История Албании в XX веке

Н. Смирнова

 

Глава III. Борьба за независимость, территориальную целостность и демократию (1918—1924)

 

1. Битва за Влёру

2. От феодальной монархии к буржуазной республике

3. Восстание 1924 года

4. "Красный епископ" Фан Ноли

 

 

1. Битва за Влёру

 

Созданное в конце декабря 1918 г. в Дурресе правительство во главе с Турханом Пермети не отвечало задачам возрождения Албании. Заявив о себе как о выразителе интересов албанского народа, оно не выдвинуло программы своей деятельности ни в момент сформирования, ни позже. Туманная ссылка в обращении к народу на признание положений Лондонской конференции 1913 г. относительно государственного устройства Албании могла служить призывом к реставрации автономии во главе с иностранным князем под контролем великих держав, что практически не представлялось возможным. Правда, в кулуарах Парижской мирной конференции муссировались проекты восстановления Международной контрольной комиссии (МКК) в составе Великобритании, Италии, Франции и США. 11о в таком решении вопроса не была заинтересована Италия, претендовавшая на изменение в свою пользу положений другого документа, вышедшего из Лондона — секретного договора 1915 г. Рим рассчитывал только на полный контроль над всей территорией Албании при условии официального его признания.

 

Позиция албанской делегации на конференции отличалась робостью в выдвижении самостоятельных требований. В феврале 1919 г. ею были направлены в адрес руководства международным форумом два меморандума. В них содержались предложения по расширению границ Албании, произвольно урезанные Берлинским конгрессом 1878 г. и Лондонской конференцией 1913 г. Эти предложения остались без ответа, и тогда в марте 1919 г. делегация представила другой вариант решения албанского вопроса в рамках горячо обсуждавшегося принципа самоопределения наций. Предполагалось ввести на албанских территориях, оставшихся за пределами границ 1913 г., американскую администрацию на один-два года с целью организовать плебисцит, призванный решить их дальнейшую судьбу. Однако и этот проект остался без внимания.

 

83

 

 

Обращение к американскому арбитражу объясняется теми иллюзиями, которые питали в тот период албанцы, да и не только они, в отношении миротворческой миссии президента В.Вильсона в послевоенной Европе, Позже всех вступившие в войну США не были замешаны в закулисных торгах судьбами малых народов, и довольно многочисленная албанская диаспора рассчитывала на понимание проблем своей исторической родины. К тому же и американская сторона на первых порах демонстрировала такую готовность. Накануне отбытия Вильсона в Европу его посетил на президентской яхте "Мэйфлауэр" Фан Ноли, познакомивший с сутью албанского вопроса. "Если бы я имел только один голос на мирной конференции в Версале, то я и его отдал бы на благо Албании", — обнадежил президент. В конце февраля 1919 г. по его инициативе в Албанию был направлен консул США в Турине Джозеф Хавен, который за два месяца объехал всю страну, изучая настроения народа, в большинстве своем высказывавшегося в поддержку независимости Албании.

 

Среди албанских делегатов на мирной конференции наметился раскол. Проамерикански настроенным представителям диаспоры противостояли италофилы из дурресского правительства, исходившие из якобы существующей общности интересов Албании и Италии. Италофилы не отказывались от попыток договориться непосредственно с итальянцами об обеспечении ими "благожелательной временной помощи" албанскому государству. На трон Албании предполагалось пригласить принца из царствующей в Италии Савойской династии. Албанская католическая печать обосновывала это необходимостью опоры на "сильную и цивилизованную руку истинного друга", ибо пока народ не подготовлен в достаточной степени к самостоятельной жизни "ни умственно, ни экономически, ни политически".

 

"Внешняя политика Италии должна быть такой, чтобы она встретила одобрение народа, — демагогически заявил итальянский министр иностранных дел Т. Титтони в июне 1919 г., определяя политику нового кабинета [*]. — Навсегда ушло время тайных соглашений". Однако спустя немногим более месяца, 29 июля, в Париже он заключил с находившимся там греческим премьер-министром секретный договор, получивший известность как "соглашение Титтони—Венизелос" об очередном плане раздела Албании. В рамках урегулирования так называемого "адриатического вопроса" итальянская дипломатия обязалась поддерживать греческие претензии на Корчу и Гирокастру

 

 

*. 21 июня 1919 г. кабинет В. Орландо—С. Соннино подал в отставку, уступив место тандему Ф. Нитти—Т. Титтони.

 

84

 

 

в обмен на признание за Италией мандата на всю "усеченную" Албанию, а также права на аннексию Влёры.

 

Известие о существовании тайного итало-греческого сговора за счет Албании подняло волну протеста в патриотически настроенных кругах албанского общества. В адрес конференции стали поступать многочисленные письма и обращения в защиту права албанского народа на независимое существование как из самой страны, так из многочисленной диаспоры. Известно национальное обращение Сотира Колеа, популярного собирания фольклора и издателя выходившей в Лозанне газеты "Шкиприя" (''Албания"), к приобретшему к тому времени скандальную известность своими призывами к насильственным захватам Габриэле Д'Аннунцио: "О, поэт, неужели Вы думаете, что Италия станет более великой, если ей удастся отторгнуть от албанской родины беззащитную Влёру? И удостоится ли Италия чести быть запечатленной на самых ярких страницах истории, если она похитит свободу у маленького и слабого народа, который никогда не делал ей плохого ? Неужели он не заслужил другого с собой обращения?"

 

Несмотря на разоблачения закулисных соглашений Италии, в Риме не собирались отказываться от своих планов. Более того, итальянские политики продолжали действовать в двух направлениях — на самой конференции, добиваясь реализации прежних договоренностей, и в Албании среди своих приверженцев. В результате появились два документа: секретный договор между итальянским и дурресским правительствами от 20 августа 1919 г. и меморандум правительств США, Великобритании и Франции от 9 декабря того же года. По первому из них в Албанию назначался итальянский верховный комиссар, непосредственно подчиненный Министерству иностранных дел Италии. В его функции входил контроль над деятельностью временного правительства. Ни одно из решений в административной и хозяйственной областях не могло приниматься без (м о одобрения и т.п. Что касалось меморандума великих держав о претензиях Италии в Адриатике, то он в части Албании подтверждал итальянский суверенитет над Влёрой и ее окрестностями, а также мандат над остальной территорией страны. Границы с Югославией предполагалось установить по состоянию на 1913 г. с перспективой предоставления ей экономического выхода в Адриатику. Вопрос о разграничении на юге предстояло разрешить в ходе дальнейших межправительственных консультаций, причем албанское правительство должны были представлять итальянцы.

 

Весть об очередном закулисном сговоре заставила албанцев искать собственные пути выхода из сложившейся ситуации. Недовольство оккупационным режимом вылилось в борьбу не

 

85

 

 

только против иноземных захватчиков, но и против дурресского правительства, предававшего национальные интересы страны. Началось движение за созыв такого представительного собрания, которое могло бы провозгласить право Албании на самостоятельное государственное существование. Однако ситуация осложнялась тем, что приходилось действовать против желания дурресского правительства и итальянских властей, используя все легальные возможности и стараясь избегать открытого противостояния.

 

Инициативу созыва форума взяла на себя патриотическая организация "Краху комбтар" ("Национальное крыло"), созданная нелегально во время правления князя Вида в Дурресе, а после его отъезда переместившаяся в Шкодру. Она объединяла в своих рядах представителей всех слоев общества независимо от их политических пристрастий, но готовых бороться за защиту национальных интересов Албании и албанцев. Члены организации с гордостью называли себя националистами, т.е. теми, "кто борется за независимую этническую Албанию и ради достижения этой цели не пойдет ни на какие компромиссы". История этой организации практически не изучена. Причиной стал как конспиративный характер ее деятельности, так и то, что в разное время в состав ее руководства — в Центральный комитет — входили лица, отмеченные в так называемой марксистской историографии печатью предательства интересов родины, реакционности и прочих действительных или мнимых пороков. Это были Риза Дани и Малик Бушати, Сотир Пеци и Сейфи Вламаси. В период подготовки конгресса самое активное участие в его организации принял 25-летний полковник Ахмет Зогу.

 

Помещение для проведения форума было предоставлено муниципалитетом небольшого городка Люшня в Центральной Албании, который от имени сформированной им Национальной комиссии разослал приглашения на январь 1920 г. во все префектуры Албании. Девиз конгресса — обеспечение полной независимости Албании и укрепление албанского единства — объединил представителей самых разных политических направлений как внутри страны, так и действовавших за рубежом. Достаточно сказать, что прислал своих представителей даже Эсад Топтани.

 

Идея созыва конгресса получила широкий отклик. В Люшню стали поступать резолюции народных митингов, решения муниципалитетов, обращения прогрессивных организаций, поддержавших идею созыва конгресса. Муниципалитет Эльбасана так отозвался на призыв комиссии: "Правительство не выполнило своих задач в рамках, установленных собранием в Дурресе, действуя в ущерб самоуправлению родины и с превышением своих полномочий. Поэтому очевидна необходимость

 

86

 

 

созыва всеобщего форума в Люцше и посылки на него делегатов". Все попытки итальянских оккупационных властей и правительства Дурреса воспрепятствовать созыву конгресса окончились неудачей. Так, по просьбе министра внутренних дел марионеточного правительства Мюфида Либоховы верховный главнокомандующий итальянских войск в Албании генерал Пьячентини перебросил на своих транспортных средствах батальон албанской милиции к Люшне с приказом разогнать конгресс силой. Однако албанские офицеры-католики из Шкодры, ознакомившись на месте с ситуацией, не только не выполнили распоряжения, но стали охранять конгресс на протяжении всех дней его работы.

 

21 января 1920 г. более 50 делегатов, представлявших почти все районы страны, собрались в Люшне. Они приняли решение о свержении дурресского правительства, заявили о непризнании условий секретного Лондонского договора 1915 г. о разделе Албании и со всей определенностью высказались против закулисных сделок на Парижской мирной конференции. "Собрание постановило не признавать никакого иностранного мандата или протектората, — говорилось в обращении, единогласно принятом делегатами конгресса. — Албанцы готовы идти на любые жертвы, отдать все до последней капли своей крови, чтобы воспрепятствовать любому действию, которое могло бы поставить под угрозу независимость Албании и ее территориальную целостность".

 

Заседания продолжались десять дней, до 31 января. На конгрессе ставился, но не получил окончательного решения вопрос о государственном строе Албании. Откладывая кардинальное решение этой проблемы до созыва Учредительного собрания, конгресс занялся образованием рабочих административных органов. Был создан Высший совет в составе четырех человек, облеченный функциями регентства, что являлось уступкой монархическим настроениям многих делегатов. Причем его членами становились представители четырех основных религий — католик, православный, мусульманин-суннит и бекташи. Верховная власть в стране осуществлялась Национальным советом (сенатом) в составе 37 человек, избираемых согласно временному конституционному акту (так называемому статуту Люшни) Национальным собранием. На деле же сенаторы были назначены присутствующими на заседании делегатами. Новое правительство возглавил Сулейман Дельвина, находившийся в то время в Париже, где он в составе делегации проживавших в Турции албанцев выступал в защиту независимости Албании. Членами правительства и других руководящих органов стали крупные торговцы, помещики, военные, представители интеллектуальной элиты и духовенства.

 

87

 

 

Решением конгресса столицей государства становилась Тирана — небольшой город с населением 12 тыс. жителей. Для подготовки помещений к приему правительства в город был направлен во главе вооруженного отряда новый министр внутренних дел Ахмет Зогу, сумевший преодолеть кружным путем заградительные посты итальянских войск. После переезда всех членов правительства началось изгнание представителей старой власти из административных органов всех уровней, а три министра — Мюфид Либохова, Фейзи Ализоти и Мустафа Круя — не только лишились своих портфелей, но и были объявлены предателями отечества.

 

Процесс становления новой власти и распространения ее юрисдикции на всю территорию страны наталкивался на многие препятствия. В обществе продолжало сохраняться влитие италофилов, не веривших в жизнеспособность албанского государства без поддержки извне. С ними солидаризировались активисты и руководство Косовского комитета, считавшие, что только при поддержке Италии возможно гарантировать воссоединение Косова с Албанией. К их числу принадлежали как молодые интеллектуалы (Реджеп Митровица, Халим Гостивари, Бедри Пейя), так и участники национально-освободительного движения начала века (Байрам Цурри, Хасан Приштина). Существование такой довольно многочисленной прослойки в правительстве и околоправительственных кругах не способствовало выработке единой политической линии.

 

Сразу после конгресса активизировался Эсад Топтани, сторонники которого присутствовали в Люшне, ограничившись поначалу наблюдательными функциями. Он и не стремился присоединиться к процессу строительства независимого государства, считая ближайшей целью в условиях пока еще не устоявшейся обстановки внутри страны подготовку к вооруженному свержению кабинета Сулеймана Дельвины с последующим формированием карманного правительства и созывом Учредительного собрания, призванного избрать главу государства.

