Северо-Западная Хазария в контексте истории Восточной Европы (вторая половина VII - третья четверть X вв.)

A.A. Тортика

Глава 2

СЕВЕРО-ЗАПАДНАЯ ХАЗАРИЯ В ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ХАЗАРСКОГО КАГАНАТА

 

§ 2.1. Основные ориентиры для определения места Северо-Западной Хазарии в контексте истории Восточной Европы  (146)

§ 2.2. Климаты Константина Багрянородного и Северо-Западная Хазария  (158)

§ 2.3. Еврейско-хазарские документы о геополитической ситуации в Восточной Европе в X в. Киевское письмо  (168)

§ 2.4. «Кембриджский документ» - «текст Шехтера» о геополитической ситуации на юго-западе Хазарского каганата в первой половине X в.  (182)

§ 2.5. Место населения Северо-Западной Хазарии в военно-политической структуре Хазарского каганата: историческая реконструкция  (202)

 

 

§ 2.1. Основные ориентиры для определения места Северо-Западной Хазарии в контексте истории Восточной Европы

 

В предыдущей главе были рассмотрены основные этносоциальные процессы, определявшие специфику населения Подонья-Придонечья в Хазарское время в VIII-X вв. Была проведена реконструкция вероятных форм общественной организации этого населения, предложен вариант объяснения его территориально-географической структуры. Очевидно, что более глубокое понимание этой структуры возможно только на фоне основных геополитических процессов, происходивших на юге Восточной Европы в указанный хронологический период. Здесь одной из наиболее важных задач представляется реконструкция той роли, которую могла играть Северо-Западная Хазария во внешней и внутренней политике центрального хазарского правительства. Поскольку прямых сведений письменных источников по этой теме нет, возникает необходимость использования косвенных данных в качестве основы для исторического моделирования. Последнее становится возможным при сопоставлении результатов археологического изучения Подонья-Придонечья VIII-Х вв. с информацией средневековых авторов о Хазарском каганате, Руси, Восточной Европе в целом.

 

Итак, границы региона, получившего в специальной литературе условное название «Северо-Западная Хазария», были определены в результате археологического изучения памятников лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры [Афанасьев 1993, с. 6;

 

146

 

 

Михеев 1985; Плетнева 1989, с. 7; Плетнева 1999, с. 24-26 и т.д.]. Учитывая наличие различных точек зрения по поводу конкретной локализации этих границ, следует отметить, что, пожалуй, ни у кого не вызывает сомнений правомерность выделения достаточно компактной, культурно и хронологически; однородной группы памятников СМК, расположенной в бассейне среднего и верхнего течения Северского Донца, Оскола и Тихой Сосны, среднего Дона. Как известно, эти памятники представляют собой ряд городищ-крепостей, протянувшихся цепочкой вдоль течения названных рек, а также связанные с ними посады, находящиеся неподалеку селища и могильники. Наличие подобной группы памятников традиционно трактуется археологами как результат существования у оставившего их населения определенной этносоциальной общности. Не вызывает сомнений факт вхождения этой группы населения в состав Хазарского каганата, и, соответственно, подчинение ее центральной хазарской власти.

 

В то же время, в рамках хазарского государства, эта группа памятников расположена достаточно обособленно. Между ней и столицей Хазарии - Итилем - находилось малозаселенное пространство сухих степей Волго-Донского междуречья, протянувшееся с северо-запада на юго-восток на несколько сотен километров. По всей видимости, и сам Дон служил естественной границей, отделяющей обозначенный регион от кочевых хазар Волго-Донского междуречья и Северо-Западного Прикаспия.

 

С другой стороны, обособленное положение отмеченного региона усугублялось той военно-политической ролью, которую выполняло его население на границе с восточнославянскими племенами, а с конца IX в. - и с Древней Русью. Подобное функциональное назначение населения региона, вероятно, и обусловило строительство большого количества городищ-крепостей [Афанасьев 1993, с. 148-149; Плетнева 1999, с. 25-27], а также достаточно высокий уровень вооруженности [1], что неоднократно отмечалось в

 

 

1. В отличие от соседних славян, о которых Ибн Русте пишет: «...Вооружение их состоит из дротиков, щитов и копий; другого оружия не имеют» [Известия о хазарах..., 1869, с. 31]. По данным В.Д. Гопака, «Раннеславянские предметы вооружения последней четверти I тыс. в наших исследованиях представлены черешковыми и втульчатыми наконечниками стрел, наконечником копья из Пеньковки и наконечником кинжала из Каневского...» [Гопак 1976, с. 55]. Напротив, у хазар известны: «Сабли длиной до 80 см.... Оружием всадников были кинжалы, топоры, копья, кистени, лук и стрелы. В качестве защитного снаряжения использовались кольчуги, панцири и кожаные шлемы. Считается, что каждый хазарский воин носил портупейный пояс, оснащенный декоративными бляшками. Их количество зависело от места, которое занимал его владелец в военной иерархии...» [Приходнюк 2001, с. 99]. Длительный период времени военные навыки населения юга Восточной Европы развивались в контексте военной техники, общественной организации и этнопсихологии, присущих кочевым народам Евразии - иранским, тюркским и монгольским. Только с IX в., благодаря проникновению через речные пути Восточной Европы хорошо вооруженных и воинственных варяго-русов, возникают симбиотические формы вооружения и военного искусства, объединяющие наиболее удачные элементы кочевой и скандинавской военной традиции. Использование этих военных навыков и комбинированных видов оружия и снаряжения дружинами древнерусских князей оказалось достаточно эффективным и способствовало изменениям в геополитической ситуации в Восточной Европе. Хазарский каганат прекратил свое существование, а славянское население лесостепной зоны (едва ли не впервые за всю историю этого региона) приобрело возможность на равных конкурировать с кочевниками в военном отношении [Тортика 2003, с. 106].

 

147

 

 

специальной научной литературе [Аксьонов 1997, с. 51-53; Аксенов 1998, с. 39-51; Бубенок 2002, с. 21-27; Крыганов 1987; Крыганов 1989, с. 98-114; Плетнева 1967, с. 101; Плетнева 1999, с. 42; Приходнюк 2001, с. 96, 99].

 

К настоящему времени неплохо изучен этнический состав населения Северо-Западной Хазарии. Его основу составляли переселившиеся в середине VIII в. с Северного Кавказа аланские родоплеменные группы, которые были локализованы возле отдельных городищ-крепостей. Их размеры и численность неравномерны, соответственно, неравномерны и масштабы археологических комплексов, возникших в результате их жизни (например, крупный Верхнесалтовский и относительно небольшой Дмитриевский). Кроме того [1], в состав этого населения входили довольно крупные, зачастую военизированные (большинство погребенных мужчин на могильниках - это хорошо вооруженные воины-всадники [Плетнева 1999, с. 207-208]) кочевые или полукочевые протоболгарские группы (Нетайловка, Красная Горка и т.д.). Эти общности, как уже было показано выше, имели различный этнический оттенок (иранский, угорский, тюркский) [Аксенов, Тортика 2001, с. 191-218].

 

Очевидно, что для осколков целого ряда этнических групп, традиционно воспринимаемых исследователями под собирательным

 

 

1. См. параграфы 1.3. и 1.5.

 

148

 

 

именем протоболгар, такая общность культуры первоначально была вынужденной и обуславливалась военным поражением и подчинением хазарам. Однако, со временем, возникает явная тенденция к культурному и социальному сближению разноязычных групп салтовского населения, созданию ими совместных территориальных объединений и полиэтничных общин (о чем свидетельствуют биритуальные могильники Подонья-Придонечья). Вероятно, появляются предпосылки для сложения синтетической раннефеодальной народности — алано-болгар. Аналогичная ситуация развивается в Южном Крыму, на территории Крымской Готии, где подобным же образом формируется достаточно компактное алано-готское население, просуществовавшее как этническая целостность до середины XVIII в. [Айбабин 1999, с. 229-230]. В то же время письменные источники свидетельствуют о том, что сами хазары в лесостепном Подонье-Придонечье, скорее всего, никогда не селились и не кочевали. Нет и археологических памятников, которые бы позволили с уверенностью говорить о присутствии здесь сколько-нибудь значительных массивов хазарского населения [Аксенов 2005, с. 227].

 

Наконец, следует отметить, что Северский Донец и Дон в IX в. входили в систему речных путей, связывавших бассейн Балтийского и Черного морей, тогда как Волго-Донская переволока соединяла Черное и Каспийское моря [Коновалова 20006, с. 126-133]. Эти пути использовались для транзитной торговли [Калинина 2000, с. 106-119]. В этом контексте отдельные находки дирхемов, в основном на территории могильников, свидетельствуют об участии населения лесостепного региона (видимо, все же, пассивном) в какой-то части этого товарооборота [1]. По рекам Восточной Европы проходили маршруты масштабных военно-грабительских экспедиций русов (росов, руси). По всей видимости, речные пути были открыты и для региональных торговых операций, связывавших Северо-Западную Хазарию с территорией Крыма или Таманского полуострова. Многочисленные амфоры [Айбабин 1999, с. 205; Якобсон 1951, с. 325-344; Якобсон 1954, с. 164-172; Якобсон 1955, с. 102109; Якобсон 1973, с. 44-47], баклаги, ойнохойя, стеклянные и сердоликовые бусы, обнаруженные археологами на поселениях и могильниках

 

 

1. Реконструкции характера торговли по Донецкому и Донскому речным путям посвящена глава 6 настоящей работы.

 

149

 

 

региона, являются надежным доказательством существования такой торговли [1].

 

По мнению A.B. Назаренко, в IХ-Х вв. через Восточную Европу проходил и сухопутный торговый путь «из немец в хазары» [Назаренко 2001, с. 98-101], впрочем, восточная его часть, от Киева до Итиля, не поддается реконструкции в силу отсутствия данных источников. Если же исходить из информации, содержащейся в письме Хасдаи ибн Шафрута царю хазар Иосифу, этот путь вел из Киева в Булгар и только потом - из Булгара в Итиль. Хасдаи следующим образом описывает этот маршрут:

 

«...прибыли посланцы царя Г-б-лим'ов и вместе с ними два человека из израильтян.... Когда они услыхали о моем беспокойстве, они утешали меня, и сказали мне: «Дай нам твои письма, и мы доставим их царю Г-б-лим'ов (Чехия - А.Т.), а он, ради оказания тебе почета, пошлет твое письмо к израильтянам, живущим в стране Х-н-г-рин (Венгрия - А.Т.). Точно так же, (те) перешлют его в страну Рус (Киевская Русь - А.Т.), и оттуда в (страну) Б-л-гар (Волжская Болгария - А.Т.), пока не придет твое письмо, согласно твоему желанию, в то место, куда ты желаешь (т.е. в Хазарию, в столицу хазар - Итиль - А.Т.)» [Коковцов 1932, с. 65-66].

 

Однако, при таком описании маршрута, это уже не сухопутный, на чем настаивает A.B. Назаренко, а традиционный речной путь, проходивший через переволоки между речными системами Днепра, Дона (или Оки) и Волги.

 

Еще раз следует отметить, что прямых данных письменных источников о Северо-Западной Хазарии практически нет. Ряд сообщений средневековых авторов лишь косвенно затрагивает интересующий нас регион. Это достаточно неопределенные экскурсы арабо-персидских авторов, таких как Ибн Хордадбеха [Ибн Хордадбех, 1986], Ибн алФакиха, Ибн Русте [Известия о хазарах... 1869], ал Истахри, ал Мас'уди [Гаркави 1870; Минорский 19] [2], ИбнХаукаля, «Худуд ал Алам», Марвази, Гардизи, ал Бекри, ал Идриси [Коновалова 1999а, с. 84, 105] и пр.

 

 

1. Подробнее об этом см. также главу 6.

 

2. Например, ал Мас'уди (30-50 гг. X в.) пишет:

 

«Между большими и известными реками, изливающимися в море Понтус, находится одна, называемая Танаис, которая приходит с севера. Берега ее обитаемы многочисленным народом славянским и другими народами, углубленными в северных краях...» [Гаркави 1870, с. 140].

 

150

 

 

В основном, сведения мусульманских авторов о Восточной Европе восходят к тексту т.н. «Анонимной записки», оригинал которой не сохранился и полное содержание неизвестно [1].

 

Сведения Ибн Хордадбеха и Ибн алФакиха отличаются от «Анонимной записки» и по фактическому материалу, и по контексту, датируются они, по всей видимости, более ранним временем и возникли независимо от нее. Также информация авторов Х в. ал Mac'уди, ал Истахри, Ибн Хаукаля, принадлежавших к «классической» школе арабской географии, и ал Идриси, составившего свою сводную работу энциклопедического характера в середине XII в., независима от влияния текста «Анонимной записки» и может привлекаться для самостоятельного анализа [2].

 

Исходя из косвенного и порой фрагментарного характера данных источников, поиск места Северо-Западной Хазарии должен опираться на общие географические представления арабо-персидских авторов. Он должен вестись с учетом их знаний о местоположении других народов Восточной Европы. Тогда, методом исключения, можно обозначить некоторое условное историко-географическое пространство, которое и будет соответствовать положению искомого региона. Как правило, в трудах средневековых географов и хронистов речь идет не о реальном описании того или иного объекта (реки, моря, города, народа), а о некой рефлексии, отраженных и многократно искаженных представлениях, которые далеко не всегда подлежат реконструкции. Впрочем, в отсутствии реальных сведений даже такая косвенная информация все же представляет определенную ценность.

 

Например, Ибн Русте, на основе уже упоминавшейся «Анонимной записки», писал о взаимном расположении печенегов, буртасов и мадьяр. Очевидно, что все они были соседями Северо-

 

 

1. Анализ данных, связанных с пересказом различными арабо-персидскими авторами содержания «Анонимной записки», целесообразно привести в четвертой главе, в связи с решением вопроса о раннесредневековом народе буртас, его локализации и гипотетической связи с населением аланского, лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры.

 

2. Данные названных авторов будут использованы в соответствующих разделах настоящей работы, главным образом, для воссоздания историко-географических реалий Восточной Европы VIII-Х вв., представлений о реках и основных водных маршрутах, реконструкции торговых путей, проходивших через бассейны Дона и Северского Донца.

 

151

 

 

Западной Хазарии и, соответственно, входили в единый с ней пространственный, временной и причинно-следственный контекст.

 

«От земли Печенегов до, земли Хазар десять дней пути по степным и лесистым местам. Торного пути или больших дорог нет впрочем между помянутыми землями, а пробираются из страны Печенежской до самой земли Хазарской, как сказано, лесистыми и болотистыми местами...». [Известия о хазарах... 1869, с. 16].

 

Где расположена описанная Ибн Русте «страна» печенегов, можно только предполагать. В то время, когда писалась «Книга драгоценных камней», т.е. в начале X в., печенеги уже занимали степи Восточной Европы между Доном и Днепром, Днепром и Дунаем. Однако, исходя из приведенного выше описания можно предположить, что сведения Ибн Русте запаздывают на несколько десятков лет и относятся к более раннему времени, к периоду пребывания печенегов где-то за Волгой. Именно туда, по данным того же Ибн Русте, «они (хазары) ходят ежегодно войною против Печенегов».

 

Далее следует еще один важный отрывок, указывающий на то, что описание расположения племен и народов у Ибн Русте часто отстает от исторических реалий лет на 50-30:

 

«Между землею печенегов и землею болгарских Эсегень лежит первый из краев мадьярских. ..» [Известия о хазарах... 1869, с. 25].

 

То есть Ибн Русте характеризует это место указанием на «первый из краев мадьярских», очевидно, речь идет о месте первоначального обитания мадьяр между Волгой и Уралом до 830-х гг., тогда, соответственно, на севере от этого «края мадьярского» располагалась Волжская Болгария, а на юге - печенеги.

 

Затем Ибн Русте описывает местоположение венгерских племен, по всей видимости, между Доном и Днепром, до изгнания их оттуда печенегами в 889 г.:

 

«...Земля их обширна; одною окраиной своею прилегает она к Румскому морю, в которое впадают две реки;... между этими-то двумя реками и находится местопребывания мадьяр» [Известия о хазарах... 1869, с. 26].

 

После этого, в соответствии с текстом «Анонимной записки», приведено описание славянской земли:

 

«От земли Печенегов до земли Славян 10 дней пути. В ближних краях земли Славянской находится город, по имени Ва-и. Путь туда идет по степям, по местам бездорожным, через ручьи и леса дремучие. Земля Славян есть

 

152

 

 

равнина лесистая; в лесах они и живут» [Известия о хазарах... 1869, с. 28; Новосельцев 2000, с. 294].

 

Где точка отсчета для отмеченных в источнике десяти дней пути и какое из мест пребывания печенегов имеется в виду, неясно. В то же время в данном отрывке ничего не сказано о необходимости переправы через крупные реки - Волгу или Дон, поэтому логично предположить, что в данном случае печенеги уже являются жителями Днепро-Донского междуречья [Молодчикова 1974, с. 105-107], что и позволяет им совершать набеги на славян Днепровского Левобережья. А.П. Новосельцев считал, что в сообщении Ибн Русте речь идет о том времени, когда печенеги жили где-то в Среднем Поволжье, возможно между Волгой и Доном [Новосельцев 2000, с. 298]. Однако такое расположение печенегов вызывает сомнения. Степи между Доном и Волгой традиционно, до 965 г., принадлежали хазарам. Печенеги прорвались через этот участок для того, чтобы попасть в Днепро-Донское междуречье, при этом они не имели возможности находиться хоть сколько-нибудь длительное время между Волгой и Доном.

 

Ал Балхи (умер около 940-951 гг., «Книга видов земли») также описывает народы Восточной Европы и их взаимное расположение, но все это делается достаточно приблизительно, широкими штрихами, подробности касаются только торговли:

 

«Земля славян занимает пространство двух месяцев пути в длину и ширину. Внешний Булгар есть небольшой город, не имеющий многих селений. Известен же он потому, что служит складочным местом (или гаванью) этих государств. Русь есть народ, соседний с булгарами, между сими последними и славянами. Часть Турка выселилась из страны своей, и заняла пространство между хазаром и Румом - их зовут Баджнаками; в древние времена они не занимали настоящих своих жилищ, а лишь (впоследствии) они разделили, и завоевали эти владения. Что касается хазара, то это имя племени людей; столица же есть город по имени Итиль, который назван по имени реки...» [Гаркави 1870, с. 275-276].

 

О том, как печенеги вытеснили венгров из Восточной Европы и заняли места их обитания, помимо других источников, сообщает и «Хроника Регинона Прюмского», написанная в самом начале X в., т.е. вскоре после названных событий:

 

«В лето от воплощения Господня 889-е. Из скифских царств, из бесконечных болот, образованных разливом Танаиса, явился жесточайший народ венгры,

 

153

 

 

свирепостью превосходящий диких зверей, в прежние века неизвестный.... Из собственной страны, названный народ был изгнан соседними ему племенами, которые зовутся печенегами, потому что они превосходили [венгров] числом и. храбростью, а родина [их], как я полагаю, оказалась недостаточна для обитания [такого] чрезвычайного множества. Итак, [венгры], бежав под их натиском, простившись с отчизной, двинулись в путь в поисках земель, где они могли бы поселиться я устроить [себе] обиталище» [Назаренко 1993, с. 107].

 

Изгнание венгров, борьба с венграми и их уничтожение были главной военно-политической задачей печенегов после их переселения в степи Восточной Европы. Находившиеся в лесостепи, на периферии этого региона алано-болгары не мешали выполнению этой насущной задачи и могли оказаться в стороне от основного вектора печенежского нашествия. Кочевники, приступавшие к завоеванию Приазовских, Крымских и Причерноморских степей, во все эпохи в первую очередь расправлялись со своими противниками на юге, осваивали основное место своего обитания, привычную и естественную для их хозяйства и образа жизни ландшафтно-экологическую нишу - степную зону. Как правило, только после этого они начинали претендовать на северные территории, вторгались в лесостепь, грабили или облагали данью оседлые племена. Здесь, в лесостепи, в первую очередь печенежским нападениям и набегам подверглись славянские племена, не имевшие государственности. По всей видимости, алано-болгары Придонечья лишь в незначительной степени были затронуты печенежскими нападениями. Большая часть салтовских памятников спокойно переживает появление печенегов в Восточной Европе и не имеет следов нападений (пожаров или разрушений). Вероятно, такое положение дел можно объяснить как высоким военным потенциалом самих жителей региона, так и дипломатической или военной поддержкой центральной хазарской власти, заинтересованной в сохранении своего Северо-Западного форпоста, в славянской дани, а также в существовании в составе Каганата экономически развитой группы оседлого населения, производившей разнообразную земледельческую и скотоводческую продукцию.

 

Непосредственное отношение к теме имеет и сообщение Константина Багрянородного о миссии спафарокандидата Петроны и строительстве Саркела:

 

154

 

 

«...От понизовья реки Дунай, против Дистры, начинается Пачинакия. Их места расселения простираются вплоть до Саркела, крепости хазар, в которой стоят триста таксеотов, сменяемых ежегодно. «Саркел» же означает у них «Белый дом»; он был построен спафарокандидатом Петроной, по прозванию Каматир, так как хазары просили василевса Феофила построить им эту крепость.... Итак, сей Петрона, достигнув Херсона, оставил хеландии в Херсоне; посадив людей на транспортные корабли, он отправился к месту на реке Танаис, в котором должен был строить крепость. Поскольку же на месте не было подходящих для строительства крепости камней, соорудив печи и обжегши в них кирпич, он сделал из них здание крепости, изготовив известь из мелких речных ракушек.... Так совершилось строительство Саркела. От реки Дунай до вышеназванной крепости Саркел 60 дней пути. В пространстве этой земли имеются многочисленные реки, величайшие из них две - Днестр и Днепр. Имеются и другие реки, так называемые Сингул, Ивил, Алматы, Куфис, Богу и многие иные. В верховьях реки Днепр живут росы; отплывая по этой реке, они прибывают к ромеям; Пачинакия занимает всю землю [до] Росии, Боспора, Херсона, Сарата, Бурата и тридцати краев.... За Боспором находится устье Меотидского озера, которое из-за его величины все именуют также морем. В это Меотидское море впадает много больших рек; к северной стороне от него - река Днепр, от которой росы продвигаются и в Черную Болгарию, и в Хазарию, и в Мордию.... С восточной стороны Меотидского озера впадает много всяких рек: река Танаис, текущая от крепости Саркел, Харакул, в которой ловится верзитик; есть и иные реки, Вал и Вурлик, Хадил и прочие многочисленные реки... » [Константин Багрянородный 1991, с. 171-175].

 

Исходя из данного сообщения Константина Багрянородного, можно предположить вхождение Подонья, а также, вероятно, и Придонечья, в зону влияния и военно-политического контроля Хазарского каганата. Ни Константин Багрянородный, ни Петрона не дифференцируют население Хазарского каганата, не выделяют в его составе каких-то самостоятельных этноплеменных единиц. Для них это целостное образование - Хазария, соседями которого являются, например, Черная Булгария, Мордия (мордва), Росия, Пачинакия и т.д. Константин Багрянородный хорошо разбирается в этнополитической ситуации, имевшей место на юге Восточной Европы, знает основных участников происходящих там событий,

 

155

 

 

представляет себе их роль в сложившейся системе взаимоотношений. По всей видимости, его информаторы неплохо ориентировались и в физической географии региона, знали морские водные магистрали, реки, населенные пункты, представляли себе расстояния в днях пути между основными этапами торговых маршрутов. Таким образом, никак не отмеченный в этногеографическом экскурсе Константина Багрянородного алано-болгарский массив Придонечья либо был вовсе неизвестен византийцам, что маловероятно [1], либо воспринимался ими как часть некой иной геополитической единицы, скорее всего, именно Хазарии, Хазарского каганата в целом.

