Болгария в XX веке. Очерки политической истории
Е.Л. Валева
(отв. ред.)

 

7. НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ ИНТЕРЕСОВ ВЕЛИКИХ ДЕРЖАВ (1939-1941)

(Е.Л. Валева)

 

1. Развитие болгаро-советских отношений в 1939 году  231

2. "В ногу" с Германией  237

3. Обострение противоборства за внешнеполитическую ориентацию Болгарии. Миссия Соболева  241

4. Присоединение к Тройственному пакту  249

 

С середины 30-х годов внешнеполитический курс Болгарии определялся обстановкой приближающейся войны, усиливающимся экономическим и идеологическим проникновением Германии на Балканы и превращением этого региона в объект ожесточенной борьбы между великими державами за установление там преобладающего влияния [1]. Однако несмотря на сильное дипломатическое давление со всех сторон, царь Борис III и болгарское правительство не спешили примкнуть к той или иной группировке и занимали выжидательную позицию, понимая, что в напряженной обстановке предвоенного соперничества цена маленькой Болгарии будет неуклонно повышаться. При этом правящие круги Болгарии ясно сознавали, что геополитическое положение страны и ее экономические связи не позволят ей долго оставаться в стороне от разгорающегося международного конфликта.

 

Еще в годы предвоенного политического кризиса перед царем Борисом, сосредоточившим с 1935 г. в своих руках непосредственное управление государством, встали две по сути противоречащие друг другу задачи: с одной стороны, решение национально-территориальной проблемы, а с другой — удержать страну от участия в надвигающейся кровопролитной схватке. Борис понимал, что именно новая мировая война, которой он так боялся, может ликвидировать статус-кво, являвшийся последствием Нейиского мирного договора 1919 г., несправедливого в глазах почти каждого болгарина. Однако, учитывая то обстоятельство, что все соседние государства были объединены против Болгарии в пакты и союзы именно в целях сохранения статус-кво, София говорила о своих ревизионистских устремлениях очень осторожно, неизменно подчеркивая, что она выступает лишь за мирное их разрешение.

 

15 сентября 1939 г. правительство Георгия Кьосеиванова выступило с декларацией о полном нейтралитете Болгарии в начавшейся мировой войне. Учитывая сложность международной обстановки, непосредственную угрозу со стороны Турции, неподготовленность Болгарии к войне, болгарским дипломатам за границей предписывалось делать акцент на ее миролюбии. Маневрируя между великими державами - Германией, Великобританией, Францией, Италией и Советским Союзом, царь Борис в контактах с их представителями

 

230

 

 

стремился доказать, сколь выгоден для каждой из них нейтралитет Болгарии. Б то же время еще накануне войны начала обозначаться линия болгарского руководства на постепенное сближение с Германией.

 

Причин тому было несколько. Прежде всего, национал-социалистская Германия была носителем тех тенденций в европейской политике, от реализации которых Болгария объективно могла ожидать выполнения своих ревизионистских требований - возвращения Южной Добруджи Румынией, получения выхода к Эгейскому морю от Греции, а также присоединения Вардарской Македонии. Помимо общего стремления к пересмотру Версальской системы, будущему политическому сближению Болгарии с Германией способствовала тесная связь болгарской экономики с германской и зависимость вооружения болгарской армии от германских поставок. Тем не менее осторожный царь Борис пытался избежать рискованного одностороннего выбора. Пытаясь сориентироваться в сложном лабиринте международных отношений, решение своих территориальных проблем Болгария стремилась искать в договоренности с несколькими великими державами.

 

Большие надежды в этом плане болгарский монарх возлагал на включенный 23 августа 1939 г. советско-германский пакт о ненападении, открывавший путь к ревизии Парижских мирных договоров 1919 г. военным путем. В заключении этого пакта болгарское правительство увидело весьма благоприятное для себя решение, предоставлявшее возможность сближения и сотрудничества с обеими странами, от которых, по его мнению, теперь зависело разрешение территориальных проблем Болгарии. В то же время одним из последствий пакта было дальнейшее ослабление британского и французского влияния на внешнюю политику Болгарии.

 

 

1. Развитие болгаро-советских отношений в 1939 году

 

Советско-германский пакт по разным причинам был встречен одобрительно как широкими народными массами, так и прогермански настроенным правительством Г. Кьосеиванова [2]. Последний выразил удовлетворение этим событием перед германским посланником в Софии:

 

«Заключение германо-советского пакта убедило также прежних противников "шагания в ногу" Болгарии с Германией в правильности политики болгарского правительства. Вся страна восприняла пакт с радостью и большим облегчением» [3].

 

Немецкие наблюдатели сообщали в донесениях из Софии, что советско-германский договор был воспринят болгарским населением восторженно, многие отмечали это событие как праздник, как успех Болгарии [4].

 

231

 

 

Посланник Болгарии и СССР Н. Антонов 4 сентября в беседе с заместителем наркома иностранных дел В.Г. Деканозовым выразил уверенность, что после заключения пакта "советско-болгарские отношения еще более улучшатся, ибо если раньше было некоторое недоверие между народами Болгарии и СССР, то теперь его уже быть не может" [5].

 

Действительно, с лета 1939 г. параллельно с усилением прогерманской ориентации Болгарии наблюдается заметное улучшение ее отношений с СССР. Продолжительный застой, наступивший практически сразу после восстановления дипломатических отношений между Болгарией и СССР в 1934 г., не был случайным. Он объяснялся слабым интересом, который Советский Союз проявлял к Балканам вообще и к Болгарии в частности, а также общим антиревизионистским направлением советской внешней политики. Москва полагала, что дружба с Турцией обеспечивает ей привилегированное положение в Черном море и Проливах. Между тем политическая ситуация в Европе развивалась таким образом, что советскому руководству пришлось пересмотреть свои внешнеполитические приоритеты. Еще на конференции 1936 г. в Монтрё оно осознало, что уже не может рассчитывать на турецкую гарантию в отношении Дарданелл, поскольку после итало-абиссинской войны Турция стала открыто ориентироваться на Великобританию. Это не могло понравиться советскому правительству, так как ему было ясно, что возможный англо-турецкий союз неблагоприятно отразится на равновесии сил на Ближнем Востоке и автоматически выдвинет на передний план вопрос о Черноморских проливах.

 

Посещение Софии в конце апреля 1939 г. заместителем наркома иностранных дел В.П. Потёмкиным свидетельствовало о том, что в связи с новым соотношением сил в Средиземноморском бассейне Кремль начал проявлять повышенный интерес к Болгарии, которая в силу своего географического положения и исторических связей с Россией могла бы сыграть значительную роль в балканской политике Советского Союза, Основные цели этой политики были четко изложены в телеграмме наркома иностранных дел В.М. Молотова, направленной Потёмкину в Анкару, куда тот прибыл в начале мая в ходе своей балканской миссии:

 

"Имейте в виду, что в истории Стамбул брался всегда с суши, со стороны Болгарии. Чтобы ликвидировать этот недостаток, нужно добиваться того, чтобы Болгария включилась в общий фронт миролюбивых стран против германской агрессии. Отсюда необходимость переуступки болгарам Южной Добруджи" [6].

 

Таким образом, в деле обеспечения безопасности СССР со стороны Черного моря и Проливов главный упор делался на налаживание сотрудничества как с Турцией, так и с Болгарией, причем привлечь на свою сторону Софию предполагалось путем уступки ей Южной Добруджи, захваченной Румынией после 2-й Балканской войны [7].

 

232

 

 

Ярким проявлением перемены в отношении СССР к Болгарии стал прием группы депутатов болгарского парламента в Москве в августе 1939 г. Болгарская делегация, официально прибывшая для посещения Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, была повсюду встречена подчеркнуто радушно. Она имела встречи и контакты с видными советскими государственными деятелями, а 9 августа была принята в Кремле В.М. Молотовым. Центральным вопросом на встрече стала внешнеполитическая ориентация Болгарии, как на текущий момент, так и в будущем. На дважды заданный Молотовым вопрос, не взяла ли Болгария на себя каких-либо внешнеполитических обязательств, председатель комиссии по иностранным делам Народного собрания Г. Говедаров дал категоричный ответ:

 

"Болгария внешнеполитически ни с кем не связана и строго следует линии лояльного, эффективного и исчерпывающего нейтралитета. В Берлине шеф болгарского правительства г-н Кьосеиванов [8] не принял никаких обязательств, ни военных, ни политических" [9].

 

Будучи не вполне удовлетворен этим ответом, присутствовавший на встрече В.Г. Деканозов попросил Говедарова пояснить: Что означает в сущности ваш строгий, лояльный и эффективный нейтралитет?" [10] Говедарову не удалось скрыть того факта, что болгарский нейтралитет находится в экономической зависимости от Германии. Это не ускользнуло от внимания Деканозова, который довольно жестко заметил, что события заставят Болгарию определиться.

 

На встрече был поднят и больной для Болгарии вопрос о ревизии Нейиского мирного договора. Молотов категорично высказался 1:1 возвращение Болгарии Южной Добруджи, а также, хотя и в более сдержанной форме, за обоснованность требования выхода Болгарии к Эгейскому морю. Подчеркнув, что Советский Союз желает, чтобы на Балканах существовала сильная Болгария и что он готов оказать ей всяческое содействие. Молотов в то же время предупредил, что

 

"если кто-то в Софии думает открыть дорогу на Стамбул немцам и итальянцам, то пусть знает, что натолкнется на решительное противодействие Советского Союза" [11].

 

С этой оговоркой Молотов пообещал содействие Болгарии как в экономической, так и в политической областях и сказал, что необходимо заключить торговое соглашение.

 

Подводя итоги визита делегации Народного собрания, болгарский посланник в Москве Н. Антонов в пространном донесении в МИД справедливо отмечал, что международная ситуация складывается так, что Советский Союз заинтересован теперь в заключении с оглашения с Болгарией. Оно необходимо ему прежде всего, чтобы помешать сотрудничеству Болгарии с Германией и Италией в зоне, имеющей жизненно важное значение для СССР. Поэтому посещение болгарской делегации не останется без результатов, первым из которых будет заключение торгового договора, который Москва

 

233

 

 

подпишет "по чисто политическим, а совсем не по экономическим соображениям".

 

Но что еще важнее - так это стремление Москвы сделать Болгарию своим союзником, добиться гарантии, что Болгария ни в коем случае не окажется в стане врагов СССР. Если авансы Москвы будут отвергнуты, предупреждал Антонов, то может возникнуть острая реакция, которая даст "свободный ход всем турецким и румынским интригам против Болгарии". Чтобы предотвратить эту опасность, Антонов советовал "не поддерживая официально союзнический темп ... поддерживать разговоры... И поскольку речь идет о чисто моральной гарантии, не могли ли бы мы заключить эвентуально пакт о вечной дружбе, какой мы уже имеем с Югославией и Турцией и который, полностью успокоив Советский Союз, ни к чему конкретному нас не обяжет?" [12].

