Славяне и их соседи. Выпуск 10. Славяне и кочевой мир

Б.Н. Флоря (отв. ред.)

 

11. ЮРЮКИ - МУСУЛЬМАНСКИЕ КОЧЕВНИКИ БАЛКАНСКОГО ПОЛУОСТРОВА (XV-XVII)

С.Ф. Орешкова

 

 

Термин “юрюк” происходит от общетюркского глагола юрюмек, означающего ходить, двигаться, путешествовать, идти походом и т.п. Следовательно, его буквальное значение - идущий, переходящий с места на место, бродяга, а возможно, и кочевник - номад. В этом последнем смысле он и употреблялся с османское время. Однако юрюками называли не всех кочевников (goçeвe - тур.), а определенную их группу, кочевавшую на западе Анатолии и Балканах. Именно на Балканах юрюки были оформлены в особую корпорацию вспомогательного войска, выделены как некая социальная группа из всей массы тюрко-мусульманского населения этого района.

 

Термин “юрюк” (множ. “юрюки”) впервые появляется в XV в. [1] Он используется в османских хрониках того времени, например у Оруджа и Ашикпашизаде [2]. Именно так назывались ими те тюркские племена, которые начали переселяться в Румелию (т.е. в европейскую часть завоевываемой османами территории) уже при Орхане (1324—1360/62). Тогда сыновья этого османского бея Сулейман и Мурад не только совершали набеги на византийскую территорию, но и впервые попытались создать там румелийское бейлербейство - объединенное военное управление вновь завоеванных земель. Так началась турецкая колонизация балканского региона, означавшая его хозяйственное освоение и административное подчинение. Это стало возможным не только благодаря завоеванию, но и в результате значительной миграции тюркского населения в этот регион, что сопровождалось ассимиляцией им отдельных групп местного населения и обращением части христиан в ислам. Однако массовая тюркизация и исламизация не были политикой Османского государства. Немусульмане объединялись в так называемые миллеты, т.е. религиозные общины, позволявшие им сохранять свою веру и культуру, проживая в условиях мусульманского государства и господства ислама как государственной религии. Охраняя этнорелигиозные особенности своих членов, миллетная система предписывала им, однако, уплату повышенных податей и некоторые ущемления в гражданских правах. Подобные же, хотя и в меньшей степени, ограничения в правах и особенности в налогообложении существовали и для отдельных групп мусульманского населения, что подтверждает пример юрюков.

 

В первые века османских завоеваний характерной чертой османской колонизационной политики было поощрение значительных масс

 

165

 

 

анатолийского населения к переселению на Балканы. Турецкие исследователи отмечают три организующих фактора в этих переселениях [3]: 1) предоставление земли и доли налоговых сборов с местного населения османским воинам, т.е. формирование так называемой тимарной системы; 2) создание в завоеванных районах мусульманских благотворительных и религиозных учреждений (вакфов) и, наконец, 3) насильственное переселение как местного населения, так и самих завоевателей, в том числе и кочевников, и их включение в новую османскую армейскую структуру. История юрюков связана с этим последним методом османской колонизации завоеванных земель.

 

Следует подчеркнуть, что именно в Румелии, обосновываясь среди населения, отличавшегося от завоевателей в этническом, религиозном, культурно-хозяйственном отношении, имевшего опыт самостоятельного государственного строительства, османы вырабатывают наиболее четкие формы собственных государственных и общественных институтов и начинают строго регламентировать права и обязанности всех членов складывавшегося османского общества. Известно, что регламентация поведения человека, его хозяйственной деятельности, отношений в быту, строгая включенность в те или иные общественные структуры и т.п. вообще характерны для любого исламского общества. Ислам, как последняя по времени возникновения мировая религия, был призван “подтянуть” к уровню мировой цивилизации огромную варварскую периферию. Для этой-то цели ему и нужны были эти регламентации. В Османской империи они внедрялись особенно последовательно и широко. Строя свое общество и государство в чуждой этнорелигиозной среде, опираясь на нее, используя ее достижения и во многом благодаря этому ускоряя свое собственное общественное развитие, османы регламентировали налоги, ренты, цены, правила землепользования и ремесленного производства, структуру религиозных общин, одежду, допустимую для тех или иных групп населения, и всевозможные церемониалы. Все это, в большом и малом, на первых порах способствовало ускоренному развитию османского общества, но постепенно стало превращаться в оковы, тормоз, порождая застой и кризис, осознаваемые османским обществом уже к концу XVI в.