 

Для определения места населения Северо-Западной Хазарии в этно-географии Восточной Европы важны все сведения о соседях по региону, прежде всего о венграх и печенегах, сыгравших свою роль в истории Хазарского каганата. Косвенным доказательством того, что и после переселения печенегов, в Восточную Европу население Северо-Западной Хазарии продолжает оставаться на прежнем месте и выполняет прежние военно-пограничные функции, являются сообщения Довести временных лет о подчинении ряда восточнославянских племен хазарам и об освобождении этих племен от хазарской дани первыми киевскими князьями. Эти события происходят как в конце IX в., так и в начале X в., т.е. уже после появления печенегов в Днепро-Донском междуречье (889 г.). Следовательно, печенеги не повлияли на политику Хазарского каганата в отношении восточнославянских племен и не препятствовали хазарским тудунам, облагавшим их данью при поддержке или непосредственном

 

 

1. Маловероятно в силу того, что миссия Петроны проходила в непосредственной близости от алано-болгарского Подонья-Придонечья, не заметить его византийские разведчики просто не могли. Маловероятно, также и потому, что византийцы знают даже гораздо более северных обитателей Восточной Европы: и названную в данном отрывке мордву, и славянские племена, находившиеся в лесостепном Поднепровье, которые до определенного времени не имели ни самостоятельного выхода к бассейну Черного моря, ни самостоятельной внешней политики. Тем не менее, и они, в связи с деятельностью росов (русов, руси), попали в поле зрения византийского автора. И, наконец, на прямое знакомство византийцев, скорее всего, представителей купечества, с жителями лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры указывает наличие импортных предметов византийского (Крымского, Фанагорийского) происхождения на салтовских археологических памятниках (прежде всего, амфорной тары, встречающейся в изобилии).

 

156

 

 

участии алано-болгарских военных контингентов, базировавшихся в Подонье-Придонечье.

 

По Константину Багрянородному, печенеги появились в Восточной Европе следующим образом:

 

«...Пачинакиты сначала имели место своего обитания на реке Атил, а также на реке Геих (Урал или Эмба), будучи соседями и хазар, и так называемых узов. Однако пятьдесят лет назад (около 889 г.) упомянутые узы, вступив в соглашение с хазарами и пойдя войною на пачинакитов, одолели их и изгнали из собственной их страны, и владеют ею вплоть до нынешних времен так называемые узы. Пачинакиты же, обратись в бегство, бродили, выискивая место для своего поселения. Достигнув земли, которой они обладают и ныне, обнаружив на ней турок, победив их в войне и вытеснив, они изгнали их, поселились здесь и владеют этой страной, как сказано, вплоть до сего дня уже в течение пятидесяти пяти лет» [Константин Багрянородный 1991, с. 155].

 

Современное Константину Багрянородному расположение печенежских племен таково:

 

«Должно знать, что четыре рода пачинакитов, а именно: фема Куарцицур, фема Сирукалпеи, фема Вороталмат и фема Вулацапон, - расположены по ту сторону реки Днепра по направлению к краям [соответственно] более восточным и северным, напротив Узии, Хазарии, Алании, Херсона и прочих Климатов. Остальные же четыре рода располагаются по сю сторону реки Днепра, по направлению к более западным и северным краям.... Пачинакия отстоит от Узии и Хазарии на пять дней пути, от Алании - на шесть дней, от Мордии - на десять дней, от Росии - на один день, от Туркии - на четыре дня, от Булгарии - на полдня, к Херсону она очень близка, а к Боспору еще ближе» [Константин Багрянородный 1991, с. 157].

 

И далее:

 

«... [Знай], что местность пачинакитов, в которой в те времена жили турки, именуется по названиям тамошних рек. А реки эти таковы: первая река под названием Варух, вторая река, именуемая Куву, третья река по имени Трулл, четвертая река, называемая Брут, пятая река, именуемая Серет [Константин Багрянородный 1991, с. 163].

 

 

Итак, ни один из приведенных источников ничего не сообщает о населении Северо-Западной Хазарии, не дает нам ни названия этого региона, ни имени его жителей. В то же время, на основе рассмотренных данных, воссоздается общий геополитический контекст, в рамках которого существовали и алано-болгарские племена Подонья-Придонечья. На юге региона, между Доном и Днепром, в

 

157

 

 

степи, на границе между лесостепью и степью с 830-х по 889 гг. господствуют венгры, после 889 г. - печенеги. Венгры активны во взаимоотношениях с Крымскими владениями Византии, совершают набеги на славян, но, по всей видимости, лояльны к хазарам и не претендуют на их территорию. Печенеги появляются в Днепро-Донском междуречье вопреки воле хазар, изгоняют оттуда союзных им венгров и гипотетически конечно же, могут представлять угрозу для салтово-маяцкого населения Подонья-Придонечья. Тем не менее, как было показано выше, они, скорее всего, не смогли ни подчинить себе, ни уничтожить Северо-Западную Хазарию. По крайней мере, до начала X в. ее жители сохраняют свою территорию, экономику, военно-политическую структуру, по всей видимости, находятся в контексте политики Хазарского каганата и воспринимаются авторами письменных источников как неотъемлемая часть этого государства.

 

 

§ 2.2. Климаты Константина Багрянородного и Северо-Западная Хазария

 

 

Особого внимания заслуживает сообщение Константина Багрянородного о неких «девяти Климатах», являвшихся экономической, прежде всего, земледельческой базой, благодаря существованию которой хазары якобы получают все необходимое для жизни [Константин Багрянородный, 1991, с. 53, 171-177].

 

Неоднократно в исторической науке делались попытки локализации Климатов и интерпретации содержания этого термина. Так, Ю.А. Кулаковский видел в Климатах только территорию Крыма. Возникающее в этом случае противоречие с информацией Константина Багрянородного (последний писал о том, что аланы нападают на хазар по дороге к Климатам и Херсону) он обходил, утверждая, что в данном случае речь идет не о северокавказских аланах, а об аланах Причерноморских степей [Кулаковский 1899, с. 54]. Сходную позицию занимал польский историк Т. Левицкий, который предполагал, что Константин Багрянородный писал об аланах Нижнего Дона [Lewicki 1956, р. 38].

 

М.И. Артамонов считал, что Константин Багрянородный называл Климатами хазарские владения в Крыму или на Кавказе, заселенные

 

158

 

 

оседлыми племенами, поставлявшими хазарам продукцию земледелия и ремесленного производства. Более точно границы Климатов этот исследователь не определял [Артамонов 1962, с. 363]. В.А. Кузнецов располагал Климаты в районе Нижнего и среднего Прикубанья. По его мнению, такая локализация Климатов бесспорна, так как богатые земледельческие районы Покубанья вполне могли служить источником доходов для хазар. В то же время этот район располагался в непосредственной близости от Северокавказских алан-асов, которые могли нападать и на само Прикубанье, и на дороги, которые вели из Закубанья в Хазарию [Кузнецов 1971, с. 17].

 

A.B. Гадло считал, что Климаты охватывают значительные территории Северного Предкавказья. Главное, по его мнению, в сообщении Константина Багрянородного, это то, что эти хазарские области - Климаты - прилегают к Алании, и то, что аланы могут препятствовать перемещению хазар по территории Предкавказья в направлении Таврики и Подонья [Гадло 1971а, с. 60; Гадло 1979, с. 193 - 194]. А.П. Новосельцев высказал предположение о том, что упомянутые Константином Багрянородным Климаты - это подвластные хазарам области, занятые населением, обложенным данью и что в состав этих Климатов могло входить нижнее Подонье и Прикубанье [Новосельцев 1990, с. 108-109]. Также в качестве хазарских областей рассматривает упомянутые в 10 главе труда Константина Багрянородного Климаты О.И. Прицак [Голб, Прицак 1997, с. 160-161]. Наконец, отдельное мнение по этому поводу имеет М.Г. Магомедов, который, на основании того, что под «девятью Климатами» подразумеваются какие-то области богатые «средствами к жизни», т.е., по всей видимости, продуктами земледелия, считает, что они располагались на территории Приморского Дагестана.

 

В последнее десятилетие проблема идентификаций Климатов разрабатывалась в основном в трудах представителей крымской школы медиевистики. На основе сравнительного анализа соответствующих византийских источников, такими авторами как А.И. Айбабин, А.Г. Герцен, В.Е. Науменко, было сделано заключение о том, что Климаты - это Херсон и юго-западная часть горного Крыма, Крымская Готия, Страна Дори, столицей которой был Дорос-Мангуп.

 

159

 

 

Следует отметить, что сам термин Климаты имеет позднеантичное происхождение и связан с представлением о разделении земной поверхности на определенные широтные зоны, с особыми климатическими и иными характеристиками. В системе византийского управления фема Херсона некоторое время носила официальное наименование. Климаты. В конце VIII - середине IX в. Климаты непосредственно подчинялись хазарам, после восстания Иоанна Готского в столице Крымской Готии - Доросе-Мангупе — какое-то время находился хазарский гарнизон и хазарский тудун контролировал сбор дани со всей этой территории, включая и Херсонес [Герцен 2002, с. 31]. После потери крымских владений в конце IX - начале X вв. хазары время от времени совершают набеги на территорию Крыма - Климаты. Помешать им в осуществлении таких набегов, по мнению Константина Багрянородного, могут аланы и печенеги, побуждаемые к подобным действиям союзническими отношениями с Византией.

 

Не возражая против того, что определение Климатов как сугубо крымских областей, связанных с Херсоном и Крымской Готией, полностью справедливо для VIII-IX вв., хотелось бы высказать некоторые предположения по поводу того, какое значение мог иметь этот термин в середине X в. Прежде всего, необходимо еще раз внимательно рассмотреть само сообщение, проанализировав контекст произведения и задачи, которые ставил перед собой Порфирородный автор. Крайне важно оценить и те исторические условия, которые существовали в Крыму, Приазовье, Подонье и Покубанье во время написания его труда.

 

Как представляется, локализация Климатов, упомянутых Константином Багрянородным, должна производиться не вообще, а в соответствии с каждым отдельным упоминанием этого термина. Так, например, в главе 1 трактата «Об управлении империей» сказано: «Поскольку этот народ пачинакитов соседствует с областью Херсона, то они, не будучи дружески расположены к нам, могут выступать против Херсона, совершать на него набеги и разорять и самый Херсон, и так называемые Климаты» [Константин Багрянородный 1991, с. 37]. Из контекста явствует, что в данном случае Климаты непосредственно связаны с Херсоном, находятся рядом с ним и могут одновременно подвергаться набегам печенегов. Следовательно, в данном случае, безо всяких сомнений речь идет о территории горного Крыма.

 

160

 

 

В главе 10 того же труда Константин Багрянородный пишет:

 

«[Знай], что девять Климатов Хазарии прилегают к Алании и может алан, если, конечно, хочет, грабить их отселе и причинять великий ущерб и бедствия хазарам, поскольку из этих девяти Климатов являлись вся жизнь и изобилие Хазарии» [Константин Багрянородный 1991, с. 53].

 

Есть все основания предполагать, что именно в этом отрывке речь идет о Климатах, располагавшихся за пределами Крымского полуострова и действительно входивших в состав Хазарского каганата еще в середине X в. Таким образом, аргументами в пользу именно такого расположения упомянутых в главе 10 Климатов является факт их непосредственного соседства с Аланией (они «прилегают к Алании»). В то же время очевидно, что Алания располагалась именно на территории Северного Кавказа, какая бы то ни было другая Алания в это время неизвестна ни средневековым авторам, ни современным исследователям. Кроме того, именно северокавказские аланы в это время располагали необходимым военным потенциалом для проведения подобных военных операций:

 

«Аланский царь выступает с 30000 всадников. Он могущественен, мужествен, очень силен и ведет твердую политику среди царей», - пишет современник Константина Багрянородного ал Мас'уди [Минорский 1963, с. 205-206].

 

О том, как аланы воевали с хазарами, сообщает и анонимный автор Кембриджского документа - текста Шехтера (документ был написан в Константинополе во второй половине Х в.):

 

«...в дни Аарона царя царь алан воевал против казар, потому что подстрекал его царь Греции. Но Аарон нанял против него царя TWRQY', так как он [был силен]. Царь Алан пал перед Аароном, и (последний) захватил его в плен живым; но [царь] оказал [ему ве]ликий почет и взял его дочь в жены своему сыну, Иосифу. Царь алан поклялся ему в верности и царь Аарон отпустил его в его [з]емлю...» [Голб, Прицак 1997, с. 141].

 

По мнению одного из авторов публикации приведенного документа О.И. Прицака, в данном отрывке речь идет о событиях, происходивших в 20-30-е гг. X в. Почетное, с точки зрения хазарского еврея, замужество дочери аланского царя могло восприниматься самим предводителем алан как большое несчастье и унижение. Поэтому нет ничего удивительного в том, что вроде бы примиренный царь - эскурсиократор Алании - через несколько десятков лет после

 

161

 

 

войны, описанной в тексте Шехтера, снова нападёт на хазар и будет настроен по отношению к ним явно враждебно.

 

Далее тот же Константин Багрянородный в главе 42, которую большинство исследователей расценивает как достаточно точный дорожник, указывает, перечисляя географические объекты северозападного Предкавказья с запада на восток: «...За Таматархой, в 18 или 20 милях, есть река по названию Укрух, разделяющая Зихию и Таматарху, а от Укруха до реки Никопсис, на которой находится крепость, одноименная реке, простирается страна Зихия. Ее протяженность 300 миль. Выше Зихии лежит страна, именуемая Папагия, выше страны Папагии - страна по названию Касахия, выше Касахии находятся Кавказские горы, а выше этих гор - страна Алания» [Константин Багрянородный 1991, с. 175]. При этом аланы регулярно нападают на зихов и во время этих набегов доходят до морского побережья, в результате зихи вынуждены искать убежище на прилегающих островах [Константин Багрянородный 1991, с. 177]. Очевидно, что и район Таматархи (там вплоть до середины X в. располагался хазарский гарнизон и таможенная застава), а также область Покубанья находились в сфере досягаемости алан, в результате чего данные территории вполне могли подвергаться нападениям и грабежам.

 

Возвращаясь к тексту главы 10, следует напомнить, что в ней идет речь об областях, непосредственно принадлежащих хазарам, обложенных налогами или данью и подчиненных им. Известно, что территория Крыма в середине X в. в состав Хазарии не входила, последний свой оплот в восточном Крыму, Боспор - Карх - Керчь, хазары потеряли в конце IX в. Хазарская цитадель была разрушена, а в городе было организовано византийское управление [Айбабин 1999, с. 222]. По данным Ибн Русте (903 г.), венгры торгуют в окрестностях Керчи уже именно с византийцами:

 

«Воюя славян (сакалиба) и добывши от них пленников, отводят они (мадьяры) этих пленников берегом моря к одной из пристаней Румской земли, которая зовется Карх. ...А как дойдут мадьяры с пленниками своими до Карха, греки выходят к ним навстречу. Мадьяры заводят торг с ними, отдают им пленников своих, и взамен их получают греческую парчу, пестрые шерстяные коврики и другие греческие товары» [Известия о хазарах... 1869, с. 27].

 

Описанная Ибн Русте торговля между венграми и византийцами в районе Керчи могла происходить в тот период истории венгерского

 

162

 

 

объединения, когда оно занимало степи между Доном и Днепром, т.е. до вытеснения венгров печенегами из этой области - Леведии. Следовательно, эта ситуация должна датироваться временем до 889 г. Таким образом, хазар в это время, т.е. в последней четверти IX в., в Керчи уже не было и хазарские Климаты - подчиненные хазарам области, никак не могли находиться в Крыму, тем более, что речь идет о событиях, происходивших в середине X в.

 

В главе 11, как и в главе 1, упоминаются, по всей видимости, Климаты, располагавшиеся в Крыму:

 

«[Знай], что эскурсиократор Алании не живет в мире с хазарами... он может сильно вредить им, и подстерегая на путях, и нападая на идущих без охраны при переходах к Саркелу, к Климатам и к Херсону. Если этот эскурсиократор постарается препятствовать хазарам, то длительным и глубоким миром пользуются и Херсон и Климаты и, не имея сил для войны одновременно против тех и других, будут принуждены хранить мир» [Константин Багрянородный 1991, с. 53].

 

В отрывке хорошо указана последовательность движения«переходов» хазарских войск. Сначала к Саркелу - к Дону, затем к Климатам и Херсону. Херсон и Климаты явно образуют смысловую пару, они одновременно пользуются миром, в случае, если аланы мешают хазарам нападать на них. Такое соседство предполагает только Крымскую локализацию данных Климатов.

 

Таким образом, в результате проведенного анализа следует отметить, что в сообщении Константина Багрянородного под общей дефиницией Климаты речь идет о разных областях Восточной Европы, которые располагались как в Крыму, так и за его пределами. По всей видимости, строгое использование термина Климаты только по отношению к феме Херсона и Юго-Западному Крыму к середине X в. ушло в прошлое, а сам термин получил более широкое значение «областей», подчиненных тому или иному государству. Так, например, по мнению К. Цукермана, официальное название фемы Климаты существовало только в конце первой половины IX в. В Тактиконе 899 г. название Климаты уже отсутствует [Сорочан 2003, с. 105].

 

Можно предположить, что перенесение термина Климаты на области, подчиненные хазарам, произошло в тот период, когда Климаты Херсона и Юго-Западный Крым действительно входили в сферу влияния и налогообложения Хазарского каганата. Такое положение дел, как известно, сохранялось около ста лет и вполне

 

163

 

 

могло стать привычным для византийских наблюдателей. После того, как хазары были вытеснены из Крыма, представление о том, что у них есть Климаты (т.е. облагаемые данью области, являющиеся источником доходов), могло быть перенесено и на другие подвластные хазарам регионы Восточной Европы.

 

Ситуация осложнялась тем, что во всех других главах своего труда «Об управлении империей», как было уже отмечено выше в главе 1 и главе 11, Константин Багрянородный продолжает использовать традиционное представление о Климатах как об областях Крыма. Особенно четко это прослеживается в тексте главы 42:

 

«От Херсона до Боспора расположены крепости Климатов, а расстояние 300 миль. За Боспором находится устье Меотидского озера... Самый же залив Меотиды тянется в направлении к Некропилам, находящимся близ реки Днепр, мили на четыре, и сливается [с ними] там, где древние, прорыв канал, проходили в море, отгородив [таким образом] находящуюся внутри всю землю Херсона и Климатов и землю Боспора, простирающуюся миль на тысячу или несколько больше. Из-за множества истекших лет этот канал засыпался и превратился в густой лес, и имеются через него лишь два пути, по которым пачинакиты проходят к Херсону, Боспору и Климатам» [Константин Багрянородный 1991, с. 175].

 

Судя по данному сообщению, крепости Климатов «расположены от Херсона до Боспора», а от внешней угрозы, исходящей из степей Восточной Европы, их защищает Перекоп. Соответственно, эти Климаты находятся на территории Крымского полуострова.

 

В то же время те «девять Климатов Хазарии» (Константин Багрянородный «Об управлении империей» глава 10), которые прилегают к Алании и являются источником «жизни и изобилия в Хазарии», очевидно, располагаются за пределами Крыма. Об этом свидетельствует как уже отмеченная выше их близость к Алании (Северный Кавказ и Предкавказье), так и факт экономической зависимости, поскольку именно из этих Климатов хазары получают основные средства к жизни, что совершенно неприменимо для Крыма в середине X в. Хазары были вытеснены из Крыма уже в конце IX в. и не имели там никаких подчиненных земледельческих областей, в лучшем случае, они могли совершать грабительские набеги на византийские города Крымского побережья. Наконец, заслуживает внимания то обстоятельство, что именно аланы могут «грабить их отселе и причинять великий ущерб и бедствия хазарам». Аланы

 

164

 

 

не нападали на Крымские Климаты, да и не имели для этого реальных возможностей. Таким образом, несомненно, что в данном случае речь идет о каких-то других территориях.

 

В середине X в., когда Константин Багрянородный писал свое сочинение «Об управлении империей», хазары сохраняли свое влияние только на незначительной части принадлежавшей им ранее территории юга Восточной Европы. Степи между Доном и Днепром, а также степную часть Крымского полуострова контролировали печенеги:

 

«Пачинакия отстоит от Узии и Хазарии на пять дней пути, от Алании - на шесть дней, от Мордии - на десять дней, от Росии - на один день, от Туркии - на четыре дня, от Булгарии - на полдня, к Херсону она очень близко, а к Боспору еще ближе (выделениеА.Т.)» [Константин Багрянородный 1991, с. 157]

 

или

 

«...и другой народ из тех же самых пачинакитов находится рядом с областью Херсона...» [Константин Багрянородный 1991, с. 41].

 

Соответственно, прибрежные города Крыма «от Херсона до Боспора» и Горный Крым принадлежали Византии [Якобсон 1954, с. 157]. Даже черные булгары, располагавшиеся в Приазовье могли «воевать с хазарами» [Константин Багрянородный 1991, с. 53]. Также, со слов Константина Багрянородного, известно, что «эскурсиократор Алании» может нападать на хазар «при переходах к Саркелу, к Климатам и к Херсону», т. е. за пределами Крыма, где-то в районе Донского левобережья и Волго-Донского междуречья.

 

Вероятно, упомянутые Константином Багрянородным «девять Климатов» могут быть локализованы вдоль левого берега Кубани, в округе Таматархи (Самкуша Ибн ал Факиха или С-м-крца хазаро-еврейских документов), а также по обоим берегам Маныча и Сала, вдоль нижнего и среднего течения Дона по левому берегу, вплоть до Саркела. Возможно, что в определенной степени был прав и М.Г. Магомедов, который располагал названные Климаты в приморском Дагестане, с той поправкой, что этот регион можно рассматривать не как все «девять Климатов», как считает этот исследователь, а только как один (часть) из них.

 

В непосредственной близости от алан располагались и южные границы домена хазарского царя Иосифа, описанные в еврейско-хазарской переписке (примерно территория современной Калмыкии) [Коковцов 1932, с. 102103]. Однако эти территории были населены собственно хазарами и, если следовать заданной источником логике, не являлись областями, подчиненными хазарам и

 

165

 

 

не могли быть включены в состав интересующих нас «девяти Климатов».

 

По некоторым формальным показателям, указанным в труде Константина Багрянородного, к числу областей Хазарии, из которых хазары получают «жизнь и изобилие», можно было бы отнести и Северо-Западную Хазарию (земли между Северским Донцом, Осколом и Доном), сохранявшую роль пограничного форпоста и земледельческой базы Хазарского каганата вплоть до похода Святослава «на ясов и касогов» в 965 г. Соблазн велик. Именно по этому пути шли те исследователи, которые помещали Климаты в том регионе, который был, по их мнению, земледельческой базой хазар в Северном Предкавказье - Покубанье (Кузнецов), Дагестане (Магомедов). Тем не менее, исходя из сведений анализируемого источника, вторым бесспорным критерием для локализации хазарских «девяти Климатов» является их близость к Северокавказской Алании. Северо-Западная Хазария этому критерию не соответствует, для алан-асов она была недосягаема и географически, и в военном отношении. В данном случае на пути у алан находились либо хазарские степи с крепостью Саркелом и хорошо вооруженными конными отрядами наемников ларсиев (если двигаться по левому берегу Дона), либо печенежские земли (если идти по правому берегу). К тому же она была населена родственными аланскими племенами, недавними выходцами с Северного Кавказа, возможно из Кисловодской котловины, где, собственно, и проживали западные аланы-асы.

 

В то же время в связи с описанным Константином Багрянородным фактом наличия у хазар своих Климатов, т.е. областей, населенных, по всей видимости, не хазарами, но какими-то иными оседлыми и земледельческими этноплеменными группами (территорий, из которых хазары получают средства к жизни), возникает возможность проведения аналогий с территорией Северо-Западной Хазарии. Здесь весьма плодотворной представляется идея А.П. Новосельцева, который предполагал, что Климат, в данном случае, соответствует административно-территориальной единице Хазарского каганата и мог управляться хазарским наместником (тудуном). К числу подобных Климатов можно отнести, помимо отмеченных территорий Покубанья и Прикаспия, «страну» буртасов (мордвы), Волжскую Болгарию и Подонье с Саркелом и Северскодонецкими крепостями [Новосельцев 1990, 108-109].

