Россія и Сербія. Историческій очеркъ русскаго покровительства Сербіи съ 1806 по 1856 годъ. Частъ II. Послѣ Устава 1839 года

Нил Попов

 

ГЛАВА 1. БОРЬБА УСТАВОБРАНИТЕЛЕЙ ПРОТИВЪ КНЯЖЕСКОЙ ВЛАСТИ

 

  1. Положеніе дѣлъ по удаленіи Милоша, стр. 1—4

  2. Дѣятельность намѣстничества, стр. 5—6

  3. Народная скупщина, стр. 7—8

  4. Перемѣна правителей въ Сербіи и Турціи, стр. 9

  5. Прокламація намѣстничества въ гарнизону, стр. 10

  6. Отношенія намѣстничества къ Обреновичамъ и Кара-Георгіевичу, стр. 10—12

  7. Борьба партій въ совѣтѣ, стр. 13. Переписка Милоша съ Живановичемъ, стр. 14—16

  8. Жалоба Милоша императору Николаю I, стр. 16—18

  9. Отношенія Россіи и Турціи къ сербскому вопросу, стр. 18—19

10. Утвержденіе Михаила Обреновича, стр. 20—21

11. Новые происки Милоша, стр. 21—22

12. Уставотолковательная коммиссія, стр. 23—28

13. Партіи въ Сербіи, стр. 29

14. Просьба Милоша Портѣ, стр. 30—32

15. Поѣздка Михаила въ Константинополь, стр. 32—33

16. Борьба партій въ Сербіи, стр. 34—35

17. Пріѣздъ Михаила въ Сербію, стр. 36—37

18. Назначеніе Вучича и Петроніевича совѣтниками къ князю, стр. 38—39

19. Недоувольствіе противъ сего партіи Обреновичей, стр. 39—41

20. Народное волненіе по тому же поводу, стр. 42—46

21. Бѣгство Вучича и его партіи въ крѣпость, стр. 47—48

22. Отъѣздъ Михаила и его приверженцевъ въ Крагуевацъ, стр. 49

23. Прокламація князя и новые попечители, стр. 50

24. Дѣятельность укрывшихся въ крѣпость, стр. 51

25. Донесеніе Ал. Врацали о замыслахъ англичанъ и Милоша, стр. 52—56

26. Политика Австріи, Россіи и Порты въ сербскомъ вопросѣ, стр. 56—57

27. Посылка турецкаго коммиссара, стр. 57—58

28. Отзывы газетъ о событіяхъ въ Сербіи, стр. 58—59

29. Дѣятельность обѣихъ партій по пріѣздѣ коммиссара, стр 60—62

30. Переговоры коммиссара съ сербскимъ правительствомъ, стр. 62—64

31. Народная скупщина и вопросы коммиссара въ ней, стр. 65— 66

32. Донесеніе попечительства внутренныхъ дѣлъ о дѣйствіяхъ противниковъ Обреновичеі, стр. 67—69

33. Отвѣты коммиссару, стр. 70—75

34. Возраженія Вучича и его приверженцевъ, стр. 75—76

35. Объясненіе коммиссара съ народными депутатами, стр. 76

36. Судныя коммиссія надъ сторонниками Вучича, стр. 77

37. Письмо князя въ В. И. Титову, стр. 78—81

38. Волненія въ пользу Милоша, стр. 82

39. Новая прокламація князя, стр. 83

40. Усмиреніе мятежа, стр. 84

41. Новые переговоры съ турецкимъ коммиссаромъ о примиреніи съ партіей Вучича, стр. 85—87

42. Опасное положеніе Михаила, стр. 88—90

43. Дѣйствія судныхъ коммиссій, стр. 91—93

44. Розыски уставобранителей о планахъ Милоша, стр. 93—96

45. Попытка австрійскаго консула примирить княза съ его противниками, стр. 97— 99

46. Невозможность примиренія, стр. 99—100

47. Отъѣздъ уставобранителей изъ Сербіи, стр. 101—102

48. Волненія въ Мачвѣ, стр. 102—103

49. Жизнь уставобранителей въ Константинополѣ, стр. 104

50. Статьи противъ нихъ въ правительственной газетѣ, стр. 105—106

51. Письмо Михаила къ русскому консулу, стр. 107—109

52. Дѣйствія Кіамиль-паши, стр. 110—111

53. Пріѣздъ барона Ливена и переговоры съ нимъ, стр. 111—113

54. Прокламація и запитъ князя объ удалившихся уставобранителяхъ, стр. 114—115

55. Событія въ турціи послѣ обнародованія гюль-ханскаго хаттишерифа, стр. 116—118

56. Волненія въ Босніи, стр. 119— 122

57. Насилія турокъ и волненія христіанъ въ нишскомъ пашалыкѣ, стр. 122—126

58. Отношенія Сербіи къ возстанію христіанъ, стр. 127—129

59. Заговоръ Гая Вукомановича, стр. 126—130

60. Интриги австрійскаго генерала Гауера, стр. 131—132

61. Объѣздъ Сербіи княземъ, стр. 132—135

62. Судъ надъ Вукомановичемъ и его товарищами, стр. 135—136

63. Отношенія русской дипломатіи къ дѣлу объ уставобранителяхъ, стр. 137—138

64. Клеветы уставобранителей на русскую дипломатію, стр. 139—141

65. Пріѣздъ уставобранителей въ Сербію, стр. 142

66. Новыя требованія Порты по этому поводу, стр. 143—144

67. Дѣло боснійскаго митрополита Амвросія, стр. 145—146

68. Интриги генерала Гауера и Кіамиль-паши противъ сербскаго правительства, стр. 147—149

69. Вопросъ о сербскихъ таможняхъ и отношеніяхъ Сербіи къ волненію христіанъ, стр. 150—151

70. Приготовленія уставобранителей въ заговору противъ Михаила въ союзѣ съ Кіамиль-пашею и Гауеромъ, стр. 152—156

71. Дѣйствія англійскаго консула, стр. 152—157

72. Событія въ Валахіи и ихъ связь съ сербскими дѣлами, стр. 158—159

73. Заговоръ молодаго Здравковича, стр. 160—161

74. Пріѣздъ турецкаго коммисара Шекибъ-эфенди, стр. 161—162

75. Возстаніе Вучича противъ князя, стр. 162—164

76. Удаленіе Михаила, стр. 165

77. Протесты консуловъ, стр. 166—167

78. Временное правительство и его дѣйствія, стр. 168—169

79. Избраніе Александра Кара-Георгіевича, стр. 170—174

80. Самовосхваленія уставобранителей, стр. 175—176

81. Сношенія русскаго консула съ Михаиломъ, стр. 177

82. Старанія Вучича и Петроніевича укрѣпиться, стр. 178—179

83. Скупщина для прочтенія берата Кара-Георгіевичу, стр. 180—182

84. Новое правительство, стр. 182—183

85. Сношенія Вучича и Петроніевича съ Гауеромъ и турками, стр. 183—184

86. Письмо императора Николая I къ султану, стр. 184—186

87. Пребываніе барона Ливена въ Бѣлградѣ, стр. 186—187

88. Указъ 1 декабря о перебѣжчикахъ, стр. 188

89. Преслѣдованія приверженцевъ Обреновичей и шаткое положеніе правительства, стр. 189—193

90. Мѣры правительства для своего охраненія, стр. 194—195

91. Путешествіе князя и заговоръ въ Бѣлградѣ, стр. 196—197

92. Отношенія народа и правительства къ русскому консульству, стр. 198—199

93. Сношенія правителей чрезъ польскихъ эмигрантовъ съ Франціей, Англіей и Австріей, чрезъ А. Симича съ Портою, стр. 200—207

94. Отвѣтъ султана императору Николаю I, стр. 208—210

95. Впечатлѣніе, произведенное отвѣтомъ на сербскихъ правителей, стр. 211—212

96. Волненія въ разныхъ мѣстахъ и новая поѣздка князя по Сербіи, стр. 203—215

97. Вѣсть объ уступкѣ Порты на русскія требованія, и клятвенныя записи сербскихъ правителей, стр. 215—216

98. Свиданіе русскаго консула съ Симичемъ и Кара-Георгіевичемъ, стр. 217—218

99. Отреченіе князя, стр. 219

100. Кандидаты въ княжеское званіе, стр. 220

101. Старанія Вука Караджича въ пользу Милоша, стр. 220—221

102. Тайное постановленіе Совѣта въ пользу Кара-Георгіевича, стр. 221—222

103. Пріѣздъ барона Ливена и Рифатъ-паши въ Бѣлградъ и временное правительство въ Сербіи, стр. 223—224

104. Избирательная скупщина, стр. 225—226

105. Переговоры о Вучичѣ и Петроніевичѣ, стр. 227—228

106. Скупщина въ Крагуевцѣ и слово Вучича и Петроніевича къ ней, стр. 229—232

107. Отвѣтъ скупщины, стр. 232—233

108. Удаленіе обоихъ старѣйшинъ изъ Сербіи, стр. 234—235

109. Первыя дѣйствія новаго правительства, стр. 235—237

110. Возвращеніе Вучича и Петроніевича, стр. 237—238

111. Набѣгъ на Сербію изъ Австріи Стояна Іовановича, стр. 238—240

112. Отношенія Сербіи къ Портѣ, стр. 241

113. Путешествіе султана и поѣздка Кара-Георгіевича на встрѣчу ему, стр. 242—245

114. Отношенія Кара-Георгіевича къ Россіи, стр. 246—247

115. Внутреннее состояніе Сербіи предъ венгерскою войной, стр. 247—250

 

 

Отреченіемъ Милоша отъ княжескаго достоинства и удаленіемъ его изъ Сербіи вопросъ объ уставѣ не получилъ еще своего окончательнаго рѣшенія. Дарованный извнѣ, составленный согласно видамъ двухъ дворовъ, владѣтельнаго и покровительствующаго, притомъ вызванный происками нѣсколькихъ старѣйшинъ, уставъ этотъ не могъ сдѣлаться народнымъ, не могъ равняться по своему значенію съ вѣковыми обычаями и историческими преданіями страны и не имѣлъ той силы, какую легко бы получилъ уставъ, составленый народною скупщиной. Сербіи приходилось испытать на себѣ и показать своимъ примѣромъ, что уставы, не вытекающіе изъ жизненныхъ потребностей и туземныхъ источниковъ, вносятъ въ страну не миръ и порядокъ, а народныя волненія, борьбу партій и притязанія честолюбцевъ. Уставъ Сербскаго княжества еще и потому долженъ былъ возбудить разладъ въ народной жизни, что цѣлію его было полное освобожденіе только что возникавшаго чиновнаго класса, съ одной стороны въ ущербъ княжеской власти, утверждавшейся все таки на волѣ народной, а съ другой помимо льготъ самого народа и не въ облегченіе экономическихъ силъ страны. Вмѣстѣ съ тѣмъ главная цѣль устава была въ полномъ противорѣчіи съ внѣшними отношеніями Сербскаго княжества. Сербія все еще считалась одной изъ провинцій Турецкой имперіи. Ея внутренняя независимость была болѣе чѣмъ сомнительна; а между тѣмъ люди, выхлопотавшіе этотъ уставъ отъ Турціи и Россіи, стремились къ свободѣ, хотя бы понимаемой и въ узкихъ размѣрахъ, прикрывались политическими и общественными интересами страны и народа, проповѣдывали о возвышеніи Сербіи. Извнѣ — почти полная

 

1

 

 

2

 

зависимость, невозможность дѣйствовать самостоятельно, необходимость имѣть покровителя; внутри — громкія рѣчи о народныхъ правахъ, о свободной службѣ и правительственномъ значеніи чиновныхъ людей, объ общемъ пользованіи государственными землями и угодьями. Люди, принявшіе на себя обязанность уставобранителей, должны были, при первомъ столкновеніи съ дѣйствительностію, кинуться въ которую либо изъ двухъ крайностей: или твердо держаться за уставъ со всѣми его недостатками, ибо онъ освящалъ ихъ случайныя права, и при малѣйшемъ нарушеніи этихъ правъ, въ которыхъ для нихъ воплощался весь смыслъ устава, прибѣгать къ внѣшней силѣ, къ чужой помощи; или же, слѣдуя народной враждѣ противъ Турокъ, переносить понятіе о свободѣ и правахъ, занесенное въ уставъ, на болѣе важныя стороны жизни и добиваться не только свободы гражданской, но и политической. Если на первыхъ порахъ и новость собственнаго положенія, и тѣсныя связи съ Портою, должны были заставить такъ называемыхъ уставобранителей избрать первый путь, то это не могло бы продолжаться долгое время; ибо привело бы Сербію къ постепенной утратѣ и тѣхъ немногихъ правъ, которыхъ она добилась при Милошѣ. Но тогда новое народное движеніе дадо бы замѣтить уставобранителямъ, что они зашли слишкомъ далеко въ охраненіи своихъ личныхъ выгодъ, что они не замѣнили для Сербіи ея опытнаго въ дѣлахъ князя, обвиненнаго предъ цѣлымъ свѣтомъ въ деспотизмѣ, и что благотворный уставъ не принесъ тѣхъ плодовъ для страны, которые обѣщаны были его защитниками. При самыхъ счастливыхъ обстоятельствахъ, при спокойствіи извнѣ и изнутри, прямымъ послѣдствіемъ устава могло быть болѣе спокойное воззрѣніе народа на его собственныя отношенія къ князю и Совѣту, стремленіе добиться для себя такого же участія въ политической и общественной жизни своей родины, какого добились люди, такъ смѣло ополчившіеся противъ Милоша, который умѣлъ держать власть надъ народомъ въ продолженіи двадцатипяти лѣтъ. Но захотѣли ли бы подѣлиться безъ борьбы своими правами съ народомъ побѣдившіе теперь стараго князя? Въ какія бы отношенія тогда стали Турція и Россія къ двумъ враждебно столкнувшимся между собою въ Сербіи силамъ? Положеніе Турціи при такомъ толкованіи устава, которое давали ему его защитники, признававшіе ее судьею надъ ихъ дѣломъ, могло бы сдѣлатьса опаснымъ или для Сербіи, или для нея самой. Въ случаѣ побѣды народа движеніе, охватавшее Сербію, могло бы перейти ея границы и оторвать отъ Порты

 

 

3

 

новыя провинціи; въ случаѣ побѣды Турокъ, Сербія могла потерять часть своихѣ правъ. Но и въ томъ, и въ другомъ случаѣ неизбѣжно было бы новое вмѣшательство Россіи.

 

Были и другія причины, по которымъ удаленіе Милоша изъ Сербіи вовсе не разрѣшало вопроса объ уставѣ. Прочитанный на калимейданѣ и обнародованный посредствомъ печати, онъ однакожь не былъ извѣстенъ народу. Если самъ Сербскій князь, отрекшійся отъ своего званія, не умѣлъ читать, не могъ подписать своего имени, то какая же доля безграмотныхъ людей находилась среди народной массы? О содержаніи устава до народа доходили только самьіе темные слухи; но они были разнорѣчивы, смотря потому къ какой партіи принадлежалъ разскащикъ. Зато народъ зналъ вѣрно, что именно новый уставъ былъ причиною удаленія Милоша изъ отечества, что подлѣ князя уставъ поставилъ почти равныхъ ему по власти 17 совѣтниковъ и 4 попечителей, которые называли себя «уставобранителями», а самый уставъ «благотворнымъ за народъ и отечество». И вотъ первымъ слѣдствіемъ такого благотворнаго устава было удаленіе изъ отечества князя, къ управленію котораго народъ привыкъ въ продолженіе многолѣтней его дѣятельности. Въ массѣ должно было родиться сомнѣніе въ благотворности устава. Но онъ былъ дарованъ Сербіи султаномъ и покровительствующимъ царемъ, изъ коихъ по крайней мѣрѣ послѣдній не могъ дѣйствовать на пагубу страны и народа: стало быть опасныя свойства устава должны заключаться не въ немъ самомъ, а по всей вѣроятности въ дѣйствіяхъ тѣхъ людей, которые, опираясь на него, удалили князя. Таковы первыя подозрѣнія, которыя должно было возбудить въ народѣ удаленіе Милоша изъ Сербіи. Но обстановка, при которой совершилось это событіе, значительно усложняла отношенія партій, которыя могли надѣяться захватить въ свои руки наслѣдіе, оставшееся послѣ Милоша. По берату 1830 года преемникомъ Милоша могъ быть старшій сынъ его, но князь Миланъ доживалъ послѣдніе дни свои: ему даже не сообщили объ отреченіи отца отъ княжескаго званія; его увѣрили, что Милошу представилась надобность оставить на время Сербію, и онъ назначилъ на это время намѣстникомъ своего сына. Но чтò легко было скрыть отъ больнаго князя, то было извѣстно всѣмъ остальнымъ Сербамъ. Вслѣдствіе опаснаго положенія Милана возникалъ цѣлый рядъ вопросовъ, которые такъ или иначе надо было рѣшить: больной князь не можетъ самъ управлять страною, кого же сдѣлать его намѣстниками? кто имѣетъ право избрать этихъ намѣстниковъ? въ случаѣ

 

 

4

 

смерти Милана, кто можетъ быть его преемникомъ? перейдетъ ли тогда званіе княза по праву наслѣдственности къ младшему сыну Милоша, Михаилу, который уѣхалъ вмѣстѣ съ отцемъ, или же надо будетъ избрать его? и притомъ захочетъ ли Милошъ отпустить отъ себя Михаила, не захочетъ ли самъ снова сдѣлаться княземъ Сербіи? въ случаѣ отказа со стороны Михаила, имѣютъ ли право на княжеское званіе братья Милоша, изъ коихъ одинъ находился подъ судомъ, а другой принадлежалъ къ партіи уставобранителей? не возвысится ли значеніе послѣдняго даже и въ томъ случаѣ, если княземъ сдѣлается второй племянникъ его? въ какія отношенія къ княжеской власти должны стать тогда Вучичь и Петроніевичь, болѣе другихъ трудившіеся по вопросу о составленіи новаго устава? не выгоднѣе ли будетъ для нихъ и приверженцевъ ихъ удалить совершенно отъ наслѣдственныхъ правъ на княжеское званіе фамилію Обреновичей и замѣнить ее другою? Рѣшить всѣ эти вопросы надо было возможно скорѣе, пока еще не возбуждено было вниманіе цѣлаго народа къ вопросу о наслѣдіи княжескаго званія, пока Милошъ не получилъ средствъ снова привлечь къ себѣ народъ и оправдаться предъ Турціей и Россіей; пока Ефремъ Обреновичь и княгиня Любица не проникли въ замыслы своихъ противниковъ; пока одушевленіе, возбужденное Вучичемъ и Симичемъ въ ихъ сторонникахъ во время послѣдней скупщины къ новому уставу, не успѣло остыть. Для этого правительству лучше всего было оставаться въ Бѣлградѣ и не возвращаться въ Крагуевацъ, въ которомъ еще такъ недавно обнаружилось движеніе въ пользу Милоша; для этого надо было позаботиться объ усиленіи партіи уставобранителей въ народѣ по всѣмъ округамъ Сербіи; надо было тѣснѣе прежняго связать интересы этой партіи съ видами или турецкаго, или русскаго правительствъ, которыя не могли же всегда и во всемъ дѣйствовать за одно. Но, поддержавъ уставобранителей въ ихъ главной цѣли, захотятъ ли Турція и Россія служить другимъ замысламъ ихъ? въ состояніи ли сами уставобранители привлечь на свою сторону весь народъ, не говоря уже о войскѣ? наконецъ, и это было всего важнѣе, сохранено ли будетъ согласіе въ намѣреніяхъ и единство въ дѣйствіяхъ между самыми вождами этой партіи, не выдѣлятся ли изъ среды ихъ болѣе честолюбивые и болѣе энергическіе люди, которые пожелаютъ захватить власть только въ свои руки? за отсутствіемъ Милоша, противъ котораго направлены были усилія всей партіи, сохранится ли общность интересовъ всѣхъ приверженцевъ ея? При такой правительственной обстановкѣ, при такихъ внутреннихъ отношеніяхъ

 

 

5

 

и вмѣшательствѣ въ нихъ двухъ сильныхъ державъ, для Сербіи должно было наступить время тѣхъ великихъ несчастій, которыя предсказывалъ лордъ Понсонби чрезвычайнымъ депутатамъ Милоша.

 

Въ томъ номерѣ оффиціальной газеты, который вышелъ въ день отъѣзда Милоша изъ Бѣлграда, объявлено было объ отреченіи стараго князя и его отъѣздѣ, о принесеніи поздравленій Милану совѣтниками, попечителями, митрополитомъ, членами апелляціоннаго суда, гарнизонными офицерами и народными депутатами, о разсылкѣ этого отроченія по окружнымъ начальствамъ и сообщеніи его бѣлградскому пашѣ и представителямъ иностранныхъ державъ, объ отъѣздѣ Милоша и избраніи трехъ намѣстниковъ новаго князя въ особомъ засѣданіи Совѣта, въ которомъ присутствовали всѣ архіереи, всѣ попечители и всѣ члены апелляціоннаго суда. Намѣстниками избраны были: Авраамъ Петроніевичь, Ефремъ Обреновичь и Ѳома Вучичь Перишичь; избраніе ихъ состоялось подъ тѣмъ предлогомъ, что новый князь былъ боленъ и что ему нужно было получить берать для своего утвержденія; выборъ на нихъ палъ потому что, по признанію собранія, они отличались правдолюбіемъ и любовью къ отечеству и пользовались общимъ народнымъ довѣріемъ. Тогда же выдано было имъ полномочіе за подписью вицепрезидента Совѣта, Стояна Симича, и главнаго совѣтскаго секретаря. Съ своей стороны намѣстники принесли присягу 4 іюня, а на слѣдующій день издали прокламацію къ народу. Эти акты напечатаны были въ слѣдующемъ номерѣ оффиціальной газеты, выходившей обыкновенно только по субботамъ; но этотъ номеръ вышелъ ранѣе тремя днями и вмѣстѣ съ слѣдующимъ, появившимся въ субботу, заключалъ въ себѣ тѣ «устроенія», которыя утверждены были Милошемъ въ послѣдніе дни его власти.

 

Въ полномочіи намѣстникамъ прямо было сказано, что новый князь не можетъ дѣйствовать, пока не получитъ подтвержденія отъ блистательной Порты. Но это было несправедливо, ибо въ бератѣ 1830 года вовсе не ограничивалось время вступленія новаго князя въ свои обязанности такимъ условіемъ. Кромѣ того въ полномочіи было сказано, что намѣстники должны дѣйствовать согласно уставу и сложить свое званіе по полученіи княземъ берата. Въ присягѣ, которую приняли намѣстники, между прочимъ было сказано, что они обязываются отправлять всѣ дѣла согласно и нераздѣльно и не дѣдать ничего одинъ безъ другаго, что однакожь было трудно соблюсти, ибо Ефремъ Обреновичь стоялъ

 

 

6

 

особнякомъ отъ своихъ товарищей. Въ прокламаціи своей намѣстники приглашали всѣхъ чиновниковъ строго держаться устава, а народъ охранять этотъ уставъ, какъ вѣрный залогъ своего нынѣшняго и будущаго благосостоянія, и просили всѣхъ быть во взаимной любви, мирѣ и согласіи, сосѣда съ сосѣдомъ, сельчанина съ сельчаниномъ, горожанина съ горожаниномъ, земляка съ землякомъ, соотечественника съ соотечественникомъ, безъ различія званія и состоянія [1].

 

Тогда же объявлено было, что къ 12 іюня сзывается народная скупщина, по поводу отреченія Милоша. Какъ бы приготовляя народъ къ этой скупщинѣ, оффиціальная газета сообщала краткое извѣстіе, что коммисія, наряженная надъ участниками въ крагуевацкихъ волненіяхъ, открыла, что самъ бывшій князь Милошъ далъ поводъ къ этимъ волненіямъ своими подстрекательствами и наущеніями; а подъ рубрикою извѣстій изъ Турціи приводила слѣдующій отрывокъ изъ письма константинопольскаго корреспондента газеты «Times»:

 

«Сербскій князь возбудилъ противъ себя негодованіе Россіи своимъ сопротивленіемъ той партіи, которая наклонна къ Россіи, и стараніями отклонить русское вліяніе на его управленіе; русская партія апеллировала къ султану противъ князя Милоша и получила безъ особеннаго труда и усилій новый уставъ, который обязалъ князя не дѣлать отнынѣ ни одного шага безъ предварительнаго согласія членовъ Совѣта Сербскаго княжества. Какимъ громкимъ смѣхомъ должны разразиться русскіе дипломаты, когда узнаютъ, что почтенный представитель слабоумнаго англійскаго кабинета, проживаюшій въ Константинополѣ, хвалился своими природными дарованіями и счастіемъ, при помощи которыхъ онъ сумѣлъ будто бы дать англійскому вліянію на Диванъ перевѣсъ надъ русскимъ».

 

12 іюня уже собрались въ Бѣлградъ всѣ народнше депутаты, числомъ 254, и въ тотъ же день пересмотрѣны были ихъ полномочія.

 

На другой день засѣданіе скупщины открыто было краткою рѣчью митрополита, который, поздравивъ депутатовъ съ счастливымъ прибытіемъ, слегка упомянулъ о происшедшихъ событіяхъ и благополучномъ окончаніи ихъ. Затѣмъ Ефремъ Обреновичь привѣтствовалъ скупщину отъ имени новаго князя, и потомъ прочитана была рѣчь депутатамъ отъ имени намѣстниковъ и Совѣта. Въ этой рѣчи говорилось, что на послѣдней февральской скупщинѣ обнародованъ былъ уставъ, и всѣ

 

«единодушно клялись хранить его, какъ величайшее благо и сокровище народное, полагая, что этимъ уставомъ прежніе безпорядки обращены будутъ

 

 

7

 

въ желанное состояніе святаго законнаго порядка, а позднѣйшему потомству завѣщано будетъ народное благосостояніе. Но въ то время, какъ всѣ радовались этому уставу, словно озябшій солнцу, въ то время какъ самый народъ доказалъ свою приверженность къ уставу, защищеніемъ его отъ участвовавшихъ въ крагуевацкомъ мятежѣ, самъ бывшій князь Милошъ Обреновичь думалъ и дѣйствовалъ иначе. Онъ, который и до устава былъ причиною всякихъ непорядковъ въ отечествѣ и виновникомъ столикихъ народныхъ мученій; онъ, который попиралъ народныя права и столькія клятвы свои, онъ, не побоявшись самаго Бога, рѣшился и теперь нарушить народную святыню и привести на гнѣвъ сильныхъ царей, данныхъ Сербскому народу за его заслуги и вѣрность; онъ — не упоминаемъ о его прежнихъ поступкахъ, клонившихся къ тому, чтобы помѣшать изданію устава — отъ того самаго времени, какъ уставъ обнародованъ, и тайно и явно старался, насколько было у него силъ, уничтожить этотъ уставъ, полагающій предѣлъ его необузданному самовластію, пока не пришла ему на умъ нечистая мысль, чтобы взволновать солдатъ, а съ ними и весь народъ, и тѣмъ показать предъ цѣлымъ свѣтомъ, что народъ не хочетъ устава, не думая, что чрезъ то онъ могъ набросить самую темную тѣнь на характеръ нашего народа, и можетъ быть низвергнуть его въ пропасть. Такъ-то онъ заботился объ общемъ благѣ, вашемъ и нашемъ! но, хвала Богу! злоковарный планъ его не исполнился. Зло, которое онъ приготовлялъ другимъ, пало на него самаго. Теперь у насъ нѣтъ ничего общаго съ нимъ; онъ долженъ будетъ дать отвѣтъ за свои безпутные поступки царямъ, которымъ мы объявили все, случившееся здѣсь. Теперь же, любезные братья, обратимся къ намъ самимъ».

 

Въ остальной части рѣчи намѣстники и совѣтники приглашали народныхъ представителей довѣрять имъ и подчиняться уставу. Послѣ рѣчи прочтены были всѣ только что изданныя «устроенія» и отвѣты на тѣ восемь вопросовъ, которые предложены были Совѣту собраніемъ, пригласившимъ Милоша отречься отъ княжескаго званія. Хотя оффиціальная гаэета и обѣщала сообщить въ слѣдующемъ же номерѣ какъ эти вопросы, такъ и отвѣты на нихъ; но это обѣщаніе не было исполнено [2].

 

Кромѣ того предъ скупщиною было заявлено, что нѣкоторыя доходныя статьи, которыми пользовалось правительство, будутъ отнынѣ переданы въ пользованіе общинъ. Въ заключеніе засѣданія скупщинѣ предложено было избрать изъ своей среды депутатовъ, которые могли бы вмѣстѣ съ

 

 

8

 

Совѣтомъ обсудить самыя нужнѣйшія дѣла, представить желанія отъ имени народа и получить отвѣты на нихъ отъ Совѣта. Такими депутатами назначены были большею частію окружные и срезскіе чиновники. На слѣдующій день эти депутаты и явились въ Совѣтъ. Посредствомъ ихъ скупщина признала всѣ совершившіеся факты въ ожиданіи отвѣтовъ изъ Константинополя, и потребовала отчетовъ отъ Милоша въ расходахъ народной казны. 15 іюня намѣстники, совѣтники и высшее духовенство, вмѣстѣ съ помянутыми депутатами, отправились къ бѣлградскому пашѣ, куда приглашенъ былъ и русскій консулъ. И Юсуфъ-паша и Ващенко долго и пространно говорили въ пользу устава, дарованнаго Турціей и Россіей, о необходимости повиноваться властямъ, постановленнымъ на основаніи устава, о сохраненіи тишины и порядка и о томъ, что одинъ только Милошъ будетъ отвѣчать предъ царями за свои поступки, народъ же ничего отъ того не потерпитъ. 16 іюня скупщина передала Совѣту нѣкоторыя желанія свои, изложивъ ихъ въ трехъ особыхъ актахъ, въ отвѣтъ на что Совѣтъ заявилъ, что онъ приметъ въ соображеніе эти желанія и удовлетворитъ ихъ насколько то возможно, всѣ же остальныя желанія представитъ на усмотрѣніе царей. Послѣ того депутаты отъ скупщины отправились къ русскому консулу, чтобы благодарить за его дѣйствія. Ващенко опять выразилъ свое удовольствіе по поводу народныхъ рѣшеній и повторилъ совѣты, которые даны были на канунѣ пашею. Изъ русскаго консульства депутаты отправились въ церковь, гдѣ собрались и остальные члены скупщины. Послѣ молебствія митрополитъ произнесъ слово на текстъ: «истину и міръ возлюбите». Въ этомъ словѣ вовсе не упоминалось о Милошѣ и послѣднихъ событіяхъ, но говорилось о несогласіи, которое погубило древнее Сербское царство на Косовомъ полѣ, и о необходимости хранить уставъ, этотъ неоцѣнимый залогь мира, счастія и преуспѣянія народнаго. Изъ церкви члены скупщины вернулись въ Совѣтъ, гдѣ и прочитана была отпускная рѣчь, въ которой снова говорилсь о важности устава для Сербіи, о законахі и установленіяхъ, вытекшихъ изъ него, о неудавшихся замыслахъ Милоша; въ случаѣ появленія новыхъ злоумышленниковъ, Совѣтъ приглашалъ не допускать такихъ людей до народа, но вязать ихъ, гдѣ покажутся и предавать ихъ въ руки правосудія. Затѣмъ скупщина разошлась [3].

 

Чтобы скорѣе ознакомить народъ съ рѣшеніями скупщины, оффиціальная газета, описывавшая вкратцѣ ея дѣйствія, вышла днемъ ранѣе противъ обычнаго срока. Но ей еще разъ пришлось нарушить свой обычай,

 

 

9

 

ибо новый Сербскій князь, не дождавшись султанскаго подтвержденія, умеръ три недѣли спустя послѣ отъѣзда Милоша изъ Бѣлграда. Въ ближайшую же середу появился новый номеръ газеты, въ которомъ напечатана была прокламація намѣстничества къ народу съ извѣщеніемъ о смерти Милана, о признаніи княземъ брата его, Михаила Обреновича, и о назначеніи особой депутаціи въ Константинополь съ просьбой о подтвержденіи султаномъ новаго князя. По странной случайности въ тотъ же самый день, когда эта прокламація читалась жителямъ Бѣлграда, когда звонъ на колокольнѣ митрополичьей церкви и стрѣльба изъ пушекъ возвѣщали Сербамъ о совершавшемся отпѣваніи ихъ князя, со стѣнъ турецкой крѣпости раздались пушечные выстрѣлы, извѣстившіе о смерти султана Махмуда II, даровавшаго Сербамъ столько хаттишерифовъ и фирмановъ, и о возшествіи на престолъ Абдулъ-Меджида. Съ перемѣною султановъ совпала и перемѣна правителей бѣлградской крѣпости: 24 іюня выѣхалъ внизъ по Дунаю Юсуфъ-паша, а въ Бѣлградъ явился Хозревъ-паша, переведенный изъ Ниша. Находясь подъ сильнымъ впечатлѣніемъ отъ столькихъ перемѣнъ, внутреннихъ и внѣшнихъ, Сербское намѣстничество издало прокламацію къ офицерамъ бѣлградскаго гарнизона, въ которой благодарило ихъ за прекрасное поведеніе во время майской смуты и приглашало ихъ впредь къ такому же образу дѣйствій.

 

«Недавній мятежъ былъ для васъ особеннымъ искушеніемъ, говорилось въ этой прокламаціи; когда развернуто было преступное знамя бунта среди бывшихъ нѣкогда подъ вашимъ начальствомъ войскъ, вамъ надлежало или остаться вѣрными вашей присягѣ или присоединиться къ числу тѣхъ злоумышленниковъ, которые поднялись на уничтоженіе дарованнаго намъ премилостивымъ царемъ нашимъ устава и вмѣстѣ съ тѣмъ противъ всего, существующаго въ нашемъ отечествѣ, порядка вещей. Избравъ первое, кто связанный, кто оскорбляемый, а кто презирая и самую смерть, ему грозившую, вы всѣ показали предъ цѣлымъ свѣтомъ, что вы истинные патріоты и нелицемѣрные друзья законнаго порядка. Правительство высоко цѣнитъ такую свѣтлую черту вашего доблестнаго характера и, имѣя такой примѣръ предъ глазами, питаетъ въ своемъ сердцѣ сладкую надежду, что вы вовѣки будете непоколебимыми столбами отечества, которое и будетъ пожинать отъ вашихъ трудовъ только добрые плоды. Намѣстничество же княжескаго достоинства всегда будетъ обращать на васъ особенное вниманіе».

 

Намѣстничеству нелишне было заручиться расположеніемъ войска.

 

 

10

 

Особенно важно это было для Вучича и Петроніевича, которые, уступивъ въ первую минуту общему желанію, согласились на избраніе Михаила въ Сербскіе князья, но потомъ, опасаясь чтобы Милошъ не получилъ вліянія на своего сына, возимѣли мысль объ устраненіи фамиліи Обреновичей отъ княжескаго званія. Имъ хотѣлось также, на основаніи желаній, высказанныхъ членами послѣдней скупщины, добиться отчета отъ Милоша о расходахъ изъ народной казны за все время его управленія, пополненія распродажею его имѣній тѣхъ суммъ, которыя, по ихъ расчетамъ, выдаваемы были Милошемъ неоднократно разнымъ пашамъ, возстававшимъ противъ султанскаго правительства, и возвращенія денегь, издержанныхъ имъ на постройку разныхъ безполезныхъ, по ихъ мнѣнію, зданій. Они старались, чтобы прекращеніе ежегодной выдачи 10.000 талеровъ двумъ братьямъ Милоша, Іовану и Ефрему, было признано Совѣтомъ единогласно. Они внушали чрезвычайной судебной коммисіи, разсматривавшей дѣло о крагуевацкомъ мятежѣ, чтобы она возможно строже осудила возбудителей мятежа Іована Обреновича, Марка Обрадовича, Матвѣя Шокорца, Степана Гавриловича, и добивались удаленія изъ службы наиболѣе ревностныхъ исполнителей воли Милоша во время его управленія: Радичевича, Шилича, Панты Хаджи-Стойло, Ильи Поповича, Яникія Джурича, Іована Николича [4].

 

Между тѣмъ приверженцы Милоша, тотчасъ же по смерти Милана, возобновили свои сношенія съ бывшимъ княземъ, все еще проживавшимъ въ Валахіи. Даже сербскіе агенты, пребывавшіе въ Букарештѣ, стали сноситься съ Милошемъ, а не съ бѣлградскимъ правительствомъ. Въ слѣдствіе сильно развившихся сношеній между обоими берегами Дуная, Валашское правительство устроило карантины вдоль рѣки отъ Чернецъ до Журжева. Валашскіе чиновники стали распечатывать письма, приходившія изъ Сербіи, и снимать съ нихъ копіи. Намѣстничество, пославшее къ Милошу, тотчасъ же по избраніи Михаила въ князья, требованіе о присылкѣ сына въ Бѣлградъ, не получало отъ него никакого отвѣта. Если оно опасалось вліянія Милоша на молодаго князя, то старый Милошъ искалъ возможности заявить свои собственныя права на сербскій престолъ и собирался протестовать противъ права Совѣта избирать или назначать князя для Сербіи. Въ самой Сербіи также было не мало приверженцевъ Милоша. Но братъ бывшаго князя Іованъ, находившійся подъ судомъ за крагуевацкій мятежъ съ цѣлію уничтожить уставъ, подалъ просьбу о прощеніи, упоминая въ ней объ одномъ случаѣ, при которомъ

 

 

11

 

онъ будто бы спасъ жизнь нѣсколькихъ старѣйшинъ, коихъ велѣлъ убить Милошъ, и давая обѣщаніе хранить впредь уставъ подъ условіемъ казни за будущее нарушеніе безъ всякаго суда и слѣдствія, чтò также было противно уставу; не смотря на то уставобранители приняли прошеніе во вниманіе и дали ему надлежащій ходъ. Для нихъ въ этомъ случаѣ важно было обвиненіе Милоша собственнымъ братомъ его. Недостатка въ подобныхъ обвиненіяхъ и обидахъ, съ которыми намѣстничество могло отнестись къ отверженному князю, не было [5].

 

24-го іюля полученъ былъ фирманъ, утверждавшій намѣстничество; а 4-го августа намѣстники отправили въ Валахію попечителя финансовъ Алексѣя Симича съ порученіемъ отобрать отъ Милоша мантію и орденъ, дарованные ему покойнымъ султаномъ Махмудомъ II; ибо Порта разъяснила, что эти подарки должны перейти къ преемнику Милоша, какъ соединенные съ княжескимъ достоинствомъ. Разъясненіе это было прислано вслѣдствіе ходатайства намѣстниковъ. Но при этомъ любопытно, что бѣлградская оффиціальная газета; старавшаяся чернить Милоша, и перепечатавшая у себя изъ Аугсбургской Всеобщей газеты описаніе послѣднихъ смутъ, присоединила съ своей стороны два опроверженія: одно говорило противъ извѣстія, будто бы Іованъ Обреновичь раздавалъ народу дукаты по приказанію Милоша; а другое направлено было противъ увѣренія, что Милошъ послалъ боснійскому Веджи-пашѣ 200.000 піастровъ, прося его помочь ему вооруженнымъ вмѣшательствомъ въ борьбѣ противъ устава. «Веджи-паша, сказано было въ Сербскихъ Новинахъ, извѣстенъ какъ честный и почтенный человѣкъ, какъ постоянный и доказанный пріятель нашего отечества; слѣдовательно и помыслить нельзя, чтобы онъ такой подарокъ и для такой цѣли отъ кого либо могъ принять».

 

Между тѣмъ отвѣта на избраніе Михаила въ князья не приходило ни отъ Милоша, ни отъ сына его. Алексѣй Симичь, отправившійся въ Валахію, чтобы отобрать отъ Милоша принадлежности княжеской власти, не достигъ своей цѣли; Милошъ рѣшительно воспротивился требованію намѣстниковъ, тѣмъ болѣе, что мододой князь, которому онъ долженъ былъ передать эти знаки, находился при немъ. Еще большее безпокойство причиняло намѣстничеству или временному правительству, какъ называли его иные, молчаніе Порты и Россіи о совершившихся въ Сербіи событіяхъ. Порта, по прежнему занятая своею распрей съ Египетскимъ пашей, не спѣшила признаніемъ Михаила. Русскій кабинетъ, возведя Ващенко въ званіе генеральнаго консула, и выжидая дальнѣйшаго хода событій, не

 

 

12

 

предвидѣлъ, что въ жизни Сербіи послѣдуютъ такія быстрыя перемѣны. Намѣстніши безпокоились и приказывали Алексѣю Симичу торопить Милоша отпускомъ Михаила въ Бѣлградъ. Симичь совѣтовалъ пригласить къ вмѣшательству Порту и если нужно, то дѣйствовать на нее денежными подарками, какъ это дѣлалъ прежде Милошъ. Оба Симичи, имѣвшіе давнія и постоянныя сношенія съ Валахіей, усердно трудились, чтобы угодить намѣстникамъ; но они желали также вознагражденія за свои труды, и Стоянъ Симичь получилъ отъ временнаго правительства 50.000 дукатовъ въ видѣ займа въ два срока.

 

Вскорѣ однакожь явилась новая опасность для Обреновичей и притомъ съ той стороны, съ которой Милошъ не ожидалъ ея. Вдова Карагеорія, которой онъ нѣкогда помогъ при поселеніи въ Валахіи, обратилась теперь, по приглашенію изъ Бѣлграда, съ просьбою къ намѣстничеству о дозволеніи вернуться въ Сербію ей, сыну ея и племяннику. Петроніевичь особенно хлопоталъ за Карагеоргіевичей. Но дозволить имъ прибыть въ Сербію намѣстничество не могло, ибо это привелобъ его къ столкновенію съ русскимъ консуломъ, который, дѣйствуя противъ Милоша, имѣлъ однакожь приказаніе охранять не отмѣненныя права Обреновичей. Тогда намѣстничество поднялось на хитрость: Карагеоргіевичи пропущены были въ Сербію чрезъ Неготинъ начальникомъ тамошняго карантина безъ дозволенія Совѣта, о чемъ и было сообщено русскому консулу, хотя это произошло и не безъ вѣдома намѣстниковъ. Совѣтъ однакожь поспѣшилъ воспользоваться возвращеніемъ Карагеоргіевичей въ Сербію и назначилъ Милошу срокъ для присылки сына, грозя въ противномъ случаѣ избрать другаго князя для Сербіи. Намѣстничество съ своей стороны, конечно помимо участія въ томъ Ефрема Обреновича, ссылаясь на медлительность Милоша и молчаніе обоихъ дворовъ, стало подумывать о томъ, какъ бы отправить внутрь Сербіи коммиссію изъ трехъ человѣкъ съ явною цѣлію произвести ревизію мѣстнаго управленія и объяснить народу причины замедленія новаго князя, но съ тайнымъ порученіемъ распространить самые дурные слухи о Милошѣ и его семействѣ и подготовить умы въ пользу Карагеоргіевича. Подобный планъ не могъ долго оставаться тайной. О немъ узнали княгиня Любица и Ефремъ Обреновичь. Послѣ совѣщанія съ послѣднимъ Любица поспѣшила изъ Бѣлграда въ Валахію, чтобы уговорить мужа скорѣе отпустить сына въ Сербію. Ефремъ же Обреновичь сталъ дѣйствовать въ самой странѣ и вскорѣ въ Шабцѣ появились подметныя письма, направленныя противъ Вучича и Петроніевича. Противная партія отвѣчала тѣмъ

 

 

13

 

же: съ ея стороны появилясь подметныя письма, требовавшія князя для Сербіи, если не Обреновича, то хоть Карагеоргіевича. На запросъ русскаго консула, изъ какихъ источниковъ могли произойти такія письма, намѣстники объяснили ему, что «все сіе дѣлается по простотѣ народа и незнанію благоприличій, а паче по причинѣ отсутствія верховной власти, на коей Сербы пріобыкли сосредоточивать вниманіе и подобострастіе свое».

 

Ведя борьбу между собой, въ народѣ и заграницей, правительственныя партіи внесли ее и въ совѣщанія Совѣта. Тамъ шли сужденія о законѣ, имѣвшемъ опредѣлить содержаніе всѣмъ служащимъ и должностнымъ лицамъ въ княжествѣ; къ этому присоединилось дѣло объ уменьшеніи членовъ въ окружныхъ судахъ до трехъ, вмѣсто четырехъ, и объ учрежденіи третьей судебной инстанціи; а попечительство иностранныхъ дѣлъ внесло на разсмотрѣніе вопросъ объ уступкѣ Сербіи принадлежавшихъ ей, по хаттишерифу 1833 года, селеній Сокола и Малаго Зворника, лежавшихъ по сю сторону пограничной рѣки Дрины, но еще находившихся во власти Турокъ, и вопросъ о томъ, что вышелъ пятигодовой срокъ, до котораго Турки должны были продать Сербамъ всѣ свои имѣнія и земли, находившіяся въ городахъ Ужицѣ, Соколѣ, Смедеревѣ, Шабцѣ и Бѣлградѣ. Политическіе вопросы Совѣтъ обошелъ, но вопросъ о жалованьѣ чиновникамъ вызвалъ такіе горячіе споры, что два члена Совѣта позволили себѣ непристойныя личности относительно другъ друга и одинъ изъ нихъ долженъ былъ выдти въ отставку. Попечитель внутреннихъ дѣлъ поссорился съ Вучичемъ за Радичевича, который служилъ подъ его начальствомъ: Вучичь хотѣлъ удалить изъ службы этого бывшаго секретаря Милоша, но Протичь воспротивился тому. Стараясь привлечь къ себѣ народное расположеніе, временное правительство постоянно публиковало о тѣхъ распораженіяхъ своихъ, которыя могли льстить народному самолюбію. Такъ въ началѣ сентября оно напечатало въ оффиціальной газетѣ, что рѣшило, кромѣ существовавшей въ Крагуевцѣ гимназіи, учредить такую же въ Бѣлградѣ, открыть полугимназію въ Ужицѣ, сохранивъ таковое же училище въ Шабцѣ и переведя Заечарское въ Неготинъ, и ввести кромѣ нѣмецкаго языка, который преподавался въ Лицеѣ и гимназіяхъ, преподаваніе французскаго языка въ Лицеѣ. Затѣмъ было объявлено отъ намѣстничества общее прощеніе всѣмъ людямъ изъ простаго народа, которые участвовали въ майскихъ смутахъ единственно изъ слѣпаго повиновенія къ своимъ старѣйшинамъ

 

 

14

 

и вмѣшались въ это дѣло по своей простотѣ, а не по желанію нанести какой либо вредъ соотечественникамъ [6].

 

Чтòже дѣлалъ въ это время Милошъ? Ожидая отвѣта изъ Константинополя на представленіе правительства объ избраніи Михаила въ князья, онъ сносился съ Ходжесомъ, который въ это время переселился изъ Мехадіи въ Землинъ, гдѣ проживалъ и Живановичь. Послѣдній былъ истолкователемъ плановъ англійскаго консула, посылавшаго на свой счетъ эстафеты къ Милошу.

 

«По печальной разлукѣ нашей въ землинскомъ карантинѣ, писалъ бывшій секретарь Милоша отъ 12 сентября, до меня доходили все болѣе и болѣе смутные слухи о васъ и объ отечествѣ. Ваша свѣтлость должны были покинуть его, не бывъ его сыномъ, но сдѣлавшись его отцемъ; а бѣдное отечество осталось въ сиротствѣ и безъ головы. Можете помыслить, какъ терзали и терзаютъ мою душу всѣ эти обстоятельства. Въ такомъ положеніи, узнавъ что Ходжесъ находится въ Землинѣ, я далъ ему знать, что желалъ бы его видѣть, и онъ посѣтилъ меня здѣсь на этихъ дняхъ. Мы съ нимъ много говорили о васъ, и онъ мнѣ сказалъ, что я могу свободно и безопасно писать къ вамъ чрезъ ихъ курьеровъ и ихъ букарештское консульство; а потому я рѣшился послать мое письмо на ваше имя въ собственныя руки ваши, или въ руки прелюбезнаго нашего Михаилъ-бега или Загорицы, ибо не знаю, есть ли еще около васъ какая либо вѣрная душа, чгобы прочесть вамъ письмо. Г. Ходжесъ говоритъ, что узналъ, будто сербскимъ господамъ, ищущимъ Михаилъ-бега въ князья себѣ, вы отвѣчали, что отпустите его, когда окончите съ нимъ всѣ дѣла свои, и онъ одобряетъ такой поступокъ, примѣчая, что не нужно ни отпускать, ни не отпускать молодаго князя, и такимъ образомъ выигрывать время. Онъ спрашивалъ у меня: искренны ли отношенія Михаилъ-бега къ вашей свѣтлости? и я отвѣчалъ ему: думаю, что дорогой нашъ Михаилъ-бегъ можетъ служить въ томъ примѣромъ всѣмъ сыновьямъ. Затѣмъ онъ сказалъ, что вы по какому-то поводу дали знать цареградскому двору, что отреклись единственно въ пользу сына вашего Милана, а послѣ его смерти ваше отреченіе не дѣйствительно, и при этомъ прибавилъ, что если вы такъ заявили, то это излишне, ибо необходимо держаться одного, то есть что вы принуждены были отречься. Я спрашивалъ его: какъ стоитъ наше дѣло? и онъ мнѣ клялся всѣмъ на свѣтѣ, что Австрія теперь совершенно согласна съ ними относительно статьи хаттишерифа о несмѣняемости членовъ Совѣта, а тамъ же и Франція, и что всѣ три державы должны добиваться,

 

 

15

 

чтобы статья эта была измѣнена, чего бы то имъ ни стòило, что терпѣть того онѣ не могутъ. Я спросилъ его: что думаютъ о вашей свѣтлости? Онъ мнѣ отвѣчалъ: о другихъ не могу сказать ничего, но что касается меня, то ничего иного не желаю и не добиваюсь, какъ чтобы княть возвратился на свое мѣсто, и потомъ его фамилія наслѣдуетъ законнымъ образомъ по берату; но для этого князю нужны мудрость, молчаливость и постоянный характеръ. Онъ мнѣ говорилъ, что теперь отправляется въ Вѣну, гдѣ будутъ предварительныя совѣщанія о дѣлахъ Востока вообще и Сербіи въ особенности. Господарь! десять разъ принимался я спрашивать его объ Австріи, съ ними ли она; и онъ увѣрялъ меня всѣмъ святымъ, что съ ними и кается, что въ прошломъ году оставила ихъ своимъ содѣйствіемъ. Говорилъ, что восточныя дѣла очень важны и едва ли хорошо кончатся; говорилъ, что Ефремъ, Вучичь и Петроніевичь взаимно подозрѣваютъ другь друга и враждуютъ, что народъ не платитъ дани, но ищетъ князя, говоря что не можетъ давать деньги всѣмъ семнадцати, но только одному, при этомъ однакожь не называетъ, кого желаетъ видѣть княземъ, и потому онъ судитъ, что все это игра тамошней политики, которая такъ мутитъ, стараясь доказать, что надо избрать другаго князя, если Михаилъ бегъ вскорѣ не прибудетъ. Говорилъ также, что было бы хорошо, еслибъ вы имѣли теперь въ Вѣнѣ агента, человѣка вѣрнаго и разумнаго, который бы тамъ жилъ, какъ частный человѣкъ и имѣлъ съ вами сношенія; но что онъ не имѣетъ средствъ содержать такого человѣка въ такомъ мѣстѣ, гдѣ все дорого, а потому необходимо, чтобы вы сами нашли его и содержали тамъ. Говорилъ еще, что сербскіе господа имѣютъ своихъ шпіоновъ около васъ, а также и Валашскій князь, и что надо вамъ имѣтъ подлѣ себя вѣрныхъ людей, съ которыми бы вы могли говорить откровенно. По этому поводу и я сообщилъ ему нѣкоторыя полезныя свѣдѣнія. Я съ своей стороны также имѣю извѣстіе, что народъ безпрестанно ищетъ и ожидаетъ васъ. Разсказываютъ, что въ собраніягь нѣтъ никакого веселья, всѣ сходятся тайкомъ и спрашиваютъ другъ друга о васъ и чтò изъ всего этого выйдетъ».

 

Затѣмъ Живановичь извѣщалъ Милоша, что зиму проведетъ въ Карловцахъ у митрополита австрійскихъ Сербовъ. Въ дополненіе къ этому письму Живановичь написалъ въ тотъ же день другое, въ которомъ извѣщалъ Милоша: что

 

«Австрія жалѣетъ, допустивъ образовать въ Сербіи такой крѣпкій Совѣтъ, считаетъ себя оскорбленною тѣмъ, что Милошу не дозволено было выдти на австрійскій берегъ, и такъ огорчена

 

 

16

 

русскою политиков, что вступила въ союзъ съ Англіей и Франціей касательно турецкихъ дѣлъ вообще и сербскихъ въ особенности; что великія Европейскія державы хотятъ устроить соглашеніе между Портою и Мехмедомъ-Али и поручиться за это соглашеніе, а русскій посланникъ высказался иначе, то есть, что Порта сама должна договориться съ Мехмедомъ-Али и державы только поручатся за этотъ договоръ, между тѣмъ какъ всѣ остальные дворы даютъ иной смыслъ дѣлу, то есть что они сами должны опредѣлить отношенія между Портою и Египтомъ и потомъ ручаться за свое рѣшеніе; маршалъ Сультъ сказалъ прямо, что невозможно терпѣть, чтобы Абдулъ-Меджидъ былъ русскимъ привратникомъ, какимъ былъ Махмудъ II; австрійскій военный флотъ въ Средиземномъ морѣ соединился съ англійскимъ и французскимъ; Вѣна назначена мѣстомъ предварительныхъ соглашеній по дѣламъ Порты и вообще Турецкаго царства въ томъ намѣреніи, что великія державы будутъ покровительницами Турецкой имперіи вообще и находящихся въ ней княжествъ въ особенности, съ цѣлію сохранить цѣлость Порты».

 

Живановичь правъ былъ, говоря въ своемъ письмѣ, что Милошъ окруженъ сербскими шпіонами, ибо сербскому намѣстничеству доставлены были въ копіяхъ его письма и краткій отвѣтъ на нихъ Милоша, совѣтовавшаго Живановичу не вступать ни въ какую службу, но ждать весны, когда князь проѣдетъ чрезъ Карловцы въ Вѣну и возметъ его съ собой, а до тѣхъ поръ заниматься составленіемъ исторіи Милошева правленія.

 

Милошъ попытался было выйти изъ своего положенія и другимъ путемъ. Не видя ни откуда помощи себѣ, онъ рѣшился обратиться съ жалобами прямо къ русскому государю. Чрезъ кого онъ послалъ въ Петербургъ свою просьбу, и дошла ли она по назначенію, намъ неизвѣстно. Но только въ ней Милошъ говорилъ, что изъ всѣхъ актовъ, обнародованныхъ въ бѣлградской оффиціальной газетѣ, онъ убѣдился, что Порта и покровительствующая держава обмануты на счетъ истиннаго значенія событій. Отреченіе отъ княжескаго достоинства, передача его покойному сыну Милану, письмо посланное отъ имени Милоша покойному султану Махмуду попечителемъ иностранныхъ дѣлъ Авраамомъ Петроніевичемъ, ноты бѣлградскому Юсуфъ-пашѣ, великобританскому, французскому, австрійскому и самому русскому консульствамъ составлены были тѣмъ же Петроніевичемъ, просмотрѣны и исправлены Ващенкою:

 

«стало быть должны разсматриваться какъ ихъ собственное дѣло, составленное и посланное по ихъ желанію и водѣ, а не по моей; а потому, говорилъ Милошъ

 

 

17

 

считаю всѣ эти акты беззаконными, вынужденными у меня силою и обманомъ, каковые не должны имѣть предъ закономъ никакого значенія, силы и важности. Я принужденъ былъ отречься отъ княжескаго достоинства, чтобы избѣжать приготовлявшейся мнѣ смерти, въ которой поклялись другъ другу нѣкоторые изъ членовъ Совѣта Сербскаго княжества».

 

Всѣ эти акты напечатаны были въ сербской оффиціальной газетѣ, выходящей подъ цензурою попечительства правосудія и просвѣщенія, и за нихъ, по мнѣнію Милоша, должны были отвѣчать напечатавшіе ихъ. Изъ нихъ

 

«въ отреченіи было сказано, писалъ Милошъ, что я слабаго здоровья, и потому долженъ былъ отречься отъ княжескаго достоинства; но всякому, кто меня видѣлъ, извѣстно, на сколько это несправедливо. Меня всемогущій Богъ одарилъ наижеланнѣйшимъ здравіемъ, такъ что не имѣю причины молить у Бога большаго. Но въ случаѣ, если бы я даже дѣйствительно былъ боленъ, развѣ необходимо было тотчасъ же отречься отъ княжескаго достоинстиа? Еслибъ я былъ боленъ, я могъ бы лечиться у себя дома, какъ это дѣлаютъ прочіе владѣтели; но еслибъ мнѣ нужно было для излеченія отправиться въ чужія земли, развѣ необходимо было тоже отречься отъ княжескаго достоинства? Развѣ я не могъ бы, на основаніи земскаго устава, назначить мѣстоблюстителя, который бы дѣйствовалъ вмѣсто меня до моего возвращенія? Стало быть эта причина отреченія ни на чемъ не основана. Затѣмъ въ актѣ было сказано, что я изнурилъ свое здоровье многолѣтними трудами, подъятыми на пользу Сербскаго народа, и, нуждаясь въ отдыхѣ и успокоеніи, навсегда удаляюсь изъ Сербіи. Еслибъ дѣйствительно мнѣ нужны были отдыхъ и успокоеніе, то я бы конечно нигдѣ болѣе не могъ найти ихъ, какъ въ моемъ домѣ въ Сербіи, въ кругу семьи, родныхъ, пріятелей и соотечественниковъ моихъ, и такой отдыхъ ужь конечно былъ бы лучше, чѣмъ пребываніе въ Валахіи, куда сербскій Совѣтъ послалъ меня въ заточеніе подъ крѣпкою стражей, чтобы теперь подъ старость, доживя до сѣдыхъ волосъ, сожалѣть отъ всего сердца о Сербіи, любезномъ отечествѣ моемъ, гдѣ я прожилъ болѣе полустолѣтія, дѣля съ народомъ счастіе и несчастіе, проливая кровь и полагая труды свои за отечество, гдѣ я основалъ для себя и семьи своей убѣжище. Сталобыть, еслибъ я отрекся свободно, то не удалился бы изъ Сербіи навсегда и подъ стражею какъ преступникъ, но на время какъ свободный человѣкъ. Изъ всего этого ясно, что сочиненные Петроніевичемъ и г. Ващенкою акты нельзя считать добровольными съ моей стороны и принимать за основательные».

 

 

18

 

Далѣе Милошъ ссылался на бератъ, признававшій наслѣдственность княжескаго достоинства въ его фамиліи, и возражалъ противъ намѣренія сербскаго Совѣта придать Михаилу видъ избирательнаго князя. Затѣмъ Милошъ ссылался на ст. 27 и 28 устава, по которымъ ни одинъ Сербъ не могъ быть осужденъ, пока его преступленіе не доказано будеть по суду, и потому просилъ русскаго государя назначить справедливый судъ надъ нимъ; а на основаніи ст. 29 устава настаивалъ на томъ, что дѣти и семья его не должны терпѣть за его проступки; наконецъ, опираясь на ст. 43, онъ говорилъ, что, какъ высшій чиновникъ Сербскаго княжества, онъ не могъ быть лишенъ своего званія безъ суда надъ нимъ Порты.

 

«Все это представляю я, сказано было въ концѣ просьбы, высочайщему благоразсужденію и рѣшенію его императорскаго величества, царя и августѣйшаго покровителя князя и Сербіи, да умилостивится онъ и назначитъ праведный судъ, предъ которымъ я готовъ предстать всегда и во всякое время и торжественне доказать, что не Сербскій народъ, который всегда умѣлъ уважать мои заслуги, оказанныя ему, удалилъ меня изъ своей среды и изгналъ изъ отечества, но скопъ и заговоръ нѣсколькихъ старѣйшинъ сербскихъ, которыхъ я изъ ничтожества и изъ праха возвысилъ до нынѣшнихъ достоинствъ; а то были: Ефремъ Обреновичь, Авраамъ Петроніевичь, Ѳома Вучичь Перишичь, Стоянъ Симичь, Матвѣй Ненадовичь: они меня изгнали изъ отечества, но и они не успѣли бы въ своихъ намѣреніяхъ, еслибъ ими не руководилъ г. Ващенко».

 

Но эта просьба не причинила ни малѣйшаго вреда русскому консулу, который, по прежнему, былъ близокъ къ сербскимъ дѣламъ и, какъ разсказываютъ современники той эпохи, иногда даже засѣдалъ въ Совѣтѣ и всегда просматривалъ его постановленія. Ващенко усердно слѣдилъ за всѣмъ, чтò дѣлалось не только въ Сербіи приверженцами разныхъ партій, которые сами доставляли ему свѣдѣнія обо всѣхъ сколько нибудь важныхъ происшествіяхъ, но и затѣмъ, чтò дѣлалось въ Валахіи, въ пограничныхъ областяхъ турецкихъ и австрійскихъ. Въ этомъ отношеніи онъ обставленъ былъ какъ нельзя лучше: съ нимъ совѣтовались намѣстники и попечители, къ нему относились члены Совѣта, его посѣщали оба составителя сербскихъ законовъ, къ нему обращались сторонники прежняго правленія, кто съ жалобами, кто съ запросами; къ нему поступали иногда извѣстія о ходѣ дѣлъ въ Нишскомъ пашалыкѣ и Босніи; частные люди изъ бѣлградскихъ Сербовъ, которыхъ онъ приблизилъ къ

 

 

19

 

себѣ, нерѣдко бывавшіе въ Землинѣ, давали ему знать о томъ, что дѣлалось на австрійскомъ берегу; наконецъ русское консульство въ Букарештѣ могло всегда предупредить его, если бы въ Валахіи произошло что нибудь противное видамъ русской дипломатіи. Вліяніе послѣдней на Турцію достигло въ то время высшей точки своего развитія. Новый султанъ, наслѣдовавшій отъ своего предшественника утомительную распрю съ Египтомъ, наслѣдовалъ и то неупоминавшееся ни въ одномъ дипломатическомъ актѣ, но существовавшее на дѣлѣ покровительство Россіи, которое должна была допустить Порта со временъ Ункіаръ-скелешскаго договора. Правда другія великія державы употребляли теперь всѣ усилія, чтобы подорвать вліяніе Россіи на Порту, принимаясь общими силами за то дѣло, которое незадолго предъ тѣмъ проигралъ лордъ Понсонби; но сирійскія дѣла все еще держали Порту въ зависимости отъ Россіи. Когда англійскій и французскій флоты появились въ Архипелагѣ, то въ распоряженіе русскаго посла прибылъ изъ Одессы военный корабль, на которомъ Бутеневъ грозился отплыть при первомъ же извѣстіи о дозволеніи соединеннымъ флотамъ пройти чрезъ Дарданельскій проливъ. Но вотъ, въ началѣ сентября въ Константинополь вернулся тотъ самый Решидъ-паша, при которомъ начались переговоры о сербскомъ уставѣ и который потомъ уѣхалъ въ Англію. Онъ возвращался теперь въ столицу Турецкой имперіи все еще не вполнѣ убѣжденный въ искренности и твердости намѣреній Англіи относительно поддержки Порты. Ознакомясь съ французскою журналистикой, онъ зналъ, что египетскій паша пользуется расположеніемъ общественнаго мнѣнія въ Европѣ отчасти и потому, что на сторонѣ Порты стояла Россія; его успѣли убѣдить въ Лондонѣ въ томъ, что вліяніе Россіи на турецкихъ христіанъ сильно и свидѣтельствуетъ о ея завоевательныхъ замыслахъ. У него уже бродила въ головѣ мысль издать какой либо правительственный актъ, который сколько нибудь обезпечивалъ бы христіанъ отъ насилій и отвлекъ бы симпатіи ихъ отъ Россіи и Сербіи. Ознакомясь съ дѣлами послѣдней Решидъ-паша долженъ быль увидать, что все въ ней измѣнилось со времени отъѣзда его изъ Константинополя и что русское вліяніе въ ней казалось господствующимъ. Онъ не могъ приступить тотчасъ же къ разрѣшенію сербскаго вопроса: сперва надо было уладить временное волненіе въ ней, привлечь на сторону Турціи какую либо изъ сербскихъ партій, вступить въ союзъ съ другимъ сосѣдомъ Сербіи, менѣе опаснымъ, чѣмъ Россія и, опираясь за него и на приверженцевъ своихъ въ Сербіи, оттѣснить русское вліяніе

 

 

20

 

на ея дѣла и возстановить въ Бѣлградѣ значеніе, утраченное турецкою властію, благодаря энергіи Милоша и покровительству, которое прежде оказывала ему Россія, объявившая теперь себя врагомъ стараго князя.

 

Решидъ-паша началъ съ того, что утвердилъ Михаила Обреновича княземъ Сербіи и отправилъ ему султанскій бератъ на это званіе прямо въ Валахію, выславъ его съ чиновникомъ своего министерства Недимомъ-Ефенди, которому поручено было также сопровождать новаго князя въ его путешествіи до Константинополя. О томъ же дано было знать и въ Бѣлградъ. Намѣстники тотчасъ же, съ согласіемъ Совѣта, назначили въ свиту молодаго князя: Алексѣя Симича и Анту Протича, которые уже жили въ Валахіи по разнымъ порученіямъ отъ правительства, кромѣ того полковника Павла Станишича, секретаря княжеской канцеляріи Алексѣя Янковича, двухъ офицеровъ: Георгія Миловановича и Савву Іовановича, въ качествѣ адъютантовъ, и доктора Георгія Мушицкаго. Но, извѣщая объ этомъ Сербскій народъ посредствомъ оффиціальной газеты, намѣстничество должно было объявить также, что знаки княжескаго достоинства, дарованные Милошу прежнимъ султаномъ, Порта позволила ему оставить при себѣ; а для Михаила приготовляются новые знаки. Въ томъ же самомъ номерѣ напечатано было извѣстіе, что вдова Кара-Георгія вмѣстѣ съ внукомъ прибыла въ Бѣлградъ;

 

и съ того же самаго номера началось печатаніе судебныхъ приговоровъ надъ участниками въ майской смутѣ. Всѣхъ приговоровъ было 17-ть. Порядокъ суда надъ ними былъ таковъ: сперва составлялся приговоръ чрезвычайною судною коммисіей, потомъ онъ разсматривался и большею частію измѣнялся аппелляціоннымъ судомъ, и наконецъ окончательно рѣшался намѣстничествомъ. Апелляціонный судъ большею частію увеличивалъ наказаніе, назначенное чрезвычайною коммиссіей, а намѣстничесво уменьшало нетолько сравнительно съ рѣшеніемъ апелляціоннаго суда, но нерѣдко и съ рѣшеніемъ самой комиссіи. Всѣ эти приговоры были уже приведены въ исполненіе, какъ 18-го октября намѣстничество и Совѣть получили изъ Букарешта отъ новаго князя предписаніе, которымъ онъ, по случаю вступленія своего на княженіе, прощалъ всѣхъ содержавшихся въ княжествѣ подъ стражею или полицейскимъ присмотромъ за политическія и другія преступленія, и повелѣвалъ немедленно освободить и отпустить каждаго въ свое жилище, предавъ забвенію ихъ дѣла. Намѣстники не ожидали этого. Они говорили, что князь долженъ прежде прибыть въ отечество, чтобы получить право прощать; притомъ же онъ еще не принесъ

 

 

21

 

присяги и не достигъ полнаго совершеннолѣтія, а подобные акты предполагаютъ совершеннолѣтняго правителя, и намѣстники смотрѣли на объявленіе княземъ милости, какъ на актъ, вынужденный у него вліяніемъ отца. Къ тому же, разсуждали они, по смыслу отдѣла а) ст. 3-й устава, князь могъ прощать или смягчать наказаніе тѣмъ только преступникамъ, приговоры надъ которыми были ему представлены, между тѣмъ какъ Михаилъ миловалъ такихъ, о результатахъ слѣдствія надъ которыми ничего не зналъ. Подвергая критикѣ право новаго князя помиловать осужденныхъ за участіе въ майской смутѣ, намѣстники не скрывали ни отъ кого, что они, послѣ такого перваго шага съ его стороны, опасаются дальнѣйшаго вліянія на него стараго Милоша. Намѣстники имѣли основаніе побаиваться Милоша [7].

 

Опи имѣли извѣстіе изъ Букарішта, что валашское правительство, по требованію Милоша задержало подполковника Іована Германи, зятя Ефрема Обреновича, и маіора Мишу Анастасьевича, по жалобѣ Милоша, который требовалъ отъ перваго немедленной уплаты долга по обязательству, срокъ коего еще не вышелъ, а отъ втораго отчета въ издержкахъ по покупкѣ дома покойнаго барона Мейтани въ Вѣнѣ. Намѣстничество ссылалось на хаттишерифы, по которымъ ни одинъ Сербъ не долженъ быть судимъ внѣ Сербіи, и на этомъ основаніи протестовало предъ валашскимъ правительствомъ. Алексѣй Симичь, носившій титулъ попечителя финансовъ, испрашивалъ даже по этому поводу аудіенцію у князя Гики; но послѣдній рѣзко отвѣчалъ ему, что онъ не считаетъ намѣстничество правительствомъ Сербіи и даже сербскую агентуру терпить въ Букарештѣ только изъ любви и дружбы къ бывшему князю Милошу Обреновичу. Валашскій князь не могъ простить сербскимъ старѣйшинамъ опаснаго для него примѣра, который они подали румынскимъ боярамъ изгнаніемъ своего князя. Сербское намѣстничество жаловалось на Гику Портѣ и просило Вашенку довести о томъ до свѣдѣнія русскаго посланника въ Константинополѣ А. П. Бутенева. Еще не кончилось это дѣло, какъ намѣстничество получило отъ Алексѣя Симича письмо изъ Букарешта отъ 13 октября, такого содержанія:

 

«вчера мнѣ сказалъ одинъ человѣкъ, близкій къ князю Милошу, что экономъ Анастасъ Армашъ увѣрилъ князя Милоша, будто Сербы опять желаютъ имѣть его своимъ княземъ, и что съ этою цѣлію пришли изъ Сербіи въ Видинъ три или четыре человѣка для свиданія и переговоровъ съ князеімъ Милошемъ о томъ, какимъ образомъ и когда должно совершиться его возвращеніе въ Сербію. Имена

 

 

22

 

этихъ людей онъ неумѣлъ мнѣ назвать, но говорилъ, что кажется одного изъ нихъ зовутъ Марковичемъ или въ родѣ того, но что эти люди должны быть изъ Гургусовацкаго округа; и того ради князь Милошъ намѣренъ на этихъ дняхъ отправиться въ Видинъ подъ предлогомъ свиданія съ Гусейнъ-пашею. Капитанъ Армашъ находится теперь въ Херештѣ и тудаже уѣхалъ вчера князь Милошъ для совѣщанія съ нимъ, а сего дня его ожидаютъ назадъ. Я хочу объ этомъ сегодня же сообщить г. Титову и просить его, чтобы онъ запретилъ чрезъ валашскаго князя князю Милошу ѣздить въ Видинъ, и надѣюсь, что г. Титовъ исполнитъ это. А между тѣмъ пусть сербское правительство возметъ всѣ мѣры предосторожности на случай, еслибы князь Милошъ явился въ Видинъ, чтобъ изъ того не вышло какого зла. Тотъ же самый человѣкъ говорилъ мнѣ, что князь Милошъ старается подкупить кого нибудь, чтобы тотъ человѣкъ убилъ или г. Петроніевича, или г. Вучича, или г. Ст. Симича, надѣясь, что такое убійство одного изъ нихъ произведетъ смуту и распрю между старѣйшинами, и что народъ позоветъ его усмирить эту смуту, ибо никто другой, кромѣ его, не въ состояніи успокоить народъ и т. д. А потому пускай эти три лица будутъ осторожны; сербское же правительство пусть потребуетъ отъ Порты и отъ Россіи удаленія отсюда князя Милоша, ибо онъ никогда смирно не будетъ сидѣть здѣсь, но все будетъ интриговать противъ Сербіи, пока будетъ находиться вблизи отъ нея».

 

И въ самомъ дѣлѣ видинскій Гусейнъ-паша писалъ нѣкоторымъ совѣтникамъ сербскимъ, ходатайствуя предъ ними о дозволеніи Милошу поселиться въ Сербіи; при этомъ онъ указывалъ на примѣръ Кара-Георгіевичей. Но сербскіе правители сочли за лучшее отказать въ гостепріимствѣ Александру Карагеоргіевичу и послѣдній долженъ былъ выѣхать изъ Сербіи, хоть и не надолго [8].

 

Между тѣмъ Милошь портилъ своему сыну будущность, не отпуская его отъ себя по прежнему и недавая своего согласія на то, чтобы Михаилъ былъ облеченъ въ званіе князя. По Сербіи начинали уже ходить слухи, что Милошъ ни за что не отпуститъ своего сына, что придется выбирать другаго князя. Намѣстники, т. е. Вучичь и Петроніевичь, сильно поддерживали такія вѣсти и снова начинали дѣйствовать въ тайнѣ въ пользу Кара-Георгіевича. Они отправили внутрь Сербіи для объѣзда всѣхъ ея округовъ трехъ приверженцевъ своихъ: Лазаря Теодоровича, Илью Гарашанина и Макса Ранковича для растолкованія народу взглядовъ правительства и приготовленія его къ избранію Кара-Георгіевича. Первая

 

 

23

 

цѣль была явеою, и потому коммиссія называлась уставотолковательною; вторая цѣль была тайною. Отправляя коммиссію, которая должна была истолковать народу уставъ и изданныя на основаніи его устроенія, намѣстники снабдили ее особымъ наставленіемъ, состоявшимъ изъ 14-ти пунктовъ. Въ этомъ наставленіи, самомъ важномъ правительственномъ актѣ намѣстничества, говорилось:

 

«1) коммиссія, имѣя при себѣ земскій уставъ и всѣ остальныя, основанныя на немъ и изданныя законно достановленія, должна, вступивъ въ какое либо главное мѣстопребываніе окружнаго суда и начальничества, помянутыя постановленія и уставъ обстоятельно протолковать и при томъ такимъ образомъ, чтобы народъ очевидно могъ увѣриться, что на нихъ только основано народное счастіе и благосостояніе. Для достиженія таиой цѣли коммиссія должна испытать надлежащимъ образомъ и увѣриться собственнымъ опытомъ: а) точно ли предсѣдатель и члены суда отправляютъ свои обязанности, согласно наставленію, данному имъ отъ попечительства правосудія, и согласно присягѣ, принятой ими при вступленіи въ должность, безъ всякаго пристрастія, угодливости и проволочки, и одарены ли они надлежащими способностями, необходимыми для столь важнаго званія, какъ званіе судьи; и если коммиссія примѣтитъ въ дѣятельности суда какіе либо недостатки, то должна разсмотрѣть въ чемъ заключается ихъ причина, въ невѣжествѣ ли и въ неспособности предсѣдателя и членовъ суда, или же въ негодности и небреженіи секретаря и канцелярскихъ служителей; б) какъ отправляютъ свои обязанности окружной начальникъ и его помощникъ, вѣрно ли и охотно ли исполняютъ всѣ поведѣнія, которыя получаютъ отъ всѣхъ попечительствъ, какъ отъ центральнаго правительства, приводятъ ли въ исполненіе всѣ судебныя рѣшенія и приговоры, внимательно ли слѣдятъ за срезскими начальниками, чтобы и они удовлетворяли возложеннымъ на нихъ обязанностямъ; усердно ли смотрятъ за тѣмъ, чтобы праздношатающіеся, разбойники и грабители, а также ропщущіе противъ устава и постановленій были преслѣдуены и задерживаемы, а вмѣсто того господствовала всякая безопасность какъ на границахъ, такъ и внутри страны; наблюдаютъ ли за собираніемъ дани и деньгами, находящимися въ кассахъ подъ присмотромъ окружнаго казначея, и не злоупотребляетъ ли послѣдній правительственными деньгами; соблюдается ли правда и справедливость при раскладкѣ податей, или можетъ быть чинятся неправды, чѣмъ возбуждается въ народѣ неудовольствіе.

 

«2) Потомъ коммиссія должна изслѣдовать съ надлежащимъ прилежаніемъ,

 

 

24

 

какъ во всякомъ мѣстѣ истолкованы народу уставъ и изданныя доселѣ постановленія, и если гдѣ она замѣтитъ, что старѣйшины не были достаточно прилежны въ истолкованіи оныхъ, тахъ пусть напомнитъ и побудитъ ихъ къ надлежащему отправленію своихъ обязанностей; гдѣ же найдетъ, что начальники не хотѣли объяснять народу уставъ и узаконенія, то таковыхъ пусть занесетъ въ особый списокъ и по возвращеніи представитъ о нихъ намѣстничеству съ особыхъ о нихъ мнѣніемъ. Гдѣ узнаеть, что народъ не хотѣлъ повиноваться, узаконеніямъ, тахъ пусть побудитъ его къ повиновенію мудрыми увѣщаніями, представивъ ему живо предъ глаза, какая польза и выгода произойдетъ отъ добрыхъ, на благотворномъ уставѣ основанныхъ, установленій для цѣлаго народа и отечества. Гдѣ же наконецъ увидитъ, что народу не нравятся нѣкоторыя установленія и онъ считаетъ ихъ противными уставу, какъ напримѣръ нѣкоторые думаютъ, что узаконенія, запрещающія продавать на рынкахъ по мелочамъ другіе товары, кромѣ овощей и зелени, противны уставу; тамъ пусть коммиссія постарается доказать, что правительство, держась устава, какъ святыни, не издаетъ ни одного закона противнаго ему, но каждое постановленіе соображаетъ съ уставомъ, такъ, что и вышеупомянутое правило не противно уставу, ибо уставное выраженіе «торговля свободна» не означаетъ, что свобода ея состоитъ въ самовольной продажѣ всего къ невыгодѣ содержателей лавокъ и гостинницъ, но никому не запрещено продавать оптомъ, что имѣетъ къ продажѣ. При этомъ слѣдуетъ замѣтить народу, что именно тогда бы не было никакого порядка въ нашей торговлѣ, когда бы всякій, и сельчанинъ и горожанинъ, сталъ торговать по мелочи: надо, чтобы каждый ползовался своими правами, и какъ не смѣютъ горожане присвоивать себѣ сельскія права, такъ не слѣдуетъ и сельчанамъ нарушать права горожанъ и купцовъ.