 

Объединение несхожих по своим взглядам политиков в борьбе против дурресского правительства не сняло ранее существовавших личных трений между ними. Некоторые из них проявляли недовольство выбором кандидатуры премьера только потому, что сами считали себя более достойными этого поста. Либерально (и антифеодально) настроенные политики юга внушали опасения байрактарам и крупным землевладельцам своими идеями реформ в аграрной и образовательной сферах. Начались трения в руководстве "Краху комбтар". Быстрое выдвижение на первые роли Ахмета Зогу привело к выходу из организации некоторых ее влиятельных членов, в частности члена Верховного (регентского) совета Акифа-паши Эльбасани

 

88

 

 

(Бичаку), возмущенного не только неуемными амбициями Зогу, но и тем, что он сблизился с одним из богатейших людей Албании Шефкетом Верляци.

 

А. Зогу быстро завоевывал популярность и столь же стремительно наживал врагов неразборчивостью в выборе средств для достижения своих целей. Сейфи Вламаси, работавший с ним в одном правительстве и в одной организации, вспоминал о том, как Зогу предполагал найти выход из тяжелой ситуации, сложившейся в Албании весной 1920 г. "Так как мы не располагаем хорошо подготовленными и организованными силами для строительства современного государства, — делился Зогу своими соображениями с собеседником, — то я придумал практичный и радикальный, но несколько варварский путь выхода из положения. Мы пригласим всю албанскую знать на конгресс, чтобы обсудить и принять меры по стабилизации и укреплению государства, В то же самое время я беру на себя обязательство заложить две бомбы в здание, где будет проходить конгресс. В последний момент мы с нашими товарищами выйдем под каким-нибудь предлогом наружу, а конгрессисты взлетят на воздух. Так ситуация стабилизируется сама собой". Сейфи ему возразил, что такими средствами будет трудно завоевать симпатии цивилизованного мира, который "сочтет нас за группу преступников, подлежащую уничтожению". Зогу парировал тем, что не надо жалеть албанских вождей, особенно с севера, которые только и думают, чтобы стать главами государств, премьер-министрами и министрами. Что касается иностранных органов печати, го они "уже через одну неделю агитации против нас станут более объективными и одобрят наш быстрый и практичный акт, гуманный в какой-то мере, ибо целью нашей является спасение народа".

 

Несмотря на то что вышеупомянутый экстравагантный способ устранения разнобоя в политических настроениях албанской знати не нашел применения, положение в стране постепенно приходило в норму. Так, был ликвидирован внутренний нарыв — заговор Эсада, который руководил своими сторонниками из Парижа. В самой Албании он опирался на содействие Мустафы Круи. В апреле 1920 г. М. Круя, добившись поддержки со стороны некоторых северных байрактаров, предъявил ультиматум сенату, требуя отставки правительства. В случае отказа он угрожал походом на Тирану. Правительство приняло вызов, провело мобилизацию тех немногочисленных вооруженных сил, которые имелись в его распоряжении, и смогло отбросить сторонников Эсады. Однако сам он не успокоился на этом и попытался объединить освободившиеся на Салоникском фронте свои отряды с северянами для нового антиправительственного выступления. Неизвестно, чем могла бы закончиться

 

89

 

 

эта акция, если бы не смерть Эсада. 13 июня он был застрелен в Париже при выходе из отеля "Континенталь" албанским студентом Авни Рустеми.

 

К лету 1920 г. перешла под юрисдикцию правительства Тираны Шкодра. Но часть прилегающих к ней районов (так называемая Мбишкодра) продолжали находиться под оккупацией югославских войск. В ходе проходивших в Париже переговоров возникло англо-франко-итальянское предложение компенсировать передачу Италии порта Риеки (Фиуме) присоединением Шкодры к Югославии. Белградское правительство отвергло этот проект, ибо само претендовало на обладание Риекой. Начались двусторонние итало-югославские переговоры. И в этот момент албанский вопрос снял президент Вильсон, заявивший в ноте, адресованной участникам конференции, о неприемлемости какой-либо компенсации в пользу Югославии за счет территории Северной Албании.

 

Оккупационные зоны на юге страны почти полностью исчезли. Греческое правительство, занятое войной в Малой Азии, не смогло выполнить свою давнишнюю мечту и захватить юг Албании. Однако греческие войска все же удерживали здесь довольно обширный пограничный сельский район из 27 деревень. Французские войска ушли из Корчи еще в мае. Только итальянская армия продолжала контролировать Влёру и ее окрестности. Выполняя антиимпериалистическую программу конгресса в Люшне, правительство приступило к осуществлению насущной задачи момента — изгнанию иностранных войск с территории страны. Начало этому положила борьба за Влёру.

 

Подготовка к освобождению Влёры и ее окрестностей началась еще в первые месяцы 1920 г. В марте представители тиранского правительства предложили итальянскому командованию начать переговоры о судьбе города, но натолкнулись на решительный отказ. Им было предложено ждать результатов мирной конференции. Угроза нового закулисного соглашения заставляла албанцев взяться за оружие. "Перед нами закрыты все двери, куда бы мы ни стучались, — говорилось в редакционной статье газеты "Дрита" ("Свет), начавшей выходить в Гирокастре. — Теперь нам остается справляться с нашими бедами только самим. Единственно, чем мы можем спастись, — это опорой на собственные силы". Но тогда правительство только начинало свою деятельность. Его власть в стране еще не утвердилась, а внутренние разногласия и борьба группировок не способствовали выработке согласованных решений. Оно опасалось вооруженного конфликта не только из-за страха перед более сильным внешним врагом, но и перед собственным народом.

 

Во Влёре сформировался нелегальный комитет по подготовке восстания — Комитет национальной защиты. Итальянские

 

90

 

 

власти тем временем стали тайно вооружать своих агентов и произвели в городе серию арестов своих потенциальных противников. Одновременно в Париже шли переговоры с Э. Топтани, которому была обещана поддержка в случае, если ему удастся сформировать правительство.

 

Тиранское правительство, опасаясь за свою дальнейшую судьбу, было готово пойти на уступки итальянцам. Иногда оно предпринимало шаги конфронтационного характера (например, неудавшаяся попытка захватить в мае контролировавшуюся итальянцами супрефектуру Тепелены), но всякий раз отступало, получив отпор. Постепенно противостояние приняло характер не мирного противоборства между итальянским и албанским правительствами, а силового — между населением и оккупационными властями.

 

20 мая 1920 г. в деревне Барчала, около Влёры, на собрании Комитета национальной защиты было принято решение обратиться с воззванием к жителям оккупированных районов, призвав их подняться на вооруженную борьбу, если итальянские войска откажутся уйти из Албании. Собрание постановило послать делегатов во все районы страны, чтобы обратиться за поддержкой к народу. Во Влёре и в прилегающих районах формировались вооруженные четы, которые по призыву комитета стягивались к горе Беуни — месту сбора ополченцев. Особенно активно откликнулись крестьяне Курвелеша и Тепелены. Только немногим более половины из 2 тыс. добровольцев были вооружены. Остальные пришли с лопатами, кирками и кольями.

 

Комитет, самим ходом событий побуждаемый к активным действиям, послал 3 июня ультимативное требование итальянскому командованию вывести оккупационные войска из Албании.

 

"Сегодня албанский народ, — говорилось в ультиматуме, — как никогда сплоченный, будучи не в состоянии терпеть, чтобы им торговали, как скотом, на базарах Европы в угоду итало-греко-сербам, решил взять в руки оружие и потребовать у Италии, чтобы управление Влёрой, Тепеленой и Химарой было передано как можно скорее национальному правительству Тираны".

 

Срок ультиматума истекал на следующий день, но ответа от генерала Пьячентини не последовало. Вечером 5 июня началось наступление повстанцев на Влёру. Призывая народ к вооруженной борьбе, Комитет национальной защиты рассчитывал не столько на победу, сколько на то, что вооруженное выступление сможет оказать влияние на ход переговоров между Тираной и Римом.

 

"Мы не настолько легкомысленны, — заявили члены комитета, — чтобы думать, что такой маленький народ, как албанский, сможет убедить силой своего оружия такое великое правительство, как правительство Италии. Но каким бы

 

91

 

 

великим ни было итальянское правительство, оно не сможет запретить маленькому народу Албании умереть за свой идеал свободы".

 

К вечеру 10 июня после упорных боев с итальянскими войсками повстанцы подошли вплотную к Влёре и завязали бои в городских кварталах. К тому времени в руки ополченцев попали до 1000 пленных, 7 пушек и более 70 пулеметов. Командование оккупационными войсками, мстя за свои неудачи, не делало различия между бойцами сопротивления и мирным населением. Повстанцы посылали обращения ко всем правительствам мира через делегатов на Парижской мирной конференции, протестуя против зверств оккупантов. Еще до того, как началось наступление, итальянские власти по доносам своих агентов стали арестовывать патриотов, а их дома сжигать. С моря итальянский флот расстреливал беззащитные прибрежные деревни. А в деревне Бабице, в двух километрах от Влёры, были замучены все женщины и дети, не сумевшие спастись бегством.

 

«То, как любит нашу независимость Италия, мы очень хорошо знаем, — писала издававшаяся в Констанце албанская газета "Шпикрия э ре" ("Молодая Албания"), — но того, как мы любим нашу независимость, итальянцы не знают. Они не поняли, что все мы готовы скорее пожертвовать наши жизни на алтарь свободы, чем жить рабами».

 

Назревший в Италии очередной правительственный кризис привел к власти кабинет Дж. Джолитти. Новый премьер продолжал настаивать на особых правах Италии в Албании. "Валона является таким стратегическим пунктом, который в случае захвата недружественным Италии государством станет настоящей угрозой для Италии, — говорил он в начале июля в парламенте. Далее Джолитти утверждал, что вообще Влёра нужна не столько Албании, сколько Италии. В таком же духе он отвечал и депутатам-социалистам Дж. Маттеотти и А. Маффи, требовавшим от правительства вывода войск из Албании.

 

Само албанское правительство сначала отмежевывалось от влёрских событий, заявляя о непричастности к ним. Запрещалась всякая деятельность в поддержку восстания. Внутри страны общество раскололось на сторонников и противников решительных действий. Некоторые считали самоубийственным бороться против более сильного противника, стремясь уберечь цвет нации от физического уничтожения, Другие — убежденные италофилы — продолжали видеть в великой адриатической соседке единственную опору, без которой Албания не сможет выжить в послевоенной Европе. В эти дни выступил с осуждением своих соотечественников Фаик Коница, популярный в то время политический и общественный деятель, много сделавший для поддержания и развития албанского языка и

 

92

 

 

культуры. "Я и мои друзья огорчены слепотой и нелепым поведением тех албанцев, которые ответственны за эти враждебные действия", — писал он в "Джорнале д'Италия".

 

21 июня была одержана очередная победа — сдался итальянский гарнизон в Тепелене. Оккупантам становилось ясног что без новых подкреплений они не смогут удержаться на земле Албании. Однако этим их ожиданиям не суждено было осуществиться. Почти во всех крупных городах Италии, а особенно в портах Адриатического побережья развернулось движение протеста против отправки войск в Албанию. По инициативе Итальянской социалистической партии и Всеобщей конфедерации труда проходили митинги протеста под лозунгами "Руки прочь от Валоны!", "Вывести итальянские войска из Албании!”.

 

В конце июня всю Италию облетело известие о событиях в Анконе. Там отказались отправиться на войну в Албанию берсальеры (солдаты горных войск). Они ответили вооруженным сопротивлением карабинерам, пытавшимся заставить их начать погрузку на суда. Рабочие Анконы поддержали солдат и на массовом митинге, в котором приняли участие более 6 тыс. человек, заявили о солидарности с ними. Отправка подкреплений в Албанию была сорвана. Итальянский военный министр оправдывался перед командованием оккупационных войск в Албании: "Внутренние условия в стране не позволяют послать войска в Албанию. Одна лишь попытка сделать это повлечет за собой всеобщие стачки, народные демонстрации, очень опасные из-за солидарности с армией".

 

Вынужденное согласиться на переговоры о перемирии с повстанцами, итальянское правительство стремилось все же сохранить за собой Влёру и Сазани под любым предлогом. В какой-то момент оно прибегло к прямому шантажу угрозой применения силы. 17 июля итальянское командование издало приказ о возобновлении военных действий, кончавшийся словами: 'Мы стоим в Валоне и здесь останемся!" На это последовали ответный ультиматум уже от имени тиранского правительства, волна забастовок и демонстраций в Италии, реальная угроза вооруженного захвата Влёры повстанцами. Итальянское правительство оказалось вынужденным признать свое поражение в борьбе за Влёру. Оно могло бы стать полным, если бы правительство Сулеймана Дельвины не пошло на уступку. Подписанный 2 августа 1920 г. в Тиране итало-албанский протокол предусматривал вывод итальянских войск со всей территории Албании, за исключением острова Сазани, расположенного у входа в бухту Влёры.

