ГЛАВА II. ВЕНГЕРСКАЯ ВОЙНА
1. Вопросъ о положеніи различныхъ народностей въ Австріи, стр. 251—252
2. Отношенія Мадьяръ къ Нѣмцамъ, стр. 253—254
3. Отношенія Славянъ къ Нѣмцамъ и отвѣтъ Палацкаго на приглашеніе фанкфуртскаго парламента, стр. 254—259
4. Политика австрійскихъ Славянъ въ 1848 году, стр. 259—260
5. Вопросъ о народностяхъ въ Венгріи, стр. 260—262
6. Положеніе венгерскихъ Сербовъ, стр. 263—264
7. Постановленія Хорватовъ 13 марта и депутація къ императору, стр. 265—266
8. Движеніе между Сербами и прокламаціи бана Елачича, стр. 266—268
9. Сербская народная скупщина въ Карловцахъ 1 и 3 мая, стр. 268—271
10. Ополченіе Сербовъ, стр. 271—272
11. Переговоры Главнаго Отбора съ барономъ Грабовскимъ и перемиріе, стр. 273—274
12. Положеніе правительства Сербіи въ виду событій въ южной Венгріи, стр. 275—277
13. Борьба въ Банатѣ, стр. 278. Народная скупщина въ Бѣлградѣ, стр. 279—280
14. Война между Мадьярами и Сербами, стр. 280—282
15. Перемѣны въ управленіи народными дѣлами въ Сербскомъ воеводствѣ, стр. 283
16. Письмо патріарха Іосифа Раячича въ русскому генеральному консулу въ Бѣлградѣ, стр. 284
17. Депутація къ императору и ея дѣйствія, стр. 285—287
18. Смерть воеводы, стр. 288
19. Воззваніе патріарха Раячича къ жителямъ Сербскаго княжества, стр. 289—291
20. Раздоры между Сербами и окончательное подчиненіе народной борьбы австрійскимъ интересамъ, стр. 291—294
21. Союзъ Мадьяровъ съ Поляками и ихъ успѣхи, стр. 294—296
22. Вмѣшательство Русскихъ въ Венгерскую войну и конецъ ей, стр. 296—297
23. Положеніе Сербовъ и Мадьяръ въ виду нѣмецкаго господства, стр. 298—301
24. Дипломатическій разрывъ Россіи и Австріи съ Портою по вопросу о мадьярскихъ и польскихъ бѣглецахъ, стр. 301—303
25. Волненія въ Болгаріи, стр. 303—304
26. Волненія въ Босніи, стр. 305—306
27. Положеніе Черногоріи и Румынскихъ княжествъ, стр. 306—307
28. Правительственныя партіи въ Сербіи и борьба между ними, стр. 307—308
29. Подчиненіе сербскаго правительства Портѣ и холодныя отношенія къ Россіи, стр. 309—312
Въ то время, какъ на Востокѣ политика удалялась отъ національныхъ основъ, и начало народности было тѣснимо въ ней вопросомъ о дипломатическомъ преобладаніи того или другаго государства, о соперничествѣ между ними, чему подчинялись даже интересы христіанства, въ самой Европѣ все сильнѣе и сильнѣе пробуждался вопросъ о правахъ народностей и выступалъ на первый планъ. Въ то время, какъ Германія стремилась къ единству и ея народные вожди переносили даже на сосѣднюю Австрію строгую систему централизующей германизаціи, въ австрійской имперіи возрождались славянская и мадьярская народности. Но первая дробилась на множество мелкихъ племенъ, давно утратившихъ своихъ природныхъ государей и искавшихъ теперь силы во взаимномъ союзѣ; мадьярская же народность тщеславилась старинною конституціей и преобладаніемъ въ земляхъ венгерской короны надъ остальными народностями. Нѣмецкая партія въ Австріи давно понимала выгоду, какую она могла извлечь изъ союза съ Мадьярами, и охотно дѣлила съ ними свою власть надъ остальными народностями разноплеменной имперіи Габсбурговъ. Въ одинаковой степени стремились нѣмецкіе правители сосредоточить въ своихъ рукахъ власть надъ западною половиной имперіи и германизовать населяющихъ ее Славянъ, а мадьярскіе государственные люди — притянуть къ Пешту и омадьярить остальныя провинціи имперіи. Но по мѣрѣ того, какъ приводились въ дѣйствіе эти централизаторскія стремленія, въ славянскихъ племенахъ росло противоположное движеніе, развивалась мысль о федераціи всѣхъ народовъ, населяющихъ Австрійскую имперію,
252
съ сохраненіемъ династіи Габсбурговъ, но съ условіемъ равноправности всѣхъ народовъ по языку, религіи и политическимъ правамъ. Во главѣ славянскаго движенія стояли Чехи; имъ принадлежала и самая мысль о федераціи. Даже и между Мадьярами была партія, раздѣлявшая федеральныя стремленія, но желавшая при этомъ включить въ союзъ австрійскихъ народовъ и области, лежавшія по южному теченію Дуная, т. е. почти всю сѣверную Турцію. Само собой разумѣется, что эта партія думала о преобладаніи Венгріи и Мадьяръ на нижнемъ Дунаѣ. Какъ бы то ни было австрійскіе и венгерскіе централисты дѣйствовали дружно, увѣренно, руководясь ясною, довольно опредѣленною програм мою. Теоріи федералистовъ были моложе, отличались нѣкоторою мечтательностію и искали опоры во взаимной порукѣ. Народности, требовавшія централизаціи, полагались только на самихъ себя съ тою разницей, что австрійскіе Нѣмцы получали силу изъ родственной имъ, могущественной Германіи, а Мадьяры опирались на свои политическія преданія и думали замѣнить малочисленность своей народности обязательнымъ распространеніемъ мадьярскаго языка на всѣ остальные народы, жившіе въ венгерскихъ земляхъ. Славянскіе же федералисты взаимно расчитывали на силы всѣхъ племенъ, которыя они надѣялись включить въ общій союзъ; но силы эти были разъединены географическимъ положеніемъ, разницей въ языкахъ и религіи, неравномѣрными политическими отношеніями къ центральной власти. Всѣ эти условія сдѣлали то, что федералистическія идеи не вездѣ были приняты въ одинаковой степени. Почти господствуя среди чешскаго племени, онѣ едва были извѣстны въ низовьяхъ Дуная, Савы и Дравы: и въ то время какъ вожди чешскаго народа боролись противъ Нѣмцевъ за федеральрую равноправность посредствомъ печати, путемъ парламентаризма, и усиливались создать общую конституцію для австрійской имперіи, южные Славяне, Хорваты и Сербы, первые ища единства въ искуственномъ Иллиризмѣ, а вторые, припомнивъ свое родство съ задунайскими Сербами и получивъ отъ нихъ помощь, ввѣрили свое дѣло счастію оружія и вступили въ открытую борьбу съ Мадьярами. Но встрѣтившись съ двумя врагами, австрійскіе Славяве должны были сильнѣе почувствовать общую связь въ ихъ дѣлѣ. Почва для ихъ встрѣчи была уже готова: ее замѣняла имъ та самая Австрійская имперія, надъ раздѣленіемъ которой такъ усердно трудились Мадьяры и Нѣмцы. Такимъ впрочемъ чисто внѣшнимъ образомъ интересы Славявъ слялись съ интересами нераздѣльной Австріи, съ выгодами ея
253
династіи [65]. Въ то самое время какъ Мадьяры, стремившіеся отдѣлить Венгрію отъ западныхъ провинцій Австрійской имперіи, въ страхѣ отъ славянскаго движенія, спѣшили заключить тѣсный союзъ съ Германіей, перерожденіемъ которой занимался тогда франкфуртскій сеймъ, Чехи, отъ имени всѣхъ Славянъ, отвѣчали отказомъ прибыть во Франкфуртъ: ибо ничего не могло быть противоположнѣе стремленій мадьярской и славянской народности.
Инструкціи, данныя венгерскимъ правительствомъ депутатамъ, отправлявшмися отъ его имени во Франкфурть, Салаю и Пазманди, состояли изъ пяти пунктовъ, содержаніе которыхъ представляетъ большой интересъ и въ настоящее время:
«1) они должны высказать сочувствіе Венгріи къ германскому элементу, какъ представителю цивилизаціи, и должны стараться убѣдить Нѣмцевъ, что они найдутъ въ Венгріи и въ сильной мадьярсной народности лучшаго и вѣрнѣйшаго союзника;
2) Венгрія можетъ сдѣлаться братственнымъ союзникомъ Германіи, полезнымъ и значительнымъ въ глазахъ Европы, только въ томъ случаѣ, если она будетъ развиваться подъ покровомъ своей собственной національности; а потому посольство должно заботиться, чтобы въ духѣ этого освовнаго взгляда были составляемы рѣшенія Франкфуртскаго собранія, относящіяся въ Австрійской имперіи и касающіяся Венгріи;
3) Венгрія не можеть слиться съ нѣмецкимъ элементомъ, тамъ какъ при этомъ она потеряла бы свою органическую силу, основанную на Мадьярской народности, сдѣлалась бы жалкимъ существомъ, не приносящимъ никакой пользы Германіи, и даже пропала бы въ своихъ собственныхъ предѣлахъ;
4) Венгрія будетъ недовольна, есля австрійскую имперію измѣнятъ такимъ образомъ, что тѣ провинціи ея, которыя принадлежали до сихъ поръ Нѣмецкому союзу, должны будутъ превратиться въ славянскія земли. Измѣненіе въ подобномъ смыслѣ легко могло бы придать симпатіямъ этихъ провинцій такое направленіе, которое было бы не только враждебнымъ, но даже и опаснымъ направленію нѣмецкой націи; и оно повело бы въ еще большему увеличенію силы, громадной уже и въ настоящее время, возрастающее вліяніе которой за западныя государства Европы на столько грозило бы самостоятельности Венгріи, что въ случаѣ, еслй бы Германія согласилась на такое перерожденіе Австрійской имперіи, противное ея интересамъ, Венгрія была бы принуждена искать себѣ союзниковъ внѣ предѣловъ нѣмецкой націи;
5) въ торговомъ отнощеніи Венгрія не можетъ сдѣлаться членомъ Германскаго таможеннаго союза; посланные
254
могутъ однако выразить по этому поводу, что Венгрія будетъ руководствоваться въ торговомъ отношеніи политическими условіями, которыя установятся между Венгріей и Германіей».
18-го мая Салай и Пазманди являлись въ Вѣнѣ къ министру князю Павлу Эстергази, который передалъ австрійскому министерству ихъ полномочія и инструкціи; а 20 мая министръ президентъ баронъ фонъ Пиллерсдорфъ отвѣтилъ, что онъ согласенъ съ содержаніемъ ихъ и не имѣетъ прибавить никакихъ инструкцій съ своей стороны [66].
* * *
Въ то время какъ вѣнское министерство одобряло первые шаги венгерскаго правительства, хотя и свидѣтельствовавшіе о его особой, самостоятельной дѣятельности, но направленные къ союзу съ Германіей, первымъ выразителемъ славянской политики противъ замысловъ обще-нѣмецкаго парламента собравшагося во Франкфуртъ, явился чешскій ученый Францъ Палацкій. Президентъ приготовительнаго комитета франкфуртскаго парламента Суаронъ разослалъ письма ко всѣмъ нѣмецкимъ патріотамъ, носившимъ болѣе или менѣе извѣстное иия, съ приглашеніемъ принять участіе въ устройствѣ дѣлъ обще германскаго отечества; въ томъ числѣ одно письмо послано было Палацкому, ибо со временъ Вѣнскаго конгресса Нѣмцы привыкли смотрѣть на земли Чешской короны, Богемію, Моравію и Силезію, какъ на принадлежащія къ Германскому союзу. На приглашеніе Суарона, Палацкій отвѣчалъ такимъ образомъ, что политическая программа, высказанная имъ въ этомъ отвѣтѣ, принята была и другими Славянами.
«Цѣль Франкфуртскаго собранія, писалъ онъ, состоитъ въ томъ, чтобы дать дѣйствительное единство нѣмецкой націи, укрѣпить нѣмецкое національное чувство и чрезъ то возвысить значеніе Германіи и извнѣ. Я глубоко уважаю такое стремленіе и тѣсно связанное съ нимъ чувство; но чѣмъ сильнѣе во мнѣ это уваженіе, тѣмъ менѣе я могу принять участіе въ вашихъ стремленіяхъ и чувствахъ. Я не Нѣмецъ и не могу мыслить по-нѣмецки, а такъ какъ вы безъ сомнѣнія, желали ли бы меня пригласить не какъ простаго выразителя согласія, не имѣющаго своихъ мнѣній и желаній, то я и не могу явиться во Франкфуртъ, гдѣ я буду вынужденъ или обманывать себя и лицемѣрить, или громко заявлять свое противорѣчіе, когда то будегь нужно. Для перваго я слишкомъ откровененъ и прямъ, для втораго не довольно смѣлъ и слишкомъ привыкъ обращать вниманіе на обстоятельства. Сердце мое также не дозволяетъ мнѣ, чтобы я нарушалъ своимъ противорѣчіемъ то согласіе,
255
которое я радъ видѣть не только въ своемъ собственномъ домѣ, но и у сосѣда. Я Чехъ, славянскаго происхожденія, и отдался со всѣмъ тѣмъ, чтò имѣю и чѣмъ ногу располагать, вполнѣ и навсегда на служеніе своему народу. Народъ этотъ, хотя и не великъ, но съ своего появленія всегда существовалъ отдѣльно самъ по себѣ; его государи имѣли издавна участіе въ союзѣ нѣмецкихъ князей, по самый народъ никогда не причислялъ себя къ народу нѣмецкому, а равно и отъ иныхъ никогда не былъ причисляемъ къ нему. Соединеніе земель Чешской короны сперва съ священною Риискою имперіею, потомъ съ Германскимъ союзомъ, во всѣ времена было лишь коронною принадлежностію, регаліей, о которой ни чешскій народъ, ни чешскіе чины не хотѣли знать и не имѣли въ томъ надобности. Этотъ факть столь же хорошо извѣстенъ всѣмъ нѣмецкимъ изслѣдователямъ исторіи, какъ и мнѣ; но если бы кто изъ нихъ еще сомнѣвался въ немъ, то я оставляю за собой право въ послѣдствіи объяснить это подробнѣе и точнѣе. Даже еслибъ и признано было за совершенную истину, что корона Чешская была когда-то въ ленной связи съ нѣмецкою имперіей (чтò однакожь постоянно было отвергаемо чешскими публицистами), то все таки ни одному знатоку исторіи не можетъ придти на мысль сомнѣваться въ томъ, пользовалась ли государственная власть въ чешскихъ земляхъ самостоятельностію во внутреннихъ дѣлахъ, и законны ли были права Чешской короны на такую независимость. Цѣлому свѣту извѣстно, что нѣмецкіе императоры, на основаніи только своего достоинства, ничего не могли дѣлать съ чешскимъ народомъ, что имъ ни въ земляхъ Чешской короны, ни надъ Чехами не принадлежало право ни законодательной, ни судебной, ни исполнительной власти, что они не имѣли права выбирать изъ этихъ земель ни войска, ни какихъ-либо другихъ регалій, что ни одна изъ областей, входившихъ въ составъ земель Чешской короны, никогда не была относима къ какому-либо изъ существовавшихъ нѣкогда десяти округовъ нѣмецкихъ, что власть имперской судебной камеры никогда не простиралась на чешскія земли и т. д., что все удержавшееся до сихъ поръ соединеніе земель Чешской короны съ имперіей Нѣмецкой было и должно быть разсматриваено, не какъ союзъ народа съ народомъ, но лишь какъ союзъ государя съ государемъ. Но если бы кому-либо было желательно, чтобы по примѣру союза, бывшаго между князьями, соединился теперь самый народъ чешскій съ народомъ нѣмецкимъ, то такое желаніе было бы совершенно новымъ, не имѣющимъ ни какого основанія, вытекающаго изъ историческаго права, и я лично
256
никакъ не могу служить ему, пока не получу на то ясно выраженнаго и имѣющаго силу полномочія».
«Другая причина, которая запрещаетъ мнѣ принять участіе въ вашихъ совѣщаніяхъ, заключается въ томъ, что судя по всѣмъ извѣстіямъ, обнародованнымъ до сихъ поръ во всеобщее свѣдѣніе, о дѣли и намѣреніяхъ вашего собранія, вы неуклонно стремитесь и будете стремиться къ тому, чтобъ Австрію, какъ самостоятельную имперію, неизлѣчимо ослабить, — да! сдѣлать невозможнымъ это государство, сохраненіе, цѣлость и усиленіе котораго было и должны быть великимъ и важнымъ вопросомъ не только для моего народа, но и для всей Европы; скажу болѣе для человѣчества и цивилизаціи. Вы знаете какая держава владѣетъ цѣлымъ Востокомъ нашей части свѣта; вы знаете, что эта держава, достигнувъ нынѣ колосальной величины, растетъ и крѣпнеть изнутри въ границамъ съ каждымъ десятилѣтіемъ въ большеій мѣрѣ, нежели то возможно для западныхъ земель; что она, внутри почти непріступная и непобѣдимая, давнымъ-давно приняла угрожающее положеніе извнѣ и подобно тому, какъ сдѣлалась преобладающею на сѣверѣ, также точно, подстрекаеная природнымъ инстинктомъ, стремится и будетъ стремиться къ расширенію на югъ; что каждый шагъ, который бы она еще, сдѣлала впередъ на этомъ пути, съ теченіемъ времени долженъ неизбѣжно привести къ созданію новой всемірной монархіи, то-есть къ неотразимому и несказанному злу, несчастію безъ мѣры и границъ, о которомъ я, хотя Славянинъ тѣломъ и душой, тѣмъ не менѣе въ интересахъ человѣчества сильно бы пожалѣлъ, еслибы даже эта монархія и возвѣстила о себѣ какъ о всеславянской. Я долженъ сказать здѣсь, что съ одинаковымъ безправіемъ многіе называютъ и считаютъ меня въ Германіи врагомъ Нѣмцевъ, въ Россіи врагомъ Русскихъ. Никоимъ образомъ, заявляю то громко и явно, я не могу быль непріятелемъ Русскихъ; напротивъ я приглядываюсь съ большимъ вниманіемъ и съ радостнымъ сочувствіемъ въ каждому успѣху, котораго достигаетъ этоть великій народъ въ своихъ естественныхъ границахъ на пути цивилизаціи, однакожь при всей горячей любви моей въ своему народу, я цѣню еще выше интересы человѣчества и просвѣщенія, нежели отдѣльнаго народа, и вслѣдствіе того уже одна возможность всемірной Имперіи Русской встрѣчаетъ во мнѣ самаго рѣшительнаго противника, не потому только что она Русская, но просто потому что она была бы всемірною. Вы также знаете, что на юговостокѣ Европы, подлѣ границъ Русской импперіи,
257
обитаютъ многіе народы, совершенно различные по своему происхожденію, языку, исторіи и обычаямъ: Славяне, Румыны, Мадьяры и частію Нѣмцы, не говоря уже о Грекахъ, Туркахъ и Шкипетарахъ (Албанцахъ или Арнаутахъ), изъ которыхъ ни одинъ самъ по себѣ не силенъ на столько, чтобы на все будущее время могъ давать отпоръ своему усиливающемуся на Востокѣ сосѣду; они могутъ это сдѣлать лишь тогда, когда всѣ будутъ составлять одинъ тѣсный и твердый союзъ. Прямою жизненною артеріей этого необходимаго союза народовъ есть Дунай, а потому центральное управленіе союза не должно далеко отклонятьея отъ этой рѣки, если хочетъ быть и оставаться дѣйствительно сильнымъ. Въ самомъ дѣлѣ, еслибы Австрійской имперіи не существовало, то было бы необходимо, ради интересовъ Европы, даже ради интересовъ человѣчества, немедленно создать ее.
«Отчего же мы видѣли это государство, которое призвано и природой и исторіей быть щитомъ и прикрытіемъ для Европы отъ азіятскихъ элементовъ всякаго рода, отчего видѣли мы его въ критическія минуты отданнымъ на жертву сильнымъ волненіямъ, безпомощнымъ и безуправнымъ? Оттого, что въ несчастномъ ослѣпленіи, ужь издавна не познавало оно дѣйствительной, основанной на правѣ и обычаѣ, цѣли своего существованія и не удовлетворяло ей: я разумѣю здѣсь ту основную задачу его, по которой всѣ подъ державой его соединенныя народности и всѣ вѣроисповѣданія должны пользоваться полною равноправностью и покровительствомъ законовъ. Народное право есть безъ сомнѣнія право прирожденное; ни одинъ народъ на землѣ не имѣетъ права желать, чтобы сосѣдъ его жертвовалъ собою для его выгодъ; ни одинъ народъ не обязанъ ради пользы своего сосѣда отречься отъ себя или принести себя на закланіе. Природа не знаетъ ни господствующихъ, ни рабствующихъ народовъ. Если союзъ, соединяющій множество различныхъ народовъ въ одинъ политическій организмъ, ищетъ крѣпости и продолжительпости своего существованія, то ни одинъ изъ этихъ народовъ не долженъ имѣть причины опасаться, что вслѣдствіе такого союза можетъ утратить нѣкоторыя изъ самыхъ дорогихъ правъ своихъ; на оборотъ каждый изъ нихъ долженъ имѣть надежду, что въ центральномъ правительствѣ найдетъ охрану и защиту отъ насильственныхъ замысловъ сосѣдей перейти черту равноправности, а потому каждый изъ нихъ поспѣшитъ сообщить центральному правительству такую силу, при помощи которой оно могло бы съ успѣхомъ отправлять свои обязанности. Я убѣжденъ, что еще
258
теперь не поздно для Австрійской Имперіи провозгласить, безъ недомолвокъ и явно, это основное правило справедливости, этотъ священный якорь (sacra ancora) среди угрожающаго кораблекрушенія и дать ему повсюду силу и значеніе. Но всякая минута промедленія дорога, и нельзя далѣе ограничиваться одними обѣщаніями и ожиданіями! Меттернихъ палъ не только потому, что былъ величайшимъ непріятелемъ свободы, но и потому что былъ злѣйшимъ, непремиримымъ врагомъ каждой славянской народности въ Австріи.... Обращу ли взоры свои за границы земель чешской короны, тотчасъ же почувствую необходимость ради естественныхъ и историческихъ.причинъ обратиться не къ Франкфурту, а къ Вѣнѣ; тамъ а сталъ бы искать того центра, который и призванъ и удобенъ къ тому, чтобы утвердить и защитить покой, свободу и право моего народа. Ваши же тенденціи, какъ мнѣ кажется, состоятъ въ томъ, чтобы центръ этотъ, отъ силы и могущества котораго я ожидаю спасенія не для однихъ лишь Чеховъ, не только неизлѣчимо ослабить, какъ я уже сказалъ выше, но и совершенно уничтожить. Или вы думаете, что австрійское государство будетъ дольше существовать, когда вы прикажете ему, чтобы оно въ своихъ наслѣдственныхъ земляхъ не имѣло собственнаго войска, независимаго отъ союзнаго правительства во Франкфуртѣ. Думаете ли вы, что австрійскій императоръ въ состояніи будетъ удержаться въ качествѣ государя послѣ того, какъ вы положите на него обязанность принимать отъ вашего собранія всѣ важнѣйшіе законы, чрезъ что институтъ австрійскихъ государственнныхъ чиновъ и всѣ самою природой созданныя провинціальныя учрежденія превратятся отъ дѣйствительныхъ въ одинъ призракъ, въ прямую иллюзію? А когда потомъ, напримѣръ, Венгрія, идя по своему особому пути, отдѣлится отъ имперіи или, чтò почти все равно, сосредоточится въ самой себѣ, — въ состояніи ли будетъ она, не допускающая въ своихъ границахъ ни малѣйшей уступки въ пользу равноправности народной, остаться свободною и сильною на будущее время? Только справедливый можетъ быть и свободенъ и силенъ. О добровольномъ же соединеніи Славянъ подунайскихъ и Румынъ, даже самыхъ Поляковъ съ такимъ государствомъ, правило котораго есть, что прежде всего необходимо быть Мадьяромъ, а потомъ человѣкомъ, невозможно и помыслить, а тѣмъ менѣе о соединеніи вынужденномъ. Для спокойствія Европы, Вѣна не должна сойти въ разрядъ провинціальныхъ городовъ! Если въ ней самой есть такіе люди, которые бы желали имѣть своимъ главнымъ мѣстомъ Франкфурть,
259
то о нихъ слѣдуетъ сказать: Господи отпусти имъ, не вѣдять бо что творятъ.