 

Дальнейшее развитие событий подтвердило новый курс советской политики на Балканах. Пакт о ненападении с Германией, а затем в еще большей мере советско-германский договор о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г. лишили смысла важный советский внешнеполитический постулат - борьбу "против фашизма" и "против агрессора". Одновременно не мог не исчезнуть и антиревизионизм советской политики. СССР не только принял принцип ревизии, но и приступил совместно с Германией к его реализации. Особое значение Сталин придавал пересмотру системы управления Черноморскими проливами, чтобы преградить доступ туда иностранным судам. Болгария, представлявшая собой сухопутный мост к Проливам, эвентуально становилась одним из центральных звеньев советской системы безопасности.

 

Осенью 1939 г. советское правительство впервые выразило желание придать отношениям между двумя странами солидную договорную базу. В сентябре царь Борис, обеспокоенный сообщениями о предстоящих действиях англо-французского блока на Балканах и против Болгарии, решил прозондировать вопрос о возможной помощи со стороны Советского Союза. 19 сентября Антонов встретился с Деканозовым, а на следующий день - с Молотовым. Нарком высказался в том смысле, что советское правительство может оказать воздействие на Турцию, но оно желает знать точно, чего именно хочет Болгария, хочет ли она помощи от СССР и в какой форме. Когда же Антонов ответил весьма неопределенно. Молотов предложил заключить договор о взаимной помощи [13]. Антонов обещал запросить свое правительство и дать ответ.

 

Однако подобное развитие событий никак не входило в планы болгарских властей [14]. Отказываясь заключить с Москвой пакт о взаимной помощи, София надеялась в то же время на успех проходивших в октябре 1939 г. советско-турецких переговоров, которые уменьшили бы угрозу балканской операции западных держав и, соответственно, ввязывания Болгарии в балканский конфликт. Когда

 

234

 

 

же турецкий министр иностранных дел III. Сараджоглу 17 октября отбыл из Москвы с пустыми руками, а 19 октября Турция подписала пакт о взаимной помощи с Британией и Францией, царь Борис выразил мнение (а скорее - опасение), что «теперь для русских Болгария "возрастет в цене"» [15]. Он боялся, что

 

"русские в их стремлении к Дарданеллам могут уготовить Болгарии такую же роль, как Эстонии относительно портов на Балтийском море" [16].

 

В конце ноября 1939 г. в Москву был направлен начальник военно-воздушных сил Болгарии полковник В. Бойдев для ведения переговоров о заключении соглашения об установлении регулярного воздушного сообщения между Москвой и Софией и о закупке Болгарией советских самолетов. Однако в Москве заговорили не только об этом, но и о возможности создания в Болгарии советской воздушной базы и даже о праве прохода советских войск через болгарскую территорию в случае возможного конфликта с Турцией [17]. На это царь Борис, опасавшийся повторения в Болгарии "прибалтийского варианта", пойти не мог. Своими тревогами он поделился 4 декабря с посланником Германии в Софии Г. Рихтхофеном:

 

"...что делать Болгарии, если Россия вновь вернется к вопросу о пакте о взаимной помощи и чего доброго потребует предоставления воздушных и морских баз в Болгарии против Турции? Что думают об этом в Берлине? Останется ли Германия безучастной в случае возможных действий русских на Балканах?" [18]

 

Царь открыто поставил вопрос, как оценивает германское правительство положение Болгарии, чтобы он в соответствии с этим определил и свою политику [19]. На это госсекретарь Германии Э. Вайцзеккер 15 декабря направил Рихтнофену указание сообщить царю Борису, что Германия не дает категоричного совета отказаться от советского предложения о пакте, однако дипломатическим языком в телеграмме было сформулировано негативное отношение к вопросу заключения болгаро-советского пакта [20].

 

Тем временем полковник Бойдев вернулся из Москвы, так и не подписав соглашения об установлении регулярного воздушного сообщения между СССР и Болгарией. Оно было подписано в Софии лишь месяц спустя после его визита.

 

Представляет интерес относящееся к этому времени донесение Антонова в болгарский МИД о посещении им Деканозова 13 декабря 1939 г.:

 

"Весьма неохотно, но все же в позитивном плане Деканозов заявил мне, что они входят в наше положение и, хотя желали бы большего, принимают позицию Болгарии как основу для болгаро-советского сотрудничества в надежде, что события, которые развиваются с ошеломляющей быстротой, сделают завтра возможным то, что сегодня для нас невозможно" [21].

 

В последние дни декабря начались и переговоры о торговом договоре и клиринговом соглашении между двумя странами. 5 января 1940 г. договор о торговле

 

235

 

 

и мореплавании и соглашение о товарообороте и платежах между Советским Союзом и Болгарией были подписаны. Это стало успехом как для болгар, так и для СССР. Советский Союз, международный престиж которого оказался в этот период подорванным ввиду войны с Финляндией, получил возможность продемонстрировать мирную и конструктивную политику. Но главное, советское правительство надеялось с помощью этих договоров прочнее привязать к себе Болгарию. Как писал еще в октябре 1939 г. временный поверенный в делах СССР в Софии Н.И. Прасолов:

 

"... если мы свяжем Болгарию экономическими узами, то несомненно мы сможем оказывать влияние и на ее политическую жизнь" [22].

 

Для экономики Болгарии, испытывавшей огромные трудности и имевшей в качестве торгового партнера практически одну Германию, торговый договор с СССР, к тому же на крайне выгодных для нее условиях, имел колоссальное значение.

 

Параллельно с экономическими связями в этот период развивались и контакты в области культуры, точнее, расширялось культурное влияние СССР в Болгарии. После заключения германо-советского пакта болгарское правительство вынуждено было примириться с усилением советской пропаганды в Болгарии путем распространения научной и художественной литературы, газет и журналов. В Софии и Варне были открыты магазины по продаже советской книги. В кинотеатрах с огромным успехом демонстрировались советские фильмы. Шире развернули свою работу общества болгаро-советской дружбы. Все это способствовало росту среди болгарской общественности симпатий к СССР [23]. Исключительно благоприятные условия сложились и для усиления позиций и активизации деятельности Болгарской рабочей партии (БРП), которая стала широко использовать различные легальные формы проявления. Власти были вынуждены закрывать глаза на многие действия коммунистов, хотя и прекрасно понимали, что за ними стояли Москва.

 

Новый болгарский посланник в Москве Т. Христов (Антонов был отозван из-за чрезмерного, с точки зрения болгарского правительства, русофильства) сообщил в апреле 1940 г. также новому министру иностранных дел И. Попову (с февраля 1940 г.), что и в Советском Союзе "интерес к Болгарии постоянен и настроение по отношению к нам остается благоприятным". Ставя вопрос, следует ли работать в направлении расширения и углубления отношений с СССР, Христов высказывал при этом и собственное мнение:

 

"Полагаю, что в интересах нашей страны будет сохранять нынешнюю базу болгаро-советских отношений и избегать и впредь какого-либо договора, политически связывающего нас с Союзом Советских Социалистических Республик. Такое поведение диктуется нам как нестабильным положением в Европе, так и невыясненными еще тенденциями советской внешней политики" [24].

 

236

 

 

Таким образом, в конце 1939 - начале 1940 г. Болгария придерживалась линии на сдержанное и дозированное улучшение отношений с СССР, но без перехода критической черты - заключения политических договорных обязательств в виде пакта о взаимной помощи.

 

 

2. "В ногу" с Германией

 

В отношениях с Германией Болгария и после начала войны продолжала "шагать в ногу" и согласовывать с ней свои важные внешнеполитические действия. В этот период (до весны 1940 г.) Германия еще не проявляла той чрезвычайной политической активности на Балканах, которую она развернула немного позже, и ее пока вполне устраивал прогерманский нейтралитет Болгарии и теснейшие экономические связи между двумя странами. К 1939 г. Германия заняла исключительное место в болгарской внешней торговле. Она не только закупала большую часть продуктов болгарского земледелия, но и очень глубоко проникла в экономику страны [25]. Всесторонняя зависимость болгарского производства и рынка от Германии была результатом не только экономической экспансии рейха, но и пассивности хозяйственной политики других крупных индустриальных стран (в том числе и СССР - до начала 1940 г.).

 

Об этом говорил еще в июле 1939 г. Антонов Потемкину:

 

"Болгарскому правительству нельзя не считаться с Германией. Достаточно напомнить, что 80% болгарского экспорта идет в Германию. Конечно, экономическая зависимость Болгарии от одной страны представляется для болгарского правительства стеснительной и нежелательной. Однако вместе с тем она является прискорбной необходимостью, ибо ни Англия, ни Франция, ни Советский Союз не проявляют никакого желания экономически поддерживать Болгарию - хотя бы путем закупки более или менее значительной части ее продукции, предназначенной для экспорта" [26].

 

В итоге Болгария действительно оказалась в трудном положении. Как писал в октябре 1939 г. Прасолов Молотову, Болгария, "по выражению Кьосеиванова не имеет своих родителей, она почти круглая сирота, которую каждый старается обидеть" [27]. Болгарский премьер-министр, конечно, намеренно сгущал краски, стремясь привлечь внимание великих держав к нуждам Болгарии.

 

Однако в конце 1939 г. Великобритания, Франция, Италия, балканские страны начали проявлять дипломатическую активность в отношении Болгарии. Основной причиной было опасение роста влияния СССР на политику и экономику Болгарии. По словам Антонова, посетившего в ноябре 1939 г. советского полпреда А.И. Лаврентьева,

 

"Болгария никогда не пользовалась таким вниманием со стороны всех стран, каким она пользуется сейчас. Все эти обстоятельства

 

237

 

 

затрудняют положение болгарского правительства в части укрепления политических связей между Советским Союзом и Болгарией" [28].

 

В ноябре 1939 г. Болгарию посещали различные делегации под флагом развития культурных связей. Председатель британского совета культуры лорд Ллойд посетил царя Бориса с целью склонить Болгарию войти в "Балканский нейтральный блок", сблизить Болгарию с Турцией и подчинить Англии экономику Болгарии путем покупки предназначенных для продажи в Германию товаров. В результате миссии Ллойда Болгария увеличила экспорт сельскохозяйственных продуктов в Великобританию. Итальянский министр национального образования Ботай прибыл в Софию для заключения культурной конвенции с Болгарией. Специальная делегация Германии вручила царю Борису почетный диплом доктора технических наук, однако действительная цель поездки была скорее всего иной [29].