 

Официальное восстановление албанской администрации в городе произошло 2 сентября 1920 г. Тогда состоялось торжественное

 

93

 

 

прохождение перед зданием мэрии, над которым был поднят национальный красно-черный флаг, отрядов добровольцев, участвовавших в освобождении, Чествовали возвращенных с острова Сазан ссыльных патриотов. Как сообщала газета "Коха" ("Время"), на митинге в честь освобождения присутствовали более 10 тыс. человек, прибывших из близлежащих городов и деревень. Позже, в последних числах сентября, в город вошли регулярные части албанской жандармерии, сформированной во времена Корчинской республики. Смена администрации не отразилась на положении живших в городе итальянских гражданских лиц. "Итальянская колония во Влёре, — сообщала газета "Шкиприя э рэ”, — вполне довольна албанцами, так как уверена, что ей будет хорошо жить и в албанском государстве. Ведь в албанском государстве иностранцев уважают больше, чем своих".

 

Вывод итальянских войск из Албании, в том числе и с севера страны, стал важным шагом на пути установления суверенной власти тиранского правительства на всей территории. Однако не все в Италии смирились с этим. Реваншистская печать возлагала вину за моральную и политическую катастрофу Италии на правительство Джолитти. Муссолини еще в середине июля поместил в "Пополо д'Италия" статью под характерным названием "Амариссимо" ("Очень горько") [2*], а после подписания итало-албанского протокола опубликовал статью с еще более "грустным" названием "Прощай, Валона!" В ней он взывал к отмщению: "Валона должна была стать первым вознаграждением за мучения и за итальянскую кровь. Валона должна была стать отправным пунктом нашего мирного проникновения на Балканы". Заманчивый план завоевания албанского плацдарма не был заброшен. И воспоминания о влёрской катастрофе — "албанском Капоретто" — еще долго занимали умы фашистских политиков. Готовя в конце 30-х годов оккупацию Албании, тогдашний министр иностранных дел Италии Г. Чиано записал в дневнике: "Мы не отступим, как в 1920 г."

 

Победа над итальянскими оккупантами позволила сосредоточить ограниченные вооруженные силы молодого государства на отражении очередной внешней опасности. На заключительном этапе битвы за Влёру вспыхнул вооруженный конфликт на албано-югославской границе. В конце июля югославские войска двинулись в направлении Шкодры, пытаясь отодвинуть "стратегическую линию" обороны от возможной итальянской угрозы с территории Албании и вернуться в ранее оставленные районы. Вооруженных сил у тиранского правительства не хватало,

 

 

2*. Amarissimo имело еще одно символическое значение — так называлось Адриатическое море.

 

94

 

 

и оно опиралось на вспыхнувшее народное восстание в Пешкопии и в пограничных районах Косово. Орган коммунистической партии Югославии "Радничке новине" ("Рабочая газета") 6 октября 1920 г. выступила в защиту национальных прав албанского народа, попираемых югославскими шовинистами. Осуждая жестокие репрессии в отношении мирного населения албанских деревень, газета писала: "И наш и албанский народы нуждаются в мире и свободе, в то время как войны служат интересам завоевателей, позволяя им грабить и убивать людей".

 

Призыв к оружию поднял на восстание всю Северную Албанию, и части югославской армии были отброшены за "стратегическую линию". После безрезультатно окончившихся прямых албано-югославских переговоров правительство С. Дельвины обратилось с нотой протеста в Лигу наций и направило 2 октября в Женеву делегацию во главе с Ф. Ноли, который обратился с просьбой о принятии Албании в члены этой организации. Делегации Югославии, Греции, Франции выступили с возражениями, выдвигая в качестве предварительного условия определение границ Албании и признание ее правительства другими государствами. В какой-то момент к ним присоединилась и Италия. Однако небескорыстная поддержка Великобританией албанской просьбы решила дело.

 

Пользуясь тяжелым положением, в котором находилась Албания, британское правительство обещало оказать содействие приему Албании в Лигу наций в том случае, если Англо-персидской компании будут предоставлены исключительные права на разведку нефти на площади 200 000 га с последующей добычей (при положительных результатах изысканий) на 50 000 га нефтеносных земель. Правительство Ильяза Вриони, сменившее в ноябре 1920 г. кабинет С. Дельвины, согласилось на выдвинутые условия, и 17 декабря 1920 г. Албанию приняли в члены Лиги наций по предложению представителей двух британских доминионов — Канады и Южно-Африканского Союза. Признание европейским сообществом реально существовавшего государства не могло не состояться. Сначала Великобритания, а затем Франция и Италия заявили об установлении с Албанией дипломатических отношений.

 

Югославское правительство не спешило с признанием независимого албанского государства, предприняв новую попытку вмешательства в его внутренние дела. На этот раз оно поддержало сепаратистское движение в Мирдите, направив туда военных советников и оружие. Историческая область, пользовавшаяся автономными правами еще во времена османского господства, католическая Мирдита на всех этапах продвижения Албании к независимости стремилась выступать самостоятельно, по возможности дистанцируясь от властей Влёры, Дурреса,

 

95

 

 

Шкодры или Тираны. В июне 1921 г. вернувшийся из Югославии на родину наследственный глава области капитан Марка Гьони заявил о создании независимой "республики Мирдита" и поднял антиправительственное восстание, получившее косвенную поддержку югославских войск, вновь перешедших 14стратегическую линию". До глубокой осени шла с переменным успехом вооруженная борьба албанских правительственных войск с отрядами сепаратистов. Только с конца ноября, когда тиранское правительство направило в Мирдиту подкрепления, а во главе их поставило Ахмета Зогу и Байрама Цурри, сопротивление мятежного Марка Гьони было подавлено, и он вновь укрылся в Югославии.

 

Официальное закрепление границ Албании затянулось на продолжительное время. 9 ноября 1921 г. Конференция послов четырех держав (Англия, Франция, Италия и Япония) в Лондоне приняла решение о границах Албании с Югославией и Грецией. В отношении северо-восточных границ Албании был произведен их частичный пересмотр по сравнению с установлениями 1912 —1913 гг. Югославии отошла часть территорий Лики, Хаса и Голоборды. Албано-греческая граница устанавливалась в соответствии с Флорентийским протоколом 1913 г. Причем за Италией признавались особые права вмешиваться в разрешение проблем Албании в случае создания угрозы ее границам или экономической безопасности.

 

 

2. От феодальной монархии к буржуазной республике

 

Освобождение Влёры и ликвидация югославского вмешательства на северо-востоке страны создали благоприятные условия для налаживания внутренней жизни Албании. Но, как это часто случалось в истории, сообщество, объединенное перед лицом внешней угрозы, распадалось на составные части, когда опасность исчезала. Так произошло и в Албании в самом начале 20-х годов.

 

В еще неокрепшем государстве с его аморфной административной и социально-политической структурой развернулась борьба между общественными течениями и отдельными группировками. Заговоры, политические убийства, замаскированные под кровную месть, соперничество лидеров, завидовавших успехам друг друга, стали почти обычным явлением. В правящую элиту вошли как те представители знати и чиновничества, которые хотели сохранить свои привилегии, унаследованные от старых имперских времен, так и новые политики, стремившиеся к руководящим постам в интересах личного обогащения.

 

96

 

 

Для некоторых наиболее амбициозных деятелей сама власть превращалась в притягательную цель, и они шли к ней, эксплуатируя лозунги патриотизма и демократии. Стало размываться понятие единства албанского народа под влиянием развернувшейся в печати полемики относительно существования различий (и противоречий) между тосками и гегами, между христианами и мусульманами.

 

В середине ноября 1920 г. в обстановке нараставшего в обществе раскола подало в отставку правительство Сулеймана Дельвины. Ему на смену пришел кабинет Ильяза Вриони, выходца из влиятельного и многочисленного рода. Снискавший известность своими патриотическими настроениями и умеренными взглядами, он устраивал как радикалов, так и традиционалистов из "Краху комбтар" ("Национальное крыло") — единственной политической организации того времени. Приступая к формированию кабинета, И. Вриони приглашал в него близких себе по духу людей, без ясно выраженных политических симпатий и антипатий. Тем временем острая внутриполитическая борьба продолжалась. Однако общий для всех балканских стран процесс, а именно размывание находившегося у власти класса земельной аристократии за счет вовлечения в политическую жизнь разночинцев, вплоть до выходцев из получивших образование крестьян, Албании не коснулся. Она меньше всего оказалась подверженной изменениям в социально-политической области. Помещики (беи) на юге и в центре, а также байрактары северных и северо-восточных районов составляли тот тонкий слой политической элиты, из которого формировались властные структуры государства. Не случайно поэтому все кабинеты министров с 1912 по 1924 г. состояли в основном из одних и тех же лиц.

 

С первых дней 1921 г. началась подготовка к выборам. Албания формально продолжала оставаться монархией. Бегство, но не отречение монарха и последующее поражение в войне группировки Центральных держав, сопровождавшееся распадом империй, военный разгром и фактическое уничтожение армии, в которой служил князь В. Вид, — все это требовало окончательного определения государственного устройства Албании при его фактически изменившемся статусе. Поэтому уже в Люшне планировались выборы в Учредительное собрание. Но в результате фактического распада всех созданных в январе 1920 г. властных структур, из которых оставался один только институт регентства, победила идея проведения парламентских выборов.

 

5 декабря 1920 г. правительство приняло закон о первых в истории независимой Албании выборах в парламент. Решение сделать их двухступенчатыми, а не прямыми диктовалось внутренними

 

97

 

 

условиями страны, где практически отсутствовали политические партии ("Краху комбтар" не было в полном смысле партией), а подавляющее большинство населения составляли элементарно неграмотные люди, которые не имели понятия, что такое избирательная система в гражданском обществе. В интересах феодально-клановой верхушки, стремившейся сохранить свою власть и влияние, народ на законных основаниях выводился из правового поля. В голосовании могли принимать участие только мужчины с 20-летнего возраста в первом туре и с 25-летнего — во втором, прожившие в избирательном округе не менее шести месяцев. Военные не получили права голоса. Фамилия кандидата вписывалась в бюллетень от руки, а так как не всегда выборщик знал грамоту, то за него это делал кто-нибудь из присутствовавших на выборах "добровольцев", что создавало богатую почву для злоупотреблений и фальсификаций,

 

В ходе предвыборной кампании возникали проекты кантонального устройства Албании по религиозному принципу. Так, например, православная буржуазия Корчи, недовольная засильем во властных структурах помещиков-мусульман, обратилась 13 февраля 1921 г. в правительство с предложением предоставить югу права самостоятельного управления и выборов своего парламента. Тогда же оживились католическая церковь и буржуазия Шкодры, потребовавшие аналогичных прав для своего "кантона". Правительство Ильяза Вриони смогло отбить эти атаки, и 5 апреля 1921 г. выборы в Национальный совет, как назывался тогда парламент, завершились, а 21 апреля состоялось его первое заседание, но без депутатов от префектуры Шкодры. Там еще в течение нескольких месяцев (до сентября) продолжался спор о пропорциональном представительстве католических и мусульманских депутатов в зависимости от численности того и другого населения. А так как достоверных статистических данных не существовало, то счет велся весьма приблизительно. Одна комиссия давала преимущества католикам, а другая — мусульманам. Начались споры за места в парламенте среди католиков. В итоге в Тирану отправились 8 католических депутатов и 4 мусульманских, присоединившихся к ранее избранным, всего же в Национальный совет было избрано 75 членов. На первом заседании парламента его ряды пополнил Фан Ноли в качестве посланца американской "Ватры", внесшей большой вклад в дело независимости Албании.

 

Особенностью парламента, избранного в 1921 г., стало то, что в первые же дни его работы сформировались две партии. Одна из них стала называться народной, а другая — прогрессивной. По сути дела это были внутрипарламентские фракции, носившие название партий. Народная партия во главе с Фаном Ноли первоначально объединила 28 депутатов от организации

 

98

 

 

"Краху комбтар", от префектур Гирокастра, Мат и некоторых других. Она символизировала преемственность реформаторских идей, основы которых только начинали закладываться в Люшне. Со временем в нее вошли политики, которые по разным причинам, часто сугубо личным, предпочитали оказаться именно в этом лагере. В частности, лидерами этой партии стали как приверженец демократии западного типа Фан Ноли, так и Ахмет Зогу, чьи диктаторские замашки проявлялись с первых шагов на политической арене.

 

Прогрессивная партия, идеология которой не имела ничего общего с названием, состояла в основном из мусульманских землевладельцев и их сторонников, кровно заинтересованных в сохранении привилегий и в защите от непредвиденных осложнений, которые могла им принести аграрная реформа. К ним примыкали представители консервативных католических кругов, боровшиеся против светского образования. Наконец, в противовес "народникам, выступавшим за полную независимость Албании, "прогрессисты" отстаивали италофильскую линию в политике. Только опираясь на Италию, считали они, возможно экономическое возрождение Албании и воссоединение с ней Косова. Возглавил партию выходец из Косова, дипломированный в Стамбуле юрист Кадри Приштина, более известный под именем Кадри Ходжа.

