Болгария в XX веке. Очерки политической истории
Е.Л. Валева
(отв. ред.)

 

6. ПОЛИТИЧЕСКИЕ "КАЧЕЛИ" 1926-1935 ГОДОВ

(Р. П. Гришина)

 

1. Кризис режима Цанкова  194

2. Динамика политического процесса в 1926-1931 годах. Правительство Андрея Ляпчева  205

3. От правительства "блока демократии" до утверждения авторитарной власти царя  218

 

1. Кризис режима Цанкова

 

Многие деятели "старых" политических партий, поддержавшие летом 1923 г. свержение правительства Стамболийского, рассчитывали, что после парламентских выборов и легитимизации тем самым результатов государственного переворота мандат кабинета Цанкова, как временного и выполнившего свою роль, будет исчерпан. Сменить его, по их замыслам, должен был новый "конституционный кабинет", в стране восстановлены демократические порядки, а к правлению привлечены "старые" опытные политические кадры. Правда, дальше дискуссии в печати, разговоров и обсуждений этой темы дело не пошло, "старым" спровоцировать уход Цанкова в отставку не удалось. Правительство, бесспорно, владело положением, а после выборов стало энергично прибирать к рукам и парламент: при формировании его органов наиболее важные посты получили ставленники Цанкова и К°.

 

Как уже отмечалось, кризисные явления в Демократическом сговоре сопровождались выходом в феврале-марте 1924 г. из правящей партии части членов Демократической и Радикальной партий, которые восстановили благодаря этому самостоятельную политическую деятельность. Демократический сговор, несмотря на раскол и борьбу группировок внутри него самого, не лишился жизнеспособности и сумел провести в октябре 1924 г. свой первый - учредительный - съезд. Это событие пришлось как раз на период активизации повстанческих планов левых политических сил, что, возможно, способствовало (в качестве реакции на вызов последних) определенному росту центростремительных тенденций в Демократическом сговоре.

 

В итоге в этой партии оказалась часть "старых" политических деятелей, в той или иной степени принявших "обновленческие" авторитарно-государственные идеи. Но в нем имелись и люди, остававшиеся на демократических позициях и не склонные разделять подобные взгляды. Р1дейные различия между формировавшимися вокруг своих лидеров (А. Цанкова и А. Ляпчева - крупного политика, обладавшего большим политическим опытом) группировок Демократического сговора в полной мере отразились и на ходе принятия на съезде его программы, и на ее содержании. В проекте программы, написанном, по мнению болгарской исследовательницы Р. Пырвановой,

 

194

 

 

Ляпчевым, говорилось о развитии демократии в стране, о гарантированности прав и свобод граждан, о прерогативах государственных институтов, судебной власти, местного самоуправления и т.п. Опубликованный всего за десять дней до открытия съезда, он вызвал на партийном форуме бурную дискуссию, особенно по вопросу о верховной цели Демократического сговора. Под нажимом Цанкова этот пункт программы после ее единогласного принятия стал увязываться с задачей консолидации государства и его институтов, с борьбой за "сильную и авторитетную государственную власть". "Если проект программы ставил перед Демократическим сговором задачу развития демократии, - подводит итог Р. Пырванова, - то сама программа - консолидацию государства" [1].

 

Важно отметить, что направлению государственного строительства, лоббировавшемуся Цанковым, противостояла немалая часть политического спектра. На демократической почве оставались, прежде всего, отколовшиеся от Демократического сговора части Демократической и Радикальной партий, а также БРСДП. Несмотря на нюансы и оттенки в программах и действиях каждой из них, они составили в общем сравнительно цельную лояльную оппозицию режиму Цанкова. Но не предпринимали до поры активных действий, хотя власти и по отношению к ним стали применять репрессивные меры, обвиняя их в предательстве за отказ влиться в ряды "спасителей отечества". Особняком и в определенной степени в изоляции оставалась Национал-либеральная партия.

 

Летом 1924 г. процесс формирования "левого" заговора против правительства Цанкова и подготовки нового государственного переворота путем вооруженного восстания заметно продвинулся. Однако переговоры между его софийскими инициаторами - руководителями БКП, левицы и части центристов БЗНС - шли с большим напряжением, были многоуровневыми и противоречивыми: стороны не слишком доверяли друг другу; к тому же бóльшая часть выдвигаемых каждой из них условий приобрела ту или иную степень определенности лишь в конце августа - начале сентября.

 

В ходе переговоров представители левицы и части центристов БЗНС, во-первых, предлагали в качестве срока вооруженного выступления назвать сентябрь или октябрь 1924 г. (что, напомню, противоречило рекомендации Москвы перенести возможное восстание на весну 1925 г.); во-вторых, целью акции называли восстановление правления БЗНС и, в-третьих, обозначали роль коммунистов как вспомогательную, главным образом имея в виду использование их опыта для организации нелегальной деятельности комитетов БЗНС [2]. Становилось очевидным, что в такой политической конфигурации коммунисты теряли самостоятельность, не говоря уже о своей инициативной роли.

 

Скорее всего именно поэтому представители компартии добивались отдельного соглашения с левицей БЗНС. Со стороны ЦК БКП

 

195

 

 

такое соглашение подписали К. Янков и Ст. Димитров, со стороны девицы - Д. Грынчаров и Н. Петрини, однако существенных уступок коммунисты не получили: левица БЗНС оставалась верной основным установкам программ Акционного комитета о едином фронте и о крестьянско-рабочем правительстве.

 

Между тем 1-2 сентября в Праге состоялась встреча Г. Димитрова с бывшими министрами правительства Стамболийского Н. Атанасовым и Хр. Стояновым, которым болгарские коммунисты, в частности К. Янков, помогли бежать из тюремного заключения в Софии и переправиться за границу. В ходе пражской встречи Димитров получил от них заверения в их верности линии единого фронта, готовности взять в свои руки руководство Заграничным представительством БЗНС (оттеснив в нем Ал. Оббова и К. Тодорова) и вместе с софийскими лидерами левицы составить революционный центр Земледельческого союза.

 

Сообщая в Софию, в ЦК БКП о пражской встрече, Димитров писал:

 

"Все это произошло с согласия Грынчарова и его товарищей. Они считают, что обещанное сербами оружие наконец на этих днях будет предоставлено в их распоряжение и, если это действительно произойдет, можно было бы в октябре предпринять восстание путем вступления в Видинский округ хорошо организованной и вооруженной части из Сербии и перенесения ею оружия для массового вооружения населения" [3].

 

Димитров сообщал также, что Атанасов и Стоянов категорически отвергают всякие помыслы о сепаратных от коммунистов действиях и что югославское правительство, не выставляя никакой цены за помощь, "готово неофициально помочь в ликвидации режима Цанкова".

 

Вместе с тем Димитров, как следует далее из цитируемого письма, не сомневался, что в глубине души его собеседники думали об установлении «чисто "земледельческого" правления», и это, по его мнению, заставляет коммунистов быть очень бдительными и осторожными. А окончательный результат, считал он, будет зависеть от соотношения сил, и у коммунистов нет причин беспокоиться по этому поводу.

 

Все же в Праге и Димитрову пришлось согласиться с тем, что большинство будущего нового временного (до проведения выборов) правительства будет состоять из "земледельцев" левицы, включая пост премьер-министра [4].

 

Письмо Димитрова в Софию, по сути лишь уведомительное, вызвало взрыв негодования в ЦК БКП, посчитавшего действия Димитрова самовольными и нарушающими уже налаженную в стране практическую совместную работу с "земледельцами", о чем "цекисты" поспешили заявить в вышестоящие коминтерновские органы.

 

Однако в целом коммунистическо-"земледельческие" встречи-торги как внутри Болгарии, так и за границей не привели к конечным

 

196

 

 

определенным результатам: в согласованиях участвовало слишком много субъектов, преследовавших собственные цели. При этом разногласия проявлялись не только между коммунистами и "земледельцами" как сторонами в переговорах, но и в самом БЗНС - между его левицей и центристами, а также внутри каждой из этих групп. Кроме того, внутреннее (софийское) руководство и БЗНС, и 1БП не ладило со своими заграничными представительствами. 15 октября уполномоченный Коминтерна в Вене сообщал в Москву: вопрос о том, до чего же мы в конце концов договорились с "земледельцами" и что практически из этого можно извлечь, - до сих пор не согласован с болгарским ЦК [5].

 

Тем не менее и "земледельцы", и коммунисты кое-где совместно, но в основном каждый в отдельности продолжали практическую подготовительную работу.

 

В Болгарии "земледельцы" сумели создать сеть тайных революционных комитетов. Непосредственную подготовку к восстанию осуществлял Центральный ревком в столице - речь шла прежде всего о контрабандной доставке оружия из Югославии [6]. Наиболее активными деятелями ревкома были "левые" "земледельцы" - адвокат по профессии Д. Грынчаров и ветеран-фронтовик Н. Петрини [7]. Оба они, участвуя в издании газет "Защита", "Народовластие", "Оранжево знаме", "Народно знаме" (выходили в разное время к 1923-1925 гг.), вели обширную публицистическую деятельность, пропагандировали свои взгляды.

 

Софийский ревком поддерживал связи и с ЦК БКП, и с ЗП БЗНС в югославском Нише, имел контакты с представителями оппозиционного крыла Демократической и Радикальной партий, с "широкими социалистами", а затем и с генералом Н. Жековым, в свою очередь решившим подготовить и произвести государственный переворот и с конца 1924 г. собиравшим для этого силы и сторонников.

 

Помимо нелегальных ревкомов "земледельцам" удалось сформировать и боевые группы, состоявшие главным образом из приверженцев левицы, а частично и центристов. Иногда все же складывались "совместные" - из "земледельцев" и коммунистов. Всего к кончу 1924 г. в боевые группы входило около 800 человек [8].

 

Что касается членов ЗП БЗНС, то они в свою очередь готовились к вооруженному выступлению отдельно от коммунистов. Позже Н. Атанасов в частном письме признавался, что бежал за границу с убеждением, что необходимо готовить тайную революционную организацию, чтобы в удобный момент своими силами (выделено мною. - Авт. ) свергнуть заговорщиков и восстановить положение, существовавшее до 9 июня 1923 г. [9]

 

Усилиями ЗП БЗНС в Югославии был создан Заграничный ревком и Штаб революционной армии во главе с полковником запаса Ив. Тулешковым, организовано восемь пограничных каналов

 

197

 

 

для перехода болгаро-югославской границы. Постоянные контакты поддерживались с внутриболгарской революционной организацией.

 

Несмотря на все это, акция "земледельцев" не состоялась. Годом позже Ал. Оббов объяснял причину провала вооруженного выступления тем, что, по его словам, в сентябре 1924 г. Атанасов и Стоянов продали болгарским коммунистам тысячу винтовок (видимо, полученных от югославских властей. - Авт.), и югославское правительство, начав опасаться вслед за Цанковым "большевизма на Балканах", прекратило дальнейшее снабжение эмигрантов оружием. К тому же остались невыполненными обещания чехословацких властей предоставить ЗП БЗНС 10 тыс. винтовок и 200 пулеметов. "Тем самым, - заключал Оббов, - была провалена революция осенью 1924 г." [10].

 

Однако представляется, что главную роль в очередном крушении повстанческих надежд скорее сыграло общее изменение конъюнктуры в болгаро-югославских отношениях. Убийство Т. Александрова и разгром стройной организации ВМРО автономистов способствовали ослаблению на некоторое время напряженности между двумя государствами, постоянным основанием для которой являлась именно деятельность ВМРО.