 

С сентября по декабрь 1939 г. в европейских и балканских столицах Болгария часто упоминается в связи с так называемым "Балканским нейтральным блоком", который должен был включить Румынию, Турцию, Грецию, Югославию. Болгарию, Венгрию и Италию [30]. Идея этого блока, который должен был объединить все балканские страны в целях "совместной защиты нейтралитета от нападения с севера", исходила прежде всего от Англии и была оформлена в нескольких вариантах. Однако в основе всех предложений по созданию нейтрального блока лежало стремление к сохранению существующих на тот момент границ на Балканах и британского влияния там. Но именно на это и не могла пойти Болгария, желавшая ревизии Нейиского договора.

 

В то же время против попытки создания блока выступили Германия, а также Советский Союз, имевший совсем другие планы сохранения нейтралитета Болгарии. Цели германской и советской политики на Балканах совпадали, когда речь шла об устранении влияния там Великобритании и Франции. При этом Германия стремилась не допустить расширения советского влияния в этом регионе, а СССР, соответственно, пытался противостоять усилению влияния Германии. Нежелание Болгарии осложнять отношения с Германией и СССР, а также ее стремление оставить за собой определенную свободу лавирования между соперничавшими великими державами тоже нельзя сбрасывать со счетов при анализе причин, по которым болгарское правительство отказалось присоединиться к "блоку нейтралов". В итоге под натиском действовавших с разных сторон факторов идея создания "Балканского блока нейтралов" потерпела полный провал. Надежде Англии, Франции и все больше поддерживавших их США остановить германское экономическое и политическое проникновение в Юго-Восточную Европу и подготовить Балканы к отпору против возможной германской агрессии и против советского влияния не суждено было сбыться.

 

238

 

 

Западные демократии все больше теряли свои позиции на Балканах. Политика Великобритании, Франции и США в отношении Болгарии после начала войны не могла объективно рассчитывать на успех, поскольку она была направлена на сохранение статус-кво на Балканах и противоречила болгарским ревизионистским планам. Одновременно и в самой Болгарии эта политика не имела возможности опереться на хорошо организованную общественную силу. Существовавшая внутри страны антигерманская либеральная оппозиция, симпатизировавшая англо-французскому блоку, проводила неопределенную, непоследовательную и нерешительную внешнеполитическую линию. Коммунисты, в свою очередь, настаивали на внешнеполитической ориентации на СССР.

 

В обстановке международной нестабильности и неопределенности, а также острой политической борьбы внутри страны Борис III решил окончательно монополизировать решение вопросов внешней политики. С этой целью он распустил ненадежный, с его точки зрения, парламент - рассадник различных политических настроений, а также избавился от премьер-министра Кьосеиванова, который стал вызывать недоверие царя своими амбициями проводить самостоятельную политику. Состоявшиеся в декабре 1939 - январе 1940 г. выборы в Народное собрание XXV созыва принесли впечатляющую победу правительству, сумевшему ловко разыграть националистическую карту для закрепления своих позиций. Благодаря своему гомогенному составу (140 мандатов у правительства и всего 20 у оппозиции) новый парламент не создавал никаких препятствий политике царя и назначенного 15 февраля 1940 г. кабинета Богдана Филова, при котором решение всех, даже мельчайших вопросов управления целиком перешло в руки монарха [31].

 

Персональные изменения в правительстве, где и премьер, и большинство министров отличались прогерманскими взглядами, усиление прогерманского крыла в Народном собрании, дальнейшее расширение торговли с Германией, рост германских поставок болгарской армии — всё это в условиях разгорающейся войны увеличивало прогерманский заряд болгарского нейтралитета.

 

Первым видимым успехом внешней политики Болгарии стало решение добруджанской проблемы. Посчитав, что начавшаяся война открывает возможность удовлетворить территориальные претензии страны, болгарская дипломатия в апреле 1940 г. начала подготовительную кампанию за возвращение Южной Добруджи. Кампания была встречена великими державами благосклонно. Не только СССР, для которого налаживание отношений с Болгарией превращалось в одну из приоритетных внешнеполитических задач, но и Германия, Англия, Италия и даже США проявили заинтересованность в приписывании себе заслуги возможного мирного разрешения болгаро-румынского спора.

 

239

 

 

Царь Борис, беседуя с новым советским полпредом А.А. Лаврищевым в июле 1940 г. о современном положении Болгарии, говорил, что

 

"она окружена со всех сторон представителями различных крупных государств, которые постоянно стоят с микроскопами и рассматривают Болгарию. Они рассматривают через своп микроскопы каждый внутренний поступок, каждый шаг того или другого министра, каждое сообщение в печати и анализируют все эти факты по-своему" [32].

 

Такое исключительное внимание к Болгарии затрудняет деятельность руководства государством как во внутренней жизни, так и во внешней политике, жаловался Борис. На самом деле болгарское правительство само привлекало внимание к своим внешнеполитическим проблемам, стремясь решать их с помощью великих держав, играя на их противоречиях, порой даже прибегая к шантажу.

 

Британский посланник в Софии Дж. Ренделл спустя несколько дней также заявил министру иностранных дел Болгарии И. Попову о признании Англией болгарских прав на Добруджу. Как записал в дневнике Лаврищев, посетивший в эти дни Ренделла,

 

англичанин весьма "сожалел о том, что Великобритания, которая была связана с антиревизионистскими настроениями Франции, не могла раньше сделать лиги заявления".

"Болгарии бесспорно получит Добруджу, - говорил Ренделл, - только вопрос, от кого она ее получит".

 

Он досадовал, что Англия не опередили в этом деле Германию и не возвратила Добруджу Болгарии еще два года назад" [33].

 

Американский посланник в Софии Д. Эрл также встречался с Поповым и после этой встречи докладывал 27 нюня в Вашингтон:

 

"Теперь, когда румынский территориальный вопрос поднят Россией снова, болгарские претензии по поводу Добруджи будут рассмотрены, поскольку они столь справедливы, что даже и дьявольский суд не мог бы их отвергнуть" [34].

 

Инициативу по удовлетворению болгарских территориальных претензий у всех перехватила Германия. Надо сказать, что к этому ее подталкивало и само болгарское правительство. Еще в июне 1940 г. царь Борис предупредил германского посланника Г. Рихтхофена, что после занятия Бессарабии Советским Союзом в Болгарии непременно начнутся массовые выступления за возвращение Добруджи. Напомнив ему об активности болгарских коммунистов, монарх заметил, что положение станет невыносимым, если Болгария не получит хотя бы обещание со стороны Германии. Это может породить опасность "насильственного переворота, который в будущем приведет к установлению тесных связей с Москвой" [35]. Тогда уже новый режим в Болгарии получит Южную Добруджу от Советского Союза. Царь же ясно давал понять, что предпочитает получить ее из рук Германии. Таким образом, дрейф Болгарии в сторону Германии усиливался все больше.

 

15 июля Гитлер в письме румынскому королю посоветовал ему "договориться одновременно как с Болгарией, так и с Венгрией на

 

240

 

 

разумной основе" [36]. В условиях военной мощи Германии летом 1940 г. и безнадежного положения Румынии, часть которой была занята СССР, предложение Гитлера румынскому руководству урегулировать добруджанский вопрос было равносильно приказу. 27 июля Гитлер и Риббентроп приняли в Зальцбурге Филова и Попова и сообщили, что Германия настояло на том, чтобы румыны мирно договорились с соседями [37]. В конце встречи И. Попов, ссылаясь на выступление Гитлера в рейхстаге, в котором речь о разграничении сфер влияния с СССР открыто спросил, "находится ли Болгария в русской сфере интересов". Фюрер это отрицал и пояснил, что разграничение интересов с Россией касается только Прибалтики и Бессарабии. Болгары, как отмечалось в немецкой записи встречи, "остались крайне довольны этим разъяснением" [38].

 

Начавшиеся в середине августа румыно-болгарские переговоры завершились 7 сентября 1940 г. подписанием договора в Крайове, по которому Южная Добруджа в границах 1913 г., включая Балчик и Силистру, возвращалась Болгарии. Ликованию болгарского народа не было предела. На специально созванной 20—23 сентября 1940 г. сессии Народного собрания Филов заявил, что разрешением добруджанского вопроса Болгария обязана "дружескому посредничеству прежде всего Германии и Италии" [39]. Тем самым Филов обошел молчанием позицию советской дипломатии, неоднократно заявлявшей о справедливости болгарских требований возвращения Добруджи. Это не прошло незамеченным в Москве. Когда новый болгарский посланник в СССР И. Стаменов [40] на приеме у Молотова выразил советскому правительству благодарность своего правительства за моральную поддержку Болгарии в деле с Южной Добруджей, Молотов заметил, что читал речь Филова, принесшего благодарность лишь Германии и Италии. Стаменов был вынужден оправдываться, что Филов это сделал только потому, что Германия проявила инициативу в этом вопросе, но что Болгария никаких обязательств перед Германией не взяла и что она и впредь будет проводить ту политику, которой придерживалась последние 20 лет [41].

 

 

3. Обострение противоборства за внешнеполитическую ориентацию Болгарии. Миссия Соболева

 

С наступлением осени 1940 г. облака над Балканским полуостровом сгущаются: начинается быстрая эскалация противоречий между Германием и СССР, которые становятся к этому времени главными международными факторами в регионе.

 

В дипломатической и политической борьбе Германии за внешнеполитическую ориентацию балканских стран важнейшим оружием стал заключенным 21 сентября 1940 г. Тройственный пакт. Сразу же после подписания пакта Гитлер начал активно добиваться

 

241

 

 

присоединения к нему ряда государств. 16 октября предложение подписать пакт было сделано и Болгарии, причем в ультимативной форме [42].

 

По-прежнему надеясь, что удовлетворение территориальных притязаний Болгарии может произойти без утери ею нейтралитета, Борис III пишет 22 октября личное письмо Гитлеру, в котором высказывает мнение, что в настоящий момент присоединение Болгарии к пакту было бы преждевременным и опасным, поскольку существует угроза нападения со стороны Турции и Греции, а Болгария совершенно не подготовлена в военном отношении. Царь предлагал фюреру еще раз обсудить,

 

"безусловно ли необходимо изменение проводившейся до сих пор недвусмысленной и хладнокровной политики Болгарии, которая по сей день держит под угрозой наших и Ваших врагов. Это имело бы последствием немедленное расходование наших скромных сил, не говоря о том, что полная мобилизация привела бы к застою в хозяйственной жизни и производстве страны" [43].

 

Этим письмом монарх начал свою ловкую тактику лавирования и затягивания дела, которая продолжалась вплоть до марта 1941 г.

 

Гитлер демонстративно отказался принять доставившего письмо царского советника Б. Морфова, и оно было вручено госсекретарю Э. Вайцзеккеру. Спустя несколько дней тот заявил болгарскому посланнику в Берлине П. Драганову, что Риббентроп настаивает на присоединении Болгарии к пакту и дает болгарскому правительству на размышление еще несколько дней [44]. Драганов в разговоре с госсекретарем подчеркнул, что царь, как и прежде, придерживается "последовательной прогерманской политики, хотя на нее и наброшена мантия нейтралитета" [45]. В письме якобы вовсе не идет речь об отказе присоединиться к пакту, но содержится предложение направить в Германию для обсуждения этих вопросов болгарских премьер-министра и министра иностранных дел.