 

Прогрессивная партия, несмотря на большинство в парламенте, не смогла сформировать однопартийное правительство. Нее ее предложения блокировались ''народниками". Положение складывалось отчаянное: на севере и северо-востоке создалась угроза целостности страны, на юге активизировались греческие националисты, в Лиге наций дебаты о границах Албании достигли кульминационной точки, а в Тиране образовался иакуум власти. Правительство Ильяза Вриони фактически потеряло свою легитимность, а о новом составе депутаты никак по могли договориться. Тогда представители обеих фракций и независимые образовали "Священный союз", который создал комиссию в составе трех человек (Байрам Цурри, Кязим Коцули, Авни Рустеми), сформировавшую в октябре 1921 г. двухпартийный кабинет министров во главе с Пандели Эвангели. Это был компромиссный вариант, мало кого удовлетворявший.

 

Вне состава кабинета оказалось слишком много амбициозных людей, претендовавших на министерские посты. Интриги и заговоры привели к тому, что развернулась открытая борьба м власть. Миниатюрная столица Албании была буквально терроризирована вооруженными отрядами. Сейчас трудно установить последовательность смещений и назначений премьер-министров. Достоверно лишь то, что во время очередного правительственного кризиса в декабре 1921 г. А Зогу, вернувшийся

 

99

 

 

в Тирану после удачной операции по усмирению мятежной Мирдиты, взял на себя командование жандармерией и навел в столице порядок. Такой, каким он себе его представлял.

 

Это был по сути дела вооруженный путч Ахмета Зогу. Тирана оказалась окруженной его воинскими частями. Именно он распорядился созвать парламент, который низверг погрязший в политических махинациях регентский совет и избрал в него других людей. Освободившись под разными предлогами от неугодных ему депутатов, Зогу согласился на выдвижение премьер-министром Джафера Юпи, ставшего марионеткой в его руках. Он действовал от имени Народной партии, которая после всех перипетий получила большинство в парламенте и смогла ввести в правительство своих людей. Зогу сохранил за собой пост министра внутренних дел, а Фан Ноли традиционно стал министром иностранных дел.

 

Несмотря на все более откровенную нетерпимость режима к любым проявлениям несогласия со взятым им курсом на авторитаризм, в правительстве и в обществе стала постепенно формироваться оппозиция тандему Юпи—Зогу. Ее составили диссиденты из Народной партии, феодалы и байрактары из числа противников Зогу, офицерство и др. Оппозиция не ограничивалась парламентскими формами борьбы. В марте 1922 г. она решилась на вооруженное восстание под лозунгами восстановления законности. Первоначально локальные беспорядки возникали в связи с попытками сил правопорядка разоружить мелкие вооруженные формирования противников режима в Центральной Албании. Иногда столкновения кончались сдачей оружия и роспуском отрядов, после чего побежденному разрешалось живым уйти в эмиграцию. В других случаях, когда властям оказывалось упорное сопротивление, противник уничтожался. Весной 1922 г. ситуация осложнилась тем, что против Зогу объединились Байрам Цури, Элез Юсуфи, Халит Лэши и Хамит Топтани, стоявшие во главе довольно крупных ополчений из родных мест каждого. Требуя от правительства созыва Учредительного собрания, они рассчитывали тем самым добиться устранения Зогу и его группировки.

 

Повстанцы намеревались выступить одновременно в направлении Шкодры, Эльбасана и Тираны, чтобы захватить правительство врасплох. Общий план действий был согласован заранее. Но уже на ранней стадии восстания взаимодействия не получилось. В отсутствие телефонных средств связи, находившихся исключительно в распоряжении правительственных органов, каждый командующий отрядом вынужден был поступать на свой страх и риск. Байрам Цурри, надеясь на свой действительно высокий авторитет, обратился к знати Шкодры с призывом присоединиться к движению за созыв Учредительного

 

100

 

 

собрания, а для начала открыть дорогу на Тирану. Получив отказ, он не стал искушать судьбу и вышел из игры. Второй руководитель восстания Халит Лэши атаковал Эльбасан, но потерпел поражение от правительственных войск. Более удачливым оказался Элез Юсуфи, который после упорных боев вступил в Тирану и вынудил правительство спасаться бегством в Эльбасан. В то же время к столице подтянулись отряды Хамита Топтани. Казалось, что успех повстанцев обеспечен. Но Юсуфи не решился захватить правительственные здания и не прервал телефонную связь. Это позволило осажденным вызвать в Тирану подкрепление с периферии. К тому же решительное вмешательство британского посланника в Албании Г. Эйрса позволило Зогу переломить ситуацию.

 

В начавшихся при содействии Эйрса прямых переговорах Юсуфи с Зогу последнему удалось убедить собеседника в том, что у того нет никаких шансов на успех ввиду четырехкратного перевеса в численности правительственных войск. "Ты — патриот, и ты ни в чем не виновен. Виноваты Зия Дибра и Мустафа Круя", — заявил Зогу и потребовал выдачи подстрекателей. Элез согласился только на Зию, выговорив взамен собственного изгнания сохранение тому жизни. Всем руководителям мятежа удалось покинуть страну и уйти в Югославию. Байрам Цури скрывался в горах албанской префектуры Косова, иногда перебираясь в югославский край Косово. Так потерпело неудачу первое крупное вооруженное выступление против Зогу.

 

После поражения мартовского восстания было сформировано второе правительство Джафера Юпи, в котором пост министра иностранных дел занял Пандели Вангели. Находившийся в те дни в Риме Фан Ноли добровольно подал в отставку и вышел из рядов Народной партии. Зогу произвел кардинальную чистку административного аппарата в центре и на местах. Народная партия стала его личной карманной фракцией в парламенте. Несогласные с его политикой депутаты вышли из ее рядов и составили ядро демократической оппозиции, вокруг которого концентрировались все оппозиционные силы. Укрепление реальной власти позволило Зогу занять 2 декабря 1922 г. вожделенный пост премьер-министра, сохранив при этом пост министра внутренних дел. Оппозиция обвинила его в бонапартизме, что не помешало ему действовать так, как он считал нужным в интересах наведения в стране порядка.

 

Заняв пост главы правительства, Зогу заявил в первой речи в парламенте о намерении проводить в жизнь "европейскую программу", выдвинув четыре основных принципа: парламентаризм, демократия, борьба против феодализма, аграрная реформа. Он обещал провести выборы в Учредительное собрание

 

101

 

 

после истечения срока полномочий парламента, т.е. осенью 1923 г. В принятой действующим парламентом 8 декабря 1922 г. новой конституции (так называемый Расширенный статут Люшни) не был решен вопрос о форме правления — быть Албании монархией или республикой. Сохранялось регентство (или Верховный совет), четыре члена которого избирались парламентом сроком на три года. В его руках находилось командование вооруженными силами, он назначал премьер-министра и министров.

 

Законодательная власть принадлежала Национальному совету (парламенту), состоявшему из одной палаты. Депутаты избирались путем двухступенчатых выборов мужским населением по достижении 18 лет. Возрастной ценз депутатов определялся 25 годами. Судебную власть представляли судьи, назначавшиеся Верховным советом по представлению особой комиссии. Ими могли быть лица, обладающие гражданскими и политическими правами, умеющими свободно говорить и писать по-албански.

 

Либерально-демократические идеи, приверженность которым провозглашал Зогу не без влияния оппозиции, чьи многие члены были его недавними соратниками, не нашли практического применения в повседневной практике правительства. Не только он сам, но и некоторые из его противников считали, что в переживаемый Албанией переходный период страна нуждалась в твердой руке и авторитарных методах правления. Сначала наведение элементарного порядка и только потом стимулирование экономического развития.

 

Страна, разоренная войнами и междоусобными распрями, не могла обеспечить свое население зерном и продовольствием. Приходилось ввозить многое из того, что могло производиться на месте, в частности хлеб бедняков — кукурузу. Несмотря на колоссальное превышение импорта над экспортом (1921 г. — в шесть с половиной раз), на довольно значительную финансовую поддержку со стороны диаспоры, постоянную продовольственную помощь от комиссий Лиги наций, положение населения оставалось бедственным. В Албании не было своей денежной единицы. В обращении находились золотые турецкие монеты, австрийские кроны, металлические и бумажные деньги Италии и Франции, греческие драхмы. После 1919 г. появились доллары. Все операции с иностранной валютой просчитывались по золотому паритету. Министр финансов в 1920—1921 гг. Теф Цурани ввел для расчетов золотой франк (1 кг золота равнялся 3437 зол. фр.) и золотой наполеон (1 зол. наполеон равнялся 20 зол фр.). Цурани выпустил в 1920 г. первый государственный заем, выплата по которому стала возможной только в 1929 г. Другой министр финансов Коль Тачи в

 

102

 

 

1923 г. предпринял поездку по ряду западных столиц, чтобы договориться о создании албанского Национального банка. Но никто из зарубежных финансистов не захотел подвергнуть себя риску, и эта инициатива заглохла.

 

Отсутствие сети коммуникаций стало еще одной бедой. При турках дороги не строились. Во время первой мировой войны австрийские и итальянские военные инженеры проложили дорогу вдоль побережья от Шкодры до Саранды с ответвлениями на юге к Гирокастре и Тепелене. По трассе возводились мосты, но они строились из дерева и разрушались в половодье. Специально оборудованных морских портов фактически не было. Пристани в естественных гаванях Шенгини, Дурреса, Влёры, Саранды не могли принимать морские суда, которые останавливались на рейде, и погрузо-разгрузочные работы велись с помощью примитивных прибрежных плавсредств. Более или менее успешно развивалось каботажное судоходство на линии Шкодра—Шенгини.

 

Интересы стабилизации и развития экономики требовали привлечения дипломированных специалистов, которые за отсутствием таковых в Албании привлекались из-за рубежа. Австрийский профессор Э. Новак вместе с его помощником Г. Луисом, исходив пешком всю страну, составили в 1921 —1922 гг. геологическую карту Албании. Однако тогда их труд не нашел практического применения. В 1922 г. Лига наций прислала своего эксперта профессора А. Кальме, который сделал подробный анализ финансово-экономического положения Албании и разработал предложения по его оздоровлению. По его мнению, страна нуждалась в предоставлении ей на 40 лет займа в 50 млн зол. фр. под низкий процент для проведения общественных работ и мелиорации. Предлагалось учредить эмиссионный банк с иностранным капиталом, выпускающий албанские денежные знаки под обеспечение золотом. Однако в тогдашней нестабильной обстановке ни одно из пожеланий профессора не могло быть реализовано. Единственной зарубежной организацией, которая вплоть до 1924 г. оказывала непосредственную помощь народу, был американский Красный Крест. Многое сделал для борьбы с малярией Фонд Рокфеллера, а в 1921 г. одна из филантропических американских организаций открыла в Тиране политехническую школу, просуществовавшую вплоть до 1939 г.

 

Основу албанской экономики составляло сельское хозяйство, и положение в нем определяло глубину кризиса, в котором пребывала страна. Выход из него виделся в изменении всей системы землевладения и землепользования, т.е. в освобождении от пут феодализма. Политически османское владычество было ликвидировано, но его экономические корни остались. Поэтому

 

103

 

 

в программах (или намерениях) всех политических деятелей, приходивших к власти и декларировавших курс реформ, аграрные проблемы выдвигались на передний план. Однако они регулярно терпели крах в результате сопротивления землевладельцев. Так, осенью 1921 г. группа депутатов-" народников" представила на утверждение парламента законопроект, по которому предполагалось передавать крестьянам на основе выкупа наделы, обрабатывавшиеся им на протяжении многих лет. Усилиями фракции "прогрессистов" предложение отвергли. Лишь с огромным трудом группе депутатов во главе с Ф. Ноли удалось провести законопроект о бесплатном наделении землей из государственных фондов иммигрантов—переселенцев из Косова и Чамерии. Размеры участков были смехотворно малы—по 0,5 га, — но и эта мера до некоторой степени облегчила положение неимущих слоев общества.

 

Методы эксплуатации, унаследованные от турецких времен, продолжали господствовать в албанской деревне, пребывавшей в состоянии перманентного кризиса. Крупный землевладелец и бедный малоземельный крестьянин — вот те две фигуры, от которых зависело состояние главной отрасли экономики. Бремя налогов и низкий уровень сельскохозяйственной техники, произвол помещиков и безземелье истощали крестьянское хозяйство. Постоянные нарекания вызывала система сбора десятины, а именно через откупщиков, которые произвольно увеличивали ее размер. Бесправная деревня страдала от увеличивающихся поборов, от спекуляций торговцев, которые скупали урожай на корню и придерживали его до времени, когда можно было выбросить зерно на рынок по завышенным ценам. Весной 1923 г. в результате подобных махинаций угроза голода нависла над многими районами страны, и тогда начались "хлебные бунты". В марте тысячи крестьян прибыли в Корчу, требуя открыть амбары с зерном и отдать его народу. Они прошли по улицам города и, остановившись перед зданием префектуры, призвали власти принять меры против зарвавшихся спекулянтов. Частично их просьбы были удовлетворены. Крестьянские движения протеста распространились по всему югу. В конце того же месяца около 3 тыс. крестьян из районов Курвелеша, Тепелены, Малакастры и Химары собрались на митинг во Влёре. И там прозвучали те же требования. Не удовлетворившись обещаниями, данными им вышедшими к народу чиновниками, демонстранты взломали двери хлебных складов, принадлежавших перекупщикам, и экспроприировали их содержимое.