 

166

 

 

В условиях практически полного отсутствия сведений письменных источников по истории Северо-Западной Хазарии даже такая косвенная ассоциация может быть полезной для реконструкции того положения в системе государственного и экономического устройства Хазарского каганата, которое занимал этот регион. В этом отношении Северо-Западная Хазария, как можно предположить на основе археологического изучения экономики ее населения, выполненного В.К. Михеевым [Михеев 1985], вполне сопоставима с Климатами Константина Багрянородного. В то же время в отличие от «девяти Климатов», располагавшихся в Азово-Каспийском междуморье, в относительно безопасной (по крайней мере, со второй половины VIII до начала X в.) глубине Хазарского каганата, Северо-Западная Хазария всю свою историю находилась на «славяно-хазарском пограничье». Она играла роль пограничного форпоста, ее население осуществляло сбор дани с восточнославянских племен и контролировало речной путь по Северскому Донцу и среднему Дону. В этих условиях возрастала роль местной военно-племенной верхушки, большой процент погребений которой зафиксирован археологами на могильниках региона. В каких отношениях местные вожди находились с хазарским тудуном и каковы были полномочия последнего, можно только предполагать. По всей видимости, главным требованием хазар была своевременная поставка славянской дани и обеспечение безопасности речных путей [Тортика 2002, с. 145-146]. Местная комплексная земледельческо-скотоводческая экономика, судя по всему, не подвергалась чрезмерному налоговому прессингу. Об этом свидетельствуют зафиксированные археологически рост производства, увеличение числа поселений и, соответственно, рост местного населения. Вероятно, именно военизированный пограничный характер этого населения и обеспечил как его большую устойчивость в военно-политических потрясениях второй половины IX в., так и большую преданность хазарам, союз с которыми был не только выгоден, но и даже необходим. Возможно, что такое органичное и бесконфликтное вхождение региона в систему хазарского управления на протяжении почти 200 летней истории, а также его географическая удаленность от побережий морей и центров письменной культуры как раз и обусловили столь печальное для историков невнимание авторов средневековых письменных источников к Северо-Западной Хазарии.

 

167

 

 

 

§ 2.3. Еврейско-хазарские документы о геополитической ситуации в Восточной Европе в X в. Киевское письмо

  

Помимо арабо-персидских и византийских источников, определенное представление об этногеографии Восточной Европы в конце хазарской эпохи (в первой половице - середине X в.) дают источники хазаро-еврейского или еврейского происхождения. Среди них, конечно же, необходимо назвать еврейско-хазарскую переписку, Кембриджский аноним - «текст Шехтера», «Таблицу народов» из книги «Иосиппон» и «Киевское письмо».

 

Достаточно давно обсуждается в специальной литературе приведенный в письме хазарского царя Иосифа кордовскому сановнику Хасдаи ибн Шафруту список племен и народов, когда-либо входивших в состав Хазарского каганата. Как известно, существуют две редакции этого письма - «краткая» и «пространная».

 

«Краткая» редакция содержит сведения о том, что Хазария расположена в низовьях Волги, а также о том, что в ее состав входит девять поволжских народов: «Подле (этой) реки расположены весьма многочисленные , народы в бесчисленном множестве; они живут и в селах и городах и в укрепленных (стенами) городах. Их девять народов, которые це поддаются (точному) распознанию и которым нет числа. Все они платят мне дань» [Коковцов 1932, с. 81-83]. Имена этих народов в данном случае не названы. Затем Иосиф описывает Прикаспийские, Предкавказские и Крымские владения, которые, как известно, в середине X в. уже не входили в состав Хазарского государства.

 

«Пространная» редакция письма Иосифа дает следующий список народов, якобы подчиненных хазарам:

 

«...Бур-т-c, Бул-г-р, Свар, Арису, Ц-р-мис, В-н-тит, С-в-р, С-л-виюн....»[Коковцов 1932, с. 98-102].

 

Это буртасы - жители среднего Поволжья, волжские булгары, родственные им сувары (савиры), одно из подразделений мордвы - арису (эрзя), черемисы, вятичи, северяне и, возможно, новгородские словене, без всяких на то оснований включенные Иосифом в данный список. Все эти народы, за исключением словен, в период расцвета Хазарского каганата или непосредственно входили в его состав, или являлись его данниками. Как считает большинство исследователей, имени носителей лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры нет среди перечисленных этнонимов. Исключение составляет только точка зрения Г.Е. Афанасьева, отождествляющего

 

168

 

 

буртасов с донскими аланами. По всей видимости, эта гипотеза, несмотря на целый ряд аргументов, приведенных ее автором, все же неправомерна [1].

 

Списку народов хазарского царя Иосифа частично соответствует, а частично дополняет его небольшой фрагмент («Таблица народов») из книги «Иосиппон» (вторая половина Х в.):

 

«...Тогарма составляют десять родов, от них Козар, Пецинак, Алан, Кабнина, Турк, Буз, Занук, Угр, Талмац. Все они живут на севере, и имена стран их - по именам их, и они живут по реке Итиль. Только Угр и Булгар и Пацинак живут на реке великой, называемой Дануби, то есть Дунай.... Тирас - это Руси,... Руси живут на реке Киева, впадающей в море Гурган...» [Петрухин 1995, с. 36-40].

 

Также в «тексте Шехтера» названы племена, которые:

 

«... сражаються с нами (как союзники): 'SY, Bab al Abwab, ZYBWS, TWRQ и LWZNYW» [Голб, Прицак 1997, с. 141-142].

 

Среди этнонимов, названных в обоих документах, по всей видимости, также нет имени жителей Северо-Западной Хазарии. Здесь перечислены, в разной транскрипции, аланы, венгры, печенеги, гузы, булгары, русы или норманны, обитатели Дербента (Баб ал Абваб). Автору «Таблицы народов» известны и некоторые подразделения печенегов, соответствующие данным Константина Багрянородного - это, например, Талмац. Все это свидетельствует о том, что именно названные народы определяли геополитический фон своего времени в Восточной Европе. Отсутствие или невычлененность имени жителей Северо-Западной Хазарии в очередной раз свидетельствует о том, что они, скорее всего, не играли самостоятельной политической роли и воспринимались современниками под именем своих патронов - хазар. В то же время идентификация и локализация всех обозначенных в данных перечнях народов позволяют лучше представить этногеографию Восточной Европы в хазарское время.

 

К аналогичным выводам приводит и изучение совершенно иного документа, южногерманского по происхождению. Речь идет об «Описании городов и областей к северу от Дуная» - анонимной

 

 

1. В связи с определенной популярностью взглядов Т.Е. Афанасьева среди археологов, а также из-за крайней запутанности и сложности сообщений раннесредневековых источников о народе буртас, этой проблеме будет посвящена отдельная, четвертая глава данной работы.

 

169

 

 

записке, которая получила условное название «Баварский географ» и датируется IX в. Автор «Баварского географа» неплохо знает географию Центральной Европы, но имеет очень приблизительные сведения о Европе Восточной [1]. По степени информированности он находится даже ниже автора еврейской книги «Иосиппон». Описание в этом источнике построено по распространенному в средние века принципу взаиморасположения тех или иных областей и населяющих их народов (место каждого из народов в списке является своего рода точкой отсчета для определения расположения предыдущего и последующего этносов). Указано также и количество городов, имеющихся в данной области или у данного народа. Единственное упоминание о хазарах в тексте «Баварского географа» следующее:

 

«...Кацыры, 100 городов...» [Назаренко 1993, с. 15].

 

Перед хазарами названы центрально-европейские славянские и неславянские племена и области - Велунцаны, Брусы, Висунберы, после хазар - Руссы, Форшдерен лиуды, Фрешиты и др. Реальные соседи хазар (кроме упомянутых руссов), а также входившие в состав Хазарского каганата племена и народы, по всей видимости, не были известны автору «Баварского географа». Заслуживает внимания упоминание 100 городов у хазар. Автор русского перевода «Баварского географа» A.B. Назаренко предлагает понимать под этими городами укрепленные поселения, т.е. не только города, но и городища. Цифра 100, конечно же, имеет условный характер и должна обозначать только то, что область хазар большая и что городов у них много. С определенной долей вероятности можно допустить, что к числу этих многочисленных «городов» относятся и городища Северо-Западной Хазарии. Допуск этот возможен лишь в рамках той отраженной картины исторической действительности, которую содержит источник, но, естественно, не в отношении самой действительности. Эти картины близки и в чем-то совпадают, но не идентичны и не взаимозаменимы.

 

 

1. Чем западнее находилась страна, тем, естественно, меньше сведений о Восточной Европе было у проживавших там авторов хроник или географических описаний. Так, например, в дополнениях английского короля Альфреда (872-899 или 901 г.) к хорографии Орозия - «Орозий короля Альфреда» ("King Alfred's Orosium") о Восточной Европе нет современных сведений, а то, что известно, восходит к Орозию и представляет собой компиляцию позднеантичных знаний (Танаис, Меотида, Феодосия и т.д.) [Матузова 1979, с. 13, 15, 23].

 

170

 

 

Определенные выводы геополитического характера, проливающие свет на степень хазарского присутствия в Днепровском Левобережье в середине X в., позволяет сделать документ, получивший в историографии название «Киевское письмо». Он был обнаружен Н. Голбом в 1962 г. в Кембриджской университетской библиотеке среди материалов, привезенных в 1896 г. С. Шехтером из генизы Каирской (Фустат-Миср в средние века) синагоги. Документ впервые был опубликован с переводом и комментариями Н. Голбом и О.Й. Прицаком на английском языке в 1982 г. На русском языке эта книга вышла в 1997 г. [Голб, Прицак 1997].

 

Названный документ заслуживает особого внимания, гак как, по мнению авторов перевода и публикации, он является самым древним письменным источником, написанным в Киеве. Кроме того, авторы, на основе изучения и трактовки содержания этого документа, делают ряд выводов, касающихся истории Хазарского каганата и распространения торговых хазаро-еврейских общин по территории Восточной Европы в конце I тыс. н. э. В частности, по мнению О.Й. Прицака,

 

«...Киев управлялся хазарами до того, как был завоеван русью» и «...киевское письмо было написано в то время, когда Киев еще управлялся хазарами» [Голб, Прицак 1997, с. 64].

 

Очевидно, что процитированные утверждения в корне расходятся с концепцией раннесредневековой истории Восточной Европы, традиционно принятой в отечественной исторической науке. В этой связи точка зрения авторов (главным образом О.Й. Прицака) неоднократно подвергалась критике со стороны украинских и российских медиевистов (историков и археологов) как в советский период развития исторической науки, так и в постперестроечное время. Целенаправленные критические рецензии на работы О.И. Прицака были опубликованы Е.А. Мельниковой [Мельникова 1984, с. 201-209] и А.П. Толочко [Толочко А. 1987, с. 144-146]. Ряд критических замечаний и источниковедческий анализ отдельных положений «Киевского письма» и «Кембриджского документа» содержатся в работах А.П. Новосельцева [Новосельцев 1990, с. 8] и П.П. Толочко [Толочко П. 1990, с. 104-105; Толочко 2004, с. 99-107]. Весьма существенные замечания имеются также в комментариях и послесловии к публикации документа на русском языке, подготовленных В .Я. Петрухиным [Петрухин. Комментарии / Голб, Прицак 1997, с. 194-223]. Названные авторы подвергли критическому анализу в основном те положения концепции О.Й. Прицака,

 

171

 

 

которые были связаны с утверждением идеи об основании Киева хазарами, о подчинении этого города хазарам, о наличии в Киеве хазарской администрации и о существенной роли Хазарского каганата в образовании государственности на Руси.

 

Так, Е.А. Мельникова [Мельникова 1984, с. 201-209], возражает против идеи экспорта государственности, носителями которой, по мнению О.И. Прицака [Прицак 1997, с. 75-87], были купцы и воины. Кроме того, неправомочными, на ее взгляд, выглядят следующие положения концепции О.И. Прицака: образование новых империй вдоль торговых путей, охранявшихся кочевниками-тюрками (в том числе и хазарами); хронологические разрывы и неувязки (открытие Волжского торгового пути в VII в., возникновение «готских» городов Полоцка и Смоленска в VII в., появление Игоря в Киеве только после 930 г. и т.д.); наконец, наиболее фантастическим, по ее мнению, выглядит существование и деятельность «интернационального торгового концерна Рус», якобы возникшего в Галлии и распространившего в VII - X вв. свое влияние на Францию, Германию и Восточную Европу. Причиной появления подобных заблуждений в работах О.Й. Прицака является, как считает автор рецензии, игнорирование историографии, определенная методологическая сумбурность и отсутствие строгого источниковедческого анализа.

 

Подобно Е.А. Мельниковой, А.П. Толочко также достаточно критичен в своей рецензии на первое, англоязычное, издание «Хазарско-еврейских документов», опубликованное в 1987 г. Не оспаривая подлинности «Киевского письма» и филологических выводов Н. Голба, и не отрицая возможности существования тех или иных связей Киева с Хазарией, он выступает против утверждения о хазарском владычестве в Киеве [Толочко А. 1987, с. 144-146].

 

Эту точку зрения развивает и П.П. Толочко, который пишет о практически полном отсутствии хазарских древностей в культурном слое раннесредневекового Киева [Толочко П. 1990, с. 104-105]. Этот факт он рассматривает в качестве серьезного аргумента против идеи о сколько-нибудь существенном присутствии хазар в этом городе. В данном случае следует иметь в виду, что в качестве «хазарских древностей» археологи, как правило, понимают материалы салтово-маяцкой археологической культуры VIII - X вв.

 

В этой связи хотелось бы отметить, что вошедшее в оборот в 80-е. гг. прошлого века утверждение о том, что салтово-маяцкая

 

172

 

 

культура была «государственной» культурой Хазарского каганата, в настоящее время можно рассматривать только как метафору. Очевидно, что сама постановка вопроса о наличии «государственной культуры» в VIII - X вв. н.э. не соответствует реалиям раннесредневековой истории Восточной Европы и может быть квалифицирована как модернизация. Сами хазары не являлись ни создателями, ни носителями этой археологической культуры [Ляпушкин 1958, с. 143], которая, как известно, сформировалась как особое явление в алано-болгарской этноплеменной среде. Хазарское государство никоим образом не могло целенаправленно санкционировать развитие и распространение этой культуры. Речь может идти только о том, что в условиях определенной стабильности, возникшей в рамках Хазарского государства во второй половине VIII в., у алано-болгарской части населения Каганата появились благоприятные возможности для развития хозяйства, что и привело к формированию СМК. Поскольку аланы и болгары проживали в разных частях Каганата, локальные варианты этой культуры возникают в Крыму, Приазовье, на Среднем Дону и Северском Донце. Отсутствие развитой городской жизни в этом регионе, тот факт, что алано-болгары не были господствующей в политическом отношении группой населения в Каганате, кочевой образ жизни самих хазар, сложная племенная структура раннесредневекового Хазарского государства и, наконец, ухудшение военно-политических условий в регионе с конца IX в. (нашествие печенегов) не позволили СМК распространиться по всей территории Хазарии.

 

В этом контексте «археологическая» аргументация противников идеи существования хазаро-еврейской общины в Киеве в X в. не всегда оправдана и убедительна. Археологи, оспаривая факт присутствия хазар или хазарской администрации в Киеве, ссылаются на отсутствие в культурном слое раннесредневекового Киева материалов салтово-маяцкой культуры, настаивая на том, что хазары должны были бы проявить свое присутствие там именно таким образом. [1] Однако на чем основано подобное убеждение? Носителями

 

 

1. Например, A.B. Комар, отмечает: «Собственно салтовских памятников в Киеве и его округе нет. Информация о киевских «катакомбах», открытых в 1874 г., мало достоверна, но урновые трупосожжения в «камерках» все равно не имеют никаких салтовских параллелей. Единственный же сосуд из Киева, традиционно относимый к салтовским, из п. 3 могильника в «Парке пионеров», имеет совершенно нехарактерную для салтовских кувшинов форму горла и резко отличается от салтовских крынок. Приходится констатировать, что археологические следы непосредственного присутствия хазар в правобережном лесостепном Поднепровье ограничиваются 1-й третью VIII в., что не оставляет места для любых спекуляций о значительной роли хазар в Киеве в IX - X вв.» [Комар 2005, с. 214].

 

173

 

 

СМК были аланы и протоболгары, проживавшие в бассейне Среднего Дона, на Северском Донце и Осколе и т.д. - это отнюдь не кочевники-хазары и не купцы-евреи. Алано-болгары в Киеве, по всей видимости, не селились. Хазары, если они и бывали в Киеве в качестве дипломатов, купцов или даже сборщиков дани [1] [ЛР 1989, с. 10], вряд ли были многочисленны и уж тем более не возили с собой в большом количестве предметы алано-болгарского ремесленного производства. Даже если хазарский тудун (или тархан) и находился какое-то длительное время в Киеве вместе со своей дружиной, то естественно, что ни он, ни его спутники никакой хозяйственной деятельностью не занимались и жили за счет местного населения. Евреи же, в том числе и проживавшие в данное время в Киеве, не создавали для повседневного обихода каких-то особых форм утвари или характерных только для них бытовых предметов, т.е. тех объектов материальной культуры, которые могут быть обнаружены археологами, а пользовались тем, что было распространено в обиходе аборигенного населения [2]. Для Киева это могли быть предметы местного, славянского ремесленного производства или византийский импорт. В полиэтничной среде варяго-славянского торгового города, обладавшего собственными керамическими, ювелирными и прочими мастерскими, странно было бы ожидать появления простых бытовых предметов (в том числе и керамики) салтово-маяцкого облика, торговля которыми на таком

 

 

1. Первую дань, которую поляне выплатили хазарам мечами можно рассматривать, в отличие от патриотической трактовки Нестора, как массовое разоружение покоренного народа [Гумилев 1992; Плетнева 1996, с. 28-41], после которого (859 г.) ежегодная дань приобрела традиционную форму (пушнина): «А хозари брали з полян, i з северян, i з вятючів; брали вони по білій бирівці - стільки від диму» [ЛP 1989, с. 12].

 

2. Проблему поиска «материальных» признаков иудаизма на археологических памятниках лесостепной и степной Хазарии попытались решить в специальной работе B.C. Флеров и В.Е. Флерова [Флеров, Флерова 2005, с. 185-205], впрочем, полученный этими исследователями результат носит, скорее, отрицательный характер, искомые признаки обрисованы только гипотетически, но так и не обнаружены ни на одном реальном объекте.

 

174

 

 

расстоянии (около 400-500 км. пути через водораздел Дона и Днепра) от места изготовления не сулила никакой выгоды [1]. Наконец, предметы религиозного обихода у еврейских купцов, проживавших в местах столь отдаленных от основных центров еврейской жизни, не могли быть многочисленными, соответственно, их тщательно хранили и использовали многие поколения евреев, что практически сводит на нет шанс их обнаружения в культурном слое [2].

 

Следовательно, на основе сведений, полученных в ходе археологического изучения раннесредневекового Киева, можно говорить только о том, что здесь не было постоянного и сколько-нибудь существенного алано-болгарского населения, являвшегося носителем СМК. Утверждение о подчинении Киева хазарам и о наличии в городе хазарской администрации (сборщика податей - тархана) на основе только археологических данных не может быть ни подтверждено, ни опровергнуто. На современном уровне развития источниковой базы данная проблема по-прежнему может решаться только на основе интерпретации информации, содержащейся в письменных документах.

 

А.П. Новосельцев в специальном параграфе, посвященном анализу источников по истории Хазарии, написанных на древнееврейском языке, кратко упоминает и «Киевское письмо». Он не высказывает никаких сомнений по поводу его подлинности и считает, что хота «содержание его малоинтересно», все же сам факт находки

 

 

1. Еврейские (также как и согдийские, арабские, варяжские и т.д.) купцы в раннем средневековье предпочитали торговать дорогостоящими предметами: пряностями, благовониями, серебром, мехами, рабами, продажа которых давала многократную прибыль и оправдывала риск купеческих предприятий, но не гончарной керамикой или простыми ремесленными изделиями! Кроме того, уровень производства подобных предметов, а также степень развития товарно-денежных отношений у алано-болгарского населения в ареале распространения СМК позволяют говорить в основном о внутриобщинном, в лучшем случае межобщинном обмене ремесленными изделиями, но не о внешней торговле.

 

2. Иосиф (в «пространной» редакции ответа Хасдаи) пишет следующее о тех культовых предметах, которые приобрел его далекий предок Булан:

 

"Он посвятил их (богу) и выстроил благодаря им шатер, ковчег, светильник, стол, жертвенники и священные сосуды. По милосердию Господа и силе Всемогущего, они до настоящего дня целы и хранятся в моем распоряжении" [Коковцов 1932, с. 94].

 

175

 

 

документа, происходящего из Киева X в., представляет собой «уникальное событие» [Новосельцев 1990, с. 8].

 

В.Я. Петрухин в комментариях и послесловии к публикации «Киевского письма» на русском языке отмечает, что «о проживании в Киеве IX в. хазар-иудеев, тем более правителей, ничего неизвестно» [Петрухин. Комментарии/ Голб, Прицак 1997, с. 202]. По его мнению, «общеизвестность» того факта, что Киев до обоснования в нем варягов управлялся хазарами, явное преувеличение О.И. Прицака. Совершенно справедливо он указывает на то, что ПВЛ сообщает лишь о дани, которую платили хазарам киевские поляне. В то же время восточные источники IX - X вв. действительно называют Киев городом славян или руси, а не хазарским [Петрухин. Комментарии / Голб, Прицак 1997, с. 207]. Необоснованными и малоперспективными, по его мнению, являются также «построения о хазарском происхождении Кия и его Полянского рода», как и любые другие попытки «искать исторические прототипы для основателя Киева» [Петрухин. Комментарии / Голб, Прицак 1997, с. 210, 211-212]. В то же время, как считает В Я. Петрухин, для развития еврейско-хазарской темы в истории Киева может быть интересна этимология названия «киевской крепости Самватос» [Константин Багрянородный 1991, с. 315], предложенная A. A. Архиповым [Архипов 1984, с. 224-240]. Дело в том, что данное название является, по мнению автора, производным от имени реки Самбатион, известной из талмудических легенд. По легенде, она находилась на краю ойкумены и «покоилась в субботний день», а на ее берегу проживала праведная иудейская община. По мнению B. Я. Петрухина, окраинное положение киевской общины могло способствовать актуализации этих легенд [Петрухин. Комментарии / Голб, Прицак 1997, с. 210].

 

Таким образом, рассмотренные выше замечания в адрес концепции О.И. Прицака опираются на три основные момента: на сравнение его взглядов с традиционной для советской исторической науки точкой зрения; привлечение «археологической» аргументации; внешнюю критику данного источника, сравнение его с данными древнерусских летописей, византийской и арабской исторических традиций. Необходимость изучения социально-экономического положения Северо-Западной Хазарии в контексте истории Каганата, определения ее места в хазарской геополитике заставляет еще раз и более подробно обратиться к анализу «Киевского

 

176

 

 

письма» с точки зрения его содержания, внутренней логики и вероятных обстоятельств возникновения.

 

Речь идет о том, что «Киевское письмо» было написано киевскими евреями хазарского происхождения [1] в тот период, когда этот город, по мнению Н. Голба и О.И. Прицака, входил в состав Хазарского государства. Именно тогда в нем пребывала хазарская администрация, представитель которой якобы поставил свою «визу» - «Я прочел» [2] - на письме [3]. Наибольшие возражения вызывает именно это утверждение о хазарском господстве в Киеве, соответствующем дате создания источника (X в.).

 

Следует напомнить, что «Киевское письмо» представляет собой рекомендацию киевской еврейской общины, которая была дана ее представителю, некоему Map Яакову бен Р. Ханукке, для предъявления в других еврейских общинах с целью сбора денег на выплату долга кредиторам - иноплеменникам. Для решения поставленной задачи необходимо воспроизвести ту часть документа, на основе которой и будет производиться дальнейшая критика отмеченных выше положений Н. Голба и О.Й. Прицака.

 

 

1. В последнее время киевское происхождение письма также вызывает сомнения у некоторых специалистов: «... еврейский текст на самом деле не говорит: «Мы, община Киева, извещаем вас о причиняющем беспокойство деле» и т.д., как переведено Голбом, а «мы извещаем вас, община Киева, о причиняющем беспокойство деле...». Поэтому, по крайней мере, возможно, что письмо было послано не из Киева, а в Киев, что делает шаткой основу всех извлеченных из письма заключений, касающихся хазар и истории Киева» [Эрдаль 2005, с. 131].

 

2. Хазарское происхождение этого слова, переведенного О.И. Прицаком как «Я прочел» вызывает большие сомнения у Марселя Эрдаля. Проведенный им лингвистический анализ этого слова показывает, что оно могло иметь не хазарское, а, скорее, булгарское происхождение и что тогда само письмо «могло, например, происходить из болгарского царства на Нижнем Дунае...» [Эрдаль 2005, с. 132].

 

3. Можно согласиться с В.Я. Петрухиным и в том, что из самого письма действительно совсем не следует, что «виза» хазарского чиновника поставлена именно в Киеве [Петрухин. Комментарии / Голб, Прицак 1997, с. 207]. Необходимо добавить, что из письма также не следует, что то слово, которое авторы публикации воспринимают как «визу хазарского чиновника», написано именно хазарским чиновником и что оно действительно представляет собой именно визу. Кроме того, нет никаких других данных о том, что хазарские чиновники-тудуны ставили подобные «визы» на каких-либо иных документах.

