Уже в “Очерках по македонской диалектологии” А.М. Селищев обнаружил глубокий интерес к изучению тех явлений в македонских говорах, которые имеют аналогии в неславянских языках Балканского полуострова и соседних районов (в албанском, новогреческом, румынском, в романскох языках малых народностей Балкан). Изучение славянских говоров Македонии в “Очерках” во многих случаях проводится в связи с соседними неславянскими языками. Это касается не только грамматики, но и фонетики. Так, произношение звука х в македонских говорах изучается автором в связи с произношением этого же звука в албанском и аромунском языках. Селищев пришел к выводу, что “образование глухого фрикативного х и его изменения в албанских говорах тождествены с судьбой х в славяно-македонских говорах” (Селищев 1918, 125). Обнаруживаются черты сходства и с аромунским х в некоторых позициях. Македонские говоры знают утрату т и д в интервокальном положении. Еще шире утрата согласных между гласными проведена в албанском языке. Эта утрата касается всех звонких взрывных согласных и относится, по мнению Г. Мейера, к общеалбанской эпохе. Утрата звонких согласных распространилась и на латинские заимствования в албанском. Известно явление утраты согласных в интервокальним положении во многих греческих говорах.

Конечно, Селищев не мог пройти мимо утраты склонения македонскими говорами. Он убежден, что здесь “не обошлось без иноязычного влияния”. По его мнению, важно обратить внимание на то, что преобразования старого склонения в балканских языках во многом тожественны, имеют общую модель. “Общей особенностью всех этих балканских языков является утрата ряда форм для одних и тех же падежей” (Там же, 182). Этот автор хорошо показывает на материале новогреческого, албанского и румынского языков. “Обозревая отдельные языковые группы, приходится констатировать, что группами румынской и болгарской, т.е. северо-восточной частью восточнобалканских языков, была пережита более последовательная утрата падежных форм, чем в группе юго-восточной, в н.-греческом и албанском языках. В то время, как в румынском и болгарском общей основной падежной формой  служит форма имен.-винит. (при редком употреблении дат. и зват.), в н.-греческом и албанском известны в обычним употреблении и некоторые другие формы. И еще одна черта тесно объединяет болгарскую и румынскую группу: передача род.-дат. представляет сочетание общей падежной формы (винит.) с предшествующим ей предлогом. В н.-греческом и албанском языках род.-дат. передаются посредством флективных средств” (Там же, 182).

В связи с другими балканскими языками автор исследует употребление в македонских говорах “кратких” форм местоимений в функции притяжательных местоимений, членных форм, инфинитива и некоторых других типичных балканизмов. Уже в этой своей работе Селищев выступил последовательныым сторонником сравнительных балкановедческих штудий. В “Очерках по македонской диалектологии” четко и определенно проявляются балкановедческие интересы ученого.  “Здесь, - пишет Дмитриев, - таким образом, закладывается один из камней фундамента для будущего здания балкановедения как особой лингвистической дисциплины” (Дмитриев 1947, 76).

Как известно, большинство болгарских ученых в прошлом относилось отрицательно к изучению грамматических особенностей болгарского языка в связи с соседними неславянскими языками. Л. Милетич свои ранние работы посвятил тому, чтобы доказать, что падежные флексии болгарский язык утратил самостоятельно в связи с фонетическими процессами среднеболгарского периода, а членные формы свойственны были некоторым говорам праславянского языка, а позже были характерны для старославянского языка. Они известны не только болгарскому языку, но и северно-великорусским говорам. Аналогичную позицию в данном вопросе занимали Б. Цонев и Ст. Младенов. Уже после публикации ряда серьезных исследований по сравнительному изучению балканских языков Ст. Младенов писал: “Платье так называемой балканистики, или балканской филологии, является в сущности шутовским, одеждой, сшитой из маленьких кусочков только что упомянутых обширных научных дисциплин. Эти разноцветные тряпки сшиты белыми нитками, или, еще точнее, они даже  и не сшиты и не образуют ничего цельного, потому что и соответствующие языки и народы никогда не образовывали никакой духовной общности, которой и может заниматься какая-либо филология” (Младенов 1939, 4).

Селищев в этом вопросе стоял на противоположной позиции. Проблемме балканских тожеств он посвятил специальную статью, опубликованную в 1925 г. во французком журнале “Revue des etudes slaves”, V. Статья носит название “Des traits linguistiques communs aux langues balkaniques”. В статье Селищев убедительно доказывает тожество в области семантики (век в значении ‘век, мир, свет’, книга в значении ‘письмо’), но особенно убедительны сопоставления в области синтаксиса и морфологии: двойная передача приглагольного дополнения, краткие формы местоимений в значении притяжательных местоимений, двойные формы существительных обыкновенно в форме винительного падежа для передачи дифференцированной множественности, перекрещение наречий где и куда, широкое употребление конъюктива, утрата инфинитива, широкое употребление конструкций с предлогом за для выражения цели, намерения, желания, членные формы в постпозитивной позиции, тожество в передаче старых родительного и дательного падежей.

Автор убежден, что если не все указанные признаки, то большинство их бесспорно не представляет результатов независимых, параллельных процессов. Они связаны по своему происхождению. Ответить конкретно на вопрос о происхождении балканизмов пока еще не представляется возможным. Это прежде всего относится к албанскому языку, а также к романским диалектам Балканского полуострова. Но и славянский языковый материал ждет еще всестороннего и бесспристрастного анализа. Ответ на эти большие вопросы можно будет дать лишь после предварительного исследования каждой балканской группы в лингвистическом и культурно-общественном отношении, писал Селищев.

Селищев, не будучи последовательным сторонником теории субстрата в том виде, какой она получила в трудах  некоторых современных ему балканистов, тем не менее в ряде своих высказываний, начиная со времени появления “Очерков по македонской диалектологии”, обнаруживает близость к этим идеям. Для него очевидно, что балканизмы являются новообразованиями, что появление их связано во всех так называемых балканских языках, что возникли это балканизмы в результате каких-то влияний от иной этнической среды, растворившейся в современных балканских народах.

Проявляя бо’льшую осторожность в реконструкции балканского этнического и языкового субстрата, нежели П. Скок, Б. Гавранек, М. Малеецкий и некоторые другие, Селищев в основном стоял на их позициях, т.е. с одной стороны, считая балканизмы новообразованиями, а с другой - не считая возможным объяснить их как простые заимствования. Болгарский язык мог заимствовать из греческого слова, суффиксы, но утрату старого инфинитива и передачу его новыми средствами, аналогичными другим балканским языкам, заимствовать из греческого он не мог. Общие новообразования в балканских языках являющтся результатом глубоких и длительных этнических процессов.

Селищев не пользовался термином “Балканский языковый союз”, но фактически признавал его. Важны его соображения о роли турецкого языка в формировании балканизмов. Они сводятся к следующему. Турецкий язык по своим особенностям не принадлежит к балканским языкам. В его грамматической структуре отсутствуют те признаки, которые объединяют болгарский, новогреческий, албанский, румынский, малые романские языки Балканского полуострова, восточные говоры сербо-хорватского языка. Однако турецкий язык сыграл крупную роль в объединении указанных выше языков. Турцизмы являются одним из важнейших признаков  балканских языков. Поражает тожество турцизмов не только в области политической и административной, что легко понять, но и в сфере бытовой. Тожество турцизмов в балканских языках переходит границу лексики. Оно обнаруживается в словообразовании, синтаксисе, в меньшей степени в фонетике. Велика роль экспрессивно-эмоциональной стороны языка в проникновении тожественных турцизмов. Исследователь должен в полной мере учитывать область стилистики (в частности, повторение одного и того же существительного).

А.М. Селищев учил всегда, начиная с первых своих работ, что членные формы в болгарском языке являются новообразованиями, параллельными другим балканским языкам. Он решительно возражал против утверждения Милетича и ряда других ученых, что старославянский язык знал членные формы. “Сочетания же с тъ, та, то или сь, си, се старославянских памятников необходимо рассматривать в зависимости от греческого оригинала этих рукописей. Эти сочетания не были членными формами с тем значением, которое свойствено последним в новоболгарском языке, а представляли собой сочетания имен с указательными местоимениями тъ, та, то или сь, си, се” (Селищев 1968, 200).

В такой же степени Селищев возражал против формального отожествления новоболгарских членных форм с русскими сочетаниями на -то. “Функции этих сочетаний неодинаковы в болгарском и русском языках. В болгарском языке это действительно членные формы, соответсвующие немецким der, die, das с именем, французким le, la с именем и т.п.; в русском же языке сочетания с местоимениями тот, та, то имели или конкретнов указательное значение, или же -т (от), -та, -то выполняли и выполняют функцию эмоционально-экспрессивную” (Там же).

Постпозитивные членные формы в новоболгарском языке являются балканизмами и должны изучаться “в аспекте морфологических и семантическо-синтаксических процессов, пережитых болгарским языком в среднеболгарскую эпоху в связи с другими балканскими языками” (Там же).

Взгляд Селищева на природу северовеликорусскох фактов был основательно развит и аргументирован В.К. Чичаговым, в детское годы носителем одного из северных великорусских говоров. Материал русский и болгарский тожественный. Однако в русских говорах он не  приобрел значения членных форм. Здесь сохраняется либо старое значение указательных местоимений, либо возникла новая эмоционально-экспресивная функция. Это исследование, давшее Чичигову ученую степень кандидата наук, к сожалению, не было опубликовано и не сохранилось.

Селищев был глубоко убежден, что старое славянское склонение в болгарском языке в результате только внутренних процессов утратиться не могло. Фонетическое совпадение флексий не может дать толчок к переходу от синтетизма к аналитизму, что подтвердают различные славянские языки (в частности, чешкий язык). Этот процесс в болгарском языке был пережит в тесном взаимодействии с другими балканскими языками. Это же имеет непосредственное отношение и к другим балканизмам. Конечно, нельзя не видеть различий между балканизмами. Так, старое склонение оказало более упорное сопротивление новым тенденциям, нежели, напр., инфинитив.

Самым значительным трудом Селищева в области  балканистики, бесспорно является его фундаментальное исследование “Славянское население в Албании”, о котором уже шла речь в главе “Топонимика и антропонимика”. Топонимике посвящена лишь часть труда. Значительный раздел исследования посвящен изучению истории славянских групп в Албании в связи с историей самой страны.

Изучение истории славян на территории современной Албании представляет значительные трудности. Историк почти не располагает документами, которые дали бы надеждные основания для реконструкции прошлого славянского элемента среди албанского населения. Лишь лингвистические исследования албанской топонимики и всестороннее изучение славянских элементов в албанском языке дали возможность А.М. Селищеву впервые с надлежащей полнотой осветить этот важный для балкановедения вопрос.

Селищев не первый обратил внимание на изучение славянских следов в Албании и в албанском языке. Этому посвящено между прочим известное исследование Ф. Миклошича “Albanische Forschungen. I. Die slavischen Elemente im Albanischen” (1870). Оно представляет собою список славянских слов, извлеченных из албанских источников. Аналогичных трудов у Миклошича несколько. Они посвящены различным балканским языкам (см., например, его “Die slavischen Elemente im Rumaenischen”). Исследование Миклошича не могло дать многого для изучения истории славян и славянского языка в Албании. Оно лишь обнаружило значительность славянского фонда в албанском языке. Однако и более поздние исследования, посвященные славяно-албанским языковым отношениям, мало отличается в методическом отношении от труда венского слависта. Могу, например, указать на работу Ст. Младенова “Принос към изучаване на българско-албански езикови отношения”, опубликованную всего лишь за несколько лет до появления капитального труда Селищева. Исследование славянских элементов в албанском выполнено Селищевым иными методами, дающими возможность изучить те реальные исторические формы, в которых складывались вазимоотношения албанцев и славян в различные исторические периоды.

Значительная группа славянских заимствований связана с заимствованием предметов. Изучение этих заимствований дает возможность изучить культурные и материальные взаимоотношения этих двух этносов. Селищев не ограничивается тем, что все это заимствования распределяются по различным подотделам (город, село, одежда, и т.д.). Это лишь самое начало, первые шаги в исследовании. Каждое заимствованное слово, в каждом отделе исследуется в связи с историей страны, условиями народного быта, ландшафтом и различными географическими факторами. Данное исследование потребовало от автора разнообразных познаний, связанных с Албанией. Селищев потратил несколько лет упорного труда на изучение Албании и албанского языка. Он серьезно штудировал труды по геологии Албании, изучал ландшафт, особенности флоры, изучал экономику страны, местное сельское хозяйство, способы обработки земли, скотоводство... Я уже не говорю, что всему этому предшествовало изучение этнографии и истории Албании. Всестороннее изучение славянских заимствований в албанском показало, что славяне оказали слиьное влияние в области земледелия, строительной техники, пчеловодства, рыболовства, различных ремесл, одежды. В области скотоводства славянское влияние было слабым. Скотоводческое дело издавна составляло главное занятие албанцев, и славянское воздействие в этом отношении не могло быть сильным.

Изучение реальных заимствований в албанском пролевает свет на некоторые стороны древнейшей истории албанского народа. Давно уже среди албановедов идут споры по вопросу о территории, на которой происходило формирование албанского этноса. Многие албановеды полагают, что этот процесс шел не на территории современной Албании, а значительно северо-восточнее, в отдаленных от морю районах. Наблюдения Селищева дали основания примкнуть именно к этим албановедам. На основании всестороннего изучения албанского народностного быта, албанского языка Селищев пришел к выводу, что “предки албанцев сидели где-то вдали от морю” (Селищев 1931а, 49).  Вся албанская терминология, связанная с морским делом и рыболовством, заимствована из латинского, греческого, славянского или турецкого языков. “Они (албанцы - С.Б.) плохо знают море; они не имели и не имеют связей с другим берегом Адриатического морю; они плохие пловцы и бессильны справиться с переправой через реки при разливе их; при обычном же состоянии рек они переходят их в брод или переправляются на примитивных лодках-однодревках, или же привязывают себя к кожаному мешку” (Там же). Анализ албанской лексики свидетельствует, что предки современных албанцев жили далеко от моря, в горных местах. На это, между прочим, указывает нахождение “первого дома” в возвышенной части села, а не в долине. Все эти наблюдения, по мнению Селищева, дают основание не считать албанцев аборигенами современной Албании.

Вопрос о месте формирования албанского этноса чрезвычайно сложен. Он не может быть решен только на основании признаков, указанных Селищевым. Здесь основную роль должны играть албанская этимология и изучение древних связей албанского языка с родственными индоевропейскими языками. В этом направлении предстоит еще серьезная работа. Это проблематика была далека от специальных интересов Селищева. Его задача состояла в изучении славянских заимствований в албанском. Он стремился изучить судьбу тех славян, которые поселились на территории Албании, а позже были ассимилированы албанцами. По свидетельству Н. Йокля,  книга “Славянское население в Албании” содержит много важных фактов дла изучения прошлого албанского народа и албанского языка. Однако перед Селищевым стояла другая задача. Оценивая выдающийся труд Селищева, не следует забывать об этом. Он обладал разнообразными познаниями из албанистики, но албановедом не был.

Большой раздел в книге посвящен изучению заимствований в албанском языке, не связанных с предметными новшествами. Подобного типа заимствований Селищев объясняет главным образом их повышенной эмоциональной экспрессией. Вообще, эмоционалцно-экспрессивная сторона речи играет, по мнению Селищева, исключительно большую роль при словарных заимствованиях. Только учитывая это, можно объяснить заимствования глаголов. Все славянские глаголы в албанском повышенной экпрессивности: удивляться, срамить, вызывать отвращение, грабить, разорять, обманывать, бродяжничать и много других подобных глаголов. Этим же объясняются заимствования слов благодарности и приветствия, слов интимного значения.

Селищева очень интересовал вопрос о семантических преобразованиях славянских заимствований в албанском, о влиянии славянской семантики на семантику исконно албанских слов. Однако отсутствие надежных источников (хороших диалектных словарей, надеждных описаний отдельных диалектов) не дало возможности показать это на большом числе примеров. Эту задачу и теперь выполнить в полном объеме фактически невозможно.

При изучении словарных заимствований Селищев решительно протестовал против этимологического принципа. Исследователь должен установить для данного слова непосредственный источник, а не стремиться устанавливать его этимологию. Все слова в болгарском языке, заимствованные из турецкого языка, являются турцизмами. Для болгароведа безразлично, является ли данное слово в турецком языке исконным или оно заимствовано в нем из арабского или персидского языков. Лингчисты-сравнители, которые исследуют факты языка формально, без учета реальной исторической обстановки, стремятся установить возможно точнее этимологию слова, но их мало интересует, при каких условиях и обстоятельствах произошло самое заимствование. Исследование словарных заимствований вскрывает реальные формы взаимоотношений народов, дает возможность исследовать историю реалий. Селищев высоко оценивал исследования словарных заимствований Шухарда, Мерингера и их последователей. Несомненно, что он сам находился под их сильным влиянием.

Устойчивыми и последовательными у Селищева были тюркологические интересы. Еще в студенческие годы в Казани он основательно изучал татарский язык. Позже в Иркутске, с помощью одного студента-якута познакомился с особенностями якутского языка. Следы этих занятий лекго обнаружить в “Диалектологическом очерке Сибири”.

В русских говорах Восточной Сибири на месте ударенного о встречается дифтонг уо, Селищев не исключает здесь возможности воздействия якутской речи, в которой ударный о дифтонгизируется. ...

После переезда в Москву произошло смешение тюркологических интересов Селищева от тюрских языков Сибири и Поволжья в сторону турецкого (османского) языка. “В этот период востоковедные штудии Афанасия Матвеевича максимально концентрируются и углубляются: вместе целого калейдоскопа восточных языков Сибири или сложного сплетения тюркских и финно-угорских языков поволжья здесь он оперирует по существу одним только турецким языком и его диалектами... С турецким языком Афанасий Матвеевич имел много дела - больше, чем с другими тюркскими” (Дмитриев 1947, 74). Селищев собрал весьма ценную библиотеку по балканской тюркологии. “Если бы не Селищев и не его личная библиотека, куда он охотно предоставляет доступ своим сотрудникам, то многие страницы балканского тюрковедения и по сие время остались бы неизвестными для специалистов”(Там же, 72). Дмитриев имеет в виду свое первое крупное исследование - “Фонетика “карамалицкого” языка”, которое было написано по инициативе Селищева и в какой-то степени под его руководством. “А.М. Селищеву, тонкому знатоку македонской диалектологии и горячему староннику изысканий в области Turco-Slavica, автор выражает свою глубокую признательность за тот интерес, с которым он относился к настоящей работе во всех ее стадиях”, писал Дмитриев в предисловии к исследованию (Дмитриев 1928, 431). По инициативе Селищева автор данной книжки в 1931 г. начал изучать турецкий язык. По предложенной учителем теме “Турецкие элементы в языке дамаскинов XVII-XVIII вв.” защитил в 1934 г. кандидатскую диссертацию.

Во многих исследованиях Селищева московского периода анализируется материал турецкого языка. Он играет существенную роль в книге “Полог”. Здесь характеризуются многие явления турецкого языка на широком культурно-историческом фоне. Внимание автора привлечено ко многим историческим и юридическим терминам, органически связанных с условиями жизни славянского населения Балкан в период османского рабства. Особый интерес автор проявил к турецкой земедельной терминологии, извлеченной из турецких источников. Уделено большое внимание налоговой системе и соответствующей терминологии, вакуфам (землям, которые были отказаны мечетям), скотоводческой терминологии. Специальная глава книги посвященя мусульманскому обычаю курбана. “По богатству деталей и тонкости разработки эта глава могла бы фигурировать в качестве отдельного исследования” (Дмитриев 1946, 78-79).

В “Пологе” многие страницы исследования посвящены характеристике старого турецкого быта. Они свидетельствуют о глубоких познаниях Селищева в области балканской этнографии, фольклора, этнических взаимоотношений.

Немало ценных сведений по тюркологии читатель книги может извлечь из наблюдений фонетического и грамматического характера, из области семантики и фразеологии.

Богата тюркологическими наблюдениями последняя книга Селишева по македонистике - “Македонские кодики XVI-XVIII веков. Очерки по исторической этнографии и диалектологии Македонии” (София, 1933). Большое место в книге занимают сообщения из этнической истории Македонии, сведения о торговле, об организации ремесла. Именно в области цехового устройства особенно велико было турецкое влияние. Красочно описан Селищевым обряд посвещения прилепских подмастерьев (калфа) в мастера (уста), учеников (чирак) - в подмастерьев. Сам обряд носил название тестир. Селищев вошел во все детали цехового строя ремесленников Балкан. Здесь он имел авторитетного консультанта в лице профессора Московского университета В.А. Гордлевского.

Не прошел Селишев и мимо финно-угорских языков. Различными наблюдениями из этой области богата книга “Диалектологический очерк Сибири”, статья “Русские говоры Казанского края и русский язык у чувашей и черемис”, статья “Zum Studium der finnisch-ugrisch-russischen Beziehungen” (Helsinki, 1933). Различного рода соображения о славяно-финских языковых контактах можно найти в статьях и рецензиях по истории русского языка, по сравнительной грамматике славянских языков. Селищев был убежденным сторонником финского происхождения русского цоканья, но отрицал финское проихождение польского мазурения. Мне трудно судить о значении работ Селищева для финно-угроведения. Могу лишь указать на избрание Селищева в 1926 г. членом-корреспондентом Академического финно-угорского общества в Хельсинки.
 

[Back] [Next]

[Back to Selishtev Page]