Болгария и Византия в XI–XII вв.

Г. Г. Литаврин

 

I. Аграрные отношения в Болгарии во время византийского господства

 

5. КАТЕГОРИИ ЗАВИСИМОГО КРЕСТЬЯНСТВА

 

 

Сложность и многосторонность процесса образования феодальной собственности и ее развития обусловили и многообразие тех отношений, которые существовали между феодалом и зависимыми крестьянами. «Если рассматривать какое угодно общественное явление в процессе его развития, — пишет В. И. Ленин, — то в нем всегда окажутся остатки прошлого, основы настоящего и зачатки будущего» [1]. Среди эксплуатируемых феодалами людей в Болгарии XI—XII вв. были и рабы, и в разной степени зависимые

 

 

1. В. И. Ленин. Сочинения, т. 1, стр. 162.

 

175

 

 

крестьяне, и ремесленники, и постепенно вовлекаемые в зависимость свободные. Различия в положении отдельных групп зависимого населения в Болгарии XI — XII вв., обусловили разнообразие тех терминов, которыми это население обозначается в источниках. Однако термины эти — византийские, они, конечно, не передают полностью местных особенностей; кроме того, они консервативны и зачастую не отражают изменений, происшедших в фактическом положении той или иной категории крестьян [2]. Но у нас нет иного выхода, и, пытаясь вскрыть реальное содержание византийских терминов, мы вынуждены нередко ограничиваться лишь более или менее вероятными предположениями [3].

 

Положение основной категории зависимого крестьянства в Болгарии ко времени ее завоевания Византией было, очевидно, близко к положению главной массы зависимых людей в империи. Не случайно в сигиллиях Василия II зависимые крестьяне Болгарской архиепископии обозначены термином πάροικοι, причем определенным образом подчеркнуто, что они были «париками» еще до завоевания [4]. Как ни широк зачастую смысл этого термина [5], все же, как правило, им обозначаются в источниках зависимые крестьяне родовых владений феодалов, крестьяне императорских поместий, жители деревень, отданных центральной властью в дар или в пронию. Иными словами, парики — крестьяне-общинники, попавшие в зависимость, не утратив связи со своими наделами, но потеряв на них право собственности и став лишь их держателями. Мы думаем, что архиепископ Охрида имел в семи кастра не по шесть крестьянских дворов (всего 40) в каждом селе, а по крайней мере шесть сел, в которых 40 дворов были освобождены от основных государственных налогов.

 

В отличие от париков, зависимых от феодалов, и париков свободных деревень, внесенных в налоговые кадастры, разорившиеся свободные крестьяне, стихи которых,

 

 

2. G. Ostrogorskij. Quelques problèmes..., p. 70.

 

3. Мы уже имели случай говорить о категориях крестьянства· в Болгарии XI—XII вв. и не будем повторять всего сказанного ранее (см. Г. Г. Литаврин. Крестьянство Западной и Юго-Западной Болгарии в XI—XII вв. УЗ Ин-та славяноведения, т. XIV, 1956 г.).

 

4. Й. Иванов. Български старини..., стр. 551.

 

5. См. об этом: В. Mошин. Δουλικὸν ζευγάριον, стр. 117.

 

176

 

 

как людей неимущих, были вычеркнуты из практиков, называются в источниках «париками неплатежными» (πάροικοι ἀτελεῖς), «казне не известными», ибо они не имеют ни стасей, ни земли (ММ, VI, р. 95; MND, р. 29). «Парики, не известные казне», «актимоны» (неимущие), «апоры» [6] не составляли особых категорий крестьян [7], так же как и авлиты (αὐλῖται), «ипурги» (ὑπουργοί), «ипиреты» (ὑπηρετοῦντες), «дулевты» (δουλευταί), «поселенцы» (ἔνοικοι) и «элевтеры» (ἐλεύθεροι). Действительно, некоторые из этих терминов указывают на имущественное положение крестьян (и свободных, и несвободных), другие — на юридический статус, третьи — на их роль в имениях феодала. Тем не менее между этими группами крестьян есть существенное сходство, которое позволяет объединить их в одну категорию, — отсутствие своего самостоятельного хозяйства, вернее, отсутствие земельного надела.

 

Крестьян именно этой категории (не приносящих казне доходов) центральная власть и раздаривала в первую очередь, разрешая феодалам поселять их в своих имениях в определенном числе [8]. Часть этих крестьян получала надел и превращалась иногда в полнонадельных зависимых крестьян, часть же сохраняла свое прежнее имущественное положение. В. Мошин пишет, что среди актимонов были и обладатели скота [9]; по мнению Ф. Дэльгера, у актимонов не было ни дома, ни семьи, ни рабочих животных; они были «поденщиками» в имениях феодалов и могли

 

 

6. Е. Э. Липшиц («Византийское крестьянство и славянская колонизация», стр. 123) фактически приравнивает термины «апоры» и «неимущие» («актимоны»). Соглашается с этим и Б. Т. Горянов («Византийское крестьянство при Палеологах», стр. 36). М. Я. Сюзюмов («О характере и сущности византийской общины...», стр. 31— 32) считает, однако, что «апор» — не неимущий, а почему-либо неспособный лично обрабатывать землю, которая у него есть.

 

7. M. М. Фрейденберг. Развитие феодальных отношений, стр. 124, прим. 4. Ср. Б. Т. Горянов. Ук. соч., стр. 36.

 

8. Ср. F. Dölger. Zur Textgestaltung, S. 62; M. M. Φpeйдeнбepг. Развитие феодальных отношений, стр. 124—126; ср. А. П. Каждан. Аграрные отношения..., стр. 102. См. также: T. Tарановски. Историја српског права у Немањићкој држави. I Део. Историја државног права. Београд, 1931, стр. 62—63; В. Мошин. Δουλικὸν ζευγάριον, стр. 122—123.

 

9. В. Мошин. Ук. соч., стр. 120—121.

 

177

 

 

платить некоторые налоги или, как ἀτελεῖς, не платить их совсем [10]. Но деление актимонов на капникариев (уплачивающих капникон) и ἀτελεῖς само по себе свидетельствуют об имущественных различиях среди них; мы вправе поэтому предполагать здесь больше разнообразия.

 

Не были особой категорией и элевтеры. Г. Цанкова-Петкова совершенно справедливо, на наш взгляд, говорит, что первоначально они были «париками неплатежными» или беглыми париками [11]. Впрочем, об этом же писали А. П. Каждан, В. Мошин, Г. Острогорский и Ф. Дэльгер, отмечавшие, что «свобода» — ἐλευθερία, — элевтеров означала лишь свободу от государственных повинностей [12] и от обязанностей по отношению к другому земельному собственнику [13].

 

Очень интересные сведения о своих элевтерах сообщает Кекавмен. Он говорит о них четыре раза [14], причем в трех из них элевтеры упомянуты вместе с рабами [15]. Эти сведения проанализированы Г. Цанковой-Петковой, по мнению которой, фактическое положение рабов и элевтеров было сходным, и уже в XI в. существовала явная тенденция к превращению элевтеров в крепостных [16], хотя чаще в это время элевтеры вместе с рабами составляли челядь феодала и жили в его имении [17]. Они могли вы

 

 

10. F. Dölger. Zur Textgestaltung, S. 52,61.

 

11. Г. Цaнковa-Πeтковa. Югозападните български земи..., стр. 604, бел. 4.

 

12. Α. П. Каждан. Аграрные отношения..., стр. 134—136; G. Ostrogorskij. Quelques problèmes, p. 72; В. Мошин. Ук. соч., стр. 121—122.

 

13. Г. Острогорский. Византийские писцовые книги, стр. 270—271; F. Dölger. Sechs byzantinische Praktika..., S. 21, Anm. 55.

 

14. Сeс. Strat., p. 49. 30—33; 55.21—23; 61.17—19; 65.2—6.