 

«3) Пусть коммисія изслѣдуетъ, какъ поступаютъ съ народомъ судебныя и полицейскія власти, и управляютъ ли народомъ такъ, какъ предписываютъ уставъ и изданпыя до сихъ поръ постановленія, или можеть быть слѣдуютъ прежнимъ прмвычкамъ правленія и самовольству, то есть судьи при изреченіи приговора взираютъ на родство и пріятельство, а полицейскія власти при допросѣ преступниковъ и злодѣевъ показываютъ пристрастіе, чинятъ народу безпокойства и огорченія, и тѣмъ дають ему поводъ роптать на существующія спасительныя узаконенія.

 

«4) Коммиссія должна сдѣлать замѣчанія о дѣловодствѣ каждаго окружнаго и срезскаго начальника, а также и окружнаго суда, съ величайшею

 

 

25

 

точностію, таковыя представить письменно по своемъ возвращеніи куда надлежитъ, чтобы замѣченные недостатки можно было поправить.

 

«5) При изслѣдованіи дѣйствій разныхъ властей, какъ судебныхъ, такъ и полицейскихъ, коммиссія должна наблюдать, чтобы при этомъ не умалить уваженія судей и другихъ чиновниковъ и не внушить народу мысли, что онъ можетъ подавать мнѣніе о своихъ судьяхъ и чиновникахъ, и чтобы онъ не возмечталъ, что отъ его рѣчей и сужденій зависитъ судьба каждаго чиновника, хотя бы это былъ самый малѣйшій между ними.

 

«6) Далѣе пусть коммиссія осмотритъ и изыщетъ наиболѣе удобныя мѣста для построенія казармъ въ тѣхъ окружныхъ городахъ, гдѣ таковыхъ нѣтъ и пусть побудитъ народъ живѣйшими доказательствами къ тому, чтобы необходимый для постройки казармъ матеріялъ онъ самъ приготовилъ и доставилъ на опредѣленное мѣсто, напомнивъ ему и увѣривъ его, какъ необходимо нужно гарнизонное воинство для сохраненія добраго внутренняго порядка, и что отъ него требуется только приготовить и свезти матеріалъ, а всѣ остальные расходы на эти зданія правительство принимаетъ на себя. Пусть коммиссія постарается побудить и склонить народъ къ этому общеполезному дѣлу тѣмъ, что нѣкоторые округи подали тому прекрасный примѣръ и всѣ расходы по постройкѣ такихъ зданій добровольно приняли на себя; а потому было бы несправедливостью относительно этихъ округовъ, если бы теперь правительство построило другимъ все на свой счетъ.

 

«7) Касательно нынѣшняго положенія Сербіи и нашего правительства пусть коммиссія извѣститъ народъ, что оно удовлетворительно и желательно, и что наше отечество пользуется дѣйствительно и въ полной мѣрѣ всѣми выгодами, которыя ему обѣщаны благотворнымъ земскимъ уставомъ. Что же касается князя Михаила, то замедленіе его прыбытія слѣдуетъ приписать ничему другому, но единственно неосмотрительности и упорству бывшаго князя и отца его Милоша, и что на скорое прыбытіе его по полученнымъ теперь извѣстіямъ уже можно надѣяться, ибо за нимъ посланъ Намѣстничествомъ княжескаго достоинства и Совѣтомъ попечитель финансовъ Алексѣй Симичъ, а на этихъ днихъ и свѣтлая княгиня въ сопровожденіи члена Совѣта Анты Протича уѣхала въ Валахію, чтобы привезти въ отечество своего сына Михаила. Вмѣстѣ съ тѣмъ слѣдуетъ увѣрить народъ и въ томъ, что за все это время, пока новый князь не будеть подтверждевъ блистательною Портой, избрано и утверждено

 

 

26

 

намѣстничество княжескаго достоінства для управленія землею и народомъ въ согласіи съ Совѣтомъ, такъ что общее благо и народное счастіе не потерпятъ ни малѣйшаго ущерба, и народъ можетъ быть совершенно спокоенъ и съ этой стороны.

 

«8) Такъ какъ коммиссія должна замѣтить всякій безпорядокъ и недостатокъ, то точно также она должна замѣтить и всякій добрый порядокъ и точность въ отправленіи правительственныхъ дѣлъ, и о томъ по своемъ возвращеніи представить надлежащее извѣстіе.

 

«9) Чтобы могла быть достигнута желаемая цѣль просвѣщенія и соединеннаго съ нимъ народнаго благосостоянія, для того пусть коммиссія особенно постарается увѣрить народъ въ пользѣ дѣтскаго воспитанія и необходимости для того школьныхъ заведеній, и самымъ усиленнымъ образомъ побудить народъ отдавать своихъ дѣтей въ школу, чтобы они обучились тамъ на пользу свою и отечества, которое такимъ образомъ могло бы въ скоромъ времени имѣть людей способныхъ для всякихъ должностей, а не приглашать безпрестанно нужныхъ людей со стороны.

 

«10) При этомъ случаѣ слѣдуетъ посовѣтовать народу и вселить въ его сердце и душу любовь къ благочестію и святой православной церкви нашей, и для того увѣщать его, чтобы онъ ходилъ прилежно въ церковь, свято хранилъ и почиталъ церковные обряды, удерживался отъ сквернословныхъ рѣчей и выраженій, а также отъ богомерзкихъ и скаредныхъ ругательствъ и вообще такъ заботился бы о сохраненіи христіанскаго закона, чтобы могъ показаться достойнымъ своихъ праотцевъ, для коихъ церковь и благочестіе были величайшею святыней и кои умѣли сохранить и удержать непоколебимо свою вѣру и законъ въ самыя бурныя времена.

 

«11) Подобно тому какъ коммиссія должна совѣтовать народу хранить святоземскій уставъ, какъ величайшее сокровище, и держаться всѣхъ основанныхъ на немъ правительственныхъ постановленій; такъ точно она обязана доказать народу, что слѣдуетъ уважать всѣ надлежащія власти, членовъ суда, окружныхъ и срезскихъ начальниковъ, и оказывать имъ повиновеніе, какъ исполнителямъ вышепомянутыхъ постановленій; равнымъ образомъ и священнымъ лицамъ, какъ попечителямъ о душахъ и духовнымъ пастырямъ и наставникамъ, такъ и школьнымъ учителямъ, которые воспитываютъ дорогую для народа молодежь, обучають ее наукамъ и руководятъ къ настоящему счастію, слѣдуетъ отдавать всякое уваженіе и достойное почитаніе.

 

 

27

 

«12) При толкованіи земскаго устава пусть коммиссія представить народу и то, что полицейскія и судебныя власти напрасно будутъ трудиться надъ преслѣдованіемъ бродягъ, негодяевъ, грабителей и злодѣевъ, если народъ будетъ укрывать такихъ людей; а потому надо самымъ яснымъ образомъ убѣдить народъ, чтобы онъ всѣхъ такихъ преступниковъ, какъ вредныхъ и опасныхъ членовъ человѣческаго общества, самъ и по собственному своему убѣжденію, отдѣлялъ изъ своей среды, какъ куколь отъ чистой пшеницы, и передавалъ полицейскимъ властямъ, которыя будутъ приводить ихъ въ надлежащіе суды.

 

«13) Коммиссія можетъ наконецъ принимать и жалобы, если таковыя будутъ передаваемы ей народомъ, и смотря по содержанію ихъ или отправлять въ окружные суды, ради надлежащаго исполненія по нимъ, или же, если онѣ направлены противъ злоупотребленій и незаконныхъ поступковъ разныхъ чиновниковъ, подать ихъ по своемъ возвращеніи на разсмотрѣніе намѣстничеству, которое и приметъ надлежащія мѣры по этимъ просьбамъ.

 

«14) По отъѣздѣ изъ каждаго округа коммиссія должна доставить въ намѣстничество свѣдѣнія о совершенныхъ ею въ этомъ округѣ дѣлахъ».

 

Этотъ актъ вдвойнѣ интересенъ для насъ, ибо въ немъ высказался взглядъ не только намѣстниковъ, но и вообще партіи уставобранителей на управленіе Сербіей, а съ другой стороны есть извѣстіе, что это наставленіе коммиссіи было просмотрѣно и исправлено русскимъ консуломъ. Уставобранители видимо хотѣли создать сильную административную централизацію, захватить въ чиновныя руки всѣ отправленія общественной и даже народной жизни, быть не только исполнителями устава и связанныхъ съ нимъ законовъ, но и сдѣлаться наставниками и опекунами своего народа, властелинами всѣхъ второстепенныхъ чиновъ и властей. Не трудно понять, изъ какихъ источниковъ вынесены были такіе взгляды на правительственныя обязанности и отношенія администраціи къ народу, если припомнитъ, что первая оппозиція Милошу вышла изъ рядовъ тѣхъ людей, которые прибыли въ Сербію послѣ адріанопольскаго міра изъ сербскихъ провинцій Австріи и изъ южной Россіи послѣ долгаго пребыванія въ ней. Съ другой стороны партія уставобранителей, тамъ рѣзко измѣнявшая патріархальное правленіе Милоша, думала превзойти его еще и тѣмъ, что обращала большее вниманіе на народное образованіе, чѣмъ старый князь, который, будучи самъ безграмотнымъ, хотя и не оставлялъ его въ пренебреженіи, но мало успѣлъ сдѣлать въ

 

 

28

 

пользу его, а о церковномъ благолѣпіи заботился, какъ ни одинъ изъ сербскихъ правителей: столько церквей и монастырей было воздвигнуто изъ развалинъ при немъ въ Сербскомъ княжествѣ [8]!

 

Тайная цѣль коммиссіи также не была забыта. По всѣмъ городамъ и селеніямъ, чрезъ которыя проѣзжала коммиссія, члены ея вступали въразсужденія съ народомъ и мѣстными властями о томъ, кого имъ избрать въ случаѣ, если Милошъ не отпуститъ сына на княженіе. Нѣкоторые при этомъ и прямо ставили вопросъ о предпочтеніи Кара-Георгіевііча Обреновичамъ, не связывая сіе съ тѣми или другими намѣреніями стараго Милоша; напоминали о заслугахъ Кара-Георгія для Сербіи, о его отвагѣ и мужествѣ, о несчастной судьбинѣ его; говорили о непостоянномъ характерѣ Милоша, о его жаждѣ къ деньгамъ, о его привычкѣ властвовать надъ всѣми другими; доказывали, что Михаилъ слишкомъ молодъ и легко можетъ подчиниться вліянію отца или матери, или кого либо изъ ихъ приверженцевъ: а Кара-Георгіевичь уже человѣкъ въ зрѣлыхъ лѣтахъ, при томъ характера опредѣлившагося и тихаго. Благодаря объѣзду княжества уставотолковательною коммиссіей, росла и образовалась партія уставобранителей. Вождемъ въ ней, по смѣлости и вліянію на народъ, былъ Вучичь, понимавшій свободу самымъ первобытнымъ образомъ: «мы всѣ равны; чтò князь то и свинарь, что свинарь то и чиновникъ», говорилъ онъ народу, и тотъ, выслушивая столь простое толкованіе свободы, приходилъ въ восторгъ отъ такой широты правъ своихъ. Вучичь говорилъ, что уставъ данъ всѣмъ, и всѣ должны защищать его и пользоваться имъ. Но онъ зналъ, что если всѣ обратятся въ защитниковъ, судей или объяснителей его, то явится множество толкованій устава, и вотъ почему уставотолковательная коммиссія должна была приучить цѣлую Сербію смотрѣть на уставъ одними глазами, — глазами Вучича и Петроніевича. Такимъ чисто революціоннымъ путемъ готовилась къ борьбѣ партія, изгнавшая Милоша и ожидавшая прибытія въ Сербію втораго сына его, который по видимому находился подъ сильнымъ вліяніемъ и въ рукахъ отца.

 

Наконецъ Михаилъ Обреновичь прислалъ намѣстникамъ любезное письмо, въ которомъ выражалъ желаніе поскорѣе видѣть отечество. Оно пришло, какъ нельзя болѣе кстати.

 

Приближалось 9 ноября, день именинъ новаго княза, и намѣстники отпраздновали его торжественно; иностранные консулы и важнѣйшіе чиновники пировали у Ефрема Обреновича, а остальные у Стояна Симича.

 

 

29

 

Въ оффиціальной газетѣ, въ описаніи этихъ празднествъ впервые съ особенною выразительностію Бѣлградъ былъ названъ постояннымъ мѣстомъ центральнаго правленія. Въпослѣдствіи намѣстники стали все чаще и чаще проговариваться о томъ. Но Ефремъ Обреновичь публично высказывалъ о необходимости возвратить центральное правленіе въ Крагуевацъ, и говорилъ, что Михаилъ изберетъ этотъ городъ своей резиденціей. Вучичь и Петроніевичь и безъ того имѣли много причинъ недовѣрять Ефрему. Но въ это время Вучичь получилъ безименное письмо, предупреждавшее совѣтниковъ на счетъ подозрительныхъ дѣйствій шурина Ефремова, который былъ начальникомъ Шабацкаго округа, и увѣрявшее ихъ, что самъ Ефремъ имѣетъ политическія сношенія съ австрійскимъ и французскимъ консулами. Намѣстники перессорились между собою до крайности, такъ что русскій ионсулъ и митрополитъ должны были мирить ихъ. Такія отношенія между намѣстниками ослабляли нравственное значеніе правительства; ибо намѣстники имѣли своихъ пріятелей въ Совѣтѣ, совѣтники своихъ приверженцевъ между остальными чиновниками и въ народѣ, и эти связи служили зародышемъ для образованія партій въ княжествѣ. Такихъ партій могло образоваться три: ибо Ефремъ заботился объ интересахъ фамиліи Обреновичей, но не желалъ видѣть возвращенія изгнаннаго брата: другіе напротивъ хотѣли, чтобы правилъ Милошъ вмѣсто несовершеннолѣтняго Михаила; Вучичь и Петроніевичь помышляли о возведеніи въ княжеское званіе Александра Карагеоргіевича. Къ этимъ политическимъ причинамъ разлада между намѣстниками, отражавшагеся въ Совѣтѣ и въ остальномъ чиновномъ людѣ, присоединялся еще вопросъ объ установленіи жалованья по разнымъ вѣдомствамъ. Ефремъ продолжалъ злобиться на своихъ товарищей за то, что они дали ходъ требованію объ уничтоженіи пенсіи въ 10,000 талеровъ ему и его брату Іовану, которое было заявлено на послѣдней скупщинѣ. Онъ не безъ основанія приписывалъ это требованіе внушеніямъ Вучича. Ващенкѣ удалось убѣдить послѣдняго, чтобы пенсія была оставлена обоимъ братьямъ Милоша. «Нѣтъ ни одного члена въ Совѣтѣ, котораго можно было бы считать безпристрастнымъ», писалъ русскій консулъ въ Константинополь.

 

Въ то время, какъ въ Бѣлградѣ яснѣе и яснѣе обозначалось положеніе партій и вмѣстѣ съ тѣмъ не сбывались ни надежды Милоша на возвращеніе въ отечество, ни замыслы Вучича и Петроніевича, старавшихся придавить приверженцевъ стараго князя, Михаилъ Обреновичь отправился

 

 

30

 

въ Константинополь въ сопровожденіи Недимъ-эфенди и лицъ, назначенныхъ въ его свиту отъ сербскаго правительства. Съ нимъ же поѣхала и княгиня Любица.

 

Милошъ оставался одинъ среди своихъ слугъ съ своими воспоминаніями объ утраченной власти, съ мыслію о будущности сына и находился въ какомъ то болѣзненномъ состояніи духа. Секретарь его Станковичь, коему онъ убавилъ жалованье на 50 дукатовъ въ годъ, разсказывалъ о старомъ князѣ агентамъ сербскаго правительства:

 

«Князь Милошъ теперь во сто разъ хуже, нежели былъ прежде. Въ Сербіи онъ имѣлъ свое общество и многочисленный народъ, и интриги его имѣли мѣсто хоть у невѣждъ; но здѣсь онѣ не идутъ ему въ прокъ, потому что насъ небольшое число и мы тотчасъ узнаемъ виновнаго. Онъ интригуеть у дворецкаго противъ столоваго служителя, у столоваго служителя противъ погребщика, у него противу всѣхъ прочихъ служителей, чтобы онъ не давалъ имъ вина; у секретаря противъ меня и казначея, а у меня противъ секретаря. Такъ какъ всѣ мы находимся подъ одною кровлею въ Херештахъ, то при первомъ разговорѣ о словахъ, которыя говоритъ князь про того или другаго, мы заблаговременно постигаемъ цѣль его, и потому согласились не вѣрить ему ни въ чемъ, какъ человѣку безхарактерному, и который, считая себя еще въ Сербіи, думаетъ интриговать и жить политикою. Теперь, еслибы онъ обѣщалъ кому либо изъ насъ и золотыя горы, мы знаемъ, что онъ изъ нужды это дѣлаетъ. Всѣ теперь увѣрены въ притворствѣ и обманахъ его. Но при этомъ князь непрестанно думаетъ возвратиться на прежнее свое достоинство, и ужасныя мысли доводятъ его до того, что онъ желаетъ смерти своему единственному сыну, князю Михаилу. Питая надежду на возвращеніе въ Сербію на княженіе, онъ не имѣетъ чувствъ, онъ человѣкъ несчастный. Декабря 10 числа позвалъ онъ меня въ столовую, и, открывъ мнѣ за тайну, будто спустя два дня послѣ св. Николая вспыхнулъ бунтъ въ Константинополѣ, и что улемы поднялись противъ конституціи Оттоманскаго царства, сказалъ мнѣ: «боюсь, чтобы Турки не порубили сыва моего», и когда я сталъ увѣрять его, что въ случаѣ подобнаго несчастія, князь Михаилъ нашелъ бы покровительство и убѣжище у Россійско-императорскаго посланника, онъ тотчасъ вышелъ вонъ, бросивъ на меня суровый взглядъ! Еще когда князь Михаилъ приготовлялся къ отъѣзду въ Константинополь, князь Милошъ приказывалъ мнѣ написать ноту Портѣ отъ имени князя Михаила, заключавшую въ себѣ просьбу его объ измѣненіи

 

 

31

 

трехъ пункто въ въуставѣ, а именно: статьи которая говоритъ, что никакое постановленіе, ни подать, не могутъ быть приведены въ дѣйствіе безъ предварительнаго одобренія Совѣта; о томъ, чтобы министры, бывъ независимыми отъ Совѣта, не засѣдали въ ономъ, и чтобы члены Совѣта не были неизмѣнны въ званіяхъ своихъ, равно какъ и то,чтобы князь судилъ ихъ одинъ, а не Порта; а къ тому еще, чтобы Порта, истребовавъ отъ капу-техайи сербскаго всѣ прежніе проекты устроеній княжества Сербскаго, разсмотрѣла ихъ, и сочинивъ новый уставъ въ Константинополѣ, вручила оный князю вмѣстѣ съ фирманомъ, запрещающимъ всякому мѣшаться въ его власть и налагающимъ старѣйшинамъ народнымъ быть въ послушаніи у него. Я сочинилъ эту ноту на сербскомъ языкѣ, но какъ онъ желалъ имѣть ее на французскомъ, а время было князю Михаилу и княгинѣ Любицѣ отправиться въ Константинополь, то и обѣщалъ онъ послать таковую вслѣдъ за ними съ первою почтою съ тѣмъ, чтобы князь Михаилъ, подписавъ сію ноту въ Константинополѣ и утвердивъ своею петатью, подалъ оную тайнымъ образомъ Портѣ. Князь Михаилъ и княгиня Любица, желая избѣгнуть до Рущука споровъ и ругательствъ, согласились на его предложеніе. Я имѣлъ честь ѣхать въ одной коляскѣ съ княземъ Михаиломъ, единственно для того, чтобы толковать ему власть его по уставу. Это было намѣреніе его доброжелательнаго отца, который конечно не знаетъ, что съ подобными основаніями до 15 дней онъ увидѣлъ бы въ Херештахъ сына своего въ такомъ же положеніи, какъ и самъ онъ. Пользуясь довѣренностію князя Михаила, я совѣтовалъ ему не передавать письма сего Портѣ, но сжечь его, въ случаѣ доставленія таковаго ему отцемъ его на французскомъ языкѣ. Тоже сказалъ я и ннягинѣ Любицѣ: они оба были тогоже мнѣнія. По возвращеніи изъ Журжева въ Херештъ и сомнѣваясь въ томъ, что княть Михаилъ и княгиня Любица можетъ быть не подадутъ этой ноты Портѣ, князь Милошъ приказалъ мнѣ переписать оную отъ собственнаго имени его на имя Решидъ-паши. Нота эта, будучи переведена на французскій языкъ, послана въ Константинополь съ Папа-Минонъ, Болгариномъ, бывшимъ конюхомъ, нынѣ пользующимися довѣреннностію князя Милоша. Нота эта тогоже содержанія, какъ и первая, но обширнѣе. Вотще трудился я доказать ему, что эта нота его, по обстоятельствамъ, въ коихъ онъ не можетъ болѣе мѣшаться въ дѣла сербскія, не будетъ принята въ уваженіе. Онъ съ бранью сказалъ мнѣ: «ты хочешь отнять у меня это право; ты напиши, а и подпишу, я буду и отвѣчать». Всего

 

 

32

 

смѣшнѣе въ этой нотѣ протестація, что правительство сербское, въ приговорахъ надъ бунтовщиками, въ газетахъ напечатанныхъ, называетъ его магометаниномъ, клятвопреступникомъ, измѣнникомъ отечеству, разрушителемъ устава, коимъ положено основаніе счастію и благосостоянію народа. Однажды, пришелъ ко мнѣ, онъ сказалъ: «меня называютъ бунтовщикомъ, проси Решидъ-пашу въ этой нотѣ объ исходатайствованіи безпристрастной коммиссіи у Порты и объ отправленіи оной въ Сербію на моемъ иждивеніи для учиненія слѣдствія и изреченія праведнаго надо мною приговора». Но когда я замѣтилъ ему, что случиться можетъ, что въ качествѣ коммиссара назначенъ будетъ туда бывшій бѣлградскій визирь Юсуфъ-паша, и что тогда онъ не можетъ надѣяться получить добраго, то князь, поблѣднѣвъ, велѣлъ мнѣ оставить это. Если въ Сербіи не получили еще копіи этой ноты изъ Константинополя, прибавлялъ Станковичь, то я могу достать таковую отсюда Петроніевичу, если онъ пожедаетъ того непосредственно. Я могъ бы и впредь посылать извѣстія, которыя были бы тамъ полезны, но я кругомъ виноватъ, и не смѣю писать, тѣмъ болѣе, что мнѣ тамъ не вѣрятъ».

 

Между тѣмъ Михаилъ съ матерью проѣхали чрезъ Шумлу и, перейди Балканы у Чола-Каваку, прибыли 7-го ноября въ Адріанополь. Вездѣ на пути Сербскаго князя встрѣчали турецкіе чиновники и привѣтствовали депутаты отъ христіанъ. Послѣдніе не скрывали своей радости при видѣ сербскаго владѣтеля и своихъ надеждъ на лучшую будущность, ибо уже былъ изданъ знаменитый гюльханскій хаттишерифъ, признававшій за всѣми жителями Турецкой имперіи одинаковыя права на защиту правительства. Въ Адріанополѣ, въ день своихъ имянинъ, Михаилъ присутствовалъ вмѣстѣ съ своею свитой на литургіи въ православной церкви, которую совершалъ митрополитъ со многимъ священствомъ; во время молебствія провозглашено было многолѣтіе князю. Послѣ обѣдни князь долженъ былъ принять столькихъ посѣтителей, что только въ третьемъ часу могъ отправиться съ визитомъ къ мѣстному пашѣ. Утромъ на другой день онъ отправился въ Констаптпнополь, куда и прибылъ 14-го ноября. Еще не доѣзжая до воротъ столицы, онъ встрѣтилъ высланныхъ къ нему съ поздравленіями чиновниковъ и двухъ, богато осѣдланныхъ коней, на одномъ изъ которыхъ и въѣхалъ въ столицу султана, наггравись къ дому, принадлежавшему сербской агентурѣ. Конь, на которомъ онъ ѣхалъ, былъ оставленъ ему въ подарокъ. Затѣмъ начались обычныя посѣщенія къ важнѣйшимъ сановникамъ Порты, къ русскому, австрійскому

 

 

33

 

и греческому посланникамъ, въ ожиданіи аудіенціи у султана, которая состоялась только 11-го декабря. Въ двухъ письмахъ отъ 19 и 21 чиселъ описывалъ Михаилъ намѣстникамъ пріемъ, оказанный ему султаномъ. Аудіенція сопровождалась обычною пышностію и обычными при турецкомъ дворѣ обрядами. Послѣ привѣтственной рѣчи князя и отвѣта на нее, юный султанъ обратился къ Михаилу съ совѣтами, какъ надо управлять народомъ, согласно уставу и законамъ, и потомъ спросилъ о возрастѣ князя. Узнавъ, что Михаилу уже 17-ый годъ, султанъ замѣтилъ, что князь уже почти совершеннолѣтній и велѣлъ надѣть на него орденъ Нишана. Затѣмъ Абдулъ Меджидъ потребовалъ, чтобы ему названы были всѣ чиновники свиты Сербскаго князя, которые были въ полной формѣ и при сабляхъ. Отпуская князя, султанъ послалъ ему новые подарки: саблю украшенную алмазами, двухъ коней и богатую сбрую къ одному изъ нихъ. Нѣснолько дней спустя ему присланы были богатые знами Нишана въ замѣнъ того ордена, который надѣтъ былъ на него во время аудіенціи. Пребываніе Михаила въ Константинополѣ конечно не могло сопровождаться болѣе ясными знаками того дружественнаго вниманія, которое оказывалъ Махмудъ II Милошу. Отношенія его къ русскому посланнику были иныя: Милоша Бутеневъ долженъ былъ изучать, Михаила же учить его будущимъ обязанностямъ. Программа совѣтовъ, которые Сербскій князь долженъ былъ получить отъ русскаго посланника, подсказана была послѣднему изъ Бѣлграда въ депешѣ русскаго консула, по мнѣнію котораго «отъ перваго шага князя Михаила, по прибытіи его въ Сербію, зависитъ многое, и потому ему слѣдуетъ всѣми мѣрами пріобрѣсти искреннее расположеніе людей, составляющихъ временное правительство и имѣющихъ вліяніе на народъ». А по словамъ Сербскихъ Народныхъ новинъ, издававшихся въ Пештѣ, даже княгиня Любица, пріѣхавшая въ Константинополь будто бы съ прямою цѣлію хлопотать о дозволеніи Милошу поселиться въ Сербіи, обратилась потомъ къ русскому образу мыслей, то есть отказалась отъ своихъ хлопотъ о Милошѣ, а молодой князь азался очень привязаннымъ къ матери [9].

 

Между тѣмъ въ Бѣлградѣ вражда между партіями все болѣе и болѣе разгоралась и угрожала ниспровергнуть тѣ совѣты, которые Михаилъ могъ получить въ Константинополѣ, и упрочить тѣ планы, которые Вучичь и Петроніевичь проводили предъ Портою чрезъ сербскаго агента Антича при содѣйствіи Алексѣя Симича. Вучичь и Петроніевичь добиваось, чтобы новый князь названъ былъ въ бератѣ не наслѣдственнымъ,

 

 

34

 

а избирательнымъ, и чтобы они оба, по случаю несовершеннолѣтія князя, получили званіе княжескихъ совѣтниковъ и мѣстоблюстителей. Вучичь такъ опасался вліянія Милоша чрезъ Любицу на молодаго князя, что готовъ былъ принять мысль Петроніевича объ изгнаніи всѣхъ Обреновичей изъ Сербіи и объ избраніи Александра Карагеоргіевича. Но эти замыслы не могли укрыться отъ Ефрема и еще до возвращенія Михаила въ Сербію партія Обреновичей стала заботиться о томъ, чтобы князь проѣхалъ отъ границы въ Крагуевацъ, а не въ Бѣлградъ. Оттуда они надѣялись имѣть большее вліяніе на народъ и держать въ страхѣ честолюбивыхъ намѣстниковъ. Не удивительно, что въ концѣ 1839 года снова обнаружилась вражда между намѣстниками, совѣтниками и попечителями. Вражда эта нерѣдко сопровождалась публичными препирательствами: одни стояли за прежній образъ правленія, другіе прославляли благодатный уставъ. Но въ сущности это былъ только внѣшній предлогъ къ несогласію: главною причиною его были частные и личные интересы. Нѣкоторые были недовольны тѣмъ, что въ бѣлградскомъ календарѣ въ статьѣ о княжеской фамиліи упомянутъ былъ только Михаилъ Обреновичь. Сторонники Милоша желали, чтобы въ календарѣ говорилось не только о немъ, но и о его братьяхъ.

 

Въ первые дни новаго года, благодаря праздникамъ, произошло временное примиреніе; но вскорѣ Совѣтъ получилъ вѣсть, что въ Крагуевцѣ готовится возмущеніе. Попечительство внутреннихъ дѣлъ ничего не знало ни о какомъ заговорѣ, ни даже о замыслахъ противъ устава; а потому оно вызвало въ Бѣлградъ крагуевацкаго окружнаго начальника. Изъ дознанія, произведеннаго здѣсь, обнаружилось между прочимъ, что жители Крагуевца приготовили просьбу на имя князя, которую хотѣли подать при самомъ возвращеніи его изъ Константинополя; въ этой просьбѣ они искали, чтобы мѣстопребываніе центральнаго правительства и касса были перенесены въ Крагуевацъ, ибо съ одной стороны для самого правительства будетъ гораздо безопаснѣе, если оно поселится не на окраинѣ, а въ срединѣ страны, а съ другой стороны Крагуевацъ, послѣ переселенія Совѣта въ Бѣлградъ, много потерялъ въ своихъ торговыхъ и экономическихъ интересахъ. Намѣстники лишили окружнаго начальника его мѣста, какъ человѣка, который не знаетъ, куда, кому и какъ слѣдуетъ подавать общинныя просьбы. Многимъ изъ жителей Крагуеваца сдѣланы были строгія увѣщанія; а попечителю внутреннихъ дѣлъ Георгію Протичу приданъ помощникъ, чтобы при его содѣйствіи

 

 

35

 

онъ легче могъ узнавать о томъ, что дѣлалось въ странѣ; другими словами говоря, Вучичь и Петроніевичь, искавшіе ослабленія власти Обреновичей, а если можно, то и удаленія ихъ, приставили къ Георгію Протичу, который быль врагомъ только Милошу, а не его семьѣ, своего соглядатая.

 

Опять борьба партій прекратилась на время; но не прошло и двухъ недѣль, какъ въ бѣлградскомъ гарнизонѣ, который оказалъ такія услуги уставобранителямъ во время майскихъ смутъ прошлаго года, и который такъ восхваляли въ своей прокламаціи княжескіе намѣстники, обнаружилось сильное волненіе. Всѣ солдаты числомъ 196 съ криками: идемъ по домамъ! идемъ по домамъ!» оставили оружіе и казармы и вышли изъ Бѣлграда, возвращаясь въ селенія, гдѣ жили ихъ семьи. Офицеры не знали, какія причины ваставили солдатъ рѣшиться на такой поступокъ, но подозрѣвали, что все это сдѣлано было по чьему либо подстрекательству. Наряжена была слѣдственная коммисія и нѣкоторые изъ старыхъ сельчанъ, сыновья коихъ неожиданно возвратились въ ихъ домы, сами отвезли ихъ назадъ въ Бѣлградъ и представили на судъ коммисіи. Слѣдствіе показало, что солдаты взволновались по наговору нѣкоторыхъ важныхъ правительственныхъ лицъ, увѣрявшихъ ихъ, что отнынѣ они будутъ служить не князю, а совѣтникамъ. Другіе изъ солдатъ показали, что имъ трудно было содержать себя на 10 паръ или 2 крейцера въ сутки; нѣкоторые говорили, что имъ казался тягостнымъ военный арестъ, и что вообще они не привыкли къ суровымъ требованіямъ регулярной службы. На счастіе солдатъ военный уставъ тогда еще тольио печатался, и они не успѣли принести служебной присяги; а потому и присужденное имъ наказаніе не могло быть строго. Во всякомъ случаѣ это неожиданное произшествіе было дурнымъ предсказаніемъ для спокойствія Сербіи, на утвержденіе котораго многіе надѣялисъ съ возвращеніемъ князя въ отечество. Всего страннѣе казалось то обстоятельство, что между склонявшими солдатъ въ волненію названъ былъ и попечитель внутреннихъ дѣлъ, Георгій Протичь. Открыто было также, хотя и безъ возможности доказать это неотразимо, что Ефремъ Обреновичь и его партія хлопотали о возвращеніи Милоша и сносились о томъ съ консулами западныхъ державъ. Регулярное войско, учрежденное Милошемъ, болѣе всего было способно возстать въ пользу стараго князя своего. Но русскій консулъ успокоилъ Вучича и Петроніевича и ихъ партію увѣрёніяжи, что, поиа они будутъ дѣйствовать согласно съ требованіямм Порты

 

 

36

 

и Россіи, имъ нечего бояться. А потому и не было начато преслѣдованія противъ партіи Ефрема: не хотѣли начинать открытымъ разрывомъ съ дядею новаго князя наступавшее правленіе его.

 

Между тѣмъ Михаилъ, проживъ въ Константинополѣ почти весь январь, получилъ 20-го числа прощальную аудіенцію у султана, причемъ ему данъ былъ титулъ свѣтлости, званіе мушира и золотой знакъ, украшенный брилліантами, для ношенія на фесѣ, а 29-го выѣхалъ изъ Константинополя, везя съ собой бератъ, фирманъ, письмо великаго визиря къ Вучичу и Петроніевичу и 31 орденъ Нишанъ-Ифтихара для важнѣйшихъ чиновниковъ княжества. 17-го февраля князь и его свита, сопровождаемый Недимомъ-эфенди, прибыли въ Нишъ, гдѣ посѣтили православную церковь, а вечеръ провели у мѣстнаго паши, и затѣмъ выѣхали въ Сербію, гдѣ и вступили въ алексинацкій карантинъ на пятидневный срокъ. Въ Алексинцѣ князя встрѣтили отъ имени правительства: совѣтники Милета Радойковичь и Милосавъ Здравковичь Рѣсавацъ и членъ апелляціоннаго суда Іованъ Вельковичь. 2-го марта князь былъ уже въ Бѣлградѣ. За городомъ его встрѣтила большая депутація, имѣя во главѣ своей ужицкаго епископа Никифора, Авраама Петроніевича и Стояна Симича. По улицамъ города стояли съ обѣихъ сторонъ жители Бѣлграда, ученики разныхъ школъ и войско. Подлѣ церкви тѣснились члены народной скупщины, созванной къ этому дню. Послѣ краткаго молебствія въ соборной церкви князю поднесены были хлѣбъ и соль Стояномъ Симичемъ, окруженнымъ членами скуцщины. У самаго дворца Михаилъ былъ встрѣченъ Вучичемъ и совѣтниками. Въ продолженіи всего шествія происходилъ звонъ въ обѣихъ церквахъ бѣлградскихъ и стрѣдьба изъ пушекъ не только въ городѣ, но и въ крѣпости. Для распоряженій въ этотъ день назначевъ былъ совѣтникъ Цвѣтко Раевичь церемоніймейстеромъ. Самый церемоніалъ составленъ былъ по указаніямъ русскаго консула и имъ исправленъ. 5 марта на кали-мейданѣ, обширной площади между городомъ и крѣпостью, происходила скупщина, предъ которою прочли фирманъ и бератъ, сперва на турецкомъ, потомъ на сербскомъ языкѣ. Затѣмъ въ соборвой церкви совершено было миропомазаніе князя и принесена имъ присяга на сохраненіе устава, причемъ митрополить говорилъ слово на текстъ: «Боже судъ Твой Цареви даждь, и правду Твою сыну цареву». Въ продолженіи всей церемоніи, Сербы, большіе любители всякихъ торжествъ, устроили почти непрерывную стрѣльбу. По окончаніи всѣхъ церемоній начались поздравленія: первое

 

 

37

 

прівѣтствіе говорилъ Недимъ-эфенди, а за нимъ иностранные консулы, между коими уже не было Ходжеса, получившаго назначеніе въ Египетъ, за то былъ новый австрійскій консулъ Димитрій Атанацковичь. Во всѣ эти дни Бѣлградъ былъ наполненъ толпами народа, прибывшаго со всѣхъ нонцевъ Сербіи, и пріѣзжими Сербами изъ Австріи. По улицамъ Бѣлграда красовались тріумфальныя арки и всѣ четыре вечера городъ былъ освѣщенъ. Но это была только внѣшняя сторона празднествъ, скрывавшая истину отъ неопытнаго глаза. Торжество устроено было не столько въ честь новаго князя, сколько ради прославленія того успѣха, которымъ увѣнчались искательства двухъ главныхъ намѣстниковъ и ихъ приверженцевъ. Въ день скупщины особенно блистательно было освѣщено зданіе Совѣта, остававшееся неосвященнымъ въ предшествовавшіе дни: и было отъ чего радоваться всѣмъ уставобранителямъ, засѣдавшимъ въ Совѣтѣ и управлявшимъ всѣмъ ходомъ дѣлъ. Въ бератѣ, читанномъ 5 марта, говорилось:

 

«по случаю послѣдовавшаго увольненія князя Милоша Обреновича, который назначенъ былъ въ прежнія времена отъ Порты княземъ Сербіи, и по случаю смерти его старшаго сына Милана, наслѣдовавшаго ему, по силѣ даннаго отцу его берата, и ради совершеннаго успокоенія жителей Сербскаго княжества, принадлежащаго къ числу областей моей имперіи, объявитель сего, Михаилъ Обреновичь, избранъ съ согласія всѣхъ членовъ Совѣта и цѣлаго народа Сербскаго; почему я, по величайшей моей къ нему, Михаилу, милости, дарую и довѣряю ему княженіе надъ Сербіей, съ тѣмъ, чтобы онъ, какъ это ожидается отъ него, оказывалъ во всякомъ случаѣ вѣрность къ моему престолу, при добромъ управленіи довѣряенымъ ему княжествомъ и сохраненіи въ немъ спокойствія и благосостоянія, исполнялъ въ точности правила, содержащіяся въ наставленіяхъ, данныхъ въ прежнее и послѣднее время отъ Высокой Порты моей касательно внутренняго въ Сербіи правленія. . . При семъ вмѣняю ему въ обязанность доводить до свѣдѣнія Порты всѣ важнѣйшія обстоятельства, касающіяся довѣряемаго ему края и всѣми способами доказывать вѣрность и преданность къ пользамъ нашего государства».

 

 

Въ фирманѣ на имя Михаила сказано было:

 

«Ты, нареченный князь! По отреченіи твоего отца, Милоша Обреновича, твой братъ Миланъ былъ наименованъ княземъ на его мѣсто; но вслѣдъ затѣмъ по смерти твоего брата надлежало образовать Совѣтъ, составленный изъ извѣстнаго числа лицъ, избранныхъ между знаменитѣйшими народными старѣйшинами, которые подъ имененъ каймакамовъ

 

 

38

 

(намѣстниковъ) должны были управлать дѣлами земли до утвержденія тебя главнымъ княземъ, сообразно моему высочайшему берату. Но какъ вышеозначенныя лица опредѣлены были моею Высокою Портой для временнаго отправленія намѣстническихъ обязанностей, и такъ какъ достоинство главнаго князя сообщено тебѣ, и ты признанъ способнымъ въ твоемъ возрастѣ отправлять лично дѣла твоей должности, то будущее существованіе такого правительства, болѣе ненужнаго, я прекращаю моею императорскою волей. По возвращеніи въ твое княжество, ты извѣстишь о томъ свой народъ. По закрытіи вышеназваннаго правительства, ты примешь управленіе дѣлами, кои принадлежатъ тебѣ, съ согласіемъ всѣхъ членовъ земскаго Совѣта и будешь прилагать свои старанія и попеченія къ тому, чтобы сохранить въ народѣ миръ и спокойствіе. . . . . . А вы, домынѣшніе намѣстники, уразумѣете содержаніе сего высокаго указа. Дѣйствуйте согласно ему и остерегайтесь всего, чтò было бы ему противпо».

 

 

Фирманъ этотъ подписанъ былъ 22 января. По въ письмахъ великаго визиря на имя Петроніевича и Вучича, подписанныхъ 26-го января и напечатанныхъ въ оффиціальной газетѣ вслѣдъ за бератомъ и фирманомъ, было сказано:

 

«такъ какъ князь Михаилъ является въ Сербію, будучи признанъ совершеннолѣтнимъ и способнымъ къ отправленію дѣлъ, то само по себѣ слѣдуетъ, что бывшее прежде намѣстничество, болѣе ненужное, уничтожается султанскимъ указомъ; признано только за благо, чтобы два кнеза изъ самыхъ знаменитѣйшихъ народныхъ старѣйшинъ, постоянно находились подлѣ реченнаго князя ради совѣщанія съ нимъ о дѣлахъ, и такъ какъ мы во всѣхъ отношеніяхъ полагаемся на вашу вѣрность и вашу мудрость, то и за благо разсудили довѣрить вамъ эту обязанность, а милостивая воля султанская рѣшила, чтобы это было такъ».

 

 

Такимъ образомъ уничтоженіе намѣстничества нужно было лишь для того, чтобы оттѣснить Ефрема Обреновича въ ряды обыкновеішыхъ членовъ Совѣта, отиять у него вліяніе на дѣла и сохранить за Вучичемъ и Петроніевичемъ возможно большую власть. Такимъ распоряженіемъ, очевидно походатайствованнымъ путемъ интригъ и искательствъ предъ великимъ визиремъ, султанъ противорѣчилъ своему признанію Михаила совершеннолѣтнимъ и статьѣ устава, признававшей необходимость постояннаго Совѣта въ княжествѣ изъ 17 ти членовъ. Для какой же цѣли назначался послѣдній, если князь долженъ былъ входить въ соглашеніе по всѣмъ дѣламъ съ Вучичемъ и Петроніевичемъ? и какъ долго могли сохранять за собой эти

 

 

39

 

два главные уставобранителя свой новый титулъ и соединенное съ нимъ значеніе? въ письмахъ великаго визиря не сказано было ни слова о томъ; а въ фирманѣ на имя князя не говорилось даже о самомъ назначеніи обоихъ старѣйшішъ совѣтниками къ Михаилу. Все это должно было утверждать людей, которые могли-позавидовать Вучичу и Петроніевичу, въ той мысли, что они получили свое званіе темными путями. Вожди уставобранителей сами давали чрезъ то оружіе противъ себя въ руки противниковъ. Озлобивъ до послѣдней степени Ефрема Обреновича, обойденнаго милостями великаго визиря, они увеличивали число его послѣдователей тѣми изъ членовъ Совѣта, которые до тѣхъ поръ равнодушно взирали на власть намѣстниковъ, считая ее временною и не принадлежавшею исключительно людямъ, враждебнымъ фамиліи Обреновичей. Къ тому же и князь, пріобрѣтая мало по малу опытность въ дѣлахъ, долженъ былъ возненавидѣть навязанныхъ ему совѣтниковъ тѣмъ болѣе, что назначеніе ихъ было для него совершенною неожиданностію. Такимъ образомъ властолюбіе Петроніевича и Вучича снова раздражило вражду партій, чтò не могло обѣщать Сербіи того спокойствія, о которомъ такъ много говорилось въ бератѣ и фирманѣ [10].

 

Еще въ тотъ же день и въ туже самую минуту, какъ прочтены были предъ народомъ эти письма великаго визвря, ясно высказалось неудовольствіе противъ такого вмѣшательства Порты въ сербскія дѣла. «Намъ не нужно нѣсколькихъ правителей! Съ насъ довольно и одного князя! Владѣй, суди и управляй нами одинъ!» слышались голоса на скупщинѣ, и молодой князь радостно прислушивался къ этимъ крикамъ. Они свидѣтельствовали, что друзьямъ Вучича еще неудалось до такой степени овладѣть народною волею, чтобы не могло послѣдовать возраженій на ихъ притязанія. Крики эти однакожь не повели ни къ чему, ибо князь объявилъ, что онъ подчиняется волѣ султана. Иначе смотрѣли на это дѣло уставобранители: они слышали въ этихъ словахъ зловѣщія предсказанія для себя, и рѣшились дѣйствовать. Вучичь въ туже ночь собралъ къ себѣ самыхъ горячихъ единомышленниковъ своихъ, чтобы уговориться на счетъ дальнѣйшихъ дѣйствій. Принято было требовать у князя изслѣдованія дѣйствій всѣхъ начальствъ во время его отсутствія, при чемъ особенно упираемо было на попечительство внутреннихъ дѣлъ, репутація котораго была связана съ волненіями въ Крагуевцѣ и среди бѣлградскаго гарнизона; объявить прямо, угодно ли ему держать при себѣ въ качествѣ приближенныхъ совѣтниковъ Вучича и

 

 

40

 

Петроніевича, или нѣть; въ послѣдненъ случаѣ они готовы оставить свои званія, и т. п. Во врема совѣщаній Вучичь говорилъ, что одна изъ партій должна пасть жертвою; не трудно догадаться, что онъ не могъ желать такой участи для своей партіи, но и противники его не дремали. Попечитель внутреннихъ дѣлъ Георгій Протичь, тотчасъ же послѣ собранія въ домѣ Вучича, вызвалъ къ себѣ чрезъ разсыльныхъ важнѣйшихъ окружныхъ чиновниковъ и народныхъ кметовъ, которые находились тогда въ Бѣлградѣ, и пригласилъ ихъ подписаться къ прошенію на имя князя о забвеніи всего прошедшаго, взаимномъ отпущеніи обидъ и притѣсненій и примиреніи всѣхъ партій. На разсвѣтѣ это прошеніе подано было князю, и въ тоже утро произошло торжественное примиреніе между всѣми властями въ присутствіи князя, при чемъ каждый клялся, призывая въ свидѣтели высшее духовенство, что будетъ жить въ согласіи и мирѣ съ другими. Князь объявилъ, что будетъ строго наказывать каждаго, кто будетъ укорять другаго какими либо воспоминаніями изъ прошлой жизни. Но это было ненадежное средство для поддержанія общественнаго спокойствія и согласія между партіями. Паша уже успѣлъ довести до свѣдѣнія Порты о недоразумѣніяхъ, возникшихъ по поводу назначенія особыхъ совѣтниковъ для князя; и великій визирь прислаль новое подтвержденіе ихъ въ этомъ званіи. Порта видимо рѣшилась ввести въ Сербію систему каймакамій, посредствомъ которой могла держать въ своихъ рукахъ цѣлую страну и князя ея. Русская дииломатія не возражала противъ того: ибо таковы были желанія и важнѣйшихъ старѣйшинъ Сербіи, называвшихъ себя уставобравителями, друзьями народами, первыми отчизнолюбцами.

 

Какъ бы то ни было, Михаилъ началъ свое правленіе съ того, что пожелалъ, чтобы помилованіе участникамъ въ майской смутѣ, присланное имъ еще изъ Валахіи, было обнародовано. Это исполненно было въ оффиціальной газетѣ подъ 12 марта:

 

«его свѣтлость князь Михаилъ, сказано было въ № 11 Сербскихъ Новинъ, возвратившись изъ Цареграда въ любезное отечество свое, началъ свое правленіе тѣмъ похвальнымъ и достойнымъ княжескаго великодушія и милости дѣломъ, что всѣхъ политическихъ преступниковъ, какъ тѣхъ, которые находились въ заключеніи за участіе въ мятежѣ, происходившемъ въ маѣ прошлаго года, такъ и другихъ, которые позднѣе отданы были подъ судъ за разныя противузаконныя покушенія, помиловалъ всеобщею амнистіей и совершевно освободилъ отъ всякаго дальнѣйшаго наказанія».

 

Хотя въ прокламаціи, изданной отъ имени князя къ народу и извѣщавшей о принятіи имъ отцовской

 

 

41

 

власти, князь и выражался о себѣ весьма скромно, говоря: «будучи такъ молодъ, я ничѣмъ не могъ обратить на себя высочайшее вниманіе султана, а тѣмъ болѣе заслужить его милость или какую награду»; но, какъ мы видѣли, съ первыхъ же дней по прибытіи своемъ въ Бѣлградъ, Михаилъ не могъ скрыть неудовольствія по поводу назначенія Вучича и Петроніевича въ непосредственные совѣтники къ нему, и даже при первомъ свиданіи съ ними не умѣлъ сдержать отвращенія къ этимъ заклятымъ врагамъ своего отца, котораго онъ дѣйствительно любилъ.

 

Поводовъ къ открытому разрыву между княземъ и приставленными къ нему совѣтниками нашлось много. Зачинщикомъ былъ князь Милошъ, который посредствомъ своихъ агентовъ, посредствомъ писемъ къ приверженнымъ ему сербскимъ чиновникамъ и возваній къ народу, подготовлялъ хотя безъ особеннаго успѣха народное волненіе противъ Вучича и его друзей. Княгиня Любица, вернувшись изъ Константинополя вмѣстѣ съ сыномъ, также вошла въ сношенія съ мужемъ и, зная, какъ молодому князю трудно будетъ побѣдить противниковъ, рѣшилась дѣйствовать въ пользу Милоша. Благодаря прежнимъ отношеніямъ и обширнымъ связямъ, которыя имѣла въ Сербіи эта дѣятельная женщина, ей удалось привлечь на сторону своего мужа не малое число чиновниковъ и дѣйствія приверженцевъ стараго правленія пошли успѣшнѣе. Опираясь на ея помощь, Ефремъ Обреновичь, имѣвшій личные счеты съ Вучичемъ и Петроніевичемъ и знавшій о нерасположеніи къ нимъ племянника, сталъ распускать слухи между сельчанами Бѣлградскаго округа о томъ, что непрошенные совѣтники стѣсняютъ князя своими распоряженіями и мѣшаютъ облегченію народныхъ повинностей. Къ Ефрему примкнули всѣ чиновники, которые незадолго предъ тѣмъ осуждены были намѣстничествомъ за участіе въ прошлогоднихъ волненіяхъ и потомъ прощены Михаиломъ. Въ великій четвергъ 10-го апрѣля въ домѣ Ефрема собрались 21 сельчанинъ изъ разныхъ мѣстностей, находящихся не въ дальнемъ разстояніи отъ Бѣлграда; то были: Новакъ Максимовичь и Петръ Милосавлевичь изъ Бука, Іовица Радосавлевичь изъ Лукавицы, Миланъ Радосавлевичь и Марко Декичь изъ Ступицы, Михаилъ Стошичь, Юрій Марковичь, Радосавъ Росичь и Ранко Филиповичь изъ Петки, Живанъ Іовичичь, Крста Михайловичь, Живко Михайловичь, Марио Бирчевичь, Петроніе Смильчичь, Еремія Смильчичь, Іованъ Аничичь, Милованъ Милинковичь и Іованъ Миловановичь изъ Шопича, Павелъ Маричичь, Живко и Лазарь Крсмановичи изъ Врелаца. Они заявили Ефрему, что

 

 

42

 

жители ихъ селеній были бы рады, еслибъ старый князь Милошъ возвратился въ Сербію; на это Ефремъ отвѣчалъ имъ, что быть того не можетъ до тѣхъ поръ, пока не погибнутъ нѣсколько совѣтниковъ, что изъ 17 слѣдуетъ оставить 7 наиболѣе преданныхъ князю, при помощи которыхъ Милошъ можеть возвратиться въ отечество. При этомъ онъ говорилъ, что можно будетъ ограничить подать тремя талерами, изъ коихъ одинъ пойдетъ султану, одинъ князю и одинъ на войну, а остальные два куда теперь идутъ, надобы справиться. Въ заключеніе Ефремъ говорилъ своимъ собесѣдникамъ: «когда увидишь зайца, такъ вѣдь ты берешься за ружье!» давая этимъ понять, что заяцъ былъ близокъ. Сельчане возвратились въ свои жилища, убѣжденные что молодому князю приходится плохо отъ совѣтниковъ. Они стали разсказывать о томъ народу и жители окрестныхъ селеній стали сходиться въ небольшія скупщины. Первая была въ Кукѣ, и на этой скупщинѣ составлено было письмо къ Ефрему, въ которомъ высказывалось народное неудовольствіе противъ совѣтниковъ. Письмо это доставлено было въ Бѣлградъ Благоемъ Михайловичемъ изъ Кука, Петромъ Аничичемъ изъ Юнковца и Іованомъ Михайловичемъ изъ Даросавы. Ефремъ, прочитавъ письмо, сказалъ имъ: «дѣлайте, чтó начали, желаю вамъ успѣха». Вторая скупщина была въ Медошевцѣ, откуда было доставлено такое же письмо чрезъ Степана Николича, по прочтеніи коего Ефремъ сказалъ: «не покидайте этого дѣла!» Третья скупщина была въ Шопичѣ и письмо ея отнесъ въ Бѣлградъ Тома Миливоевичь. Народъ уже не ждаль дальнѣйшихъ извѣстій отъ Ефрема и шелъ большими толпами къ Бѣлграду. Близъ Сремчицы толпы встрѣтили Тому Миливоевича, при которомъ находилась уже часть ополченцевъ. Съ обѣихъ сторонъ начались распросы, и шедшіе изъ Бѣлграда на вопросъ встрѣчныхъ: можно ли идти туда? отвѣчали: «господарь Ефремъ шлетъ вамъ поклонъ и совѣтуетъ дѣйствовать согласно; чтò начали, тò и сбудется». Вскорѣ изъ всѣхъ округовъ стали приходить донесенія попечителямъ внутреннихъ дѣлъ и правосудія отъ окружныхъ начальниковъ съ извѣстіемъ, что народъ вездѣ поднимается и собирается идти къ Бѣлграду. Первое донесеніе отъ 17-го апрѣля пришло изъ Смедерева. Тамъ во время праздниковъ Пасхи явились въ окружной судъ до 12 кметовъ и заявили отъ имени цѣлаго населенія того округа желаніе и просьбу, чтобы князь посѣтилъ Смедеревскій округъ и показался народу. Въ такомъ же смыслѣ подано было ими письменное прошеніе въ судъ. Предсѣдатель суда пригласилъ окружнаго начальника и вмѣстѣ съ нимъ

 

 

43

 

принялъ прошеніе кметовъ, ибо кметы увѣряли, что они исполняютъ только народную волю. Между тѣмъ и отъ жителей Смедерева подалъ такую же просьбу окружному начальнику Алексѣй Куюнджичь, но начальникъ узналъ, что граждане не принимали участія въ составленіи этой просьбы. На этомъ основаніи смедеревскія власти стали предполагать, что и сельскіе кметы подали прошеніе произвольно. Кромѣ того въ Смедеревѣ не было никакихъ извѣстій отъ срезскихъ начальниковъ ни о такомъ народномъ желаніи, ни о томъ, чтобъ гдѣ либо въ округѣ народъ сходился въ скупщины и уполномочилъ кметовъ на такое прошеніе. Но когда окружноа начальникъ Стефанъ Петровичь сталъ совѣтоваться съ предсѣдателемъ окружнаго суда Петромъ Вуличевичемъ, чтò имъ дѣлать? послѣдній отвѣчалъ: «подожди дней десять, такъ выгонишь всѣхъ жидовъ»; а вечеромъ въ тотъ же день Вуличевичь говорилъ смедеревскому купцу Георгію Рашичу: «подожди, Дёко, только до Духòва дня, такъ много перемѣнъ увидишь». Изъ этихъ намековъ окружное начальство заключило, что приходъ кметовъ въ судъ не обошелся безъ интригъ предсѣдателя суда. Обо всемъ этомъ и было донесено въ Бѣлградъ.

 

При первомъ же извѣстіи о народномъ волненіи, именно 19 апрѣля, Вучичь и Петровіевичь подали просьбу русскому консулу, въ которой они припоминали, какъ Михаилъ, тотчасъ же по прибытіи своемъ изъ Цареграда, выразилъ неудовольствіе по поводу назначенія ихъ совѣтниками, и какъ они, не желая быть ему въ тягость отказались отъ своей должности, но потомъ, по совѣту русскаго генеральнаго консула, бѣлградскаго паши и султанскаго коммисара, приняли присягу на совѣстливое исполненіе своихъ обязанностей, согласно письму великаго визиря.

 

«Согласно этой присягѣ, говорили они далѣе, въ теченіе почти двухъ мѣсяцевъ исполняли мы возложенныя на насъ обязанности съ величайшею совѣстливостью и справедливостію, всего болѣе остерегаясь, чтобы, во время нашихъ совѣщаній съ нимъ, не подавать ему ни малѣйшаго знака, которымъ бы мы могли нарушить его волю и даже вопреки нашимъ обязанностямъ хранили молчаніе, потворствуя даже и въ такихъ случаяхъ, когда имѣли полное право возражать на его безпутные поступки, какъ напримѣръ: на отмѣнный пріемъ тѣхъ злодѣевъ, которые въ прошломъ году шли противъ царской воли и на явную пагубу нашего отечества, а потомъ осуждены были на заточеніе, но получили отъ него амннстію, когда же нѣкоторые изъ нихъ пришли къ нему, то онъ посадилъ ихъ съ собою на софу, угощалъ ихъ, а иныхъ принялъ въ службу

 

 

44

 

къ своему двору; на обзыванье насъ въ его присутствіи матерью его «hund-wuth’ами при чемъ онъ только сладко улыбался и т. п. Все бы мы это сносили и впредь, и управляли бы съ нимъ до тѣхъ поръ, пока были бы въ силахъ трудиться на пользу его собственную и отечества. Но такъ какъ мы получили нынѣ вѣрныя извѣстія, что противъ насъ распущены страшныя сплетни и въ народѣ, а именно въ Смедеревскомъ округѣ чрезъ предсѣдателя тамошняго суда Петра Вуличевича, мужа княжеской тетки, а въ кулубарскомъ срезѣ Бѣлградскаго округа чрезъ кметовъ, приходившихъ къ нему въ великій четвергъ, и не желая, чтобы изъ такихъ дѣлъ родились какія слѣдствія на вредъ и пагубу нашего отечества, имѣемъ честь заявить вашему высокородію, что мы отъ сего дня перестаемъ отправлять наши обязанности, о чемъ объявили уже самому князю и здѣшнему пашѣ. Просимъ васъ довести объ этомъ до свѣденія высочайшаго двора, покровительствующаго Сербіи, защитѣ и покровительству котораго мы себя вручаемъ, съ присовокупленіемъ покорнѣйшей просьбы нашей, чтобы онъ за долговременное служеніе наше озаботился о нашей будущей судьбѣ».

 

 

Подобныя же объясненія поданы были пашѣ и самому князю. Но оффиціальная газета, вышедшая на другой день послѣ отставки Вучича и Петроніевича, хранила о томъ молчаніе. Только въ слѣдующемъ номерѣ объявлено было, что, за отсутствіемъ попечители иностранныхъ дѣлъ Авраама Петроніевича, должность его поручается директору княжеской канцеляріи Пауну Янковичу, и уже въ слѣдующемъ номерѣ, отъ 4 мая, было напечатано, что Петроніевичь добровольно отказался отъ своихъ должностей, а на его мѣсто назначается Георгій Протичь, Паунъ же Янковичь снова возвращается на свое прежнее мѣсто.

 

Бѣлградскій паша и русскій консулъ, извѣстившись отъ Вучича и Петроніевича о случившемся, потребовали отъ князя, чтобы народное волненіе было пресѣчено въ самомъ началѣ. Но новому князю нравилось сочувственное въ его пользу расположеніе народа. Пришедшіе изъ колубарскаго среза были приняты ласково княземъ въ Топчидерѣ. Ихъ насчитывали до 3000. Князь, получившій въ это время русскій орденъ Анны первой степени, принималъ ихъ 25 апрѣля вмѣстѣ съ княгиней Любицей и Ефремомъ Обреновичемъ. Пришедшіе высказывая свое неудовольствіе возвышеніемъ Вучича и Петроніевича. Князь успокоивалъ волновавшійся народъ и отсылалъ его по домамъ. Нѣкоторые изъ приходившихъ просили охранныхъ листовъ на тотъ случай, еслибы

 

 

45

 

кто сталъ потомъ упрекать ихъ въ беззаконныхъ поступкахъ; нѣкоторые, собравшись наскоро къ Бѣлграду, не успѣли захватить съ собой съѣстныхъ припасовъ, и княгиня Любица раздавала имъ необходимые запасы. Удача первыхъ противниковъ власти Вучича и Петроніевича развязала руки остальнымъ приверженцамъ Обреновичей. Наступила очередь уставобранителей искать убѣжища отъ разгнѣванной народной толпы. Въ восьми округахъ отразилось народное движеніе. Попечительства внутреннихъ дѣлъ и правосудія разсылали по всѣмъ округамъ циркуляры объ успокоеніи народа. Но въ селеніяхъ Смедеревскаго округа народъ объявилъ эти циркуляры подложными, ибо на нихъ не было княжеской подписи. Окружной рудницкій судъ долженъ былъ закрыть свою канцелярію, а члены его искать спасенія въ бѣгствѣ; но народъ схватилъ нѣкоторыхъ изъ нихъ и приставилъ къ нимъ стражу. Въ Брусницѣ предводительствовалъ возставшими сельчанами чернорѣцкаго среза замѣшанный въ прошлогодней смутѣ Атанацко Михайловичь. Нѣкоторые изъ чиновниковъ вздумали было уговаривать народъ, но были побиты. Въ народѣ раздавались крики, что Вучичь роздалъ много дукатовъ княжескимъ слугамъ, приглашая ихъ отравить Михаила; другіе говорили, что князь находился въ неволѣ у совѣтниковъ, и потому надо перевести его изъ Бѣлграда въ Крагуевацъ, а всѣ постановленія Совѣта пересмотрѣть и передѣлать; третьи настойчиво требовали возвращенія взятыхъ за прошлый годъ податей, но ограничились тѣмъ, что запечатали кассы во всемъ округѣ и приставили къ нимъ стражу. «Страшно было смотрѣть, доносилъ одинъ изъ чиновниковъ Рудницкаго округа попечителю правосудія Тенькѣ Стефановичу, какъ волновался здѣсь народъ и какъ нападалъ на судъ и чиновниковъ». Предводителями его были: маіоръ Радое Биничанинъ, участвовавшій въ прошлогодней смутѣ, и Марко Добросавлевичь изъ Трепчи. Въ Чачакскомъ округѣ народъ былъ поднятъ начальникомъ срезскимъ Ботуровичемъ, который прочелъ предъ толпою письмо Іована Обреновича, извѣщавшаго, что ихъ ждутъ или въ Крагуевацъ или въ Бѣлградъ. Бывшій адъютантъ Іована Обреновича, Марко Поповичь, велѣлъ заковать всѣхъ чиновниковъ въ Чачакѣ, а нѣкоторыхъ водилъ по рынку и билъ палками. Въ Шабцѣ первые взволновались граждане и окружили зданіе суда стражею, не выпуская никуда членовъ его. Одинъ изъ жителей Панта Ковичь три раза собиралъ скупщину предъ зданіемъ полиціи, грозя тѣмъ, которые не захотятъ пристать къ нему, избить и связать ихъ. При помощи одного изъ полицейскихъ Ковичь три раза собиралъ

 

 

46

 

гражданъ; рѣшено было составить письменную жалобу противъ судей. Когда собранные стали подписывать жалобу, но подписывавшихся было мало, Ковичь пошелъ къ предсѣдателю мироваго суда Пантѣ Иличу и просилъ его собрать людей. Тотъ отвѣчалъ, что можетъ собирать только членовъ общины, и что для этого нужно одобреніе окружнаго начальника. Придя къ послѣднему Иличь говорилъ, что Ковичь собираетъ скупщину, извѣстно ли это начальству. Окружной начальникъ замѣтилъ: пусть собираетъ, если хочетъ, отъ чего же не собрать? Такимъ образомъ жалоба получила множество подписей и отправлена была съ тремя депутатами къ князю. Въ Мачвѣ нѣсколько кметовъ, побывавшихъ уже въ Топчидерѣ, собрали изъ окрестныхъ селъ большую скупщину и спрашивали: держится ли народъ князя или нѣтъ? причемъ говорили о прощеніи податей на три года. Въ Посавско-тавнавскомъ срезѣ мѣстный начальникъ собралъ такую же скупщину, на которой говорилпсь тѣже самыя рѣчи. Повсюду, гдѣ народъ волновался, болѣе всего доставалось чиновникамъ, а иногда и духовенству. Кто осмѣливался осуждать волненіе, или непринимать въ немъ участіе, подвергался оскорбленіямъ, побоямъ и заключенію. Правительство не защищало ихъ, и вскорѣ въ самомъ Бѣлградѣ народъ сталъ нападать на уставобранителей. Большая часть изъ нихъ бѣжала въ крѣпость подъ прикрытіе паши. Въ числѣ удалившихся отъ дѣлъ былъ и митрополитъ Петръ Іовановичь, который долженъ былъ выслушать во время одного изъ объясненій князя съ народомъ въ Топчидерѣ брань взволнованной толпы, а потомъ былъ обвиненъ въ утайкѣ 260 дукатовъ, врученныхъ будтобы ему однимъ изъ солдатъ, участвовавшихъ въ прошлогоднихъ смутахъ, во время увѣщанія ихъ. Чачакскаго епископа Никифора возставшій народъ держалъ 17 дней подъ стражей; игуменъ монастыря Манассіи, Исайя Стошичь, былъ битъ, потомъ связанъ и отведенъ въ Крагуевацъ. Савва, протоіерей изъ Моравца, спасся бѣгствомъ чрезъ Шабацъ въ Бѣлградъ; священникъ Ильа изъ села Зеока, долженъ былъ также скрыться въ Бѣлградъ. Въ Подринскомъ округѣ посажены были подъ стражу всѣ члены окружнаго суда. Петроніевичь и Вучичь, Стоянъ Симичь, попечитель правосудія Тенька Стефановичь, до 10 членовъ Совѣта и апелляціовнаго суда, до 40 членовъ изъ девяти окружныхъ управленій, 5 военныхъ чиновниковъ, въ томъ числѣ полковникъ Илья Гарашанинъ, директоръ нормальныхъ школъ Симеонъ Милютиновичь, укрылись въ турецкую крѣпость. Мѣста разсѣянныхъ членовъ правительства, созданныя новымъ уставомъ и новымъ положеніемъ

 

 

47

 

дѣлъ, не были заняты. Оставшіеся на службѣ или опасались дѣйствовать противъ возстанія, или были на сторонѣ его. Ежедневно приходили новыя толпы народа въ Топчидеръ разузнавать о князѣ, и Михаилъ наждый разъ долженъ былъ выходить къ народу, объясняться съ нимъ, благодарить и успокоивать, прося разойтись по домамъ. Но на другой же день появлялись новыя толпы и начинались новыя объясненія. Народъ требовалъ удаленія совѣтниковъ и перемѣщенія князя въ Крагуевацъ. Нѣкоторые прямо желали возвращеніи Милоша въ Сербію, ѣздили къ нему въ Валахію и, возвратясь оттуда съ воззваніями къ народу, писали прошенія о возвращеніи стараго князя и, собирая подписи къ нимъ безъ малѣйшихъ препятствій со стороны властей, подавали эти прошенія Михаилу. На упреки русскаго консула чиновники, оставшіеся на своихъ мѣстахъ, извиняли себя то тѣмъ, что не прилично отгонять отъ князи народъ, приходящій къ нему съ знаками довѣрія, то отзываясь слабостію своихъ силъ.

 

Всѣмъ движеніемъ руководили крайніе привержемцы стараго правленія. Они говорили, что съ паденіемъ Милоша, никогда не допускавшаго Турокъ до вмѣшательства во внутреннія распри Сербіи, погибла и еи политическая независимость; что Вучичь, Петроніевичь и вся партія уставобранителей хлопотали о введеніи въ отечество цѣлой системы чиновничества изъ корыстолюбивыхъ расчетовъ и роздали большую часть должностей своимъ родственникамъ, близкимъ и знаконымъ; что они путемъ интрнгъ добились почетнаго и вліятельнаго званія верховныхъ княжескихъ совѣтниковъ; что они не дали предъ послѣднею скупщиной надлежащаго отчета въ своемъ управленіи и расходахъ народной казны за время своего намѣстничества; что кромѣ 50.000 дукатовъ, данныхъ въ займы Стояну Симичу, намѣстничество выдало Вучичу 10.000 дукатовъ на поправку его дома и хозяйства, съ уплатою этой суммы въ долгіе сроки и съ зачисленіемъ изъ нея 1000 дукатовъ въ награду за изгнаніе Милоша; что Петроніевичь опредѣлилъ себѣ значительную пожизненную пенсію, а также позаботился и о другихъ чиновникахъ изъ своей партіи; что вообще изъ народной казны, въ которой при отреченіи Милоша насчитывалось до 13.000.000 піастровъ растрачено было до 8.000.000, большая часть которыхъ пошла на учрежденіе ненужныхъ присутственныхъ мѣстъ и на подкупы турецкихъ чиновниковъ во время пребыванія Михаила въ Константинополѣ. Не удивительно, что толпы возставшаго населенія нападали преимущественно на тѣхъ чиновниковъ, которые поставлены

 

 

48

 

были послѣ введенія устава. Въ народномъ волненія приняли участіе и солдаты; часть бѣлградскаго гарнизона явилась въ княжескій дворецъ съ криками: «Мы нехотимъ 17-ти господарей! кому мы служимъ? Мы нехотимъ повиноваться новому правительству. Кто ихъ поставилъ? Они сами себя поставили». Но князь вышелъ къ солдатамъ и приказалъ имъ идти назадъ въ казармы. Депутаціи отъ народа, приходившія къ князю, также высказывали требованія, чтобы совѣтники и чиновники, враждовавшіе противъ стараго правленія, уволены были въ отставку. Послѣдніе подавали просьбы о своемъ увольненіи, но присоединяли при этомъ протесты. Возставшія толпы народа признавали себя дѣйствовавшими на основаніи справедливости и закона, а сопротивлявшихся чиновниковъ объявляли бунтовщиками противъ князя. Но когда въ Бѣлградъ являлись многочисленныя толпы, иностранные консулы, недовѣряя имъ, выставляли свои флаги на занимаемыхъ ими домахъ. Самъ князь окружилъ себя нѣсколькими служителями, находившимиси прежде при Милошѣ и горячо преданными Обреновичамъ. Бѣлградскій паша роздалъ порохъ и пули Туркамъ, чтобы они вмѣстѣ съ жителями Бѣлграда, заботившимися о сохраненіи мира, защищали городъ, еслибъ возставшіе вздумали напасть на него. Но самъ народъ требовалъ, чтобы къ казнѣ приставлена была сильная стража, и чтобъ потомъ она была перевезена въ Крагуевацъ подъ прикрытіемъ гарнизона. Паша и русскій консулъ предупреждали крайности, до которыхъ могли дойти возставшіе. Они всячески старались пресѣчь сношенія Милоша съ Сербіей: такъ, когда 11-го мая въ Бѣлградъ прибылъ повѣренный князя Милоша, бояринъ Флореско, то паша и русскій консулъ не допустили его до Михаила и выпроводили назадъ. Въ продолженіи одной недѣли паша и консулъ отправили пять курьеровъ съ депешами въ Константинополь [11].

 

Наконецъ князь переселился въ Крагуевацъ и во всѣхъ селеніяхъ, которыя дежали на пути, онъ встрѣчаемъ былъ живѣйшими изъявленіями народной радости. Одно путешествіе его уже вполнѣ упрочивало успѣхъ возстанія; но и остальные округи ожидали, что молодой князь посѣтитъ ихъ. Уже никто не думалъ, чтобы оставившіе службу и укрывшіеся въ крѣпость совѣтники, попечители и чиновники могли возвратиться на свои мѣста, ибо имъ нельзя было выходить не только изъ Бѣлграда, но и изъ самой крѣпости. Уже носились слухи, что ушедшіе въ крѣпость должны будутъ переселиться кто въ Россію, кто въ Австрію. Стоянъ Симичь взялъ паспортъ и переѣхалъ въ Землинъ, откуда отправился въ Валахію, гдѣ у

 

 

49

 

него были имѣнія. Враги его съ усмѣшкой говорили, что Симичь можеть оплакивать теперь свои прежнія ошибки вмѣстѣ съ старымъ княземъ. Русскій генеральный консулъ отправился вслѣдъ за Михаиломъ въ Крагуевацъ, чтобы настаивать на точномъ сохраненіи устава и противиться возвращенію Милоша, котораго народъ хотѣлъ сдѣлать непосредственнымъ совѣтникомъ молодому князю. Іованъ Обреновичь возвратился въ Чачакъ, гдѣ онъ управлялъ около 25 лѣтъ, и былъ встрѣченъ съ восторгомъ его жителями. Ефремъ Обреновичь, несмотря на то, что около десяти лѣтъ прожилъ въ Бѣлградѣ, также уѣхалъ въ Крагуевацъ, гдѣ для встрѣчи князя собралось до 10.000 человѣкъ. Милета Радойковичь, никогда не бывшій противникомъ Обреновичей и желавшій въ 1835 году отъ Милоша только нѣкоторыхъ уступокъ, сталъ теперь во главѣ Совѣта и принуждалъ его членовъ переселиться въ Крагуевацъ; но Тèнька Стефановичь, Лазарь Теодоровичь и Матвѣй Ненадовичь заявили письменно, что они не могутъ ѣхать туда; начальникъ отдѣленія промышленности при попечительствѣ финансовъ, Іованъ Гавриловичь, подалъ въ отставку, получилъ ее съ правомъ поступить современемъ вновь на службу, и остался въ Бѣлградѣ. Княгиня Любица, дожидавшаяся вѣстей отъ Милоша, вызвана была также въ Крагуевацъ подъ предлогомъ болѣзни сына. Вслѣдъ за тѣмъ вывезены были изъ Бѣлграда и всѣ архивы. Такимъ быстрымъ успѣхомъ увѣнчалось народное волненіе, поднятое Ефремомъ Обреновичемъ, не безъ участія княгини Любицы. Но оно увлекло ихъ гораздо далѣе, чѣмъ они предполагали. Ефремъ и Протичь нисколько не думали о возвращеніи Милоша; а между тѣмъ собравшійся въ Крагуевцѣ народъ усиленно требовалъ, чтобы Милошъ былъ вызванъ въ отечество и чтобы виновники его изгнанія были отданы подъ судъ. Даже самому Протичу досталось отъ народа: нѣкоторые въ присутствіи князя кричали, что его мѣсто среди бунтовщиковъ, съ коими онъ интриговалъ противъ Милоша. Но всѣ радовались, что вслѣдствіе переселенія правительства въ Крагуевацъ, вліяніе Порты на внутреннія дѣла Сербіи должно было ослабѣть. Въ Иллирскихъ Новинахъ, издававшихся въ Загребѣ, сказано было прямо, что Ефремъ обманулся въ своей надеждѣ на всегдашнее удаленіе Милоша изъ Сербіи, и что Михаилъ, воспитанный въ школѣ отца, очень привязанъ къ Милошу и во всемъ слушается своей матери.

 

Наконецъ князь 15 мая издалъ прокламацію, въ которой говорилось:

 

«такъ какъ люди, приходившіе ко мнѣ толпами почти изъ всѣхъ округовъ, кто въ Топчидеръ, а кто и сюда въ Крагуевацъ, явно говорили мнѣ, что

 

 

50

 

сомнѣваются, чтобы приказанія, исходящія отъ попечительствъ и подчиненныхъ имъ властей, проистекали отъ моей воли и по моему повелѣнію, ибо подъ этими приказаніями не видятъ ни подписи, ни печати моей, въ каковомъ сомнѣніи ихъ я и самъ могъ удостовѣриться, вполнѣ убѣдившись, что нѣкоторые совершенно отказали въ повиновеніи поставленнымъ надъ ними властямъ, то я призналъ за благо извѣстить прокламаціей и извѣщаю весь народъ, что всѣ приказы и повелѣнія, которыя издаются посредствомъ попечительствъ и подчиненныхъ имъ властей, суть мои собственные приказы и мои собственныя повелѣнія; а потому какъ имъ, такъ попечительствамъ и второстепеннымъ властямъ, мною поставленнымъ, слѣдуетъ и впредь подчиняться и повиноваться безъ всякаго противорѣчія и спора, вѣря что, слушая ихъ и повинуясь имъ, каждый слушается меня и повинуется мнѣ; если же кто противится и не повинуется имъ, тотъ противится и не повинуется мнѣ, и за то долженъ быть преданъ суду и подвергнутъ заслуженной казни, какъ преступникъ настоящей и всякой другой, основавной на земскомъ уставѣ, волѣ».