«Наконецъ есть еще третья причина, почему я не могу принять участія въ вашемъ собраніи: я считаю всѣ до сихъ поръ появлявшіеся планы дать Германіи новое устройство на основаніяхъ, постановленныхъ народною волей, за несбыточные; если прибѣгнете даже къ цесарскому сѣченію, — я разумѣю провозглашеніе нѣмецкой республики, — то и она будетъ лишь переходною формой. Всѣ предлагавшіеся проекты раздѣленія власти между полусамостоятельными князьями и полновластнымъ народомъ напоминаютъ мнѣ фаланстерію, главнымъ условіемъ которой было, чтобы всѣ соучастники вели себя какъ цифры въ счетахъ и не искали себѣ никакого значенія помимо дозволяемаго теоріей. Впрочемъ вопросъ о провозглашеніи республики въ Германіи меня не касается, и я не хочу подавать о томъ свое мнѣніе. Отъ земель же австрійскаго дома я долженъ устранить всякую мысль о республиканскомъ образѣ правленія. Представьте только себѣ Австрію раздѣленною на множество республикъ и республичекъ!... Во всѣхъ случаяхъ народное соеднненіе Австріи, а въ томъ числѣ и Чешскихъ земель, съ Германіей было бы самоубійствомъ, не имѣло бы никакого ни нравственнаго, ни политическаго смысла» [67].
Иначе говоря, Палацкій, возставая противъ распространенія границъ Германіи на большую часть земель средней Европы, имѣлъ въ виду ту же самую опасность, какая представлялась ему въ расширеніи Россіи на югѣ. И такъ Славяне хотѣли жить своею федераціей, и готовою формою для нея представлялась Австрійская имперія. Вождями западныхъ Славянъ такимъ образомъ Австрія была въ 1848 году объявлена политическимъ союзомъ разноименныхъ народовъ, имѣющихъ въ виду сохранить взаимную равноправность и создать себѣ политическій центръ въ Вѣнѣ. Эта мысль, какъ мы уже сказали, не была новою: ее, и почти въ той же формѣ, высказывали и мадьярскіе публицисты до самой революціи 1848 года, когда мысль эта была покинута ими для болѣе соблазнительнаго плана создать изъ прежнихъ земель венгерской короны единую Венгрію, все населеніе которой обязано было въ шесть лѣтъ выучиться по мадьярски. Ни венгерскимъ сепаратистамь, ни франкфуртскимъ демократамъ не удалось однакожь достигнуть своихъ цѣлей: ни приглашеніе первыхъ освободиться изъ подъ власти Габсбургскаго дома, ни призывъ послѣднихъ къ союзу во имя общей цивилизаціи не были
260
приняты австрійскими Славянами. Программа Палацкаго стала съ тѣхъ поръ общею для нихъ программой. Газеты всѣхъ народностей и партій славянскаго происхожденія повторили ее съ различными прибавленіяии, какія могли быть внушены имъ мѣстными интересами. Всѣ одинаково называли мысль о могущественной, самостоятельной Австріи необходимой для счастія Европы и человѣчества, канономъ политики австрійскихъ Славянъ. Въ послѣдствіи хорватскій банъ Елачичь, вступивъ въ борьбу съ Мадьярами, велѣлъ даже вышить на своемъ знамени слова: «Еслибъ Австріи не было, мы бы создали ее»; на славянскомъ съѣздѣ въ Прагѣ, въ которомъ принимали участіе 340 депутатовъ, почти исключительно отъ австрійскихъ Славянъ различныхъ наименованій, Палацкій былъ старостой, т. е. предсѣдателеиъ, и его программа подтверждена была общимъ согласіемъ. Главнымъ дѣломъ съѣзда послѣ того было опредѣленіе отношеній австрійскихъ Славянъ къ Германіи, къ другимъ народамъ Австріи и къ Славянамъ внѣ ея. Приготовлены были также петиціи на имя императора отъ славянскихъ провинцій о признаніи за ихъ населеніемъ правъ, которыя бы уравняли его съ другими народностями имперіи. Съ тѣхъ поръ мысль о политической равноправностя всѣхъ народовъ Австріи сдѣлалась яблокомъ раздора между нѣмецкими и мадьярскими централистами съ одной стороны и славянскими федералистами съ другой, и лишь въ недавнее время послѣдніе стали покидать мысль о федераціи [68].
Но прежде, чѣмъ отрѣшиться отъ федералистическихъ стремленій, австрійскимъ Славянамъ суждено было пройти чрезъ многія испытанія. Въ числу наиболѣе тяжкихъ испытаній принадлежали выпавшія на долю австрійскихъ Сербовъ, которые, считая себя гражданами Венгріи и будучи отдѣлены отъ Сербскаго княжества, не пользовались однакожь особыми политическими правами и удерживали за собою лишь нѣкоторыя церковныя и школьныя привилегіи. Утративъ еще въ XVIII столѣтіи свою провинціальную особность, венгерскіе Сербы въ офиціальныхъ сферахъ считались нераздѣльною частію венгерской націи въ политическомъ отношеніи. Отличаясь по народности отъ своихъ согражданъ мадьярскаго происхожденія, они и сами считали себя Венгерцами на равнѣ съ другими жителями провинцій, входившихъ въ составъ земель венгерской короны. Мадьяры не имѣли исключительнаго права именовать себя по преимуществу Венгерцами; ибо слова: Венгрія, Венгерецъ, Венгерскій, имѣли издавна на мѣстѣ значеніе политическое и географическое,
261
а не этнографическое, и въ этомъ сиыслѣ не было ничего неправдоподобнѣе, какъ наше выраженіе: венгерскій языкъ, по той простой причинѣ, что такого языка, общаго для всѣхъ венгерскихъ народностей, не существовало. Одна общая конституція, съ весьма сильнымъ аристократическимъ оттѣнкомъ, долго соединяла всѣ народности Венгріи въ одно неразрывное цѣлое; латинскій языкъ, издавна господствовавшій не только въ политической и законодательной, но даже въ судебной и административной сферахъ, покрывалъ собою этнографическія различія, отдѣлявшія другъ отъ друга венгерскіе народы. Народы славянскаго, германскаго и романскаго происхожденія, наравнѣ съ Мадьярами, племенемъ азіатскимъ, были подчинены одной и той же конституціи, одному и тому же правительственному языку. Не было особенно рѣзко выдѣлявшейся господствующей народности: были только господствующія сословія, привилегированные классы, свободные королевскіе города, льготные колонисты и значительное сельское населеніе, долго находившееся въ крѣпостной зависимости.
Большая часть историческихъ фамилій Венгріи, половина людей изъ привилегированныхъ классовъ, вели свое провсхождевіе не отъ мадьярскаго племени. Въ числѣ лицъ, занимавшихъ самыя высшія правительственныя должности, самыя высшія мѣста въ римско-католической, протестанской и уніатской іерархіи, едва ли не большинство вело свой родъ отъ Славянина, Нѣмца и такъ далѣе. Право называться Венгерцемъ и пользоваться всѣми льготами, которыя доставляло венгерское государственное устройство, не вело за собой неизбѣжной необходимости совершенно отрекаться отъ своей народности. Ни созданная вѣками конституція Венгріи, ни латинскій языкъ, употреблявшійся государствомъ и администраціей, не были обязаны своимъ существованіемъ какой либо одной венгерской народности, напримѣръ мадьярской или нѣмецкой, и не вели своего происхожденія изъ Азіи, какъ сами Мадьяры. Мадьярскій языкъ, даже въ понятіяхъ людей мадьярскаго происхожденія, не имѣлъ никакого преобладающаго надъ другими изыками значенія. Венгерскій государствеввый сеймъ охотно сообщалъ права венгерскаго дворянства православнымъ сербскимъ фамиліямъ, и знаменитый сербскій патріотъ Савва Текели легко склонилъ своихъ соплеменниковъ за темешварскомъ сеймѣ 1792 года принять венгерскіе государственные законы. Однимъ словомъ, вопросъ о различіи народностей и о правахъ ихъ вовсе не волновалъ Венгрію до Вѣнскаго конгресса. Исключеніемъ при такой совмѣствой жизни венгерскихъ народовъ,
262
разжигавшимъ вражду между ними, долгое время быха религіозная нетерпимость, особенно преслѣдованіе православныхъ; а потому венгерскіе Сербы и выдѣлялись изъ среды остальныхъ народовъ королевства своими церковными и школьными привилегіями, для поддержанія коихъ они время отъ времени сходились въ соборы.
Но послѣ Наполеоновскихъ войнъ и потрясеній, выдержанныхъ въ то время австрійской имперіей, вопросъ о народностяхъ долженъ былъ подняться. Естественнѣе всего долженъ былъ возникнуть этотъ вопросъ между венгерскими Сербами послѣ того, какъ освободились задунайскіе Сербы и образовали особое княжество. Въ этому внѣшнеиу побужденію присоединилось еще внутреннее. Всѣ народы австрійской имперіи одинаково давила система Меттерниха, управлявшаго не только внѣшними дѣлами Австріи, но и внутренними. Онъ стремился водворить самую строгую централзацію на всемъ пространствѣ имперіи и уничтожить мало по малу отдѣльныя автономіи, возбуждая разноплеменныя народности одну противъ другой и приводя въ столкновеніе интересы низшихъ сосдовій съ выгодамв классовъ привилегировавныхъ. Подчиняя все на западѣ имперіи нѣмецкому владычеству, онъ покровительствовалъ Мадьяръ въ Венгріи и первый далъ имъ коварный совѣтъ замѣнить латинскій язылъ въ государствешюй жизни Венгріи языкомъ мадьярскимъ. Это былъ самый рѣшительный шагъ въ венгерской исторіи послѣ паденія реформъ императора Іосифа II. Такимъ путемъ мадьярскій языкъ сталъ въ тѣ же самыя отношенія къ языкамъ славянскимъ, какъ нѣмецкій языкъ въ земляхъ чешской и австрійской коронъ. Но, крайне польстивъ Мадьярамъ, эта мѣра вызвала сильный отпоръ со стороны другихъ народностей въ Венгріи, и прежде всего поднялись противъ нея Хорваты и Сербы, кототорые въ борьбѣ съ Мадьярами болѣе другихъ могли опираться на свои историческія права. Несмотря ни то, что въ концѣ прошлаго столѣтія венгерскіе Сербы признали надъ собой власть государственныхъ законовъ Венгріи, ихъ старыя привилегіи, касавшіяся преимущественно церковнаго устройства и народнаго просвѣщенія, остались не прикосновенными. Еще болѣе историческихъ и политическихъ преданій сохранилось въ земляхъ Хорватскихъ, удержавшихъ за собою титулъ и права особаго королевства. Итакъ пробужденіе задунайскихъ Славянъ въ началѣ нынѣшняго столѣтія и постепенное освобожденіе княжества Сербовъ изъ-подъ турецкаго ига; литературное возрожденіе Сербовъ венгерскихъ, вызванное реформами Вука Караджича въ письменномь сербскомъ языкѣ,
263
собраніемъ и изданіемъ сербскихъ историчесиихъ пѣсенъ, появленіемъ сербскихъ газеть сперва въ Вѣнѣ, потомъ въ Пештѣ, дѣятельностію ученаго общества Сербской Матицы и патріотическими пожертвованіями Саввы Текели; идеи о необходимости политическаго единства между южными Славянами, населяющиии сосѣднее съ Венгріей Тріединое королевство, то есть Далмацію, Хорватію и Славонію, или мысль о такъ называемомъ Иллиризмѣ, — все это должно было неизбѣжно отозваться на отмошеніяхъ Сербовъ къ Мадьярамъ [69].
Когда въ 1837 году умеръ митрополитъ Стратимировичь, почти 50 лѣтъ управлявшій сербскою церковью въ Австріи, и подъ старость уже не отличавшійся особою энергіей въ защитѣ сербскихъ народныхъ интересовъ, какая была свойственна ему въ молодости, — церковный соборъ, избравшій новаго митрополита Стефана Станковича, подалъ просьбу чрезъ правительственнаго коммисара о дозволеніи созвать народный конгресъ для обсужденія церковныхъ, школьныхъ и народныхъ дѣлъ. Когда изъ Вѣны присланъ былъ уклончивый отвѣть, правительственный коммисаръ ввелъ въ Карловцы, мѣстопребываніе сербскаго патріарха и сербскихъ соборовъ, батальонъ пѣхоты съ артиллеріей и прочелъ отвѣтъ правительства; соборъ, состоявшій изъ 75 членовъ, долженъ былъ разойдтись, но передъ выѣздомъ изъ Карловцевъ депутаты всѣхъ трехъ отдѣловъ, отъ духовенства, гражданства и воинства, подали новому митрополиту особыя мнѣнія о нуждахъ Сербскаго народа. Эти мнѣнія остались безъ всякихъ послѣдствій. Новый митрополитъ былъ очень старъ и умеръ чрезъ четыре года. Въ 1842 году созванъ былъ опять соборъ, за которомъ бòльшая часть рѣчей говорилась за языкѣ латинскомъ. Многіе изъ депутатовъ не хотѣли приступать къ избранію митрополита прежде, нежели дозволено будетъ собору разсуждать о дѣлахъ народныхъ. Но несмотря на горячую защиту этого предложенія со стороны депутатовъ отъ гражданства, клерикальная партія, поддержанная правительствомъ, одержала верхъ, и дѣятельность собора ограничилась избраніемъ новаго митрополита Іосифа Раячича. Но это было уже послѣднее испытаніе для народной партіи между Сербами. Въ слѣдующемъ же 1843 году венгерскій государствевный сеймъ, собравшійся въ Пресбургѣ, бросилъ вызовъ всѣмъ народностямъ, населявшимъ не только собственную Венгрію, но и соединенныя съ венгерскою короною земли, Хорватію, Славонію и такъ далѣе, своимъ постановленіемъ, признававшимъ политическое и административное право только за однимъ мадьярскимъ языкомъ.
264
Начались преслѣдованія языковъ хорватскаго, сербскаго и другихъ на всемъ пространствѣ венгерскихъ земель. За мадьяризацію всѣхъ народовъ Венгріи принялись единодушно венгерское правительство, магнаты, духовенство, администрація и литература. Такія рѣзкія дѣйствія Мадьяръ усилили негодованіе въ Славянахъ и вызвали среди нихъ движеніе. Въ то время какъ Славяне западнаго происхожденія, отличавшіеся большею сдержанностію, вели борьбу перомъ, Славяне южные, еще не утратившіе своего юнацкаго характера, перешли къ оружію. Въ 1845 году, на улицахъ Загреба произошла кровавая стычка между мадьярскою и хорватскою партіями, стоившая жизни нѣсколькимъ изъ южно славянскихъ патріотовъ; она отозвалась глухимъ волненіемъ на всемъ славянскомъ югѣ Венгріи. Тогда же нѣкоторые изъ мадьярскихъ публицистовъ стараго поколѣнія совѣтовали своимъ соплеменникамъ признать нѣкоторыя уступки въ пользу Славянъ. Но ихъ голосъ не былъ выслушанъ. Венгерскій государствевный сеймъ 1847 года еще подробнѣе развилъ постановленія предшествовавшаго сейма объ исключительныхъ правахъ мадьярскаго языка: въ осьми особыхъ параграфахъ опредѣлено было употребленіе мадьярскаго языка въ фиціальной жизни. Между крайними приверженцами мадьярства нашлись люди, которые стали думать о господствѣ мадьярскаго языка не только въ школахъ, но даже и въ церквахъ различныхъ исповѣданій. Въ нѣкоторыхъ православныхъ общинахъ южно-восточныхъ комитатовъ сдѣланы были попытки ввести мадьярскій языкъ въ богослуженіе. Ревнуя о распространенія своего языка между сельчанами, Мадьяры не рѣдко прибѣгали даже къ тѣлеснымъ наказаніямъ. Различныя славянскія газеты время отъ времени наполнялись извѣстіями о такихъ подвигахъ мадьярскихъ цивилизаторовъ. Таковы были отношенія между Мадьярами и остальнымъ населеніемъ Венгріи, когда наступилъ 1848, годъ [70].
Лишь только въ Вѣнѣ и Пештѣ провозглашена была политичесиая и національная свобода, какъ Хорваты и Сербы поспѣшили провозгласить свои народныя права. Хорваты выразили ихъ посредствомъ комотатскихъ собраній и народной скупщины въ Загребѣ отъ всѣхъ трехъ частей Тріединаго королевства; а Сербы посредствомъ народной скупщины, назначенной сперва въ Новомъ Садѣ, но потомъ созвакной въ Карловцахъ, мѣстопребываніи ихъ митрополита. Первые высказались Хорваты. Въ засѣданіи 13 марта они постановили представить королю своему посредствомъ особой депутаціи слѣдующія народныя желанія:
265
«мы славянскій народъ Тріединаго королевства, желая остаться и впредь подъ венгерскою короной, съ которою предки наши соединили по собственной волѣ свободную корону королевствъ Далмаціи, Хорватіи и Славоніи, желая также остаться вѣрными нынѣшней владѣтельной династіи, поставленной на престолъ сихъ королевствъ по Прагматической Санкціи, и желаа вмѣстѣ съ тѣмъ удержать цѣлость Австрійской монархіи и Венгерскаго государства и быть сильною опорою для постановленій, принятыхъ въ Вѣнѣ для всей Австрійской имперіи въ кровавые и великіе дни 29 февраля, 1 и 2-го марта просимъ отъ справедливости короля нашего слѣдующее: находись въ чрезвычайномъ положеніи и имѣя нужду въ законномъ высшемъ правителѣ для возстановленія законнаго положеніа дѣлъ, мы избрали ернодушно баномъ Тріединаго королевства барона Іосифа Елачича, мужа, пользующагося довѣренностію всего народа. Сему бану должно быть передано и начальство надъ граничарскимъ войскомъ и право созываніи сейма. Желаемъ чтобы нашъ государственный сеймъ созванъ былъ не позднѣе 1 мая въ главный городъ Загребъ. Желаемъ крѣпкаго и новаго соединенія Далмаціи съ остальными частями Тріединаго королевства; отдѣльное, отвѣтственное предъ нашимъ сейномъ министерство, члены котораго были бы угодны народу и отличались духомъ свободы и преуспѣянія; введеніе народнаго языка во внутреннее и внѣшнее управленіе нашимъ королевствомъ, свободу печати, вѣры, школы и слова, ежегодный сеймъ поперемѣнно въ Загребѣ, Осекѣ, Задрѣ или Рѣкѣ (Фіуме), при представительствѣ всего народа безъ различія сословій; равенство всѣхъ сословій предъ судомъ, публичность судовъ и учрежденіе присяжныхъ, равномѣрность податей для всѣхъ сословій, уничтоженіе обязательныхъ отношеній для всего населенія, учрежденіе народнаго банка, управленіе земскими кассами не въ Венгріи, а посредствомъ своего министерства финансовъ, учрежденіе народныхъ финансовъ, учрежденіе народной стражи; право ассоціацій и петицій, введеніе провинціальныхъ гражданскихъ правъ въ города и селенія Военной Границы, уничтоженіе безбрачія духовенства и введеніе народнаго языка въ церковь, по старинному хорватскому праву и народному обычаю, немедленную передачу всѣхъ должностей въ землѣ высшихъ и низшихъ, духовныхъ и свѣтскихъ, гражданамъ Тріединаго королевства».
Депутація, отправленная съ этими требованіями въ Вѣну, прибыла туда 18 марта и члены ея были въ народныхъ одѣяніяхъ. Всѣхъ ихъ было до 400 человѣкъ съ тремя знаменами, и на представленіе въ императору они шли, имѣя во главѣ своей
266
народную музыку. Имъ разрѣшено было созвать главный сеймъ для Тріединаго королевства. Въ то же время сербскіе города южной Венгріи или Баната посылали своихъ депутатовъ въ Пештъ и Вѣну съ подобными же требованіями. Митрополитъ Раячичь также жилъ въ Пресбургѣ и представлялъ венгерскому палатину о нуждахъ и желаніяхъ Сербовъ. Тогда еще не было такого глубоваго разлада между стремленіями Мадьяръ и другихъ венгерскихъ народовъ, какъ послѣ, и сербскія депутаціи охотно являлись къ мадьярскому министру Кошуту. Послѣдній говорилъ, что министерство считаетъ обязанностію не только возвратить Сербавъ утраченныя ими права, но и даровать новыя. Но вскорѣ венгерское министерство стало выражаться яснѣе, говоря, что Венгрія должна стремиться въ пріобрѣтенію политическихъ правъ, а не національныхъ. Въ отвѣтъ на это, только что основанная тогда въ Пештѣ сербская газета «Вѣстникъ» привела изъ французской газезы «Journal des Debats» отзывъ о перемѣнахъ происшедшихъ въ Венгріи:
«если Венгрія, возрождаясь политически, должна воскреснуть только въ формѣ мадьяризма, то мы не могли бы много радоваться тому» [*];
а отъ себя стала высказывать мысль, принятую позднѣе всѣми венгерскими Сербами, что изъ большей части Баната, Бачви и Срема должно быть образовано особое Сербское воеводство или деспотство, съ полною внутреннею автономіей, во въ федеральной связи съ Венгріей. Между тѣмъ Новосадское городское общество стало требовать отъ митрополита Раячича, чтобы созвана была народная скупщина для всѣхъ Сербовъ, проживающвхъ въ Венгріи и Тріединомъ королевствѣ, въ 1 мая. Митрополитъ уступилъ народному желанію. Во всѣ общины отправлено было приглашеніе выслать депутатовъ на скупщину и прислать съ ними свои желанія. Между тѣмъ народная партія обнаруживала вездѣ сильную дѣятельность, и мало по малу выдвигались впередъ ея вожди. Мысль о воеводѣ или деспотѣ для венгерскихѣ Сербовъ высказывалась съ каждымъ ремъ рѣшительнѣе. Въ Пештскомъ «Вѣстникѣ» и «Юго-славянскихъ Новинахъ» открыто разбирался вопросъ: можеть ли быть избранъ въ деспоты прежній князь задунайскихъ Сербовъ Милошъ? Исполненіе этого желанія однакожь казалось ижъ преждевременнымъ; другіе видѣли въ такомъ планѣ намѣреніе австрійскаго правительства присоединить къ себѣ и Сербское княжество. Между тѣмъ Хорваты получили
*. „Si la Hongrie, en faisant son avément politique, devait seulement ressusciter, sous la forme du madyarisme nous ne nous en féliciterions que médiocrement”.