 

177

 

 

«...Мы, община Киева, (этим) сообщаем вам о трудном деле этого (человека) Map Яакова бен Р. Ханукки, сына [добрых людей]. Он был тем, кто дает, а не тем, кто берет до того времени, пока ему не была предрешена жестокая судьба, и брат его пошел и взял деньги у иноверцев: этот (человек) Яаков стал поручителем. Его брат шел по дороге, и тут пришли разбойники, которые убили его и взяли его деньги. Тогда пришли кредиторы (и) взяли этого (человека) Яакова, они наложили железные цепи на его шею и кандалы на его ноги. Он находился в таком положении целый год [...и после. ..] этого мы поручились за него. Мы заплатили 60 [монет] и теперь еще осталось 40 монет; поэтому мы послали его по святым общинам, чтобы они могли оказать милость ему» [Голб, Прицак 1997, с. 30-31].

 

В ходе прочтения данного отрывка, прежде всего, возникает вопрос, почему киевская община сама не уплатила всю сумму долга за своего представителя, который, судя по всему, относился к числу уважаемых ее членов и, до описанной в письме неприятной финансовой ситуации, находился в числе благотворителей или, скорее, заимодателей: «Он был тем, кто дает, а не тем, кто берет...». Неужели киевская еврейская община в период хазарского господства в этом городе была настолько бедной, что целый год собирала 60 монет для выплаты залоговой суммы за уважаемого и ни в чем не виновного иудея, находившегося в долговой тюрьме у кредиторов — иноверцев. В то же время, со слов авторов, выкуп в 100 монет (по мнению Н. Голба и О.И. Прицака, речь идет о серебряных монетах) был традиционной суммой в таких случаях. Вспомним также, что благодаря сообщению ПВЛ известны принятые в то время в Восточной Европе цены на рабов в золотых византийских монетах. По договору Игоря с Византией от 945 г. десять золотых монет платили за молодого раба (рабыню), восемь - за пожилого и пять - за ребенка [ЛP 1990, с. 28]. Торговля рабами была обычным и прибыльным делом, этим промыслом тогда занимались венгры, печенеги, варяги-русы [Константин Багрянородный 1991, с. 49]. В качестве перекупщиков в работорговле участвовали купцы греческого (византийского), арабского, персидского или еврейского (очевидно, и хазаро-еврейского) происхождения, доставлявшие живой товар к месту назначения, в Византию или мусульманские страны Средней Азии и Ближнего Востока. Следовательно, залоговая цена или цена выкупа за одного человека, соответствовавшая,

 

178

 

 

по всей видимости, стандартной цене одного молодого раба или цене десяти таких рабов, даже если в документе речь идет все же не о серебряных, а о золотых монетах, не могла вызвать таких трудностей и промедлений с выплатой (год) у целой еврейской общины, проживавшей под юрисдикцией иудейского Хазарского государства. Таким образом, описанная в «киевском письме» ситуация никак не соответствует тому господствующему экономическому положению, которое приписывается хазаро-еврейскому купечеству в данный период в Восточной Европе,

 

Далее, в этой же связи, возникает вопрос, почему хазарская администрация, если предположить что ее представитель действительно находился в Киеве в тот период, никак не защитила единоверца от произвола иноплеменников или, по крайней мере, не способствовала скорейшему внесению полной суммы выкупа?

 

Если Киев в это время входил в состав территорий, подчиненных Хазарскому каганату, то также закономерным представляется вопрос о том, почему наш «многострадальный» Яакоб отправился в далекий Египет, а не в столицу собственного государства - Итиль? Неужели длинный морской путь через порты других государств был безопаснее пути, пешего и речного, по территории, контролируемой или, если верить О.Й. Прицаку и Н. Голбу, непосредственно входящей в состав Хазарского каганата. К тому же, еврейско-хазарская община Итиля, кроме того, что она была многочисленной, влиятельной и богатой, должна была быть еще и более терпимой к хазарским прозелитам и полукровкам, носившим нетипичные для евреев имена. Очевидно, что именно здесь можно было скорее рассчитывать на получение финансовой помощи. Тем не менее, Яакоб едет именно в Египет, и там, по всей видимости, либо получает необходимые деньги, либо остается до конца своих дней.

 

Вероятнее всего, ответ на все эти вопросы заключается в первую очередь в том, что ко времени написания письма, т.е. в X в., Киев уже давно находился под контролем варягов (как и принято считать в отечественной историографии). Город не подчинялся хазарской администрации, а хазаро-еврейские купцы потерпели поражение в конкурентной борьбе и были постепенно вытеснены с торговых путей Восточной Европы, по крайней мере, с Днепровского пути «из варяг в греки». Можно предположить, что случай с Яакобом и его братом является типичным примером этой борьбы. Кто были кредиторы, посадившие Яакоба в тюрьму? По всей видимости,

 

179

 

 

это были, люди, имевшие свободные наличные деньги, скорее всего, речь идет о купцах и воинах варягах, которые и контролировали на самом деле в это время Киев и связанные с ним торговые пути. Очевидно, что если бы последние не имели административного влияния в Киеве, общину вряд ли могли бы заставить изыскивать деньги по поручительству. Только тот, кто имеет власть и силу, может требовать возвращения долга. Можно даже предположить, что все те же варяги «встретили» брата «нашего» Яакова «на дороге», убили его и забрали взятые взаймы деньги.

 

Все это объясняет, почему киевская община, отправившая своего члена на поиски денег для уплаты, в общем-то, небольшого долга по другим общинам не могла самостоятельно этот долг погасить. Экономическая деятельность киевской еврейской общины как участника транзитной торговли с каждым годом угасала. На торговых путях господствовали опасные варяги-русы, а ее представители обеднели настолько, что занимали деньги у иноверцев и терпели финансовый крах. Более того, если даже в это время Хазарский каганат еще и не прекратил своего существования (т.е. если письмо было написано до известного похода Святослава 965 г. и похода русов 969 г.), связи с его столицей и столичной иудейской общиной уже были затруднены враждебными отношениями между государствами. Именно поэтому киевская община отправляет своего представителя не в географически близкий Итиль, а в отдаленный Египет, где и было найдено письмо.

 

Таким образом, не возражая ни против подлинности данного документа, ни против того факта, что он действительно мог быть написан в Киеве (евреями, часть из которых, судя по их именам, могла быть выходцами из Хазарии), следует отметить, что содержание письма не дает никаких оснований для того, чтобы считать Киев городом, входящим в это время в состав Хазарского каганата и управляющимся хазарской администрацией. Даже если Киев в какой-то период времени и находился в зависимости от хазар, а, скорее всего так и было, то ко времени написания письма, исходя даже только из его содержания, этот период уже закончился. К X в. хазары не имели никакого влияния на его внутреннюю жизнь, а хазарские евреи не только не могли воспользоваться поддержкой хазарской власти, но и не имели регулярного сообщения со своими единоверцами в Итиле.

 

180

 

 

Эти выводы в целом совпадают с периодизацией использования речных торговых путей Восточной Европы, основанной на изучении кладов арабских монет. Как отмечал М.Б. Свердлов, представление о том, что Древняя Русь торговала с Востоком для конца VIII - начала IX вв., неприемлемо. В VIII в. в Среднем Поднепровье, по всей видимости, международных путей не было, нет никаких сообщений об их существовании и нет кладов этого времени [Свердлов 1969, с. 542-543]. В.Я. Петрухин также указывает на то, что Днепровский путь «из варяг в греки» начал интенсивно функционировать лишь в X в., то есть тогда, когда Русь стремилась установить контроль над этими путями, что и было одной из причин ее столкновения с Хазарией [Петрухин. Комментарии / Голб, Прицак 1997, с. 208].

 

Возможно, что в известной степени был прав и В.А. Пархоменко, который еще в 30-е. гг. XX в. писал о том, что экономические связи хазар (хазарских евреев А.Т.) с Киевом следует относить к периоду упадка Хазарского государства. По его мнению, и хазары, и евреи появляются здесь только со второй половины X в., а известны с XI по XII вв. В частности, он сомневается, что они могли быть здесь раньше, поскольку в период господства хазар на Нижней Волге Днепр не находился под их контролем. Тот факт, что древляне не платили дань хазарам, по его мнению, также указывал на отсутствие раннего хазарского господства на Днепре, поскольку тот, кто владел Киевом, не мог не вмешиваться в дела древлян (последние были географически тесно связаны с Киевом) [Пархоменко 1928, с. 3-6; Пархоменко 1929, с. 357-359].

 

Выводы, полученные в результате анализа источников хазаро-еврейского и еврейского происхождения, в том числе и «Киевского письма», позволяют судить о вероятном геополитическом положении Северо-Западной Хазарии в период написания этих документов (середина X в.). Оно, как можно предположить, было весьма напряженным. Влиянию Хазарского каганата в Днепровском левобережье приходит конец. В Киеве господствуют русы. Киевские евреи хазарского происхождения находятся в бесправном и экономически невыгодном положении. Северяне, до этого - данники хазар, переходят под протекторат киевского княжеско-дружинного клана. Военно-пограничное положение Северо-Западной Хазарии в этих условиях грозит проблемами, гораздо большими, нежели сбор дани у населения ранее слабоорганизованных и не способных к

 

181

 

 

действенному сопротивлению славянских племен. Дефицит источников не позволяет говорить о том, как именно развивались отношения в пограничной зоне верхнего Придонечья между хазарами и русами. Известен только один момент этого противостояния - поход Святослава 965 г., закончившийся разгромом какой-то хазарской армии, взятием Саркела и нападением на ясов и касогов. Данные события происходят в непосредственной и опасной близости от алано-болгарских анклавов Придонечья, и, вероятно, в конечном итоге приводят к прекращению жизни на салтовских памятниках лесостейного региона.

 

 

§ 2.4. «Кембриджский документ» - «текст Шехтера» о геополитической ситуации на юго-западе Хазарского каганата в первой половине X в»

 

В контексте изучения динамики геополитических отношений, складывавшихся на юге Восточной Европы в X в. между русами (росами, русью), хазарами и Византией, большое значение имеет дальнейшая интерпретация данных текста Шехтера - Кембриджского документа о некой хазаро-руской войне. Это тем более важно, поскольку остальные источники - византийские, древнерусские, арабо-персидские ничего не сообщают ни об этом событии, ни вообще о характере хазаро-руских отношений в Приазовье в первой половине Х в. Древнерусская летопись знает только одну войну между Хазарским каганатом и Киевской Русью - это война 965 г. (поход Святослава). Такое невнимание летописца к столь важным событиям в жизни нарождающегося Древнерусского государства объясняют, обычно, тем, что к моменту составления начального свода в XI в., Хазарский каганат уже давно прекратил свое существование. Память о нем стерли новые противники Руси на юге - сначала печенеги, а затем - половцы.

 

В то же время хорошо известно, что активность русов проявляется по всем стратегическим направлениям, соответствующим основным водным артериям - Днепру, Дону и Волге - на юге Восточной Европы. Именно в этот хронологический период (первая половина X в.) русы совершают ряд удачных и неудачных походов на Византию, их военные флотилии появляются на Каспии

 

182

 

 

[Якобсон 1946, с. 461-472], внося новый элемент в военно-политическую ситуацию прикаспийского региона и непривычный для местного прибрежного населения фактор угрозы с моря.

 

Таким образом, очевидно, что отношения русов и хазар не могли быть безмятежными [1]. Напряжение нарастало давно и было обусловлено противоречием интересов находящегося в процессе становления Древнерусского государства («архонтов со всеми росами») и хазарской таможенной политики в зоне Керченского пролива, акватории Азовского моря и нижнего течения Дона (до Волго-Донской переволоки). По крайней мере, с середины - второй половины Кв. военно-торговые предприятия русов наталкиваются на жесткий таможенный барьер со стороны Хазарского каганата в ключевых пунктах водных (морских и речных) путей юга Восточной Европы: в Самкерце - Таматархе, на азиатском берегу Керченского пролива; в Саркеле на Дону и в Итиле на Нижней Волге. Причем и в Самкерце, и в Итиле нужно было платить 10% пошлину со всех провозимых товаров (Ибн Хордадбех, Ибн ал Факих) [Калинина 1986]. Тем не менее, русы проникают в Итиль, создают там свою достаточно влиятельную и многочисленную общину, которая со временем получает право (вместе с аборигенами Восточной Европы - сакалиба) на самостоятельную юрисдикцию, основанную на обычном праве.

 

По мнению А.П. Новосельцева [Новосельцев 1990, с. 214] и И.Г. Коноваловой [Коновалова 19996, с. 112-113], в первые десятилетия X в. хазарское правительство пытается направить агрессию русов на своих противников - Саманидов, используя их флот и военный потенциал. В это время, вытесненная из Днепро-Донского междуречья печенегами, а из Крыма - Византией, Хазария оказывается в затруднительном положении и в Поволжско-Прикаспийском регионе. На севере возникает новое исламское государство - Волжская Болгария, которая налаживает торговые отношения с городами Средней Азии в обход Хазарии, через огузские степи Южного Урала и Северного Казахстана. Южный берег Каспийского моря практически весь подчиняется Саманидам, враждебным

 

 

1. В.Я. Петрухин по этому поводу отмечает:

 

«Летопись не случайно начинает русскую историю с описания сфер влияния варягов и хазар в Восточной Европе: активность тех и других, безусловно, должна была привести к столкновению их интересов» [Петрухин 1995, с. 89].

 

183

 

 

хазарам. Западнокаспийские земли - Ширван и Дербент, а также царство Серир (горный Дагестан), угрожают хазарским владениям в северо-восточном Прикаспии. В этих условиях хазарское правительство вынуждено лавировать между различными союзниками, натравливая их друг на друга и сохраняя относительный паритет сил на своих границах. Ярким примером такой дипломатии хазар в отношении кочевников являются сообщения того же Кембриджского Анонима о войне хазар против коалиции степных народов, произошедшей во время правления царя Вениамина (конец IX в.). В этой войне хазар поддержали аланы, а затем, наоборот, о войне хазар и алан, произошедшей в период правления отца Иосифа - Аарона (начало Х в.) [Голб, Прицак 1997, с. 140-141]. В последнем случае союзниками хазар, решившими исход военного противостояния, оказались тюркские племена гузов (или, возможно, одно из подразделений печенегов) [Новосельцев 1990, с. 194-195].

 

Вероятно, в период правления того же Аарона интересы центрального хазарского правительства временно совпали с желанием отрядов русов совершить военно-грабительский поход на южный берег Каспийского моря. Нет данных для того, чтобы полностью восстановить мотивации царя хазар, разрешившего русам проход через Итиль в 912/13 гг. Возможно, учитывая описанные ал Мас'уди масштабы этого похода и многочисленность его участников (видимо, условно выраженную в цифрах раннесредневековым автором), хазары сначала просто не могли отказать русам в их желании попасть на Каспий [1]. Одновременно, по наблюдениям И.Г. Коноваловой, они воспользовались этим вынужденным случаем для того, чтобы направить этот поход русов против земель, принадлежащих Саманидам (Ардебиль и Баку) [Коновалова 19996, с. 116]. Пока длился поход (около года), хазары мобилизовали свои силы и подготовились к прохождению русов через Итиль. Это был единственно правильный ход с их стороны, поскольку в подобной ситуации не было никаких гарантий того, что русы, окрыленные победами и привыкшие к грабежу, на обратном пути не займутся тем же и в хазарской столице. В качестве повода для несоблюдения договора о прохождении дельты Волги был использован праведный

 

 

1. Вероятность силового давления на хазар допускал и В.B. Бартольд: «...очень возможно, что переговорам предшествовали враждебные действия...» [Бартольд 1963, с. 831].

 

184

 

 

гнев мусульманской гвардии, обиженной на то, что русы делали с их единоверцами во время своего пиратского набега на южные берега Каспия.

 

Несмотря на некоторый риск, хазарская дипломатия одержала очередную победу. Русы были разгромлены и практически полностью уничтожены, мусульманская гвардия получила их добычу и моральное удовлетворение, а население Прикаспия - урок уважения к Хазарскому каганату, который в очередной раз показал свою стратегическую роль в регионе. Хазары не только взимали пошлины и обеспечивали безопасность транзита, но и служили препятствием для подобных нападений и набегов. О том, что эта позиция была вполне осознанной и декларативной (хотя и не всегда соответствовала действительности), свидетельствует утверждение последнего царя Хазарского каганата - Иосифа. В своем ответе Хасдаи ибн Шафруту он как раз настаивал именно на такой, пограничной роли своего государства, разделявшего мусульманский мир и Восточную Европу с ее воинственными и опасными русами, а также другими народами:

 

«Я (сам) живу у входа в реку и не пускаю Русов, прибывающих на кораблях, проникать к ним. Точно также я не пускаю всех врагов их, приходящих сухим путем, проникать в их страну. Я веду с ними упорную войну. Если бы я их оставил (в покое), они уничтожили бы всю страну исмаильтян до Багдада» [Коковцов 1932, с. 83-84].

 

Важно отметить: хотя ал Мас'уди и пишет о том, что русы пришли на Каспий в 912/13 гг. из бассейна Черного моря [1], из контекста его сообщения можно предположить, что, скорее всего, они

 

 

1.

«[Несколько времени] после 300/912 г. около 500 судов их (русов - А.Т.) прибыли в пролив Нитаса, соединенный с Хазарским морем. Здесь находятся хорошо снаряженные люди хазарского царя. [Их задача] оказывать сопротивление каждому, кто идет с этого моря или с той стороны земли, части которой простираются от Хазарского моря до Нитас.... Когда суда русов доплыли до хазарских войск, размещенных у входа в пролив, они снеслись с хазарским царем [прося разрешения] пройти через его землю, спуститься вниз по его реке, войти в реку (канал, на котором стоит их столица?) и таким образом достичь Хазарского моря... Он разрешил им совершить это, и они вошли в пролив, достигли устья реки [Дона] и стали подниматься по этому рукаву, пока не добрались до Хазарской реки (Волги), по которой они спустились до города Атиль и, пройдя мимо него, достигли устья, где река впадает в Хазарское море...» [Минорский 1963, с. 198-199].

 

185

 

 

не были связаны с Киевом и политикой киевских князей [1]. Из рассказа о разгроме русов мусульманской гвардией ясно, что остатки армии русов стремятся на север. После поражения в Хазарии они оказываются в земле буртасов, но и там встречают отпор, потом в Волжской Болгарии, где, по всей видимости, подвергаются окончательному уничтожению [2].

 

О том, что политика хазар в данном случае была достаточно дальновидной и, несмотря на перманентное общее ослабление военного потенциала Каганата и уменьшение его территории, позволила ему продержаться еще около половины столетия, свидетельствуют события 965 и 969 гг. [Вестберг 1908, с. 3; Калинина 1976, с. 91-93; Новосельцев 1990, с. 225-227]. В 965 г. Киевская Русь во главе со Святославом нанесла сильный удар по Хазарскому каганату, разгромив его армию и лишив его одной из немногих сохранившихся к тому времени крепостей - Саркела. Таким образом, был открыт путь к переволоке. В 969 г., по сообщению Ибн Хаукаля, пришедшие с севера волжские русы закончили разгром,

 

 

1. Интересно, что несколько раньше, до описания похода русов, в ходе общей характеристики народов Поволжско-Каспийского региона ал Мас'уди пишет, что

 

«Русы - громадное племя; они не подчиняются никакому царю и никакому закону. Среди них есть купцы, которые постоянно ездят к царю бургар...» [Минорский 1963, с. 196-197].

 

Таким образом, прикаспийские мусульмане, информаторы ал Мас'уди, ничего не знали о киевских князьях и их целенаправленной политике. В этом нет ничего удивительного. «Русская земля» с центрами в Киеве и Чернигове формируется в Поднепровье и ориентирована не на волжский путь, а на днепровский путь «из варяг в греки», а также на взаимоотношения с Византией, Болгарией и т.д., но не с прикаспийскими народами и государствами. На Волгу и в Каспий купцы-русы приходят в основном с севера, вероятно, из Новгородской земли и Ладоги. Кроме того, в 911 г. Олег заключил вполне выгодный для него договор с Византией. Использовавшиеся им с 907 г. северные контингенты (русы, варяги, словене, кривичи и т.д.) были уже не нужны ни в Киеве, ни в бассейне Черного моря. Именно они и могли организовать, по дороге домой, в верхнее Поволжье, грабительский поход на южный берег Каспийского моря в 912/13 гг.

 

2. О.И. Прицак считает, что «Из того факта, что русы не продолжали свое плавание по, Волге, следует, что они не являлись Волжской Русью с центром на так называемом полуострове русов» [Голб, Прицак 1997, с. 169]. В то же время, исходя из сообщения ал Мас'уди, очевидно, что русы рвутся именно на север и именно вдоль Волги, где и терпят поражение поочередно, сначала в Итиле (низовья Волги), затем в «стране» буртасов (среднее течение Волги), и, наконец, в стране булгар (в районе впадения Камы в Волгу).

 

186

 

 

взяв столицу Каганата - Итиль [Коновалова 2003, с. 183] и одержав победу над союзными ему буртасами и другими поволжскими народами:

 

«Затем пришли русы, разрушили вое это и разгромили все, что принадлежало людям хазарским, болгарским и буртасским на реке Итиль. Русы овладели этой страной, а жители Итиля искали убежища на острове Баб-уль-Абваба и укрепились на нем, а некоторые из них в страхе поселились на острове Сия-Кух» [Караулов 1908,с. 114].

 

Между 913 и 969 гг. давление на Хазарию нарастало со всех сторон. Дипломатические усилия Византии в этом направлении известны благодаря Константину Багрянородному, который рассматривает в качестве потенциальных противников хазар печенегов, черных булгар, гузов и северокавказских алан. Интересно, что росов (русов, арабо-персидских авторов) в этот список он не включает и, в отличие от своего предшественника Романа, не видит никаких способов для их взаимного столкновения. В то же время, как известно, именно русы нанесли последний удар по хазарам. Также интриговали против хазар и исламские государства. В частности, известное посольство багдадского халифа 921 г., описанное Ибн Фадланом, имело одной из своих целей ослабление Хазарии и укрепление ее противника, молодого мусульманского государства - Волжской Болгарии.

 

Одним из важнейших звеньев геополитической структуры Хазарского государства, позволявших ему удерживать хотя бы часть своего былого влияния, был Самкерц - Таматарха с округой. Сохранение за собой этого пункта обеспечивало хазарам стратегическую позицию в Северо-Западном Предкавказье, у входа в акваторию Азовского моря, на Дону, и, наконец, собственный, не зависимый от Византии, выход в Черное море [1].

 

Даже в последние годы существования Хазарского государства Самкерц, по всей видимости, принадлежал хазарам. О наличии там хазарского гарнизона во время похода русов 912/913 гг. упоминает в уже приводившейся выше цитате ал Мас'уди. Вероятно, концом

 

 

1. Выше уже отмечалось, что, по всей видимости, именно этот регион Константин Багрянородный воспринимал в качестве «Климатов Хазарии»:

 

«[Знай], что девять Климатов Хазарии прилегают к Алании, и может алан, если, конечно, хочет, грабить их отселе и причинять великий ущерб и бедствия хазарам, поскольку из этих девяти Климатов являлись вся жизнь и изобилие Хазарии» [Константин Багрянородный 1991, с. 53; Тортика 2004, с. 40-41].

 

187

 

 

IX - началом Х вв. может быть датирована информация Ибн ал Факиха о наличии хазарской таможни (или перевалочного пункта) в Самкерце:

 

«Славяне (сакалиба) едут к морю Рум, и берет с них властитель Рума десятину; затем следуют они по морю до Самкуша еврейского; далее они направляются в страну славян (сакалиба) или переходят из моря славянского в ту реку, которую называют Славянская река, с тем, чтобы пройти в залив (или рукав? - халидж) Хазарский (ал-хазар), и там с них берет десятину властитель хазар; затем следуют они к морю Хорасанскому...» [Гаркави 1870, с. 251; Калинина 1986, с. 75; Новосельцев 2000 (1965), с. 292].

 

Можно предположить, что, владея Самкерцем, хазары сохраняли возможность для некоторого контроля над акваторией Керченского пролива, иначе сбор пошлин с русов, передвигавшихся по морю на «моноксилах», был бы невозможен.