 

15. Ibid., p. 55.21; 61.18; 65.4.

 

16. Г. Цaнкова-Πеткова. Югозападните български земи..., стр. 603—605. Впрочем, едва ли элевтеры, упомянутые Кекавмеиом, получили от пего земельные держания. «Услуживающих тебе элевтеров, — говорит он, — если можешь, облагодетельствуй, а если пожелают они, облагодетельствованные тобою, уйти, не принуждай их [остаться], ибо это несправедливо» (  с. Strat., р. 49. 30—33). Скорее всего, речь идет о денежных подарках господина, во всяком случае — о дарении движимого имущества, получив которое, элевтер захотел бы покинуть господина.

 

17. Г. Цанкова-Петкова. Югозападните български земи..., стр. 604.

 

178

 

 

ступать в самой различной роли — от доверенных людей и телохранителей до дворовых холопов или работников на домене хозяина.

 

Едва ли возможно для этого времени приравнять элевтера к мистию [18]. Отличие мистия от элевтера и парика неплатежного состояло прежде всего в том, что мистий работал на феодала в силу определенного договора в течение более или менее точно установленного срока и за условленную плату. Элевтеры же и прочие неимущие, поселившиеся в имении феодала, выполняли те поручения и несли такие повинности, которые были установлены их господином, получая от него чаще всего лишь необходимое содержание; награда господина была лишь милостью и поощрением. Положение их было, несомненно, гораздо более бесправным и неустойчивым. Сближение понятий «элевтер» и «раб» наблюдается и в завещаниях Симватия и Кали Бакуриани. Симватий завещал раздать определенную сумму денег бедным и тем, которые к моменту его смерти будут в числе прислуживающих ему элевтеров (ἔχοντας εὑρεθῆναι ἐκδουλεύοντας μοι ἐλευθέρους) [19]. В завещании Кали наравне с рабами и «бывшими рабами» — вольноотпущенниками (ἀποδοῦλοι) упоминаются «бывшие элевтеры» (ἀπελεύθεροι) [20]. Очевидно, быть «элевтером» в имении феодала означало, находиться в состоянии неполной свободы. Отпущенные на свободу рабы и ипиреты (ὑπηρέται) должны в течение года получать содержание от монахов, которым Кали завещала свои богатства [21]. Мы думаем, что здесь ἐλεύθεροι — синоним ὑπηρέται.

 

При наличии обширного господского домена не было бы невероятным предположение, что элевтеры феодала (как и другие категории неимущих ) были довольно многочисленны. Но они были промежуточной категорией и чем далее, тем чаще могли испомещатъся феодалом на его

 

 

18. Там же, стр. 606. А. П. Каждан. Аграрные отношения..., стр. 136; Ф. Дэльгер (ΒΖ, 40, 1940, S. 129) называет элевтеров сельскохозяйственными работниками, не владеющими участками. Ср. G. Ostrogorskij. Quelques problèmes..., p. 71.

 

19. Κ. Ἀ(μάντος). Ἰωακεὶμ Ἰβηρίτου Βυζαντιναὶ Διαθῆκαι σελ. 231.

 

20. Ibid., p. 232. Ср. о значении термина ἀποδοῦλος: Κ. Ἀ(μάντος). Рецензия на Lavra, I. «Ἑλληνικά», Χ, 1937—1938, σελ. 406.

 

21. Κ. Ἀ(μάντος). Ἰωακεὶμ Ἰβηρίτου Βυζαντιναὶ Διαθῆκαι, σελ. 232.

 

179

 

 

владениях, получая в держание участки земли и становясь проскафименами [22]. В. Мошин считал, что проскафимен, в отличие от записанного в практик парика, не был внесен в налоговые кадастры и не нес государственных повинностей [23]. Однако сведения о налогах с проскафименов встречаются сплошь и рядом. Правильно указал на отличие парика от проскафимена Б.А. Панченко, согласно которому проскафимен — это прежде всего присельцик на чужой земле [24].

 

Хотя попытки этимологического толкования византийских аграрных терминов часто бесплодны [25], термин «проскафимен» является, очевидно, исключением, так как в источниках XI—XII вв. он нередко употребляется как раз в том значении, какое следует из самой его этимологии («посаженный», «сидящий»). Феофилакт говорит, что разбежались крестьяне, «сидевшие прежде при церкви» Довольской епископии и «сидевшие вокруг церкви» (col., 529.В—С). Парики неплатежные, подаренные монастырю Богородицы Милостивой, названы «посаженными» на земле в 500 модиев (р. 27,38). Даже после того как они стали зевгаратами, о них говорится как о париках-проскафимеиах (р. 38). Этот термин, указывающий на способ вовлечения крестьян в зависимость, сохраняется затем и за их детьми и внуками [26]. Не случайно, конечно, то обстоятельство,

 

 

22. В хрисовуле Мануила I от 1158 г. проскафимены отличаются от прочих (как мы думаем, не имеющих земельного держания) поселенцев в имении феодала; были исчислены владения монастырей, «как и проскафимены-парики в них, и поселенцы» (ἔτι δὲ καὶ τῶν ἐν αὐτοῖς προσκαθημένοις (= μένων. — Г. Л.) παροίκων τε καὶ ἐνοίκων. — PG, t. 137, col. 945.A).

 

23. В. Mошин. Δουλικὸν ζευγάριον, стр. 118. Впрочем, и это вероятно, если проскафимена селили на экзимированной земле.

 

24. Б. Панченко. Крестьянская собственность, стр. 191. Критику взглядов Б. Панченко см. А. П. Каждан. Аграрные отношения..., стр. 89 сл., 134 сл. Ср. Μ. Μ. Φрейденбeрг. Развитие феодальных отношений, стр. 132.

 

25. Ф. И. Успенский и В. Н. Бенешевич. Вазелонские акты, стр. LXVII; А. П. Каждан. Аграрные отношения..., стр. 146, 151. Напротив, Г. Штадтмюллер (op. cit., S. 154 f.) считает возможным прибегать иногда к этимологии термина в целях его уяснения. О «проскафидзоменах» см. Μ. Μ. Φрейденбeрг. Развитие феодальных отношений, стр. 132.

 

26. Theophyl., col. 529. В. Ср. F. Dölger. Sechs byzantinische Praktika, S. 125: проскафимен — крестьянин, постоянное место жительство которого находится в другой деревне.

 

180

 

 

что в XI—XII вв. «проскафименами» обозначаются не парики зависимых деревень, а зависимое население проастиев, метохов, агридиев, зевгилатиев, странноприимных домов, пристаней и торжищ, небольших обособленных владений и даже мельниц. Проскафимепы — приселышки, в подлинном смысле «испомещенные» на господской земле. Они получили держания (precaria data), утратив перед этим свои наделы в общине и потеряв связи с нею [27]. Первоначально их положение, вероятно,, было более тяжелым, чем положение париков-общинников,, но в дальнейшем различия между ними все более стирались.

 

Другой категорией, обозначаемой термином, этимологическое значение которого также в значительной мере· соответствовало действительному положению этой группы; зависимых людей, были дулопарики — δουλοπάροικοι. Некоторые историки отождествляли их с париками [28], другие считали крестьянами, находящимися на первой стадии превращения в париков [29], третьи приравнивали их к рабам [30] или дворовым холопам [31], четвертые отличали их и от рабов, и от париков [32]. Тем не менее большинство историков склоняется к мнению, что ангарии были главным видом повинностей этих крестьян, находившихся в: особенно тяжелой зависимости. В постановлении Алексея I и патриарха Николая о влахах Афона сказано, что они, «как пастухи пасут овец и молочный скот и скот, дающий

 

 

27. К. А. Осипова («Развитие феодальной собственности», стр. 67), толкуя акт № 2 Лавры, говорит о праве протимесиса у проскафимепов. Ср. А. П. Каждан. Формирование феодального поместья, стр. 105. См. также: Р. Сharanis. On the Social Structure and Economic Organisation, p. 141.

 

28. R. E. Zachariä von Lingenthal. Geschichte des Griechisch-Römischen Rechts. Aalen in Wurtemberg, 1955, S. 260 f.; В. Г. Васильевский. Труды, IV. Л., 1930, стр. 234.

 

29. В. Златарски. Устройство..., стр. 61, прим. 52.

 

30. Н. С. Гроссу. Церковно-религиозная политика.., стр. 532; Б. Т. Горянов. Византийское крестьянство, стр. 29—31; ср. его же. Введение к IV разделу «Сборника документов по соц.-экон. истории Византии», стр. 234; Д. Ангелов. Принос к поземлените отношения в Византия, стр. 85.