267
своего бана въ лицѣ барона Елатича. Такое назначеніе вызвало не только движеніе между Хорватами, но и между Сербами. Елачичь издалъ прокламацію къ обоимъ народамъ, въ которой говорилъ между прочимъ, что его главнымъ желаніемъ и цѣлью будетъ благо народа и отечества:
«я желаю, чтобы народъ нашъ былъ крѣпокъ и свободенъ, и чтобы занялъ между остальными народами то почетное мѣсто, которое принадлежитъ ему, и по важности его географическаго положенія, и по доблестнымъ свойствамъ его духа и политической судьбѣ его. Послѣдній переворотъ потрясъ и уничтожилъ старыя основы общественной жизни, народныя и государственныя отношенія, и именно отношенія наши къ старой нашей союзницѣ Венгріи. А потому необходимо, имѣя въ виду старинную связь нашу съ венгерскою короной, настаивать на томъ, чтобы, оставивъ совершенно въ сторонѣ нынѣшнее венгерское правительство, положить новыя основанія для отношеній между насъ и венгерской короны въ духѣ свободы, самостоятельности, единства, какъ и слѣдуетъ свободному и храброму народу. Великое дѣло государственнаго возрожденія народа должно совершиться своимъ путемъ, естественнымъ и законнымъ, то есть посредствомъ народнаго сейма. Различіе по вѣрѣ и церкви не ставить болѣе препятствій между братьяии и членами одного народа въ общественной и государственной жизни: единство уже заявлено. Братскій првѣтъ мой цѣлому народу нашему, духовенству той и другой вѣры, чиновнымъ и частнымъ людямъ, и каждому, кому дорого общее благо народа; а также всей едвнокровной славянской братіи, живущей внѣ границъ Тріединаго королевства» [71].
Мадьяры вскорѣ поняли, что движеніе между Хорватами и Сербами враждебно ихъ централистическимъ стремленіямъ. На одномъ изъ общественныхъ обѣдовъ, данныхъ въ Пештѣ 18 апрѣля, баронъ Вешелени обратилъ вниманіе своихъ товарищей на прокламацію Елачича, произведеннаго въ баны и фельдмаршалъ-лейтенанты по народному желанію изъ простыхъ граничарскихъ полковниковъ. Онъ требовалъ, чтобы Елачичь былъ лишенъ своего новаго званія и судился какъ измѣнникъ отечеству. Съ другой стороны онъ указывалъ на то, что венгерскіе Сербы вступили въ союзъ съ Хорватами и весь Банатъ находится въ волненіи, и требовалъ, чтобы венгерскія войска были направлены туда. Министерство также обратило вниманіе на движеніе, охватившее Сербовъ, и въ отвѣтъ за призывъ народной скупщины въ Новый Садъ въ 1 мая митрополитъ Раячичемъ отвѣчало порученіемъ ему созвать къ 15 мая въ Карловцахъ
268
церковный соборъ допускаемый старинными сербскими привилегіями, внесенными въ венгерскую конституцію. Жители Новаго Сада отвѣчали на мадьярскія притязанія тѣмъ, что сожгли протоколы городской думы, веденные на мадьярскомъ языкѣ. Въ газетѣ «Вѣстникъ» напечатана была руководящая статья, возлагавшая бòльшія надежды на Новосадскую народную скупщину, чѣмъ на Карловацкій церковный соборъ, и совѣтовавшая избрать особаго воеводу для Сербовъ. Въ томъ же номерѣ «Вѣстникъ» напечаталъ свою исповѣдь, въ которой открыто заявлялъ, что будучи органомъ сербской народной и либеральной партіи, расходится съ венгерскимъ министерствомъ въ вопросахъ: объ отношеніяхъ Венгріи къ Тріединому королевству, о правахъ различныхъ народностей въ самой Венгріи и о средствахъ возстановить миръ и порядокъ въ венгерскихъ земляхъ, ибо венгерское министерство поспѣшило объявить на военномъ положеніи пять южныхъ комнтатовъ. Объявивъ такимъ образомъ отъ имени Сербовъ разрывъ съ венгерскимъ правительствомъ, съ слѣдующаго номера «Вѣстникъ» переселился изъ Пешта въ Новый Садъ, гдѣ въ это самое время должна была собраться народная скупщина. Но такъ какъ военное положеніе объявлено было и въ Новомъ Садѣ, то скупщина сочла за нужное переселиться въ Карловцы, зависѣвшія уже отъ пограничныхъ властей; туда же переселилась и газета. Коммисаръ венгерскаго правительства Чарноевичь, потомокъ прегжихъ патріарховъ сербскихъ, не могъ измѣнить предписаній министерства и чрезъ то потерялъ всякое довѣріе въ своемъ народѣ; но за то народная скупщина въ Карловцахъ могла дѣйствовать свободнѣе. Не мало пркбыло туда и Сербовъ изъ княжества [72].
1 мая, послѣ церковной службы, глава православной церкви въ Австріи митрополитъ Раячичь, сопровождаемый архіереями и прибывшимъ изъ Сербіи протоіереемъ Матвѣемъ Ненадовичемъ, явился предъ народною скупщиною, собравшеюся подъ открытымъ небомъ и открылъ ее рѣчью, въ которой говорилось, что Сербскій народъ, подчиняясь духу времени, возсталъ, чтобы поискать своихъ народныхъ правъ: народнаго языка, вѣры и обычаевъ. За тѣмъ говорилъ представитель Новаго Сада, извѣстный составитель законовъ для Сербіи, Іованъ Хаджичь, чтобы народъ не отнималъ чести у Новаго Сада и возвратился туда для обсужденія дѣлъ; но въ народѣ послышался общій отказъ. Далѣе протосингелъ Катянскій изложилъ печальную судьбу Сербовъ, поселившихся въ Австріи, со временъ деспота Георгія Бранковича
269
и патріарха Арсенія III Чарноевича, и о постоянномъ нарушеніи привиллегій, дарованныхъ тогда Сербскому народу вѣнскимъ правительствомъ. По предложенію Катянскаго вынесены были предъ народъ всѣ старинныя грамоты, и толпа шумно заговорила: «что вписано въ нихъ и договорено, да будетъ снова истинною». Послѣ того выступилъ на средину другой протосингелъ и еще рѣзче выскавалъ угнетенія, перенесенныя Сербскимъ народомъ въ австрійскихъ предѣлахъ:
«У васъ отняли деспотовъ, говорилъ онъ, чтобы вы не имѣли своихъ правителей; всю гражданскую и политическую власть перенесли на церковнаго правителя, да и то удаленнаго въ своемъ званіи, а зачѣмъ? ибо знали, что онъ не можетъ дѣйствовать мечемъ и утверждать народную крѣпость; сперва, нуждаясь въ васъ, требовали, чтобы вы побѣдили, а потомъ испугались васъ и стали ослаблять».
Въ доказательство того, онъ сталъ читать предъ народомъ грамоты, подписанныя Леопольдомъ I, Маріею Терезіей и Іосифомъ II. Но народъ не далъ кончить чтеніе и кричалъ, что надо возстановить званіе патріарха, и тутъ же провозгласилъ Іосифа Раячича своимъ патріархомъ. Раячичь былъ поднятъ вверхъ на рукахъ и его привѣтствовали безконечные народные крики. Когда всѣ успокоились, потребовано было избраніе деспота или воеводы. Патріархъ, благословивъ народъ, поучалъ его о важности званія и обязанностей, которыя вручены будутъ новому воеводѣ, и потомъ, тихо обходя народъ, спрашивалъ его быть ли избранію теперь же или отложить его до другаго дня? Народъ кричалъ: съ мѣста не двинемся прежде избранія. Тогда патріархъ сказалъ: «Осѣните же себя святымъ крестомъ! Желаете ли Серба или инородца?» Въ отвѣтъ послышалось: Не слѣдуетъ и спрашивать, разумѣется Серба. — «Такъ желаете ли избрать изъ гражданскаго или военнаго чина?» Народъ отвѣчалъ въ одинъ голосъ: изъ военнаго. Тогда патріархъ сталъ называть во порядку знатнѣйшихъ между военными чиновниками изъ австрійскихъ Сербовъ: фельдмаршалъ Живковичь, — народъ молчалъ; генералъ баронъ Іовичь, опять молчаніе; генералъ Теодоровичь, — прежняя тишина; полковникъ Стефанъ Шупликацъ, — все собраніе отвѣчало громкими криками: да здравствуетъ воевода Шупликацъ! Когда все утихло, митрополитъ продолжалъ: полковникъ баронъ Іовичь; но народъ кричалъ: Шупликацъ! Шупликацъ! Избраніе совершилось, но самаго Стефана Шупликаца, полковника Огулинскаго граничарскаго полка, не было на скупищѣ; онъ находился съ своими граничарами въ Венеціанской области. По обычаю Сербовъ такое важное дѣло, какъ избраніе воеводы,
270
должно было сопровождаться стрѣльбою, и въ эту минуту австрійскіе Сербы почувствовали, что они утратили свой народный юнацкій характеръ: въ Карловцахъ не было пушекъ, народъ, собравшійся на скупщину, не имѣлъ при себѣ оружія. Но Сербы, пришедшіе изъ княжества, выручили своихъ братій: выхвативъ пистолеты, находившіеся у нихъ за поясомъ, они огласили воздухъ выстрѣлами; въ отвѣтъ на это послѣдовалъ колокольный звонъ во всѣхъ карловацкихъ церквахъ. Въ эту минуту, живѣе чѣмъ когда либо пробудилась народная связь между Сербами австрійскими и задунайскими. Послѣдніе видя, какихъ правъ намѣрены были добиваться за тѣмъ ихъ соплеменники, находившіеся подъ чужимъ владычествомъ, мрачно припоминали о положеніи дѣлъ въ своей землѣ и поговаривали, что они обмануты своими уставобранителями. Совѣщаніе было окончено объявленіемъ отъ патріарха, чтобъ народъ собрался 3-го мая для избранія депутаціи, которая должна поднести императору просьбу объ утвержденіи новыхъ правителей и для избранія «Главнаго отбора» (комитета) для управленія народными дѣлами.
3-го мая народная скупщина провозгласила Сербскій народъ, живущій на сѣверъ отъ Дуная и Савы, народомъ политичесви свободнымъ и независимымъ, подъ австрійскимъ домомъ и общею венгерскою короной; а основываясь на дарованныхъ прежде привиллегіяхъ, провозгласила Банать, Сремъ и сосѣднія съ ними земли Военной Границы Сербскимъ воеводствомъ. Такимъ образомъ австрійскіе Сербы высказали свое право на особую политичесвую территорію съ отдѣльными правителями, гражданскимъ и церковнымъ. Строго говоря, они не вводили никакой новизны, а только возвращались къ старинѣ, окончательно нарушенной при Маріи Терезіи, когда значительная часть земель, занятыхъ сербскимъ военнымъ населеніемъ, обращена была въ комитаты, то есть обыкновенныя Венгерскія провинціи. Теперь Сербы не распространяли своихъ требованій на всѣ отнятыя у нихъ земли, ибо во многихъ комитатахъ, обращенныхъ изъ ихъ поселеній, уже не было сербскихъ обывателей: часть ихъ, какъ извѣстно, ушла въ Россію еще въ прошломъ столѣтіи, часть переселилась къ югу. Вмѣстѣ съ тѣмъ народная скупщина провозгласила союзъ Сербскаго воеводства съ Тріединымъ королевствомъ на основаніи взаимной свободы и полной равноправности. Наконецъ составленъ былъ Отборъ, который долженъ былъ не только управлять народными дѣлами, но опредѣлить точнѣе границы воеводства и написать уставъ для него. Въ Отборѣ было 49 человѣкъ духовнаго, гражданскаго и военнаго званія.
271
Вмѣстѣ съ тѣмъ скупщина выразила сочувствіе Сербскаго народа къ Румынамъ, живущимъ въ предѣлахъ Австріи и состоящимъ подъ одною церковною властію съ Сербами; но таже скупщина рѣшила, чтобы церковной соборъ назваченный на 15 мая не былъ держанъ. Такъ какъ при патріаршескомъ управленіи издавна состояли нѣкоторые фонды, то Отбору вмѣстѣ съ патріархомъ дозволено было брать изъ нихъ деньги на нужнѣйшія народныя дѣла, съ условіемъ представить отчетъ въ нихъ первому собору, который будетъ со времененъ созванъ. Наконецъ отчасти скупщиною, отчасти Отборомъ назначены были: депутація къ императору, депутація къ хорватскому сейму для сообщенія ему постановленій, принятыхъ скупщиной, и депутаты на славянскій съѣздъ въ Прагѣ, куда и правительство Сербскаго княжества нашло нужнымъ послать двухъ представителей [73].
Само собой разумѣется, что венгерское министерство встрѣтило рѣшенія сербской народной скупщины столь же враждебно, какъ и распоряженія бана Елачича. Оно уже успѣло склонить венгерскаго палатина, эрцгерцога Стефана, сообщить бану Елачичу, что его распоряженія противны венгерской конституціи и венгерскимъ законамъ, и назначить правительственнымъ коммиссаромъ для Тріединаго королевства фельдмаршалъ-лейтенанта барона Грабовскаго, который долженъ былъ ограничивать дѣйствія бана. Но Грабовскій принялъ это званіе съ условіемъ, чтобы военный придворный Совѣтъ въ Вѣнѣ утвердилъ его. Вскорѣ стало извѣстно, что и самъ императоръ собствемноручнымъ письмомъ увѣдомилъ бана Елачича, что законная связь между королевствами, состоящими подъ венгерскою короной, не можетъ быть потрясаема «своевольными приказаніями и односторонними постановленіяни». 4 мая прибыли въ Петро-Варадинъ, гдѣ имѣлъ свое пребываніе баронъ Грабовскій, Іосифъ Житвай, баровъ Этвешъ и адвокатъ Фэшишъ, которые должны были составлять при коммиссарѣ особый совѣтъ. 5 мая въ Карловцы прибылъ венгерскій военный чиновникъ и представилъ патріарху собственноручное письмо палатина, въ которомъ онъ говорилъ, что Карловцы сдѣлались средоточіенъ сербскаго народнаго движенія въ Банатѣ, а потому церковвый соборъ, назначавшійся на 15 ная, долженъ собраться въ Темешварѣ къ 15 іюня, и что за всѣ послѣдствія, противныя законамъ Венгріи, отвѣтственность возлагается на патріарха. Когда Раячичь прочелъ это письмо въ Главномъ Отборѣ, то оно привело въ волненіе всѣхъ присутствовавшихъ, которые говорили: «не патріархъ, но мы, народъ, беремъ на себя отвѣтственность».
272
На слѣдующій день патріархъ отвѣчалъ палатнну пісьмомъ, писаннымъ по сербски, что народъ имѣлъ уже скупщину, которая и замѣнила соборъ; а самый соборъ, какъ не отвѣчающій требованію новаго времени, народъ объявилъ отложеннымъ. Въ тоже время Отборъ дѣйствовалъ энергически: отдѣливъ отъ себя нѣсколькихъ членовъ для разныхъ депутацій, онъ спѣшилъ пополнить себя новыми членами , постановилъ признать газету «Вѣстникъ» своимъ органомъ и учредить свою типографію. Предсѣдателемъ Отбора избранъ былъ молодой Стратимировичь [74].
Между тѣмъ новая революція въ Вѣнѣ заставила императора Фердинанда выѣхать въ Инспрукъ и благосклоннѣе глядѣть на движеніе Славянъ, объявившихъ себя защитниками Австріи и Габсбургской династіи. За то мадьярское министерство издало воззваніе о созывѣ народнаго ополченія въ виду общаго движенія Славянъ, опаснаго, по его мнѣнію, для Венгріи. Это заставило патріарха Раячича ѣхать въ Загребъ для совѣщаній съ баномъ о согласныхъ дѣйствіяхъ противъ общаго врага. Туда же прибылъ изъ Италіи и воевода Шупликацъ, произведенный императоромъ въ генералъ-маіоры; но вмѣстѣ съ тѣмъ австрійское правительство, все еще сохранявшее связь съ венгерскимъ министерствомъ, удерживало Шупликаца при своихъ войскахъ и неотпускало его къ Сербамъ. Съ концемъ мая вражда мадьярскаго министерства противъ Сербовъ достигла крайней степени. Титулы: Сербское воеводство, Сербскій воевода, Сербскій патріархъ, казались ему направленными противъ цѣлости Венгріи и оно выслало нѣсколько новыхъ полковъ въ Банатъ. Сербскій Отборъ издалъ прокламацію къ народу, призывая его вооружиться. Изо всѣхъ общинъ устремились ополченцы къ Карловцамъ и расположились лагеремъ около него и на лѣвомъ берегу Дуная, въ земляхъ Тительскаго батальона. Народнымъ предводителемъ до пріѣзда воеводы назначенъ былъ молодой Стратимировичь. Девизомъ ополченцевъ были слова: «царь и народность! за царя и нашу свободу!» Отборъ объявилъ, что Сербскій народъ не положитъ оружія до тѣхъ поръ, пока не увидитъ своего царя утвержденнымъ на престолѣ, и пока Сербское воеводство дѣйствительно не будетъ возстановлево. Прибытіе мадьярскихъ полковъ въ Новый Садъ привело народъ въ страшное волненіе. Баронъ Грабовскій, желая сохранить миръ, отправилъ отъ себя къ Главному Отбору генерала барона Іоьича; кромѣ того отправлены были депутаціи къ Отбору отъ жителей Новаго Сада и отъ новопришедшихъ полковъ. Имъ отвѣчали, что Сербы стоятъ за императора, желають возстановленія своихъ правъ и спокойствія во всей имперіи.
273
Въ ихъ лагерѣ, куда также отправились депутаты, развивалось австрійское знамя. Чтобы узнать рѣшительную волю барона Грабовскаго, Отборъ прислалъ къ нему своихъ депутатовъ для окончательныхъ объясненій. Депутація отправилась въ Петроварадинъ, когда уже извѣстны были мѣры, принятыя мадьярскимъ министерствомъ противъ Сербовъ: протянута была демаркаціонная линія вдоль тѣхъ мѣстностей Баната, гдѣ преобладало сербское населеніе, а у Сегедина устроенъ цѣлый лагерь; по городамъ открыты военные суды и запрещено распространеніе сербскихъ газетъ не только мѣстныхъ, но и бѣлградскихъ, а равно и другихъ славянскихъ газетъ.
Депутація представлялась барону Грабовскому 29 мая и просила его объ отмѣнѣ распоряженій, сдѣланныхъ мадьярскими правителямм. Грабовскій отвѣчалъ, что онъ не можетъ этого сдѣлать. «Вы, г. фельдмаршалъ-лейтенантъ, спросилъ его тогда одинъ изъ депутатовъ, исключительно генералъ нынѣшняго мадьярскаго правительства, или также генералъ короля и императора?» Генералъ вспыхнулъ и отвѣчалъ: «я посѣдѣлъ въ повиновеніи и повинуюсь только моему государю императору, или тому, кому онъ прикажетъ; но я подчиненъ венгерскому министерству». — «Стало быть вы можете, замѣтилъ предводитель депутаціи, оказать покровительство Сербскому народу, который послалъ къ королю своихъ депутатовъ съ просьбой о признаніи его правъ и возстановленіи приввлегій, существующвхъ уже нѣсколько столѣтій, но въ послѣднее время не соблюдаемыхъ». Грабовскій отвѣчалъ, что онъ ничего не знаетъ о этихъ привилегіяхъ и правахъ, и если таковыя существуютъ, то онѣ устарѣли и не отвѣчаютъ обстоятельствамъ времени. «Я ровно ничего не знаю о Сербскомъ народѣ, заключилъ онъ; но быть можетъ вы въ состояніи указать инѣ, гдѣ здѣсь обозначены Сербія или Сербскій народъ?» и подалъ при томъ депутатамъ карту Австріи. «Я не нахожу здѣсь Сербскаго народа; вижу только венгерскія и австрійскія провинціи, и потому не могу защищать Сербовъ. По ту сторону Савы есть Сербія, и кто хочетъ быть Сербомъ, пускай идетъ туда!» — «Итакъ мы не можемъ пользоваться даже своимъ именемъ въ Австріи? спросилъ глава депутаціи; сперва дѣло шло о нашихъ привиллегіяхъ, потомъ о нашей самостоятельности и наконецъ о нашемъ имени».
Съ этими словами депутація удалилась; дальнѣйшія объясненія были излишни. Отвѣгь Грабовскаго произвелъ сильное впечатлѣніе въ Карловцахъ. Главный Отборъ составилъ жалобу къ императору на генерала; а къ народу издалъ прокламацію,
274
въ которой приглашалъ всѣхъ Сербовъ постоять за свое народное имя. «Вѣстникъ», перешедшій уже въ Карловцы, рѣзко разбиралъ всѣ дѣйствія Грабовскаго относительно Хорватовъ и Сербовъ и увѣрялъ, что онъ донесъ венгерскому правительству о невѣрности Сербовъ. Между тѣмъ получены были извѣстія изъ Загреба, что сербскій патріархъ и сербская депутація были приняты Хорватами съ распростертыми объятіями, что когда банъ Елачичь приносилъ присягу на свое званіе, то эту присягу читалъ Раячичь и банъ повторялъ ее за нимъ, чѣмъ выражались единство и близкая связь между двумя наиболѣе родственными изъ южнославянскихъ племенъ, Хорватами и Сербами.