 

Наконец, в письме инициатора «еврейско-хазарской переписки» Хасдаи ибн Шафрута есть косвенные данные, позволяющие предполагать хазарскую принадлежность Самкерца, сохранявшуюся еще в начале второй половины X в. Так, со слов византийцев, он знает, что «... между ал-Кустантинией и их страной (Хазарией - А.Т.) 15 дней пути, но что «...сухим путем между нами (и ими) находится много народов»; что имя царя царствующего (теперь над ними) Иосиф; что «... корабли приходят к нам из их страны и привозят рыбу и кожу и всякого рода товары»» [Коковцов 1932, с. 63-64]. Корабли могли приходить в Константинополь из страны хазар только при том условии, что у последних еще был свой выход в бассейн Черного моря. Таковым, вероятно, вплоть до окончательной гибели Каганата, оставался только Самкерц-Таматарха. Порты, находившиеся на территории Крымского полуострова, хазары, как принято считать в последнее время [Айбабин 1999, с. 222, 227; Ачкинази 1994, с. 84; Науменко 2004, с. 22], потеряли еще во второй половине IX в. Возможно даже, что хазарский анклав Самкерца пережил на какое-то время саму Хазарию [1]. Поход русов 969 г. затронул

 

 

1. В любом случае известно, что еще в 1089 г. в Самкерце - Таматархе - Тмутаракани существовала достаточно крупная хазарская община, пытавшаяся поднять восстание против русского владычества, подавленное Олегом. Факт восстания свидетельствует не только о многочисленности хазар, но и о сохранении ими неких претензий на самостоятельность и, возможно, государственность. После подавления восстания 1089 г. хазары в ПВЛ больше не упоминаются [ЛР 1989, с. 125]. Впрочем, после ухода Олега из Тмуторакани в 1094 г. и город и его округа навсегда исчезают со страниц древнерусских летописей. По мнению Н.Ф. Котляра в это время Тмуторокань могла попасть под власть местной общины, состоявшей из хазар и касогов и зависевшей от половецких ханов [Котляр 2005, с. 118].

 

188

 

 

Поволжье, Итиль и Семендер, но не распространялся на Приазовье и Керченский пролив [1]. Только с конца X - начала XI в., на базе бывших хазарских владений в районе Самкерца-Таматархи, формируется т.н. Приазовская Русь.

 

Одним из немногочисленных документов, проливающих свет на развитие отношений между хазарами и русами в период с 913 по 969 гг. и вообще на геополитическую ситуацию в районе Керченского пролива и Приазовье, является «Кембриджский аноним». Описанное в этом источнике военное столкновение между хазарами и русами произошло, как отмечено в самом тексте, во время

 

 

1. Ранее считалось, что Таматарха впервые была взята еще Святославом. Это предполагало чрезвычайно длинный и сложный маршрут похода 965 г. Святослав вышел из Киева, прошел землю вятичей, разбил болгар и буртасов, затем по Волге спустился в Итиль и разбил армию кагана, потом по Каспию добрался до Семендера, который тоже был им разгромлен, после этого вдоль Кавказа пошел на запад, разгромил алан, касогов, оказался на Таманском полуострове, взял Таматарху, по Азовскому морю и Дону поднялся до Саркела, взял его, и только после этого вернулся в Киев [Гадло 1971а, с. 60; Пашуто 1968, с. 93]. Возникает целый ряд сомнений в целесообразности, да и вообще возможности осуществления такого военного предприятия (Сколько времени должен был занять такой поход? Нужно было идти с боями несколько тысяч километров по чужим и враждебным территориям, населенным вполне боеспособными народами, где брать фураж и продукты для армии? Если армия была большой, то ее трудно прокормить в таких условиях, если маленькой, то военные задачи становятся непосильными и невыполнимыми. Где были взяты лодки для того, чтобы спуститься по Волге и выйти в Каспий? Как можно было пройти вдоль Кавказа на запад, да еще и напасть на алан, в то время как известно, благодаря ал Мас'уди, что у царя алан было 30000 войска, он был в союзе с дагестанцами (страной Серир) и контролировал практически весь Северный Кавказ? и т.д.). Недавно И.Г. Коновалова убедительно доказала, что в 965 г. Святослав совершил поход на вятичей, Дон и, возможно, в Приазовье. Итиль и Семендер были взяты русами, пришедшими, скорее всего, с верхней Волги в 969 г. [Коновалова 2003, с. 179, 185]. Кроме того, источники ничего прямо не сообщают о взятии Святославом Таматархи. Вели он и напал на восточноприазовских касогов (хотя есть и другие варианты локализации этих касогов, например, на Нижнем Дону, в составе населения салтово-маяцкой культуры), то это еще не доказывает автоматически того, что он тогда же мог взять и Таматарху.

 

189

 

 

правления византийского императора Романа I Лакапина, т.е. между 920 и 944 гг. В документе говорится о том, что:

 

«...Роман [злодей] послал большие дары HLGW, царю RWSY', побуждая его на его собственную беду; он пришел ночью к городу SMKRYY (С-мк-рай) и взял его воровским способом, потому что его начальника, вождя войска, тогда там не было. Когда это стало известно BWLSSY, то есть Песаху HMQR, он пошел в гневе на города Романа и губил и мужчин, и женщино. И он взял три города, не считая деревень большого количества. Оттуда он, дошел на город SWRSWN [.] и воевал против него. [...] и они вышли из страны как черви [...] [И]зраиля, и умерло из них 90 человек. [Он не окончательно разгромил их в битве], но он обязал их служить ему. Так [Песах] спас [казар от] руки RWSW. Он поразил всех, кого он нашел из них, [...м]ечем. И оттуда он пошел войною на HLGW; он воевал [четыре] месяца; Г-сподь подчинил его Песаху, и он пошел [дальше] [и н]ашел ... добычу, которую (HLGW) взял из SMKRYW. Тогда сказал (HLGW): «Воистину, Роман подбил меня на это». И сказал ему Песах, «если это так, то иди и воюй против Романа, как ты сражался против меня, и я отступлюсь от тебя, но если нет, тогда здесь я или умру, или пока жив, буду мстить за себя». И пошел он против своей воли и воевал против Константинополя (QWSTNTYN') на море четыре месяца. И пали там его мужи доблестные, так как македоняне победили его, благодаря (греческому) огню. Он бежал и, постыдившись вернуться в свою (собственную) страну, он бежал морем в FRS, и там он и все его войско пало. Тогда RWS была подчинена власти хазар...» [Голб, Прицак 1997, с. 141-142].

 

Приведенный рассказ содержит некоторые спорные моменты, которые уже неоднократно обсуждались в историографии [Сахаров 1980, с. 210-211]. К их числу следует отнести, прежде всего, саму достоверность описываемого события, личность царя (князя) Руси - Хельгу - одного из главных участников повествования, а также примерную дату отмеченных военных действий. В качестве самостоятельного объекта исследования необходимо выделить попытки некоторых историков связать сообщение Кембриджского Анонима с русско-византийской войной 941 г., а также с определенными династическими изменениями в Киеве.

 

Как представляется, подобное событие было вполне вероятным и в целом соответствует реалиям первой половины X в. Тем более,

 

190

 

 

что активизация внешних устремлений военно-дружинной руси фиксируется в это время походами (в частности походом Олега 907 г.) на Константинополь и неоднократными разбойничьими набегами на побережье Каспийского моря. В этих условиях всякого рода препятствия, а именно таковыми и были хазарские таможенные заставы, должны были устраняться набирающими силу русами (росами, русью). В качестве логичной составляющей этих процессов можно рассматривать и нападение на Самкерц. Удачный исход этого предприятия открывал руси свободный переход из Черного моря в Азовское и наоборот, а также, при полной победе, обеспечивал хорошую базу на пути из Черного моря в Каспийское. В контексте этой политики можно рассматривать поход Святослава на вятичей в 965 г., взятие им Саркела на Дону, нападение на ясов и касогов, а затем и набег русов на Поволжье и Итиль в 969 г., закончившийся окончательным уничтожением Хазарии как самостоятельного государства.

 

Личность князя (царя, в переводе Н. Гольба) Руси - Хельгу, организовавшего нападение на Самкерц, стала причиной появления нескольких генеалогических и хронологических гипотез. Его рассматривали и как прототип Вещего Олега, и как самостоятельного князя, правившего (соправителя) во время Игоря Старого. Сопоставление с Вещим Олегом либо вынуждало авторов пересматривать хронологию ПВЛ, заменяя ее данными Новгородской первой летописи и продолжая правление Олега до 20-х гг. X в., либо отказываться от приведенной в тексте Шехтера (Кембриджском анониме) датировки (во время правления Романа) [1] и переносить описанное в документе событие в первое десятилетие X в. Среди гипотез, высказанных в последнее время, особой нетрадиционностью и новизной выделяются точки зрения О. Прицака и К. Цукермана.

 

Один из соавторов новой публикации Кембриджского Анонима О.И. Прицак уверен, что в этом документе под царем Руси – Хельгу - необходимо понимать только Олега Вещего древнерусской летописи. По его мнению, «Олег умер между 920 и 928 гг. во время Каспийского похода, который описан у ал Мас'уди и в еврейском

 

 

1. Также и С.Б. Сорочан, размышляя о хронологии описанного Кембриджским Анонимом события, отмечает, что «...цепь этих последних, тесно связанных происшествий пришлась на период между 932 и 944 гг. Отвергнуть это можно лишь игнорируя летописную хронологию русских князей IX-X вв. и внося субъективные поправки в даты ал Мас'уди» [Сорочан 2005, с. 1192].

 

191

 

 

тексте, впервые открытом Шехтером» [Голб, Прицак 1997, с. 92]. Таким образом, по мнению О.И. Прицака, и Кембриджский аноним, и ал Мас'уди описывают одно и то же событие или, по крайней мере, цепь взаимосвязанных событий, которые датируются примерно 925 г. Такая датировка похода русов на Ардебиль и Баку, как отмечает А.П. Новосельцев, не соответствует показаниям самого ал Мас'уди, который пишет, что «царем Ширвана в те дни был Али б. Хайсам» [Минорский 1963, с. 200], правивший до 917 г. [Новосельцев 1990, с. 213]. Следовательно, этот поход произошел, в любом случае, до правления Романа (920-944 гг.) и не может быть связан с событиями, описанными в тексте Шехтера [1]. Обстоятельства похода русов, описанного ал Мас'уди, также мало соответствуют данным текста Шехтера. По ал Мас'уди, поход русов выглядит не как вынужденное бегство потрепанной в боях и ослабевшей после ряда поражений армии, а как хорошо организованное и подготовленное предприятие. Русы договариваются с хазарской заставой в Керченском проливе, проходят через подконтрольные хазарам Нижний Дон и переволоку и оказываются на Волге. Хазарский царь с неохотой и, как отмечалось выше, в определенной степени вынужденно соглашается пропустить русов на Каспий. В контексте событий первой половины X в., определявших взаимоотношения русов и Хазарского каганата, логичнее предположить, что

 

 

1. Построения О.И. Прицака во многом основаны на его собственной концепции ранней истории древнерусского государства [Пріцак 1997; Пріцак 2003]. В частности, одной из составляющих этой концепции является гипотеза о существовании Русского каганата в Ростовской земле, правителем которого (великим князем) и был Олег: «Это была территория племени меря, и здесь контролировался путь вдоль Оки и Северского Донца к Эллипалтару. Это была база для набегов (вдоль реки Дон к Азовскому морю, Керченскому проливу) на Черное море и Крым» [Голб, Прицак 1997, с. 89-90]. По мнению О.И. Прицака, Олег Киев не завоевывал и киевским князем не был. Киев завоевал сам Игорь (Старый), и произошло это событие около 930 г. Олег не умер в 912 г., а продолжал править и совершать походы и, в результате, погиб во время похода на Каспий в 925 г. (поход 912/13 гг.). Следует отметить, что обозначенные положения концепции О.И. Прицака уже неоднократно подвергались анализу в специальной литературе: см. комментарии В.Я. Петрухина к изданию «Хазаро-еврейские документы X в.» [Голб, Прицак 1997, с. 201-223], особенно с. 216, также см. работы Е.А. Мельниковой [Мельникова 1984, с. 201-209], А.П. Толочко [Толочко 1987, с. 144-146] и П.П. Толочко [Толочко 1990].

 

192

 

 

нападение Хельгу на Самкерц было следствием и закономерной реакцией (местью) русов (руси) Хазарскому каганату за несоблюдение договора и поголовный разгром на Волге в 912/13 гг.

 

К. Цукерман также склонен отождествлять Хельгу Кембриджского Анонима и Олега Вещего, предлагая при этом свой вариант пересмотра хронологии древнерусской летописи и первых киевских княжений. С его точки зрения, Киев был захвачен Олегом не в 882 г., а не ранее 910 гг., в 910-930-е гг. Таким образом, Олег княжил в Киеве с 911 по 941 гг. В это время существовало своеобразное «двоевластие» Олега и Игоря. Следовательно, Игорь правил самостоятельно только с 941 по 945 гг. По мнению К. Цукермана, «текст Шехтера» был написан в 949 г. и сообщал о реальных событиях, произошедших несколько лет назад. Военные действия Хельгу в бассейне Черного моря датируются 941 г. и соответствуют отмеченному в летописи неудачному походу Игоря на Константинополь. Русским флотом во время этого похода командовали и Олег, и Игорь. Игорь бежал в начале сражения в Киев и установил там единоличную власть, а Олег, вместо того, чтобы последовать за ним, отправился на Каспий. Таким образом, поход русов на Берда совершил в 944 г. сам Олег Вещий, где он и погиб «за морем», что и объясняет его неожиданное исчезновение со страниц русской истории [Zuckerman 1995, р. 237-270; Цукерман 1996, с. 68-77].

 

Участие Олега Вещего в походе Игоря 941 г., как и связь этого события с вынужденным нападением на Византию Хельгу текста Шехтера, вызывает ряд возражений [1]. При всех известных противоречиях между Повестью временных лет и Новгородской первой летописью смерть Олега в первой из них датируется 912 г., а во

 

 

1. Характерно, что A.A. Васильев, реконструировавший события похода Игоря 941 г. в основном по византийским источникам в 1902 г., т.е. тогда, когда Кембриджский аноним еще не был обнаружен и опубликован Соломоном Шехтером [Schechter 1912/1913], ничего не знает ни об Олеге, ни о походе разгромленных византийцами русов на Каспий. По его версии, поход организовал сам Игорь, после ряда поражений русы к сентябрю 941 г. попытались пробиться к фракийскому берегу, там они были окончательно разгромлены патрицием Феофаном и, затем «только немногие русские ладьи, спасшись из битвы, достигли своей родины» [Васильев 1902, с. 248]. Необходимо отметить, что знаток еврейских текстов - Д.М. Данлоп весьма осторожно отнесся к сообщению Кембриджского анонима о хазаро-византийской войне: «В общем, мы вряд ли узнаем где-то еще, кроме Кембриджского документа о войне хазар с Византией» [Dunlop 1954, р. 162].

 

193

 

 

второй - 922 г., т.е. в любом случае ко времени похода Игоря на Византию он должен был быть мертв. При этом могила Олега, по версии ПВЛ, находилась в Киеве, по данным НПЛ - возле Ладоги или «за морем». Даже принимая во внимание отмеченные еще A.A. Шахматовым [Шахматов 1908, с. 99-108] проблемы с установлением абсолютной хронологии [1] в древнерусской летописной традиции до 945 г., следует отметить, что относительная последовательность событий первых княжений (убийство Аскольда и Дира, захват Киева, вокняжение Олега или Игоря, походы Олега на славянские племена и «избавление» их от хазарской дани, победоносный поход Олега на Константинополь, договор с Византией, смерть Олега, княжение Игоря, неудачный поход Игоря на Византию в 941 г., наконец, смерть Игоря в земле древлян в 945 г. [2]) обычно не вызывает возражений у исследователей [ПВЛ 1999]. Непонятно, почему летописец проигнорировал Олега в ходе описания похода 941 г., если до этого он отмечал все военные действия с его участием. Ни один источник, кроме Кембриджского анонима (если следовать версии К. Цукермана), ничего не сообщает о его роли в этом событии.

 

Основанием для сопоставления похода Игоря 941 г. и нападения на Византию Хельгу, описанного в тексте Шехтера, служат: во-первых, тот факт, что в период правления Романа Лакапина зафиксирован только один поход руси на Константинополь - в 941 г. [3],

 

 

1. Следует принять во внимание также и замечание В.Я. Петрухина о том, что «...30-летний цикл; разделяющий известия о начале Руси (852/6360г.), поход Олега и Игоря на Киев (882/6390 г.), договор Олега (911/6420 г.), едва ли отражает некую «эпическую традицию», как обычно предполагают. Скорее, речь может идти о конкретной исторической значимости 30-летнего цикла в византийской дипломатической практике: на 30 лет заключался греками так называемый вечный мир...» [Петрухин 2000, с. 224].

 

2. A.B. Назаренко обосновывает иную дату смерти Игоря «...киевский князь Игорь погиб не в 944/45 , а не ранее 946 г.» [Назаренко 2001, с. 263].

 

3. Этот поход достаточно подробно описан у «Продолжателя Феофана» в книге III, которая, как считается, составлена по поручению Константина Багрянородного его анонимным секретарем: «(Во время правления Романа I - A.T.) Одиннадцатого июня четырнадцатого индикта (941 г.) на десяти тысячах судов приплыли к Константинополю росы.... Против них со всеми дромонами и триерами, которые только оказались в городе, был отправлен патрикий.... Когда росы приблизились и подошли к Фаросу..., патрикий, расположившийся у входа в Евксинский порт..., неожиданно напал на них на Иероне, получившем такое название из-за святилища.... Первым вышедший на своем дромоне патрикий рассеял строй кораблей россов, множество их спалил огнем, остальные же обратил в бегство. Вышедшие вслед за ним другие дромоны и триеры довершили разгром, много кораблей потопили вместе с командой, многих убили, а еще больше взяли живыми...» [Продолжатель Феофана... 1992, с. 175].

 

194

 

 

во-вторых, оба похода закончились неудачно; в-третьих, одной из причин этой неудачи в обоих случаях послужило использование византийцами «греческого огня», решившее исход морского сражения [Половой 1961а, с. 99]. При этом, несмотря на наличие определенных параллелей, ни один из этих аргументов не доказывает участия именно Олега Вещего в предприятии Игоря 941 г. Исходя из контекста самого источника - текста Шехтера —известно только, что Хельгу - царь руси, но неизвестно, откуда он пришел и какая именно Русь находилась в его подчинении [2].

 

Выход из отмеченных затруднений обозначил В.Я. Петрухин, который предлагает рассматривать Хельгу как действительно самостоятельного (одного из архонтов Руси) князя времен Игоря (отнюдь

 

 

1. По мнению С.Б. Сорочана, «единственным надежно зафиксированным в источниках разгромом русов в это время был морской поход против Константинополя и окрестных ромейских земель с 11 июня по сентябрь 941 г. (т.е. как раз в течение указанных четырех месяцев), когда отступавшие были добиты патрикием Феофаном около берегов Фракии (PRS или FRS «текста Шехтера»искаженное первоначальное Tiras, что толкуется в Талмудах как Фракия). В таком случае под Х-л-гу должен пониматься «царь Руси» Игорь или, если следовать Начальному своду, воевода Игоря, Олег...» [Сорочан 2005, с. 1192].

 

2. Сомнение в том, что Русь Кембриджского Анонима не была связана с Киевом, высказал еще в 1924 г. В.А. Пархоменко. В дальнейшем, обсуждая личность Олега, князя этой Руси, он пришел к выводу, что речь идет не о киевском князе: «...(где тогда был Игорь), а иной Руси, той, что была ближе к хазарам, Руси Азово-Донской. В таком случае нам понятно будет свидетельство названного еврейского источника о близком соседстве и упорной борьбе Олега с хазарами, и о походе его в Персию, и смерти его там» [Пархоменко 1928, с. 134]. Следует, впрочем, отметить, что в современной историографии идея о существовании Приазовской Руси в первой половине X в., как правило, не признается. В.А. Пархоменко также одним из первых высказал гипотезу о возможной связи похода русов на Бердаа с данными текста Шехтера.

 

Предположение о том, что дружина Хельгу происходит не из Киева, «представляется вполне обоснованным» и В.Я. Петрухину [Петрухин 2005, с. 83].

 

195

 

 

не Олега Вещего [1]), правившего, вероятнее всего, в Чернигове [Петрухин 2000, с. 226]. В таком случае он мог иметь свою дружину и проводить самостоятельные военные действия в акватории Черного и Азовского морей. Отказ от идентификации Хельгу с Вещим Олегом снимает несогласование и в определении хронологии сообщения. Теперь нет необходимости противоречить содержанию источника и переносить данное событие в обозначенный летописью период княжения Олега (до 912 или 922 г.) или продолжать правление Олега до 941 г. Очевидно, что оно произошло в период правления Игоря на Руси и Романа в Византии, т.е. между 920 и 944 гг. В целом же летописные сведения о Вещем Олеге во многом являются отражением некой героической (дружинной) традиции: и он сам, и его поступки, и сама смерть (от любимого коня или за морем) в значительной степени мифологизированы. В этой связи вовлечение в его биографию реальных исторических дат, не соответствующих относительной (событийной) хронологии его правления (поход 941 г.), а также попытки определения точного места и времени его смерти (во время похода на Каспий, описанного ал Мас'уди, в низовьях Волги или под стенами Бердаа в 944/45 гг.) кажутся малоперспективными и не отвечают реальным информативным возможностям, источников.

 

Впрочем, есть и другое объяснение, его предложил еще П.К. Коковцов. По его мнению, «текст Шехтера» представляет собой достаточно сложное литературное произведение и содержит информацию разной степени достоверности. Ряд событий, описанных в документе, мог быть просто смешан или перепутан средневековым автором. Результатом такой путаницы (поход Олега на Константинополь 907 г., неудачный поход Игоря 941 г., сведения о походах русов на Каспий и т.д.) могли стать отмеченные выше противоречия в описании столкновений между Хельгу и Песахом.

 

Анализ содержания процитированного выше отрывка из текста Шехтера наводит также на определенные размышления историко-географического характера. Где именно развивались основные военные действия описанного там конфликта, какие византийские города

 

 

1. «Так или иначе, упоминание Хельгу в Кембриджском документе не дает прямых оснований отождествлять его с Вещим Олегом, а скорее позволяет усматривать в нем представителя русского княжеского рода, наиболее активного на «хазарском» направлении русской экспансии» [Петрухин 2005, с. 83].

 

196

 

 

взял со своим войском Песах, где именно он вынудил Хельгу к принятию его условий и почему это стало возможным? Очевидно, что Хельгу вел свои действия с моря. Его неожиданное появление у Самкерца ночью («взял воровским способом») свидетельствует, скорее всего, о привычном для руси морском десанте, а не о пешем походе. Последний был бы легко замечен и вовремя пресечен тогда еще достаточно сильными хазарами. Характерно, что Песаха с войском в это время не было в городе. Помимо того, что Самкерц выполнял таможенную функцию, он был еще и центром сельскохозяйственной округи, которую хазарам нужно было охранять от притязаний усиливающихся соседей - алан (Константин Багрянородный. Об управлении империей. Гл. 10 - цитировалось выше) и, возможно, гузов (сообщение ал Мас'уди [1]).

 

По всей видимости, после возвращения Песаха с войском, Хельгу и его дружине удалось ускользнуть по морю с награбленной добычей, не вступая в столкновение с хазарами. В результате месть Песаха, в первую очередь, распространяется на некие три византийских города с округами и на город SWRSWN, который и П.К. Коковцов, и Д.М. Данлоп и О.И. Прицак отождествляют с Херсоном [Голб, Прицак 1997, с. 164; Коковцов 1932, с. 118; Danlop 1954, р. 166]. Вероятно, эти первые три неназванные в документе города (?), как и Херсон, находились на территории Крыма. Другие византийские города в первой половине X в. уже давно не были доступны хазарам. Впрочем, как известно, еще один хазаро-еврейский документ - «пространная» редакция ответного письма хазарского царя Иосифа Хасдаи ибн Шафруту - содержит список городов крымского побережья, якобы принадлежавших в это время хазарам [Коковцов 1932, с. 100-102]. Подобные геополитические претензии, призванные представить Хазарию мощным государством в глазах кордовского сановника Хасдаи, были, по всей видимости, не чужды и автору текста Шехтера, писавшего, как

 

 

1. Ал Мас'уди:

 

«...Надо заметить, что турецкое племя гузы приходит на зимовку в эти области. Часто случается, что поток, соединяющий реку Хазар и канал моря Нитас, совершенно замерзает, а вода небольшая, и гузы переезжают на своих лошадях по льду, слишком крепкому, чтобы подломиться под их ногами, и проникают в земли хазар. Часто, когда они разбивали пост, на обязанности которого лежало отражать их, царь хазар выступал против них, чтобы помешать им переправиться через этот лед и защитить свое государство. Летом для турок пет переправы через этот поток» [Караулов 1908, с. 47].