 

 

Вслѣдъ за тѣмъ обнародованы были назначенія новыхъ окружныхъ начальниковъ и попечителей: управленіе правосудіемъ и просвѣщеніемъ поручено было Голубу Петровичу, внутреннихъ дѣлъ и финансовъ Цвѣтку Раевичу. А вслѣдствіе переселенія центральнаго правительства въ Крагуевацъ между Бѣлградомъ и внутренними округами Сербіи устроены были почтовыя сообщенія по два раза въ недѣлю. Въ концѣ мая и въ началѣ іюня послѣдовало множество новыхъ назначеній и перемѣнъ въ личномъ составѣ окружныхъ и срезскихъ управленій. 14 іюня попечительство правосудія и просвѣщенія передано Стефану Радичевичу, 20 іюня на мѣсто двухъ умершихъ членовъ Совѣта Майсторовича и Парезана, назначены были директоръ княжеской канцеляріи, Паунъ Янковичь, и главный секретарь Совѣта, Стефанъ Марковичь [12].

 

Между тѣмъ бѣжавшіе въ крѣпость не бездѣйствовали. Паша и русскій консулъ, писавшіе обо всемъ въ Константинополь, безпрестанно получали отъ нихъ подробныя извѣстія о ходѣ народнаго волненія. У совѣтниковъ, скрывшихся въ крѣпость, оставались не только въ Бѣлградѣ, но и внутри страны родственники и друзья. Чрезъ нихъ-то добывали они подробныя свѣдѣнія о народномъ волненіи и дѣйствіяхъ властей, которым ихъ смѣнили. Вѣсть о томъ, что бѣжавшіе въ крѣпость сносятся съ своими приверженцами, снова взволновала народъ, и попечитель внутреннихъ дѣлъ Цвѣтко Раевичь издалъ объявленіе къ жителямъ Бѣлграда, въ которомъ

 

 

51

 

объяснялъ, что народъ съ тѣхъ поръ «какъ услыхалъ, что Вучичь и Петроніевичь, отдѣлившись совсѣмъ отъ князя, опять стали вступать въ переговоры и въ сношенія съ людьми, которые приходятъ къ нимъ въ крѣпость, снова взволновался и обнаруживаетъ неудоволствіе; чтобы такое огорченіе и безпокойство народа не достигло высшей степени, князь нашелся вынужденнымъ поручить попечительству внутреннихъ дѣлъ принять строжайшія мѣры къ прекращенію разъ навсегда возможности сходиться Петроніевичу и Вучичу съ жителями здѣшняго города и съ приходящими изнутри Сербіи; объявляя о семъ, попечительство внутреннихъ дѣлъ присовокупляетъ, что каждый нарушитель княжеской воли въ семъ случаѣ будетъ примѣрно наказанъ». А самъ князь выдалъ 7 іюня новую прокламацію къ народу, въ которой убѣждалъ его возвратиться къ порядку и повиновенію властямъ, и повелѣвалъ «всякій, кто бы сталъ подстрекать народъ на дѣла противныя какимъ либо законнымъ постановленіямъ; кто бы сталъ собирать народъ, подъ какимъ бы то нибыло предлогомъ; кто бы отвращалъ народъ отъ повиновенія властямъ; кто бы внушалъ народу оказывать сопротивленіе сбору податей, тотъ долженъ быть тотчасъ же схваченъ и преданъ надлежащему суду, который осудить и накажетъ его по существующимъ законамъ». Но какъ ни старались власти успокоивать народъ и слѣдить за сношеніями противниковъ князя съ крѣпостію, онѣ не могли ни прекратить совершенно народнаго волненія, ни отнять у бѣжавшихъ въ крѣпость совѣтниковъ возможности получать свѣдѣнія изъ Бѣлграда, Крагуевца и другихъ городовъ. У Вучича, Петроніевича и ихъ товарищей всегда было вѣрное средство добыть необходимыя для нихъ вѣсти. Австрійскій городокъ Землинъ, лежащій на другомъ берегу Савы противъ Бѣлграда, всегда былъ мѣстомъ, куда сходились вѣсти изъ южнославянскихъ провинцій Австріи, изъ турецкихъ областей, изъ самой Сербіи и наконецъ изъ Валахіи. Бѣлградскій паша, иностранные консулы, сербское правительство, различныя вѣдомства его, всегда имѣли своихъ шпіоновъ въ этомъ городѣ и рѣдкій день проходилъ безъ того, чтобы два, три агента изъ Бѣлграда и крѣпости не побывали въ Землинѣ и не принесли оттуда своимъ начальникамъ свѣжихъ новостей. Австрійскія пограничныя власти точно также держали своихъ шпіоновъ въ Бѣлградѣ и турецкой крѣпости и смотря по тому, съ кѣмъ они находились въ болѣе дружескихъ отношеніяхъ, съ Турками или Сербами, тѣмъ и сообщали свѣдѣнія о дѣйствіяхъ и намѣреніяхъ ихъ сосѣдей. При такихъ взаинныхъ отношеніяхъ трехъ пограничныхъ

 

 

52

 

правительствъ трудно было сохранять имъ другъ отъ друга свои тайны. Такъ было и на этотъ разъ. Все чтò узнавалъ турецкій паша, то становилось извѣстнымъ въ тотъ же день и его гостямъ, бывшимъ совѣтникамъ Сербскаго князя, и ихъ друзьямъ, остававшимся въ Бѣлградѣ.

 

Вотъ между прочимъ какія вѣсти, добытыя указаннымъ путемъ, сообщалъ отъ 3 іюня русскому генеральному консулу одинъ изъ поссорившихся съ княземъ совѣтниковъ, Тенька Стефановичь:

 

«вслѣдствіе важнаго заявленія отъ неизвѣстнаго намъ пріятеля, который изъ любви къ отечеству нѣчто открылъ и обѣщалъ открыть о томъ, что Англія думаетъ и дѣлаетъ относительно Сербіи и князя Милоша, я устроилъ такъ, что сей пріятель былъ у меня тайно въ эту ночь, и я, послѣ твердаго обѣщанія не выдать его, получилъ отъ него слѣдующее изустное сообщеніе: 1) самъ онъ сынъ покойнаго Димитрія Врацаліи изъ Болгаріи, изъ города Врацы; отецъ его былъ убитъ Турками за то, чта покушался поднять Болгарію противъ Турокъ и сбросить оковы тиранства, въ которыхъ страдаетъ Болгарія; 2) по смерти рѣченнаго Димитрія, сынъ его, именемъ Александръ, помышляя о своей безопасности, перебѣжалъ въ Сербію, откуда уже и не возвращался въ отечество. Еогда Ходжесъ пріѣхалъ въ Сербію и сталъ по своему обычаю подыскивать себѣ приверженцевъ, чтобы тѣмъ легче привести въ дѣйствіе свои замыслы, нашелъ онъ и помянутаго Александра Димитріевича Врацалію, и вступивъ съ нимъ въ знакомство, привлекъ его къ себѣ; замѣтивъ въ немъ даръ проницательности и видя, что можетъ съ пользою употреблить его въ дѣлахъ своихъ, Ходжесъ увѣрилъ его, что отъ него зависитъ все его счастіе, если онъ отважится на предпріятіе, которое будетъ предложено ему Ходжесомъ. На обѣщанія и увѣренія Врацаліи, что онъ будетъ слѣдовать его совѣтамъ и всему, чтò можетъ служить къ увеличенію его счастія, Ходжесъ довѣрилъ ему планъ Англіи, которая желаетъ и старается подорвать вліяніе Россіи на европейскую Турцію, для чего онъ и принялъ необходимыя мѣры въ Сербіи, Босніи, Герцеговинѣ и Черногоріи, но ему еще недостаетъ вѣрнаго человѣка для сношенія съ Болгаріей, который бы тамъ дѣйствовалъ по его плану; а этотъ планъ состоялъ въ томъ: сперва втайнѣ устроить нужныя военныя приготовленія, а по окончаніи ихъ онъ дастъ знакъ, когда всѣ назвавныя провинціи должны возстать противъ Турціи, при чемъ увѣрялъ его, что они уже уговорились съ княземъ Милошемъ въ томъ, что онъ первый откроетъ ту войну, и когда она начнется, то Англія будетъ помогать

 

 

53

 

такому предпріятію во что бы то ни стало; ибо она намѣрена дать всякой провинціи особыя независимыя права и сдѣлаться покровительницею этихъ провинцій. Объяснивъ все это, Ходжесъ прибавилъ, что нужно его, Александра Врацалію, послать насчетъ Англіи въ Лондонъ, гдѣ ему дадутъ болѣе пространныя письменныя и устныя наставленія, а равно и деньги для такой цѣли, откуда онъ опять вернется въ Сербію; а Ходжесъ отправитъ его въ удобное время въ Болгарію. Выслушавъ такія рѣчи и такое предложеніе отъ Ходжеса, Александъ послѣ двухдневнаго размышленія отвѣчалъ ему, что онъ не въ состояніи взяться за такое великое дѣло: во 1) потому, что онъ сынъ подозрительнаго въ глазахъ Турокъ отца и легко можетъ поплатиться жизнію по пріѣздѣ въ Болгарію, а во 2) потому, что рѣдко кто можетъ привести въ исполненіе такой планъ въ Болгаріи, ибо Болгары вообще люди простые, и что лишь тотъ можетъ увлечь ихъ къ возстанію, кто связанъ съ ними единствомъ языка и вѣры. Ходжесъ все таки пытался устроить съ нимъ пробу въ Болгаріи и учинить покушеніе, но, видя его нерѣшительность въ томъ, отсталъ отъ своихъ намѣреній касательно Болгаріи, за то удержалъ его при себѣ какъ человѣка, которому можно довѣриться.

 

Этотъ Александръ говорилъ мнѣ:

 

я всегда одобрялъ слова Ходжеса, чтобы онъ ни говорилъ о политикѣ, и всегда выражалъ свою благодарность англійскому двору, который старается объ освобожденіи христіанъ отъ турецкаго ига; а потому и Ходжесъ не скрывалъ отъ меня ничего, что относилось до названныхъ провинцій. Я хорошо зналъ его сношенія съ княземъ Милошемъ, какъ онъ старался отвратить Сербію отъ Россіи; зналъ также, что онъ совѣтовалъ князю Милошу подкупить Вучича, Авраама и Теньку, чтобы они пристали къ его сторонѣ; зналъ, что князь Милошъ жаловался на нихъ и не разъ говаривалъ Ходжесу, что надо лишить жизни до 12 человѣкъ, и только тогда онъ можетъ привести свой планъ въ дѣйствіе; зналъ, что Ходжесъ совѣтовалъ князю не касаться жизни ни одного изъ чиновниковъ; зналъ, что послѣ объявленія устава Ходжесъ и Милошъ сильно негодовали и стали пріискивать новые планы какъ бы уничтожить уставъ, планъ ихъ состоялъ въ томъ, чтобы князь Милошъ перебѣжалъ въ Австрію, а народъ, раздраженный тѣмъ, сталъ бы его искать и обвинилъ бы за то Совѣтъ и т. д. Все это я сообщалъ чрезъ другихъ Вучичу, а о бѣгствѣ въ Австрію заявилъ тремя днями ранѣе, увѣдомивъ, съ вакимъ намѣреніемъ князь Милошъ отправлялся въ послѣдній разъ изъ Крагуевца въ Бѣлградъ, и какимъ образомъ надѣялись возбудить

 

 

54

 

чрезъ то мятежъ; но, по несчастію, мало вѣрили моимъ словамъ, ибо г. Вучичь смотрѣлъ на меня, какъ на англійскаго шпіона. Я доносилъ потомъ, что князь Милошъ приготовляетъ въ Букарештѣ съ англійскимъ консульствомъ новую смуту въ Сербіи, которая состояла въ томъ, чтобъ, когда князь Михаилъ прибудетъ въ Сербію, учинить возмушеніе и уставъ нарушить, и объ этомъ сообщалъ я г. Вучичу до пріѣзда князя Михаила. Я зналъ, что это возмущеніе не удовлетворило ожиданій Англіи, и что мѣсяцъ или два спустя произойдетъ другая сильнѣйшая и болѣе устроенная смута, о чемъ мнѣ говорилъ англійскій человѣкъ Шульбръ, проживающій въ Землинѣ, о чемъ я опять доносилъ Вучичу, десять дней спустя по прибытіи князя Михаила, прибавляя, что Англія дѣйствуетъ всѣми мѣрами, чтобы возвратить князя Милоша въ Сербію и вмѣстѣ съ нимъ выполнить свой пламъ. Я доносилъ, что Англія въ прошломъ году, по отъѣздѣ Милоша отсюда, сочиняла планъ, какъ бы провести его въ Боснію и учинить тамъ возмущеніе, но вскорѣ перемѣнила планъ и вмѣсто Босніи рѣшилась пустить его въ Болгарію, но не имѣя въ Сербіи вѣрнаго человѣка, который бы возмутилъ также и Сербовъ, отложила и это намѣреніе и рѣшила, что князь Милошъ долженъ возвратиться въ Сербію. А теперь могу сказать, по увѣренію Шульбра, что изъ Лондона будетъ присланъ въ Букарештъ англійскому консульству непремѣнно къ 28 іюня новый планъ, который будетъ содержать въ себѣ указаніе, какимъ образомъ князь Милошъ можетъ вступить явно или тайно въ Сербію и учинить возстаніе противъ Турціи, и этотъ планъ привезетъ Райнтъ. Говорю также и увѣряю, что англійскій курьеръ, за мѣсяцъ предъ тѣмъ проѣхавшій изъ Землина въ Цареградъ, привезъ съ собой Милошевы письма, въ которыхъ говорилось о возстаніи, но, чтобы избѣжать подозрѣнія, не отдалъ ихъ здѣсь, вручилъ въ Ягодинѣ Ристѣ, брату англійскаго почталіона, который принесъ ихъ въ Бѣлградъ и передалъ въ руки князю Михаилу. Говорю также, по увѣренію Шульбра, что въ англійской политикѣ относительно Сербіи участвуютъ и Франція явно и Меттернихъ тайно, стараясь уничтожить уставъ и русское вліяніе на Сербовъ. По увѣренію Шульбра, долженъ прибыть чрезъ десять дней изъ Крагуевца въ Бѣлградъ г. Ефремъ и съ нимъ французскій консулъ будетъ вести переговоры объ исполненіи англійскаго плана. Увѣряю васъ, что за шесть дней предъ симъ пришло чрезъ Шульбра изъ Франціи письмо здѣшнему французскому консулу съ такимъ приказомъ, чтобы онъ сколько возможно поддерживалъ и подстрекалъ бунтующую

 

 

55

 

партію, и что въ скоромъ времени ему будутъ присланы болѣе подробныя наставленія. Клянусь вамъ любовью къ Сербіи и моему отечеству Болгаріи, единственная помощь и спасеніе которымъ могутъ произойти отъ Россіи, а не отъ обманывающей Англіи, что могу передать вамъ всѣ акты о томъ, что до сихъ поръ дѣлалось со стороны Англіи и что дѣлать она намѣревается; но только прошу, чтобы мнѣ было обѣщано, что я не буду выданъ, и чтобы мнѣ дана была небольшая сумма денегъ въ распоряженіе. Тогда я тотчасъ же переѣду въ Землинъ и пойду къ Шульбру, который каждый день присылаетъ ко мнѣ, чтобы я къ нему пришелъ и остался при ненъ; а если нужно будетъ, то могу съѣздить и въ Букарештъ нарочно для вышеупомянутыхъ дѣлъ. Я имѣю довѣренность отъ Шульбра превеликую, ибо Ходжесъ при отъѣздѣ своемъ представилъ меня ему какъ вѣрнаго человѣка.

 

— Таково заявленіе, господинъ мой, означеннаго пріятеля, который мнѣ открылся съ просьбою, чтобы объ этомъ никто болѣе не зналъ, кромѣ Вучича, Авраама и меня, чтò я ему и обѣщалъ. Я упросилъ его, чтобы онъ сегодня же или завтра отправился въ Землинъ и повидался съ Шульбромъ, и если сей будетъ понуждать его вступить къ нему въ службу, то пусть ему обѣщаетъ исполнить это чрезъ нѣсколько дней, и между тѣмъ пусть онъ пораспроситъ его, что тотъ думаетъ о теперешней смутѣ въ Сербіи и о князѣ Милошѣ, и если что узнаетъ, то пришелъ бы сказать мнѣ о томъ къ 1 часу ночи. Извините меня, что я не имѣю времени переписать начисто это заявленіе, ибо днемъ безпрестанно приходятъ во мнѣ разные люди и я сомнѣваюсь, чтобы при нынѣшнихъ обстоятельствахъ кто не подсмотрѣлъ,чтò я дѣлаю, и это все я писалъ ночью».

 

Прошло нѣсколько дней и Александръ Дмитріевичь Врацалія, исполнивъ просьбу Теньки Стефановича, то есть повидавшись съ Шульбромь, доносилъ ему слѣдующее:

 

«Шульбръ сказалъ мнѣ немногое: 1) не правда, что князь Милошъ состоитъ въ Букарештѣ подъ крѣпкимъ присмотромъ и быть того не можетъ, пока его изгнаніе изъ Сербіи не будетъ рѣшено судебнымъ путемъ; въ Лондонѣ же составляется планъ, какимъ образомъ подать протестъ со стороны князя Милоша въ тѣ мѣста, куда слѣдуетъ. 2) Назначаемый въ Сербію турецкій коммисаръ долженъ только выслушать, чтò народъ порицаетъ и чего хочетъ, и послѣднее Турція должна будетъ признать; еслибы Россія и захотѣла вмѣшаться во внутреннія распри Сербіи, то не можетъ ничего тутъ сдѣлать, ибо навлекла бы тѣмъ непріятности себѣ отъ великихъ державъ, и теперь уже ведутся переговоры о

 

 

56

 

томъ, чтобы русскіе консулы не засѣдали болѣе въ Совѣтѣ и не мѣшались въ земскія установленія, какъ это дѣдаетъ теперь находящійся въ Сербіи русскій консулъ. 3) Сказадъ мнѣ, что при князѣ Милошѣ нѣтъ теперь ни одного честнаго человѣка, которому бы можно было поручить какое особенное дѣло, при немъ только пьяный Іованъ, который ничего не понимаетъ, и двое глупыхъ слугъ; одного человѣка имѣлъ Михаила Германа, но и съ нимъ дней 10-ть или 14-ть тому назадъ поссорился. Я ему, говорилъ Шульбре, писалъ, чтобы онъ помирился съ Германомъ, а потомъ я ему найду и пошлю человѣка, который будетъ между нами посредникомъ, и потому я говорю тебѣ, Александръ, въ послѣдній разъ, если хочешь быть счастливъ, даю тебѣ пять дней сроку, чтобы перебраться совсѣмъ въ Землинъ, откуда, если нужно будетъ, я отправлю тебя къ князю Милошу; ты будешь при немъ, какъ будто слуга или казначей, а о сношеніяхъ, которыя мы будемъ имѣть между собой, я разскажу тебѣ, когда ты дашь клятву предъ отъѣздомъ къ нашему консульству, а въ Букарештѣ получишь и болѣе подробныя наставленіи о томъ. 4) Англійскій дворъ назначилъ для князя Михаила нѣкій орденъ, который будетъ посланъ ему чрезъ англійское посольство въ Цареградѣ. За тѣмъ Шульбръ осуждалъ сербскихъ старѣйшинъ, что неумѣютъ пользоваться нынѣшнимъ временемъ, самымъ удобнымъ для того, чтобы предпринять нѣкій планъ (а ясно не сказалъ какой планъ), и потомъ тотчасъ же по примѣру Грековъ не поищутъ покровительства у нѣсколькихъ европейскихъ державъ, которое конечно бы подучили и навѣрное достигли бы такой же независимости, какой добились Греки».

 

На сколько искренни были планы западныхъ державъ касательно полнаго освобожденія не только Сербіи, но и другихъ славявскихъ областей Турціи, догадаться не трудво, ибо они сами указывали на главное побужденіе, руководившее ими при этомъ — желаніе, чтобы Болгарія, Сербія, Боснія, Герцеговина и даже Черногорія, которая и безъ того была свободна, но еще не признана такою европейскими дипломатами, подчинились ихъ покровительству. Такимъ образомъ вопросъ о Сербіи опять связывался съ борьбою англійской политики противъ Россіи, и внутренняя жизнь Сербіи должна была подчиняться этимъ внѣшнимъ отношеніямъ. Еще страннѣе казалось участіе Австріи въ такихъ планахъ, но она, конечно, разумѣла не полное освобожденіе названныхъ провинцій, разсчитывая при такомъ положеніи дѣлъ съ большею легкостію присоединить къ себѣ хотя нѣкоторыя изъ нихъ. Австрійская политика даже и при

 

 

57

 

Меттернихѣ, такъ настойчиво требовавшемъ отъ другихъ государствъ охраненія существующаго порядка вещей, не покидала своихъ корыстолюбивыхъ преданій, вынесенныхъ изъ временъ прежнихъ войнъ съ Турціей и внезапно прерванныхъ Наполеоновскими походами. Къ тому же Европейская дипломатія, признававшая за Австріей въ прошломъ столѣтіи право наслѣдія христіанскихъ областей послѣ разлагавшейся Турціи, и теперь продолжала смотрѣть на замыслы Меттерниха съ большею снисходительностію, чѣмъ на планы русскаго кабинета. Какъ бы то ни было свѣдѣнія, полученныя Тенькою Стефановичемъ отъ Врацаліи и сообщенныя русскому консулу, который незадолго предъ тѣмъ возвратился изъ Крагуевца въ Бѣлградъ, должны были придать въ глазахъ послѣдняго еще большее значеніе совершавшимся въ Сербіи событіямъ, чѣмъ какое приписывалъ онъ имъ прежде. Сохранить уставъ, удержать на службѣ старѣйшинъ, связавшихъ свои личныя выгоды съ видами Россіи, недопустить Милоша до возвращенія въ Сербію, — вотъ о чемъ долженъ былъ хлопотать Ващенко. Между тѣмъ изъ Константинополя приходили противорѣчившіи другъ другу извѣстія. Бутеневъ писалъ Ващенкѣ, что сербскій мятехъ причиняетъ ему большія затрудненія, что онъ надѣялся на князя Михаила, который, во время пребыванія въ Константинополѣ, обѣщалъ сохранять миръ и спокойствіе въ Сербіи, а теперь не употребилъ энергическихъ мѣръ противъ коварства, смутъ и безпорядковъ. Онъ предлагалъ консулу объявить князю, старѣйшинамъ и всему Совѣту, что Россія и Порта не отступятся отъ своихъ намѣреній. А Бѣлградскій паша получилъ извѣстіе отъ Порты, что она остается при прежнемъ своемъ рѣшеніи и продолжаетъ считать Вучича и Петроніевича верховными совѣтниками князя. Вмѣстѣ съ тѣмъ получено было извѣстіе въ Бѣлградѣ, что надворный совѣтникъ Чевкинъ, возвратившійся незадолго предъ тѣмъ въ Вѣну изъ Черногоріи, куда онъ ѣздилъ съ особымъ порученіемъ, получилъ приказаніе отправиться въ Оршову и оттуда слѣдить за Милошемъ [13].

 

Паша ожидалъ, что изъ Константинополя пріѣдетъ для примиренія князя съ Вучичемъ и Петроніевичемъ тотъ же самый Недимъ-эфенди, который присутствовалъ при прочтеніи берата и фирмана, данныхъ князю, и писемъ великаго визиря къ его совѣтникамъ. Но вскорѣ пришли иныя вѣсти изъ столицы султана: Порта будто бы не соглашалась на увольненіе отъ службы Вучича, Петроніевича и другихъ чиновниковъ, непріятныхъ князю, для разбора же всего дѣла посылала въ Сербію

 

 

58

 

Мусу-эфенди, коему даны такія наставленія: 1) Порта въ согласіи съ Россіей рѣшила, что князь Милошъ не можетъ возвратиться въ Сербію, и кромѣ того она употребитъ всѣ мѣры, чтобы онъ никогда болѣе не могъ интриговать и нарушать мира и порядка въ Сербіи; 2) коммисаръ долженъ умирить сербскую смуту, все возвратить къ прежнему порядку и утвердить земскій уставъ, который долженъ оставаться невредимымъ, а еслибы онъ не въ состояніи былъ этого исполнить, то Россія и Порта должны общими силами потушить волненіе; 3) виновники мятежа должны быть выданы и подвергнуты надлежащему наказанію; 4) коммисаръ во всѣхъ вопросахъ, касающихся благосостоянія земли и счастія Сербскаго народа, долженъ дѣйствовать въ согласіи съ русскимъ консуломъ. Муса-ефенди уже находилси въ пути и предъ пріѣздомъ въ Сербію долженъ былъ заѣхать въ Виддинъ, чтобы посовѣтоваться съ Гусейнъ-пашею, хорошо знакомымъ съ сербскими дѣлами. Стоянъ Симичь, проживавшій въ Букарештѣ и имѣвшій свиданіе съ Милошемъ, который, какъ увѣряли частныя письма, полученныя редакціей пештской сербской газеты, принялъ его любезно, собирался выѣхать въ Сербію вмѣстѣ съ Мусою ефендн. Наконецъ тѣже извѣстія сообщали, что русскій генеральный консулъ въ Букарештѣ Титовъ отправляется въ Константинополь въ качествѣ повѣреннаго въ дѣлахъ на мѣсто Бутенева, который собирался съ своимъ семействомъ въ Италію.

 

Вѣсть о скоромъ прибытіи турецкаго коммисара быстро разнеслась по Сербіи, но не прекратила народнаго волненія. Въ пештскую газету писали съ сербской границы: «въ Сербіи всѣ теперь живутъ, кто среди надеждъ, кто въ страхѣ, кто въ сомнѣніи, ожидая чѣмъ кончится все дѣло; всѣ обращаютъ свои взоры на Порту и Россію и нетерпѣливо ожидають Мусу-эфенди. Одни надѣются получить удовлетвореніе за все, что они потерпѣли; а другіе ждутъ, что исполнится ихъ намѣреніе. Княжескія прокламаціи не только не утишили волненія, но еще болѣе распалили его. Руководители мятежа, видя себя обманутыми въ нѣкоторыхъ своихъ надеждахъ, и будучи упрекаемы за то, что сами обманывали другихъ, стали снова поднимать народъ, требуя уменьпенія податей. Чиновники, высланные княземъ для сбора подати, во многихъ мѣстахъ были прогнаны народомъ. Къ начальнику бѣлградскаго округа пришло приказаніе изъ Крагуевца, чтобы онъ выслалъ туда тѣхъ кметовъ, которые приходили на великій четвергь къ Ефрему. Но кметы узнавъ, что дѣло идетъ объ ихъ кожѣ, не пошли въ Бѣлградъ, но собрали скупщину въ

 

 

59

 

лѣсовичскомъ лѣсѣ подъ начальствомъ Новака Максимовича, который руководилъ ими и въ великій четвергъ, разослали письма въ Шабацкій, Балевскій, Смедеревскій и Пожаревацкій округи, приглашая ихъ идти въ Крагуевацъ и тамъ разузнать о всемъ. Въ Шабцѣ также схвачены всѣ члены суда и отвезены въ Крагуевацъ; тамъ всѣми заправляетъ Панта Ковичь. Однимъ словомъ волненіе еще сильнѣе, чѣмъ было при началѣ смуты».

 

Въ другомъ письмѣ съ сербской границы говорилось:

 

«нынѣшнее состояніе Сербіи самое бѣдственное. Попечительство иностранныхъ дѣлъ въ разладѣ съ дворами, внутри безпокойство, финансы разстроены, правосудіе запущено, просвѣщеніе едва борется съ мракомъ, торговля страдаетъ, земледѣліе забыто, Совѣтъ уничтоженъ, попечители не знаютъ чтò дѣлать, въ апелляціонномъ судѣ только одинъ членъ и одинъ секретарь, военные начальники безъ войска, суды отправляютъ свои дѣла подъ присмотромъ мятежниковъ. Каждый заботится только объ отмщеніи своимъ врагамъ и если Европа, установившая и утвердившая миръ и порядокъ въ Греціи, Бельгіи и Голландіи и заботящаяся о томъ же въ Италіи, Турціи и Египтѣ, не обратитъ своего вниманія на Сербію, то страна эта можетъ погибнуть, ибо въ ней господствуетъ анархія и управляетъ народная толпа. Молодой князь ни въ чемъ этомъ не повиненъ, но всѣхъ остальныхъ есть въ чемъ упрекнуть. Со временемъ можетъ быть еще хуже: теперь идетъ еще сытый мятежъ, но такъ какъ поля остались не засѣянными, то можетъ вспыхнуть мятежъ голодный».

 

Такъ выражались приверженцы уставобранителей; но Аугсбургская Всеобщая газета, державшая сторону Обреновичей, привѣтствовала торжество ихъ партіи надъ Вучичемъ и Петроніевиченъ, примиреніе съ которыми стало невозможно: «и это счастіе дли Сербіи, сказано было въ одномъ письмѣ, отъ 11 іюня, помѣщенномъ во Всеобщей газетѣ; чтобы сталось съ этою благословенною землею, еслибы побѣду одержала противная партія, еслибы Вучичь, Петроніевичь и Симичь навсегда присвоили себѣ власть? съ княземъ бы поступали какъ съ игрушкою, а при удобномъ случаѣ отправили бы его на тотъ свѣтъ, а его фамилію прогнали бы изъ отечества» [14].

 

14-го іюня Муса-эфенди прябылъ въ Оршову и, выдержавъ тажъ карантинный срокъ, прибылъ 26-го въ Землинъ съ многочисленной свитой; вмѣстѣ съ нимъ были: сербскій капу-техайя Античь и Стоянъ Симичь. Въ Оршову пріѣзжала къ нему депутація отъ Михаила, но онъ ее не принилъ. Австрійскія военныя власти приставили къ жилищу коммисара почетный караулъ, а бѣлградскаго пашу, посѣтившаго его на другой день,

 

 

60

 

встрѣтили пушечною пальбой. Въ Бѣлградъ прибыли изъ Крагуевца Георгій Протичь и Цвѣтко Раевичь съ письмами отъ князя, который объяснялъ, что не можетъ прибыть въ Бѣлградъ, ибо народъ не пускаетъ его изъ Крагуевца, и приглашалъ коммисара для свиданія съ собою въ этотъ городъ. Они же привезли съ собою перехваченные документы, изъ которыхъ можно было заключать, что Вучичь, Петроніевичь и Симичь намѣревались изгнать Обреновичей, а княземъ избрать внука Кара-Георгіева, 11-ти лѣтняго мальчика, до совершеннолѣтія котораго хотѣли управлять сами, дѣля между собою 100.000 талеровъ, положенныхъ на содержаніе князя. Противники Обреновичей также зашевелились при первомъ слухѣ о прибытіи турецкаго коммисара къ границамъ Сербіи. Они образовали два клуба, одинъ въ крѣпости, другой въ городѣ, которые безпрестанно сносились между собою. Жена Симича весьма часто посѣщала крѣпость. Прогуливаясь по калимейдану, бывшіе правители княжества перебранивались съ народомъ и, стоя подъ прикрытіемъ крѣпостныхъ пушекъ, грозили ими толпѣ, приговаривая: «подождите еще четыре дня и нашъ арестъ кончится, мы выйдемъ тогда изъ крѣпости и ужь отомстимъ вамъ». На другой же день граждане собрались въ общинномъ зданіи и постановили, чтобы всѣ жители подписались, кто на чьей сторонѣ хочетъ быть. Въ два дня записались 31 цехъ на сторону князя и отечества. До тѣхъ поръ граждане держались въ сторовѣ отъ волненія: угрозы бѣглецовъ, скрывавшихся въ крѣпости, подѣйствовали на нихъ и они поспѣшили высказаться. Въ кофейняхъ и гостинницахъ никто не смѣлъ отозваться съ похвалою о Вучичѣ и его товарищахъ; нашлись было два смѣльчака, которые стали защищать ихъ, но были жестоко избиты. Въ Бѣлградѣ въ это время былъ Панта Ковичь, руководившій прежде народнымъ волненіемъ въ Шабцѣ, и теперь онъ вмѣстѣ съ Тасою Браниквымъ собиралъ шумныя сходки, на которыхъ осуждали враговъ Милоша. Здѣсь говорили, что Вучичь до такой степени увѣренъ былъ въ особомъ покровительствѣ русскаго консула для себя, что не за долго до своего бѣгства въ крѣпость, отдавая приказаніе одному окружнону начальству, грозилъ ему въ случаѣ ослушанія ссылкою въ Сибирь. Суровый характеръ Вучича и безъ того былъ извѣстенъ народу; распространяться о немъ много было нечего. О Петроніевичѣ говорили, будто бы онъ отдалъ своему родственнииу въ какомъ-то срезѣ безъ всякаго акта до 600 сѣнокосныхъ участковъ, которые прежде раздавались правітельствомъ частнымъ людяжъ за десятую часть дохода съ нихъ.

 

 

61

 

Симича упрекали за злоупотребленія соляною монополіей. Всѣхъ вообще совѣтниковъ бранили за то, что напихали въ службу своихъ родственниковъ и даже понадѣлали для нихъ небывалыя должности: такъ въ одномъ Крагуевцѣ поставлено было четыре надзирателя надъ пятью правительственными зданіями, каждый съ жалованьемъ отъ 300 до 400 талеровъ въ годъ; иные прибавляли, будто бы Вучичь сдѣлалъ своего кузнеца смотрителемъ оружейнаго склада въ правительственныхъ магазинахъ съ 350 талерами годичнаго жалованья, а смотрителю всѣхъ магазиновъ, который не былъ его приверженцемъ, назначилъ только 220 талеровъ. Панта Ковичь не довольствовался однакожь однѣми рѣчами и возбуждалъ народъ напасть на совѣтниковъ. Тогда 11-ть высшихъ чиновниковъ, находившихся уже въ отставкѣ, въ томъ числѣ Тенька Стефановичь, Матвѣй Ненадовичь, Лазарь Теодоровичь, Лува Гарашанинъ, Іованъ Вельвовичь подали протестъ въ городское правленіе Бѣлграда, въ которомъ, жалуясь на возмущеніе горожанъ противъ нихъ, говорили: «убѣдительнѣйше просимъ бѣлградское городское правленіе, чтобы оно возможно скорѣе извѣстило насъ, обезпечены ли мы въ Бѣлградѣ, согласно царскому уставу, въ нашей чести, имуществѣ и жизни, или мы должны иснать защиту гдѣ либо въ другомъ мѣстѣ».

 

Столь же усердно приготовлялся въ борьбѣ, которую долженъ былъ вызвать пріѣздъ коммисара, и самъ князь. 3-го іюля въ Крагуевцѣ, съ необыкновениою пышностію и торжественноsтію, принесена была ему и отечеству присяга на вѣрность отъ всего регулярнаго воинства. Духовенство, послѣ молебствія съ водоосвященіемъ, окропило всѣхъ офицеровъ и солдать святою водой, и крагуевацкій протопресвитеръ прочиталъ присягу, которую всѣ повторили за нимъ. Директоръ княжеской канцеляріи Ѳедоръ Гербесъ произнесъ приличное случаю наставленіе, а князь, украшенный русскимъ орденомъ Анны 1-й степени, обошелъ весь строй, простилъ солдатъ, которые находились подъ арестомъ и приговорены были къ тѣлесному наказанію, и подарилъ на военное празднество трехъ воловъ и бочку вина. Все регулярное войско Сербіи собрано было къ этому дню въ Крагуевацъ со всею артиллеріей: всего насчитывала до 1500 человѣкъ. Въ присягѣ солдаты клялись оборонить князя вездѣ за сушѣ и на водѣ противъ всѣхъ и каждаго. Бывшій начальникъ бѣлградскаго гарнизона Еремичь не хотѣлъ давать присяги по такой формѣ, и былъ исключенъ изъ службы. Но кромѣ войска князь могъ еще опираться на вооруженную толпу народа, собравшуюся изъ разныхъ округовъ,

 

 

62

 

и состоявшую въ распоряженіи ужицкаго окружнаго начальника Мичича. Опираясь на такія силы, князь считалъ возможнымъ не ѣздить въ Бѣлградъ, а звать самого турецкаго коммисара въ Крагуевацъ. Въ этой мысли поддерживали его попечитель внутреннихъ дѣлъ Цвѣтко Раевичь, попечитель правосудія Радичевичь, Ефремъ, отчасти княгиня Любица, сестра, зять и Мичичь. Одинъ Георгій Протичь былъ несогласенъ съ этимъ [15].

 

Между тѣмъ Муса-эфенди переѣхалъ 28 іюня въ Бѣлградъ и пригласилъ всѣхъ сербскихъ чиновниковъ оставить крѣпость и возвратиться въ свои жилища, обѣщая имъ безопасность. Немногіе изъ нихъ послушались этого совѣта. Стоянъ Симичь, пріѣхавшій съ коммисаромъ въ Бѣлградъ, въ тотъ же день вернулся въ Землинъ. Однакожь Муса эфенди велъ себя нейтрально и не принималъ посѣщеній ни отъ кого; онъ не находилъ даже князя Милоша виновнымъ въ нарушеніи устава; но князю Михаилу отвѣчалъ, что приглашаетъ его въ Бѣлградъ за свиданіе, какъ представитель султана, и 8-го іюни князь пріѣхалъ въ Топчидеръ. Но при первомъ же слухѣ о намѣреніи князя оставить Крагуевацъ, толпы народныя стали снова стекаться подъ Бѣлградъ, что еще болѣе усилило партію Михаила. Около трехъ дней велись переговоры о мѣстѣ свиданія между княземъ и коммисаромъ. Совѣтники Михаила утверждали, что свиданіе никоимъ образомъ не можетъ происходить въ самомъ Бѣлградѣ: они ссылались при этомъ, то на опасность, которая грозила тамъ князю, то на нежеланіе народа отпустить князя. Наконецъ рѣшено было сойтись на берегу Савы за полянѣ, лежащей между Топчидеромъ и городомъ. По-обѣ стороны шатра, назначеннаго для свиданія, выстроены были сербскія и турецкія войска. Князь явился на свиданіе въ сопровожденіи Ефрема, Протича, Раевича, Радичевича и своихъ адъютантовъ; съ коммисаромъ были паша, секретарь его и сербскій капу-техайа. Сперва разговоръ былъ общій, пока все ограничивалось одними привѣтствіями; потомъ Муса-эфенди пожелалъ остаться наединѣ съ княземъ и всѣ удалились въ другой шатеръ, принадлежавшій пашѣ, остался только въ качествѣ переводчика Іованъ Античь. Затѣмъ приглашенъ былъ къ участію въ переговорахъ Ефремъ Обреновичь. На этомъ свиданіи только и успѣли согласиться на томъ, что необходимо созвать народную скупщину. При запросахъ коммисара о причинахъ неудовольствія противъ оставившихъ службу чиновниковъ, князь держался твердо, ибо всѣ чиновники, прибывшіе съ ввмъ изъ Крагуевца, знали, что въ случаѣ примиренія

 

 

63

 

князя съ его противниками, вся месть послѣднихъ падетъ на нихъ. Разставаясь съ княземъ коммисаръ приглашалъ его видѣться еще разъ до открытія скупщины. Всѣ съ любопытствомъ разузнавали, о чемъ былъ разговоръ между Михаиломъ и Мусою-эфенди; но никто не могъ сказать ничего вѣрнаго. Зато враждебныя другъ другу партіи, знали очень хорошо, что дѣлалось въ средѣ каждой изъ нихъ. Такъ приверженцы Вучича говорили,что княгиня Любица печальна съ тѣхъ поръ, какъ Муса-эфенди не принялъ шитую золотомъ рубашку и 500 дукатовъ, которые она посылала ему въ подарокъ; что въ народной толпѣ, собравшейся около Топчидера, раздавались крики: «братья! отца, отца только нашего вернемъ опять въ свою землю!» Нѣкоторые увѣряли, что коммисаръ требовалъ, чтобы князь распустилъ собранный народъ, но будто бы Михаилъ отвѣчалъ ему, что не можетъ сдѣлать этого. Впрочемъ Михаилъ убѣждадъ народъ разойтись изъ Топчидера; но уходившихъ снова возвращали съ дороги совѣтники князя и Мичичь, опасавшіеся, чтобы князь не помирился съ противниками ихъ головами. Разсказывали также, что правительство старается добыть въ свои руки Петроніевича и Вучича, и дѣйствительно опальные старѣйшины держали при себѣ изъ страха смерти человѣкъ по 20 и болѣе, набравъ ихъ между мелкими чиновниками, прогнанными народомъ изъ внутреннихъ округовъ Сербіи. Противники Вучича увѣряли, что народъ собирается единственно потому, что Вучичь обѣщалъ продавать соль по 12 паръ за фунтъ, а продаетъ по 34, и потому что недовольны высокою платою чиновникамъ. Партію Вучича упрекали въ томъ, что она когда-то жаловалась на Милоша, который держалъ своихъ чиновниковъ на маломъ жалованьѣ, а захвативши власть въ свои руки, она дѣйствительно назначила непомѣрно высокіе оклады, до 5.000 и болѣе талеровъ; если бы Милошъ тѣснилъ своихъ чиновниковъ, то откуда бы они могли собрать такія богатства. При такихъ отношеніяхъ трудно было ожидать, чтобы послѣдовало примиреніе между враждовавшими. 15 іюня Муса-эфенди прямо потребовалъ отъ князя, чтобы овъ удалилъ Мичича, собравшаго стодьво людей, грозя въ противномъ случаѣ объявить Мичича бунтовщикомъ. На это князь, подстрекаемый своими сторонниками, отвѣчалъ, что онъ не знаетъ, по чьему повелѣнію Муса-эфенди прибылъ въ Сербію какъ коммисаръ, и не можетъ знать, какое сдѣлано ему порученіе, пока онъ не пришлетъ ему копію съ фирмана, который имѣетъ при себѣ и который нуженъ князю, чтобы посмотрѣть насколько онъ согласенъ съ существующими касательно Сербіи договорами.

 

 

64

 

Отвѣтъ князя и требованіе Мусы-эфенди разсматриваемы были въ Совѣтѣ и члены его одобрили дѣйствія своего князя, при чемъ Милета Радойковичь говорилъ весьма рѣзко противъ коммисара. Враги Обреновича увѣряли, что въ тотъ же день вечеромъ Михаилъ посѣтилъ таборъ, въ которомъ расположился народъ съ Мичичемъ, и говорилъ, чтобы они во всемъ слушались Мичича, ибо послѣдній знаетъ его волю. Но въ оффиціальной газетѣ сказано было, что въ Топчидеръ приходятъ ежедневно новыя толпы народа, и князь опасаясь, чтобы изъ того не произошли какіе безпорядки въ Бѣлградѣ, долженъ былъ дать имъ обѣщаніе, что всѣ переговоры съ Мусою-эфенди будетъ вести въ Топчидерѣ, и просилъ народъ разойтись, оставивъ только депутатовъ. Но каждодневно приходили новыя толпы, которыя нельзя было разогнать никакими увѣреніями, что онѣ ему не нужны и что всѣ дѣла будутъ разсмотрѣны скупщиною.

 

«Такими рѣчами, замѣчала оффиціальная газета, нельзя было убѣдить народъ, который прямо говорилъ что нельзя опредѣлить, сколько потеряла Сербія въ послѣднее время съ тѣхъ поръ, какъ противники князя стали дѣйствовать противъ него, изъ тѣхъ правъ, которыя были пріобрѣтены съ великимъ трудомъ за 25 лѣтъ; трудно убѣдить такой народъ, который на просьбы князя разойтись по домамъ, отвѣчалъ ему въ глаза: мы пришли не для того, чтобы дѣйствовать противъ царя и его сановниковъ, во чтобы пожаловаться тебѣ, свѣтлый князь! на тѣхъ, которые, называя себя народолюбцами, отказываются отъ насъ и ищутъ суда внѣ Сербіи. Такой народъ можно было убѣдить разстаться съ молодымъ княземъ, только обѣщая, что князь не заглянетъ въ Бѣлградъ, гдѣ скрываются противники нынѣшняго порядка; да и самъ народъ не требовалъ ничего инаго, какъ удаленія отъ должностей тѣхъ людей, которые, управляя Сербіей въ отсутствіи князя, причинили своими злоупотребленіями разныя несчастія всему отечеству».

 

Хотя Михаилъ и обѣщалъ народу не быть въ Бѣлградѣ, однакожь 18 іюля имѣлъ свиданіе въ бѣлградской таможнѣ съ турецкимъ коммисаромъ и русскимъ консуломъ, которое продолжалось около трехъ часовъ, но о чемъ они совѣщались, никто того не зналъ. Въ послѣдствіи говорили, что Муса эфенди передалъ при этомъ Михаилу копію съ фирмана, что назначено было мѣсто для засѣданія скупщины, и что Ващенко прочелъ князю отрывокъ изъ письма Бутенева, который ссылался на обѣщанія, данныя Михаиломъ и Любицей въ Цареградѣ, поступать согласно его совѣтамъ, жаловался, что эти обѣщанія нарушены, и совѣтовалъ ему слѣдовать безусловно указаніямъ

 

 

65

 

коммисара. Переводчикомъ при этомъ былъ тотъ же Античь. Между тѣмъ князь смѣнилъ всѣхъ членовъ Шабацкаго окружнаго суда, которые явно держали сторону Вучича, и объ этомъ заявлено было въ оффиціальной газетѣ [16].

 

Къ Ильину дню стали съѣзжаться въ Топчидеръ депутаты, которые должны были присутствовать на скупщинѣ. Для этой цѣли назначены были всѣ архіереи, окружные протопросвитеры, настоятели главныхъ монастырей, всѣ окружные начальники, предсѣдатели окружныхъ судовъ и до 170 кметовъ. Они снабжены были полномочіями говорить свободно отъ имени цѣлаго народа обо всемъ, что касается благосостоянія и добраго порядка въ Сербіи. Въ понедѣльникъ 22 іюля рано утромъ выстроились сербскія и турецкія войска на полянѣ между Бѣлградомъ и Топчидеромъ. Вслѣдъ за тѣмъ со стороны Топчидера показался князь въ сопровожденіи митрополита, епископовъ, попечителей, совѣтниковъ и другихъ чиновниковъ; а со стороны Бѣлграда Муса-эфенди, Хозревъ-паша, турецкіе чиновники и русскій генеральный консулъ. Вучичь, Петроніевичь и Стоянъ Симичь не были приглашены на скупщину «изъ опасенія, какъ сказано было въ офиціальной газетѣ, чтобы народъ, огорченный ими, не учинилъ какого безпорядка». Изъ другихъ противниковъ княжескаго правленія на скупщину явились: Лазарь Теодоровичь, Матвѣй Ненадовичь, Стефанъ Стефановичь, Ефремъ Ненадовичь, Іованъ Вельковичь и Лазо Зубанъ. Скупщина открылась чтеніемъ фирмана, отъ 2 іюня. Султанъ напоминая объ уставѣ, данномъ для введенія порядка въ Сербіи, снова признавалъ Михаила Сербскимъ княземъ, и потомъ порицалъ послѣднее народное волненіе, направленное противъ устава. Затѣмъ въ фирманѣ было сказано, что Муса-эфенди посланъ для того, чтобъ разыскать виновниковъ этого волненія и возстановить силу земскихъ законовъ и царскаго устава. Чтеніе фирмана происходило сперва на турецкомъ языкѣ, потомъ на сербскомъ. По окончаніи его Муса-эфенди предложилъ скупщинѣ чрезъ митрополита четыре вопроса: 1) довольны ли депутаты царскимъ фирманомъ, который имъ прочитанъ? 2) благодарны ли они за уставъ? 3) если благодарны, то зачѣмъ возстали и сходились цѣлыми толпами? 4) зачѣмъ нѣкоторыхъ чиновниковъ не хотять держать на службѣ?

 

По прочтеніи митрополитомъ этихъ вопресовъ послышались разные голоса. Нѣкоторые изъ депутатовъ говорили, что они благодарны за уставъ и что народъ не подымался; другіе говорили, что мятежники тѣ, которые отказались повиноваться своему князю и ищутъ защиты въ крѣпости; третьи

 

 

66

 

кричали, что князь Милошъ изгнанъ несправедливо и долженъ быть возвращенъ въ отечество, чтобы провести въ немъ остальные годы своей жизни; наконецъ слышались требованія, чтобы удалены были изъ Сербіи семь человѣкъ, принадлежащіе къ противникамъ князя. На это коммисаръ отвѣчалъ:

 

«вы объявили, что уставомъ довольны и признаете его, а потому ваше послѣднее желаніе не можетъ быть принято, ибо по уставу вы должны подать надлежащимъ путемъ жалобу противъ тѣхъ людей; для этого мало сказать только: мы не хотимъ! а потому, если вы имѣете такую жалобу, то подайте ее». Затѣмъ Муса-ефенди велѣлъ написать прочтенные митрополитомъ вопросы и потребовалъ чтобы депутаты, тотчасъ же не расходясь, отвѣчали на нихъ. Секретарь коммисара вынесъ большую портфель и вытащилъ изъ нее 200 листовъ и столько же очиненныхъ перьевъ, приглашая депутатовъ немедленно приступить къ дѣлу. Между депутатами поднялись крики, что они не могуть отвѣчать тотчасъ же на то, что обдумывалось можетъ быть мѣсяца два или три, что они не могли запомнить даже и самаго фирмана, и потому должны подумать прежде, чтò имъ отвѣчать. Окружные начальники объяснили коммисару возраженія депутатовъ, и послѣдній призналъ ихъ справедливыми, хотя одинъ изъ приверженцевъ Вучича, присутствовавшихъ на скупщинѣ, и убѣждалъ его не отказываться отъ своего требованія. Сторонники князя растолковали депутатамъ, что вся эта сцена устроена по наущенію Вучича и его друзей. Тогда нѣкоторые изъ депутатовъ стали кричать, что Порта мѣшается въ такія дѣла, которыя должны подлежать сербскимъ судамъ, что Муса-эфенди долженъ выдать Вучича и бѣжавшихъ съ нимъ въ крѣпость. Подъ шумъ такихъ требованій скупщина была закрыта. Турецкій паша, возвратившись въ свой дворецъ, какъ бы въ отвѣтъ на требованіе выдачи Вучича и его сторонниковъ, разставилъ войска по крѣпостнымъ стѣнамъ и велѣлъ приготовить пушки на случай нападенія. Князь съ своей стороны далъ знать коммисару, что не ручается за безопасность Бѣлграда, что взволнованный народъ можетъ ударить на Городъ, желая захватить въ свои руки его противниковъ, и что лучше бы было, еслибы Коммисаръ выдалъ Вучичу и его сторонникамъ паспорты для переселенія въ Австрію, а князь возвратился бы въ Крагуевацъ.

 

Прежде чѣмъ отвѣтить на вопросы, предложенные Муссою и составить жалобу за Вучича, Петроніевича и ихъ сторонниковъ, партія князя рѣшилась дать всему этому дѣлу формальную опору. Совѣтъ потребовалъ отъ попечителя внутреннихъ дѣлъ отчета о волненіяхъ, совершившихся

 

 

67

 

съ апрѣля. Цвѣтко Раевичь предоставилъ Совѣту подробное донесеніе, въ которомъ предложенъ былъ обзоръ всѣхъ событій за 1840 годъ. По увѣренію попечительства внутреннихъ дѣлъ, оно еще въ январѣ, когда Вучичь собиралъ у себя своихъ приверженцевъ, замѣтило, что въ народѣ готово вспыхнуть волненіе противъ чиновниковъ, которые тогда стояли во главѣ правленія. Но попечительство, дѣятельность котораго стѣснена была намѣстниками, особенно съ тѣхъ поръ, какъ Ефремъ Обреновичь потерялъ вліяніе на своихъ товарищей, не посмѣло пускаться въ изслѣдованія причинъ народнаго ропота; а съ другой стороны оно предполагало, что это волненіе подготовляется самимъ Вучичемъ, заслонившимъ собою всѣхъ чиновниковъ, съ цѣлію еще болѣе возвысить себя. Кромѣ того попечительство боялось, чтобы народное волненіе, еще не обозначившееся ясно, не ускорилось отъ преждевременныхъ розысковъ. А потому попечительство, среди страха и заботъ о судьбѣ отечества, ожидало съ величайшимъ нетерпѣніемъ прибытія князя изъ Цареграда, надѣясь, что при немъ погаснетъ духъ партій и утихнетъ народный ропотъ. Но попечительство обманулось въ своихъ надеждахъ, ибо партіи, о которыхъ прежде можно было только догадываться, обнаружились яснѣе и Вучичь, негодуя на то, что князь имѣетъ своихъ приверженцевъ и не слѣдуетъ его образу мыслей, сталъ употреблять всѣ средства, чтобы увеличить свою партію и усилиться для того, чтобы онъ князю, а не князь ему приказывалъ, какъ онъ безпрестанно давалъ знать собственными словами своими, почти во всякомъ собраніи членовъ Совѣта попечителей, такъ что членъ Совѣта, полковникъ Милета Радойковичъ, долженъ былъ однажды сказать на его похвальбы: «надо отстать отъ такихъ мыслей, и не ты князю, но князь, хотя еще и молодъ, будетъ приказывать тебѣ и всѣмъ намъ, а мы всѣ будемъ слушать его». О томъ же, что онъ явно стремился къ пораженію княжеской партіи и подчиненію князя своей власти, свидѣтельствуетъ ночная скупщина въ его домѣ, держанная по прибытіи князя, когда онъ объявилъ собравшимся къ нему окружнымъ начальникамъ и предсѣдателямъ окружныхъ судовъ, что между обѣими партіями сильный разладъ, и что князь пускай выбираетъ между ними, при чемъ онъ надѣялся, что всѣ, кто изъ страха, а кто изъ какихъ либо видовъ, перейдутъ на его сторону, и тогда князь, видя его такъ сильнымъ, долженъ будетъ броситься въ его объятія и пожертвовать своими немногими отъ всѣхъ оставленными приверженцами, и подчиниться его самовольству. Но онъ ошибся въ своихъ расчетахъ, ибо

 

 

68

 

еще въ туже ночь большая часть предсѣдателей окружныхъ судовъ и начальниковъ, проникнувши въ его адскій планъ, отстранились отъ него и, вернувшись къ народнымъ депутатамъ, вознамѣрились положить конецъ такому замыслу. Съ утра на другой же день разнеслись по городу слухи, что народъ сталъ подниматься, и ужь тогда бы вспыхнуло сильное возстаніе, еслибъ г. Протичь, тогдашній попечитель внутреннихъ дѣлъ, всегда трудившійся для спокойствія отечества, презирая многократныя гоненія и личныя оскорбленія отъ Вучича, не усмирилъ разгоряченные умы начальниковъ, а посредствомъ ихъ и прибывшихъ депутатовъ. Чтò слѣдовало съ тѣхъ поръ до той минуты, когда колубарскій срезъ бѣлградскаго округа взялся за оружіе и двинулся въ Топчидеру, каковому примѣру послѣдовали и другіе округи съ тою разницею, что одни являлись въ Топчидеру, другіе въ Крагуевацъ, довольно извѣстно высокославному Совѣту».

 

Далѣе попечительство приводило причины, заставившія народъ такъ дѣйствовать: народъ былъ огорченъ изгнаніемъ Милоша, и такъ оскорбленъ толкованіями коммисіи, ѣздившей по странѣ для объясненія устава, что рѣшился сохранить по крайней мѣрѣ молодаго князя, сталъ подозрѣвать всѣхъ чиновниковъ, такъ что иногда нападалъ и на приверженныхъ къ князю. Лишь только коммисія окончила свое путешествіе, какъ тогда же народъ поклялся возстать при первой же опасности, которая будетъ угрожать князю. Эта опасность, по мнѣнію народа, настала, когда онъ узналъ, что Вучичь и Петровіевичь навязаны князю какъ особенные совѣтники; народъ полагалъ, что и они стали князьями, ибо считалъ письма великаго визиря бератами, и не желая имѣть болѣе одного князя, рѣшился дѣйствовать. Подозрительнымъ казалось для народа и то обстоятельство, что князь названъ былъ въ фирманѣ избраннымъ, а не наслѣдственнымъ; изъ того народъ заключалъ, что Вучичь и его единомышленники намѣреваются изгнать князя Михаила и посадить на его мѣсто Карагеоргіевича. Всего же болѣе заставило народъ взяться за оружіе опасеніе, чтобы Вучичь и Гарашанинъ не лишили князя жизни, ибо такъ понялъ слова Ильи Гарашанина и его отца Новакъ изъ Кука, которому они говорили; «развѣ вы думаете, что этотъ князь — князь? а не знаете, что онъ можетъ еще далѣе уйти, чѣмъ прежній?» Въ заключеніе попечительство заявляло, что даже движеніе противъ податей возбуждено было приверженцамм Вучича, но потомъ уже прекратилось.

 

Послѣ такого заявленія попечительства внутреннихъ дѣлъ, приступлено было къ составленію отвѣтовъ турецкому коммисару. Написать

 

 

69

 

эти отвѣты поручено было нѣсколькимъ лицамъ; всего болѣе трудились надъ ними Протичь и Раевичь; за тѣмъ уже предложили ихъ для подписи. Отвѣты должны были послѣдовать отдѣльно: отъ народныхъ депутатовъ, отъ архіереевъ, отъ избраннаго священства, отъ предсѣдателя и членовъ апелляціоннаго суда. Когда стали подписывать приготовленные отвѣты, то нѣсколько человѣкъ не хотѣли приложить къ нимъ своей подписи; то были: не задолго предъ тѣмъ назначенные въ члены Совѣта Паунъ Янковичь, предсѣдатель бѣлградскаго суда Максимъ Ранковичь, секретарь Совѣта Лазичь и секретарь апелляціоннаго суда Яковъ Димшичь. Ранковичь говорилъ:

 

«братья! мы турецкіе подданные, высокая Порта — нашъ государь; какъ же мы будемъ протестовать противъ ея повелѣній. Князь нашъ самъ имѣетъ письмо, по которому Милошъ никогда не долженъ возвращаться въ Сербію, и потому я не хочу подписываться.»

 

Его побили, а къ Янковичу обратился съ укорами Ефремъ Обреновичь. Въ тотъ же день послѣ обѣда Янковичь наполнилъ телегу своими вещами и выѣхалъ изъ Топчидера въ Бѣлградъ, зашелъ къ русскому консулу съ жалобой на Ефрема и съ объясненіемъ своего отъѣзда изъ Топчидера, а отъ него поѣхалъ въ крѣпость. Вздумалъ было бѣжать и Макса Ранковичь, но народъ схватилъ его и только вмѣшательство полиціи спасло его отъ новыхъ побоевъ. Обо всемъ этомъ было объявлено потомъ въ оффиціальной газетѣ. Вслѣдъ за тѣмъ подалъ въ отставку придворный докторъ Мушицкій. Народъ продолжалъ хватать всѣхъ, кто казался ему подозрительнымъ; такъ привезены были въ Топчидеръ связанные: помощникъ окружнаго начальника въ Смедеревѣ Евта Угричичь, предсѣдатель окружнаго суда въ Шабцѣ Стефанъ Магазиновичь и членъ Лука Лазаревичь, старый сотрудникъ Карагеоргія, извѣстный прежде подъ именемъ попа Луки. Въ оффиціальной газетѣ прямо было сказано, что жителямъ Шабца стали такъ ненавистны члены мѣстнаго окружнаго суда за ихъ политическія убѣжденія и тайныя сношенія съ Вучичемъ, что правительство принуждено было уволить ихъ въ отставку, но назначило пенсію впредь до судебнаго рѣшенія, и замѣнило ихъ новыми членами.

 

Между тѣмъ отвѣты на вопросы турецкаго коммисара мало по малу стали поступать къ нему. Первые подали народные депутаты, отославъ свой отвѣтъ къ комисару чрезъ князя; къ ихъ мнѣнію приложена была жалоба на 17-ть человѣкъ, съ особыми обвинительными пунктами противъ каждаго. Отвѣтъ народныхъ представителей имѣлъ такое заглавіе:

 

 

70

 

«честному Мусѣ Сафетти-эфенди, коммисару высокой Оттоманской, нами владѣтельствующей, Порты, покорное представленіе общенародной сербской скупщины». Въ этомъ покорномъ представленія Сербскій народъ говорилъ, что уже 25 лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ Сербія, благодаря неисчетнымъ жертвамъ кровью и имуществомъ своихъ сыновъ, сбросила съ себя иго царскихъ ослушниковъ и своихъ угнетателей, что она стала было оправляться отъ ранъ, нанесенныхъ ей въ продолженіе нѣсколькихъ столѣтій, и благодаря дарованному въ прошломъ году уставу, возвысилась на степень счастливѣіішей между всѣми провинціями имперіи; но адское самолюбіе и страсть къ самовластію нѣсколькихъ людей поколебали это счастіе и нарушили народное спокойствіе:

 

«всему этому злу глава Вучичь; а между его единомышленниками главнѣйшіе: Петроніевичь, Симичь, Стефановичь, протоіерей Ненадовичь, Лаза Теодоровичь и Гарашанины; списокъ же ихъ помощшіковъ имѣетъ при себѣ князь. Вучичь, Петроніевичь и Симичь облечены были въ самое высшее званіе въ Сербіи, такъ что далѣе не могли подниматься, развѣ станутъ Сербскими князьями; а что именно къ этому стремились они, о томъ свидѣтельствуютъ дѣйствія уставотолковательной коммисіи, подбивавшей народъ отречься отъ своего господаря и князя Михаила Обреновича и искать на его мѣсто Кара-Георгіева сына. Но легко догадаться, что и это не было ихъ искреннимъ желаніемъ: ибо они знали, что блистательная Порта никогда не утвердитъ княземъ въ своихъ провинціяхъ сына непріятеля своего Георгія Чернаго; они только хотѣли соблазнить народъ именемъ Карагеоргіевича, чтобы низвергнуть Обреновичей, а о Карагеоргіевичѣ убѣждены были, что блистательная Порта не приметъ его и заключали, что народъ долженъ будетъ избрать княземъ одного изъ нихъ. Они не думали о томъ, допустятъ ли покровительница Россія и блистательная, нами владѣтельствующая, Порта, чтобы народъ, имѣя по ст. 1-й устава своихъ наслѣдственныхъ князей изъ фамиліи князя Милоша, самопроизвольно избралъ себѣ князя; они не думали о томъ, ибо привыкли ежечасно нарушать данную ими на сохраненіе устава клятву. Въ другихъ державахъ еще при жизни ставятъ памятники даже людямъ, стоящимъ ниже владѣтелей, за гораздо меньшія заслуги, чѣмъ оказанныя Сербіи княземъ Милошемъ; а невѣрные сыны Сербіи своего законнаго князя, въ награду за такіе неусыпные труды его, прогнали изъ отечества, и подкупивъ нѣсколькихъ кметовъ, провозгласили, что его изгналъ народъ, чѣмъ наложили на сербское имя вѣчное пятно. Они говорятъ и прикрываются

 

 

71

 

съ двуличностію лисицы предъ лицемъ вашимъ, почтенный посланникъ нашего премилостиваго царя, тѣмъ, что будто бы защищаютъ уставъ и потому будто бы отдѣлились отъ своего князя и народа, что послѣдніе желаютъ низвергнуть уставъ, какъ будто управленіе цѣлою землей болѣе способны держать въ своихъ рукахъ эти семь, восемь человѣкъ, нежели цѣлая народная иасса съ своимъ княземъ».

 

Затѣмъ повторялись уже извѣстныя изъ жалобы самого Милоша русскому государю доказательства, что его отреченіе было насильственно, а изгнаніе изъ Сербіи беззаконно. Далѣе говорилось, что эти самозванные уставобранители не довольствовались изгнаніемъ Милоша и хотѣли удалить еще Ефрема Обреновича и княгиню Любицу, притѣсняли другихъ чиновниковъ:

 

«члена Совѣта Илью Поповича, нынѣшняго предсѣдателя апелляціоннаго суда Яникія Джурича, нынѣшняго попечителя правосудія Радичевича, нынѣшняго начальника полицейско экономическаго отдѣленія Іована Николича и княжескаго секретаря Шилича, единственно за то, что эти люди были въ милости у князя Милоша и подбили народъ, который и не зналъ послѣднихъ трехъ, лишить ихъ званія, о чемъ имѣется оффиціальный актъ у его преб. императорско-русскаго посланника въ Цареградѣ г. Бутенева, который имъ отвѣчалъ на то, что сихъ чиновниковъ могутъ наказать и удалить только послѣ доказанной судомъ вины ихъ; а что вину ихъ не могли доказать, видно изъ того, что эти люди остались при своихъ званіяхъ».

 

Народные представители увѣрали коммисара что народъ простилъ бы все это, еслибы такъ называемая уставотолковательная коммисія не попыталась возбуждать его противъ Обреновичей: совѣсть народа и безъ того уже отягощена была изгнаніемъ одного князя, а его уговаривали вновь къ подобному же преступленію; трудно было народу сохранить спокойствіе въ виду такихъ происковъ. Далѣе въ отвѣтѣ депутатовъ указано было на тѣ клеветы и пасквили на князя, его фамилію и приверженныхъ ему чиновниковъ, которыя печатались въ хорватской газетѣ въ Загребѣ и въ сербской газетѣ въ Пештѣ. Народъ возсталъ, чтобы защитить князя отъ Вучича и Гарашанина, которые ковали противъ него заговоръ, и виновные вмѣсто того, чтобы просить прощенія у князя, бѣжали въ крѣпость и жаловались оттуда Портѣ, что онъ поднялъ бунтъ въ народѣ, какъ будто Сербскій князь не имѣлъ власти предать ихъ суду и долженъ былъ прибѣгнуть въ народному возмущенію. Депутаты высказывала мысль, что Порта не нарушила бы независимости внутренняго управленія Сербіи назначеніемъ Вучича и Петроніевича

 

 

72

 

верховными совѣтниками князя, еслибъ они сами не добивались того, и не послала бы теперь коммисіи, чтобы судить Сербовъ, чтò принадлежитъ по уставу только Сербскому князю. А потому депутаты требовали, чтобы, кромѣ Вучича, Петроніевича, Стояна Симича, Стефановича, протоіерея Ненадовича, Ильи Гарашанина и Лазы Теодоровича, всѣ остальные помощники ихъ преданы были въ руки сербскихъ судовъ, а вышеупомянутые семь человѣкъ навсегда изгнаны изъ Сербіи. Депутаты прибавляли, что они не разойдутся со скупщины, пока ихъ требованіе не будетъ исполнено, хотя бы это стоило имъ даже жизни:

 

«ибо, сказано было въ представленіи, мы знаемъ, что до тѣхъ поръ не можетъ быть мира и порядка въ нашемъ отечествѣ, пока хоть одинъ изъ этихъ семи будетъ дышать воздухомъ Сербіи, а помощники ихъ не будутъ примѣрно наказаны; ибо преступленія ихъ будутъ доказаны на судѣ равными письмами ихъ, которыл перехвачены, а особенно Гарашаниновы слуги, волновавшіе народъ даже въ присутствіи честной коммисіи, могли зажечь въ народѣ такое пламя, которое пришлось бы тушить съ величайшимъ кровопролитіемъ, еслибы народъ не шелъ единодушно за самимъ княземъ».

 

Послѣ такого изложенія причинъ народнаго волненія, депутаты переходили къ отвѣтамъ на вопросы, предложенные во время скупщины.

 

«Прочитаннымъ 22 іюля фирманомъ мы довольны, писали они; но должны замѣтить, что нашъ господарь названъ башъ-кнезомъ, а не княземъ, какъ стоитъ въ уставѣ и въ хаттишерифѣ, дарованномъ Сербіи, ибо извѣстно, что башъкнезъ не миропомазанной и верховный глава государства, но лишь начальникъ одного округа; а между тѣмъ вопреки правъ нашей страны Античь названъ въ фирманѣ кнезомъ, хотя такой титулъ совершенно уничтоженъ въ Сербіи и удержался только въ владѣтельвой фамвліи Обреновичей, и мы хотимъ, чтобы въ нашей державѣ былъ одинъ, а не многіе князья. Также противно нашимъ правамъ выраженіе фирмана, что Античь приданъ коммисару на время его пребыванія въ Сербіи и потомъ долженъ возвратиться съ нимъ въ Цареградъ; Античь сербскій чиновникъ и его возвращеніе въ Цареградъ зависитъ отъ княжескаго согласія. Намъ также было прискорбно слышать въ ферманѣ, что Блистательная Порта, называющая насъ бунтовщиками, такъ удостовѣрена въ томъ, что не требуетъ никакихъ дальнѣйшихъ изъясненій по этому поводу: стало быть князь, Совѣтъ и народъ Сербскій не имѣютъ болѣе никакого уваженія отъ владѣющей нами блистательной Порты! Но мы желали бы знать, кто же призвалъ сюда коммисію и увѣрилъ блистательную

 

 

73

 

Порту въ нашемъ возмущеніи, когда не сообщали о томъ ни князь, ни его Совѣтъ, ни Сербскій народъ. Вы, почтенный коммисаръ, сами убѣдились, что Сербскій народъ состоитъ въ согласіи съ княземъ и остальнымъ правительствомъ. Какъ же можно было думать, что цѣлый народъ въ союзѣ съ своимъ княземъ и правительствомъ можетъ бунтовать, и то лишь потому, что требуеть удаленія отъ себя нѣсколькихъ людей, которые ради своего самовластія дѣйствуютъ на пагубу отечества?»

 

Сославшись на приложенные къ этому отвѣту обвинительные пункты противъ чиновниковъ, враждебныхъ князю, депутаты припоминали и самому комисару его выраженіе, сказанное во время скупщины:

 

«вы изволили сказать, что тѣ люди, которымъ дарованы ордена высокой Оттоманской Порты, не подлежатъ сербскому суду. Такъ, еслибы высокая Порта сочла за благодаровать ордена всѣмъ Сербамъ, тогда ужъ ни одинъ Сербъ не былъ бы подчиненъ своему князю и правительству, но непосредственно блистательной Портѣ. Впрочемъ защита, оказанная пашею людямъ, бѣжавшимъ въ крѣпость, доказываетъ лучше всего, какъ мало уважаетъ Порта Сербскаго князя и сербское правительство».

 

На вопросъ, благодарны ли Сербы за уставъ, депутаты отвѣчали вратко:

 

«если мы съ княземъ бунтовщики, а изгнавшіе Милоша, хотя онъ и имѣлъ ордена, называются уставохранителями; то мы не знаемъ, должны ли считать уставъ какою-то величайшею драгоцѣнностію, и благодарить за него изъ глубины сердца. Смѣемъ увѣрить васъ, царскій коммисаръ, что мы постараемся доказать высокой Портѣ, что не заслуживали такого обращенія ея съ нами, и употребимъ всѣ зависящія отъ насъ средства, чтобы впредь ни одна черта изъ дарованныхъ намъ правъ не была нарушена».

 

На третій и четвертый вопросы народные депутаты отвѣчали, что они уже достаточно высказались о нихъ въ вышеприведенныхъ словахъ; а теперь прибавляютъ только, что желаютъ возвращенія князя Милоша въ отечество и не разойдутся изъ Топчидера до тѣхъ поръ, пока семь вышепоименованныхъ совѣтниковъ не будутъ изгнаны изъ Сербіи, а остальные чиновники не будутъ отданы подъ судъ. Подъ этимъ отвѣтомъ подписались 187 депутатовъ. Въ подтвержденіи принадлежности подписей народнымъ депутатамъ и высказанныхъ имм мнѣній подписались подъ тѣжъ же отвѣтомъ и приложили свои печати 33 человѣка, окружныхъ начальниковъ и предсѣдателей окружныхъ судовъ, впрочемъ между послѣдннми пятерыхъ замѣняли члены суда.

 

Обвинительные пункты, противъ 20-ти слишкомъ человѣкъ, приложенные

 

 

74

 

къ этому отвѣту, были составлены удачнѣе, чѣмъ обвинительные пункты противъ участниковъ въ прошлогодней снутѣ и носили на себѣ политическій оттѣнокъ. Кромѣ того, въ концѣ обвинитедьнаго акта поименованы были еще нѣсколько человѣкъ, виновныхъ въ меньшихъ преступленіяхъ.

 

Отвѣты архіереевъ и избраннаго священства были крайне блѣдны: фирманомъ они были совершенно довольны, какъ и вообще всякою царскою милостію, способною осчастливить и успокоить ихъ отечество; за уставъ благодарны и желали точнаго исполненія его; о причинахъ народнаго движенія и преслѣдованія нѣкоторыхъ чиновниковъ въ точности не извѣстны, ибо сами не принимали въ томъ никакого участія; но знають, что народъ желаетъ возвращенія Милоша и удаленія нѣкоторыхъ важнѣйшихъ чиновниковъ, дабы они не учинили ему какого вреда. Подъ отвѣтомъ архіереевъ подписались: сербскій митрополитъ Петръ, ужицкій епископъ Никифоръ, тимоцкій епископъ Досифей и шабацкій епископъ Максимъ. Подъ отвѣтомъ свящянства подписадись: одинъ архимандритъ, 3 игумена, 1 настоятель, 14 протопресвитеровъ (благочинныхъ) и 2 намѣстника ихъ.

 

Отвѣтъ членовъ апелляціоннаго суда былъ гораздо рѣшительнѣе и приближался по своему смыслу къ отвѣту народныхъ депутатовъ, хотя самый способъ изложенія его былъ несравненно скромнѣе: фирманъ и уставъ нравились имъ, по скольку они не нарушали правъ, пріобрѣтенныхъ Сербіей; взволновался народъ, по ихъ мнѣнію, потому что уставотолковательная коммисія предлагала ему Кара-Георгіевича вмѣсто Обреновичей, потому что нѣкоторые изъ высшихъ сановниковъ не допускали до князя народъ, который хотѣлъ поздравить его съ пріѣздомъ въ отечество, согласно старинному обычаю земли; намѣреніе Вучича и Петроніевича потребовать отъ князя, къ какой партіи онъ самъ пристаетъ, члены апелляціоннаго суда находили безпутнымъ и беззаконнымъ, ибо «тамъ не могутъ имѣть мѣста партіи, гдѣ владѣетъ одинъ законный князь»; какъ судьи, члены апелляціоннаго суда говорили, что они желали бы скорѣе требовать суда надъ Вучичемъ и его приверженцами, чѣмъ изгнанія ихъ, но будучи въ тоже время членами народной скупщины, они пристаютъ къ мнѣнію народныхъ депутатовъ, «ибо нѣтъ другаго средства возстановить спокойствіе въ землѣ». Этотъ отвѣтъ подписанъ былъ предсѣдателемъ и четырьмя членами суда. Совѣтъ въ своемъ отвѣтѣ благодарилъ и за фирманъ, и за уставъ, повторялъ всѣ приведенныя въ прочихъ отвѣтахъ причины народнаго волненія, присоединивъ

 

 

75

 

къ току еще донесеніе попечительства внутреннихъ дѣлъ и инструкцію бывшей уставотолковательной коммисіи, въ доказательство того, что коммисія превысила границы даннаго ей порученія, и въ заключеніе говорилъ, что придерживаясь устава, онъ предпочитаетъ подвергнуть Вучича и его сторонниковъ суду, а не изгнанію. Три дня спустя Бѣлградское городское общество подало просьбу на имя князя объ удаленіи изъ Сербіи виновниковъ настоящаго волненія, ибо послѣднее наноситъ жестокій ударъ торговлѣ и городскимъ интересамъ; а турецкому коммисару подано было тѣмъ же обществомъ представленіе, въ которомъ оно просило его удалить изъ бѣлградской крѣпости сербскихъ бѣглецовъ и выдать ихъ наддежащимъ окружнымъ судамъ [17].

 

Въ отвѣтъ на такую массу обвипеній, полученныхъ коммисаромъ, обвиннемые подали ему свои оправдательныя записки. Отвѣты были рѣзки и рѣшительны. Особенною подробностію отличался отвѣтъ Вучича: онъ объяснялъ всѣ свои дѣйствія предписаніями устава, и приказаніями Порты; обвинялъ князя и его сторонниковъ въ возбужденіи народнаго волненія; называлъ ихъ мятежниками и требовалъ въ свою очередь суда надъ ними. Онъ отказывалъ князю въ правѣ дѣйствовать самостоятельно, и подчинялъ его султанскимъ повелѣніямъ:

 

«Сербія царская земля, говорилъ онъ, князь только повѣренный султана, а не владѣтель княжества, потому всѣ мы и должны слушаться повелѣній, приходящихъ изъ Цареграда».

 

Такимъ образомъ Вучичь прямо ставилъ свои дѣйствія подъ покровительство Порты и признавалъ даже внутреннее управленіе Сербіей вполнѣ зависящимъ отъ воли султана. Такой взглядъ болѣе всего возбуждалъ Сербовъ противъ уставобранителей; но, при такомъ взглядѣ на отношенія Сербіи въ Портѣ, Вучичь и Петроніевичь скорѣе всего могли надѣяться на поддержку обоихъ дворовъ. Вучичь въ своемъ отвѣтѣ подробно изложилъ весь ходъ народнаго волненія, направленнаго противъ уставобранителей, ссылаясь на донесенія окружныхъ начальниковъ и судовъ, попавшія въ его руки, и его разсказъ имѣетъ видъ самаго строго обвинительнаго акта противъ князя и его партіи. Изъ этихъ взаимныхъ обвиненій ясно видно, что борьба шла не между правителемъ и непокорными ему чиновниками, но между двумя партіями, бившимися за власть. Съ одной стороны молодой, неопытный князь, оставленный Портой и Россіей, стараюшійся привлечь въ себѣ народное расположеніе и окруженный большею частію новыми чиновниками, которые остались ему вѣрны изъ своихъ личныхъ выгодъ, но не отличались

 

 

76

 

ни такими способностями, ни такими свѣдѣніями, кагь ихъ противники. Съ другой стороны партія людей энергическихъ, богатыхъ, изгнавшихъ Милоша при помощи Россіи и Порты, владѣвшихъ страною безгранично въ продолженіе цѣлаго года, толковавшихъ ей уставъ по своему и разсчитывавшихъ на дѣятельную поддержку обоихъ дворовъ. Въ объясненіяхъ проглядываетъ рѣшительное презрѣніе къ молодому князю и его правителямъ: Вучичь не столько оправдывается, сколько судитъ дѣйствія своихъ противниковъ, Стоянъ Симичь отвѣчаетъ рѣзко и грубо, Стефанъ Стефановичь пишетъ юмористическія замѣчанія вмѣсто отвѣта. Всѣ они называютъ водворившійся въ Сербіи послѣ ихъ ухода въ крѣпость порядокъ беззаконнымъ; ихъ отвѣты гораздо сильнѣе чѣмъ обвиненія противъ нихъ [*]. Находясь въ безопасности, подъ прикрытіемъ турецкой крѣпости, они знали, что на ихъ сторонѣ Порта; они ждали поддержки и со стороны Россіи. Ихъ объясненія сообщены были не только турецкому комиссару, но и русскому консулу. Послѣднему предписано было содѣйствовать возстановленію порядка въ Сербіи; уставобранители только того ждали, ибо себя считали защитниками порядка. Такимъ образомъ власть въ Сербіи распалась на двое, и это распаденіе усиливалось вслѣдствіе того характера, какой приняло вмѣшательство Турціи и Россіи въ эту борьбу сербскихъ партій.