Разрывъ между Мадьярами, Сербами и Хорватами былъ полный. Въ Сремѣ, съ долинъ, окружающихъ Фрушку Гору, собрался отрядъ въ 800 человѣкъ подъ предводительствомъ граничарскаго офицера Чичи Іовановича, и перебравшись чрезъ Дунай близь Титела, при помощи тажошняго батальона чайкистовъ, напалъ на близь стоящія мадьярсиія войски и овладѣлъ 8 пушками и всею аммуниціей. Грабовскій 31 мая ударилъ на Карловцы; но Стратимировичь, при содѣйствіи 100 Сербовъ, пришедшихъ въ качествѣ охотниковъ изъ княжества, и мѣстнаго ополченія, отбилъ нападеніе, хотя и съ большими пожертвованіями. Послѣ того Стратимировичь признанъ былъ всѣми временнымъ предводителемъ народнаго ополченія, впредь до прибытія воеводы. Народная же касса и архивы отведены были въ Бѣлградъ. Отовсюду стремились къ Стратимировичу новые ополченцы, и вскорѣ въ народномъ лагерѣ собралось до 15.000 человѣкъ при 40 пушкахъ; кромѣ того были отдѣльные небольшіе лагери, разбросанные по Банату, въ которомъ также засѣли мѣстные Сербы. Грабовскій пріостановилъ наступательныя дѣйствія и заключилъ перемиріе, ибо еще не зналъ, какъ взглянутъ на его борьбу съ Сербами въ Вѣнѣ [75].
Затруднительно было положеніе венгерскаго правительства; еще болѣе затрудненій испытывало правительство Сербіи. Для него опасно было всякое народное движеніе, ибо партія уставобранителей могла господствовать только при подчиненіи народной воли той узкой программѣ, въ которую заковали Сербію сторонники Вучича. Малѣйшее сочувствіе въ политической свободѣ австрійскихъ Сербовъ должно было повлечь на собою подобныя же стремленія и внутри княжества, гдѣ народъ слѣдилъ съ горячимъ участіемъ за дѣйствіями сѣверныхъ Сербовъ. Съ другой стороны, хотя уставобранители и обѣщали при самомъ вступленіи своемъ въ управленіе краемъ созывать ежегодно народную скупщину,
275
но не исполнили этого обѣщанія; подчинивъ себѣ князя, они управляли Сербіей неограниченно и не допускали народнаго участія ни въ политикѣ, ни въ администраціи. Они водворили въ княжествѣ именно тотъ порядокъ, о которомъ такъ много мечталъ княяь Меттернихъ и противъ котораго возстали теперь европейскіе народы: въ общественной жизни все должно было подчиняться предписаніямъ властей; надъ всѣми проявленіями народнаго быта тяготѣла самая строгая бюрократическая система, переписанная изъ Австріи; а во внѣшнихъ сношеніяхъ уставобравители хранили самую строгую преданность Турціи, твердо ручаясь за соблюденіе порядка въ княжествѣ предъ Портою. Понятно, что послѣ этого сербское правительство видимо старалось опереться на такую державу, которая бы объявила себя на сторонѣ сохраненія прежняго порядка вещей во всей Европѣ. Это было уже необходимо и потому, что въ Бѣлградѣ носились смутные слухи о тайномъ комитетѣ, который долженъ былъ поднять всѣ Славянскіе народы и образовать изъ нихъ четыре федераціи. Дѣйствительно, такой комитеть существовалъ: главными членами его были польскіе эмигранты, къ которымъ примкнули люди крайнихъ партій изъ всѣхъ славянскихъ племенъ. Этому комитету дало силу и значеніе масильственное прекращеніе Славянскаго съѣэда въ Прагѣ, который представлялъ собою болѣе умѣренныя требованія Славянъ. Тайный комитетъ, плановъ котораго не скрывали заглядывавшіе по временанъ въ Бѣлградъ польскіе эмигранты, исключалъ изъ семьи славянскихъ народовъ всѣхъ Русскихъ, живущихъ на востокъ отъ Днѣпра, но за то допускалъ въ свою федеративную систену Мадьяръ. Думая о четырехъ федераціяхъ, онъ дѣлилъ славянскіе и сосѣдніе съ ними народы такимъ образомъ: въ составъ первой федераціи должны были войти всѣ земли, когда либо принадлежавшія старой Польшѣ; ко второй федераціи отнесены были земли Чешской короны; къ третьей — земли Венгерской короны, и къ четвертой Турецкіе Славяне. Такимъ образомъ планъ тайнаго комитета основывался не столько на народномъ сочувствіи и родствѣ, сколько на историческихъ и географическихъ связяхъ, отжившихъ свой вѣкъ. При такомъ планѣ Сербія должна была изчезнуть среди воображаемаго федеральнаго государства на Балканскомъ полуостровѣ. Благосклонность, съ какою относился тайный комитетъ къ Мадьярамъ, и борьба европейскихъ Сербовъ съ ихъ притязаніями, указывала съ другой стороны сербскому правительству, что дѣло венгерскихъ Сербовъ было дѣломъ близкимъ для самой Сербіи. Но вмѣшаться рѣшительно въ
276
дѣйствія Карловацкаго Отбора сербское правітельство не могло по многимъ причннамъ. Въ началѣ оно не знало какъ посмотрятъ на это въ Вѣнѣ; за тѣмъ поддержка народнаго движенія по другую сторону Савы и Дуная должна была привести къ подобному же движенію и въ самомъ княжествѣ, а этого-то и старались избѣгвуть сербскіе правители. Въ то время какъ охотники изъ жителей княжества брались за оружіе, переходили Саву и Дунай и являлись въ лагерь Стратимировича, Вучичь и Петроніевичь старались сдерживать народное волненіе. Ища опоры между сосѣдними великими державами, они волей неволей должны были остановить свое вниманіе на Россіи. Владѣтельная надъ ними держава, Турція была безсильна, чтобы защитить самое себя; въ большей части ея европейскихъ областей вспыхнуло волненіе, и даже то подкрѣпленіе, которое Порта думала послать бѣлградскому гарнизону, должно было остаться въ Болгаріи. Въ Молдавіи и Валахіи готовилось еще болѣе сильное волненіе, близкое по своимъ цѣлямъ къ венгерскому движенію, вызвавшее потомъ вступленіе русскихъ войскъ въ Румынскія княжества и занятіе ихъ до 1851 года на основаніи Балта-Лиманской конвенціи.
Послѣдовать примѣру Мадьяръ и Румыновъ Сербія не могла, ибо такой образъ дѣйствій былъ прямо противоположенъ личнымъ интересамъ господствовавшей въ ней партіи, которая могла неограниченно властвовать только при сохраненіи самаго строгаго внѣшняго и внутренняго мира. Для поддержки его сербскіе правители могли обратиться въ самому источнику охранительной системы, къ Австріи; но имперія Габсбурговъ сама была раздираема внутренними волненіями, сама нуждалась въ союзникахъ. Вучичь и Петроніевичь должны были наконецъ обратиться въ Россіи, которая за пять лѣтъ предъ тѣмъ дала имъ такой жестокій урокъ. Они сами пошли на встрѣчу той политикѣ, которую приняла Россія въ виду европейскихъ событій. Въ офиціальной газетѣ былъ перепечатанъ не только манифестъ императора Николая I отъ 14 марта 1848 года, но и слово Иннокентія, архіепископа херсонскаго и таврическаго, сказанное по поводу этого манифеста. Вслѣдъ за тѣмъ, когда въ Бѣлградѣ узнали о пріѣздѣ Михаила Обреновича изъ Россіи чрезъ Вѣну въ Новый Садъ, а Милоша въ Загребъ, сербскіе правители обратились съ жалобой къ русскому генеральному консулу Данилевскому, къ бѣлградскому пашѣ и къ австрійскому консулу Майергоферу, увѣряя ихъ, что Обреновичи думаютъ о своемъ возстановленіи на сербскомъ престолѣ. Представители всѣхъ трехъ
277
державъ обѣщали имъ свою поддержку для охраненія Сербіи, и послѣ долгихъ взаимныхъ совѣщаній сербское правительство и русскій консулъ рѣшились отправить письма къ Михаилу Обреновичу, а Майергоферь самъ выѣхалъ въ Новый Садъ. Михаилъ на запросъ о его намѣреніяхъ отвѣчалъ, что онъ не думаетъ искать вновь княжескаго званія, что прибылъ въ Новый Садъ по сочувствію къ сербскому дѣлу вообще, но если бѣлградское правительство опасается его пребыванія близь границъ княжества, то онъ готовъ выѣхать въ Загребъ, гдѣ находится его отецъ, а оттуда въ Прагу, ибо возвратиться въ Вѣну при столь дурныхъ обстоятельствахъ было невозможно [76].
Но поѣздка Майергофера въ Новый Садъ принесла еще и другіе результаты. Владѣя имѣніяня въ Банатѣ, и будучи представителенъ вѣнскаго, а не венгерскаго министерства, онъ почувствовалъ необходимость стать противъ мадьярскихъ замысловъ, стало быть на сторонѣ мѣстныхъ Сербовъ, и отправился въ Вѣну съ донесеніемъ о положеніи дѣлъ въ Банатѣ именно съ этой точки зрѣнія. Возвратившись въ Бѣлградъ, онъ сталъ убѣждать сербское правительство оказать помощь Главному Отбору. Правители знали чрезъ русскаго консула о переговорахъ, касательно взаимнаго союза, которые велись между Россіей и Австріей, но выжидали ихъ окончанія и медлили своимъ отвѣтомъ австрійскому консулу. Во всякомъ случаѣ они не могли оказать офиціальной помощи венгерскимъ Сербамъ; но обѣщали не мѣшать частнымъ людямъ переходить чрезъ Саву и Дунай и вступать въ рады народнаго ополченія, собиравшагося подъ начальствомъ Стратимировича тѣмъ болѣе, что у бѣлградскаго правительства не было и средствъ удержать своихъ Сербовъ отъ участія въ движеніи австрійскихъ Славянъ: хорошо еще, что это движеніе миновало самую Сербію и Обреновичи не имѣли возможности воспользоватьси имъ. Но даже и этотъ вопросъ былъ на столько важенъ самъ по себѣ, что сербское правительство, не созывавшее ни разу при Кара-Георгіевичѣ народной скупщины для обсужденія внутреннихъ дѣлъ, рѣшилось созвать ее къ 1 іюня, но потомъ отложило до Петрова дня. Послѣдній срокъ былъ важенъ уже и потому что перемиріе, заключенное между Мадьярами и Сербами въ Сербскомъ воеводствѣ, должно было окончитьси 24 іюня. Во время перемирія Чарноевичь, правительственный коммиссаръ въ Новомъ Садѣ, и Савва Вуковичь, такой же коммиссаръ въ Темешварѣ, надѣялясь какъ либо согласить обѣ партіи; но ихъ старанія были тщетны. Мадьяры и не думали сохранять мира;
278
а Сербы, приходившіе изъ княжества, не считали себя обязанными подчиняться мирнымъ условіямъ. Въ Новомъ Садѣ происходили почти ежедневныя уличныя драки. Въ селеніи Сент-Михали мадьярскіе обыватели схватили сербскаго священника и отвели его въ Темешваръ къ военному суду; Сербы предали за это огню все селеніе. Маленькіе сербскіе лагери все болѣе и болѣе покрывали собою Банатъ. Главнымъ поводомъ борьбы между обѣими партіями служилъ вопросъ о томъ, посылать или нѣтъ депутатовъ на пештскій сеймъ. А между тѣмъ въ этомъ самомъ сеймѣ Кошутъ изображалъ самыми живыми красками опасное положеніе Венгріи. Министръ графъ Эстергази поддерживалъ Кошута и, указывая на движеніе южныхъ Славянъ, требовалъ образованія арміи въ 200.000 человѣкъ, а на расходы по этому предмету 42.000.000 гульденовъ. Въ своей рѣчи онъ назвалъ Сербовъ разбойниками, съ которыми не можетъ быть ни какихъ переговоровъ, но противъ которыхъ должно дѣйствовать военнымъ судомъ. Сербская депутація, ѣздившая въ Инспрукъ, получила отъ императора весьма сухой отвѣтъ; онъ говорилъ, что поручилъ эрцгерцогу Іоанну устроить соглашеніе Хорватовъ и Сербовъ съ венгерскимъ правительствомъ. Когда въ Карловцахъ узнали о постановленіяхъ пештскаго сейма и объ отвѣтѣ императора, то тотчасъ же распорядились образовать во всѣхъ городахъ и большихъ селеніяхъ вспомогательные комитеты (подотборы), и назначить начальниковъ отдѣльныхъ ополченій. На протяженіи всего сѣвернаго и средняго Баната началась рѣзня между мадьярскими войсками и сербскими ополченцами. Но при первыхъ же стычкахъ офицеры нѣмецкаго происхожденія, находившіеся въ рядахъ войскъ, и даже солдаты стали переходить на сторону Сербовъ. Борьба отличалась необыкновеннымъ ожесточеніемъ; Мадьяры взятыхъ въ плѣнъ Сербовъ тотчасъ же приговаривали къ повѣшенію. Народъ возставалъ повсюду и былъ распредѣляенъ по ополченіямъ, которыя были раздѣлены правильнымъ образомъ на полки и бригады. При первой, болѣе сильной стычкѣ между Мадьярами и Сербами населеніе восточныхъ частей Баната и Военной Границы также возстало и изгнало всѣхъ чиновниковъ мадьярскаго происхожденія. Въ Землинѣ народъ, въ которому пристали Граничары, смѣнилъ главнаго военнаго начальника и поставилъ на его мѣсто Майергофера. Съ конца іюнн уже встрѣчаемъ въ газетахъ многочисленныя назначенія главными правителями, полковниками, капитанами, лейтенантами и т. д. отъ Главнаго Отбора. Вмѣстѣ съ тѣмъ со всѣхъ сторонъ посылались значительныя приношенія деньгами и вещами на общенародное дѣло.
279
29 іюня вернулся въ Карловцы патріархъ, а на другой день и депутація, ѣздившая въ Загребъ. Въ числѣ дѣятельныхъ членовъ Главнаго Отбора и народныхъ коммисаровъ при ополченіи встрѣчается и бывшій секретарь Милоша Яновъ Живановичь [77].
Въ то самое время какъ въ Банатѣ происходили почти ежедневныя стычки, въ Сербіи сошлась народная скупщина въ Крагуевцѣ. Какъ ни старалось оттянуть ее сербское правительство, оно должно было уступить народной волѣ. Князь Александръ Кара-Георгіевичь, не и,ѣвшій права выдти изъ нейтральнаго положенія по самому международному значенію Сербіи, былъ противъ вмѣшательства въ венгерскія дѣла по многимъ другимъ причинамъ. Онъ боялся за свое личное положеніе, ибо народное одушевленіе, вызванное общею борьбою, всегда могло выдвинуть впередъ Обреновичей, какъ вождей болѣе популярныхъ въ этомъ отношеніи; при томъ Кара-Георгіевичу странно было поддерживать то дѣло, на сторонѣ котораго съ самаго начала стали Милошъ и Михаилъ. Съ другой стороны венгерское правительство успѣло подѣйствовать на Порту и французскаго консула, которые требовали отъ сербскаго правительства отозванія подданныхъ княжества изъ Баната. Хотя народъ въ Сербіи и расположенъ былъ въ пользу борьбы съ Мадьярами, но отчасти изъ личныхъ расчетовъ, отчасти подъ вліяніемъ дипломатическаго вмѣшательства, сербскіе правителв склонили членовъ народной скупщины объявить Сербію нейтральною. Это рѣшеніе было сообщено всѣмъ представителямъ иностранныхъ государствъ, а также и бѣлградскому пашѣ. Порта поспѣшила выразить свое удовольствіе по этому поводу. Кромѣ того скупщина постановила отозвать Сербовъ, перешедшихъ изъ княжества въ Австрію и Венгрію, и запретить строжайшимъ образомъ дальнѣйшій переходъ черезъ Дунай. Но легко было все это сказать, гораздо труднѣе исполнить. Сообщивъ Главному Отбору эти офиціальныя постановленія, сербское правятельство передало ему конфиденціально, что если оно не будетъ поощрять переходъ ополченцевъ изъ княжества въ воеводство, то не будетъ и запрещать его. Но такъ какъ число ополченцевъ изъ княжества росло также быстро, какъ и число мѣстныхъ ополченцевъ, то вскорѣ сербское правительство поняло необходимость имѣть особаго начальнина надъ своими ополченцами изъ приверженныхъ ему лицъ: надо было овладѣть народнымъ движеніемъ, удержать его въ извѣстныхъ границахъ и не дать Обреновичамъ возможности воспользоваться услугами ополченцевъ изъ княжества. Одинъ изъ членовъ Совѣта,
280
ревноствый приверженецъ Кара-Георгіевича, Стефанъ Петровичь Кничанинъ вызвался съ охотою принять на себя такую обязанность, но правительство не желало, чтобы онъ явился въ званіи княжескаго совѣтника среди ополченцевъ. Кничанинъ сложилъ съ себя это званіе и явился въ Карловцы, гдѣ Главный Отборъ произвелъ его въ полковники и онъ принялъ начальство надъ Сербами, пришедшими изъ княжества, съ которыми и дѣйствовалъ болѣе или менѣе самостоятельно въ разныхъ мѣстностяхъ воеводства [78].
Первыя дѣйствія двухъ соедвненныхъ ополченій были необыкновенно успѣшны: причиною того, съ одной стороны было сильное одушевленіе, охватившее Сербовъ, впервые соединившихся другъ съ другомъ и даже повліявшее на мѣстныхъ жителей другихъ племенъ, которые также рѣшилась оберегать воеводство отъ всѣхъ враговъ; а съ другой сторовы и то презрѣніе, съ какимъ мадьярское министерство отнеслось къ Сербамъ, считая ихъ неспособными противостать регулярнымъ войскамъ. Эти успѣхи сербскаго ополченія тотчасъ же преизвели перемѣну какъ въ австрійсконъ, такъ и въ венгерскомъ правительствѣ. Императоръ Фердинандъ, такъ сухо принявшій сербскую депутацію въ Инспрукѣ, призналъ теперь въ Сербахъ силу, достаточную для того, чтобы сдержать Мадьяръ на югѣ ихъ собствениой страны. Венгерскій правительственный коммиссаръ Эгресси посылалъ парламентера къ Сербамъ и потомъ доносилъ своему правительству, что Сербы требуютъ права избирать воеводъ и патріарховъ, свободы ихъ языка и религіи, опредѣленія границъ для Сербскаго воеводства, какъ одной изъ земель венгерской короны, а также мѣста и права голоса въ палатѣ магнатовъ для сербскаго воеводы, подобно патріарху и архіереямъ сербскимъ. Но трудно было при такой системѣ дуализма, привязанности къ Австріи и принадлежности къ Венгріи, сохранить единство въ дѣйствіяхъ Главнаго Отбора, и въ немъ вскорѣ возникли двѣ партіи, изъ коихъ во главѣ одной сталъ патріархъ, а во главѣ другой Стратимировичь. Раячичь, прибывъ въ Карловцы, съ изумленіемъ выслушалъ разсказы о стычкахъ, произшедшихъ въ его отсутствіи. Онъ поспѣшилъ объѣхать разныя мѣста воеводства, чтобы успокоять народъ; вездѣ принимали его съ почетомъ и уваженіемъ, но вездѣ народъ по прежнему готовился къ борьбѣ. Главный Отборъ предложилъ ему титулъ «управителя народа», чтò имѣло сильное вліяніе на дальнѣйшій ходъ событій. Патріархъ рѣшился идти тѣмъ же путемъ, какъ и банъ Елачичь: поддерживать Австрію, какъ федеративный союзъ
281
всѣхъ ея народовъ подъ покровительствемъ Габсбурговъ. Онъ раздѣлилъ Главный Отборъ на нѣсколько отдѣленій, и тѣмъ ослабилъ значеніе Отбора, а стало быть и его предсѣдателя, который былъ вмѣстѣ съ тѣмъ начальникомъ ополченія. Въ тоже время австрійское правительство назначило своего консула въ Сербіи Майергофера, который лично представилъ свѣдѣнія о сербскомъ движеніи по обѣ стороны Дуная, вице воеводою своихъ Сербовъ и произвело его въ генералы. Такимъ образомъ народныя стремленія венгерскихъ Сербовъ очутились въ зависимости отъ вѣнскаго министерства. Но сербское движеніе не могло принять широкихъ размѣровъ еще и по другой причинѣ. Крѣпости, дежащія по Дунаю и Тиссѣ, находились въ рукахъ Мадьяръ. Кромѣ того венгерское министерство стало дѣйствовать рѣшительнѣе и противъ самаго патріарха. Оно не признало постановленій майской скупщины, а стало быть и новаго званія самого Раячича; вмѣстѣ съ тѣмъ оно назначило будимскаго епископа, Платона Атанацковича, намѣстникомъ патріаршескаго званія, надѣясь, что онъ подчинитъ Сербовъ распоряженіемъ венгерскихъ властей. Но Мадьяры ошиблись въ своихъ расчетахъ; Атанацковичь ничего не могъ сдѣлать въ ихъ пользу. По прежнему въ тѣхъ мѣстностяхъ Баната, гдѣ сталкивались враждебныя силы, происходила ежедневная рѣзня. Мадьяры нападали даже на мирныхъ жителей, не взирая на полъ и возрастъ. Въ пештской офиціальной гаэетѣ «Hirlap» напечатано было письмо изъ мадьярскаго лагеря подъ Врбасомъ, въ которомъ говорилось, что ежедневно въ лагерь приводятъ плѣнныхъ сербскихъ жителей и вѣшаютъ по два, по три и по четыре человѣка въ сутки, такъ что скоро очередь дойдетъ до поповъ. Въ сербскихъ газетахъ печатались извѣстія о удивительныхъ примѣрахъ жестокости, которой Мадьяры подвергали Сербовъ. Такъ сельчанинъ Сима Иличь, схваченный мадьярскою стражею и получившій нѣсколько ударовъ пиками, привязанъ былъ къ столбу и оставался въ такомъ положеніи четыре дня безъ пищи и почти нагой, не смотря на бурную погоду; его раны стали гнить и уже на пятый день маіоръ Цинтула прекратилъ его жизнь. Семидесятидѣтній старикъ Тодорь Ковачевичь, схваченный Мадьярами, также приведенъ былъ въ ихъ лагерь и послѣ девятидневныхъ мученій былъ привязанъ къ столбу, причемъ его всегда поворачивали къ солнцу. Подобной участи подверглось нѣсколько человѣкъ; мученія ихъ обыкновенно кончались смертію, но чаще всего Мадьяры вѣшали Сербовъ, попавшихся въ ихъ руки. Однажды повѣшены были
282
двѣ маленькія дѣвочки за то, что распѣвали у себа въ саду сербскую патріотическую пѣсню.