 

197

 

 

принято считать, тому же адресату. Впрочем и византийский император Константин Багрянородный, современник Иосифа и Хасдаи, указывает на то, что Херсон, в период его правления, т.е. в середине X в., находился в пределах досягаемости хазарских армий и требовал определенных дипломатических усилий для обеспечения его защиты. Эти усилия должны были заключаться в том, чтобы привлечь на свою сторону «эскурсиократора» Алании, который мог воспрепятствовать хазарским нападениям на Херсон: «... так как хазары, страшась нападения аланов, находят небезопасным поход с войском на Херсон и Климаты...» [Константин Багрянородный 1991, с. 53].

 

Все эти данные свидетельствуют о том, что представления о полном вытеснении хазар из Крыма в конце IX в. являются не совсем верными. Вплоть до середины X в. хазары имели какую-то реальную возможность для набегов на города Крыма и Херсон, в частности. Это позволяет предположить, что либо они сохранили за собой какой-то из крымских портов в районе Керченского пролива, либо, скорее, имели возможность проникать в Крым через Приазовские степи и Перекопский перешеек. Вероятно, как аланы, так и печенеги далеко не всегда препятствовали в этом хазарам, и, соответственно, в определенные моменты могла существовать политическая ситуация, далекая от идеала, описанного Константином Багрянородным. Этот далекий от устремлений Византии идеал политических взаимоотношений между народами юга Восточной Европы был сформирован в результате успешных усилий хазарской дипломатии. Результаты этих усилий и описывает Кембриджский аноним, когда повествует о победе хазар над коалицией народов в период правления Вениамина и позднее над аланами во время царствования Аарона.

 

Возвращаясь к описанной в тексте Шехтера войне русов и хазар, следует отметить, что только после демонстрации силы в отношении византийцев Песах начинает боевые действия с Хельгу [1],

 

 

1. Сомнительно, чтобы Песах начал громить византийские города, оставив Самкерц-Таматарху в руках у русов, как то предполагает И.Г. Семенов: «...Песах очень быстро выяснил, что нападение Руси на Таматарху было спровоцировано византийцами, поэтому он не сразу направился против Хельгу, а сначала напал на византийские владения в Крыму и, в частности, на Херсон. Только потом он обрушился на Хельгу, засевшего в Таматархе, и держал его в осаде четыре месяца» [Семенов 2005, с. 330]. Версия И.Г. Семенова вызывает ряд возражений. Как Песах мог оставить у себя в тылу армию русов и уйти в Крым, для того, чтобы начать войну с византийцами? Если русы действительно сидели в Таматархе, то, по всей видимости, путь через Керченский пролив был закрыт для армии Песаха, флотилии русов и византийцев должны были тогда господствовать в его акватории. Следовательно, Песаху понадобилось бы обойти Азовское море, через земли черных болгар и печенегов выйти к Перекопу, пройти степи и горы Крыма, и только после этого напасть на Херсон и иные византийские города. Практически невероятное предприятие для геополитической ситуации, существовавшей в Приазовье и Крыму в первой половине X в. Исходя из текста Кембриджского Анонима, Песах одним появлением своей армии вызывал бегство Хельгу, взявшего Самкрай «воровским способом». По всей видимости, у Хельгу не было достаточных сил для открытого сопротивления хазарской армии. Песах именно преследует Хельгу: «...и он пошел [дальше]» [Голб, Прицак 1997, с. 142], - и где-то в ином месте в результате этого преследования он находит добычу, которую Хельгу уже вывез к тому времени из Самкрая.

 

198

 

 

которые идут долго - «четыре месяца» [1]. Песах, по всей видимости, действует на суше, Хельгу, как уже было отмечено выше - на море. Это противоречие уже само по себе вызывает некоторые сомнения в достоверности описываемых далее событий. Можно предположить, что у Песаха появляется военный флот, что, впрочем, маловероятно, скорее у русов в пределах досягаемости Песаха была сухопутная база, на которой они хранили награбленные в Самкерце сокровища. Где именно проходили военные действия Песаха против русов в документе не сказано. Исходя из контекста источника, скорее всего, они не выходили за пределы территории Крымского полуострова или даже его прибрежной зоны. Вполне возможно, что по договору с Романом Лакапиным русы использовали в качестве базы один из византийских портов Крыма. Не случайно хазары нападают сначала именно на анонимные византийские города [2] и Херсон. Итак, Песах настигает русов, возвращает потерянное имущество и принуждает Хельгу к военным действиям против Византии.

 

 

1. «Четыре месяца» боевых действий между Хельгу и Песахом, это конъектура Н. Голба. В любом случае эту цифру нужно воспринимать как условную, обозначающую какой-то длительный промежуток времени. Главное, что эта война не была выиграна сразу, в ходе одной битвы, победе хазар предшествовали длительные преследования и поиски противника, мелкие стычки, возможно осады и т.д.

 

2. С.Б. Сорочан подчеркивает именно византийскую принадлежность данных населенных пунктов [Сорочан 2005, с. 1192].

 

199

 

 

Последний факт вызывает наибольшее удивление. Неужели русы, потеряв добычу, не могли уйти от хазар морем и через Днепр вернуться домой? Что реально побуждает их к нападению на Византию, если оно действительно состоялось, как о том пишет автор Текста Шехтера? По всей видимости, такое поведение Хельгу - «царя» русов можно объяснить тем, что сфера его основных военно-политических интересов находилась в пределах досягаемости хазарской армии. О том, что его флот был в боевой готовности, свидетельствует последующее, хотя и неудачное, нападение на Византию. После чего, вероятно, на этих же кораблях, Хельгу, с остатками дружины, бежал от позора поражений в Персию (на Каспий), воспользовавшись теперь уже союзом с хазарами, а также известным со времен Ибн Хордадбеха путем через Азовское море, Дон, переволоку и Волгу. Неслучайно этот факт, у целого рядя исследователей, в частности у В.А. Пархоменко, Н.Я. Полового, А.П. Новосельцева, К. Цукермана, И.Г. Семенова и т.д. вызывал ассоциацию с известным походом русов на Бердаа [Пархоменко 1928, с. 134; Половой 1961а, с. 104; Новосельцев 1990, с. 217; Цукерман 1996, с. 76; Семенов 2005, с. 334-335].

 

Складывается впечатление, что в условиях становления раннеклассового Древнерусского государства разбойничьим дружинам русов становится тесно в Восточной Европе. Те из них, кто не хочет подчиняться киевскому князю и его союзникам либо погибают, как Аскольд и Дир, либо ищут новые места для жизни на юге региона. Вождем такой скандинаво-руской вольницы мог быть и Хельгу текста Шехтера [1]. Он не вернулся в Восточную Европу только потому, что ему некуда было возвращаться [Половой 1961а, с. 102].

 

Собственно говоря, нет особых оснований связывать его как с Черниговом [2], так и с формирующейся там княжеской династией.

 

 

1. И.Г. Семенов также предлагает рассматривать Хельгу в качестве одного из полководцев князя Игоря или, возможно, в качестве скандинавского союзника Киевской династии [Семенов 2005, с. 328].

 

2. Для обоснования связи Хельгу с Черниговом В.Я. Петрухин, в частности, приводит только самые общие соображения и косвенные аргументы: «...для русских дружинных древностей в целом характерно восприятие элементов степной «хазарской» культуры, но наиболее явственно (и естественно) это восприятие прослеживается в дружинных древностях Черниговщины... » [Петрухин 2005, с. 83].

 

200

 

 

Вообще, любая конкретизация в данном случае кажется излишней и уводит исследователей в не совсем оправданные гипотетические построения [1]. В то же время данные текста Шехтера достаточно точно отражают геополитический фон своего времени - первой половины - середины X в. Этот фон во многом и с каждым годом все более и более определяется устремлениями киевского княжеского дома. Однако активность киевских князей не может объяснить все события, связанные с участием русов.

 

Следует напомнить, что арабо-персидские авторы X в. настойчиво твердят о наличии «трех групп» русов, имеющих обособленные центры проживания и не связанных единым управлением [2]. Одну из этих групп с центром в городе Куйаба традиционно идентифицируют с Киевом, другую - Славия - с Новгородом и Ладогой, третью - Арса, или Артания - располагают где-то в Поволжье. Отдавая себе отчет во всей неоднозначности и туманности этих сведений, можно предположить, что они все же отражают некое реальное разделение группировок русов в Восточной Европе в указанный хронологический период. Такое разделение выглядит вполне закономерным для громадных пространств Восточной Европы от Балтики до Черного моря и Каспия. Иногда русы из этих групп объединяются и действуют совместно против общего противника,

 

 

1. Примером подобных построений является, например, очень мало связанная с текстом источника реконструкция событий И.Г. Семенова: «...Хельгу же, после трехмесячных действий в Малой Азии, сумел уйти в море и добраться до Таматархи, к своим хазарским союзникам. Пополнив там свою армию волонтерами из хазар (? - AT.) алан и северокавказских горцев (? - А.Т.), он вышел в Каспийское море и достиг самого богатого закавказского города того времени - Берда'а (943 г.). Пока Игорь готовился к новому нападению на Византию, Хельгу, ничего об этом не зная, воевал с Марзубаном и в следующем, 944 г., погиб. Весной Свенельд (? - А.Т.) вывел отряд Хельгу из Берда'а и благополучно добрался до Итиля, а в это же время, не позднее июня, армия Игоря... уже выдвигалась к Дунаю. Только к концу лета или началу осени, когда поход Игоря уже завершился, Свенельд сумел вернуться в Киев и стал там самым влиятельным военачальником Игоря (? - А.Т.)» [Семенов 2005, с. 335].

 

2. Ал Истахри пишет:

 

«Русы. Их три группы. Одна группа их ближайшая к Булгару, и царь их сидит в городе, называемом Куйаба, и он (город) больше Булгара. И самая отдаленная из них группа, называемая ас-Славия, и (третья) группа их, называемая ал-Арсанийа, и царь их сидит в Арсе...» [Новосельцев 2000, с. 316].

 

201

 

 

например, во время похода Олега на Константинополь» иногда выступают независимо друг от друга (как это отмечал ал Мас'уди).

 

Представители северных (Славия) и Поволжских (Арса), русов могли, с согласия киевских князей или в союзе с ними, проникать в бассейн Черного моря, торговать там или вести грабительские войны. В случае прекращения союзных отношений с Киевом обратный путь таких групп пролегал не через Днепр, а проходил по маршруту, известному еще Ибн Хордадбеху, через Керченский пролив, Азовское море, Нижний Дон, переволоку и Волгу. Не исключено, что эти русы стремились закрепиться в бассейне Черного моря и создать здесь собственную, независимую от Киева базу [1]. В качестве такой попытки можно рассматривать нападение русов Хельгу на Самкерц, попытки, подкрепляемой к тому же союзом с византийским императором Романом Лакапиным. Как известно, акция эта не удалась и, более того, закончилась для русов трагически. Только киевские князья (точнее, князья «русской земли» [Лебедев 1985, с. 237; Насонов 1951, с. 29-30]), проводившие свою завоевательную политику на основе прочной государственной и экономической базы, созданной в Поднепровье благодаря реформам Ольга [Петрухин 1995, с. 156, 159], смогли к концу Х в. (988 г.) [Котляр 2005, с. 108-109] утвердиться в Самкерце-Таматархе [2].

 

 

§ 2.5. Место населения Северо-Западной Хазарии в военно-политической структуре Хазарского каганата: историческая реконструкция

 

 

Необходимо напомнить, что в специальной литературе уже неоднократно высказывались определенные точки зрения на место населения Донского региона в политической системе Хазарского

 

 

1. А.Я. Гадло, например, также считал, что Русь в это время была еще не в состоянии сдерживать активность отдельных скандинавских отрядов, которые могли проходить через ее территорию и осуществлять самостоятельные военные акции в бассейнах Черного или Азовского морей [Гадло 1971а, с. 59-68].

 

2. Как отмечала Б.Ч. Скржинская: «XI столетие - это время русской Тмутаракани. Хронологические рамки упоминания Тмутаракани летописью 988-1094 гг., когда здесь отмечено одиннадцать княжений (считая и повторные) русских, в ряде случаев черниговских, князей» [Скржинская 2000, с. 105].

 

202

 

 

каганата. Взгляды авторов на эту проблему зависели как минимум от трех факторов. Во-первых, от того, как они решали вопрос о причинах переселения алане Северного Кавказа в лесостепное Подонье. Следующий момент был связан с оценкой социально-экономических отношений в Хазарском каганате в целом. Наконец, многое зависит от точности определения степени развития и формы государственного устройства, существовавшего в Хазарии.

 

Специалистам известны основные гипотезы, объясняющие переселение част северокавказских алан в бассейн среднего Дона и Северского Донца. Их высказывали практически все ведущие исследователи хазарской истории. Так, по мнению И.И. Ляпушкина, аланы бежали от хазар, проводивших агрессивную политику в Северном Предкавказье [Ляпушкин 1958]. С.А. Плетнева предполагала, что они ушли из родных мест, спасаясь от угрозы арабских нападений, разорения и дани [Плетнева 1967, с. 91, 183]. В А. Кузнецов [Кузнецов 1964, с. 38] и В.Б. Ковалевская [Ковалевская 1984, с. 168-174] считали, что аланы были вытеснены из кисловодской котловины болгарами. A.B. Гадло [Гадло 1984, с. 26] и В.К. Михеев [Михеев 1985, с. 97; Михеев 2004, с. 89] писали о том, что они были переселены хазарами специально для несения пограничной службы на границе со славянами. Г.Е.Афанасьев [Афанасьев 1981] настаивал на том, что переселение произошло в результате внутренних процессов развития аланского общества, но не без участия хазар, которые контролировали военно-политическую ситуацию в регионе. А.П. Рунич [Рунич 1974, с. 44-46] выдвинула оригинальную гипотезу эколого-демографического характера и предположила, что часть населения Северокавказской Алании, происходившая, вероятно, из Кисловодской котловины, ушла, спасаясь от эпидемии чумы и т.д.

 

Сравнивая аргументацию названных авторов, необходимо учитывать, что к середине VIII в. активные набега арабов на Северный Кавказ уже закончились, к тому же они не привели к установлению прочного господства Халифата в этом регионе. Аланы продолжали оставаться здесь наиболее крупным объединением и основной военной силой как в течение всего хазарского периода, так и после падения Хазарского каганата. В этой связи достаточно сомнительным выглядит отмеченное выше предположение об их вытеснении болгарами. Гипотеза об эпидемии чумы, как причине переселения алан, не нашла подтверждений в исторических источниках и не

 

203

 

 

разделяется большинством специалистов. По всей видимости, наиболее правомерна точка зрения В.К. Михеева (близкую позицию занимали A.B. Гадло и А.П. Новосельцев), высказавшего гипотезу об осуществленном центральной хазарской властью целенаправленном переселении алан с Северного Кавказа в Подонье.

 

Подобная акция могла решить сразу две политические проблемы. С одной стороны, несколько ослаблялась лишенная части людских ресурсов Северокавказская Алания - важный стратегический союзник и потенциальный противник хазар. С другой, переселенцы могли быть привлечены для выполнения военно-пограничных функций в регионе, где сами хазары не жили, и, видимо, не хотели жить. Вероятно, хазар, как кочевников, вполне устраивали степи Прикаспия и Волго-Донья [Михеев, Тортика 2001]. В то же время в районе Подонья они имели стратегические интересы, связанные с контролем над речными торговыми путями (по Дону и Донцу, а, возможно, и по Днепру) и данничеством славянских племен (вятичей, северян, радимичей, полян) [Тортика 2002, с. 146-147]. Кроме того, как считает В.К. Михеев, хазары, переселяя в Подонье хорошо знакомых с навыками пашенного земледелия алан, таким образом, расширяли свою земледельческую базу на вновь приобретенных территориях Восточной Европы [Михеев 1991, с. 46].

 

О том, каким мог быть статус этого населения в составе Хазарского каганата, можно, в определенной степени, говорить на основе анализа социально-экономических отношений, сложившихся как в государстве в целом, так и существовавших у алано-болгар Северо-Западной Хазарии. Если говорить об известных характеристиках социальных отношений населения лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры в УП1-Х вв., то, как отмечал B.C. Флеров [Флеров 1990, с. 38-43], использование термина «феодальные отношения» в данном случае явно преждевременно. В источниках нет оснований для разговора о феоде, нет четко выраженного статуса феодалов. Даже хазарская аристократия, проживающая зимой в экономически и социально развитом Итиле, кочует «родами», хотя земельные владения этих родов и являются наследственными. Иосиф по этому поводу пишет следующее: «Каждый из (наших) родов имеет еще (наследственное) владение (полученное от) своих предков, место, где они располагаются; они отправляются (туда) и располагаются в его пределах...» [Коковцов 1932, с. 102].

 

204

 

 

Тем не менее, археологически все же наблюдается определенная социальная стратификация и имущественная дифференциация алано-болгарского населения лесостепного Подонья. Еще М.И. Артамонов квалифицировал эти отношения как племенной строй с элементами формирования раннеклассовых отношений: «...это было общество примитивного феодализма, сложившееся на местной варварской основе и не прошедшее рабовладельческой стадии» [Артамонов 1962, с. 37-38].

 

Подобную точку зрения высказал и А.П. Новосельцев, считавший, что «сохранение реликтов родовой организации, свободы основным населением и в то же время выделение особого сословия знати (тарханов) свидетельствует о том, что Хазария может рассматриваться как раннеклассовое общество, где социальная дифференциация не достигла большой глубины, хотя и проявлялась в специфической форме» [Новосельцев 1990, с. 119].

 

Подчеркивая «специфичность» данной социальной конструкции, Г.Е. Афанасьев, на основе изучения материалов катакомбных могильников, выделяет два общественных ранга в среде носителей лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры. Как уже отмечалось выше, их он определяет, используя традиционную для алан Северного Кавказа терминологию, как алдар (князья) и асфад (войско). В то же время, по мнению Г.Е. Афанасьева, нет никаких оснований видеть в них сформировавшиеся классы феодалов и зависимых крестьян [Афанасьев 1993, с. 152]. Поскольку, по всей видимости, в данном случае передача функций военачальника еще не является наследственной, а деление на две группы не носит классового характера, что соответствует тому уровню развития общественных отношений, который квалифицируется как племенной строй.

 

Видимо, прав был и В.К. Михеев, писавший о том, что налогообложение (дань) для племен, входивших в состав Хазарского каганата, вероятно, было не индивидуальным или семейным, а имело форму коллективной ответственности. Можно предположить, что налоги (по всей видимости, в натуральной форме) взыскивались с определенных родоплеменных единиц [Михеев 1991, с. 49]. В то же время известно, что дань с населения, не входившего в состав Каганата, в частности со славянских племен, была в большей степени

 

205

 

 

индивидуализирована. Поляне, как известно [1], заплатили единоразовую дань - контрибуцию «от дыма по мечу» [ПВЛ 1999, с. 148]. Радимичи, северяне и вятичи «платили по вервице с дыма» [ПВЛ 1999, с. 150] и «по шелягу с сохи» [ПВЛ 1999, с. 168]. Также и «царь булгар», по данным Ибн Фадлана, «платит дань царю хазар: от каждого дома в его государстве - шкуру соболя» [Ковалевский 1956, с. 140].

 

Возможно, что именно военно-пограничные функции алано-болгар Подонья и были той формой подчинения и своеобразным натуральным налогом (во всяком случае, если не единственным, то основным), который удовлетворял центральное хазарское правительство. Вероятно, именно этим можно объяснить столь бурный расцвет экономики региона, высокий уровень производства, богатство его жителей. Следует отметить, что для лесостепного региона распространения СМК это актуально как для катакомбных, так и для ямных могильников, т.е. как для собственно алан, так и для тех родоплеменных групп, которые традиционно воспринимаются археологами как протоболгары.

 

По всей видимости, термин «конфедерация», применявшийся отдельными исследователями для определения внутреннего устройства Хазарии, также не соответствует исторической действительности VIII-X вв. и модернизирует реальную ситуацию. Конфедерация предполагает добровольный принцип вхождения в нее всех ее участников. В случае же с Хазарским каганатом наблюдается обратное явление [Ромашев 1992, с. 10]. Сначала хазары тем или иным способом подчиняли себе все входившие в их объединение народы, а потом различными средствами принуждения добивались их покорности: «И был ужас [божий на народах, которые] кругом нас, так что они не приходили (войною) на казарское царство» [Коковцов 1932, с. 116]. Как только возможности для применения этих средств принуждения иссякли, Хазарский каганат прекратил свое существование.

 

Хазарское государство также называли раннеклассовым или раннефеодальным, однако эти дефиниции, помимо того, что они, по всей видимости, не совсем соответствуют действительности (на что уже указывалось в первой главе настоящей работы), носят

 

 

1. По версии древнерусского летописца, в легендарной форме отражающей какие-то реальные события и взаимоотношения.

 

206

 

 

слишком обобщенный характер и плохо отражают систему управления, сложившуюся в Каганате.

 

Нужно признать, что наиболее точным оказалось определение П.Б. Голдена, который сравнивал политическое устройство Хазарского каганата с Тюркским каганатом [Голден 2005, с. 27; Golden 2001, р. 5-6] и находил между ними большое сходство [1]. Тюркская система государственного управления предполагала единовластие кагану, причем в рамках самого тюркского этноса это была многоуровневая, замкнутая структура: каган (верховный правитель) - беги (аристократия) - будун (народ) [Бернштам 1946, с. 98-105; Golden 2001, р. 39-43]. В то же время и подчиненные племена имели своих бегов и свой будун. Аристократия, складывавшаяся таким образом в сложную государственную систему, носила название эля. У покоренных племен мог сохраняться собственный эль - система внутреннего управления и организации жизни, своего рода политическая организация, развивавшаяся пока еще в рамках племенного строя.

 

Как уже говорилось выше, алано-болгары Подонья в известной степени сохранили свой эль, т.е. свою племенную организацию. Наличие подобной структуры облегчало для хазарских властей управление этой группой населения и ее использование в военно-пограничных целях. Это сохранение племенной организации и правящей верхушки покоренного населения было принципом внешней и внутренней политики хазар [Артамонов 1962, с. 406], осуществлявшемся практически без исключений в течение всей истории Хазарского каганата, начиная с момента его образования и заканчивая первой половиной X в.

 

Так, хазары, как сообщают Феофан и Никифор, еще в последней четверти VII в. приняли покорность хана приазовских болгар-утигуров Батбая (Батбаяна). Они сделали его своим данником, подчинив его орду практически в полном составе:

 

«...[Этот народ - А.Т. - хазары], сделав своим данником первого брата, Батбаяна, властителя первой Булгарии, получает с него дань и поныне» [Чичуров 1980, с. 61].

 

 

1. По этому поводу П.Б. Голден отмечал что, «...Хазарский каганат являлся государством, привнесенным в Западную Евразию извне. Его формы управления, иерархию, должности следует искать в институтах Тюркского каганата, с историей которого его образование тесно переплеталось» [Голден 1993, с. 211-233].

 

207

 

 

Так называемый «правитель» Готии после антихазарского восстания Иоанна Готского, произошедшего в 786 или 787 г., был помилован хазарами и, по всей видимости, оставлен у власти. В то же время известно, что рядовые восставшие«семнадцать рабов» - были казнены [Айбабин 1999, с. 208-209; Васильевский 1912, с. 396-400].

 

Как известно, власть хазар над подчиненными народами держалась на военной силе и институте заложничества. Роль своеобразных заложников выполняли, как правило, многочисленные жены кагана - дочери вождей покоренных племен и народов [Готье 1930, с. 83]. Династические браки практиковались верхушкой Хазарского каганата в течение всей его истории и могут служить хорошим индикатором геополитических процессов и изменений, происходивших в истории этого государства.

 

Одно из первых сообщений источников о попытке заключения брачного союза между Византией и сюзереном хазар - Западнотюркским каганатом - связано с именем византийского императора Ираклия. Последний во время военной компании на Кавказе в 622 г. договорился о заключении династического брака с джебгукаганом западных тюрок (Зиевилом). Брак не состоялся, так как джебгу-каган (ябгу) погиб в междоусобной войне [Чичуров 1980, с. 160-161].