 

29-го іюля коммисаръ пригласилъ къ себѣ народныхъ депутатовъ для объясненій по поводу ихъ отвѣта. Огромною толпой, сидя на коняхъ, въѣхали депутаты въ Бѣлградъ, имѣя при себѣ оружіе по народному обычаю, и напугали турецкихъ обывателей; съ ними были Протичь и Раевичь. Во главѣ всей толпы ѣхалъ наводившій страхъ на всѣхъ противниковъ князя Мичичь. При свиданіи коммисара съ депутатами находились русскій консулъ, бѣлградскій паша и сербскій капу-техайя Античь, который былъ въ числѣ обвиняемыхъ скупщиною. Этотъ самый Античь исполнялъ должность переводчика въ переговорахъ между Мусою эфенди и депутатами. Сперва онъ прочелъ по сербски отвѣтъ депутатовъ и приложеніе къ нему, а потомъ, когда присутствовавшіе на вопросъ: ихъ ли это мнѣніе, отвѣчали утвердительно, прочелъ тѣ же самые акты въ турецкомъ переводѣ. Когда онъ дошелъ до того мѣста, гдѣ депутаты говорили, что Порта нарушила права Сербіи, вмѣшавшись въ дѣла, подлежащія вѣдѣнію сербскихъ судовъ, и перевелъ слово «нарушила» другимъ

 

 

*. См. Приложенія № 1 и 2.

 

 

77

 

словомъ «погрѣшила», коммисаръ пришелъ въ гнѣвъ, а нѣкоторые изъ депутатовъ, знавшіе по турецки, стали говорить, что переводъ этого мѣста не вѣренъ. По прочтеніи всѣхъ актовъ Муса эфенди спрашивалъ депутатовъ, въ чемъ же состоитъ главное желаніе ихъ; ему отвѣчали, что желаютъ возвращенія князя Милоша въ Сербію и изгнанія изъ нея семи старѣйшинъ.

 

«Что касается перваго вашего желанія, возразилъ коммисаръ, то я долженъ разъ навсегда уничтожить ваши надежды, ибо князь Милошъ никогда и ни подъ какимъ видомъ не можетъ возвратиться въ Сербію. Я объявляю вамъ это рѣшеніе отъ имени высокой Порты, а что скажетъ вамъ на то Россія, то вотъ вамъ г. Ващенко, котораго можете спросить».

 

Русскій консулъ объявилъ то же, что и турецкій коммисаръ; относительно втораго желанія и коммисаръ и консулъ объявили, что прежде чѣмъ изгнать обвиняемыхъ изъ отечества, надо предать ихъ суду и потомъ уже, согласно существующимъ узаконеніямъ, подвергнуть соотвѣтственнымъ наказаніямъ. Депутаты обѣщали поговорить о томъ съ княземъ. На другой день Муса-эфенди видѣлся съ членами апелляціоннаго суда и укорялъ ихъ, что они, будучи судьями, не хотятъ выслушать обвиняемыхъ и гонятъ ихъ изъ земли, не изслѣдуя вины ихъ. Въ виду того, что турецкій коммисаръ и русскій консулъ требовали суда надъ противниками князя, Михаилъ рѣшился составить двѣ чрезвычайныхъ судныхъ коммисій, изъ которыхъ бы въ одной присутствовали князь, коммисаръ, бѣлградскій паша, русскій консулъ, предсѣдатель сербскаго Совѣта и попечитель иностранныхъ дѣлъ для суда надъ высшими чиновниками, а въ другой бы засѣдали члены разныхъ судовъ, по назначенію князя, и разсматривали обвиненія противъ лицъ низшихъ званій. Коммисаръ требовалъ свиданія съ княземъ, чтобы переговорить съ нимъ объ этомъ вопросѣ. 3 августа состоялось это свиданіе въ зданіи бѣлградской таможни. Здѣсь коммисаръ отказался за себя и за пашу участвовать въ судѣ надъ обвиняемыми; рѣшено было назначить коммисію изъ предсѣдателей и членовъ апелляціоннаго суда и предсѣдателей всѣхъ окружныхъ судовъ для разсмотрѣнія нареканій противъ семи главныхъ обвиняемыхъ, а остальныхъ предать обыкновенному суду. На другой же день попечітельство внутреннихъ дѣлъ издало прокламацію жителямъ города, въ которой объявлено было объ учрежденіи судныхъ коммисій и обвиняемые приглашались предстать предъ ними: въ случаѣ, если бы завѣдомо виновные люди не исполнили бы этого требованія, то жители Бѣлграда могли принуждать ихъ силою къ тому.

 

 

78

 

Прокламація эта прочитана была на всѣхъ улицахъ при барабанномъ боѣ. Тѣ изъ обвиняемыхъ, которые еще оставались въ городѣ, бросились въ крѣпость, но паша принималъ туда только важнѣйшихъ чиновниковъ, а для остальныхъ отвелъ развалившійся турецкій домъ, стоявшій не въ далекѣ отъ крѣпости. Въ туже ночь помѣщенные въ этомъ домѣ, захвативъ свои вещи, спустились къ берегу Дуная, чтобы сѣсть въ лодки и перебраться въ Австрію, но, услыхавъ выстрѣлы турецкихъ часовыхъ, вернулись назадъ. Между тѣмъ по городу носились ни на чемъ не основанные слухи, которые Ващенко въ своихъ донесеніяхъ называетъ прямо враньемъ, но которые сербская газета, издававшаяся въ Пештѣ, охотно принимала на свои столбцы. Говорили между прочимъ, что въ домахъ, гдѣ должны были засѣдать обѣ коммисіи, приготовлены были вооруженные люди на чердакѣ и въ погребахъ, если не для убійства, то по крайней мѣрѣ для задержанія и отправленія въ Крагуевацъ лицъ, долженствовавшихъ явиться въ тѣ коммисіи къ отвѣтамъ; врали, будто Любица снабдила людей, приготовленныхъ для засады платками, полотенцами и простынями, чтобы зажать ротъ тѣмъ, кто станетъ кричать [18].

 

Чрезвычайный коммисаръ Порты самъ отчасти вѣрилъ всѣмъ этимъ слухамъ и ссылаясь на одно изъ выраженій, заключавшееся въ объявленіи жителямъ Бѣлграла отъ 4 августа, намѣревался прервать свои сношенія съ княземъ. Въ этомъ объявленіи сказано было, что отнынѣ всѣ послѣдствія смутъ должны пасть на голову Вучича, Петроніевича и ихъ приверженцевъ. Князь поспѣшилъ увѣдомить о томъ русскаго повѣреннаго въ дѣлахъ при Оттоманской Портѣ В. П. Титова и представилъ ему въ письмѣ отъ 8 августа подробное объясненіе всего совершившагося по пріѣздѣ коммисара въ Бѣлградъ.

 

«Уразумѣвъ содержаніе высочайшаго фирмана, сказано было между прочимъ въ этомъ письмѣ, который, въ особенности на меня налагалъ обязанность, чтобы я, вмѣстѣ съ чрезвычайнымъ коммисаромъ, употребилъ всѣ старанія къ возстановленію въ семъ княжествѣ спокойствія и водворенію законнаго порядка, я съ согласіемъ Мусы-эфенди въ присутствіи императорско-россійскаго консула въ Сербіи г. Ващенки и бѣлградскаго мухафиза Хозревъ-паши, рѣшилъ, чтобы всѣ тѣ Сербы, которые, отторгнувшись отъ своей законной власти, бѣжали въ бѣлградскую крѣпость искать себѣ въ ней какой-то защиты, или должны предстать предъ назначенною для изслѣдованія какъ вины, такъ и жалобъ ихъ коммисіей, или въ случаѣ ихъ

 

 

79

 

упорства немедленно удалиться изъ отечества. При семъ рѣшеніи сдѣлано исключеніе для тѣхъ лицъ, которые служили въ качествѣ совѣтниковъ, о которыхъ коммисаръ Порты, оправдывая ихъ поступки и обвиняя наше правительство единственно за одно выраженіе въ объявленіи къ жителямъ Бѣлграда, принимаеное имъ въ видѣ рѣшенія и препятствующее ему, какъ онъ говоритъ, продолжать далѣе свои дѣйствія, изъяснился что онъ, по случаю сего объявленія и включеннаго въ него выраженія, и самъ будетъ обвинителемъ нашего правительства. Но что это объявленіе не есть рѣшеніе, то можно видѣть изъ самаго заглавія его и формы, а также изъ того, что рѣшенія выдаетъ судебная власть, а не полицейская, которою сей актъ выданъ. Могло ли сербское правительство однимъ своимъ выраженіемъ въ одной бумагѣ подать достаточный поводъ для того, чтобы все дѣло остановилось, сіе предоставляю мудрому сужденію вашего высокородія, а равно и то, можно ли такимъ способомъ достичь желаемой цѣли возстановленія въ семъ княжествѣ спокойствія, или симъ нарочно оставляется искра огня, которая будучи не погашена, легко можетъ зажечь пламя безпокойствія. Положеніе Сербіи въ настоящее время таково, что во всѣхъ краяхъ оной существуютъ миръ и спокойствіе, и что безпокойства могутъ произойти единственно отъ того, что тѣ лица, которыхъ народъ нинакъ между собой терпѣть не можетъ, остались здѣсь въ крѣпости бѣлградской; а когдабъ оныя оттуда удалились, я могъ бы ручаться за тишину и спокойствіе; но покуда они будутъ находитьса въ крѣпости или гдѣ нибудь въ Сербіи, безъ сомнѣнія можетъ возникнуть вновь какой нибудь безпорядокъ, и то не изъ какой либо другой причины, а единственно отъ того, что народъ Сербскій смотритъ на сихъ людей, какъ на нарушителей общаго спокойствія, противниковъ законной власти, и подрывателей народныхъ правъ, и на нихъ тѣмъ болѣе негодуеть, что они то однимъ, то другимъ ему угрожаютъ, и упираются насильно и противъ воли онаго хотятъ быть ему въ тягость. Многіе изъ сихъ лицъ были въ хорешемъ, а нѣкоторые въ самомъ лучшенъ довѣріи народа, покуда они не пріобщились къ Вучичу и его товарищамъ, и тѣмъ самымъ не навлекли на себя мерзость народа, такъ что народъ и на нихъ, какъ и на первыхъ, негодуетъ и кричитъ. Въ сію категорію входятъ нѣкоторые старѣйшины, оставшіеся съ Вучичемъ и Петроніевичемъ въ крѣпости бѣлградской, и всѣ тѣ, которые рѣшились отправиться въ Константинополь, на какой конецъ и переправились вчерашняго числа въ австрійскую сторону. Между сими людьми находится

 

 

80

 

большая часть таковыхъ, которые должны разнымъ жителямъ здѣшнимъ, чтò и есть главнѣйшая причина удаленія нѣкоторыхъ отъ народа, потому что кредиторы ихъ наскучаютъ имъ требованіемъ своего долга и жалуются на нихъ судебнымъ мѣстамъ; и по сей единственно причинѣ они отговариваются, что будто здѣсь нѣтъ настоящаго суда, и что они за то вынужденными нашлись изъ сей, по ихъ изъясненію, не имѣющей суда земли удалиться, въ той, по мнѣнію какъ ихъ, такъ и тѣхъ, которые отправили ихъ на сію дорогу, надеждѣ, что они могутъ и имѣютъ право и внѣ Сербіи, для единственпыхъ своихъ интересовъ, на ущербъ правъ народу Сербскому дарованныхъ, искать себѣ суда, отнюдь не признавая себя виновными въ упорствѣ и отказѣ предстать коммисіи, законнымъ путемъ учрежденной, которой могли всѣ свои жалобы, если таковыя имѣли противъ кого, представить, и которымъ, по учиненному изслѣдованію и силѣ правъ ихъ, доставлено былобъ судейскимъ порядкомъ надлежащее удовлетвореніе; но они, кажется, чувствуя себя виновными и заслуживающими наказанія, и предвидя, что изслѣдованіемъ обнаружится вина ихъ, отказались предстать коммисіи и подвергнуть себя изслѣдованію. Я не могу сказать, чтобы кто нибудь, случаемъ бывшаго въ народѣ безпокойства, не былъ кѣмъ нибудь обиженъ; но что касается до судебныхъ мѣсть и прочихъ надлежательствъ, то очень хорошо знаю, что сіи всегда придерживались своего законнаго порядка, и по сему отзывъ упорствующихъ, что въ семъ княжествѣ нѣтъ суда, не имѣетъ основанія. Слѣдовательно всѣ тѣ, которые отдѣлились отъ своей законной власти, суть и должны быть признаны законопреступниками. А противъ тѣхъ, которые пособляютъ имъ въ пренебреженіи законной ихъ власти, уничтожаютъ важность моего достоинства, подкрѣпляютъ въ княжествѣ упорство и неповиновеніе какъ къ особѣ моей, такъ и прочимъ земскимъ властямъ, я торжественно протестую и удовлетворенія требую».

 

«Хотя мусса-эфенди и изъяснился, что онъ по случаю сдѣланнаго жителямъ города Бѣлграда позыва, не можетъ продолжать долѣе своего по сему предмету дѣйствія, но я непремину съ моей стороны вновь пригласить его къ продолженію и конечному окончанію сего дѣла здѣсь, ибо сдѣланъ договоръ, чтобы для нихъ учреждена была другая коммисія въ городѣ (потому что для первыхъ съ обоюднымъ согласіемъ таковая учреждена въ предмѣстіи внѣ города), въ коей, имѣющей состоять изъ предсѣдателя апелляціоннаго суда и предсѣдателей всѣхъ окружныхъ судовъ, должно присутствовать одно лицо съ моей и одно

 

 

81

 

со стороны чрезвычайнаго коммисара Порты, и которая имѣетъ разсмотрѣть всѣ акты, ей представляемые, относяіщеся къ обвиненію или оправданію упомянутыхъ лицъ, и выслушать всѣ жалобы какъ ихъ, такъ и тѣхъ, которые имѣли бы на что нибудь жаловаться, а равно и свидѣтелей какъ одной, такъ и другой стороны; а когда сіе изслѣдованіе будетъ кончено, чтобы опредѣленъ былъ день и мѣсто, гдѣ бы я вмѣстѣ съ Мусою эфенди разсмотрѣлъ все сіе дѣло и заключилъ съ нимъ договоръ о дальнѣйшемъ производствѣ онаго.

 

«Коммисія для изслѣдованія дѣла, относящагося до лицъ, не служившихъ въ качествѣ совѣтниковъ, по предварительному договору съ Мусою-эфендіи, опредѣлена указомъ моимъ отъ 31 іюля, и тогда же начала дѣйствовать; но какъ лица, неоднократно приглашенныя, никакъ не хотѣли явиться, то 3 числа сего мѣсяца въ согласіи съ коммисаромъ Порты и бѣлградскимъ мухафизомъ Хозревъ пашой, въ присутствіи россійско-императорскаго генеральнаго консула въ Сербіи г. Ващенка, рѣшено: если лица сіи и послѣ 5 числа сего августа останутся въ Бѣлградѣ, не хотѣвши между тѣмъ или предстать предъ коммисію или удалиться изъ отечества нашего, то правительство наше можетъ употребить полицейскую власть для дальнѣйшаго съ ними поступка, и чтобъ въ дѣло сіе находащаяся въ Бѣлградѣ турецкая власть вовсе не входила, на какой конецъ правительство наше 5 сего августа и сдѣлало позывъ жителямъ города Бѣлграда, чтобы они, въ случаѣ надобности, дали пособіе полиціи въ поискѣ ослушниковъ, но не дѣлать при томъ никакихъ изступленій.

 

«Въ тотъ самый день, т. е. 5 августа, открыла засѣданіе свое и коммисія, назначенная для нзслѣдованія дѣла, касающагося тѣхъ Сербовъ, которые въ качествѣ совѣтниковъ служили; но они въ сей самый день, вмѣсто того, чтобы явиться предъ коииисію, отправились въ крѣпость бѣлградскую, а прочіе, которые по позыву имѣли предстать другой коммисіи, изъяснились, что они не хотятъ явиться, а желаютъ отправиться въ Константинополь, коихъ, исключая нѣкоторыхъ чиновниковъ, которые вмѣстѣ съ первыми отправились въ крѣпость, Муса-эфенди, по ихъ желанію, и отправилъ туда, прочіе же остались въ крѣпости» [19].

 

 

Между тѣмъ пришло извѣстіе, что солдаты, остававшіеся въ Крагуевцѣ снова взволновались и хотѣли выступить къ Бѣлграду, чтобы видѣть князя, чтò навело пущій страхъ на искавшихъ защиты у паши, и нѣкоторые

 

 

82

 

ізъ нихъ бѣжали къ Австрію. На счастіе князя въ это время прибылъ въ Сербію русскій отставной чиновникъ Даниловичь, котораго сербская оффиціальная газета называла бригадиромъ, Ващенко же титуловалъ статскимъ совѣтникомъ. Онъ когда-то служилъ въ русской арміи и теперь вызвался ѣхать въ Крагуевацъ. Съ нимъ отправили военный приказъ князя, который благодарилъ солдатъ за заботливость о немъ, но, въ виду скораго разрѣшенія вопроса о своихъ противникахъ, приглашалъ ихъ остаться вѣрными той присягѣ, которую они дали ему 3 іюня:

 

«развѣ можетъ назваться вѣрностію князю ослушаніе своихъ начальниковъ, которыхъ поставилъ надъ вами князь! Развѣ это вѣрность со стороны простыхъ солдатъ идти противъ воли офицеровъ, арестовать чиновниковъ и захватывать принадлежащія правительству вещи! Знаете ли вы, что тѣ несчастные сыновья отечества, которые подговорили васъ на такіе поступки, не только васъ, но и меня, за котораго вы готовы будтобы умереть, и даже весь народъ, ведутъ къ гибели; ибо тѣми средствами, за какія взялись вы, нельзя защититъ ни князя, ни отечества, но можно только выкопать яму имъ. Если вы не возвратитесь къ повиновенію, то знайте, что я не буду считать васъ своими защитниками, но величайшими непріятелями, и каждаго упорствующаго въ злыхъ намѣревіяхъ буду казнить».

 

Даниловичу удалось возвратвтъ Крагуевацкихъ солдатъ къ порядку; 9 августа получено было въ Бѣлградѣ извѣстіе о томъ. Но движеніе солдатъ было только первымъ признакомъ новаго народнаго волненія, которое возбуждали на этотъ разъ Любица и Мичичь, настойчвво желавшіе возвращенія Милоша. Получены были извѣстія, что въ Топчидеру идутъ на спѣхъ большія толпы вооруженнаго народа изъ Смедеревскаго и Пожаревацкаго округовъ. Не дожидаясь ихъ прихода, 10 августа князь велѣлъ прочесть предъ скупщиною слово, въ которомъ онъ старался отклонить народныхъ депутатовъ отъ приготовляемыхъ ими новыхъ демонстрацій и просьбъ въ пользу Милоша. Любица, Мичичь и Радичевичь успѣли привлечь на свою сторону и этихъ людей. Но Протичь узналъ вò-время о томъ, убѣдилъ князя прервать это движеніе, и потому то князь въ своемъ «Словѣ» обращался къ депутатамъ съ такою рѣчью:

 

«наше общее желаніе состояло въ томъ, чтобы князь, родитель мой, могъ возвратиться въ Сербію. Но цари не могутъ исполнить его по разнымъ политическимъ причинамъ. Чтò же мы станемъ дѣлать? останемся ли при нашемъ требованіи? конечно можемъ, но безуспѣшно, потому что я получилъ отказъ въ томъ, какъ отъ блистательной Порты, такъ и отъ

 

 

83

 

покровительствующаго двора, какъ отъ турецкаго коммисара, такъ и отъ русскаго консула. Не лучшели будетъ, если мы откажемси отъ нашего требованія, и обратимъ вниманіе на возстановленіе мира и порядка, нарушеннаго поступками нѣсколькихъ чиновниковъ, отдѣлившихся отъ насъ. Чѣмъ усерднѣе народъ будетъ требовать возвращенія родителя моего въ отечество, тѣмъ болѣе будетъ рости подозрѣніе въ обоихъ дворахъ, что мы хотимъ противиться имъ, чрезъ что наши противники получатъ сильную опору; въ противномъ же случаѣ они должны быть преданы суду, котораго теперь избѣгаютъ, ссылаясь на народные безпорядки. А отъ чего все это? отъ того, что народъ думаетъ, что возвращеніе родителя моего въ отечество зависитъ отъ моей воли, и что есть люди, увѣряющіе народъ, что я говорю не по своей волѣ, а по чьему-то приказанію. Братья! приглашаю васъ вѣрить не тайному шопоту, а гласному и явному слову своего князя и поставленныхъ имъ чиновниковъ. На мнѣ лежатъ двѣ обязанности: любовь къ родителю и званіе князя; я долженъ поставить послѣднюю выше первой, долженъ позаботиться объ утвержденіи мира и спокойствія въ отечествѣ. А потому требую отъ васъ: 1) оставимъ желаніе, чтобы родитель мой возвратился теперь въ Сербію; 2) каждаго Серба, который бы сталъ собирать народъ и говорить съ нимъ о политическихъ дѣлахъ, слѣдуетъ хватать и представлять мѣстнымъ старшинамъ и надлежащему суду; 3) каждый Сербъ долженъ въ срокъ платить свои подати, ослушникъ же сего долженъ быть преданъ суду и наказанъ; 4) всѣ, кто будетъ возмущать народъ отъ моего имени, но не представятъ надлежащаго вида отъ попечительства или окружнаго начальства, должны быть разсматриваены какъ бунтовщики».

 

Затѣмъ слѣдовало шесть указаній, въ какихъ случаяхъ повиноваться приказаніямъ князя, попечителей, окружныхъ начальниковъ, срезскихъ старѣйшинъ, судебныхъ мѣстъ, и наконецъ требованіе, чтобы никто не былъ упрекаемъ за участіе въ прошлогоднихъ и нынѣшнихъ волненіяхъ. 12 августа 39 народныхъ старѣйшинъ, 9 совѣтниковъ съ своимъ предсѣдателемъ и 4 попечителями дали запись за своими подписями и печатями, что они будуть всѣми зависящими отъ нихъ мѣрами дѣйствовать для той цѣли, чтобы никто не осмѣливался требовать отъ князя, чего онъ не можетъ дать или по физической, или по законной невозможности. А потому они постановили, что всякой, кто будетъ идти противъ законнаго князя Михаила дѣломъ или словомъ, считается какъ измѣнникъ своему отечеству и долженъ быть казненъ смертью; что всякій, кто бы покусился

 

 

84

 

идти противъ существующихъ властей посредствомъ тайной переписки или тайныхъ договоровъ, считается нарушителемъ общественной безопасности, и смотря по величинѣ бѣдствій, причиненныхъ его происками, приговаривается или къ тяжкимъ работамъ или къ смерти; точно также должны быть соразмѣрно наказаны всѣ, кто будетъ подговаривать другихъ къ ослушанію противъ мѣстныхъ властей или будетъ пускаться въ излишнія объясненія касательно послѣднихъ событій.

 

Заручившись такимъ обязательствомъ, князь вызвалъ регулярное войско изъ Бѣлграда въ Топчидеръ, приказалъ вооружиться всѣмъ членамъ народной скупщины, и вмѣстѣ съ бригадиромъ Даниловичемъ выступилъ противъ народной толпы, шедшей изъ Смедерева и Пожаревца. Едва только князь съ своими ополченцами спустился съ Топчидерскихъ высотъ къ Мокрому Лугу, какъ увидалъ народъ, расположенный лагеремъ. Даниловичь приготовилъ войска къ бою, а князь послалъ нѣсколькихъ депутатовъ распросить народъ, зачѣмъ онъ собрался. Толпа отвѣчала, что до нея дошли слухи, будто князь находится въ опасности, а Мичичь заключенъ въ оковы, что одни депутаты подписываютъ какой-то актъ, а другіе нехотятъ. Мичичь самъ явился среди народа и сталъ уговаривать его возвратиться домой. Пришедшіе изъ Пожаревацкаго округа тотчасъ же послушались, и отдѣлились отъ остальныхъ. Но князь велѣлъ объявить имъ, чтобъ они не расходились, а шли къ нему, кто держитъ его сторону. При первомъ же извѣстіи о томъ, вся толпа сѣла на коней и стремглавъ поскакала къ княжескимъ войскамъ и остановилась предъ самыми ихъ рядами. Побѣжали прочь только нѣкоторые руководители этого движенія: начальникъ Моравскаго среза Петръ Иличь Пекета, начальнитъ рѣчко-звиждскаго среза Петръ Милосавлевичь, Милія Станоевичь изъ Друговца, торговецъ свиньями Георгій Савичь изъ Пожаревца и Хаджи-Мія изъ Смедерева. Но князь послалъ за ними погоню и они были схвачены. Ефремъ Обреновичь самъ обезоружилъ и захватилъ Пекету. Затѣмъ народъ выдалъ еще шесть вождей своихъ и назвалъ трехъ горожанъ и четырехъ священниковъ, которые успѣли скрыться, и за ними была послана погоня. Схваченныхъ отправили въ оковахъ въ Бѣлградъ, гдѣ ихъ посадили въ казармы и отдали въ распоряженіе попечительства правосудія, а народъ былъ распущенъ по домамъ. Вервувшись въ Топчидеръ князь издалъ прокламацію въ народу, въ которой приглашалъ его: не мѣшаться въ правительственныя дѣла, не собираться толпами, платить дань и повиноваться мѣстнымъ властямъ; а въ приказѣ

 

 

85

 

къ войскамъ благодарилъ ихъ за приверженность къ нему и готовность жертвовать за него жизнію. Кромѣ того солдатамъ назначено было по 3 цванцигера и по чаркѣ вина, а офицерамъ обѣщаны награды. Рѣшимость князя противодѣйствовать народнымъ волненіямъ остановила безпрестанныя странствія народа къ Топчидеру и обезсилила партію Милоша [20].

 

Однакожь послѣднее народное движеніе принесло ту пользу князю Михаилу и его партіи, что турецкій коммисаръ, напуганный требованіями о возвращеніи Милоша, сталъ подаваться на сдѣлку относительно опальныхъ чиновниковъ и 16 августа вечеромъ поѣхалъ на новое свиданіе съ княземъ, пригласивъ отправиться туда же и русскаго консула. Но Ващенко отказался отъ этого подъ предлогомъ, что коммисаръ не предупредилъ его во время о своемъ намѣреніи. Какъ бы то ни было Муса-эфенди предложилъ князю слѣдуюшія мѣры: 1) удалить на время изъ Сербіи Вучича, Петроніевича, Стояна Симича, Гарашанина, Лазаря Теодоровича, Матвѣя Ненадовича и Стефановича; 2) чтобъ имъ была назначера, согласно уставу, пенсія; 3) чтобъ семействамъ и имѣніямъ ихъ, остающимся въ Сербіи, правительство оказывало покровительство, а въ случаѣ переселенія самыхъ семействъ правительство выплатило бы имъ стоимость имѣній; 4) простить остальныхъ чиновниковъ и кого можно принять въ службу; 5) уставъ остается неприкосновеннымъ; 6) князь лучше бы сдѣлалъ, еслибъ изъ приличія остался въ Бѣлградѣ или Топчидерѣ до разрѣшенія ему изъ Константинополя переселиться въ Крагуевацъ, которое непремѣнно будетъ дано. На другой же день князь предложилъ на обсужденіе Совѣту условія коммисара. Совѣтъ отвѣчалъ, что высшихъ чиновниковъ лучше предать суду, и если они окажутся виновными, то зачѣмъ же давать имъ пенсію; а низшихъ чиновниковъ простить, но въ службу не опредѣлять, дозволивъ имъ возратиться въ свои домы. Получивъ донесеніе Совѣта, князь тотчасъ же отвѣчалъ коммисару такимъ образомъ:

 

«Ваше превосходительство! послѣ вчерашняго свиданія нашего, при которомъ мы имѣли разговоръ о томъ дѣлѣ, для котораго вы посланы сюда отъ премилостиваго царя, я получилъ сегодня чрезъ Антича посланное мнѣ отъ васъ письмо, гдѣ означены всѣ условія, о которыхъ мы съ вами вчера говорили и на которыя вы желаете получить отъ меня писменный отвѣтъ. Удовлетворяя вашему желанію, честь имѣю предложить на всѣ шесть условій нижеслѣдующее: 1) касательно удаленія изъ отечества опасныхъ лицъ отвѣчаю, что кромѣ семи, о которыхъ мы вчера говорили, по нынѣшнимъ обстоятельствамъ нужно, чтобы и другіе два Гарашанина удалились,

 

 

86

 

и стало быть всего будетъ девять, а именно: Ѳома Вучичь Перишичь, Авраамъ Петроніевичь, Стоянъ Симичь, Лазарь Теодоровичь, Матвѣй Ненадовичь, Стефанъ Стефановичь, Милютинъ, Лука и Ильа Гарашанины. Что же касается того, чтобъ я старался примирить ихъ со-временемъ съ народомъ, отвѣчаю, что это будетъ зависѣть: отъ внутреннихъ обстоятельствъ, отъ симпатіи, какую послѣ всего этого будетъ имѣть къ нимъ народъ, и отъ собственнаго поведенія ихъ внѣ отечества, по скольку оно можетъ касаться Сербіи и ея внутренняго спокойствія. 2) Относительно пенсіи выше названныхъ лицъ отвѣчаю, что я требовалъ по этому предмету мнѣнія отъ Совѣта, который мнѣ отвѣчалъ, что онъ не соглашается дать пенсію имъ; къ мнѣнію Совѣта присоединяю и и свое мнѣніе, и не соглашаюсь дать пенсію означеннымъ лицамъ. 3) Что же касается защиты отъ правительства семействамъ и имуществу помянутыхъ лицъ, остающимся въ Сербіи, дабы имъ не нанесенъ былъ какой вредъ, а семействамъ безпокойство отъ кого либо, отвѣчаю, что я постараюсь, чтобы семейства и имущества имѣющихъ удалиться изъ отечества лиць были защищены и обезпечены. Что же касается того, чтобы, въ случаѣ выселенія этихъ семействъ изъ отечества, правительство выплатило имъ стоимость имущества, на то ни Совѣтъ не согласился, ни я не соглашаюсь; а пусть они въ такомъ случаѣ располагаютъ своимъ имуществомъ, какъ имъ будетъ угодно. 4) Касательно остальныхъ лицъ, находящихся теперь въ крѣпости вмѣстѣ съ Вучичемъ и Петроніевиченъ, будутъ ли они чиновники или простые люди, отвѣчаю, что имъ дано будетъ прощеніе съ тѣмъ, чтобы никто не ставилъ имъ въ укоръ пребыванія въ крѣпости, но относительно опредѣленія въ службу чиновныхъ между ними, я не скажу, что они должны быть приняты, ибо сами потеряли это право своимъ поведеніемъ, хотя и не буду утверждать, что никто изъ нихъ не поступитъ болѣе на службу; но и самое прощеніе они получатъ лишь тогда, когда означенныя въ первой статьѣ лица будутъ удалены изъ отечества; при томъ исключаю изъ этого условія всѣхъ иностранныхъ подданныхъ, которые еще не получили правъ гражданства въ Сербіи; ихъ я не могу терпѣть долѣе въ княжествѣ. 5) Относительно сохраненія въ цѣлости и невредимости устава и извершенія по немъ судебныхъ дѣлъ, отвѣчаю, что мои цѣль и намѣреніе до сихъ поръ были таковы, чтобы уставъ, дарованный намъ премилостивымъ царемъ, хранился во всей цѣлости, и чтобы на его основаніи совершались не только судебныя, но и всѣ остальныя дѣла, каковую цѣль не упущу изъ вниманія и на

 

 

87

 

будущее время, во согласно данной мною клятвѣ буду и самъ придерживаться его и требовать, чтобы каждый Сербъ въ Сербіи, слѣдовалъ моему примѣру въ этомъ отношеніи. 6) Касательно мѣстопребыванія центральнаго правительства вы говорите, что было бы пристойнѣе, еслибъ я съ совѣтниками остался въ Бѣлградѣ или Топчидерѣ до тѣхъ поръ, пока не получимъ позволенія отъ Высокой Порты переселиться въ Крагуевацъ, ибо, какъ вы говорите, прежнее правительство перешло въ Бѣлградъ съ вѣдома Порты; отвѣчаю, что наше правительство уже перемѣщено въ Крагуевацъ по многимъ причинамъ, что я съ совѣтниками нахожусь здѣсь только временно для переговоровъ съ вашимъ превосходительствомъ, и что наше пребываніе здѣсь не безъ великаго ущерба для нашей казны; а потомъ мнѣ неизвѣстно, чтобы наше правительство перешло въ Бѣлградъ съ согласія Порты; а потому и думаю, что мы не погрѣшимъ противъ пристойности, если я и совѣтники, по совершеніи сего дѣла, или по необходимости и ранѣе возвратимся въ Коагуевацъ, гдѣ находится центральное правительство и наши архивы. На будущее же время, если бы необходимо было перемѣстить куда либо въ другое мѣсто центральное правительство, я буду поступать согласно сдѣланному вчера замѣчанію, то есть каждый разъ буду сообщать о томъ высокой блистательнойПортѣ».

 

 

Видя упорство сербскаго Совѣта, настаивавшаго на изгнаніи 9-ти человѣкъ изъ Сербіи и желая извлечь изъ личнаго расположенія князя всевозможную пользу, русскій консулъ настаивалъ на прощеніи этихъ людей, но получилъ отказъ. Однакожь относительно пенсіи князь замѣтилъ ему, что если дѣло идетъ только о деньгахъ, то онъ готовъ пожертвовать ими, и выслать по примѣру отца своего въ Константинополь 20,000 дукатовъ, для единовременной выдачи изгнанникамъ.

 

Въ Новинахъ Сербскихъ напечатаны были извѣстія о томъ, что дѣлалось въ Бѣлградѣ и Топчидерѣ съ 14 по 23 августа изо дня въ день. Четыре дня шли переговоры между княземъ и коммисаромъ при посредничествѣ русскаго консула объ окончаніи дѣла, но князь, поддерживаемый Совѣтомъ, не сдѣлалъ никакой уступки. 20 августа князь рѣшилъ возвратиться въ самомъ непродолжительномъ времени въ Крагуевацъ, а для переговоровъ съ коммисаромъ оставить въ Бѣлградѣ Протича. Въ извѣстіяхъ слѣдующаго дня сообщалось, что судная коммисія надъ удалившимися изъ службы чиновницами не можетъ въ скорости окончить своего дѣла, ибо съ одной стороны чиновники продолжаютъ укрываться

 

 

88

 

въ крѣпости, а съ другой не собраны еще всѣ необходимыя справки; что надъ руководителями народнаго волненія, приведшими съ собою толпы изъ Пожаревацкаго и Смедеревскаго округовъ въ началѣ августа, также наряженъ чрезвычайный судъ, который и дѣйствуетъ весьма быстро и успѣшно. Въ извѣстіяхъ 21 августа сказано было, что Алексѣй Симичь прислалъ изъ Пешта просьбу о его увольненіи, и что статскій совѣтникъ русской службы Ц. Б. Даниловичь утвержденъ начальникомъ княжескаго гарнизоннаго воинства. 22 августа опустѣвшій вслѣдствіе бѣгства прежнихъ членовъ своихъ Совѣтъ пополненъ былъ временными членами: Милютиномъ Дёрдевичемъ, Яникіемъ Джуричемъ, Ѳедоромъ Гербесомъ и Милютиномъ Петровичемъ. Въ тотъ же день запрещено было чиновникамъ, оставившимъ службу, носить какіе бы то ни было знаки ихъ оффиціальнаго значенія. Далѣе подъ 23 августа сообщены были имена 23 человѣкъ, ушедшихъ въ крѣпость, и 28 скрывшихся въ Австрію. Наконецъ князь уѣхалъ въ Крагуевацъ и съ нимъ большая часть членовъ центральнаго правительства. Но отъѣздъ князя не прекратилъ смутъ.

 

Приверженцы Вучича указывали на то, что въ Сербіи возникла третья партія, не совершенно покорная Михаилу, партія горячихъ сторонниковъ Милоша, что во главѣ ея стоятъ Любица, Мичичь, Раевичь и Радичевичь, что отдавая подъ судъ предводителей послѣдняго народнаго движенія, не слѣдовало освобождать отъ него Мичича.

 

«Князь молодъ, говорили приверженцы прежнихъ совѣтниковъ его, и не можетъ управлять твердою рукою. Простой народъ и сельскія власти находятся въ затруднительномъ положеніи, ибо не знаютъ, какъ должны поступать, чтобы не быть виновными предъ правительствомъ, которое предписываетъ имъ слушаться властей; а они не знають, кто у нихъ составляетъ правительство и чьимъ приказамъ они должны повиноваться. Весною отъ имени правительства дѣйствовали Протичь, Любица и Ефремъ, каждый отдѣльно, и все, что было сдѣлано народомъ по ихъ приказаніямъ, правительство одобрило, и тѣмъ показало народу, что все это законныя власти и что всѣхъ ихъ надо слушать; и никто въ народѣ не зналъ, что все кто перемѣнится, ибо не было сказано, что отнынѣ не надо слушать такого-то и такого то. Предводители послѣдняго народнаго движенія были большею частію участниками въ весеннемъ волненіи, но за то они получили похвалу и благодарность, а теперь схвачены и окованы и пожалуй еще потеряютъ жизнь.. Откудажь они могли знать, что въ тотъ разъ слѣдовало слушаться приказаній княгини Любицы, а теперь нѣтъ? Они

 

 

89

 

конечно разсуждали такъ: если прежнія дѣйствія ихъ, вызванныя приказаніями Любицы, были пріятны правительству, то будутъ пріятны и всѣ новыя дѣйствія, учиненныя по ея волѣ; если тогда они получили почетъ и награду въ Топчидерѣ, то получатъ и теперь. Такое заблужденіе поистинѣ достойно сожалѣнія, а виною того правительство, которое недолжно было допускать, чтобы Ефремъ, Любица и Протичь приказывали народу каждый самъ по себѣ, а если княгиня и хотѣла что сдѣлать, то должна была дѣйствовать отъ своего имени и своею властію, тогда бы и въ народѣ сотворилось единство. Но лукавое желаніе провести свои дѣйствія подъ прикрытіемъ народной воли было причиною того, что правительство отдалось въ руки интригановъ, раздраживъ и сдѣлавъ непокорнымъ самый народъ. Теперь ближайшіе совѣтники молодаго князя сами не хотятъ князя Милоша и уговорили его отдать подъ судъ вождей послѣдняго движенія: видно, что и они не хотятъ подчиняться волѣ стараго князя, какъ не хотѣли Вучичь и Петроніевичь; видно что имъ хочется овладѣть волею молодаго князя, которому пора открыть глаза на дѣянія своихъ новыхъ совѣтниковъ. Чѣмъ возвышать такихъ людей, лучше было бы держаться совѣтниковъ, данныхъ Портою и Россіей. Со времененъ самъ князь увидитъ, которые изъ его совѣтниковъ, прежніе или нынѣшніе, способнѣе и опытнѣе: впрочемъ рѣшить это онъ могъ бы и теперь, сравнивъ при комъ изъ нихъ было больше спокойствія въ Сербіи, при комъ отношенія къ Портѣ и Россіи были лучше. Нынѣшніе пріятели его дѣйствуютъ по собственной волѣ, а между тѣмъ вся отвѣтственность падаетъ на него. Развѣ можно сказать, что русскій и турецкій дворы желаютъ гибели для Сербіи, и что прежніе чиновники, желающіе управлять Сербскимъ народомъ, согласно уставу и волѣ царей, и наставлять въ этомъ дѣлѣ молодаго князя, желали погубить и его, и отечество; а нынѣшніе пріятели князя желаютъ сохранить и возвысить ихъ, будто бы въ противность политикѣ обоихъ царей, по милости которыхъ удалившіеся чиновники добыли для Сербіи столь благотворный уставъ? Теперь въ Сербіи дѣйствуютъ ннтриги, своекорыстіе и месть, и дотѣхъ поръ пока нынѣшніе правители не откажутся отъ нихъ, мира и спокойствія въ ней быть не можетъ: народъ, однажды взволновавшійся, трудно успокоить, особенно если предадуть наказанію людей, которые подвигли народъ въ послѣднее время, думая, что жертвують собою за князя. Отъ этого выиграютъ только главы третьей партіи, которая, трудясь надъ удаленіемъ Вучича

 

 

90

 

и Петроніевича, заботилась лишь о томъ, чтобы приготовить свободный путь въ Сербію для Милоша. Молодой князь не имѣя возможности предвидѣть это и не подозрѣвая, что онъ подлѣ своего отца не будетъ имѣть власти, содѣйствовалъ ихъ плану. Теперь же, когда у пришедшихъ изъ Смедеревскаго и Пожаревацкаго округовъ найдено было письмо на имя Мичича, изъ коего стало ясно, что возставшіе дѣйствовали въ внтересахъ не князя, а отца его, Михаилъ рѣшился схватить вождей и заключить въ оковы и даже въ своей прокламаціи призналъ, что существуетъ третья партія. Съ прежнею партіей ему трудно бороться, ибо за нее стоятъ цари, а противъ новой ему нельзя идти потому, что во главѣ ея стоитъ его мать. Вожди этой партіи также считаются пріятелями князя и, состоя въ согласіи съ его матерью, пользуются имъ какъ своимъ орудіемъ. Выдетъ ли съ честію изъ такого сплетенія обстоятельствъ молодой князь, и не лучшелибъ было ему въ виду такой опасности примириться съ прежними совѣтниками своими?»

 

 

Въ самомъ дѣлѣ князь Михаилъ находился въ стѣсненномъ положеніи. Чрезвычайная судная коммисія, наряженная надъ вождями послѣдняго народнаго движенія, открыла, что всѣ они дѣйствовала по порученію и совѣтамъ Мичича, за которьмъ скрывалось какое-то третье лицо, и что главнымъ намѣреніемъ ихъ было придти внезапно къ Топчидеру, перебить всѣхъ совѣтниковъ и чиновниковъ, которые противятся возвращенію Милоша, а потомъ ударить на крѣпость, взять ее и искоренить партію Вучича. Чрезвычайная коммисія потребовала къ суду и Мичича; но княгиня Любица опасаясь, чтобы небыли открыты ея сношенія съ этою партіей, убѣдила сына отправить Мичича въ коммисію съ бумагою на имя попечителя внутреннихъ дѣлъ, въ которой говорилось, что князь прощаетъ Мичичу все, что случалось до 12 августа. Мичичь, прибывъ въ коммисію, ограничился краткимъ разговоромъ съ судьями и потомъ, сѣвъ въ княжескій экипажъ, заложенный четверней, возвратился въ Топчидеръ, а на другой день уѣхалъ вмѣстѣ съ князеімъ въ Крагуевацъ, хотя судьи еще въ туже ночь явились въ Топчидеръ съ такою жалобою къ князю: «если вы прощаете все Мичичу, который былъ главою послѣдняго волненія; то надо простить и отпустить и всѣхъ другихъ, которые менѣе его виновны» [21].

 

Князь, уѣзжая въ Крагуевацъ, взялъ съ собой для постоянныхъ совѣщаній Цвѣтка Раевича, который былъ уже попечителемъ внутреннихъ дѣлъ, Радичевича, попечителя правосудія и просвѣщенія, и Іована Николича, начальника полицейско-экономическаго отдѣленія. Всѣ трое сосредоточивали

 

 

91

 

тогда въ своихъ рукахъ главное вліяніе на внутреннія дѣла Сербія. Протичь, какъ попечитель иностранныхъ дѣлъ, уже не имѣлъ такого значенія, ибо всѣ сношеніи внутри Сербіи перешли къ Еаевичу; на немъ же осталась главная обязанность окончить переговоры съ турецкимъ коммисаромъ. Притомъ же въ Крагуевцѣ были горячіе сторонники Милоша, и пріѣздъ туда Протича могъ бы вызвать новое волненіе. Ефремъ Обреновичь не хотѣлъ покинуть Бѣлграда и даже изъ подозрѣнія отказался отъ той почетной стражи въ 8 человѣкъ, которую ему предложилъ Даниловичь, считавшій неприличнымъ, что дядя князя не имѣетъ стражи. Княгиня Любица, пробывъ нѣсколько дней въ Бѣлградѣ, также отправилась за сыномъ въ Крагуевацъ. Кметы, находившіеся въ Топчидерѣ во все время препирательствъ между княземъ и турецкимъ коммисаромъ по дѣлу Вучича, были отпущены княземъ по своимъ селамъ съ приказомъ успокоивать народъ и убѣждать его платить положенную закономъ дань въ сроки. Судная коммисія надъ бѣжавшими въ крѣпость продолжала свою дѣятельность, забирая новыя справки. Коммисія надъ участниками въ послѣднемъ волненіи требовала чрезъ попечительство правосудія отдачи Мичича подъ судъ; но ея требованіе не было уважено, и она обратилась съ «покорнѣйшимъ изъясненіемъ» къ турецкому коммисару. Въ этомъ изъясненіи члены чрезвычайной коммисіи, ссылаясь на благотворный уставъ, который желали сохранять свято и ненарушимо, раскрывали предъ Мусою-эфенди въ истинномъ свѣтѣ послѣднія событія.

 

«Нашимъ изслѣдованіемъ дознано и доказано, что все волненіе произошло вслѣдствіе подстрекательствъ и возбужденій со стороны ужицкаго окружнаго начальника Іована Мичича, въ чемъ можно удостовѣриться изъ его письма отъ 11 августа, писаннаго къ Пекетѣ. Для надлежащаго надъ симъ Мичичемъ слѣдствія судъ относился къ попечительствамъ правосудія и внутреннихъ дѣлъ, и отъ послѣдняго получилъ въ отвѣтъ, что Мичичь такъ боленъ, что не можетъ явиться на судъ, и въ случаѣ, если даже и явится къ суду, то послѣдній не можетъ обвинить его ни за какое преступленіе, учиненное имъ до 12 августа, ибо самъ князь простилъ ему все, что сдѣлалъ до этого дня. Судъ съ своей стороны заявилъ, что вся вина Мичича относится ко временн, предшествующему помянутому дню, и если онъ, глава возмущенія, прощенъ, то и остальнымъ, возмутившимся единственно по наущенію Мичича, слѣдуетъ отпустить ихъ вину, но и при всемъ томъ Мичичь долженъ явиться предъ судъ; но попечительство возвратило 25 августа таковое объясненіе суда, не удостойвъ

 

 

92

 

его отвѣтомъ. Правда Мичичь былъ два раза предъ судомъ, но оба раза ничего не отвѣчалъ».

 

 

Описавъ въ изъясненіи, какъ Любица и Цвѣтко Раевичь освободили Мичича, хотя возбужденные имъ люди и обвиняются въ намѣреніи перебить всѣхъ чиновниковъ, члены суда прибавляли, что и самый отвѣтъ турецкому коммисару, поданный отъ ихъ имени 23 іюля, но составленный въ попечительствѣ впутреннихъ дѣлъ, подписали по принужденію со стороны людей, имѣвшихъ въ виду единственно свои личныя выгоды, и теперь каются въ своемъ грѣхѣ тѣмъ болѣе, что помянутый отвѣтъ неоснователенъ и оскорбителенъ какъ для самой Порты, такъ и для удалившихся изъ службы чиновниковъ. Затѣмъ члены суда разсыпались въ похвалахъ благотворному уставу, этой величайшей народной драгоцѣнности, за единую строку котораго слѣдуетъ жертвовать жизнію; о фирманѣ, который привезенъ былъ турецкимъ коммисаромъ, также говорили, что весьма имъ довольны и чистосердечно называли весеннія смуты беззаконными и неправедными относительно удалившихся чиновниковъ; отказывались отъ заявленнаго ими въ прежнемъ отвѣтѣ требованія, чтобы удалены были изъ отечества наиболѣе заслуженные и наиболѣе способные люди, и просили великодушнаго отпущенія той безразсудной готовности, съ какою они подписывались подъ прежними бумагами. Подъ этимъ изъясненіемъ подписались предсѣдатели четырехъ окружныхъ судовъ: крушевацкаго, Милосавъ Бралинацъ, рудницкаго Мильче Трифуновичь, чернорѣцкаго Еремія Здравковичь и тюпрійскаго Стоянъ Іовановичь Лештянинъ: всѣ они были членами чрезвычайной коммисіи; а закрѣпилъ изъясненіе дѣловодитель ея Іованъ Туцаковичь.

 

 

За то энергически дѣйствовала коммисія, наряженная надъ такъ называемыми противниками княжескаго правленія, надъ Вучичемъ и его товарищами. 7 сентября, въ тотъ самый день, когда вышеупомянутые члены сербскихъ судовъ такъ покорно изъяснялись передъ турецкимъ коммисаромъ, судная коммисія надъ бѣжавшими въ крѣцость выѣхала въ Крагуевацъ съ докладомъ о своихъ оконченныхъ дѣйствіяхъ. Въ офиціальной газетѣ было объявлено, что хотя бѣглецы и прислали письменныя возраженія на обвийенія противъ нихъ; но такъ какъ они не хотятъ покориться ни сербскому суду, ни Сербскому князю, то эти возраженія и не будутъ напечатаны. Но въ то самое время въ Крагуевацъ приходили новыя толпы народа изъ Рудницкаго, Чачакскаго и Ужицкаго округовъ, но

 

 

93

 

ихъ разгоняли силою. Между правителями не было единодушія: Раевичь желалъ быть представникомъ князя съ тѣмъ, чтобы Протичь получилъ званіе предсѣдателя Совѣта, вмѣсто Ефрема Обреновича, которыі долженъ бы былъ выдти въ отставку съ полною пенсіей; но Протичь былъ противъ такихъ перемѣнъ. Ефремъ же съ своей стороны желалъ возвращенія Авраама Петроніевича въ качествѣ представника, ибо только онъ могъ возстановить согласіе съ господствующимъ и покровительствующимъ дворами; вообще Ефремъ былъ наклоненъ къ примиренію съ бѣжавшими чиновниками. Но Протичь утверждалъ, что народъ такъ огорченъ противъ бѣглецовъ, что правительство не можетъ поручиться за ихъ безопасность, если они возвратятся въ Сербію, и что во всякомъ случаѣ они не могутъ быть приняты въ службу, еслибъ и получили помилованіе отъ князя. Кромѣ того носились слухи, что Протичь говорилъ русскому консулу, что миръ въ Сербіи не можетъ быть возстановленъ до тѣхъ поръ, пока княгиня Любица не выѣдетъ къ своему мужу въ Валахію. Ефремъ Обреновичь самъ сталъ проситься въ отпускъ, по правительство недоумѣвало, чтò будетъ лучше: совершенное удаленіе его изъ службы, или только временный отпускъ. Между тѣмъ безпокойства въ Крагуевцѣ снова коснулись войска, такъ что Даниловичь долженъ былъ распустить до 600 человѣкъ по домамъ. Правительство съ своей стороны пополнило праздные мѣста чиновниковъ и дало наконецъ знать судной коммисіи, разбиравшей дѣло о послѣднемъ волненіи, что Мичичь не былъ схваченъ съ оружіемъ въ рукахъ, на подобіе Пекеты и его товарищей, и потому коммисія должна судить послѣднихъ, не останавливаясь на вопросѣ о Мичичѣ. Между тѣмъ часть такъ называемыхъ уставобранителей выѣхала изъ Бѣлграда въ Виддинъ; турецкій коммисаръ все еще проживалъ въ крѣпости, но паша собирался удалиться въ Боснію, куда его посылала Порта для усмиренія возникшихъ тамъ волненій. Въ то же время по поводу поправокъ крѣпостныхъ казармъ въ народѣ болтали, что изъ Россіи будутъ присланы три пѣхотныхъ, два кавалерійскихъ полка и одна казачья сотня, чтобы научить Сербовъ также уважать уставъ, какъ научилъ Румыновъ графъ Киселевъ. Конечно подобные слухи распускали противники князя и его сторонниковъ, увѣрявшіе, что состояніе Сербіи напоминаетъ вавилонское столпотвореніе [22].

 

Но что же дѣлали противники княжеской власти? Они наводили справки о связяхъ своихъ враговъ съ княземъ Милошемъ. Такъ Лука

 

 

94

 

Гарашанинъ сообщалъ отъ 10 сентября Аврааму Петроніевичу, остававшемуся въ бѣлградской крѣпости, что онъ встрѣтилъ въ Калафатѣ Іована Станковича, прежняго секретаря Милоша, который былъ отправленъ имъ въ Сербію, но изъ осторожности остановился на полпути. Этотъ Станковичь сообщилъ бѣжавшимъ изъ отечества чиновникамъ, что главнымъ виновникомъ всѣхъ волненій въ Сербіи былъ Милошъ:

 

«онъ посылалъ всѣ наставленія по этому дѣлу Любицѣ, а та передавала ихъ бывшимъ придворнымъ служителямъ Милоша вмѣстѣ съ деньгами, при помощи коихъ они возбуждали народъ и солдатъ. Митя кафеджія, Вуле касапинъ, Стефанъ изъ Крагуевца, три человѣка изъ Бѣлградскаго и четыре изъ Пожаревацкаго округовъ, чибукчія Николичь и газда Миленко изъ Пожаревца волновали кметовъ и приготовляли народъ къ движенію, говоря ему:

 

«ищите отца нашего, стараго князя; кто не захочетъ идти съ вами, тѣхъ вяжите и убивайте, не щадите ни совѣтниковъ ни министровъ; идетъ сюда царскій коммисаръ, но бояться его нечего, ибо Турція слаба и не можетъ послать ни одного солдата. Россія не посмѣетъ и не захочеть выслать въ Сербію, даже 50.000 блохъ, не только солдатъ; Англичане въ дружбѣ съ старымъ княземъ; Германія не смѣетъ мѣшаться въ наше дѣло; Порта должна будетъ вамъ дать чего захочете, а не то можно будетъ поднять христіанъ въ Босніи и Албаніи или въ какой другой области; тогда и Порта должна будеть уступить и согласиться на возвращеніе стараго князя».

 

Кромѣ того Гарашанинъ въ своемъ письмѣ увѣрялъ, что нежеланіе Михаила явиться въ Бѣлградъ для переговора съ Мусою-эфенди, также было послѣдствіемъ Милошевыхъ внушеній; что послѣдній совѣтовалъ потомъ идти въ Топчидеръ съ 40.000 воруженныхъ Сербовъ, готовыхъ къ битвѣ, и стать лагеремъ около Бѣлграда, грозить народнымъ кровопролитіемъ, если не будетъ везвращенъ старый князь, которому только и можетъ довѣрить народъ свою казну, требовать выдачи бѣжавшихъ въ крѣпость и въ случаѣ отказа взять Бѣлградъ приступомъ:

 

«если же станетъ русскій консулъ Ващенко противодѣйствовать и пугать васъ, скажите ему, чтобы шелъ въ свое консульство отправлять свои дѣла и надзирать за своими поддавными, а Сербовъ бы оставилъ въ мирѣ, не мѣшаясь въ ихъ дѣла; если же онъ будетъ напоминать, что онъ консулъ вашего покровителя, то скажите ему: ну, и покровительствуй насъ, возврати намъ Милоша, тогда мы и будемъ тебя слушать, теперь же знаемъ, съ кѣмъ ты печешь и варишь, чтобы подчинить Сербію Туркамъ.

 

 

95

 

Если же будутъ противитьси моему возвращенію Ефремъ, или Протичь, или другой какой совѣтникъ, то раздѣлайтесь съ ними по своему; если митрополитъ будетъ читать вамъ проповѣди свои и уговаривать васъ къ миру, то крикните ему: ступай отсюда въ церковь, тамъ твое мѣсто, приказьівай духовнымъ лицамъ, а въ народныя дѣла не мѣшайся; митрополита и владыку Никифора можно и припугнуть явно. Бовсѣхъ округахъ устройте народныя канцеляріи, а въ Топчидерѣ народныхъ секретарей, составьте прошеніе къ Портѣ о моемъ возвращеніи и собравъ поболѣе подписей, заставьте князя и совѣтниковъ тутъ же подписаться. Сына моего можно уговорить, чтобы онъ отказался отъ княжескаго достоинства въ мою пользу, но сохранилъ за собой право наслѣдственности по берату покойнаго султана Махмуда. Всѣхъ же, кто будетъ противиться вамъ, вяжите и бейте».

 

 

Далѣе Гарашанинъ увѣрялъ со словъ Станковича, что

 

сношенія между Милошемъ и его партій въ Сербіи продолжаются по прежнему чрезъ пограничное мѣстечко Херештъ, и что пока эти сношенія не будутъ прерваны нельзя ожидать, чтобы въ Сербіи возстановилось спокойствіе, что англійскій консулъ отправился изъ Букарешта въ Константинополь, чтобы хлопотать чрезъ лорда Понсонби о возвращеніи Милоша, который сносился съ этимъ консуломъ по дѣламъ послѣдняго волненія въ Сербіи, о чемъ можетъ дать подробное извѣстіе Никола Іовановичь изъ Боки Которской, Милошевъ драгоманъ французскаго языка, бывшій воспитателемъ Михаила. Въ заключеніе Гарашанинъ замѣчалъ, что если бы блистательная Порта приказала Валашскому господарю схватить 11 человѣкъ изъ окружающихъ Милоша, а сербскому правительству 13 человѣкъ изъ разныхъ городовъ княжества, и если бы допросили ихъ въ Видинѣ; то можно было бы узнать, что полковникъ Іованче Спасичь ѣздилъ отъ Милоша въ Букарештъ, взялъ тамъ деньги у мѣнялы Петра и раздавалъ ихъ возмутителямъ Сербскаго народа, что Станковичь сочинялъ со словъ Милоша наставленія, касающіяся мятежа, что Георгій Ристичь логофетъ и Стефанъ Бановичь берба переписывали и разсылали ихъ чрезъ Михаила изъ Чернеца, слугу Михаила Германа, и содержателя постоялаго двора въ Кралевѣ, Михаила Николаевича; первый показалъ бы, что принималъ тайныя письма и отсылалъ ихъ въ Фетъ-Исламъ къ Ристѣ Армашевичу, который доставлялъ ихъ въ Бѣлградъ, а Милошевъ чибукчія Никольча долженъ бы былъ сознаться, что носилъ золотые часы и разные подарки Мичичу и другимъ лицамъ, и въ томъ, какія наставленія передавалъ въ Сербію; всѣ же

 

 

96

 

схваченные въ Сербіи должны были бы ігризнаться, что ходили въ Херештъ, а равно и въ томъ, какія наставленія и письма, сколько денегъ и для какой цѣли принимали тамъ; Михаилъ Германъ и драгоманъ Николай Ивановичь должны были бы раскрыть всѣ планы, имъ хорошо извѣстные, однимъ словомъ, все бы вышло на свѣтъ и стало бы для всѣхъ ясно, что весь этотъ мятежъ и всѣ его злыя послѣдствія произошли не отъ кого другагог какъ отъ самаго Милоша, который ничего иного не желаетъ, кромѣ собственнаго возвращенія въ Сербію, удаленія изъ нея сына своего и фамиліи, возстанія Румеліи, Болгаріи, Албаніи, Босніи, Герцеговины и Епира въ согласіи съ Греціей и ополченія христіанства противъ Турокъ съ тѣмъ, чтобы Епиръ, Албанію и часть Румеліи уступить Греціи, а остальныхъ христіанъ присоединить къ Сербіи, провозгласить себя независимымъ и приготовить конечную гибель Порты, ибо Мехметъ-Али вступилъ бы въ союзъ съ возставшими. Поднять Боснію поручено бьмо Мичичу, а Болгарію одному изъ прежнихъ болгарскихъ мятежниковъ».

 

 

Сообщая все это Петроніевичу, Лука Гарашанинъ просилъ его передать эти свѣдѣнія, куда слѣдуетъ, и прибавлялъ, что онъ самъ уже говорилъ о нихъ Видинскому пашѣ, который вмѣстѣ съ своимъ кіайею весьма расположенъ къ сербской партіи уставобранителей. Петроніевичь, получивъ это письмо, успѣлъ передать его русскому консулу, когда тотъ пріѣзжалъ въ крѣпость, чтобы проститься съ пашею, уѣзжавшимъ въ Боснію.

 

Не всѣ однакожь изъ противниковъ княжескаго правленія мыслили одинаково. Между ними были нѣкоторые, коихъ Пештская сербская газета называла радикалами; къ нимъ принадлежалъ капу-техайя Античь. Онъ готовъ былъ помириться съ княземъ на единственномъ условіи, что бы онъ призналъ за сербскими чиновниками права, дарованныя имъ уставомъ, но вовсе не требовалъ ни возвращенія Вучича съ товарищами въ отечество, ни возстановленія ихъ въ прежнихъ званіяхъ. На такомъ условів Античу легко было сойтись съ княземъ и дѣйствительно за Античемъ оставлено было званіе капу-техайи. Однакожь и вопросъ о примиреніи остальныхъ бѣглецовъ съ княземъ не могъ остаться совершенно забытымъ тѣмъ болѣе, что князь самъ обѣщалъ турецкому коммисару разрѣшить его при первой возможности. Отъѣздъ большей части противниковъ изъ Сербіи и собственное пребываніе въ Крагуевцѣ нѣсколько успокоили князя, и онъ сталъ хладнокровнѣе относиться къ поступку Вучича, Петроніевича и ихъ сторонниковъ. Съ другой

 

 

97

 

стороны Порта возвратила князю всѣ его объясненія замѣтивъ, что переговоры о примиреніи совѣтниковъ съ княземъ поручены чрезвычайному коммисару, который и имѣетъ право рѣшить это дѣло окончательно; изъ русскаго посольства полученъ былъ отвѣтъ въ такомъ же смыслѣ: и такъ протесты князя остались безъ всякихъ послѣдствій. Но помириться съ бѣглецами, при посредствѣ Мусы-эфенди и русскаго консула, было уже не ловко, ибо это посредничество нѣсколько разъ и такъ настойчиво было отвергнуто. Теперь за это дѣло брался австрійскій консулъ Атанацковичь, и вотъ 18 сентября секретарь Атанацковича Урошъ Боришевъ имѣлъ свиданіе въ Бѣлградѣ съ Античемъ о томъ, какъ бы помирить старѣйшинъ, находившихся въ крѣпости и въ Видинѣ съ княземъ. Между договаривавшимися произошелъ любопытный разговоръ. Боришевъ говорилъ:

 

«Муса эфенди, прочитавъ жалобы княжескихъ партизановъ на Авраама, Вучича и прочихъ, нашелъ, что всѣ они обвиняются несправедливо и потому объявилъ ихъ невиновными. Если эти люди не будутъ оправданы и возвращены на свои нѣста, Сербія, при нынѣшнемъ неопытномъ князѣ и окружаюшихъ его глупцахъ и интриганахъ, можетъ потерять свои права, свою свободу и опять подвергнется игу какой либо державы, ибо мы видѣли, что Сербы не умѣютъ управлять сами собою; тѣ же люди, столько лѣтъ служившіе и бывавшіе въ разныхъ странахъ, достаточно образованы и вполнѣ опытны въ управленіи своею землею».

 

Античь замѣтилъ на это:

 

«я съ вами вполнѣ согласенъ, что князь находится въ рукахъ интригановъ, но со времененъ онъ могъ бы сдѣлаться хорошимъ правителемъ, еслибы теперь при немъ были два, три добрыхъ совѣтника, безъ которыхъ онъ въ продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ не могъ бы ничего ни предпринимать, ни совершать».

 

Боришевъ отвѣчалъ:

 

«князь слишкомъ молодъ; въ немъ нѣтъ ни чувстввтельности, ни признательности; иначе бы онъ не требовалъ такъ настойчиво удаленія своихъ прежнихъ совѣтниковъ».

 

Античь возразилъ:

 

«я не думаю, чтобы князь поступалъ въ этомъ случаѣ по своей волѣ, и чтобы вообще хотѣлъ идти по стопамъ своего отца».

 

Тогда Боришевъ сталъ говорить прямѣе:

 

«ну, я объ этомъ не буду спорить. Скажу вамъ только, что пришелъ къ вамъ по порученію моего начальства, какъ къ человѣку, о которомъ слыхалъ, и по собственному опыту знаю, что онъ въ дѣлахъ постояненъ. Я вамъ долженъ сообщить одно предложеніе, касающееся бѣдняковъ, живущихъ въ бѣлградской крѣпости. Но прежде нежели переданъ его вамъ, я прошу васъ поклясться мнѣ всѣмъ, чтò

 

 

98

 

есть самаго дорогаго для васъ на этомъ свѣтѣ, что ни Муса ефенди, ни г. Ващенко не будуть знать о томъ».

 

Античь обѣщалъ сохранить въ тайнѣ ихъ разговоръ. Боришевъ снова началъ:

 

«съ тѣхъ поръ какъ я возвратился изъ Вѣны г. Атанацковичь безпрестанно говорилъ мнѣ, чтобъ и сходилъ въ крѣпость къ Аврааму и къ Вучичу, представилъ имъ его планы и увѣрилъ ихъ, что онъ въ состояніи помирить ихъ съ княземъ и возвратить ихъ на свои мѣста; почему я два раза ходилъ къ нимъ, но не успѣлъ ясно передать имъ, въ чемъ состоитъ все дѣло; сего дня онъ опять сказалъ мнѣ, чтобъ я пошелъ въ крѣпость, но я счелъ за лучшее обратиться къ вамъ и чрезъ васъ войти въ переговоры съ ними».

 

Тогда Античь спросилъ австрійскаго секретаря:

 

«я очень радъ, что консулъ въ состояніи помирить ихъ съ княземъ, но я хотѣлъ бы напередъ знать: дѣйствуетъ ли консулъ съ согласія и по волѣ князя, или по собственному побужденію? а также, идетъ ли дѣло только о примиреніи Авраама и Вучича съ нимъ или всѣхъ, которые находятся здѣсь въ крѣпости и въ Видинѣ?»

 

Боришевъ отвѣчалъ ему:

 

«изъ самаго дѣда видно, чте переговоры ведутся съ согласія его и князя, и что дѣло идетъ о примиреніи со всѣми».

 

На вопросъ Антича: «на какомъ же условіи консулъ можетъ помирить ихъ съ княземъ?» Боришевъ отвѣчалъ:

 

«князь хочетъ возвратиться съ правительствомъ въ Бѣлградъ и здѣсь договориться съ ними, а потомъ издать въ народъ прокламацію, въ которой Авраамъ, Вучичь и прочіе будутъ оправданы, а обвинены Ефремъ, Протичь, Раевичь, Радичевичь, Гербесъ и другіе, какъ настоящіе нарушители мира и виновники возникшаго раздора; а послѣ того тотчасъ же Протичь, Раевичь, Радичевичь и Гербесъ будутъ удалены изъ Сербіи, Ефремъ же и Любица, которыхъ трудно выслать изъ Сербіи, будутъ убѣждены подъ какимъ нибудь преддогомъ уѣхать въ Валахію, но лишь только переѣдутъ чрезъ границу, то ихъ уже не пустять назадъ».

 

На это Античь возразилъ:

 

«мнѣ кажется невозможнымъ такое дѣло; едвали князю удастся одною прокламаціей привести къ концу такое важное дѣло и изгнать изъ Сербіи всѣхъ людей, съ которыми трудился, чтобы удалить отъ себя Авраама и Вучича; изъ этого я вижу, что князь не владѣетъ самъ собой, но другіе управляютъ имъ».

 

Боришевъ отвѣчалъ:

 

«консулъ вполнѣ увѣренъ въ успѣхѣ дѣла, а потому и берется за него, иначе и меня бы не посылалъ; но я прошу васъ, чтобы вы передали нашъ разговоръ Аврааму и Вучичу и сказали имъ, что 20 или 21 сего мѣсяца консулъ отправится въ крѣпость къ пашѣ представить ему своего новаго

 

 

99

 

секретаря, и при этомъ случаѣ повидается съ ними и переговоритъ обо всемъ; но чтобы новый секретарь, которому отчасти знакомъ славянскій языкъ, не понялъ въ чемъ дѣло, надо, чтобы они говорили съ консуломъ или по турецки, или по гречески».

 

Но Античь снова спросилъ:

 

«если они помирятся съ княземъ и выдутъ изъ крѣпости, кто поручится имъ, что они могутъ жить безопасно и не будутъ побиты, какъ грозились поступить съ ними въ старомъ дворцѣ, гдѣ предполагали свести ихъ на очную ставку съ обвинителями?»

 

Боришевъ отвѣчалъ:

 

«консулъ исходатайствуетъ отъ князя поручительное письмо для нихъ, которымъ будетъ обезпечена ихъ жизнь; а можетъ быть и самъ консулъ подкрѣпитъ это письмо съ своей стороны».

 

Не смотря на то, что Античь обѣщалъ сохранить этотъ разговоръ въ тайнѣ, Вучичь и Петроніевичь, узнавъ о немъ, немедленно сообщили его русскому консулу, и когда Атанацковичь 22 сентября явился въ крѣпость, чтобы повидаться съ ними, туда же отправился и Ващенко, такъ что австрійскій консулъ не могъ ничего сдѣлать порядкомъ и обѣщалъ побывать въ крѣпости въ другой разъ. Вучичь и Петроніевичь писали послѣ этого русскому консулу, что изъ новыхъ разговоровъ между Античемъ и Боришевымъ видно, что князь очень жалѣетъ о разрывѣ съ прежними совѣтниками своими, ибо совсѣмъ остался безъ людей; но «имѣя въ своихъ мысляхъ неповиновеніе къ блистательной Портѣ и явное отвращеніе отъ россійскаго покровительства желаетъ помириться съ ними не чрезъ Мусу-эфеиди или Ващенку, но чрезъ нѣмецкаго консула. Ежели блистательная Порта и россійскій дворъ оставять безъ примѣрнаго внушенія упорствующаго князя и бѣснующихся чиновниковъ, которые окружаютъ его; то самое время покажетъ, какъ мало, по примѣру нынѣшнихъ старѣйшинъ, будетъ Сербскій народъ уважать блистательную Порту, и какъ будетъ ничтожно вліяніе Россіи на него». Изъ послѣднихъ словъ видно, что Вучичь и Петроніевичь старались всѣми силами связать свое дѣло съ интересами Россіи и не имѣли въ виду одно тилько примиреніе съ княземъ, а желали также, сохранивъ свою власть, поучать и наставлять его [23].

 

Впроченъ Михаилъ повидимому не терялъ еще надежды помириться съ бѣжавшими подъ защиту Турокъ чиновниками и присылалъ къ нимъ въ крѣпость Радичевича, приглашая ихъ вступить въ прямые переговоры съ правительствомъ, помино чьего бы то ни было посредничества, обѣщая даже нѣкоторыхъ изъ нихъ принять въ службу, а остальнымъ дать пенсію. Но бѣглецы, по настоянію Вучича, объявили, что не намѣрены

 

 

100

 

мириться, пока князь не провозгласитъ ихъ совершенно невинными какъ предъ народомъ, такъ и особыми актами предъ Портою и Россіей; но и послѣ того они вступятъ въ переговоры не иначе, какъ съ участіемъ турецкаго коммисара и русскаго консула, ибо не имѣютъ никакого довѣрія къ сербскому правительству, которое нарушило торжественную клятву и письменное обязательство данное зимой, и допустило такое гоненіе противъ нихъ единственно по злобѣ и мести нѣкоторыхъ людей; а потому они и требуютъ, чтобы все, чтò будетъ сдѣлано для нихъ, совершилось съ вѣдома и одобренія турецкаго и русскаго дворовъ.

 

Получивъ такой отвѣтъ и возвратившись въ городъ, Радичечичь говорилъ, что онъ ходилъ въ крѣпость по просьбѣ уставобранителей, которые будто бы желали помириться съ правительствомъ. Все это ставило князя и его сотрудниковъ въ ложное и затруднительное положеніе. Турецкій коммисаръ не оказывалъ ни малѣйшихъ уступокъ и оставался при прежиемъ требованіи, чтобы отдавшіеся подъ турецкую защиту чиновники объявлены были не виновными ни въ чемъ: это значило бы, что сербское правительство признаетъ свою собственную вину и участіе въ возбужденіи народа. Вучичь, Петроніевичь и ихъ сторонники отвѣчали на обвиненіе ихъ скупщиною собственными обвиненіями противъ новыхъ правителей и не сдавались ни на какіе переговоры, а уступить имъ значило бы возвратиться къ тому порядку вещей, противъ котораго новое правительство обратилось съ жалобами къ народу. Правда теперь уже народъ не могъ болѣе волноваться, а войско отдано въ строгія руки новаго начальника; но чрезъ это правительство лишило себя той силы, опираясь на которую оно успѣло отбить требованія Порты. Въ самомъ правительствѣ, ряды котораго значительно опустѣли, не было ни довѣрія между попечителями и совѣтниками, ни согласія вслѣдствіе распаденія на двѣ партіи. Судная коммисія надъ предводителями послѣдняго волненія по прежнему бездѣйствовала и тѣмъ самымъ не оказывала надлежащаго послушанія правительству. Добрыхъ отношеній съ иностранными консулами не было; нельзя было найти между ними даже и такихъ совѣтниковъ, какимъ былъ Ходжесъ при Милошѣ. Но еще болѣе тяготѣла надъ правительствомъ самая неопредѣленность, въ какой находился главный вопросъ. Если бы непокорные чиновники были вполнѣ удалены, то это развязало бы руки правительству, еслибъ даже въ народѣ и нашлись заступники за нихъ. Самъ князь какъ бы сознавалъ, что предпринимаемыя имъ мѣры все еще не прочны, и почти всѣ новые чиновники,

 

 

101

 

назначавшіеся на опустѣвшія мѣста, получали званіе временныхъ. Правда молодой князь не обнаруживалъ при этомъ никакого пристрастія къ людамъ той или другой партіи: члены шабацкаго окружнаго суда, лишенные своихъ должностей и обвиненные во время народной скупщины, снова получили званіе судей, только въ другихъ округахъ; вмѣстѣ съ участниками послѣднихъ волненій, принятъ былъ въ службу и Александръ Карагеоргіевичь въ качествѣ члена бѣлградскаго суда. Но никто не могъ поручиться, что въ народѣ, который также тяготился неизвѣстностію того, какой обороть приметъ ссора князя съ прежними совѣтниками, не найдутся люди, которые станутъ возбуждать его противъ новыхъ совѣтниковъ.

 

Наконецъ Муса-эфенди получилъ изъ Константинополя рѣшительный отвѣтъ, что Порта, согласно съ русскимъ дворомъ, признаетъ удалившихся въ крѣпость чиновниковъ невинными и, если князь не хочетъ снова принять ихъ въ службу, то они должны удалиться вмѣстѣ съ коммисаромъ въ Константинополь, а низшіе чиновники пусть поселяться въ Видинѣ. Коммисаръ тотчасъ же пригласилъ князя прибыть въ Бѣлградъ для окончательныхъ переговоровъ. 16 октября Михаилъ былъ уже въ Бѣлградѣ и въ тотъ же день турецкій коммисаръ послалъ къ князю своего секретаря и сербскаго капу-техайю сообщить ему рѣшеніе Порты; но князь тогда же выразилъ, что онъ остается при прежнемъ мнѣніи, и Муса-эфенди велѣлъ Сербамъ, жившимъ въ крѣпости, готовиться въ дорогу. На другой день коммисаръ вмѣстѣ съ русскимъ консуломъ посѣтилъ князя въ его дворцѣ, куда явились также члены Совѣта и попечители. Въ этомъ засѣданіи Муса-эфенди въ послѣдній разъ потребовалъ отъ князя, чтобы онъ уставобранителей, которыхъ оба царя объявляютъ правыми и невиннымм, призналъ таковыми и съ своей сторены, и объявилъ о томъ народу; но князь отвѣчалъ, что онъ не можетъ сдѣлать того никоимъ образомъ. Коммисаръ потребовалъ тогда, чтобы князь до тѣхъ поръ, пока оба двора не рѣшатъ окончательно все дѣло, выдавалъ уставобранителямъ полное жалованье, которое они получали до выхода изъ службы; но князь отвергь и это требованіе Коммисару оставалось тольио потребовать отъ князя письменнаго обязательства, что онъ удержитъ и сохранитъ уставъ и что остающіеся въ Сербіи семейства уставобранителей не будутъ никоимъ образомъ обижаемы; князь далъ такое обязательство. Послѣ того Муса-эфенди объявилъ отъ имени султана, что онъ беретъ съ собой изъ крѣпости уставобранителей

 

 

102

 

и, если Сербы не умѣютъ цѣнить ихъ заслуги, то его царь назначитъ имъ жалованье и сумѣетъ защитить ихъ. На этомъ засѣданіе кончилось; коммисаръ удалился въ крѣпость, собралъ всѣхъ, величавшихъ себя уставобранителями, и объявилъ имъ, что если они вѣрятъ царскому слову, то пусть идутъ съ нимъ изъ Сербіи. Въ это самое время въ крѣпость прибылъ посланный княземъ чиновникъ съ порученіемъ къ коммисару, чтобы онъ взялъ съ собою только семерыхъ совѣтниковъ, остальныхъ же чиновниковъ князь принимаетъ въ прежнюю милость. Коммисаръ громко спросилъ противниковъ князя: согласны ли они на его приглашеніе? но они отвѣчали криками: «не хотимъ! не хотимъ! не вѣримъ!» Въ тотъ же день коммисаръ съ своей свитой и удалявшіеся изъ отечества Сербы спустились къ берегу Дуная, гдѣ стояли двѣ ладьи, приготовленныя для нихъ. Садясь въ одну изъ нихъ Вучичь, считавшійся главою уставобранителей, обратился къ остававшимся на сербской землѣ Туркамъ и громко сказалъ: «хвала вамъ, братья Турки, что насъ, гонимыхъ за уставъ нашими братьями Сербами, защитили и братски приняли». При звукахъ турецкой музыки и выстрѣлахъ крѣпостныхъ пушекъ отплыли такимъ образомъ изъ Бѣлграда на одной ладьѣ Муса-эфенди съ Античемъ и своею свитою, а на другой 37 Сербовъ, носившихъ громкое, но на этотъ разъ едва ли почетное, имя уставобранителей. Не многіе изъ нихъ ѣхали въ Константинополь, другіе же въ Виддинъ. Въ тотъ же день переѣхали изъ Бѣлграда въ Австрію Стоянъ Симичь, Лазарь Арсеньевичь, Рая Дамьяновичь и нѣкоторые другіе. Но князь, не довѣряя своему капу-техайѣ, отправилъ въ Константинополь съ особымъ порученіемъ Германа [24].