 

Летне-осенняя 1924 г. активность "земледельцев", их стремление к преобладанию над БКП, несомненно, наложили отпечаток на характер строительства Военной организации, которое в свою очередь вела БКП, как и на политику компартии в целом: фактор соревнования с "земледельцами", понимание необходимости обеспечить себе возможность действовать на опережение усиливали у руководителей БКП революционное возбуждение и нервозность, подпитывали их ультралевые настроения.

 

После Витошской конференции Центральную военную комиссию ЦК БКП, а затем и Штаб ВО возглавил майор запаса Коста Янков. Это назначение, как увидим далее, сыграло едва ли не определяющую роль в роковых событиях 1925 г. Янков, по-видимому, обладал действительно большим армейским опытом: он окончил Военное училище в Софии, сражался на фронтах Балканской войны 1912-1913 гг., а затем и первой мировой. Он привык смело отстаивать свое мнение, даже если оно расходилось с позицией партийных авторитетов, как это было в случае неприятия им подхода к переговорам с ВМРО автономистов, осуществлявшимся "делегатами" из Москвы. Помимо определенных черт характера, возможно, дополнительной основой его самостоятельности, "выделенности" в компартии служила принадлежность Янкова к семье "патриарха" болгарской социал-демократии Д. Благоева, на дочери которого он был женат.

 

Строительством военной организации БКП Янков и его сподвижники, поддерживая постоянные контакты с левицей БЗНС, занялись

 

198

 

 

со всей основательностью. Болгария была разделена на пять военно-революционных областей, каждая из которых делилась на военные округа, те в свою очередь на районы и подрайоны, затем следовали дружины и "шестерки". Военный центр занимался армейской и политической подготовкой людей, изучались различные отрасли военного дела. При ВО существовало несколько секций: по вооружению, разведке, подрывному делу, связям, по карательной деятельности "в отношении предателей и отступников от дела коммунизма". Наряду с военной разведкой и контрразведкой была учреждена и политическая разведка - ВО сумела овладеть шифром министерства внутренних дел и военного министерства, имела своих людей на центральной почте и в царском дворце [11]. ВО поддерживала деятельность партизанских отрядов (чет), которые вели агитационно-пропагандистскую и организационную работу среди населения, способствуя созданию в народе "боевого настроения"; совершали налеты на отдельные села, терроризируя местную администрацию и расправляясь с "отъявленными реакционерами"; нередко прибегали к индивидуальному террору. Всего в 1924 - начале 1925 г. и Болгарии действовало 17 партизанских отрядов; в них участвовало около 300 человек.

 

ВО БКП разрасталась быстрыми темпами и постепенно ее аппарат стал превышать аппарат самой компартии. Так, из 800 членов софийской организации БКП почти 700 человек перешли в ВО [12].

 

Сообщения о "военной мощи" БКП, докладывавшиеся вверх по партийной коммунистической вертикали, подпитывали настроения и пользу продолжения курса на вооруженное восстание как в Софии, так и в Вене и в Москве. 18 ноября 1924 г. Димитров писал Коларову из Вены:

 

"Итак, как видишь, дело идет таким образом, что мы действительно реально приближаемся к возможности восстания весной. Нужно усиленно использовать предстоящие три месяца - декабрь, январь и февраль - для быстрой и всесторонней подготовки, чтобы мы весной могли действительно приступить к действию" [13].

 

В Москве среди представителей ряда авторитетных органов власти, не избавившихся еще от политической левизны, революционные ожидания были приблизительно того же рода. Так, например, в заключительной части ноябрьского 1925 г. аналитического доклада Отдела балканских стран НКИД СССР говорилось об "объективно благоприятной" и "глубоко революционной обстановке в Болгарии", исходя из чего Болгарской компартии, по мнению авторов доклада, необходимо держать курс на вооруженное восстание [14].

 

Но вскоре в сообщениях из Болгарии появились тревожные ноты: правительство Цанкова решило перейти к активизации превентивных действий и подавить готовящуюся смуту. Совет министров несколько раз созывался на специальные заседания, чтобы обсудить

 

199

 

 

положение. В качестве мер противодействия была произведена концентрация сил армии и полиции, участились увольнения заподозренных в нелегальной деятельности лиц, усилилось преследование чет. На улицах запретили собираться группами. Едва ли не правилом стали убийства из-за угла коммунистов и "земледельцев", совершаемые, как сообщалось в периодической печати, некими "безответственными факторами". Власти начали формировать контрчеты из добровольцев с целью покончить с партизанским движением в стране.

 

Ежедневные материалы в болгарской прессе о раскрытии коммунистических "шестерок" или "земледельческих" ревкомов, о конфискации незаконно приобретенного оружия, о нападениях чет, о готовящемся восстании - все это на фоне действительного усиления репрессий со стороны властей создавало напряженную, тягостную атмосферу в стране. Постоянные преследования способствовали быстро наступавшей дестабилизации деятельности руководства БКП, нарушению его функций. Связи между членами ЦК, находившимися на нелегальном положении и в постоянном ожидании провала, становились все более редкими и затрудненными. В этих условиях Янков и его Военная организация стали проводить свою работу все более самостоятельно и независимо от ЦК, ряд вопросов военного порядка не обсуждали целым составом ЦК и даже его Исполбюро. ВО начала применять в качестве основного метода индивидуальный террор, наводить ужас на представителей власти террором стало главным и для чет.

 

Уже понимая, что деятельность чет приносит больше вреда, чем пользы, и во что она превращается в условиях преследования правительственными войсками чет по пятам, некоторые члены ЦК БКП высказывались в пользу того, чтобы удерживать партизан от индивидуальных выступлений. Эту позицию поддержала Балканская комиссия ИККИ/ЦК РКП(б), приняв 9 декабря 1924 г. решение, в котором указывала на опасность превращения чет в банды, могущие выйти из-под контроля руководства компартии [15].

 

Ситуация становилась очень серьезной. Это понимали и в Москве. Согласно информации, полученной ИНО ОГПУ, в конце января 1925 г. болгарское правительство готовило «провокацию против "земледельцев" и коммунистов, чтобы уничтожить их и избавиться от назревающей опасности» [16]. Стало известно о заседании Совета министров Болгарии 27 января 1925 г., где министр внутренних дел Русев заявил:

 

"Деятельность коммунистов продолжает вырождаться в отдельные убийства, покушения, нападения и проч. Подготовка коммунистами массовых выступлений весною видна из факта закупки ими по всей стране оружия и попыток доставить его во что бы то ни стало. Коммунисты предлагали продать им оружие многим офицерам, в частности, в Южной Болгарии" [17].

 

200

 

 

Положение осложнялось тем, что генерал Н. Жеков, пытавшийся, как говорилось выше, составить "свой" заговор и произвести военный переворот, в поисках союзников вел переговоры с широким кругом представителей лояльной оппозиции - лагерь недовольных политическим режимом Цанкова в сгущавшейся атмосфере ожидания гражданской войны был достаточно велик. Жеков обращался и к левым "земледельцам", и к коммунистам, по поводу чего руководство БКП запросило мнение Москвы. 28 января 1925 г. Президиум ПККИ рекомендовал БКП "согласиться на переговоры с левыми генералами" и отказаться от вооруженного выступления против групп, свергающих Цанкова, а также по возможности вести переговоры с левыми "земледельцами" под лозунгом "драться против Цанкова готовы" [18]. При этом в резолюции содержалось предупреждение об опасности предлагаемой тактики, как могущей помочь укрепиться "более жизнеспособной фракции буржуазии".

 

Тем самым Коминтерн ставил перед БКП, по существу, совершенно новую тактическую задачу, к решению которой партия не была готова. В серьезно дезорганизованном ЦК БКП, зацикленном на проблеме вооруженного восстания под руководством компартии, московская резолюция стала толковаться двояко: кто-то понимал ее как отмену курса на восстание, кто-то, наоборот, как ориентир на весеннее вооруженное выступление.

 

Эта разноголосица мнений не позволила членам ЦК БКП в течение первых трех месяцев 1925 г. определиться и в отношении готовившегося ВО взрыва собора "Св. Воскресения" в центре Софии. Часть членов ЦК высказывалась за проведение теракта, другая была против.

 

В середине марта 1925 г. правительство, сужая круг, провело через парламент закон об изменении и дополнении закона о защите государства. Теперь почти каждая его статья приобрела окончание: карается смертью. 15 лет тюремного заключения предусматриваюсь для тех, кто укрывал человека, не подозревая, что укрываемый может быть привлечен к ответственности по ЗЗД. Органы местной администрации получили задание составить списки неблагонадежных.

 

16 апреля 1925 г. натянутая струна лопнула и так долго стоявшее наготове ружье выстрелило; динамит, заложенный предварительно в колонны собора "Св. Воскресения" сотрудниками ВО БКП, был взорван во время отпевания убитого из-за угла генерала запаса Косты Георгиева - одного из основателей Военного союза. На церемонии в храме присутствовали члены правительства, высокопоставленные чиновники, военные - ветераны войн. Под развалинами храма погибло более 100 человек, в том числе офицеры - соратники боевого генерала, но в большинстве - простые прихожане. Было много раненых. Однако из руководства страны, уничтожить которое надеялись организаторы теракта, никто серьезно не

 

201

 

 

пострадал. Случайно на службу к моменту взрыва опоздал царь Борис.

 

Спустя почти три десятилетия Цанков так вспоминал ужаснувшее его событие:

 

"По православсному ритуалу церковный прислужник раздал свечи, начиная с меня, как будто считал нас. Подавая свечи, посмотрел на каждого из нас... Гроб с телом убитого генерала был поставлен на определенное для таких случаев место. Мы, министры, расположились в два ряда, как полагается по протоколу. Сзади нас стояли официальные и должностные лица, храм был набит народом, были женщины и дети. Прислужник передвинул гроб с покойным ближе к алтарю, так что мы, министры, автоматически сместились на несколько шагов вперед и оказались точно под куполом собора, где была заложена адская машина с 30—40 килограммами взрывчатки. Это перемещение спасло правительство. Невежественный прислужник думал, что мы окажемся точно под ударом и точно будем уничтожены" [19].

 

Взрыв собора в столице потряс всю страну.

 

Трагической насмешкой судьбы явилось то обстоятельство, что 15 апреля 1925 г., т.е. за день до теракта, Президиум ИККИ принял наконец постановление, серьезно отличавшееся от всех предыдущих. Отмечая, что международная обстановка становится все более неблагоприятной для выступления рабочих и крестьянских масс Болгарии, что военная организация "при затяжном кризисе" оказывается перед опасностью уклонов, Коминтерн счел необходимым, чтобы БКП отказалась от курса на вооруженное восстание в ближайшее время. В постановлении указывалось, что ВО должна быть свернута, проверена и перестроена для другой функции - для обороны собраний, демонстраций и т.п., что теракты и деятельность чет должны быть прекращены [20]. К несчастью, запоздалые эти рекомендации оказались обращенными уже в никуда.

 

Инициатива по разрешению положения в стране в связи с терактом оказалась в руках военных. Совет министров поручил принять неотложные меры военному министру генералу Вылкову и министру внутренних дел генералу Русеву. Помимо того, что в самый день кровавого покушения - 16 апреля - было введено военное положение, означавшее фактическое сосредоточение всей власти в руках военных, правительственные генералы призвали на помощь Военный союз. Именно его члены занялись осуществлением репрессивной политики правительства, считая теракт оскорблением не только памяти блестящего генерала, но и достоинства всего героического болгарского офицерства. Центральное правление ВС приняло негласное решение "ликвидировать людей, причастных к акту взрыва" [21]. Так был приведен в движение весь механизм принуждения государства, включая его неконституционные структуры.