 

С последней четверти VII в. основной силой на Юго-Востоке Восточной Европы становятся хазары. В результате очень скоро они оказываются участниками событий [Christiah 2000, р. 292], одним из последствий которых было заключение первого династического брака между Хазарским каганатом и Византийской империей.

 

Феофан Исповедник так пишет об этих событиях [1]:

 

«Когда Юстиниан, живший [в то время] в Херсоне, заявил, что вновь собирается царствовать, тамошние жители, убоявшись опасности со стороны империи, решили либо убить его, либо выслать василевсу. А он, проведав [об этом], смог спастись бегством и, достигнув Дараса, потребовал свидания с хаганом хазар. Узнав [об этом], хаган принял Юстиниана с великими почестями, и отдал ему в жены Феодору, свою кровную сестру. Спустя некоторое время Юстиниан, отпросившись у хагана, уехал в Фанагорию и жил там с Феодорой» [Чичуров 1980, с. 62-63].

 

 

1. И.С. Чичуров датирует их 704/705 г., К. Цукерман - 700 г. [Цукерман 2001, с. 312].

 

208

 

 

Далее, в 706/707 г., вернув себе престол

 

«... Юстиниан, послав кувикулярия Феофилакта, привез Феодору и Тиверия, ее сына, короновал их, и они воцарились вместе с ним» [Чичуров 1980, с. 63].

 

Статуя хазарской принцессы, а теперь императрицы Византии была поставлена в Константинополе рядом со статуей ее мужа. Есть предположение, что в связи с этим в столице империи побывал и сам каган, чествование которого происходило у «Царской цистерны» [Кулаковский 1912, с. 290-291]. Ал Мас'уди называет жену Юстиниана дочерью «малика хазар». A.A. Новосельцев убежден, что в данном случае речь идет именно о хакане хазар [Новосельцев 2000, с. 372], который в тот период хазарской истории еще обладал всей полнотой власти в государстве. После вторичного свержения Юстиниана II в 711 г. сам император был обезглавлен, его сын и сторонники убиты [Чичуров 1980, с. 166]. Судьба хазарской принцессы неизвестна.

 

Последний династический брак между Хазарским каганатом и Византией был и самым удачным в истории хазарских внешнеполитических связей. Как известно, император Лев III в 732 г. женил своего сына Константина V на хазарской принцессе, дочери кагана Чичак (в переводе - Цветок, Ирина после крещения). По Феофану, произошло это следующим образом:

 

«В этом году (732/733 г.) василевс Лев женил сына Константина на дочери хагана, властителя скифов, обратив ее в христианство и назвав Ириной» [Чичуров 1980, с. 68].

 

К. Цукерман напрямую связывает это событие с внешнеполитическими интересами Византии. Хазары, верные союзническим отношениям, вторгаются в Закавказье, ослабляют арабов, и византийцы снова восстанавливают некоторые из своих владений в этом регионе [Цукерман 2001, с. 333].

 

Далее Феофан сообщает о том, что

 

«... 25 января, того же, 3-го, индикта (750 г.) у василевса Константина родился сын от дочери хагана Хазарии, которой) он назвал Львом» [Чичуров 1980, с. 68].

 

Известно, что Лев IV Хазарин был византийским императором с 775 по 780 г.

 

Примерно в то же время хазары заключают династический союз с еще одной могущественной военно-политической силой - арабами. Этот брак был инициирован арабской стороной. Как отмечал

 

209

 

 

A.B. Гадло — «мир с хазарами был закреплен браком Язида ибн Усайда с дочерью кагана». По его мнению, этот брак свидетельствовал о завершении арабо-хазарских войн, признании южных границ и сферы влияния Каганата [Гадло 1979, с. 162-163].

 

Язид ибн Усайд ас-Сулами был наместником Армении с 752/3 г. до 70-х гг. VIII в. Идея брака с хазарской принцессой исходила от халифа Мансура (754-775 гг.). Язид выполнил поручение халифа и попросил у кагана Багатура руку его дочери - Хатун (видимо все-таки не имя, а статус – принцесса - А.Т. [Golden 2001, р. 40]). Каган согласился, отпустил дочь и дал за нее богатое приданое. Хатун приняла ислам, вышла замуж за Язида и прожила с ним 2 года и 4 месяца, родив двух детей [Артамонов 1962, с. 241242]. К сожалению и она, и ее дети умерли. Ал Куфи настаивает на том, что Язид был глубоко опечален их смертью. Однако Гевонд сообщает, что хазары обвинили арабов в умышленном преступлении и совершили набег на Закавказье [История халифов... 1862, с. 92]. Брак между Язидом и хазарской принцессой М.И. Артамонов датировал 759/760 гг., а набег хазар, соответственно, 762/763 гг. [Артамонов 1962, с. 244].

 

Следующая попытка династического брака между арабским наместником в Закавказье (с 791 г.) ал Фадлом Ибн Яхья и представительницей семьи хазарского кагана также закончилась неудачно. По неизвестной причине принцесса умерла в дороге. Сопровождавшие ее тарханы сообщили, что она была коварно убита арабами. Вслед за этим каган вторгся в Закавказье и мстил за дочь, повсеместно убивая арабов [Артамонов 1962, с. 249-250].

 

Оба описанных случая династических браков между наместниками халифа в Армении и Хазарским каганом были инициированы арабами. Оба брака закончились плачевно для хазарских невест, а затем и для арабов и не привели к установлению долговременных мирных отношений. Следует отметить, что и византийцы, и арабы сватаются к хазарам на протяжении практически всего VIII в. К началу - первой трети этого века относится время заключения таких браков византийцами (Юстиниан II - 700 или 704 г., Константин V - 732 г.), тогда как во второй половине века брачными партнерами хазар пытаются стать арабские наместники Армении (Язид - около 760 г. и Фадл Бармаки - около 798 г.).

 

Ни в IX, ни тем более в X в. хазары больше уже не заключают династических браков такого высокого межгосударственного уровня.

 

210

 

 

Возможно, что это объясняется определенной стабилизацией военно-политической обстановки. Устанавливается некоторое равновесие между Византией и Арабским халифатом.

 

Вероятно, также, что прекращение подобных брачных союзов можно объяснить и фактом иудаизации хазарской верхушки, которая в соответствии с известным сообщением ал Мас'уди произошла как раз на рубеже VIII и IX вв. Впрочем, необходимо отметить, что К. Цукерман, вслед за Дж. Марквартом и Г. Вернадским, настаивает на том, что это обращение произошло не ранее 861 г., после неудачной миссии к хазарам Константина - Кирилла Философа [Цукерман 2002].

 

Наконец, с конца первой трети IX в. века начинается постепенное ослабление Хазарии, степи между Доном и Днепром занимают венгры, а с 889 г. - печенеги. Все это существенно снижает роль хазар в Причерноморском регионе. С другой стороны, в своих военно-политических и экономических интересах они начинают в большей степени ориентироваться на местные народы Восточной Европы и каспийско-волжскую торговлю.

 

Кроме брачных союзов с крупными средневековыми государствами, такими как Византия и Арабский халифат, хазары с самых первых шагов своей истории практикуют союзнические и иногда равноправные брачные договоры с представителями восточноевропейских племен и народов. В краткой версии «Армянской географии», в одном из первых известных и достоверных упоминаний о хазарах, говорится:

 

«Царем севера является хакан, государь хазар. Царица, или хатун, жена хакана, из народа басил» [Патканов 1883, с. 49; Артамонов 1962, с. 184; Цукерман 2001, с. 329].

 

Традиционный выбор главной жены хазарского кагана - хатун из представительниц одного и того же кочевого племени подчеркивает особое, практически равное хазарам положение этого племени в Каганате.

 

Впрочем, барсилы были родственны хазарам и входили в состав их объединения, поэтому брачные отношения с ними носили фактически внутренний характер. Однако, уже к первой трети VIII в. относятся данные о заключении хазарами браков с представителями других, независимых от них народов. Так почти в одно время с Константином V, родственные отношения с хазарским каганом устанавливает владетель Абхазии Леон I. Он был женат на дочери кагана, т.е., возможно, на сестре или племяннице жены Константина У [Гадло 1979, с. 199].

 

211

 

 

Следующий пример союзнического брака связан с хазаро-венгерскими отношениями в период пребывания венгров в Восточной Европе. Константин Багрянородный пишет о том, как венгры

 

«...жили вместе с хазарами в течение трех лет, воюя в качестве союзников хазар во всех их войнах. Хаган, архонт Хазарии, благодаря мужеству турок и их воинской помощи, дал в жены первому воеводе турок, называемому Леведией, благородную хазарку из-за славы о его доблести и знаменитости его рода, чтобы она родила от него. Но этот Леведия по неведомой случайности не прижил детей с той хазаркой» [1] [Константин Багрянородный 1991, с. 159].

 

М.И. Артамонов датировал это событие серединой IX в. [Артамонов 1962, с. 344-345].

 

Венгры, как известно, были нужны хазарам, прежде всего, для борьбы с печенегами. По мнению К. Цукермана, заключение такого брака, когда хазарка была отправлена в кочевья венгров, означало признание Леведии в качестве независимого правителя, но не подчинение венгров хазарам. В последнем случае, по его мнению, в хазарский гарем попала бы знатная венгерская девушка [Цукерман 2002, с. 529], В то же время, исходя из всего контекста сообщения Константина Багрянородного, следует, что венгры в это время находились в дружественных отношениях с хазарами и, хотя бы формально, признавали их сюзеренитет. Избрание Арпада предводителем венгров обсуждалось с хазарами и произошло с их согласия и при их участии [Константин Багрянородный 1991, с. 159-163].

 

Напротив, у покоренных владетелей хазары забирали дочерей в гарем кагана или царя, получая, таким образом, своего рода заложниц, которые должны были обеспечить большую сговорчивость и послушание их отцов и братьев. В частности, известно, что еще в самый ранний период существования хазарского государства в 70-е гг. VII в. предводитель гуннов Прикаспийского Дагестана Алп-Илитвер «принужден был дать» свою дочь в супруги кагану (сведения «Хроники Михранидов»). Этот факт A.B. Гадло рассматривал как признак его вассальной зависимости от хазар [История агван 1861, с. 199; Гадло 1979, с. 141]. В то же время

 

 

1. В.Т. Пашуто считал, что Леведия был женат на дочери кагана [Пашуто 1968, с. 92]. Впрочем, такое утверждение никак не следует из текста самого источника и не подтверждается другими данными, речь идет именно о «благородной хазарке», которая могла происходить из какого-либо знатного, но не обязательно каганского рода.

 

212

 

 

этих гуннов нельзя считать барсилами, т.е. речь в данном случае вдет не о хатун, а об одной из многочисленных жен или наложниц кагана, происходящих из числа дочерей зависимых от него вождей и правителей.

 

Один из случаев такого брака по принуждению, ставший известным авторам письменных источников, датируется первой половиной VIII в. [Семенов 2004, с. 1]. В «Матиане Картлиса» («Летопись Грузии») содержится предание, согласно которому каган сватался к младшей дочери царя Грузии Арчила - Шушан(е):

 

«В царствование Иоане и Джуаншера хазарский хакан, прельщенный красотой младшей сестры царя Иоане, по имени Шушаны, предложил царю выдать за него замуж сестру свою, а взамен этого обещал свое содействие в борьбе против арабов» [Джанашвили 1897, с. 27-28].

 

К наследникам Арчила, братьям грузинской принцессы - Иоане и Джуаншеру, был послан хазарский посол, который просил ее руки для кагана и обещал помочь в борьбе с арабами. Грузины отказали в браке. Тогда хазарский хакан организовал поход в Грузию и попытался принудить грузинских князей выдать за него их сестру [Новосельцев 2000, с. 375]. Захваченная силой принцесса отравилась ядом, спрятанным в перстне, и умерла. Не уследивший за ней хазарский военачальник был казнен каганом, а брат принцессы - Джуаншер, провел сем лет в плену у хазар в качестве заложника [Гадло 1979, с. 198]. М.И. Артамонов считал сведения этой легенды вполне вероятными и соответствующими реалиям хазарской политики на Кавказе и в Закавказье [Артамонов 1962, с. 251]. Заложничество Джуаншера ярко свидетельствует об истинных целях этого несостоявшегося династического брака по принуждению.

 

Ибн Фадлан, посетивший Булгар в 921 г., однозначно пишет о браках по принуждению, как об устоявшейся и хорошо известной соседям практике правителей Хазарского каганата:

 

«... У царя хазар двадцать пять жен, причем каждая из них - дочь какого-либо царя соседних земель. Он берег их себе волей или неволей» [Ковалевский 1956, с. 147].

 

Кроме названного числа жен, у царя было еще 60 наложниц, причем каждая из них жила в отдельном помещении, судя по описанию - юрте [Заходер 1962, с. 34]. Как совершенно верно отмечал Б.Н. Заходер, в числе царей, дочери которых пополняли гарем кагана, были главы не только собственно хазарских родовых объединений, но и соседних с ними народов и племен [Заходер 1962, с. 145]. В частности Ибн Фадлан, рассказывает о том, как

 

213

 

 

царь Хазарского каганата, используя военную демонстрацию, принудил к браку дочь правителя Волжской Булгарии Алмуша:

 

«До царя хазар дошла [весть] о красоте дочери царя «славян», так что он послал сватать ее. А он высказался против него, и отказал ему» [Ковалевский 1956, с. 141].

 

О том, как «эскурсиократор» алан был вынужден отдать свою дочь в жены сыну хазарского царя, сообщает анонимный автор текста Шехтера:

 

«... в дни Аарона царя царь алан воевал против казар, потому что подстрекал его царь Греции. Но Аарон нанял против него царя TWRQY', так как он [был силен]. Царь Алан пал перед Аароном, и (последний) захватил его в плен живым; но [царь] оказал [ему ве]ликий почет и взял его дочь в жены своему сыну, Иосифу. Царь алан поклялся ему в верности и царь Аарон отпустил его в его [з]емлю...» [Голб, Прицак 1997, с. 141].

 

Иосиф был последним царем (беком) Хазарии в X в., имя которого известно авторам письменных источников. Именно от его лица составляется ответ на запрос Хасдаи ибн Шафрута. Его предшественник, возможно отец, принуждает к браку болгарку. Он сам женат на аланке. Очевидно, что династические браки в это время становятся полной прерогативой хазарских царей - беков и, вероятно, уже не могут практиковаться каганами.

 

Следует отметить, что почетное, с точки зрения константинопольского еврея - гипотетического автора текста Шехтера, замужество дочери аланского царя могло восприниматься самим предводителем алан как большое несчастье и унижение. Об этом свидетельствует, в частности, подобная же ситуация, описанная в «Записке» Ибн Фадлана. Именно так оценивал необходимость заключения родственных отношений с хазарским царем предводитель болгар Алмуш, который поспешил поскорее выдать другую дочь за вождя одного из подвластных ему племен только для того, чтобы и она не отправилась к хазарам. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, казалось бы, уже «примиренный» царь - эскурсиократор Алании - через какое-то время (20-30 лет) после войны описанной в тексте Шехтера, снова нападает на хазар на дороге к Климатам и настроен по отношению к ним явно враждебно [Константин Багрянородный 1990, с. 53].

 

214

 

 

Происхождение 25 жен, положенных по регламенту хазарскому царю [1], можно гипотетически реконструировать на основе сообщений источников о племенах и народах, входивших в состав Хазарии. Оно может быть восстановлено на основе обеих («краткой» и «пространной») редакций ответа Иосифа Хасдаи ибн Шафруту. В «краткой» редакции говорится о том, что на севере и северовостоке Хазарского государства Иосифу подчиняются и платят дань «девять народов» [Коковцов 1932, с. 81]. Как уже отмечалось выше, «пространная» редакция в соответствующем месте дает перечисление этих народов, правда, здесь их уже не девять, а восемь [Коковцов 1932, с. 98].

 

Далее Иосифом перечисляются народы и пункты северозападного Прикаспия, а также северного Предкавказья, вплоть до Черного моря. По версии «краткой» редакции, здесь расположено 15 подчиненных хазарам народов. В их числе, по данным «пространной» редакции: (1) [2] «С-м-н-д-р в конце (страны) Т-д-лу» и местность, расположенная вдоль Каспия вплоть до Дербента, т.е. территория страны или «царства гуннов».

 

Затем народы названы в направлении на запад, вдоль Кавказских гор - это:

 

(2) «Азур, в конце (страны) Б-г-да, (3) С-риди, (4) Китун, (5) Ар-ку, (6) Шаула, (7) С-г-с-р-т, (8) Ал-бус-р, (9) Ухус-р, (10) Киарус-р, (11) Циг-л-г, (12) Зуних, расположенные очень высоко в горах, (13) все аланы до границы Аф-кана, (14) все живущие в стране Каса и (15) все (племена) Киял, Т-к-т, Г-бул до границы моря Кустандины...» [Коковцов 1932, с. 100-102].

 

Если принять последнее обобщение трех племен - «все (племена)» за один пункт, то можно говорить о том, что данные «пространной» редакции практически полностью совпадают с числом 15 «краткой» редакции, если нет, то перечислено 17 народов и пунктов. Среди этих позиций очевиден Семендер на северо-западном берегу Каспийского моря, аланы и касоги в северном и северо-западном Предкавказье, этническое определение других народов не требуется в настоящем контексте.

 

 

1. Д.М. Данлоп в связи с этим допускает, что «...упоминание о 25 женах: «каждая - дочь одного из подвластных ему царей» связано с версией Эльдада Данида (IX в.), писавшего о том, что у хазарского царя было 25 подчиненных ему царей [Dunlop 1954, р. 109-110].

 

2. Нумерация народов в списке в круглых скобках жирным шрифтом дана специально, для удобства восприятия и облегчения подсчета — А.Т.

 

215

 

 

В следующем списке «краткая» редакция насчитывает 13 народов и мест, а «пространная» относит к их числу:

 

«Ш-р-кил, С-мк-р-ц, К-р-ц, Суг-рай, Алус, Л-м-б-т, Б-р-т-нит, Алубиха, Кут, Манк-т, Бур-к, Ал-ма, Г-рузин» [Коковцов 1932, с. 102]

 

- ровно 13 наименований. Все они давно определены. Известно, что первым здесь назван Саркел на Дону, затем Таматарха на Таманском полуострове, все остальные пункты расположены на территории Крыма [Новосельцев 1990, с. 109-110].

 

Наконец, последним народом, который, по версии царя Иосифа, подчиняется хазарам и платит им дань, названы печенеги - Б-ц-ра, кочующие неподалеку от Днепра - Ва-г-з (Юг-з) [Коковцов 1932, с. 102].

 

Всего в результате проведенных подсчетов получается, учитывая неточности и разночтения между «редакциями» ответов Иосифа, от 37 до 40 подчиненных народов, областей и пунктов. Уже давно общим местом стало утверждение о том, что во время правления Иосифа большинство из названных народов и местностей не подчинялись Хазарскому каганату [Готье 1930, с. 71], это очевидно. Тем не менее, приведенный список дает представление о том, что названные Ибн Фадланом цифры в свое время вполне могли соответствовать действительности. Гипотетически правитель Хазарии мог иметь 25 (и более) жен, являвшихся дочерьми правителей подчиненных ему народов. Среди них, учитывая и данные других источников («Армянскую географию», ПВЛ, арабских авторов), в разное время могли быть: барсилки - хатун, алайки с Северного Кавказа, болгарки из Волжской Булгарии, представительницы гуннов прикаспийского Дагестана, дочери племенных вождей буртасов, касогов, вятичей, северян, полян, радимичей, венгров, гузов, различных горских народов Северного Кавказа, правителя Крымской Готии (Мнк-т - Мангуп) и т.д. Таким образом, не исключено, что в гаремах хазарских каганов и царей могли находиться и дочери племенных вождей из Подонья-Придонечья - Северо-Западной Хазарии. Однако проследить эти династические связи точнее, в их конкретном проявлении и развитии, не представляется возможным в виду отсутствия соответствующих сведений источников.

 

Очевидна определенная дифференциация жен кагана, а с конца IX в. - и царя, статус которых, вероятно, должен был зависеть от значимости в политике хазар того государства или племени, представительницами которого они являлись.

 

216

 

 

Выше уже отмечалось, что в ранний период хазарской истории первой и главной женой кагана была представительница барсилов. Неизвестно, сохранилась ли эта традиция до последних лет существования Каганата. В любом случае статус первой жены - хатун был весьма высок. Известно, что в 730/1 гг. во главе Хазарского каганата стояла женщина - мать умершего кагана - Парсбит [История халифов 1862, с. 71]. По мнению М.И. Артамонова, она, возможно, выступала в роли опекунши несовершеннолетнего кагана [Артамонов 1962, с. 217].

 

Анализ проблемы осложняется известным «двоевластием» хазар, точнее сменой правящей династии ко второй половине - концу IX в. Примерно в это время каган потерял реальную власть, и Хазарским каганатом начинают управлять представители династии беков - цари Хазарии [Артамонов 1962, с. 275-282, 408-411; Бейлис 1986, с. 143; Григорьев 1876, с. 66-78; Державотворні процеси... 2000, с. 49, 55; Новосельцев 1990, с. 134-144; Петрухин 2001; Цукерман 2002; Golden 1980, р. 100-102; Zuckerman 1995, р. 251-253]. В этих условиях царь-бек, так же как и в свое время каган, имеет главную жену, которая после смерти мужа сохраняет важное положение своего рода «вдовствующей хатун» (если допустимо такое выражение) при своем сыне. Об этом сообщает Иосиф:

 

«...я живу у этой реки (Итиля - А.Т.), с помощью всемогущего, и у меня есть в моем царстве три города. В одном (из них) живет царица со своими прислужницами и евнухами (выделение - А.Т.). Длина и ширина его, с пригородами и примыкающими к нему деревнями, составляет 50 на 50 фарсахов...» - «краткая» редакция [Коковцов 1932, с. 84-85].

 

«Пространная» редакция уточняет:

 

«Знай, что я живу у этой реки, с помощью всемогущего, и на ней находятся три города. В одном (из них) живет царица; это город, в котором я родился (выделение - А.Т.). Он велик, имеет 50 на 50 фарсахов в длину (и ширину), описывает окружность, расположен в форме круга» [Коковцов 1932, с. 102].

 

По мнению А.Я. Гаркави, с которым согласен и П.К. Коковцов [Коковцов 1932, с. 110], здесь идет речь не о жене, а именно о матери царя хазар. Действительно - Иосиф здесь «родился», соответственно в этой части Итиля должна проживать его мать.

 

Таким образом, очевидно наличие «хатун» и в семейно-династической традиции беков-царей. Она была главной женой, матерью наследника и даже после смерти царя-отца при царе-сыне

 

217

 

 

сохраняла за собой очень высокий социальный и государственный статус. В целом, это характерно для кочевников, сходная ситуация существовала, например, в Крымском ханстве.

 

Этническое происхождение хатун на всех этапах хазарской истории, скорее всего, не могло быть одним и тем же. Менялись политические приоритеты и союзы. Произошла смена правящей династии. Хазарского каганата. Если есть данные о том, что в VII в. хазарские каганы брали за себя барсилок, то в дальнейшем они могли быть и иного происхождения. Источники донесли до нас несколько имен знатных хазарских женщин. Прежде всего - это Фсодора, жена Юстиниана II, названная так, по всей видимости, после крещения. Около 730 г. Хазарией правит Парсбит, имя которой, возможно, имеет иранский характер (аланка?). Далее, в хронологическом порядке, следует назвать Чичак - Ирину, имя которой считается однозначно тюркским и переводится как «Цветок». Затем следует Хатун - жена Язида, вместо имени автор источника назвал в данном случае тюркский термин, обозначавший именитую женщину, аристократку. Потом в списке идет умершая на пути к своему арабскому жениху Суб-т (С-бу-т). Ее имя не поддается точной идентификации, но, возможно, также имеет тюркское происхождение. И, наконец, последней должна быть названа еврейка Серах, жена Сабриэля, по тексту Шехтера. Все эти имена свидетельствуют о значительном этническом разнообразии среди хатун, что в очередной раз отражает сложный этнический состав населения Хазарского каганата и его многочисленных соседей [Тортика 2005, с. 100].