 

Судьбѣ угодно было, чтобы отъѣздъ уставобранителей изъ отечества совершился подъ шумъ новаго народнаго волненія въ Мачванской части Шабацкаго округа. Тамъ народъ, предводительствуемый своими кметами, отказалъ въ повиновенія окружнымъ властямъ и самовольно овладѣлъ однимъ изъ заповѣдныхъ лѣсовъ съ заливными лугами. Правда это волненіе вызвано было неопредѣленностію тѣхъ правилъ, которыми установлялось пользованіе земскими угодьями. При Милошѣ эти земли отдавались въ аренду, потомъ стали переходить въ пользованіе общинъ, и наконецъ новое правительство хотѣло снова отдавать ихъ по участкамъ въ аренду: жители Мачвы воспротиввлись этому. Когда имъ мѣстныя власти объявили, чтобы они искали своего права посредствомъ суда, то получили въ отвѣть: «теперь нѣть нигдѣ праваго суда». Мѣстныя

 

 

103

 

власти не могли уже сдерживать народнаго волненія и правительство должно было послать изъ Бѣлграда въ ночь на 20 октября регулярное войско на конныхъ подводахъ; кромѣ того изъ Лозницы выступило противъ Мачвы 400 ополченцевъ подъ начальствомъ майора Тешмана. Отправивъ войска, правительство издало указъ и распространило его въ народѣ въ значительномъ числѣ экземпляровъ. Этимъ указомъ назначенъ былъ надъ возмутившимися полевой судъ, который долженъ былъ изслѣдовать все дѣло въ 24 часа и привести въ исполненіе свой приговоръ, каковъ бы онъ ни былъ, не представляя его на утвержденіе ни высшему суду, ни князю. Благодаря такой мѣрѣ волненіе быстро прекратилось; восемь возмутившихся селъ были окружены и до 500 человѣкъ изъ ихъ жителей преданы полевому суду, который приговорилъ Юрія Ердевичаина къ разстрѣлянію, 5 человѣкъ къ тяжелымъ работамъ отъ 2 до 3 лѣтъ, остальныхъ къ тѣлесному наказанію. Князь, также прибывшій въ Шабацъ, велѣлъ 24 октября прочитать предъ толпами народа, собравшимися въ городъ, слово, въ которомъ онъ приглашалъ жителей Шабацкаго округа прекратить неумѣстныя волненія и повиноваться властямъ. При этомъ онъ ссылался на то народное постановленіе, которое издано было въ Топчидерѣ 12-го августа и по которому каждый нарушитель общественнаго порядка можетъ быть жестоко наказанъ и даже лишенъ жизни. Поступивъ такъ строго съ участниками въ Мачванскомъ волненіи, нельзя было оставить безъ наказаніи и участниковъ того движенія, которымъ было вызвано самое постановленіе 12 августа. Изъ нихъ 23 человѣка находились еще подъ судомъ и хотя коммисія, разбиравшая ихъ дѣло, отказывалась произнести приговоръ, ибо главный виновникъ этого движенія Мичичь оставался на свободѣ; но теперь коммисія, по отъѣздѣ Мусы-эфенди и послѣ быстраго приговора надъ жителями Мачвы, должна была привести къ концу порученное ей дѣло. Пекета приговоренъ былъ въ четырехлѣтнему заключенію, остальные къ меньшимъ наказаніяхъ и даже четверо совершенно освобождены.

 

Тамъ кончились внутреннія волненія въ Сербіи, вызванныя властолюбивыми притязаніями бывшихъ намѣстниковъ княжескаго достоинства, враждою къ нимъ всѣхъ членомъ фамиліи Обреновичей и неопредѣленными отношеніями народа къ новому уставу. Владѣтельный и покровительствующій дворы перестали на время требовать возвращенія Вучичу и Петроніевичу ихъ званій, и въ концѣ ноября великій визирь прислалъ письмо на имя князя Михаила, въ которомъ благодарилъ его за намѣреніе

 

 

104

 

сохранить уставъ неприкосновеннымъ на будущее время, признавалъ, что вслѣдствіе несогласій между княземъ и удалившимися старѣйшинами дальнѣйшее пребываніе ихъ въ Сербіи былобы опасно для земскаго спокойствія, и выражалъ увѣренность, что князь, соблюдая уставъ, заслужитъ благоволеніе и милость султана. Изъ этого письма легко было понять, что Порта болѣе всего заботилась о цѣлости устава и не считала дѣло бывшихъ совѣтниковъ тѣсно связаннымъ съ вопросомъ объ уставѣ.

 

 

Между тѣмъ въ пештскія газеты присылались письма изъ Видина и Константинополя, въ которыхъ описывалось съ какимъ почетомъ уставобранители были принимаемы въ Видинѣ, какъ повсюду пользовались матеріальною поддержкою со стороны Турціи, и какъ нѣкоторые изъ нихъ, прибывъ въ Константинополь, являлись въ великому визирю и жаловались ему на сербское правительство, какъ они были приняты визиремъ прежде новаго агента Сербіи, Германи, который нанялъ для себя особый домъ, а въ правительственномъ помѣщеніи продолжалъ жить прежній капу-техайа Античь. Уставобранители ходатайствовала не только о своемъ возвращеніи въ отечество, но и о вознагражденіи за понесенные ими убытки. Германи сообщалъ объ этомъ въ Крагуевацъ, но тамъ не могли согласиться на требованія бѣглецовъ. Среди этого временнаго затишья въ дѣлахъ, партія, желавшая возвращенія Милоша, снова подняла голову. Нѣкоторые изъ сторонниковъ князя, принимавшіе участіе въ первомъ волненіи въ пользу его, снова успѣли побывать въ Валахіи и возвратились въ Сербію съ прокламаціями отъ Милоша. Но болѣе осторожные на этотъ разъ они входили въ Сербію не прямо чрезъ валашскую границу, а заходили съ юга чрезъ Болгарію и Нишскій пашалыкъ. Правда, выдерживая карантинъ въ Алексинцѣ, они были осматриваемы, причемъ прокламаціи у нихъ отбирались, а ихъ самихъ брали подъ арестъ; но одному изъ нихъ удалось проникнуть до Крагуевца, гдѣ онъ и передалъ своимъ единомышленникамъ письма стараго князя. Гораздо труднѣе было услѣдить за тѣми людьми, которые доставляли письма Милоша прямо княгинѣ Любицѣ. Болѣе другихъ желали возвращенія Милоша въ Сербію члены Совѣта: Туцаковичь, Илья Поповичь и Жабарацъ; во главѣ противниковъ ихъ стояли по прежнему Ефремъ Обреновичь и Протичь. Партія Милоша успѣла таки разослать своихъ агентовъ по нѣкоторымъ срезамъ Сербіи, и вскорѣ до Крагуевца достигли слухи о готовившихся тамъ волненіяхъ. Князь упрекалъ попечителя внутреннихъ дѣлъ, ничего

 

 

105

 

не знавшаго о томъ, за слабость полицейскаго надзора внутри страны и по границамъ [25].

 

Между тѣмъ уставобранителямъ, пребывавшимъ въ Константинополѣ, удалось склонить на свою сторону и русскаго повѣреннаго въ дѣлахъ, который сначала принялъ ихъ холодно, какъ о томъ они сами писали въ Пештскую газету. В. П. Титовъ, согласно инструкціямъ, полученнымъ изъ Петербурга долженъ былъ писать князю Михаилу о возвращеніи уставобранителей въ Сербію; о томъ же писалъ и великій визирь. Офиціальная газета представляла съ своей стороны въ частныхъ письмахъ изъ Крагуевца разборъ требованій заявленныхъ уставобранителями въ Пештской газетѣ. Доказывая что правленіе въ Сербіи при князѣ Михаилѣ не сбивалось съ пути, предписаннаго уставомъ, «Новине Србске» занимались вопросомъ: кто же нарушитель устава, если партія Вучича, состоявшая изъ 62 человѣкъ, называетъ себя уставобранительною? Въ отвѣтъ на это было сказано:

 

«1) заслуживаютъ ли столь честное имя тѣ, которые одно изъ драгоцѣннѣйшихъ правъ нашего отечества, добытыхъ съ немалыми пожертвованіями, право наслѣдственности княжескаго достоинства, старались уничтожить и тѣмъ открыть путь своимъ корыстолюбивымъ намѣреніямъ на пагубу своего отечества, не взирая на первую статью устава, которая прямо обезпечиваетъ Сербскому народу и фамиліи князя Милоша наслѣдственность княжескаго достоинства, согласно ранѣе изданнымъ публичнымъ, давно получившимъ законную силу актамъ? 2) Могутъ ли быть названы уставобранителями тѣ, кто безъ вѣдома Совѣта и попечительствъ, тайными дѣйствіями своими и своихъ единомышленниковъ, склоняли высокую Порту возвести ихъ въ званіе какихъ-то особыхъ совѣтниковъ княжескихъ, о которыхъ въ уставѣ нѣтъ нигдѣ и помину, хотя по ст. 12-й а) устава, установленіе новыхъ званій принадлежитъ Совѣту съ одобреніемъ князя, а назначеніе лицъ въ эти званія, по ст. 3-й а) и ст. 54-й устава, самому князю. 3) Заслуживаютъ ли этого имени тѣ, которые послѣ того, какъ народъ, узнавъ что, во время отсутствія князя изъ Сербіи, тамъ называемая уставотолковательная коммисіи, по тайному порученію Вучича и его единомышленниковъ, отвращала симпатіи народа отъ фамиліи Обреновичей, и что Вучичь глава оныхъ, которые уговорились до тѣхъ поръ не успокоиваться, пока не вышлютъ молодаго князя внизь по Дунаю къ отцу, сталъ по этому поводу и по причинѣ злоупотребленій, упомянутыхъ въ прежнемъ пунктѣ, волноваться противъ нихъ, — не устыдились обвинить торжественнымъ актомъ своего князя, что онъ

 

 

106

 

поджогъ противъ нихъ это смятеніе? 4) Могутъ ли быть названы уставобранителями тѣ, которые, будучи обвинены народною, въ согласіи съ царскимъ коммисаромъ созванною, скупщиною, ищутъ суда внѣ Сербіи, не смотря на уставъ, который по ст. 27 и 42 далъ Сербіи право судопроизводства безъ дальнѣйшей аппелляціи куда бы то ни было; или можетъ быть уставобранителями бываютъ тѣ люди, которые наиболѣе отличаются въ дѣлахъ, гибельныхъ для отечества своего? А потому нельзя не удивляться, что еще до сихъ поръ есть люди, которые защищаютъ и стараются какъ наемщики оправдать предъ цѣлымъ свѣтомъ и провозгласить невинными этихъ самозванныхъ уставобранителей, которые своевольно и злобясь на то, что не удался ихъ планъ, отдѣлилисъ отъ князя и своего народа, которые, обвинивъ князя и оставшихся при немъ чиновниковъ въ нарушеніи устава, причинили своему отечеству столько бѣдствій и ясно доказали, что имъ была ближе своя собственная корысть, нежели польза и благосостояніе отечества».

 

Отвѣчая на то, что съ Вучичемъ удалились наиболѣе заслуженные Сербы, бѣлградская газета говорила:

 

«если народъ помнитъ прежнія заслуги тѣхъ лицъ, которыя теперь отдѣлились отъ своихъ братій, то онъ не забылъ, что почти всякій возмужалый Сербъ добился своей самостоятельности пролитіемъ крови, и тогда какъ Петроніевичь, какъ писарь, находился съ депутатами Сербскаго народа въ Цареградѣ въ сералѣ подъ надзоромъ по причинѣ греческаго возставія, у остальныхъ чиновниковъ, оставшихся въ Сербіи, горѣлъ чубъ отъ множества дѣлъ, отъ борьбы съ Турками, засѣвшими въ паланкахъ, которыхъ они почти ежедневно изгоняли съ ихъ женами : подобную этой жертву мало какой Сербъ не принесъ служа отечеству. А какой трудъ подняли Милета Радойковичь и остальные въ 1834 году, когда изгоняли Турокъ изъ Тимокскихъ предѣловъ отъ Юрьева дня до послѣднихъ чиселъ мая! тогда какъ Стефановичь былъ срезскимъ старѣйшиною въ Порѣчьѣ, Теодоровичь депутатомъ въ Цареградѣ, Ненадовичь въ своемъ домѣ безъ должности; а Гарашанинъ торговалъ при помощи денегъ, которыя давалъ ему безъ счета и отчета князь Милошь; Симичь же, умѣя пользоваться находившимися въ ихъ рукахъ деньгами князя Милоша, захватилъ въ свои руки почти всю торговлю Сербіи, такъ что все, за которую сторону ни посмотришь, было Симичево. Таковы заслуги этихъ людей. Но еслибъ онѣ и дѣйствительно были большія, то слѣдуеть ли изъ этого, что такимъ людямъ вадо простить всѣ ихъ преступленія, намѣренія нарушить право князя, съ паденіемъ котораго гибнеть не онъ только одинъ, но и

 

 

107

 

причиняются многія бѣдствія для народа, которыхъ эти добрые люди или неспособны были предвидѣть, а если и предвидѣли, то имъ знать мнимое корыстолюбіе не позволило оставить свои намѣренія».

 

Въ январѣ 1841 года еще разъ почти одновременно сообщены были Сербскому князю желанія турецкаго и русскаго дворовъ, чтобы онъ примирился съ удалившимися изъ отечества чиновниками. Князь снова прибылъ въ Бѣлградъ и передалъ на разсмотрѣніе Совѣту предложенія, сдѣланныя ему по этому поводу. Совѣтъ подробно разсмотрѣлъ все дѣло и представилъ свои заключенія князю, который сообщилъ ихъ бѣлградскому пашѣ и русскому консулу отъ 25 января. Вотъ что было сказано въ письмѣ къ русскому консулу:

 

«Ваше высокоблагородіе, высокопочитаемый господинъ! вы при неоднократныхъ свиданіяхъ нашихъ имѣли доброту представить мнѣ, что ради общаго нашего спокойствія и избавленія отъ дальнѣйшихъ непріятностей, происходящихъ изъ того, что распря съ отдѣлившимися отъ нашего правительства лицами все еще продолжается, было бы полезно, чтобы я далъ этимъ лицамъ общую амнистію съ тѣмъ, чтобы каждый возвратился въ свой домъ и жилъ въ мирѣ, и чтобы тѣмъ изъ нихъ, которые были членами Совѣта, назначилъ соотвѣтственную пенсію, а остальные низшіе чиновники проживали бы въ своихъ домахъ безъ оной, присоединяя къ сему, что такимъ поступкомъ не только были бы удовлетворены желанія миссіи нашей покровительницы, дѣйствующей по смыслу инструкціи отъ императорскаго двора, но онъ былъ бы согласенъ и съ моимъ достоинствомъ. Признавая, что таковое представленіе ваше, милостівый государь, проистекаетъ изъ источника искренняго расположенія вашего ко мнѣ и милостиваго благоволенія покровительствующаго вамъ императорскаго двора, которому я радъ всегда оказывать недвусмысленныя доказательства признательности за всѣ благодѣянія, коими Сербія до сихъ поръ пользовалась и непрестанно пользуется подъ его сѣнью, и желая, чтобы помянутая распря навсегда и возможно скорѣе прекратилась, чтобы отдѣлившіеся отъ васъ чиновники и остальные люди возвратились къ своимъ невиннымъ семействамъ, я созвалъ всѣхъ членовъ совѣта въ Бѣлградъ, чтобы выслушать ихъ мнѣніе въ столь немаловажномъ дѣлѣ. Совѣтъ, увидавъ побужденія, по коимъ ему слѣдовало теперь принять сей предметъ въ зрѣлое разсужденіе, и желая равнымъ образомъ засвидѣтельствовать, вамъ близки его сердцу милость и благоволеніе императорскаго двора, представилъ мнѣ свое рѣшеніе слѣдующаго содержанія: 1) чтобы всѣмъ, отдѣлившимся отъ нашего правительства совѣтникамъ

 

 

108

 

и остальнымъ низшимъ чиновникамъ, какъ и простымъ лицамъ, которые пошли за г. Вучичемъ, учинено было общее прощеніе посредствомъ амнистіи, которую бы и долженъ былъ обнародывать по одобреніи ея, и притомъ такимъ образомъ, что всѣ причиненныя ими правительству, отечеству, а также и частнымъ лицамъ оскорбленія и обратно причиненныя имъ со стороны Сербскаго народа, правительства или частныхъ лицъ непріятности и обиды преданы будутъ вѣчному забвенію, такъ что никто не можетъ болѣе жаловаться на то, и никто не будетъ имѣть права укорять одинъ другаго; 2) чтобы всѣмъ этимъ лицамъ, кромѣ гг. Ѳомы Вучича Перишича, Стояна Симича и Милютина Гарашанина, дозволено было возвратиться въ свое отечество и въ своихъ домахъ съ ихъ семействами жить спокойно и безопасно частнымъ образомъ; 3) гг. Ѳома Вучичь Перишичь, Стоянъ Симичь и Милютинъ Гарашанинъ до тѣхъ поръ пока не успокоятся народные умы, раздраженные особенно противъ нихъ троихъ, и пока не утвердится возстановленный въ землѣ миръ, не возвращались бы въ Сербію, но жили бы внѣ ея; 4) чтобы всѣмъ троимъ за то, что они должны пребывать нѣкоторое время внѣ Сербіи, не по какой либо другой причинѣ, а единствевно для обезпеченія мира въ землѣ, выдавалась ежегодная сумма каждому 500 талеровъ, пока они будутъ оставаться внѣ отечества, когда же со временемъ возвратятся, тогда будетъ прекращена и сія помощь; 5) чтобъ бывшимъ членамъ Совѣта назначена была пенсія въ такомъ размѣрѣ: гг. Петроніевичу и Вучичу по 1.000 талеровъ въ годъ каждому, гг. Лазарю Теодоровичу, Матвѣю Ненадовичу, Стояну Симичу и Стефану Стефановичу по 800 талеровъ, всего 5.200; 6) чтобы эту пенсію каждое изъ вышеупомянутыхъ лицъ стало получать съ того дня, до котораго каждый изъ нихъ въ прошломъ году получилъ свое жалованье; 7) старому Гарашанину, кромѣ вышеозначенныхъ 500 талеровъ на прожитіе его внѣ Сербіи, нельзя было назначить особой пенсіи потому, что онъ до поступленія въ члены Совѣта по новому уставу былъ приватнымъ человѣкомъ, и самое званіе совѣтника, которое носилъ лишь нѣсколько мѣсяцевъ, оставилъ еще въ августѣ 1839 года, слѣдовательно пересталъ быть совѣтникомъ прежде, чѣжъ соединился съ Вучичемъ и отдѣлился отъ остальныхъ своихъ соотечественниковъ; 8) г. Пауну Янковичу никакой пенсія не назначено потому, что онъ безъ всякаго повода своевольно оставилъ службу, ушелъ изъ Топчидера въ Бѣлградъ и соединился съ Вучичемъ безъ всякой неволи, подобно остальнымъ низшимъ чиновникамъ и простымъ людямъ;

 

 

109

 

9) означенная въ 4 и 5 пунктѣ пенсія выдается вышеупомянутымъ лицамъ пожизненно до тѣхъ поръ, пока они, будутъ жить мирно, не оскорбляя ничьей личности и неопорочивая правительство своего отечества, а особенно остерегаясь отъ привлеченія людей на свою сторону для образованія какой либо партіи; ибо въ такомъ случаѣ не только каждый изъ нихъ лишится своей пенсіи, но кромѣ того будетъ подлежать законному наказанію, ибо всѣ лица, которыя бы возвратились въ отечество по амнистіи, будутъ подлежать суду, если вмѣшаются въ что либо таковое или чѣмъ нибудь согрѣшатъ; 10) всѣмъ бывшимъ, желающимъ возвратиться въ отечество, чиновникамъ, которымъ не могла быть назначена пенсія, не закрытъ путь къ прошенію о полученіи вновь правительственной службы, какъ только они окажутся достойными того своимъ добрымъ поведеніемъ, скромностію и приверженностію въ князю и его правительству; 11) наконецъ мы должны постараться получить надлежащимъ путемъ одобреніе, чтобы амнистія, которую я долженъ издать въ свое время по первому пункту сего заключенія, была такъ составлена, чтобъ изъ нея не видно было, что сербское правительство издало ее по чьему либо принужденію, но чтобъ изъ нея было ясно, что она издана не только по желанію или совѣту высокой Порты и покровительницы нашей Россіи, но и съ цѣлію, чтобы сыны отечества нашего не скитались болѣе по чужимъ землямъ и чтобы не пропадали ихъ домы и невинныя семейства».

 

Къ этимъ условіямъ князь прибавлялъ, что онъ весьма бы желалъ содѣйствовать скорѣйшему возвращенію въ Сербію Вучича, Симича и Гарашанина, но Совѣтъ считаетъ невозможнымъ опредѣлить срокъ этого возвращенія. Кромѣ того онъ просилъ, чтобы русское посольство взяло отъ всѣхъ, имѣющихъ получить прощеніе, письменное обязательство, что они отнынѣ будутъ жить мирно, не пускаться ни въ какія интриги и вести себя какъ прилично честнымъ согражданамъ. А для большей вѣрности просилъ, что бы и самъ русскій посланникъ прочелъ возвращающимся въ отечество Сербамъ сходное съ дѣломъ наставленіе. «Такое обязательство и наставленіе писалъ князь, мнѣ кажется, произвели бы на нихъ большее впечатлѣніе и принесли бы всѣмъ намъ большую пользу, чѣмъ какая бы то ни было осмотрительность нашей туземной полиціи и строгость судовъ». Въ заключеніе князь выражалъ надежду, что Россія своимъ вмѣшательствомъ счастливо покончитъ это дѣло.

 

Вообще всѣ умѣренные люди между Сербами ждали болѣе справедливаго рѣшенія спора отъ Россіи, нежели отъ Порты. Такую надежду можно

 

 

110

 

было удовлетворить только приговоромъ, который бы согласилъ непріятное положеніе удаленныхъ Сербовъ съ должнымъ уваженіемъ къ сербскому правительству, хотя бы послѣднее и казалось предубѣжденнымъ людямъ неправымъ въ этомъ дѣлѣ. Для перваго шага къ тому дозволительно было желать возвращенія ихъ въ Сербію безъ допущенія къ прежнимъ должностямъ, которыя уже были заняты другими лицами, потому что столкновеніе ихъ съ бывшим сослуцивцами могло породить новыя волненія и самое возстановленіе ихъ въ прежнихъ званіяхъ могло бы показаться народу принужденіемъ, унизительнымъ для правительства. Устраненіе ихъ отъ дѣлъ народныхъ не могло бы быть продолжительнымъ, потому что правительство само замѣчало ощутительный недостатокъ у себя въ людяхъ способныхъ и опытныхъ, и потому само увидало бы необходимость сблизиться съ такъ называемыми противникаии своими. Съ этимъ соглашался и русскій консулъ; но ему казалось, что тотчасъ же надо было опредѣлить имъ всѣмъ пенсію: это, по его мнѣнію, было бы согласно съ справедливостію и уставомъ, и съ другой стороны положило бы преграду къ дальнѣйшимъ требованіямъ, которыя стали заявлять удалившіеся въ Константинополь чиновники. Русскій консулъ велъ переговоры по этому дѣлу съ тремя членами Совѣта, какъ депутатами отъ сербскаго правительства, изъ коихъ одинъ принадлежалъ къ партіи Вучича. Ващенко не желалъ включать въ условіе примиренія, чтобы русское посольство брало подписку съ бѣглецовъ на счетъ ихъ будущей хизни въ Бѣлградѣ. Но сербское правительство не брало на себя ни какой отвѣтственности за народныя волненія, которыя могли снова вспыхнуть при малѣйшемъ неосторожномъ дѣйствіи со стороны имѣющихъ возвратиться чиновниковъ.

 

Сербскому князю сильно хотѣлось возстановить постоянныя и согласныя сношенія съ Россіей; но въ тоже время онъ еще сильнѣе опасался уронить свое достоинство какими либо неосмотрительными уступками. Русскій консулъ пробовалъ было прибѣгнуть къ совѣщаніямъ съ Кіамиль-пашею; но тотъ не высказывалъ своего мнѣнія о сербскихъ дѣлахъ и держалъ себя не только въ отдаленіи, но даже нѣсколько враждебно къ русскому консулу. Это былъ Турокъ, державшійся старыхъ обычаевъ, неодобрявшій тѣхъ отношеній Порты къ Россіи, которыя установились при султанѣ Махиудѣ II; ему болѣе нравились давнія связи Турціи съ Австріей, и онъ предпочиталъ оказывать покровительство уставобравителямъ, отдавшимся въ руки Турціи, чѣмъ сближаться съ русскимъ консуломъ,

 

 

111

 

который уже по самому положенію своему долженъ былъ сохранять безпристрастіе, относительно спорныхъ сторонъ. Кіамиль-паша въ своихъ донесеніяхъ Портѣ о положеніи Сербіи высказывалъ мысль о необходимости вооруженнаго вмѣшательства въ сербскія дѣла. Самъ султанъ, которому улыбалось счастіе въ египетскомъ вопросѣ, благодаря вмѣшательству Россіи и Англіи, полагалъ, что прибытіе войскъ могло бы водворить желаемое спокойствіе въ Сербіи, хотя такое распоряженіе и было бы прямымъ нарушеніемъ всѣхъ договоровъ, касавшихся Сербіи. Въ то же самое время Порта, уже вычеркнувшая Сербію изъ числа своихъ провинцій и возстановившая Нишскую таможню вопреки договоровъ съ Милошемъ, поспѣшила опять уничтожить ее, ибо того требовала самая послѣдовательность, если Порта снова признавала Сербію своею провинціей. Такое направленіе турецкой политики заставило русскую дипломатію быть болѣе осмотрительною въ вопросѣ о сербскихъ дѣлахъ и флигель-адъютантъ баронъ Ливенъ, проживавшій въ Константинополѣ съ порученіемъ по египетскимъ дѣламъ, получилъ изъ Петербурга приказаніе выѣхать въ Сербію и примирить правительство съ отдѣлившимися отъ него чиновниками. Въ это же время вошли въ большую дружбу съ Кіамиль пашею австрійскія пограничныя власти и австрійское консульство въ Бѣлградѣ. Послѣднее добивалось согласія сербскаго правительства на учрежденіе агентуры въ Радуевцѣ, Алексинцѣ, Смедеревѣ и Шабцѣ, по примѣру староствъ въ Молдавіи и Валахіи, съ дозволеніемъ имѣть надъ ихъ домами австрійскій гербъ и при нихъ канцеляріи для покровительства австрійскимъ подданнымъ, которые могли бы имѣть дѣла съ сербскими подданными, чтобы не заставлять ихъ приходить въ Бѣлградъ для разбирательствъ. Но сербское правительство старалось отклонить такое намѣреніе мѣстными причинами [26].

 

Надъ Сербіей еще тяготѣлъ вопросъ о примиреніи съ выселившимися старѣйшинами. Всѣ ждали пріѣзда барона Ливена, о близости котораго заявлено было въ оффиціальной газетѣ. Нѣсколько дней спустя на встрѣчу ему выѣхалъ русскій консулъ до Ягодины, а еще далѣе до Алексинца отправились члены совѣта Ѳедоръ Гербесъ и княжескій адьютантъ Георгій Іовановичь. Выдержавъ трехдневный карантинъ на границахъ Сербіи и посѣтивъ на пути, какъ увѣряла потомъ не разъ Пештская газета, семейство Петроніевича, котораго князь Михаилъ звалъ особо чрезъ своего агента Іована Германа возвратиться въ отечество, баронъ Ливенъ прибылъ 10 марта въ Крагуевацъ при громѣ пушекъ,

 

 

112

 

подъ звуки военной музыки, встрѣченный членами окружнаго начальства, большою толпою горожанъ и мѣстнымъ гарнизономъ, которымъ командовалъ Даниловичь, заслужившій отъ барона похвалу за выправку сербскихъ солдатъ. Въ гостинницѣ, гдѣ онъ остановился, его поздравилъ съ пріѣздомъ княжескій представникъ, послѣ чего Ливенъ вмѣстѣ съ капитаномъ русскаго генеральнаго штаба Штаркомъ, находившимся въ его свитѣ, и княжескимъ адъютантомъ отправился во дворецъ, гдѣ собраны были всѣ высшіе и низшіе чиновники, находившіеся тогда въ Крагуевцѣ, и, принеся поздравленіе князю, пожелалъ остаться съ нимъ наединѣ. Передавъ ему отвѣтъ русскаго посольства на предложенныя въ январѣ условія о возвращеніи приверженцевъ Вучича въ Сербію и выслушавъ мнѣніе князя о томъ, баронъ Ливенъ, посѣтилъ княгиню Любицу, которой говорилъ о невозможности возвращенія Милоша въ отечество. Вслѣдъ за тѣмъ его посѣтилъ Сербскій князь вмѣстѣ съ попечителями, а потомъ Ефремъ Обреновичь съ совѣтниками и члены апелляціоннаго суда. Всѣ желали знать, о чемъ говорилъ съ княземъ на единѣ флигель-адъютантъ русскаго государя; но Михаилъ не похожъ былъ на своего отца и никто не узналъ о его разговорѣ съ пріѣзжимъ. На другой день баронъ, побывавъ у Ефрема Обреновича и попечителей, вступилъ въ переговоры съ княземъ о порученномъ ему дѣлѣ и пригласилъ къ себѣ для того же Протича и Радичевича. Переговоры эти продолжались и въ слѣдующіе два дня, при чемъ стало ясно обѣимъ сторонамъ, что: 1) вмѣсто амнистіи, которою прежде князь предлагалъ объявить свое прощеніе находившимся внѣ отечества Сербамъ, какъ акта неумѣстнаго, потому что означенные люди удалились изъ Сербіи не по его власти и не по суду, а слѣдовательно не подлежатъ и прощенію, князь долженъ обнародовать только оповѣщеніе или прокламацію, при чемъ князь настаивалъ, чтобы слова о согласіи русскаго посольства «съ мѣрами для сохраненія мира и порядка, въ случаѣ возвращенія этихъ людей» были непремѣнно вставлены въ прокламацію, чтобъ народъ не подумалъ, что эти мѣры приняты сербскимъ правительствомъ произвольно; 2) что князь настойчиво требуетъ, чтобы Вучичь, Стоянъ, Симичь и Гарашанинъ оставались за границей; 3) что князь и Совѣтъ соглашались дать неимущимъ между бѣглецами 7.000 піастровъ изъ казны и 3.000 піастровъ лично отъ княза для возвращенія на родину; 4) что обвиненія, возведенныя бѣжавшими въ Константинополѣ на Раевича и Радичевича, слѣдуетъ признать не заслуживающвии вниманія. Дѣйствительно бѣжавшіе уставобранители, давно

 

 

113

 

служившіе съ обоими попечителями въ Австріи, а потомъ въ Сербіи, выкопали изъ ихъ прежней жизни всякую дрянь, о которой прежде не было никакого помину: русскимъ агентамъ было крайне противно касаться этихъ сплетень.

 

15 марта князь давалъ торжественный обѣдъ въ честь проѣзжаго гостя, а 16 баронъ Ливенъ вмѣстѣ съ Ефремомъ Обреновичемъ и Ващенкою отправился въ Бѣлградъ, куда и прибылъ 18 марта, встрѣченный при въѣздѣ правителемъ города и многими конными горожанами, при чемъ также была стрѣльба изъ пушекъ и военный парадъ, которымъ распоряжался Даниловичь. Чрезъ два часа послѣ того пріѣхалъ въ Бѣлградъ князь, а вслѣдъ за нимъ и княгиня Любица; князя немедленно посѣтилъ Кіамиль-паша. На другой же день начались совѣщанія съ пашою о спорномъ вопросѣ. Послѣ долгихъ колебаній онъ присоединился къ условіямъ, постановленнымъ въ Крагуевцѣ; но счелъ нужнымъ говорить лично князю о тѣхъ сплетняхъ, которыя касались Раевича и Радичевича: князь разумѣется былъ оскорбленъ подобными гадостями и прямо объявялъ, что Сербія имѣетъ свои суды и что обвинители могутъ предстать предъ оные для доказательства своихъ жалобъ и извѣтовъ. Паша долженъ былъ смолчать. За тѣмъ баронъ Ливенъ говорилъ вк всѣмъ чиновникамъ объ уваженіи къ лицу князя. Въ заключеніе онъ сталъ убѣждать князя снова перевести центральное правительство въ Бѣлградъ. Кіамиль-паша и тутъ отличился: онъ сталъ говорить, что того не желаетъ княгиня Любица, но на его рѣчи не обратили никакого вниманія. Результатомъ всѣхъ этихъ переговоровъ было изданіе прокламаціи въ оффиціальной газетѣ, подписанной княземъ 24-го марта, и отсылка въ Константинополь сенеда или записи о точномъ наблюденіи всѣхъ только что заключенныхъ условій и готовности сообразоваться на будущее время съ уставомъ, послѣ чего князь долженъ былъ писать въ Константинополь просьбу о дозволеніи возвратиться въ отечество находившимся въ Константинополѣ и Видинѣ Сербамъ.

 

Въ прокламаціи къ народу было сказано:

 

«вслѣдствіе народнаго возмущенія, которое, къ моему сожалѣнію, возникло въ прошломъ году и нарушило общій порадокъ, нѣсколько членовъ Совѣта и другихъ чиновниковъ оставили свои званія: один потому, что народъ кричалъ противъ нихъ, а другіе безъ всякаго даннаго имъ повода и позднѣе, вмѣстѣ съ нѣкоторыми людьми неслужебнаго класса, которые присоединились къ нимъ, одни по рѣшенію высокой Порты, а другіе своевольно, удалились изъ отечества. Возвратившееся нынѣ между насъ спокойствіе и господствующій

 

 

114

 

въ княжествѣ порядокъ дозволяютъ мнѣ не только стараться о большемъ утвержденія онаго и заботиться о всѣхъ Сербахъ вообще, но и обратить мое вниманіе на положеніе тѣхъ нашихъ соотечественниковъ, которые живутъ въ отдаленіи отъ своихъ домовъ и семействъ. По этому поводу я нашелъ соотвѣтственнымъ представить блистательной Портѣ и Россійско-императорской миссіи желаніе мое о возвращеніи этихъ людей въ отечество, и о мѣрахъ, какъ бы съ ихъ возвращеніемъ утвердить между нами миръ и порядокъ. Это представленіе получило благосклонное одобреніе ихъ, причемъ блистательная Порта за благо разсудила, чтобы нѣкоторыя лица оставались еще нѣкоторое время внѣ отечества, а прочіе возвратились въ свои домы, и вслѣдствіе сего я сдѣлалъ надлежащее распоряженіе, какимъ образомъ удалившіеся изъ Сербіи соотечественники наши могутъ возвратиться въ нее. Они могутъ быть увѣрены, что найдутъ здѣсь покровительство законовъ, обезпечивающихъ жизнь, личность и собственность каждаго. Тѣ изъ нихъ, которые прежде были въ правительственныхъ должностяхъ, могутъ обращаться ко мнѣ съ просьбою о полученіи новой службы, если окажутся достойными оной по своей приверженности къ моему правительству и добрымъ своимъ поведеніемъ, и если принесутъ въ жертву внутреннему спокойствію отечества собственныя корысти и окажутъ дѣятельность, которую налагаетъ за каждаго чиновника его священная обязанность. Давая такимъ образомъ примѣръ забвенія всего прошедшаго, чтобы отнынѣ всѣ общими силами заботились о спокойствіи и благоденствіи отечества, повелѣваю, чтобы всякій Сербъ предалъ забвенію прошлыя событія и какія бы то ни было учиненныя другъ другу обиды и неправды, и чтобы никто ненапоминалъ болѣе о томъ или не жаловался на то, не укорялъ бы потомъ другъ друга за то, или чѣмъ бы то ни было обезпокоивалъ. Такъ какъ общее согласіе и добрый порядокъ представляютъ самое вѣрное средство къ достиженію народнаго благосостоянія, то каждый безъ различія будетъ подвергнутъ наистрожайшей отвѣтственности и законному наказанію, кто бы покусился снова нарушить общенародное спокойствіе словами или какими непристойностями или тайными дѣйствіями».

 

Въ записи, данной по желанію Кіамиль-паши, кромѣ обѣщаній, внесенныхъ въ прокламацію, сказано было еще слѣдующее:

 

«тѣмъ изъ возвращающихся, которымъ назначена пенсія, я буду выдавать ее точно и своевременно до тѣхъ поръ, пока кому либо изъ нихъ не будетъ дана соотвѣтственная служба, или же кто за свои преступленія будетъ осужденъ на потерю оной;

 

 

115

 

всѣ обиды, которым Вучичь и его единомышленники учинили мнѣ или своимъ соотечественникамъ, а равно и имъ учиненныя отъ кого либо изъ Сербовъ, будутъ преданы вѣчному забвенію. Похвальное поведеніе и вѣрная служба каждаго будутъ вѣрно цѣнимы мною и не останутся безъ заслуженной награды, согласно земскому уставу, который я буду наблюдать совѣстливо и настаивать, чтобы всякій Сербъ точно хранилъ его и поступалъ по его предписанію» [27].

 

Проведя Свѣтлое воскресенье въ Бѣлградѣ, Ливенъ выѣхалъ 31 марта изъ Сербіи и направился чрезъ Венгрію и Галицію въ Петербургъ, гдѣ вскорѣ должно было совершиться бракосочетаніе Наслѣдника.

 

«Наконецъ гадкое дѣло сербскихъ сплетней, писалъ Ващенко въ Константинополь отъ 28 марта, кончилось по смыслу рѣшенія Порты и миссіи. Но долголи возстановляемый теперь порядокъ будетъ сохраняться, это рѣшить трудно, ибо кто не знаетъ крутаго характера и злопамятства Сербовъ. Здѣсь говорятъ, что нѣкоторые изъ тѣхъ, кои находятся въ Константинополѣ, и во главѣ ихъ Авраамъ, не хотятъ возвращаться сюда и будто имъ обѣщаны уже должности въ турецкой службѣ. Только этого не доставало въ довершенію сумасбродства и я удивляюсь Аврааму, который до этого времени всегда былъ благоразумнѣе и увѣреннѣе прочихъ. Богъ съ ними! Съ этой минуты они сами будутъ виновниками всего, что съ ними можетъ случиться отъ ихъ упрямства».

 

Но этимъ не ограничились непріятности, соединявшіяся для русскихъ дипломатовъ съ хлопотами по сербскимъ дѣламъ. Сторонники Вучича и Петроніевича, ожидавшіе отъ барона Ливена болѣе настойчивыхъ требованій въ пользу безусловнаго возвращенія бѣглецовъ въ отечество, стали распускать слухи по Бѣлграду, что русскіе агенты и бѣлградскій паша подкуплены были княземъ чрезъ его временнаго агента въ Константинополѣ Іована Германи; а на шестѣ, на верху котораго обыкновенно поднимался у консульскаго дома русскій флагъ, самъ Ващенко нашелъ однажды писанный пасквиль, который и передалъ полиціи. Подобные же пасквили составлялись и съ противной стороны. Не смотря на эти оскорбленія, русскій консулъ не мѣнялъ своихъ взглядовъ на самый народъ Сербскій и такъ отзывался о немъ въ одномъ изъ своихъ писемъ:

 

«изъ Сербовъ вышелъ бы хорошій народъ, еслибъ они были болѣе просвѣщены и менѣе упрямы и мстительны въ личныхъ сношеніяхъ между собою».

 

 

Еще не заключено было примиреніе съ находившимися въ Константинополѣ и Видинѣ противниками сербскаго правительства, какъ послѣднему

 

 

116

 

пришлось испытать новое затрудненіе, вслѣдствіе внезапно вспыхнувшаго волненіи въ сосѣднихъ съ Сербіею турецкихъ облаетахъ. Движеніе христіанъ на сей разъ не ограничивалось только нѣкоторыми мѣстностями; начавшись еще ранѣе въ Албаніи, Герцеговинѣ и Босніи, оно вспыхнуло весною 1841 года въ такъ называемой Старой Сербіи и Болгаріи. Причинъ, вызвавшихъ такое общее движеніе, было не мало: безчисленныя злоупотребленія мѣстныхъ властей, постоянныя насилія со стороны мусульманъ, равнодушіе высшаго духовенства, которое было большею частію греческаго происхожденія, къ участи низшихъ классовъ, всякія торговыя и промышленныя стѣсненія, тяжесть ежедневно увели чивавшихся податей, и наконецъ внѣшнее подстрекательство, шедшее большею частію со стороны тѣхъ агентовъ, которыми, подобно Александру Врацаліи, руководили англійскія консульства. Но всѣ эти причины не были новостію для туземнаго населенія и не могли бы произвести такого общаго движенія въ большей части европейской Турціи, какое обнаружилось въ эпоху, о которой у насъ идетъ рѣчь, если бы надежды христіанъ не были возбуждены знаменитымъ гюлиханскимъ хаттишерифомъ, который былъ изданъ по настоянію Решидъ-паши еще въ 1839 году, вскорѣ послѣ возвращенія его изъ Англіи и вступленія въ должность министра иностранныхъ дѣлъ. Либерализмъ, принесенный министромъ изъ Англіи, точно также мало шелъ къ Турціи въ то время, какъ и то безотчетное своеволіе, котораго добились сербскіе старѣйшины въ управленіи страною и народомъ; но въ самой Турціи, къ невозможности поддержать силою данныя обѣщанія касательно равноправности всѣхъ жителей, присоединялась еще глубокая вѣковая религіозная вражда между послѣдними. Долговременное царствованіе Махмуда II, такъ смѣло переносившаго въ свою имперію европейскіе обычаи и формы правленія, было недостаточно, чтобы отучить турецкія власти отъ застарѣлой привязанности къ злоупотребленіямъ и смягчить религіозный фанатизмъ мусульманъ. Тяжелое наслѣдство досталось на долю Абдулъ-Меджида, хотя Европа взяла подъ свою защиту сего меланхолическаго султана и дипломатія принялась скрѣплять стремившіеся въ рознь обломки его имперіи. Не безъ ея вліянія изданъ былъ и гюлиханскій хаттишерифъ, извѣстный также подъ именемъ танзимата, который долженъ былъ послужить какъ бы программой для дальнѣйшихъ преобразовавій, хотя и съ сохраненіемъ существенныхъ основъ мусульманской жизни. Единогласнымъ одобреніемъ принято было на Западѣ это желаніе развязаться

 

 

117

 

съ застарѣлыми предубѣжденіями; европейскія газеты, разбиравшія помянутый хаттишерифъ, перешли отъ критики къ энтузіазму и обѣщали Туркамъ долгую и славную будущность и полное благоденствіе. Самая торжественность, съ какою обнародованъ былъ этотъ актъ новаго правительства, указывала на то значеніе, которое оно придавало ему. Султанъ пригласилъ въ сады дворца своего въ Топкану важнѣйшихъ сановниковъ Порты, министровъ, военныхъ пашей, улемовъ и посланниковъ европейскихъ державъ. Многочисленныя войска окружали тронъ и дворцовые сады. Министръ иностранныхъ дѣлъ Решидъ-паша громко прочелъ слѣдующее:

 

«всему міру извѣстно, что съ первыхъ временъ Оттоманской имперіи славное ученіе корана и наши законы были правилами всегда и всѣми почитаемыми; вслѣдствіе того монархія была сильною и великою, и всѣ подданные безъ исключенія пользовались довольствомъ и благосостояніемъ . Но въ послѣднія 150 лѣтъ цѣлый рядъ событій и обстоятельствъ сдѣлалъ то, что ослабло повиновеніе священнымъ законамъ и правиламъ, изъ нихъ истекающимъ, и вслѣдствіе того прежняя сила и благосостояніе перемѣнились въ слабость и обѣдненіе: всегда такъ бываетъ съ государствами, когда они перестаютъ хранить свои законы! Эти размышленія, постоянно присущія нашему уму, и желаніе общественнаго блага, процвѣтанія земель и благосостоянія народовъ нашихъ, не переставали занимать наше вниманіе съ перваго же дня по восшествіи на престолъ. Но если вспомнить географическое положеніе Оттоманскихъ земель, плодородіе почвы, дарованія и просвѣщеніе жителей ея, то нельзя не убѣдиться, что, пріискавъ надлежащія средства, не трудно будетъ достигнуть въ нѣсколько лѣтъ того результата, къ которому мы при помощи Божіей желаемъ устремиться. Итакъ, при полномъ довѣріи къ помощи Всевышняго и опираясь на покровительство нашего пророка, мы находимъ приличнымъ посредствомъ новыхъ учреждевій дать областямъ, составляющимъ Оттоманскую имперію, счастіе, доставляемое хорошею администраціей. Эти учрежденія должны главвымъ образомъ касаться слѣдующихъ трехъ пунктовъ: 1) обезпеченія нашимъ подданнымъ полной безопасности относительно ихъ жизни, ихъ чести и ихъ имущества; 2) правильной раскладки и такого же взиманія податей, и 3) столь же правильной системы при набираніи соддатъ и опредѣленіи срока ихъ службы»;

 

— словомъ, тѣ же требованія, что и въ Сербіи при Милошѣ. Далѣе въ танзиматѣ высказано было много прекрасныхъ мыслей о священныхъ правахъ каждаго человѣка, о неприкосновенномъ

 

 

118

 

правѣ собственности, о блаженствѣ имѣть подданныхъ пользующихси полнымъ благосостояніемъ, объ ужасахъ откупной системы при собираніи податей.

 

«Безъ законовъ касательно всѣхъ вопросовъ, разрѣшеніе которыхъ такъ необходимо», говорилось далѣе въ танзиматѣ, «государство не можетъ пользоваться ни силой, ни богатствомъ, ни счастіемъ, ни спокойствіемъ; и, напротивъ, всего этого надо ожидать отъ новыхъ законовъ». Такъ велика была вѣра турецкихъ реформаторовъ въ силу будущихъ законовъ, которые должны были дароваіь обѣщанное благо всѣмъ жителямъ Турціи безъ различія вѣроисповѣданій. Чтобы заранѣе увѣриться въ примѣнимости новыхъ законовъ, султанъ приглашалъ министровъ и высшихъ чиновниковъ имперіи высказать свои мысли о нихъ и подать свои совѣты относительно предложенныхъ вопросовъ. Пересмотрѣнный такимъ образомъ уставъ султанъ обѣщалъ подписать свою высокою рукой и взять потомъ именемъ Аллаха въ залѣ торжественныхъ аудіенцій клятву съ улемовъ и чиновниковъ, что они будутъ исполнять этотъ уставъ. Виновники въ нарушеніи его должны были подлежать страшнымъ наказаніямъ. И дѣйствительно обѣщанный уставъ былъ вскорѣ разосланъ всѣмъ правителямъ виляйетовъ при фирманѣ, въ которомъ подробно расказана была исторія составленія танзимата и обращено особенное вниманіе на то, чтобъ отнынѣ подданные Турціи не подвергались напрасной смертной казни. И фирманъ, и хаттишерифъ приказано было прочесть во всѣхъ городахъ, мѣстечкахъ и селеніахъ [28].

 

Но если турецкій хаттишерифъ, изданный для всѣхъ областей имперіи (онъ читанъ былъ даже въ Бѣлградѣ), мѣстныя власти должны были объяснять мусульманскому населенію подобно тому, какъ въ Сербіи объясняла новый уставъ цѣлая коммисія; то вліяніе его на ходъ дѣлъ было нисколько не лучше тѣхъ послѣдствій, въ которымъ привелъ уставъ, дарованный Сербіи владѣтельнымъ и покровительствующимъ дворами. Прежде всего танзиматъ долженъ былъ возбудить мусульманское населеніе противъ христіанъ, жившихъ съ нимъ рядомъ, и это возбужденіе должно было высказываться сильнѣе въ тѣхъ мѣстностяхъ, гдѣ мусульманское и христіанское населенія были одного происхожденія: такимъ образомъ Боснія, магометане которой суть Сербы, сдѣлалась прежде другихъ областей обширнымъ полемъ всевозможныхъ безпорядковъ; за нею волненіе вспыхнуло въ Старой Сербіи и Болгаріи, но поводомъ къ нему послужило одно частное событіе.

 

 

119

 

Танзиматъ, препровожденный въ Боснію, по обычаю присланъ былъ вмѣстѣ съ фирманомъ, который долженъ былъ объяснить всѣмъ жителямъ этой провинціи, какъ Туркамъ, такъ и райѣ, какъ каждый изъ подданныхъ султана долженъ былъ вести себя отнынѣ. Визирь Босніи, знакомый намъ по своему пребыванію въ Бѣлградѣ, угрюмый и суровый Веджи-паша, получивъ хаттишерифъ и фирманъ, приказалъ созвать въ себѣ всѣхъ кметовъ и старѣйшинъ, какъ мусульманскихъ, такъ и христіанскихъ, и велѣлъ прочитать оба акта въ присутствіи многочисленнаго народа. Христіане услыхавъ, что царскимъ указомъ они избавляются впредь отъ беззаконныхъ притѣсненій, пришли въ восторгъ и возвратились въ свои домы съ надеждою на облегченіе своей участи. Но самъ Веджи-паша не вѣрилъ, чтобы мусульмане подчинились простому предписанію, присланному изъ Константинополя, ибо между боснійскими магометанами господствовало давнее чувство ненависти и презрѣнія къ стамбульскимъ Османліямъ.

 

Угнетая единоплененныхъ съ ними христіанъ, боснійскіе мусульмане всегда враждовали съ чистыми Турками, изъ которыхъ набиралась большая часть мѣстныхъ чиновниковъ. Они помнили, что паши, присылавшіеся изъ Констинополя, не только занимались собираніемъ султанскихъ податей и личныхъ доходомъ съ христіанскаго населенія, но и вели борьбу съ окружными пашами, янычарскими капитанами и приводили къ покорности потурченныхъ боснійскихъ беговъ и спахій. Они считали своею привиллегіей угнетеніе соплененной имъ райи, находившейся въ крѣпостныхъ отношеніяхъ къ нимъ. За это право они ссорились со всѣми пашами, управлявшими Босніей при Махмудѣ II: съ 1813 года они жили не въ ладахъ съ Дерендели пашой, бывшимъ начальникомъ македонскихъ кирджалій, который угнеталъ равно, какъ христіанъ, тамъ и мусульманъ; съ 1817 года они боролись противъ Джелаллединъ-паши, бывшаго дервиша, все девятилѣтнее правленіе котораго прошло въ борьбѣ съ мѣстными правителями и янычарами; преемника его, Хаджи-Мустафу, который долженъ былъ привести въ исполненіе султанскій фирманъ объ уничтоженіи янычаръ, они, имѣя во главѣ своей Али-пашу Зворкицкаго, разбили и прогнали въ Сербію, и хотя преемникъ его, Абдурахманъ, заманилъ къ себѣ обманомъ янычарскихъ предводителей, истребилъ ихъ, но это вызвало возстаніе въ цѣлой Босніи, подъ предводительствомъ градачскаго Гуссейнъ капетана, прозваннаго боснійскимъ витяземъ и змѣемъ, судьба котораго уже извѣстна намъ; послѣ Кара-Махмуда, болѣе 15 мѣсяцевъ приводившаго къ покорности потурченныхъ спахій, Босніей

 

 

120

 

сталъ управлять тотъ паша, на долю котораго выпало объявленіе танзимата и приведеніе его въ дѣйствіе. При немъ боснійскіе спахіи уже успѣли возстать до четырехъ разъ, но эти возстанія ограничивались каждый разъ только нѣкоторыми округами, и хотя однажды Босняки ворвались даже въ Австрію, но были побиты императорскими генералами Рукавиною и Вальдштетеномъ. Тотъ же Веджи-паша замѣнилъ окружныхъ капетановъ муселинами; а теперь въ силу вышеупомянутаго фирмана издалъ приказъ какъ мусульманамъ, такъ и христіанамъ, съ объясненіемъ хаттишерифа и наставленіемъ , какъ каждый подданный долженъ себя вести согласно волѣ султана. Но при всемъ томъ райя не почувствовала никакого облегченія, не смотря на дарюванныя фирманомъ права. Мусульманскіе старѣйшины, спахіи и беги представляли пашѣ, что хотя султанъ и желаетъ облегчить участь христіанъ, но онъ незнаетъ положенія дѣлъ въ Босніи, и что ежели права, данныя христіананъ по хаттишерифу, будутъ буквально исполнены, то вся райя навѣрное поднимется, и тогда Боснія погибнетъ, то есть отдѣлятся по примѣру Сербіи отъ Турціи; а потому для удержанія христіанъ въ повиновеніи не должно ни чуть облегчать ихъ участь.

 

Вслѣдствіе такого взгляда на танзиматъ, боснійскіе мусульмане стали притѣснять христіанъ сильнѣе прежняго; въ тоже время Веджи-паша, можетъ быть и противъ своего желанія, наложилъ новыя, довольно тяжелыя подати, его примѣру послѣдовала спахіи, и угнетеніе христіанъ достигло крайней степени. А чтобы райя не возмутилась, мусульмане стали избивать христіанскихъ старѣйшинъ, которые были опасны для нихъ по своему предпріимчивому характеру и по довѣренности, которою они пользовались въ народѣ: прежде всего они убили козарскаго старѣйшину Ристу Гавриловича, потомъ Пріедорскаго старѣйшину Гурицу Рушнова и роднаго его брата, за тѣмъ кнеза Остоя Княжевича и трехъ его братьевъ. Христіане четырехъ округовъ, видя угрожавшую имъ опасность, собрали скупщину и 350 кметовъ отправились въ Травникъ, куда переселился боснійскій визврь всіѣдствіе прежнихъ возмущеній, и тамъ принесли ему жалобу на притѣсненія, представляя въ ней, что и они, наравнѣ съ другими султанскими подданными, платящими Портѣ положенную подать, имѣютъ такое же право на защиту визиря отъ несправедливостей, какъ и мусульмане. Веджи-паша, выслушавъ ихъ жалобу, приказалъ вызвать всѣхъ Турокъ, имена которыхъ были выставлены въ подавной ему жалобѣ, но виновные вмѣсто себя послали своихъ муедвиновъ

 

 

121

 

и хаджей, которые вовсе не были участниками въ народныхъ притѣсненіяхъ. Паша отослалъ ихъ обратно и вмѣстѣ съ тѣмъ приказалъ начальникамъ регулярныхъ войскъ, людямъ не боснійскаго происхожденія, отправиться по взволновавшимся округамъ и представить ему всѣхъ тѣхъ, на кого жаловались христіанскіе старѣйшины. Сараевскіе мусульмане, услыхавъ о новоизданномъ пашою приказѣ, поднялись и вооруженные отправились къ пашѣ въ Травникъ, съ цѣлію изгнать его за то, что онъ противится угнетенію райи и слѣдовательно не долженъ быть считаемъ настоящимъ мусульманиномъ. Паша выступилъ съ регулярнымъ войскомъ и артиллеріей противъ бунтовщиковъ и, встрѣтившись съ ними при рѣкѣ Лотвѣ, недалеко отъ Травника, разбилъ ихъ на голову; разбѣжавшіеся бунтовщики снова собрались въ Сараевѣ и видя, что вооруженною рукою они не въ силахъ ничего сдѣлать, составили длинную жалобу къ Портѣ, въ которой обвиняли Веджи-пашу въ притѣсненіи магометанскаго населенія къ выгодѣ христіанъ, и требовали немедленнаго удаленія его изъ Босніи, угрожая въ противномъ случаѣ отдѣленіемъ всей Босніи отъ Турціи. Въ этой жалобѣ подписался между мусульманскими старѣйшинами и владыка Амвросій, родомъ Грекъ, по мнѣнію однихъ болѣе вѣрному, принужденный къ тому силою, а по мнѣнію другихъ подкупленный мѣстными жителями. Это происходило въ то время, какъ въ Сербію прибылъ князь Михаилъ. По истеченія двухъ мѣсяцевъ послѣ отсылки изъ Сараева жалобы къ султану, Веджи-паша бьілъ смѣненъ и на мѣсто его посланъ бѣлградскій Хозревъ-паша, который приказалъ схватить 20 человѣкъ изъ христіанскихъ старѣйшинъ, принесшихъ въ Травникѣ жалобу визирю на угнѣтеніе райи, и сковавъ ихъ отправилъ въ Константинополь. Эти несчастные, посланные на судъ Порты, погибли бы на вѣрно, еслибы константинопольскій патріархъ не вступился за нихъ и не исходатайствовалъ имъ вмѣсто смертной назня вѣчняго заточенія. Имъ и тамъ угрожала опасность потерять свою жизнь, но при помощи константинопольскихъ христіанъ и подкупѣ послѣдними мѣстныхъ властей, пятеро изъ нихъ бѣжали въ Одессу, семь человѣкт подъ чужимъ имененъ и съ чужими паспортами укрылись въ Сербію; нѣкоторые умерли въ заточеніи, а шесть человѣкъ оставались въ живыхъ и содержались въ тюрьмѣ. Боснійскіе христіане готовы были подать Портѣ прошеніе объ ихъ освобожденіи, ручаясь своими головами, что заключенные не помыслятъ впредь ни о какомъ возстаніи, но зная, что подобная мѣра не будетъ имѣть успѣха, прислали въ Бѣлградъ просьбу на имя русскаго консула,

 

 

122

 

въ которой, описавъ событія, происшедшія въ Босніи со времени обнародованія танзимата, говорили:

 

«теперь осталось Боснякамъ одно, надѣяться на могущество славянскаго царя, какъ православнаго единовѣрца, который не захочетъ оставить своихъ единоплеменниковъ въ столь жалкомъ положеніи; вся Боснія умоляетъ его о томъ именемъ Спасителя Христа и кровію христіанскою; Богъ даровалъ Россіи могущество, не презрите же насъ несчастныхъ, уповающихъ на васъ».

 

Такъ началась въ Босніи смута, продолжавшаяся до 1846 года, истощившая силу и средства не только христіанскаго, но и мусульманскаго населенія, въ продолженіи которой смѣнилось нѣсколько пашей, пока наконецъ не былъ назначенъ на ихъ мѣсто знаменитый Омеръ-паша [29].

 

 

Весною 1841 года вспыхнуло возстаніе въ Старой Сербіи и Болгаріи, вызванное почти тѣми же причинами, какъ и волненіе въ Босніи. Когда гюльханскій хаттишерифъ полученъ былъ въ Нишѣ, то мѣстный губернаторъ Мустафа-паша созвалъ народъ и, прочитавъ ему хаттишерифъ и фирманъ, истолковалъ ихъ содержаніе такимъ образомъ: подданные Порты всѣхъ исповѣданій не должны отнынѣ давать никакихъ царскихъ податей, кромѣ трехъ піастровъ на сто, по оцѣнкѣ ихъ имущества; далѣе они свободно могутъ выбирать изъ себя сельскихъ кметовъ, которые будутъ собирать подать, на областные же и мѣстные расходы жители даютъ десятину, а субаши, жившіе по селамъ, навсегда уничтожаются; сердари, осматривая селенія своего округа, должны путешествовать на свой счетъ, а народъ не обязанъ доставлять имъ никакихъ припасовъ иначе, какъ за денежное вознагражденіе, и вообще всякій мусульманинъ за все, что бы ни бралъ, долженъ платить деньги, какъ и всякій другой человѣкъ.

 

Обрадованные христіане громко благодарили султана за его отеческое милосердіе, благодарили также и пашу. Но нѣсколько мѣсяцевъ спустя послѣ того, нишскій паша и мѣстный мухасилъ опять созвала народъ въ Нишъ, и потребовала отъ него вмѣсто трехъ піастровъ на сто, подать въ 8 піастровъ и 12 паръ, прибавивъ, что впредь сердари должны содержать себя сами только на половину расходовъ. Но христіанскіе старѣйшины отвѣчали на то, что народъ не можетъ давать болѣе, чѣмъ назначено въ царскомъ фирманѣ. Турецкія власти не согласились на это и стали думать о томъ, какъ бы заставить народъ подчиниться ихъ требованіямъ. Въ скоромъ времени паша, мухасилъ и кадія съ нѣсколькими изъ знатнѣйшихъ мусульманъ выѣхали на прогулку въ село Матѣевцы къ старой башнѣ, гдѣ угощались и много пили.

 

 

123

 

Угощаясь паша потребовалъ отъ сельчанъ, чтобы они устроили хороводъ, при чемъ онъ самъ и сопровождавшіе его Турки позволяли себѣ разныя вольности съ учавствовавшими въ хороводѣ Сербками и Болгарками. Нагулявшись паша потребовалъ, чтобы ему привели одну изъ женщинъ, которая особенно понравилась ему, но получилъ отказъ въ томъ, и, съ гора пропьянствовавъ всю ночь, удалился на другой день въ Нишъ въ страшной злобѣ на жителей селенія. Понравившаяся ему женщина была славившаяся тогда своею врасотой болгарка Агафья, сноха нѣкоего Ивка изъ Обсинца. Предъ Дмитріевымъ днемъ (26 октября) 1840 года паша успѣлъ таки похитить ее при помощи одного изъ своихъ сердарей, но продержавъ ее при себѣ 40 дней, отдалъ потомъ начальнику своихъ музыкантовъ, цыгану; похищенная два или три раза покушалась убѣжать отъ него, но каждый разъ была схватываема и приводима назадъ. Примѣръ паши произвелъ страшное вліяніе на всѣхъ мусульманъ. Зная, что и на ихъ дѣла паша будетъ смотрѣть сквозь пальцы, мусульмане стали притѣснять христіанъ еще болѣе, присоединяя къ тому всякіи насилія и оскорбленія, изощряясь въ нихъ съ особеннымъ наслажденіемъ и придумывая такія виды насилія, которыя приводили въ страхъ все христіанское населеніе. Но этого было мало. Паша, не видя предѣловъ своимъ разыгравшимся страстямъ, захотѣлъ удовлетворить и корыстолюбивымъ желаніямъ: онъ приказалъ взимать налогъ съ естественныхъ произведеній, уже оплачевныхъ десятиною, съ вина по 4 пары на око (2 1/2 фунта), на раклю по 8 паръ, съ воза дровъ по 1-му піастру, а съ воза со всѣми другими произведеніями по 1-му піастру и 20 паръ, лѣса велѣлъ измѣрить и также наложить налогь на право пользованія ими. Обходы селеній сердарями усилились, при чемъ сердари не только пользовались всѣмъ содержаніемъ отъ мѣстныхъ жителей, но и позволяли себѣ всякія безчинства: помѣщаясь въ чьемъ либо домѣ, они выгоняли всѣхъ мужчинъ, заставляли молодыхъ женщинъ и дѣвушекъ служить себѣ и чинили насилія надъ женами, дочерьми и сестрами удалившихся хозяевъ. Во многихъ мѣстахъ это не проходило имъ даромъ, но прогонявшіе сердарей платились большею частію своей головой. Народъ нѣсколько разъ высылалъ въ пашѣ своихъ депутатовъ для переговоровъ объ облегченіи податей и прекращеніи насилій; но они каждый разъ возвращались по домамъ, не успѣвъ ни въ чемъ; однажды девять такихъ депутатовъ были задержаны подъ предлогомъ переговоровъ съ визиренъ, отъ котораго зависѣлъ Нишскій пашалыкъ, и потомъ отосланы въ Софію съ колодками

 

 

124

 

на шеѣ, гдѣ они и пробыли въ тюрьмѣ около семи недѣль, пока народъ не выкупилъ ихъ. Такія злоупотребленія и угнетенія заставили окрестное Нишское населеніе подняться противъ притѣснителей и объявить, что возстаніе направлено только противъ нихъ, но не противъ султана. Сельчане въ числѣ 150 человѣкъ собрались въ селахъ Каменицѣ и Матѣевцахъ и избрали нѣкоего Милоя для веденія переговоровъ съ пашою отъ имени народа; Милое долженъ былъ требовать, чтобы самъ паша, мухасилъ и два окружныхъ кнеза прибыли въ помянутое селеніе для переговоровъ о прекращеніи насилій, ибо народъ не рѣшается идти въ Нишъ и не пускаетъ туда никого изъ своихъ. Но паша вмѣсто того послалъ трехъ низшихъ чиновниковъ, двухъ священниковъ и трехъ горожанъ, чтобы народъ передалъ имъ свои желанія. Народъ, выслушавъ ихъ, удержалъ ихъ при себѣ, но одного священника отправилъ назадъ съ порученіемъ сказать пашѣ, что если онъ не хочетъ явиться самъ, то пусть пришлетъ двухъ окружныхъ кнезовъ, которые должны дать народу отчетъ въ деньгахъ, взятыхъ подъ именемъ царскихъ податей.

 

Паша продержалъ два дня около себя этого священннка, а на третій послалъ его съ нѣсколькими изъ своихъ служителей съ требованіемъ объясненія: зачѣмъ они задержали посланныхъ прежде, и съ угрозой, что приведетъ ихъ къ порядку въ продолженіи трехъ дней. Новые посланные выѣхали изъ Ниша въ субботу, а въ воскресенье паша двинулся съ 1.800 наемныхъ Албанцевъ и мусульманскихъ ратниковъ и съ 4 пушками. Болгары и Сербы, узнавъ о томъ, собрались въ числѣ почти 2.000 человѣкъ, изъ коихъ можетъ быть пятый былъ вооруженъ, засѣли въ башнѣ, окруживъ ее своими ратниками. Паша осадилъ ихъ, но видя, что ничего не можетъ сдѣлать, приказалъ привести изъ Ниша крѣпостныя орудія; тогда христіане перепугались и стали искать спасенія въ бѣгствѣ. Войска паши погнались за ними и гнали ихъ до самой сербской границы, причемъ часть бѣжавшихъ погибла, а другіе перешли въ Сербію съ слѣдами ранъ на спинахъ. Разогнавъ мущинъ Турки трм дни злодѣйствовали по селамъ: убивали стариковъ и людей, не успѣвшихъ принять участіе въ возстаніи или укрывшихся послѣ него, брали женщинъ и дѣтей въ плѣнъ, уводили съ собою скотъ, уносили запасы, чего не могли захватить уничтожали, сожгли 16-ть приходскихъ и монастырскихъ церквей и 225 селеній обратили въ прахъ и пепелъ, такъ что во всемъ Нишскомъ округѣ уцѣлѣло только 20 селъ. Войска возвратились въ Нишъ съ плѣнниками и награбленнымъ имушествомъ, а паша велѣлъ

 

 

125

 

воткнуть на колья по городскимъ воротамъ 31 голову погибшихъ во время преслѣдованія христіанъ. Все это случилось вскорѣ послѣ проѣзда барона Ливена чрезъ ытотъ край: начало народнаго движенія даже совпадало съ его путешествіемъ. Когда разгорѣлась вражда между Турками и жителяни, почтовыя сообщенія между столицей имперіи и Сербіей прекратились. Паша однакожь побаивался того, чтò будутъ говорить сосѣдніе европейскіе консулы, и когда въ Нишъ прибылъ одинъ изъ служителей австрійскаго консульства въ Сербіи, то Мустафа за нѣсколько минуть до его пріѣзда велѣлъ бросить головы, висѣвшія на кольяхъ, въ рѣку Нишаву.

 

Сербія наполнилась бѣжавшими чрезъ ея границы. Алексинацкій карантинъ переполненъ былъ жителями пограничныхъ съ Сербіей селеній, которые составили двѣ просьбы и подали одну изъ нихъ князю Михаилу, а другую русскому консулу. Несчастные молили о защитѣ и надѣялись на нее по столь же справедливымъ основавіямъ, по какимъ въ началѣ нынѣшняго столѣтія, воюя противъ дахій, и во время Вѣнскаго конгресса, страдая отъ Солимана паши, обращались съ просьбами къ Россіи сами Сербы. Но ни положеніе Сербіи въ 1841 году, ни взгляды русской дипломатіи на Восточной вопросъ въ то время, не могли способствовать тому, чтобы эти надежды получили удовлетвореніе. Въ Сербіи уже не было властительнаго Милоша, который сумѣлъ въ 1833 году пріобрѣсти два новыхъ округа, поднявшвхся вслѣдствіе похищенія братьями Френчевичами двухъ христіановъ, и войти въ прямые переговоры съ Нишскимъ пашою. Молодой Сербскій князь былъ стѣсняемъ своими оппозиціонными отношеніями къ Портѣ по внутреннему вопросу, который былъ поднятъ сербскими же старѣйшинами , прикрывавшвмися почтеннымъ именемъ уставобранителей.

 

Правда въ 1841 году въ волненіямъ въ Босніи и Нишскомъ пашалыкѣ присоединились еще отдѣльныя движенія въ Месопотаміи, въ Кандіи и въ Самосѣ; но послѣ усмиренія египетскаго паши и подчиненіи Портѣ внутреннихъ дѣлъ Молдавіи, Валахіи и Сербіи, могли ли вызвать дѣятельное дипломатическое вмѣшательство всѣ ети разрозненныя, одиночныя явленія? Можно было только позаботиться объ ослабленіи ихъ причинъ, объ облегченія участи гонимыхъ и утѣсняемыхъ, которые и сами не просили ни чего большаго. Они присоединили къ этому лишь просьбу о дозволеніи остававшимся въ Нишскомъ, Лѣсковацвомъ, Пиротскомъ и Прокупскомъ округахъ ихъ родствеввинанъ и семействамъ, столпившимся у

 

 

126

 

сербскихъ границъ, вступить въ сербскіе предѣлы, и даже просили объ этомъ бѣлградскаго Кіамиль-пашу. Сербское правительство, послѣ переговоровъ съ бѣлградскимъ пашею и русскимъ консуломъ, издало 10 апрѣля прокламацію жителямъ княжества, въ которой было сказано, что движеніе христіанъ въ сосѣднемъ пашалыкѣ, какого бы рода оно ни было, не касается предѣловъ Сербіи, ибо

 

«Сербскій народъ обезпеченъ въ своемъ спокойствіи и безопасности правами, дарованными ему высочайшими султанскими фирманами и хаттишерифами; наслаждаясь спокойствіемъ и миромъ, всѣ жители Сербіи должны оставаться чуждымя такому движенію въ пограничныхъ подданныхъ его султанскому величеству, избѣгать и уклоняться отъ всего, что бы могло указывать на участіе въ этомъ движеніи».

 

 

Вскорѣ получены были въ Бѣлградѣ извѣстія, что христіане, Нишскаго пашалыка вооружились и къ прежнимъ округамъ присоединились еще берковацкій и враньскій; что въ прежнихъ округахъ выбраны предводители: въ Нишскомъ Милое изъ Каменицы, въ Лѣсковацкомъ попъ Георгій, въ Пиротскомъ Еленичь; что возставшіе имѣли нѣсколько мелкихъ стычекъ съ Турками; изъ пограничной сторожки Дражевца, при самой дорогѣ изъ Ниша въ Сербію, изгнали 6 Турокъ, въ селѣ Малошишкѣ, лежащемъ на разстояніи одного часа отъ Ниша, убито было 6 Турокъ и 1 раненъ, изъ Бѣлой Паланки Турки выгнаны и пушки остались въ рукахъ народа. Но это были только случайные успѣхи. Турки были въ силѣ и продолжали новыя неистовства: стали избивать малыхъ дѣтей, особенно мужескаго пола, и кидать ихъ въ огонь, говоря, что такъ будетъ истреблено все семя райи; въ Лѣсковцѣ наполнили плѣнниками двѣ тюрьмы, церковь и школу; въ Нишѣ самъ Мустафа-паша и его приближенные брали красивѣйшихъ женщинъ между плѣнницами и, продержавъ у себя нѣсколько дней, мѣняли на новыхъ. По всѣмъ городамъ и большимъ селеніямъ купцы закрыли свои лавки, но паша заставлялъ отпирать; онъ посылалъ также къ сербскимъ границамъ одного священника склонить народъ къ возвращенію въ свои домы, посылалъ и своихъ чиновниковъ въ сербскимъ пограничнымъ властямъ съ приказомъ, чтобы онѣ не держали у себя турецкихъ подданныхъ.

 

Сербское правительство отправило на границу для осмотра перебѣжавшихъ и охраненія сербскихъ селеній члена Совѣта Милету Радойковича. Тотъ приглашалъ къ себѣ для переговоровъ турецкихъ начальннковъ военныхъ отрядовъ, бродившихъ вдоль границы и истреблявшихъ тамошнія селенія, но получалъ отъ нихъ въ отвѣтъ:

 

 

127

 

«вы пришли за своимъ дѣломъ, а не для переговоровъ». Милета Радойковичь счелъ нужнымъ усилить пограничную стражу со стороны Сербіи. Изъ мѣстныхъ мусульманъ особенно свирѣпствовалъ сборщикъ податей Османъ-бегъ Френчевичь, мстившій теперь за свою прежнюю обиду. Народъ не могъ оставаться въ селахъ, ибо тамъ скорѣе всего нападали на него Турки, и всѣ лѣса наполнены были несчастными жителями. А между тѣмъ турецкія власти провозглашали, что весь пашалыкъ въ возставіи, и собирали вооруженныхъ людей. Вскорѣ пришли въ Нишъ паши Призрѣнскій и Приштинскій; у перваго были 700 человѣкъ, у втораго 800 большею частію конницы, ибо пѣхотинцевъ насчитывали только 150. Наконецъ Порта послала адріанопольскаго визиря Якубъ-пашу, который велъ съ собою 4.000 человѣкъ. Пріѣзжалъ въ Нишъ и софійскій митрополить, чтобы склонить мусульманъ къ примиренію съ христіанами, но ничего не могъ сдѣлать. Почти всѣ паши, начальники сосѣднихъ съ Старою Сербіей округовъ, также тянулись съ своими отрядами къ Нишу; между ними наиболѣе люднымъ былъ отрядъ софійскаго Садри-паши. Сербское правительство весьма скоро собирало чрезъ бѣглецовъ всѣ вѣсти о происходившенъ въ Нишскомъ пашалыкѣ и сообщало ихъ русскому консулу и Кіамиль-пашѣ; эти свѣдѣнія немедленно отсылались въ Константинополь. Но туда же приходили разсказы о дѣйстіяхъ христіанъ и Турокъ прямымъ путемъ, освѣщенныя турецкимъ воззрѣніемъ.

 

Наконецъ Порта отправила нарочнаго коммисара для разбора всего дѣла, Тевфикъ-бегъ-эфенди, съ приказомъ, чтобы турецкія войска возвратили христіананъ всѣхъ плѣнныхъ и захваченное имущество, чтобъ были вызваны жители, бѣжавшіе въ Сербію, назадъ въ ихъ жилшца, а Мустафа-паша смѣненъ, и на его мѣсто поставленъ Исметъ-паша.Но войскъ, собравшихся въ Нишѣ такъ было много, распоряженія и настроенія турецкихъ властей такъ были враждебны христіанамъ и Сербскому кнажеству, укрывшему ихъ, что по Сербіи разнеслись слухи, будто всѣ соединившіяся войска будутъ двинуты въ Сербію. Эти слухи тамъ распространились и принимались съ такою вѣрою въ народѣ, что сербское правительство должно было въ своей оффиціальной газетѣ напечатать оффиціальное извѣстіе отъ Порты, въ которомъ было сказано:

 

«Якубъ-паша посланъ съ войскомъ въ Нишъ, чтобы установить въ взволнованномъ христіанскомъ народѣ спокойствіе и порядокъ, избавить мирныхъ жителей отъ угнетенія, а бунтовщивовъ схватить и казнить; нѣтъ надобности думать, что царь имѣетъ какое либо намѣреніе ударить на Сербію и ему вѣрный народъ Сербскій;

 

 

128

 

и потому пусть всякій выкинетъ изъ головы такую мысль и пребудетъ въ мирѣ и спокойствіи!» [30].

