3. “МЪДРА ПЛЬСКОВСКАЯ” И “МЪДРА ДРЪСТОРСКАЯ” - ДВЕ МУНДРАГИ ПЕРВОЙ БОЛГАРО-ВЕНГЕРСКОЙ ВОЙНЫ
(география чудес вмч. Георгия в Сказании инока Христодула)
А.А. Турилов
1. “Иже ту”
2. “Северская” страна или “иверская”?
3. Где жил старец Софроний? (Град Всемеръ-Всемиръ-Всемъ Град-Бесебръ)
4. Две “мъдры”
Как источник по истории болгаро-венгерских войн конца X в. Сказание инока Христодула, известное в литературе и как Сказание о железном кресте [1; 2], использовалось исследователями, можно сказать, задолго до своего открытия. Более столетия в научном обиходе находился отдельный рассказ из этого цикла {1} чудес вмч. Георгия - “Чудо о кресте и болгарине”, - повествующий о крещении Болгарии при Борисе-Михаиле, свержении князя Владимира с престола отцом и братом и двух войнах князя Симеона с венграми в начале его правления (о списках, изданиях и исследованиях памятника см.: [1. С. 61—68; 2. С. 85-87, 97. Примеч. 7, 8]).
Сведения “Чуда о кресте и болгарине” о болгаро-венгерской войне в составе цикла не дополняются, а скорее дублируются “Чудом о Клименте” (чудо 9) [4. С. 158-160; 5. С. 22-23; 6. С. 110; 7. С. 368-369], при этом первый из текстов существенно информативнее [6. С. 110] {2}.
Но этим возможности СХ как источника по истории болгаро-венгерских войн не ограничиваются. Древний (датируемый первым десятилетием X в. [9]) памятник содержит сведения, важные как для локализации первой болгаро-венгерской войны, так и для исторической географии Болгарии эпохи Первого царства в целом {3}.
В центре данной статьи - третьей в серии [2; 9], посвященной источниковедческому анализу СХ, - находится именно древнеболгарская топонимика. Однако для правильного истолкования (и даже просто прочтения) этих топонимов, подвергшихся трансформации при двойном переводе СХ - устном (со славянского либо протоболгарского на греческий) и письменном (с греческого на славянский) [2. С. 92-94] и при длительном бытовании текста в восточнославянской рукописной традиции {4}, целесообразно рассмотреть все географические имена цикла независимо от их происхождения и локализации. Это, безусловно, будет способствовать лучшему пониманию закономерностей их трансформации в поздних списках древнего памятника и более надежной реконструкции их первоначального облика.
Как и в предыдущих статьях, текст СХ исследуется не только по изданию Б.Ст. Ангелова [1], но и по всем известным в настоящее время сравнительно полным спискам цикла XVI-XVII вв. {5} В соответствии
40
с предложенной ранее терминологией [2. С. 91-93] весь цикл обозначается как СХ; название “СЖК”, данное памятнику Б.Ст. Ангеловым [1], употребляется лишь в отношении внутреннего цикла чудес 4-10, объединенного единым повествователем - монахом Георгием Болгарином и сюжетом - чудесами от железного креста, скованного по велению вмч. Георгия [2. С. 93].
География чудотворений вмч. Георгия в СХ весьма широка и охватывает по крайней мере северо-восточную часть Балканского полуострова (включая Константинополь), Малую Азию, острова Крит и Кипр, Иерусалим. Выражаясь словами повествователя, “ту, и в Кипре, и в Мирех, и в Крите, и в новопросвещенных людех в болгарех” {6}. Как это нередко бывает с древним южнославянским памятником, дошедшим в позднейших списках восточнославянского происхождения, сохранность топонимов здесь неодинакова: одни не вызывают сомнения, другие только кажутся таковыми и в действительности требуют объяснения, третьи для правильного понимания текста нуждаются в реконструкции. Наиболее трудны в этом отношении чудеса, рассказанные Георгием Болгарином (СЖК). Здесь ошибки, возможные при двукратном (на греческий и с греческого) переводе, сочетаются с топонимами, малоизвестными (если известными вообще) восточнославянским книжникам. Возникающий при этом эффект подробно рассмотрен ниже.
Ситуация в византийской части цикла существенно проще. Ни Крит, ни Кипр [2. С. 85, 89-90] (чудо 1 “О Филофее, сыне Попове” [1. С. 80]), не говоря уже о Иерусалиме [Там же. С. 81] и Константинополе (чудо 10 “О жене, имущей вред на сосце” [Там же. С. 95]), сомнений не вызывают. Миры (Ликийские), фигурирующие, как и Крит, в двойном чуде Николы и Георгия, исключенном из цикла на Руси [2. С. 85, 89-90], заслуживают упоминания лишь в связи с тем, что некогда Х.М. Лопарев (и вслед за ним Д. Петканова [7. С. 309]) отождествлял их (на основании сокращенной редакции отдельного “Чуда о кресте и болгарине”) с Мирами Фессалийскими [10. С. 12] {7}. Из двойного чуда (особенно в симферопольско-ярославской редакции текста [2. С. 85, 89-90]), однако, бесспорно явствует, что речь идет о малоазийском городе, где покоились мощи свт. Николая {8}. Тем не менее два момента в византийских чудесах нуждаются в объяснении.
1. “ИЖЕ ТУ”
Это определение относится к монастырю игумена Петра, где происходит действие чуда 3 [1. С. 82-84] и где автор СХ Христодул {9} услышал повествование о чудотворном железном кресте, скованном по повелению вмч. Георгия. Монастырь находился сравнительно недалеко от малоазийской Никеи (совр. тур. Изник) [1. С. 82; 9]. Христодул шел туда со своим спутником Федором (персонажем чуда 4 “О калугере” [1. С. 83-84]) на поклонение 318 отцам) I Вселенского собора (“иже ту почивают святии отци, угодници твои”) и остановился в монастыре Петра, “недоидуще их” [1. С. 82]. Поскольку неизвестно ни направление движения паломников, ни посвящение монастыря {10}, ни расстояние от
41
него до Никеи {11}, локализация его затруднительна. Настоятель монастыря Петр был, по всей видимости, в свое время (на рубеже IX-X вв.) лицом достаточно известным. В повествовании он именуется не только “блаженным” и “кротким”, но и “великим” [1. С. 82-84, 89, 95, 97]. Известность его простиралась далеко за пределы Вифинии: Георгий Болгарин пришел к нему из болгарского Черноморья {12}. Канонизирован он, вероятно, не был (во всяком случае, даже в подробных сводных месяцесловах его память не обнаруживается [11] {13}), и это также затрудняет поиски. На протяжении рассказа Петр неоднократно именуется также архимандритом [1. С. 83, 89, 95, 97]. Это означает, вероятно, что он был не только настоятелем монастыря, но и главой монастырских общин своей епархии либо значительной монастырской колонии, включавшей в себя несколько монастырей и скитов. Быть может, со временем, какие-то известия о нем удастся отыскать и в греческих источниках (документальных либо сфрагистических).
2. “СЕВЕРСКАЯ” СТРАНА ИЛИ “ИВЕРСКАЯ”?
О рассказчиках в СХ обычно сообщается их социальный статус и откуда они происходят. Так, отец Иосиф из двойного чуда Николы и Георгия, исключенного из цикла, - монах-сицилиец (“сикелит”), живущий в Мирах Ликийских; Георгий (чудеса 4-10) - монах-болгарин; Ефрем (чудо 9) - священник-грек, живший близ Доростола (см. ниже). Неясность возникает в отношении второго повествователя (чудеса 2, 3) - монаха Козмы, “иже бяше пленен от северьския страны” [1. С. 80]. В плен он попал еще в детстве (“плениша мя детьска” [1. С. 80]), позднее же, услышав о чудесах Георгия, освободившего человека из арабского плена, “изидох от господина... и приидох в землю свою, и бых мних” [1. С. 82]. Но в какой “северской стране” находилась его земля?
