15. ВЕНГЕРСКИЙ ТУРАНИЗМ
А.В. Ратобыльская
Венгерский туранизм, идейное общественное движение первой трети XX в., практически не известное российской аудитории, может представлять интерес сразу с нескольких позиций: как своеобразная попытка обоснования особого пути развития венгерского народа, как пример характерных для венгерской общественной мысли поисков достойного места Венгрии в Европе и в мире, как своего рода аналог русского евразийства, наконец, как проба, пусть выглядящая сегодня весьма дилетантски, своеобразного синтеза наук - географии, истории, социологии, этнологии. Достойно внимания и стремление венгерских туранистов транслировать в практическую сферу ряд своих теоретических постулатов. За время существования туранское движение, как указывали еще его критики-современники, неоднократно меняло свои организационные формы и основные направления деятельности [1]. Несмотря на это, общий круг идей, разделявшихся теми, кто в разное время считал себя посланниками великого Турана на Западе, менялся мало.
Непосредственным источником этих идей были работы английского филолога немецкого происхождения Макса Мюллера, который в 1861 г. предложил объединить все неиндоевропейские и несемито-хамитские языки Евразии в одну группу туранских языков. В этой группе оказались столь разные народы, как финно-угры, самодийцы, тюрки, монголы, маньчжуро-тунгусы, а кроме того, японцы, китайцы, малайцы, тибетцы, тамилы, а также исторические народы - шумеры, ассирийцы, хетты, этруски, скифы и др. Он полагал, что в принципе все языки Евразии можно разделить на две большие группы. В первую должны входить языки оседлых народов, во вторую, которую он и называл туранской, языки кочевников.
Само понятие Туран, естественно, не было введено в оборот Максом Мюллером. Его использовали еще средневековые авторы Центральной Азии, например Фирдоуси, противопоставлявшие Туран (условно говоря, мир тюркоязычных народов этого региона) Ирану. По Мюллеру, Туран оказался и географически, и, если так можно сказать, исторически гораздо более обширным. Идеи Макса Мюллера получили распространение в Венгрии еще до создания Туранского общества.
Определение места и роли в мире венгров, неиндоевропейского, кочевого, относительно поздно пришедшего в Европу народа, всегда было одной из заметных тем общественной мысли. В этой связи неудивительно, что туранизм как одна из систем, в рамках которой можно было искать ответ на вопрос о судьбе и исторической роли венгров, нашел сторонников в среде венгерской интеллигенции. Еще в первые годы
219
XX в. Шандор Марки написал учебник венгерской истории для средних школ, в котором история Венгрии рассматривалась в “туранском” ключе. В 1910 г. Арпад Земплени издал том “Туранских песен”.
Ш. Марки и А. Земплени были одними из наиболее активных деятелей туранского движения, центральной же фигурой туранизма считается Алайош Паикерт, довольно известный венгерский политик, одно время министр сельского хозяйства. Он долгое время прожил в Америке, был большим поклонником английской культуры и мечтал по образцу английского Азиатского общества создать подобную организацию в Венгрии. Вернувшись на родину, он встретил единомышленников в лице упомянутых Ш. Марки и А. Земплени, тюрколога Дьюлы Месароша (который имел обширные связи с общественными деятелями Турции), Лайоша Шашши-Надя, Ене Чолноки. Туранское общество было создано в 1910 г. Паикерт привлек к участию в нем ряд видных фигур - графов Белу Сеченьи, Пала Телеки, Михая Карой и др.
В написанном А. Паикертом уставе Туранского общества говорилось: “Наша цель - изучить, узнать, усвоить и использовать в интересах Венгрии ... науку, искусство и хозяйство родственных нам азиатских и европейских народов” [2]. В одной из речей, процитированных Д. Неметом в статье “Венгерский туранизм” (1931), А. Паикерт призывал “изучать и пропагандировать средствами науки и практически Туран, нашу великую прошлую и еще более великую будущую родину” [3]. Туранское общество, по словам Паикерта, сознательно исключало из своей деятельности всякие политические моменты, ставя перед собой исключительно “альтруистические цели” [4]. Интересно, что первые идеологи туранизма усматривали аналоги своему движению в панславизме и пангерманизме, считая, что вслед за подъемом “славянства” и “германства” наступит расцвет “туранства”, причем именно венгры как своего рода “западный авангард” Турана, его посланцы в Европе, должны выступить инициаторами и предводителями движения туранского возрождения [5].