 

 

Якубъ Паша послалъ въ Сербію позывъ къ бѣжавшимъ Болгарамъ о возвращеніи ихъ въ жилища. Въ этомъ позывѣ было сказано:

 

«вслѣдствіе случившагося въ Нишскомъ пашалыкѣ мятежа перебѣжала въ Сербію райя. Царское желаніе состоитъ въ томъ, чтобы вся его райя жила въ мирѣ. Для того я и посланъ къ вамъ. Вамъ, какъ царской райѣ, учинилъ царь великую милость и излилъ надъ вами свое великодушіе, простивъ всѣ ваши проступки. Фирманъ, изданный съ этою цѣлію, я перевелъ на вашъ языкъ и послалъ вамъ. Изъ сего вы могли увѣриться, какой доброжелатель своей сиротинѣ нашъ царь, ибо готовъ простить и виновнымъ, которые признаютъ свою вину. Имѣйте стало быть предъ глазами такого царя, какой намъ дарованъ, и будьте благодарны за его милость; ибо если бы были неблагодарны къ нему, то были бы не благодарны за дары самого Творца нашего и вашего. Правда, что у васъ все сгорѣло, какъ домы, такъ и имущество; но когда вы перейдете сюда, для васъ будетъ сдѣлано всякое необходимое добро: я обязываюсь, что вамъ будетъ оказана царская помощь. Мени царь послалъ, чтобы водворить народъ и сиротину на мѣста и возвратить среди него миръ и порядокъ. Хлѣбъ, который вы посѣяли, охраняется, но уже приближается время къ жатвѣ, и какъ только вы увидите сей позывъ мой, тотчасъ же приходите съ семействами въ свои села и начинайте жать ваши посѣвы; будьте увѣрены, что, какъ только возвратитесь, вамъ будетъ оказана царская милость».

 

 

Сербское правительство старалось, на сколько было то въ его волѣ, убѣждать бѣглецовъ изъ Нишскаго пашалыка возвратиться на родину; но его убѣжденія дѣйствовали слабо. Съ своей стороны оно показывало турецкимъ властямъ полную готовность помогать имъ; но все зависѣло отъ той степени спокойствія, какая могла водвориться въ сосѣднихъ съ Сербіей областяхъ. Въ ожиданіи полнаго прекращенія волненій, сербское правительство должно было держать. особую коммисію для наблюденія за пограничными дѣлами. Съ другой стороны въ Босніи новому везврю удалось собрать въ Травникѣ всѣхъ спахій и склонить ихъ къ повиновенію султанскимъ приказаніямъ. Ближайшій къ Сербіи изъ боснійскихъ пашей, Махмудъ Зворницкій, получилъ начальство надъ нѣсколькими округами и издадъ приказъ, чтобы всѣ жители, какъ сербскаго, такъ и турецкаго племени, какъ мусульмане, такъ и христіане, оставались спокойными, принимали приказы, издаваеные отъ властей, и

 

 

129

 

въ точности исполняли ихъ; чтобы каждый, подъ страхомъ строжайшаго наказанія остерегался отъ разбойничества и грабежей, отъ безразсудныхъ постунковъ по границамъ съ Сербіей, которые бы могли нарушить добрыя отношенія съ сосѣдями, и отъ ночныхъ скитаній внутри страны. Но въ то же время получена была вѣсть, что спокойствіе въ Босніи существовало только въ приказахъ пашей. Въ Сербію явился оттуда Симо Дьякъ съ нѣсколькими депутатами отъ Новобазарскаго, Пріедорскаго, Старомейданскаго, Козерецкаго, Дубицкаго и Баньялуцкаго округовъ съ слезными жалобами къ сербскому правительству, что не могутъ болѣе выносить угнетеній, ибо ихъ села выжжены, а женъ и дѣтей продаютъ по торгамъ въ рабство и сверхъ того требуютъ уплаты высокихъ податей. Самъ визирь издалъ приказъ, чтобы христіане выдали свое оружіе, и въ Босніи точно также, какъ близъ южныхъ границъ Сербскаго княжества, началось бѣгство въ лѣса и горы. Наконецъ угнетенія христіанъ обнаружились и въ сопредѣльныхъ съ восточными границами Сербіи областяхъ. Мусульмане Видинскаго пашалыка не хотѣли отстать отъ своихъ единовѣрцевъ другихъ округовъ и въ самомъ Видинѣ одинъ Турокъ, частный человѣкъ, убилъ 14 ть мирныхъ христіанъ. Вскорѣ нападенія на христіанъ сдѣлались общими и по селамъ. Восточные Болгары также схватились было за оружіе, но были разбиты и многіе изъ нихъ бѣжали въ Сербію. При нихъ найдены письма отъ Милоша, побуждавшія ихъ къ возстанію. Порта узнавъ о томъ послала къ Милошу требованіе, чтобы онъ выѣхалъ изъ Валахіи въ Италію [31].

 

Были и другія причины такого требованія. Въ самой Сербіи открытъ былъ заговоръ среди регулярнаго войска, во главѣ котораго стояки Марко Шопичь, Новакъ и Благое. Заговоръ этотъ устроился по наущенію княгини Любицы и брата ея Гая Вукомановича; направленъ онъ былъ противъ Ефрема Обреновича и его партіи. Движеніе должно было начаться, какъ и прежде, въ Колубарскомъ срезѣ; но правительство вò время узнало объ этомъ замыслѣ и 25 іюня Гая Вукомановичь, бывшій тогда начальникомъ таможни въ Топчидерѣ, былъ арестованъ; но на другой день, когда князь выѣхалъ изъ Бѣлграда въ Топчидеръ на прогулку, Любица отправилась съ четырьмя вооруженными пандурами въ градской домъ, гдѣ содержался ее братъ и отвезла его къ себѣ. Всѣ попечители вмѣстѣ съ Ефремомъ Обреновичемъ жаловались на то князю и Гая Вукомановичь снова былъ отданъ въ заключеніе, вслѣдствіе чего княгиня выѣхала изъ Бѣлграда къ буковицкимъ минеральнымъ водамъ, находящимся

 

 

130

 

внутри Сербіи. Въ тотъ же день Совѣтъ былъ собранъ въ чрезвычайное засѣданіе, на которомъ рѣшено было просить князя, чтобы онъ удалиіъ свою мать изъ Сербіи; въ Буковицу посланъ былъ слѣдить за ея дѣйствіями княжескій адъютантъ и два полицейскихъ чиновника. По Бѣлграду ходили слухи, что въ заговорѣ Вукомановича участвовалъ также Іованъ Обреновичь, что намѣреніемъ ихъ было либо перебить, либо удалить отъ правительства Ефрема Обреновича, попечителей Протича, Раевича и Радичевича и нѣкоторыхъ совѣтниковъ, заставить молодаго князя принять на ихъ мѣсто людей, раздѣлявшихъ намѣреніе заговорщиковъ, и потомъ взволновать народъ въ пользу Милоша. Поэтому поводу было арестовано до 40 человѣкъ и надъ ними началось слѣдствіе. Между тѣмъ снова встрѣтились препятствія по дѣлу о возвращеніи Сербовъ, находившихся въ Константинополѣ и Видинѣ. На этотъ разъ препятствія возбуждены были самою Портою. Нѣкоторые изъ видинскихъ Сербовъ уже собирались отъѣхать въ отечество, какъ Порта остановила ихъ, найдя, что уступки Сербскаго князя недостаточны. Условія, составленныя и принятыя во время пребыванія барона Ливена въ Сербіи, возвращены были изъ Порты съ измѣненіями: она требовала, чтобы тѣ изъ бѣглецовъ, которые возвратятся въ Сербію, были немедденно приняты въ службу, а для возвращенія другихъ въ огечество назначенъ былъ опредѣленный срокъ. Не смотря на то, что изъ Россіи получено было отъ графа Несседьроде письмо, въ которомъ одобрялось поведеніе князя Михаила, послѣдній не хотѣлъ спорить противъ новыхъ требованій Порты и сдался на ея условія. Такая умѣренность со стороны князя и русской дипломатіи не прошли имъ даромъ; въ Сербскихъ Народныхъ Новинахъ, издававшихся въ Пештѣ и продолжавшихъ защищать дѣло уставобранителей, напечатана была ругательная статья противъ русскихъ дипломатовъ, при чемъ дѣйствія Ващенки сравнивались съ дѣйствіами Недобы; а о князѣ былъ распущенъ слухъ, повторенный тою же газетой, будто бы онъ потому заслужилъ расположеніе русскаго министра иностранныхъ дѣлъ, что послѣдній думаетъ выдать за него свою дочь. Какъ бы то ни было сербскіе бѣглецы, проживавшіе въ Видинѣ, ободренные снова Портою, отказались отъ денегъ на путешествіе въ Сербію, предложенныхъ имъ княземъ и Совѣтомъ, объявивъ, что они не нуждаются въ правительственномъ пособіи. Они видимо расчитывали не только на дипломатичесную, но и на денежную помощь отъ Порты; но ошиблись въ томъ. Порта представила сербскому правительству счетъ ея издержекъ, израсходованныхъ

 

 

131

 

на содержаніе Сербовъ, проживавшихъ въ Константинополѣ, и сербское правительство должно было отправить въ Константинополь 50.000 піастровъ.

 

Въ это время снова выступило съ своими интригами австрійское правительство, нашедшее болѣе выгоднымъ для себя поддержать партію уставобранителей. Оно опасалось, чтобы побѣда надъ ними Михаила Обреновича не возстановила спокойствія въ Сербіи и не дала ей возможности распространить свое вліяніе на волновавшихся въ Босніи и Болгаріи христіанъ. Старый Милошъ былъ уже въ рукахъ Австріи, ибо, по требованію Порты, переселился въ Вѣну, куда вскорѣ пріѣхалъ и Ефремъ Обреновичь, оставившій на время Сербію и замѣненный въ званіи предсѣдатедя Совѣта Милетою Радайковичемъ. Пештская газета извѣщале, что оба брата, встрѣтившись въ австрійской столицѣ, расплакались и Ефремъ каялся предъ Милошемъ въ своихъ дѣйствіяхъ противъ него, признавая ихъ ошибочными. Имѣя въ своихъ рукахъ двухъ старшихъ представителей фамиліи Обреновичей, вѣнское правцтельство внимателыю слѣдило за положеніемъ партій въ самой Сербіи. Ея пограничныя власти, имѣвшія въ своемъ распоряженіи множество шпіоновъ, были кромѣ того въ большихъ ладахъ съ бѣлградскимъ пашою, а чрезъ него и съ сербскими бѣглецами. Къ командуовавшему въ Землинѣ генералу Унгергоферу приданъ былъ генералъ Гауеръ, присланный туда подъ предлогомъ регулированія береговъ Савы. Для облегченія сношеній между жителями сербской и австрійской сторонъ, правительство сняло даже карантинъ въ Землинѣ. Оно впрочемъ расчитывало, что чрезъ то оживится землинская торговля, и дѣйствительно, по снятіи карантина сношенія между обоими берегами Савы стали несравненио живѣе. Жители Сербскаго княжества, давно не бывавшіе на австрійской стороиѣ, нахлынули толпами въ Землинъ; но еще больше движенія обнаружилось со стороны австрійскихъ Сербовъ й Хорватовъ, желавшихъ посѣтить Сербію и видѣть ея новаго князя. Посѣтили также другъ друга правительственныя лица Бѣлграда и Землина: Сербскій князь, бѣлградскій паша, австрійскій пограничный генералъ съ ихъ свитами обмѣнялись взаимными посѣщеніями. За этою внѣшнею любезностію со стороны Австріи скрывались далекіе планы. Ея пограничныя власти, дѣйствуя за одно съ консульствомъ, надѣялись растянуть свои сѣти по всей Сербіи. Не добившись примиренія князя Михаила съ бѣжавшими уставобранителями при своемъ исключительномъ посредничествѣ, за которое австрійскіе агенты расчитывали пользоваться

 

 

132

 

благодарностію долженствовавшихъ возвратиться въ отечество бѣглецовъ, не получивъ согласія сербскаго правительства на учрежденія австрійскихъ агентуръ въ окружныхъ городахъ Сербіи, австрійскіе агенты стремились теперь войти въ союзъ съ пашою и уставобранителями не для того только, чтобы чрезъ нихъ получить вліяніе на сербскія дѣла, но и возбудить новую внутреннюю борьбу въ самой Сербіи. Самъ князь Михаилъ, довѣрчиво смотрѣвшій на свое положеніе и искренно желавшій возстановить согласіе между всѣми партіями въ Сербіи, какъ бы нарочно помогалъ проискамъ Австрійцевъ. Александръ Кара-Георгіевичь, допущенный въ Сербію еще во время намѣстничества Вучича и Петроніевича, потомъ назначенный членомъ бѣлградскаго окружнаго суда, отказался отъ этого званія и князь Михаилъ приблизилъ его къ себѣ, назначивъ его своимъ адъютантомъ. Кара-Георгіевичь былъ тогда почти вдвое старше самого князя; не отличаясь ни способностями, ни энергіей, ни образованіемъ, онъ не имѣлъ никакого значенія въ своемъ отечествѣ и не могъ ни для кого казаться опаснымъ соперникомъ. Князь Михаилъ имѣлъ полное право вѣрить въ народное расположеніе въ себѣ испытавъ столько разъ готовность народа возстать на защиту его правъ, и полагая, что партія Вучича, уже предлагавшая однажды Кара-Георгіевича въ князья, не будетъ имѣть вліянія на народъ послѣ своего союза съ Турками, ненависть къ которымъ не затихла въ народной массѣ.

 

Наконецъ князь рѣшился самъ объѣхать Сербію и убѣдиться въ народномъ настроеніи относительно обѣихъ партій. Оставивъ въ Бѣлградѣ центральное правительство и слѣдственную коммисію надъ участниками послѣдняго заговора, Михаилъ выѣхалъ изъ своей столицы 18-го августа съ цѣлію, какъ сказано было въ оффиціальной газетѣ, чтобы «обойти народъ, и убѣдиться собственными глазами на счетъ истиннаго положенія страны, постараться еще больше утвердить то, чтò найдетъ въ добромъ видѣ, и исправить по средствамъ и по возможности какіе либо недостатки, если замѣтитъ ихъ». Предъ отъѣздомъ къ князю явились и пожелали счастливаго пути всѣ попечители, члены Совѣта, апелляціоннаго суда, чиновники другихъ вѣдомствъ, а гарнизонное войско и жители города проводили его при колокольномъ звонѣ, звукахъ музыкм и продолжительныхъ кликахъ «ура». Съ нимъ отправились: членъ Совѣта Вуле Григорьевичь, помощникъ попечителя внутреннихъ дѣлъ Милошъ Богичевичь, инспекторъ карантиновъ докторъ Карлъ Пацекъ, секретарь княжеской канцеляріи Іованъ Гавриловичь, еще два чиновника и неболъшой

 

 

133

 

отрядъ кавалеристовъ. Онъ направился прямо въ Колубарскій срезъ, изъ котораго въ послѣдній годъ выходили всѣ волненія. Въ селѣ Вреоцахъ былъ первый ночлегь, первая торжественная встрѣча со стороны духовенства, мѣстныхъ чиновниковъ и народа, и первое объясненіе князя съ послѣднимъ. Привѣтствовавъ народъ и сказавъ ему нѣсколько словъ о повиновеніи властямъ, князь велѣлъ Іовану Гавриловичу прочесть къ народу заранѣе приготовленное слово. Въ этомъ словѣ говорилось, что князь давно желалъ объѣхать Сербію, но ему мѣшали въ томъ продолжительныя смуты; теперь же любовь къ народу убѣдила его не откладывать вдаль своего свиданія съ нимъ; что онъ надѣется встрѣтить усердную и дѣятельную помощь со стороны народа въ своихъ предпріятіяхъ, которыя клонятся единственно въ общему и взаимному счастію, и что эта помощь выразится не только въ денежныхъ пожертвованіяхъ, другихъ пособіяхъ и народномъ трудѣ, но и въ безпрекословномъ повиновеніи поставленнымъ надъ народомъ властямъ.

 

«Я радуюсь, братья, сказано было далѣе въ читанномъ словѣ, и сердцемъ и душою, что иностранные народы признаютъ насъ достойными того благоволенія, которое оказалъ вамъ милостивый царь нашъ, даровавъ вамъ благотворный уставъ. Столько же радуюсь, что, будучи самъ увѣренъ въ томъ, могу увѣрить и васъ, что всѣ средства, которыми мы могли бы заслужить такое почетное для насъ благоволеніе, находятся въ нашихъ рукахъ и не зависятъ отъ случая или судьбы, ни даже отъ чужой помощи и милости, но единственно отъ нашей собственной воли. Если сравнимъ наше отечество съ другими просвѣщенными и развитыми землями, то можемъ замѣтить и къ радости и въ сожалѣнію нашему великую разницу. Не только мы сами можемъ не смущаясь утверждать, но и другіе народы должны безспорно согласиться съ тѣмъ, что у насъ сравнительно съ многими областями другихъ государствъ воздухъ благораствореннѣе, земля плодоноснѣе, народъ тѣломъ здоровѣе и крѣпче, духомъ бодрѣе, всѣми естественными дарами богаче и превосходнѣе, и что сверхъ всего этого Сербъ получилъ драгоцѣннѣйшее благо, въ которому стремятся донынѣ наиболѣе образованные между народами, что онъ полный господинъ своихъ имуществъ, произведеній и дѣлъ, что больше не работаетъ на спахій, не даетъ никому десятину, девятину или патину, что неограниченно занимается своими дѣлами и торговлею, и можетъ пользоваться всѣми правами и удобствами государственной жизни равномѣрно и безизъятно со всякимъ другимъ соотечественникомъ своимъ.

 

 

134

 

Какимъ же образомъ можетъ быть, что остальные народы, лишенные вовсе или въ нѣкоторой мѣрѣ этихъ благъ, могутъ быть счастливѣе и славнѣе Сербовъ, которые при такихъ благодѣяніахъ, обильно излитыхъ надъ ними промысломъ неба и правительства, еще и до сихъ поръ бѣдны, не образованы и не славны? Любезные мои! господство мира и правды дѣлаетъ государство государствомъ, умъ творитъ человѣка человѣкомъ, а просвѣщеніе даетъ ему его силу. Миръ есть богатая нива, а просвѣщеніе — плодоносное сѣмя, и когда благодѣтельные лучи правды падутъ на нихъ, рождаются счастіе и благосостояніе, слава и благодать. А потому славнѣйшими и счастливѣйшими государствами могутъ быть не тѣ только земли, въ которыхъ болѣе злата и другихъ богатствъ, но тѣ, въ которыхъ просвѣщенія больше и миръ тверже».

 

Изложивъ далѣе подробно, какъ всѣ эти условія политическаго счастія и успѣховъ достигаются только при взаимномъ согласіи и содѣйствіи правительства и народа, читавшій слово говорилъ отъ имени князя:

 

«Промыслъ поставилъ меня, чтобы я заботился о вашемъ счастіи, на васъ же наложилъ обязанность повиноваться моимъ законнымъ приказаніямь и любить другъ друга братски. Не забывайте же эту обязанность вашу, если желаете, чтобы благословеніе неба изливалось на васъ, и чтобы ваши владѣтели и покровители удостоивали васъ своего благоволенія, а просвѣщенные народы собратства. Знайте и помните это, что и лишь тогда буду въ силахъ возвысить ваше благосостояніе, если вы будете исполнять ваши обязанности относительно моего правительства, какъ повелѣлѣваетъ Богъ».

 

 

Народъ обѣщалъ князю исполнять его желанія, и даже изъявилъ намѣреніе подтвердить свое обѣщаніе письменно. Составленъ былъ адресъ на имя князя, который поднесенъ былъ ему кметами отъ имени населенія всего Бѣлградскаго округа, при чемъ бѣлградскій протоіерей, Іосифъ Стефановичь, произнесъ краткое слово къ князю. На другой день князь прибылъ въ Шабацъ, повсюду встрѣчаемый по деревнямъ и селамъ народомъ, посылавшимъ съ нимъ конныхъ проводниковъ своихъ. Въ Шабцѣ князя встрѣтилъ приличнымъ словомъ мѣстный протоіерей Іовань Павловичь; а на другой день послѣ обѣдни собрана была народная скупщина, къ которой послѣ нѣсколькихъ словъ, сказанныхъ княземъ, прочитана была таже самая рѣчь и точно также кметами Шабацкаго округа поднесенъ былъ адресъ. Кромѣ того въ Шабцѣ привѣтствовали Сербскаго князя австрійскія пограничныя власти изъ Кленка, имѣя во главѣ своей полковника барона Іовича. Подобнымъ же образомъ

 

 

135

 

и съ такою же обстановкою совершалось и дальнѣйшее путешествіе князя чрезъ Лозницу, Валѣво, село Лайковцы, Мершель, Чачакъ, Брусницу, монастырь Вратевшницу до Крагуевца. Въ Лайковцахъ сельчанки подносили князю въ даръ цвѣты; въ Мершелѣ народъ устроилъ стрѣльбу въ честь князя, а четыре ученика ужицкой прогимназіи прочли предъ нимъ эклогу, которую князь просилъ повторить, и наконецъ поднесенъ былъ адресъ отъ имени всего Ужицкаго округа, въ коемъ порицались прошлогоднія замѣшательства и высказана была мысль о необходимости сохранять и уважать земскій уставъ; въ Чачакѣ и Брусницѣ держаны были народныя скупщины въ присутствіи Іована Обреновича и ужицкаго епископа Никифора Максиновича; изъ монастыря Вратевшницы князь ѣздилъ въ Цернучу осмотрѣть водяную нельницу и домъ, гдѣ Милошъ и Любица жили предъ началомъ возстанія 1815 года. Встрѣча въ Крагуевцѣ была торжественнѣе и многочисленнѣе, чѣмъ гдѣ либо, и также окончилась народною скупщиною. Въ Крагуевцѣ доктора Пацека смѣнилъ чачакскій окружной физикъ, докторъ Карлъ Беллони. Въ селѣ Бѣлушичѣ созвана была скупщина изъ Ягодинскаго округа. Въ Крушевцѣ князь праздновалъ день своего рожденія; по окончаніи дѣлъ съ мѣстною скупщиною князь посѣтилъ Алексинацъ, гдѣ осмотрѣлъ карантинъ и почту, оттуда поѣхалъ чрезъ Паратинъ, Тюпрію, монастырь Раваницу, село Поповичи въ Свиляйнацъ, гдѣ останавливался въ домѣ члена совѣта Милосава Здравковича; оттуда чрезъ село Ореховицу, онъ проѣхалъ въ Пожаревацъ и Смедерево: вездѣ собираемъ былъ народъ, читана рѣчь и подаваены адресы. 14 сентября князь возвратился въ Бѣлградъ.

 

Въ Бѣлградѣ князя ожидало окончаніе слѣдствія и суда надъ Гаемъ Вукомановичемъ и участниками въ послѣднемъ заговорѣ. Всѣхъ приговоренныхъ по этому дѣлу было 39 человѣкъ, въ томъ числѣ 7 солдатъ, коихъ судилъ военньій судъ, а остальныхъ гражданскій. Изъ солдатъ двое приговорены были къ смерти, трое къ прогнанію сквозь строй и двое къ тѣлесному наказанію. Изъ остальныхъ заговорщиковъ Гая Вукомановичь приговоренъ былъ въ лишенію своего званія, отнятію у него діпломовъ на площади предъ народомъ, уплатѣ третьей части издержекъ причиненныхъ мятеженъ и 15-лѣтнему тяжкому заключенію; четверо изъ его участниковъ были приговоренн въ первой инстанціи въ смертной казни, но апелляціонный судъ замѣнилъ ее продолжительнымъ тюремнымъ заключеніемь. Панта Ковичь кромѣ того приговоренъ былъ въ уплатѣ четвертой части издержекъ; остальные расходы по всему дѣлу

 

 

136

 

падали на другихъ обвиненныхъ, наказаніе которыхъ состояло въ заключеніи отъ 2 до 12 лѣтъ. Княгиня Любица долго хлопотала о смягченіи наказаній, но не могла достичь своихъ цѣлей. 25 октября въ оффиціальной газетѣ былъ обнародованъ приговоръ надъ всѣми виновными съ такимъ замѣчаніемъ:

 

«эти приговоры, которые нельзя назвать строгими въ виду задуманнаго преступленія, его свѣтюсть, милостивѣйшій князь и господарь нашъ подтвердвилъ, въ чему побудили его частые въ столь короткое время мятежные замыслы, которые грозили общему порядку. Онъ донынѣ, по природной своей благости, смягчалъ назначенныя судомъ соразмѣрно съ преступленіями наказанія, надѣясь, что преступники будутъ склонены такою милостію навсегда отстать отъ противозаконныхъ и достойныхъ казней, подобныхъ прежнимъ, покушеній. Но этою милостію люди безпокойнаго духа злоупотребляли; изданныя прокламаціи, клонившіяся къ миру, благу и развитію отечества, не были приняты въ уваженіе безпокойными людьми; теперь же мы можемъ надѣяться, что нынѣшній случай отвратитъ всякаго злоумышленника отъ дурныхъ и противузаконныхъ замысловъ и намѣреній, ибо они увидятъ, что заслуженная казнь не минуетъ ихъ».

 

Въ тотъ же день приведены были въ исполненіе приговоры надъ солдатами; изъ нихъ осужденные на смертную казнь совѣтовали присутствовавшему при казни народу, не мутиться по пустому. До этого дня Любица все еще надѣялась, что князь проститъ ея брата; но, видя рѣшимость князя, она убѣдила почетнѣйшихъ между бѣлградскими гражданами просить смягченія приговоровъ, которые еще не были приведены въ исполненіе. Протичь и Раевичь, противъ которыхъ отчасти былъ направленъ заговоръ, присоединили къ нимъ свои просьбы. Князь согласился только замѣнить смертную казнь, которая должна была постигнуть еще Николая Киромана изъ Бѣлграда и Благое Міяйловича изъ Кука, вѣчнымъ заключеніемъ; остальные же приговоры остались во всей ихъ силѣ. По окончаніи этого процесса вернулся въ Бѣлградъ и Ефремъ Обреновичь [32].

 

Между тѣмъ дѣю о возвращеніи уставобранителей въ Сербію не подвигалось впередъ, вызывая переписку между Петербургомъ, Константинополемъ и Бѣлградомъ. Уставобранители упорствовала по прежнему. Порта была на ихъ сторонѣ, и когда русскій дворъ одобрилъ соглашеніе княза Михаила съ барономъ Ливеномъ, она сама, какъ уже было сказано, измѣнила эти условія. Князь жаловался, что его заставляютъ перерѣшать дѣло, по которому уже однажды состоялось соглашеніе; но потомъ

 

 

137

 

долженъ былъ согласиться на уступки, хотя русская миссія и держалась того убѣжденія, что достоинство князя должно остаться не поврежденнымъ во всемъ своемъ значеніи. Стараясь склонить князя къ полнѣйшему примиренію съ опальными старѣйшинами, русское посольство немогло однакожь не признать за нимъ готовности сдѣлать съ своей стороны все, чтò отъ него зависѣло. Партія Вучича, полагавшая, что покровительство Россіи должно простираться исключительно на нее, не понимала, что на русскомъ правительствѣ лежала болѣе важная обязанность заботиться не о нихъ однихъ, но и о спокойствіи цѣлаго народа. За то русской дипломатіи вообще и русскому посольству въ Константинополѣ въ особенности, выпало на долю нѣсколько оскорбительныхъ статей въ Сербскихъ Народныхъ Новинахъ, державшихъ сторону уставобранителей. А нѣмецкая газета, издававшаяся въ Загребѣ, извѣстила, что Вучичь узнавъ о рѣшеніи русскаго двора, «высказалъ въ глаза повѣренному въ дѣлахъ при Портѣ В. И. Титову (который совершенно справедливъ не довѣрялъ опальнымъ старѣйшинамъ) много истинъ и объявилъ, что скорѣе согласится быть австрійскимъ подданнымъ, чѣмь принять предлагаемый ему паспортъ на прожитіе въ Россіи, чѣмъ г. Титовъ былъ очень удивленъ и взволнованъ». Не смотря на то, тотъ же самый повѣренный въ дѣлахъ писалъ князю Михаилу отъ 22 октября:

 

«письмомъ отъ 5 сентября, г. вице ванцлеръ изложилъ вашей свѣтлости разныя существенныя для блага вашего внушенія, и увѣдомилъ что дѣло старѣйшинъ подлежитъ окончательно верховной власти султана, и мнѣ поручено объясниться съ Портою, сообщить вамъ приличные совѣты, а старѣйшинамъ увѣщанія. Вслѣдствіе сего Порта, имѣя сенедъ и дополнительныя представленія ваши, рѣшила не требовать отъ сербскаго правительства новыхъ оффиціальныхъ условій, а старѣйшинамъ и прочимъ выходцамъ подтвердить, что если они воротятся, возложивъ надежду на вашу благосклонность и правосудіе, то могутъ вполнѣ считать не только на соблюденіе обѣщаній, данныхъ предъ лицемъ обоихъ дворовъ, но и на откровенное расположеніе вашей свѣтлости предать забвенію прошедшее, содѣйствовать къ улучшенію ихъ участи и доставить имъ, соразмѣрно достоинствамъ и прежнимъ заслугамъ каждаго, случай быть полезными отечеству».

 

За тѣмъ сказано было, что старѣйшины возвращаются; Порта выдаетъ имъ сумму, предложенную имъ княземъ на путевыя издержки, а вмѣстѣ съ тѣмъ чрезъ посылаемаго въ Бѣлградъ турецкаго чиновника пишетъ о нихъ тамошнему пашѣ, князю и рекомендуетъ вообще участь и личныя

 

 

138

 

нужды ихъ, въ надеждѣ на снисходительность и справедливое его къ нимъ вниманіе.

 

«Теперь надлежитъ вашей свѣтлости, говорилось далѣе въ письмѣ, оправдать возложенное на васъ довѣріе. Заботясь о поддержаніи законной власти въ Сербіи, Россія и Порта не стѣсняютъ васъ подробными условіями, но вамъ самимъ предоставляютъ заслугу довершить искреннее примиреніе Сербовъ между собою, доказавъ отъ самаго начала Сербамъ, что сенедъ не останется мертвою буквою, но будетъ соблюдаемъ добросовѣстно, благонамѣренно и въ полномъ своемъ объемѣ. Въ бытность свою здѣсь они удостовѣрились, что и долгъ ихъ и выгода требуютъ почтительности къ вамъ. Въ замѣнъ сего, ваша свѣтлость, будьте привѣтливы къ ихъ усердію, снисходительны къ жалобамъ, справедливы къ ихъ заслугамъ и способностямъ. Отъ вашей прозорливости не укроется, что изъ числа ихъ второкласные чиновники, неимѣя назначенныхъ заранѣе пенсій, находятся въ особенно тѣсныхъ обстоятельствахъ. Весьма бы желательно было ускорить по возможности ихъ опредѣлеыіе въ должности, или покуда преподать имъ пособія, въ коихъ нуждаются и которыхъ ждутъ отъ щедрости вашей. Таковы совѣты, кои на сей разъ я обязанъ внушить вашей свѣтлости, руководствуясь начертаніями императорскаго министерства. Откройте мнѣ способъ донести ему, что попеченіями вашими Сербія достигла совершенной тишины и что слѣды прошлогоднихъ неудовольствій вполнѣ изгладились».

 

Недостатка искренности въ дѣйствіяхъ молодаго князя не было; напротивъ въ этомъ можно было упрекнуть партію Вучича. Хотя между приверженцами князя и были такіе, которые относились не благосклонно къ тѣмъ уступкамъ, которыя уже были сдѣланы княземъ, послѣдній оставался вѣрнымъ данному имъ слову рано или поздно возвратить отдѣлявшихся отъ него чиновниковъ на родину. Такъ одинъ изъ прежнихъ чиновниковъ Сербіи, получившій уже пенсію и проживавшій въ Новомъ Садѣ, узнавъ изъ газетъ, что князь позвалъ назадъ уставообранителей и согласился выдать имъ 50.000 піастровъ, писалъ ему, чтобы онъ не принималъ въ службу бѣглецовъ, ибо «если никто не можеть принудить султана, чтобы онъ возвратилъ на великое визирство Хозрефъ-пашу, то кто же можетъ принудить васъ принять снова уставобранителей». Князь Михаилъ отвѣчалъ писавшему любезнымъ образомъ, но не покидалъ мысли о примиреніи съ уставобранителями. Послѣдніе же дѣйствовали иначе. Не успѣвъ склонить русское посольство въ болѣе энергическому предстательству за нихъ, они рѣшились порвать связь

 

 

139

 

между своимъ дѣломъ и покровительствомъ, которое было оказываемо имъ русскими дипломатами; но при этомъ они дѣйствовали такъ скрытно, что русская дипломатія узнала объ образѣ ихъ дѣйствій не ранѣе какъ черезъ годъ. Они прибѣгли къ той же хитрости и къ тому же средству, при помощи которыхъ имъ удалось свергнуть Милоша. Вучичь и Петроніевичь объявили Портѣ, что Россія всегда побуждада Сербовъ, Болгаръ, Герцеговинцевъ и Черногорцевъ къ возстанію противъ султана съ цѣлію основать изъ ихъ земель одну Славянскую державу подъ исключитедьнымъ вліяніемъ Россіи; она думала о томъ еще во времена Милоша, который, какъ увѣряли теперь уставобранители въ противность своимъ прежнимъ показаніямъ, былъ большимъ препятствіемъ тому по своему характеру; они даже говорили, что вмѣстѣ съ своими подручниками, получая деньги въ Константипополѣ и въ Бѣлградѣ, сначала обѣщали содѣйствовать къ выполненію такихъ плановъ, но теперь, послѣ изгнанія ихъ изъ Сербіи, рѣшились повѣрить Портѣ эту тайну. Правда они немогли представить никакихъ ясныхъ доказательствъ въ подтвержденіе своего извѣта, не могли даже сообщить въ подробности планъ возстановленія Славянской державы на сѣверѣ Балканскаго полуострова; но уже и такое показаніе ихъ было достаточно, чтобы возбудить подозрительность въ Портѣ, политика которой по достиженіи всѣхъ своихъ цѣлей въ египетскомъ вопросѣ, стала видимо измѣняться относительно Россіи, и эта подозрительность распространилась не только на Россію, но и на Сербію, въ сосѣдствѣ съ которою волновались турецкіе христіане. Но еще болѣе важнымъ послѣдствіемъ извѣтовъ Вучича и Петровіевича было возникшее въ Портѣ убѣжденіе о необходимости не только возвратить въ Сербію этихъ связавшихъ свою судьбу съ турецкими интересами правителей, но и немедленно возстановить ихъ во всемъ прежнемъ значеніи. Опираясь на ихъ власть и преданность, Порта когда оставаться спокойною относительно Сербіи. Въ то же время въ Сербскихъ Народныхъ Новинахъ помѣщаемы были корреспонденціи съ сербской границы, враждебныя Россіи. Въ одной изъ нихъ было сказано:

 

«вопреки общей надеждѣ уставобранители пали! еще когда Муса-ефенди поддерживалъ ихъ, говорено было этимъ мученикамъ Россіи, чтобы не расчитывали много на великомощное слово Россіи и остерегались вдаваться въ горделивую политику ея съ ними, ибо всѣ обѣщанія ея пишутся на водѣ. Русскій гигантъ въ своихъ исполинскихъ шагахъ и далеко посягающихъ видахъ легко можетъ обойти ихъ и потопить, какъ песчаныя пылинки въ неизмѣримомъ

 

 

140

 

морѣ, въ своихъ планахъ. Тогда они смѣялись этому пророчеству, которое казалось преждевременнымъ и порицалось общественнымъ мнѣніемъ; а теперь начинаютъ убѣждаться, хотя и поздно, въ его справедлввости. Между тѣмъ всякое зло имѣетъ какую либо хорошую сторону, и это темное дѣло полезно тѣмъ для Сербовъ, что, подобно каждой тьмѣ, можетъ разширить зрѣніе сербскихъ очей, и открыть имъ, чтò такое братья. Непонятно, какъ князь Милошъ, при всей своей необразованности, проникъ сквозь завѣсы братства, православія и т. п. и удалился отъ сѣвера, хотя вслѣдствіе такихъ стремленій и наступилъ конецъ его власти. Всѣ позднѣйшія событія: изданіе и нарушеніе устава, были мелочами; ими только развился до конца клубъ нитей, откинутый прежде; но если бы Милошъ захотѣлъ быть орудіемъ покровительства, то могъ бы поступать съ уставомъ точно также, какъ Лютеръ съ буллою, особенно въ Турціи, гдѣ одно приказываетея, а противвое тому исполннется. Но какъ бы то ни было: на Сербской сценѣ разыграны два акта, оба трагическіе, и занавѣсъ снова опущенъ; жаль если третій актъ будетъ комическій. Присоединю къ этому одинъ политическій барометръ сербскаго развитія: я не буду наполнять его ртутью, но хладнокровіемъ Сербовъ въ Русскимъ: если оно будетъ возвышаться, то послужитъ признакомъ свѣтлыхъ дней, въ противномъ случаѣ признакомъ дней смутныхъ и нерадостныхъ. Я признаю, что Русскій радъ Сербу, но какъ господинъ слугѣ, въ которомъ увѣренъ, что онъ будетъ дѣйствовать по его первому мановенію. Я признаю, что Русскіе возвысили состояніе Сербіи своими договорами съ Турціей. Но я бы желалъ только, чтобъ Сербы совершили теперь еще одинъ чрезвычайный шагъ, чтобы они протестовали противъ всякаго благодѣянія. Россія донынѣ посредствомъ Сербіи исполнила только свой расчитанный на столѣтія планъ ослабленія Турція, и когда ея орелъ не могъ коснуться своимъ клювомъ башни св. Софіи, то пожелалъ распространить свои покровительственныя крылья отъ Чернаго моря до Авалы (гора бливъ Бѣлграда); а такое покровительство уже есть на половину владычество. Съ тѣхъ поръ Сербія вмѣстѣ съ льготами, которыя бы явились сами собой по духу времени и по ходатайству другихъ державъ, имѣетъ вмѣсто одного, двухъ господарей; и если когда либо будетъ поднятъ вопросъ о сербской самостоятельности, то для Сербіи легче будетъ освободиться отъ Турецкаго ига, чѣмъ отъ русской пріязни. Время! будь мнѣ свидѣтелемъ».

 

 

Въ другой корреспонденціи сказано было еще рѣшительнѣе:

 

 

141

 

«гонимые сыны Сербіи, которые искали спасенія въ Стамбулѣ, возвращаются на этихъ дняхъ домой. Вся распря имѣла своимъ источникомъ борьбу за званіе. Но къ этоху приплелось много другихъ обстоятельствъ, ибо извнѣ старались обратить это дѣло на свою пользу. Многіе удивлялись, какъ могла русская политика согласиться на то, чтобы Сербіи и Сербскому народу даны были конституція и свобода, когда въ самой Россім онѣ ни за что не даются ея народамъ; а нынѣ опять нѣкоторые, а можетъ быть тѣже самые люди, удивляются, что русская политика допустила пасть тѣхъ людей, которые дѣйствительно искали устава, и съ которыми она дѣйствовала въ этомъ случаѣ за одно. Но тутъ нѣтъ никакого чуда для тѣхъ, кто видитъ, что уставъ былъ брошенъ князю Милошу подъ ноги, какъ камень, о который онъ споткнулся, благодаря своей стремительности и подстрекательству другихъ, а потомъ стольже быстро погибли и тѣ, которые начали управлять и дѣйствовать послѣ него по уставу совершенно конституціонно (!); а особенно для тѣхъ, кто видитъ наконецъ, что вліяніе русской политики въ этой зеилѣ нынѣ тамъ распространилось и утвердилось, какъ никогда еще прежде. Все это дѣло, показывающее, что люди, о которыхъ всѣ думали, что они находятся подъ крыломъ русской политики, такъ обманулись, можеть принести за собой одно доброе послѣдствіе, ибо падетъ ледяною каплею на головы тѣхъ, мозгъ которыхъ разгоряченъ руссолюбіемъ. Не могу сказать, что такихъ людей много въ Сербскомъ народѣ, а всего менѣе къ нимъ принадлежатъ люди, понимающіе дѣло; но есть и такіе, которые такъ разсуждаютъ, что посторонній человѣкъ можетъ подумать, будто они желаютъ, чтобы старая Сербія точно также сдѣлалась губерніей русскаго царства, какъ сдѣлалась новая Сербія (Славяно Сербскій уѣздъ Екатеринославской губерніи), и здѣшніе Сербы такими же Русскими, какъ тамошніе» [33].

 

Генералъ Гауеръ, чрезъ руки котораго шли всѣ подобныя кореспонденціи, широко раскинувшій свои сѣти, поспѣвалъ всюду. Въ то время, какъ австрійскія пограничныя власти пріѣзжали въ Бѣлградъ толпою для поздравленія князя Михаила со дненъ его именинъ, Гауеръ успѣлъ покутить съ Кіамиль-пашою на ночномъ рамазанскомъ торжествѣ, и потомъ съѣздить въ Видинъ и Браиловъ. Посѣтивъ всѣ берега Сербіи и Валахіи, онъ встрѣтилъ въ старой Оршовѣ возвращавшихся изъ Константинополя Сербскихъ старѣйшинъ: Вучича, Стефановича, протоіереи Ненадовича, Илью Гарашанина, Пауна Янковича, Ефрема Ненадовича и Іована Вельковича, съ которыми былъ и турецкій коммисаръ

 

 

142

 

Еминъ-эфенди. Авраамъ Петроніевичь и старый Гарашанинъ ѣхали сзади ихъ; за ними уже слѣдовали Сербы, находившіеся въ Видинѣ; Стоянъ Симичь все еще жилъ въ Валахіи. Большая часть возвращавшихся вступили въ Радуевацкій карантинъ; но нѣкоторые, въ томъ числѣ и Вучичь, отправились въ Землинъ на одномъ пароходѣ съ Гауеромъ. При своемъ свиданіи съ нимъ, они высказали ему свои объясненія, почему Россія не помогла имъ возвратиться въ Сербію на тѣхъ условіяхъ, какія выставляли они. Въ Пештскихъ Новинахъ, извѣщавшихъ о пріѣздѣ уставобранителей было сказано, что «на ихъ лицахъ не видать унынія; всѣ бодры и веселы, и по видимому вполнѣ убѣждены въ своей невинности и даже надѣются со временемъ на полное торжество». Въ бѣлградской оффиціальной газетѣ также было заявлено о прибытіи возвращавшихся на родину Сербовъ на границы княжества, при чемъ сказано было, что князь, простившій имъ всѣ ихъ ошибки, охотно приметъ ихъ въ службу, если они дадутъ ему возможность къ тому своимъ добрымъ поведеніемъ. О приближеніи уставобранителей къ Бѣлграду жители послѣдняго узнали по пушечнымъ выстрѣламъ, которыми турецкая крѣпость привѣтствовала Еминъ-эфенди, бывшаго съ ними за томъ же пароходѣ. Явившіеся въ Бѣлградъ были приняты ихъ знакомыми друзьями, но все ограничивалось родственными ласками. Когда они явились въ князю, то встрѣтили также благосклонный пріемъ; и кому изъ нихъ обѣщаны были пенсіи, то таковыя имъ были выданы, но въ службу ихъ не принимали. Ихъ пріѣздъ произвелъ волненіе въ чиновникахъ, занимавшихъ тѣ мѣста, которыя прежде принадлежали имъ. Главнѣйшіе между противнвками княжеской власти, какъ люди богатые, не имѣли надобности въ поддержкѣ своего существованія только службою: ибо всѣ бѣглецы, пока жили въ Константинополѣ, получали отъ Порты отъ 3.000 до 4.000 піастровъ въ мѣсацъ, такъ что не тратили собственныхъ денегъ на жизнь внѣ отечества; потомъ сербское правительство должно было назначить пенсіи большей части изъ нихъ; кромѣ того Ненадовичу турецкое правительство подарило одинъ изъ принадлежавшихъ ему въ Бѣлградѣ домовъ, цѣнившійси въ 4.000 дукатовъ; Петроніевичь окончилъ расчеты съ видинскимъ пашою, который имѣлъ его своимъ товарищемъ по торговлѣ солью съ Сербіей, и получилъ отъ него 15.000 дукатовъ; дѣла Стояна Симича, имѣвшаго торговыя занятія въ Валахіи, шли лучше всѣхъ. Но Вучичь болѣе другихъ былъ недоволенъ рѣшеніемъ Порты и никакъ не хотѣлъ мириться съ княземъ. Отъ себя и отъ имени друзей своихъ онъ сообщилъ

 

 

143

 

Гауеру, Кіамиль-пашѣ и Еминъ-эфенди, что они не вернутся въ Сербію до тѣхъ поръ, пока князь не рѣшится возстановить ихъ въ ихъ прежнихъ званіяхъ; такимъ образомъ вожди уставобранителей, долженствовавшіе возвратиться въ отечество на условіяхъ, принятыхъ княземъ и утвержденныхъ Россіей и Портой, продолжали отвергать эти условія. Послѣ нѣкоторыхъ убѣжденій со стороны коммисара, они согласились наконецъ, чтобы новые попечители были удалены отъ своихъ мѣстъ и мѣста ихъ отданы были возвращавшимся. Носились даже слухи, что нѣкоторые изъ попечителей сами предлагали князю уволить ихъ отъ службы и принять прежнихъ. Прежде однакожь, чѣмъ достичь желаній пріѣхавшихъ съ нимъ бѣглецовъ, турецкій коммисаръ требовалъ отъ сербскаго правительства, чтобы оно, кромѣ высланныхъ прежде 50.000 піастровъ, уплатило еще Портѣ 500.000 за содержаніе ихъ въ Константинополѣ и 137.000 за провозъ ихъ изъ Константинополя и Видина въ Сербію. Но сербской казнѣ и безъ того уже причинены были большіе убытки волненіями послѣднихъ двухъ лѣтъ. Князь созвалъ Совѣтъ, чтобы разрѣшить этотъ вопросъ и члены Совѣта не могли придумать ни какой другой мѣры, какъ возвышеніе народной подати съ 5 талеровъ на 6-ть; но это значило бы, что правительство намѣревается всѣ матеріальныя послѣдствія отъ своей ссоры съ отложившимися отъ него старѣйшинами перенести на народъ, что давало въ руки противниковъ князя сильное средство въ возбужденію народа противъ него. Князь не принялъ мнѣнія Совѣта; его поддерживалъ старѣйшій изъ членовъ Совѣта Милета Радойковичь, который отвергалъ необходимость всякаго денежнаго пособія возвратившимся. Ему возражалъ попечитель иностранныхъ дѣлъ Георгій Протичь; но Радойковичь объявилъ, что онъ скорѣе рѣшится взять знамя и поднять народъ, чѣмъ согласиться на такое требованіе. Турецкій коммисаръ долженъ былъ писать въ Константинополь о томъ, что сербское правительство не соглашается ни на одно изъ новыхъ требованій [34].

 

Почти два мѣсяца спорный вопросъ оставался въ прежнемъ положеніи и Еминъ-Эфенди ожидалъ отвѣта Порты, проживая въ бѣлградской крѣпости. Русскіе дипломаты, сдѣлавъ съ своей стороны все, что было въ ихъ власти, не мѣшались болѣе въ это дѣло. Уставобранители по обычаю пугали своихъ противниковъ въ Пештскихъ Новинахъ. Такъ въ корреспонденціи отъ 2 февраля 1842 года они писали:

 

«до нынѣ еще не получено въ Сербіи никакого рѣшенія отъ Порты; но говорятъ, что Порта уже предложила все дѣло Европейской

 

 

144

 

конференціи. Здѣсь поговариваютъ: счто такое Порта для насъ?» — Хорошо, мои господа, вы будете имѣть дѣло не съ Портою, а съ Европою? А имѣете ли вы силу вступить въ несогласіе съ Европою? И тутъ вы будете отвѣчать, что ничего не имѣете противъ Европы; но Европа броситъ вамъ подъ ноги, какъ и Мегметъ-Али, препоны, чрезъ которыя вамъ придется скакать, какъ скакалъ Египетскій паша. Лучше подумайте, сколько храбрыхъ воеводъ, сколько крѣпостей, сколько пушекъ, сколько морскихъ судовъ имѣлъ Мегметъ-Али, кромѣ того 50.000.000 талеровъ въ кассѣ и еще вѣрнаго союзника въ моровой язвѣ и все таки долженъ бѣлъ покориться въ четыре мѣсяца! У него было войско; но и его разбили: а что имѣете вы?» Но въ Бѣлградѣ мало безпокоились угрозами уставобранителей: тамъ усердно занимались образованіемъ школьнаго гошпитальнаго фонда, устройствомъ ученаго общества въ Сербіи и театра. Вообще внутреннее управленіе Михаила Обреновича отличалось тѣмъ, что обращало наибольшее вниманіе на умственное развитіе народа. Единственно выходившимъ изъ ряда другихъ событій была смерть вдовы Кара-Георгія Елены, умершей 25 генваря 1842 года на 70 году своей жизни. Вдовѣ перваго верховнаго вождя Сербовъ правительство устроено торжественное погребеніе: церковная служба была совершена митрополитомъ съ многочисленнымъ духовенствомъ, князь провожалъ похоронное шествіе до городскихъ воротъ; княгиня Любица провожала гробъ до селенія Тополы, гдѣ покойная завѣщала себя похоронить вмѣстѣ съ мужемъ; на пути и въ самой Тополѣ толпы народа встрѣчали гробъ и завазывали панихиды по умершей. Судьба словно хотѣла помочь противникамъ Обреновичей, напоминая народу о прежнемъ верховномъ вождѣ его.

 

Ничто не приводило Порту въ такое бѣшенство, какъ молчаніе сербскаго правительства. Противники послѣдняго выставляли въ своемъ органѣ это молчаніе, какъ неспособность сербскихъ попечителей въ политическихъ дѣлахъ. Они чрезъ своихъ приверженцевъ старались внушить и народу мысль о бездарности Протича, Раевича и Радичевича, занимавшихъ мѣста, которыя по всей справедливости слѣдовало, говорили они, передать прежнимъ старѣйшинамъ. Дѣйствительно сотрудники князя Михаила не отличались ни энергіей, ни способностями, и въ тоже время они ни сколько не были лучше своихъ предшествениковъ въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ дѣло касалось ихъ личныхъ выгодъ. За все время управленія ихъ въ Совѣтъ не поступило ни одного отчета, такъ что князь и Совѣть

 

 

145

 

должны были нарядить ревизію дѣлъ и суммъ по всѣмъ вѣдомствамъ. Пештская газета ловила каждый случай, который могъ послужить ко вреду сербскаго правительства; а особенно нападала она на попечителя внутреннихъ дѣлъ Раевича, упрекая его въ грубомъ обращеніи съ людьми, попечителя правосудія Радичевича, который будто бы не былъ достаточно твердъ въ юридическихъ свѣдѣніяхъ, чтò должно было отзываться на ходѣ судебныхъ дѣлъ въ Сербіи, тѣмъ болѣе, что гражданскій и уголовные уставы еще не были изданы. Іованъ Хаджичь, проживавшій въ Новомъ Садѣ, хотя и пріѣзжалъ по временамъ въ Бѣлградъ, но трудъ его еще былъ даденъ отъ своего окончанія. На попечителя же финансовъ падали главнымъ образомъ всѣ обвиненія, касавшіяся безотчетности денежнаго управленія [35].

 

Начинавшаяся снова вражда между членами сербскаго правительства и возвратившимися уставобранителями должна была отозваться и на отношеніяхъ бѣлградскаго паши къ князю и на расположеніи австрійскихъ пограничныхъ властей въ Сербіи. Бѣлградскій паша почти прервалъ свои сношенія съ княземъ; Порта, крайне недовольная Михаиломъ, хранила молчаніе о спорномъ вопросѣ и готовилась напасть на Сербію съ другими требовавіями. Поводомъ къ тому послужили продолжавшіяся волненія въ Босніи и Болгаріи. Не смотря на то, что Порта стянула значительное количество войскъ въ провинціи, гдѣ шла распря между мусульманами и христіанами, такъ что Сербія казалась какъ бы окруженною со всѣхъ сторонъ турецкою арміей, злоупотребленія мѣстныхъ властей и фанатизмъ магометанъ были причиною того, что пресдѣдованіе райи продолжалось и число бѣглецовъ въ Сербію увеличивалось съ каждымъ мѣсацемъ. Въ началѣ 1842 г. изъ этой кровавой драмы рѣзко выдѣлилось одно событіе, обратившее за себя вниманіе всѣхъ европейскихъ газетъ. Сараевскій митрополитъ Амвросій, въ продолженіе своего, болѣе чѣмъ пятилѣтняго, управленія боснійскою епархіей показывалъ себя, сколько это зависѣло отъ него и насколько дозволяло собственное его положеніе, ревностнымъ защитникомъ христіанъ противъ несправедливостей магометанскихъ властей и нападеній ихъ на религіозные интересы ввѣренной ему паствы. Имя его стало извѣстно Портѣ по письменнымъ жалобамъ его вмѣстѣ съ христіанами, неоднократно отправленнымъ въ Константинополь; а потому гоненіе турецкихъ властей обратилось и на него самаго. По повелѣнію верховнаго визиря, константинопольскій патріархъ приказалъ ему оставить его паству и отправиться въ Эносъ за жітье.

 

 

146

 

Смѣненный безъ вины, безъ изслѣдованія, безъ выслушанія объясненій его, принужденный при томъ продать все свое имущество, даже архіерейское облаченіе, чтобы выплатить долги, сдѣланные имъ на пользу паствы, Амвросій изъ опасенія дальнѣйшихъ гоненій и не надѣясь на защиту патріарха, перешелъ въ Сербію въ надеждѣ найти тамъ спокойное убѣжище. Такъ покрайней мѣрѣ говорилъ онъ князю Михаилу и русскому консулу. Ему было объявлено, что онъ можетъ свободно оставаться въ Бѣлградѣ, если только турецкое правительство не будетъ требовать высылки его оттуда, но что въ такомъ случаѣ сербское правительство обязано будетъ исполнить повелѣніе Порты. Появленіе Амвросія въ Сербіи возбудило любопытство паши и австрійскаго генерала Гауера, все еще проживавшаго въ Землинѣ. Первый призывалъ къ себѣ Амвросія и выслушавъ отъ него подробное исчисленіе несправедливостей, жертвою которыхъ онъ сдѣлался, совѣтовалъ ему ѣхать въ Константинополь, гдѣ по объясненіи дѣла конечно будетъ оказано ему всякое удовлетвореніе, о чемъ онъ, паша, и не преминетъ сдѣлать свое представленіе правительству. Генералъ Гауеръ нарочно пріѣзжалъ въ Бѣлградъ для свиданія съ Амвросіемъ и сначала тоже внушалъ ему, чтобъ онъ отправился въ Константинополь подъ защиту австрійскаго интернунція, въ которому Гауеръ обязывался писать въ пользу митрополита; но потомъ перемѣнилъ свой образъ мыслей, убѣждая Амвросія приготовить прошеніе на имя императора Фердинанда о дозволеніи ему поселиться въ одномъ изъ православныхъ монастырей въ южной Венгріи и о назначеніи нѣкотораго содержанія: Гауеръ брался представить такое прошеніе вѣнскому двору и исходатайствовать его согласіе. Австрійскій же консулъ Атанацковичь, съ которымъ Гауеръ обходился свысока, и который уже не разъ видѣлъ себя обойденнымъ въ дипломатическихъ дѣлахъ, касавшихся Сербіи и сосѣднихъ съ нею провинцій, напротивъ далъ замѣтить митрополиту, что генералъ дѣлаетъ ему подобное обѣщаніе единственно для того, чтобы вывѣдать отъ него какія либо подробности о политическомъ состоянія Босніи, и совѣтовалъ отправиться въ Валахію, гдѣ онъ можетъ найти кромѣ единовѣрцевъ и убѣжище гораздо вѣрнѣйшее, чѣмъ во владѣніяхъ Австріи. Но митрополитъ желалъ лучше бы ѣхать въ Россію и потому, объявивъ пашѣ и австрійскому генералу, что онъ оставитъ Сербію, самъ сталъ готовиться къ отъѣзду въ Валахію и Молдавію, чтобы оттуда перебраться въ Россію. Въ Константинополѣ узнали обо всемъ этомъ уже тогда, когда Амвросій

 

 

147

 

былъ далеко отъ Сербіи и подозрѣвали, что сербское правительство и русское консульство оказали митрополиту пособіе. Старая консервативная партія, которая господствовала въ то время въ Константинополѣ, причла это произшествіе къ прежнимъ винамъ сербскаго правительства и горѣла желаніемъ возстановить Вучича, Петроніевича и Симича, вообще такъ называемыхъ уставобранителей, въ ихъ прежнихъ званіяхъ, ибо въ этомъ видѣла ручательство, что Сербія будетъ покорна предъ всѣми требованіями Порты. Въ этомъ случаѣ Кіамиль-паша, какъ Турокъ стараго закала, скорѣе всего могъ быть исполнителемъ желаній господствовавшей тогда въ Константинополѣ партіи. Но у него еще былъ ловкій помощникъ, пользовавшійся властію вдоль австрійскихъ границъ по Савѣ и Дунаю, соприкасающихся съ Сербіей, имѣвшій пропасть свободнаго временн, знакомый намъ генералъ Гауеръ, который проживалъ въ Землинѣ подъ предлогомъ расчистки русла Савы и Дуная, вмѣшивался во всѣ интриги, сходившіяся въ Бѣлградѣ, переписывался съ Молдавіей и Валахіей, сносился съ Видиномъ, Травникомъ и Сараевомъ, посылалъ чрезъ своихъ переводчиковъ корреспонденціи въ Пештскія Народныя Новины и имѣлъ агентовъ въ Сербіи, помимо австрійскаго консульства. Главною цѣлію его дѣйствій было подорвать вліяніе Россіи въ странахъ, лежавшихъ по нижнему теченію Дуная. По поводу событій на послѣднемъ валашскомъ сеймѣ, онъ написалъ статью въ защиту князя Гики и противъ Россіи, которая была напечатана въ Пештской газетѣ. Но въ Сербіи русская дипломатія признала за дѣйствіями князя добросовѣстность и склонность къ мирному правленію; этого достаточно было, чтобы Гауеръ принялъ подъ свою защиту сербскихъ уставобранителей, добивавшихся несравненно большихъ уступокъ со стороны князя, чѣмъ выговорила въ пользу ихъ Россія. Конечно при этомъ Гауеръ вовсе не заботился ни объ интересахъ Сербіи и Турціи, ни о выгодахъ Вучича съ товарищаии или расположеніи Кіамиль-паши; единственною и прямою цѣлію его было подорвать русское вліяніе въ Сербіи, Молдавіи и Валахіи, привлечь ихъ подъ особенное покровительство Австріи и распространить ея вліяніе на Болгарію, Боснію и Герцеговину. Гауеръ бывалъ раза два въ недѣлю въ Бѣлградѣ, иногда ночевалъ у паши; открыто принималъ у себя въ Землинѣ уставобранителей и усердно хлопоталъ за нихъ предъ княземъ. Въ томъ же Землинѣ проживали англійскій консулъ Тонасъ Гренье-фонъ-Бланкъ и французскій консулъ Кодригъ подъ предлогомъ, что въ Бѣлградѣ не могутъ найти удобнаго помѣщенія. Гауеръ

 

 

148

 

посѣщалъ ихъ, и открыто говорилъ, что Англія, Франція и Австрія дѣйствуютъ за одно, чтобы исторгнуть Сербію, Молдавію и Валахію изъ подъ исключительнаго вліянія Россіи. По его совѣту Кіамиль-паша рѣшился дѣйствовать за Сербскаго князя; чтобы побудить его къ уступкамъ, упрекали его въ излишней преданности къ Россіи. Князь рѣшился уступить на одну изъ прежнихъ просьбъ и выплатилъ 137.000 піастровъ за путевыя издержки, употребленныя Портою на возвратившихся Сербовъ; но въ 500.000 піастровъ продолжалъ отказывать. Тогда Гауеръ посовѣтовалъ Кіамиль-пашѣ устроить обѣдъ для князя и сербскихъ властей и тамъ примирить его съ Вучичемъ, при которомъ уже было бы нетрудно вытянуть отъ сербскаго правительства просимое: къ обѣду приглашены были князь, русскій и австрійскій консулы, самъ Гауеръ, командовавшій въ Землинѣ генералъ Унгергоферъ, всѣ сербскіе попечители, а изъ уставобранителей Вучичь, который все еще жилъ въ Землинѣ, Петроніевичь и Стефановичь, которые уже были въ Сербіи. Вучичь однакожь не поѣхалъ къ пашѣ, его отговорилъ отъ того Унгергоферъ. Но нѣсколько дней спустя Вучичь посѣтилъ пашу, и между нимъ и княземъ произошло примиреніе. Ему, Стояну Симичу и старому Гарашанину позволено было возвратиться въ Сербію.

 

Въ офиціальной газетѣ объявлено было, что Вучичь и Милютинъ Гарашанинъ представлялись 30 марта князю, а Стояну Симичу, находившемуся въ Валахіи, послано объявленіе, что и онъ можетъ вернуться въ отечество, если желаетъ. Вучичь еще разъ съѣздилъ въ Землинъ, чтобы устроить тамъ свои дѣла, и 6 апрѣля снова возвратился въ Бѣлградъ, гдѣ и сталъ приводить въ порядокъ разстроившееся безъ него недвижимое имущество. Генералъ Гауеръ, устроивъ примиреніе князя съ Вучичемъ, чтобы болѣе познакомиться съ состояніемъ Сербіи, возымѣлъ даже мысль объѣхать ее и часть Болгаріи, о чемъ и увѣдомилъ попечителя внутреннихъ дѣлъ; но такъ какъ его офиціальное порученіе касалось только регулированія Савы и Дуная, то онъ и не могъ проникнуть въ глубь страны. Съ другой стороны Кіамиль-паша нисколько не удовлетворился уступчивостію внизя по главному предмету несогласій между послѣднимъ и Портой. Онъ не могъ забыть, что князь не заплатилъ Портѣ всей суммы денегъ, какую она требовала и изъ которой конечно хоть часть могла бы остаться въ рукахъ паши. Онъ придирался ко всему, что только могло служить поводомъ къ взаимному несогласію; а такихъ поводовъ можно было найти не мало. Прежде всего продолжавшееся въ

 

 

149

 

Боснія угнетеніе христіанъ заставляло многихъ изъ нихъ переходить границы и селиться въ Сербіи. При этомъ мусульмане не рѣдко преслѣдовали ихъ и нападали на сербскую пограничную стражу, которая въ свою очередь отвѣчала тѣмъ же. Кромѣ того пограничные споры на Дринѣ происходили еще вслѣдствіе непродажи Турками деревенскихъ земель, несмотря на право селиться только въ крѣпостяхъ и обязательство продать свои земли въ пятилѣтній срокъ. Иногда жители турецкихъ пограничныхъ селеній заявляли свои притязанія на участки, лежавшіе внутри сербской границы: правительство должно было высылать коммиссаровъ, поручая имъ собрать показанія отъ окрестныхъ жителей о томъ, куда были прирѣзаны эти земли русскою коммиссіей тридцатаго года. Паша мѣшалъ Туркамъ, жившимъ въ крѣпостяхъ или по границамъ Сербіи, продавать ея жителямъ свои земли; у него было тайное предписаніе на то. Сербское попечительство внутреннихъ дѣлъ, чтобы покончить съ этими землями навсегда, не дозволяло Туркамъ дѣлать посѣвы за нихъ, Кіамиль-паша, при первомъ же свиданіи съ княземъ, обругалъ самымъ наглымъ образомъ его чиновниковъ: «ваши попечители невѣжды и дѣлатели фальшивой монеты; я не только не позволю Туркамъ уступить отбираемыя земли, но испрошу повелѣніе отвести имъ земли при каждой крѣпости на два часа разстоянія отъ нея, уничтожу карантинныя учрежденія по сербской границѣ, запрещу вамъ собственныя постройки въ Бѣлградѣ, гдѣ начальствую я, а не вы». — Князь замѣтилъ пашѣ, что хаттишерифы не даютъ ему права изъявлять такія требованія. Паша сказалъ за это: «если вы полагаетесь на свой народъ, то жестоко ошибаетесь, едва ли десятая часть его привержена къ вамъ; да и на самое покровительство Россіи не слишкомъ то надѣйтесь». На другой день русскій консулъ помирилъ ихъ. Но отношенія между ними уже были натянуты, и это не замедлило повлечь за собой новыя послѣдствія. Нѣкто Измаилъ-Ага, бѣлградскій житель, находившійся съ давняго времени въ сербской службѣ при таможнѣ для турецкой переписки, и за то навлекшій на себя негодованіе фанатиковъ между единовѣрными ему согражданами, имѣлъ неосторожность выразиться оскорбительнымъ образомъ о какомъ-то Туркѣ въ пріятельской бесѣдѣ. Объ этомъ немедленно было донесено Кіамиль-пашѣ, который приказалъ схватить его на улицѣ, предалъ суду и, наказавъ по рѣшенію кадія сотней палочныхъ ударовъ по пятамъ, отдалъ потомъ подъ стражу. Разбирательство этого дѣла, приговоръ и исполненіе его совершены были въ течевіе одного часа. Когда

 

 

150

 

былъ посланъ сербскій драгоманъ съ протестомъ, то паша смѣясь замѣтилъ ему, что онъ нарочно употребилъ такое скоропостижное правосудіе, чтобъ сербское правительство не имѣло времени предупредить его. Послѣ такого объясненія съ обѣихъ сторонъ посланы были офиціальныя жалобы въ Константинополь. За тѣмъ между княземъ и пашею возникла переписка по поводу покупки первымъ и привоза изъ Австріи 1.000 центнеровъ чугунныхъ ядеръ для артиллерійской роты. Паша писалъ князю, что онъ могъ бы взять ядра у него, что въ случаѣ внѣшней опасности Порта сумѣла бы защитить Сербію. Князь отвѣчалъ, что такую покупку дозволяютъ хаттишерифы. Паша возражалъ: я де и безъ васъ знаю, чтò слѣдуетъ дѣлать, и поспѣшилъ накляузничать въ Константинополѣ объ ужасномъ положеніи Сербскаго народа и о неспособности Протича, Раевича и Радичевича управлять Сербіей. Въ отвѣтъ на то великій визирь потребовалъ удаленія ихъ отъ должностей и возстановленія прежнихъ правителей. Порта и сама всячески придиралась къ Сербіи: таможенный споръ между Бѣлградомъ и Нишемъ, разрѣшенный въ прошломъ году, снова возникъ въ видѣ соперничества между Бѣлградомъ и Видиномъ. Снявъ таможию въ Нишѣ, ибо за это Сербія обязалась платить опредѣленную сумму, Порта направила всѣ товары изъ внутреннихъ областей вдоль восточной границы Сербія къ Видину, а вѣнское правительство помогло ему направить туда же и австрійскую торговлю; отъ такого обходнаго торговаго пути сильно терпѣли сербскіе таможенные доходы. Сербскій князь жаловался русскому повѣренному въ Константинополѣ и, вслѣдствіе предложеній его, Порта прислала въ Бѣлградъ нѣсколько предписаній одно другому противорѣчившихъ: то она признавала Сербію какъ бы частію Турецкой имперіи и довольствовалась одною бѣлградской таможней, то считала ее совершенно отдѣльною территоріей. Въ договорѣ же Порты съ австрійскимъ посольствомъ торговый путь чрезъ Сербію считался транзитнымъ для Турціи, и въ тоже время таможенную плату за товары, шедшіе въ Австрію, возвысили съ 3% на 9%, а австрійскій консулъ поспѣшилъ извѣстить сербское правительство, что это распоряженіе не касается Молдавіи, Валахіи, Сербіи, Босніи и Герцеговины [36].

 

Въ маѣ особенно усилились переселенія Босняковъ въ Сербію. Бѣглецы разсказывали, что ихъ мусульманскіе сограждане воздвигли такое гоненіе на райю, какого она не испытывала еще до того времени. Убійства, грабежи и насилія, отъ которыхъ ни кого не защищали ни состояніе,

 

 

151

 

ни полъ, ни возрастъ, дошли до того, что нѣкоторые изъ умѣренныхъ Турокъ сами совѣтовали христіанамъ искать спасенія въ бѣгствѣ за границу и даже давали имъ средства къ тому. Жалобы, которыя подавали христіане Хозревъ-пашѣ, не помогали; отъ нихъ или требовались свидѣтели изъ мусульманъ и, по невозможности достать таковыхъ, жалобщики прогонялись, или ихъ подвергали наказаніямъ какъ нарушителей общественнаго спокойствія. А потому Босняки стали бѣгать, кто въ Австрію, кто въ Сербію. Наконецъ безпорядки въ Босніи достигли послѣдней степени: мусульмане напали даже на рабочихъ въ рудникахъ, которые занимались тамъ по волѣ и даже на счетъ Порты, подъ начальствомъ одного саксонскаго горнаго инженера, который долженъ былъ бѣжать въ Травникъ къ Хозревъ-пашѣ. Въ Нишскомъ пашалыкѣ разбойничали шайки, состоявшія изъ мусульманъ и христіанъ; иногда эти шайки пробирались къ сербской границѣ, и между ними и сербскою стражей происходили стычки. Но одна шайка подъ начальствомъ Стрелича, Серба, бѣжавшаго за нѣсколько мѣсяцевъ предъ тѣмъ изъ тюпрійской тюрьмы, нападала большею частію на Турокъ и Евреевъ, грабила и убивала ихъ. Каждую недѣлю изъ Босніи, Нишскаго и Видинскаго пашалыковъ перебѣгало по нѣскольку человѣкъ въ Сербію. Мѣстные правители не въ силахъ были ни уничтожить гайдучествовавшихъ шаекъ, ни остановить выселеній. Великій визирь, давно уже убѣдившійся въ сильномъ вліяніи Сербіи на сосѣднихъ съ нею христіанъ, поспѣшилъ выразить свое негодованіе Сербскому князю, объявивъ, что Сербію считаетъ виновницею волненія турецкихъ христіанъ и источникомъ разбоевъ. Но сами Турки отвѣчали на это обвиненіе: изъ бѣлградской крѣпости до такой степени усилились побѣги турецкихъ солдатъ, что весь гарнизонъ, находившійся въ распоряженіи паши, состоялъ только изъ 600 солдатъ, въ чемъ уже конечно невиновато было сербское правительство. Порта назначила для посылки въ Бѣлградъ изъ Видинскаго пашалыка новый полкъ редифовъ, въ которомъ по спискамъ значилось около 3000 человѣкъ, на самомъ же дѣлѣ было не болѣе 2160. Уставобранители воспользовались и этимъ, чтобы объявить чрезъ Пещтскія Народныя Новины будто бы Порта посылаетъ войска въ Сербію для защиты ихъ дѣла.

 

12 мая въ Бѣлградъ пріѣхалъ австрійскій эрцгерцогъ Албрехть, при чемъ его сопровождали генералы: Унгергофефъ и баронъ Гауеръ. Онъ остановился въ домѣ австрійскаго консульства, гдѣ и представлялись ему всѣ сербскія и турецкія власти, послѣ чего эрцгерцогъ посѣтилъ

 

 

152

 

пашу и князя, поглядѣлъ на парадъ сербскихъ войскъ и, осмотрѣвъ городъ и крѣпость, возвратился въ Землинъ. Но одинъ изъ принадлежавшихъ къ его свитѣ генералъ Пирсъ развѣдывалъ: намѣренъ ли Сербскій князь жениться, пріискалъ ли себѣ невѣсту и если будетъ искать, то въ какомъ государствѣ? Послѣ посѣщенія Бѣлграда эрцгерцогомъ, баронъ Гауеръ совершенно овладѣлъ всѣмъ ходомъ интригъ, ковавшихся въ бѣлградской крѣпости, гдѣ безъ него не обходилось ни одно торжество. Такъ онъ былъ главнымъ распорядителемъ пріема двухъ турецкихъ сановниковъ, которые, будучи назначены посланникаии въ Вѣну и Лондонъ, проѣзжали мино Бѣлграда. Въ крѣпости устроивались безпрестанныя свиданія между Гауеромъ, Кіамиль-пашей, Вучичемъ и Петроніевичемъ. Князь и русскій консулъ начинали подозрѣвать, что въ крѣпости задумывается что-то недоброе. Князь въ угоду пашѣ, чтобы только прервать натянутыя отношенія къ Портѣ готовъ былъ, по совѣту русскаго консула, удалить Георгія Протича и назначить на мѣсто его представникомъ Авраама Петроніевича. Наконецъ даже англійскій консулъ долженъ былъ замѣтить пашѣ и Гауеру, что Сербскій князь дѣйствуетъ легально, въ силу правъ, дарованныхъ ему уставомъ, и поддерживаетъ этотъ самый уставъ, къ чему даже обязанъ не смотря на нѣкоторыя придирки паши. Впрочемъ Фонъ-Бланкъ не столько заступался за Михаила, сколько опасался усиленія Австріи на югъ отъ Дуная, ибо къ нему не задолго предъ тѣмъ явилась депутація отъ Сербовъ изъ внутренности княжества и отъ Босняковъ съ вопросомъ: правда ли, что ихъ отечество должно въ скоромъ времени поступить вмѣстѣ съ Босніей подъ владычество Австріи, и правда ли, что генералъ Гауеръ присланъ для приведенія этого дѣла въ исполненіе?

 

Англійскій консулъ говорилъ, что цѣль его пребыванія подлѣ Бѣлграда не состоитъ въ поддержкѣ австрійскаго или русскаго вліянія въ Сербіи, но въ заботахъ, чтобъ это княжество вполнѣ пользовалось прьобрѣтенными имъ правами и преимуществами. Французскій консулъ подтвердилъ тоже самое. Туже самую цѣль выставлили своимъ крайнижъ желаніемъ и находившіеся въ удаленіи отъ дѣлъ уставобранители. Въ ихъ органѣ, въ Пештскихъ Народныхъ Новинахъ, говорилось:

 

«Сербія еще донынѣ не имѣетъ никакого уговора съ Портою, кромѣ устава. Все ее бытіе основывается на Букарештскомъ договорѣ, Аккерманской конвенціи и Адріанопольсиомъ договорѣ, которые Порта заключила съ Россіей. Уставъ же можно разсматриватъ, какъ заключенное между Портою

 

 

153

 

и Сербіей, добровольное со стороны первой одобреніе, коимъ она призпала за Сербіей вѣчную самостоятельность. Изъ сего видно, что состояніе Сербіи стало независимымъ и съ той и съ другой стороны, чего не могутъ переиначить по своей волѣ ни Россія, ни Порта. Если бы независимость Сербіи основывалась только на вышеупомянутыхъ договорахъ, тогда бы Россія могла дѣйствовать на Сербію по своей волѣ, такъ что Порта не могла бы противиться тому, но Порта укрѣпила уставомъ Сербскій народъ и его самостоятельность, такъ что и она сама не можетъ нарушить независимость Сербіи. Уставъ ограничиваетъ князя относительно народа, народъ относительно Порты, а Порта сама себѣ поставила границы въ своихъ отношеніяхъ къ князю и Сербскому народу, которыя никогда не можетъ переступить, и Европа не допустила бы ее до того, чтобъ хоть одна черта сербскаго устава была нарушена. Можетъ быть Россія и недовольна такимъ состояніемъ Сербіи. Труды же Петроніевича и Вучича всегда направлены были къ тому, чтобы удержать полученныя, при помощи Порты, уставныя права, и чтобы съ первымъ выстрѣломъ, которымъ обмѣняются между собою Россія и Порта, не сгорѣла самостоятельность Сербіи, какъ порохъ въ пламени и не обратилась бы въ ничто. Бѣлградскій паша, недовольный нынѣшними попечителями, прервалъ съ ними всякія сношенія, и если ему что либо представляется со стороны попечительствъ, онъ посылаетъ отвѣты прямо къ князю. Опытность и искусство г. Петроніевича много бы помогли Сербіи въ настоящее время, ибо Сербіи съ своими таможнями такъ запуталась, что едва ли когда либо приведетъ ихъ въ порядокъ; ея торговля совсѣмъ пала, товары въ Австрію везутся водою, а не сухимъ путемъ чрезъ Сербію, какъ это было до сихъ поръ. Сербія могла прежде покрывать дань Портѣ своими таможенными доходами, а теперь не можеть содержать и своихъ чиновниковъ на эти средства. Карантины съ австрійской стороны открыты вдоль всего турецкаго берега, а противъ Сербіи и до сихъ поръ закрыты на 7 дней. Какія потери проистекаютъ изъ того для сербской торговли, можетъ видѣть всякій».

 

 

Въ этихъ строкахъ выражено было все хвастовство уставобранителей; указаны были и тѣ темные пути, которыжи они подкапывались подъ сербское правительство. Они не только увѣряли другихъ, но по видимому и сами были убѣждены въ томъ, что Порта сама, а не подъ вліяніемъ дипломатическихъ требованій и военныхъ успѣховъ Россіи, предложила Сербія уступки, которыи включены были въ Букарештскій, Аккерманскій и Адріанопольскій договоры и

 

 

154

 

въ хаттишерифы; себѣ лишь они приписывали полученіе устава отъ Порты; въ своемъ возстановленіи видѣли ручательство за сохраненіе правъ Сербіи, за ея добрыя отношенія къ Портѣ и Австріи. Затруднительное положеніе Сербскаго княжества въ эпоху, о которой мы говоримъ, происходило вовсе не отъ неспособности тогдашнихъ правителей, а отъ тѣхъ тайныхъ происковъ и нечистыхъ средствъ, которыми дѣйствовали не только противъ нихъ, но и противъ своего отечества самозванные защитники его, подкупавшіе турецкаго пашу, преклонявшіеся предъ австрійскимъ генераломъ, и не хотѣвшіе подчиниться своему природному князю. Князь ограниченъ уставомъ относительно народа, говорили они, народъ относительно Порты, Порта относительно Сербіи; но не поминали ни слова о томъ, ограпичиваетъ ли уставъ непокорныхъ чиновниковъ предъ княземъ и народомъ. И такіе то люди позволяли себѣ говорить, что Россіи уже не нравятся уставъ и утвержденныя имъ за Сербіей права. Эта наглая и вмѣстѣ съ тѣмъ наивная клевета, которой такъ легко вѣрили Сербы изъ партіи уставобранителей, была какъ бы наградой русской дипломатіи, перенесшей съ 1835 г. свое покровительство съ Сербскаго народа и его князя на сербскихъ чиновниковъ [37].