 

Репрессивные меры коснулись не только непосредственных участников теракта, но также сотен подвернувшихся под горячую руку

 

202

 

 

людей. Начались повальные обыски по спискам, составленным заранее. Созданные по всей стране специальные комиссии занимались определением тех среди арестованных, кто подлежал ликвидации. Несчастных кидали в топку софийского полицейского управления, убивали в подвалах армейских казарм, расстреливали, душили во время допросов с помощью петли, набрасывавшейся из-за спины. Тела сбрасывали в мешках в ров. И все это - без суда и приговоров, отчет держался только перед кучкой военных чинов. Наиболее массовый характер репрессии приняли в столице, но и в провинции аресты, пытки, убийства приобрели широкие размеры. До 31 июля в Варненском гарнизоне было арестовано около 10,5 тыс. человек, к Пловдивском - свыше 13 тыс.

 

Кроме самочинных расправ, по всей стране работали военно-полевые суды. Измененный ЗЗД позволял использовать в качестве основной меры наказания смертную казнь.

 

Размах практически неограниченных репрессий поверг страну в ужас. Давно уже были осуждены и публично казнены непосредственные участники теракта, разгромлены и выведены из строя организации БКП и "земледельцев"-единофронтовцев, а власти упорно продолжали действовать огнем и мечом. Сохранение военного положения в стране позволило Вылкову чувствовать себя в ней полновластным хозяином и присвоить себе ряд политических функций, что укрепляло его положение в глазах царя. И одновременно... подрывало авторитет Цанкова [22], который формально нес всю ответственность за происходящее в Болгарии.

 

Перекос методов управления в сторону репрессий затруднял течение общественной жизни, мешал нормальной хозяйственной деятельности, тормозил международные контакты. В обществе произошел раскол по новым линиям. Прежде бездействовавшая лояльная оппозиция стала требовать смены политического курса. В конце июля 1925 г. орган Демократической партии писал: положение характеризуется наличием государства в государстве, правительство же стоит в стороне, ничего не предпринимая для прекращения политической вендетты [23]. Репрессии в Болгарии подверглись осуждению со стороны либеральных кругов Великобритании и Франции. В ряде европейских столиц возникли комитеты защиты жертв белого террора в Болгарии. Со словами гневного протеста выступал Исполком Коминтерна - позиция Коминтерна была отработана на заседании ЦБ ЦК РКП(б) 22 апреля 1925 г. В принятом решении говорилось: поручить Чичерину отгородиться самым решительным образом от попыток притянуть советское правительство к болгарским событиям, просить ИККИ поместить в печати краткое опровержение по вопросу о болгарских событиях, а Коларову и Димитрову предложить воздержаться от самостоятельных выступлений [24].

 

Под давлением внутри- и внешнеполитических факторов в Демократическом сговоре произошла передислокация сил: Цанков

 

203

 

 

как олицетворение сложившегося положения и формально главная фигура режима все более терял политический кредит, в то время как в правительственной партии стала набирать вес группировка во главе с А. Ляпчевым. В качестве возможного нового премьер-министра он устраивал основные политические круги Болгарии, а также часть военных и, что было очень важно, царя. В конечном счете Цанков, долго сопротивлявшийся уходу с поста премьер-министра, 3 января 1926 г. был вынужден подать в отставку. 4 января А. Ляпчев сформировал новый кабинет Демократического сговора.

 

В целом праворадикальные силы, учинившие государственный переворот 9 июня 1923 г., оказались не в состоянии использовать пребывание у власти в 1923-1925 гг. для укрепления своих позиций. В определенной степени это было обусловлено внутренними процессами в политических кругах и среди части военных. Создаваемый в противоположность "старым" партиям, как неспособным вывести страну из кризисного состояния, Демократический сговор, а вместе с ним и весь режим 1923-1925 гг. не смогли порвать с парламентаризмом. Что касается военной стороны режима, то здесь он проявил свои свойства в самой разнузданной форме, особенно после теракта 16 апреля 1925 г., оттолкнув в конце концов от себя часть некогда близких сторонников. Именно бесконтрольные репрессии тайной полиции и так называемых "безответственных факторов" ставили режим Цанкова и К° в один ряд с профашистскими. Тем выше заслуга кругов болгарских здравомыслящих политиков, сумевших воспрепятствовать распространению и укреплению этого поветрия в стране.

 

Относительно леворадикальных сил - БКП и левицы БЗНС, которым марксистская историография отдавала пальму первенства в организации сопротивления трудящихся наступлению реакции, следует сказать, что их политическая роль сводилась, скорее, к обратному. В самом деле, не провоцируй они Цанкова и его администрацию авантюрными повстанческими планами и не преследуй столь фанатично идефикс вооруженного свержения правительства, БКП, а со временем и БЗНС смогли бы и после переворота 9 июня 1923 г. вписаться в легальную общественную и политическую жизнь страны. Если говорить строго, то принятая этими организациями тактика фактически явилась делом кучки экзальтированных личностей, исходивших из требований как ультрареволюционной идеологии, так и заговорщической практики, к тому же связывавших свои планы, в том числе личные, с дипломатией и спецслужбами враждебных в то время Болгарии государств. Ради достижения ставившихся ими целей, непременным атрибутом которых был и их собственный приход к власти, ее насильственный захват, жестокому и кровавому испытанию подвергся весь народ.

 

204

 

 

 

2. Динамика политического процесса в 1926-1931 годах. Правительство Андрея Ляпчева

 

Группировка Андрея Ляпчева в Демократическом сговоре активизировала свою деятельность осенью 1925 г., однако лишь заручившись поддержкой Бориса III, когда, изменив роли стороннего наблюдателя, царь проявил беспокойство по поводу репрессий в стране. Одной фразы об этом, произнесенной как бы мимоходом на официальном приеме, было достаточно, чтобы поставить под вопрос дальнейшее существование кабинета Цанкова.

 

Решившись на поддержку сторонников нормализации общественной жизни, Борис III стремился укрепить и собственное положение в стране. При этом он хотел опереться на армию, в которой еще не являлся хозяином положения. В деле привлечения симпатий офицерства царь рассчитывал на помощь генерала Вылкова. Но также желал избавиться от влиятельного Военного союза, для чего дал Вылкову указание "постепенно дезорганизовать ВС и распустить его" [25]. Такие меры должны были, по замыслу царя, укрепить единство армии и превратить ее в надежную опору монархии.

 

Правда, Вылков являлся фактическим организатором бесконтрольных репрессий в стране, но эту "неувязку" царь преодолел легко, сосредоточив ответственность за них лишь на премьер-министре. В результате Вылков сумел встать в позу защитника права парламента на урегулирование кризиса в правящей верхушке. Депутаты, близкие к Ляпчеву, предпочли "диктатуре Цанкова парламентарное правление с генералом Вылковым", как писал в воспоминаниях Ст. Мошанов [26]. Нехитрая манипуляция со сменой политической маски высокопоставленным генералом имела существенное влияние на формирование режима, который пришел на смену "цанковскому".

 

Ляпчев устраивал Бориса III своей склонностью к компромиссам и отношением к трону как к незыблемой основе государства. Опираясь на Ляпчева и Вылкова, сохранившего в новом кабинете пост военного министра, монарх намеревался сделать правительство и армию важнейшими точками опоры для восстановления полноты собственной власти. Кроме того, Ляпчев как человек с большим политическим опытом и авторитетом специалиста по хозяйственным и финансовым вопросам, полученными еще в период его деятельности в довоенных кабинетах, устраивал и предпринимательские круги, стремившиеся извлечь максимальную пользу из складывавшейся экономической конъюнктуры: признаки стабилизации на Западе, да и в самой Болгарии все отчетливее давали о себе знать. Символичным в этом отношении было назначение на пост министра иностранных дел известного в стране финансиста Ат. Бурова.

 

Состав кабинета Ляпчева формировался из представителей Демократического сговора. Цанков, однако, сохранял в этой партии

 

205

 

 

серьезные позиции; кроме того, он был избран председателем Народного собрания. Располагая таким политическим ресурсом, Цанков и не думал складывать оружия, готовился к новому раунду борьбы.

 

Размежевание наблюдалось также в среде военных, как бы подтверждая тем самым подмеченную современными политологами черту: военные, особенно когда приходят к власти, не представляют собой монолита [27]. В действительности Вылкову противостояла группа вокруг Д. Велчева-К. Георгиева, явившихся в 1923 г. непосредственными устроителями государственного переворота, но оставшихся неудовлетворенными его результатами и глубоко переживавшими неудачу с реализаций "идеалов 9 июня" Были у них и личные претензии к Вылкову, оставившему многих ее членов в небрежении, забытыми. Как писали в мемуарах бывшие члены ВС Хр. Стойков, Г. Иванов и П. Хаджииванов, никто после переворота не интересовался рядовыми членами Союза, никто не собирался созывать очередного съезда, чтобы обсудить возникшие после 9 июня политические вопросы; Вылков всеми делами вершил единолично, минуя центральный руководящий орган [28].

 

Ляпчев намеревался управлять страной "кротко и милосердно". Его правительственная программа отражала потребности общества в либерализации режима и возвращении к нормам буржуазно-демократического конституционного правления. Определенные условия для политической стабилизации создавало фактическое устранение наиболее беспокойных противников власти, последовавшее в 1923-1925 гг. в результате разгрома компартии и ликвидации ее подпольной военной организации, а также из-за глубокой внутренней дезорганизации БЗНС. Все это позволяло Ляпчеву ограничиться в своем кабинете лишь одним военным - генералом Вылковым. А в скором времени премьер-министру удалось, хотя и не без труда, произвести замену гражданскими лицами руководящего состава административно-территориальных органов страны, где до тех пор были представлены главным образом отставные военные среднего ранга [29].

 

Одна из главных задач, поставленных монархом перед военным министром - обеспечить контроль над армией, оказалась сложной для исполнения. С одной стороны, царский приказ "вернуть армию в казармы" не затронул окружения самого военного министра, который продолжал использовать прежний аппарат, до некоторой степени сохранявший репрессивные функции.

 

С другой стороны, сопротивление части политизированных военных, в среде которых зрели антимонархические настроения, оказалось не просто спонтанным. Так, офицеры преимущественно среднего звена ("капитаны"), группировавшиеся вокруг Велчева и Георгиева, стремились возродить Военный союз как независимую от монарха, самостоятельную организацию. Они по-прежнему негативно

 

206

 

 

относились к политической демократии, исповедуя постепенно всё более четко оформлявшуюся идею установления беспартийного режима.

 

Решительное столкновение сторонников министра с оппозицией произошло в июле 1928 г. на созванном наконец-то съезде Военного союза. Съезд проходил нелегально, ночью в здании военного министерства, в окнах которого Вылков выставил пулеметы. Они были нацелены на городской сад, где расположилась вооруженная охрана оппозиционных офицеров [30]. Несмотря на столь недвусмысленное давление, приверженцы Вылкова не смогли на съезде одержать победу, "капитаны" же сумели оформиться в Тайный военный союз. Таким образом часть военной оппозиции ушла в подполье, а ТВС превратился в новый опасный центр заговорщиков.

 

Начало политики либерализации режима, провозглашенной Ляпчевым, ознаменовалось принятием закона об амнистии в феврале 1926 г. [31] В свою очередь Вылков, выступая в новых обстоятельствах едва ли не защитником демократии, стал инициатором нескольких царских указов о помиловании ряда лиц, осужденных в 1923-1925 гг. военно-полевыми судами [32]. Эти меры, проходившие как через гражданские, так и через военные инстанции, были далеко не полными, частичными. Об их символичности говорит донесение болгарского посланника в Лондоне, в котором он информировал свое министерство о впечатлении одного из английских лейбористов, посетивших в 1927 г. Болгарию: его сильно поразил тот факт, писал посланник, "что у нас еще много арестованных с давних пор и не преданных суду, вероятно, из-за отсутствия достаточных улик их виновности, что власти и теперь прибегают к мучительным истязаниям арестованных" [33].