Словам “северская страна” может быть дано троякое толкование. Во-первых, это север (“северные страны”; суффиксы -ск- и -н- вполне взаимозаменяемы), т.е. в соответствии с византийскими географическими представлениями земли к северу от Дуная: Болгария, Северное Причерноморье и Русь. Разумеется, такое определение расплывчато в сравнении со сведениями, сообщаемыми о других рассказчиках, и нуждается в уточнении.
Во-вторых, слова могут быть истолкованы и как обозначающие землю племени северян (“Сѣверъ”), и здесь возможны два варианта: восточнославянские северяне (жившие на левобережье среднего течения Днепра, в бассейне Десны) и северяне болгарские, входившие при образовании Первого Болгарского царства в славяно-болгарскую конфедерацию {14}. Первый вариант отпадает, так как если отождествить область расселения древнерусских северян со “своей землей” Козмы, то там он не мог стать монахом во второй половине IX в., в “царство Василиево” {15} [1. С. 80, 92], за столетие до крещения Руси. Для племени, обитавшего в Болгарии, этноним “северяне” для IX в. неизвестен. Это, разумеется, не означает невозможности его употребления, поскольку сохранившиеся источники чрезвычайно скудны. Однако здесь существует препятствие
42
иного рода. В прологе цикла “северные страны” явно отождествляются с Болгарией. Именно в ней разворачивается действие чудес, отнесенных здесь к этим странам, - слова “овы в северных странах от языка погана в ратех” [ 1. С. 80] явно подразумевают чудеса 4, 9, повествующие о сражениях с язычниками-венграми: иных сюжетов о “ратех” в цикле нет. “Северный” и “северский” - синонимичные формы прилагательного (ср.: “северский путь”, противопоставленный упоминаемому чуть выше направлению на “оугъ” [ 1. С. 89] в чуде 7), но достаточно ли этого для отождествления с Болгарией и “северской страны” Козмы?
Если принять Козму за уроженца Болгарии, то вызывает удивление, почему он в дальнейшем никак не соотнесен повествователем с несомненным болгарином Георгием, тем более что текст СХ дает подобный пример: в чуде 7 старец Софроний подчеркивает, что прийти должны “гости от твоея земля” (выделено мной. - А.Т.) [1. С. 90].
Поэтому правомочно поставить вопрос: не является ли чтение “от северьския страны” испорченным, неправильно понятым переписчиками (вероятнее всего, древнерусскими). В поисках родины Козмы следует учитывать и реальную возможность достичь ее от византийско-арабской границы (“украины” или “страны” “от срачин” [1. С. 80], куда господина Козмы назначил стратигом “царь Василий”) для отрока или юноши. Козму пленили “детьска”, и он находился в неволе “много дний”, но не лет [1. С. 80]. Балканский вариант “своей земли” Козмы, для которого беглецу необходимо было пересечь или обогнуть всю Малую Азию, в такой ситуации представляется абсолютно невозможным. И напротив, неподалеку от византийской границы, на северо-восток от Малой Азии, находилась страна, средневековое название которой вполне могло послужить исходной формой для “северской земли” СХ. Это Грузия - средневековая Иверия, “Иверская земля”. Трансформация “иверской” и “северскую” легко объяснима чисто графически {16}: И нетрудно прочесть как С и Е или I - и тому есть прямая аналогия. Так, в ряде списков XVI-XVII вв. (РНБ. Собр. М.П. Погодина, № 1590, конец XVI в. Л. 15 об.; РГБ. Собр. В.М. Ундольского, № 643, первая половина XVII в. Л. 286 об.; БАН.21.7.14/Сев.672, третья четверть XVII в. Л. 503; Там же. Романч. 68, последняя четверть XVII в. Л. 123 об.) известная Повесть о Иверском монастыре на Афоне и его главной святыне - иконе Портаитиссы озаглавлена “О святогорском монастыре, зовомом Северском” (вариант “Сиверском”) [17. С. 218; 18. С. 23, 26, № 21; 19. С. 265; 20. С. 176, 181]. Если подобная ошибка {17} была возможна в эпоху постоянных приездов монастырских посольств с Афона за милостыней в Москву, то очевидно, что она допустима для более раннего времени, когда писцу, возможно, более знакомы были “обезы”, чем “Иверия” {18}.
Ошибка (или осмысление) восходит уже к протографу древнерусских списков, возможно, еще домонгольского времени: такое чтение (без вариантов) присутствует во всех списках проложной повести о Филофее (чудо 1), начиная с XIV в. {19}, включая сюда и вариант западнорусского Пролога (где это чудо помещается под 26 ноября), отражающего (несмотря на достаточно поздние - с начала XVI в. {20} - списки) текст
43
наиболее близкий к первоначальному [2. С. 87, 98. Примем. 11]. При этом конъектура “Ивѣрьский” вместо “Сѣверьский”, безусловно, уместна в контексте цикла, рассказчики которого происходили из разных стран и регионов и повествовали о чудесах, случившихся в разных концах византийского мира и за его пределами.
Есть и еще одно косвенное свидетельство в пользу грузинского происхождения Козмы: встреча странствующих монахов, послужившая прологом к СХ, произошла в день памяти вмч. Мины {21} (10 или 11 ноября) [11. Т. 2. С. 351]. Первоначально разговор путников шел о чудесах этого святого [1. С. 80], но постепенно обратился к деяниям вмч. Георгия. Эпизод этого перехода в повествовании, по всей видимости, безвозвратно утрачен при исключении из цикла двойного чуда Николы и Георгия {22}. Но сам переход к чудесам Георгия в день памяти Мины едва ли был случаен. На ноябрь приходятся три праздника Георгия Победоносца. Два из них связаны с освещением его церквей: 3 ноября в Лидде [11. Т. 2. С. 343], 26 - константинопольского в Кипарисе (к которому в XI в. было приурочено и освещение киевского храма) [11. Т. 2. С. 367]. Однако ближе всего к памяти Мины стоит грузинская память колосования Георгия (10 ноября) [11. Т. 2. С. 350]. Может быть, именно присутствие в компании паломников грузина, для которого на день встречи (или прошедший) приходился праздник вмч. Георгия, и перевело беседу на чудеса этого святого (хотя первым о его чудесах в СХ рассказывает сицилийский грек, живший в Мирах Ликийских) {23}.
Известий о ведении значительных военных действий на византийско-грузинской границе в эпоху Василия I нет. Большие военные кампании первой половины его царствования на восточной границе империи (походы против павликиан и арабов в 872-873 гг.) велись далеко на юго-запад от грузинских пределов, на верхнем Евфрате - в районе Тефрики, Запетры, Самосаты и Мелитины [23. С. 233-243]. С ними скорее можно связать поездку стратига - хозяина Козмы - “на украину от срачин”. Сам Козма не сообщает обстоятельств своего пленения (для захвата мальчика-подростка наличие боевых действий вовсе не обязательно), а вдохновивший его на побег {24} пример чудесного освобождения из арабского плена Филофея (чудо 1) позволяет допускать, что и в неволю они могли попасть сходным образом: Филофея захватили в мирное время арабские пираты [1. С. 80], Козму могла схватить и продать шайка разбойников.
3. ГДЕ ЖИЛ СТАРЕЦ СОФРОНИЙ?