В 1913 г. общество приступило к изданию журнала “Туран” (его главным редактором был Пал Телеки). Основатели мыслили журнал как своего рода трибуну, с которой круг единомышленников-туранистов будет пропагандировать свои идеи; что касалось содержания, то они преследовали две цели. Одна определялась как “научная, востоковедческая”, связанная с исследованием древнейшего прошлого венгров, вторая - изучение всего Турана в его прошлом и настоящем - виделась редакции более глобальной [6].
“Венгр, на Восток! - провозгласил Пал Телеки в 1913 г. во введении к первому номеру журнала. - На Восток в национальном, научном и хозяйственном направлении!” [7] В разные периоды истории движения обращение туранистов к Востоку имело разный смысл. Накануне первой мировой войны с продвижением на Восток связывались в первую очередь блестящие экономические перспективы, поскольку, как уверял П. Телеки, за счет успешной хозяйственной деятельности на Востоке и освоения обширных азиатских рынков можно укрепить престиж, мощь и
220
независимость нации. Экономическая экспансия должна была предваряться и сопровождаться солидными научными изысканиями. Предполагалось, таким образом, достичь далеко идущих общественно-политических результатов, обусловленных успехами в области науки и экономики. Перспективы Венгрии преуспеть в борьбе за азиатские рынки представлялись туранистам вполне реальными: ведь “рядом с такими великими державами, как Германия и Англия, существуют маленькие страны, например Бельгия и Голландия”, которые тем не менее играют заметную роль в мире. Рассуждая подобным образом, А. Паикерт пришел к интересному выводу: его соотечественники не должны замыкаться в пределах, как он выразился, своей “малой родины”, поскольку венгры - это “западные представители огромной многомиллионной мощи Турана. Если туранство расцветет подобно тому, как ранее это случилось с германством и славянством” [8], Венгрия сумеет занять важное и почетное место в мире. А. Паикерт сам возглавил экспедицию, которая отправилась в 1914 г. через Малую Азию к Аральскому, а затем Каспийскому морям и на Кавказ. Помимо конкретной цели - изучение возможностей участвовать в разработке каспийских нефтяных месторождений - экспедиция планировала сбор сведений о расселении и образе жизни родственных туранских народов.
Несколько ранее, в самом начале 1910-х годов, туранисты попытались установить контакты с Турцией, в надежде найти идейную и, возможно, практическую поддержку своим начинаниям по освоению Турана. Как считали критики туранизма, эти усилия не увенчались успехом, поскольку для османского правительства и позднее для Кемаля Ататюрка понятие “Туран” было неразрывно связано с идеями пантюркизма и большого интереса к венгерскому прочтению туранизма турки не проявили [9]. Различия в понимании туранизма турками и венграми (турецкий туранизм - это пантюркизм, венгерский - это “держава туранства от нашей родины до Японии, от Средиземного моря - до тундры”) [10], естественно, осознавались и самими туранистами, но не рассматривались как препятствие для установления тесных контактов. По всей видимости, какие-то связи, безусловно, установлены были, поскольку в годы первой мировой войны туранисты, переименовавшие свою организацию в Венгерский восточный культурный центр, практически пользовались официальной государственной поддержкой. Им отводилась важная роль в укреплении контактов с Турцией и Болгарией. В частности, силами Центра в 1916 г. было организовано обучение в венгерских гимназиях, сельскохозяйственных и промышленных училищах группы из 200 молодых людей, куда, помимо турок, входили болгары, боснийцы и албанцы. Позднее к первой группе присоединились еще 1000 человек.
После войны Венгерский восточный культурный центр распался на 3 отдельные организации: граф Пал Телеки возглавил занимавшееся исключительно научными исследованиями Общество Чомы Кереши; сохранилось Туранское общество со старой программой; наконец, Ене Чолноки возглавил Туранский союз. Деятельность последней из названных
221
организаций придала новый импульс туранскому движению. Своей задачей Союз провозгласил просвещение венгерского народа и пропаганду туранской идеи, которая позволила бы венгерской нации стать столь же могучей, как некогда при короле Матьяше. Следовало, как призывал Чолноки, “внедрить туранскую идею в самую душу народа”. Венграм следовало осознать, что они не “безродные бродяги”, вроде рассеянных по всему свету цыган или евреев, а представители могущественного Турана. Горечь военного поражения, потеря огромных территорий, проблемы разделенной нации, видимо, по мнению туранистов, могли компенсироваться осознанием принадлежности к огромной туранской общности. Поскольку Запад, по мнению идеологов Туранского союза, в частности И. Дессевфи, переживал глубокий идейный кризис, только Венгрия была способна спасти западную цивилизацию, осуществив на деле синтез христианства и могучего потенциала Турана [11].