 

Как министр внутренних дел Ляпчев проявлял заинтересованность в том, чтобы ликвидировать приобретенную в 1923-1925 гг. полицией независимость от гражданских властей. Сделать это было непросто - сложная расстановка сил в правящей верхушке (прежде всего, двуцентровость правительственного Демократического сговора) позволила служащим этого ведомства превратить его в многорукое чудовище, снабжавшее политической информацией не только своего министра, но и его конкурента в лице Цанкова, а также руководителей ВМРО.

 

При этом постановке слежки за неблагонадежными министерство внутренних уделяло особое внимание. Окружные полицейские инспектора вели всестороннее наблюдение на подведомственной им территории, окружные управители ежемесячно посылали подробные донесения по специальной форме в столицу. В 1927 г. при Дирекции полиции было создано Бюро по печати [34] с цензорскими полномочиями, хотя законодательно цензура в стране не вводилась. Большое значение придавалось установлению связей с зарубежными полицейскими службами. В частности, благодаря услуге австрийских

 

207

 

 

властей правительство Ляпчева получило "успокоительные" для себя материалы расширенного пленума ЦК БКП, состоявшегося в Вене в сентябре 1926 г.; из них явствовало, что открытого выступления болгарских коммунистов не предвиделось: они ориентировались на восстановление компартии и на поворот ее к массам, установление связей с ними, одновременно ставя задачу создания легальной рабочей партии.

 

Поскольку работу разных организаций полицейский аппарат мог в той или иной степени контролировать, Ляпчев решил позволить деятельность легальной Рабочей партии и некоторых других рабочих объединений. Расчет правительства строился на предположении, что создание массовой Рабочей партии обгонит процесс восстановления подпольной БКП, а при наличии ликвидаторских настроений в последней может и подорвать его, сделать излишним само существование БКП. В результате в феврале 1927 г. смогла конституироваться Рабочая партия (РП), а в мае 1928 г. - Рабочий молодежный союз (РМС). С 1925 г. постепенно восстанавливалась деятельность независимых профсоюзов. Рабочая партия была допущена к участию в парламентских выборах.

 

Легальные организации рабочего класса были довольно специфическими по своей функциональной роли: официально приняв статус независимых от какой-либо партии, РП, НРПС и РМС действовали под руководством находившихся в подполье компартии и комсомола. Эта связь была как идейно-политической, так нередко и организационной. Например, член Исполнительного бюро ЦК БКП Хр. Калайджиев стал одновременно и членом ПК РП, он же был избран депутатом Народного собрания от РП. При конституировании РП насчитывала 4 тыс. членов, осенью 1928 г. после специально проведенной оргкампании - около 6 тыс.

 

Допуская легализацию ряда рабочих организаций и их контролируемую деятельность, правительство Ляпчева не предусматривало никаких послаблений в преследовании подпольной БКП, не без оснований относя ее к числу террористических. Весной 1926 г. состоялся судебный процесс против ЗБ БКП с 118 подсудимыми, 26-ти из них вынесли смертный приговор. В ходе одновременного процесса против ЦК комсомола четверо из 37 подсудимых были приговорены к высшей мере наказания [35]. При этом власти, не снижая ответственности за нарушение законов страны, смертные приговоры к исполнение не приводили.

 

Процесс приспособления БКП к подпольным условиям сопровождался немалыми издержками, методы работы вырабатывались в борьбе, принявшей в конце концов фракционный характер. В 1928-1929 гг. один за другим последовали два крупных провала ЦК БКП, в результате чего компартия на несколько месяцем осталась без руководства внутри страны. Общая численность БКП к 1929 г. составляла всего 815 человек [36]. В руководстве партии преобладали

 

208

 

 

левацкие представления. Невзирая на пассивность населения, коммунисты призывали людей к "открытому и повсеместному наступлению", "овладению улицей", свержению "фашистского режима" и установлению диктатуры пролетариата.

 

Другим объектом внимания правительства Ляпчева являлся БЗНС.

 

Апрельские события 1925 г. стали поворотными в жизни этой партии. Основная масса приверженцев единого фронта подверглась физическому истреблению вместе с коммунистами. Организационно БЗНС находился в полном расстройстве. Пережитый страх перед репрессиями вызвал общее поправение его лидеров, а выработка политической линии и определение места Союза в общественной жизни с учетом изменившихся обстоятельств происходили в изнурительной внутренней борьбе. Единственное, что теперь не вызывало споров в руководстве БЗНС, это - отказ от сотрудничества с БКП, осуждение тактики единого фронта. Следя за этими процессами, власти стали ориентироваться на политику "приручения" руководства БЗНС, остававшейся самой массовой партией в стране. И одновременно использовали собственные рычаги для усиления разногласий между группировками Союза, так как организационно сильный БЗНС представлял бы потенциальную опасность.

 

В декабре 1926 г. произошел окончательный раскол Земледельческого союза, в результате чего на свет появились БЗНС-"Оранжевый" во главе с правыми деятелями К. Томовым и С. Омарчевским и БЗНС-"Врабча-1", куда вошли деятели умеренно правого крыла, центра и левицы. Рождение новых партий было оформлено на их съездах в апреле 1927 г., впервые после четырехлетнего перерыва разрешенных властями, причем обеим частям раздельно, в разных городах.

 

Делегаты съезда БЗНС-"Оранжевый", заявляя о необходимости "разорвать обруч недоверия к БЗНС", выразили готовность к сотрудничеству даже с Демократическим сговором. Лозунгом было: гражданский мир любой ценой [37].

 

На съезде БЗНС-"Врабча-1" преобладали свои правые во главе с Г. Марковым и А. Радоловым. В принятых резолюциях вооруженное выступление в сентябре 1923 г. и единые действия с БКП были подвергнуты осуждению. Съезд заявил о поддержке любого правительства, гарантирующего конституционные права и свободы граждан. Наметившаяся здесь левица была слабой и не могла повлиять на решения съезда. Что касается возглавляемых Д. Гичевым центристов, то свою позицию они определили лозунгом "Ни налево, ни направо!"

 

В целом силы "земледельцев" были настолько распылены, что ни одна группировка Союза, будучи допущенной к участию в парламентских выборах (май 1927 г.), не рискнула выступить самостоятельно,

 

209

 

 

предпочитая избирательные коалиции с партиями разной ориентации.

 

Выборы в Народное собрание проводились, как и прежде, по мажоритарной системе. Правительственный Демократический сговор, получив на них 35% голосов, обеспечил себе более 60% мандатов. При таком положении депутаты от остальных партий даже в случае сплоченного выступления не могли при голосовании в парламенте добиться перевеса.

 

В крестьянской стране, несмотря на отмеченную слабость БЗНС, именно его представителям население оказало массовую поддержку, так что БЗНС-"Врабча-1", добившись 42 депутатских мандатов, занял второе после Демократического сговора место. Воодушевленные неожиданным успехом, "земледельцы" уже в ноябре 1927 г. — на следующем своем съезде потребовали замены однопартийного кабинета правительством широкой коалиции, отмены ЗЗД, амнистии политзаключенным, роспуска реакционных организаций, восстановления закона об аграрной реформе, отказа от намерений правительства прибегнуть к иностранному займу [38]. Столь активное выступление произвело, по словам одного из современников, ошеломляющее впечатление на политический бомонд, впрочем быстро рассеявшееся: "раздрай" в "земледельческих" кругах продолжался, в том числе в низовых организациях, члены которых, кстати, в противовес этому требовали объединения обоих Союзов и не хотели посылать делегатов на раздельные съезды.

 

В результате последовавшего все-таки в ноябре 1929 г. объединения БЗНС после почти 10 лет активного политического, а частично и властного противостояния "буржуазным" партиям, пережив бурные взлеты и трагические падения, занял свое место на политической сцене. За три года правления Ляпчева партия сумела более или менее восстановиться организационно, расстаться с иллюзиями относительно ряда прежних политико-государственных проектов, оценить собственные возможности применительно к новым условиям. И определить свое "политическое лицо" - ее политическая платформа создавала основу для объединенных действий с остальными партиями так называемой трудовой демократии - СДП, Радикальной партией и некоторыми подобными группировками.

 

Социал-демократов сближали с БЗНС их требования реконструкции или полной смены кабинета Ляпчева (по оценкам БРСДП(о), "фашистского"), восстановления пропорциональной избирательной системы, применения социального законодательства. Радикальная партия, пережив в свою очередь тяжелый период расколов, колебаний вправо и влево, приблизилась к отказу от подчеркивания своей политической "самостоятельности". Для участников намечавшегося блока было характерно резко отрицательное отношение к политическому партнерству с Рабочей партией, как партией "крайних, революционных методов действия", в то время как к некоторым партиям

 

210

 

 

справа отношение, наоборот, либерализовалось, и в качестве возможного союзника постепенно вырисовывалась Демократическая партия. Руководство же последней рассчитывало возглавить эту преимущественно мелкобуржуазную по социальному составу коалицию и таким образом подготовить альтернативный однопартийному кабинету Ляпчева коалиционный вариант правления.

 

С формированием кабинета Ляпчева часть членов Демократической партии, особенно в провинциальных организациях, перешла под знамена нового премьер-министра (напомним, что Ляпчев был выходцем именно из Демократической партии). Остальным пришлось усиливать контакты с партиями "трудовой демократии". С руководством БЗНС-"Врабча-1" глава "демократов" А. Малинов вел переговоры не просто о блоке, а о слиянии. Переговоры на двусторонней основе велись также с Радикальной партией [39].

 

Одновременно объектом внимания лидеров "демократов" являлись "правые" организации, включая группировку Цанкова. Такая политика опиралась на якобы новую доктрину "общественного согласия", использовать которую Малинов предлагал взамен неудавшегося объединения политических партий в лице Демократического сговора. Однако для этого сил у "демократов" было недостаточно. Кроме того, лидеры других партий, участвовавших в переговорах, не желали быть лишь ведомыми и хотели взять в собственные руки инициативу объединения оппозиции, кто в организационном плане, как рассчитывало руководство БЗНС-"Врабча-1"'[40], кто в "моральном плане" (социал-демократы). Переговоры партнеров шли трудно, и договориться об "общественном согласии", а тем более по вопросу, что сначала - объединение или приход к власти, оказалось невозможным.

 

Руководствуясь тезисом "с партией приходят к власти, но с партией не управляют" [41], Ляпчев выстраивал собственную линию политико-государственного поведения. Для него было важно знать, что происходит в партиях, и еще важнее - не допустить их усиления или объединения в более или менее крупные коалиции, способные бороться за власть. Уже отмечалось выше, что болгарская партийно-политическая жизнь отличалась раздробленностью, наличием множества мелких партий, - увеличение их "роения" отвечало интересам премьера. И не случайно секретарь Ляпчева замечал в своих мемуарах: "1929 год был годом разложения всех наших партий" [42].

 

Но слабость инфраструктуры гражданского общества, составной частью которого являются политические партии и общественные организации, как бы сама собой взывает к повышению роли государства, тем более такого, перед которым стоят задачи капиталистической модернизации [43]. Именно в таком положении находилась Болгария. Ляпчев, обладавший тонким политическим чутьем, уловил требование времени и по-своему реализовал его.