(ГРАД ВСЕМЕРЪ-ВСЕМИРЪ-ВСЕМЪ ГРАД-БЕСЕБРЪ)
Попытка локализовать местонахождение пещеры старца Софрония, под началом которого Георгий Болгарин провел в монашестве много лет (чудеса 7, 8 и соединительный эпизод между чудесами 9 и 10), наглядно иллюстрирует сложную текстологическую судьбу древнего памятника, дошедшего в поздних списках. Топоним, не поддающийся однозначному толкованию на материале опубликованного, старшего
44
и в основном наиболее исправного списка, оказывается абсолютно прозрачным и бесспорным с привлечением всей рукописной традиции, каждый из списков которой в отдельности не менее испорчен, чем изданный.
Посылая в ночном видении Георгия Болгарина к его будущему наставнику в монашеской жизни, вмч. Георгий указывает следующий “адрес” старца Софрония: “Иди в гору, яже есть близ Всемѣра града” [1. С. 88]. Такой топоним в средневековой Болгарии и за ее ближними пределами неизвестен [24; 25], хотя при общей скудости сведений по раннесредневековой болгарской исторической географии этот факт не имеет решающего значения. Другие списки дают следующую картину. В У. опущен весь соединительный эпизод между чудесами 6 и 7; в Мр. читается вариант: “близ Всемира града”. В остальных списках место испорчено безнадежно - в Мз.: “близ Всемграда”; в Т. и Ц2 дополнительно переосмыслено: “близ в сем граде” - Т., “близь сего Мира града” - Ц2. Чтение в Ц1 и Мр. на первый взгляд похоже на кальку греческого: что-то громоздкое типа Πανμετρος или Πανμετροπλης в изданном тексте и более удобоваримое Κωσμοπολης в Мр. Правда, обе конструкции смотрелись бы как в плохом научно-фантастическом романе, хотя для варианта Мр. и можно предложить конъектуру Κοσμοπολις - “Козмин град”.
На основании сведений, разбросанных на страницах последующих чудес, можно попытаться локализовать этот загадочный город и место обитания Софрония. Георгий Болгарин пришел с севера: вмч. Георгий послал Софрония встречать его на северную дорогу
(“иди на северьскыи путь и сърящеши черньца, носяща крест железный на древе” [1. С. 89]).
Гора, где обитали Софроний и Георгий, располагалась если не на византийской территории, то на болгаро-византийском пограничье. В один из дней «рече старец: “Георгие, въстани, сътвори обед, грядут к нама гости от твоея земля”. И... прииде к намъ 5 мужь» [1. С. 90]. Поскольку, как явствует из дальнейшего, гости были из разных мест {25}, “твоя земля” означает в данном случае Болгарию. Подтверждение этому дает продолжение испорченного чтения о Всемере - Всемире в списках Мз. и Т., в других рукописях опущенное: “близ... града (граде - Т.), иже на межи от болгаръ” {26}. СЖК сообщает и приблизительное расстояние между родным селом Георгия и горой Софрония. Приняв монашеский обет, Георгий “шед до вечера, ста”, а после явления во сне великомученика дошел “вторый день горы” [1. С. 88-89]. Его путь занял два-два с половиной дня, т.е. составил не более 80-100 км (если приравнять скорость движения одинокого пешего путника к неспешному движению торгового обоза или каравана, см.: [27. С. 125]). Сложность заключается в том, что исходная точка его пути определяется достаточно условно. По словам Георгия Болгарина, он не “жил, идеже князь живяше, но вне” [10. С. 20; ср.: 26. С. 226]; из дальнейшего рассказа явствует, что он был сельским жителем {27}. Вероятно, его весь располагалась сравнительно недалеко от места, “идеже князь живяше”, т.е. от Плиски или Преслава, в примерном направлении на север от горы Софрония. То обстоятельство,
45
что Георгий добирался из своей пустыни в Вифинию через Константинополь (упоминаемый в начале чуда 10 [1. С. 95]), не имеет, как выясняется, для локализации никакого значения.
Ближайшим византийским городом, соответствующим предъявленным условиям, оказывается приморская крепость Месемврия {28} (средневековое болг. Месебръ, Несебръ {29}, Несебрь {30}, Несѧбръ {31}, совр. Несебър), принадлежавшая империи по крайней мере до 917 г., когда там нашел убежище после военной катастрофы при Ахелой полководец Лев Фока [33. Ч. 2. С. 377-378; 3. С. 270-271] {32}. Расстояние от этого приморского города до обеих болгарских столиц немногим больше 90 км по прямой: Плиска лежит от него на северо-запад, Преслав - на запад-северо-запад; до горы соответственно даже несколько меньше (что вполне укладывается в расчеты предполагаемого пути Георгия Болгарина). Чтение Всемѣръ оказывается не калькой, а метатезой (Месѣвръ - Всемѣръ), и вариант изданного списка, несомненно, первичен в цепочке искажений. Реконструкция в известной мере подтверждается еще одним (тоже испорченным) вариантом чтения в списках Мз. и Т., в эпизоде между чудесами 9 и 10, где Софроний в предчувствии смерти отправляет Георгия в город за священником. Безымянный в других списках город назван “Бесебръ” {33}. Эта форма, восходящая к первоначальному Месебрь или Несебрь, затрудняет реконструкцию исходного написания топонима (возможно, как и в случае с Житием Феодосия Тырновского, в разных местах текста могли быть разные варианты передачи названия), но не оставляет и малейших сомнений в его отождествлении.
С локализацией города конкретизируется и “гора” старца Софрония. Нет сомнения, что это восточная часть Эмоны планины - горного массива к северу и северо-западу от Несебра, вдающегося в Черное море одноименным мысом. Вероятно, этот поросший лесом мыс служил естественным рубежом (“межей”) между болгарскими владениями и материковым предградьем островной крепости. Как местожительство отшельников Эмона хорошо известна в XIV в.: “Емонскую гору” упоминает, в частности, Житие Феодосия Тырновского [29. С. 6; 30. С. 389]. Но СЖК является, очевидно, наиболее ранним свидетельством о монашеской жизни здесь в эпоху Первого царства. Для истории монашества и культурной жизни Болгарии рубежа IX-X вв. немаловажно указание на связи монахов Северо-Западного Причерноморья с монастырями Вифинии: едва ли случайно, что живущий в горах близ Мессемврии Софроний перед смертью посылает своего ученика в никейский монастырь Петра с чудотворной реликвией {34}. Не исключено, что такими минующими Константинополь контактами с Малой Азией объясняется отчасти отчетливая провинциально-византийская струя, прослеживающаяся в болгарской культуре эпохи Первого царства (ср.: [34. С. 17-20]).
46
4. ДВЕ “МЪДРЫ”
Собственно к Болгарии в итоге относятся лишь два топонима, которые имеют, однако, немаловажное значение для истории и географии Первого царства IX-X вв., позволяя по-новому взглянуть на свидетельства других (в первую очередь византийских) источников о болгаро-венгерских войнах 890-х годов. Варианты написания этих названий представлены, пожалуй, еще в большем изобилии, чем с Всемером - Бесебром.
В эпизоде между чудесами 8 и 9, где говорится о путниках, пришедших к старцу Софронию из Болгарии (“гости от твоея земля” [1. С. 90]), о них сказано следующее:
“Бяхуть же от Мыдры Пьсковьския 3, от Дръскерьскыя же 2, 4 блъгари, а един греческа роду” [1. С. 91]
(этот последний, пресвитер Ефрем, пришел, как явствует в дальнейшем, из второго пункта). В издании дана неправильная разбивка на слова - слитно напечатано “Мыдрыпьсковьския” [1. С. 91], и этот монстр затрудняет понимание топонимов. Другие списки образуют довольно разнообразную картину, с разным сочетанием более или менее неправильных чтений: “от Мыдры Пьсковьския 3, от Дръскерьскыя же 2” - Ц2; “от М(д)ры Пьсковския 3, Одеръскиа же 2” - Мр.; “от Мыдры Псковския три, Дросторскиа же два” - Т.; “от страны Псковския три, от Ростовския же два” - Мз. (в У этот эпизод, как и большинство других соединительных эпизодов между чудесами, опущен). То, что топонимы представляют здесь сочетание одного существительного с двумя разными прилагательными, подтверждает следующий эпизод чуда 9, повествующий о спасении болгарина Климента с поля брани:
“Абие же аз у Мъдрысторьская обретеся, вельми бога прославих” [1. С. 94].