 

31. В. Mошин. Δουλικὸν ζευγάριον, стр. 125.

 

32. F. Dölger. Zur Textgestaltung..., S. 61; G. Ostrogorskij. Quelques problèmes..., p. 72; A. П. Каждан. Рецензия на книгу Г. Острогорского «Quelques problèmes...», p. 339.

 

181

 

 

шерсть, а также готовят и месят тесто для монастырей — одним словом, они как дулопарики были полезны для монахов» [33]. Влахов изгнали с Афона [34], они не были, скорее всего, дулопариками, но для нас важно здесь сравнение их обязанностей с повинностями дулопариков. Это, по всей вероятности, неимущие поселенцы имения, регулярно и повседневно выполнявшие в нем наиболее тяжелые работы. Указания на то, что они имели семьи (Lavra, № 31.24—26), позволяют предположить, что небольшое личное хозяйство у них все-таки было [35], и переход дулопариков в проскафимены или в парики был вполне вероятен. Любопытно в этом отношении свидетельство завещания Кали Бакуриани, где говорится о «дулопариках владений», освобождаемых ею на год не только от «установленных работ» (ангарий), но и от взносов (εἰσφορῶν) [36].

 

Большой интерес вызывают неоднократно встречающиеся в источниках XI—XII вв. сведения о рабах в Болгарии. Известно, что рабы в Болгарии не были редкостью и в IX—X вв. В новелле Цимисхия говорится о рабах, которых продавали болгары (Jus, III, p. 303) [37]. Очевидно, рабов болгары перепродавали в Византию, покупая их, в частности, в Переяславце у русских [38]. Война и плен были главным источником рабства, о чем не раз говорится в «Законе судном людем». Но там же сказано, что пленный раб, проработавший три года, отпускался на свободу [39]. Правовое положение рабов, однако, изменилось с

 

 

33. Ph. Meyer. Die Hautpurkunden für Geschichte der Athoskloster. Leipzig, 1894, S. 163.

 

34. См. об этом: П. Успенский. История Афона, т. III, стр. 355 сл.; Н. С. Гроссу. Ук. соч., стр. 532.

 

35. Ф. Дэльгер считает их актимонами, ἀνυπόστατοι, т. е. не имеющими пи земли, ни хозяйства (F. Dölger. Zur Textgestaltung, S. 61). P. Сharanis. On the Social Structure and Economic Organisation, p. 140—141).

 

36. Κ.Ἀ(μάντος). Ἰωακεὶμ Ἰβηρίτου Βυζαντιναὶ Διαθῆκαι, σελ.232.

 

37. См. об этом: Ρ. Браунинг. Рабство в Византийской империи. ВВ, XIV, 1958, стр. 51.

 

38. «Повесть временных лет», I. М., 1950, стр. 48.

 

39. В. Ганев. Законъ соудный людьямъ. София, 1959, стр. 486 сл. О рабстве у болгар до завоевания см. И. Сакъзов. Една новела на Алексея Комнинъ за роби-българи. «Сборник в чест на В. Златарски», стр. 367—387. Автор ссылается на Кекавмена и Скилицу в доказательство массового обращения пленных греков в рабство при Самуиле, а затем освобождения их и зачисления в войско (там же, стр. 373—375, 386). Кекавмен сообщает, что, взяв Лариссу, Самуил «поработил» (καταδουλωσάμενος) лариссцев и увел их в Болгарию (Сес. Strat., p. 66.6 sq.); о переселении жителей города говорит и Скилица (Cedr., II, р. 436). Но καταδουλωσάμενος означает здесь не «поработивший» в подлинном смысле, а «взявший в плен», «покоривший»; едва ли к тому же, большинство этих лариссцев было греками по происхождению, что и позволило Самуилу немедленно (а не освободив предварительно, как думает Сакызов) зачислить их в списки воинов (τοῖς καταλογοις τῶν ἑαυτοῦ κατατάξας στρατιωτικῶν) в качестве союзников в борьбе с ромеями (ем. Cedr., II, р. 436. 4—7).

 

182

 

 

распространением на Болгарию норм византийского права: юридически раб и в Болгарии стал рассматриваться как instrumentum vocale.

 

По всей вероятности, немало болгар было обращено в рабство при завоевании Болгарии. Цимисхий издал даже особую новеллу, которая освобождала воинов от уплаты пошлины (κομμέρκιον) при продаже рабов, захваченных на войне (Jus, III, p. 301—303) [40]. Иоанн Геометр, говоря в одном из своих стихотворений о Василии II, угрожает болгарам, что они будут трудиться как рабы, в колодках (κυφῖσι) [41]. Византийцы, несомненно, обращали болгар в рабство и во время подавления восстаний 1040 и 1072 гг.

 

Но не только война была источником рабства в Болгарии. В 1095 г. [42] император в ответ на запрос митрополита Фессалоники Феодула постановляет, что те из рабов, которые представят достаточные доказательства своего происхождения от свободных родителей, должны быть освобождены. Рабы требовали освобождения, «доказывая свое право на свободу своим происхождением; ведь они говорили, что родились от свободных родителей, от болгар или [им] подобных, которых наше государство захватило в рабство» (Jus, IIΙ, p. 402). Рабы говорили, «что они произошли от отцов-болгар, но некогда, во время угнетавшего их голода, были по дешевке проданы родителями» (Jus, IIΙ, p. 405). В этой же новелле дается разрешение венчать

 

 

40. Впрочем, Ф. Дэльгер («Regesten», I, № 754) считает, что эта новелла была издана не после завоевания Северо-Восточной Болгарии в 971 г., а в 974/5 г., после одного из походов в Малую Азию.

 

41. PG, t. 106, col. 919. В. См. об этом В. Г. Васильевский. Труды, II, вып. 1. СПб., 1909, стр. 117.

 

42. Согласно датировке Ф. Дэльгера, около марта 1095 г. («Regesten», II, № 1177).

 

183

 

 

рабов при вступлении их в брак (Jus, III, p. 403, 406—407). Таким образом, мы можем считать, что их детство (когда они были проданы) приходится на 50—70-е годы XI в., отмеченные особенно тяжелым налоговым и феодальным гнетом в Болгарии.

 

Специальную работу этой новелле посвятил И. Caкызов [43]. По его мнению, болгары в пределах империи вообще не были равноправны, находясь в «социальном и политическом рабстве» [44]. Но государство, говорит Сакызов, все-таки было вынуждено, опасаясь уменьшения свободного населения — источника средств и войска, пересмотреть свое отношение к рабству [45]. Опираясь на то место новеллы, где сказано, что некоторые господа не позволяют венчать рабов, опасаясь, не сделает ли этот акт их свободными, а также исходя из разъяснения Алексея I, что «рабы служат господам, как и раньше, ни в коей мере не избавляемые венчанием от рабства» (Jus, III, p. 407) [46],

 

 

43. И. Сакъзов. Една новела на Алексея Комнинъ. Автор на первых же страницах статьи допускает странную на первый взгляд ошибку: приведя греческий текст: οὕς εἰς δούλείαν ἡ καθ᾿ ἡμᾶς παρέλαβε πολιτεία (по Jus, III), Сакъзов неожиданно переводит с отрицанием «не»: «които нашия законъ не приема като роби» (стр. 367). Дело в том, что, взяв греческий текст из Jus, III, Сакызов использовал перевод, сделанный по изданию новеллы в толковании Вальсамона у Миня, где действительно перед παρέλαβε стоит отрицание οὐ (PG, t. 137, col. 800. В.). В. Златарскому не было ясно происхождение этой ошибки Сакызова (В. Златарски. История, II, стр. 401, бел. 1). Конъектура οὐ у Миня не случайна, хотя и излишня, так как «рабство» означает здесь не более, чем подчинение страны Византией (и даже не «военный плен», как думает Дэльгер. — «Regesten», II, № 1177. Ср. «История Болгарии», I, стр. 109). Ведь речь идет в данном месте, во-первых, о событиях, случившихся свыше 57 лет назад; во-вторых, рабы, притязавшие на свободу, происходили не от военнопленных того времени, а от болгар, продавших своих детей в рабство, т. е. ни болгары, завоеванные в 1018 г., ни их дети до этой продажи не были рабами. В противном случае ссылка рабов на то, что они были проданы родителями, и самое их притязание на свободу не имели бы смысла, а распоряжение Алексея I оказалось бы настоящей реформой в области византийского права, чем оно в действительности не было.