 

211

 

 

Прежде всего Ляпчев стал играть активнейшую роль в парламенте, куда правящая партия перенесла свою основную деятельность. Парламентский клуб Демократического сговора еженедельно собирался на заседания, где обсуждались и предрешались важнейшие проблемы управления страной. Это делало как бы излишним проведение съездов Демократического сговора, они и не проводились, лишь эпизодически происходили заседания его высших органов.

 

Сам премьер-министр не только постоянно участвовал в заседаниях законодательного органа, но и определял повестку дня его следующих заседаний, их сроки, внимательно следил за ходом дискуссий и, судя по его репликам, чувствовал себя в большей мере хозяином положения, чем председатель Народного собрания этого созыва Цанков. По предложениям Ляпчева сроки парламентских сессий неоднократно продлевались, так что с октября 1927 г. по май 1930 г. Народное собрание работало почти непрерывно (на эти два с половиной года пришлось всего пять месяцев каникул), фактически превратившись в центр политической жизни страны. Происходившее при этом переплетение функций законодательной и исполнительной властей, сращивание элиты правящей партии с основными звеньями государственной машины, очевидно, не смущало Ляпчева, притом, что в болгарском политическом мире его называли "демократом и конституционалистом".

 

Засилье правительственного большинства в Народном собрании означало превращение оппозиции в нем в фактически бесправный элемент парламентского механизма. Именно исполнительная власть преимущественно пользовалась правом законодательной инициативы. Среди ведущих направлений нормотворчества парламента стало в это время упорядочение структуры отдельных частей государственного и хозяйственного механизма и определение сферы их деятельности (были приняты законы о судопроизводстве, правах и обязанностях судей; положение об организации ремесленного производства; законы о страховых кампаниях и контроле за ними со стороны государства, об учреждении сберегательных касс, о Болгарском народном банке и многие другие).

 

Интенсивность разработки юридических норм, создание или упорядочение правовой основы деятельности государственных и хозяйственных структур были призваны демонстрировать обществу то значение, которое власти придают правовым началам и законности в жизни государства. Но гораздо более важно отметить, что обширное нормотворчество отражало объективную потребность Болгарии в модернизации социально-экономических структур и являлось результатом сознательной политики кабинета Ляпчева, стремившегося поспешать по мере сил за развитыми, законоупорядоченными, институциализированными странами Западной Европы. Этому содействовали и меры, направленные на повышение образовательного

 

212

 

 

уровня населения, улучшение условий для получения высшего образования в самой Болгарии.

 

Первоочередное внимание уделялось вопросам экономики. Были приняты протекционистские законы для промышленности, о снижении в 3-10 раз тарифов на экспортные товары и о повышении тарифов на импортные товары, что давало капиталу новые привилегии, позволявшие наращивать хозяйственные мощности. Особое внимание обращалось на предприятия государственного сектора и само его расширение как базы для протекционистской политики. В 1929 г. льготы предпринимателей, полученные за счет государства, оценивались в 1/8 часть бюджетного дохода [44]. Значительный по масштабам страны ввоз машин и оборудования содействовал техническому переоснащению многих старых предприятий, строительству и вводу в строй новых. Всего за 1923-1929 гг. объем промышленной продукции возрос на 88%. Считается, что во второй половине 1920-х годов обозначился курс на частичную индустриализацию Болгарии [45].

 

Большое внимание Ляпчев уделял развитию кооперативного дела. Еще в 1910 г., будучи министром финансов, он инициировал создание Болгарского центрального кооперативного банка, под крылом которого росла и укреплялась сеть крестьянской, ремесленной и потребительской кооперации. Затем появились профилированные кооперативные союзы, а в середине 1920-х годов и Верховный кооперативный совет. В 1927 г. Ляпчев, продолжавший относиться к кооперации как к "экономической демократии", лично возглавил его. В 1934 г. в Болгарии действовало около 5 тыс. кооперативов, объединявших свыше 800 тыс. человек при примерно 5-миллионном населении страны.

 

При всей серьезности модернизационных успехов Болгарии и области экономики при правительстве Ляпчева нельзя не отметить тщетности их по большому счету. В этом отношении приходится согласиться с мнением Р. Аврамова, автора интереснейшей книги "XX век Болгарии в аспекте экономики", не так давно вышедшей в Софии. И протекционистскую политику болгарских правительств, и "отеческую" защиту ими кооперации он связывает с элементами традиционного сознания народа, людей, которые в последней четверти XIX в. получили самые передовые западноевропейские политические институты, но и в 20-30-е годы XX в. не имели (что. впрочем, естественно) индивидуалистического понимания самих себя, как свободных и ответственных личностей, не освободились от иждивенческого отношения к государству, от патриархальной боязни риска [46].

 

Долгое же пребывание, "засиживание" в таком состоянии, особенно когда "кооперативизм оказался поднятым до статуса официальной государственной идеологии", лишало развитие капитализма в Болгарии должных импульсов, а кооперацию превращало в его

 

213

 

 

"доступную и желанную альтернативу". В этом случае кооперативам, пишет Р. Аврамов, перерастает чисто экономические функции и становится образом жизни, т.е. происходящее тираживание элементов традиционализма не позволяет обществу вырваться из замкнутого круга. (Отсюда наблюдение Р. Аврамова, кажущееся очень важным для понимания всего XX экономического века Болгарии: "Очевидно, люди, жившие в подобной среде и создававшие в ее рамках стандарты своего экономического мышления, в общих чертах были подготовлены к социализму" [47].)

 

Но сам "просперитет" второй половины 1920-х годов внушал стране надежды. Они связывались и с благосклонным отношением к кабинету Ляпчева (чего никак не мог добиться в свое время Цанков) со стороны западных держав, особенно Великобритании. Недаром Ляпчеву приписывается фраза: "С англичанами, Священным синодом и царем Борисом не ссорюсь никогда". Бóльший, чем у предшественника, политический опыт и определенная гибкость Ляпчева позволили Болгарии получить на Западе под патронатом Лиги наций два крупных финансовых займа: в 1926 г. так называемого беженского - для обустройства огромного количества несчастных людей, перемещенных в итоге прошедших войн, - а затем в 1928 г. и "стабилизационного" с соответствующим предназначением. "В тогдашний критический момент, - пишет болгарский историк академик Д. Косев, - это было необходимым глотком воздуха для оздоровления страны" [48]. Несколько позже правительству удалось добиться и чувствительного снижения репарационных платежей.

 

Определенный рост материальных возможностей обострил конкурентную борьбу среди представителей "капиталистически сильных" слоев и их стремление оказывать решающее воздействие на экономическую политику страны, особенно с связи с манерой Ляпчева использовать авторитарные методы управления и в этой области. Показателен в этом отношении эпизод, когда премьер лично - без ведома парламента и большинства членов кабинета - санкционировал условия получения "стабилизационного займа", противники которого считали, что это усилит зависимость Болгарии от иностранного капитала.

 

Не утихала борьба и внутри Демократического сговора. Ни на минуту не прекращал действовать против правительства, обвиняя Ляпчева в либерализме, мечтавший о возвращении к власти Цанков. Приверженцы Цанкова, в первую очередь из среды военных, старались скомпрометировать правление Ляпчева и таким образом восстановить "обаяние 9 июня". Провоцируя раскол Демократического сговора, в начале 1929 г. цанковцы основали собственную газету "Лыч". Этот орган стал выступать с позиции, враждебной политическому курсу Ляпчева, возвеличивая "идеалы 9 июня". Первое место среди них занимал идеал сильной власти, противопоставлявшийся

 

214

 

 

"керенщине Ляпчева". Прошедшие в 1929 г. стачки рабочих табачной, а затем и текстильной отраслей промышленности "Лыч" использовал для агитации в пользу введения государственной регламентации отношений между трудом и капиталом. На страницах газеты откровенно пропагандировался опыт итальянских фашистов как отвергших либеральную концепцию и "радикально разрешивших" вопрос о вмешательстве государства в социальную сферу. Печаталось множество материалов, нацеленных на пробуждение "болгарского национального духа". Имена деятелей болгарского Возрождения, идеи освободительной борьбы использовались цанковцами в качестве источника "нового национализма, приспособленного к задачам послевоенного времени" [49].

 

В 1928 г. образованная годом раньше политизированная группа "Звено", куда входили представители интеллигенции во главе с Д. Казасовым, стала издавать одноименный журнал. Этот еженедельник вскоре превратился в центр притяжения и для некоторых начавших отходить от Цанкова "деятелей 9 июня", не примирившихся с неосуществлением своих идеалов. Тем самым военные из нелегального ТВС получили возможность через "Звено" влиять на общественное мнение. "Звено" резко отрицательно оценивало внутреннюю политику Ляпчева как способствовавшую расцвету фракционности в Демократическом сговоре и вследствие этого его ослаблению, а также как приведшую к возрождению "антипатриотических" сил в лице Рабочей партии и БЗНС.

 

Маневрируя, Ляпчев пошел в 1930 г. на реконструкцию кабинета, включив в него Цанкова и двух его сторонников. Удовлетворенный получением, пусть второстепенного, поста министра просвещения Цанков заявил о прекращении борьбы. Издание газеты "Лыч" было приостановлено. Столь политизированный компромисс возмутил часть сторонников Цанкова, особенно тех, кто называл себя "деятелями 9 июня", в адрес перебежчика посыпались обвинения в дезертирстве и капитулянтстве. Спустя несколько месяцев из среды бывших "лычистов" выделилась группа недовольных Цанковым во главе с К. Георгиевым, которая установила тесную связь со "звенарями". Вступив затем в "Звено", Георгиев вскоре стал одним из руководителей этой политической организации.

 

Накаливанию атмосферы недовольства официальным курсом правительства способствовало и обострение борьбы между сторонниками Ляпчева и приверженцами Цанкова в союзах офицеров и унтер-офицеров запаса. В ноябре 1929 г. организация "Родна защита" открыто объявила себя фашистской, требовала реформы парламента в целях изменения его состава, создания государственного совета, ликвидации автономии общин и их выборности, реформы школы [50].

 

Критика справа распространялась также на область внешней политики правительства, особенно когда с конца 1920-х годов появились приметы ослабления уз Версальской системы. В отношении

 

215

 

 

стран Запада и балканских соседей внешняя политика правительства Ляпчева исходила более всего из опыта первой половины этого десятилетия, показавшего эфемерность надежд политическими средствами добиться реализации хотя бы тех возможностей, которые содержались в Нейиском договоре (предоставление Болгарии экономического выхода в Эгейское море, признание прав меньшинств, сокращение репараций). Попытки ставить эти вопросы в Лиге наций не давали результатов.

 

Вынужденная пассивность внешней политики вызывала все более острое недовольство "патриотических" кругов. Особенно тугой узел противоречий завязался вновь вокруг ВМРО, остававшейся одной из опор, причем неконституционной, группировки Борис III-Вылков-Ляпчев. Как и прежде, деятельность ВМРО находилась в противоречии с официальным курсом внешней политики Болгарии, ориентированным на добрососедские отношения со всеми государствами на Балканах.

 

После погрома ВМРО в конце августа—начале сентября 1924 г. - убийства Т. Александрова и почти полного истребления левицы - ЦК организации возглавили А. Протогеров и Ив. Михайлов, бывший до того секретарем Александрова. Их стараниями ВМРО была "возвращена на свое место" - вновь привязана к дворцу и генералу Вылкову. В 1928 г. последовало убийство и Протогерова, не поладившего с Михайловым в вопросах тактики и лично [51]. Сосредоточив руководство организацией в своих руках, Михайлов действовал главным образом вооруженной рукой. Убийства политических противников на улицах Софии и других городов стали обыденным явлением. Одновременно Михайлов поощрял проведение террористических актов на югославской территории, полагая, что такая тактика будет способствовать пересмотру вопроса о судьбах македонских земель в международных органах. Эффект был обратным - ВМРО, все более вырождаясь в откровенно террористическую организацию, менее всего могла рассчитывать на благорасположение западноевропейской дипломатии.