Нет сомнений, что здесь явная гаплография - пропуск одного слова, и читать следует “у Мъдры Дрысторьския” (точнее - Дръсторския). Такая же гаплография наблюдается в списке У., вдобавок слово осмыслено как прилагательное к добавленному вслед за ним (также, несомненно, для “прояснения” смысла): “у Мыдрысторскыа веси”; в других списках читается: “у Мудри Дрысторския” - Ц2; “у Мыдры Дросторъския” - Мз., Т. (в Мр. этот эпизод опущен, очевидно, из-за непонятности). В списках У., Мз., Т. за этим следует фраза: “в един час и узрех град Дрысторскыи” (“Дросторскии” - Мз., Т.).
Таким образом, речь идет о двух топонимах - Мъдра (варианты: Мыдра, Мудра) {35} Пьсковская и Мыдра Дросторъская (Дрысторьская, Дръскерьская). Из трех вариантов гласного (У, Ъ, Ы) два могли легко возникнуть под влиянием последующего (МыдрЫ) или предшествующего (У Мудри) гласного, подобно тому как весьма вероятно влияние окончания существительного на прилагательное (от МыдрЫ ДрЫсторския) {36}. Поэтому наиболее вероятная исходная форма - Мъдра (с возможными вариантами: Мъдъра или Мъдьра) {37}. Реконструкция второго прилагательного сомнений не вызывает: Дръсторъская (Дрысторъская) от Дръстъръ (Дрыстъръ) (лат. Dorostolum; грея. Δοροστολον, Δριστρα; древнерус. Дерестъръ; совр. Силистра).
47
Сложнее, но бесспорно восстанавливается и первое прилагательное. Особенно убедительно эта реконструкция смотрится на фоне индивидуальной ошибки со вторым прилагательным в Мз. Непонятное “Мыдра” заменено здесь на “страна”, а “Дросторская” осмыслено как “Ростовская”. Но “Пьсковская”, безусловно, восходит к протографу дошедших списков и отражает трансформацию древнеболгарского топонима в языково родственной восточнославянской среде, оперирующей иными историко-географическими терминами.
Несомненно, что русским книжником XVI-XVII вв. слово воспринималось как прилагательное от названия “Псков” (Пьсков). Однако это, как известно, сравнительно поздняя форма наименования русского города на реке Великой. Более древняя - Пльсков, Плесков, зафиксированная многими памятниками: берестяная грамота № 109 (XI—XII в.) - “Плѣскове” [35. С. 38; 36. С. 190], № 656 (около середины XII в.) - “Пльскове” [37. С. 49]; Новгородская I летопись старшего извода под 1132 г. (список середины XIII в.) - “пльсковици” (жители Пскова, псковичи), “Пльскове” [38. С. 33-34]; ср. также немецкое “Pleskau” (не позднее XIII в.). Это позволяет без насилия над текстом восстановить для протографа форму “Пльсковьская”, производную от родственного болгарского топонима Плиска (в данном случае в формы Пльска или Пльсковъ) - древнейшая столица Первого царства {38}. Исходная форма топонимов, таким образом, Мъдра Пльсковьская и Мъдра Дръсторъская.
Если связь прилагательных в приведенных топонимах с определенными географическими пунктами (Плиской и Доростолом) не вызывает сомнений, то ситуация с существительным не столь ясна. Не вполне понятно даже, является ли оно именем собственным. В принципе в контексте первого упоминания оно может означать какой-то неизвестный термин неславянского происхождения, например единицу административного деления в Болгарской державе или просто область, землю (“страну”, как понял это писец Мз.). Однако такое предположение снимается вторым упоминанием топонима в чуде 9: “И абие аз у Мъдры Дръсторския обрется” [1. С. 94]. В соответствии с грамматикой славянских языков можно оказаться в стране (области и т.д.) или около (“близ”) нее, но не “у нее”. Против версии нарицательного существительного в этом чтении свидетельствует и история памятника (см.: [2. С. 91-93]), в котором административные термины были первоначально переведены на греческий, а затем на славянский (правда, это не исключает возможности появления термина в обратном переводе), при том, что имена собственные, не имевшие эквивалента в греческом, сохранялись, хотя, быть может, в искаженной форме (но здесь ввиду хронологической близости перевода на славянский вполне возможна дополнительная правка лицом, хорошо ориентировавшимся в историко-географических реалиях).
Итак, можно считать установленным, что на территории Первого царства существовали два населенных пункта (города, крепости, дворцовых комплекса?) с одним и тем же именем - Мъдра, располагавшиеся,
48
судя по всему, неподалеку от Плиски и Доростола. Общее название, по всей вероятности, указывает на какое-то сходство или связь между ними. Факт существования двух одноименных топонимов вносит ясность в некоторые детали событий болгаро-венгерских войн 890-х годов и устраняет разногласия известных греческих источников.
Разумеется, первым кандидатом на роль Мъдъры Пльсковской является знаменитая Мадара (хотя к этому вопросу еще предстоит обратиться ниже, поскольку ситуация не так бесспорна, как кажется на первый взгляд). В пользу этого отождествления и географическая близость к Плиске, и созвучие имен (об этимологии названия “Мадара” см.: [41; 42. С. 580]). Крепость впервые упоминается в письменных (греческих) источниках под 1388 г., когда она была занята турками во время похода, под названием “Матора” (Ματορα) [40. С. 127]. Трудность отождествления топонимов состоит в том, что Ъ в восточноболгарских говорах не вокализуется в А (в отличие от западноболгарских, например в Македонии; т.е. даже Мъдъра не может превратиться в Мадару); правда, следует принимать во внимание и возможную неточность огласовки топонима греческим автором (во всяком случае, по созвучию среди известных болгарских топонимов более вероятный объект для отождествления действительно отыскать сложно).
Для Мъдры Дръсторъской в отличие от Пльсковской сходное название в современной болгарской географической номенклатуре неизвестно. Помогает локализовать топоним его второе упоминание в чуде 9 при соотнесении с археологическими данными. Из неоднократно цитировавшихся уже слов Климента ясно, что крепость Доростол (“град Дръсторкыи”) находилась в зоне видимости от Мъдры. Климент был перенесен св. Георгием на родину с поля боя, находившегося к востоку от Доростола (о локализации боевых действий первой болгаро-венгерской войны см.: [3. С. 258-260; 43. С. 91]). Очевидно, к востоку от города находилась и Мъдра, поскольку спасенному воину, для того чтобы увидеть крепость, не потребовалось ни оглянуться, ни “озреться”. Из значительных древних поселений в окрестностях Доростола этим требованиям соответствует средневековая крепость на дунайском острове Плоска (болг.) или Пыкуюл луй Соаре (рум. Pǎcuiul lui Soare; принадлежит Румынии), относящаяся к эпохе Первого царства (о городище см.: [39. С. 146-147; 44]). Остров лежит в 18-20 км ниже Доростола по течению Дуная [44. С. 57], с такого расстояния крепость, стоящая на высоком правом берегу, вполне доступна человеческому взору. Поэтому прилагательное Дръстръская к крепости на дунайском острове вполне применимо.
По всей видимости, данные СЖК о двух населенных пунктах с названием “Мъдра” дают ключ к локализации загадочной крепости Мундрага (Μουνδραγα) византийских источников, также сообщающих о болгаро-венгерских войнах 890-х годов.