Въ августѣ происходила двукратная стычка подъ Бѣлою Церковью, при чемъ отличились Сербы, пришедшіе изъ княжества съ Кничаниномъ; 21 августа была битва подъ Перлезомъ, которая стòила большихъ жертвъ сербскому ополченію; 28 августа эта битва возобновнлась и въ ней отличился Панта Чарапичь изъ княжества. Послѣ этихъ битвъ Сербы построили большой лагерь подъ селомъ Томашевцомъ. Здѣсь устраивали Сербовъ Майергоферъ, Кничанинъ и адъютантъ послѣдняго Миливой Петровичь, недавній министръ военныхъ дѣлъ въ Сербіи и одинъ изъ теперешнихъ регентовъ ея. Еще большій лагерь устроенъ былъ подъ Сент-Томашемъ; ополченцы прозвала его Сербобраномъ. Здѣсь 9 сентября произошло сраженіе между Сербами и Мадьярами, при чемъ послѣдними предводительствовалъ министръ военныхъ дѣлъ Мессарошъ. Сербы удержали натискъ мадьярскихъ войскъ. Наконецъ въ половинѣ сентабря прибылъ сербскій воевода Стефанъ Шупликацъ. Первымъ дѣломъ его было отпустить на свободу тѣхъ людей, которыхъ заключилъ въ Карловцахъ строгій патріархъ. Затѣмъ онъ принялъ въ свои руки все ополченіе и назвалъ его австрійско-сербскою арміей. Оно дѣлилось тогда на одиннадцать отдѣльныхъ лагерей, въ которыхъ считалось 21.084 ополченца и 104 пушки; но между ополченцаии 4.377 человѣкъ были слабо вооружевы. У Мадьяръ же, въ двухъ отдѣльныхъ ворпусахъ, бывшихъ подъ начальствомъ Киша и Эстергази, и двухъ крѣпостныхъ гарнивзнахъ, состоявшихъ подъ начальствомъ фельдмаршалъ лейтенанта Благоевича и генерала Іовича, считалось 36 батальоновъ пѣхоты и 33 эскадрона конницы со 102 пушками, всего около 40.000 человѣкъ. Воевода Шупликацъ, осмотрѣвъ австрійско-сербскую армію, увидалъ, что она терпятъ недостатокъ въ оружіи, офицерахъ, конницѣ, артиллерійской упряжи и вообще въ амуниціи. Прежде всего онъ постарался образовать уланскій полкъ для содержанія патрулей; затѣмъ онъ обратился къ фельдмаршалу князю Виндишгрецу съ просьбою о присылкѣ оружія. Наконецъ, онъ распорядился, чтобы Сербы ограничились оборонительной войной и избѣгали нападеній въ открытомъ полѣ; но сербское населеніе изъ тѣхъ мѣстностей, которыя не были защищаемы ополченіемъ, безпрестанно обращились къ воеводѣ съ просьбами, чтобы онъ двинулъ своихъ ополченцевъ на сѣверъ и роздалъ поселенцамъ оружіе. Долго Шупликацъ оставался вѣрнымъ своей системѣ;
283
но наконецъ долженъ былъ уступить общимъ настояніямъ. Онъ позволилъ предпринять экспедицію къ Кикиндѣ. Вслѣдъ за тѣмъ произведено было нападеніе на Новый Бечей [79].
Между тѣмъ въ центрѣ Австрійской имперіи проивошли важныя перемѣны. Манифестомъ отъ 21 сентября (3 октября) императоръ распустилъ венгерскій сеймъ, объявилъ войну между Австріей и Венгріей и далъ полномочіе для военнаго и гражданскаго управленія землями венгерской короны бану Елачичу. Послѣдній двинулся въ Дравѣ, чтобы оттуда проникиуть къ Пешту, а патріархъ Раячичь, пользуясь тѣмъ времененъ, созвалъ скупщину къ 25 сентября. Скупщинѣ сообщено было, что императоръ утвердилъ Степана Шупликаца воеводою и призналъ дѣйствія своихъ Сербовъ. За тѣмъ прочтенъ былъ манифестъ императора, направленный противъ венгерскаго правительства, въ которомъ обѣщана была равноправность всѣмъ народностямъ. На скупщинѣ прежде всего былъ поднятъ вопросъ объ устройствѣ общей кассы для всего воеводства, въ которую должны были поступить заимобразно церковныя, школьныя, цеховыя и общинныя кассы со всего воеводства безъ различія вѣроисповѣданія жителей. Затѣмъ Раячичь произнесъ длинную рѣчь, въ которой объяснялъ свои сношенія съ императорскимъ дворомъ, говорилъ, что несогласія съ Стратимировичемъ улажены, вслѣдствіе настойчивости его, патріарха, и скораго повиновенія самого временнаго предводителя, и благодарилъ Сербовъ, пришедшихъ изъ княжества за ихъ помощь. Въ слѣдующемъ засѣданіи скупщина отвѣчала адресомъ патріарху и благодарила Раячича за его дѣйствія. Воеводѣ передана была неограниченная власть во всѣхъ военныхъ дѣлахъ; патріарху предоставлены были политическія дѣла. Далѣе былъ преобразованъ Главный Отборъ и его отдѣленія, о чемъ и обнародовали патріархъ и воевода. Но сербская скупщина дѣйствовала въ дни самыхъ тяжкихъ испытаній для Австрійской имперіи. Въ Вѣнѣ вспыхнула новая революція; императоръ и дворъ снова удалились изъ столицы и къ ней двинулись Мадьяры; но туда же спѣшилъ и хорватскій банъ. Вся Венгрія была въ рукахъ мадьярскихъ войскъ. Мадьярское министерство надѣялось даже занять Вѣну и вступить въ союзъ съ тамошнею революціей. Мадьярскія войска навесли сильный ударъ королевскимъ войскамъ, находившимся подъ начальствомъ генерала Рота, не отличавшагося способностями и не пользовавшагося популярностію. Такое положеніе дѣлъ должно было отразиться и на югѣ Венгріи. Сербское ополченіе осталось одно въ виду Мадьяръ и едва удержввало ихъ.
284
Тогда патріархъ Раячичь, уполномоченный завѣдывать политическимі дѣлами Сербскаго воеводства, обратился съ письмомъ къ русскому генеральному консулу въ Бѣлградѣ, какъ представителю державы дружественной съ Австріей. Въ этомъ письмѣ было сказано:
«Ваше высокородіе! милостивый государь! Отыне на день громятся непріятныя вѣсти, яже духъ мой въ крайнее погружаютъ отчаяніе. Градъ Осѣкъ, въ которомъ повелѣваетъ Г. М. баронъ Іовичь, по несчастію Сербинъ, воздвигъ 5 сего мѣсяца мадьярскую хоругвь и тѣмъ отверзъ путь Мадьярамъ за наше ледія. Петроварадинскій командиръ баронъ Благоевичь отказалъ дальнее примиреніе, которое ради собранія виноградскихъ плодовъ съ нимъ уречено было; генералъ Ротъ капитулировалъ съ 10.000 воевъ и 10 комадовъ артиллеріи. Банъ Елачичь еле спасти можетъ что отъ своея при Віеннѣ сущія арміи. Вся убо тяжесть рати пала на бѣдныя Серби австрійскія. Въ семъ положеніи я не вижу спасенія за народъ сербскій, за наше благочестіе. Чтò мыслитъ о насъ великая Россія? будеть ли попустить истребленіе наше отъ лица земли? Отъ крупицъ, падающихъ отъ трапезы ея, мы насытилися бы. Довлѣетъ ей рещи единое слово, и мы спасены есми. Почто не взяла бы насъ она во свое покровительство, егда австрійскій императоръ тое намъ подати не можетъ, самъ помощи требуя? Лучше намъ есть, на подобіе княжества Сербіи, подъ именнымъ покровительствомъ ея, и турецкое нежели мадьярское иго носити. Сотворите благо, милостивый государь, и предложите Его Императорскому Величеству страданія наша, бездну опасности, въ краи кося стоимъ и вопли наша. Скажите ему, что мы въ крайнемъ отчаяніи обрѣтаемся, что чаемъ Бога спасающаго ны, и помощи точію отъ него и отъ Россіи надѣятися можемъ. Да повелитъ княжеству Сербскому, чтобы намъ не яко же донынѣ, но со всею силою своею въ помощь притекло; да послетъ изъ Валахіи и изъ Бессарабіи ружіи, пушекъ, аммуниціи и денговъ; или поне да посредствуетъ, чтобы, на основаніи нашихъ древнихъ правъ и привилегій, по изреченному и всѣмъ народамъ отъ государя императора подаренному равенству и свободамъ, съ Мадьярами примиріе содѣлати могли. Сіе со слезами пишу и вопію къ благородному сердцу вашему, да не презрите моленія и вопля моего; но да будете скорый помощникъ и заступникъ намъ въ сихъ безчисленныхъ и несчастныхъ бѣдахъ нашихъ. Примите въ прочемъ истинное мое высокопочитаніе, имъ же навсегда есмь вашего высокородія нижайшій рабъ Іосифъ. Въ Земунѣ 8 октября 1848» [80].
Едва ли на это письмо послѣдовалъ какой отвѣтъ изъ Петербурга.
285
Русская дипломатія весьма склонна была возстановить порядокъ въ Австрійской имперіи, нарушенный нѣмскою и венгерскою революціями; но она не имѣла въ виду входить въ непосредственныя сношенія съ временными правителями отдѣльпыхъ народностей, входившихъ въ составъ имперіи Габсбурговъ.
Патріархъ обратился съ просьбами и къ австрійскому правительству. Въ Вѣну посланы были съ донесеніями о положеніи дѣлъ въ воеводствѣ члены Главнаго Отбора, Іованъ Шупликацъ и Константинъ Богдановичь; а 23 октября посланъ былъ туда же вице-президентъ Отбора, прежній начальникъ войска Стратимировичь; но ему даны были самыя умѣренныя инструкціи, хотя стѣсненное положеніе вѣнскаго правительства и позволяло Сербамъ надѣяться на всевозможвыя уступки отъ него. Правда, Сербы уже добились, подобно Хорватамъ, того, чего не могли получить ни Чехи, ни Словенцы, ни даже Галицкіе Поляки, то есть особой административной территоріи. Но имъ прежде всего нужна была матеріальная помощь. Вскорѣ Сербы получили извѣстіе, что императорскія войска и въ томъ числѣ Хорваты подъ начальствомъ бана Елачича заняли Вѣну, и это обстоятельсто одушевило ихъ, чтò было очень кстати, ибо въ воябрѣ мадьярскіе генералы продолжали свои наступательныя дѣйствія. Кошутъ предписывалъ имъ отдѣлить 10.000 человѣкъ на помощь къ Гёргею, который дѣйствовалъ въ верховьяхъ Дуная, но мадьярскіе вожди рѣшились прежде разбить Сербовъ, а потомъ уже исполнить требованіе Кошута. Произошло нѣсколько сраженій, на Алибунарѣ, у Ярковца, у Томашевца, и Сербы почти вездѣ должны были отступить. За тѣмъ мадьярскіе генералы послали на сѣверъ часть своихъ войскъ, которую требовалъ Кошутъ и военныя дѣйствія на время прекратились.
Сербы не рѣшались перейти въ наступательное движеніе, но между ними нашлась партія, которая обвиняла въ такой осторожности воеводу и патріарха. Сперва въ Карловцахъ, а потомъ въ Землинѣ появилась газета «Напредак», сдѣлавшаяся органомъ оппозиціи. Патріархъ велѣлъ конфисковать первые четыре номера ея. Задержанная газета упрекала Раячича въ томъ, что онъ желаетъ соединить въ своемъ лицѣ званія правителя, дипломата и военачальника. Между тѣмъ уполномоченные Сербскаго воеводства вступили въ переговоры съ австрійскимъ правительствомъ. Послѣднее пребывало тогда въ Оломуцѣ, и находилось въ полномъ разрывѣ не только съ мадьярскою, но и съ нѣмецкою партіей; у него не было ладовъ и съ Поляками, благодаря которымъ былъ бомбардированъ Львовъ.
286
Въ Оломуцѣ образовалось новое министерство съ княземъ Феликсомъ Шварценбергомъ во главѣ, которому помогалъ графъ Стадіонъ, ревнитель народной равноправности. Князь Виндишгрецъ начиналъ въ это время свой походъ противъ Венгріи, и банъ Елачичь соединнлъ свои войска съ его арміей. Такаа минута была чрезвычайно благопріятною для переговоровъ. Начиная рѣшительную борьбу съ Мадьярями правительство брало въ разсчетъ и сербское движеніе. Дворъ болѣе чѣмъ когда либо казался благосклоннымъ къ стремленіямъ славянской партіи. Хорваты и банъ ихъ во всѣхъ правительствевныхъ актахъ назывались опорою престола; чешскіе депутаты на имперскомъ сеймѣ считались защитниками правительства въ парламентѣ, и на Славянъ вообще смотрѣли, какъ на бойцовъ монархіи. Мысль, что Австрія можетъ удержаться лишь при ихъ помощи все болѣе и болѣе усвоивалась придворною партіей.
При такихъ условіяхъ, поддерживаемый вліяніями бана, патріарха и бѣлградскаго консула, Стратимировичь началъ свои переговоры съ австрійскимъ министерствомъ. Основываясь на прежнихъ привилегіяхъ, данныхъ Сербской націи, и на постановленіяхъ майской скупщины, онъ требовалъ, чтобы правительство признало за Сербами «Patriachae et Voivodae libere eligendi potestatem», опредѣлило границы воеводства, включивъ въ нихъ крѣпости Темешварскую, Петроварадинскую, Рачскую и Арадскую, и издало для воеводства уставъ, согласный съ нуждами и потребностями Сербовъ. Надежды на удовлетвореніе такихъ требованій основывались также на манифестахъ императора Фердинанда отъ 20 октября, 6 и 7 ноября къ народамъ венгерской короны, а также за рескриптѣ патріарху Раячичу отъ 14 ноября, въ которыхъ порицались дѣйствія венгерскаго правительства и восхвалялась вѣрность Сербовъ, Хорватовъ и другихъ венгерскихъ Славянъ. Но патріархъ, нетерпѣливо ожидавшій отъ правительства справедливаго удовлетворенія желаній Сербскаго народа, послалъ въ Оломуцъ ноту, въ которой говорилъ, что
«Сербскій народъ, всегда исключаемый Мадьярами отъ участія въ законодательной дѣятельности, былъ выданъ майскимъ указомъ на милость и немилость Мадьяръ; не смотря на то Сербскій народъ возстановилъ свои права и привилегіи, своего патріарха и воеводу, хотя его депутація въ Инспрукѣ и не получила подтвержденія того, благодаря коварнымъ внушеніямъ мадьярскаго министерства, уже тогда замышлявшаго отдѣлить Венгрію отъ имперіи. Поставленіемъ военныхъ властей въ зависимость отъ мадьярскаго министерства правительство отдало во власть послѣдняго почти всю
287
Военную границу, а стало быть и лучшія силы Сербовъ и Хорватовъ; и только благодаря усиліямъ бана и патріарха спасены южныя области отъ примѣра Венгріи и сохранены для Австріи. Нельзя долѣе оставлять неопредѣленными отношеніи Сербовъ къ мадьярскому министерству, а потому нуженъ ясный и рѣшительный отвѣтъ».
Хотя австрійское министерство и видѣло въ словагь Раячича упрекъ прежнимъ министрамъ, но графъ Стадіонъ отвѣчалъ патріарху, что заслуги его и воеводы предъ трономъ и имперіей тамъ велики, а испытанная вѣрность Сербскаго народа такъ непоколебима, что онѣ говорятъ сами за себя и такъ близки сердцу императора, что его величество совершенно признаетъ справедливость просьбъ Сербскаго народа и удовлетворить ихъ по надлежашенъ выслушаніи депутаціи.
Въ эту самую минуту, слѣдуя совѣту русскаго государа, императоръ Фердинандъ отрекся отъ престола 20 ноября (2 декабря), и его мѣсто занялъ племянникъ его Францъ Іосифъ. Нѣсколько дней спустя сербскіе депутаты, находившіеся уже въ городѣ Кромержижѣ (Кремзиръ въ Моравіи), гдѣ въ то время собрался имперскій сеймъ, писали патріарху:
«Ваше Святѣйшество! Министръ графъ Стадіонъ сообщилъ намъ сегодня утромъ на словахъ, что всѣ три главные пункта нашихъ требованій приняты согласно нашимъ желаніямъ. Завтра онъ сообщитъ намъ офиціальнымъ образомъ, что наше дѣло кончено, и передастъ при этомъ въ копіи надлежащіе акты. Оригиналы будутъ посланы съ особымъ курьеромъ, который вскорѣ отправится въ Карловцы. Графъ Стадіонъ сообщилъ намъ отъ имени министерства, что послѣдняя нота непріятно затронула ихъ, ибо въ ней слишкомъ ясно представлена истина. Клубъ славянскихъ депутатовъ даетъ завтра блистательный банкетъ въ честь Сербства. Наши отношенія къ Славянамъ задержатъ насъ здѣсь нѣсколько дней. Съ благоговѣніемъ цѣлуемъ святую десницу Вашего Святѣйшества. 1 (13) декабря 1848 года. Покорнѣйшіе Георгій Стратимировичъ, Іованъ Шупликацъ, К. Богдановичъ».
Дѣйствительно два дня спустя новый императоръ подписалъ манифестъ на сербскомъ языкѣ, которымъ признавалъ Іосифа Раячича въ званіи патріарха, Степана Шупликаца воеводою Сербскаго народа «съ возстановленіемъ сего историческаго достоинства», и обѣщалъ по возстановленіи мира позаботиться о внутреннемъ устройствѣ новаго воеводства. Итакъ венгерскіе Сербы достигли своихъ главныхъ желаній. Это была лучшая минута въ ихъ жизни,
288
но вмѣстѣ съ тѣмъ она сближалась и съ великимъ несчастіемъ, которое должно было неожиданно поразить ихъ [81].
Приготовляясь нанести жестокую рану Сербамъ, судьба продолжала посылать имъ новыя радости. Воевода ихъ Шупликацъ опять просилъ помощи у Сербскаго князя; сербское правительство на этотъ разъ разрѣшило всѣмъ желающимъ идти на помощь къ венгерскимъ соплеменникамъ, и всворѣ подъ начальствомъ Кничанина собралось до 10.000 человѣкъ изъ княжества. Кромѣ того изъ Сербіи присланы были 20.000 дукатовъ отъ правительства и значительныя суммы отъ частныхъ жертвователей, въ томъ числѣ отъ князя 36.000 цванцигеровъ. Наконецъ, братъ знаменитаго Гайдука-Вельки, Милютинъ Петровичь, собвралъ еще другой вспомогательный отрядъ въ Сербіи. Въ тотъ самый день, 15 декабря, когда императоръ утвердилъ Шупликаца въ званіи воеводы и назначилъ ему и патріаху ордена жѣлезной короны 1-й ст., новопожаловавный воевода выѣхалъ изъ Панчева съ своими адьютантами и нѣсколькими офицерами на встрѣчу къ пришедшимъ изъ княжества Сербамъ, и, встрѣтивъ ихъ, началъ привѣтственную рѣчь: «Съ добрымъ пріѣздомъ, юнаки и братья! Пусть цѣлый свѣтъ видитъ, что мы происходимъ отъ одной матери, что мы по крови и молоку родные братья, пусть видитъ, какъ братья приходятъ на помощь къ своей братьѣ».... При этихъ словахъ воевода сильно закашлялся и пошатнулся. Онъ былъ очень тучный человѣкъ. Адъютанты стали просить его сойти съ коня, но онъ уже не могъ слѣзть самъ. Его сняли и внесли въ сосѣдній домъ. Чрезъ десять минутъ воевода умеръ отъ удара. Судьба какъ будто хотѣла подшутить надъ венгерскими Сербами, давъ имъ на короткое время воеводу, и потомъ лишивъ ихъ народнаго предводителя; а они знали, что Австрія не любитъ спѣшить, когда нужно замѣнить одного народнаго вождя другимъ. Тѣло Шупликаца было отпѣто въ присутствіи громадной толпы народа въ Панчевѣ, перевезено потомъ въ монастырь Крушедолъ, подлѣ Карловцевъ, въ которомъ хранятся останки многихъ знаменитыхъ Сербовъ. Временное управленіе австрійско-сербскою арміею принялъ на себя Майергоферъ. Мадьяры съ яростію ударили на Сербовъ, предполагая, что смерть воеводы внесла рознь между ними. 21 декабря произошла битва подъ Панчевонъ, въ которой Сербы нанесли сильное пораженіе мадьярскимъ войскамъ. 23 декабря надъ ополченіемъ принялъ начальство генералъ Теодоровичь, а Майергоферъ назначенъ былъ начальникомъ генеральнаго штаба. Патріархъ утвердилъ обоихъ въ ихъ званіяхъ [82].