 

Гитлер был тем более раздосадован поведением Бориса III, что надеялся получить его согласие на вступление Болгарии в Тройственный пакт еще до предстоящего 12-13 ноября 1940 г. визита в Берлин советского наркома иностранных дел В.М. Молотова. Как известно, основное внимание на этой встрече было обращено на Юго-Восточную Европу и, в частности, на Болгарию, имевшую стратегическое значение в связи с проблемой Черноморских проливов. Перед СССР стояла задача и помешать вторжению войск вермахта в бассейн Черного моря, и не позволить Турции действовать в интересах Великобритании, которой Сталин опасался не меньше, чем Германии.

 

Директивы, которые Молотов получил от Сталина накануне поездки, и телеграммы, которыми они обменивались во время пребывания наркома в Берлине, свидетельствуют, что размещение советских войск в Болгарии становилось основным вопросом безопасности Советского Союза в районе Черноморских проливов. В одном из

 

242

 

 

пунктов директив прямо подчеркивалось:

 

"Болгария - главный вопрос переговоров, должна быть, по договоренности с Германией и Италией, отнесена к сфере интересов СССР на той основе гарантий Болгарии со стороны СССР, как это сделано Германией и Италией в отношении Румынии, с вводом советских войск в Болгарию" [46].

 

Еще более откровенно геополитические интересы СССР раскрыты в телеграмме Сталина Молотову от 13 ноября, где подчеркивалось, что

 

"безопасность черноморских районов СССР нельзя считать обеспеченной без урегулирования вопроса о Проливах. Поэтому заинтересованность СССР в Черном море есть вопрос обороны берегов СССР и обеспечения его безопасности. С этим органически связан вопрос о гарантировании Болгарии со стороны СССР, ибо обеспечение спокойствия в районе Проливов невозможно без договоренности с Болгарией о пропуске советских войск для защиты входов в Черное море" [47].

 

В другой телеграмме, направленной Молотову в тот же день, Сталин уточнял, что мирное разрешение вопроса о Проливах

 

"не будет реальным без нашей гарантии Болгарии [и] пропуска наших войск в Болгарию как средства давления на Турцию" [48].

 

В ответной телеграмме Молотов писал:

 

"Вашу телеграмму с разъяснениями о Черном море получил. Сейчас иду на завтрак и на беседу с Гитлером. Нажму на Черное море, Проливы и Болгарию" [49].

 

В ходе переговоров Молотов неоднократно поднимал вопрос о советских гарантиях Болгарии и заверял, что СССР ни в коем случае не хочет вмешиваться во внутренние дела страны. Когда же Молотов поставил перед фюрером вопрос, какую позицию займет Германия в случае предоставления Болгарии советской гарантии, подобной той, что Германия и Италия предоставили Румынии, Гитлер в свою очередь поинтересовался, просила ли Болгария Москву о таких гарантиях, как Румыния просила об этом Германию. Молотов ответил уклончиво, дав понять, что он не требует от фюрера окончательного ответа, а только просит высказать свое предварительное мнение. Гитлер же возразил на это, что он не может высказать свою позицию, не обсудив ее предварительно с Муссолини [50].

 

В последний день переговоров, 13 ноября, Риббентроп сделал предложение Советскому Союзу присоединиться к Тройственному пакту, обрисовав перспективы сотрудничества СССР с державами "оси". Молотов ответил уклончиво, однако спустя две недели, 25 ноября 1940 г., германскому послу в Москве Ф. Шуленбургу было сообщено, что СССР готов на определенных условиях положительно рассмотреть вопрос о присоединении к Тройственному пакту. Молотов передал Шуленбургу Приложение, в котором излагались эти условия, среди которых было следующее:

 

"Если в ближайшие месяцы будет обеспечена безопасность СССР в Проливах путем заключения пакта взаимопомощи между СССР и Болгарией, находящейся по своему географическому положению в сфере безопасности черноморских границ СССР, и организации военной и военно-морской базы СССР в районе Босфора и Дарданелл на началах долгосрочной аренды" [51].

 

243

 

 

В Приложении предлагалось также составить пять секретных протоколов. Один из них касался признания того, что Болгария находится в сфере безопасности СССР, в связи с чем считается необходимым заключение советско-болгарского пакта о взаимопомощи. Ответа на эти предложения с германской стороны не последовало, поскольку Гитлер скорее всего на ноябрьской встрече в Берлине имел в виду чисто дезинформационные цели. Для него важно было прикрыть свои намерения, чтобы избежать советского противодействия готовящейся операции вермахта на Балканах.

 

Германская дипломатия усиливает свой натиск на Болгарию поздней осенью 1940 г. в связи с необходимостью оказания помощи вермахта своему союзнику — Италии - в ходе итало-греческой воины. В директиве Главного штаба германских вооруженных сил предусматривается оккупация Северной Греции немецкими войсками и их прохождение в случае необходимости через территорию Болгарии, После безрезультатной беседы Риббентропа с Драгановым 14 ноября германское министерство иностранных дел срочно вызывает царя Бориса на встречу с Гитлером.

 

17 ноября 1940 г. Борис III и министр иностранных дел Попов прибыли в резиденцию фюрера в Берхтесгаден с твердым намерением не подписывать Тройственный пакт, главным образом из-за страха перед СССР [52]. Царь напрямик спросил Гитлера, зондировался ли вопрос о присоединении его страны к Тройственному пакту во время недавней встречи с Молотовым. Гитлер избежал прямого ответа, но сказал, что "большевики зондировали наше мнение о возможном создании военных баз в Болгарии", и подчеркнул, что Германия поддержит болгарскую сторону в вопросе об отказе от создания советских баз лишь в том случае, если Болгария войдет в Тройственный пакт.

 

"Шантаж был очевиден, - рассказывал впоследствии Борис Н. Мушанову, видному болгарскому политику, лидеру Демократической партии. - Надо было вырваться из клещей, в которые меня зажал Гитлер, согласившись в принципе на присоединение к пакту, но оставив открытым вопрос о дате присоединения" [53].

 

Хотя и на этом этапе попытки Германии включить Болгарию в свою коалицию потерпели неудачу, встреча показала всевозрастающее сближение Софии с Берлином. Бесплодная для советской дипломатии берлинская встреча и переговоры царя Бориса с Гитлером свидетельствовали о том, что Сталин стремительно проигрывал битву за Болгарию. 18 ноября 1940 г. болгарский посланник в Москве имел беседу с Молотовым, который в разговоре прибегал попеременно к угрозам и обещаниям. Во время ноябрьской встречи в Берлине, заявил Молотов, на его вопросы о Болгарии ему постоянно отвечали, что надо выяснить позицию Италии по "болгарским вопросам". Что это значит? Существует ли договор или итальянские гарантии Болгарии?

 

244

 

 

"Если Болгария нуждается сейчас в какой-либо гарантии, то такую гарантию ей дал бы сейчас СССР. При этом нынешний внутренний режим и государственный строй Болгарии, - подчеркнул Молотов, - должен остаться таким, как он есть и как этого хочет сама Болгария" [54].

 

Далее Молотов спросил, вступит ли Болгария в Тройственный пакт, как это сделали Венгрия, Румыния и Словакия. Россия, прибавил Молотов, не потерпит, чтобы Болгария превратилась, подобно Румынии, в марионеточное, "легионерское" государство. Одновременно Молотов действовал "и пряником", говоря о поддержке Советским Союзом болгарских территориальных претензий к Греции и Югославии. В конце разговора Молотов напомнил Стаменову о советском предложении заключить с Болгарией пакт о взаимопомощи, которое было сделано в сентябре 1939 г., и тогдашний ответ Кьосеиванова, что если возникнет необходимость, то болгары попросят советских гарантий. После того как Молотов вышел, телеграфировал в Софию Стаменов, присутствовавший на встрече Деканозов "сказал мне более ясно, что может быть теперь наступил момент, о котором говорил Кьосеиванов" [55].

 

Монарх и Филов без колебаний отвергли новое советское предложение, о котором говорилось в телеграмме Стаменова:

 

"Обсудили ее в тот же вечер с Царем и Поповым и решили ответить отрицательно", - записал Б. Филов в дневнике [56].

 

Спустя несколько дней, 24 ноября 1940 г. в Москву был направлен ответ, в котором под предлогом того, что Болгария не чувствует себя в опасности и не нуждается в гарантиях, отвергалось советское предложение о пакте [57].

 

В ходе беседы со Стаменовым советская дипломатия скорее всего намеревалась предварительно прозондировать позицию болгарской стороны, а затем приступить к конкретным действиям. 25 ноября 1940 г. в Софию прилетает генеральный секретарь наркоминдела А.А. Соболев с предложением заключить пакт о взаимной помощи. Встретившись поочередно с премьер-министром и с царем, Соболев ознакомил их с советским предложением, повторявшим в основном предыдущее, сделанное осенью 1939 г. В 12 пунктах СССР предлагал Болгарии тесное сотрудничество, всяческую, в том числе и военную, помощь в случае угрозы ей со стороны третьей державы или группы стран, а также

 

поддержку "в осуществлении ее национальных устремлений не только в Западной, но и в Восточной Фракии".

 

В свою очередь Болгария должна была оказать помощь СССР в случае возникновения реальной угрозы интересам Советского Союза на Черном море или в районе Проливов (сразу отметим, что это было самым слабым пунктом предложения, ведь во внешней политике Болгария как раз стремилась всячески избегать обязательств, которые могли бы втянуть ее в войну). Особо оговаривалось, что предлагаемый пакт никоим образом не затрагивает внутренний режим, суверенитет и независимость Болгарии. Особенно любопытен последний, 12-й, пункт советского предложения, гласивший, что

 

245

 

 

"при условии заключения пакта о взаимной помощи с СССР отпадают возражения против присоединения Болгарии к известному пакту трех держав. Вполне вероятно, что и Советский Союз в этом случае присоединится к Тройственному пакту" [58].

 

Миссия Соболева была столь секретной, что болгарский посланник в Москве узнал о том, что советский дипломат остановится в Софии "по дороге" в Румынию на конференцию по Дунаю, уже после его отлета.

 

"Явно хотели Вас застать врасплох и боялись, как бы их не опередил Гитлер, и поэтому ввели меня в заблуждение, будто Соболев летит в Бухарест рейсовым самолетом",

 

- доносил Стаменов в Софию (на самом деле Соболев вылетел спецрейсом).

 

"У меня создалось впечатление, - продолжал посланник, - что они готовы на все, лишь бы подписать с нами пакт".

 

В конце разговора Молотов, сообщивший Стаменову о миссии Соболева, предупредил: если болгары надеются остаться "в изоляции" (т.е. нейтральными), то в этом много иллюзий [59].