 

44. И. Сакъзов. Ук. соч., стр. 378. См. также П. Мутафчиев. История, II, стр. 31—32.

 

45. Там же, стр. 379—380.

 

46. М. Я. Сюзюмов («О правовом положении рабов в Византии». УЗ Свердловского гос. пед. ин-та, 1955, стр. 172) ошибается, говоря, что на это место новеллы не обращалось внимания в литературе.

 

184

 

 

Сакызов указывает на сохранение новеллой старых правоотношений между господами и рабами [47]. Однако юридическое положение рабов, по мнению Сакызова, существенно улучшилось, ибо было облегчено их освобождение [48].

 

М. Я. Сюзюмов считает, что новелла нисколько не изменила юридического положения рабов, ибо нормы гражданского права по-прежнему на них не распространялись [49], но, поддерживая со всей строгостью законы относительно рабства, государство в то же время стремилось поощрять количественное сокращение рабов [50]. Причина этого заключалась в изменении производственных отношений — труд раба перестал быть рентабельным [51]. С XI в., пишет Сюзюмов, рабский труд утратил всякое значение [52]. А. П. Каждан также считает, что в отличие от IX—X вв. в XI в. наблюдается вырождение рабства, термин «раб» теряет реальное содержание, усиливается тенденция к отпуску на волю рабов, которые превращаются в зависимых крестьян; сохраняются рабы лишь как челядь [53]. По мнению А. П. Каждана, освобожденные рабы становились сначала зависимыми мистиями, а затем — крепостными [54]. М. Я. Сюзюмов отвергает возможность такой эволюции, считая, что освобожденный по завещанию раб становился свободным, а если он оказывался все-таки впоследствии зависимым, то этому предшествовали «дальнейшие мероприятия наследников» [55]. Нам эти точки зрения не представляются взаимоисключающими. Освобожденный, но лишенный имущества, достаточного, чтобы обеспечить пропитание, раб мог сразу стать зависимым в какой-либо форме — все определялось конкретными обстоятельствами.

 

 

47. И. Сакъзов. Ук. соч., стр. 381—382.

 

48. Там же, стр. 384—385.

 

49. М. Я. Сюзюмов. О правовом положении рабов, стр. 172.

 

50. Там же, стр. 169, 172; его же. Роль городов-эмпориев, стр. 38.

 

51. Там же, стр. 191 — 192.

 

52. М. Я. Сюзюмов. Экономика пригородов..., стр. 61. 58 А. П. Каждан. Рабы и мистии в Византии IX—XI вв.,

 

53. Тульского гос. пед. ин-та, вып. 2, 1951, стр. 77—78.

 

54. Там же, стр. 76—77.

 

55. М. Я. Сюзюмов. О правовом положении рабов, стр. 186.

 

185

 

 

Состояние свободы, сохраняемой, по Сюзюмову, освобожденным рабом в течение какого-то времени, могло сразу же (и, вероятно, как правило) стать простой юридической фикцией.

 

Существовали в византийском законодательстве еще и в IX—X вв. нормы, ограничивавшие распространение рабства среди свободных. Согласно Василикам, обращение в рабство детей свободных из-за бедности их родителей запрещалось законом [56]. Проданный в рабство в возрасте до 20 лет имел право требовать предоставления свободы (ἀναβοᾶ εἰς ἐλευθερίαν) [57]. Но, очевидно, эти нормы плохо соблюдались, и новелла Алексея I, не вносившая формально ничего нового, фактически сыграла заметную роль. Сюзюмов прав в том, что она мало изменила правовое положение раба, но она, несомненно, содействовала освобождению свободных по происхождению и облегчила самую процедуру освобождения. Византийские юристы и в XII в. ссылались на новеллу Алексея I, истолковывая ее при этом (Вальсамон) как документ, дающий рабу, искавшему убежище в церкви, право на покровительство императора [58].

 

Тем не менее продажа свободных в рабство имела место как до новеллы Алексея I, так и после нее. Феофилакт сообщает, что налоговый чиновник (очевидно за недоимки) «уводит в рабство одного из пятерых детей, подобно тому как отсчитывает пятую или десятую [голову] из скота» (col., 337.В) [59]. О самопродаже в рабство обнищавших свободных свидетельствует Киннам (р. 275).

 

О рабах несколько раз говорит Кекавмен [60], советуя не печалиться об умершем рабе, как и о потерянном сосуде (р. 60.12—16). Феофилакт посвятил особое стихотворение беглому рабу, угрожая ему возвращением со связанными руками, ибо, как он говорит, «господин владеет всеми путями твоего бегства». Феофилакт называет этого

 

 

56. Jus, V, р. 26—27.

 

57. Jus, VII. Epitome legum, lit. 38, § 8, p. 127.

 

58. PG, t. 138, col. 300.D.

 

59. В. P. Браунинг («Рабство...», стр. 51) неточно излагает этот факт, говоря о «болгарском ребенке пяти лет, взятом в рабство сборщиком налогов». Ср. Theophyl., col. 336.С; AASS Novembres, III. Bruxelles, 1910, p. 511, 513.

 

60. Сeс. Strat., p. 49.28; 55.21; 61.18; 65.4 etc.

 

186

 

 

раба технитом, т. е. ремесленником [61]. Анна Комнина сообщает о двух рабах болгарского вельможи (II, р. 181).

 

Рабы использовались в XI в. не только как дворовая челядь и ремесленники, но и как сельскохозяйственные работники [62]. Очевидно, много таких рабов было уже посажено на землю, и, как бы ни рассматривались они с правовой точки зрения, фактическое их положение приближалось к положению зависимого крестьянства. По наблюдениям М. Я. Сюзюмова, дела, связанные с пекулием раба, занимали большое место в судебной практике именно в XI в., продажа раба вместе с пекулием стала, вероятно, частым явлением [63]. Не только продажа, добавим мы, но и освобождение раба с пекулием; причем освобожденный с пекулием раб нередко сразу становился зависимым крестьянином. Заявление в отпускных грамотах, что освобожденные рабы становились при этом «ромейскими гражданами» (πολίτας Ῥωμαίους) было пустой декларацией — ведь и крепостные в Византии даже в XIV—XV вв. юридически никогда не лишались «привилегии» считаться «гражданами империи ромеев». Чрезвычайно интересно в этом смысле сообщение завещаний Симватия и Кали Бакуриани. Говоря о своих ψυχάρια и ἀποδοῦλοι — освобожденных рабах мужского пола (ἀρσενικά) — Симватий пишет, что они освобождаются вместе с их одеждой и кровом (ἔγκοιτα) и с пекулиями (πεκούλια) [64].

 

«Я желаю, — пишет Кали, — чтобы все освобожденные рабы и рабыни, которым я дала свободу уже давно..., были свободными с момента кончины моей и [считались] гражданами ромейскими, чтобы никому из них никем

 

 

61. «Studi Bizantini», I, p. 189—190. P. Браунинг (ук. соч., стр. 46) считает, что для Византии характерно преобладание квалифицированных работников среди рабов или даже преобладание рабов среди квалифицированных работников.

 

62. См. об этом: А. П. Каждан. Рабы и мистии, стр. 72,75; М. Я. Сюзюмов. Рецензия на эту статью А. П. Каждана (ВВ, VI, 1953, стр. 281); Р. Браунинг. Рабство..., стр. 46. О «рабе, работавшем в поле», сообщается как о заурядном явлении, например, в «Тимарионе» (ВВ, VI, 1953, стр. 366).

 

63. М. Я. Сюзюмов. Рецензия на кн. A. Hadjinikolau-Marava. Recherches sur la vie des esclaves dans le monde byzantin. Athènes, 1950, ВВ, V, 1952, стр. 282; его же. О правовом положении рабов, стр. 177.