289
На патріархѣ Раячичѣ въ концѣ 1848 года дежала вся отвѣтственность за судьбу и дѣйствія австрійскихъ Сербовъ. Самъ онъ дѣйствовалъ въ это время съ необыкновенной энергіей; издалъ братское воззваніе къ народу княжества Сербіи, въ которомъ говорилъ:
«Если когда братъ брату и свой своему милъ и дорогъ, то всего милѣе и драгоцѣннѣе во время нужды и бѣдствія. Европѣ извѣстна непоколебимая вѣрность нашего народа пресвѣтлому Австрійскому двору. Вамъ болѣе другихъ извѣстны жертвы, которыя мы всегда съ величайшимъ терпѣніемъ несли на поддержаніе царскаго престола въ нашемъ отечествѣ и внѣ его. Мы воевали, куда насъ ни посылалъ высокій дворъ нашъ, воюемъ и нынѣшній день. Если какая либо провинція или народъ нашего царства возставали противъ законнаго порядка, мы всегда были первые, являвшіеся для поддержанія мира и порядка, для утвержденія престола, и стремились къ тому не только званные, но и незванные. Когда мадьярскій народъ за 150 лѣтъ предъ симъ, въ правленіе блаженной памяти императора Іосифа I, поднялся подъ начальствомъ мятежнаго Ракоци противъ добраго императора и короля своего и призывалъ на помощь себѣ турецкаго царя и французскаго короля, въ тоже время Ракоци звалъ и патріарха нашего противъ императора и короля; но вѣрный патріархъ сообщилъ это измѣнническое приглашеніе царю, а самъ призвалъ народъ свой къ оружію противъ бунтовщиковъ, и нашъ народъ принесъ величайшія жертвы только бы сохранить добраго царя на его престолѣ, въ чемъ и успѣлъ при Божіей помощи, а императоръ Іосифъ I призналъ въ своей грамотѣ его заслуги и пожертвованія. Когда въ настоящемъ году тотъ же мадьярскій народъ опять взбунтовался противъ короля своего и началъ съ одной стороны гнать его, а съ другой уничтожать народность и вѣру нашу и нарушать наши права, не разъ освященныя кровью отцевь нашихъ, мы двинулись противъ него за царскій престолъ, за цѣлость государства и на защиту народности и остальныхъ правъ нашихъ. Мадьяры учинили непріятельскія нападенія на насъ; стоны раненыхъ, плачъ немощныхъ старцевъ, слабыхъ женъ и малыхъ дѣтей проникли за Саву и Дунай и подобно жалобному вѣстнику поразили родственныя сердца братьевъ Сербовъ, проживающихъ въ княжествѣ Сербіи, въ колыбели нашего народа, и добрые, храбрые братья наши толпами перешли въ наши предѣлы, раздѣлить съ нами счастіе и несчастіе и помочь отразить нашего злаго и звѣрскаго врага. Они бьются за святое имя вѣры и народности и стоятъ съ нами неустрашимо подъ однимъ и тѣмъ же
290
знаменемъ предъ непріятелемъ. Они увѣрены, что непріятель идетъ противъ царя, идетъ противъ вѣры и народности нашей, и если онъ успѣетъ въ томъ, то и самые братья наши въ Сербіи будутъ тогда въ опасности. Исторія украситъ свои страницы свѣтлыми приключеніями изъ сей народной войны, на память и въ примѣръ всѣмъ народамъ всего свѣта, какъ Сербы шли на помощь братъ къ брату. Да будетъ вѣчная слава тѣмъ родолюбивымъ витязямъ нашимъ, которыхъ мы призываемъ теперь еще придти къ намъ на помощь, чтобы не гордился предъ вашими глазами неблагодарный мятежный народъ, который въ своей гнусной гордости громко заявляетъ и доказываетъ, что ему не нужно короля и что король его измѣнникъ и недостоинъ своего званія, и въ тоже время превозносится, что всѣ, живущіе подъ венгерскою короной, суть Мадьяры, и нѣтъ въ Венгріи инаго имени и языка. Но этого мало, говорятъ и пишутъ, что княжество Сербія, Боснія и Болгарія ихъ собственныя земли, разумѣется ожидая случая, поработивъ насъ, послать и къ вамъ мадьярскія письма, протоколы и приказы земскому управленію, въ школы и въ самую церковь вмѣстѣ съ полевыми судами, висѣлицами, убійствами, какъ это дѣлаютъ у насъ. Такое беззаконіе и безбожіе не могутъ остаться безъ наказанія. Справедливый царь нашъ воздвигъ свою руку противъ сего мятежнаго мадьярскаго народа. Царь хвалитъ сербскую вѣрность и храбрость и приглашаетъ насъ мужественно держаться, пока онъ не побѣдитъ и не покоритъ на сѣверѣ. Но пока царская помощь удалена, наши силы малы и около семи мѣсяцевъ ослабляютъ ихъ битвы; непріятель можетъ намъ много нанести вреда, какъ уже сдѣлалъ и продолжаетъ дѣлать, и Богъ знаетъ когда могутъ быть вознаграждены всѣ наши потери. Онъ грозитъ уничтожить и насъ и братій Сербовъ, пришедшихъ къ намъ на помощь; можете ли вы, братья! смотрѣть хладнокровно, сложивъ руки, какъ тиранъ плѣнитъ и грабитъ насъ, вашу братію, нашихъ женъ и дѣтей, и сожигаетъ наше имущество? Въ бѣдѣ непріятель мститъ и досадуетъ, но въ бѣдѣ же братъ помогаетъ и избавляетъ. Выслушайте голосъ Сербскаго народа, живущаго на сей сторонѣ; внимайте призыву воеводы Сербскаго, воскресшаго послѣ ста шестидесяти лѣтъ, преемника деспота и воеводы Георгія Бранковича! Внимайте архипастырскому гласу Сербскаго патріарха, котораго народъ сей не имѣлъ болѣе ста лѣтъ, преемника патріарха Арсенія Чарноевича и патріарха Іоаникія II, котораго наименовалъ патріархомъ великій царь Душанъ! Съ небесныхъ предѣловъ взираютъ Душанъ и князь Лазарь,
291
взираютъ всѣ Нѣманичи и святой Савва и смотрятъ, сохранили ли Сербы въ груди чувства братства и прежней любви? отражають ли они мужественною рукою непріятельскія нападенія чужеродцевъ на вѣру, языкъ и имущество ихъ? Стремитесь же, дорогіе братья, пока еще не поздно, и придите на помощь къ намъ, роднымъ братьямъ вашимъ! чѣмъ ранѣе и чѣмъ въ большемъ количествѣ придете, тѣмъ скорѣе будетъ отраженъ непріятель, и вмѣстѣ съ народною казною останется народная слава, что Сербъ пришелъ на помощь Сербу и что чужеродецъ не могъ обидѣть его. Благословеніе Божіе да будетъ надъ вашими домами и семействами нынѣ и до вѣка! Смиренный патріархъ Іосифъ».
11-го декабря изданъ былъ приказъ всѣмъ властямъ воеводства церковнымъ, гражданскимъ и военнымъ, въ которомъ исчислено было пятнадцать преступленій, влекущихъ за собою смертную казнь: сюда включены были всѣ виды народнаго оскорбленія и невѣрности народному дѣлу. Въ прокламаціи, извѣщавшей о восшествіи на престолъ Франца Іосифа, патріархъ ободрялъ жителей Сербскаго воеводства. Кузьма Теодоровичь, верховный правитель народнаго войска, также приглашалъ сербскихъ ополченцевъ поддержать славу великаго Душана, князя Лазаря, Милоша Обилича и другихъ сербскихъ героевъ. Майергоферъ тоже одушевлялъ ополченцевъ особою прокламаціей [83].
Воззваніе патріарха произвело сильное дѣйствіе въ Сербскомъ княжествѣ; почти во всѣхъ городахъ Сербіи собирались новыя ополченія; на борьбу съ Мадьярами, собрались старый Милосавъ Здравковичь Ресавацъ, Лазарь Зубанъ, нѣкоторые изъ окружныхъ начальниковъ; они приводили съ собой новыя толпы вооруженныхъ Сербовъ; но еще чаще стали приходить ополченцы изъ княжества послѣ того, какъ въ виду князя Александра Кара-Георгіевича, стоявшаго на правомъ берегу Дуная, недалеко отъ Бѣлграда съ 6 пушками и нѣсколькими батальонами, Мадьяры зажгли торговый городъ австрійскихъ Сербовъ Панчево, лежащій на лѣвомъ берегу Дуная. Съ новыми ополченцами перешелъ и адъютантъ Кара-Георгіевича, маіоръ Александъ Трифковичь. Война кипѣла на всемъ пространствѣ Венгріи и дѣйствія сербскаго ополченія составляли только малую часть этой великой борьбы. Но это ополченіе уже не было народнымъ войскомъ, а мало по малу превращалось въ южную австрійскую армію. Народнаго воеводы уже не было въ живыхъ. Теодоровичь и Майергоферъ не могли имѣть такого значенія. Изъ сѣверной арміи прибыло нѣсколько офицеровъ; еще болѣе перешло
292
ихъ изъ венгерскихъ лагерей послѣ манифестовъ, изданныхъ новымъ императоромъ. При содѣйствіи этихъ офицеровъ сербское ополченіе было преобразовано и устроено по образцу граничарскихъ полковъ. Туда ше переходили и солдаты изъ венгерскихъ полковъ, оставляя мадьярскихъ начальниковъ. Все это разнородное войско уже не зависѣло болѣе отъ Главнаго Отбора, но отъ австрійскаго генеральнаго штаба и получало свою плату изъ кассы военнаго министерства. Многіе изъ Сербовъ поняли, что народное движеніе приняло иной характерь и винили въ этомъ патріарха, который связывалъ народное дѣло съ своими полномочіями. Въ указѣ 11 декабря между прочимъ было сказано, что смертной казни подлежитъ и тотъ, кто будетъ осуждать дѣйствія патріарха. Но въ то же время Раячичь не могъ противостать тому направленію, которое все болѣе и болѣе овладѣвало Главнымъ Отборомъ, который подъ руководствомъ возвратившагося Стратимировича приступилъ къ составленію устава для воеводства. Требовательность патріарха съ одной стороны и безсиліе съ другой возбуждали сильную оппозицію въ Отборѣ и въ народѣ. Личныя отношенія къ патріарху Стратимировича, вице президента Отбора и бывшаго верховнаго вождя, усилили вражду такъ, что Отборъ раздѣлился на двѣ части, изъ коихъ бóльшая была не на сторонѣ патріарха, который проживалъ большію частію уже не въ Карловцахъ, а въ Землинѣ. Газета «Вѣстникъ» сдѣлалась органомъ патріарха, газета «Напредак» органомъ оппозиціи. 9-го января появилось распоряженіе патріарха, объявлявшее Стратимировича виновнымъ въ нарушеніи указа отъ 11 декабря; но черезъ день Отборъ объявилъ это приказаніе недѣйствительнымъ. Патріархъ приказалъ арестовать многихъ изъ приверженцевъ Стратимировича, и въ томъ числѣ его двоюроднаго брата. Но въ то же время часть ополченій перешла на сторону Отбора и Стратимировича и расположилась лагеремъ близь Карловца. Посредничество Матвѣя Ненадовича и Кничанина не привело ни къ чему, и патріархъ переѣхалъ въ Бечкерекъ, гдѣ стоялъ Кничанинъ съ своими ополченцами. Оттуда патріархъ потребовалъ къ себѣ 16 января весь Отборъ, но послѣдній отправилъ къ нему депутацію, приглашая его самого возвратиться въ Карловцы. Патріархъ отвѣчалъ угрозою объявить воеводство въ осадномъ положеніи. Тогда Отборъ переселился въ Бечкерекъ, но патріархъ переѣхалъ въ главную квартиру генерала Теодоровича. Отборъ рѣшилъ слѣдовать за нимъ, но не всѣ приняли такое рѣшеніе. Вскорѣ однакожь получено было извѣстіе, что патріархъ удалился въ Темешваръ, Отборъ
293
послѣдовалъ за нимъ и туда. Наконецъ 28 и 29 января состоялись тамъ засѣданія Отбора, въ которыхъ предсѣдательствовалъ патріархъ и присутствовалъ членъ правительства въ Сербскомъ княжествѣ, Стоянъ Симичь. Патріархъ представилъ разные обвинительные акты противъ Стратимировича, который обвинялся въ революціонныхъ стремленіяхъ. Отборъ защищалъ своего вице-президента и свои коллегіальныя права. Но послѣ долгихъ препирательстъ Отборъ долженъ былъ постановить, чтобы патріархъ съ необходимымъ числомъ совѣтниковь, свѣдущихъ въ разныхъ частяхъ управленія, вмѣстѣ съ генеральнымъ коммисаромъ и секретаремъ воеводы образовалъ особую комиссію, которая замѣнила бы главный Отборъ; Стратимировича же Отборъ поручалъ милости патріарха. Такимъ образомъ все управленіе осталось въ рукахъ патріарха; вмѣсто членовъ, назначенныхъ народомъ въ правительствующія коммиссіи, стали засѣдать члены, назначенные патріархомъ; въ будущемъ ихъ ожидала зависимость отъ австрійскаго правительства.
14 февраля обнародованъ былъ списокъ новыхъ правителей. Наибольшимъ значеніемъ между ними пользовался Яковъ Живановичь, бывшій родственникомъ патріарха и дѣйствовавшій всѣми средствами противъ Стратимировича во время его разрыва съ Раячичемъ. Успѣхи фельдмаршала Виндишгреца, который занялъ Пештъ и Будинъ и принудилъ мядьярское министерство удалиться въ Сегединъ, должны были еще болѣе укрѣпить партію Раячича и поразить оппозицію. Новый ударъ нанесенъ былъ народной партіи тѣмъ что часть сербскихъ ополченцевъ, сражавшихся подъ однимъ знаменемь съ своими собратьями противъ Мадьяръ, удалились въ отечество вслѣдствіе распри между Кничаниномъ и Лазаремъ Зубаномъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, слыша о дѣйствіяхъ Стратимировича и его партіи, сербское правительство стало подчиняться внушеніямъ англійскаго и французскаго консульствъ, дѣйствовавшихъ въ пользу Мадьяръ и увѣрявшихъ какъ турецкихъ министровъ, тамъ и Сербскаго князя, что среди сербскаго ополченія бродятъ революціонные замыслы, опасные для Сербіи и Порты. Австрійское правительство съ своей стороны также стремилось измѣнить въ свою пользу отношенія, установившіяся на югѣ Венгріи. Тотчасъ же по освобожденіи Сербскаго воеводства отъ мадьярскихъ войскъ генералъ Рукавина посланный комендантомъ въ Темешваръ и не принимавшій до тѣхъ поръ никакого участія въ войнѣ, потребовалъ, чтобы патріархъ Раячичь подчинился ему, какъ въ военныхъ, такъ и гражданскихъ дѣлахъ. Патріархъ послалъ жалобу императору, но Францъ Іосифъ призналъ подчиненіе
294
Сербскаго воеиодства и его временнаго правителя, патріарха, темешварскому коменданту въ видѣ временной мѣры. Такое распоряженіе возбудило сильное негодованіе не только въ мѣстныхъ Сербахъ, но и въ пришедшихъ изъ княжества. Многіе говорили, что патріархъ, захвативши въ свои руки всю власть въ воеводствѣ, потерялъ возможность защищаться. Къ этому времени подоспѣло и приглашеніе Александра Кара-Георгіевича, присланное къ Кничанину, чтобы Сербы возвратились въ княжество. Къ тому же и Австрійцы убѣждены были, что Венгрія покориласъ. Стефанъ Петровичь Кничанинъ увелъ своихъ ополченцевъ за Дунай, объявивъ, что дѣло ихъ кончено [84].
Но преждевременное возвращеніе австрійскаго правительства къ прежней политикѣ чуть было не погубило его. Славянскіе народы, сражавшіеся противъ Мадьяръ за своюс вободу и не подозрѣвавшіе, что они бьютси только за Австрію, утратили свою прежнюю отвагу и одушевленіе. А въ Трансильваніи само правительство не позволило возстать Румынамъ противъ Мадьяръ, видя ясно, что они готовы вооружиться за свою независимость. Повсюду началась реакція противъ того вліянія, которое Славяне могли получить въ имперіи, разбивъ Мадьяръ; но вмѣстѣ съ тѣмъ наступилъ поворотъ и въ военномъ счастіи. Въ это время Мадьяры пригласили для начальства отдѣльными корпусами свеей арміи двухъ Поляковъ, отличавшихся военными способностями, Дембинскаго и Бена. Первый сталъ извѣстенъ еще во врема революціи 1830 года и потомъ отличался въ Алжиріи. Онъ приняль мадьярское предложеніе съ условіемъ, чтобы венгерское правительство признало по возможности требованія Славянъ, что бы Мадьяры связали свое дѣло съ интересами западныхъ и южныхъ Славянъ и въ случаѣ успѣха обратили бы потомъ свои силы въ пользу Польши. Такимъ образомъ таже идея федераціи одушевляла польскихъ вождей, вступившихъ въ венгерскую армію, какъ и остальныхъ Славянъ, съ тою только разницей, что они заключали союзъ съ Венгріей, а не съ Австріей. Но ихъ ошибка была грубѣе, ибо съ одной стороны Чешскія земли, по своему географическому положенію не могли безъ сильныхъ препятствій вступить въ такую федерацію, а съ другой стороны отношенія Мадьяръ къ Сербамъ, Хорватамъ и Словакамъ были такъ испорчены вѣковою враждой и насиліями, что не было никакой возможности поправить ихъ. На зовъ польскихъ вождей въ Венгрію явилось значительное число польскихъ ополченцевъ, иные насчитывали ихъ до 20.000, и союзная армія получила имя Мадьяро-Славянской. Дембинскій принялся
295
устроивать эту армію, а Бемъ возъимѣлъ мысль освободить Трансильванію отъ императорскихъ войскъ, посредствомъ партизанской войны. Онъ быстро спустился въ эту юго-восточную провинцію Австрійской имперіи и чрезъ нѣсколько дней у него уже былъ отрядъ въ 10.000 человѣкъ, состоявшій преимущественно изъ Поляковъ и Секлеровъ, мѣстнаго мадьярскаго племени. Вторженіе Бема ознаменовано было страшными жестокостями: селенія, чрезъ которыя проходили его войска, были выжигаемы, а жители ихъ истребляемы. Незначительный отрядъ императорскихъ войскъ быстро отступалъ передъ ними. Жители Германдштата, Саксы нѣмецкаго происхожденія, увидавъ слабость австрійскихъ силъ, стали просить помощи у генерала Лидерса, начальствовавшаго русскими войсками, которыя занимали Румынскія княжества. Ихъ просьба была удовлетворена, хотя Россія еще не условилась о помощи Австріи: положеніе Саксовъ, лишенныхъ всякаго сообщенія съ Вѣной, давало русскому вмѣшательству характеръ частнаго вспомоществованія. Генералъ Энгельгардтъ и полковникъ Скарятинъ вступили въ Трансильванію и заняли Германдштатъ и Кронштадтъ; оставивъ гарнизоны въ этихъ городахъ, они выступили съ незначительными силами противъ Бема, выдержали сраженіе съ его войсками и, не будучи поддержаны австрійскимъ генераломъ Пюхнеромъ, очистили занятые ими города и возвратились назадъ. Множество жителей удалилось вмѣстѣ съ русскими войсками. Страна снова осталась въ рукахъ Бема, который навелъ ужасъ на все ея населеніе высокими контрибуціями, жестокими экзенуціями и грабежами. Образованы были особыя подвижныя колонны, чтобы жечь и разорять хутора и деревни. Ненависть Мадьяръ къ внезапно освободившмися изъ подъ ихъ власти Румынамъ проявилась во всей ея силѣ. Занявъ Трансильванію, Бемъ готовился вторгнуться въ Банатъ. А между тѣмъ мадьярская армія была уже совершенно организована; вмѣстѣ съ войсками Бема въ ней считалось семь корпусовъ. Но между ея вождями не было единства и согласія. Пришельцы большею частію отличались демократическими стремленіями, и Кошутъ, заключившій союзъ съ европейскою демократіей, довѣрялъ имь болѣе другихъ; но между природными Мадьярами, воспитанными на аристократическихъ преданіяхъ, многіе относились неблагосклонно къ такимъ союзникамъ. Но это не помѣшало мадьярскимъ вождямъ поправить свои дѣла на сѣверѣ. Виндишгрецъ отступилъ къ Пешту, а за тѣмъ къ Острыгому (Грану), и не могъ помѣшать Гёргею занять неприступную крѣпость Коморнъ. По отступленіи Виндишгреца,
296
кончившемся гибелью его арміи, Мадьяры подъ начальствомъ отважнаго Перцеля возобновили наступателыюе движеніе на югь; они взяли 22 марта неприступный прежде для нихъ Сенъ-Томашъ и продолжали быстро подвигаться впередъ, тѣсия предъ собою Сербовь. Выбивъ ихъ послѣ нѣсколькихъ стычекъ изъ древнихъ римскихъ валовъ, Перцель занялъ Новый Садъ и Панчево и сталъ на Дунаѣ; въ тоже самое время Бемъ свирѣпствовалъ въ восточныхь частяхъ Баната. Сербское воеводство постигла таже участь, какая выпала на долю Трансильваніи. Цѣлыми толпами должны были бѣжать жители воеводства въ Славонію и Сербское княжество, укрываясь отъ разсвирѣпѣвшихъ враговъ, не щадившихъ ни женщинъ, ни старцевъ, ни дѣтей и истреблявшихъ все сербское отъ церкви до хижины [85].
Но въ это время уже приближались къ концу переговоры о русской помощи Австрійцамъ, и потому, когда патріархь Раячичь снова обратился къ Сербскому князю съ просьбой о помощи, русскій консулъ въ Бѣлградѣ поддержалъ его и Кничанинъ опять явился съ отрядомъ войска на сѣверномъ берегу Дуная. Онъ укрѣпился въ Тителѣ, городѣ сербскихъ чайкистовъ, окруженномъ водами Дуная и Тиссы и въ этой природной твердынѣ выдержалъ сильный натискъ непріителя. Между тѣмъ австрійскія войска, поддержанныя русскими, снова вступили въ Венгрію, а хорватскій банъ Елачичь двинулся на освобожденіе Кничанина и прогнавъ Мадьяръ, бомбардировалъ въ началѣ іюня Новый Садъ, а потомъ направился на соединеніе съ русскими и австрійскими войсками. Сербское ополченіе осталось между Тителемъ и Новымъ Садомъ, чтобы защищать переходы чрезъ Дунай и Тиссу. Но вскорѣ Елачичь, встрѣтившись съ отрядомъ мадьярскаго генерала Гюйона, долженъ былъ снова отступить къ Тителю, перейти Дунай и окопаться подъ Карловцами. 11 іюля Мадьяры напали на Кничанина, остававшагося подъ Тителемъ, но онъ съ успѣхомъ отразилъ ихъ нападеніе. Это была послѣдняя стычка между Мадьярами и Сербами; ибо 28 іюля, въ сраженіи при Темешварѣ, соединенныя силы Австрійцевъ и Русскихъ положили конецъ борьбѣ на нижнемъ Дунаѣ, а 1 августа Гёргей сдался подъ Вилягошемъ русскому отряду, состоявшему подъ начальствомъ генерала Ридигера; чрезъ нѣсколько дней сдались и другіе мадьярскіе отряды. Но Кошутъ, Дембинскій, Бемъ, остатки польскаго и мадьярскаго легіоновъ перебрались черезъ Дунай въ Турцію. Кничанинъ съ своими ополченцами возвратился въ Сербію, унося съ собой нѣсколько благодарственныхъ писемъ,
297
свидѣтельствовавшихь о его мужествѣ: отъ патріарха Раячича, отъ черногорскаго владыки Петра Петровича Нѣгоша, отъ генерала Теодоровича и жителей Панчева. Патріархъ еще 30 января произвелъ его въ генералъ майоры; черногорскій владыка прислалъ ему золотую медаль Милоша Обилича, австрійскій императоръ орденъ Леопольда второй степени, русскій императоръ орденъ св. Анны той же степени; Александръ Кара-Георгіевичъ 15 августа послалъ ему дорогую саблю за отличныя заслуги, оказанныя Сербскому народу. Но въ результатѣ австрійскіе Сербы ничего не выиграли за всѣ жертвы, принесенныя ими и задунайскими братьями ихъ на пользу Австріи. Сербы также какъ и Мадьяры были обезоружены Австрійцами. Остались только воспоминанія и благодарственные подарки и письма.