 

Ответ на соболевское предложение со стороны болгарского правительства, имевшего перед глазами пример прибалтийских государств, был однозначно отрицательным.

 

"Вчера были вчетвером (премьер-министр, министр иностранных дел, министр внутренних дел и военный министр. - Авт.) у царя для обсуждения предложения Соболева и решили его в принципе отвергнуть", - записал Филов в дневнике [60].

 

В очень осторожной, но достаточно категоричной форме болгарское правительство, ссылаясь на возможное осложнение отношений с Германией, с которой уже давно ведутся переговоры о вступлении Болгарии в Тройственный пакт, отклонило советское предложение. Письменный ответ министр иностранных дел И. Попов передал 30 ноября советскому посланнику А.А, Лаврищеву. В нем говорилось, что

 

"болгарскому народу... и болгарскому парламенту было бы трудно понять и принять обязательства, предусматривающие вмешательство Болгарии в разрешение такого большого вопроса, как вопрос о Проливах, на которые не распространяются интересы нашей маленькой страны" [61].

 

Отказ от пакта с СССР о взаимопомощи мотивировался еще и тем, что Болгария уже вступила в переговоры о присоединении к Тройственному пакту, а также опасностью обострения ее отношений с Турцией.

 

Однако советское руководство, не желая отступать, поспешило исправить свой промах. 6 декабря Лаврищев вручил Попову документ, в котором мотивы болгарского отказа признавались необоснованными и предлагалось вместо заключения пакта о взаимной помощи ограничиться односторонним предоставлением советской стороной гарантий безопасности и интересов Болгарии. Это означало бы для нее освобождение от тяжелых военных обязательств [62]. В ответ И. Попов просил передать в Москву:

 

"Болгарское правительство считает, что заключение пакта с Советским Союзом усилило бы угрозу военного нападения на Болгарию и было бы лишним грузом для самого СССР" [63].

 

246

 

 

В шифрованной телеграмме Стаменову Попов высказывал мнение, что

 

"подписание подобного пакта, явно направленного против Турции, усиливает опасность войны. Болгария всегда страдала, когда ее подозревали в том, что она является орудием России, так это было бы воспринято и сегодня обеими воюющими сторонами. Что касается гарантий, то наш ответ Вам уже известен - Болгария не чувствует себя в опасности" [64].

 

Не имея реальных рычагов воздействия на Бориса III, Сталин попытался оказать на него нажим через народные массы, используя болгарских коммунистов, деятельность которых в свою очередь направлялась находившимся в Москве Заграничным бюро ЦК БРП. Уже 25 ноября генеральный секретарь Исполкома Коминтерна и одновременно руководитель ЗБ ЦК БРП Г. Димитров был вызван в Кремль к Сталину, который в присутствии Молотова и Деканозова заявил:

 

"Мы сегодня делаем болгарам предложение о заключении пакта взаимопомощи. Не гарантии, как, видимо, болгарский посол Стаменов раньше неправильно понял Молотова, предлагаем мы, а пакт о взаимопомощи... Если болгары не примут это наше предложение, они попадут целиком в лапы немцев и итальянцев и тогда погибнут... Нужно, чтобы это предложение знали в широких болгарских кругах" [65].

 

Сталин намеревался инспирировать якобы спонтанную народную кампанию. В инструкции же, которую Димитров в этот же день направил подпольному ЦК БРП, почти полностью передавалось содержание советского предложения и давалось указание немедленно приступить к организации массовой всенародной кампании в его поддержку:

 

"Примите самые быстрые и энергичные меры к тому, чтобы это предложение стало широко известно в парламенте и вне его, в печати и в массах..." [66].

 

В ответной радиограмме ЦК БРП обещал приложить все силы и средства, чтобы довести новость о советском предложении до самого отдаленного уголка страны. Кампания, инспирированная и щедро оплаченная Москвой (в финансовом отчете ЦК БРП Заграничному бюро ЦК БРП за ноябрь 1940 г. указывалось, что расходы на проведение кампании в пользу пакта вместе с организационными расходами составили 63 тыс. левов [67]), вошла в историю Болгарии под названием "Соболевской акции". На заседании Политбюро ЦК БРП в Софии было разработано обращение к народу с кратким изложением советского предложения и с призывом требовать его принятия. Помимо обращения были отпечатаны и переписаны от руки в тысячах экземпляров листы для сбора подписей в пользу пакта. В считанные дни страна была засыпана листовками. Стены домов и ограды покрылись лозунгами: "Требуем пакта с СССР!", "Да здравствует союз с СССР!" Почтовые отделения были завалены коллективными и личными письмами и телеграммами в официальные органы с требованием заключения пакта, а делегации рабочих,

 

247

 

 

служащих, крестьян и учащихся посещали государственные учреждения, вплоть до дворцовой канцелярии, с тем, чтобы выразить свою волю [68]. Безусловно, русофильские чувства, сохранявшиеся у значительной части болгарского населения, способствовали успеху развернутой болгарскими коммунистами кампании.

 

Однако листовки БРГТ. свидетельствовавшие о хорошей осведомленности болгарских коммунистов о миссии Соболева, спровоцировали заявления правительственных кругов о вмешательстве СССР во внутренние дела Болгарии, а также усилили недовольство Гитлера Москвой. Когда же "неуклюжесть" советской дипломатии стала очевидна самому Сталину, всю вину решили свалить на Димитрова. 28 ноября вечером его вызвал Молотов и раздраженно объяснил, что имелась в виду лишь устная кампания. После этого Димитров срочно отправил в Софию указание:

 

"Распространение листовок по поводу советского предложения - это большая ошибка. Немедленно прекратите это. Предложение нужно предавать гласности устно, через депутатов и других подходящих лиц, а не через печатные документы и ни в коем случае не от имени наших органов" [69].

 

В ответ на это ЦК БРП сообщил:

 

«Признаем свою ошибку. Мы думали, что делаем хорошее дело. А оказалось это, к сожалению, "медвежьей услугой". Приняли все меры для прекращения распространения изданных листовок» [70].

 

Текст этого сообщения Димитров немедленно передал Сталину и Молотову. В середине декабря генеральный секретарь ИККИ шлет в ЦК БРП новую радиограмму, в которой в соответствии с советскими указаниями подчеркивается, что

 

"кампанию в пользу пакта надо вести не на классовой, а на общенациональной и государственной почве. Ни в коем случае нельзя придавать кампании партийный, антибуржуазный, антидинастический и антигерманский характер" [71].

 

Следует воздерживаться, разъяснял Димитров, от всякого рода акций, которые могли бы подкрепить аргументы противников пакта о том, что он представляет собой угрозу буржуазному строю в Болгарии, правительству и лично царю. В ответной радиограмме, направленной в ЗБ ЦК БРП в начале января 1940 г., ЦК БРП сообщал, что выпускает новое воззвание, адресованное всем слоям болгарского общества и составленное в духе полученных от Димитрова указаний. С этого времени и до вступления Болгарии в Тройственный пакт в марте 1941 г. БРП стремилась проводить кампанию на более широкой социальной основе (правда, безуспешно).

 

Надеялись ли в Москве на принятие "соболевского предложения"? Вероятность того, что в условиях растерянности правящих кругов, массового народного движения и активных действий всей антиправительственной оппозиции дело бы дошло до образования нового кабинета, который бы оказал сопротивление германскому натиску и в этих целях принял бы советское предложение, была минимальной. Академик И. Димитров полагает, что скорее оно было направлено

 

248

 

 

в адрес Германии; СССР еще раз демонстрировал, что ему не безразлично проникновение Германии в регион, который он считал жизненно важным для своей безопасности [72].

 

Имеются разные точки зрения по вопросу о том, ускорила ли "Соболевская акция" подписание Болгарией Тройственного пакта или, наоборот, затормозила. Возможно, массовое движение за принятие советского предложения позволило Борису III оттянуть под этим предлогом момент присоединения к державам "оси" еще на некоторое время. Во всяком случае болгарский монарх впоследствии не раз использовал этот довод, когда отказывался подписать с Гитлером пакт. Приводя в качестве основного аргумента отказа русофильство болгарского народа, царь подчеркивал, что особенно наглядно это продемонстрировала "Соболевская акция". Германский исследователь X. Хоппе, основываясь на телеграмме посланника Рихтхофена в МИД Германии от 28 ноября 1940 г., считает, что "Соболевская акция" вызвала у болгарских властей опасения, что присоединение Болгарии к Тройственному пакту к создавшейся ситуации будет рассматриваться Москвой как своего рода провокация [73]. И. Димитров, напротив, уверен, что в конечном итоге дипломатическая инициатива Москвы способствовала преодолению колебаний Бориса III в вопросе вступления в Тройственный пакт, в котором он видел гарантию от самой страшной для себя угрозы - советской.

 

3 декабря Гитлер вызвал к себе Драганова и принялся внушать ему, что по меньшей мере наивно верить заявлениям Советского Союза о невмешательстве во внутренние дела Болгарии. По его словам, лучше всего последствия советских гарантий видны в Прибалтике. Если бы Болгария сразу присоединилась к Тройственному пакту, подчеркнул фюрер, "русская опасность" не возникла бы.

 

"Пока у русских остается надежда получить что-то в Болгарии, они не оставят болгар в покое", поэтому Россию "следует поставить перед свершившимся фактом": "если Болгария вступи т в Тройственный пакт, Россия автоматически уберет свои руки от Болгарии" [74].

 

 

4. Присоединение к Тройственному пакту

 

К концу 1940 г. возможности политики неприсоединения и лавирования, проводимой царем Борисом, оказались полностью исчерпанными. Болгария уже попала в непосредственные планы Гитлера, связанные с подготовкой операции по овладению Балканами. Теперь он демонстративно игнорировал своего бывшего союзника - СССР, а затем и вовсе стал действовать наперекор ему. "Миссия Соболева" и подписание плана "Барбаросса" 18 декабря 1940 г. завершили первый этап советско-германского противоборства на Балканах, когда оно носило дипломатический характер. С начала 1941 г. СССР и Германия вступают в открытую политическую борьбу за

 

249

 

 

Балканы, и Болгарию в частности. Их натиск на Бориса III был огромен. Великобритания и США тоже не бездействуют, но их позиция имеет уже второстепенное значение, хотя Туманный Альбион не хочет примириться с потерей Балкан. Монарх испытывал давление и со стороны внутренней оппозиции, как левой (коммунисты), так и правой (националистические прогерманские организации Союз болгарских национальных легионов, "Ратник", Союз офицеров запаса и др.), Вот как описывал положение болгарских властей в этот период венгерский посланник в Софии Юнгерт (Михай Арноти) в донесении министру иностранных дел Венгрии И. Чаки от 13 декабря 1940 г.:

 

"Руководители болгарской внешней политики в последние месяцы попали в очень сложную ситуацию в связи со своей позицией постоянного лавирования. Одна за другой великие державы хотели нажать на них с тем, чтобы они заняли определенную позицию".