 

Определенная поддержка, которую ВМРО получала со стороны Италии, преследовавшей собственные цели на Балканах, не только усиливала противоречия между Великобританией, Францией и Италией в зоне полуострова, но и создавала дополнительные поводы для напряженности между балканскими соседями. Так, цепь терактов, совершенных ВМРО в 1928 г., привела к резкому ухудшению отношений между Болгарией и Югославией. Кампания Белграда против ВМРО и персонально против связанного с ней военного министра генерала Вылкова была поддержана Англией и Францией. Полугодовые ухищрения Бориса III, вставшего на защиту генерала, фактически обеспечивавшего власть царя и в известной мере Ляпчева, оказались лишь отсрочкой - в начале 1929 г. Вылков вынужденно покинул свой пост.

 

216

 

 

Отставка Вылкова, обладавшего огромной властью как в годы режима Цанкова, так и в начальные годы правления Ляпчева, являвшегося в обоих случаях креатурой царя и руководившего основными неконституционными органами в стране, привела к развалу узкого негласного центра во главе с монархом. А также обрекла на неудачу планы Бориса III, направленные на восстановление своих прерогатив в отношении армии, в которой все большее влияние приобретал ТВС из офицеров-заговорщиков во главе с Д. Велчевым, настроенных антимонархически и авторитаристски. Именно под их влиянием происходило в последующие годы восстановление Военного союза, стремившегося обрести роль политического фактора.

 

Остававшийся в распоряжении Ляпчева Демократический сговор не мог служить премьеру полноценной политической опорой, ибо в нем не было единства: вскоре после выделения фракции Цанкова в партии появилась еще одна группа - во главе с министром иностранных дел А. Буровым. Этот "трехглавый" Демократический сговор пребывал в состоянии организационной аморфности. В конце 1920-х годов Цанков констатировал: "Полное разъединение и в партии, и в кадрах, и среди партийных масс ... Собрания не дают результатов" [52]. Фракционной борьбе не могла серьезно воспрепятствовать даже "Великая масонская ложа Болгарии" как надпартийная организация, объединявшая политическую элиту, хотя общее количество членов ложи значительно выросло за годы пребывания правительств Демократического сговора у власти [53].

 

Находившиеся в таком состоянии властные структуры были поставлены в конце 1928 г. перед фактом оживления рабочего движения.

 

В ноябре 1928 г. - январе 1929 г. по инициативе Рабочей партии по стране прошла кампания за широкую амнистию политзаключенным. Кампания сопровождалась голодовкой политзаключенных всех 22 болгарских тюрем. А с весны 1929 г. стала нарастать экономическая борьба рабочих. Ее кульминацией стали всеобщая стачка табачников и стачка сливенских текстильщиков, требовавших повышения заработной платы. Бастовали и рабочие других отраслей Всего в забастовочном движении 1929 г. участвовало около 40 тыс. рабочих. В 1930 г. в связи с начавшимся экономическим кризисом уровень забастовочного движения несколько снизился (25 тыс. участников), но в 1931 г. вновь поднялся, составив 33-34 тыс. Имели место также невиданные до того выступления городской мелкой буржуазии - хозяев ремесленных мастерских, лавочников и других. Недовольство проявляло и крестьянство — главная тягловая сила всех экономических преобразований.

 

В стране все более четко обозначались признаки нарушения равновесия установившейся системы власти. Успех, достигнутый

 

217

 

 

правительством Ляпчева в его стремлении придать режиму устойчивость, оказался весьма кратковременным. Этому в большой степени способствовал и мировой экономический кризис, в который была втянута Болгария.

 

 

3. От правительства "блока демократии" до утверждения авторитарной власти царя

 

В атмосфере обостренного социального недовольства предстояли в июне 1931 г. выборы в Народное собрание. Партии, противостоявшие Демократическому сговору, стали сколачивать широкую антиправительственную коалицию - Народный блок с привлечением БЗНС. В состав Народного блока вошли Демократическая и Радикальная партии, БЗНС-"Врабча-1" и БЗНС-"Стара-Загора" (образовался еще в 1923 г.), одна из группировок национал-либералов. Эта коалиция не была органически спаянной. Лидеры БЗНС-"Врабча-1" вынашивали, например, планы, придя к власти, постепенно освободиться от партнеров и установить собственное однопартийное правление.

 

Подпольная БКП, продолжая нести человеческие потери вследствие повторных провалов, также решила участвовать в выборах и действовать через легальную Рабочую партию (РП). Но возможностей для самостоятельного представительства на выборах у РП из-за малости сил не было, приходилось думать о создании под своим руководством коалиции - Блока труда, куда РП призывала вступить те "земледельческие" местные организации, которые порвут с БЗНС, как "продавшимся буржуазии". Следуя за левосектантскими установками БКП, РП выступала с позиций разоблачения "демократических иллюзий масс". На практике ее лозунг разложения БЗНС и выделения левицы в нем только отталкивал селян, заставляя их крепче держаться за свою организацию.

 

Стремясь удержать власть Демократического сговора и не допустить победы коалиционного Народного блока, правительство Ляпчева пошло на изменение закона о выборах, причем весьма парадоксальным образом: согласно нововведению, выделялось специальное количество депутатских мест для партий, преодолевших всего лишь двухпроцентный барьер, чем оказывалась безусловная поддержка РП и блокирующимся с нею левым "земледельцам", которые иначе не имели шанса на успех [54]. В результате Блок труда обеспечил себе 31 депутатский мандат - событие, которое прежде характеризовалось марксистской историографией, обходившейся без упоминания особенностей нового избирательного закона, как "прорыв фронта фашистской диктатуры".

 

Предвыборная тактика Ляпчева была рассчитана на отрыв части электората из низших слоев населения от Народного блока -

 

218

 

 

главного конкурента Демократического сговора. Однако сложная политическая манипуляция успеха премьер-министру не принесла. 21 июня 1931 г. Народный блок одержал уверенную победу, заняв первое место по числу проголосовавших за него избирателей (почти 600 тыс.). Таким образом Демократический сговор был отстранен от власти.

 

В парламенте нового созыва наибольшим числом мест - 75 - располагал БЗНС. Хотя Демократическая партия имела всего 41 депутатское место, именно она задавала тон в коалиционном Народном блоке. Сначала ее лидер А. Малинов возглавил кабинет министров, затем премьером стал Н. Мушанов, также представитель "демократов". Иронией судьбы явился приход к власти наиболее умеренных партийных кругов Болгарии именно в разгар экономического кризиса, противостоять которому было тем труднее, что он протекал на фоне мирового кризиса. Страна нуждалась в жестких регламентациях, а представители Народного блока заявляли в предвыборной программе о необходимости расширения демократии, о помощи экономически слабым слоям населения.

 

Действительно, благодаря законам 1931-1933 гг. в известной степени удавалось сдерживать массовое разорение крестьян (министром сельского хозяйства стал Д. Гичев — лидер БЗНС-"Врабча-1"): законом о защите крестьянина приостанавливалась продажа земли за долги, вводилась рассрочка по уплате долгов, а сами они сокращались; участки земли размером до 4 га включительно становились неотчуждаемыми. Законом о государственном бюджете на 1932/33 г. прекращалось взимание поземельного налога с первого гектара каждого владения, что облегчило положение около 400 тыс. мелких и средних хозяев. Несколько раз на протяжении 1931-1934 гг. объявлялось частичное списание и снижение недоимок.

 

Политика помощи крестьянину не раз приходила в столкновение с интересами более крупных предпринимателей. Мушанов, например, прямо заявлял: "Правительство не намерено спасать никчемных". Сугубо патерналистская линия правительственных "земледельцев", базировавшаяся на свойственных им стандартах экономического мышления, препятствовала в определенной мере "очистительному" действию экономического кризиса в стране. Она же привела к скоро обозначившемуся политическому краху "лоскутного" Народного блока, в составе руководства которого не оказалось действительно крупных фигур с большим государственным опытом.

 

Открытый конфликт между БЗНС-"Врабча-1" и Демократической партией возник в 1933 г. в связи с попыткой "земледельцев" добиться принятия нового закона о снижении долгов и повышении цен на сельскохозяйственную продукцию. Дело кончилось разрывом между партнерами по коалиции, чему способствовала и начатая "земледельцами" с конца 1932 г. кампания с целью увеличить свое участие

 

219

 

 

в управлении государством, а в перспективе, как это и задумывалось прежде, создать собственный однопартийный кабинет.

 

Произошедший разрыв ослабил власть правительственной коалиции, которая с начала 1934 г. просто перестала нормально функционировать: заседания парламента проходили в полупустом зале, совет министров фактически бездействовал. Анемия власти и кризисное состояние общества провоцировали рост праворадикальных настроений и веяний. Вновь, как и в начале 1920-х годов, в кругах идеологов разного уровни обсуждался вопрос: диктатура или демократия? Отмечался повышенный интерес к теории и практике итальянского и германского фашизма. Возрождались старые и возникали новые организации правого толка.

 

В мае 1932 г. возникла Национал-социалистическая болгарская рабочая партия, в сентябре того же года - Национальная фашистская задруга, весной 1933 г. появился Союз молодежных национальных легионов. Правда, все эти организации были слабы и немногочисленны, но каждая из них имела свой печатный орган, располагала и другими средствами пропаганды. Для общей атмосферы в стране стало характерно издание специальной литературы, воспевавшей фашизм, опыт Муссолини и Гитлера. Начавшееся в конце 1920-х годов сбрасывание Германией одно за другим ограничений, наложенных на нее мирным договором 1919 г., а затем шумная победа немецких национал-социалистов на выборах в январе 1933 г. вселяли надежды в их болгарских последователей.

 

Опасные размеры приобрела в это время деятельность Цанкова, стремившегося сгруппировать вокруг себя "правые" силы и не расстававшегося с мыслью вернуться к власти. В мае 1932 г. по инициативе Цанкова произошел окончательный раскол Демократического сговора, отделившаяся группировка Цанкова вскоре стала называть себя Народное социальное движение. Его платформа включала тезис об установлении непосредственных контактов с мелкой буржуазией города и особенно села. В брошюре "Наш путь", имевшей программный характер (июнь 1932 г.), цанковцы провозглашали себя идеологами средних слоев. Отсюда их обещания крестьянам "поставить государство" на службу селу, улучшить их положение с помощью конкретных мер; рабочим обещали "освобождение от опеки коммунистов" и "содействие со стороны общества и государства", для чего призывали их создавать "национальные рабочие синдикаты". В строительстве последних оказались заинтересованы предприниматели, с их помощью возник Союз национальных синдикатов.

 

Давняя идея Цанкова о возрастающей роли государства в хозяйственной жизни страны получила в это время дополнительные аргументы в виде деятельности некоторых государственно-монополистических учреждений, возникших на волне экономического кризиса. В итоге поддержать НСД оказалась готова немалая часть предпринимательских

 

220

 

 

кругов, надеявшихся таким образом укрепить собственное положение. К Цанкову спешили реакционные деятели из других партий.

 

Кроме того, значительному расширению социальной базы НСД способствовало разорение ремесленников и крестьянства под ударами кризиса и частичное деклассирование пролетариата. Никогда еще Болгария не знала столь многочисленной реакционной профашистской организации, массовую базу которой составляли различные категории мелкой буржуазии. Хотя точных данных о численности его нет, во всех источниках фигурирует цифра, превышающая 100 тыс. человек. Так, в 1933 г. Хр. Калфов, экс-министр цанковского правительства, определял общую численность в 165 тыс. членов [55]. Цанков же летом 1933 г. заявлял, что численность партии составила 123 724 члена, причем будто бы 15 тыс. из них являлись рабочими и 71 тыс. крестьянами. К сожалению, проверить эти сведения не представляется возможным из-за отсутствия надежных данных.