Трианонская катастрофа и связанные с ней национальное унижение и антизападные настроения создавали благоприятную почву для распространения идей туранизма. На начало 20-х годов падает расцвет движения: выходит большое число изданий туранской направленности, на них обращают внимание - с туранистами ведут активную полемику. Собирают средства на сооружение памятника Аттиле, который планируют установить лицом к Западу, кроме того, предполагается написание 20-томного труда о туранских народах и т.д. В начале 30-х годов туранизм еще был заметен как идейное течение, однако Дьюла Немет, опубликовавший в 1931 г. уже упомянутую и одну из наиболее подробных статей, анализирующих историю и идеи туранизма, констатировал его постепенный упадок. К концу 30-х годов остался лишь немногочисленный кружок единомышленников, продолжавших “туранские исследования”.
Несмотря на то что туранское движение в Венгрии существовало достаточно долго и неоднократно меняло свои организационные формы, основные идеи туранизма, сформулированные его основными представителями накануне первой мировой войны и в первые послевоенные годы, разделялись, видимо всеми, кто считал себя представителями Турана в Европе. Остановлюсь подробнее на трех моментах: на концепции Турана как историко-географической общности, “туранском” прочтении истории, в частности на аспекте взаимоотношений кочевых и оседлых народов и наконец, на теории “венгеро-славянского крестьянского государства”.
Как уже упоминалось, туранисты постоянно апеллировали к науке, пытаясь представить туранскую теорию как строго научную и отметая упреки в антинаучности, политической тенденциозности, “радикализме и интернационализме”. Напротив, туранизм, возвращающий венгерскому народу его прошлое, как утверждал Пал Телеки, призван противостоять интернационализму и радикализму и отнюдь не нацелен на стирание национальных границ. По его мнению, туранизм прежде всего должен был восполнить лакуны и исправить ошибки в исследованиях древнейшего прошлого венгерского народа, которые, с его точки зрения,
222
часто грешили необъективностью и субъективизмом, легко, впрочем, объяснимыми, поскольку прежде ученые не привлекали всего материала и разнообразия исследовательских методов, которыми оперировали туранисты. Залог научных успехов туранистов виделся еще и в их заведомой объективности и междисциплинарном подходе к изучению древнейшей истории венгров [12].
В сочинениях туранистов неоднократно постулировалось, что Туран - это не лингвистическое, историческое или этнографическое, а чисто географическое понятие [13]. Вместе с тем, рассматривая Туран как единый регион, можно, с их точки зрения, говорить о туранских народах, хозяйстве, обычаях, сходстве языков и т.д. Выступая с подобными утверждениями, туранисты отходили от прежней теории Макса Мюллера. Как уверял П. Телеки, высказывание “народ живет в языке” настолько соответствует действительности, насколько цивилизован данный народ. Лучше всего народ характеризуют раса и образ жизни” [14].
Чтобы с полным правом говорить о Туране как об определенной целостности, туранистам следовало, во-первых, обосновать географическое единство этого региона и, во-вторых, выявить обусловленные этим единством общие черты в развитии разных народов. В древности, как писал Ене Чолноки, Тураном называли территорию к востоку от Персии до Гиндукуша и от Белуджистана и до Каспия и Приэльбрусья на севере. Современный же Туран - это своеобразная трапеция, западной границей которой являются река Урал и Каспийское море, восточной - Иртыш и Сыр-Дарья; северная же граница Турана проходит по 50° широты. Таким образом, Туран - это огромный регион, где представлено такое количество географических зон, как ни в одном другом географически ясно определяемом регионе (к примеру, в обеих Америках, Австралии или Африке). Разнообразие климатических условий, соседство пустынь и плодородных земель определяют образ жизни населения Турана, прежде всего, уникально сбалансированное сочетание земледельчества и номадизма [15].