 

Тем не менее именно благодаря румелийскому опыту были достигнуты многие успехи османского государственного строительства. Тимарная система, охватывавшая территориально-управленческую, земельную и военную сферы, стала опорой османской государственности, распространившись на всю Анатолию. Османское государство, являясь “единственной подлинно военной державой средневековья”, в хозяйственном плане стало опираться на земледелие, транзитную торговлю и отчасти ремесленничество. В результате этого кочевое хозяйство и кочевники перестали быть столь значимы для государства, как в первый период его становления.

 

История юрюков показывает, что государство в новых исторических условиях уже не могло больше пользоваться старой тюркской практикой - сохранять кочевую вольницу, отправляя беспокойные племена

 

166

 

 

подвижных скотоводов все далее на запад. В XI-XV вв. тюркские правители этой практикой преследовали две цели: оградить города и села завоеванных земель, доставлявшие им основные доходы, от разбоя кочевых орд и использовать для новых завоеваний военные качества кочевников. Итогом такой политики явилось то, что лишь там, где миграционное движение кочевников наталкивалось на какое-то серьезное препятствие, произошло скопление крупных тюркских этнических масс. Потому-то тюркскими, как известно, стали Малая Азия и Азербайджан, области географически значительно удаленные от Средней Азии - истока тюркского движения [4].

 

Огузские племена, пришедшие в Малую Азию в XI-XIII вв., изменили этническую картину этого региона. Новое тюрко-мусульманское население создало здесь свое государство, и именно в нем начала формироваться та политическая, культурная и социальная среда, в которой в дальнейшем протекало складывание и развитие турецкой народности [5].

 

Позднее, в XIII в., в связи с большими этническими подвижками в Центральной Азии и на Ближнем Востоке, вызванными монгольским завоеванием, в Малую Азию устремился новый миграционный поток. Появившиеся на западе Анатолии новые пришельцы являли собой в социальном, культурном, этническом и даже религиозном плане очень разнородную массу, многие в ней скорее были склонны к оседлой жизни, чем к продолжению кочевничества. Именно в монгольский и постмонгольский периоды намечается разрыв в уровне развития Восточной и Западной Анатолии. На востоке были сильнее кочевые традиции. Там сложились такие кочевнические государственные образования, как Кара Коюнлу и Ак Коюнлу.

 

К западу от Коньи во множестве бейликов, главенство среди которых постепенно захватывает Османский бейлик, несмотря на непрекращавшийся до XV в. приток переселенцев с востока [6], сильнее было стремление к оседлости, что поощрялось и правителями этих бейликов.

 

Первой попыткой помочь пришлому населению приспособиться к новой жизни и отказаться от вынужденного в период миграции кочевничества было создание полупрофессиональных воинских подразделений: пеших - яя и конных - мюселлем [7]. Включали в них лишь турок-мусульман. Запись осуществлялась кадиями (мусульманскими судьями). Вступить в ряды этого воинства считалось населением очень выгодным делом. Хроники сообщают, что опоздавшие к записи просили их записать запасными (ямаками) и даже пытались давать взятки кадиям, дабы их все-таки записали. Яя и мюселлем объявлялись “приближенными повелителя (хюнкары и хаслары)”, что и отличало их от воинов племенного и бейского ополчения - акынджи и азапов. Именно они начали носить белые колпаки, принятые у османских воинов и в более позднее время. Их участие в военных действиях оплачивалось 1 акче в день. Для обеспечения жизни в мирное время они получали участок земли, который освобождался от уплаты налогов.