 

64. К. Ἀ(μάντος). Ἰωακεὶμ Ἰβηρίτου Βυζαντιναὶ Διαθῆκαι, σελ. 231—232.

 

187

 

 

из родственников моих или эпитропов не чинились препятствия проживать и служить, где бы они ни захотели» [65]. Следовательно, давно освобожденные с пекулием рабы продолжали жить в имении феодала. «Освобождать» их пришлось, кстати сказать, дважды: освобожденные господином первый раз, они продолжали служить ему, и лишь после его смерти они могут жить и работать, где хотят. На деле едва ли многие могли воспользоваться этим правом, как они не воспользовались им и в первый раз. Пекулия, однако, для пропитания рабов было, по всей вероятности, недостаточно: здесь же Кали пишет, что ее наследники — монахи должны в течение года давать из ее владений питание освобожденным рабам (σκλάβους) и ипиретам (ὑπηρέτας), тогда как (и это противопоставление очень интересно) дулопарики (парики) освобождались на год от повинностей. Заслуживает внимания также ясное указание завещания Кали, что термин ἄνθρωπος употреблялся в значении δοῦλος (она говорит о своих ἀνθρώπων... ἤτοι δούλων) [66].

 

Источники XI—XII вв. сближают с термином «рабы» и термин «слуги» (θεραπευταί). Согласно хрисовулу Никифора Вотаниата, у «слуг» не было своего хозяйства. После смерти господина они оставались без средств к существованию, и Никифор делает знаменательное предписание — наделять «слуг селян и горожан» недвижимым имуществом (Attal., р. 317—318). Быть «наследственными слугами» (κληρωτοῖς θεράπουσι), говорит Никита Хониат, значит быть «несвободными» (οὐχ ἐλευθέροις) (p. 79). В значении слова «раб» употреблялся и термин οἰκέτης (на свинцовых печатях между этими терминами не делается различия) [67]. Несомненно, близок к ним был и болгарский

 

 

65. Ibid., р. 232:

 

66. Ibidem.

 

67. См., например, V. Lаurent. Les bulles métriques..., № 14, 104, 157, 167, 169, 184, 185, 228, 240, 263 etc. Синонимом термина «раб» (δοῦλος) был и термин ὑπηρέτης (Φ. Ι. Κουκουλέσ. Θεσσαλονίκης Εὐσταθίου τὰ Λαογραφικά, σελ. 392), употребленный в завещании Кали рядом со σκλάβος.

 

188

 

 

термин «отрок». То отроками, то рабами названы такие зависимые люди в житии Иоакима Осоговского; они, кстати, носили на руках своего господина во время его болезни [68]. В хиландарско-студеничском типике конца XII — начала ХIII в. [69] монахам запрещается иметь своих «отроков» [70], точно так же как запрещается в типике монастыря св. Маманта иметь ипургов и икетов (ὑπουργοὺς καὶ οἰκέτας) [71], и ипургов — в типике монастыря Иоанна Продрома под Месемврией (ΝΡ, р. 587). Феофилакт сообщает об особой казенной подати с владений феодала под названием «отрочина» (ὀτρωτζίνα) [72], т. е., очевидно, подати за владение отроками, подобно тому как существовала, например, подать за владение «зависимыми влахами» (MND, р. 124). А. Леруа-Молинген считает, что «отроки» — дулопарики [73]. Это вполне вероятно, если учесть, что положение как рабов, так и отроков приближкалось в это время к положению зависимых крестьян [74]. Эта тенденция привела в XIV в. к тому, что отроки стали преимущественно сельским населением, подобно парикам. Появились даже зависимые села отроков [75].

 

Рабы все чаще переводятся на положение зависимых (и, очевидно, в очень большой степени зависимых) крестьян.

 

 

68. Й. Иванов. Български старини..., стр. 415.

 

69. Д. Ангелов. Аграрните отношения.., стр. 109.

 

70. Ст. Ηоваковић. Законски споменици српских држава средњега века, V. У Београду, 1912, кн. 5, стр. 361.

 

71. Τυπικὸν τῆς... μονῆς τοῦ ἁγίου μεγαλομάρτυρος Μάμαντος, σελ. 287.23; 288.16.

 

72. По будапештской рукописи 2 Fol. Graec., f. 7V: ἢ λόγος ἀερικοῦ ἢ ὀτρωτζίνας ἀφείλετο, cp. Τheοрhyl., col. 517. Β: ἢ... κληρικοὺς ἢ ἑτέρους τινὰς ἀφείλετο; Α. Leroy-Μolinghen. Prolégomènes à une édition critique des «Lettres» de Théophylacte de Bulgarie. Byz., XIII, 1938, p. 257: ἢ λόγῳ ἀερικοῦ ἢ ὀτρωτζίνας ἄφείλετο.

 

73. Α. Leroy-Molinghen. Trois mots slaves, p. 117.

 

74. Ср. Г. Г. Литаврин. Крестьянство..., стр. 237. А. В. Соловьев в интересной статье («Сокалници и отроци у упоредно-историској светлости». «Гласник Скопског научног друштва», књ. XIX. Одељење друштвених наука, св. 11, 1938, стр. 123, 130) сближает отроков с сельскими дворовыми холопами — сокальниками. Автор видит, однако, между ними правовое отличие: отроки — рабы, сокальники — полусвободные; и те, и другие были чужаками среди зависимых жителей деревни-общины.

 

75. Д. Ангелов. Аграрните отношения..., стр. 110.

 

189

 

 

Полное освобождение рабов, несомненно, также имело место. Евстафий Фессалоникийский, например, дал своим рабам свободу, предоставив решение этого вопроса духовному суду в соответствии с новеллой Алексея I от 1095 г. [76] Но чаще, по нашему мнению, юридическая свобода таких ἀποδούλων превращалась немедленно или через некоторый промежуток времени в несвободу феодального типа.

 

Заинтересованность центральной власти в сохранении податного и способного нести военную службу населения проявилась также в попытках помешать обращению в рабство свободных. Такого рода попытки наблюдались и в XII в. Если еще Иоанн II часть пленных печенегов расселил, обязав военной службой, а часть продал в рабство (Cinn., р. 8; Nic. Chon., p. 22), то Maнуил расселил всех пленных сербов (Cinn., р. 103). Он распорядился также вернуть свободу всем тем, кто был свободен по происхождению (Cinn., р. 276), и даже выкупил на средства казны часть рабов, зачислив их в военные списки [77] и наделив, очевидно, недвижимостью.

 

Надо полагать, эти мероприятия и распоряжения далеко не всегда достигали успеха, во они могли тем не менее способствовать превращению рабов, свободных по происхождению, в зависимых крестьян. Этому процессу способствовала и борьба самих рабов за свою свободу. Источники XI—XII вв. говорят о бегстве рабов и их ненависти к господам. Евстафий, мотивируя необходимость освобождения рабов, пишет, что они «одним глазом смотрят на дом [господина], а другим выискивают путь к бегству», у них «одна рука выполняет рабский труд, а другая хватается за меч» [78]. Почти в тех же словах о рабе, на которого «силой надели ярмо», сообщает Киннам (р. 223, ср. р. 275, 276). Анна говорит о враждебности рабов к своим господам (I, р. 94), «так как по самой природе раб враждебен господину».

 

Рабы принимали активное участие в восстаниях XI— XII вв. Даже предводителя восстания 1040 г. Петра Деляна

 

 

76. Eustathii Thessalonicensis Epistolae. PG, t. 136, Ν 26, col. 1289. G—1290. В.

 

77. Eustathii Thessalonicensis Manuelis Comneni laudatio funebris. PG, t. 135, col. 984. В.—985. G.

 

78. Eustathii opuscula, p. 200.

 

190

 

 

византийцы считали беглым рабом константинопольского вельможи (Cedr., II, р. 527).

 

Говоря об освобождении рабов, и М. Я. Сюзюмов, и А. П. Каждан считают, что они сначала превращались в мистиев и лишь затем — в зависимых крестьян. Каждан считает таких мистиев зависимыми [79], Сюзюмов же пишет, что коль скоро мистий в какой-то мере зависим, он уже не мистий [80], т. е. подчеркивает чисто юридическую сторону дела. Е. Э. Липшиц совершенно справедливо определяет мистия как юридически свободного, фактически же зависимого и даже близкого по положению к рабу человека [81]. По мнению М. Я. Сюзюмова, однако, переход в категорию зависимых крестьян был «удачным» уделом лишь немногих мистиев, большинство которых оставалось нищими [82]. Едва ли это можно доказать, так как ряды мистиев постоянно пополнялись разоряющимися свободными крестьянами, о которых говорит и M. Я. Сюзюмов [83]. Сведений об использовании труда мистиев в крупных имениях светской землевладельческой знати действительно мало [84]. Но все же эти сведения встречаются [85]. Бакуриани, например, не только выстроил монастырь с помощью мистиев (а не благодаря «ангарии» париков, как подчеркивает

 

 

79. А. П. Каждан. Рабы и мистии, стр. 76—77. Ср. его же. Формирование феодального поместья, стр. 112.

 

80. М. Я. Сюзюмов. О наемном труде в Византии. УЗ Уральского гос. университета, вып. 25, 1958, стр. 161; его же. Византийская община по земледельческому закону, стр. 41; ср. его же. О правовом положении рабов, стр. 186.

 

81. Е. Э. Липшиц. Византийское крестьянство и славянская колонизация, стр. 126—129; ср. А. П. Каждан. Рабы и мистии, стр. 79.

 

82. М. Я. Сюзюмов. О наемном труде, стр. 172, 173; его же. Роль городов-эмпориев, стр. 31—32.

 

83. М. Я. Сюзюмов. О наемном труде, стр. 170.

 

84. М. Я. Сюзюмов. Рецензия на «Рабы и мистии» А. П. Каждана, стр. 281.

 

85. См. К. А. Осипова. Развитие феодальной собственности, стр. 76.

 

О мистиях-технитах (τεχνῖται), взявшихся построить в X в. в Македонии за 100 золотых монастырь, сообщается в житии его основателя Германа Косиницкого (Хр. Лопарев. Византийские жития святых VIII—IX вв. ВВ, XIX, 1915, стр. 112—113). О множестве людей, работавших по найму во Фракии и Македонии, пишет Вриенний (Nic. Вrуenn., р. 134). При Вотаниате, сообщает Атталиат, во время голода «работавшие за плату» требовали ее повышения (Attal., р. 204).

 

191

 

 

Бакуриани — р. 9.27—31), но и постоянно держал их в своем имении. Этим «бедным и служащим (καθυπερετοῦσι) монастырю мистиям и парикам» следовало раздавать в день его памяти некоторую сумму денег (р. 42.1—9).

 

Есть основания думать, что и юридический статус мистиев менялся в связи с переменами в их фактическом положении. Примеры юридической неполноправности мистиев подобраны А. П. Кажданом: судебную юрисдикцию над мистием осуществлял в некоторых делах его наниматель, мистию запрещалось выступать по тяжбам его господина. Василики даже приравнивали мистия к рабу, давая право хозяину разыскивать беглого мистия и силой возвращать его обратно [86]. В IX—X вв. нанятый пастух или пахарь, прекративший работу до истечения срока сделки, только лишался условленной платы [87], в XII же веке мистия, ушедшего от нанимателя, ловили и приводили назад, как беглого (καθάπερ δραπέτας) (Cinn., p. 271) [88].

 

Особую категорию зависимых людей составляли зависимые скотоводы-влахи. Они выполняли обычные для дулопариков работы в пользу монахов Афона [89], имел их в своих владениях и монастырь Богородицы Милостивой (р. 124). «Принадежащие» (διαφέροντες) монастырю Амальфитян влахи в феме Моглен пасли «свой скот в пределах границ этой фемы Моглен» (Lavra, № 47.24—25). Вероятно, в XII в. какая-то часть влахов стала оседлой, смешиваясь с окружающим славянским населением. В 1198—1199 гг. Стефан Первовенчанный подарил Хиландарю 140 влахов, которых монастырь мог в случае их бегства силой возвращать во владения монастыря [90]. Таким образом, эти влахи рассматривались уже как

 

 

86. А. П. Каждан. Формирование феодального поместья, стр. 106.

 

87. С. С. Бобчев. Старобългарски правни паметници, ч. I. София, 1903, стр. III.

 

88. Ср. неизданное слово Григория Антиоха: VII 10, L 271: ὁ φυγὰς μισθωτὸς ὁ δραπέτης.

 

89. Ph. Meyer. Haupturkunden..., S. 163. Подробный анализ и датировку документов, связанных с историей выселения влахов с Афона, см. M. Gуόni. Les vlaques du Mont Athos au début du XIIe siècle. «Etudes slaves et romaine», vol. I, fasc. I, 1948, p. 30—42. Их пребывание на Афоне Дьони относит к 1100—1104 гг. (ibid., р. 37).

 

90. Actes de Chilandar. ВВ, XIX, 1915, № 3, 67—72.

 

192

 

 

настоящие крепостные и едва ли были кочевым населением [91]. В XIV в. этот термин зачастую обозначал лишь скотоводов, безотносительно к их этнической принадлежности [92]. Однако в XI в. этого еще не было: и в «Стратегиконе» Кекавмена (р. 67—70, 74—96) и в императорском и патриаршем решении 1097 г. (?) [93] о влахах говорится как об особой этнической группе. По мнению И. Дуйчева, термин «влахи» в хрисовуле 1184 г. (см. стр. 152—154) также указывал, вероятно, и на этническую их принадлежность, а не только на род занятий (пастушество) [94].

 

Наиболее трудным является вопрос о вотчинных ремесленниках. Сведения о них крайне скудны. Обширные имения Феофилакта или Бакуриани не могли, разумеется, обойтись без труда зависимых ремесленников. Но Феофилакт лишь в одном из стихотворений упоминает «раба-технита», «пренебрегшего работами по поручениям своего господина» [95], а в типике Бакуриани ремесленники не упомянуты вовсе. Может быть, действительно среди них было немало рабов, как это следует из наблюдений Р. Браунинга» [96]. Во всяком случае монахи монастыря Иоанна Πродрома, не имевшие ни рабов, ни слуг, приобретали свое одеяние на рынке, получая специально для этой цели ежегодно из монастырской кассы по две номисмы-иперпера и по два «старых трехглавика» (τρικέφαλα παλαιά) [97]. Напротив, у богатой Лавры св. Афанасия были свои монашествующие корабельники, бочары, ткачи, шорники, повара, швецы, сапожники (Lavra, № 56) [98]. Зависимые от

 

 

91. О влахах-земледельцах в начале XIII в. (βλάχοι τινες εἰς γῆν προσκαθήμενοι) см. Д. Ангелов. Принос към народностните и поземелни отношения в Македония, стр. 28.

 

92. Д. Ангелов. Аграрните отношения, стр. 104. См. также: E. Darkó. Die Übersiedlung der Walachen vom Süden nach Norden der Donau. «Сб. в паметь на П. Ников», стр. 179.

 

93. Ph. Meyer. Op. cit., S, 163 sq.; П. Успенский. История Афона, III, стр. 355 сл.

 

94. И. Дуйчев. Проучвания, стр. 42—43. Много данных об этническом значении термина βλάχοι в XI—XII вв. собрал М. Дьони (M. Gyóni. Le nom de βλάχοι dans Alexiade d'Anne Comnène. BZ, 43, 1951, S. 244—247).

 

95. «Studi Bizantini», I, p. 189—190.

 

96. P. Браунинг. Рабство.., стр. 46.

 

97. Τοπικὸν τῆς... μονῆς τοῦ ἁγίου μεγαλομάρτυρος Μάμαντος, σελ. 283.21—30.

 

98. См. F. Dölger. Zur Textgestaltung, S. 63.

 

193

 

 

Навпактской митрополии (ὑπό τὴν μητρόπολιν) ткачи, сапожники и портные вели самостоятельное хозяйство, и соседний всесильный феодал пытался привлекать их к барщине в свою пользу вместе с их скотом (ΝΡ, р. 253.8) [99]. Впрочем, на наш взгляд, ремесленников было немало и среди тех крестьян, категории которых мы рассмотрели выше. Так, например об одном из передаваемых Кали Бакуриани Ивирону парике деревни Радоливос сказано, что он был сапожником (τζαγγαрίου). В брачной записи охридянки Феодоры сообщается, что она дала в приданное дочери 1/3 своих мастерских (ἐργαστηρίων) [100].

 

Мы не будем говорить еще об одном разряде людей, испытывавших на себе гнет феодальной эксплуатации, — о представителях низшего духовенства и низших слоев монашества, положение которых нередко приближалось к положению зависимых крестьян. Сошлемся на нашу статью, в которой этот вопрос был рассмотрен достаточно подробно [101]. Необходимо, однако, отметить, что положение как клириков, так и приходских священников и монахов-диаконитов было в целом несравненно более благоприятным, чем положение париков: помимо своего хозяйства, как правило, более устойчивого, чем у крестьянина, клирики и иереи имели некоторые особые привилегии, часто получали ругу, взимали натуральные и денежные сборы за требы со своих прихожан, не говоря уже о низших монахах, которые, несмотря на нередко тяжелый труд, никогда не терпели в богатых монастырях тех лишений, которые выпадали на долю сельского населения [102].

 

Характерной особенностью для XI—XII вв. в правовом положении всех рассмотренных выше категорий феодально эксплуатируемых людей было быстрое ослабление различий

 

 

99. Среди зависимых людей митрополии были даже рыбаки (ἀλιεῖς). — ΝΡ, p. 253.8.

 

100. M. I. Γεδεών, Βυζαντινὰ συμβόλαια, σελ. 115.

 

101. Γ. Γ. Литаврин. Крестьянство..., стр. 239—242.

 

103. Γ. Γ. Литаврин. Ук. соч., стр. 240. М. Я. Сюзюмов (ВВ, VI, 1953, стр. 283) протестует против отождествления париков и клириков. См. также В. Granić. Kirchengeschichiliche Glossen..., S. 209, Anm, 2; ср. S. 411—412. Но это отличие (см. толкование Вальсамона к 4-му канону VII Вселенского собора, запретившего епископам использовать клириков как «рабов и ипиретов». — PG, t. 137, col. 893.D) могло со всей строгостью признаваться в праве и далеко не так строго — на практике.

 

194

 

 

между ними. Эта нивелировка проходила под знаком все большего усиления зависимости крестьян от феодалов и роста эксплуатации.

 

Наметить особые категории крестьян по имущественному признаку невозможно. Причиной этого является, однако, не столько недостаток источников, сколько самое положение вещей в это время: имущественные различия внутри каждой категории крестьян были велики. Византийские термины для обозначения различных групп крестьян по имущественному признаку не находятся в связи с рассмотренными нами. Они указывают главным образом на способы вовлечения в зависимость и на правовое положение крестьян.

 

Подавляющее большинство источников говорит о зависимых крестьянах всех категорий как о мелких хозяевах. В качестве основных элементов крестьянского хозяйства, учитывавшихся фиском или феодалом при определении размеров налога или ренты, упоминаются пахотная земля (надел крестьянина) и тягловый скот. Кроме основного имущества крестьянина — земельного участка (держания) и упряжки волов, — источники говорят еще о мелком и крупном мясном и молочном скоте, об огородах, мельницах, домашней птице, пчелах, рыбных ловлях. Интересно, что рыбные ловли, очевидно, так же как и луга, скоро перестают быть общинными угодьями и переходят в индивидуальное пользование (Theophyl., col. 448.С) [103].

 

По своему имущественному положению крестьяне делились на двузевгаратов, зевгаратов, воидатов, актимонов, апоров. Конечно, эти категории отнюдь не охватывают всего разнообразия в имущественном положении крестьян. Если верить Феофилакту, то в зависимом от него село некоторые крестьяне были в семь раз состоятельнее своих бедных односельчан (col., 449.С).

 

Феофилакт пишет о таком парике-бедняке, как Лазарь, который был, по выражению его господина, «более гол, чем речной рак» (col. 445.В) и «не имел ничего, что мог бы потерять» (col. 445.А—В). Практора, выяснявшего имущественное положение крестьян, Феофилакт просил переписать

 

 

103. Впрочем, согласно акту Лавры от 1015 г., крестьянин имевший часть земли, некогда бывшей общинной, должен был допускать в свои владения соседей для рыбной ловли (Schatzkamm., № 103. 40-41).

 

195

 

 

их «соответственно их достатку» и не облагать налогом «свыше [их] сил» (col. 449.С). Разнообразным было имущественное положение и париков Бакуриани, коюрый упоминает о наиболее нуждающихся из них (р. 42.6—7). Некоторые зажиточные парики, напротив, не довольствуясь держанием у своего господина, ежегодно арендовали землю у других феодалов (Lavra, № 45.10).

 

Таким образом, категории крестьян, определяемые по способу вовлечения в зависимость и по правовому положению, и категории крестьян, устанавливаемые по их имущественному положению, не совпадают друг с другом [104]. Несмотря на наличие среди зависимых крестьян бесхозяйных, основной их контингент составляли крестьяне, ведущие свое самостоятельное хозяйство.

 

Трудно определить достаточно точно степень зависимости от феодала крестьян каждой категории. Причина этого тоже состоит в том, что их правовое положение постепенно сближалось в XI—XII вв.; отличия, обусловленные различием путей вовлечения их в зависимость, все более ослабевали, лишая термины «проскафимен», «дулопарик», «отрок» и даже «раб» их реального содержания. Термин «парик», характеризующий зависимое состояние держателя земли феодала, постепенно вытеснял другие и становился обобщающим. Поэтому мы можем говорить о степени личной зависимости крестьян в XI—XII вв. лишь в целом, не разделяя их в этом отношении на определенные разряды. Но и этот вопрос до сих пор остается одним из наименее ясных в средневековой истории Болгарии.

 

А. Л. Погодин считал, что эта проблема болгарской истории «очень темпа и вряд ли при отсутствии данных когда-либо разъяснится» [105]. Действительно, мы не располагаем официальными юридическими памятниками, которые достаточно определенно говорили бы о несвободном состоянии крестьянства. Лишь внимательное рассмотрение действительного положения крестьян в каждом конкретном случае может дать нам некоторое представление о правах феодала над личностью зависимого от него крестьянина.

 

Еще Ф. И. Успенский писал, что в Византии вплоть до

 

 

104. Ср. В. Мошин. Δουλικὸν ζευγαριον, стр. 123.

 

105. А. Л. Погодин. История Болгарии. СПб., 1910, стр. 63.

 

196

 

 

ее завоевания турками было и свободное население, и зависимое, экономическое и социальное положение которого было различным [106]. Вывод о существовании личной зависимости в Византии XII в. становится господствующим и в современной историографии, даже немарксистской. Зависимые люди XI—XII вв., говорит Ф. Дэльгер, были принадлежностью поместья; хотя господин не мог согнать с земли зевгарата, но и зевгарат не мог с нее уйти без воли господина [107]. В. Мошин считает, что существование бок о бок рабского труда и труда крестьян в имениях господ само по себе предполагает наличие промежуточных форм, в частности серванта — крепостной зависимости [108]. По мнению К. Сеттона, с развитием системы проний и упадком центральной власти различие в положении зависимых в Византии и в Западной Европе сохранялось, скорее, в области права, чем в области социальной [109]. Г. Острогорский пишет, что в X—XI вв. объектом борьбы крупных собственников с государством были не только земли крестьян, но и они сами, а в XI—XIII вв. возникает «личная зависимость» — византийские парики прикрепляются не к держанию, а «к своему сеньору»110. Советские историки полагают, что личная зависимость оформляется в Византии в XI—XII вв., во всяком случае — в конце XII в. [111]. Некоторые болгарские ученые считают возможным говорить о крепостничество в Болгарии даже в X в. [112].

 

 

106. Ф. И. Успенский. Социальная эволюция и феодализация в Византии. «Анналы», № 2, 1922, стр. 107.

 

107. F. Dölger. Zur Textgestaltung, S. 61.

 

108. В. Мошин. Δουλικὸν ζευγάριον, стр. 115, 117.

 

109. Κ. Settоn. On the importance of the land tenure, p. 257.