Несмотря на явный симбиоз различных хозяйственных укладов в пределах древнего Турана, его основой, по мнению туранистов, оставались кочевники, воплощение мобильности Турана, носители его духа, пример социальной гармонии. Поскольку кочевой образ жизни существовал и за пределами Турана (как бы широко географически он ни определялся), нужно было обосновать особенности и преимущества именно кочевников-туранцев. В качестве доминирующего фактора опять-таки рассматривался ландшафт. Если, к примеру, североафриканским бедуинам ничего не остается, как кочевать от воды к воде, то кочевники Турана имели возможность в полной мере использовать достоинства и разнообразие природных условий своей исторической родины. Для туранцев кочевание - это некая особая форма экстенсивного сельского хозяйства [16]. Ссылаясь на Марко Поло, П. Телеки писал, что, например татары, в зимний период выгоняли свои стада на более теплые равнины, тогда как летом переходили в гористую или холмистую местность с более высокой степенью влажности [17].
223
Там, где за пределами Турана существовали сходные географические условия (например, в южнорусских степях), легко приживался приносимый туранцами тип хозяйства. Выбор места расселения венгров в Европе и перенесение прежнего образа жизни на новую территорию представлялся туранистам вполне “географически” обоснованным, поскольку многие ландшафты Среднего Подунавья должны были напоминать мадьярам их туранскую прародину. Особое внимание туранистов в этой связи привлекала восточная часть Венгрии (в ее посттрианонских границах), прежде всего, так называемые pusztak, степные районы Затисья. Носителями истинных туранских ценностей они считали крестьян. Туранисты призывали молодежь к “походу в народ”, ибо только в гуще незатронутой западной цивилизацией народной жизни можно обрести истинную духовность и настоящие, туранские, корни венгерской нации. Вот какое описание носителя туранского начала, пастуха из Хортобади, опубликовал в 1928 г. Иштван Эчеди: “Широкополая, засаленная шляпа завязана под подбородком. Кафтан накинут на плечи. Грязные, засаленные штаны придают ему экзотический вид. Гладко выбритые щеки и закрученные усы. Волосы зачесаны на затылок. Это человек древнего туранского типа” [18].
Дюла Сегфю в связи с этим пассажем справедливо заметил, что, обращаясь к широкой публике с призывом искать и беречь туранские корни венгерского народа, туранисты нередко “забывали” упомянуть некоторые общеизвестные науке факты. В данном случае, например, тот, что район Дебрецена, где находится Хортобадь, был полностью опустошен турками в XVI-XVII вв., так что ни о каком континуитете населения со времени “обретения родины” говорить не приходится [19].
Мысль о взаимосвязи природных условий (ландшафта), хозяйственного типа и этнических особенностей (расы) особенно последовательно развивалась Палом Телеки. В своих статьях “Ландшафт и раса” и “Географическое понятие Турана”, написанной в ответ на резкую критику “Ландшафта и расы” историком Дьюлой Германусом, Телеки утверждал, что важнейшим источником по истории формирования и изменения рас (под этим словом он подразумевал большие “надэтнические” культурно-исторические общности, например туранскую или славянскую) являются геологические данные, не уточняя, правда, как именно. Кроме того, он утверждал, что именно ландшафт формирует расы и он же, и только он, постоянно изменяясь, служит причиной и движущей силой “расовых” изменений [20]. Собственно этнический (или, как упоминалось выше, языковой) компонент не столь важен: единство образа жизни, диктуемое географическими условиями, - гораздо более существенный фактор. Единый образ жизни нивелирует различия между изначально несхожими народами, сближает их. Поэтому, утверждал П. Телеки, туранская общность включила в себя народы, представлявшие различные языковые группы, прежде всего тюрок и финно-угров. При этом венгры были определенным связующим звеном, мостиком между теми и другими. Ничто иное, кроме географических факторов, в том числе взаимодействие различных “рас” не может служить причиной изменений
224
сложившихся общностей. В этой связи, писал Телеки, утверждения, что венгры могли что-то перенять от славян, т.е. всякие рассуждения о славяно-мадьярском симбиозе беспочвенны. Если следовать этой логике, продолжал он, то тогда переселившиеся в Австралию и Новую Зеландию англичане должны были неизбежно стать похожими на австралийских аборигенов или новозеландских маори [21].