 

Популярность такого войска у османов и их соседей свидетельствует, во-первых, о том, что в западных бейликах было значительное количество

 

167

 

 

людей, желавших “испоместиться” на землю и заняться крестьянским трудом; во-вторых, о том, что, создавая такие армейские подразделения и предоставляя их членам некоторые льготы (а именно налоговые и небольшой военный приработок), османские власти способствовали оседанию тюркского населения на землю и несколько облегчали ему этот процесс; в-третьих, наличие опоздавших, но стремившихся в такое войско означало, что приток нового тюрко-мусульманского населения в бейлик и вообще на запад Анатолии продолжался [8]. Однако войска яя и мюселлем, как подобные им пограничные службы воинов-крестьян в Византии (акриты), зачастую также состоявшие из тюрок [9], были эффективны лишь в обороне. Для наступательных войн они не подходили. В старых османских хрониках отмечается, что они становятся “непригодными” и заменяются новым войском (йени-чери - янычарами). Характерно, что османские султаны, убедившись в том, что тот или иной созданный ими социальный институт не отвечает поставленным целям, тем не менее не ликвидировали его, а лишь отдаляли от себя, переводя на более низкую социальную ступень в обществе. Воинов-крестьян (яя и мюселлем) постигла та же учесть: их превратили в подразделения, несущие службу по очереди и выполняющие обслуживающие армию функции. Для нашей темы важно как то, что через эти институты значительные ранее подвижные массы тюркского населения приобщились к земледельческому труду, так и то, что в последующих источниках (главным образом XVII в.) военные подразделения яя, мюселлем, акынджи, цыгане, войнуки, джанбазы, гуреба упоминаются вместе с юрюками. Причем первые две категории по характеру службы и ее организации буквально одинаковы с юрюками. Все они в источниках названы племенами (таифе), которые делились на подразделения (оджаки) [10].

 

Юрюки - это те объединения племенного типа, которые в Западной Анатолии и в османский период сохранили скотоводческо-кочевое хозяйство и были отправлены как воины и как скотоводы для освоения балканских территорий. Их переселение освобождало земли бейлика для земледельческого населения и, казалось бы, вписывалось в уже упомянутую тюркскую традицию отправлять кочевников в пограничные районы для продолжения войн с неверными. Однако переселением юрюков преследовались в это время не завоевательные, а колонизационные цели. Им были строго предписаны те районы, где они должны были проживать [11]. В XV в. это Текирдаг, Коджакджик, Визе, Налдёкен (или Налдоган) и Акчаболу (или Офчаболу) [12]. С XVI до конца XVII в. кф этим районам присоединились еще два - Янболу и Селяники [13].

 

Статус юрюков был определен еще в XV в. [14], есть его уточнение в кодексах законов Мехмеда II Завоевателя и Сулеймана I Кануни [15]. Первоначально за каждым оджаком юрюков были записаны 24 воина [16], с середины XVI в. их насчитывалось уже 30 [17]. Им следовало выделять из своей среды пять человек - эшкинджи, отправляемых во время войн на армейскую службу. Остальные объявлялись ямаками, помощниками. Эшкинджи должен был быть вооружен и экипирован, снабжен продовольствием

 

168

 

 

и всем необходимым на шесть месяцев. Осуществлялось это благодаря тому, что с каждого ямака взимали по 50 акче. Если первоначально эшкинджи были воинами, а все юрюки приписывались к военному сословию, то к XVII-XVIII вв. их стали использовать на подсобных работах - дорожных, на перевозках тяжестей, при ремонте крепостей, в приморских районах на верфях и даже как горнорабочих в рудниках [18].