По окончаніи войны Кничанинъ посѣтилъ въ Загребѣ бана Елачича, который подарилъ ему на память серебрянную вызолоченную чашу, на коей изображенъ былъ сербскій ополченецъ и вырѣзаны имена двухъ мѣстностей, при защитѣ которыхъ Кничанинъ обнаружилъ особенное мужество. Изъ Загреба онъ отправился въ Вѣну, чтобы тамь представиться Францу Іосифу, и получилъ изъ рукъ его орденъ Маріи Терезіи третьей степени. При отъѣздѣ изъ Вѣны, ему на станціи желѣзной дороги устроена была большая овація Сербами, Хорватами и Чехами, при чемъ Яковъ Живановичь, говоря прощальную рѣчь, сказалъ, что доблестный Кничанинъ въ своей аудіенціи у императора былъ истиннымъ представителемъ Сербскаго воеводства, потерявшаго своего воеводу. Самъ Живановичь находился тогда въ Вѣнѣ, какъ депутатъ при императорскомъ дворѣ отъ Сербскаго воеводства. Кничанинъ отвѣчалъ горячею рѣчыо, призывая въ ней счастливую судьбу на юное воеводство. Когда онъ вернулся на родину, то Сербы изъ воеводства поднесли ему пушку, на которой высѣчена была золотомъ хвалебная надпись; а чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ того чешскіе патріоты прислали ему два дорогихъ пистолета, сопровождая ихъ почтительнымъ адресомъ, на что Кничанинъ отвѣчалъ имъ письмомъ и посылкою въ Прагу той сабли, которая была при немъ во время борьбы съ Мадьярами. Такъ чествовали доблестнаго вождя сербскихъ ополченцевъ австрійскіе Славяне. Такъ какъ русскій и австрійскій государи, посылая Кничанину ордена, называли его въ своихъ грамотахъ генераломъ и воеводою, то Сербскій князь призналъ за нимь право на эти титулы и внутри Сербіи, что поставило благороднаго Кничанина на такую же высоту, на какой стоялъ Вучичь, сильно раздраженный общимъ вниманіемъ къ его сопернику [86].
298
Что же касается Сербовъ, населявшихъ Банатъ и сосѣднія земли южной Венгріи, то они хотя и не получили независимаго внутренняго правленія, но за территоріей, населяемой ими осталось имя Сербскаго воеводства; въ титулъ императора включены были слова «Великій воевода Сербскаго воеводства»; генералъ, начальствовавшій надъ войсками, расположенными въ Банатѣ, получилъ названіе вице-воеводы; патріарху дозволено было созывать по мѣрѣ надобности церковно народные соборы, которые бы обсуждали церковныя, школьныя и другія народныя дѣла австрійскихъ Сербовъ. Все это признано было императорскимъ патентомъ, изданнымъ 18 ноября 1849 года, въ которомъ было обѣщано также позаботиться въ будущемъ о точномъ опредѣленіи отношеній воеводства къ цѣлой имперіи. Но все это были одни обѣщанія: у воеводства не было ни воеводы, ни устава, самыя границы его не были никогда опредѣлены; вице воеводою назначенъ былъ генералъ Коронини; и только патріархъ Раячичь, сохранившій этотъ изчезнувшій въ сербской церкви титулъ, напоминалъ своей паствѣ о ея несбывшихся надеждахъ и стремленіяхъ. Дѣйствительно Мадьяры были побѣждены; дѣйствительно мадьяризація отошла на задній планъ, но, спрашивается много ли выиграли изъ того венгерскіе Сербы? Отвѣчать на этотъ вопросъ мы должны отрицательно: борьба противъ Мадьяръ, начатая венгерскими Славянами во имя національной свободы, перешла въ руки правительства, которое стало дѣйствовать во имя централизаціи и нѣмецкой культуры. Борьба съ Мадьярами была Славянамъ по плечу; Мадьяры уже давно утратили свою азіятскую дикость и уступали предъ силой чуждой имъ культуры, какъ и южные Славяне; даже въ численномъ отношеніи они не превосходили венгерскихъ Славянъ и другихъ народовъ не мадьярскаго происхожденія взятыхъ вмѣстѣ. Совершенно иное случилось, когда на всемъ пространствѣ земель Венгерской короны водворилась нѣмецвая опека, тѣснившая равно и Мадьяръ и Славянъ. Недавніе враги, увидѣвъ неожиданныя для нихъ послѣдствія междоусобной войны, скоро поняли свою ошибку. Новый недругъ, получившій мало-помалу преобладающее вліяніе въ ихъ земляхъ, былъ тѣмъ опаснѣе, что дѣйствовалъ систематически, опираясь на законы, имъ же самимъ созданные. Нѣмцы явились въ Венгрію съ рѣзко очерченнымъ характеромъ своей народности, съ твердымь сознаніемъ своей цѣли, чѣмъ вовсе не могли похвалиться ни Мадьяры, ни венгерскіе Славяне. Нѣмецкій землевладѣлецъ не дружился ни съ мадьярскимъ, ни съ славянскимъ землевладѣльцемъ; его нельзя было закупить аристократическимъ характеромъ
299
венгерской конституціи, которая не вынесла междоусобной войны и не защитила Венгріи отъ чужаго вмѣшательства. Нѣмецкій землевладѣлецъ не переходилъ въ ряды венгерскихъ магнатовъ и венгерскаго дворянства, не отрекался отъ своего языка и отъ своей народности. Точно также нѣмецкій чиновникъ поддерживаемый правительствомъ вытѣснялъ изъ администраціи чиновниковъ мадьярскаго и славянскаго происхожденія. Нѣмецкія торговыя фирмы, нѣмецкіе фабриканты и промышленники уже не должны были пріобрѣтать за высокія суммы право индигената въ Венгріи, какъ это было до 1848 года; въ то же время на помощь имъ притекали капиталы изъ Германіи и овладѣвали не только внѣшнею, но и внутреннею торговлей въ Венгріи. Среди населенія такъ называемыхъ вольныхъ королевскихъ городовъ, получившихъ свои привилегіи еще до перехода Венгріи подъ власть Габсбурговъ, нѣмецкій элементъ значительно усилился и захватилъ въ свои руки городское управленіе. Многочисленныя нѣмецкія колоніи,разсыпанныя чуть не по всѣмъ комитатамъ Венгріи, послужили сильной опорой для распространенія нѣмецкаго вліянія среди разноплененнаго сельскаго люда Венгерскихъ земель. Не только сами Мадьяры, но и Славяне, такъ дружно возставшіе противъ нихъ въ 1848 году, поняли, что борьба перенесена изъ политическихъ сферъ на интересы общественной и домашней жизии.
«Нѣмщина усиливается среди насъ съ каждынъ днемъ, а прежде она была едва замѣтна, говорилъ одинъ изъ хорватскихъ публицистовъ въ статьѣ, пострадавшей отъ австрійской цензуры Баховскихъ временъ: нынѣшнее основаніе ея, языкъ служебный, замѣняемь былъ прежде языкомъ латинскимъ и нашимъ. Изь Вѣны и изъ Пешта писали прежде въ провинціи по латынѣ; наши жупаны переписывались между собою по нашему, а мадьярскіе по мадьярски. Въ общественной жизни не было ни слѣда, ни звука нѣмецкаго, не было имъ тогда ни чести, ни почтенія, никто тогда не требовалъ ихъ. Славное то было время для нашей народности, когда ея наиглавнѣйшій непріятель, Нѣмщина, не имѣлъ доступа въ службу по нашимъ областямъ ни съ которой стороны. Теперь же все перемѣнилось! Нашъ, нашей народности и нашей будущности главный врагъ господствуетъ надъ нами политически и повелѣваетъ нами на нѣмецкомъ языкѣ. Сколько разъ южное славянство приносило большія жертвы за Австрію, думая, что борется за Австрію федеративную, и воть награда за его пожертвованія. Нашъ языкъ изгоняется отовсюду; на его мѣсто вводится насильно языкъ нѣмецкій. Какъ будто мы ничему не можемъ научиться безъ нѣмецкаго языка?
300
Какъ будто нѣтъ другихъ, сродныхъ намь славянскихъ литературъ: русской, польской и чешской? Развѣ онѣ не могутъ послужить для насъ на первыхъ порахъ средствомъ къ просвѣщенію нашего народа? Мы должны бороться противъ господства нѣмецкаго языка въ нашихъ земляхъ, должны бороться противъ духовной гегемоніи Нѣмцевъ надъ нами, ибо она ведетъ за собою нравственное преобладаніе, а послѣднее можетъ повлечь и къ политическому господству Нѣмцевъ надъ нашимъ отечествомъ» [87].
Образовавшаяся среди южныхъ Славянъ послѣ 1849 года, и особенно во времена Баховскаго министерства, партія основывалась въ своихъ продостереженіяхъ о завоевательныхъ замыслахъ нѣмецкой партіи въ Австріи на союзѣ послѣдней съ Германіей, на большей культурной силѣ Нѣмцевъ, чѣмъ Мадьяръ. Нѣкоторые доходили даже до того, что отрицали пользу, которую принесло Славянамъ вмѣшательство Россіи въ венгерскія дѣла. Но это было несправедливо. Какъ ни малочисленны были Мадьяры, какъ ни стояли они ниже Нѣмцевъ по развитію; но они принадлежали еще къ числу народовъ свѣжихъ, борьба съ которыми для венгерскихъ Славянъ, предоставлеиныхъ самимъ себѣ, была не совсѣмь по силамъ. Въ этомъ отношеніи русское вмѣшательство принесло ту пользу, что пріостановило стремленія Мадьяръ и дало возможность на нѣкоторое время венгерскимъ Славянамъ обдумать свою программу дѣйствій и достичь немалыхъ успѣховь въ дѣлѣ національнаго развитія. Но у Россіи были и другія, еще важнѣйшія, побужденія принять участіе въ Венгерской войнѣ. Она предупреждала замыслы польской эмиграціи противъ ея собственныхь владѣній, нанося этимъ замысламь рѣшительный ударъ въ степяхь Венгріи и не допуская ихъ за Карпаты, къ берегамъ Вислы. Вмѣстѣ съ тѣмъ, вмѣшавшись въ борьбу народовъ, населявшихъ верхнее и среднее теченіе Дуная, Россія обезпечивала спокойствіе земель, лежащихъ въ нижнемъ бассейнѣ этой рѣки, и наконець впервые силою оружія и своевременною помощію утверждала свое вліяніе и значеніе среди Славянь австрійскихъ, чтò уже одно оправдывало ея участіе въ войнѣ. Но въ первые дни, послѣ торжества надъ Венгріей, господство нѣмецкой партіи на всемъ пространствѣ Австрійской имперіи дѣйствительно приняло такіе ужасавшіе размѣры, ибо русская дипломатія не потрудилась ничего выговорить предъ вѣнскимъ правительствомъ, ни въ пользу покоренныхъ, ни въ пользу своихъ союзниковъ, что возгласы вышеупомянутой славянской партіи должны были выслушиваться съ большимъ довѣріемъ въ цѣлой Венгріи. Дѣйствительно Австрія не
301
только снова стала въ рядъ первостепенныхъ державъ Европы, но и возвратила себѣ громкій титулъ первостепеннаго нѣмецкаго государства. Такъ называемая велико-германская партія снова водрузила въ Вѣнѣ свое знамя; бывшіе члены франкфуртскаго парламента получили видныя мѣста и сильное вліяніе въ вѣнскомъ кабинетѣ. Не добившись политическаго единства для своего отечества, Германіи, нѣмецкіе патріоты всѣхъ партій и мнѣиій нашли въ Австріи новое обширное поприще для своей дѣятелыюсти. Внутренняя борьба нѣмецкихъ партій и правительствъ вовсе не отдалила ихъ отъ преслѣдованія національныхъ интересовъ, а еще болѣе сдружила въ этомъ отношеніи. Объявленіе Познани нѣмецкою провинціей, преобладаніе нѣмецкой администраціи во всѣхъ земляхъ Австрійской имперіи, распространеніе торговаго вліянія Германіи на земли средняго и нижняго Дуная: таковы были первые плоды, пожатые нѣмецкою народностью вслѣдствіе междоусобія, которое вели народы, отдѣлявшіе Германію отъ Россіи и Турціи. «Востокъ долженъ сдѣлаться нѣмецкою Калифориіей», говорили даже члены Баварскаго парламента. Франкфуртская великогерманская партія была внѣ себя отъ восторга: успѣхи нѣмецкаго владычества на юго-востокѣ Европы и неразлучной съ нимъ германизаціи представлялись имъ вполнѣ обезпеченными. Казалось, сами обстоятельства содѣйствовали тому, чтобы вся средняя Европа обратилась со временемъ въ обширную Нѣмецкую имперію. То, чего опасался Палацкій за цивилизацію и человѣчество со стороны Россіи, грозило теперь отъ Великой Германіи. Могли ли оставаться покойными въ виду такой опасности австрійскіе Славяне? [88].
Но эта нѣмецкая держава, какою стремилась сдѣлаться Австрія послѣ 1848 года, начинала обращать свои требованія даже къ Портѣ, чего не было въ продолженіе нѣсколькихъ десятилѣтій. Поводомъ къ этимъ требованіямъ были венгерскіе бѣглецы, укрывшіеся въ Видинѣ послѣ сдачи Гёргея при Вилягошѣ. Австрійскій интернунцій, поддерживаемый русскимъ посланникомъ, требовалъ отъ Порты изгнанія какъ Мадьяръ, такъ и Поляковъ, укрывшихся за Дунаемъ. Порта уклонилась отъ исполненія такого требованія. Тогда въ Константинополь прибылъ русскій генералъ-адъютантъ князь Радзивилъ съ болѣе настойчивыми требованіями по тому же вопросу; но Порта опять отвѣчала отказомъ. Русскія требованія опирались на ст. 2 Кучукъ-Кайнарджійскаго договора, заключеннаго между Россіей и Портой 10 (21) іюля 1774 года, въ которой говорилось о взаимной выдачѣ подданныхъ обѣихъ сторонъ, совершившихъ
302
какое либо важное преступленіе, или обвиняемыхъ въ неповиновеніи властямъ и измѣнѣ. Порта отвѣчала, что эта статья давно уже не соблюдалась самой Россіей и была нарушена ею во время греческаго возстанія. Даже на угрозу прервать дипломатическія сношенія, Порта отвѣчала новымъ отказомъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ Порта обратилась съ вопросами по этому дѣлу къ французскому и англійскому посланникамъ, показывавшими, что она разсчитывала на поддержку обѣихъ западныхъ державъ. Вопросы были слѣдующаго рода: 1) Договоры Кучукъ-Кайнарджійскій и Пожаревацкій (съ Австріей) даютъ ли право обѣимъ державамъ требовать удаленія венгерскихъ бѣглецовъ? 2) Отказъ Порты выдать этихъ бѣглецовъ составляетъ ли нарушеніе договоровъ? 3) Вслѣдствіе этого отказа могутъ ли обѣ державы объявить Портѣ войну? 4) Если эти державы объявятъ Портѣ войну, поддержатъ ли Фраіщія и Англія Турцію вооруженной рукой? 5) Бѣглецы, обозначенные Россіею, суть-ли подданные этой державы? 6) Въ случаѣ, если бы отказъ Порты произвелъ только разрывъ сношеній между Диваномъ и министерствами обѣихъ державъ и болѣе или менѣе продолжительную холодность, или нерасположеніе этихъ двухъ державъ въ Турціи, то согласятся ли Франція и Англія содѣйствовать возстановленію прежнихъ отношеній между Турціей и помянутыми державами?»
Отвѣтъ данъ былъ слѣдующій. «1) Нѣтъ, Кучукъ Кайнарджійскій и Пожаревацкій договоры не даютъ такого права Австріи и Россіи; 2) нѣтъ, отказъ Порты не составляетъ нарушенія договоровъ; 3) нельзя полагать, чтобы отказъ могъ повести за собой объявленіе войны, и подобное объявленіе если оно будетъ имѣть мѣсто, не можетъ быть оправдано; 4) посланники могутъ обезпечить вооруженную помощь Франціи и Англіи только вслѣдствіе особыхъ инструкцій; 5) возможно, что нѣкоторые изъ бѣглецовъ, названныхъ Россіей, были или еще суть подданные этой державы, но вообще несомнѣнно, что бѣглецы, выдачи которыхъ требуютъ, не состоятъ подданными Россіи; 6) да, Франція и Англія будутъ дѣятельно посредничать, чтобы возстановить согласіе и добрыя отношенія между Портой, Россіей и Австріей».
Послѣ того посланники, англійскій сэръ Стратфордъ-Каннингъ и французскій генералъ Опикъ, подписали общую ноту, въ которой, признавая за Россіей и Австріей право на требовавіе, заявленное ими, высказали намѣреніе принять на себя дѣятельное посредничество, чтобы возстановить добрыя отношенія между Портою и угрожавшими ей державами. Вслѣдъ за тѣмъ англійское правительство отправило
303
ноту въ Петербургъ, въ которой, отдавая справедливость заслугамъ Россіи предъ Европою, среди которой она возстановила миръ, признавая за Россіей право требовать, чтобы мятежники не оставались подлѣ ея границъ, возражало противъ требованія выдачи, нарушавшаго всѣ основанія международнаго права. Бѣглецы, какъ политическіе дѣятели, считались невыдаваемыми; ихъ товарищи, бѣжавшіе въ другія земли, не могли имѣть большихъ предъ ними правъ. Какъ мало однакожь заслуживали ходатайство европейскихъ державъ мадьярскіе и польскіе бѣглецы, это доказали нѣкоторые изъ нихъ, принявъ добровольно магометанство. Такихъ ренегатовъ было около 30 человѣкъ и во главѣ ихъ стоялъ Бемъ. Порта и сама сознавала, что нельзя давать важнаго дипломатическаго значенія вопросу о бѣглецахъ и вмѣшивать въ него Францію и Англію; а потому она отправила въ Петербургъ особаго коммиссара Фуадъ-эфенди, поручивъ ему переговорить съ русскимъ кабинетомъ помимо всякаго посторонняго вмѣшательства. Такой шагъ Порты значительно измѣнилъ дѣло. Посланники Австріи и Россіи объявили Поріѣ, что отказываются отъ требованія выдачи мадьярскихъ и польскихъ бѣглецовъ и требуютъ только изгнанія ихъ. Порта однакожь не соглашалась удалить принявшихъ исламъ. Но требованія Россіи и Австріи были тѣмъ законны, что основывались на справедливомъ требованіи удалить бѣглецовъ отъ границы съ береговъ Дуная. При этомъ однакожь русскій посланникъ требовалъ изгнанія изъ Османской имперіи всѣхъ Поляковъ, принадлежащихъ къ эмиграціи и имѣвшихъ иностранные паспорты или даже принявшихъ турецкое подданство, но безъ дозволенія русскаго императора. Но во всякомъ случаѣ вопросъ уже потерялъ свой прежній характеръ. Правда письмо Кошута къ лорду Пальмерстому чуть было не вызвало новыхъ затрудненій для Порты, ибо Англія и Франція выслали свои флоты къ Дарданелламъ. Но Турція сама воспротивилась покушенію Англичанъ пройти чрезъ проливъ; а Россія протестовала противъ такого нарушенія лондонскаго трактата 1841 года энергическою нотой. Послѣ того бѣглецы частію переселены были въ малую Азію, частію удалились во Францую, Англію и Сѣверную Америку [89].
Поднимался было и другой вопросъ, вызванный событіями 1848 и 1849 годовъ, и касавшійся не только Турціи, но и Сербіи, — вопросъ о положеніи христіанъ въ Болгаріи и Босніи. Борьба, совершавшаяся на сѣверъ отъ Дуная и Савы, пробудила въ христіанахъ жажду свободы или по крайней мѣрѣ облегченія отъ вѣковыхъ страданій.
304
Въ томъ самомъ Видинѣ, куда удалились въ началѣ венгерскіе бѣглецы, властвовалъ болѣе двадцати лѣтъ Гуссейнъ-паша, сперва другъ и пріятель Милоша, а потомъ сербскихъ уставобранителей, погрязшій во всякаго рода монополіяхъ и беззаконныхъ стяжаніяхъ. Онъ властвовалъ въ своемъ пашалыкѣ, подобно тому какъ Мегметъ-Али въ Египтѣ, имѣлъ подлѣ себя большой дворъ, но умѣлъ во время останавливать незначительными уступками недовольство христіанъ. Въ Босніи все еще продолжалось дѣло о введеніи танзимата, то есть уничтоженіи кулука и введеніи однообразной подати, не превышавшей трети чистаго дохода каждаго обывателя. Старый Тагиръ паша, врагь прежнихъ порядковъ, жестоко наказывалъ спахій и беговъ, не хотѣвшихъ повиноваться новымъ предписаніямъ. Но венгерская война взволновала населеніе Болгаріи и Босніи. Видинскій паша былъ смѣненъ и спокойствіе въ пашалыкѣ не нарушено, только благодаря близости русскихъ войскъ, занимавшихь Румынскія княжества и Трансильванію. Но въ 1850 году видинскіе Болгары поднялись, требуя себѣ христіанскаго правителя. Носились слухи, что эта роль дана будетъ или Милошу Обреновичу, или его сыну Михаилу. Населеніе трехъ округовъ взялось за оружіе и потерпѣло сильное пораженіе при нападеніи на крѣпость Велиградецъ. Но христіане все еще были многочисленнѣе Турокъ, которые не могли бороться съ ними въ полѣ. Тогда спахіи употребили хитрость; завели переговоры съ возставшимм, заключили съ ними перемиріе и подъ прикрытіемъ его перерѣзали 212 Болгаръ; а на Власинавацкомь полѣ истребили болѣе 500 возставшихъ. За тѣмъ начались такія же неистовства, какія совершались въ Нишскомъ пашалыкѣ въ 1841 году. Около 200 селеній было выжжено и жители ихъ частію истреблены, частію отведены въ качествѣ рабовъ въ жилища спахій, находившіеся въ Балканахъ. Снова посыпались жалобы христіанъ къ султану, русскому и сербскому правительству. Порта назначила коммиссаромъ для изслѣдованія причинъ возстаніи въ Болгаріи Риза пашу. Оказалось, что невыносимыя подати и оскорбленія женщинъ были главными побужденіями народнаго движенія. Болгары требовали уравненія податей согласно земельной собственности каждаго изъ нихъ и постоянныхъ сроковъ для уплаты; за тѣмъ они просили права носить оружіе при себѣ для защиты своихъ семействъ; далѣе требовали славянскаго духовенства, говорящаго на ихъ языкѣ, вмѣсто греческаго, которое, не понимая ни слова по славянски, разумѣло только доказательства, представляемыя дукатами; наконецъ они требовала строгаго
305
правительственнаго надзора за мѣстными властями. Трудно было удовлетворить такимъ требованіямъ; но внезапно въ Нишъ прибылъ Омеръ-паша, назначенный главнымъ правителемъ прибалканскихъ провинцій. Онъ не затруднился обѣщать Болгарамъ все, чего они ни потребують, и такимъ образомъ успокоилъ ихъ. Русскія войска, все еще стоявшія въ Румынскихъ княжествахъ, не приняли никакого участія въ возстановленіи порядка въ Болгаріи; а сербскіе правители опасались, чтобы планъ Болгаръ избрать своимъ княземъ Милоша не получилъ успѣха.