Решительно отвергая возможность усвоения венграми каких бы то ни было элементов культуры и образа жизни оседлых народов Центральной и Восточной Европы, туранисты не могли обойти вниманием вопрос об исторических последствиях расселения туранцев-венгров в Среднем Подунавье. Как утверждали туранисты, венгры распространили на весь этот регион туранский образ жизни, который стал общим для всех славянских и восточно-романских этносов, соприкасавшихся с венграми. Основные аргументы в пользу этого вывода черпались в этнографических наблюдениях: в частности, отмечалось значительное сходство крестьянских жилищ, костюма, утвари, музыки у различных народов этой части Европы (венгров, румын, подкарпатских и балканских славян). За сходством внешних форм жизни скрывалось глубокое духовное родство объединенного венграми населения региона, прежде всего крестьян. С туранским духом в конечном счете связывались и более глобальные особенности территории, расположенной к востоку от Италии и Германии, в частности абсолютное преобладание крестьянского населения (Чехия и Польша при этом, как можно понять, рассматривались исключительно как зона западного, германского влияния). В части Европы, находившейся под влиянием венгров, сложилось уникальное “туранско-славянское крестьянское государство”, действовавшее в интересах крестьянства, управлявшееся его представителями и являвшее собой образец редкостной социальной гармонии, покоящейся на туранском образе жизни. Всякие попытки модернизации, любые западные веяния вносили лишь дисбаланс в идеальное общественное устройство и, как считали сторонники туранской теории, шли вразрез с коренными интересами “туранско-славянского” крестьянства. Справедливым вариантом послевоенного политического устройства виделось создание в этом регионе трех больших “крестьянских” держав - Венгрии (в ее довоенных границах), Балканского государства и России [22].
Наиболее систематичное изложение “туранского” прочтения мировой истории предложил в 1922 г. Шандор Марки. Одна из его статей начинается с традиционной для туранистов ссылки на “провозвестников движения на Восток” - на монахов Отто и Юлиана, которые в XIII в. отправились на поиски исторической родины венгров. Первыми туранцами, зафиксированными письменными источниками, Марки объявил шумеров. При этом в “туранскую” историографию он включил такие несхожие фигуры, как О. Гротефенд, расшифровавший письменность шумеров, и финн Коскинен, заявивший, что финский язык происходит от шумерского и соответственно, что предки суоми основали древнейшее государство в Междуречье. Правда, идея шумеро-финно-угорского родства разделялась и некоторыми серьезными учеными, в частности известным
225
венгерским этнологом Б. Мункачи, работавшим в конце XIX в., так что в свое время она, вероятно, звучала не вполне абсурдно. Но к тому времени, когда писал Ш. Марки, “шумерская” теория выглядела, как представляется, уже довольно архаичной. Впрочем, наиболее смелые заявления редко подкреплялись аргументами: “Не нужно доказывать, - писал Ш. Марки, - что китайский, сиамский и другие родственные языки происходят от шумерского...” [23]. Происхождение финно-угорских языков и их родственные связи выяснялись в науке в течение долгого времени и порождали многочисленные дискуссии. И в данном случае и в других сходных ситуациях туранисты зачастую брали на вооружение самые спорные и не всегда самые “свежие” идеи.
Политическая история туранцев мыслилась Ш. Марки как череда великих туранских держав. На смену шумерскому государству пришла великая китайская империя, которая на протяжении тысячелетий оставалась оплотом туранства. Оттуда, с востока, Туран постоянно посылал сильные импульсы в сторону Европы - гунны, хазары, монголо-татары, турки-османы - это последовательно сменявшие друг друга волны туранского влияния. Аттила, Чингиз-хан, Тамерлан, Сулейман II - это великие деятели “туранского империализма”, с разной степенью успешности строившие туранскую империю на Западе. Примером распространения туранского влияния, с точки зрения Ш. Марки, могло служить создание русского государства. Потенциал Турана на Востоке еще далеко не исчерпан, и доказательством тому - происходившее с конца XIX в. усиление Японии. Венгрия же как бастион Турана на Западе должна в полной мере использовать свои возможности в Европе. Находясь в сфере влияния христианского Запада, который, естественно, боится усиления Турана, Венгрия постоянно совершала трагические ошибки, действуя в угоду интересам чуждых сил и пренебрегая собственными. В частности, под Мохачем венгры оказались “не на той” стороне, воюя со своими “туранскими родственниками”. Ш. Марки призывал венгров вспомнить о своих истинных интересах и, использовав шанс, упущенный Аттилой, основать туранское государство в центре Европы [24].