 

Создавая строго регламентированную организацию кочевого населения, османские власти надеялись этим обуздать кочевую вольницу, поставив ее в определенные государством рамки. На первых порах это им удавалось. Племена юрюков находились на самообеспечении, имели кое-какие налоговые льготы, причем в сравнении не только с окружающим их земледельческим населением, но и с кочевниками Анатолии [19]. На Балканах они включали в свой состав некоторые другие этнические группы, сходные с юрюками по образу жизни (татар, отдельные подразделения влахов и т.д.) [20]. Тесно общаясь с христианским населением, они сыграли значительную роль в исламизации его части [21].

 

Вместе с тем, существуя как особая изолированная группа (даже отличившись в боях и получив тимар, юрюк не мог избавиться от статуса юрюка; беглых юрюков, как и податных крестьян, насильно возвращали в свое племя), находясь в полном подчинении у беев, юрюки постепенно теряли свою значимость для государства. После того как они выполнили ту миссию, которую предписывали власти в период турецкой колонизации Балкан, т.е. обжили и хозяйственно освоили выделенные им территории, юрюки уже не воспринимались ни как воины (не имели профессиональной подготовки), ни как особая, требующая государственной поддержки группа населения (типа тех, которые охраняли горные проходы, переправы и т.п. и потому имели в османском государстве некоторые налоговые льготы). Уже в XVII в. делались неоднократные попытки ввести юрюков в рамки обычного податного сословия (реайи) [22]. Это казалось властям логичным потому, что юрюки легче, чем другие кочевники, переходили к оседлости и начинали заниматься земледелием [23].

 

Показателем отношения к юрюкам в османском обществе может служить сообщение источника конца XVII в. о том, что материальное положение беев-юрюков не было тогда связано с численностью подчиненных им племен. Так, бей племенного объединения, проживавшего во второй половине XVII в. в районе Селяники и насчитывавшего 400 оджаков, имел от султана зеамет, дающий доход в 61 397 акче. Бей же второй по численности группы, проживавшей в районе Акчеболу (323 оджака), имел доход всего в 33 тыс. акче, что явно было несоизмеримо с числом его подчиненных. Следовательно, “кормление” бея определялось не значимостью и численностью племени, которое он возглавлял, а его личной заслугой или тем наследством, которое ему перешло от предков [24].

 

Наступление на права юрюков вызвало большое недовольство в их среде. Многие их племена в XVII-XVIII вв. вернулись в Анатолию. Оставшиеся

 

169

 

 

были позднее объединены в особую военную организацию Эвляд- и Фатихан [25]. Не желая допустить оттока мусульманского населения с Балканского полуострова, османские власти, следовательно, не решились лишить потомков юрюков статуса военного сословия.

 

Племена юрюков до сих пор имеются в разных районах Западной и Южной Анатолии. Они выделяют себя из среды других кочевников, особенно тех, которые проживают на востоке страны и до сих пор называют себя туркменами, и даже из остального турецкого населения, говоря “я не турок, а юрюк”. Тем не менее это явный компонент турецкой нации, имевший, однако, свою специфику в историческом развитии [26].

 

 

1. Refik A. Anadolu 'da Türk Aşiretleri, Istanbul, 1930.

 

2. Aşıkpaşazade. Tevarih-i Al-i Osman, Istanbul, 1913; Oruç bin Adil, Tevarih-i Al-i Osman. Hanover, 1925.

 

3. Barkan O.L. Osmanlı imparatorluğunda bir iskân ve kolonizasyon metodu olarak Vakiflar ve Temlikler / Vakiflar Dergisi. Ankara, 1942. N 2;

Osmanlı imparatorluğunda bir iskân ve kolonizasyon metodu olarak sürgünler // Inktisat Fakültesi Mecmuası, Istanbul, 1951; XI; 1953. XIII; 1955. XV;

Orhonlu C. Osmanlı imparatorluğunda Aşiretleri iskân Teşebbüsü, Istanbul, 1963.