 

Опять вся судьба Сербіи поставлена была въ зависимость отъ личныхъ интересовъ нѣсколькихъ честолюбцевъ, враждовашихъ противъ тѣхъ сотрудниковъ князя, на которыхъ онъ долженъ былъ опереться вслѣдствіе самовластія и горделивыхъ отношеній къ нему тѣхъ же уставобранителей. Съ іюня не проходило уже ни одного номера Пештскихъ Народныхъ Новинъ, чтобы въ нихъ не было нападенія на сербскихъ попечителей. Обвинять Михаила въ деспотизиѣ не было никакой возможности; а потому ему ставили въ вину плохое воспитаніе, неумѣнье выбрать себѣ опытныхъ совѣтниковъ, излишнее подчиненіе окружающимъ и непокорность Портѣ. Сперва сообщено было, что бѣлградскій паша снова требовалъ отъ князя возстановленія Вучича съ товарищами въ ихъ прежнихъ званіяхъ и далъ три дня срока для отвѣта; но князь ничего не отвѣчалъ ему, по очень понятной причинѣ. Онъ уже и прежде заявилъ предъ самою Портою и русскимъ посольствомъ, что всякое внѣшнее принужденіе уронитъ въ глазахъ народа его достоинство, и что онъ со временемъ самъ радъ будетъ принять въ службу возвратившихся старѣйшинъ, если они дадутъ ему возможность исполнить это своимъ добрымъ поведеніемъ. Но какъ же дѣйствовали уставобранители? Сносясь съ турецкимъ пашей и австрійскимъ генераломъ и не прибѣгая болѣе къ

 

 

155

 

посредничеству русскаго консульства, они вели борьбу съ княземъ за верховную власть, вопреки соглашенію, которое по ихъ же настоянію, должна была выхлопотать Россія, нарочно посылавшая въ Сербію по ихъ дѣлу барона Ливена. Русскимъ дипломатамъ оставалось одно: дѣйствовать противъ мятежныхъ уставобранителей съ такою же энергіей, съ какою она дѣйствовала нѣкогда противъ князя Милоша. Но дѣйствовать дипломатически можно было только противъ открытыхъ заявленій, а не противъ тайныхъ происковъ и заговоровъ. Уставобранители же прибѣгали къ этимъ средствамъ, ибо опасались, что значеніе, которымъ они пользовалясь въ народѣ, можетъ быть окончательно утрачено, если они не настоятъ на своихъ требованіяхъ, если получатъ свои мѣста по княжеской милости, а не по принужденію его. Въ первыхъ числахъ іюля Пештскія Народныя Новины уже не скрывали, что споръ съ уставобранителями можетъ вызвать новое возстаніе въ Сербіи.

 

«У насъ повсюду темные разговоры, мертвая тишина и праздные слухи, сказано было въ одной изъ бѣлградскихъ корреспонденцій; все это угнетаетъ духъ и сердца, несмотря на пріятность лѣта и на нынѣшніе парады съ сербскою словесностію».

 

Послѣдніе слова относились къ первымъ довольно частымъ засѣданіямъ только что открывшагося въ Бѣлградѣ Общества сербской словесности; но и противъ юныхъ сербскихъ музъ уставобранители выставили врага въ лицѣ представителя турецкой власти. Въ Бѣлградѣ кромѣ того часто давались театральныя представленія, содержаніемъ для которыхъ служили событія изъ древней сербской исторіи. Вучичь съ товарищами внушилъ пашѣ, что подобныя представленія оскорбительны для Турокъ, и Кіамиль-паша потребовалъ, чтобы на сцену не была выводима борьба Сербовъ съ Турками. «Вотъ до чего мы дожили!» восклицали потомъ приверженцы уставобранителей въ Пештскихъ Народныхъ Новивахъ. Изъ того же источника сообщалось извѣстіе, что князь начинаетъ колебаться и готовъ удалить Протича и Раевича, но Ефремъ Обреновичь хлопочетъ, чтобы на мѣсто перваго назначенъ былъ зять его Германъ, а на мѣсто втораго шуринъ Богичевичь; что для этой цѣли Ефремъ Обреновичь пріѣзжалъ въ Землинъ, чтобы просить поддержки у англійскаго и французскаго консуловъ, но отъ обоихъ получилъ отказъ; и что по этому поводу въ Землинѣ собирались Кіамиль-паша, генералъ Гауеръ, Авраамъ Петроніевичь, Алексѣй Симичь и Стефанъ Петровичь Кничанинъ. Участіе въ переговорахъ двухъ послѣднихъ указывало на то, что уставобранители успѣли уже проложить торную дорогу къ Совѣту, въ которомъ

 

 

156

 

также должно было подняться ихъ дѣло. Что это дѣло приближалось къ концу, опытные люди заключали изъ того, что Вучичь, Петроніевичь и Стоянъ Симичь стали внезапно готовиться въ отъѣзду изъ Сербіи и просить заграничныхъ паспортовъ. Первые двое жаловались при этомъ, что противъ нихъ готовится какой-то заговоръ, а Симичь говорилъ, что онъ оставляетъ на время свое отечество, ибо видитъ возможность новыхъ волненій вслѣдствіе пребыванія своего и своихъ друзей въ Сербіи. Въ сущности готовъ уже былъ цѣлый заговоръ противъ князя; но Петроніевичь, болѣе способный на дипломатическія хитрости, чѣмъ на военную отвагу, а Симичь, опасавшійся за свои богатства, предоставили честь перваго удара Вучичу, который уходилъ изъ Сербіи только для того, чтобы прикрыть свои настоящіе замыслы. Получивъ паспортъ, Симичь отправился въ Валахію на одномъ пароходѣ съ Гауеромъ, который говорилъ, что онъ ѣдетъ въ Константинополь, на самомъ же дѣлѣ ограничился только посѣщеніемъ Видина и Варны. Гауеръ уже не скрывалъ своихъ связей съ уставобранвтелями. Австрійскій консулъ, находившійся во враждѣ съ Гауеромъ, говорилъ, что вѣнское министерство ни въ чемъ не уполномочивало барона и что онъ не отвѣчаеть за его дѣйствія, и даже самъ предупредилъ сербское правительство о томъ, что Гауеръ интригуетъ противъ него. Но сербскіе правители видѣли это и безъ него; съ того времени, какъ бѣлградскій паша познакомился съ Гауеромъ, онъ сталъ особенно придирчивъ къ Сербамъ. А паша съ своей стороны свидѣтельствовалъ, что у него съ генераломъ нѣтъ никаквхъ политическихъ сношеній: мы де съ нимъ только читаемъ иностранныя газеты. Люди, преданные князю и имѣвшіе сношенія съ уставобранителями, доносили правительству, что Гауеръ интригуетъ Вучича и Петроніевича, что они сами называють себя мучениками, пострадавшими за поддержку руссиаго вліянія въ Сербіи, и что ищутъ теперь пожощи на сторонѣ. Вмѣшательство бѣлградскаго паши во внутреннія дѣла Сербіи шло все далѣе и далѣе; онъ хотѣлъ даже имѣть вліяніе на выборъ всѣхъ чиновниковъ въ Сербіи. Между нимъ и княземъ установились наконецъ совершенно личныя отношенія: князь жаловался, что бѣлградскій паша напечаталъ при посредствѣ Гауера въ Пештскихъ Народныхъ Новинахъ свой разговоръ съ нимъ. Кіамиль-паша отвѣчалъ на это новыми жалобами Портѣ, что Сербія поддерживаетъ волненія въ Босніи и Болгаріи, и прибавилъ къ этому старыя извѣстія о покупкѣ княземъ ядеръ, увеличивъ количество ихъ до 10.000 центнеровъ. Порта пришла въ безпокойство

 

 

157

 

и жаловалась на князя русскому посольству. На запросъ о томъ чрезъ консульство, князь отвѣчалъ:

 

«сербское правительство нельзя подвергать отвѣтственности за то, что большая часть турецкихъ подданныхъ въ Болгаріи и Босніи разсѣялись по лѣсамъ или присоедннились изъ отчаянія къ разбойничьинъ шайкамъ».

 

Между тѣмъ происки Гауера стали принимать весьма широкіе размѣры. При содѣйствіи его агентовъ подговорены были даже между колонистами Новороссійскаго края 4 2семейства Виртембергскихъ, Альзасскихъ и Баденскихъ переселенцевъ, которые и перешли въ Сербію. Это дало предлогъ австрійскому консульству просить словесно дозволенія построить въ Бѣлградѣ церковь для католиковъ. Австрійскій императоръ давалъ на это предпріятіе 200 червонцевъ, бѣлградскій паша обѣщалъ дать землю, если не дастъ ее сербское правительство, и кромѣ того 4.000 піастровъ. Но князь Мяхаилъ потребовалъ отъ консула письменной просьбы о томъ, которая однакожь не была ему представлена. Наконецъ австрійскіе интересы столкнулись съ англійскими. Фонъ-Бланкъ рекомендовалъ Сербамъ отправлять корабельные лѣса въ Англію, предлагалъ отдать англійскимъ капиталистамъ разработку сербскихъ рудниковъ. Австрійцы стали противиться этому. Англійскій консулъ объявилъ тогда, что всѣ замыслы австрійскихъ агентовъ, обнаружившіеся въ послѣднее время, касаясь цѣлости Турецкой имперіи, выходятъ изъ предѣловъ общихъ трактатовъ, и послалъ въ Лондомъ оффиціальную жалобу на Гауера. Русскіе дипломаты также жаловались на него. Но ни изъ чего не было видно, чтобы русская дипломатія готова была энергически вмѣшатьса въ столь явно ковавшіеся противъ нея замыслы въ Землинѣ и Бѣлградѣ, и столь же энергически защитить князя, которому начинала грозить видимая опасность, какъ прежде защищала крамольныхъ уставобранителей. Только въ Пештскихъ Народныхъ Новинахъ заявлено было около того времени какъ слухъ, что въ Константинополь вызываетса изъ Италіи А. П. Бутеневъ въ виду того опаснаго оборота, который принимало сербское дѣло; но уставобранители толковали это по своему, ссылаась на то, что Бутеневъ болѣе всего помогъ имъ получить уставъ для Сербіи..

 

Въ концѣ іюля близость новаго возмущенія въ Сербіи стала замѣтна даже и для приверженцевъ князя. Совѣтъ имѣлъ засѣданіе въ полномъ присутствіи всѣхъ членовъ и рѣшилъ представить князю просьбу объ удаленія попечителей отъ ихъ должностей; избраны были депутаты изъ числа совѣтниковъ для представленія этой просьбы князю, проживавшему

 

 

158

 

въ Топчидерѣ; но эта попытка не имѣла успѣха, ибо была косвенною поддержкою требованій Порты, желавшей назначенія попечителями Вучича, Петроніевича и Стояна Симича. Даже Ефремъ Обреновичь требовалъ удаленія Протича и Раевича и предлагалъ на ихъ мѣсто своихъ прежнихъ кандидатовъ. Алексѣй Симичь, которому князь уже давно предлагалъ мѣсто капу-техайи въ Константинополѣ, объявилъ, что онъ тогда лишь приметъ это мѣсто, когда Протичь оставитъ званіе представника и попечителя иностранныхъ дѣлъ.

 

«Но такъ какъ, говорили Пештскія Народныя Новины, извѣщавшія объ этомъ засѣданіи, русскій консулъ привыкъ въ подобныхъ случаяхъ быть посредникомъ, коему помогаетъ всегда и англійскій консулъ, то положеніе дѣлъ осталось прежнее, и князь послалъ въ отвѣтъ высокой Портѣ, что онъ долженъ удержать нынѣшнее министерство свое, какъ необходимое при такихъ обстоятельствахъ».

 

 

А между тѣмъ въ Сербію уже ѣхалъ новый турецкій коммисаръ Шекибъ-эфенди, котораго задержали въ Букарештѣ событія, во многомъ сходныя съ сербскими, съ тѣмъ лишь различіемъ, что въ началѣ Порта поддерживала тамъ князя, а Россія бояръ. Въ томъ же самомъ номерѣ Пештскихъ Новинъ сказано было слѣдующее по этому поводу:

 

«русскій коммисаръ, полковникъ Дюгамель, прибылъ въ Букарештъ безъ вѣдома Порты, чтобы изслѣдовать причины существующихъ между княземъ и его боярами несогласій. Въ началѣ онъ обходился съ княземъ весьма любезно, но вскорѣ замѣтивъ, что князь не имѣетъ къ нему довѣрія и извѣстилъ Порту о его неожиданномъ пріѣздѣ, измѣнилъ свое поведеніе относительно его и потребовалъ, чтобы прежнее министерство было распущено и образовано новое. Онъ произвелъ бы при благопріятныхъ обстоятельствахъ и многія другія перемѣны, еслибъ не прибылъ турецкій коммисаръ Шекибъ-эфенди и не вручилъ князю почетную саблю и похвальное письмо въ то самое время, какъ Дюгамель началъ противъ него дѣйствовать. Эти отличія князю показались русскимъ дипломатамъ столь горькими, что г. Дашковъ, русскій генеральный консулъ, протестовалъ противъ чтенія султанскаго хаттишерифа въ собраніи народныхъ представителей и требовалъ, чтобы оный былъ прочитанъ лишь тогда, какъ изъ Цареграда придетъ особенное дозволеніе отъ г. Титова. Въ то же самое время австрійскій и французскій генеральные консулы получили приказаніе обратить особенное вниманіе на дѣйствія Дюгамеля противъ князя. Русскій коммисаръ увидавъ, что встрѣтилъ такія препятствія, объявилъ, что онъ не имѣетъ полномочія дѣйствовать

 

 

159

 

за одно съ турецкимъ коммисаромъ и съ помянутымм консулами, и возвратился въ Петербургъ, ничего не сдѣлавъ».

 

Такое изложеніе переговоровъ о валашскихъ дѣлахъ давало надежду и сербскимъ приверженцамъ Порты, что ихъ дѣло будетъ также выиграно. Вскорѣ послѣ того Пештскія Народныя Новины сообщали слѣдующее:

 

«гг. Дюгамель и Шекибъ эфенди получили отъ своихъ дворовъ ожидаемыя ими инструкціи, которыя привели въ огорченіе всю страну; ибо князь, увидавъ несогласіе между Портою и Россіей, поколебался въ своемъ прежнемъ поведеніи. За то турецкій коммисаръ долженъ былъ поссориться съ княземъ и сдѣлать ему энергическое представленіе по поводу его двуличнаго поведенія. Въ переговорахъ между ними дошло до того, что коммисаръ не принялъ княжескаго отвѣта на дошедшія вновь изъ Цареграда инструкціи, и требовалъ отъ князя, чтобы онъ исполнялъ свои обязанности, не вмѣшивался въ другія дѣла и не забывалъ, что онъ вассалъ высокой Порты. Нынѣ турецкій коммисаръ обнаруживаетъ большую дѣятельность и вошелъ въ соглашеніе съ важнѣйшими вождями противной князю стороны. Онъ всякій день имѣетъ переговоры съ ними и не обращаетъ ни малѣйшаго вниманія на бѣдственное положеніе князя. Въ виду требованій бояръ, правъ Порты и внушеній Россіи, князь скоро дойдетъ до того, что или присоединится къ господствующей партіи, или отречется отъ своего достоинства, что однакожь послужило бы къ величайшему ущербу для его страны, о благосостояніи которой онъ всегда ревностно заботился».

 

 

Такой оборотъ дѣлъ въ Валахіи, окончившійся паденіемъ князя, и то обстоятельство, что Шекибъ-эфенди долженъ былъ проѣхать изъ Букарешта въ Бѣлградъ съ подобнымъ же порученіемъ, давали поводъ Пештскимъ Народнымъ Новинамъ сравнить положеніе дѣлъ въ Валахіи съ положеніемъ сербскихъ дѣлъ:

 

«Не менѣе того бѣдственно и состояніе Сербіи, замѣчала редакція этой газеты: и здѣсь князь не согласенъ съ Совѣтомъ, который желаетъ, чтобы Протичь и Радичевичь были удалены и на ихъ мѣсто поставлены друзья отечества. Кромѣ того въ сербскія дѣла вмѣшивается бѣлградскій паша; онъ ссылается на приказанія великаго визиря, требуя, чтобы они были исполняемы, но Сербскій князь не слушаетъ его. Духъ безпокойства, господствующій въ странѣ, усиливается еще слухами объ успѣхахъ христіанскаго возстанія въ Болгаріи, и нельзя предвидѣть, какъ далеко могутъ вайти эти несогласія» [38].

 

Ни турецкій коммисаръ, ни русскіе дипломаты не успѣли однакожь ничего

 

 

160

 

сдѣлать рѣшительнаго въ сербскомъ вопросѣ; партія, противная князю, распутала его при помощи оружія. На сей разъ, партія враждебная Обреновичамъ, дѣйствовала не безъ хитрости, и въ этомъ случаѣ сербскіе старѣйшины превзошли валашскихъ. Чтобы привлечь народъ на свою сторону, они стали дѣйствовать въ пользу Милоша. Одинъ изъ ихъ партіи, сынъ Милосава Здравковича Рѣсавца, принадлежавшаго къ числу членовъ Совѣта, молодой человѣкъ, возвратился изъ Вѣны, гдѣ видѣлся съ Милошемъ и получилъ отъ него 15.000 дукатовъ, а отъ Якова Живановича подробное наставленіе какъ дѣйствовать; самъ же Милошъ рѣшился выѣхать на время въ Саксонію, Баварію и Швейцарію, ибо опасался, чтобы Австрійское правительство не задержало его. Но его обманула на этотъ разъ не Вѣна, а люди, взявшіеся поддержать его дѣло и употребившіе его червонцы для своихъ цѣлей. Заговоръ сына Рѣсавца, прикрывавшагося именемъ Милоша, былъ прямо направленъ противъ Обреновичей и подготовлялъ широкій путь для дѣйствій уставобранителей, которые потомъ должны были принять въ свои руки народное волненіе. При помощи Милошевыхъ денегъ заговорщики должны были поднять народъ, который сталъ бы требовать возвращенія въ Сербію стараго князя; а въ это время предводители съ наиболѣе преданными имъ и посвященными въ ихъ тайну людьми должны были напасть на Бѣлградъ, убить Ефрема Обреновича, нѣкоторыхъ изъ попечителей, совѣтниковъ и важнѣйшихъ чиновниковъ, всего 17-ть человѣкъ, Михаила выпроводить въ Австрію, русскаго консула изгнать; а народу было объявлено, что они уничтожатъ уставъ, переведутъ гарнизонъ и народную казну въ Крагуевацъ и отправятъ четырехъ депутатовъ въ Петербургъ, Константинополь, Вѣну и къ Милошу съ просьбою отъ имени народа о возвращеніи его въ отечество.

 

При первыхъ слухахъ объ этомъ движеніи правительство арестовало Здравковича, и у него найдены были бумаги, доказывавшія существованіе замысла; нѣкоторыя изъ нихъ свидѣтельствовали, что самыя волненія въ Болгаріи шли отъ Милоша; въ числѣ этихъ бумагъ найденъ былъ и проектъ народной просьбы о возвращеніи стараго князя. Прикрываясь именемъ Милоша, уставобранители, конечно, подняли и ту часть народонаселенія, которая искренно желала его возвращенія. Вскорѣ правительство арестовало Милоя Лазаревича Цоцича, и въ его бумагахъ найденъ былъ тотъ же планъ возстанія, за исключеніемъ убійствъ и изгнанія Михаила въ Австрію: вмѣсто того молодаго князя хотѣли привести въ Крагуевацъ для

 

 

161

 

участія во временномъ правительствѣ впредь до прибытія Милоша въ Сербію; кромѣ того на расходы по возстанію предполагалось взять изъ народной казны до 70.000 дукатовъ. Въ числѣ бумагъ, захваченныхъ у Цоцича, находились: прошеніе отъ имени народа о Возвращеніи Милоша, адресъ скупщины 1830 года съ изъявленіемъ благодарности Милошу за мудрое управленіе его и съ предоставленіемъ наслѣдственности въ его родѣ; съ просьбами о возвращеніи стараго князя предполагалось даже обратиться къ англійскому и французскому посольствамъ. Кромѣ того отыскана была бумага, писанная по нѣмецки какимъ-то австрійскимъ Сербомъ, проживавшимъ въ Рабѣ; въ ней заключался такой планъ возстанія: Михаила перевезти въ Крагуевацъ для временнаго управленія дѣлами Сербіи вмѣстѣ съ Совѣтомъ, закрыть министерства, удержать лучшихъ между старыми совѣтниками, потребовать отъ Любицы всѣ прежніе народные акты для прочтенія ихъ на скупщинѣ, куда пригласить Загорицу и Оберштаревича для переписки и составленія нужныхъ бумагъ, депутацію же къ иностраннымъ дворамъ составить изъ простаго народа. Туть же найдено было письмо Милоша, писанное рукою Живановича, въ которомъ будто-бы въ выраженіяхъ, скрывавшихъ сущность дѣла, говорено было объ источнивахъ, откуда взять средства для возстанія: «и хотя дѣло до меня не касается, сказано было между прочимъ въ этомъ письмѣ, но я желалъ бы знать, скоро-ли Здравковичь начнетъ собирать свиней откормленныхъ и худыхъ, и изъ какихъ округовъ преимущественно, и увѣренъ ли онъ, что откормленныя выдержатъ путь; но во всякомъ случаѣ онъ долженъ поступать по контракту, обезпечивающеиу обѣ договаривавшіяся стороны». Но каковъ бы ни былъ догоровъ Милоша съ молодымъ Здравковичемъ, онъ все таки былъ обманутъ.

 

Въ то самое время, какъ правительство разыскввало нити заговора, на которыя оно напало, 13 августа прибылъ въ Бѣлградъ Шекибь-эфенди и потребовалъ удаленія Протича, Радичевича, Раевича, о чемъ и прежде говорила Порта; потребовалъ, чтобы войско имѣло значеніе только полицейскихъ, говоря, что сербское войско не должно заниматься военными упражненіями, что шесть пушекъ, подаренныхъ нѣкогда Милошу султаномъ Махмудомъ, назначались только для праздниковъ и торжественныхъ дней, ибо помощи, въ случаѣ какихъ либо смутъ, князь могъ просить у бѣлградскаго и другихъ пашей. На ссылку относительно дарованныхъ хаттишерифами правъ, Шекибъ-эфенди объявилъ, что султанъ даровалъ ихъ, султанъ же можетъ и отобрать. Князь согласился смѣнить трехъ

 

 

162

 

попечителей, и Совѣть тотчасъ же потребовалъ замѣщенія этихъ должностей тремя изъ недавно возвратившихся старѣйшинъ. Князь соглашался и на это; приближался день, когда слѣдовало объявить о томъ, какъ 19 августа прислали въ Бѣлградъ вѣсти, начальникъ Смедеревскаго округа и предсѣдатель тамошняго суда Лазарь Арсеньевичь, что въ ихъ округѣ, а также въ Пожаревацкомъ и Крагуевацкомъ, вспыхнуло волненіе, произведенное партіею Вучича и тѣми изъ его приверженцевъ, которые находятся на службѣ, съ цѣлію достигнуть прежней власти и «свергнуть своихъ противниковъ»; что главнымъ средствомъ поднять народъ послужило обѣщаніе уменьшить подати до 4-хъ талеровъ и предоставить со временемъ нѣкоторыя другія облегченія; что Лука Гарашанинъ распоряжается въ мѣстечкѣ Гроцкѣ, гдѣ онъ уже успѣлъ перевязать всѣхъ чиновниковъ и отобралъ казну [39].

 

Это новое волненіе, уже не скрывавшее своихъ цѣлей, началось такимъ образомъ. 12 августа, наканунѣ пріѣзда турецкаго коммисара въ Бѣлградъ, Вучичь переѣхалъ въ Землинъ, а оттуда перебрался въ Панчево; его сопровождали нѣсколько турецкихъ гребцовъ, Михаилъ Гарашанинъ и Рая Дамьяновичь. Но въ ночь на 19 число на турецкой бѣлградской лодкѣ и съ турецкими лодочниками, съ кавасонъ паши и однимъ офицеромъ, онъ пріѣхалъ подъ смедеревскую крѣпость. Тамошніе Турки проводили его съ фонарями въ домъ Пауна Янковича, откуда на турецкихъ же двухъ подводахъ онъ отправился въ Крагуевцу, а вмѣстѣ съ нимъ Михаилъ Гарашанинъ и Дамьяновичь. Паунъ же Янковичь, чтобы не быть схваченнымъ отъ властей, на другой же день удалился въ крѣпость. При первомъ извѣстіи о переходѣ Вучича на сербскую сторону, старый Гарашанинъ скрылся въ одномъ изъ возмутившихся селеній; а Стефанъ Стефановичь, Лазарь Теодоровичь и Стефанъ Кничанинъ выѣхалв изъ Бѣлграда въ свои домы, находившіеся въ разныхъ округахъ; Петроніевичь выслалъ свою семью въ Австрію. Когда Вучичь былъ на пути къ Крагуевцу, гдѣ уже народъ былъ взволнованъ предшествовавшимъ заговоромъ, князь вечеромъ того же 19 числа, послѣ предварительнаго совѣщанія съ Совѣтомъ, выступилъ противъ мятежниковъ съ предсѣдателенъ и нѣсколькими членами Совѣта и двумя ротами гарнизоннаго войска. Въ началѣ счастіе благопріятствовало князю. На пути его народъ всюду приставалъ къ нему и вооружался. Перехвачены были два письма Вучича, которыя открыли князю, какъ обширенъ былъ заговоръ, и вмѣстѣ съ тѣмъ дали возможность направить

 

 

163

 

свои дѣйствія именно противъ тѣхъ мѣстъ, гдѣ была наибольшая опасность. Первое письмо было назначаемо къ Стефану Стефановичу, который уже находился въ Пожаревцѣ, къ тамошнему окружному начальству и помощннку Смедеревскаго начальника, но разсыльный, будучи убитъ, не довезъ своего письма по назначенію, и не смотря на то Стефановичь успѣлъ въ одни сутки собрать въ Пожаревацкомъ округѣ до 2.000 человѣкъ народа; къ нему пристали всѣ срезскіе начальники. Съ этою толпой, которою предводительствовалъ моравскій начальникъ Аѳанасій Вукичевичь, съ 5 ящиками пороха и пуль, Тенька подступилъ 21 августа къ Смедереву; но жители его вооружились и Пожаревцы возвратились назадъ, а Тенька съ Вукичевичемъ, Пауномъ Янковичемъ, который вышелъ было изъ крѣпости на встрѣчу имъ, помощникомъ смедеревскаго начальника Ранковичемъ, казначеемъ Кузмановичемъ и однимъ членомъ тамошняго суда удалились въ смедеревсвую крѣпость; Турки приняли ихъ вмѣстѣ съ кассою окружнаго казначейства. Но Смедеревцы успѣли отнять у бунтовщиковъ пороховую казну. Народъ, сопровождавшій князя, ловилъ всѣхъ, кого считалъ единомышленникомъ Вучича: предъ самимъ княземъ убитъ былъ одинъ кметъ изъ Удараца; зять стараго Гарашанина былъ схваченъ и съ нѣсколькими приверженцами приведенъ къ князю. Лазарь Теодоровичь и Дука Стойчевичь кинулись было въ Шабацкій округъ, успѣли уговорить нѣсколько человѣкъ; но ихъ окружили люди, преданные Михаилу: Теодоровичь сдалса самъ, другіе были схвачены; одинъ Стойчевичь не хотѣлъ сдаваться, ему погрозили поджечь домъ, въ которомъ онъ укрывался, и онъ вышелъ изъ него. Протоіерей Ненадовичь съ однимъ срезскимъ начальникомъ поднималъ Валѣвскій округъ, но ихъ также арестовали. Изъ письма Вучича къ Гарашанину узнали, что Вучичь увѣдомлялъ послѣдняго, что въ Смедеревскомъ и Пожаревацкомъ округахъ онъ уже успѣлъ устроить все дѣло, и приглашалъ Гарашанина позаботиться о томъ же самомъ въ Бѣлградскомъ округѣ и потомъ соединиться съ нимъ въ извѣстномъ мѣстѣ. Здѣсь произошла стычка между передовымъ отрядомъ князя и толпою, собранною старымъ Гарашаниионъ. Гарашанинъ былъ убитъ и голова его представлена къ князю. Казалось все благопріятствовало Михаилу и его партіи. Приверженцы Вучича, остававшіеся въ Бѣлградѣ, стали перебираться въ крѣпость. Шамиль-паша, узнавъ, что и въ смедеревской крѣпости находятся сербскіе бѣглецы, послалъ туда приказъ о томъ, чтобы ихъ не выпуснали изъ крѣпости и охраняли вмѣстѣ съ

 

 

164

 

захваченною ими денежною казною впредь до новаго предписанія. Князь, узнавъ о бѣгствѣ своихъ противниковъ, просилъ пашу никого не принимать въ крѣпость; однакожь паша не только принималъ бѣжавшихъ, но даже посылалъ своихъ кавасовъ въ домы укрывшихся за оружіемъ, деньгами и вещами, которыя тѣ хотѣли имѣть при себѣ. Сербское правительство рѣшилось тогда разставить стражу между крѣпостью, Савою, Дунаемъ и городомъ. Паша объявилъ, что принимаетъ это за намѣреніе напасть на крѣпость и грозилъ направить пушки на городъ, если стража не будеть сведена. Между городскими Турками и сербскою полиціей были даже схватки; многіе Турки также побѣжали въ крѣпость изъ города; русскій и австрійскій консулы стали успокоивать ихъ, отправились для переговоровъ къ самому пашѣ и неожиданно для нихъ наткнулись тамъ на генерала Гауера. На спросы консуловъ паша объявилъ, что обязанъ принимать въ крѣпость каждаго, кто бы ни бѣжалъ къ нему, на основаніи полученныхъ имъ изъ Константинополя инструкцій. Но Кіамиль-паша и австрійскій генералъ ждали увидать въ стѣнахъ крѣпости не приверженцевъ Вучича, которымъ они покровительствовали, а самаго князя и его сторонниковъ. У нихъ были расчитаны общія дѣйствія такъ, что Вучичь долженъ былъ начать возстаніе къ тому самому времени, какъ полкъ редифовъ, назначавшійся для бѣлградской крѣпости, долженъ былъ перейти сербскія границы. Но Турки по своему обычаю опоздали. Самое возстаніе вслѣдствіе того, что изъ Смедерева во время предупредили князя, пошло не такъ, какъ ожидали предпринимавшіе его. Князь былъ гораздо сильнѣе своихъ противниковъ: при немъ находились три роты гарнизонныхъ войскъ, которыя и служили центромъ, около котораго собирались толпы вооруженнаго народа.

 

Казалось, что возстаніе ожидалъ печальный исходъ; но Вучичь рѣшился все сдѣлать, чтобы только получить успѣхъ. Предводительствуя меньшимъ числомъ людей, но имѣя у себя артиллерію, которую захватилъ въ Крагуевцѣ, и поддерживаемый тамошними войсками, онъ рѣшился дать сраженіе ополченію, шедшему противъ него съ княземъ. 22 августа князь уже подвинулся въ Крагуевцу. По другую сторону города стоялъ Вучичь съ своимъ отрядомъ, окопавшись шанцами. Войска князя подвинулись въ самый городъ, но не шли далѣе. Тогда Вучичь выслалъ изъ своихъ окоповъ не большую кучку людей подъ видомъ, какъ будто они измѣнили ему; ложные бѣглецы стали уговаривать князя прогнать Вучича, пока онъ еще не убѣжалъ. Расчетъ былъ вѣрный: пока

 

 

165

 

князь оставался въ бездѣйствіи и собиралъ къ себѣ народъ, не двигаясь противъ Вучича, до тѣхъ поръ положеніе послѣдняго не могло быть названо вѣрнымъ. Какъ прежде бывало въ подобныхъ случахъ, приверженцы его, между коими многіе попали въ то число случайно, прождавъ день, два, и видя, что на сторонѣ князя гораздо болѣе народа, должны были бы вступить въ переговоры съ Михаиломъ, а это не могло входить въ расчетъ Вучича. При самомъ счастливомъ оборотѣ дѣлъ, князь могъ согласиться на нѣкоторыя уступки, но немедленное возстановленіе старѣйшинъ на ихъ прежнихъ мѣстахъ едвали было возможно. А честолюбивыя стремленія Вучича и его товарищей были такъ нетерпѣливы, что ничѣмъ на свѣтѣ нельзя было остановить ихъ, и постепенное сближеніе такъ называемыхъ уставобранителей съ княземъ, даже при посредничествѣ паши, турецкаго коммисара и русскаго консула, было просто невозможно. Вотъ почему Вучичь, лучше другихъ понимавшій положеніе партій и расположеніе народа, рѣшился немедленно вызвать князя на борьбу. Медлительныя выжиданія могли только погубить его дѣло. Его хитрость удалась. Княжескія войска выступили изъ Крагуевца и двинулись противъ шанца, гдѣ сидѣли ожидавшіе ихъ противники. Но лишь только они приблизились къ окопамъ, какъ изъ за нихъ раздаяся пушечный выстрѣлъ, а высланные прежде Вучичемъ къ князю люди обратили свои выстрѣлы на его войска; изъ окоповъ также бросились ополченцы Вучича и стали дѣйствовать картечью. Войска князя дрогнули, сторонники Вучича бросились вслѣдъ за ними и заняли Крагуевацъ. На другой день княжескія войска, оправившись отъ перваго пораженія, стали снова подступать къ городу, издали стрѣляя въ противниковъ. Вучичь отвѣчалъ на ихъ огонь слабо; княжескія войска стали приближаться и онъ тогда снова пустилъ въ ходъ артиллерію. Народныя толпы, окружавшія князя, первыя побѣжали врознь; онѣ не ожидали встрѣтить такое упорное сопротивленіе и князь съ войскомъ сталъ отступать къ Бѣлграду. 24-го августа подъ деревнею Жабаромъ, гдѣ княжескія войска расположились на отдыхъ, и куда Іованъ Обреновичь привелъ помощь изъ Чачака, Вучичь догналъ ихъ и снова напалъ; артиллерія и тутъ рѣшила все дѣло: на этотъ разъ разсыпались уже и солдаты, сопровождавшіе князя. Народъ окончательно покинулъ его и сталъ расходиться по домамъ. Михаилъ, самъ прининавшій участіе въ стычкѣ этого дня, долженъ былъ бѣжать, и позднимъ вечеромъ 25 августа прибылъ въ Топчидеръ вмѣстѣ съ Іованомъ и Ефремомъ Обреновичемъ и двумя членами Совѣта.

 

 

166

 

Здѣсь онъ пригласилъ къ себѣ для совѣщаній русскаго консула и объявилъ ему, что хочетъ переѣхать въ Землинъ. Консулъ убѣждалъ его выждать дальнѣйшихъ послѣдствій народнаго движенія, или вступить въ переговоры съ партіей Вучича, или наконецъ идти въ крѣпость. Михаилъ на отрѣзъ отказался отъ всѣхъ этихъ предложеній, ибо «не видѣлъ достаточныхъ ручательствъ какъ за свою безопасность, такъ и за дальнѣйшее спокойствіе въ краѣ при томъ порядкѣ вещей, который устроился обстоятельствами, подготовленными самими же Сербаии, бѣлградскимъ пашою, австрійскими интригами и нерѣшительностію Россіи». Консулъ не могъ ничего сказать на это, и въ туже ночь, разставивъ по берегу Савы преданныхъ ему людей, князь вмѣстѣ съ обоими дядьями, Іованомъ и Ефремомъ, семействомъ послѣдняго и Милошемъ Богичевичемъ, переправился въ Австрію чрезъ Саву прямо противъ Топчидера; его примѣру послѣдовали Протичь, Радичевичь и пять совѣтниковъ. Кіамиль-паша, имѣвшій уже извѣстіе о побѣдѣ Вучича, объѣзжалъ въ ту ночь свои караулы, надѣясь захватить кого либо изъ бѣгущихъ, но не успѣлъ, обругалъ сербскаго полицмейстера и продержалъ его до утра подъ стражей. Въ туже ночь, еще до разсвѣта составилось временное городское правительство изъ нѣсколькихъ горожанъ, утвержденныхъ пашою и приставило караулъ къ народной казнѣ, которую попечители намѣревались перенести въ русское консульство, но не успѣли. Это городское правительство состояло изъ приверженцевъ Вучича, но въ полной зависимости отъ Кіамиль-паши и совѣтовъ Петроніевича. Оно занималось только разысканіемъ противниковъ Вучича, приставляло караулы вмѣстѣ съ Турками къ княжескому дворцу, гдѣ еще находилась княгиня Любица, къ дому Ефрема Обреновича и къ другимъ правительственныхъ зданіямъ. Русскій консулъ въ то же утро протестовалъ противъ всего случившагося и объявилъ, что онъ не считаетъ себя въ правѣ входить въ сношенія съ правительствомъ, составившимся изъ мятежниковъ, и отнынѣ будетъ сноситься только съ пашою. Французскій и англійскій консулы также протестовали лично предъ пашою. Къ вечеру къ нимъ присоедннился и австрійскій консулъ, и всѣ четверо подали пашѣ общій протестъ. Кіамиль-паша отвѣчалъ австрійскому, французскому и англійскому консуламъ, что они коммерческіе агенты, и не имѣютъ права вмѣшиваться во внутреннія дѣла Сербіи, на что консулы объявили, что не вмѣшиваются во внутреннія дѣла Сербіи, но въ предохраненіе собственныхъ интересовъ и дѣйствій объявляютъ ему, что движеніе Вучича и

 

 

167

 

его партіи противъ законной власти считаютъ мятежнымъ. Русскій консулъ присоединилъ, что онъ считаетъ съ своей стороны не только обязанностію сдѣлать такое объявленіе, но и своимъ правомъ, которое онъ не перестанетъ поддерживать въ своихъ дальнѣйшихъ сношеніяхъ съ пашой. Кіамиль-паша возражалъ, что Вучичь не есть мятежникъ, ибо позванъ народомъ, который, не видя удовлетворенія своимъ требованіямъ, рѣшился искать того силою. Тогда австрійскій консулъ сказалъ: «не народъ его звалъ, а бѣлградскіе Турки, увезшіе его тайкомъ изъ Панчева въ Смедерево, на что я имѣю оффиціальныя доказательства», и показалъ при этомъ донесеніе Панчевскаго пограничнаго военнаго начальства отъ 26 августа о томъ, какъ Вучичь ушелъ изъ Австріи въ Сербію. Паша не отвѣчалъ на это ничего. 27 августа Вучичь явился къ городу съ 7.000 человѣкъ и окружилъ Бѣлградъ отъ Савы до Дуная. Вся эта толпа, большею частію конная, расположилась лагеремъ; при ней было 27 пушекъ. Въ тотъ же день къ нему съѣхалось не мало чиновниковъ изъ разныхъ округовъ, при чемъ всѣ они привезла съ собою и деньги изъ окружныхъ кассъ. Тогда же привезли въ лагерь скованнымъ Цвѣтка Раевича, который посланъ былъ прежнимъ правительствомъ къ южнымъ границамъ Сербіи по поводу болгарскихъ волненій, и, не имѣя возможности бѣжать въ Австрію, былъ схваченъ; съ нимъ приведено было нѣсколько и другихъ лицъ. За то молодой Здравковичь, начавшій мятежъ подъ предлогомъ возвращенія Милоша, былъ немедленно освобожденъ и также помѣстился въ лагерѣ. Сдѣлано было распоряженіе объ освобожденіи всѣхъ тѣхъ, которые приговорены были къ заключенію за прошлогоднія волненія въ Колубарѣ [40].

 

28 августа русскій консулъ ѣздилъ въ Землинъ для свиданія съ княземъ и получилъ отъ него протестъ противъ мятежниковъ; подобные же протесты разосланы были въ бѣлградскому пашѣ, австрійскому, французскому и англійскому консуламъ. Въ то самое время, когда русскій консулъ былъ въ Землинѣ, Вучичь и Петроніевичь, въ сопровожденіи большой толпы народа и чиновниковъ, имѣли торжественный въѣздъ въ крѣпость, а при возвращеніи изъ нея были почтены шестью пушечными выстрѣлами. Они привозили съ собой жалобу на прежнее правительство, отъ имени народа, который просилъ пашу утвердить Петроніевича и Вучича въ званіи временныхъ правителей, придавъ въ нимъ еще 9-ть человѣкъ: Петроніевичь названъ былъ предсѣдателемъ этого временнаго правительства, а Вучичь предводителемъ народа. Русскій консулъ, возвратившись изъ

 

 

168

 

Землина, отправился къ пашѣ узнать, какая жалоба подана отъ народа, и получивъ тамъ извѣстіе, что уже образовалось временное правительство, отвѣчалъ, что онъ ничего бы не имѣлъ противъ его назначенія, еслибъ изъ его составаивквлючены были Вучичь, Петроніевичь и еще четыре человѣка; но такъ какъ уже дѣло сдѣлано и признано пашою, то онъ не протестуетъ противъ того и будетъ ожидать повелѣній изъ Петербурга. Паша снова сталъ увѣрять консула, что Вучичь не мятежникъ, и что надо подождать народной скупщины, которая все рѣшитъ. Паша заступался за новое правительство потому, что оно дѣйствовало согласно съ его распоряженіеми. Во всѣхъ поступкахъ сербской полиціи замѣтно было сильное вліяніе Турокъ. Всѣ лица, арестованныя или приговоренныя къ заключенію прежнимъ правительствомъ, были освобождены; вызваны были всѣ прежніе бѣглецы изъ Сербіи, находившіеся еще въ Австріи. Въ замѣнъ того произведены были новые аресты, и въ числѣ задержанныхъ былъ шабацкій епископъ, личный врагъ Вучича. При этомъ уставобранители забыли тѣ упреки, которые расточали своимъ предшественникамъ за оскорбленіе митрополита во время топчидерскихъ смутъ: ихъ приверхенцы заставили шабацкаго епископа вытерпѣть разныя непріятности. Наконецъ точно также неразборчиво и враждебно обходилась новая бѣлградская полиція съ людьми, служившими прежнему правительству: дома ихъ были разграблены. 29 августа княгиня Любица ѣздила къ сыну въ Землинъ и вернулась отъ него съ письмомъ къ командиру регулярнаго отряда, бывшаго на сторонѣ князя въ послѣдніе дни; въ этомъ письмѣ Михаилъ благодарилъ офицеровъ за оказанную вѣрность, обѣщалъ имъ свое благоволеніе по возвращеніи въ княжество, на что онъ еще не терялъ надежды, и просилъ ихъ вести себя мирно. Любица послала это письмо по назначенію съ своимъ слугой, но письмо было отбито у него, а посланнаго взяли подъ стражу. Письмо князя объявлено было враждебнымъ отечеству: Михаила обвиняли въ намѣреніи возбудить въ Сербіи новыя безповойства, и основываясь на этомъ, приступили къ строгимъ мѣрамъ противъ всѣхъ, кого только считали сторонниками Обреновичей; а регулярный отрядъ, дѣйствовавшій за князя, обезоружили и удалили во внутренность края, княгиню же выслали въ Австрію. Въ это время чрезъ Землинъ проѣзжалъ митрополитъ Петръ, возвращавшійся въ Бѣлградъ послѣ двухмѣсячнаго пребыванія за минеральныхъ водахъ. Михаилъ и бѣжавшіе съ нимъ поручили ему вступить въ переговоры съ пашою и временнымъ правительствомъ о возвращеніи

 

 

169

 

княза въ отечество на условіяхъ, которыя были бы признаны обоюдно выгодными какъ для побѣдившей, такъ и для побѣжденной партіи. Но паша сильно воспротивился возвращенію Михаила; Вучичь же и Петроніевичь ссылались на мнѣніе паши; русскій консулъ не былъ приглашенъ къ участію въ этихъ переговорахъ. Не помогло Михаилу и народное движеніе, поднятое отважнымъ и всегда привязаннымъ къ Обреновичамъ Іованомъ Мичичемъ въ Ужицкомъ округѣ. Не дожидаясь, чтобы около него собралось большое ополченіе, Мичичь быстро двинулся по направленію къ Крагуевцу съ 700 человѣкъ. Но правительство поспѣшило распорядиться о вывозѣ оттуда всѣхъ военныхъ припасовъ и о доставленіи ихъ въ Бѣлградъ, захватъ которыхъ могъ бы усилить Мичича и дать ему возможность измѣнить положеніе партій. Кронѣ того противъ Мичича двинуты были значительныя военныя силы вмѣстѣ съ артиллеріей. Мичичь окопался съ своею толпой и выдержалъ нѣсколько нападеній. Вучичь сталъ склонять его положить оружіе на выгодныхъ для него условіяхъ, ручаясь за его безопасность. Мичичь не сдавался, не вѣря ни какимъ обѣщаніямъ и опасаясь даже выдачи Туркамъ, которыхъ онъ былъ непримиримымъ врагомъ. Но окружавшая его толпа, видя свою малочисленность и узнавъ о томъ оборотѣ, какой приняли дѣла въ Бѣлградѣ, стала расходиться, и Мичичь съ нѣсколькими наиболѣе преданными и стольже отважными людьми бросился къ югозападной границѣ Сербіи, намѣреваясь пробиться чрезъ Боснію и Герцоговину въ Черногорію; но встрѣченный боснійскими Турками возвратился, былъ схваченъ и привезенъ въ овтябрѣ въ Бѣлградъ въ тяжелыхъ ововахъ [41].

 

Между тѣмъ назначена была народная скупщина; хотя и безъ того уже подъ Бѣлградомъ было громадное количество народа, желали, чтобы изъ каждаго селенія было по нѣскольку человѣкъ. На возвышенностяхъ Врачара и полей, шедшихъ далѣе, расположены были три табора, наполненные шатрами, навѣсани изъ зелени, палатками, взятыми на время у паши, и все таки не мало людей устроилось подъ открытымъ небомъ. Въ срединѣ главнаго табора виднѣлся шатеръ Вучича, подлѣ котораго на всякій случай стояли восемь пушекъ съ горящими при нихъ фитилями. Кругомъ шатровъ и между таборами ходили спутанные верховые кони, а кой-гдѣ виднѣлись осѣдланные и приготовленные для пути; народъ весь былъ вооруженъ, и самое уже соединеніе такой громадной толпы возбуждало веселіе на лицахъ участниковъ народнаго движенія. Весь этотъ людъ долженъ былъ избрать себѣ 1-го сентября новаго князя; и внѣшнимъ видомъ, и самымъ

 

 

170

 

порядкомъ избранія, эта народная скупщина напоминала малороссійскія рады, на которыхъ нѣкогда избираемы были гетманы. Въ день избранія по срединѣ Врачара устроенъ былъ особый шатеръ, въ которомъ находился столъ съ вещами, необходимыми для писанія, нѣсколько лавокъ и одинъ диванъ. Съ утра въ лагерь прибылъ митрополитъ и прошелъ въ шатеръ Вучича, гдѣ собрались нѣкоторые изъ старѣйшинъ. Послѣ недолгаго совѣщанія, ибо все уже уговорено было заранѣе, всѣ они вышли къ тому шатру, гдѣ долженъ былъ происходить самый обрядъ избранія. Впереди шелъ митрополитъ, за нимъ Вучичь и потомъ остальные старѣйшины. Когда они вступили въ шатеръ, Вучичь, какъ избранный предводитель народа, приказалъ, чтобы всѣ окружные кметы приблизились и расположились предъ шатромъ въ видѣ полукруга. За ними помѣстился небольшой отрядъ регулярнаго войска, но безоружный, а далѣе толпился весь народъ. Предъ этотъ кругъ вышелъ изъ шатра, двери котораго обращены были на востокъ, митрополитъ съ духовенствомъ; за ними шли Вучичь, Петроніевичь, Алексѣй Симичь, Стефанъ Стефановичь, Лазарь Теодоровичь, Милосавъ Здравковичь Рѣсаванъ, протоіерей Ненадовичь и другіе старѣйшвны, между коими виднѣлись отличившіеся подвигами въ послѣднемъ возстанія Стефанъ Кничанинъ и кметъ Богданъ. Расположившись среди народнаго круга, старѣйшины пропустили впередъ себя Вучича, который, зная народное расположеніе, былъ одѣтъ въ простое сербское платье, съ фесомъ на головѣ, въ опанкахъ на ногахъ и съ оружіемъ за кожаннымъ поясомъ. Онъ всталъ на одинъ изъ стульевъ и махнувши рукой пригласилъ народъ къ молчанію. По всему полю распространилась глубокая тишнна. Тогда Вучичь обратился къ народу съ словами:

 

«народъ и братья! вотъ намъ здѣсь и г. митрополитъ, какъ глава закона, здѣсь и остальные старѣйшины наши; подумайте съ ними, что намъ теперь дѣлать; никто васъ ни на что не подговариваетъ здѣсь, среди насъ нѣтъ насилія и принужденія. Извѣстно вамъ, что нашъ князь Михаилъ Обреновичь съ своими единомышленниками отошелъ въ Цесарію и оставилъ народъ. Но никакой домъ не можетъ остаться, а тѣмъ болѣе такая земля и столькій народъ, безъ главы и правителя своего. Потому, братья, посовѣтуемся, что намъ дѣлать? пусть каждый выскажетъ здѣсь безъ всякаго страха свое мнѣніе, чего желаетъ и чему былъ бы радъ на будущее время? хотите ли вы, братья, допускать и терпѣть, чтобы нашъ уставъ, который мы получили отъ милостиваго султана, былъ нарушаемъ кѣмъ бы то ни было

 

 

171

 

и считаемъ за ничто? чтобы свобода, данная народу, отнята была самовольно? чтобы чинимы были всякія насилія, угнетенія и неправды въ противность уставу? чтобы людей били, кололи и убивали безъ суда и изслѣдованія? чтобы людскія головы натыкали на колья? чтобы народныя деньги грабили и народъ утѣсняли безъ пути и надобности?»

 

Изъ народа на всѣ эти вопросы слышались громкіе крики: «не хотимъ! не хотимъ!» Вучичь продолжалъ далѣе:

 

«хорошо, братья, мы всѣ того не хотимъ (народъ опять крикнулъ: не хотимъ), а потому мы и собрались сегодня чтобы посовѣтоваться, что намъ дѣлать? Князь нашъ Михаилъ въ Землинѣ, не позвать ли его назадъ и не сказать ли ему это?»

 

— «Не хотимъ! не хотимъ!» слышались крики.

 

«А почему, братья, не хотите?» спрашивалъ Вучичь. Крики усилились со всѣхъ сторонъ; нельзя было разслышать отдѣльныхъ рѣчей, слышно было только: «не хотимъ его! не хотимъ!» Вучичь, снова поднявъ руку и крикнувъ: «слышу! слышу!» прервалъ народные врвкв; но все еще слышался глухой говоръ. Вучичь опять началъ: «хорошо, братья, вы сегодня говорите: не хотимъ, а завтра будете можетъ бытѣ всячески извиваться». «Не хотимъ, не хотимъ мы Михаила за князя ни сегодня, ни завтра», слышалось со всѣхъ сторонъ. «Хорошо, возразилъ Вучичь, но у него есть родные». — «Есть, кричалъ народъ, но одинъ хуже другаго, и мы не хотимъ ихъ, не хотимъ никого изъ Обреновичей; худы къ намъ были, худы и останутся, пусть себѣ идуть куда хотять».— «Братья, продолжалъ Вучичь, мы не можемъ оставаться безъ князя и трехъ дней, а потому опять вамъ говорю: вотъ князь Михаилъ Обреновичь въ Землинѣ (при этомъ онъ показалъ на Землинъ); позовемте его». — «Не хотимъ его, не хотимъ въ князья ни сегодня, ни завтра», продолжалъ кричать народъ. «Если братья, не хотите его, проговорилъ Вучичь, то между нами есть много отличныхъ людей, есть люди заслуженные предъ своимъ отечествомъ, состарѣвшіеся въ управленіи народными дѣлами». — «Есть, отвѣчали изъ народа, но имъ честь и почтеніе, а мы хотимъ Александра Петровича Чернаго». Это имя было подхвачено народомъ и нѣсколько разъ повторено: «Александра Петровича! Кара-Георгіевича! Да будетъ онъ нашимъ княземъ! Да здравствуетъ онъ!» Вучичь снова махнулъ рукой, и когда крики утихли, сталъ говорить: «Да, братья, я ужь вамъ сказалъ, что въ Землинѣ есть намъ князь Михаилъ Обреновичь; позовемте его!» Эти слова прерваны были криками: «не хотимъ его ни сегодня, ни завтра! Мы хотимъ Александра Кара-Георгіевича!»

 

 

172

 

— «А за что его, спрашивалъ Вучічь, когда въ отечествѣ нашемъ есть столько заслуженныхъ людей; онъ человѣкъ молодой и еще ничего не сдѣлалъ для своей земли?» — «Правда, что незаслуженный человѣкъ, кричали въ народѣ, но его отецъ проливалъ свою кровь и боролся за насъ; мы его хотимъ!» — «Ну, если такъ, сказалъ Вучичь спускаясь на землю, то пускай идутъ по шести человѣкъ изъ каждаго округа, явитъ ему о томъ и приведутъ его сюда».

 

Тотчасъ же выбраны были депутаты и отправились къ Кара-Георгіевичу верхами на коняхъ, и чрезъ полчаса привели его съ собой. Новоизбранный князь соскочилъ съ коня, поклонился всѣмъ и подошелъ подъ благословеніе къ митрополиту, который встрѣтилъ его такими словами:

 

«народъ, оставленный своимъ княземъ Михаиломъ Обреновичемъ, избралъ васъ по многимъ причинамъ княземъ своимъ. Вашею главною обязанностію будетъ, чтобы вы народъ сей, какъ отецъ дѣтей, надзирали и любили, чтобы земскій уставъ точно соблюдали и охраняли отъ всякаго вредоноснаго прикосновенія, чтобы блистательной Портѣ, какъ владѣтельницѣ сей земли, и ея повелѣніямъ, согласнымъ съ уставомъ, всегда повиновались, чтобы православную церковь нашу покровительствовали, чтобы земскіе законы и постановленія не только сами исполняли, но приказывали и другимъ исполнять, чтобы народъ защищали отъ угнетенія, чтобы заботились о мирѣ и порядкѣ въ землѣ» и т. д.

 

Кара-Георгіевичь благодарилъ народъ за избраніе и обѣщалъ въ точности исполнять обязанности, о которыхъ говорилъ митрополитъ. Послѣ того митрополитъ сталъ на одинъ стулъ, а князь на другой, и митрополитъ представилъ-новоизбраннаго князя народу, напомнная о заслугахъ его отца; за тѣмъ и всѣ старѣйшины поднялись на стулья. Раздались народные крики: «ура! да здравствуетъ князь нашъ! ура!» и въ слѣдъ за этими криками раздались привѣтствія пушечными выстрѣлами. Народъ кидалъ шапки кверху, и крики его долго не умолкали. За тѣмъ митрополить, князь и всѣ старѣйшины вошли въ шатеръ и тамъ подписали заранѣе приготовленное прошеніе на имя Кіамиль-паши и Шекибъ эфенди. Послѣ подписанія сего акта вышелъ секретарь и ставъ за стулъ прочелъ его народу. Въ этомъ прошеніи, собравшійся подъ Бѣлградомъ народъ говорилъ о томъ, какія права и преимущества получилъ онъ отъ Порты въ эти 27 лѣтъ, и какъ князья его вопреки тому старались угнетать его, какъ и почему князь Михаилъ удалился изъ земли и народъ не захотѣлъ болѣе видѣть его своимъ княземъ, но избралъ себѣ въ князья Александра Кара-Георгіевича, при чемъ просилъ,

 

 

173

 

чтобы оба сановника высокой Порты испросили отъ султана подтвержденіе народнаго избранія и чтобъ султанъ прислалъ свой бератъ князю, объявляя впрочемъ, что Сербскій народъ и самъ извѣститъ обо всемъ Порту. Выбрана была депутація въ пашѣ и коммисару, которая должна была извѣстить ихъ объ избраніи новаго князя; во главѣ депутаціи отправился Петроніевичь. Оставшіеся въ лагерѣ приносили поздравленія новому князю; важнѣйшіе изъ Сербовъ цѣловались съ нимъ, а меньшіе кланялись ему говоря: «Богъ да сохранитъ тебя князь!» За ними привѣтствовали князя кметы, при чемъ иные говорили: «будь здоровъ нашъ князь!» а другіе прибавляли: «да сохранитъ Богъ тебя, князь, и г. Вучича».

 

Пока шли привѣтствія, депутація, посланная въ крѣпость, исполнила свое порученіе. Паша и турецкій коммисаръ одобрили народное избраніе; а присутствовавшій при этомъ генералъ Гауеръ сказалъ, что ему пріятно видѣть, какъ Сербскій народъ твердо охраняетъ свои права. Съ депутаціей посланъ былъ переводчикъ паши, съ письмомъ отъ имени паши и коммисара, въ которомъ они, по власти, данной имъ отъ султана, одобряли выборъ народа. Вслѣдъ затѣмъ въ лагерь прибыли оба турецкіе сановника, сопровождаемые коннымъ отрядомъ; ихъ встрѣтили пушечною пальбою и военною музыкой. Паша приблизился къ шатру, и народъ снова окружилъ мѣсто княжескаго избранія. Кіамиль-паша, этотъ властолюбивый Турокъ, имѣвшій счастіе заправлять сербскими дѣлами, чего не удавалось многимъ изъ его предшественниковъ, повторилъ предъ народомъ ту сцену, которую съ такимъ искуствомъ, заранѣе убѣжденный въ ея исходе, разыгралъ предводитель народа Өома Вучичь. Странно было, когда уже, одобривши новое избраніе, Кіамиль-паша тоже полѣзъ на стулъ и сталъ говорить народу: «князь Михаилъ Обреновичь вонъ тамъ въ Землинѣ, позовемъ его?» — «Не хотимъ его, не хотимъ, не хотимъ!» кричалъ народъ. «Что это, что это, спрашивалъ паша, я говорю — князь Михаилъ въ Землинѣ, позовемъ его!» и народъ опять повторилъ свои крики, а паша спросилъ его: «кого же хотите вы княземъ?» народъ назвалъ Александра Кара-Георгіевича. «Хорошо, хорошо», проговорилъ улыбаясь паша и спустился со стула; «будьте счастливы!» прибавилъ онъ, обращаясь въ окружавшимъ его старѣйшинамъ. Послѣ того Шекибъ-эфенди сталъ увѣрять народъ, что султанъ подтвердитъ избраніе князя и пришлетъ бератъ. Онъ говорилъ по турецки а Петроніевичь переводилъ его слова. Затѣмъ опять стрѣляли изъ пушекъ, и подъ эти звуки турецкіе служители разносили важнымъ

 

 

174

 

гостямъ и сербскимъ старѣйшинамъ кофе. По угощенія Шекибъ-эфенди всталъ и, взявъ Кара-Георгіевиіа, Петроніевича и Вучича за правыя руки и соединивъ ихъ, сказалъ: «держитесь твердо, ничего не бойтесь, царя вашего слушайте и уставъ, данный вамъ, соблюдайте; тогда и вамъ и цѣлой Сербіи будетъ хорошо». Съ этими словами турецкіе сановники оставили лагерь, а Кара-Георгіевичь расположился въ томъ же шатрѣ, гдѣ происходилъ его выборъ. Возвратившись въ крѣпость, паша велѣлъ доставить списокъ съ народной просьбы русскому консулу, и сообщилъ ему объ избраніи новаго князя. Ващенко немедленно протестовалъ противъ такого способа княжескаго избранія, и во все время народнаго торжества въ лагерѣ русскій флагъ близъ консульскаго дома былъ спущенъ. За то Сербы, и даже нѣкоторые изъ Турокъ иллюминовали вечеромъ весь городъ [42].

 

Дѣятельность приверженцевъ Обреновича только раздражала новыхъ правителей. Отданъ былъ приказъ стражѣ стрѣлять въ нихъ, если они приблизятся къ правительственнымъ зданіямъ. Сдѣлано было распоряженіе о высылкѣ австрійскихъ и турецкихъ подданныхъ изъ Сербіи, изъ коихъ многіе давно уже поселились въ Бѣлградѣ, и имѣли свои домы, лавки и семейства. Обѣ партіи не останавливались впрочемъ ни предъ какими средствами, чтобы повредить другъ другу. Въ Землинѣ произведена была попытка отравить Михаила Обреновича, и по жалобѣ его мѣстная полиція вмѣшалась въ это дѣло; слѣдствіе перенесено было потомъ въ землинскій магистратъ и заподозрѣнные сосланы въ Петроварадинъ. Точно также и въ Бѣлградѣ носились слухи о заговорѣ на жизнь Вучича, вслѣдствіе чего приняты были строгія полицейскія мѣры, поддержанныя со стороны турецкаго гарнизона, усилились тюрёмныя заключенія, тѣлесныя наказанія и высылка въ Турцію. Въ тоже время правительство старалось привязать къ себѣ регулярныя войска: офицеры и рядовые, которые не были за Михаила въ послѣднемъ возстаніи, получили полугодовое жалованье въ видѣ награды. Въ прибавленіяхъ къ оффиціальной газетѣ печатались различныя стихотворенія въ честь уставобранителей, ихъ прошлыхъ подвиговъ и въ порицаніе ихъ противниковъ: особенно усердствовала въ этомъ отношеніи Сима Милютиновичь Сарайлія и Іованъ Хаджичь, прозванный въ литературѣ Милошемъ Свѣтичемъ. Привержевцы Вучича воспѣвали на равные лады его заслуги предъ отечествомъ. Пештскія Народныя Новины не знали предѣловъ для похвалъ ему. Не было болѣе на сербскомъ

 

 

175

 

и хорватскомъ языкахъ ни одной газеты, которая могла бы защищать проигранное дѣло Обреновичей. Бѣлградская оффиціальная газета пустилась въ клеветы, доказывая, что правленіе Михаила сопровождалось не только угнѣтеніями, но и кровавыми насиліями: по ея словамъ всѣ, погибшіе въ началѣ Вучичева возстанія, были зарѣзаны по личному повелѣнію князя, который велѣлъ потомъ воткнуть ихъ головы за колья; увѣряли, что правительство послѣднихъ дней Михаила составило длинный списокъ своихъ противниковъ и намѣревалось всѣхъ ихъ перебить. Въ противность тому старались увѣрить, что Вучичь поднялъ народъ лишь для того, чтобы просить князя склониться на тѣ требованія, которыя выставлевы были Портою, что онъ не издалъ ни одного приказа о чьемъ либо убіеніи, что онъ даже стрѣлялъ изъ пушекъ во время стычекъ съ княземъ холостыми зарядами. Хвалители готовы были дойти до крайности; по ихъ словамъ прежніе правители отличались: неспособностію, жаждою мести, корыстолюбіемъ, кровожадностію, презрѣніемъ къ уставу; товарищи же Вучича надѣлены были всѣми противуположными качествани. Всѣ эти отзывы печатались въ оффиціальной газетѣ и еще болѣе раздувались въ Пештскихъ Народныхъ Новинахъ. Но тѣ же самыя газеты не могли скрыть, что изъ Сербіи удалились и выгнаны въ Австрію 96 человѣкъ, хотя по другимъ извѣстіямь такихъ людей насчитывалось не менѣе 200 человѣкъ; что въ Крагуевцѣ, по словамъ правительственной газеты пришлось закрыть гимназію, ибо некому было повѣрить надзоръ за нею, и что вообще всѣ учебныя заведенія закрыты до 1-го октября; объ Обществѣ сербской словесности и его засѣданіяхъ не было и помину. О Раевичѣ въ самой оффиціальной газетѣ было сказано, что онъ привезенъ на Врачаръ съ четырьмя другими чиновниками въ то время, какъ тамъ не было Вучича, и поэтому они должны были испытать ужасное заключеніе:

 

«здѣсь на Врачарѣ подлѣ лагеря, сказано было въ газетѣ, строится новый домъ однимъ изъ чиновниковъ, для котораго приготовлево необходимое количество земли, взятое изъ одной близь находящейся ямы; яма эта четырехугольная, длиною въ 3 аршина, а глубиною въ 10; эта-то яма и обращена по необходимости въ заключеніе для нихъ. Такое мѣсто въ настоящемъ случаѣ весьма удобно для такой потребности; ибо яма выкопана такъ, что ея края находятся почти въ отвѣсномъ положеніи, вслѣдствіе чего арестованныхъ легче охранять; для удобства задержанныхъ позаботились выстлать дно ямы сѣномъ, такъ что они могутъ лежать

 

 

176

 

и спать въ ней: и это совершенно справедливо, ибо если столь многочисленный народъ долженъ жить въ лагерѣ подъ открытымъ небомъ, то и арестованные за ихъ преступленія могутъ быть содержимы подъ открытымъ небомъ. Но когда прибылъ народный предводитель г. Вучичь, то ихъ вынули изъ ямы и каждому дали въ руки по одному уставу, чтобы они могли сами судить о своихъ прежнихъ дѣлахъ, какого рода они были, и потомъ снова ихъ заперли въ вышеупомянутый домъ».

 

При такихъ условіяхъ не удивительно, что въ пользу Раевича, который большею частію былъ исполнителемъ чужихъ приказаній, во все предшествовавшее управленіе менѣе другихъ имѣлъ вліяніе на дѣла, и вмѣстѣ съ другими чиновниками своего вѣдомства брошенъ былъ въ яму въ оковахъ еще только обвиняемый, а не обвиненный, русскій консулъ счелъ нужнымъ протестовать предъ пашею [43].

 

Въ самомъ дѣлѣ правительственная логика и практика восторжествовавшей партіи такъ глубоко противорѣчили другъ другу, что невольно вызывала постороннее вмѣшательство въ дѣла. Удалившійся князь обвиняемъ былъ за то, что нѣкоторые изъ его противниковъ, схваченные въ началѣ возстанія съ оружіемъ въ рукахъ, были убиты безъ суда и слѣдствія, хотя они и дѣйствовала противъ законной власти; теперь же преслѣдовались люди, остававшіеся вѣрными до послѣдней минуты своему княью и партія Вучича поступала съ ними точно также произвольно, но охотно принимала за то восхваленія себѣ. Такимъ образомъ не могло быть и рѣчи о справедливости, о законности, объ уваженіи въ уставу, которымъ прикрывались противники Обреновичей, кичившіеся своимъ умомъ и способностями предъ своими низверженными соперниками. Въ этомъ отношеніи искреннѣе другихъ дѣйствовалъ Вучичь: дѣйствительно способный, но грубый и оставшійся вѣрнымъ всѣмъ добрымъ и дурнымъ качествамъ того народа, изъ среды котораго вышелъ, онъ смотрѣлъ прямыми глазами на свою борьбу съ Обреновичами. Еще по пріѣздѣ Михаила изъ Константинопола онъ говорилъ, что одна изъ партій должна пасть; когда въ газетахъ стали говорить, что онъ и его партія называютъ себя уставобранителями, онъ всегда отвергалъ это; прямѣе и рѣшительнѣе другихъ онъ входилъ въ связя съ турецкими и австрійскими властями, доставлялъ всѣ свѣдѣнія въ русское консульство, пока видѣлъ, что политика послѣдняго не чуждается его личныхъ стремленій и интересовъ его партіи; нагрубилъ В. П. Титову, когда увидалъ, что русская дипломатія не можетъ же защищать до послѣдней крайности

 

 

177

 

цѣли какого бы то ни было изъ сербскихъ честолюбцевъ; теперь, пользуась громаднымъ вліяніемъ на народъ и совершивъ почти одинъ все дѣло изгнанія Обреновичей, не считалъ нужнымъ прибѣгать ни къ какимѣ уступкамъ, ни къ какимъ соглашеніямъ. Правда оппозиціонное положеніе русскаго консульства, при извѣстномъ расположеніи народа къ Россіи, внушало ему нѣкоторыя опасенія; но онъ быть можетъ одинъ изъ тогдашнихъ Сербовъ былъ убѣжденъ, что Россія не будетъ требовать, во что бы то ни стало, возстановленія Михаила. Однакожь такія непривычныя отношенія правительства къ русскому консулу были тягостны для перваго, и оно попыталось войти въ сношенія съ Ващенкою, который впрочемъ не принялъ присланнаго къ нему пакета, но отослалъ его назадъ не распечатаннымъ. Тогда самъ Вучичь рѣшился просить свиданія у консула, но получилъ отказъ. За то отношенія новаго сербскаго правительства къ австрійскому консулу Атанацковичу были крайне безцеремонны; сербское правительство совершенно игнорировало его и сносилось съ генераломъ Гауеромъ; тогда Атанацковичь пригласилъ къ себѣ на обѣдъ Вучича и товарищей его и добрыя отношенія между ними были возстановлены. Англійскій консулъ еще въ началѣ сентября уѣхалъ въ Константинополь для личныхъ объясненій о всемъ случившемся. Въ то же время въ Константинополь поѣхали и депутаты отъ князя Михаила: Вуле Григорьевичь, Перо Поповичь. Нерѣдкія поѣздки русскаго консула въ Землинъ силыю снущали сербскихъ правителей; Михаилъ Обреновичь и бѣжавшіе съ нимъ чиновники продолжали жить въ Землинѣ; князь выдавалъ чиновникамъ ихъ жалованье, а бѣглецамъ изъ народа денежныя пособія. Старый Милошъ присылалъ сыну не малыя суммы. Связи Михаила съ Сербіей не были совершенно прерваны, ибо какъ въ правительственныхъ даніяхъ, гдѣ онъ проживалъ прежде, такъ и въ домахъ, принадлежавшихъ собственно семейству Обреновичей, находилось много вещей, надзоръ за которыми имѣли многочисленные служители. Уже ради хозяйственныхъ распоряженій князь долженъ былъ иногда переписываться съ этими служителями и, не считая себя лишеннымъ княжескаго званія, сносился чрезъ нихъ съ своими приверженцами. Временное правительство видѣло въ этихъ сношеніяхъ опасныя для себя намѣренія и требовало, чтобы Михаилъ удалилъ своихъ служителей и движимое имущество изъ Сербіи, отобрало въ свое распоряженіе всѣ дома, которые считало правітельственными, надъ остальными же устроило надзоръ подъ предлогомъ, что на Милошѣ числятся разные правительственные долги.

 

 

178

 

Михаилъ долженъ былъ распорядиться продажею скота, принадлежавшаго ему, просилъ французскаго консула принять его вещи въ свою квартиру, выьвалъ часть служителей къ себѣ въ Землинъ, а другихъ уволилъ отъ службы, и протестовалъ противъ отобранія княжескихъ зданій и нѣкоторыхъ земель, которыми прежде пользовались Обреновичи, какъ противъ конфискаціи его имѣній. Протестъ этотъ подадъ былъ пашѣ и русскому консулу. Первый сообщилъ его сербскому правительству, но оно отвѣчало, что отобранныя дома суть правительственныя, а служители князя удалены изъ опасенія, чтобы не могли быть орудіями новыхъ замысловъ въ пользу Обреновичей. Паша удовлетворился этимъ отвѣтомъ.

 

Люди, враждебно расположенные къ новымъ правителямъ, объясняли такой успѣхъ ихъ тѣмъ, что они обѣщали прибавить въ ежегодной дани Портѣ милліонъ піастровъ и прирѣзать нѣсколько участковъ земли къ крѣпостямъ. Вообще временное правительство было въ большой дружбѣ съ турецкими властями. На Врачарѣ все еще держалса народный таборъ, хотя и не столь многочисленный какъ прежде. Надъ приверженцами прежняго правительства всячески издѣвались. Мичича держали въ особой избѣ, а Явовича бросили въ яму, гдѣ все еще содержались въ заключеніи четыре человѣка. Впрочемъ Яковича, бывшаго родомъ изъ Босніи, рѣшено было вскорѣ отправить въ мѣсто его рожденія, боснійскій городъ Новую Варошъ. Самого же Мичича возили 6 октября по крѣпостямъ и улицѣ на показъ, въ наивящшему удовольствію Турокъ, и потомъ снова бросили въ тюрьму: это уже было совершенно излишнее проявленіе усердія временнаго правительства къ его турецкимъ покровителямъ. Между 8 и 15 октября Кіамиль-паша праздновалъ по турецкому обычаю рожденіе султанскаго принца Абдулъ-Хамида; Вучичь приказалъ чрезъ полицію освѣщать лавки и дома на главной улицѣ, по которой въ продолженіе нѣсколькихъ вечеровъ въ ряду проходила въ крѣпость сербская музыка, сопровождаемая полицейскимъ чиновникомъ, обязанность котораго по видимому состояла въ томъ, чтобъ толпившихся мальчишекъ заставлять время отъ времени прерывать царствовавшее на улицѣ глухое молчаніе криками: ура! Вучичь и Петроніевичь всячески льстили пашѣ, который съ своей стороны дозволялъ имъ дѣлать все, чтò имъ было угодно, и оффиціальная газета не оставалась въ долгу у Кіамиль-паши, превознося турецкія власти. Словомъ Вучичь и Петроніевичь управляли Сербіей самовластно, подъ покровительствомъ Турокъ. Вучичь назначилъ молодаго сына своего, до тѣхъ поръ занимавшагося

 

 

179

 

только торговлею и не знавшаго никакой службы, срезскимъ начальникомъ въ Гружу. Пештскія Народныя Новины выставили это, какъ уступку настоятельнымъ требованіямъ самихъ жителей гружанской мѣстности; но приверженцы Обреновичей говорили, что Вучичь нарушилъ этимъ уставъ, защитникомъ котораго выставляли его приверженцы. Сами сербскія власти по видямому признавали, что безъ Вучича онѣ не могли бы имѣть такого вліянія на народъ. Петроніевичь, болѣе хитрый и уклончивый, чѣмъ его товарищи, постоянно выдвигалъ Вучича впередъ въ важныхъ и опасныхъ случаяхъ, укрываясь за него. За всѣмъ тѣмъ ихъ дѣйствія обнаруживали какое-то недовѣріе къ собственнымъ мѣрамъ, быть можетъ вслѣдствіе сомнѣній за счетъ будущности новаго порядка вещей въ Сербіи, устроеннаго насиліемъ, къ чему приводило ихъ постоянное удаленіе русскаго консула отъ участія въ томъ, что ими предпринималось. Съ другой стороны они не допускали ни малѣйшаго случая показать свое самохвальство тамъ, гдѣ могли. Самъ Вучичь, посѣтивъ австрійскаго консула, съ увѣренностію говорилъ ему, что принялъ на себя званіе и обязанности народнаго предводителн по волѣ султана, съ согласія котораго совершенъ и самый переворотъ въ Сербіи. Тѣмъ не менѣе правители жаловались за близкое пребываніе къ границамъ Сербіи прежнихъ старѣйшинъ, и австрійское правительство пригласило Ефрема Обреновича, Протича, и иныхъ удалиться изъ Землина въ другіе города; нѣкоторые изъ нихъ переѣхали въ Новый Садъ, а нѣкоторые еще далѣе подъ предлогомъ леченія и поправленія утомленнаго здоровья. Для приличія и успокоенія противной партіи Вѣнское правительство отозвало вмѣстѣ съ ними и генерала Гауера. 18 октября, по поводу праздника Евангелиста Луки, фамильнаго патрона Вучичева, народнымъ предводителемъ устроено было большое торжество для народа. Послѣ церковвой службы въ таборѣ раскинутъ былъ громадный столъ на 100 человѣкъ, за которымъ обѣдали князь, митрополитъ, епископы, важнѣйшіе священники, совѣтники, по нѣскольку чиновниковъ изъ каждаго округа, народные кметы и изъ каждой роты регулярнаго войска по одному офицеру, унтеръ-офнцеру и рядовому. Пиршество происходило подъ открытымъ небомъ и Вучичь, какъ хозяинъ, не садился за столъ, но по сербскому обычаю ходилъ кругомъ и угощалъ гостей. При этомъ произнесено было множество здравицъ при пѣніи: многая лѣта! крикахъ: ура! звукахъ военной музыки и пушечной пальбѣ, которая раздалась во время здравицы за Сербскій народъ. Въ самомъ

 

 

180

 

таборѣ пировалъ народъ, для котораго Вучичь выдалъ двухъ воловъ, не малое число барановъ и 20-ть оковъ вина. За тѣмъ начались хороводы и продолжались до поздней ночи. Оффиціальная газета, описываа это празднество, на первыхъ столбцахъ своихъ, говорила, что весь народъ славилъ добродѣтели хозяина того дня, а также заслуги его и Петроніевича на пользу народа и отечества, которые должны благодарить ихъ за пріобрѣтенную свободу [44].

 

Между тѣмъ правители распорядились о созваніи народной скупщины къ Дмитрову дню для прочтенія предъ нею берата, утверждавшаго новаго князя въ его званіи. Въ удивленію многихъ за недѣлю до этого дни снова пріѣхалъ въ Бѣлградъ генералъ Гауеръ и ночевалъ у паши 18 и 22 октября. Для помѣщенія разныхъ лицъ, пріѣзжавшихъ въ Бѣлградъ изъ округовъ, забрали послѣдній домъ, оставшійся отъ конфискаціи имущества Обреновичей, хотя онъ былъ построенъ Любицею и на землѣ, ею купленной. Не за долго до скупщины изъ подъ ареста выгнали на бѣлградскія улицы нѣсколько человѣкъ изъ купеческаго и ремесленнаго сословія, приверженцевъ прежнихъ князей, для сметанія сора, при чемъ полицейскіе позволяли себѣ иногда поволачивать метущихъ.