Говоря о поражении Симеона в первом сражении с венграми, Константин Багрянородный в сочинении об управлении империей сообщает, что князь укрылся от преследователей в крепости Μουνδραγα [45. С. 164-165],
49
тогда как Симеон Логофет и последующая хронографическая традиция, а также Лев Грамматик считают местом убежища Доростол [10. С. 11; 33. С. 299-300. Примеч. 38; 46. С. 469, 483-484].
Крепость с таким названием фигурирует и в хрониках (варианты: Μουνδαργα - Георгий Амартол по изданию Муральта; Μουνδαγρα - в боннском издании; Μουλδαργα - Лев Грамматик; въ Моундразѣ - славянский перевод Хроники Симеона Логофета [10. С. 11; 33. С. 299-300. Примеч. 38]), но в другом контексте - как место почетного заточения князем Симеоном византийского посла Льва Магистра (Хиросфакта), ведшего переговоры о мире и возвращении в империю пленников в промежутке между болгаро-венгерскими войнами {39}. Канонический вариант топонима принят исследователями в форме, приведенной у Константина Багрянородного.
Стремясь примирить разногласия источников, ученые шли разными путями.
Большинство из них полагали, что это два разных города и что Симеон
первоначально укрылся в Доростоле, а затем переместился в Мундрагу (см.,
например: [47. С. 42, 48, С. 297; 49. С. 5; 40. С. 127] и др.), другие же были
склонны считать Мундрагу вторым названием Доростола. Последнюю версию особенно
развивал Х.М. Лопарев в примечаниях к исследованию, посвященному Чуду о кресте и
болгарине (как бы предчувствуя значение неизвестного тогда целиком цикла для
решения спорного вопроса). Он объяснял топоним Μουνδραγα греческих источников
как передачу славянского прилагательного мѫждр
, считая слова “крепость
Мундрага” у Константина Багрянородного описательным обозначением Доростольской
крепости (“ограда мудрая”) [10. С. 11. Примеч. 1].
Против отождествления Мундраги с Доростолом решительно выступил В.Н. Златарский. Он указывал на большую вероятность ошибки у Константина Багрянородного сравнительно с Симеоном Логофетом, на четкое различие между городами у последнего и на малую вероятность славянской этимологии слова “Мундрага”, предложенной Лопаревым [46. С. 505-507]. Сам он предполагал более возможным протоболгарское происхождение топонима, видя в нем субстантивированное прилагательное - эпитет, относящийся к постройке одного из протоболгарских правителей (вероятнее всего, хана Омуртага) [46. С. 507. Примеч. 101; 33. Ч. 1. С. 418-419. Примеч. 87; Ч. 2. С. 300. Примеч. 38]. Впрочем, при этом он не исключал возможность, что в эпоху распространения славянского языка в качестве государственного топоним действительно мог быть переведен на славянский язык [46. Ч. 2. С. 300. Примеч. 38]. В локализации Мундраги классик болгарской исторической науки исходил из того, что она находилась вне сферы военных действий, которые он ограничивал Добруджей, относя свидетельство Константина о том, что венгры дошли до Преслава [45. С. 164-165], не к столице Болгарии, а к (Малому) Преславцу на Дунае [46. С. 508]. Со временем он счел возможным отождествить Мундрагу с городищем у села Кадыкьой восточнее совр. Тутракана, где, по его мнению, вероятно, располагался “преславный дворец хана Омуртага”, упомянутый
50
в тырновской надписи [33. Ч. 2. С. 300. Примеч. 38]. Археологического подтверждения эта версия не получила [44. С. 65; 3. С. 163].
Обычно Мундрагу из-за созвучия отождествляли в работах с Мадарой (обзор мнений см.: [44. С. 65-66]). Странным образом только этот вариант локализации, несмотря на обширную литературу вопроса, приведен в комментарии к новейшему изданию Константина Багрянородного [45. С. 396] {40}. В 1933 г. Д. Дечев в специальной статье, посвященной истории топонима, категорически отверг возможность отождествления Мундраги с Мадарой, исходя из того, что группа -ουν- в греческом слове отражает носовой звук (“юс большой”), который в восточноболгарских говорах в А не вокализуется [41. С. 187].
В последнее время были выдвинуты и иные варианты локализации Мундраги. Так, Г. Цанкова-Петкова предложила в качестве возможной кандидатуры Тутракан [50. С. 182. Примеч. 81]. Наибольшее (и справедливое) признание (см., например: [3. С. 257; 39. С. 146]), однако, получила версия А. Кузева, который отождествил Мундрагу и “преславный новый дворец” хана Омуртага на Дунае с дворцово-крепостным комплексом на острове Пыкуюл луй Соаре (Плоска), раскопанным румынскими археологами (см.: [51; 52; 53]) {41}. Расстояние до него от Плиски (около 85 км) соответствует показаниям тырновской надписи [44. С. 59], а сам комплекс в строительных приемах и планировке обнаруживает много общего с первой столицей Первого царства [44. С. 42; 39. С. 146].
Данные СЖК, как кажется, примиряют несогласованность греческих источников. Если крепость-дворец на острове Пыкуюл луй Соаре именовалась у болгар Мъдрой Дръсторской, то понятно, что и Константин Багрянородный и хроники, в сущности, не противоречат друг другу. Возможны два варианта объяснения. Либо в одном случае в позднейшей рукописной традиции сохранилось только существительное, а в другом - только прилагательное (впоследствии осмысленное). Либо смешение Мундраги - Мъдры Дръсторской - с близлежащим городом произошло уже на уровне информаторов хронистов (что тоже вполне объяснимо). Так или иначе, большей точностью сведений отличается здесь Константин Багрянородный.
Но мало сомнений и в том, что Мундрага хроник, где Симеон содержал в заточении Льва Хиросфакта, - другой пункт (Мъдра Пльсковская СЖК), независимо от его конкретной географической привязки. До окончания военных действий (когда Лев и прибыл в Болгарию) почетного пленника целесообразно было содержать вблизи столицы.
В связи с выяснением славянского написания топонима вопрос его происхождения нуждается, конечно, в серьезном языковедческом исследовании. Остановимся здесь только на двух моментах, препятствующих на первый взгляд отождествлению Мъдры и Мундраги.
1. Ъ/Ы в первом слоге славянского слова и группа -ουν-, возможно отражающая (как предполагал еще Х.М. Лопарев [10. С. 1. Примеч. 1]) носовой звук (“юс большой”) в греческом. Смешение редуцированных с носовыми для болгарского языка явление достаточно позднее - оно фиксируется письменными памятниками с XIII в. (см.: [54. С. 112-113]), т.е.
51
уже после того, как архетип дошедших списков СХ попал на Русь (не позднее XI-XII вв.) {42}. Памятники эпиграфики X в. его не знают (хотя этот пример не вполне показателен, поскольку в большинстве они невелики по объему). Не исключено, однако, что эти варианты - результаты передачи разными графическими средствами одного и того же неясного на слух звука в незнакомом слове.
Лишний конечный слог (-γα) в греческом топониме, присутствующий во всех
вариантах написания. Не знаю, можно ли объяснить это тем, что в славянском и
греческом топонимах отразились разные формы прилагательного: краткая в СЖК и
полная в греческих источниках (если вслед за Х.М. Лопаревым объяснять греческое
-γα из славянского - [10. С. 11. Примеч. 1]). Но следует обратить
внимание на другие случаи неполного совпадения славянских топонимов из Болгарии
в славянском и греческом написании. Так, применительно к первой столице Первого
царства греческие источники (кроме Чаталарской надписи, выполненной
непосредственно в Болгарии по заказу хана Омуртага, где читается Πλσκα - пропуск
гласной или попытка передать по-гречески сочетание редуцированного с плавным?
[39. С. 140]) дают устойчивую форму Πλισκοβα, Πλισκουβα при Плиска, Плюска
славянских [39. С. 140] {43}.