 

Вместе с тем даже в пору пика своей деятельности НСД не знало жесткой дисциплины, его руководство не было в достаточной степени централизовано. Не существовало и официальной, зафиксированной программы НСД, т.е. обсужденной и принятой на съезде, - ее роль играли речи и выступления лидеров. Авторитет вождя партии не был высок. Цанкова никто из современников не считал крупной или сильной личностью. К тому же он отличался раздражительностью, неумением четко излагать мысли. Вряд ли случайно, что и НСД не стало объединительным центром для других реакционных организаций, в том числе откровенно рядившихся в фашистскую тогу, как, например, упомянутая выше НСБРП.

 

Основана НСБРП была неким Хр. Кунчевым, "глубоко изучившим, по его словам, национал-социализм". Следуя за программой гитлеровской НСДАП, болгарские национал-социалисты заявляли, что гражданином болгарского государства может быть только чистокровный болгарин, а все "неграждане" (евреи и другие) могли оставаться в стране лишь на положении гостей. В области социально-экономической программа НСБРП предлагала изъятие доходов у неработающих; конфискацию состояний, нажитых во время войны; огосударствление трестов, картелей и крупных предприятий; участие рабочих в прибылях; помощь среднему сословию вплоть до "немедленного коммунизирования" крупных предприятий и раздробления их производственных и торговых площадей в пользу мелких торговцев, ремесленников и т.п.; проведение аграрной реформы. Специальный раздел касался контроля за прессой. Главная же идея НСБРП - для осуществления всех этих требований необходима сильная центральная власть [56].

 

В органе партии - газете "Атака" - Кунчев писал: "Я не верю в будущее болгарской нации, пока ее интересы представляют двадцать

 

221

 

 

партий и союзов", "Демократия должна погибнуть. Да здравствует нация!" [57], а 10 января 1933 г. уже твердо формулировал: "НСБРП требует на переходный период ввести вместо парламента национал-социалистическую диктатуру". Несмотря на газетную шумиху, партия оставалась слабой и немногочисленной. НСД, приобретшее в 1932-1934 гг. в отличие от НСБРП массовость, вызывало у Кунчева глубокое неприятие, Цанкова же "истинные фашисты" обвиняли в масонстве, покровительстве евреям, исповедовании якобы "либерального фашизма", и т.п.

 

Между тем в руководстве самого НСД благодаря выделению военной группировки вскоре наметился раскол. Военные ориентировались на ударные, быстрые действия для захвата власти. Не полагаясь в этом отношении на Цанкова, они связались с Тайным военным союзом, возглавлявшимся Д. Велчевым.

 

К началу 1934 г. ТВС объединял более 800 офицеров, его ячейки существовали во всех воинских подразделениях. В ноябре 1933 г. союз принял решение о подготовке государственного переворота в целях полного отстранения от управления всех партий и установления беспартийного режима. Таким заговорщики видели выход из кризиса ненавистного им парламентаризма, столь очевидно проявившегося в годы правления Народного блока. Их настроения базировались в значительной мере на идеологии "Звена", к 1934 г. превратившегося в своеобразную партию с преимущественно интеллигентским составом. Руководители "Звена", побывавшие на аудиенции у Муссолини и восторженно оценивавшие результаты государственного строительства к Италии, ратовали установление в Болгарии надпартийной власти, осуществляемой элитарной группой компетентных лиц, и выступали против парламентарного правления, за корпоративный строй.

 

Если ТВС готовился к реализации своих планов тайно, то руководство НСД, наоборот, во всеуслышание заявляло о себе массовыми собраниями, активной пропагандой, искусственной шумихой, демонстрацией уверенности в скором овладении властью. На 20-21 мая 1934 г. был назначен съезд НСД в Софии, куда ожидалось прибытие тысяч делегатов и гостей. Планы столь грандиозного собрания вызывали тревогу и обществе: оно могло превратиться в подобие похода Муссолини на Рим в 1922 г. Правительство же Народного блока, будучи парализовано развалом коалиции, не предпринимало специальных мер.

 

Бездействовали и коммунисты. Они не только не могли ничего предложить для силового отпора наступлению "правых", но, находясь во власти левосектантских представлений, все больше запутывались в идеологической догматике, не могли адекватно оценить реальность, понять, где враг, а где союзник. В правительстве Народного блока ЦК БКП усматривал "открытую фашистскую диктатуру", в БЗНС - его главную опору. Общую же обстановку в стране

 

222

 

 

ЦК БКП квалифицировал как все более нарастающий революционный кризис, в то время как налицо был спад рабочего движения. Политические акции коммунистов превращались в яркие, но изолированные выступления смельчаков при слабом участии масс, на поведении которых сказывалось частичное выполнение предвыборных обещаний правительством Народного блока.

 

Несмотря на анонсированную победу Цанкова, она так и не состоялась: проведение съезда НСД опередили заговорщики из Военного союза. 19 мая 1934 г. они совершили без единого выстрела новый государственный переворот, в результате которого власть перешла в руки деятелей ВС и "Звена". Военная группировка НСД поддержала переворот, а Цанкову, перешедшему в оппозицию, пришлось на некоторое время покинуть политическую сцену.

 

Возглавил новое правительство майор в отставке Кимон Георгиев, ветеран войны. Он имел солидный политический и военный опыт как фронтовой, так и специфический: был активным деятелем Военного союза со времени его основания в 1919 г. и членом его руководства, одним из создателей в 1922 г. и руководителей Народного сговора, непосредственно участвовал в подготовке и осуществлении государственного переворота 9 июня 1923 г., входил в состав руководства Демократического сговора, избирался депутатом Народного собрания в 1923-1931 гг., был министром путей сообщения и связи в правительстве Ляпчева (1926-1929). На протяжении этих лет Георгиев оставался приверженцем идеи создания в Болгарии "надпартийной власти", не отступая для ее осуществления перед участием в заговорах и неконституционных действиях. Если при этом он приобрел общественную известность, то другой организатор переворотов 1923 г. и 1934 г. в Болгарии - полковник Дамян Велчев - предпочитал оставаться в тени.

 

Но, пожалуй, именно Велчев оказывал наибольшее влияние на часть членов ВС, распространяя среди них республиканские идеи и выступая против монархии, которую считал главным препятствием для спокойствия на Балканах: по его мнению, вернуть Болгарии хотя бы некоторые части потерянных территорий можно было путем мирного сотрудничества с западноевропейскими и соседними балканскими странами, особенно с Югославией [58]. Неурядицы в экономике и внутриполитической жизни в начале 1930-х годов оказывали на заговорщиков большое психологическое воздействие: они считали, что экономический и общественный кризис душит Болгарию, что за развевающимися в стране флагами 42 партий совсем не виден болгарский национальный триколор и что только ВС способен поставить точку в "разврате партизанщины и государственного паразитизма", и что необходимо ускорить конец "издыхающей демократии" [59].

 

Взяв власть, "деятели 19 мая", как стали называть себя новые правители, заявили о наступлении "новой эры". Казалось, за предыдущее

 

223

 

 

десятилетие ими было хорошо продумало и просчитано, что и как следует делать при установлении принципиально нового режима. Действительно, проводить свои масштабные реформы правительство К. Георгиева начало энергичным боевым маршем. Оно объявило об отмене партийной системы и о приостановлении действия Тырновской конституции. Народное собрание было распущено (новый парламент начал работать лишь в мае 1938 г.), партии, профсоюзы и другие политические и общественные организации запрещены, ликвидировано местное самоуправление, введены строгая цензура и другие ограничения гражданских прав и свобод. Правда, несмотря на прекращение существования политических партий в организационном плане, их лидеры (за исключением коммунистов) сохранили возможность легально участвовать в общественной жизни страны, хотя и под наблюдением властей.

 

Большие нововведения появились в системе управления: государственно-административный аппарат подвергся строгой централизации; административные округа были объединены в семь областей. Совет министров оперативно управлял при помощи указов, имевших силу закона. Указы предварительно не согласовывались с монархом и с юридической точки зрения являлись полузаконными: согласно конституции, правительство могло издавать указы только в случае внешней или внутренней опасности, грозящей государству [60]. Специальные меры предусматривались для сокращения разросшейся бюрократии. (В скобках можно заметить, что "аппарат" правительства в годы правления Ляпчева состоял всего из 14 человек, включая истопника и рассыльных [61].)

 

Пытаясь обеспечить себе социальную опору, "деятели 19 мая" "для связи с массами" встали на путь создания казенных организаций (крупнейшей из них стал Болгарский рабочий союз). Свою роль должна была сыграть и Дирекция общественного обновления - особое государственное учреждение с комплексными организационными, идеологическими и пропагандистскими задачами. Одной из них явилась пропаганда национализма, особенно среди молодежи.

 

В области внешней политики новый режим, ориентировавшийся на Францию, стремился вывести страну из состояния опасной изоляции на Балканах, усилившейся после подписания в феврале 1934 г. Балканского пакта (так называемой Балканской Антанты) в составе Югославии, Греции, Румынии и Турции. В основу этого пакта был положен принцип нерушимости границ, что в Болгарии расценивалось как направленный против нее акт [62].

 

Российский историк О.Н. Исаева предлагает оценивать Балканский пакт с точки зрения его цели - дать его участникам возможность преодолеть зависимость от великих держан, остаться в стороне от их борьбы и добиваться мира на Балканах собственными силами. "Болгарская делегация, - пишет она, - отказалась подписать проект общебалканского пакта о ненападении, мирном урегулировании споров и покровительстве национальным меньшинствам.

 

224

 

 

Поведение болгарской делегации отражало распространенное мнение о том, что путь к созданию региональной схемы безопасности лежит через разрешение национально-территориальных проблем, в то время как устроители балканских конференций предлагали другой путь - создание такой атмосферы, которая позволила бы на время отодвинуть или преодолеть спорные вопросы и тем самым укрепить мир в регионе" [63].

 

Свою внешнюю политику правительство К. Георгиева, выступая за взаимопонимание между всеми балканскими народами, направляло на сближение с Югославией, в связи с чем пошло и на запрещение деятельности ВМРО.

 

В целях преодоления международной изоляции новый режим решился на кардинальный внешнеполитический шаг - установление дипломатических отношений с СССР, что нашло поддержку как среди русофильски настроенных слоев населения, так и у части буржуазии, нуждавшейся в регулярных экономических связях с Советским Союзом.

 

В экономической сфере "деятели 19 мая" усилили линию на укрепление руководящей роли государства, для чего были установлены четыре государственных монополии - на спирт, табак, нефть и соль.

 

Так всего за несколько месяцев интенсивной реформаторской деятельности взамен официального конституционно-парламентарного устройства в Болгарии был введен откровенно авторитарный режим.

 

Однако в рядах "деятелей 19 мая" не было единства. Почти сразу же после их утверждения у власти стали проявляться противоречия и соперничество не только между членами "Звена" и Военного союза, но и среди самих военных, обеспечивших успех перепорота. Пример Болгарии явился еще одним подтверждением наблюдения, проверенного историческим опытом и XIX, и XX столетий: военные не могут долгое время удерживать власть, как к ней ни готовься заранее, не могут управлять эффективно, и прежде всего потому, что "это - не дело офицерского корпуса", не обладающего специальными знаниями и политическим опытом [64].

