях взаимной дополняемости.
Билингвизм, другой компонент языковой ситуации в Киевской и Московской Руси, в рамках церковнославянского литературного языка и древнерусского и русского языка (прежде всего его письменно-литературной подсистемы) был характерен главным образом для образованной части общества, для определенных социальных кругов (священнослужителей, духовенства, монахов, книжников, дипломатов и т.д.). Эти два языка тоже находились в отношениях дополнительного распределения. Церковнославянский литературный язык, священный язык религии, в условиях господства христианском религиозной идеологии в общественной жизни Древней и Московской Руси занимал доминирующее положение в социальной иерархии языковой ситуации. Он был официальным языком религии, христианской литературы, в донациональный период - науки, просвещения, образования, частично и светской
97
литературы (публицистической, барочной и др.). Следует подчеркнуть, что в составе церковнославянского литературного языка еще в Киевский период токе возникло расслоение. В списках с древнеболгарской переводной и оригинальной богослужебной, богословской и другой христианской литературы представлены определенные регулярные языковые черты, характерные для древнерусского и русского языка, напр. рефлексы носовых (-у, -ю, -я, см. муж, пять), эпентетическое -л (см. земля, люблю), окончание -ому (см. доброму, злому), прояснение еров в определенных позициях (напр. кровь, смерть, восхищать). Но во всем остальном нормы староболгарского литературного языка (древнеболгарского и среднеболгарского периода) устойчиво сохраняются до наших дней, напр. неполногласие (см. врата, древо, кладезь), начальные а-, е-, ю-; ра-; ла- (см. аз, един, юноша, раб, ладья), старая система прошедших времен и т.д. В оригинальных сочинениях древнерусских и русских авторов, которые использовали систему древнерусской (и русской) редакции староболгарского литературного языка, древнерусские и русские языковые черты представлены в более широком диапазоне, напр. различные реалии, древнерусские и русские топонимы, антропонимы, этнонимы, разрушенная система прошедших времен и т.д. В таком смысле в рамках древнерусской и русской редакции староболгарского литературного языка обособляются две разновидности - собственно церковнославянский литературный язык (язык религии, богослужения, богословия, христианской литературы) и древнерусская и русская разновидность церковнославянского литературного языка (язык оригинальной древнерусской и русской проповеднической, житийной, паломнической, публицистической, барочной, филологической и т.п. литературы), которая обозначается разными терминами (книжнославянский тип древнерусского литературного языка, книжный стиль древнерусской речи и т.д.).
Письменно-литературная разновидность древнерусского и русского языка обслуживала другие социально-важные и значимые сферы общественной светской жизни: сферы государства, центрального и местного управления, сельскохозяйственного и ремесленного производства, торговли, таможенной службы, военной организации государства, его дипломатических и правовых
98
отношений, эпистолярного общения, частью духовной жизни [25].
В исторической перспективе статус двух языков (церковнославянского литературного с его русской разновидностью и древнерусского и русского с его письменно-литературной разновидностью) существенно изменился. Собственно церковнославянский литературный язык постепенно сужал сферы функционирования и в настоящее время сохранился только в сфере культа. Письменно-литературная разновидность древнерусского и русского языка, культурные традиции которой в отдельные период, ослабевали, но не были оборванными, к XVIII в. объединилась с русской разновидностью церковнославянского литературного языка, постепенно, но неуклонно расширяла сферы функционирования, подвергалась дальнейшей литературной обработке и совершенствованию, сближаясь с русским народно-разговорным языком, сохраняя многие культурно-языковые ценности церковнославянского литературного языка. К XVIII-XIX вв. формировалась единая система русского литературного языка, в которой наметилось функционально-стилистическое расслоение.
Мнение о ситуации двуязычия в Древней и Московской Руси, высказанное еще М.В.Ломоносовым, стало широко распространенным в советской филологической литературе, в литературе славянских и не славянских стран [26].
Билингвизм (двуязычие), который установился в Киевской и Московской Руси, относится на основе определенных признаков к типу социально-обусловленного билингвизма.