Основной поток полемических выступлений против туранистов пришелся на послевоенный период, что, вероятно, можно объяснить известной сменой ориентиров в самом туранском движении: акцент был смещен с проблем экономического процветания Венгрии за счет освоения Востока на поиски места нации в послевоенной Европе и на проблемы национального возрождения путем развития “туранской духовности”. Естественно, что критика туранизма исходила прежде всего от “западников”, сторонников модернизации Венгрии.
Как уже отмечалось, критики туранизма неизменно подчеркивали ненаучный характер туранской теории, тогда как ее приверженцы всячески отстаивали тезис о ее научности, отвергая какую бы то ни было политическую направленность своей деятельности. «Туранизм только рядится в “ученые одежды”», - утверждал Йожеф Шмидт, опубликовавший в 1925 г. подробный разбор некоторых концепций туранистов на страницах либерального журнала “Нюгат” [25]. Й. Шмидт справедливо
226
связывал рост влияния туранизма со смутной послевоенной атмосферой и считал бесперспективными попытки создания “туранской оси”. Автор одной из наиболее известных и уже цитировавшихся “антитуранских” статей, видный историк Д. Сегфю видел свою задачу прежде всего в том, чтобы отстоять идею принадлежности Венгрии к Центральной Европе и ее тяготения к Западу, а отнюдь не к “славяно-русскому азиатскому” региону. Пути Венгрии и прочей Средней Европы, по его мнению, стали расходиться только в XVI-XVII вв. под влиянием турецкой агрессии. До этого же динамика развития городов и раннего капитализма и процессы, происходившие в аграрной сфере, и остальные определяющие направления эволюции общества были сходными для немецких, чешских и венгерских земель. Венгрия и венгерское крестьянство продолжали бы развиваться в том же среднеевропейском русле, “если бы не турецкая угроза, если бы не непрерывная война” [26].
По логике туранистов, как отмечал Й. Шмидт, истинным героем венгерской истории должен быть коронованный турами Янош Заполняй, но что тогда делать с “антитурецкой” линией в венгерской истории, нашедшей воплощение в таких фигурах, как Миклош Зриньи, Иштван Добо или Янош Хуньяди? Венгрии приходилось часто быть гораздо более “антитуранской”, чем Западу, и единственный возможный путь для Венгрии - “ассимиляция” с Западом [27].
1. Németh Gy. A magyar tűránizmus // Magyar Szemle. 1931. N 11. 132-134.
2. Paikert A. Turáni Társaság: A Turáni Társaság alapszabályai. Bp., 1910.
3. Németh Gy. Op. cit. 132.
4. Kincses Nagy Eva. A turáni gondolat. Bp., 1993. 44.
5. Paikert A. Turáni Társaság eddigi és jövendő működése. Bp., 1914.
6. Tűrán. 1918. N 1. 1-3.
7. Teleki P. Bevezető // Ibid. 1913. N 1. 3.
8. Paikert A. A Turáni Társaság eddigi és jövendő működése. 9.
9. Németh Gy. Op. cit. 136.
10. Teleki P. A Tűrán földrajzi fogalom // Tűrán. 1918. 82.
11. Ibid. 133.
12. Ibid. 45-46.
13. Cholnoky J. Tűrán. 1918. 25-26.
14. Teleki P. A Tűrán földrajzi fogalom. 78-79.
15. Cholnoky J. Op. cit. 26-34.
16. Ibid. 40.
17. Teleki P. A Tűrán földrajzi fogalom. 54.
18. Magyarság, nápilag. 1928. Dec. 8.
19. Szekgfü Gy. A "Turániszláv parasztállam" // Magyar Szemle. 1929. N 5.
20. Teleki P. Taj es Faj // Tűrán. 1917. N 1.
21. Teleki P. A Tűrán földrajzi fogalom. 46-47.
22. Изложение теории "туранско-славянского крестьянского государства" и ее критику см.: Szekgfü Gy. Op. cit.
23. Márki S. A tűráni népek története // Tűrán. 1922. N 5. 25, 27.
24. Ibid. 33-37.
25. SchmidtJ. Tűránizmus // Nyugat. 1925. 197.
26. Szekgfü Gy. Op. cit. 35.
27. Schmidt J. Op. cit. 199-200.