 

Распри среди "деятелей 19 мая" были использованы Борисом III Хотя после переворота он в очередной раз оказался фактически отстраненным от дел управления (его функции монарха были сведены к символическим и декоративным атрибутам), он лишь выжидал момента для начала активных действий. Царь, достигший 40-летия, решил наконец взять руководство страной в свои руки и положить предел бесконечным потрясениям. Для установления единоличной власти Бориса Ш реформы правительства К. Георгиева, в первую очередь обуздание хаоса борьбы бесчисленных партий, создали, как оказалось, солидную стартовую площадку.

 

Готовясь реализовать свой план, монарх стал перетягивать ряд лиц из ВС на свою сторону. Так, генерал Пенчо Златев уже осенью

 

225

 

 

1934 г. начинает все больше ориентироваться на Бориса III и более молодых офицеров, враждебных Д. Велчеву. К концу этого года монарху удалось расколоть Военный союз и изолировать главных идеологов переворота 19 мая.

 

23 января 1935 г. К. Георгиеву пришлось подать в отставку. Царским указом был назначен новый кабинет во главе с П. Златевым, управление перешло к более умеренным деятелям Военного союза, среди которых все больше усиливалась процарская группировка. Это позволило Борису III взять инициативу в свои руки и за два-три месяца изменить соотношение сил в офицерском составе в свою пользу. В условиях полной растерянности в среде военных царю не составило труда инсценировать правительственный кризис, и 20 апреля 1935 г. кабинет П. Златева, совершенно неподходившего для роли премьер-министра, сошел с политической арены. С полным основанием болгарский историк В. Георгиев назвал создавшееся положение "царским контрпереворотом" [65]. Выбор Бориса III пал на старого царедворца Андрея Тошева, который и возглавил правительство. Фактическое лишение власти Военного союза было до поры до времени замаскировано присутствием в новом кабинете трех генералов.

 

С апреля 1935 г. царь становится основным (если не единственным) игроком на болгарской политической сцене. Официальная пропаганда умело превращает его в главную в стране фигуру, которая идентифицируется с государством и его национальными устремлениями.

 

В самом же Военном союзе произошло окончательное размежевание трех течений: "крайнего" (вокруг Д. Велчева), "умеренного" (во главе с Вл. Займовым) и "царедворцев"; в глазах последних царь Борис III являлся той сильной личностью, в которой нуждалось авторитарное государство [66]. В октябре 1935 г., используя очередную попытку переворота со стороны экстремистских элементов Военного союза во главе с Д. Велчевым, верные царю силы осуществили разгром этой организации. Из армии были уволены все неблагонадежные и антимонархически настроенные офицеры, а их лидеры арестованы и осуждены. Выполнив свою главную задачу - передачу власти в руки царя и разгром Военного союза, - правительство Тошева также ушло в отставку. Мандат на составление нового кабинета 23 ноября 1935 г. получил опытный дипломат Георгий Кьосеиванов. Этот кабинет, а также следующие три правительства Кьосеиванова, в которые осторожно начали включать представителен "старых" партий, проводил внешнюю и внутреннюю политику, целиком определявшуюся царем Борисом.

 

В историю Болгарии правительства Златева и Тошева вошли как "переходные", поскольку за время их управления власть постепенно перешла от Военного союза в руки монарха. Военные на протяжении 12 лет - с 1923 по 1935 г. - играли в политической жизни страны весьма важную роль. В конце этого периода "деятели

 

226

 

 

19 мая", властвовавшие хотя и недолго, сумели создать авторитарную систему, которая оказалась весьма удобной для Бориса III. В основных чертах он ее сохранил, прежде всего не допустив возрождения партийно-политической системы. Выборные учреждения, даже когда они возобновили свою деятельность, получили скорее декоративное предназначение. В дальнейшем Борис III все больше дезавуировал парламент, проявляя несогласие с оппозицией внутри него; благодаря своим правомочиям назначать и снимать министров он избавлялся от неугодных ему лиц. Свою традиционно и по конституции руководящую роль в политической жизни Болгарии царь сумел в конце концов восстановить, но лишь в условиях сильной авторитарной власти.

 

 


 

1. Първанова Р. Програмата на Демократическия сговор // ИП 1987. № 6. С. 33.

 

2. Стоянов В. Участието на земеделската левица в създаването на акционния комитет на единния фронт на труда и в изработването на неговата програма през 1924 г. // ИИИ БКП София,1985. Т. 53 С. 157.

 

3. ИИИ БКП. София, 1982. Т 46. С. 334 (Писмо от Г. Димитров до ЦК на БКП за срещата му с представителите на БЗНС Н. Атанасов и Хр. Стоянов).

 

4. Там же С. 335-337

 

5. РГАСПИ. Ф. 509, Оп. 1. Д. 37 Л. 65.

 

6. Василев Л. БЗНС от есента на 1924 до април на 1925 г. // ИИИ БКП, София, 1985. Т. 54 С. 291.

 

7. Николай Александрович Петрини был сыном русского военного специалиста, оставшегося в Болгарии после ее освобождения в 1878 г. в качестве инструктора болгарской армии. Учился в кадетском корпусе Военного училища, изучал социальные и юридические науки в Женеве. Участвовал в балканских войнах 1912-1913 гг. (вначале добровольцем), а затем и в первой мировой. 17 апреля 1925 г. в ходе репрессий в стране, последовавших за взрывом собора св. Воскресения в Софии, Петрини был схвачен, подвергнут пыткам и убит в Дирекции полиции. В те же дни преследуемый по пятам Грынчаров покончил жизнь самоубийством, чтобы не попасть в облаву.

 

8. АМВР. Об 1620. Т. 1. Л. 17; Стоянов В. БЗНС и курсът на БКП за ново въстание в края на 1924-началото на 1925 г. // Годишник на катедрите по марксизъм-ленинизъм при вуз. История на БКП. Год. 26. София, 1989. Кн. 2. С. 13-14.

 

9. АМВР. Об. 1620. Т. 1. Л. 71.

 

10. Там же. Л. 4.

 

11. Наумов Г. Атентатът в катедралата "Св. Неделя" 16 април 1925 г. София, 1989, С. 38-39.

 

12. Там же. С. 44.

 

13. Цит. по: Колева Т. Политическата линия на БКП в началото на 1925 г. и априлският атентат // ИИИ БКП София, 1989, Т. 65, С. 244.

 

14. АВП РФ. Ф. 04. Оп. 48. П. 296. Д. 54321. Л. 124.

 

15. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 39. Д. 1. Л. 3.

 

16. АВП РФ. Ф. 04. Оп. 9. П. 65. Д. 908. Л. 2.

 

227

 

 

17. Там же. Л. 45-48.

 

18. Непубликувани документи на Комунистическия Интернационал // ИИИ БКП София, 1979. Т. 41. С 438.

 

19. Цанков А. България в бурно време: Спомени. София, 1999 С. 217.

 

20. Непубликувани документи... С. 440-441.

 

21. АМВР. II съд. Д. 1556. Т. II. Л. 265.

 

22. Стоянов В., Тепавичаров В. Политическата алтернатива на България. 9 юни 1923 - 4 януари 1926. София, 1992. С. 449.

 

23. Знаме. София, 1925. 29 юли.

 

24. РГАСПИ Ф. 17. Оп. 3. Д. 499. Л. 2.

 

25. Стоянов В., Тепавичаров В. Указ. соч. С. 470.

 

26. Мошанов Ст. Из спомените ми: Управлението на А. Цанков // НА БАН. Сб. IV. А.е. 163. Л. 258.

 

27. Панов А.И. Офицерский корпус в военных режимах XX века. М., 1999. С. 37.

 

28. См.: Гришина Р.П. Возникновение фашизма в Болгарии 1919-1925 гг. София, 1976. С. 320-321.

 

29. Янчулев М. Септември 1918 - септември 1944: (Спомени). Ч. II // НА БАН. Сб. VI. А.е. 194. Л. 399.

 

30. АМВР. II съд. Д. 1556. Т. II. Л. 305.

 

31. Държавен вестник 1926. 13 февр. № 257.

 

32. Там же. 1926. 19 февр № 262; 26 февр. № 268.

 

33. ЦДА. Ф. 176. Оп. 5, А е. 516. Л. 125.

 

34. Натан Т. Цензори и журналисти: преследването на легалния печат на БКП. 1926-1934 гг. София. 1980. С. 18-20.

 

35. Комунистическо знаме. 1926. № 3/4, 7/8.

 

36. ЦДА. Ф. 3. Оп. 1. А.е. 191.

 

37. Николова А. БЗНС през временната и частична стабилизация на капитализма // ИП. 1982 № 4. С. 11.

 

38. Там же.

 

39. ЦДА. Ф 252, Оп. 1. Д 942 (донесение полицейского агента).

 

40. Там же.

 

41. НА БАН. Сб. IV. А.е. 194. Ч. 1 Л. 612 (Воспоминания М. Янчулева, секретаря Ляпчева).

 

42. Там же. Л. 532.

 

43. Панов А И. Указ. соч. С. 43.

 

44. Стопанска история на България. 681-1981. София, 1981. С. 331.

 

45. Там же С. 334.

 

46. Аврамов Р. Стопанският XX век на България. София, 2001. С. 21-23.

 

47. Там же. С. 29.

 

48. Косев Д. Външната политика на България при управлението на Андрей Ляпчев. 1926-1931. София, 1995. С. 217.

 

49. Лъч (София) 1929. II, 13, 16 май.

 

50. Слово (София). 1929. 26 ноем.

 

51. Мичева Ц. Идейно развитие на ВМРО след Първата световна война (1919-1944). Част първа. 1919-1928 // ИП. 2001. № 3/4. С. 90.

 

52. АМВР. V0-42929.

 

53. Георгиев В. Организационно развитие на свободното зидарство при управлението на Демократическия сговор. 1923-1931 г. // Юбилеен сборник в чест на академик Д. Косев. София, 1985. С. 432-433.

 

228

 

 

54. Колев В. "Зестрата на властта" през 20-те и 30-те години // История (София). 2000. № 2. С. 50.

 

55. Калфов Хр. Новите социални движения. Фашизъм, хитлеризъм, деветоюнство. София, 1934. С. 27.

 

56. Гришина Р.П. Политический радикализм - питательная база для развития тоталитарных тенденций (на примере Болгарии межвоенных лет) // Тоталитаризм и антитоталитарные движения в Болгарии, СССР и других странах Восточной Европы (20-80-е годы XX века) Харьков, 1995. Т. 2. С. 10-13.

 

57. Атака (София) 1932. 25 май; 24 юли.

 

58. Груев Ст. Корона от тръни. София, 1991. С. 252.

 

59. Марков Г. Военните в изпълнителна власт // 120 години изпълнителна власт в България. София, 1999. С. 109.

 

60. Грънчаров Ст. Министерският съвет в триъгълника на политическата власт // 120 години ... С. 42.

 

61. НА БАН. Сб. IV. А.е. 194. Ч. 1. Л. 433.

 

62. Тошкова В. Изпълнителна власт и външната политика на България, 1919-1945 // 120 години... С. 168

 

63. Исаева О.Н. "Балканское Локарно" и "Балканский союз" - две модели региональной безопасности // Новая и новейшая история: Межвузовский сборник. Саратов, 1998. Вып. 17. С. 203.

 

64. Панов А.И. Указ соч. С. 20.

 

65. Георгиев В. Буржоазните и дребнобуржоазните партии в България. 1934-1939. София, 1971. С. 123.

 

66. Марков Г. Парола "Сабя": Заговорите и превратите на Военния съюз. 1919-1936. София, 1992. С. 143.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]