 

Даже Лондон 25 ноября предупредил Софию, что если та вступит в Тройственный пакт, Англия не поддержит независимость и территориальную целостность Болгарии после войны. Болгария находится на перепутье.

 

"Чрезмерная хитрость привела их (болгар. - Авт.) к этой неприятной и трудной ситуации. Хотят быть со всеми в одинаково хороших отношениях, чтобы обеспечить себе помощь всех при реализации своих территориальных притязаний" [75].

 

Но крайний момент принять нелегкое политическое решение настал.

 

В доверительном разговоре с Н. Мушановым, лидером буржуазной оппозиции, состоявшемся 19 декабря 1940 г., царь признал, что в принципе принял решение дать согласие на прохождение германских войск через территорию Болгарии, если Германия вновь поставит вопрос об этом.

 

"Я не могу пренебречь германскими гарантиями перед большевистским натиском, - сказал Борис III. - А времени терять нельзя. Если бы была хоть малейшая возможность другого выхода, я бы ее не упустил" [76].

 

Имелся ли для монарха другой выход из сложившейся ситуации, например дать хотя бы один артиллерийский залп против германских войск в знак своего несогласия, как ему советовал британский посланник Ренделл? При ответе на этот вопрос не надо забывать, что в тех условиях любое сопротивление Германии означало бы отказ Болгарии от идеалов национального объединения, что вряд ли было бы понято болгарским народом. Окончание нейтралитета обещало близкое решение этой приоритетной внешнеполитической задачи, пусть даже и ценой превращения Болгарии в сателлита "третьего рейха".

 

В первый день нового, 1941 года болгарский премьер Б. Филов отправился в Вену для продолжения переговоров с Гитлером и Риббентропом по вопросу о вступлении Болгарии в Тройственный пакт. Его тактической задачей, в соответствии с инструкциями царя, было вновь попытаться убедить руководителей "третьего рейха", что Германии невыгодно юридическое присоединение Болгарии к пакту,

 

250

 

 

а в случае, если эти попытки не увенчаются успехом, хотя бы оттянуть присоединение еще на некоторое время. Однако во время состоявшейся 4 января встречи Риббентропу без особого труда удалось разбить все доводы болгарского премьера. При этом германский министр подчеркнул, что не может себе объяснить, почему Болгария до сих пор не присоединилась к пакту, в то время как другие это сделали. В ответ Филов поспешил заверить собеседника, что позиции обеих стран очень близки и что нет никаких сомнений относительно вхождения Болгарии в пакт, различие во мнениях заключается лишь в вопросе о времени вступления.

 

"С их точки зрения, мы должны войти как можно быстрее, с нашей - следует дождаться удобного для нас момента", - записал Филов в дневнике [77].

 

Болгарский премьер следовал указаниям царя, настаивавшего, чтобы подписание пакта состоялось одновременно с вступлением германских войск на территорию Болгарии - с тем, чтобы предотвратить негативную реакцию, как внешнюю, так и внутреннюю.

 

Во время встречи с Гитлером 4 января 1941 г. Филову были даны горячие заверения, что Болгарии не грозит никакая опасность и что ей следует войти в пакт как можно скорее. В отличие от Риббентропа Гитлер согласился, что со стороны России можно ожидать отрицательной реакции, но что она проглотит свершившийся факт, как это было в случае с Румынией.

 

"Не следует бояться русского вмешательства, - сказал Гитлер, - поскольку русские знают, что в таком случае конфликт расширится на всю протяженность германо-русской границы. Единственной опасностью является подстрекательская работа русских внутри страны. Однако чем быстрее болгарское правительство бросит жребий, тем меньше русские смогут прибегать к подобным методам" [78].

 

Поскольку Филов продолжал высказывать опасения по поводу возможных внешнеполитических осложнений после подписания Болгарией пакта, Гитлер заявил, что готов предоставить в распоряжение Болгарии все необходимые вооруженные силы. Фюрер подчеркнул, что не повторит ошибки кайзера в первой мировой войне и не позволит англичанам открыть фронт на Балканах. Он категорично заявил, что Болгария не будет участвовать в военных действиях, германские войска только пройдут через ее территорию, чтобы покончить "с этим позором - греками". Поскольку и Риббентроп, и Гитлер дали понять, что благосклонно смотрят на болгарское требование выхода к Эгейскому морю, Филов решил, что настал момент затронуть македонский вопрос. Однако фюрер прервал его, сказав, что сначала надо выиграть войну, "тогда многие вопросы будут урегулированы" [79].

 

По возвращении в Софию Филову оставалось окончательно убедить Бориса III в неизбежности подписания пакта. После артистически разыгранной сцены (царь заламывал руки и говорил, что "предпочитает отказаться от престола или броситься в объятия России") он выслушал доводы Филова и "признал их правоту" [80].

 

251

 

 

Болгаро-германские переговоры и быстро меняющаяся военная обстановка на Балканах в конце 1940 — начале 1941 г. вызвали бурную дипломатическую активность Великобритании и США на Балканском полуострове. Они в последний раз попытались удержать Болгарию от вступления в Тройственный пакт.

 

Для Англии дипломатический натиск был единственным средством воздействия на болгарскую внешнюю политику, а задача была совсем скромной - предотвратить или хотя бы оттянуть момент превращения Болгарии в германского сателлита. Если с осени 1939 г. до весны 1940 г. Англия пыталась привлечь Болгарию в общую систему отпора германской агрессии, то летом и осенью она удовлетворилась бы хотя бы сохранением провозглашенного Болгарией нейтралитета. В конце 1940 - начале 1941 г. цель стала еще более скромной - предотвратить активное сотрудничество Болгарии с агрессором. Однако реальных возможностей воздействия на болгарскую политику у британской дипломатии не было, тем более что она игнорировала политические силы, выступавшие против союза с Германией, в том числе либеральную оппозицию с прозападной ориентацией [81].

 

Британская дипломатия отказалась в отношениях с Болгарией от всяких уговоров, заманчивых обещаний и встала на путь открытых угроз. Британский посланник в Софии неоднократно в официальном порядке заявлял болгарскому правительству, что в случае выступления Болгарии против Греции или появления немецких войск на болгарской территории безразлично, с согласия ли болгарского правительства или без оного, Англия немедленно порвет дипломатические отношения с Болгарией, а британская авиация будет бомбить промышленные и военные объекты на болгарской территории. В середине января Форин оффис официально предупредил болгарского посланника в Лондоне Н. Момчилова, что Великобритания будет рассматривать присутствие германских войск в Болгарии как болгарское соучастие в германских операциях против нее [82]. Болгарские правящие круги, весьма опасавшиеся военных действий на территории своей страны, оттягивали вступление Болгарии в Тройственный пакт, мотивируя это, в частности, угрозами англичан. Но это было, пожалуй, единственным результатом дипломатических усилий Лондона.

 

Неожиданную активность проявила на этот раз и американская дипломатия. В январе 1941 г. президент Рузвельт послал в Софию своего эмиссара полковника У. Доновена, который встретился с Поповым, Филовым и с царем. Заверяя монарха в неизбежности благополучного для Великобритании исхода войны, Доновен просил его не пропускать немецкие войска через свою территорию для нападения на Грецию. И угрозы, и обещания (по некоторым сведениям, Доновен имел поручение пообещать болгарам американские гарантии их независимости и выход к Эгейскому морю, если только София

 

252

 

 

будет проводить политику дружественного Британии нейтралитета [83]) оказались напрасны.

 

Метко охарактеризовал миссию Доновена сам Борис, поведав о ней руководителю культурно-политического отдела германского МИД Твардовскому.

 

"С иронией рассказывал царь о посещении американского полковника Доновена, который ему вновь продемонстрировал, сколь политически наивны американцы, - писал Твардовский. - Доновен не имел понятия о политических отношениях и об истории Балкан; это его, судя по всему, и не интересовало. Он выдвинул перед ним (царем. - Авт.) требование оставаться нейтральным, оказать вооруженное сопротивление попытке прохода Германии (через Болгарию. - Авт.) и положиться на великодушие Англии и Америки. Когда царь ему сказал, что о великодушии и понимании со стороны Англии Болгария достаточно узнала за последние 20 лет, Доновен возразил, что теперь речь идет о существовании Болгарии; если она сделает неправильный выбор, то будет уничтожена. Для него, царя, эта посылка эмиссаров и речи этого господина являются признаком слабости Америки" [84].

 

Если даже учесть, что высказывание царя предназначалось для ушей немца, его ирония все же выглядела скорее искренней. Американское требование, чтобы Болгария в одиночку оказывала вооруженное сопротивление германской оккупации, выглядело в глазах царя просто циничным, поскольку ни США, ни Великобритания не могли реально оказать ей никакой эффективной помощи. Возможно, впрочем, что американцы и не рассчитывали всерьез, что болгары выполнят их требование, а только хотели укрепить монарха в его сдержанности по отношению к немецким планам.

 

Болгарский исследователь В. Тошкова считает, что "визит Доновена действительно усилил сомнения и царя, и особенно министра иностранных дел в беспрепятственном расширении германской военной экспансии", но очень ненадолго. Единственным результатом миссии американского представителя стало то, что укрепилась уже существовавшая тенденция к ограничению прямого вовлечения Болгарии в войну [85]. На все доводы Доновена Борис III ответил: "Болгария придерживается политики мира, но положение на Балканах от нее не зависит" [86]. Разумеется, царь скрыл от американца, что именно в день его прибытия в Софию болгарское правительство приняло решение не оказывать сопротивления вступлению германских войск в Болгарию.

 

Последние попытки удержать Болгарию от подписания Тройственного пакта делает и советская дипломатия. 4 января 1941 г. советский посланник в Бухаресте А.И. Лаврентьев и второй секретарь посольства Лунин разговаривают с болгарским военным атташе. Подчеркнув, что в Москве Болгарию рассматривают лишь как невоюющую, но не как нейтральную страну, советские дипломаты заявили, что СССР выступает против дальнейшего проникновения

 

253

 

 

Германии на Балканы и против присоединения Болгарии к Тройственному пакту. В самом крайнем случае Москву удовлетворило бы недопущение германских войск на территорию Болгарии [87].

 

13 января 1941 г. было опубликовано заявление ТАСС, в котором говорилось:

 

"В иностранной прессе распространяется сообщение со ссылкой на некоторые круги Болгарии как на источник информации, что в Болгарию уже переброшена некоторая часть немецких войск, что переброска последних в Болгарию продолжается с ведома и согласия СССР, что на запрос болгарского правительства о пропуске немецких войск в Болгарию СССР ответил согласием.