Применительно к Мъдре Дръсторской привязка к конкретному географическому пункту кажется весьма надежной: крепость на острове - подходящее место для спасения после отступления с поля боя, при этом река представляет собой дополнительную преграду для преследователей, не имеющих флота {44}.
Относительно же Мъдры Пльсковской решение не кажется столь однозначным. Выше уже
говорилось о Мадаре, но, если принять тезис В.Н. Златарского (выдвинутый им
применительно к греческому Μουνσραγα Μουνδραγα [33. Ч. 2. С. 300. Примеч.
38]), что славянский топоним (точнее, существительное в нем) отражает
протоболгарский эпитет, характеризующий постройку Омуртага, тогда в равной мере
на это отождествление может претендовать и дворцово-крепостной комплекс (“аула”)
у села Хан Крум (Чаталар, Крумово) на реке Тычи, упоминаемый в Чаталарской
надписи (о нем см.: [3. С. 161-163; 39. С. 140]). Окончательное решение вопроса
остается за языковедами и в какой-то мере за археологами.
* * *
Собственно, этими немногочисленными, но и немаловажными сведениями ограничивается информация по социально-политической истории Болгарии в СЖК за пределами “Чуда о кресте и болгарине”, на долю которого приходится подавляющее большинство этих известий. Иное дело - информация более характерная для чудес, связанная с “малой” историей, бытом и обычаями общества. В этом смысле, особенно если говорить о жизни общества, “не там, где князь живет”, СЖК не имеет себе равных, памятник остается в этом отношении почти неразработанным. Но это вполне самостоятельная тема исследования.
52
1. СХ (при этом воспринимаемое не как единое целостное повествование, а как компиляция из рановременных рассказов) входило в научный оборот весьма неторопливо. Еще в 1983 г., спустя 13 лет после первой публикации текста Б. Ст. Ангеловым, авторы военной истории Болгарии ссылались не на цикл, а на отдельное чудо [3. С. 258].
2. “Чудо о Клименте” содержит много интересных подробностей, отсутствующих в “Чуде о кресте и болгарине”. Таковы пророчество вмч. Георгия о грядущих победах и величии князя Симеона [2. С. 81, 96], сведения о греческом духовенстве в Болгарии во второй половине 890-х - начале 900-х годов [8. С. 54]. Содержит оно и один из неизвестных древнеболгарских топонимов, рассматриваемый в статье ниже. Но в целом историческая канва повествования здесь более скудная.
3. Болгарская топономастика СХ не привлекла к себе внимания исследователей по ряду причин. Одна из них заключается в порче имен собственных (личных и географических) в тексте в целом и в изданном списке в частности. Вторая, и не менее важная, состоит в избирательном подходе болгарских ученых к тексту цикла, рассматриваемому как компиляция, при котором исследуются только отчетливо национально маркированные сюжеты [2. С. 81-82]. Между тем в тексте цикла являющегося, как было показано, целостным авторским произведением [2. С. 83-84], свидетельства, важные для болгарской истории, могут находиться в эпизодах, действие которых напрямую с Болгарией не связано.
4. Текст СХ был переведен на славянский, вероятно, вскоре после создания цикла, в начале X в., тогда в старшие относительно полные списки памятника (все восточнославянского происхождения), содержащие рассматриваемые топонимы, датируются лишь серединой XVI в. [2. С. 84].
5. Это соответственно списки:
1. Ц1 - ГИМ. Увар. 434-1° (Царск. 717), середина XVI в. Л. 55-79 (издан. Б.Ст. Ангеловым);
2. У. - РГБ. Унд. 571, третья четверть XVI в. Л. 82-105 об.;
3. Мр. - РГБ. Маркушевич, № 6, вторая четверть XVII в. Л. 11-36 об., 40-48 об.;
4. Ц2 - ГИМ. Увар. 439-1° (Царск. 728), вторая четверть XVII в. Л. 148-162 об.;
5. Мз. - ГИМ. Музейск. 1031, вторая четверть XVIII в., Л. 316 об. - 338 об.;
6. Т. - Новосибирск. ГПНТБ СО РАН. Тих. P—111, середина XVII в. Л. 81 об. - 108.
6. Текст перечня реконструирован на основании списков Ц1 и У. [2. С. 85].
7. Замечу, для своего времени точка зрения Х.М. Лопарева была вполне оправданна. Исследователи располагали тогда только двумя редакциями “Чуда о кресте и болгарине” и разрозненными повестями цикла (чудеса 1, 2 и 7) в составе Пролога и сборников (см.: [1. С. 72-75]), которые до обнаружения полного текста памятника было сложно отождествить в качестве частей единого целого. Разумеется, в такой ситуации трудно было предполагать, что речь идет о цикле, охватывающем, помимо Болгарии, всю восточную половину Византийской империи. Отсюда закономерное желание сузить географию памятников до пределов Балканского полуострова.
8. “Поведаше нам, братие, мужь, емуже имя Иосиф, иже живяше близь Мурьская града... идеже лежить честное тело великого и славного отца Николы” [2. С. 88].
9. О реконструкции имени автора, искаженного во всех списках цикла, и о причинах и вариантах искажения см.: [2. С. 90; 9].
10. Кажется, с полным основанием можно исключить лишь посвящение монастыря вмч. Георгия. Мысль о таком патроцинии напрашивается в первую очередь, если учесть принесение сюда драгоценной реликвии, связанной с новыми
53
чудотворениями вмч. Георгия, - железного креста. Однако текст СХ не содержит ни малейшего намека на связь этого креста с посвящением монастырского храма, а сознательное умолчание об этом в памятнике такого рода кажется невозможным.
11. Монастырь мог находиться и совсем недалеко от города, если иноки остановились там из боязни не успеть войти в Никею вечером до закрытия городских ворот (ср. в чуде 10: “Доходящю ми Константина града (испр. по У., в других списках ошибочно: “Подходящю ми ис Константина града”) . . . обечерехомся и не заидохом врат граду. Бе бо уже поздно” [1. С. 95]). Но равным образом остановка в пути по божественному промыслу (“по божию строю” [1. С. 82]) могла случиться и значительно раньше, чтобы, задержавшись в монастыре, Христо дул услышал историю чудотворного креста (чудеса 4-10) и сам удостоверился в его чудесной силе (чудо 3).
12. Известность игумена Петра на западном берегу Черного моря, среди пустынножителей окрестностей Месемврии-Несебра (см. ниже), базировалась, очевидно, на его личном знакомстве со старцем Софронием, который, вероятно, сам был связан своей монашеской биографией с монастырями Вифинии (или шире - Малой Азии) и поэтому перед своей смертью направил в обитель Петра ученика Георгия Болгарина с чудотворным крестом [1. С. 94-95]. Во всяком случае, сверхъестественного объяснения этой заповеди Софрония (видения св. Георгия либо еще кого-то из святых, дающих такой наказ) в СЖК (и в СХ в целом) нет.
13. В этом смысле СХ в очередной раз сближается типологически с патериками (замечания о сходстве цикла в целом и отдельных его повестей с патериковым повествованием см.: [12. С. 180-181; 13. С. 334]). Игумен Петр и старец Софроний, подобно героям патериковых повестей - “аввам” и старцам, отмечены многими чертами святости. Они обладают даром провидения, общаются со святыми в видéниях, служат посредниками между земным и небесным миром (не говоря уже о праведной жизни). Но, как и многие из великих отшельников древности, о которых повествуют патерики, они не удостаиваются широкого индивидуального посмертного почитания с датой в месяцеслове.
14. О балканских северянах см.: [14; 15. С. 143-146; 16. С. 86, 92].
15. Речь идет об императоре Василии I Македонянине (867-886), а не о Василии II Болгаробойце (976-1025); обоснование датировки см.: [9].