Об этом типе билингвизма, особенно в диахроническом аспекте, нет специальных исследований. Л.Б.Никольский отмечает, что социально обусловленный билингвизм предполагает прежде всего функциональное распределение языков и установление иерархических отношении между ними [11].
Применяя теорию социально обусловленного билингвизма по отношению к языковой ситуации Киевской и Московской Руси, мы можем обратить внимание на следующие характерные признаки.
Функции письменно-литературного языка в донациональный период истории литературного языка древнерусской и русской народности распределялись между двумя языками (это культовый,
99
древнеболгарский по происхождению язык, с одной стороны, и древнерусский и русский язык в его письменно-литературной форме, с другой стороны). Это суждение было высказано на пятом Международном съезде славистов в докладе В.В.Виноградова, который подчеркнул: "Функции литературного языка в донациональную эпоху могут быть распределены между двумя и даже больше языками (например, старославянский и народный языки у восточных и южных славян)" [27].
Между указанными двумя языками возникают отношения функциональной дополнительности, распределения функций, потому что, как было подчеркнуто, "каждый из них в отдельности не обеспечивает выполнение всех необходимых общественных функций" [6].
Культовый, церковнославянский (древнеболгарский по происхождению) язык, который был представлен в двух разновидностях (в русской редакции староболгарского языка, т.е. В собственно церковнославянском литературном языке и в его русской разновидности), функционировал как язык религиозной идеологии, язык религии, богослужения, богословия, христианской религиозной литературы, науки, образования и др.
Древнерусский и русский язык в своей письменно-литературной форме выполнял функции языка государства, права, делопроизводства, дипломатии, военного дела, торговли, светской официально-деловой письменности, светской повествовательно-исторической литературы и др.
Функциональное распределение этих двух языков определяет стабильный характер двуязычия, которое стало разрушаться к XVIII в., потому что их функции не дублировались, а взаимно дополняли друг друга и обуславливали значимость этих языков в отдельности в языковой ситуации.
Между двумя рассматриваемыми языками установились иерархические отношения, которые определялись доминирующим положением религиозной идеологии, церкви, христианской литературы в общественной жизни древнерусской и великорусской народности в донациональный период.
Культовый, церковнославянский литературный язык (по функции) занимал престижные позиции в социальной иерархии
100
языковой ситуации в Киевской и Московской Руси и получил широкое распространение в качестве книжно-литературного языка. Его нормы стабильны (особенно в канонической литературе), их нарушение обусловило систематическое проведение реформ, которые осуществлялись во времена Киприана, Иоакима, Филарета, Никона и др. "Именно поэтому церковнославянский язык, несмотря на все ассимиляционные процессы, дожил до XX в." - отмечает Д.С.Лихачев [28].
Древнерусский и русский язык в письменно-литературной форме (подсистеме) отличался своим более доступным и популярным характером: он свободно использовал средства церковнославянского языка и других языков, но наряду с этим был связан более непосредственно с народно-разговорной и народно-диалектной подсистемами, его нормы были более подвижными, вариативность была представлена в более широких размерах, поэтому его использовали и в бытовых целях (в корреспонденции, в грамотах и др.).
Изучаемые два языка использовались преимущественно грамотной частью древнерусского и русского речевого коллектива, ограниченными социальными слоями. Основная часть народа в этот период оставалась неприобщенной к грамотности, к двуязычию и диглоссии.
Использование двух письменно-литературных систем выражения грамотной частью древнерусского и русского речевого коллектива создало исключительно благоприятные условия для установления взаимодействия между ними, для возникновения интерференции в процессе заимствования и установления системных связей.
Воздействие со стороны древнерусского и русского языка (главным образом в его письменно-литературной форме), как отмечалось, являлся более открытой и динамической системой. Использование языковых средств престижного языка религиозной идеологии воспринималось как признак высокой образованности, как литературный этикет, как умение привлекать изобразительные приемы и элементы.