ТАСС уполномочен заявить, что:

1. если немецкие войска в самом деле имеются в Болгарии и если их дальнейшая переброска в Болгарию действительно имеет место, то все это произошло и происходит без ведома и согласия СССР, так как германская сторона никогда не ставила перед СССР вопроса о пребывании или переброске немецких войск в Болгарию;

2. в частности, болгарское правительство никогда не обращалось к СССР с запросом о пропуске немецких войск в Болгарию и, следовательно, не могло получить от СССР какой-либо ответ" [88].

 

Заявление ТАСС выдавало тот факт, что позиции СССР в Болгарии окончательно утрачены и что он ничем не может помешать вторжению Германии в зону его интересов.

 

В этой ситуации Г. Димитров направил 13 января личное письмо Сталину, в котором просил принять его для обсуждения позиции, которую должна занять болгарская компартия в связи со вступлением в страну германских войск. Димитров высказал в письме мнение, что БРП должна решительно выступить против этих действий Германии, разоблачать роль царя и болгарского правительства как виновников создавшегося положения, подчеркивать необходимость заключения пакта между СССР и Болгарией. Сталин выразил согласие с позицией Димитрова, подчеркнув при этом, что "партия должна действовать не как помощник Советского Союза, а выступать от своего имени, чтобы избежать провокаций" [89].

 

17 января 1941 г. Деканозов передал Вайцзеккеру ноту, в которой заявлялось, что СССР считает территорию Болгарии и обоих Проливов зоной своей безопасности и не может поэтому оставаться безучастным к событиям в этом районе, нарушающим его интересы [90]. Все эти предупреждения показывали, что, хотя СССР не может воспрепятствовать вступлению германских войск в Болгарию, он продолжает настаивать на признании Болгарии и района Проливов сферой своих интересов. Естественно, с германской стороны они не вызвали никакой ответной реакции.

 

Ни серьезные советские предупреждения, ни британские угрозы, ни "ухаживания" американской дипломатии не могли уже остановить заработавший механизм присоединения Болгарии к державам "оси".

 

254

 

 

Данное Гитлером в начале 1941 г. обещание вернуть Болгарии Западную Фракию окончательно убеждает болгарское руководство в том, что место Болгарии рядом с Германией. Не следует забывать и чисто военный фактор: решение о присоединении было принято в тот момент, когда в соседнюю Румынию вступил мощный контингент гитлеровских войск, которые только ждали приказа перейти Дунай для развития балканской операции. Телеграмма полномочного представителя по особым поручениям в МИД Германии К. Риттера, направленная 15 января германскому посланнику в Софии, свидетельствовала, что Гитлер не намерен больше терпеть проволочек с вступлением Болгарии в Тройственный пакт. При этом рекомендовалось решительно пресекать любые тактические попытки болгарской стороны оттянуть этот момент и дать понять, что правительство рейха уже отдало необходимые военные приказы о проходе германских войск через территорию Болгарии. Если же болгарское правительство все же прибегнет к оговоркам и условиям какого-либо рода, Риттер требовал предупредить о самых серьезных последствиях, которые могут возникнуть в результате этого для Болгарии и для ее нынешнего и будущего политического положения [91].

 

20 января 1941 г. после 8-часового обсуждения решение о вступлении Болгарии в Тройственный пакт было одобрено советом министров Болгарии. Последовала массированная пропагандистская и дипломатическая подготовка присоединения к пакту. Большое внимание болгарское руководство уделяло тому, как оправдать свой шаг перед заинтересованными державами. Так, в телеграмме болгарскому посланнику в Лондоне Н. Момчилову Попов рекомендовал использовать в личных разговорах мнение американского посланника в Софии Дж. Эрла, что неизвестно, каково было бы положение Англии, если на месте Ла-Манша протекала бы река Дунай и если бы её население составляло всего 6 млн, как в Болгарии [92]. С особой тщательностью болгарские и германские дипломаты отрабатывали и уточняли проект текста извещения советского правительства об этом акте [93].

 

Однако, даже когда Болгария была уже крепко привязана к балканской операции вермахта, царю Борису удалось оттянуть вступление в пакт до конца февраля. Лишь после подписания 17 февраля болгаро-турецкой Декларации о ненападении, после получения из Берлина подробных инструкций о том, как и когда следует уведомить Москву, Стамбул и Белград о предстоящем присоединении, после урегулирования с Германией всех военных и хозяйственных вопросов Болгария подписала 1 марта 1941 г. Тройственный пакт. При этом она поставила условие, что ее армия не примет непосредственного участия в военных действиях и что партнеры по пакту поддержат ее стремление получить выход к Эгейскому морю. В тот же день авангардные части армии фельдмаршала В. Листа переправились через Дунай, а на следующий день вся его 680-тысячная армия

 

255

 

 

вступила на территорию Болгарии. Поскольку большинство болгарского народа в тот момент считало, что союз с такой могущественной военной силой, какую тогда представляла Германия, поможет решению болгарского национального вопроса, то население встречало германские войска радушно, цветами и хлебом-солью.

 

В этот же день, 1 марта посол Германии в Москве Шуленбург информировал Молотова, что "английские притязания в Греции вынуждают правительство рейха незамедлительно принять дальнейшие меры безопасности и делают необходимой переброску германских войск на болгарскую территорию" [94]. Советскому правительству ничего не оставалось, как только выразить резкий протест в связи с "нарушением интересов безопасности СССР" [95].

 

В тексте сообщения МИД Болгарии советскому правительству, переданному А.А. Лаврищеву 1 марта, говорилось, что

 

"германское правительство просило согласие болгарского правительства на вступление немецких войск в Болгарию, заявив, что эта мера является временной и имеет своей целью сохранение мира на Балканах. Германское правительство не поставило перед Болгарией никаких условий, противоречащих болгарской миролюбивой политике..." [96].

 

В заявлении выражалась надежда, что поведение Болгарии будет правильно понято и что эта мера не ухудшит отношений между Болгарией и СССР.

 

В ответной ноте от 3 марта НКИД сообщал, что

 

"1) Советское правительство не может разделить мнения болгарского правительства о правильности позиции последнего в данном вопросе, так как эта позиция, независимо от желания болгарского правительства, ведет не к укреплению мира, а к расширению сферы войны и к втягиванию в нее Болгарии;

2) Советское правительство, верное своей политике мира, не может ввиду этого оказать какую-либо поддержку болгарскому правительству в проведении его нынешней политики" [97].

 

Эта нота еще раз наглядно продемонстрировали полное бессилие СССР в сложившейся ситуации и явилась, по сути дела, просто формальной отпиской. СССР оказался не в состоянии противопоставить германской экспансии на Балканах ни военную силу, ни какие-либо иные средства, которые бы заставили считаться с его интересами. Дипломатическая и политическая борьба Советского Союза и Германии за Болгарию завершилась в пользу "третьего рейха".

 

Если советская реакция на вступление Болгарии в Тройственный пакт свелась к выражению протеста, то Великобритания ответила на него более действенными мерами: 5 марта британское правительство разорвало с Болгарией дипломатические отношения, тем самым еще больше усилив недовольство болгарских правящих кругов британской политикой на Балканах.

 

Так за полтора года Болгарии прошла путь от нейтралитета до союза с гитлеровской Германией. Это стало возможным и, более того,

 

256

 

 

неизбежным в силу стечения целого ряда внешних и внутренних факторов. Решающими среди них были задача национального объединения и стремление болгарского руководства уберечь свою страну как от непосредственного участия в военных действиях, так и от коммунистического влияния. К середине 1941 г., казалось, удалось достичь этих целей: менее чем за год без единой капли пролитой в боях болгарской крови была осуществлена мечта болгарского народа о возвращении территорий, отторгнутых по условиям Нейиского договора 1919 г. После завершения балканской кампании вермахта (апрель-май 1941 г.) Болгария ввела свои войска в принадлежавшие Югославии и Греции районы Македонии, Западной Фракии и так называемые Западные территории, которые рассматривались Софией как болгарские национальные земли. В этих районах была образована временная болгарская администрация. Вместе с Южной Добруджей территория Болгарии увеличилась на 50%, а население - на треть. Борис III получил прозвище "царь-объединитель". Мало кто в Болгарии мог в то время понять всю иллюзорность представления о сложившейся ситуации. Состояние эйфории, охватившее болгарскую общественность, ярко характеризуют слова собеседника немецкого журналиста Брегхольца:

 

«Все мы находились в состоянии опьянения от мысли, что с нами впервые в истории поступили по справедливости, которой мы давно безуспешно добивались. Правда, иногда в нас шевелилось что-то вроде нечистой совести, поскольку мы не завоевали или захватили наши новые земли, а получили их в качестве подарка, что-то вроде тревожного чувства, что однажды прекрасный сои обернется жестоким пробуждением. Но в принципе все мы, от крайних националистов до коммунистов, были довольны результатами, которые нам принес "новый порядок" Гитлера на Балканах» [98].

 

По окончании балканской операции Германия вывела часть своих войск из оккупированных Греции и Югославии с тем, чтобы перебросить их на восток. Так Болгария, позволившая вермахту использовать свою территорию в качестве плацдарма для агрессии против соседних государств, превратилась в надежный тыл нацистской Германии, в ее южный стратегический плацдарм.

 

Предположение, будто Болгария могла, отказавшись от своих ревизионистских устремлений и вступив в союз с соседними балканскими государствами, помешать гитлеровской агрессии на Балканах весной 1941 г., является, на наш взгляд, умозрительным построением. Фактом же остается то, что болгарскому руководству во главе с царем Борисом удалось в сложнейших условиях союза с Германией свести выполнение Болгарией обязательств по отношению к своему могущественному партнеру до минимума. Страна избежала участия ее армии в военных действиях в ходе балканской операции Гитлера. Учтивая русофильские чувства значительной части населения, монарх отказался послать своих солдат и на Восточный фронт после

 

257

 

 

22 июня 1941 г. Несмотря на нажим Гитлера, Болгария, единственная из союзников Германии, сохраняла дипломатические отношения с СССР на протяжении почти всей войны. Значительно (хотя, как оказалось впоследствии, временно) увеличив свою территорию, не участвуя в военных действиях, сохраняя известную самостоятельность во внутренней и даже во внешней политике, Болгария занимала особое положение по сравнению с другими сателлитами гитлеровской Германии и оставалась весьма "своенравным" союзником "третьего рейха".

 

 


  

1. См., например: Генчев Н. Външнополитическата ориентация на България и навечерието на Втората световна война // Годишник на Софийския университет. Философско-исторически факултет, София, 1968, Т. LXI, кн. III; Сирков Д. Външната политика на България. 1938-1941. София. 1979.

 

2. Подробнее см.: Волева ЕЛ. Советско-германский пакт о ненападении 1939 г. и реакция на его заключение в Болгарии // Политический кризис 1939 г. и страны Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 1989.

 

3. ADAP Serie D. Baden-Baden, 1958. Bd. VII. Dok. 314.

 

4. РГВА. Ф. 1257. Оп. 1. Д. 28. Л. 33.