 

Сообщения о крестьянских волнениях просачивались на газетные полосы. Общее полевение массового сознания, характерное для всех балканских стран, коснулось и Албании. В министерство

 

104

 

 

внутренних дел поступали с мест сведения о крестьянских волнениях, об участившихся случаях отказа от уплаты налогов, об угрозах "вскормленных на принципах большевизма" крестьян насильно захватывать помещичьи земли. И прессе стали появляться призывы последовать примеру России и Ленина в решении насущных проблем. Выходившая и Корче газета "Коха" ("Время") писала 27 октября 1923 г.:

 

«Туман рассеивается. Народы пробуждаются и спрашивают: "Разве это жизнь?" Это каждодневно подталкивает к поиску идеала истинной свободы, каковым является большевизм... Родной народ, никогда не давай тирании запугать себя, но стой непоколебимо, как поступали всегда наши предки, и покажи миру, что и в Албании родился большевизм!»

 

Под незнакомым словом "большевизм", пришедшим в Албанию из России и вошедшим в повседневную лексику без перевода, подразумевалось разрешение аграрного вопроса путем насильственной экспроприации помещичьих земель. В это понятие вкладывалось также стремление к завоеванию свободы для народа в духе буржуазно-либеральных требований. Такая постановка вопроса в годы назревания революционного кризиса в Албании проистекала из социальной структуры албанского общества, зависела от положения и уровня сознательности рабочего класса.

 

Малочисленный рабочий класс, рассеянный по мелким предприятиям большей частью полуремесленного типа, не имел своих организаций и партий. Социалистические идеи проникали в Албанию через левую эмигрантскую печать, но их влияние на общество было невелико. Забастовки были редкими и носили экономический характер. Наиболее значительными из них стали двухнедельная забастовка типографских рабочих в Гирокастре в январе 1921 г. и стачка на битумных разработках в Селенице осенью 1923 г. Рабочие принимали участие в деятельности общедемократических организаций и групп, создававшихся в Албании в начале 20-х годов.

 

В то время радикальное решение аграрного вопроса стало первоочередным требованием момента. Сформулированное в общей форме как ликвидация феодализма в деревне, оно входило в программные установки всех политических групп — Национальной народной партии, "Ни паши, ни бея", Национального комитета, Демократической группы и некоторых антиклерикальных организащш. "Краху комбтар" практически перестало существовать, а его члены влились в состав других новообразований. Руководящую роль в едином демократическом движении играли представители буржуазно-либеральной интеллигенции и национальной буржуазии. В своей пропагандистской и просветительской деятельности они опирались на

 

105

 

 

поддержку органов печати, выходивших как в стране, так и за ее рубежами.

 

В целях объединения всех разрозненных движений, выступавших за прогрессивные преобразования в политической и общественно-экономической жизни Албании, в конце апреля 1921 г. была создана федерация "Атзэу" ("Родина") во главе с Авни Рустеми. Ее программа содержала ряд умеренных общедемократических требований: всемерная поддержка частной инициативы; создание кооперативных, торговых, промышленных объединений; улучшение положения крестьянства; организация аграрного банка; повышение культурного уровня народа; усовершенствование системы образования и здравоохранения и т.п. Кроме этой официальной программы существовала и другая, скрытая от посторонних глаз. Ее разработал сам А. Рустеми, считавший возможным применение насилия против феодальной реакции вплоть до свержения существующего режима вооруженным путем.

 

Федерация какое-то время опиралась на финансовую поддержку правительства, но очень скоро она прекратилась, а в августе 1922 г. министр внутренних дел А. Зогу закрыл бóльшую часть первичных ячеек "Атзэу". А. Рустеми не смирился с этим и вместе с соратниками приступил к созданию новой организации на базе ликвидированной. Так 13 октября 1922 г. в Тиране появилось общество "Башкими" ("Единение"), открывшее филиалы во всех наиболее крупных городах Албании. Основную массу его членов составляли учителя, мелкие служащие, представители мелкой городской буржуазии, ремесленники.

 

Программа "Башкими" предусматривала борьбу за проведение демократических реформ, выдвигала требования защиты отечественной промышленности и предпринимательства. Важнейшим пунктом, привлекшим впоследствии на сторону общества симпатии крестьянства, явилось оказание помощи в развитии сельского хозяйства. "Путем аграрной реформы большинство народа должно быть освобождено от ярма, а государство выведено из экономического кризиса. Только в этом случае возможно обработать каждую пядь плодородной земли Албании, и крестьянин, знающий, что он работает на себя, станет полезным также и государству", — говорилось в программе.

 

К концу 1923 г. в Албании возродилось, но на более широкой, поистине общенародной основе движение за созыв Учредительного собрания, призванного решить вопросы о форме государственного правления и о конституции. Формально эти задачи укладывались в неоднократно провозглашаемую Ахметом Зогу программу "оксидентализма", т.е. вхождения в западную цивилизацию. Но на деле правительство пошло на выборы только под давлением оппозиционных демократических сил.

 

106

 

 

Пресса того времени выступала против политической и экономической власти феодалов, призывая народ к бдительности и единству, ибо они (феодалы) "забудут все свои недавние разногласия и тут же объединятся, когда создастся угроза их власти со стороны народа". Однако оппозиции не удалось добиться единства в подходе даже к таким ключевым проблемам, как форма режима и аграрная реформа. Требованиям провозглашения республики противостояли идеи сохранения монархии в форме регентства. Только две группы — "Ни паши, ни бея" и Демократическая группа — считали проведение аграрной реформы необходимым условием развития страны по пути демократии и прогресса. Остальные ограничивались лозунгами расширения и защиты демократических свобод, независимого судопроизводства и т.п.

 

Разобщенность в обществе привела к тому, что и проправительственные круги не могли добиться единства. Предпринятые Зогу попытки создать на обломках Народной партии новое политическое объединение натолкнулись на традиционные амбициозность и соперничество феодальных вождей. Тем не менее правительственному блоку удалось провести в парламенте очередной антидемократический избирательный закон, несмотря на активное противодействие оппозиции, выдвинувшей свой альтернативный проект прямого и тайного голосования. Правда, некоторые поправки к закону были приняты, но они не смогли изменить его характер.

 

Выборы в Учредительное собрание проходили в условиях подкупов и прямых фальсификаций. Полиция прибегала к открытому давлению на избирателей демократического толка, избивая их и подвергая аресту. Массовые протесты вызвало убийство двоих из них. "Вы добьетесь такими действиями того, что в Албании повторится французский 1789 год", — предрекалось в неподписанной телеграмме в адрес правительства.

 

Избирательная кампания завершилась 27 декабря 1923 г. и принесла победу правительственному блоку. Его успеху способствовали не только злоупотребления в ходе выборов, но и отсутствие политической культуры в целом, а также элементарная неграмотность основной массы избирателей — крестьян. Оппозиция пренебрегла "хождением в народ" и устной пропагандой своих идей среди простых людей. В результате наименьшее число выборщиков прошло по ее спискам в районах, где господствовало крупное помещичье землевладение. «Во время выборов сформировалась куча партий с кучей программ, — писала газета "Дрита". — И в обстановке этой анархии в избирательной кампании человек просто не мог сообразить, кому отдать свой голос, какой партии отдать предпочтение».

 

107

 

 

Возглавлявшийся А. Зогу кабинет министров не подал в отставку ни после выборов, ни после открытия 21 января 1924 г. Учредительного собрания. Более того, он попытался в одностороннем порядке укрепить свои позиции, вернув для начала пост министра внутренних дел, утраченный незадолго до этого после неудачной попытки устранить неугодного ему командующего жандармерией. Однако его намерению не суждено было осуществиться. Убежденный в силе оружия как решающего аргумента в политической борьбе, он пал жертвой этого представления.

 

Наиболее радикально настроенные деятели оппозиции стали формировать отряды добровольцев в Дибре и Мати, чтобы вооруженным путем свергнуть диктаторский режим. Выступление назначалось на 23 февраля 1924 г., и в тот же день 17-летний студент из Мати Бекир Вальтер совершил покушение на Зогу у входа в парламент. Он стрелял с двухметрового расстояния почти в упор, но только легко ранил премьера. При аресте Вальтер показал на А. Рустеми как на вдохновителя теракта. Зогу заявил об отставке с поста премьер-министра и покинул страну, чтобы залечить полученные раны.

 

3 марта новый кабинет министров сформировал один из самых богатых людей Албании, эльбасанский помещик Шефкет Верляци. Стремясь приглушить волну протеста, вызванную действиями своего предшественника и эвентуального зятя, он пошел на некоторые уступки крестьянам путем частичной отмены налогов, а также ввел в правительство двоих представителей оппозиции, чтобы создать видимость сформирования коалиционного правительства. Однако никакие паллиативные меры не могли остановить недовольство, нараставшее во всех слоях общества и предвещавшее неминуемый взрыв насилия. Очередная полоса нестабильности ознаменовалась загадочным убийством в первых числах апреля двух американцев, направлявшихся по делам из Тираны в Шкодру. Некоторые современники склонялись к мнению, что инцидент был спровоцирован Зогу, другие считали это ошибкой беглого преступника, метившего в своих '"кровников". Скорая расправа жандармов по ложному доносу с двумя ни в чем не повинными братьями всколыхнула всю страну.

 

 

3. Восстание 1924 года

 

Революционные выступления, прокатившиеся по всем балканским странам после окончания первой мировой войны, не оставили в стороне и Албанию. Пример России, деятельность В.И. Ленина и большевиков вдохновляли албанских политиков

 

108

 

 

на решительные действия. Вера в то, что именно денонсация советским правительством тайного Лондонского договора 1915 г. способствовала восстановлению независимости и сохранению территориальной целостности Албании, прочно вошла в сознание людей. Поэтому, когда 4 февраля 1924 г. на заседании Учредительного собрания депутат Яшер Эребара призвал почтить память умершего накануне президента США В. Вильсона, то единодушную поддержку присутствовавших получило также предложение А. Рустеми воздать должное и В.И. Ленину как защитнику интересов Албании, разбившему стальные сейфы царского министерства иностранных дел.

 

Атмосфера насилия и произвола, установившаяся в стране, была чревата взрывом. Манипулировавший действиями правительства А. Зогу, провоцировавший разного рода инциденты в надежде, что его вновь призовут в министерство внутренних дел для наведения порядка, не разглядел той черты, пересечение которой грозило ему губительными последствиями. Он решил убрать своего наиболее опасного противника.

 

20 апреля 1924 г. на одной из улиц Тираны рука наемного убийцы настигла Авни Рустеми. Получив тяжелые огнестрельные ранения, он тем не менее смог ответить нападавшему, но промахнулся. Через два дня Авни умер в больнице от внутреннего кровотечения. Тело забальзамировали и повезли во Влёру для последующего погребения. Сторонники Зогу не скрывали имени заказчика покушения, оправдывая происшедшее необходимостью соблюдения обычаев кровной мести. Однако никакие ссылки на "законность" возмездия не оказали успокоительного воздействия, Траурная процессия, на которую съехались множество людей со всех концов Албании, плавно перетекла в митинг. В отчете итальянской дипломатической миссии в Рим сообщалось, что в церемонии приняли участие члены общества "Башкими", регенты, депутаты Учредительного собрания, служащие, офицеры, народ (крестьяне), т.е. все те, кого можно отнести к национально-демократическим силам.

 

После похорон Влёра стала центром готовящегося восстания. Возглавил его так называемый административный совет во главе с Фаном Ноли. Вооруженные выступления начались одновременно в конце мая в нескольких районах страны — в префектуре Косова, в Шкодре и Влёре. В Тиране при содействии дипломатических представителей иностранных государств, из которых выделялся своей активностью британский посланник Эйре, был составлен список министров нового кабинета Ильяза Вриони без Верляци и Зогу. Но военные успехи отрядов Байрама Цурри на северо-востоке и повстанцев на севере и юге сделали манипуляции тиранских властей бесполезными. Сопротивление правительственных войск было подавлено, и

 

109

 

 

10 июня вооруженные силы оппозиции вошли в столицу. Зогу и его сторонники бежали в Югославию с отрядом в 500 человек.

 

Общество "Башкими" приветствовало победу восстания как "блестящий пример торжества демократии" и выдвинуло перед будущим правительством ряд требований. Они предусматривали чистку административного аппарата, "обеспечение экономической независимости крестьянства посредством широких аграрных реформ", "восстановление подлинной демократии, защита которой никогда не должна быть доверена феодалам и псевдодемократам".

 

16 июня 1924 г. было сформировано революционное правительство во главе с Фаном Ноли, составленное по принципу удовлетворения всех групп, участвовавших в восстании. Поэтому наряду со сторонниками реформ, представлявших интересы буржуазно-либеральных кругов, в кабинет вошли феодалы. Так, министром иностранных дел стал Сулейман Дельвина, проявивший себя защитником прав и привилегий крупных землевладельцев в прежних составах правительства. Тиранское отделение "Башкими" обратилось к руководству восстанием с призывом не привлекать феодалов к участию в административных органах любого уровня. Однако пожелания такого рода не принимались во внимание.