 

Около того же времени приведены были въ Бѣлградъ десять скованныхъ Болгаръ изъ числа укрывавшихся въ Сербіи; между ними были и тѣ, которые подавали жалобу барону Ливену во время его проѣзда чрезъ Нишскій пашалыкъ весною 1841 года, и которые потомъ ходили въ Букарештъ къ русскому коммисару Дюгамелю; временное правительство старалось выпытать отъ нихъ признаніе въ томъ, будто Михаилъ былъ причиною волненія въ ихъ краѣ. 26 октября должно было происходить чтеніе берата предъ народною скупщиною на калимейданѣ, отдѣлявшенъ крѣпость отъ города. Генералъ Гауеръ пріѣхалъ въ тотъ день въ крѣпость съ утра съ большою свитою офицеровъ и отпустилъ ихъ на военный парадъ, а самъ, узнавъ что русскій, французскій, англійскій и даже австрійскій консулы не будутъ при чтеніи берата, выпросилъ у паши подъ предлогомъ нездоровья шубу, помѣстился завернувшись въ нее на одной изъ крѣпостныхъ батарей, въ виду народнаго собранія, и оставался тамъ до окончанія обряда. Между крѣпостыо и городомъ выстроены были турецкія и сербскія войска; потомъ прибыли туда турецкіе и сербскіе чиновники, сербское духовенство и народъ; за тѣмъ пріѣхалъ новый князь, наконецъ Кіамиль-паша и турецкій коммисаръ, уже знакомый намъ Эминъ-эфенди, который привезъ султанскій бератъ. Сначала коммисаръ

 

 

181

 

прочелъ его въ подлинникѣ, потомъ сербскій чиновникъ сербскій переводъ. Въ бератѣ между прочимъ было сказано:

 

«для того, чтобы угнетенія и всякая неправда были повсюду устраняемы, а царствовала бы только справедливость, вездѣ я поставилъ своихъ правителей. Между ними, дабы и Сербскій народъ, подданный мнѣ, пользовался спокойствіемъ въ полной мѣрѣ, назначилъ я ему прежде княземъ Михаила Обреновича. Но такъ какъ онъ заблагоразсудилъ поступать противно и моей волѣ дарованнымъ тому народу правамъ и законамъ; то я нашелся вынужденнымъ свергнуть его и лишить сего достоинства. Старѣйшины земскаго правленія и весь остальной Ссрбскій народъ отъ высшихъ до меньшихъ избрали между сановниками народа христіанскаго княземъ Александра Карагеоргіевича (желаю, чтобы сіе достоинство навсегда оставалось за нимъ), и заявилн, что онъ способенъ управлять землею и народомъ, прося при семъ утвердить его. Вслѣдствіе чего я его и утвердилъ».

 

Затѣмъ исчислялись условія этого утвержденія: вѣрность Османской имперіи, сохраненіе устава, порядка и спокойствія въ Сербіи, соблюденіе справедливости и нечиненіе ни какихъ препятствій для народнаго развитія; и со стороны старѣйшинъ и народа повиновеніе ему с отвѣтственно уставу и земскимъ учрежденіямъ. Почти то же самое было сказано въ письмѣ великаго визиря на имя Александра Карагеоргіевича; но въ этомъ письмѣ упоминалось также о его славномъ и благородномъ происхожденіи, какъ ручательствѣ за прекрасное управленіе страною и народомъ. По прочтеніи берата чиновникъ, читавшій сербскій переводъ, повторилъ нѣсколько разъ присутствовавшимъ на скупщинѣ, что уставъ, по которому управляется ихъ отечество, данъ не одному князю, но и всему народу, а потому всѣ должны заботиться объ исполненіи его. По окончаніи этихъ формальностей послѣдовало не громкое «ура!», свидѣтельствовавшее о томъ, что Сербы вообще не охотно выражаютъ свою радость въ виду турецкой крѣпости, пушки которой обращепы на ихъ городъ. Потомъ начались маневры турецкихъ и сербскихъ войскъ, сопровождавшіеся пушечною и ружейною пальбою. По окончаніи ихъ новый князь отправился, въ сопровожденіи турецкаго коммисара, турецкихъ и своихъ чиновниковъ и депутатовъ въ церковь, гдѣ митрополитъ и остальное духовенство совершили молебствіе, во время коего князь былъ миропомазанъ и принесъ присягу на вѣрность султану и непреложное исполненіе устава. Въ зданіи временнаго правительства, бывшемъ дворцѣ Михаила, новый князь принималъ поздравленія отъ всѣхъ.

 

 

182

 

Послѣдній поздравлялъ Карагеоргіевича народный предводитель, виновникъ всего событія, Ѳома Вучичь Перишичь. Вечеромъ весь городъ былъ освѣщенъ. На нѣкоторыхъ мѣстахъ воздвигнуты были пирамиды съ различными изображеніями и надписями. На одной изъ нихъ представлено было избраніе новаго князя въ народномъ таборѣ на Врачарѣ: князь изображенъ былъ поднявшимъ три пальца правой руки вверху и положившимъ дѣвую руку на уста; подъ нимъ виднѣлась надпись: «прежде рѣшусь умереть, чѣмъ преступить уставъ»; подъ группою людей, представленныхъ на той же пирамидѣ, виднѣдись двѣ надписи: «ура князю! ура уставу!» На другой сторонѣ той же пираииды изображенъ былъ султанъ съ надписыо: «благодарный Сербскій народъ мой, держи уставъ, дарованный мною тебѣ!» На третьей сторонѣ было помѣщено изображеніе русскаго государа съ надписью: «сербское счастіе есть моя воля; сокъ розы да не пьетъ оса». Но на русскомъ консульствѣ въ этотъ день не развивался флагъ. На многихъ зданіяхъ были устроены щиты, на которыхъ восхвадялся въ стихахъ новый князь. Въ тотъ же день издана была княжеская прокламація къ народу; въ ней Карагеоргіевичь обѣщалъ не щадить ни труда, ни своей жизни для народнаго блага. Сдѣдовавшіе за прокламаціей указы назначали: Авраама Петроніевича княжескимъ представникомъ и попечителемъ иностранныхъ дѣлъ, а Алексѣя Янковича директоромъ княжеской и иностранныхъ дѣлъ канцеляріи; Стояна Симича, Стефана Стефановича, Милосава Здравковича, Лазаря Теодоровича, Матвѣя Ненадовича, Милютина Петровича, Луку Лазаревича, Илью Гарашанина, Іована Вельковича, Стефана Петровича Кничанина и Петра Лазаревича членами Совѣта, изъ нихъ Симичь съ званіемъ вице-президента, секретаремъ назначенъ Александръ Ненадовичь, сынъ покойнаго воеводы Якова; попечителемъ внутреннихъ дѣлъ назначенъ былъ Вучичь, а начальникомъ полицейскаго отдѣленія Аөанасій Николичь; о Вучичѣ было сказано въ указѣ, что такое званіе дадено ниже заслугъ, оказанныхъ имъ отечеству, но онъ принимаетъ его ради пользы своей родины, которую предпочитаетъ всену; помощникомъ Вучичу назначенъ былъ членъ Совѣта Илья Гарашанинъ, «извѣстный своими способностями и непоколебимостію, столь важными при нынѣшнихъ обстоятельствахъ Сербіи, когда на полицейскую сторону должно быть обращено особенное вниманіе». Попечителемъ правосудія и просвѣщенія назначенъ былъ Паунъ Янковичь, а начальниками отдѣленій — по правосудію Савва Шиличь, а по просвѣщенію

 

 

183

 

Іованъ Поповичь. Попечителемъ финансовъ опредѣленъ былъ Павелъ Станшичь, а начальниками отдѣленій: промышленности — Евтимій Угричичь, казначейства и вмѣстѣ съ тѣмъ главнымъ казначѣемъ — Радованъ (повышенный изъ Раи) Дамьяновичь. На другой день издана была новая форма присяги для войска: въ ней отечество и уставъ поставлены были выше князя. Въ этотъ день устроена была иллюминація отъ войска, освѣщенъ весь калемейданъ и горѣли пирамиды съ стихами, въ которыхъ славились султанъ, Кара-Георгій и сынъ его Александръ. Въ слѣдующіе дни были обнародованы безчисленныя назначенія новыхъ чиновниковъ; образовывалось совершенно новое правительство изъ партіи Вучича и его приверженцевъ [45].

 

Но это торжество было далеко не полное. Едва затихли праздники какъ изъ Пожаревца получено было извѣстіе, что 15-ть солдатъ и одинъ офицеръ бѣжали чрезъ Дунай въ Землинъ къ Михаилу. Упорство русскаго консульства признать новаго князя и его правительство производило свое дѣйствіе. Общественное мнѣніе начинало колебаться въ томъ, дѣйствительно ли старѣйшины поступили какъ слѣдуетъ. Но были и мѣстныя причины новыхъ неудовольствій: правительство, желая удовдетворить всѣхъ своихъ приверженцевъ и раздать имъ должности, рѣшилось раздѣлить Сербію на бóльшее число срезовъ, чтобы имѣть такимъ образомъ возможность назначить поболѣе чиновниковъ. Противъ этого также начался ропотъ; партія уставобранителей оказывалась не настолько преданною исключительно народнымъ интересамъ, какъ прокричали о ней ея же приверженцы; оказывалось, что ея вожди не могли обойти и личныхъ выгодъ своихъ сотрудниковъ. Не удивительно, что Вучичь и Петроніевичь искали поддержки себѣ извнѣ. Ихъ покровитель и помощникъ, генералъ Гауеръ, насладившійся зрѣлищемъ полнаго торжества своего, наконецъ былъ отозванъ навсегда вѣнскимъ правительствомъ при первомъ извѣстіи, что русскій государь снова отправилъ въ Бѣлградъ и Константинополь барона Ливена въ качествѣ чрезвычайнаго коммиссара по сербскимъ дѣламъ. Наканунѣ отъѣзда Гауера изъ Землина Вучичь и Петроніевичь провели у него цѣлый вечеръ: покровительство, утвержденное дипломатически за Россіей, на практикѣ явно переходило къ Австріи. Вучичь и Петроніевичь признавали всѣ услуги, какія когда либо были олазаны Австріей Сербіи, и соглашались, что интересы послѣдней, разумѣется подъ ихъ управленіемъ, были тѣснѣе связаны съ интересами Австріи, чѣмъ съ видами Россіи. Наговоривъ много другъ

 

 

184

 

другу сладкихъ обѣщаній, Вучичь и Петроніевичь уже ночью возвратились въ Бѣлградъ, а баронъ Гауеръ отправился на другой день въ Сентъ-Пёлтенъ, гдѣ и долженъ былъ возвратиться къ своимъ прежнимъ занятіямъ по званію инженера: его дипломатическая карьера, хотя кратковременная, но пройденная столь блистательно, навсегда оканчивалась. Уѣхалъ одинъ покровитель, появился новый. Мимо Бѣлграда чрезъ Землинъ проѣзжалъ турецкій посланникъ при вѣнскомъ дворѣ; Вучичь и Петроніевичь поспѣшили къ нему, и въ одной изъ землинскихъ кофеенъ имѣли свиданіе съ турецкимъ дипломатомъ въ особой комнатѣ при затворенныхъ дверяхъ, къ которымъ приставлены были двое турецкихъ соддатъ. Послѣ двухчасоваго разговора они разстались въ общей залѣ, при чемъ Турокъ ласково потрепалъ Вучича по плечу. Вскорѣ послѣ того въ Землинъ возвратились депутаты Михаила изъ Константинополя и Порта сообщала ему, что признаетъ совершившійся фактъ и требуетъ отъ него возвращенія знаковъ княжескаго достоинства.

 

Между тѣмъ императоръ Николай I отправилъ въ Константинополь собственноручное письмо на имя султана подписанное 19-го октября такого содержанія:

 

«Среди всеобщаго безпокойства, произведеннаго побѣдою мятежниковъ въ Сербіи, я придавалъ большую важность тѣмъ мудрымъ и благоразумнымъ заключеніямъ, которыми, повидимому, Оттоманская Порта намѣревалась положить конецъ достойному сожалѣнія порядку вещей. Донесенія моего посланника въ Цареградѣ, въ коихъ онъ обширно упоминалъ о разговорахъ съ министрами Вашего Высочества, извѣщали, что Высокая Порта не имѣетъ намѣренія дѣйствовать отдѣльно и желаетъ, согласно съ постановленіями договоровъ, посовѣтоваться съ Русскимъ дворомъ о наиудобнѣйшихъ средствахъ для возстановленія законнаго порядка въ Сербіи и для устраненія тѣхъ важныхъ отступленій, которыми мятежники нарушили владѣтельныя права Вашего Высочества и права, данныя Россіи вслѣдствіе торжественныхъ договоровъ. Искренно одобряя такое разумное рѣшеніе, я былъ такъ счастливъ, великій и могущественный императоръ, что имѣлъ и другой примѣръ благороднаго образа мыслей и чистоты принциповъ, которые Вы всегда обнаруживали въ продолженіе дружественныхъ отношеній, которыя соединяютъ насъ, и въ подтвержденіе коихъ Ваше Высочество дали недавно ясное свидѣтельство въ дѣлѣ Валашскаго господаря. Будучи одушевленъ желаніемъ содѣйствовать къ достиженію намѣреній Вашего Высочества, я повелѣлъ генералъ-маіору

 

 

185

 

барону Ливену отправиться въ Сербію, развѣдать тамъ самымъ точнымъ образомъ о положеніи дѣлъ, и оттуда проѣхать въ Константинополь, чтобы предложить Вашему Высочеству, какъ мнѣ самому, достовѣрное извѣстіе о томъ, что онъ видѣлъ тамъ, и участвовать вмѣстѣ съ г. Бутеневымъ и министрами Порты въ опредѣленіи мѣръ, которыя должны быть приняты относительно Сербіи. Но въ то самое мгновеніе, какъ баронъ Ливенъ отправился въ путь, я узналъ, что Порта перемѣнила свои намѣренія и рѣшилась утвердить новаго владѣтеля, избраннаго тѣми, которые сами заблагоразсудили назвать себя представителями Сербскаго народа, и что такое заключеніе оффиціально сообщено моему посланннку чрезъ Рейсъ-эфенди. Я полагаю, великій и могущественный императоръ, что я не исполнилъ бы обязанностей искренней и законной дружбы, еслибы скрылъ чувства изумленія и сожалѣнія, возбужденныя во мнѣ такимъ рѣшеніемъ . Мнѣ было лрайне жаль замѣтить, что султанъ отступилъ отъ того пути, который опредѣленъ заключенными между нами договорами, что онъ забылъ о справедливыхъ правахъ той силы, которая оказала важныя услуги Оттоманской имперіи среди окружавшихъ ее опасностей, и забылъ это лишь для того, чтобы одобрить побѣду мятежниковъ и подтвердить избраніе правитедя, котораго невѣрные подданные дерзнули провозгласить таковымъ съ оружіемъ въ рукахъ, — короче сказать, мнѣ было непріятно замѣтить, что наиопаснѣйшимъ произшествіямъ оказано самое снисходительное признаніе. Я не могъ вѣрить, чтобы Ваше Высочество захотѣли терпѣть и впредь таковое коварство, обнаружившее такое неуваженіе къ Вашей верховной власти. Я хотѣлъ скорѣе вѣрить, что произошло какое либо недоразумѣніе, и ожидалъ, что Ваше Высочество въ туже минуту, какъ получите достовѣрное извѣстіе о произшедшемъ, отмѣните всѣ рѣшенія, несогкасныя съ достоинствомъ короны. Въ такомъ увѣреніи, не мѣняя перваго заключенія, посылаю опять генералъ-маіора барона Ливена въ Сербію и поведѣваю ему проѣхать оттуда въ Константинополь. Равнымъ образомъ повелѣваю и моему посланнику передать сіе письмо Вамъ, свѣтлѣйшій султанъ, и Вамъ откровенно сообщить мои мысли и желанія. Если Оттоманская Порта получила жалобу на Михаила Обреновяча, то она имѣетъ право доказать ему его преступленіе, послѣ предварительнаго совѣщанія съ Россіей, согласно съ существующими трактатами, смѣнить его и потомъ уже дать Сербскому народу необходимое полномочіе чтобы онъ избралъ себѣ другаго правителя по способу, указанному особымъ хаттишеріфомъ.

 

 

186

 

Таковой способъ дѣйствій есть единственво законный, правильный и опредѣленный, ибо охраняетъ собою преимущества владѣтеля, выгоды подданныхъ и права дружественной сосѣдней державы, и лишь таковой, а не иной способъ дѣйствій можеть получить мое одобреніе. Касательно основаній, по которымъ мое правительство будетъ поступать въ сихъ достойныхъ сожалѣнія обстоятельствахъ, я объявляю что никогда не желаю имѣть сношеній съ мятежемъ и никогда не признàю незаконное и несправедливое положеніе, которое произведено мятежемъ. Кромѣ того моя обязанность побуждаетъ меня строго хранить и содержать договоры, которые я до сихъ поръ совѣстливо соблюдалъ. Я вполнѣ увѣренъ, что и Ваше Высочество мыслитъ также; надѣясь, что Вы оцѣните искренность и наклонность, съ какими это письмо писано, и соизволите повелѣть министрамъ Высокой Порты, чтобы они вошли въ соглашеніе съ г. Бутеневымъ, дабы сербскій вопросъ приведенъ былъ въ законный и надлежащій порядокъ и направленъ къ послѣдствіямъ, отвѣчающимъ нашимъ взаимнымъ намѣреніямъ. Раскрывъ такимъ образомъ предъ Вашимъ Высочествомъ свои наисокровеннѣйшія мысли съ тѣмъ прямодушіемъ, къ которому обязываютъ соединяющія насъ связи, прошу Васъ принять увѣреніе, что буду обращать величайшую заботливость на все то, чтò клонится ко благу Вашего Высочества и славѣ Вашей державы» [46].

 

 

12 ноября баронъ Ливенъ былъ уже въ Землинѣ. Михаилъ посѣтилъ его и разсказалъ о сербскихъ событіяхъ; объяснивъ какъ онъ смотритъ на нихъ, онъ жаловался на требованіе Порты о выдачѣ знаковъ отличія. Кромѣ того барону Ливену подано было не мало жалобъ отъ проживавшихъ на австрійскомъ берегу Сербовъ. Когда русскій коммисаръ переѣхалъ въ Бѣлградъ, то и тамъ ожили люди, скрывавшіе до тѣхъ поръ изъ страха свое неудовольствіе противъ совершившагося переворота. Въ то врема какъ баронъ Ливенъ мѣнялся оффиціальными визитами съ пашою, при чемъ съ крѣпостныхъ стѣнъ отданы были ему надлежащія почести, въ то время какъ онъ имѣлъ свиданіе съ Вучичемъ и Петроніевичемъ сперва у паши, а потомъ въ домѣ русскаго консульства, въ домахъ приверженцевъ Обреновичей строчились жалобы къ нему на правительство и подметныя письма, которыя потомъ бросались на дворъ русскаго консульства. Въ числѣ жалобъ подана была одна протосингеломъ Шабецкаго епископа, отправленнымъ въ заточеніе въ Студеницкій монастырь за то, что попросилъ у правительства позволенія выѣхать въ Россію. Но полиція усердно слѣдила за намѣревавшимися подавать жалобы.

 

 

187

 

Три армейскихъ офицера, одинъ срезскій начальникъ и нѣсколько горожанъ разныхъ цеховъ думади подать жалобу барону Ливену, но ихъ арестовали и объявили, что между офицерами и ремесленниками составленъ заговоръ въ пользу Обреновичей. Офицерамъ однакожь удалось бѣжать изъ подъ стражи при помощи нѣкоторыхъ солдатъ, охранявшихъ ихъ, и хотя остальная стража послала въ догонку бѣглецамъ нѣсколько ружейныхъ выстрѣловъ, но они успѣли перебраться чрезъ Дунай въ Землинъ. Хотѣли бѣжать на австрійскую сторону даже полковые музыканты, но ихъ задержали подъ присмотромъ въ казармахъ. Войскамъ перестали довѣрять и даже для охраненія княжеской квартиры или приводили солдатъ подъ конвоемъ вооруженныхъ сельчанъ, или ставили за стражу только послѣднихъ. Такихъ сельчанъ, исправлявшихъ полицейскія должности послѣ распущенія народнаго табора на Врачарѣ, оставалось въ Бѣлградѣ около 400 человѣкъ; ихъ доволько часто мѣняли на новыхъ, приводимыхъ изъ внутреннихъ округовъ Сербіи. Самъ Вучичь всегда ходялъ по городу въ сопровожденіи 10-ти сельчанъ; на дворѣ у него былъ маленькій лагерь для цѣлой сотни. Но не въ одномъ Бѣлградѣ обнаруживалось недовольство новымъ правительствомъ. Въ Крушевцѣ вспыхнуло волненіе въ пользу Михаила. Стоянъ Іовановичь и нѣслолько молодыхъ людей, въ томъ числѣ Цукичь, племянникъ одного изъ недавно опредѣленныхъ въ члены Совѣта, получившій въ Крушевцѣ мѣсто окружнаго начальника, и 15-ть кметовъ поднялись было противъ остальныхъ властей, но были схвачены, приведены въ Бѣлградъ и посажены въ тюрьму. Уставобранители возлагали всѣ свои надежды на бѣлградскаго пашу, но вскорѣ узнали отъ него, что баронъ Ливенъ выговорилъ князю Михаилу оставить при себѣ прежніе знаки отличія. Сербское правительетво однакожь не теряло духа и продолжало пополнять свои ряды испытанными привержевцами своими. Лазарь Зубанъ, бѣжавшій еще въ 1842 году въ Константинополь вмѣстѣ съ уставобранителями и женившійся тамъ на богатой вдовѣ, неявлялсь въ Бѣлградъ назначенъ былъ членомъ Совѣта; сынъ Милосава Здравковича, начавшій послѣднее движеніе противъ Михаила и помогшій Вучичу тѣми деньгами, которыя онъ получилъ отъ Милоша, назначенъ былъ бѣлградскимъ окружнымъ начальникомъ. Но окончательнаго рѣшенія всего спора нельзя было произвести въ Бѣлградѣ, и 26 ноября баронъ Ливенъ выѣхалъ сухимъ путемъ въ Константинополь. Въ то же время Михаилъ переѣхалъ изъ Земляна въ Темешваръ, а до 300 Сербовъ, проживавшихъ въ Землинѣ, подали

 

 

188

 

просьбу въ русское консульство, требуя допущенія ихъ въ отечество. Но сербское правительство не могло удовлетворить такой просьбѣ, ибо его собственное положеніе было далеко не обезпечено. Оно еще не успѣло получить признанія со стороны Россіи, отнять надежду у Михаила и его приверженцевъ на возстановленіе прежняго порядка вещей, одолѣть всѣхъ противниковъ своихъ внутри Сербіи, почти ежедневно должно было бороться съ новыми проявленіями вражды къ нему, и теряло втайнѣ даже испытанныхъ между своими приверженцами. Едва только пріѣздъ барона Ливена въ Сербію показалъ, что Россія считаетъ избраніе Карагеоргіевича незаконнымъ, какъ старшій членъ Совѣта Стефанъ Стефановичь вошелъ въ сношенія съ русскимъ консуломъ, жалуясь ему на произвольныя дѣйствія и противныя уставу попущенія, которыя правительство позволило себѣ со времени своего господства. Вмѣсто всякихъ уступокъ сербское правительство издало 1 декабря указъ, гласившій слѣдующее:

 

«такъ какъ нѣкоторые изъ тѣхъ противниковъ устава и народныхъ правъ, которые, побоясь заслуженнаго наказанія за свои преступленія, побѣжали изъ отечества въ Австрійское царство, впали въ такое заблужденіе, что не только не оставили своихъ злыхъ умышленій, но, чтò еще хуже, осмѣлились украдкою безъ всякаго дозволенія переходить на эту сторону, мутить здѣсь, обезпокоивать народъ, обольщать легковѣрныхъ жителей, возбуждать ихъ посредствомъ обмановъ и лукавствъ и подстрекать противъ законной власти; то, чтобы отвратить всякое несчастіе отъ отечества и миролюбивыхъ жителей Сербіи, и притомъ сохранить и удержать порядокъ въ землѣ, нашли мы за благо при нынѣшнихъ обстоятельствахъ употребить наистрожайшія мѣры противъ таковыхъ злоумышленниковъ, и того ради запрещаемъ, чтобы никакой сербскій бѣглецъ не осмѣливался переходить въ Сербію ни явно, ни тайно, безъ особеннаго предварительнаго дозволенія отъ сербскаго правительства, въ которому путь открыть для подачи прошеній, и въ случаѣ дозволенія обращался не чрезъ другое какое либо мѣсто, но чрезъ перевозъ предъ бѣлградскою таможней, и являлся здѣсь тотчасъ же надлежащей, опредѣленной для того власти, дабы ожидать дальнѣйшихъ наставленій; въ противномъ же случаѣ, если бы кто покусился самовольно или тайкомъ пробраться въ Сербію, и отправиться куда либо, не предавшись въ руки власти, таковой въ случаѣ сопротивленія можетъ быть убитъ на мѣстѣ; равнымъ образомъ и тотъ, кто, узнавъ о такомъ бѣглецѣ, не объявилъ бы власти, или оказалъ бы ему помощь, или бы укрылъ его и утаилъ, или бы присталъ къ нему и пошелъ,

 

 

189

 

по наговору или безъ онаго, противъ земской верховной власти, противъ устава и существующаго законнаго порядка, тотъ также долженъ подлежать смертной казни» [47].

 

 

Взаимныя отношенія между правительствомъ и русскимъ консульствомъ не улучшались. 6-го декабря, въ Николинъ день, русскій консулъ не пошелъ даже въ церковь, не смотря на то что былъ приглашенъ митрополитомъ, отказался принимать поздравленія отъ членовъ правительства, основаннаго, какъ говорилъ онъ, на мятежѣ; и самъ князь также не былъ въ церкви на молебствіи. Вечеромъ однакожь городъ былъ иллюминованъ. Но въ слѣдующемъ номерѣ оффиціальной газеты не было ни накого описанія, которое бы свидѣтельствовало о правительственномъ или народномъ торжествѣ въ этотъ день. За то было помѣщено извлеченіе изъ Аугсбургской Всеобщей газеты, корреспондентъ которой старался доказать, что порученіе, данное барону Ливену, ни сколько не враждебно новому князю, что Россія съ благоволеніемъ взираеть на него, какъ на воспитавшагося среди ея, какъ на сына перваго вождя Сербскаго народа, съ которымъ она заключила первый союзъ на освобожденіе Сербіи. На практикѣ же само сербское правительство нисколько не доказывало, чтобы готово было подчиниться даже требованіямъ барона Ливена о возвращеніи въ отечество бѣжавшихъ въ Австрію. Напротивъ, вышеприведенный указъ свидѣтельствовадъ, что правительство Кара-Георгіевича намѣрено идти противуположнымъ путемъ. Но этого мало: не дозволяя бѣглецамъ свободнаго въѣзда на родину, правительство производило новые аресты и принимало новыя крутыя мѣры противъ людей, казавшихся ему подозрительпыии. Произнесенъ былъ смертный приговоръ надъ бывшимъ полицмейстеромъ Бѣлграда, надъ однимъ изъ бывшихъ адъютантовъ Михаила, надъ нѣсколькими офицерами и солдатами. При арестахъ отбирали деньги; такъ когда Сима Протичь, бывшій частнымъ секретаремъ у Михаила и долго укрывавшійся отъ безпрестанныхъ придирокъ полиціи, бѣжалъ въ Землинъ, то арестованъ былъ его тесть, хотя и родившійся въ Австріи, но уже давно поселившійся въ Бѣлградѣ, извѣстный докторъ Пацекъ, бывшій лекаремъ не только города, но и турецкой крѣпости, при чемъ у него взяты 2.000 дукатовъ, и потомъ изгнанъ въ Землинъ; но многіе и сами бѣжали въ Австрію, не дожидаясь дальнѣйшаго преслѣдованія со стороны правительства. Въ спискахъ, составленныхъ самимъ правительствомъ, сербскихъ изгнанниковъ, изъ которыхъ инымъ навсегда запрещенъ былъ въѣздъ въ отечество,

 

 

190

 

а другимъ на долгое время, лицъ, замѣшанныхъ въ политичекихъ убійствахъ, и простыхъ бѣглецовъ, родомъ изъ Сербіи, Австріи и Турціи, а также чиновниковъ и частныхъ лицъ, содержавшихся въ тюремномъ заключеніи, насчитывалось до 500. Но эти списки были далеко не полны.

 

Однимъ изъ самыхъ видныхъ бѣгствъ въ декабрѣ было бѣгство Болгаръ, содержавшихся болѣе трехъ мѣсяцевъ въ бѣлградской тюрьмѣ. Они перевезены были туда изъ Алексинца, ибо при допросахъ не хотѣли утверждать, что были побуждаемы въ возстанію противъ Турокъ княземъ Михаиломъ и попечителемъ внутреннихъ дѣлъ при немъ Цвѣткомъ Раевичемъ; отъ нихъ даже искали такого же показанія относительно подговоровъ къ бунту русскими чиновниками. Правда ихъ несогласіе на такія показанія не повело ни къ чему: сербское правительство все таки донесло бѣлградскошу пашѣ о придуманныхъ имъ самимъ подговорахъ и сообщило въ Пештскія Народныя Новины цѣлый разсказъ о дѣятельности Цвѣтка Раевича, старавшагося будто бы о возмущеніи Болгаръ, вмѣсто усмиренія ихъ. Но, войдя разъ въ такія служебныя и нечестныя отношенія къ турецкимъ властямъ, партія Вучича и Петроніевича должна была позволять имъ разныя самовольства. Турецкая полиція вмѣшивалась не только въ отношенія бѣлградскихъ обывателей, но иногда и въ дѣла сельчанъ изъ сосѣднихъ съ Бѣлградомъ деревень. Не смотря однакожь на всѣ насилія и старанія властвовать посредствомъ страха, сербское правительство безпрестанно встрѣчало измѣну между своими служителями. Эти самые Болгары, содержавшіеся подъ страхей, съ нѣсколькими сербскими узниками и двумя сторожами своими, всего болѣе 20 человѣкъ, разбивъ тюрьму ночью съ 10-го на 11 декабря и перевязавъ остальную стражу, убѣхали чрезъ Саву въ Австрію, откуда и прислали русскому консулу жалобу на тѣ вынужденія, которыя чинило имъ сербское правительство при допросахъ.

 

Такое положеніе дѣлъ не могло дать силы правительству, какъ оно ни добиваюсь того. Безпокойство умовъ замѣтно было почти во всемъ краѣ; многіе громко поговаривали, что старѣйшины партіи Вучича обманули народъ. Даже Турки, разъѣзжавшіе по деревнямъ для продажи разныхъ товаровъ, поговаривали, что Вучичу не сдобровать, придется ему испытать тоже, что и князю Михаилу. Въ народѣ ходилъ разсказъ, какъ Кара-Георгіевичь ударилъ по губамъ своихъ маленькихъ дѣтей, зато что они болтали привсѣхъ, что ихъ папа уйдетъ въ крѣпость къ пашѣ и держитъ для того наготовѣ нужныя вещи. Чтобы опереться на что нибудь въ глазахъ народа, сербское правительство напечатало

 

 

191

 

въ концѣ 1843 года въ оффиціальной газетѣ, что англійскій и французскій консулы признали новаго князя и вступили въ сношенія съ сербскими властями. Но это нисколько не возвышало народнаго расположенія къ властямъ, ибо народъ продолжалъ сочувствовать только одной Россіи, и въ самомъ Совѣтѣ лишь нѣсколько человѣкъ ратовали противъ ея вліянія, впрочемъ тщательно скрывая отъ народной массы свое случайное расположеніе, вызванное поведеніемъ Россіи относительно Кара-Георгіевича. Не будучи увѣрено въ преданности народа, правительство гнало всѣхъ, кого считало сторонниками Обреневичей, и рѣдко проходила недѣля безъ того, чтобы какая нибудь кучка людей не бѣжала изъ Сербіи. Пограничныя австрійскія власти обыкновенно допрашивали новыхъ бѣглецовъ, чтò ихъ заставило покинуть отечество, къ какому они званію принадлежали, чѣмъ они занимались, и наводило справки у прежнихъ бѣглецовъ о состояніи новоприбывшихъ.

 

Вскорѣ Сербы, проживавшіе въ Землинѣ и его окрестностяхъ и получавшіе двойную поддержку отъ князей Милоша и Михаила, довольно прочно организовали управленіе своей колоніи, получившей полицейскій надзоръ въ лицѣ нѣкоторыхъ старѣйшинъ, слѣдившихъ за соблюденіемъ порядка между бѣглецами и за сношеніями ихъ съ пріѣзжавшими съ того берега, имѣвшей также своихъ раскладчиковъ и выдавателей поденнаго содержанія, которое шло отъ Милоша и Михаила. Правда Милошъ приказывалъ выдавать пособіе изъ присылаемыхъ имъ суммъ далеко не всѣмъ бѣглецамъ, но преимущественно тѣмъ, которыхъ онъ зналъ, но это значительно облегчало Михаила, который выдавалъ остальнымъ пособіе отъ себя. По общему приговору эмигранты посылали благодарственныя письма къ Милошу отъ имени всѣхъ ихъ за оказываемое имъ пособіе. Но число бѣглецовъ безпрестанно росло, средствъ къ жизни не хватало и они чрезъ родственника Обреновичей Милоша Богичевича не разъ обращались съ просьбой о пособіи въ русское консульство. Въ началѣ святокъ изъ бѣлградскаго округа перебѣжали въ Панчево и оттуда въ Землинъ нѣсколько зажиточныхъ сельчанъ: Живко Петровичь изъ Гроцки, Керста Ристичь изъ Миріева, Стоянъ Танацковичь и Митаръ Ранковичь изъ Великаго Села, и на разспросъ австрійскихъ властей и эмигрировавшихъ старѣйшинъ: по какимъ причинамъ они бѣжали изъ Сербіи? дали отвѣтъ, что они не могли болѣе сносить того, чтò дѣлается въ Сербіи съ народомъ и высказались однажды въ этомъ смыслѣ между

 

 

192

 

людьми близкими къ нимъ, но вѣроятно кто нибудь донесъ на нихъ, и изъ Бѣлграда былъ присланъ къ ихъ срезскому старѣйшинѣ, Младену изъ Рѣсника, приказъ связать и арестовать ихъ, но пандуръ того же старѣйшины сообщилъ имъ эту вѣсть и они бѣжали въ Австрію. Вмѣстѣ съ тѣмъ они разсказывали о сильномъ неудовольствіи въ народѣ противъ правительства и неслыханной строгости послѣдняго, преслѣдующаго сходки даже изъ 2 или 3 человѣкъ и присматривающаго за взаимными посѣщеніями жителей; о томъ, что всѣ прежніе старѣйшины и кметы изгнаны изъ службы, и на ихъ мѣста назначены люди, приставшіе къ Вучичу. Господствующая партія расправлялась по своему съ людьми, которые въ чемъ либо провинились предъ ней: такъ Мика Пертаджичь изъ Гроцки наказанъ былъ 70 палочными ударами и тремя мѣсяцами тяжкихъ работъ за то, что послѣ гибели Луки Гарашанина въ началѣ возстанія, пронесъ его голову чрезъ Гроцку; Стефанъ Николичь изъ Миріева былъ заключемъ въ оковы, брошенъ въ яму и потомъ получилъ 87 ударовъ за то, что, когда на Врачарѣ былъ народный лагерь, сказалъ у себя въ домѣ слѣдующія слова: «какъ хорошо размѣщены пушки подлѣ Вучичева шатра; онѣ тотчасъ же загремятъ, есля поднести къ нимъ горящій фитиль». Въ той же Гроцкѣ найденъ былъ мертвымъ въ своемъ домѣ Георгій Крайнацъ, убитый во время сна тяжелымъ камненъ, и власти, не чуждыя этому дѣлу, не разыскивала убійцъ; жена же и дѣти Крайнаца остались въ сиротствѣ и убожествѣ. Въ половинѣ января въ Землинъ перебѣжали изъ Бѣлграда 5 наемныхъ сторожей Вучича, изъ коихъ одинъ, Георгій Дюричь, разсвазывалъ, что онъ слышалъ отъ слуги секретаря бѣлградскаго окружнаго суда Іована Димитріевича, не задолго предъ тѣмъ пріѣхавшаго изъ Шабца въ Бѣлградъ, что тамошній окружной начальникъ, бѣгавшій въ 1840 году въ Константинополь вмѣстѣ съ уставобранителяни, Дука Стойчевичь, велѣлъ схватить слугу Милоша Богичевича, Миту, который охранялъ домъ своего господина, и бросить его въ тюрьму, оставивъ домъ безъ всякаго присмотра, вслѣдствіе чего онъ былъ разграбленъ. Вскорѣ число бѣглецовъ изъ Сербіи такъ увеличилось въ Землинѣ и Панчевѣ, что главное военное начальство должно было распорядиться о переводѣ новоприбывавшихъ изъ Военной границы въ сосѣднія провинція, о чемъ генералъ Унгергоферъ и сообщилъ чрезъ своего плацъ-маіора Милошу Богичевичу. Но въ одномъ Землинѣ оставалось 296 Сербовъ, между коими были: 3 священника, 101 гражданскихъ и военныхъ чиновниковъ,

 

 

193

 

изъ коихъ 21 имѣли семейства, 3 учителя, 15 кметовъ, 30 торговцевъ, 14 унтеръ-офицеровъ, 48 ремесленниковъ, 15 солдатъ, 42 крестьянина и 25 подёнщиковъ. Въ февралѣ житель Шабца Перо Поповичь подговорилъ до 400 человѣкъ изъ своего округа бѣжать въ Австрію, но ихъ замыселъ былъ открытъ, и Перо перебрался съ нѣсколькими товарищами въ своей лодкѣ чрезъ Саву къ князю Михаилу. Въ мартѣ бѣжалъ въ Землинъ Янатъ Николичь, родомъ изъ Адріанополя, но жившій уже нѣсколько лѣтъ въ Сербіи; его безъ всякой причины держали 6 недѣль въ тюрьмѣ и потомъ хотѣли удалить въ Турцію, но онъ успѣлъ уйти. Вслѣдъ за нимъ прибылъ въ Землинъ главный торговецъ мѣстечна Ядра Подринскаго округа, Дамьянъ Іосичь, и сообщилъ, что даже въ ихъ отдаленномъ округѣ повсюду господствуетъ неудовольствіе противъ правительства. 16 марта вслѣдствіе убійства булюкъ-баши Спасы задумали бѣжать изъ Валѣвскаго округа 6 кметовъ, но одинъ изъ нихъ былъ схваченъ, а остальные бѣжали въ лѣса. Въ мартѣ австрійское правительство, въ началѣ помогавшее бѣглецамъ и содержавщее почетную стражу при князѣ Михаилѣ, удалило важнѣйшихъ бѣглецовъ даже изъ Новаго Сада, а Георгія Протича, какъ наиболѣе опаснаго для новаго правительства, заставило переселиться въ пограничный съ Банатомъ венгерскій городокъ Байю; князь Михаилъ и княгиня Любица удалились въ имѣніе зятя своего, мужа одной изъ дочерей Милоша, находившееси въ одномъ изъ восточныхъ комитатовъ Баната и называвшееся Македоніей. Впроченъ Любица нерѣдко пріѣзжала въ Новый Садъ и Землинъ, ободряла бѣглецовъ и продолжала дѣйствовать за своего сына. Австрійскія власти стали обходиться неблагосклонно и съ тѣми, кто вновь перебѣгалъ къ нимъ изъ Сербіи. Такъ 17 марта явились въ Землинъ Іованъ Стефановичь, бывшій стражъ радуевацкаго карантина, и Трифонъ Поповичь, лодочникъ изъ Бѣлграда; но въ слѣдъ за ними Кіамиль-паша прислалъ Мехметъ-агу съ письмомъ въ Землинскую военную команду, въ которомъ объяснялъ, что оба бѣжавшіе взялись доставить ладью аги съ товарами въ Землинъ, взяли въ задатокъ 183 піастра и бѣжали; Унгергоферъ, не наводя дальнѣйшихъ справокъ, возвратилъ бѣглецовъ въ Бѣлградъ. Изъ Смедерева бѣжалъ содержатель кофейни съ своею прислугой, къ которому пришли однажды изъ крѣпости Турки и послѣ разныхъ безчинствъ пожаловались на него же окружнону начальству, которое велѣло бить палками всѣхъ служившихъ въ кофейнѣ. Въ апрѣлѣ бѣжали предсѣдатель и члены примирительнаго суда изъ села

 

 

194

 

Липъ Смедеревскаго округа съ нѣсколькими сельчанами, захвативъ съ собой собранныя за полгода въ этомъ селѣ подати, и передали ихъ на сохраненіе находившемуся въ числѣ бѣглецовъ прежнему окружному начальнику своему. Сербское правительство посылало въ Землинъ отца одного изъ бѣглецовъ Животу Ивковича, отобрать унесенныя деньги; но бѣглецы сказали, что они закопали ихъ въ Сербіи, и вынутъ тогда, когда вернутся въ отечество. Не всѣмъ однакожь бѣглецамъ удавалось перебраться въ Австрію: кого успѣвали отговорить отъ ихъ намѣренія таможенные чиновники и пограничная стража; кто погибалъ во время перестрѣлки съ стражею, а кого хватали уже на самой рѣкѣ. Такъ въ Шабцѣ нѣсколько человѣкъ Сербовъ, обманутые однимъ Туркомъ, обѣщавшимъ переправить ихъ чрезъ Саву, убили его дубинами и каменьями изъ опасенія, что онъ откроетъ ихъ, пустились бѣжать, захватили одну ладью, но были схвачены и преданы суду [48].

 

Партія Вучича была хорошо приготовлена ко всѣмъ возможнымъ случайностямъ, какъ къ внутреннимъ волненіямъ, такъ и къ нападеніямъ съ береговъ Австріи. Кіамиль-паша безпрестанно твердилъ Вучичу и Петроніевичу, что порученіе, данное барону Ливену, останется безъ всякихъ послѣдствій, если въ Сербіи сохранено будетъ спокойствіе, и если отъ народа не поступитъ ни одной жалобы противъ правительства. Вучичь, какъ попечитель внутреннихъ дѣлъ, употреблялъ всѣ средства,чтобы при первой необходимости задавить народное волненіе, гдѣ бы оно ни проявилось, чтобы имѣть свѣдѣнія о всемъ, что ни дѣлалось по цѣлой Сербіи, и охранять себя и князя отъ всякихъ внѣшнихъ нападеній. Онъ постоянно взывалъ въ Совѣтѣ о необходимости уничтожить все регулярное войско и замѣнить его народными ополченіями, которыя бы набирались изъ людей, преданныхъ ихъ партіи. Мы видѣли, что онъ, по распущеніи народнаго табора съ Врачара, задержалъ при себѣ до 100 сельчанъ и столькихъ же, если еще не болѣе, для содержаніи полицейскаго надзора въ Бѣлградѣ. Равнымъ образомъ вдоль южныхъ береговъ Савы и Дуная разставлена была стража изъ такихъ же ополченцевъ. Служившіе непосредственно Вучичу получали денежнаго жалованья по 8 талеровъ въ мѣсяцъ, кромѣ квартиры съ отопленіемъ и столомъ; надъ каждыми 12-ю ополченцами поставленъ былъ одинъ булюкъ баша, имѣвшій еще большее жалованье. Точно также устроены были и получали такое же содержаніе всѣ ополченцы, охранившіе берега; но такъ какъ они были конные, то расходы требовались и на содержаніе коней; все это отягощало народную казну. Береговая

 

 

195

 

стража смѣнялась гораздо рѣже, чѣмъ ополченцы, охранявшіе Вучича. На сомнѣнія въ ихъ необходимости Вучичь говорилъ одно: «нельзя, братья, не держать при себѣ нѣсколькихъ вѣрныхъ слугъ; а если они нужны, то надо и платить имъ хорошо». Чрезъ такихъ ополченцевъ Вушь имѣлъ сильное вліяніе на народъ, въ устахъ котораго чаще слышалось имя народнаго предводителя, чѣмъ самого князя. Кромѣ того всѣ мѣстные старѣйшины по наказу, полученному отъ Вучича, часто собирали сельскія скупщины, при коихъ говорили народу, какъ правительство заботится о немъ и запрещали вспоминать о фамиліи Обреновичей. Иногда сербское правительство въ своемъ излишнемъ усердіи, охраняя берега своей страны, наносило обиды австрійскимъ интересамъ. Такъ 22 декабря 1842 года оно велѣло свести съ бѣлградскаго берега австрійскую пристань. Генералъ Унгергоферъ, узнавъ о томъ, послалъ въ Бѣлградъ письменное извѣщеніе, въ которомъ было сказано, что если сербскіе правители осмѣлятся еще разъ поступять такъ, то онъ долженъ будетъ пресѣчь всякія сношенія съ Сербіей. Сербскіе правители отвѣчали, что это было сдѣлано безъ вѣдома ихъ младшими чиновниками и что впредь сего не будетъ; такъ что Сербы должны были пускать въ Бѣлградъ всѣхъ, кто бы ни прибылъ съ австрійскимъ паспортомъ, но за подозрительными посылали слѣдить полицейскихъ. Правительство само не знало о расположеніи народа; ручался за него только одинъ Вучичь. А потому 15 января, не смотря на безпутицу, вопреки совѣтамъ Вучича, Александръ Кара-Георгіевичь выѣхалъ въ мѣстечко Тополу, въ которомъ находились его фамильныя имѣнія; оттуда въ сопровожденія митрополита и нѣкоторыхъ совѣтниковъ, князь отправился въ Крагуевацъ, Ягодину, Тюпрію, Пожаревацъ и Смедерево съ ихъ округами, что бы ближе ознакомиться съ народомъ. Оффиціальная газета по этому поводу помѣстила у себя цѣлый рядъ описаній тѣхъ торжественныхъ встрѣчь, которыя оказаны были Кара-Георгіевичу. Но все это было только наружно и никто не вѣрилъ такимъ встрѣчамъ; ибо извѣстно было, что большинство Совѣта опредѣлило на путешествіе князя, продолжавшееся всего 10 дней, 3.000 дукатовъ. Но даже и въ столь кратковременное отсутствіе князя изъ Бѣлграда, тамъ совершилось нѣсколько важныхъ произшествій. Прежде всего мимо Бѣлграда проѣхалъ турецкій посланникъ въ Парижъ и видѣлся съ Вучичемъ и Петроніевичемъ, при чемъ одобрилъ всѣ дѣйствія ихъ. Послѣ этого свиданія Вучичь сталъ еще требовательнѣе. Несмотря на то, что еще вскорѣ послѣ переворота изъ народной казны было

 

 

196

 

послано Вучичемъ и Петроніевичемъ въ подарокъ султану 10.000 дукатовъ, министрамъ Порты 30.000, бѣлградскому пашѣ 5.000 и турецкимъ коммиссарамъ: Эминъ эфенди 2.600, Шекибъ-эфенди 2.000, сербскіе правители стали требовать денежныхъ наградъ себѣ и большей части преданныхъ имъ чиновниковъ. Отъ проѣзжаго дипломата они узнали, что Порта, вслѣдствіе настояній Россіи, не могла утвердить ихъ въ званіи временныхъ правителей, и потому потребовали отъ Совѣта за два мѣсяца, въ которые они управляли Сербіей до избранія Кара-Георгіевича, выдачи себѣ княжескаго жалованья, то есть 15.000 талеровъ слишкомъ. Имъ выдали; выдали также большія денежныя награды чиновникамъ, помогавшимъ перевороту. Это возбудило сильную заввсть въ нѣкоторыхъ совѣтникахъ, особенно въ тѣхъ, которые не получили никакой награды. Вучичь зналъ это лучше другихъ и, не расчитывая на регулярное войско, на множество полицейскихъ пандуровъ и 200 ополченцевъ, находившихся при немъ и въ городѣ, пригласилъ съ дозволенія паши для охраненія города солдатъ изъ турецкаго гарнизона. Но за это онъ долженъ былъ оказать услугу Туркамъ: навести справки, сколько находится въ Сербіи турецкихъ подданныхъ, бѣжавшихъ въ нее изъ сосѣднихъ провинцій въ разныя времена, хотя бы при Милошѣ лѣтъ за 20 и болѣе. Вучичь дѣйствительно хотѣлъ сдержать это обѣщаніе и начались преслѣдованія, аресты и тѣлесныя наказанія Болгаръ и Сербовъ, укрывавшихся въ княжествѣ. Многіе изъ нихъ высланы были въ Турцію, гдѣ потеряли головы [49].

 

Наконецъ князь пріѣхалъ въ Бѣлградъ: окружное начальство привело въ городъ для торжественной встрѣчи ему до 100 сельскихъ кметовъ, чтò дало поводъ оффвціальной газетѣ помѣстить у себя новыя восхваленія князю и народу, ему преданному. 29 января въ полномъ засѣданіи Совѣта между Вучичемъ и нѣкоторыми совѣтникаии вспыхнулъ споръ, дошедшій чуть не до драки: предметомъ распри были отношенія правительства къ Россіи. Вслѣдствіе спора Петръ Цукичь, наговорившій болѣе чѣмъ слѣдовало, былъ отправленъ въ Неготинъ подъ предлогомъ охраненія спокойствія въ этомъ краѣ, а мѣстнымъ властямъ сообщено было въ тайнѣ, чтобы они слѣдили за его дѣйствіями. Кромѣ того Цукича подозрѣвала какъ участника въ заговорѣ, который былъ открытъ вслѣдъ за его отъѣздомъ. Въ ту же ночь произведены были многочисленные аресты, въ городѣ разставлена турецкая и сербская стража; самъ паша и Вучичь расхаживали по улицамъ и берегамъ Савы и Дуная. Дѣйствительно заговоръ

 

 

197

 

существовалъ между бѣлградскими жителями, которые видя, что замыслы въ Смедеревѣ, Шабцѣ и Валевѣ ограничились только неопредѣленными волненіями поселянъ, составили довольно рѣшительный планъ возстанія. Они уговорились напасть внезапно 30 января, въ день трехъ іерарховъ, въ церкви на Кара-Георгіевича, попечителей и членовъ Совѣта, схватить ихъ и предать смерти; въ то же время они должны были зажечь городъ въ разныхъ мѣстахъ, возмутить гарнизонное войско и, пользуясь смятеніемъ обывателей и полиціи, захватить артиллерію и открыть путь къ возвращенію Михаила и всѣхъ бѣглецовъ въ Сербію; но заговоръ былъ открытъ Вучичу однимъ изъ соучастниковъ, который боялся, что его домъ погибнетъ въ пожарѣ. Хотя слухи и называли до 300 человѣкъ, участвовавшихъ въ заговорѣ, но арестовано было только 15. Какъ бы то ни было, но правительство не ожидало возстанія въ Бѣлградѣ и напуганное его возможностью, въ полномъ засѣданіи Совѣта, постановили, чтобы князь съ тремя совѣтниками отправился чрезъ Шабацкій и Валѣвскій округи въ Крагуевацъ, и окруживъ себя частію регулярныхъ войскъ и 500 вооруженныхъ поселянъ, единоземцевъ Вучича, подъ начальствомъ ревностнаго поборника его Богдана Георгіевича, оставался бы тамъ съ своею канцеляріею до перемѣны обстоятельствъ. Но извѣстія, полученныя въ то же время изъ Шабца и Валѣва, гдѣ также начались волненія, заставили отмѣнить такое намѣреніе и оставить князя въ Бѣлградѣ, откуда покрайней мѣрѣ можно было бѣжать въ крѣпость. За тѣмъ распущено было почти все строевое войско. Только небольшая часть его подъ начальствомъ княжескаго адъютанта послана была въ Крагуевацъ, откуда однакожь, а равно и изъ другихъ военныхъ стоянокъ Сербіи, перенесены были въ Бѣлградъ весь порохъ и другіе военные припасы, чтобы въ случаѣ возмущенія поселянъ, онъ не достался въ руки возставшихъ. Вучичь, Петроніевичь и Стоянъ Симичь особенно боялись народныхъ волненій потому, что даже при счастливомъ исходѣ ихъ подобныя произшествія могли дать русскому правительству поводъ заявить требованія, сообразныя съ его видами. Рѣшено было послать нѣсколькихъ совѣтниковъ въ разные округи Сербіи для успокоенія народа. Нѣкоторые изъ нихъ доносили, что народъ болѣе всего недоволенъ холодными отношеніями правительства къ Россіи, продолжительнымъ и тяжкимъ заключеніемъ Цвѣтка Раевича и Іована Мичича. Была ли связь между послѣдними волненіями въ Сербіи и замыслами бѣжавшихъ въ Австрію, совѣтники не могли узнать этого. Но въ первыхъ числахъ февраля съ вѣнскою почтою получено было безимянное

 

 

198

 

письмо, извѣщавшее правителей, что князья Милошъ и Михаилъ собираются вторгнуться въ Сербію. Многіе изъ совѣтниковъ признали рулу, писавшую это письмо, за руку стараго пріятеля уставобранителей, генерала Гауера. Тогда нѣкоторые пожелали навсегда отдѣлаться отъ Раевича и Мичича насильственнымъ образомъ. Но тому воспротивился самъ Кара-Георгіевичь; ограничились только объявленіемъ, что Раевичь и Мичичь до тѣхъ поръ не будутъ выпущены, пока русскій дворъ не возобновитъ своихъ сношеній съ существующимъ въ Сербіи правительствомъ.

 

Между тѣмъ турецкій посланникъ въ Парижѣ Решидъ-паша, смѣненный своимъ преемникомъ, возвращался домой чрезъ Вѣну и Бѣлградъ и долженъ былъ собрать свѣдѣнія объ истинномъ состояніи Сербіи. Не только для сербскихъ правителей, но и для самаго Кіамиль-паши было важно, какое мнѣніе о сербскихъ дѣлахъ вынесетъ Решидъ-паша послѣ своего посѣщенія Землина и Бѣлграда. Уже извѣстно было, что преемникъ его, проѣзжая чрезъ Землинъ, имѣлъ разговоръ съ однимъ изъ бѣглецовъ и, съ удивленіемъ спрашивая о причинахъ ихъ бѣгства, когда въ Сербіи господствуетъ всеобщее довольство, получилъ отъ него отвѣтъ: «есдибъ васъ не сопровождали чиновники, вы бы увидали истину». Дѣйствительно строгія мѣры правителей предупреждали лишь болѣе важныя покушенія противъ существовавшаго порядка вещей, но не могли превратить народнаго неудовольствія. Освобожденіе изъ заключенія въ монастырѣ шабацкаго епископа Максима и прощеніе бывшаго при Михаилѣ полицмейстеромъ, его адъютанта Жуевича, послѣдовавшія вслѣдствіе настояній русскаго консула предъ пашою, не произвели никакого впечатлѣнія на народъ. Кіамиль-паша даже прямо объявилъ русскому консулу, что до тѣхъ поръ, пока Россія не признаетъ Кара-Георгіевича, сербскому правительству нельзя дѣйствовать на умы, какъ только строгостію, потому что непризнаніе со стороны Россіи настоящихъ властей въ краѣ, даетъ приверженцамъ Обреновичей какъ бы законную опору для возбужденія въ народѣ волненій. Сами сербскіе правители думали, что если русскій консулъ не имѣетъ оффиціальныхъ сношеній съ ними, ибо русскій дворъ еще не призналъ новаго князя, то ужь конечно сочиняетъ заговоры и бунтуетъ Сербовъ. Все, что возникало въ Сербіи затруднительнаго и непріятнаго для правительства, по мнѣнію Вучича, Петроніевича и Стояна Симича, происходидо отъ партіи Обреновичей; русскій же консулъ желаетъ возстановить фамилію Обреновичой,

 

 

199

 

стало быть онъ сочиняетъ заговоры. Свои подозрѣнія они сообщили Кіамиль-пашѣ, который пожаловался на Ващенку Портѣ, а та русскому послу. Само собою разумѣется что Ващенкѣ было не трудно оправдаться отъ такихъ подозрѣній; но его пребываніе въ Бѣлградѣ становилось невыносимымъ: его домъ съ утра до вечера былъ окруженъ шпіонами; за нимъ слѣдила по улицамъ Бѣлграда тайная полиція. Петроніевичь сообщалъ въ Пештскія Народныя Новины цѣлыя дипломатичесиіи ноты, направленныя противъ Россіи. Онъ обвинялъ Россію въ желаніи подчинить Сербію двумъ царямъ, хотя одна и таже страна «безъ узурпаціи верховною властію» не можетъ имѣть многихъ царей; писалъ, что такъ какъ въ Аккерманской конвенціи и въ Адріанопольскомъ мирѣ нигдѣ не было упомянуто о княжескихъ правахъ Милоша, а заключенъ былъ договоръ только о Сербіи и Сербахъ, которые сами могутъ выбирать себѣ княземъ кого хотятъ, то Россія не имѣетъ основаній вмѣшиваться въ выборъ князя.

 

«Покровительство есть защита отъ чужаго нападенія, говорилъ Петроніевичь; всякая защита предполагаетъ три условія: кто, кого, и противъ кого долженъ защищать. Всякая защита есть нѣкоторое благодѣяніе, которое не можетъ быть навязано, и потому ни одна держава не можетъ сдѣлаться покровительницей Сербіи, пока послѣдняя не будетъ просить ее о томъ. Всякое вмѣшательство, всякое посредничество предполагаютъ распрю и взаимныя неудовольствія, которыхъ вовсе нѣтъ въ настоящемъ случаѣ между Сербіей и Портой. Сербія обязана благодарностію и признательностію Россіи за Аккерманскій и Адріанопольскій договоры, еслибы Порта нарушила какія либо права, дарованныя Сербамъ помянутыми договорами, и оскорбила тѣмъ русскій дворъ, то Сербія могла бы тогда просить о русскомъ вмѣшательствѣ, ибо Россія не только покровительница Сербіи, но и охранительница своихъ собственныхъ трактатовъ. Притомъ же Сербія не обязалась состоять подъ вѣчнымъ покровительствомъ какого либо одного двора; само собою разумѣется, что Сербія въ случаѣ надобности можетъ искать защиты у какого угодно независимаго двора, и даже не одного только, а одновременно у многихъ» [50].

 

Вскорѣ у сербскихъ правителей нашлись новые помощники въ дипломатической борьбѣ противъ Россіи. Яникій Джуричь, бывшій нѣкогда секретаремъ Кара-Георгія, но оставленный теперь безъ службы, ибо, не счиятаясь приверженцемъ Обреновичей, былъ приверженценъ Россіи, писалъ еще 4 января одному изъ своихъ пріятелей слѣдующее:

 

 

200

 

«теперь при А. Петроніевичѣ находится какой-то, участвовавшій прежде въ польской революціи, очень ученый Полякъ и большой интриганъ, который съ Петроніевичемъ безпрестанно и по цѣлымъ днямъ сочиняетъ планъ, какъ бы совсѣмъ снятъ съ Сербіи русское покровительство посредствомъ четырехъ европейскихъ силъ, и ждутъ только благопріятнаго случая, чтобы открыть этотъ планъ союзнымъ державамъ. Сей Полякъ безпрестанно говоритъ и совѣтуетъ, чтобы Сербія отреклась отъ русскаго покровительства, ибо если она этого не сдѣлаетъ, то пропадетъ какъ и Польша, и Сербы сдѣлаются русскими крѣпостными и рабами. Авраамъ и его единомышленники сильно склоняются къ этому. Полякъ увѣряетъ, что такимъ образомъ можно Россію привести въ войнѣ и раздору съ прочими союзниками, а Сербію сдѣлать королевствомъ, и что нужно дѣлать лишь то, чтò противно русскимъ интересамъ, о чемъ Кіамиль-паша и генералъ Гауеръ знаютъ».

 

Рѣчи польскаго эмигранта поддерживались письмами сербскаго агента въ Константинополѣ Алексѣя Симича. Въ началѣ года онъ писалъ, что

 

«какъ всѣ пріязненные Сербамъ министры, такъ и самъ султанъ, поддерживаютъ, какъ нынѣшнее сербское правительство, тамъ и новаго князя, и надѣются, что все останется, какъ есть; сама Порта надѣется, что ей помогутъ въ этомъ четыре союзныя силы, признавшія теперешнее сербское правленіе и князя, кромѣ Россіи, которая не хочетъ признать».

 

Симичь посѣтилъ даже барона Ливена, чтобы поговорить съ нимъ о сербскихъ дѣлахъ, но Ливенъ сказалъ ему, что онъ не признаетъ нынѣшняго князя и сербское правительство, что они поступаютъ въ Сербіи несправедливо, притѣсняютъ знатнѣйшихъ сербскихъ совѣтниковъ, старѣйшинъ и заслуженныхъ чиновниковъ, изгоняютъ невинныхъ, заключаютъ въ оковы чиновниковъ всѣхъ безъ изъятія, которые были въ народной службѣ по 30 лѣтъ, всѣхъ окружныхъ судей и начальниковъ, срезскихъ старѣйшинъ, примирительныхъ судей, многихъ военныхъ и простыхъ людей, а на ихъ мѣста назначаютъ своихъ единомышленниковъ. Какое это правительство и какой князь, котораго никто не слушаетъ!» Когда письмо Симича прочитано было въ полномъ засѣданіи Совѣта, тогда Петроніевичь и Паунъ Янковичь, ударивъ три раза рукою по столу, сказали сердито: «да нѣтъ, нѣтъ же! не успѣетъ Россія сдѣлать Сербскій народъ своими крестьянами и рабами, доколѣ я живъ и доколѣ существуютъ четыре европейскія силы». За тѣмъ Вучичь и Петроніевичь прибавили:

 

«нѣкоторые изъ здѣшнихъ господъ подали прошеніе г. Ливену, но увидимъ, поможетъ ли имъ Ливенъ? мы не боимся его царя,

 

 

201

 

будемъ ли бояться его самого? Ливенъ думаетъ, что мы не знаемъ, что его проѣздъ чрезъ Болгарію въ 1841 году, пріѣздъ въ Сербію и договоръ съ княземъ Михаиломъ произвели бунтъ въ Болгаріи и Румеліи; онъ далъ поводъ къ тому и научалъ народъ какъ бунтоваться противъ Турокъ. Увидимъ, кто смѣетъ мѣшаться въ сербскія дѣла, и чья эта земля, кто ей государь, султанъ или Россія; если Россія будетъ управлять здѣсь, то мы пойдемъ куда нибудь и устранимся отъ Сербіи, а чтò Россія дѣлаетъ въ турецкихъ земляхъ, того нѣтъ ни въ какихъ трактатахъ».

 

Вскорѣ объяснилось, кто такой былъ польскій наставникъ сербскихъ дипломатовъ. Онъ былъ болтливъ и охотно сообщалъ каждому о своихъ прежнихъ подвигахъ и новыхъ намѣреніяхъ. У него было нѣсколько паспортовъ, французскій, австрійскій и турецкій. Настоящее имя его было Звѣрковскій, но онъ носилъ ежедневно разныя имена, смотря по тому какого паспорта держался. Чаще всего онъ назывался Луя Ленуаръ. Прибывъ въ Сербію, съ рекомендаціей Гауера, онъ немедленно познакомился съ Авраамомъ Петроніевиченъ и предложилъ ему вступить въ тайныя сношенія съ Франціей, Англіей и Австріей, чтобы согласить ихъ на возвышеніе Сербіи на степень королевства и устраненіе русскаго покровительства, какъ отъ нея, такъ и отъ другихъ славяно-подунайскихъ племенъ. Петроніевичь согласился на этотъ планъ, и чрезъ того же эмигранта обратился къ помянутымъ тремъ державамъ, отъ имени Сербскаго народа и правительства, съ просьбою о принятіи ихъ княжества въ свое покровительство. Написаны были три представленія одинаковаго содержанія, изъ моихъ одно было отправлено Звѣрковскимъ находившенуся въ Парижѣ польскому магнату, князю Чарторижскому, для доставленія французскому иабннету и дальнѣйшихъ тамъ ходатайствъ во сему дѣлу. Чарторижскій не замедлилъ исполнить желаніе сербскихъ правителей, представилъ ихъ просьбу французскому министерству, и сообщилъ копіи съ него австрійскому и англійскому посольствамъ въ Парижѣ. Такъ покрайней мѣрѣ увѣрялъ сербскихъ дипломатовъ ихъ польскій учитель. Онъ же передалъ имъ и отвѣтъ Чарторижскаго, который ни болѣе ни менѣе состоялъ будто бы въ слѣдующемъ:

 

«дѣло Сербовъ обработано по ихъ желанію; всѣ три державы готовы содѣйствовать Сербіи въ ея планахъ; между ними уже состоялся договоръ, по которому Европейская Турція въ скоронъ времени должна быть раздѣлена между ними на части. Но чтобы между Сербскимъ и Славяно-подунайскими народами не оставалось ни малѣйшаго вліянія Россія, то Сербія предоставлена будетъ независимость

 

 

202

 

подъ покровительствомъ тѣхъ же трехъ державъ, съ присоединеніемъ къ ней нѣсколькихъ смежныхъ славянскихъ областей, и тогда конечно Россія должна будетъ смириться».

 

Когда въ Совѣтѣ было прочитано это письмо Чарторижскаго, Петроніевичь сталъ внушать своимъ единомышленникамъ, чтобы они не опасались болѣе Россіи, уповая на обѣщанную имъ помощь трехъ дворовъ, которые не потерпятъ, чтобы русское знамя развивалось въ четырехъ частяхъ свѣта. Паунъ Янковичь поддакивалъ Петроніевичу, а всѣ прочіе члены Совѣта молчали. Уже на улицѣ, во время болѣе свободныхъ разговоровъ, Стефанъ Стефановичь выразилъ свое негодованіе на Авраама и Пауна, за ихъ несправедливый ропотъ и тайные происки противъ Россіи. Остальные совѣтники раздѣляли его негодованіе. Одинъ изъ нихъ даже высказалъ мысль, что если бы Россія дѣйствовала строже и рѣшилась поддержать ихъ во чтò бы то ни стало, то совѣтники могли бы смирить Вучича, Петроніевича и Янковича, и что самъ Симичь, человѣкъ вообще практическій, скоро перешелъ бы на ихъ сторону, и такимъ образомъ вліяніе Россіи на Сербію было бы обезпечено.

 

Лазарь Зубанъ, удалившійся въ Константинополь еще въ 1840 году, сдѣланный теперь членомъ Совѣта и вернувшійся въ столицу имперіи, сильно дѣйствовалъ тамъ противъ Россіи и посылалъ наставленія Петроніевичу и его товарищамъ, какъ поступать въ такихъ обстоятельствахъ. Правители даже прочили его, какъ юриста, въ ходатаи по сербскимъ дѣламъ, если бы Россія вздумала требовать суда надъ участниками въ послѣднемъ переворотѣ. Петроніевичь вообще держалъ себя смѣло съ русскими дипломатами, конечно стараясь, согласно своему обычаю, подбивать другихъ на рѣзкіе отвѣты имъ. Такъ когда русскій консулъ, посѣтивъ бѣлградскаго пашу, спрашивалъ его: отчего не прекращаются гоненія и побѣги Сербовъ въ Австрію, и отчего бы не позаботиться о водвореніи спокойствія въ народѣ? то паша отвѣчалъ, что онъ того не знаетъ, но спроситъ о томъ Авраама Петроніевича и сербское правительство. Онъ дѣйствительно спрашивалъ Петроніевича и тотъ отвѣчалъ ему:

 

«скажите русскому консулу, что онъ не имѣетъ права спрашивать о турецкихъ подданныхъ, кто куда укрывается, или кто кого наказываетъ: это не его дѣло, но паши и сербскаго правительства; онъ тогда бы имѣлъ право вмѣшиваться и протестовать, когдабъ это были русскіе подданные».

 

Но совѣтники, не относившіеся враждебно къ русскому покровительству, совѣтовала консулу чрезъ другихъ, чтобы Россія дѣйствовала рѣшительнѣе

 

 

203

 

противъ Вучича и Петроніевича, которые постоянно нарушаютъ всѣ постановленія устава. А членъ апелляціоннаго суда Тайсичь, на коего правители хотѣли возвести обвиненіе въ составленіи заговора, но не успѣли, и который долженъ былъ пробыть три мѣсяьа въ Чачакскомъ округѣ, возвратившись потомъ въ Бѣлградъ къ своей должности, разсказывалъ, что его за это время спрашивали болѣе 2.000 человѣкъ: «почему нашъ россійскій консулъ не поднималъ флага своего во время выбора новаго князя? онъ нашъ консулъ и намъ жаль этого». Тайсичь, человѣкъ умный, усердный приверженецъ Россіи, пользовавшійся большимъ вліяніемъ въ народѣ, увѣрялъ своихъ друзей, что еслибъ князь или сербское правительство вздумали отрекаться отъ русскаго покровительства и искать другаго, то народъ погубилъ бы ихъ, ибо всѣ сельчане имѣютъ самое высокое понятіе о Россіи и вспоминаютъ съ глубокою благодарностію всѣ ея попеченія о Сербіи, говоря: «когда мы страдали, тогда, кромѣ одной Россіи, никто не хотѣлъ дать намъ помощь, а теперь другимъ легко идти по готовому пути». Правители очень хорошо знали такое расположеніе народа къ Россіи, и сильно опасались, чтобы ихъ сношенія съ Франціей, Австріей и Англіей не сдѣлались извѣстными народу, и тщательно скрывали ихъ: они были въ положеніи князя Милоша, когда тотъ сносился съ англійскимъ консуломъ Ходжесомъ. Подобно Милошу, они были бы готовы пойти на встрѣчу русской дипломатіи, еслибъ послѣдняя сдѣлала первый шагъ въ ихъ сторону и не выставляла такихъ рѣшительныхъ требованій о лицахъ, выдвинутыхъ впередъ послѣднимъ переворотомъ. Подобно агентамъ Милоша, и агенты Вучича и Петроніевича увѣряли ихъ, что все обстоитъ благополучно, что если Россія и настаиваегь, чтобы нынѣшнее сербское правительство было уничтожено, надѣясь чрезъ то еще болѣе утвердить свое вліяніе въ Сербіи, то Порта, употребляя всѣ средства, чтобы удержать за собою власть Сербіи, утвердитъ нынѣшнее правительство ея, еслибъ даже понадобилось для того искать помощи у какой либо изъ Европейскихъ державъ. Въ началѣ февраля Алексѣй Симичь писалъ въ Бѣлградъ:

 

«коль скоро послѣдовалъ отвѣтъ отъ государя императора на объясненіе г. Ливена о послѣдней перемѣнѣ въ Сербіи, россійская императорская миссія немедленно подала ноту министру иностранныхъ дѣлъ Порты Оттоманской Сариму-эфенди въ томъ смыслѣ, что государь императоръ съ негодованіемъ изъявляетъ Портѣ свое неудовольствіе за таковую перемѣну безъ согласія Россіи, и что его величество по причинѣ неправильнаго избранія

 

 

204

 

новаго князя, которое послѣдовало противузаконно и въ противность трактатовъ, ни коимъ образомъ не признаетъ ни нынѣшнее правленіе, ни Александра Карагеоргіевича, но требуетъ произвести новый выборъ, и если народъ опять изберетъ законнымъ порядкомъ Александра Карагеоргіевича за князя, тогда и Россія признаетъ его въ семъ достоинствѣ, если же Порта не согласится на это и не предпишетъ новаго избранія въ согласіи съ Россіей, то между обѣими державами послѣдуетъ непріязнь.»

 

На таковую ноту Саримъ-эфенди отвѣчалъ г. Бутеневу по повелѣнію султана, что

 

Порта, по скольку она разумѣетъ трактаты, всячески наблюдала, чтобы таковые не были нарушены и оные дѣйствительно не нарушены, а особенно въ сербскихъ дѣлахъ; но она подтвердила избраннаго народною волею князя Александра единственно для сохраненія тѣмъ въ Сербіи мира и тишины. Итакъ, если Россіи это неугодно, то она можетъ требовать отъ султана удовлетворенія тѣмъ, чтобы онъ, Саримъ-эфенди, какъ главный виновникъ всей сказанной перемѣны и послѣднихъ событій въ Сербіи, былъ лишенъ своего званія, если только низверженіе его принесетъ честь Россіи. А что касается новаго избранія князя, то султанъ готовъ скорѣе вовсе лишиться Сербіи, нежели измѣнить своему царскому слову и перемѣнить настоящее сербское правительство и князя Аленсандра».

 

11-го февраля Авраамъ Петроніевичь получилъ письмо изъ Парижа отъ Чайковскаго, чрезъ того же Звѣрковскаго. Въ этомъ письмѣ Чайковскій между прочимъ извѣщадъ, что сербское дѣло приняло хорошее теченіе и что Сербы не должны опасаться Русскихъ, ибо князь Чарторижскій былъ у всѣхъ великихъ сановниковъ и французскаго правительства и представлялъ о сербскомъ вопросѣ съ возможно лучшей стороны.

 

«Все французское правительство обратило нынѣ взоры на Сербію и обѣщало Сербіи всякую помощь, коль скоро Сербія потребуетъ таковой; тоже самое обѣщаютъ и всѣ посланникя другихъ союзныхъ силъ, находящіеся въ Парижѣ. Если султанъ самъ потребуетъ помощи противъ Россіи, то ее немедленно окажутъ ему, ибо, при первомъ востребованіи султана, Франція, съ прочими союзными силами, пошлютъ свои ноты русскому царю и правительству и объявятъ Россіи войну».

 

Чарторижскій увѣрялъ сербскихъ правителей, что все это исходатайствовалъ онъ; а Чайковскій прибавлялъ, что Франція и другія двѣ союзныя силы очень боятся, чтобы Россія не успѣла напугать султана, не заставила его перемѣнить свой планъ, и чтобы султанъ не уничтожилъ своего

 

 

205

 

подтвержденія новаго князя и его правительства. Авраамъ Петроніевичь, получивъ это письмо, поспѣшилъ обратиться чрезъ Кіамиль пашу съ просьбою къ Дивану, чтобы онъ твердо держался своей политики, и сообщилъ о переговорахъ, которые вело сербское правительство съ иностранными державами. Онъ говорилъ при этомъ, что посрамленіе Россіи предъ цѣлымъ свѣтомъ важно еще а потому, что всѣ Славянскіе народы потеряютъ свою великую надежду спасенія, которую возлагали на Россію. Предъ своими товарищами Петроніевичь такъ объяснялъ причины своей политики:

 

«если Франція и Англія не дадутъ помощи султану, то мы, какъ противники Россіи, пропадемъ совсѣмъ, и не будемъ имѣть мѣста въ цѣлой Европѣ. Султанъ не очень-то вѣритъ обѣщаніямъ Англіи и Франціи, а самъ не можетъ бороться съ Россіей, и пожалуй оставитъ Сербію на произволъ Россіи, если не ободрятъ его».

 

15-го февраля получено было новое письмо отъ Алексѣя Симича, который извѣщалъ, что Бутеневъ и Ливенъ, не успѣвъ склонить къ уступкамъ Саримъ-эфенди, обращались къ Риза-пашѣ; но тотъ отвѣчалъ имъ:

 

«а) что онъ имѣетъ достовѣрныя извѣстія свидѣтельствующія, что въ Сербіи господствуетъ миръ и совершенное довольство вслѣдствіе избранія Кара-Георгіевича, но что Обреновичи стараются поджечь бунтъ въ народѣ посредствомъ подкупленныхъ ими людей и посредствомъ явныхъ приверженцевъ своихъ;

б) что сербское правительство заключило тѣхъ людей, которые оказались не безъ основаній подозрительными, и которые поступали противъ народныхъ правъ и противъ воли Порты;

в) что правительство никого не гонитъ безъ причины и не поступаетъ противъ устава или самовольно;

г) что султанъ не согласится назначить новое избраніе князя къ своему величайшему сраму, ибо имѣетъ въ рукахъ ясныя доказательства, что утвержденіе Кара-Георгіевича согласно желаніямъ цѣлаго народа, что султанъ не можетъ согласиться и на то, чтобъ нѣкоторые изъ сербскихъ чиновниковъ были удалены изъ Сербіи, ибо они всегда имѣли и имѣютъ въ виду народную пользу, и что все, сдѣланное ими въ послѣднее время, какъ-то изгнаніе князя Михаила съ его правительствомъ, сдѣлано съ вѣдома и одобренія Порты;

д) что султанъ желаетъ Сербіи пользоваться совершеннымъ благосостояніемъ, и потову еслибъ рѣшился привести въ дѣйствіе хотя одно предложеніе ихъ, Бутенева и Ливена, тогда бы въ Сербіи послѣдовали новыя безпокойства, почему султанъ и не можетъ на сіе согласиться.

Въ заключеніе Риза-паша говорилъ, что въ законности избранія Кара-Георгіевича не можетъ

 

 

206

 

 быть сомнѣнія; самъ Кіамиль-паша и Шекибъ-эфенди приглашали народъ, собравшійся на Врачарѣ въ числѣ 15.000 человѣкъ, возвратить князя Михаила изъ Землина, но народъ единогласно кричалъ, что они не хотятъ ни кого изъ Обреновичей, но желаютъ имѣть княземъ Кара-Георгіевича. То же самое подтверждаютъ и иностранцы, бывшіе тогда въ Бѣлградѣ, а если вашъ консулъ не хотѣлъ идти туда ни прежде ни послѣ, то Порта въ этомъ невиновата. А что Порта уважила просьбу народа и подтвердила того, кого хотѣлъ народъ, то она должна была поступить такъ и ее нельзя упрекать, будто бы тѣмъ она нарушила договоры съ Россіей».

 

Бутеневъ, по словамъ Симича, возражалъ:

 

«императоръ извