Старая Сербия (XIX—XX вв.). Драма одной европейской цивилизации

Славенко Терзич

 

Глава XII. РАЗРУШЕНИЕ СТАРОСЕРБСКОГО ИСТОРИЧЕСКОГО АРЕАЛА В XX СТОЛЕТИИ

 

- Васа Чубрилович и Иво Андрич об албанцах в Югославии и албанском вопросе (1937-1939)

 

Политические и национальные устремления сербов потерпели неудачу в XX веке, особенно в период с 1941 года до конца века. В это время были реализованы все политические проекты XIX века, направленные на деградацию сербского этнического и культурного ареала. Можно сказать, что имперская центрально европейская идея и ее мощные сторонники в западном мире добились триумфа над сербской национальной идеей. Сербы полностью или в большинстве своем были «этнически вычищены» из Славонии, Хорватии, Далмации, Дубровника, областей Боснии и Герцеговины, Югославской Республики Македонии и практически совсем исчезли из когда-то сильных промышленных и культурных центров вне этих территорий, таких как Триест, Сентедре, Буда, Тимишоара и другие. И всё-таки, если исключить геноцид и преступления во время Первой и Второй мировых войн, самая большая чистка православных сербов и подавление их культурного наследия происходили в «мирное время» в областях Старой Сербии. Упорная борьба за эту территорию указывает, кроме прочего, на ее геополитическое значение для всех Балкан.

 

Вытеснение сербов с их земель, на которых они веками проживали и составляли там этническое большинство, основывалось, как правило, на идеологическом новоязе — борьбе против «великосербской опасности», проекта «Великой Сербии», «великосербской оккупации» или «великосербской агрессии». Не нужно упускать из вида вклад самих сербов в реализацию этой стратегии, их участие было, как правило, обосновано карьеристскими мотивами. Нет ни одной серьезной историографической работы, которая бы предлагала убедительную фактографию и научное объяснение такого идеологического подхода. Изданы десятки публицистических работ, которые стремятся европейской и мировой общественности навязать убежденность в существовании «великосербской агрессивности», имеющей якобы глубокие цивилизационные основы, в первую очередь византийскую культурную и религиозную традицию. К числу таких новейших книг, подчеркивающих практически мистическую, заговорщическую мощь «великосербского проекта», обосновывая его материалами «Начертаний», лекций Васы Чубриловича в Сербском культурном клубе и так называемым «Меморандумом Сербской академии наук и искусств

 

198

 

 

(САНУ)», относятся книги Пола Гарда «Жизнь и смерть Югославии» (на французском языке), Филиппа Коэна (американского врача) «Тайная война Сербии» (на английском языке), Ноэля Малкольма «Босния. Краткая история», «Косово. Краткая история» (на английском языке), работа нескольких авторов «Косово — конфликт» (на немецком языке) под редакцией Конрада Клевинга и Йенса Ройтера, книга Вольфганга Петрича, Карла Казера и Роберта Пухлера «Косово-Косова», концепция Албанской академии наук по решению албанского национального вопроса (октябрь 1998 года), на русском языке была опубликована работа «О Косово» (исследования Нины Смирновой и Аллы Язьковой) [1]. В книге семи авторов «Извори великосрпске агресије», изданной в 1991 году в Загребе, представлено обобщение старых и новых подходов к этой проблеме [2]. В Загребе в 1994 году была опубликована работа хорватского историка Дамира Агичича «Тајна политика Србије у XIX стољећу», в которой еще раз представлено старое идеологическое толкование сербской национальной политики, включая и освобождение Старой Сербии в 1912 году:

 

«Политика, которую вел Илья Гарашанин, заложила начало сербского национализма, получившего полный подъем в двадцатом столетии, сначала во время балканских войн 1912—1913 годов, когда Сербия прирастила значительные территории вне ее этнического пространства, и после Первой мировой войны, когда Сербия выступала в качестве главного фактора при формировании Королевства сербов, хорватов и словенцев» [3].

 

Положение сербского народа в Старой Сербии в течение XX столетия, а особенно после 1945 года невозможно понять без освещения глубинных слоев идеологической исторической матрицы, на которых обосновывалась политика по отношению к Сербии. В идеологических рамках такой стратегии, вне зависимости от того, была ли она «левой» или «правой», «решался» сербский вопрос на Балканах и в югославском государстве.

 

 

1.

Paul Garde. Vie et mort de la Yougoslavie, Fayard, Paris, 1992;

Philip J. Cohen, Serbians Secret War. Propaganda and the Deceit of History. Texas, 1996;

Noel Malcolm. Bosnia. A Short History. Macmillan, London, 1994;

Kosovo. A Short History. Macmillan, London, 1998.

 

Институт истории САНУ дал подкрепленный научными аргументами ответ на книгу Малкольма о Косово проведением «круглого стола» 8 октября 1999 года: Ответ на книгу Ноэля Малкольма «Косово. Краткая история». Белград, 2000; Responce to Noel Malcolm's book «Kosovo. A Short History». Belgrade, 2000. Организатор научной дискуссии пригласил и Ноэля Малкольма, но он отказался, обосновав это участием в дискуссии Милорада Экмечича и Алексы Джиласа. Джилас был приглашен, но не смог принять участие. В дискуссии участвовали Милорад Экмечич, Джордже Янкович, Эмма Милькович-Боянич, Славенко Терзич, Миле Биелаяц, Джордже Борозан и Любодраг Димич; Косово. Международные аспекты кризиса. Под редакцией Дмитрия Тренина и Екатерины Степановой, Московский Центр Карнеги. М., 1999. С. 79-157.

 

2. Miroslav Brandt — Božo Čović — Slaven Letica — Radovan Pavić — Zdravko Tomac — Mirko Valentić - Stanko Žuljić. Izvori velikosrpske agresije - rasprave, dokumenti, kartografski prikazi, priredo Božo Čović. Zagreb, 1991.

 

3. Damir Agičić. Tajna politika Srbije u XIX stoljeću. Zagreb, 1994. C. 113. Весьма убедительный научный ответ на такие и схожие точки зрения представлен в книге: Велика Србија — истине, заблуде, злоупотребе. Сборник работ с международной научной конференции, проведенной в Сербской академии наук и искусств в Белграде 24-26 октября 2002 года. Белград, 2003. С. 563.

 

199

 

 

Фундамент мифа о «Великой Сербии» и в Юго-Восточной Европе, и в Европе в целом, заложила австро-венгерская политическая пропаганда. Более поздние толкования — на рубеже двух мировых войн и во второй половине XX века — практически полностью надстраиваются на политические разработки Австро-Венгрии. Стремление сербов к освобождению было главным препятствием к установлению австро-венгерского господства на Балканах, особенно когда монархия была вытеснена из борьбы за германское объединение и после потерь, понесенных в Италии. Потери, понесенные в Германии и Италии, должны были быть возмещены на Балканах, и сербское движение представляло главное препятствие на пути к этому. С тех пор, а особенно после оккупации Боснии и Герцеговины и полного поворота Австро-Венгрии к Салоникам и Эгейскому морю, началась систематическая разработка теории об агрессивных и захватнических стремлениях Сербии и о «великосербской опасности» на Балканах. Для периода до 90-х годов XIX столетия в первую очередь подчеркивается опасность панславизма, а затем «Великой Сербии», которая вновь представляется как продолжение «русского панславизма» и русского влияния на Балканах. Собственные завоевания Габсбургов оправдывались мнимыми захватническими стремлениями Сербии и сербов в целом. После Балканских войн 1912—1913 годов в Вене расценили, что началось «формирование Великой Сербии» и что необходимо остановить этот процесс даже ценой великой войны.

 

Поэтому Австро-Венгрия и ее союзники никогда не признали результатов освободительных войн 1912—1913 годов. Такое отношение к истории Первой балканской войны вновь проявилось при крахе югославского государства в конце XX века и продолжается по сей день.

 

Политика Австро-Венгрии постепенно, под предлогом борьбы с «великосербской опасностью», стягивала кольцо вокруг Королевства Сербии. От упразднения Сербской Воеводины в 1860 году, роспуска «Объединенной сербской молодежи» в 1871 году, ареста Светозара Милетича в 1876 году, оккупации Боснии и Герцеговины в 1878 году, Австрия тщательно выстраивала стратегию полного обезвреживания сербского фактора на Балканах. Ее дипломатия после Берлинского конгресса, а особенно в конце XIX столетия непрерывно повторяла, что «никогда не допустит создания Великой Сербии или Великой Черногории» (А. Голуховский), что никакой ценой она не может допустить формирование великого государства между Дунаем и Адриатическим морем и что балканский вопрос возможно решить, по словам министра иностранных дел Голуховского, формированием «одной великой Греции, великой Румынии, великой Болгарии, слабой Сербии, маленькой Черногории и свободной Албании» [1].

 

Австро-Венгрия была не удовлетворена ни оккупацией Боснии и Герцеговины, ни превосходством в Старой Сербии и Албании. Австро-

 

 

1. Цит. по: В. Ћоровић. Односи између Србије и Аустро-Угарске у XX веку. Београд, 1992. С. 36.

 

200

 

 

венгерских стратегов вдохновлял путь принца Евгения Савойского — прорыв через Белград, вдоль моравского направления к Вардару. На формирование даже маленькой, но самостоятельной Сербии Австрия смотрела как на большое препятствие на своем главном стратегическом направлении к южным Балканам. Считалось, что Монархия должна укрепить свои позиции в Сербии, то есть что она должна быть «властелином» Сербии, чтобы было возможно дальнейшее продвижение в направлении Македонии [1]. В письме генерала Конрада фон Хётцендорфа от 31 декабря 1907 года упоминается место Рашки в контексте более широких балканских планов:

 

«Имея в распоряжении область Ниша, можно оказывать серьезное влияние на события на Балканах; тогда можно без опаски захватить Рашку, которая и без того должна принадлежать нам, ведь только тогда она становится по настоящему ценной» [2].

 

В другой работе, написанной в том же году, отмечается необходимость создания надежных границ монархии в южном направлении, с акцентом, что «мы не получим эти надежные границы, если не решимся вырвать зло с корнем и если не поставим крест на великосербской мечте». Надежные границы означают становление самостоятельной и объединенной Албании под протекторатом Австро-Венгрии, поддерживание добрососедских отношений с Черногорией и формирование Великой Болгарии, «которая обязана нас отблагодарить» [3]. Масштабы этой пропаганды, особенно когда речь шла о Боснии и Герцеговине, иногда доходили до того, что все сербское называли «великосербским», включая культурные учреждения и даже многие книги. Например, книга «Пропаст Краљевства босанскога», опубликованная в Загребе в 1894 году, была запрещена, так как «вела пропаганду великосербской идеи» [4]. В Австро-Венгрии слышались и трезвые голоса. В 1901 году у Карла Вольфа и австрийской делегации была иная точка зрения по сербскому вопросу: «Объединение сербов — естественная необходимость, точно так же объединились немцы в Германской империи и итальянцы в их итальянской державе. Иными словами, объединение сербов в одно великое балканское царство или союзное государство не остановить. Вопрос лишь в том, будет ли оно образовано под патронатом России. В этом случае Австрия проиграет. Или эта идея осуществится под патронатом Австрии с помощью мудрой восточной политики» [5].

 

Национальные стремления Сербии столкнулись с большими предрассудками, особенно на территории Средней Европы, а также в англо-саксонском мире. Эти предрассудки в основном проистекали из нетерпимости к православному миру, а особенно к его славянской части. Политические притязания на сербские земли оправдывались мнимыми высокими

 

 

1. Tomislav Kraljačić. Kalajev režim u Bosni i Hercegovini (1882-1903). Sarajevo, 1987. C. 25

 

2. B. Ћоровић. Односи између Србије и Аустро-Угарске. С. 208.

 

3. Там же. С. 143—144.

 

4. Т. Краљачић. Указ. соч. С. 140.

 

5. Цит. по: Т. Краљачић. Указ. соч. С. 138.

 

201

 

 

цивилизационными и культурными причинами, а в крайних проявлениях выступали в качестве защиты от мнимой сербской агрессии, исходящей, по некоторым толкованиям, из сути «византийской» духовной идентичности. Оккупационный управляющий в Боснии и Герцеговине Беньямин фон Каллаи в своем исследовании «Венгрия на границе между Востоком и Западом» (1883) отстаивал тезис о «непримиримых противоположностях» между восточным и западным духом, то есть между византийской и римской традициями. Эти аргументы многократно повторялись вплоть до наших дней, включая и тезис о том, что река Дрина является «тысячелетней границей» между двумя цивилизациями. Похожие слова произносил Милан Кучан (непримиримость «латинской» и «православной» Европы как причина развала Югославии), а также Вилли Клас.

 

Совокупное идеологическое направление было оформлено как своеобразный корпус идей в объемной книге хорватского политика и публициста Иво Пилара (1874—1933) «Die südslawische Frageund der Weltkrieg» («Южнославянский вопрос и мировая война»), опубликованной под псевдонимом Л. фон Зюдланд (L.von Südland) в 1918 году в Вене, а затем в 1943 году в Загребе на хорватском языке [1]. Пилар трактовал югославский и сербский вопросы, основываясь на практически фанатической нетерпимости ко всему, что он обозначает, как «византинизм» и «православие». Пилар отмечает, что православие просачивается в Европу численно, экономически и политически «спокойно, неслышимо и невидимо [...] через все щели». Во время Первой мировой войны, по словам Пилара, главным являлся религиозный вопрос, он был «самым крепким и непосредственным мотивом» к войне, которая ведется от южного мыса Далмации до Балтики [2]. Как и многие другие до и после него, и Пилар подчеркивает «византийскую опасность», то есть большую мощь «православно-византийской государственной и религиозной мысли», силу «внутренней логики Византии». Православие, пишет он, «было колыбелью русского народного империализма», и поэтому византийские государственная и религиозная идеи представляют «опасность для будущего Европы, грозящей ей с востока и юго-востока» [3].

 

Делая выводы о значении понятия «великосербство», исходя из своего понимания византийского государства и религиозной мысли, Пилар считает, что «великосербская мысль является ядром южнославянской проблемы» и что, покоряясь «византийскому образу мышления, сербство стремится к освоению Константинополя, к завоеванию всех Балкан и к власти над всеми греко-восточными народами и всеми славянами на этом полуострове» [4]. Сила «византийской государственной и религиозной

 

 

1. L.V. Südland. Die südslawische Frage und der Weltkrieg. Wien, 1918. На хорватском опубликовано в 1943 в период НГХ: L.V. Südland. Južnoslavensko pitanje. Prikaz cjelokupnog pitanja. Izdanje Matice hrvatske. Zagreb, 1943. S. 518. Предисловие написал переводчик Федор Пуцек.

 

2. L.V. Südland (Ivo Pilar). Južnoslavensko pitanje. Zagreb, 1943. S. 157.

 

3. Там же. S. 158—159.            4. Там же. S. 167.

 

202

 

 

мысли», — пишет Пилар, — «настолько велика, что действительно влияет на жизнь и смерть народов». Защищая полюбившийся за последние несколько десятилетий тезис некоторых писателей из Загреба и Сараево о том, что сербы к западу от Дрины в большинстве своем — это «православные валахи», которых Сербская Церковь обратила в свою веру, Пилар еще больше углубляется в историко-психологический и антропологический анализ сербского народа. Он утверждает, что

 

«в народном сознании сербов до сих пор сохранился кочевнический и разбойничий образ жизни горных пастухов, и они себя так и ведут, и их легко узнать, особенно по их поведению в массе» [1].

 

Везде, где сербы появляются как политическая масса, считает он, очевидны тенденции к «присвоению чужого добра», что, напоминает он, характерно и для румын, и в этом проглядывается «разбойничий инстинкт общего их прародителя, балканского пастуха-кочевника». Развивая далее эту «кочевническую вертикаль» сербского характера, Пилар цитирует Швикера, который считает, что из сербского кочевнического духа происходит и их склонность к постоянным переселениям, торговый дух и «сербский талант притворяться» [2]. В завершении своего анализа Пилар отмечает, что благодаря «балкано-романской кочевнической крови» сербский народ приобрел «врожденную расовую прихоть присвоения, антисоциальные наклонности, манию уничтожения и разрушения» и все это вкупе делает сербов «главной опасностью для соседних народов и государств» [3]. Научными основателями «всесербского империализма» Пилар считает Павла Йозефа Шафарика и Вука Караджича. Особенно Вук, по его мнению, своим сербско-византийским представлением «истории» заложил фундамент современного сербского «националистического империализма», который, по его словам, состоит в стремлении завоевания всех земель, когда-то принадлежавших Печской патриархии. Всесербская мысль развивалась в Венгрии в период 1835—1860 годов, а после 1860 года становится направляющей мыслью сербской государственной политики в целом.

 

Книга Пилара вдохновила появление ряда схожих публицистических брошюр усташских идеологов, среди них и Савича Марковича Штедимлии, последователя теории Пилара о черногорских сербах как о «красных хорватах». За этим направлением политического мышления следуют многие хорватские идеологи, особо в этом усердствует фратер Доминик Мандич в своей книге «Красная Хорватия» (Чикаго, 1957 год), а также многочисленные идеологи и публицисты хорватской и других политических номенклатур в годы правления Тито. Один из авторов книги «Извори великосрпске агресије» Славен Летица считает, что великосербская идея является «трансисторическим феноменом», вдохновленным и укорененным в сербском православии, что великосербская идея на самом деле является ритуальной «гражданской религии», которая сводится к «предрассудкам и

 

 

1. L.V. Südland (Ivo Pilar). Južnoslavensko pitanje. Zagreb, 1943. S. 184.

 

2. Там же. S. 187-188.            3. Там же. S. 189.

 

203

 

 

нетерпимости, а затем ненависти, грубой силе и грабежам» [1]. В дальнейшем развивается тезис о «сербском империалистическом сознании», являющемся последствием «патологической сербской посессивности», радикальный сербский «этноцентризм» перерастает «в расизм, шовинизм и фашизм», «великосербский гегемонизм» представляет собой комбинацию «идеологических, политических и насильственных средств». Во вводном исследовании, озаглавленном «Политика обмана и насилия», Боже Чович представил тезис о том, что уже полтора столетия «на Балканах рождается, строится и осуществляется великосербская политика завоеваний», чьей главной движущей силой была «правящая сербская олигархия», а эта политика осуществляется с помощью «системы распространения лжи» и «стратегии обмана». Для авторов этой книги так называемый Меморандум САНУ представляет собой «своеобразное обобщение завоевательной политики» Сербии конца XIX — начала XX века. Эти конструкции повторяет Филипп Коэн, а также многие другие.

 

* * *

 

Сторонники политического проекта так называемой Великой Албании, как правило, не вдаются в объяснение конкретных исторических обстоятельств. Из поля их зрения уходят две важнейшие исторические проблемы, поэтому затуманивается суть вопроса. Первая проблема заключается в том, что сербский национализм возник в XIX столетии под решительным влиянием европейского национализма, в первую очередь итальянского и немецкого. Вторая проблема — идея освобождения сербского народа от турецкого и габсбургского владычеств и создание сербского национального государства на территориях, на которых сербы в течение веков представляли этническое большинство, является лишь логическим воплощением европейской либеральной политической доктрины. Почему то, что рассматривается как европейская добродетель, скажем, на итальянском и немецком примере, по отношению к сербам считается недостатком, то есть антиевропейской идеей?

 

Сербский вопрос, конечно же, является одним из ключевых вопросов Юго-Восточной Европы. В XIX и XX веках можно заметить четыре этапа в процессе решения этого вопроса: первый — с начала XIX столетия до создания югославского государства в 1918 году с идеей создания единой сербской державы, с определенными взлетами и падениями; второй этап — период централизации югославского государства между двумя мировыми войнами с идеологией интегрального югославизма; третий этап — период, который условно можно назвать эпохой Титовской Югославии, которая в действительности была своего рода «габсбургской» или «австро-венгерской» Югославией, задуманной еще в начале XX века в рамках запланиро

 

 

1. Miroslav Brandt, Bože Čović, Slaven Letica, Radovan Pavić, Zdravko Тошас, Mirko Valentić, Stanko Žuljić. Izvori velikosrpske agresije. Rasprave. Dokumenti. Kartografski prikazi, priredio Bože Čović. Zagreb, 1991. C. 10—11.

 

204

 

 

ванной новой расстановки сил на Балканах, при этом в югославское государство в рамках Габсбургской монархии входили бы Хорватия, Славония, Далмация, Босния и Герцеговина, Черногория, Старая Сербия и Сербия [1]; и четвертый этап — этап дезинтеграции югославского государства, которая, по сути, началась намного раньше 1991 года, и практического возвращения сербского народа к ситуации, подобной периоду до 1912 года.

 

С 40-х по 60-е годы XIX столетия в сербском народе возникло ясное и узнаваемое культурное, духовное и политическое движение, получившее свое поэтическое отражение в популярном «Коло» Бранка Радичевича в 1847 году, а позже в движении Объединенной сербской молодежи (Уједињене омладине српске) в 1866 году. Главной идеей этого движения было стремление к объединению, как тогда говорили, «разбитого на куски сербства». Особенно большим было влияние итальянского «Рисорджименто» и движения во главе с Мадзини. Мадзини и Гарибальди в 1863 году стали почетными членами Общества сербской словесности. Мадзини задумал большое освободительное движение в целой Юго-Восточной Европе: «Балканский союз с центром в Константинополе представлял бы новую силу цивилизации и процветания в Европе» [2]. Из открытого письма Мадзини полякам было видно, что представления о сербских землях в Европе были ясными. В этом письме Мадзини, между прочим, пишет:

 

«Вы являетесь братьями людям, живущим в Боснии, Герцеговине, Черногории, на сербских землях [...] Пойдете ли вы против них? Будете ли вы бороться за полумесяц против креста, за фатализм против свободы, за безжизненность против процветания [...] за Азию против Европы» [3].

 

В рамках планов по переустройству Юго-Восточной Европы в это время преобладает идея о Балканско-дунайской конфедерации, но в рамках всех этих планов сербская государственная единица (включавшая не только Княжество Сербию) всегда будет занимать центральное место.

 

Старая Сербия в межвоенное время в Королевстве Югославия оставалась территорией, проблемы которой заслонялись другими югославскими областями и краями. Одной из ключевых проблем Старой Сербии после освобождения в 1912 году, а особенно в период между двумя мировыми войнами, была проблема интеграции этих областей в Королевство СХС (Королевства Югославии). Следует иметь в виду, что международные отношения сразу после окончания Первой мировой войны усложнились, в то время как часть югославской интеллигенции (собравшаяся вокруг журнала

 

 

1. Владимир Ћоровић. Односи између Србије и Аустро-Угарске у XX веку. Београд, 1992 (друго издање). С. 78.

Чорович передает публикацию в Armee-Zeitung от 8 июля 1905 года, в которой обосновывается идея «австрийской Югославии» и представляется план в случае великой войны осуществить новое распределение сил на Балканах, формированием самостоятельной и объединённой Албании, Великой Болгарии, которая бы получила «львиную часть» Македонии и упомянутой «австрийской Югославии», которая бы всегда была «в авангарде на пути мирового исторического развития, которое невозможно задержать, которое стремится объединить народы, говорящие на одном и том же языке».

 

2. Јован Скерлић. Омладина и њена књижевност (1848—1871). Београд, 1906. С. 242.

 

3. Цит.по: Ј. Скерлић. Указ. соч. С. 243.

 

205

 

 

«Нова Европа»), а также европейская интеллигенция наивно верили в то, что строится абсолютно новый мир, мир «новой Европы». Идеи ревизионизма и реваншизма в обществах бывших центральных держав, прежде всего в Германии, и претензии соседних с Югославией стран к югославскому государству стали очевидными и не скрывались. Предчувствовалось, что на горизонте новый конфликт. Королевство Югославия пыталось на рубеже двух мировых войн в определенной мере исправить этническую ситуацию в своих южных областях, особенно в Косово и Метохии, где положение дел изменилось в силу массового изгнания православных сербов из этих областей в XIX столетии и особенно в период 1878—1912 годов. Благодаря Османской империи албанцы в течение XVIII—XIX веков ускоренными темпами расселялись на землях Старой Сербии, а особенно в Косово и Метохии и даже Топлицы. В этих процессах насильственного вытеснения сербов из их родных областей албанцы имели большую поддержку османской власти. Они на самом деле были «карающей десницей» империи в вытеснении христиан, в данном случае православных сербов с пространства Старой Сербии. Только если рассматривать процессы в продолжительных и широких исторических координатах, можно достаточно ясно увидеть причины и последствия демографических и этнических изменений.

 

Выселение мусульманского населения из областей, завоеванных Османской империей, после ее первого поражения под Веной в 1683 году, считалось нормальным и логическим, когда речь шла о территориях Хорватии, Венгрии и Румынии и территориях сегодняшней Воеводины, то есть Южной Венгрии. Резня при захвате Будима в 1686 году с участием Священной лиги, европейской христианской коалиции (Австрия, Польша, Венеция и союзники) под покровительством Папы Иннокентия XI превзошла многие злодеяния в истории Европы. Габсбургский генерал Карафа, прозвавший себя «бичем венгерским», рубил своим мечом, «не выбирая ни возраст, ни пол» и невзирая на слезы и заклинания о пощаде несчастных, стоящих на коленях [1]. Армия под командованием Карла Лотарингского (приблизительно 40 000 человек) и баварский корпус Макса-Эммануила (22 000 бойцов) «подвергли Будим огню и мечу». Самыми рьяными оказались баварцы, грабя и убивая всех перед собой — «мусульман, христиан, евреев. Многие евреи пытались спастись на кораблях, пришвартованных на Дунае, но их схватили и убили, а имущество ограбили. Некоторых своих единоверцев большим выкупом спас банкир С. Опенхаймер» [2].

 

 

Европейский христианский мир считал вполне нормальным вытеснение османцев и мусульман во имя христианской цивилизации и европейских ценностей. Неотъемлемой частью этого процесса было выселение мусульманского населения из городов и поселков Княжества Сербии.

 

 

1. В.Н. Виноградов. Двуглавый российский орел на Балканах. М., 2010. С. 15.

 

2. Там же. С. 16—17.

 

206

 

 

Как продолжение этих процессов наблюдалось выселение албанского населения из области Топлицы в 1878 году. Албанцы населили эти места во второй половине XVIII — первые десятилетия XIX века. Переселенные албанцы, которых Турция населяла в косовских областях вблизи новых границ Княжества Сербии, принимали самое активное участие в гонениях на православных сербов из Косово и Метохии.

 

 

ВАСА ЧУБРИЛОВИЧ И ИВО АНДРИЧ ОБ АЛБАНЦАХ В ЮГОСЛАВИИ И АЛБАНСКОМ ВОПРОСЕ (1937-1939)

 

Новое югославское государство на рубеже двух мировых войн пыталось улучшить ситуацию, сложившуюся до 1912 года, с помощью переселения колонистов в свои южные области, прежде всего в Косово и Метохию и в те области Южной Сербии, которые затем стали называть югославской федеральной единицей Македонией. Большинство этих колонистов самостоятельно возделывало землю, которую они населяли, а меньшая их часть получила земли, конфискованные у албанцев, в основном в процессе аграрной реформы, проводимой на всей территории югославского государства. До конца 1935 года на территории Вардарской, Моравской и Зетской бановин было переселено в общей сложности 11 273 семей, из них в Вардарскую бановину — 5076, в Зетскую бановину — 4738 и Моравскую бановину —1459 [1]. Поселенцы в основном самостоятельно строили дома, хотя в некоторых случаях дома строило государство. Так, например, в Вардарской бановине поселенцы до конца 1935 года самостоятельно построили 2981 дом, а государство —1581, в Моравской бановине поселенцы построили 1513 домов, а государство —137. Данные, которые представил Владан Йованович отличаются. Он указывает, что до 1940 года в трех упомянутых бановинах было поселено 17 607 семей, то есть 87 743 человека. Из этого числа 89,68 % были сербы, 10,04 % — хорваты и 0,27 % — словенцы [2].

 

Хотя колонизация проводилась «спустя рукава» и в основном неорганизованно и хаотично, в югославской послевоенной историографии и в зарубежной публицистике господствовало толкование, что у югославского государства был систематический план изгнания албанцев из южных областей. В качестве примера такой политики часто, особенно в последние тридцать лет, упоминается меморандум Васы Чубриловича о мнимом «изгнании албанцев», написанный им в 1937 году. При этом упускаются из вида несколько фактов. Название меморандума Васы Чубриловича, в то время доцента Белградского университета, звучит как «Выселение арнаутов».

 

 

1. Др. Васо Чубриловић. Исељавање Арнаута, искушења српске елите. Документа о раду Српског културног клуба, Приредио Перо Симић. Београд, 2006. С. 100-101. Таблица № 3 в качестве приложения к лекции Васы Чубриловича Исељавање Арнаута, прочтенной в Сербском культурном клубе 7. марта 1937. године.

 

2. Владан Јовановић. Вардарска бановина 1929-1941. Београд, 2011. С. 100-101.

 

207

 

 

В некоторых зарубежных публикациях его часто пристрастно переводят как «Изгнание албанцев», а иногда и как «Чистка албанцев». В ранее упомянутой книге Вольфганга Петрича, Карла Казера и Роберта Пихлера «Kosovo-Kosova» опубликован полный текст меморандума Васы Чубриловича под заголовком «Изгнание албанцев» («Die Vertreibung der Albaner»), о котором в конце книги в примечаниях говорится, что меморандум «представлен в Парламенте в Белграде 7 марта 1937 года» [1]. В объемном сборнике работ двадцати пяти авторов «Der Kosovo—Konflikt», вышедшем в Мюнхене в 2000 году, Холм Зундхаусен дает краткий обзор меморандума Чубриловича и переводит его название как «Изгнание арнаутов» («Vertreibung der Amauten»). Автора меморандума упоминают, между прочим, как «члена Сербской Академии» (коим он в то время не был) и называют его «одной из культовых фигур» покушения в Сараево в 1914 году [2]. На самом деле меморандум, написанный для института государственной обороны, был представлен 7 марта 1937 года в форме лекции в Сербском культурном клубе и представлял собой точку зрения одного историка в связи с проблемами и искушениями, которые ждут югославское государство. Иначе говоря, ключевая проблема интерпретации заключается в контексте времени, когда был написан меморандум. Были очевидны претензии Албании и Болгарии на территории, освобожденные Королевством Сербией в 1912 году и которые как таковые в 1918 году вошли в состав югославского государства. Эти претензии имели горячую поддержку фашистской Италии и нацистской Германии. Югославское государство пыталось предпринять оборонительные меры для защиты своей целостности в предстоящих европейских конфликтах. Одной из ключевых проблем было поведение самого албанского меньшинства в югославском государстве, и эта проблема возникла в силу нелояльности к югославскому государству этого меньшинства в межвоенный период. Васо Чубрилович, как он сам заявил в конце своей жизни, написал меморандум в 1937 году «по требованию института государственной обороны». Меморандум, говорит Чубрилович, написан «строго конфиденциально и передан директору института генералу Максимовичу. Я не думаю, что его вообще рассматривали». Упомянутый меморандум Чубрилович написал, как он сам говорит, имея в виду вопрос поведения албанского меньшинства в Югославии в случае начала Второй мировой войны [3].

 

Нет никакого сомнения, что меморандуму Чубриловича придается значение, которого у него не было на момент написания, так как его не утверждал ни один государственный орган, и он не был составляющей частью официальной югославской политики. Меморандум является свое

 

 

1. Wofgang Petritsch-Karl Kase г-Robe rt Pichler. Kosovo-Kosova. Mythen, Daten, Fakten, Klagenfurt - Wien - Ljubljana - Tuzla - Sarajevo, 1999. S. 114-127.

 

2. Holm Sundhaussen. Kosovo: Eine Konfliktgeschichte. Der Kosovo-Konflikt. München, 2000. C. 76-77.

 

3. О расељавању Албанаца пред Други светски рат. Разговор новинара Теодора Анђелића са академиком Басом Чубриловићем. «Борба» 15. март 2002.

 

208

 

 

образным авторским историко-политическим анализом проблемы албанского меньшинства в Сербии до освобождения в 1912 году и на рубеже двух мировых войн с акцентом на процесс колонизации этих областей в 20—30е годы. После краткого исторического предисловия в меморандуме указывается на несколько проблем колонизации Южных областей, международную проблему переселения, метод переселения, организацию переселения, население выселенных территорий, технику колонизации и финансовые средства. В предисловии Чубрилович указал на то, что «проблема арнаутов в нашей национальной и государственной жизни» присутствует уже давно, но что до конца XVII столетия она «имела роковое значение», «когда сербские массы выселялись на север из старых рашских земель, а на их места приходили албанские горцы».

 

«Таким образом, к XIX веку образовался албанский треугольник, клин, — пишет Чубрилович, — который, опираясь основой Дебар-Рогозна на свой этнический тыл, глубоко вошел в наши земли, дошел до Ниша и отделил наши старые сербские земли от Македонии и долины Вардара» [1].

 

«Албанский клин», возникший под эгидой османских завоеваний и служивший базой для османских прорывов в Среднюю Европу, по словам Чубриловича, в XIX веке представлял препятствие укреплению культурных, просветительских и экономических связей между северными и южными сербскими землями. Сербии, по его словам, в течение XIX столетия удавалось постепенно «стесывать» этот клин, но вопреки этому он и далее представлял проблему для югославского государства на рубеже двух войн. Постепенная колонизация не могла решить этот государственный вопрос, так как он не являлся частью определенного «государственного плана», над решением этой проблемы работали небрежно и неорганизованно, «случайными урывками», содержание аппарата было слишком дорого и громоздко, и в нем часто состояли не только некомпетентные люди, но и люди без моральных принципов. Чубрилович при анализе этой проблемы руководствовался доводами, которые не были антибалканскими по сути, но имели военно-стратегическую оборонительную природу. Часто в своих объяснениях он ссылался на государственные причины. Он указывал на факт, что естественный прирост албанцев на этих территориях был выше, чем совокупный прирост сербского населения и совокупно «по рождению и вместе с колонизацией». Он напоминает, что с 1921 по 1931 год прирост албанцев составлял 68 060 человек, а совокупный прирост сербов составлял 58 745 душ. Само по себе это сведение отрицает доводы о систематическом и постоянном терроре над югославскими албанцами [2].

 

 

1. О расељавању Албанаца пред Други светски рат. Разговор новинара Теодора Анђелића са академиком Басом Чубриловићем. «Борба» 15. март 2002.

 

2. В отличие от официальной статистики, предвзятые авторы делают иные акценты. Так, в упомянутой книге о Косово трех австрийских авторов, Роберт Пихлер, ссылаясь на албанские источники, представляет информацию о том, что в Косово и Метохии только в январе и феврале 1919 года было убито 6040 албанцев и разрушено 3873 домов. См.: Kosovo-Kosova. S. 106. Пихлер ссылается на третий том (страница 331) книги: Gjergj Gashi. Kosova. Altarii Arbërisë 1910—1941. Vëll. I—III. Tirana, 1996.

 

209

 

 

Отмечая государственные и военно-стратегические аспекты, Васо Чубрилович в своем меморандуме особо подчеркивает важность области Косово и Метохия — подобно австро-венгерскому начальнику генерального штаба генералу Беку в конце XIX века, который заявлял, что тот, кто контролирует Косово и Метохию, доминирует на главных стратегических направлениях на Балканах.

 

«Албанский блок вокруг Шар-горы, - пишет Чубрилович, — имеет громадное национально-государственное и стратегическое значение для нашего государства».

 

Сербская преемственность в старых рашских землях и южных областях была прервана албанцами

 

«и до тех пор, пока не будет возобновлена старая, непрерывная связь между Сербией, Черногорией и Македонией во всей своей широте от Дрина до Южной Моравы, мы не сможем с уверенностью владеть этой землей. С этнической точки зрения македонцы примкнут к нам только тогда, когда у них будет ощутимая этническая опора на колыбель сербских земель, которой до сих пор у них не было».

 

Чубрилович часто подчеркивал военно-стратегические и государственные причины. Суть этих толкований сводится в основном к следующему:

 

«С военно-стратегической позиции, албанский блок в нашем государстве занимает одно из важных положений, здесь находится главный водораздел балканских рек на их пути к Адриатическому, Черному и Эгейскому морям. Обладание этим стратегическим положением решает в большой мере судьбу Центральных Балкан, особенно судьбу главной линии балканской коммуникации — Морава—Вардар. Не случайно, именно здесь часто происходили решающие сражения, от которых зависела судьба Балкан (Неманя против греков, сербы и турки в 1389 году, Хуньяди против турок в 1446 году)».

 

Чубрилович всегда на первый план выдвигает необходимость обеспечения стратегической безопасности государственной территории, отмечая, кроме прочего, что соседняя Албания превратилась в «базу итальянского империализма, с помощью которой планируется прорыв в сердце нашего государства» [1].

 

В своем политико-демографическом анализе Чубрилович много надежд возлагал на роль государства, имеющего в своем распоряжении целый ряд мер. Он не говорит об «изгнании», но о «массовом переселении», при этом имея в виду два государства, где бы переселенцы могли осесть, — Албанию и Турцию. При этом он категоричен: «Албания с низкой плотностью населения, со множеством неосушенных болот и не приведенных в порядок долин рек могла бы принять несколько сотен тысяч наших переселенцев-арнаутов. Современная Турция, с огромными пространствами в Малой Азии и Курдистане, все еще ненаселенными, необработанными, дает практически неограниченную возможность внутренней колонизации. Однако, вопреки всем усилиям Мустафы Кемаля Ататюрка, турки до сих пор не заполнили пустоту, возникшую после выселения греков из Малой Азии в Грецию и части курдов в Персию. Поэтому вполне возможно переселение

 

 

1. В. Чубриловић. Указ. соч. С. 79.

 

210

 

 

именно туда наших переселенцев-арнаутов» [1]. Чубрилович рассматривает возможность достижения дипломатических соглашений с Анкарой и Тираной, но считает, что в Тиране «не все будет легко» из-за Италии, которая будет мешать делу, «но деньги в Тиране играют весомую роль». Иными словами, как в случае с Турцией, так и в случае с Албанией он рекомендует подписание конвенций, в которых бы вопрос о выселении был решен по обоюдному договору между двумя государствами. Турция готова «для начала принять около двухсот тысяч наших переселнцев и даже сама обусловливает, чтобы это были арнауты, а это нам подходит». Пример для подписания он видит в предыдущих конвенциях, которые Турция подписывала с Грецией, Румынией и Болгарией. Чубрилович предлагает «создание соответствующего психологического воздействия», то есть применение ряда психологически-репрессивных мер, которые бы привели население к решению переселиться с этих территорий. В заключительной части меморандума Васо Чубрилович еще раз приводит свои политические мотивы и доводы при написании этого текста:

 

«Европа в целом находится в болезненном состоянии. Мы не уверены в завтрашнем дне. Албанский национализм в наших краях растет. Оставить всё так, как есть, означало бы в случае всеобщего взрыва или социальной революции — а возможно и то, и другое — поставить под вопрос все наши владения на юге. Предотвращение такой ситуации и является целью этого текста» [2].

 

Лекции, прочитанной Васой Чубриловичем, придается значение, которого она вообще не имела. Переселение мусульманского населения из балканских государств в Турцию является неотъемлемой частью более масштабного и долгосрочного исторического процесса, продолжающегося в течение нескольких столетий. Бросается в глаза, что практически не рассматривают аналогичные процессы: переселение мусульман из Боснии и Герцеговины после австро-венгерской оккупации (1878) и аннексии (1908). Австро-Венгрия предлагала переселенцам и деньги, и другие льготы транспортировки через Славонию, Сербию и Старую Сербию. Турция размещала их на своих широких пространствах в Малой Азии: от Аданы, Эрзурума до Измира и Дамаска [3]. Этой проблеме должное внимание посвятил и Йован Цвийич в своей работе «О исељавању босанских мухамеданаца» [4]. Летом 1905 года Цвийич встречался с переселенными мухаджирами в Малой Азии. «Не только из гуманных соображений, — пишет Цвийич, — но из национальных, сербы должны настаивать, чтобы боснийские мусульмане не выселялись». Они являются, пишет он, «бывшими сербами, в основном из сербской знати», но «отошедшие от веры и народного сознания сербского, эти мусульмане, желая показать, что они достойны нового

 

 

1. В. Чубриловић. С. 81.

 

2. Там же. С. 96—97.

 

3. G. Gravier (Г. Гравје). Емиграција Муслимана из Босые и Херцеговине. Преглед, бр.7 и 8, 15. јануар 1911, Сарајево. С. 475—484.

 

4. Јован Цвијић. О исељавању босанских мухамеданаца. Српски књижевни гласник. Књ. XXIV. Београд, 1910. С. 906-917.

 

211

 

 

вероисповедания, все более враждовали со своими соотечественниками, оставшимися в старой вере» [1]. Вопрос о переселении мусульман на рубеже двух мировых войн достаточно основательно исследовал Владан Йованович в своей книге «Вардарска бановина 1929—1941». С 1930 по 1938 год продолжались переговоры с Турцией в связи с переселением мусульман. Югославо-турецкая конвенция, подписанная 11 июля 1938 года, была составлена по примеру схожей турецко-румынской конвенции, используя опыт, полученный при ее внедрении в жизнь. Речь шла о переселении людей «говорящих на турецком языке и имеющих турецкую культуру», при этом область Рашка и Босния и Герцеговина не были охвачены соглашением. Турция обязалась принять 40 000 семей в течение 6 лет, а Югославия — оплатить транспорт эмигрантов до Салоников и 20 миллионов турецких лир в счет половины «реальных затрат по переселению (за выкуп земли в Анатолии)» [2]. В смешанной югославо-турецкой комиссии по переселению председательствовал турецкий делегат Хассан Сака. Конвенция не была ратифицирована, а Вторая мировая война сняла с повестки дня реализацию этого соглашения.

 

Дипломатия Королевства Югославия в канун Второй мировой войны занималась албанским вопросом не только из-за проблем с нелояльностью албанского меньшинства на её территории, но и потому, что Албания как государство могла послужить фашистским силам в качестве трамплина для угроз ее территориальной целостности. Эти причины, очевидно, побудили и Васу Чубриловича написать вышеупомянутый меморандум. В этом плане внимания заслуживает и работа об Албании 1939 года, написанная Иво Андричем, занимавшим в то время должность помощника министра иностранных дел Королевства Югославии. Работа написана по требованию председателя правительства и министра иностранных дел Милана Стоядиновича. В январе 1939 года во время визита министра иностранных дел Италии графа Джана Галеаццо Чиано в Югославию он говорил со Стоядиновичем и о возможностях разделения Албании, и о вероятной корректировке границе Югославией [3]. В исследовании, проведенном для Стоядиновича, Иво Андрич дал краткий исторический очерк международного контекста албанского вопроса и отношения великих сил и балканских держав к Албании как государству. Во вступительной части он подчеркнул, что сербские войска в Первой балканской войне 15 ноября 1912 года вышли на Лежу и заняли всю северную Албанию вплоть до Тираны и Драча. Он ссылается на заявление, данное Пашичем лондонской «Таймс» 25 ноября 1912 года о том, что Сербия требует Драч с окрестностями4. Далее в тексте дан краткий обзор Конференции послов в Лондоне в 1912—1913 годах, секретного дополнения к Договору о союзе между Сербией и Грецией

 

 

1. Јован Цвијић. О исељавању босанских мухамеданаца. С. 913.

 

2. В. Јовановић. Указ. соч. С. 116-117.

 

3. Bogdan Krizman. Elaborat d-ra Ive Andrića o Albaniji iz 1939. godine, Časopis za suvremenu povijest, br. 2. Zagreb, 1977. C. 79-80.

 

4. Там же. С. 81.

 

212

 

 

от 19 мая 1913 года, в котором разделены сферы интересов между двумя государствами в рамках недавно созданной автономной Албании. В сербскую сферу влияния попала территория, находящаяся «к северу от впадения реки Семени в море, затем вдоль течения этой реки до устья Деволи, затем вдоль течения реки Деволи до горы Камни». Южная часть Албании попадала в сферу греческого влияния. Также отмечено, что одно из положений Лондонского пакта от 26 апреля 1915 года между Францией, Великобританией, Россией и Италией, касающееся Албании, и в котором, кроме прочего, написано, что в нижней части Адриатики сербам (Сербии и Черногории) отойдет все побережье «от мыса Планка до реки Дрин с важнейшими пристанями — Сплит, Дубровник, Котор, Бар, Ульцин и Св. Иван Медовански» [1]. Пристань Драч должна была отойти «независимому мусульманскому государству Албании».

 

Иво Андрич в своем исследовании обратил внимание на то, что на Парижской мирной конференции в 1919 году сербская и югославская позиции по вопросу границ с Албанией были противоположны позиции Италии, ратующей за независимость Албании с аргументами по исправлению границ и присоединения Шкодера и северной Албании. При этом он ссылается на слова председателя Парижской мирной конференции, главы французской делегации Жоржа Клемансо, адресованных Пашичу и Трумбичу 13 января 1920 года: «В соответствии с этим государство СХС достигнет апогея своей мощи, тем более когда в его состав войдут Шкодер, Дрин и Св. Йован Медовански» [2]. Пашич считал, что от союзников нужно требовать как минимум, чтобы граница проходила «вдоль Черного Дрина до впадения в Белый Дрин, а оттуда вдоль Великого Дрина до моря», а максимальным требованием было бы — «река Мат до ее истока, а оттуда на восток до Черного Дрина. То есть Мат и Дрин были бы нашими границами с итальянским протекторатом» [3]. После Первой мировой войны итальянские войска на основании принятых союзниками решений оккупировали всю территорию Албании и даже северную ее часть, которая по Лондонскому договору 1915 года отошла сербам. Только Шкодер находился под общей оккупацией французских и итальянских войск. Итальянская оккупация Албании обострила отношения с Королевством СХС, так как югославское государство в Италии видело прямую угрозу, тем более что итальянцы помогали черногорским и македонским сепаратистам, а особенно поддерживали идею Великой Албании.

 

Итальянские войска в начале 1920 года отступили из центральной Албании, задержавшись только около Валоны, из которой также отошли в июне того же года. Наконец, в ноябре 1921 года на Конференции послов было принято решение о признании Албании независимым и суверенным государством, но таким образом были устранены и югославские претензии

 

 

1. Bogdan Krizman. Elaborat d-ra Ive Andrića o Albaniji iz 1939... C. 82-83.

 

2. Там же. С. 84.

 

3. Там же. С. 85.

 

213

 

 

на Шкодер и границу до Дрина. Несколько дет спустя, а точнее, в 1927 году (Тиранский пакт) Албания заключила военный союз с Италией сроком на двадцать лет и таким образом согласилась стать протекторатом Италии. Спустя десять лет был подписан итало-югославский договор «о дружбе». Югославия отреклась от своих претензий на албанское побережье, прежде всего на Влёру, а Италия отказалась от угрозы границам тогдашней Южной и Старой Сербии. Иво Андрич, в своем исследовании в начале 1939 года считал, что следует избегать открытого или скрытого конфликта с Италией, но «также не следует допускать, чтобы Италия оккупировала всю Албанию и угрожала нам в самых чувствительных местах, в направлении Боки Которской и Косово» [1]. Разделение Албании для Сербии, пишет Андрич, могло бы быть достойным внимания, «только если это необходимо и неизбежно и если этому нельзя противостоять», из этих двух зол нужно выбрать меньшее. Если бы разговор зашел о «компенсациях», Андрич сослался на позиции времен Парижского мирного договора, когда югославское государство в качестве максимума требовало границу, «которая бы проходила вдоль реки Мат и Черного Дрина и которая бы нам стратегически обеспечила уверенность в Черногории и Косово». Андрич считал, что было бы очень важно обеспечить бассейны Охридского и Преспанского озер, путем присоединения к югославскому государству Подградца и славянской деревни Голо Брдо, а также деревень, находящихся между Преспы и Корчи. Обладание Шкодером в этом случае имело бы «большое моральное и экономическое значение», оно бы дало возможность проведения «крупных гидротехнических работ и приобретения плодородной земли для производства продуктов питания для Черногории». Если бы в этой ситуации Северная Албания отошла к Югославии, транспортные связи между Северной и Южной Сербией и Адриатикой стали бы намного проще.

 

«С разделением Албании, — пишет Иво Андрич, — исчез бы привлекательный центр для албанского меньшинства в Косово, которое бы в новой обстановке легче ассимилировалось. Мы бы получили 200 000—300 000 арбанасов, в большинстве своем католиков, отношения которых с арбанасами-мусульманами никогда не были хорошими. Вопрос о переселении арбанасов-мусульман в Турцию также получил бы свое решение при новых обстоятельствах, так как не было бы потенциала для акции, которая бы могла этому помешать» [2].

 

 

1. Bogdan Krizman. Elaborat dra Ive Andrića o Albaniji iz 1939... C. 88-89.

 

2. Там же. С. 89.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]