Социально-обусловленный билингвизм, следовательно, отличается от других типов двуязычия рядом признаков. Социально-
101
обусловленный билингвизм ограничен в рамках отдельных социальных слоев речевого коллектива; при этом значительная масса народа оставалась неграмотной, неприобщенной к данному типу двуязычия; для него характерны: функциональное распределение языков (письменно-литературных систем выражения) и установление иерархических отношений между ними. Иерархические отношения возникают в результате престижных позиций религиозной идеологии и языка религии в общественной жизни средневекового общества. Иерархические отношения обуславливают и характер интерференции, культовый язык, как священный язык религии, подвергается постоянным исправлениям, его нормы устойчиво сохраняются. Письменно-литературная разновидность (подсистема) языка народа свободно допускает языковые средства культового языка, которые воспринимаются как значимые, как признак образованности.
Теория социально обусловленного билингвизма, по нашему мнению, правильно раскрывает особенности языковой действительности в Киевской и Московской Руси. Эта теория отличается от других типов двуязычия тем, что она учитывает функциональное распределение двух функционирующих письменно-литературных систем выражения; она устанавливает иерархические отношения между ними; в ней обращается внимание на доминирующее положение языка религиозной идеологии в эпоху средневековья; подчеркивается его активное воздействие на народно-литературный язык; в этой теории указывается на социально-обусловленный характер двуязычия; в ней раскрывается различный статус двух языков, который в национальный период коренным образом изменяется.
ЛИТЕРАТУРА
1. Социальная и функциональная дифференциация литературных языков. М., 1977, с.5.
2. Никольский, Л.В. О предмете социолингвистики. - Вопросы языкознания, 1974, № 1, с.62.
3. Туманян, Э.Г. Типология языковых ситуаций. - В кн.: Теоретические проблемы социальной лингвистики. М., 1981, с.80.
102
4. Крысин, Л.П. Владение разными подсистемами языка как явление диглоссии, - В сб.: Социально-лингвистические исследования. М., 1979, с.62.
5. Швейцер, А.Д. Современная социолингвистика. М., 1971, с.76.
6. Дешериев, Ю.Д. Развитие национального двуязычия. Введение. М., 1976, с.115, 14.
7. Дешериев, Ю.Д. Развитие младописьменных языков народов СССР. М., 1958, с.14.
8. WINDISCH, Е. ZUR THEORIE DER MISCHPRACHEN UND LEHWORTER. BERICHTE UBER DIE VERHANDLUNGEN DER SACHSISCHEN GESELLSCHAFT DER WISSENSCHAFTEN ZU LEIPZIG. BD.49, 1987, 101-126.
9. Гавранек, Б. К проблематике смешения языков. - В кн.: Новое в лингвистике, вып. VI. М., 1972, с.107.
10. Россетти, А. Смешанный язык и смешение языков. В кн.: Новое в лингвистике, вып. VI, 1972, с.115.
11. Никольский, Л.Б. Синхронная социолингвистика. М., 1976, с.94,90.
12. Виноградов, В.В. История русского литературного языка. М., 1978;
Винокур, Г.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959;
Горшков, А.И. История русского литературного языка. М., 1969;
Ковалевская, Е.Г. История русского литературного языка. М., 1978;
Ларин, Б.А. Декции по истории русского литературного языка. Д., 1975;
Мещерский, Н.А. История русского литературного языка. Д., 1981;
Павлова, Р. Болгарско-русские и русско-болгарские языковые связи. С., 1979;
Улуханов, И.С. О языке Древней Руси. М., 1972;
Филин, Ф.П. Истоки и судьбы русского литературного языка. М., 1981;
Филкова, П.Д. История русского литературного языка. С., 1973;
Шахматов, А.А. Очерки современного русского литературного языка. М., 1941;
Якубинский, Д.П. История древнерусского языка. М., 1953 и др.
13. Андрейчин, Д. Роля на старобългарската и църковнославянската писмена традиция. - Из историята на нашето езиково строителство. С.,1977;
Бончев, А. Църковнославянска граматика. Д., 1952.