Движеніе въ Босніи было тѣмъ опаснѣе, что оно исходило отъ мусульманъ. Первое волненіе обнаружилось въ сѣверо-вападномъ углу Босніи, такъ называемой Крайнѣ; но возставшіе большею частію крупные землевладѣльцы, по странному недоразумѣнію, объявили себя союзниками не Мадьярѣ, а бана Елачича, чтò впрочемъ объяснялось ихъ общимъ происхожденіемъ съ Хорватани: они требовали включенія себя въ то большое славянское государство, которое по ихъ мнѣнію должно образоваться вслѣдствіе общей борьбы придунайскихъ народовъ. Такимъ образомъ, не желая оставаться подъ турецкимъ владычествомъ, они готовы были предаться въ руки Австріи. Жители Крайны избрали своимъ начальниконъ Али-Кевича, который велъ свое происхожденіе изъ той же мѣстности, какъ и предки Елачича. Али-Кевичь осадилъ крѣпость Бигачь, гдѣ находился албанскій гарнизонъ. Тагиръ-паша двинулся изъ Травника на освобожденіе Бигача, но увидавъ, что волненіе охватило всю страну, и встрѣчая на каждомъ шагу новыя препятствія, долженъ былъ удаляться назадъ. Возставшіе были хорошо вооружены, имѣли не только ружья, но и пушки. Ими руководили хорватскіе патріоты, приверженцы южнославянскаго единства подъ видомъ Иллиризма. Благодаря усиліямъ этихъ людей, мусульманскіе Босняки вступили въ соглашеніе съ своими христіанскими соплененниками; они были даже въ сношеніяхъ съ жителями старой Сербіи и Македоніи. Все это движеніе, само по себѣ несвязное и неопредѣленное, могло имѣть своимъ послѣдствіенъ хотя нѣкоторое сближеніе между мусульманскими и христіанскими Сербами, подобно тому какъ общая борьба противъ Мадьяръ сблизила между собою Сербовъ княжества и воеводства. Но руководившіе движеніемъ Босняковъ шли гораздо далѣе: они склонили возставшихъ требовать отъ паши, чтобы депутаты всѣхъ Босняковъ, какъ мусульманъ, такъ и христіанъ, созваны были въ Травникъ на общій сеймъ для обсужденіи дѣлъ своей родины. Такой
306
замыселъ оказался однакожь преждевременнымъ; не столыо религіозныя, сколько сословныя различія разрушили его въ самомъ началѣ. Нѣкоторые изъ Босняковъ также разсчитывали на помощь Сербіи, какъ разсчитывали на нее венгерскіе Сербы; но надежды эти были ошибочны, ибо сербскіе правители болѣе чѣмъ когда либо были въ дружбѣ съ Портою. Предоставленные собственнымъ силамъ, разрозненные въ своихъ дѣйствіяхъ, Босняки не могли долго бороться противъ турецкихъ властей. Въ тому же Черногорцы, не признававшіе союза между христіанами и мусульманами, напали на герцеговинскія владѣнія спахій, удалившихся въ Травникъ. Въ такую минуту внезапно явился въ Сараевѣ Омеръ паша, только что успокоившій Болгарію, и быстро усмирилъ Босняковъ. Такимъ образомъ во всѣхъ сѣверныхъ областяхъ Турціи возстановленъ былъ порядокъ; а сербское правительство до такой степени считалось въ Константинополѣ преданнымъ султану, что когда въ началѣ 1850 года умеръ правитель бѣлградской крѣпости Гассанъ-паша, то Порта не задумалась ввѣрить временное управленіе ею Кара-Георгіевичу. Давно уже Порта не пользовалась такимъ значеніемъ и такою властію въ европейской Турціи, какія она получила послѣ событій 1848 и 1849 года; но основанія такой власти вели свое происхожденіе изъ болѣе отдаленнаго времени, именно со временъ Ункіаръ-Скелешскаго договора и усмиренія египетскаго паши, со временъ изгнанія Милоша Обреновича изъ Сербіи и введенія уставовъ, какъ въ ней такъ и въ Румынскихъ княжествахъ. Европейская Турція успокоилась, но это спокойствіе не послужило къ пользѣ христіанъ; Турція оправлялась отъ безпрестанныхъ мѣстныхъ потрясеній, волновавшихъ ее съ начала нынѣшняго столѣтія, не на радость и счастіе своихъ христіанскихъ подданныхъ. Единственное полунезависимое княжестве славянскаго происхожденія въ ней, Сербское, благодяря своимъ внутреннимъ отношеніямъ, находилось въ полномъ подчиненіи у Порты [90].
Но въ это самое время возникло и другое княжество сербскаго же племени, болѣе независимое чѣмъ Сербія. Черногорскій владыка Петръ II Петровичь Нѣгошъ, незадолго предъ своею смертью, избралъ себѣ въ преемники способнѣйшаго изъ членовъ своей фамиліи Даніила Петровича Нѣгоша, который воспитывался въ Вѣнѣ, и которому не бьло 24 лѣтъ, когда въ октябрѣ 1851 года умеръ владыка Петръ. По обычаю своихъ предшественниковъ, Даніилъ долженъ былъ ѣхать въ Россію для посвященія въ митрополиты. Даніилъ съѣздилъ прежде въ Черногорію,
307
и народная скушцина, собравшаяся въ Цетинье, рѣшила, чтобы Даніилъ, не обнаруживавшій желанія вступить въ духовное званіе, передалъ церковную власть кому либо другому, а самъ возстановилъ княжесное званіе, прекратившееся въ Черногоріи за 336 лѣтъ предъ тѣмъ. Даніилъ отправился въ Петербургъ, былъ признанъ тамъ въ званіи князя въ іюлѣ 1852 года, и на первыхъ же порахъ долженъ былъ выдержать войну съ Турками, прекращенную по вмѣшательству въ пользу Черногорцевъ со стороны Австріи. Другіи два сосѣднія съ Сербіей княжества, Румынскія, только что освободились отъ занятія русскими войсками, которое продолжалось съ 1848 до 1851 года, будучи вызвано переворотомъ, даровавшимъ Валахіи самую либеральную конституцію, на что русская дипломатія смотрѣла въ то время всеобщей революціи, какъ на величайшее политическое преступленіе. Въ этой конституціи провозглашены были между прочимъ: новая форма представительнаго правленія, отвѣтственность магистровъ, безусловная свобода печати, отнѣма барщины, тѣлесныхъ наказаній и смертной казни и т. п. [91].
Сама же Сербія, во время Венгерской войны и волненій сосѣднихъ областей жила мелкими интересами партій, раздорами и интригами своихъ чиновныхъ честолюбцевъ. Средоточіемъ этой борьбы служилъ старѣвшій, но по прежнему властолюбивый и крутой Ѳома Вучичь Перишичь. Правда онъ пользовалься такими почетными званіями, какихъ никто не имѣлъ въ Сербіи: онъ былъ кабинетнымъ совѣтникомъ и воеводою; но это были званія чрезвычайныя, не дававшія ему возможности вмѣшиваться въ обычныя дѣла правленія; а званіемъ воеводы сталъ пользоваться и Кничанинъ. Кара-Георгіевичь, зная вліяніе Вучича на народъ, поставилъ во главѣ правительства Петроніевича, который одинъ могъ съ успѣхомъ ограничивать не стѣснявшагоса никакими уставами стараго товарища своего. Такимъ образомъ между Петроніевичемъ и Вучичемъ съ каждымъ днемъ устанавливался все большій и большій разладъ. Петроніевичь защищалъ Кара-Георгіевича, а Вучичь возбуждалъ противъ него оппозицію и въ Совѣтѣ и въ народѣ. Но между совѣтниками было не мало людей, питавшихъ также ненависть къ Вучичу. На петровской скупщинѣ 1848 года, обсуждавшей вопросъ о вмѣшательствѣ въ дѣла венгерскихъ Сербовъ, эта вражда обнаружилась даже предъ народомъ. Два члена совѣта, преданныхъ Кара-Георгіевичу, выступили противъ Вучича съ тяжкимъ обвиненіемъ, увѣряя будто бы онъ велъ измѣнническую
308
переписку съ изгнаннымъ имъ же Михаиломъ Обреновичемъ. Но Вучичь оправдался отъ столь страннаго обвиненія и потребовалъ, чтобы обвинявшіе его были исключены изъ Совѣта. Его требованіе пришлось удовлетворить и никогда еще Вучичь не пользовался такимъ значеніемъ, какъ въ ту минуту. Но на той же скупщинѣ съ поразительною ясностью обнаружилась слабость самого правительства. Скупщина назначила особую коммисію для обсужденія вопроса о состояніи народной казны. Коммиссія, зная, что въ продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ попечительствомъ финансовъ не подавалось никакихъ отчетовъ, представила князю предложеніе, что народъ желалъ бы освидѣтельствовать состояніе народной казны. Въ этомъ же предложеніи былъ строго осужденъ разладъ между правителями. Когда это предложеніе было прочтено, то одинъ попечитель, вскочивъ съ своего мѣста, спросилъ предводителя коммиссіи: «что вамъ за дѣло до всего этого?» — но получилъ неожиданный отвѣтъ: «дай Богъ, чтобъ это насъ не касалось; но мы видимъ, что отъ вашихъ распрей страдаетъ народъ, а гдѣ народъ страдаетъ, тамъ мы проливаемъ кровь; вотъ почему намъ дѣло до этого, и дѣло большое». На этой же скупщинѣ, послѣ того какъ князь произнесъ свою рѣчь съ приготовленнаго для него мѣста, туда же взошелъ простой крестьянинъ изъ Гружи. Одинъ изъ попечителей громко закричалъ на него: «Какъ смѣешь ты послѣ князя тотчасъ лѣзти туда». —Сельчанинъ, нисколько не смутившись, отвѣчалъ ему: «когда и ты и я, и всѣ мы уйдемъ, на это мѣсто полѣзутъ и курицы и поросята; а я хочу поговорить опять о вашихъ раздорахъ и народной казнѣ».... Еще грубѣе выразился одинъ горожанинъ, но внѣ скупщины, о тогдашнемъ предсѣдателѣ Совѣта, сказавъ ему въ лицо: «въ твоемъ брюхѣ много нашихъ талеровъ, а въ нашемъ нѣтъ ни одной твоей пары». Уроки Вучича о народной свободѣ и равенствѣ всѣхъ и каждаго принесли видимые плоды. Впрочемъ народъ былъ правъ: мѣста совѣтниковъ въ эпоху, о которой у насъ идетъ рѣчь, были чистыми синекурами. Правители Сербскаго княжества и народа занимались только пустою игрою въ партіи. Главныхъ партій было двѣ: приверженцевъ старины (старо-сочувателей) и противпиковъ ихъ, приверженцевъ реформы, которыхъ иногда называли «паризліями», ибо нѣкоторые изъ ея членовъ учились въ Парижѣ. О первыхъ говорилось въ народѣ, что они стараются хранить тамъ, гдѣ нечего хранить и гдѣ все надо пересоздать; иногда ихъ называли старо-турецкою партіею. Вторыхъ называли «незналицами», «бельмесъ-партіей», которая держится мира во чтобы то ни
309
стало и усиливаетъ бюрократическія формы правленія только для того, чтобы получать плату. Боролись между собою крупные люди; мелкіе примыкали къ нимъ и дробились на множество партій, называвшихся по именамъ своихъ вождей или патроновъ: были партіи Милошева, Кара-Георгіевича, Вучича, Петроніевича, Кничанина, Гарашанина, Симича, и такъ далѣе безъ конца. Мельчали политическіе и общественные интересы; мельчали характеры и портились нравы. Никогда еще не были въ такой силѣ шпіоны и доносчики при сербскомъ правительствѣ, какъ въ это время крайняго упадка княжеской власти и народнаго недовѣрія въ своему правительству. Слабость внутри отражалась и на внѣшнихъ отношеніяхъ. Турки никогда еще не имѣли такого вліянія на дѣла Сербіи, никогда еще не пользовались такою безнаказанностію за свои злодѣйства, со времемъ освобожденія Сербіи Милошемъ, какъ теперь. Турки остались жить, кромѣ Бѣлграда, въ Кладовѣ, Адакале, Ужицѣ, Смедеревѣ, Шабцѣ и Соколѣ, гдѣ они могли держать гарнизоны согласно договорамъ; но они жили еще въ Калканѣ, Петрецѣ, Бучинѣ, Печѣ, верхней и нижней Постиньѣ, Алугѣ, Маломъ Зворникѣ и Сакарѣ, откуда они обязаны были выселиться давно. Все это турецкое населеніе, жившее внутри Сербіи, предавалось при первой возможности всевозможнымъ безчинствамъ: убійствамъ и грабежу, разбойничеству и кражамъ, похищенію женщинъ и дѣтей и насиліямъ надъ ними. Имъ подражало и пограничное турецкое населеніе. Кара-Георгіевичь властвовалъ, благодара Портѣ, и потому смотрѣлъ сквозь пальцы на дѣйствіи Турокъ. Въ послѣдствіи, при новомъ правительствѣ Сербіи, составлена была особая брошюра о злодѣйствахъ Турокъ за это время, основанная на офиціальныхъ документахъ. Такъ скоро очутилась Сербія въ положеніи, напоминавшемъ положеніе остальныхъ провинцій Турціи. Только воспоминанія о подвигахъ Кничанина въ Сербскомъ воеводствѣ служили нѣкоторымъ утѣшеніемъ для патріотовъ среди такой печальной обстановки. Но и эти воспоминанія были уничтожены тѣмъ равнодушіемъ, съ какимъ отнеслось сербское правительство къ страданіямъ сосѣднихъ Болгаръ въ 1849 и 1850 годахъ. Недовольные правительствомъ напоминали ему, что при Михаилѣ Обреновичѣ, во время волненій въ Нишскомъ пашалыкѣ, Сербіи приняла къ себѣ до 11.000 Болгаръ, искавшихъ въ ней спасенія, съ 10.000 головъ рогатаго скота, съ 46.000 овецъ и козъ и 1.000 лошадей, и потомъ исходатайствовала имъ прощеніе; правительство же Кара-Георгіевича въ 1849 году заботилось только о томъ, чтобы доказать турецкимъ
310
властямъ, что все волненіе въ Болгаріи произошло отъ подстревательствъ Михаила Обреновича [92].
Вмѣстѣ съ подчиненіемъ Сербскаго княжества вліянію Турціи, стало усиливаться въ немъ и вліяніе Австріи. Тѣ отношенія, въ которыя поставлены были Кара-Георгіевичь и его приверженцы въ русскоі дипломатіи съ переворота, устроеннаго въ Сербіи Вучичемъ и со дня перваго избранія Кара-Георгіевича, не могли утвердить сербское правительство, образовавшееся въ княжествѣ по изгнаніи Обреновичей, въ преданности Россіи. Ни Кара-Георгіевичь, ни его партія не могли простить русскому двору того неодобренія, съ какимъ онъ принялъ первое избраніе сего князя, не могли забыть невольнаго отреченія, въ которому принудилъ его русскій императоръ, и временнаго изгнанія изъ Сербіи главныхъ виновниковъ переворота 1842 года. Но пока вліяніе русской дипломатіи на Порту было несомнѣнно, сербскіе правители не рѣшались ни на какое гласное заявленіе своихъ чувствъ, постоянно выказывая глубочайшее уваженіе въ покровительетвующей державѣ. По окончаніи венгерской войны и послѣ разрыва Россіи съ Портою по вопросу о выдачѣ венгерскихъ бѣглецовъ, сербскіе правители перестали скрывать свои чувства относительно Россіи. Они охотнѣе прежняго выслушивали теперь внушенія, шедшія изъ австрійскаго, англійскаго и французскаго консульствъ, которыя старались распространять всѣми средствами мнѣніе, что Россія пользуется своимъ покровительствомъ надъ Сербіей только для подавленія самостоятельности Сербовъ, что она мѣшаетъ имъ образовать независимое государство и сама стремится къ завоеванію южныхъ Славянъ. Въ англійскихъ и французскихъ консульствахъ на Востокѣ всегда служили переводчивами, а иногда и секретарями польскіи имигранты; а послѣ венгерской войны число Поляковъ въ англійской и французской службѣ увеличилось: опираясь на свое офиціальное званіе эти люди съ особеннымъ усердіемъ распространяли между турецкими Славянами враждебное въ Россіи расположеніе. Между сербскими правителями особою наклонностію къ такому нерасположенію противъ Россіи отличался попечитель внутреннихъ дѣлъ Илья Гарашанинъ, пользовавшійся большимъ вліяніемъ на Петроніевича, какъ человѣкъ дѣятельный и охранявшій власть противъ интригъ Вучича и разныхъ партій, на которыя дробилось тогда сербское общество. Неуваженіе сербскаго правительства въ Россіи ясно высказалось въ концѣ 1850 года, когда въ бѣлградской офиціальной газетѣ заявлено было, что старшинство между
311
пребывающими въ Бѣлградѣ консулами принадлежитъ представителю Англіи Фонбланку, вслѣдствіе общепринятаго въ Европѣ правила, по которому старшинство между дипломатическими агентами разныхъ державъ при какомъ либо дворѣ опредѣляется по временн ихъ назначенія. До тѣхъ поръ русскій генеральный консулъ въ Бѣлградѣ всегда пользовался первенствомъ между другими дипломатическими агентами, котораго у него никто не оспаривалъ, какъ у представителя покровительствующаго двора. Но заявленіе сербскаго правительства понижало русскаго нонсула до уровня простыхъ агентовъ всѣхъ другихъ державъ. Русскій консулъ Данилевскій протестовалъ противъ того; русскій дворъ поддержалъ его, и хотя сербское правительство, конечно рѣшившееся на свое заялиеніе шо наущенію Англичанъ, должно было признать дипломатическую важность русскаго консула, но Данилевскій все таки былъ отозванъ съ своего поста и на его мѣсто назначенъ Д. С. Левшинъ. Новый консулъ пользовался расположеніемъ сербскаго общества, но и при немъ офиціальныя отношенія ограничивались только предѣлами вѣжливости. Сербскому правительству уже трудно было вернуться къ тому положенію, которое оно занимало по отношенію къ русскимъ дипломатамъ до 1842 года.
Вмѣстѣ съ нерасположеніемъ къ Россіи росла преданность сербскаго правительства къ Турціи и Австріи. Порта въ это время должна была тратить значительныя суммы на окончателѣное усмиреніе Босніи; а о ея цѣлости и о сохраненіи внутренняго порядка въ ней заботилась тогда Англія, ибо между Россіей и Портой продолжались холодныя отношенія, а Франція все еще занята была внутренними дѣлами, выдвинутыми на первый планъ событіями 1848 года. Кара-Георгіевичь написалъ къ англійскому посланнику въ Константинополѣ письмо, въ которомъ, поручая себя его благоволенію, предлагалъ султану въ знакъ своей преданности взаймы 15.000 дукатовъ изъ сербской народной казны, для содержанія турецкихъ войскъ въ Босніи; а для бóльшаго еще сближенія съ Портою, по ея же вызову отправилъ въ Константинополь своего представника и попечителя иностранныхъ дѣлъ Авраама Петроніевича, столько разъ бывавшаго прежде въ Цареградѣ и тамъ хорошо извѣстнаго турецкимъ министрамъ, по участію въ трудахъ при составленіи устава для Сербіи. Петроніевичь зажился въ Константинополѣ и уже не возвратвдсв въ отечество, ибо смерть застигла его въ столицѣ Османской имперіи, что случилось въ октябрѣ 1851 года. Со смертію Петроніевича партія, возведшая
311
Кара-Георгіевича на престолъ Сербіи, лишалась главнаго изъ своихъ вождей, который не только умѣлъ упрочить переворотъ, совершенный имъ и Вучичемъ въ 1842 году, но и поддержать установившійся послѣ его порядокъ, не смотря на происки ревниваго къ власти Вучича. Замѣнить Петроніевича было чрезвычайно трудно. Между старшими членами господствующей партіи было мало людей, способныхъ занять столь важное мѣсто, какъ мѣсто княжескаго представника и попечителя иностранныхъ дѣлъ. Болѣе года по смерти Петроніевича мѣсто его не было занято ни кѣмъ. Въ октябрѣ 1852 года, послѣ долгихъ колебаній, Кара-Георгіевичь поручилъ наконецъ эту первую должность въ Сербскомъ княжествѣ Ильѣ Гарашанину, хотя новый русскій консулъ Туманскій и не одобрялъ это назначеніе. Но Гарашанинъ между всѣми товарищами своими отличался замѣчательными способностями, необыкновенною энергіей и суровымъ, чисто сербскимъ характеромъ. Онъ не былъ такъ опытенъ и образованъ, какъ Петроніевичь, его суровость не доходила до такихъ крайностей, какъ въ жестокомъ Вучичѣ; но онъ соединялъ въ себѣ и хитрость перваго и рѣшительность втораго. Таковъ былъ человѣкъ, которому суждено было стать во главѣ правительствевной партіи, и стало быть войти во враждебныя отношенія къ остальнымъ партіямъ, изъ коихъ многія желали возвращенія Обреновичей. Кромѣ того назначеніе его показывало, что сербское правительство не расположено выслушивать совѣты Россіи, и это угрожало ему разными затрудненіями. Такимъ образомъ партія Обреновичей, имѣвшая не мало приверженцевъ въ народѣ, снова поставлена была событіями въ связь съ русскими интересами. Илья Гарашанинъ началъ свое управленіе чрезвычайно смѣлымъ поступкомъ, которымъ думалъ поразить оппозицію противъ княжеской власти въ самомъ источникѣ ея: онъ послалъ посѣдѣвшему въ интригахъ Вучичу отставку отъ всѣхъ его должностей и званій, хотя онѣ и были большею частію почетными, не дававшими никакого дѣйствительнаго значенія старому вождю уставобранителей. Это, разумѣется, нисколько не помѣшало Вучичу, сумѣвшему сохранить вліяніе на простой народъ, по прежнеиу возбуждать населеніе княжества противъ правительства. Опасность положенія, въ которомъ находилась Сербія нисколько не уменьшалась чрезъ то [93]. Но въ то время наступала уже общая опасность: между Россіей и Турціей шла распря по вопросу о Святыхъ мѣстахъ. Европа была наканунѣ Восточной войны.