 

5. ДВП. M., 1992. T XXII: В 2-х кн. Кн. 2. 1939 год. Док. 538. С. 23.

 

6. Там же. Кн. 1. Док. 271. С. 328.

 

7. См. также: Восточная Европа между Гитлером и Сталиным 1939-1941 гг. М., 1999. С. 53-54.

 

8. Речь идет о поездке Г. Кьосеиванова в Берлин, где 5 и 6 июля 1939 г. состоялись его встречи с Гитлером и Риббентропом.

 

9. НА БАН. Стойчо Мошанов. Из спомените ми. Сб. IV. Оп. 110 А.е. 157. Л. 420.

 

10. Там же. Л. 422.

 

11. АМВнР. Оп. 1ш. Д. 17. А.е. 120. Л. 80.

 

12. Там же. Л. 82-83.

 

13. Там же. Л. 123; Советско-болгарские отношения и связи: Документы и материалы. 1917-1944. М., 1976. Т. 1. С. 465.

 

14. Там же. С. 468-469.

 

15. РА АА. Bestand: Büro des Staatssekretars, Akten betr. Bulgarien. Bd. I. (Телеграмма германского посланника в Софии Рихтхофена в Берлин от 18 окт. 1939 г.).

 

16. Ibid. Донесение Вайцзеккера в МИД Германии от 27 окт. 1939 г.

 

17. lbid.; MOL. К. 63. 1939 - 5.1. 21 old. (Телеграмма венгерского посланника в Софии Юнгерта (М. Арноти) в МИД Венгрии от 24 нояб. 1939 г.).

 

18. ADAP. Serie D. Baden-Baden, 1961. Bd. VIII. S. 380.

 

19. Ibid. S. 381.

 

20. Ibid. S. 419.

 

21. АМВнР. Оп. 1ш. Д. 17. A.e. 120. Л. 189.

 

22. АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 6. Д. 55. Л. 10.

 

23. Подробнее см.: Валев Л. Б. Болгарский народ в борьбе против фашизма (накануне и в начальный период второй мировой войны). М., 1964. С. 164-166.

 

258

 

 

24. АМВнР Оп. 1ш. Д. 34. А.е. 272. Л. 95.

 

25. Об экономической экспансии Германии а Болгарии см.. например: Валев Л.Б. Указ соч. С. 189-201: Беров Л. Германският капитал в България през годините на Втората световна война // Българо-германски отношения и връзки София. 1979. Т. 2. С. 243-304; Никова Г. Историческая судьба Болгарии: между Германией и Советским Союзом // Человек ни Балканах в эпоху кризисов и этнополитических столкновений XX века, СПб., 2002. С. 275-290.

 

26. АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 6. Д. 56. Л. 8.

 

27. Там же. Д. 55. Л. 11.

 

28. Там же. Л. 62.

 

29. ДВП. Т. XXII. Кн. 2. С. 409.

 

30. Подробнее см.: Сирков Д. Указ. соч. С. 181-191.

 

31. Димитров И. Иван Багрянов. Царедворец, политик, държавник. София, 1995. С. 31.

 

32. АВП РФ. Ф. 06. Оп. 2. П. 13. Д. 133. Л. 44.

 

33. Там же. Л. 51.

 

34. Цит. по: Груев Ст. Корона от тръни: Царуването на Борис III. 1918-1943. София, 1991. С. 324.

 

35. ADAP. Serie D. Frankfurt/Main, 1963. Bd. X. S. 46.

 

36. Ibid S. 183.

 

37. Ibid. S. 276-279. См. также: Филов Б. Дненник. София, 1990. С. 207-210.

 

38. ADAP. Serie D. Bd. X. S. 279.

 

39. Цит. по: Генчев Н. Външната политика на България през началния период на Втората световна нойна (1939-1941) // Годишник на Софийския университет. Философско-исторически факултет. София, 1971 Т. LXIII, кн. III. С. 365.

 

40. В опубликованных мемуарах бывшего начальника Разведывательного управления НКВД П.А. Судоплатова утверждается, что И. Стаменов являлся советским агентом, завербованным в 1934 г. См : Судоплатов П.А Разведка и Кремль: Записки нежелательного свидетеля. М., 1996. С. 174.

 

41. АВП РФ. Ф. 06. Оп. 2. П. 12. Д. 130. Л. 2.

 

42. ЦДА Ф. 176. Оп. 8. А.е. 17. Л. 31.

 

43. България — своенравният съюзник на Третия райх: Документална колекция / Ред. В. Тошкова и др. София, 1992. С. 11; ADAP. Serie D. Bonn, 1964. Bd. ХI/I. S. 310-311.

 

44. См.: Генчев Н. Указ. соч. С. 374.

 

45. РА АА. Bestand: Büro des Staatssekretärs. Akten betr Bulgarien Bd. I (Донесение Вайцзеккера в МИД Германии от 25 окт. 1940 г.).

 

46. ДВП. М., 1998. Т. XXIII: В 2-х кн. Кн. 2 (Ч. 1). 1 ноября 1940 - 1 марта 1941. Док. 491. С. 31. См. также: Волков В.К. Советско-германские отношения во второй половине 1940 г. // Вопр. истории. 1997 № 2. С. 9.

 

47. ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (Ч. 1) Док 508. С. 61.

 

48. Там же. Док 509. С. 61.

 

49. Цит. по: Безыменский Л., Горлов С. Накануне (Переговоры В.М. Молотова в Берлине в ноябре 1940 г.) // Междунар. жизнь 1991. № 8. С. 105.

 

50. ADAP. Serie D. Bd. ХI/I. Dok. 328. S. 470-471; ДВП. Т. XXIII. Кн. 2. Ч. 1. Док. 511. С. 70-71.

 

259

 

 

51. ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (Ч. 1). Док. 548. С. 136-137.

 

52. НА БАН. Сб. IV. Спомени на Ст. Мошанов. Т. IX. Съпротива и капитуляция. Л. 18-19; Филов Б. Указ. соч. С. 211.

 

53. НА БАН. Сб. IV. Т. IX. Л. 19.

 

54. ДВП. Т. ХХИИИ. Кн. 2 (Ч. 1). Док. 532. С. 110; ADAP. Serie D. Bd. ХI/2. Bonn, 1964. S. 542.

 

55. АМВнР. Оп. 1ш. А.е. 272. Д. 34. Л. 238-239.

 

56. Филов Б Указ. соч. С. 211.

 

57. ADAP. Serie D, Bd. ХI/2. S. 578; ДВП. Т. XXIII, кн. 2 (Ч. 1). Док. 549 С. 138.

 

58. АМВР. II Народен съд. А.е. 14. Л. 42; ADAP, Serie D. Bd. ХI/2. S. 646.

 

59. АМВнР. Оп. 1ш. A.е. 272. Д. 34. Л. 247.

 

60. Филов Б. Указ. соч. С. 211-212.

 

61. ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (Ч. 1). Док. 564. С. 159.

 

62. ADAP. Serie D. Bd. ХI/2. Dok. 468. S. 673.

 

63. Ibid. Dok. 536. S. 757-758; ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (4. 1). Док. 597. С. 211.

 

64. ЦДА. Ф. 176. Оп. 1п. А е.8. Л. 41.

 

65. Коминтерн и вторая мировая война. / Сост. Н.С. Лебедева, М.М. Наринский. М., 1994. Ч. I, До 22 июня 1941 г. С. 455; Димитров Г. Дневник (9 март 1933 - 6 февруари 1949). София, 1997. С. 203.

 

66. Димитров Г. Дневник. С. 203.

 

67. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74, Д. 15. Вход. 1940. Л. 67.

 

68. Там же. Д. 75. Л. 7-8, 11-14. Подробнее о Соболевской акции см.: Чичовска В. Соболевата акция София, 1972.

 

69. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 184. Исх. 1940. Д. 11. Л. 128.

 

70. Там же. Ф. 495. Оп. 74. Д. 75. Л. 5.

 

71. Там же. Оп. 184. Исх. 1940. Д. 11. Л. 148; Димитров Г. Дневник, С. 205.

 

72. Димитров И. Миналото като пролог: Исторически очерци. София, 1993. С. 168-169.

 

73. Норре Н-J. Bulgarien-Hitlers eigenwilliger Verbündeter. Stuttgart, 1979. S. 105; см. также: ADAP, Serie D. Bd. ХI/2. S. 608.

 

74. ADAP. Serie D. Bd. ХI/2. S. 640-645.

 

75. MOL. K. 63. 194051. Bulgaria. 4-5. old.

 

76. HA БАН. Сб. IV. Д. III. Л. 21-22.

 

77. Филов Б. Указ. соч. С. 215.

 

78. ADAP. Serie D. Bd. ХI/2. S. 851.

 

79. Ibid. S. 853.

 

80. Филов Б. Указ. соч. С. 222-223; ЦДА. Ф. 95. Он. 1. А.е. 2. Л. 130 (Дневник царского советника Л. Лулчева).

 

81. Подробнее см.: Димитров И. Миналото като пролог. С. 183-185.

 

82. АВП РФ. Ф. 06. Оп. 3. П. 10. Д. 117. Л. 36; Генчев Н. Указ. соч. С. 409.

 

83. Bundesarchiv-Koblenz. R. 63/209. S. 12-13.

 

84. ADAP. Serie D. Bd. ХI/2. Dok. N 713. S. 1000.

 

85. Тошкова В. България в балканската политика на САЩ. 1939/1944. София, 1985. С. 93.

 

86. АВП РФ. Ф. 06. Оп. 3. П. 10. Д. 117. Л. 36.

 

87. ЦДА МВР. Ф. 176. Оп. 15. А.е. 2. Л. 95-98.

 

88. Правда. 1941. 14 янв.

 

89. Димитров Г. Дневник. С. 208-209.

 

260

 

 

90. См.: История международных отношений и внешней политики СССР. М., 1962. Т. II. 1939-1945. С. 142; ADAP. Serie D. Bd. ХI/2. Dok. N 668. S. 934.

 

91. Deutsches Zentralarchiv Potsdam. Fall 11. N 258. Bl. 52-53.

 

92. ЦДА. Ф. 176. Оп. 1п. A.e. 8. Л. 51.

 

93. ADAP. Serie D. Bd. ХII/1 Göttingen, 1969. S. 148.

 

94. Ibid. S. 176-178; см. также: Тошкова В. България и Третият райх. София, 1975. С. 42.

 

95. ADAP. Serie D. Bd.  ХII/1. S. 176-178.

 

96. ДВП. Т. XXIII, кн. 2 (Ч. 1). Док. 701. С. 441; Советско-болгарские отношения и связи. Т. I. С. 545-546.

 

97. Там же. С. 547.

 

98. Цит. по: Hoppe H.-J. Op. cit. S. 125.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]