16. Нет нужды даже прибегать к версии о глаголическом протографе (приводимый ниже пример лучшее тому доказательство), хотя смешение И и С, в глаголице вертикально зеркальных друг к другу, относится к числу хрестоматийных ошибок при кириллической транслитерации глаголических текстов.
17. К слову сказать, это не самый удаленный от оригинала вариант искажения названия. В одной из рукописей XVII в. Древлехранилища Ярославского музея-заповедника в заглавии той же повести (“слова”) монастырь назван “Минидерским” [21. С. 129. № 537].
18. Подробнее о наименовании Грузии в древнерусской письменной традиции см.: [8].
19. См., например, пергаменные списки Пролога, за мартовскую половину года: ГИМ. Син. 246 (вторая половина XIV в.). Л. 74г-75в (24 апреля); РНБ. Собр. Петербургской Духовной академии. А. 1. 264. Т. 2. (“Спасо-Прилуцкий пролог“, конец XIV(?) - начало XV в.). Л. 76в-г (23 апреля); ГИМ. Усп. 3-перг. (1410-1425 (1416?) гг.). Л. 83-84г (23 апреля). Более ранние списки мартовской половины Пролога отсутствуют либо содержат под 23 апреля только “Чудо об отрочати, ужике того же попа” (чудо 3-е цикла). См., например:
54
РГАДА. Ф. 381, № 168 (середина XIV в.). Л. 26а-б; № 71 (середина XIV в.). Л. 162г—1636; № 173 (первая половина XIV в.)- Л. 64б-г; № 174 (первая половина XIV в.)· Л. 456в-г; № 175 (первая половина XIV в.)· Л. 41б-в; № 179 (первая половина XIV в.). Л. 71в-72б; РНБ. F.п. 1.47 (середина? XIV в.). Л. 21в-г (принятая в литературе датировка этой рукописи (CK XI—XIII, № 294) XIII в. палеографически не обоснована и представляется излишне ранней). В то же время отсутствие списков Пролога с чудом о Филофее до второй половины XIV в. не означает, что оно вошло в состав этого сборника не ранее этого времени. Причина здесь скорее географическая, чем хронологическая: чудо входит в состав Прологов, написанных в Северо-Восточной Руси, рукописная традиция которой XIII-XIV вв. сохранилась несравненно хуже, чем новгородско-псковская (к ней относятся кодексы, содержащие только чудо об отроке).
20. Старший известный список (Вильнюс. Б АН Литвы. Ф. 19. № 95. Л. 301 об. - 303) переписан в 1512 г. в Вильне или Новогрудке.
21. “Иногда седящим нам в странничестве в день святаго великомученика Мины” [1. С. 80].
22. Собственно пролог, не относящийся к чудесам вмч. Георгия, завершается упоминанием чуда вмч. Мины о еврее, золото которого хотел утаить христианин, словами: “како ти приведе и Господь к святому крещению святыим Миною угодником его” [1. С. 80]. Двойное чудо (даже в пространной симферопольско-ярославской редакции) начинается сведениями о его рассказчике: “Поведаше нам, братие, мужь, емуже имя Иосиф...” [2. С. 88]. Шов, возникший в результате изъятия текста, аккуратно заглажен в полных списках цикла с помощью фразы: “И чудящимся нам о том, поведати нача ин брат, именем Козьма” [1. С. 80], первоначально служившей связкой между исключенным рассказом и “Чудом о Филофее, сыне Попове” и в исходном виде донесенной Прологом западнорусской редакции [2. С. 87].
23. В предыдущей работе, посвященной СХ [9. С. 415], я высказывал предположение о более широком (и вне пределов Грузии) почитании дня колесования вмч. Георгия в начале X в. Однако, возможно, версия о грузинском происхождении Козмы делает это предположение излишним.
24. “Аз же то (рассказы Филофея о чудесах Георгия. - А.Т.) слышав, вельми на уме си положих... И уидох от господина и от окраины тоя, и приидох в землю свою” [1. С. 82].
25. “Бяхуть же от Мыдры Пьсковския 3, от Дръскерьскыя же 2” [1. С. 91].
26. Примечательно, что вмч. Георгий, наставляя соименного ему болгарского монаха, смотрит на ситуацию из Византии - город характеризуется как расположенный на границе (“меже”) “от болгар”, а не “от грек” (ср. “на украине от срачин” в чуде 1 ), что указывает на византийское происхождение автора всего цикла СХ [2. С. 92].
27. “В том часе бых у веси моея” [1. С. 85].
28. Кратко я уже излагал это отождествление в связи с вопросом о национальной принадлежности автора цикла [28. С. 222; 2. С. 92].
29. В славянском переводе XIV в. Жития патриарха Тырновского Феодосия [29. С. 6; 30. С. 869. Примеч. 38]. В источниках упоминаются и митрополиты “Месембръстии” (Там же.).
30. В житии Саввы Сербского Феодосиевой редакции [31. С. 159; 30. С. 869].
31. В послесловии писца к Софийскому Песнивцу 1337 г. (София, Архив Болгарской АН. Л. 311 [32. № 2. С. 14; 30. С. 869]).
32. Вероятно, почти сразу после этого, согласно свидетельству ал-Масуди, крепость была взята болгарами [3. С. 271].
55
33. “И яко поидох в град” [1. С. 95] “Бесебрь” (Мз. и Т.).
34. «Възва мя (Георгия Болгарина. - Л.Г.), и рече ми: “Яко възвратишися семо [то, как ж ти ся случить работа, такуж скончав - Мз., Т.], иди в Никию и рци кур Петру игумену: “Мир ти”, и предажь ему крест, иже еси принесл» [1. С. 94-95].
35. Учитывая, что в списках У (во втором случае), Мр. (в первом случае) и Т. название написано с выносом Д, возможна реконструкция исходной формы как Мудъра (Мудьра), Мъдъра (Мъдьра), Мыдъра (Мыдьра).
36. Впрочем, вполне вероятно отражение здесь формы, зафиксированной греческим источником Δριστρα [10. С. И. Примеч. 1].
37. Впрочем, вариант Мудра (Мудъра, Мудьра), учитывая греческую форму топонима (см. ниже), тоже нельзя окончательно сбрасывать со счета.
38. Ср. греч. Πλισκοβα (Анна Комнина, Кедрин, Зонара); Πλισκουβα (Лев Диакон, Кодин); Πλσκα (Чаталарская надпись хана Омуртага); Плиска (слав. перевод Хроники Симеона Логофета); Плюска (Болгарская апокрифическая летопись) [39. С. 140].
39. Подробнее об этом инциденте и о переписке Льва и Симеона см.: [33. Ч. 2. С. 301-314; 43. С. 91-93].
40. Комментарии к гл. 40. В.П. Шушарина.
41. Однако мнение румынских исследователей, относящих островной комплекс к числу византийских построек XI в., не представляется убедительным (критику см.: [39. С. 146, 152]).
42. XII в. датируется древнейший дошедший список двойного чуда Николы и Георгия (РНБ. F.п. I. 46), исключенного из цикла. Однако есть основания считать, что само исключение повести из цикла чудес вмч. Георгия и перенесение ее в чудеса Николы связаны с ростом популярности культа мирликийского святителя после перенесения его мощей в конце XI в. в Бари [2. С. 89-90]. Само же появление текста на Руси относится, несомненно, к более раннему времени.
В древнерусском языке смешения носовых с редуцированными не наблюдается, поэтому на Руси подобная замена произойти не могла, ее нельзя объяснить даже ошибками переписчиков. К Мѫдра (как результат замены носового чистым гласным) нетрудно было бы возвести вариант списка У (Мудра), но он стоит особняком среди остальных и может отражать влияние предлога (у Мудры - см. выше). У в целом отличает обилие индивидуальных непервоначальных чтений.