 

Правительство выступило с декларацией демократических свобод и программой реформ в буржуазном духе. Обещая народу постепенный выход из критического положения, программа, состоявшая из 20 пунктов, предусматривала "восстановление царства законности", искоренение феодализма, установление демократии, проведение радикальных реформ в административной и военной областях, изменение системы налогообложения, улучшение положения крестьянства и его экономическое освобождение, привлечение иностранных инвестиций, защиту и поощрение отечественного предпринимательства, организацию просвещения "на современной национальной и практической основе", установление дружественных отношений со всеми государствами, особенно с соседними, и т.п. Правительство обещало провести выборы в парламент на основе прямого и тайного голосования после нормализации положения в стране.

 

Весть о победе, одержанной албанским народом в ходе июньского восстания, вызвала большой резонанс в Европе и на Балканах. На фоне спада революционной волны в соседних странах события в Албании воспринимались правительственными кругами в качестве угрозы относительной стабилизации внутриполитической обстановки, которую мог взорвать албанский прецедент. Эти опасения усиливались ввиду безоговорочной поддержки событий в Албании демократической общественностью

 

110

 

 

Европы и, в особенности, Коминтерном. Президиум Коммунистической балканской федерации и компартии Италии обратились 25 июня 1924 г. с воззванием к рабочим и крестьянам балканских государств и Италии, к трудящимся Албании. В нем отмечалось большое значение всенародного движения в Албании, направленного на уничтожение феодализма, установление политических свобод, сохранение независимости государства "против империалистических поползновений Италии, Югославии и Греции". Обращая внимание на опасность, грозившую со стороны внутренних реакционных сил, авторы воззвания предупреждали:

 

"Рабочие и крестьяне Албании! Позаботьтесь о том, чтобы ваши цепи снова и еще сильнее не сковали вас. Именно теперь вы должны напрячь все силы, чтобы защитить ваши социальные и политические завоевания. В противном случае вы будете обмануты, и тогда ваша борьба станет вдвое трудней".

 

Программа правительства воспринималась албанским народом с большим энтузиазмом. В газетах, различных посланиях с мест, резолюциях митингов и собраний высказывались предложения о том, какие конкретные меры необходимо принять в первую очередь для быстрейшего осуществления намеченных преобразований. Повсеместно лейтмотивом становилось требование борьбы с феодализмом. "Искоренение феодализма является основным условием движения Албании путем цивилизации... Самое надежное средство — освобождение крестьянина. Возвратите крестьянину его землю, ту землю, которую он полил потом и кровью, и феодализм падет", — писала выходившая в Гирокастре газета "Дрита".

 

В министерство общественных работ и сельского хозяйства стекались многочисленные сведения о бедственном положении отрасли. Так, префект Гирокастры сообщал, что возделывание сельскохозяйственных культур ведется "повсюду крайне примитивными методами", крестьяне "вынуждены оставлять свои плуги и уезжать на поиски счастья в чужие страны". Выход из создавшегося положения можно найти, только устранив основные причины, которые, по мнению специалистов сельского хозяйства префектуры, сводились к следующему: а) неосведомленность подавляющего большинства крестьян в отношении рациональных методов ведения сельского хозяйства; б) отсутствие современных средств сообщения; в) нехватка денежных средств; г) сохранение архаичной системы сбора налогов и десятины; д) преобладание чифликов, т.е. мелкой крестьянской собственности. Решение технических вопросов, связанных с повышением культуры земледелия, зависело от осуществления коренных преобразований в сельском хозяйстве.

 

111

 

 

Аналогичные требования скорейшего проведения аграрной реформы поступали из центральных и южных районов страны. Крестьяне одной из деревень в окрестностях Дурреса обратились к премьер-министру с просьбой передать в их владение помещичьи земли, которые обрабатывались ими испокон веков, а теперь, после смерти их хозяина, должны были перейти к государству» Исходя из того, писали они, что правительство сформировалось по воле народа и должно защищать его интересы, особенно интересы неимущих, премьер-министр должен обеспечить им жизненные права и спасти их от угрозы сгона с земель, на которых жили их предки. "Мы слыхали, — продолжали они, — что другие демократические государства выкупают землю и помещают на нее крестьян, освобождают их от ярма рабства и зажигают свет свободы. Они парализуют действия аристократии, чем обеспечивают спокойствие и привлекают к себе симпатии".

 

Правительство понимало первостепенное значение аграрной реформы и уже с первых дней после прихода к власти стало принимать меры по облегчению участи крестьянства — движущей силы революции. Некоторые довольно существенные изменения наметились в налоговой системе. Например, права на сбор десятины передавались деревне, а не посреднику между крестьянином и государством. Десятина не взималась с фруктовых деревьев и ульев. Однако просьбы о прощении или, по меньшей мере, об отсрочке сбора других налогов, которые беднейшее население горных районов севера и юга просто физически не могло уплатить, игнорировались властями. Был подготовлен проект закона "О деприватизации государственной собственности", согласно которому наделы передавались безвозмездно тем крестьянам, которые их обрабатывали. Другим же представлялось право выкупа земли. Законопроект не касался крупных феодальных собственников. Даже проведенное секвестрирование владений и имущества бежавших за рубеж и объявленных государственными преступниками А. Зогу, Ш. Верляци, И. Вриони и др. не отразилось на положении крестьян, живших на их землях.

 

Частичные преобразования в сельском хозяйстве происходили в первые два-три месяца функционирования кабинета Ноли. При содействии демократической печати и энтузиастов из "Башкими" крестьяне знакомились с правительственной программой, а проникнув в суть заложенных в ней идей, стали претворять их в жизнь в одностороннем порядке. В ряде мест они приступили к самовольному разделу земель, отказывались уплачивать налоги. При поддержке консервативно настроенных элементов в центральном правительстве (ведь сам министр сельского хозяйства Кязим Коцули относился к их числу) местные

 

112

 

 

власти пресекали такие акции, призывая на помощь жандармерию.

 

Постепенно правительство теряло опору в массах. Внутри него наметились настолько серьезные разногласия, что примирение оказалось невозможным. Развитие событий показало, что реформаторы уступали одну позицию за другой. Фан Ноли проявлял опасную нерешительность. Позднее он сам признавал:

 

"Я возбудил ненависть земельной аристократии. Не в состоянии изгнать ее, я лишился тем самым опоры в крестьянских массах. Мои коллеги в правительстве и большая часть офицеров были или врагами, или в лучшем случае индифферентно относились к реформам, хотя первоначально и высказывались в их пользу... Господин Эйре смог убедить мое окружение, что аграрные реформы являются опасным большевистским нововведением".

 

Неблагоприятное для судеб албанской революции стечение обстоятельств, когда решение внутренних социально-экономических проблем стало напрямую зависеть от признания правительства на международной арене, завело кабинет Ф. Ноли в тупик. Стало очевидно, что без моральной и материальной поддержки извне Албания не сможет подняться на ноги. Поэтому с первых дней своего пребывания у власти Ноли занялся, как впоследствии оказалось, неблагодарной работой по утверждению демократической Албании в рядах суверенных европейских государств. Еще 16 —17 июня он обратился к правительствам Италии, Югославии, Греции, Великобритании, Франции и США с выражением доброй воли к сотрудничеству. Открытое неприятие нового правительства последовало только со стороны Н. Пашича, председателя югославского совета министров. Поддержка, оказанная укрывшемуся в Белграде Зогу, исключала реакцию иного рода. Даже приход к власти нового кабинета во главе с Л. Давидовичем не изменил первоначальной позиции. Правительства других стран под разными предлогами уклонились от принятия решения, заняв в лучшем случае выжидательную позицию.

 

Ноли пытался вывести страну из изоляции, обратившись за помощью к Лиге наций, членом которой являлась Албания. Он хотел использовать казавшийся ему благоприятным момент, когда на Ассамблее Лиги в Женеве должны были присутствовать главы ведущих европейских держав, и сам возглавил албанскую делегацию. В течение полутора месяцев — с конца августа до середины октября — шла напряженная борьба за признание Албании и за получение реабилитационного займа. Однако ни переговоры в кулуарах Дворца наций, ни прямые обращения с трибуны не достигли результата. Блестящий оратор, Ноли срывал аплодисменты присутствующих, но этого оказалось

 

113

 

 

недостаточно для того, чтобы разрушить стену отчуждения, разделявшую респектабельных буржуазных политиков от "красного епископа", пришедшего к власти революционным путем. И он с горьким сарказмом произнес в своем знаменитом выступлении 10 сентября 1924 г.: «Я боюсь, что даже самый убежденный пацифист, бросив взгляд на деятельность Лиги за все пять лет ее существования, должен будет в отчаянии воздеть руки к небу и возопить: "Лучше война, чем эта набившая всем оскомину пустая болтовня о мире!"». Поездка в Женеву не дала желаемого результата. Ноли не мог тогда знать о закулисных переговорах между представителями тех стран, на поддержку которых он рассчитывал, и продолжал добиваться дипломатического признания и получения финансовой поддержки.

 

Негативное отношение Великобритании к кабинету Ноли было вызвано тем, что представители оппозиции, вошедшие в его состав, активно выступали против соглашения прежнего правительства с Англо-персидской нефтяной компанией, предоставившего ей по сути дела преимущественное право на разведку и эксплуатацию албанских нефтяных месторождений. Британский посланник в Тиране Г. Эйре активно вмешивался во внутриполитические коллизии в Албании, открыто поддерживая группировку Зогу, а когда ее поражение стало свершившимся фактом, направил все свое красноречие на дискредитацию правительства Ноли в глазах коллег по дипкорпусу. Он предрекал быстрое падение нового режима и, признавая за одним лишь Зогу способности навести порядок в стране, считал необходимым вернуться к практике великих держав в 1913—1914 гг. в отношении Албании, чтобы обеспечить жизненные условия для этого, как он называл ее, "несчастного создания". Отозванный для консультаций в Лондон, Эйре смог убедить Форин офис в правоте своих оценок.

 

Албанский посланник Мехмет Коница, посетивший министерство в надежде получить ответ на обращение о признании нового албанского правительства, удовольствовался официальным письмом премьер-министра Дж. Макдональда, утверждавшим следующее: "Практика правительства Его Величества заключается в том, чтобы не признавать иностранные правительства, взявшие власть в результате революционного движения, пока правительство Его Величества не получит явное подтверждение волеизъявления народа, не убедится в том, что новое правительство пользуется поддержкой большинства в стране. Информация, которой располагает правительство Его Величества, не дает оснований считать, что в конкретном случае дело обстоит именно так".

 

В США вопрос о признании правительства Ноли не рассматривался в практической плоскости. Сначала госдепартамент

 

114

 

 

ограничил рекомендации своему представителю в Албании поддерживать контакты на том уровне, на котором они находились при прежнем правительстве. Но по мере того как увеличивался поток донесений о нестабильном положении в стране и о колебаниях в вопросе о признании правительства другими странами, сформировалось негативное к нему отношение и в Вашингтоне.

 

Неопределенностью характеризовалась и позиция Франции. Премьер-министр Э. Эррио ответил Ноли приветственной телеграммой, в которой заверял в моральной поддержке. Но по дипломатическим каналам поступило разъяснение, что этот жест вежливости нельзя считать официальным признанием правительства. В начале июля албанцев поставили в известность (окружным путем, через итальянского представителя А. Маркетти), что французы в принципе выступают против немедленного официального признания и поэтому правительству Ноли нет ни малейшего смысла настаивать на нем.

 

Не оправдались надежды и на благожелательную позицию Италии, где с удовлетворением было воспринято свержение проюгославской группировки Зогу. Однако в период развития острого внутриполитического кризиса, связанного с убийством фашистами депутата парламента от Унитарной социалистической партии Дж. Маттеотти, Муссолини предпочел занять очень осторожную, в целом выжидательную позицию. Она обусловливалась также состоянием итало-югославских отношений, находившихся в стадии мирного развития. Белградское правительство заявило о невмешательстве в албанские дела, призвав Муссолини предпринять аналогичный шаг. Тот не только согласился, но и выступил инициатором совместной декларации об отношении к албанским событиям. Опубликованная 8 июня декларация констатировала полное совпадение взглядов и содержала обязательство невмешательства в борьбу в Албании, считая все происходившее там внутренним делом этой страны.

 

В ответе Муссолини от 21 июня на сообщение Ноли о формировании правительства содержалось заверение, что "как и в прошлом, Италия будет продолжать вносить свой вклад в мирное развитие и процветание дружественной соседней страны". Это было воспринято в Албании и за рубежом как признание правительства Ноли де-юре. Муссолини в срочном порядке опроверг это. Тем не менее Ноли, рассчитывавший сыграть на заинтересованности Италии в албанских делах и разорвать кольцо непризнания, обращался в начале июля к Муссолини за поддержкой в споре Албании с Югославией и Грецией по пограничному урегулированию. Тогда же шли переговоры о предоставлении Албании займа на сумму 100 млн итальянских

 

115

 

 

лир и о поставках снаряжения и вооружений для албанской армии.