 

4. Наиболее четко эта проблема сформулирована в неопубликованном черновом наброске работы В.В. Бартольда о восточных империях (Архив РАН. Ф. 68. Оп. 118. Л. 5а-6а). См. о ней:

Умников И.И. Аннотированная библиография трудов академика В.В. Бартольда. Туманович Н.Н. Описание архива академика В.В. Бартольда. М., 1976. С. 265-269.

 

5. См.: Еремеев Д.Е. Этногенез турок. М., 1971. С. 45-124.

 

6. Köprülü M.F. Les origines de l'Empire Ottoman. P., 1935.

 

7. Жуков К. A. Османские хроники XV-XVII вв. о создании войск "яя и мюселлем". Turcologica. Л., 1986. С. 128-132.

 

8. Подробнее об этом см.: Орешкова С.Ф. Государственная власть и некоторые проблемы формирования социальных структур османского общества // Османская империя: система государственного управления, социальные и этнорелигиозные проблемы. М., 1986. С. 7-10.

 

9. Литаврин Г.Г. Византийское общество и государство в X-XII вв. М., 1947. С. 236-255;

Oikonomides N. L'organisation de la frontière orientale de Byzance aux X-XI siècle et la Taktikon de l'Escorial. XIV-е Congrès intern. des études byzantines. Rapports. Bue., 1971. II.

 

10. См., например:

Трактат Али Чауша из Софии о тимарной организации в Османской империи // Аграрный строй Османской империи XV-XVII вв.: Документы и материалы. М., 1965. С. 102-103;

Хезарфен X. Телхис ал-бейан фи каваныни Ал-и Осман // Рукопись СПб., филиала ИВ РАН. Шифр 9-217. Л. 45а-49б и др.;

см. также Hezârfen Hüseyin efendi. Telhîs ü'l-beyân fî kavânîn-i Al-i Osman. Ankara, 1998. S. 116-118 etc.

 

11. Halaçoğlu Y. XIV-XVII Yüzyıllarda Osmanlılarda Devlet Teşkilâtı ve Sosyal Yapı. Ankara, 1998. С 111.

 

12. Uzunçaraşılı J.Ü. Osmanlı tarihi. Ankara, 1947. T. 1. S. 561.

 

13. Ibid. 1954. T. III. Pt. 2. S. 285.

 

14. ζetintürk S. Osmanlı imparatorluğunda yöruk sınıfının hukuki statüleri // Dil-Tarih-Cografıya Fakültesi dergisi. Ankara, 1943. N 11.

 

15. См.: Аграрный строй Османской империи... С. 19, 21, 27, 37 и др.

 

170

 

 

16. См.: Gökbilgin M Т. Rumeli 'de Yürükler, Tatarlar ve Evlâd-i fatihan, Istanbul, 1957. S. 98.

 

17. Refik A. Op. cit.

 

18. Halaçoglu Y. XVIII Yüzyılda Osmanlı imparatorluğunun iskân siyaseti ve aşiretlerin yerleştirilmesi. Ankara, 1988. S. 20.

 

19. Ibid. S. 22-25.

 

20. Gökbilgin M.T. Op. cit. S. 13-14.

 

21. Димитров Ст. За юрушката организация и ролята й в етноасимилационните процеси // Векове. 1982. № 1/2.

 

22. Inalcık H. Osmanlılarda raiyet rüsümü // Belleten. Ankara. 1959. XXII/92.

 

23. Halaçoglu Y. XVIII Yüzyılda imparatorluğunun iskân siyaseti ve aşirelerin yerleştirilmesi. S. 21.

 

24. Hezâıfen Hüseyin efendi. Op. cit. S. 118.

 

25. Refik A. Op. cit. S. 116-117.

 

26. Еремеев Д.E. Юрюки (Турецкие кочевники и полукочевники). М., 1969.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]