 

К первой половине - середине X в. большинство народов юга Восточной Европы выходит из состава Хазарского каганата. Соответственно, обеспечение положенного по этикету количества жен хазарского царя становится все более и более трудным делом, в то время как внешняя политика хазар терпит одно поражение за другим. Усиливаются другие объединения и племена, которые теперь успешно конкурируют с хазарами и даже используют сходные методы политических взаимоотношений. В частности, благодаря ал Мас'уди известно, что в середине X в. между царем алан и царем Серира (Горный Дагестан) существовали брачные связи. Они были женаты на сестрах друг друга [Минорский 1963, Приложение Ш]. Поскольку, как отмечает A.B. Гадло, в это время царь Серира совершает регулярные набеги на хазар, такой брачный союз можно рассматривать как объединение против хазарского господства в

 

218

 

 

регионе [Гадло 1979, с. 180]. Эта мысль находит подтверждение у Константина Багрянородного, который однозначно говорит о напряженных отношениях между хазарами и аланами и о реальной возможности нападения последних на Климаты Хазарии и на караваны хазар, идущие в Крым.

 

Очевидно, что описанные выше династические браки и браки-заложничества были не исключением из правил, а нормой политических внутри и межгосударственных отношений. Более того, подобные отношения были широко распространены и в других средневековых государствах, каганатах, империях. Можно предположить, что в случае с хазарами традицию заключения таких браков и способы их использования в политике следует рассматривать как результат политической практики Китая. По всей видимости, она сначала была воспринята Тюркским каганатом, а уже от последнего унаследована хазарами. Как отмечает К. Цукерман: «Несмотря на то, что имеющиеся источники явно не поддерживают гипотезу о происхождении хазарских каганов от династии Ашина, принадлежность Хазарского государства тюркской традиции несомненна» [Цукерман 2002, с. 524].

 

В политической практике Тюркского каганата можно найти много примеров, подтверждающих эту мысль. Тюрки широко практиковали династические браки с самыми разными народами и государствами, и использовали их как действенное орудие для заключения союза или подчинения противников.

 

Династический союз с той или иной державой был индикатором внешнеполитического статуса кочевого объединения или каганата, его военной мощи и политического признания. Так, хазары принудили к династическому союзу Алп-Илитвера, предводителя гуннов Дагестана, Алмуша - царя Волжской Булгарии, «эскурсиократора» Алании, пытались путем прямого насилия и войны добиться брака с грузинской принцессой и т.д. Эти примеры датируются всем временем существования хазарского государства, начиная с конца VII и по середину X в., и свидетельствуют об устойчивости и традиционности такого поведения [Тортика 2005а, с. 101].

 

Кроме Китая и тюрок, на хазарскую практику внешнеполитических отношений, в том числе на такую ее разновидность, как заключение династических брачных союзов, могла повлиять и Византия. В течение длительного времени хазары были партнерами Византии в борьбе с арабами. Они заключали друг с другом союзы,

 

219

 

 

вели переговоры, отправляли посольства, координировали совместные военные действия против арабов.

 

Известно, что византийская традиция внешнеполитических отношений в идеале не допускала династических браков с представителями варварских народов. В то же время, как отмечал Г.Г. Литаврин [Константин Багрянородный 1991, с. 341-342], эта идеализация была характерна не столько для дипломатической практики Византийской империи вообще, сколько для Константина Багрянородного в частности. Этот император активно выступает против династических браков в своем произведении «Об управлении империей» и обвиняет в них императоров иконоборцев [Константин Багрянородный 1991, с. 57, 59-63]. В то же время известно, что сестра Константина Багрянородного - Анна - была замужем за Людовиком Слепым, а его сын Роман II с 944 по 949 гг. был женат на Берте-Евдокии, побочной дочери Гуго Арльского. Очевидно, что основной причиной подобных династических связей было весьма практическое желание приобрести как можно больше политических союзников [Константин Багрянородный 1991, с. 344].

 

Таким образом, несмотря на замечания Константина Багрянородного, следует заключить, что династические браки были нормой, а не исключением в дипломатических отношениях византийского двора в Х в. [Литаврин 1999, с. 447-448]. Также и С.А. Иванов отмечает, что одной из форм византийского «миссионерства», распространения христианства на близлежащих «варваров», было крещение варварских вождей. В результате, иногда, «варварские» аристократы или сам князь женились на гречанках. Все это имело целью политически привязать племенную элиту соседних народов к Византии и обеспечить ее влияние в пограничных регионах, прежде всего, в Восточной Европе и на Кавказе [Иванов 2001, с. 18].

 

Отрицательное отношение к бракам с хазарами со стороны Константина Багрянородного связано, как считает Г.Г. Литаврин, скорее всего, с тем, что они не крестились, а приняли иудаизм. Возможно, что осуждение Константином браков с хазарами связано и с политическими причинами. Очевидно, что когда хазары являлись партнерами Византии во внешней политике, подобные браки были возможны и даже желательны. После того, как они превратились в ее врагов, старые соображения отошли на второй план, а

 

220

 

 

«виновные» в подобных браках императоры стали рассматриваться как нарушители традиций.

 

В качестве аналогий могут быть приведены и другие примеры. Если говорить о ближайших соседях, а потом и преемниках Хазарского каганата, сменивших его на политической арене Восточной Европы ко второй половине X в., то нельзя не вспомнить о Древнерусском государстве. Тем более, что его правители поначалу также носили хазарский титул каганов. По данным арабо-персидских авторов, в языческий период каганы (цари) русов («Русского каганата») подражают хазарскому кагану в размерах гарема и интенсивности браков, которые многие исследователи считают ритуальными. Большое количество жен и наложниц племенного вождя или правителя подчеркивало его могущественные возможности, определяло сакральную силу.

 

Ибн Фадлан дает следующее описание обычаев и образа жизни русов этого времени:

 

«Один из обычаев царя русов тот, что вместе с ним в его очень высоком замке постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей, его сподвижников, причем находящиеся у него надежные люди из их числа умирают при его смерти и бывают убиты из-за него. С каждым из них [имеется] девушка, которая служит ему, моет ему голову и приготовляет ему то, что он ест и пьет, и другая девушка, [которой] он пользуется как наложницей в присутствии царя. Эти четыреста [мужей] сидят, а ночью спят у подножия его ложа. А ложе его огромно и инкрустировано драгоценными самоцветами. И с ним сидят на этом ложе сорок девушек для его постели. Иногда он пользуется как наложницей одной из них в присутствии своих сподвижников, о которых мы [выше] упомянули. И этот поступок они не считают постыдным. Он не спускается со своего ложа, так что если он захочет удовлетворить некую потребность, то удовлетворит ее в таз, а если он захочет поехать верхом, то он подведет свою лошадь к ложу таким образом, что сядет на нее верхом с него, а если [он захочет] сойти [с лошади], то он подведет свою лошадь на столько [близко], чтобы сойти со своей лошади на него. И он не имеет никакого другого дела, кроме как [сочетаться] с девушками, пить и предаваться развлечениям. У него есть заместитель, который командует войсками, нападает на врагов, и замещает его у его подданных....» [Ковалевский 1956, с. 146].

 

221

 

 

По всей видимости, описанные Ибн Фадланом отношения и обычаи были характерны именно для той группы русов, которая ориентировалась не на Днепровский, а на Волжский торговый путь и, в этой связи, была лучше знакома со внутренним устройством Хазарского каганата. Ее правители, вероятно, считали престижным копировать и воспроизводить хазарские брачные законы. Не зря восточные авторы говорят о «трех центрах или видах («джинс») руси» - Куябе, Славии и Артании [Коновалова 1999а, с. 145-148]. Под ними современные исследователи понимают, соответственно, Киев, Новгородскую землю и Северо-восточную Русь в районе Ростова Великого. В начале Х в. торговавшие на Волге русы из «Артании» еще не подчинялись напрямую Киеву. Они имели самостоятельных правителей и, как показывают источники, даже приобрели специфические этнографические признаки. Эти особенности во многом были унаследованы от хазарского государства и являлись частью хазарской традиции власти в Восточной Европе. Киевские князья, напротив, в гораздо меньшей степени восприняли эту традицию, они противопоставляли себя хазарам и предпочитали иные направления культурных заимствований и династических связей [Тортика 2005а, с. 104].

 

Древнерусские князья никогда не заключали династических брачных союзов с хазарами, по крайней мере, источники ничего не знают об этом. В то же время, династические браки были вполне привычным и характерным явлением для внешнеполитической деятельности Древнерусского государства. Общеизвестно, что киевские князья часто брали в жены представительниц европейских, скандинавских или византийских правящих династий, а сами отдавали своих дочерей и сестер замуж за европейцев [Пашуто 1968, с. 419].

 

В конце хазарской истории, в результате практически трехсотлетнего развития, была сформирована достаточно оригинальная и своеобразная тюрко-хазарская модель брачных отношений, распространенных среди представителей правящего класса. Династические браки, как один из признаков полновластия правителя, становятся прерогативой хакан-беков или царей Хазарии, которые женятся сами или женят своих сыновей на дочерях правителей наиболее сильных восточноевропейских народов (например, Алании или Волжской Булгарии). Хакан (каган), потерявший реальную власть и существующий лишь в качестве сакрального символа государства,

 

222

 

 

сохраняет за собой, по всей видимости, право только на ритуальное многоженство, описанное Ибн Фадланом [Тортика 2005а, с. 105].

 

Описанные выше матримониальные связи хазарских каганов и царей беков, их широкая распространенность как за пределами Каганата, так и внутри него, по отношению к союзным или подчиненным народам, позволяют предположить существование подобной практики и в отношении социальной верхушки Северо-Западной Хазарии. Увы, конкретика этих отношений осталась за пределами интересов авторов средневековых письменных источников и современному исследователю приходится, в данном случае, довольствоваться только «общим фоном», знанием того, как это «могло бы происходить» на примере грузин, волжских булгар или северокавказских алан. Как представляется, население Северо-Западной Хазарии не должно было выпадать из очерченного контекста. В то же время, дочери племенных вождей этого небольшого и напрямую зависимого от хазар региона, скорее всего, не могли претендовать на статус старших жен - хатун, и, в лучшем случае, входили в «рейтинговый» состав 25 жен, положенных правителю Хазарии по описанному Ибн Фадланом регламенту.

 

Помимо стратегии династических браков, в качестве прямого и привычного инструмента внешней и внутренней политики Хазарского каганата использовалась военная сила [Артамонов 1958, с. 51; Christian 2000, р. 290]. В случае, если хазары не в состоянии были самостоятельно справиться с непокорным народом, они либо искусно использовали вражду между соседями, либо привлекали к военным действиям союзников. Например, Кембриджский аноним сообщает, что:

 

«... [Но в дни Вениамина] царя, возмутились все народы против [казар], и они обложили и[х с помощью] царя Македона. Пошли воевать царь 'SY', и TWRQ[Y'...], и 'ВМ, и PYYNYL, и Македон; только царь алан поддержал [народ казар].... Эти цари, [кто] воевал против Казарии; но царь алан пошел на их землю и разгромил ее..." [Голб, Прицак 1997, с. 140].

 

В большинстве случаев эта политика оправдывала себя и привела к неудаче только в случае с печенегами, бежавшими от гузов на территорию самой Хазарии, в степи Днепро-Донского междуречья, Северного Приазовья и Крыма.

 

Возможно также, что для алано-болгар Подонья союз с хазарами был длительное время объективно выгоден, и они сохраняли его по собственной инициативе уже тогда, когда Хазарское государство

 

223

 

 

ослабло. Из требовательных владетелей хазары могли со временем превратиться в естественных союзников в борьбе со славянами, варягами-русами, печенегами, гузами. Относительно небольшие и, по всей видимости, не имевшие общего для всего лесостепного региона самоуправления [Тортика 20056, с. 484], родоплеменные группировки алан в районе Северского Донца, Оскола, Тихой Сосны не могли самостоятельно противостоять возникавшим в Восточной Европе крупным племенным союзам (например, печенегам) и раннегосударственным образованиям (Древняя Русь). Логика исторического процесса была такова, что, выйдя на историческую арену вместе с хазарами, в результате претворения в жизнь политики центрального хазарского правительства они и в конце хазарской эпохи все еще не теряли военно-политической, а возможно, и династической связи с Каганатом. Не зря Святослав после разгрома хазар под Итилем совершил поход на касогов и ясов (под последними некоторые исследователи понимают именно Донских алан [1]).

 

Вероятно, место Северо-Западной Хазарии в военно-политической системе Каганата пережило определенную эволюцию от практически полного подчинения центральной власти (в момент переселения алан с Северного Кавказа в Подонье во второй половине VIII в.) до формирования относительно самостоятельной военно-племенной структуры к середине-концу IX в. Степень самостоятельности региона и его обособленности от хазарской власти, вероятно, колебалась, в зависимости от усиления или ослабления центрального правительства. Можно попытаться определить степень этой зависимости по косвенным признакам. К их числу можно отнести: во-первых, способ формирования и сам характер хазарской армии; во-вторых, ключевые внешнеполитические события хазарской истории.

 

Известно, что первоначально армия Хазарского каганата складывалась из ополчения всех подчиненных племен, в том числе и самих кочевых хазар. Именно такой характер хазарской армии зафиксирован во время набегов хазар на Закавказье в конце VII - начале

 

 

1. Например, А.П. Новосельцев считает, что «...аланы жили и в Подонье, где ясское население известно и позже и где они обитали вместе с оседавшими на землю булгарами. Киевский князь Святослав именно там воевал с Яссами в 965 г.» [Новосельцев 1990, с. 105].

 

224

 

 

VIII вв. Подобная же структура сохраняется и во время арабо-хазарских войн. Не зря Мерван в 737 г. настиг хазарского кагана на берегу «реки славян», где последний пытался собрать силы (ополчение подвластных и союзных хазарам племен) для отпора арабам [Артамонов 1962, с. 218-220]. Интересно, что это решение каган принимает не единолично, а посоветовавшись со «своими», вероятно, старейшинами. Ибн ал Асир так пишет об этом:

 

«...Царь хазар обратился за советом к своим и те сказали ему: ... Если ты останешься (здесь) пока не соберешь (войска), то не скоро они соберутся у тебя; ... Царь одобрил их мнение, и выступил туда, куда ему посоветовали...» [Ибн ал Асир, 1940, с. 31].

 

Постепенно племенное ополчение приобретает форму раннеклассового, когда главы родов и объединений сами выставляют те или иные воинские контингенты под знамя хазарского кагана [Готье 1930, с. 77; Артамонов 1962, с. 401], Об этом прямо сообщает Ибн Русте:

 

«Царь их (хазар) Иша, возложил на зажиточных и богатых из них обязанность поставлять всадников, сколько могут они по количеству имущества своего и по успешности промыслов своих»;

 

И далее он отмечает:

 

«Конное царское войско состоит из 10000 всадников, как обязанных постоянною службою, находящихся на жаловании у царя, так выставляемых (как сказано) людьми богатыми в виде повинности» [Известия о хазарах... 1869, с. 18].

 

Этот факт свидетельствует об их большей внутренней самостоятельности, о начале формирования военного сословия в лице упомянутых арабскими авторами «тарханов» и «детей тарханов».

 

Социальная стратификация салтовского населения Подонья, исследованная С.А. Плетневой, В.К. Михеевым, Г.Е. Афанасьевым, B.C. Флеровым и др., указывает на то, что и здесь, в лесостепи, происходили сходные процессы. Так, позднее, к началу X в., когда основной военной силой в Хазарском каганате уже стала наемная гвардия [Dunlop 1954, р. 103-104] (притом, что для внешнеполитических акций могли привлекаться союзники, например, гузы или северокавказские аланы) степень вооруженности населения Подонья не уменьшается. Напротив, среди погребенных в катакомбных и ямных могильниках региона по-прежнему наблюдается высокий процент военачальников. Это может свидетельствовать только об усилении степени самостоятельности региона, наличии у его населения собственных вооруженных сил и своего командного состава, а, соответственно, и определенной независимости в политике.

 

225

 

 

Если обратить внимание на ключевые внешнеполитические события хазарской истории, то, после обоснования алан в Подонье в середине VIII в., первым внешнеполитическим катаклизмом для населения юга Восточной Европы становится переселение венгров в Леведию. Ее точное расположение неизвестно, однако обычно его связывают с междуречьем Дона и Днепра. К. Цукерман, в отличие от М.И. Артамонова и А.П. Новосельцева, склонен преувеличивать значение этого факта [Цукерман 2001, с. 313]. В частности, он пишет о том, что после 830-х гг. хазары потеряли свое влияние в Крыму и на правобережье Дона. Одним из следствий этого, по мнению К. Цукермана, стало строительство Саркела на левобережье Дона. Последний был предназначен именно для защиты от венгров [Цукерман 1998].

 

С подобной точкой зрения трудно согласиться, поскольку благодаря Константину Багрянородному известно, что, вплоть до появления печенегов в междуречье Дона и Днепра, венгры сохраняли союзнические отношения с хазарами. Этот византийский император отнюдь не благоволит хазарам, повсюду ищет их врагов, оценивает те или иные народы Восточной Европы с точки зрения их способности вести войну с хазарами. Его труд во многом носит злободневный политический характер и призван научить его сына - Романа - управлению империей, в частности, правильному поведению с соседними «варварскими» народами. Задача Константина - показать реальную расстановку сил, назвать сыну вероятных союзников и противников Византии. В этой связи трудно заподозрить, что он стал бы приписывать хазарам излишнее влияние и рассматривать в качестве их союзников тот народ, который уже практически сто лет (если следовать выводам К. Цукермана) враждовал с ними.

 

Даже после того, как венгры были изгнаны печенегами из Леведии в Ателькузу (вероятно, междуречье Днепра и Серета), они сохраняют, по крайней мере, номинально, подчиненное положение по отношению к хазарам. Судя по сообщению Константина Багрянородного, венгерские вожди, хотя и не выполняют буквально предписаний хазар по поводу выборов верховного владетеля и не утверждают предложенную хазарами кандидатуру, все же ведут переговоры очень лояльно и уважительно. В результате этих переговоров хазарские представители признают избрание Арпада (т.е. декларируют легитимность его власти с точки зрения правительства

 

226

 

 

Хазарского каганата)

 

«... по обычаю - «закану» хазар подняв его на щите» [Константин Багрянородный 1991, с. 159-163].

 

Если бы венгры к этому времени уже враждовали с хазарами и даже вытеснили их из Днепро-Донского междуречья, на чем настаивает К. Цукерман, навряд ли такая ситуация была бы возможна.

 

Географическое расположение Саркела также противоречит идее о том, что он был построен для защиты от венгров [Ромашев 1992, с. 13; Christian 2000, р. 290], печенегов или каких-то иных кочевников [Флеров 2002, с. 151-168]. Фактически, при желании, через Дон можно было переправиться в любом другом месте, ниже или выше по течению. Таким образом, для нападения на центральные хазарские владения или их столицу - Итиль, кочевникам не нужно было делать такой крюк и отправляться на Волго-Донскую переволоку, которую и прикрывал Саркел. Собственно, как совершенно верно отметил B.C. Флеров, никакая крепость в степи не может быть помехой для противника, если она не защищается достаточно сильной и мобильной полевой армией [Флеров 2002, с. 156].

 

Также сомнительно, чтобы Саркел был построен для защиты от Древнерусского государства [Артамонов 1958, с. 50]. Во-первых, ко времени создания крепости (т.е. в 30-е гг. IX в.) оно еще не оформилось как некая целостная политическая сила или территориальная единица с явно выраженными завоевательными устремлениями. Во-вторых, как уже отмечалось выше, Саркел, с его немногочисленным гарнизоном, состоявшим из «трехсот таксеотов» [Константин Багрянородный 1991, с. 171], не был помехой на сухопутном пути с запада на восток, поскольку его легко было обойти с севера или с юга, что и доказал поход Святослава.

 

Очевидно, что Дон, как главная водная артерия региона, и, соответственно, Волго-Донская переволока, были нужны тому противнику хазар, который передвигался по рекам, а именно, «речным кочевникам» (по выражению О.Й. Прицака) варяго-русам [1]. Не случайно время постройки Саркела (между 829 и 842 гг.) практически совпадает с сообщением Вертинских анналов (839 г.) о проявлениях политической активности народа рос в Восточной и Центральной

 

 

1. Свое согласие с подобным определением геополитической роли Саркела высказал недавно и С.Б. Сорочан, который уверенно датирует время строительства этой крепости 840 г. [Сорочан 2005, с. 561-562]. Подобной же датировки придерживается и Д. Кристиан [Christian 2000, р. 290].

 

227

 

 

Европе. Донской и Волго-Донской пути уже использовались в это время варяго-русами [1], представлявшими опасность, как для населения Каганата, так и для международной торговли, проходившей транзитом по его территории (Кембриджский аноним живописно рассказывает о борьбе с этой опасностью, которую вел хазарский полководец Песах). Естественно, что в таких условиях пограничная роль, а соответственно, и степень самостоятельности алано-болгарского военизированного населения лесостепного Подонья только повышались.

 

Быстрое развитие экономики региона [Noonen 1995-1997, р. 254-318], происходившее на фоне постепенной этнокультурной консолидации разнородных групп населения и в условиях ослабления влияния Хазарского каганата, свидетельствует о появлении реальных возможностей для оформления в лесостепном Подонье-Придонечье независимого от Хазарии этнополитического образования. В силу внешних военно-политических причин тенденция эта не была реализована, и Северо-Западная Хазария прекратила свое существование.

 

 

1. Ибн Хордадбех сообщает:

 

«Если говорить о купцах ар-Рус, то это одна из разновидностей славян. Они доставляют заячьи шкурки, шкурки черных лисиц и мечи из самых отдаленных [окраин] страны славян к Румийскому морю. Владетель ар-Рума взимает с них десятину. Если они отправляются по Танаису - реке славян, то проезжают мимо Хамлиджа, города хазар. Их владетель также взимает с них десятину. Затем они отправляются по морю Джурджан и высаживаются на любом берегу.... Иногда они везут свои товары от Джурджана до Багдада на верблюдах...» [Ибн Хордадбех 1986, с. 124].

 

Эта же информация, но с дополнительными подробностями воспроизводится в «Книге стран» Ибн ал Факиха (X в.):

 

«Что касается славянских купцов, то они возят меха лисиц и меха выдр из дальнейшего конца Славонии, для чего они отправляются к Румскому морю, где владетель Рума берет с них десятину; затем идут по морю к Самкушу-Еврею (Тмутаракань), после чего они обращаются к Славонии. Потом они берут путь от Славянского моря, пока не приходят к Хазарскому рукаву, где владетель Хазарии берет с них десятину; затем они идут к Хазарскому морю по той реке, которую называют Славянскою рекою. Часто же они выходят в Джурджан, где продают все, что у них есть, и все это попадает в Райю...» [Гаркави 1870, с. 251].

 

Таким образом, в приведенных цитатах, как представляется, описан не один, а два маршрута: 1) Днепр - Константинополь - проливы ?; 2) Днепр - Черное море - Крым - Керченский пролив и Тмутаракань – Дон - излучина Дона - переволока - Волга - Каспийское море.

 

228

 

 

Вопрос о том, каковы были эти военно-политические причины, очевидно, не может быть решен однозначно. Высказывавшееся неоднократно мнение о том, что конец Северо-Западной Хазарии необходимо связывать с нашествием печенегов не находит убедительных подтверждений. Следы погромов, обнаруженные в Саркеле и на Правобережном Цимлянском городище, свидетельствуют о факте нападения, однако оно совсем не обязательно должно быть печенежским (скорее всего, это результат военно-политической деятельности древнерусского князя Святослава). На собственно лесостепных памятниках, в большинстве случаев, таких погромов не было, и население покинуло их самостоятельно, по-видимому, в достаточно спокойных условиях. Это подтверждают опубликованные материалы как Дмитриевского, так и Маяцкого археологических комплексов [Плетнева 1989; Маяцкое городище 1984; Афанасьев 1987 и т.д.].

 

Не все ясно и с датой этого переселения. Хронология салтовских древностей пока не дает возможности точно ответить на этот вопрос. Вполне вероятно, что на части салтовских поселений жизнь сохранялась на протяжении всей первой половины X в., т.е. в условиях пребывания печенегов в междуречье Дона и Днепра. Таким образом, выселение алано-болгар с территории Подонья, если оно состоялось, следует связывать, скорее, с политической активностью древнерусских князей, на что, впрочем, неоднократно обращали внимание различные авторы, в частности, М.И. Артамонов, А.П. Новосельцев, Г.Е. Афанасьев и т.д. Однако, эта проблема, также как и поиски мест их дальнейшего пребывания, уже выходит за рамки настоящей работы.

[Previous] [Next]

[Back to Index]