 

В действиях итальянской дипломатии чувствовалась неуверенность. Желание не упустить подходящий момент и добиться политических и экономических преимуществ в Албании наталкивалось на опасения в очередной раз заработать обвинения в экспансионистских устремлениях. Тем не менее Муссолини выразил готовность встретиться с Ноли конфиденциально в конце августа в Риме, где тот намеревался остановиться по пути в Женеву, направляясь на заседание Ассамблеи Лиги наций. Он даже определил тему беседы — консультирование албанцев по экономическим вопросам в рамках выработанной к тому времени формулы "поддерживать албанское государство, а не это или какое-либо другое албанское правительство". Однако встреча состоялась только на обратном пути в середине октября и закончилась ничем. Ноли впоследствии сказал, что она носила "чисто дружеский характер. Дескать, встретившись в перерывах между заседаниями Лиги наций с премьерами двух великих западных держав Дж. Макдональдом и Э. Эррио, Ноли не смог не нанести визит вежливости также и Муссолини. Однако присутствовавший на встрече личный представитель Муссолини в Албании А Маркетти свидетельствовал о другом: Ноли рассчитывал на конкретную помощь, но ему дали понять, что переговоры возможны только с законным правительством после проведения в Албании парламентских выборов.

 

Правительству Ноли не удалось пробить стену дипломатической изоляции. Только Советская Россия проявила понимание и согласилась признать его. Вопрос об установлении дипломатических отношений между Албанией и РСФСР возникал еще в январе 1923 г. по инициативе советской стороны. Но на соответствующий запрос наркома иностранных дел Г.В. Чичерина тогдашний министр иностранных дел Албании П. Эвангели сообщил, что албанское правительство не может опережать в этом вопросе великие державы. "В тот день, когда Российское правительство возобновит дипломатические отношения с этими державами, — писал он, — албанский народ сочтет для себя счастьем иметь в Албании представителя Великого Российского государства".

 

В феврале 1924 г. после признания Советской России Англией и Италией албанская сторона стала зондировать почву насчет открытия консульства в Одессе для защиты интересов своих граждан, оказавшихся в России еще до революции. Тогдашний заместитель наркома иностранных дел М.М. Литвинов ответил положительно, но только при условии установления дипломатических отношений.

 

116

 

 

Сразу после прихода к власти Ноли постановлением албанского правительства от 28 июня было решено возобновить контакты через советское полпредство в Риме. В Москве согласились. Однако когда тогдашний министр иностранных дел Албании С. Дельвина обратился за консультацией в Лондон и Париж, то известие о готовившемся акте вызвало бурную негативную реакцию. Албанскому правительству было сделано официальное заявление о недопустимости внедрения большевиков на Балканы. Дельвина с явным неудовольствием (Албания жизненно нуждалась в международном признании) передал 19 августа своему представителю в Риме следующую ориентацию: в настоящих условиях установление албано-советских отношений не ко времени, но в разговорах с советскими представителями не следует говорить об этом прямо и по возможности давать уклончивые ответы.

 

Г.В. Чичерин, не зная о закулисной стороне дела, обратился в середине сентября в Тирану с предложением о переходе от принципиальной договоренности к конкретным действиям. Поэтому Ноли, находившийся в середине октября в Риме, встречался не только с Муссолини, но и с первым полпредом СССР в Италии К.К. Юреневым, с которым разговаривал о практических шагах по установлению дипломатических отношений. Отзвуки этой встречи вызвали очередную истерику в британских газетах. По возвращении в Тирану Ноли попросил своего представителя в Риме строго конфиденциально довести до сведения "советских", что албанское правительство вынуждено отложить обсуждение этого вопроса, чтобы не дать козырь реакционерам и оппозиционным партиям в преддверии выборов. Однако его директива запоздала. Советский полпред А.А. Краковецкий вместе с семью другими сотрудниками дипломатической миссии, получив визы в албанском представительстве в Вене, 16 декабря прибыл в Тирану. Уже на следующий день, 17 декабря, в адрес албанского правительства посыпались протесты от Великобритании, Италии и Югославии. На севере страны готовились перейти границу отряды Зогу. Британский представитель предъявил по сути дела ультиматум: если "большевики" (Краковецкий и его сопровождение) останутся в Тиране, то его правительство отнесется к вторжению Зогу, как к внутреннему делу Албании, т.е. не будет вмешиваться. Если же они уедут, то угроза вторжения сама собой отпадет, ибо дело будет улажено дипломатическим путем. Краковецкий покинул Албанию, но это не спасло правительство Ноли.

 

В начале декабря из Белграда стали распространяться слухи, что Зогу собирается во Францию. В подтверждение этого в местной газете "Политика" появилось сообщение, что он перед отъездом встретился с королем Александром и премьер-министром

 

117

 

 

Н. Пашичем, после чего дал интервью следующего содержания; "Мы уезжаем в Париж, чтобы там провести зиму. Я благодарю югославское правительство, которое смогло понять и оценить наш искренний патриотизм". И он действительно отбыл из Белграда, но в другом направлении.

 

11 декабря отряды Зогу совместно с частями югославской армии и врангелевцами уже вели бои с правительственными войсками на границе, когда еще шли переговоры о судьбе советской дипломатической миссии. В самой Албании его поддержали байрактары с севера и из Косова — Исуф Элези, Марко Гьони, Акиф Лэши, Мухаррем Байрактари, Цено Крюэзиу и др.

 

Главные пособники вооруженного вмешательства поспешили сообщить о непричастности к нему. Итальянское агентство "Стефани" передало, что незадолго до этого во время переговоров Муссолини с югославским министром иностранных дел М. Нинчичем произошел обмен мнениями по албанскому вопросу и оба правительства подтвердили свое желание действовать в полном согласии, "не препятствуя развитию независимой Албании, и считать исключительно внутриалбанским делом любые межпартийные столкновения, которые там могут произойти". Муссолини писал тогда итальянскому посланнику в Албании маркизу Дураццо, что провозглашение политики невмешательства поможет установлению взаимопонимания с новым правительством после реставрации Зогу.

 

Несмотря на неоднократные обращения Ноли к Лиге наций с просьбой помешать агрессии, она не предприняла никаких мер. Еще в конце ноября Ноли отправил в Женеву официальное письмо с детальным описанием приготовлений, которые велись на югославской территории. "Албания находится накануне иностранного вторжения", — предупреждал он. Но ни это, ни другие обращения не встретили отклика. 18 декабря албанский представитель в Женеве направил генеральному секретарю требование срочно поставить на Совете вопрос о югославском вмешательстве в Албании на основе статей 12 и 15 Устава Лиги наций. Но пока письмо проходило по всем бюрократическим инстанциям, правительство Ноли пало.

 

24 декабря 1924 г. после двухнедельных боев Ахмет Зогу вошел в Тирану. Через три дня он разослал во все дипломатические представительства Албании за рубежом телеграммы, что "революционное правительство Фана Ноли" свергнуто им, "главнокомандующим операции", и "законное правительство" восстановлено. А спустя полтора месяца Зогу отозвал из секретариата Лиги наций письмо Ноли.

 

Буржуазно-демократическая революция, как принято называть события 1924 г., потерпела поражение, ибо она не смогла

 

118

 

 

создать механизм, обеспечивающий претворение в жизнь провозглашенной в июне программы радикальных реформ. История отпустила на это слишком мало времени. Демократические силы не сумели консолидироваться, в то время как сопротивление феодалов нарастало. Пришедшее к власти в результате народного восстания правительство Фана Ноли в своей деятельности не смогло найти опоры ни в "верхах" общества, ни в народе. Его деятельность развивалась в период спада революционной волны в Европе и утверждения на Балканах реакционных монархических режимов. Решающую роль в низвержении правительства Ноли сыграло иностранное вмешательство — революционному правительству было отказано в признании, а следовательно и в самом существовании.

 

Фану Ноли и еще шестерым членам кабинета министров (всех их заочно приговорили к смертной казни) удалось покинуть Албанию на итальянском пароходе, на борту которого находилось более 200 политических эмигрантов. Он напоминал Ноев ковчег. Среди покидавших страну были люди разных, зачастую полярных, политических взглядов, в частности Али Кельменди, ставший впоследствии одним из организаторов коммунистического движения в Албании, и Мустафа Круя, неприглядную роль которого в истории страны невозможно определить каким-либо одним словом.

 

Кратковременный период демократии (точнее — иллюзии демократии) кончился, наступило время "торжества законности", а по сути дела — диктатуры Ахмета Зогу. В исторической литературе нет определенного мнения, благо или зло принес Албании этот правитель, находившийся у кормила власти почти 15 лет. И, может быть, именно такой человек, как Зогу, исповедующий закон силы и знающий нравы и обычаи албанского народа, изощренно эксплуатировавший его слабости, более соответствовал духу того времени, а не прекраснодушный приверженец идеалов то ли Французской, то ли Американской революций, каким был православный епископ Фан Ноли, проживший в Албании от силы пять лет.

 

 

4. "Красный епископ" Фан Ноли

 

Пароход с разношерстной компанией албанских политических эмигрантов прибыл в итальянский порт Бриндизи. Остановившийся в местном отеле "Интернациональ" Фан Ноли пригласил к себе друзей по несчастью и, обращаясь к своему соратнику А. Гуракучи, сказал: "А мы ведь наделали много ошибок". Он как бы предложил осмыслить все пережитое и прочувствованное за последние полгода. Но искреннего разговора не получилось.

 

119

 

 

Никто из присутствовавших, а некоторые из них занимали министерские посты в революционном правительстве, не рискнул взглянуть самокритично на свою деятельность. Говорят, что именно тогда Ноли сбрил усы и роскошную черную бороду, обретя несколько аскетичный облик, запечатленный впоследствии в живописных и скульптурных портретах.

 

1924 год пришелся на середину жизненного пути Фана Ноли. Тогда ему было 42 года и столько же предстояло еще прожить. Он пробыл в Италии около месяца, а затем уехал в Вену, продолжая верить в неминуемую победу демократии в Албании. Ради достижения этой цели он много и активно работал.

 

25 марта 1925 г. в Вене была созвана конференция, в которой приняли участие противники режима Зогу. Образованную на ней патриотическую организацию Национально-революционный комитет (КОНАРЕ — Komiteti nacional-revolucionar) возглавил Ноли. Программа КОНАРЕ предусматривала освобождение страны от тирании Ахмета Зогу, установление подлинно республиканского режима, проведение аграрной реформы и др. Определенные в ней задачи отражали интересы самых различных течений антизогистской оппозиции, в которой принимали участие представители либерально-демократической интеллигенции, националисты, революционно (и отчасти анархично) настроенная молодежь, пришедшая впоследствии в компартию, и некоторые другие группы.

 

Уже при создании организации выявилась разноречивость, а подчас и взаимоисключаемосгь целей, которые ставили перед собой ее участники. Так, в КОНАРЕ входила группа "Башкими комбтар" ("Национальное единение"). Ее руководителей не устраивал лично Ахмет Зогу, но основы режима они не собирались ниспровергать. Более того, в программе этой группы содержалось обязательство "бороться против любой большевистской или подобной ей идеи, которая направлена на подрыв социальных устоев Албании". Сам Ноли возглавлял течение, ориентировавшееся на Советский Союз и на сотрудничество с Коммунистической балканской федерацией, находившейся под эгидой Коминтерна.

 

В первые годы изгнания Ноли осмысливал происшедшее. Он признавал, что, получив власть в свои руки, победители часто не знали, что нужно делать. Правительство хотело переустроить страну на современной демократической основе и тем самым укрепить ее независимость. Оно продекларировало программу, но механизм ее претворения в жизнь не выработало. Уступки феодалам, поддержавшим его в момент взятия власти, ограничили его реформаторские возможности. Надо было отобрать владения у всех латифундистов, а не ограничиваться обещаниями удовлетворить крестьян за счет государства и бежавших

 

120

 

 

собственников. Лишь при этом условии стала бы возможной народная поддержка правительства в его борьбе с режимом Зогу.

 

При всех трагических последствиях поражения революции для демократического антифеодального движения в целом и для личных судеб многих людей героический порыв народных масс не прошел даром. Для Ноли все пережитое дало импульс поэтическому творчеству. Он облекал свои представления в яркие романтические или гротескно-сатирические образы, широко использовал мифологические сюжеты, албанские народные сказания и библейские притчи. Основной их темой была революция 1924 г.: ее герой и антигерои, политическая и моральная трактовка ее уроков.

 

За пять лет — с 1926 по 1930 г. — он создал стихотворные произведения, которые поставили его в число виднейших албанских поэтов новейшего времени. Здесь и знаменитая "Песнь о Салеп-Султане", написанная на провозглашение Зогу "королем всех албанцев" (она имеет и другое название — "Монархическая песнь"). Ноли дает блестящую сатирическую зарисовку новоиспеченного монарха и его лакейского окружения. Это — открытый удар по политическому противнику, духовному антиподу Ноли, который называет по именам тех, с кем иносказательно полемизирует в цикле стихотворений на библейские сюжеты. В частности, он упоминал перешедшего после поражения революции 1924 г. на сторону Зогу Фанка Капицу, с которым сотрудничал еще в "Ватре". В столкновении постулатов Христа с прагматизмом апостола Петра, с "умыванием рук" Понтия Пилата Ноли показывает себя и своих прежних, отошедших от него соратников. Тема попрания бывшими единомышленниками общих идеалов борьбы за независимость, демократию и прогресс Албании настойчиво звучит в ого творчестве, воплощаясь в художественных образах.