Курц, Й. Роль церковнославянского языка как международного (культурного) языка славян. Проблемы славянского языкознания. Т.V.М., 1962;
Лихачев, Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1979;
103
Малькова О.В. О связи церковнославянского языка древнерусской редакции со старославянским языком. - Вопросы языкознания, 1981, № 4;
Иванова-Мирчева, Д. Задачи на изучаването на църковнославянския език. - Български език, 1974, № 6;
Толстой, Н.И. К вопросу о древнеславянском языке как общем литературном языке южных и восточных славян. - Вопросы языкознания, 1961, № 1;
Успенский, Б.А. Архаическая система церковнославянского произношения. М., 1968;
Филин, Ф.П. Истоки и судьбы русского литературного языка. М., 1981 и др.
14. Маркс, К., Энгельс, Ф. Сочинения. Т. 7, с.360-361.
15. Дерягин, В.Я. Об историко-стилистическом исследовании актовых текстов. - Вопросы языкознания, 1980, № 4.
16. Филин, Ф.П. Истоки и судьбы русского литературного языка. М., 1981, с.258.
17. Унбегаун, Б.О. Русский литературный язык. Проблемы и задачи его изучения. - В кн.: Поэтика и стилистика русской литературы. Л., 1971, с. 330.
18. Котков, С.И. О памятниках народно-разговорного языка. - Вопросы языкознания, 1972, № 1.
19. Филин, Ф.П. Об истоках русского литературного языка. - Вопросы языкознания, 1974, № 3, с.253.
20. Лихачев, Д.С. Великое наследие. М., 1975; История русской литературы X-XVIII веков. М., 1980.
21. Вайян, А. Заметки о "Поучении Владимира Мономаха". - Проблемы современной филологии. VI., 1965, с.338-339.
22. Worth, D.S. Was there a "Litterary languages" in Kievan Rus? - The Russian Review, Los Angeles, 1975, t.4, No 1, 3.
23. Хютль-Фольтер, Г. Диглоссия в Древней Руси. WIENER SLAVISTISCHES JAHRBUCH. WIEN, 1972, T.24, 119.
24. Евгеньева, А.И. "Слово о полку Игореве" и русский литературный язык старшего периода. В кн.: Пути изучения древнерусской литературы и письменности. Л., 1970;
Контяренко, А.Н. "Задонщина" как памятник русского языка конца XIV в. - Ученые записки ЛГПИ, 1956, Т. 15, 1956, № 15;
104
Львов, А.С. Лексика "Повести временных лет". М., 1975;
Обнорский, С.П. Очерки по истории русского литературного языка старшего периода. М.-Л., 1946 и др.
25. Котков, С.И. Лингвистическое источниковедение и история русского языка. М., 1980.
26. Ломоносов, М.В. Полное собрание сочинений. Т.7. М.-Л., 1952, с. 899;
Бередников, Я.И. О славянских рукописях, хранящихся в германских и французских библиотеках. - ЖМНП, 1844, № 5, 17-18;
Горшкова, К.В. Лингвистическая подготовка преподавателей русского языка. - В сб.: Теория и практика преподавания русского языка и литературы. Роль преподавателя в процессе обучения. М., 1979, с.115;
Лихачев, Л.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979, 82-83;
Улуханов, И.С. О языке Древней Руси. М., 1972, с.130;
Филин, Ф.П. Истоки и судьбы русского литературного языка. М., 1981, с.259;
Андрейчин, Л. Из историята на нашето езиково строителство, С., 1977, с. 15;
Иванова-Мирчева, Д. Задачи на изучаването на цьрковнославянския език. - Български език, 1977, № 6, с.449;
Мирчев, К. Историческа граматика на българския език. С., 1958, с.86;
BARTOSZEWICZ, А, История русского литературного языка. WARSZAWA, 1975;
LESKA O., KURIMSKY, A. ČIRKEVNESLOVANSKÁ TRADICE A ČIRKEVNESLOVANSKÉ DEDICTIVI V ZUSTINE, IN: BULLETIN USTAVU RUSKÉHO JAZYKA A LITERATURY. T.10. PRAHA.