43. Особенно показательна форма “Плиска” в Хронике Симеона Логофета [39. С. 140], где, казалось, следовало бы ожидать “Плискова”.
44. Византийский флот, осуществлявший переправу венгров через Дунай в его низовьях, судя по всему, не поднимался далеко вверх по реке [3. С. 256; 33. Ч. 2. С. 297-298; 43. С. 91].
ЛИТЕРАТУРА
1. Ангелов Б. Ст. Сказание за железния кръст // Старобългарска литература. С., 1970. Кн. 1. С. 136-155;
То же // Ангелов Б. Ст. Из старата българска, руска и сръбска литература. С., 1978. С. 61-98 (ссылки даются на второе издание).
2. Турилов А. А. Византийский и славянский пласты в “Сказании инока Христодула” (к вопросу о происхождении памятника) // Славяне и их соседи. М., 1996. Вып. 6: Греческий и славянский мир в средние века и новое время. С. 81-99.
56
3. Ангелов Д., Кашев С., Чолпанов Б. Българска военна история: от античността до втора четвърт на X в. С., 1983.
4. Ангелов Б.Ст. Три страници из историята на българска литература. II. Неизвестен старобългарски расказ “Чудото с българина Климент” // Литературна мисъл. 1970. № 3. С. 133-134;
То же // Ангелов Б. Старобългарско книжовно наследство. С., 1983. Кн. 1. С. 158-160 (ссылки даются на 2-е изд.).
5. Божилов И. Към хронологията на българо-маджарската война при цар Симеон (894-896) // Военно-исторически сборник. С., 1971. Кн. 6. С. 20-33.
6. Каймакамова М. Българска средневековна историопис. С., 1990.
7. Петканова Д. Старобългарска литература. С., 1986. Ч. 1.
8. Турилов А.А. Данные “Сказания о железном кресте” о христианизации Болгарии // Введение христианства у народов Центральной и Восточной Европы. Крещение Руси: Сб. тез. М, 1987. С. 53-54.
9. Турилов А.А. К изучению Сказания инока Христодула: датировка цикла и имя автора // Florilegium: К 60-летию Б.Н. Флори. М., 2000. С. 412-427.
10. Лопарев Х.М. Чудо святого Георгия о болгарине: Памятник византийской переводной литературы. СПб., 1894 (ПДПИ. Вып. 100).
11. Сергий (Спасский), архиеп. Полный месяцеслов Востока. М., 1997. Т. 1-3 (репринт: Владимир, 1901).
12. Петров Н.П. О происхождении и составе славяно-русского печатного Пролога (иноземные источники). Киев, 1875.
13. Старобългарска литература: Енциклопедичен речник / Съст. Д. Петканова. С., 1992.
14. Трубачев О.Н. Ранние славянские этнонимы - свидетели миграции славян // Вопр. языкознания. 1974. № 3. С. 62-66.
15. Литаврин Г.Г. Формирование и развитие болгарского раннефеодального государства (конец VII - начало XI в.) // Раннефеодальные государства на Балканах (VI-XII вв.). М., 1985. С. 132-188.
16. Нидерле Л. Славянские древности. М., 1956.
17. Бычков А.Ф. Описание церковно-славянских и русских рукописных сборников Императорской Публичной библиотеки. СПб., 1882. Ч. 1.
18. Русские путешественники по греческому миру (XII - первая половина XIX в.). М., 1995.
19. Срезневский В.И. Описание рукописей и книг, собранных для Академии наук в Олонецком крае. СПб., 1913.
20. Описание Рукописного отделения БАН СССР. М.; Л., 1951. Т. 4, вып. 1 / Сост. А.П. Конусов, В.Ф. Покровская.
21. Лукьянов В.В. Краткое описание коллекции рукописей Ярославского областного краеведческого музея. Ярославль, 1958 (Краеведческие зап. Вып. 3).
22. Папаскири A.З. К вопросу о международной роли Грузии в XI - первой половине XII в. // Проблемы истории СССР. М., 1974. Вып. 5. С. 115-128.
23. Острогорски Г. Исторја Византије. Београд, 1969.
24. Коледаров П. Историческата география на Северозападното Черноморие по данните на Константин Багрянородни // Исторически преглед. 1977. Кн. 3.
25. Коледаров П. Политическа география на средновековната Българска държава. С., 1979.
26. Снегаров И. Старобългарският расказ “Чудо на св. Георги с българина” като исторически извор // Годишник на Духовната академия “Св. Климент Охридски”. С, 1954-1955. Т. 4 (30). С. 217-241.
27. Блок М. Апология истории или ремесло историка. 2-е изд. М., 1986.
57
28. Турилов А. А. Новосибирский список “Сказания инока Христодула” // Общественное сознание, книжность, литература периода феодализма. Новосибирск, 1990. С. 220-222.
29. Житие и жизнь преподобного отца нашего Феодосия, иже в Тернове // ЧОИДР. 1860. Кн. 1. а-вi.
30. Иречек К. Пътуване по България. С., 1974.
31. Теодосије Хиландарац. Живот светога Саве. Београд, 1973 (репринт: Живот светога Саве: Написао Доментијан / Трудом Б. Даничића. У Биограду. 1860).
32. Кодов X. Опис на славянските ръкописи в Библиотеката на БАН. С., 1969.
33. Златарски В.Н. История на Българската държава през средните векове. С, 1970-1971. T. 1, ч. 1-2.
34. Джурова А. 1000 години българска ръкописна книга. С., 1981.
35. Жуковская Л.П. Новгородские берестяные грамоты. М., 1959.
36. Янин В Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977-1983 гг.): Комментарии и словоуказатель к берестяным грамотам (из раскопок 1951-1983 гг.). М., 1988.
37. Янин В Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1984-1989 гг.). М., 1993.
38. Новгородская харатейная летопись. М., 1964.
39. Бешевлиев В. Първобългарите: Бит и култура. С., 1981.
40. Škorpil К. Мадаро-Могилското плато // Byzantinoslavica. 1932. T. VI. № 1.
41. Дечев Д. Мадара-Матора // Сборник в чест на Ат. Иширков. С., 1933. С. 181-188. (Изв. на Българско географско дружество. Кн. 1).
42. Кирило-Методиевска еницклопедия. С., 1995. Т. 2.
43. Божилов И. Цар Симеон Велики (893-927): Златният век на Средневековна България. С., 1983.
44. Кузев А. За имената на средневековната крепост на Дунавски остров Пъкуюл луй Соаре // Изв. на Народния музей. Варна, 1977. Кн. 13 (28). С. 57-69.
45. Константин Багрянородный. Об управлении империей: Текст, перевод, комментарии / Под ред. Г.Г. Литаврина, А.П. Новосельцева. М., 1989.
46. Златарски В. Избрани произведения. С. 1972. T. 1.
47. Палаузов С.Н. Век болгарского царя Симеона. СПб., 1852.
48. Грот К.Я. Моравия и мадьяры с половины IX до начала X в. СПб., 1881.
49. Успенский Ф.И. Материалы для болгарских древностей. Абоба-Плиска. С, 1905 (Изв. РАИК. Т. 10).
50. Цанкова-Петкова Г. Първата война между България и Византия при цар Симеон и възстанавянето на българската търговия с Цариград // Изв. на Института за история. 1968. Кн. 20. С. 167-198.
51. Diaconu P., Zah Em. Les carrières de pierre de Pacuiul lui Soare // Dacia. 1971. Vol. 15. P. 361-406.
52. Diaconu P., Vîlceanu D. Pacuiul lui Soare. Buc., 1972. Vol. I.
53. Diaconu P. Pǎcuiul lui Soare - Vicina // Βυζαντινα, 1976. P. 409-447.
54. Смядовски С. Българска кирилска епиграфика IX-XV вв. С., 1993.