 

События 1924 г. (революция и контрреволюция) поставили перед Ноли вопрос об отношении к революционному насилию и к проблеме народовластия. Его упрекали в нерешительности и уступчивости врагам, в абсолютизации принципов ненасилия. При этом часто ссылались на его известное высказывание, что "от внешней угрозы свободу надо защищать силой оружия и бесстрашием, а от внутренней — силой духа, гражданской смелостью, которая выше силы оружия". Но его жизнь и творчество опровергают это. В своих стихотворениях он говорит, что встал во главе восстания для того, чтобы прогнать торгашей, разбойников и менял, принести людям веру в свободу, помочь бедным, развенчать богатство и тиранию, а не для того чтобы господствовать над ними. Он восстает не против насилия как такового вообще, а против насилия над народом. В стихотворении

 

121

 

 

"На берегах рек" он прямо призывал "рабочих и крестьян от Шкодры до Влёры" восстать против тирании Зогу. Только это откроет дорогу домой невольным изгнанникам:

 

Как весна сменяет зиму,

Так и мы вернемся к нивам,

К нашим семья, очагам,

К мирной Вьосы берегам [3*].

 

Его отношение к насильственному свержению неугодной народу власти настолько противоречило традиционным представлениям о долге священнослужителя (а ведь он принадлежал к высшим иерархам православной церкви), что даже современники видели в нем атеиста, а определения "красный епископ" и "опасный большевик" сопровождали его на протяжении всей долгой жизни. Такой славой Ноли был обязан некоторым экстравагантным поступкам, каким стало, например, посещение Москвы в ноябре 1927 г. и пламенное выступление на конгрессе друзей Советского Союза, приуроченном к десятой годовщине победы Октябрьской революции. От имени КОНАРЕ, вобравшей в свои ряды албанских патриотов, не сложивших оружия после поражения возглавленного им революционного движения, он приветствовал страну, в которой воплотились его представления о торжестве демократии и социальной справедливости.

 

"Я восхищен тем, — говорил он, — что лично увидел первое рабоче-крестьянское государство, которому предстоит великая будущность и которая является прообразом будущих таких же рабоче-крестьянских республик" [4*].

 

Восторженное восприятие достижений СССР вскоре прошло, но факт остается фактом, что именно в это время его взгляды ближе всего подошли к коминтерновским представлениям о неизбежности победы коммунизма во всем мире. Ноли поддерживал идею балканской федерации социалистических стран. Его статьи, содержавшие анализ перспектив развития балканских стран по этому пути, печатались во французской коммунистической печати и в выходившем в Вене журнале "Федерасьон бальканик". Однако путей реализации этих целей в ближайшем будущем он не видел и поэтому в октябре 1932 г. возвратился в США, вновь возглавив албанскую православную

 

 

3*. Здесь и далее перевод автора книги.

 

4*. Хасан Приштина, глава ирредентистского Косовского комитета, обращался в мае 1927 г. в министерство иностранных дел Италии с просьбой о субсидировании его антизогистской деятельности. Вероятно для того, чтобы утвердить себя в глазах итальянцев наиболее авторитетным оппозиционером Зогу, он попытался опорочить Ноли. "Фан Ноли более не представляет никого, разве что самого себя, вернее сказать, Москву. Он человек конченный, на которого не стоит делать ставку", — убеждал он личного представителя Муссолини капитана Мадзотти.

 

122

 

 

церковь с центром в Бостоне. Но и тогда он не отрешился от мирских дел — основал еженедельник "Република".

 

Исполнение епископских обязанностей оставляло Ноли свободное время, и он углубился в литературное творчество, завершил перевод "Дон Кихота" М. де Сервантеса, начал изучать албанский фольклор. Вероятно, Ноли и сам чувствовал себя "рыцарем печального образа", что позволило ему сделать перевод художественно достоверным. Круг его творческих интересов еще больше расширился. Для подведения прочной базы под свой дилетантский интерес к музыке он поступил в консерваторию в Бостоне. Окончив ее в 1938 г. по классу композиции, сочинил рапсодию "Скандербег", а также ряд духовных произведений. В 1945 г. Ноли получил ученую степень доктора философии в Бостонском университете по специальности "История Влижнего Востока и России", защитив диссертацию о Скандербеге, опубликованную через пять лет.

 

В 1947 г. вышло его исследование "Бетховен и Французская революция". Бернард Шоу высоко оценил этот труд, сказав, что в нем виден почерк первоклассного критика и биографа. Однако значение этой книги выходит за рамки музыковедческого произведения. Ноли рассматривает творчество композитора в социально-политическом контексте той эпохи. Более того, здесь можно найти параллели между взглядами Ноли на Французскую революцию и идеями, нашедшими отражение в его поэтическом цикле и статьях 1925—1932 гг.

 

В частности, Ноли ставит вопрос о применимости трех известных лозунгов Французской революции — свобода, равенство и братство — к Албании, где "царствуют драконовские законы, ведущие свое начало от турецких обычаев", где "невежественна молодежь, а сельское хозяйство развивается, как во времена Ноя, на основе далеких от науки методов". Он склоняется к возможности существования демократии в таких странах, но при условии понимания всей сложности их проблем в том числе и великими державами.

 

В книге о Бетховене нашли отражение размышления Ноли о соответствии морали политика принципам правления в условиях победившей революции. С юношеских времен у Ноли было три идола, которым он поклонялся, — Христос, Скандербег, Наполеон. Каждый из них являлся соответственно символом веры, национального самосознания, героической личности. Сквозь призму Французской революции рассматривает он отношение Бетховена и эволюцию его взглядов на эти понятия, а также причины падения славы Наполеона на германской земле, приводя широко известную историю с "перепосвящением" Героической симфонии, давая свою версию героизации Наполеона после его смерти.

 

123

 

 

Анализ "наполеоновской линии", преломленной через жизнь Бетховена, позволяет понять течение мыслей самого Ноли, пережившего свои "термидор" в 1924 г. Анализируя причины поражения албанской революции, он выдвигал на первый план недооценку роли крестьянства. "Все буржуазно-демократические революции, направленные против феодализма, — писал он в одной из статей, — могут победить только при условии привлечения на свою сторону крестьян. А получить эту поддержку можно только при условии проведения глубокой аграрной реформы". Что касается Албании, то там правительство обещало реформу, но не сдержало слова и поэтому потерпело поражение. Ту же недооценку роли крестьянства он видит в качестве одной из причин падения Наполеона. Претензии на аристократизм, отдаление от народа (т.е. крестьянства), создание мифов о божественном провидении героев и о том, что современная цивилизация создана усилиями привилегированных классов, — все это является историческим абсурдом, категорически заявляет Ноли. Ибо своим рождением цивилизация обязана итальянским буржуазным городам-государствам и ...крестьянству. Конечно, он идеализирует крестьянство, но, с другой стороны, в этом выражается его демократизм, противопоставляемый бетховенскому и ницшеанскому культу вождей и героев,

 

Ноли выделяет особой строкой проблему религии во Французской революции, отметив (и одобрив!) ее рационалистический антиклерикальный характер. Полгода он, православный епископ, возглавлял кабинет министров мусульманской по преимуществу страны и на практике знал, что решение социально-политических и национальных проблем никак не связано с религиозной ориентацией населения. Он сознательно выступал за отделение церкви от государства, против преподавания основ теологии в школе, считал опасным религиозный фанатизм, препятствующий формированию гражданского общества и национального самосознания. Ноли никогда не верил в некую "самодейственность" религии, религиозных догм. Христианство дало ему тот набор моральных и этических норм, которые помогали в повседневной, в том числе и политической, жизни. В остальном же его гражданская и церковная деятельность развивались по двум параллельным линиям.

 

Отношение Ноли к религии представлялось современникам настолько нетрадиционным для священнослужителя, что его часто называли атеистом. Хотя всей своей жизнью и воистину подвижнической деятельностью на благо албанской автокефальной церкви он заслужил право называться истинным христианином, Другое дело, что его поэтический дар подсказывал ему оригинальные формы выражения своего мнения, в частности и по поводу религии.

 

124

 

 

В 1971 г. в Албании впервые увидел свет черновик стихотворения, которому сам Ноли дал условное название "Богохульство перед распятием". Оно стоит из 10 четверостиший, каждое из которых представляет собой обращенную к Христу сентенцию, вложенную автором в уста реальных исторических личностей и символических персонажей. Это Ленин и Кальвин, Арий и архиепископ Афанасий, фетишист и теофизит, милитарист и эретик, антисемит и иудей, принимавший участие в распятии Христа. Через все их высказывания проходит мысль самого Ноли: одной лишь верой (религией) невозможно решить ни одной общечеловеческой проблемы. Более того, с помощью религиозных догм легко оправдывается любая несправедливость.

 

Фан Ноли показывает бессмысленность теологических споров, высказывая воистину еретическую идею: единственно безобидное применение, которое он может найти христианскому кресту, — это в коллекции амулетов Африканского музея в Париже. Он как бы обращается за поддержкой к Ленину, который сочувственно говорит Христу:

 

Эх, товарищ, товарищ, ты распят понапрасну,

Ведь как прежде над бедным насилье всевластно,

И как знак тирании, как орудие гнета.

Воздымается крест в море крови и пота [5*].

 

Милитарист и Еретик логически развивают ту мысль, что смерть страдальца-пацифиста Христа вдохнула силы в милитаризм, вызвав к жизни многочисленные крестовые походы. А не удовлетворившись кровью неверующих и язычников, его последователи набросились на "своих" христианских еретиков-отступников, подавляя инквизиторскими пытками свободу мысли и слова. Критический настрой мятежного епископа как бы усмиряется фатально-примирительным высказыванием Кальвина: если страдания Христа не привели к изменению жизни к лучшему, "то верно так было угодно судьбе". По всей вероятности, такое смирение с судьбой, которая не позволила Ноли выполнить мессианское предназначение в отношении своего народа, окончательно пришло к нему в начале 30-х годов. Поэтому его отъезд в США означал отказ от попыток повторить опыт вмешательства в политическую жизнь своей исторической родины, как он это сделал десятилетием раньше.

 

Оккупация Албании фашистской Италией в 1939 г., вспыхнувшая национально-освободительная борьба албанского народа против итало-немецких захватчиков вновь пробудили гражданские чувства в душе Ноли. Он занимается сбором средств

 

 

5*. В оригинале слово товарищ дается без перевода в такой транскрипции — tavarish, tavarish — с ударением на последнем слоге.

 

125

 

 

для помощи сражающемуся албанскому народу, выступает в печати и по радио с пламенными призывами к своим соотечественникам. В какой-то момент, летом 1943 г., когда на Западе стали предприниматься попытки сформировать эмигрантское правительство, он едва не согласился войти в него. Однако, узнав, что в стране набирает силу народное освободительное движение, выступил с обращением к албанскому народу по радио, текст которого был опубликован в коммунистической газете "Зери и попульгг" ("Голос народа"): "Если вы хотите спасения Албании, то отдайте этому делу душу и тело, не останавливайтесь ни перед какими жертвами. Никто, кроме вас, не сможет построить свободную Албанию". Руководство "Ватры" приняло решение поддержать всеми средствами Временное демократическое правительство Энвера Ходжи. Но, когда тот пригласил Ноли вернуться в Албанию, он отказался, ссылаясь на преклонный возраст.

 

Когда в начале 1945 г. Временное демократическое правительство обратилось ко всем странам-учредительницам ООН с заявлением о праве своей страны участвовать в работах конференции в Сан-Франциско, его поддержали все зарубежные землячества. Тогда же от имени "Ватры" и албанской православной церкви Фан Ноли направил соответствующее письмо президенту США Ф. Рузвельту. Просьбы не имели успеха, Албания стала членом ООН только через десять лет. Но тот факт, что Фан Ноли, формально отошедший от политической деятельности, выступил в переломный период албанской истории в защиту прав победившего в антифашистской борьбе народа, свидетельствует об устойчивости его демократических убеждений. Не все происходившее в Албании принималось им, но он безоговорочно одобрял свержение тирании и власти феодалов. В этом проявилась верность Ноли делу революции 1924 г. Не случайно на склоне жизни, в 1960 г., он писал:

 

"Была ли напрасной революция 1924 г.? Отнюдь нет. Она доказала, что албанский народ не желал доле терпеть феодальных землевладельцев. Она подтвердила, что землевладельцы не смогли бы возвратиться, если бы не вмешательство извне. Она доказала, что с феодалами покончено. Ведь они так никогда и не смогли оправиться от этого удара".

 

13 марта 1965 г. архиепископ Фан Ноли скончался в своей зимней резиденции в Форт-Лодердейле (Флорида). Памятник на его могиле был сооружен на средства православных, мусульманских и католических албанских землячеств США и девяти других зарубежных стран. Только после смерти вклад этого самого выдающегося общественно-политического и культурного деятеля Албании XX в. нашел признание на его исторической родине.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]