27. Виноградов, В.В. Различия между закономерностями развития славянских литературных языков в донациональную и национальную эпохи. М., 1963, с.14,20.
28. Лихачев, Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979, с.82.
105
24. ПРОИСХОЖДЕНИЕ СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА. ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЛИТЕРАТУРНОМ ЯЗЫКЕ
А.А. Шахматов
В кн. Очерк современного русского литературного языка. М., 60-62, 70-72.
Русский литературный язык представляет явление глубокого культурно-исторического интереса. Едва ли какой другой язык в мире может быть сопоставлен с русским в том сложном историческом процессе, который он пережил. Как увидим ниже, по своему происхождению русский литературный язык - это перенесенный на русскую почву церковнославянский (по происхождению своему древнеболгарский) язык, в течение веков сближавшийся с живым народным языком и постепенно утративший и утрачивающий свое иноземное, обличив. Употребление в качестве письменного языка чуждого, не народного языка видим в разных местах и в различные эпохи жизни человечества; укажем хота бы на средневековую Европу, письменным языком которой как в романских, так и во всех германских странах была латынь; но эта датынъ, бывшая и разговорным языком в известных слоях образованного общества и в духовенстве, хотя и обогащалась, искажаясь вместе с тем так называемыми варваризмами, не могла преобразиться в чуждый язык воспринявшей .ее страны; вследствие этого в .результате процесса индивидуализации общеевропейской культуры в различных местностях средневековой. Европы на место латыни выступают постепенно, и притом в сравнительно недавнее время, местные, туземные языки: принимая функцию делового или литературного языка, эти языки пропитываются влиянием своего предшественника - латыни.
Церковнославянский язык дошел до русских только путем книжным и усваивался ими только из книг; но некоторые данные свидетельствуют, что первыми нашими учителями были живые носители болгарского языка, сами болгары, однако это первоначальное учительство не возобновлялось в первые века русской письменности: Болгария не переставала снабжать нас
106
книгами, но учителей мы оттуда не выписывали, довольствуясь той школою русских попов и дьяконов, которая, по свидетельству летописи, была создана еще при Владимире Святом. Впоследствии, но уже гораздо позже, наступили иные условия, при которых Русь, и не только Юго-западная, но также и Северо-восточная, стала принимать к себе и выходцев из болгарских земель, которые становились ее просветителями и духовными руководителями; им удалось в сильной степени обновить южнославянские элементы в книжном русском языке, уже значительно приблизившемся к народному; обновление шло через посредство церковного языка, на котором прежде всего отразилась новая южнославянская струя. Видоизмененный таким образом книжный язык должен был вновь проделать то, что в старший период уже было в значительной степени достигнуто в смысле приближения к живому языку народному. Обновление церковнославянского языка на Руси и новый фазис в развитии русского книжного языка наступили, однако, не раньше конца XIV в., когда главные центры просвещения, как и самая митрополичья кафедра, оказались уже перенесенными из Юго-западной Руси в северо-восточную. Не могу проследить здесь ту сложную борьбу, которую повели народные элементы для овладения книжным языком, для вторжения в ставшую запретною область духовного просвещения и церковного учительства; создание делового, приказного языка, наиболее доступного влиянию языка окружающей среды, в сильной степени облегчило победу идее о слиянии книжного языка с народным. Но окончательное торжество той идеи увидел только XVIII в., осуществилась же она только в XIX в.; наш книжный язык приблизился к народному весьма значительно, сохранив, однако, и до сих пор свой инославянский остов. Церковнославянские элементы, которыми пропитан этот язык, не могут быть рассматриваемы как элементы наносные, как заимствования, напротив, это остатки того общего церковно-славянского основания, в которое постепенно пробивали себе путь, вытесняя исконные элементы, русские слова, русские формы и звуки...
... Выделение церковнославянизмов весьма поучительно, ибо оно обнаруживает на неопровержимых данных тот густой слой церковнославянских элементов, который сохранился в нашем литературном языке до сих пор, несмотря на всю его демократизацию и многовековое влияние языка русского.