 

110. G. Ostrоgоrskij. Quelques problèmes..., p. 25—26, 67, 73. Записанные в практике землевладельца, говорит Г. Острогорский («Византийские писцовые книги», стр. 279), были его крепостными париками.

 

111. А. П. Каждан. Формирование феодального поместья..., стр. 111 — 112; его же. Рецензия на книгу Г. Острогорского «Quelques problèmes...», стр. 336—337. Б. Т. Горянов. Византийское крестьянство, стр. 32—33; M. М. Фрейденберг. Развитие феодальных отношений, стр. 121 сл., 133; его же. Экскуссия..., стр. 356 сл.

 

112. А. Бурмов. Феодализмът в средновековна България, стр. 169—170; его же. Зависимото население в България, стр. 258, 260; С. Лишев. Някои данни..., стр. 416; его же. За стоковото производство, стр. 50.

 

197

 

 

В самом дело, возможность взыскания феодальной ренты превращалась в действительность лишь благодаря внеэкономическому принуждению, порождаемому самой системой хозяйства, основанной на феодальной собственности на землю. За поземельной зависимостью с необходимостью следовала личная.

 

И источники XI—XII вв. подтверждают это. Еще в начале XI в. болгарскому архиепископу было предоставлено право в делах церкви и в управлении своими владениями обходиться без вмешательства официальных властей [113], вероятно, даже и осуществлять юрисдикцию, по крайней мере низшую. Соборное определение 1071 г. гласит, что лица, получившие землю от церкви, ответственны по всем вопросам, связанным с этой землей, не перед светским, а перед церковным судом [114].

 

Парическое состояние, по крайней мере для прямых наследников зависимого держателя, стало в XI—XII вв. наследственным: в хрисовулах Никифора Вотаниата (1079 г.) (Lavra, № 31.23-26) и Мануила I (1156 г.) (MND, р. 33) предписывается пополнять число париков, освобожденных от налогов, их детьми и внуками. По мнению К. А. Осиповой, институт ἀριθμός сам по себе был шагом к закрепощению, ибо при этом крестьяне в определенном числе с их хозяйствами и землей записывались за феодалами [115]. Феодалы, безусловно, использовали этот институт в целях закрепощения крестьян, но само введение ἀριθμός государством преследовало, скорее, противоположные цели, а именно — ограничить число освобожденных от налогов зависимых от феодалов людей, и отнюдь не способствовало удержанию в пределах поместья тех зависимых, которые не были непосредственными хозяевами или наследниками стаси. Переход их на земли государства, кажется, был бы реальным следствием введения этого института, не будь у феодалов других, более существенных средств воздействия на своих крестьян.

 

Тем не менее уход из владений феодала был уже в XI в. достаточно сложен. Дело не только в непосильных трудностях,

 

 

113. Й. Иванов. Български старини..., стр. 561.

 

114. Ф. И. Успенский. Мнения и постановления, стр. 10, 19—20.

 

115. К. А. Осипова. Развитие феодальной собственности, стр. 78.

 

198

 

 

с которыми встретилась бы крестьянская семья, вздумай она найти более легкие условия или поднять целину на государственных землях (хотя и это не следует упускать из виду), а и в том, что феодалы, очевидно, уже могли удержать крестьян в своих поместьях. Осуществление или неосуществление права крестьянина уйти зависело, видимо, не от самого наличия этого права, а лишь от силы самого феодала, его аппарата принуждения. Очень интересно в этом отношении сообщение Кекавмена (р. 49.30—33), советующего сыну не удерживать элевтеров, если они хотят уйти. Г. Цанкова-Петкова совершенно верно, на наш взгляд, расценивает это сообщение как доказательство существования тенденции к превращению эловтеров в крепостных [116]. Действительно, права удержать элевтера у феодала не было («это несправедливо», — говорит Кекавмен), но все зависело, вероятно, от самого феодала. Конечно, о помощи силой, а не об увещаниях просил Пселл некое провинциальное должностное лицо, когда парики, принадлежащие дружественной философу семье, задумали уйти из ее владений [117]. Да и возможность обращаться к органам государственной власти за содействием в таком деле говорит сама за себя.

 

Парики рассматриваются не только как принадлежность поместья, но и как самодовлеющая ценность. Такими, например, они выступают в акте возмещения ущерба Лавре от 1104 г. (см. стр.167 сл.). В хрисовуле Мануила I от 1158 г. при перечне владений монастыря, «как бы они ни назывались», парики названы в одном ряду с аутургиями, рынками, ярмарками, реками, озерами и т. п. [118].

 

Все чаще предметом тяжб становились не только и ни столько земли, сколько сами люди — зависимые крестьяне. Церковного владыку Болгарии обвиняли в том, что он похищал людей на пашнях и виноградниках (col. 445.А). Село он выменял у казны «ради парических работ» (col. 424.А), а не ради земли. Его парик Лазарь забросил свое хозяйство на земле господина, однако это не избавило его

 

 

116. Г. Цанкова-Πеткова. Югозападните български земи, стр. 605.

 

117. MB, V, σελ. 381.

 

118. PG, t. 137, col., 936.G; 937.B; 940.B—D, См. G. Ostrogorskij. Quelques problèmes..., p. 68—69.

 

199

 

 

от «ярма парикии» (col. 444.С) [119]. Панкратий Анема присвоил себе без земли восемь париков Лавры (в том числе Недона, Черноту, Hадану — вдову Славоты), переселив их в свои владения, а Лавра на законном основании потребовала вернуть их и получила содействие властей (Lavra, № 57.120—131). Куманы прогнали влахов монастыря с пастбищ, но монастырь не перестал считать этих влахов своими и хлопотал не столько о возврате пастбищ, сколько о возврате влахов. Император дал монастырю новые пастбища не в возмещение потерянных, а для его влахов (Lavra, № 47.31—50).

 

Безусловно, личная зависимость крестьян находилась в этот период в стадии оформления, но она усиливалась от десятилетия к десятилетию, чему содействовало формирование иммунитета феодального поместья. Усиление личной зависимости крестьян несло им увеличение эксплуатации и еще большее бесправие. Недаром даже монахов Лавры охватил ужас перед перспективой оказаться париками частного лица (Lavra, № 39.10—18). Никита Хониат свидетельствует (р. 273—274), что ранее свободные люди, переданные в пронию, были тем самым отданы «в рабство», что прониары беспощадно обирали их, лишая последнего имущества. Иоанн Навпактский говорит о произвольных поборах феодала Константина Дуки но только со своих крестьян, «но и с полей чужих». Он обирал крестьянскую семью и при смерти крестьянина, и при рождении у него ребенка [120]. А, как известно, право main morte на Западе было связано именно с личной зависимостью от феодала.

 

Славянские акты от конца XII — начала XIII в. свидетельствуют уже о настоящей крепостной зависимости. В хрисовуле Стефана Первовенчанного Хиландарю от 1199 г. говорится: «И если кто-нибудь из монастырских людей бежит: или влах — под великого жупана либо под иного кого, да будет возвращен обратно; или если из жупановых

 

 

119. Жалоба Лазаря на Феофилакта в суд не является доказательством его свободы, ибо это право парики имели до конца византийской истории. Официально в правовом отношении несвободными были лишь рабы (G. Ostrogorskij. Quelques problèmes..., p. 43, 72, 74).

 

130. Иоaнн Навпактский (Сб. в честь В. И. Ламанского), стр. 243—244. См. также NP, р. 253.

 

200

 

 

людей переходит [кто-нибудь] в число монастырских людей, да будет возвращен обратно» [121]. Сохранившиеся грамоты Асеня II также говорят о полном иммунитете феодального поместья, что с необходимостью предполагает существование личной зависимости в этом поместье [122]. Необходимый атрибут феодальной собственности и средство ее реализации, личная зависимость порождалась ею и усиливалась вместе с ее развитием.

 

 

121. Actes de Chilandar, ВВ. XIX, 1915, №3.69—72. Т. Тарановский («Историја српског права», I, стр. 62, 74) считает этот акт доказательством закрепощения крестьян Македонии в конце XII в.

 

122. См., например, «Български старини», XI, 1930, стр. 5.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]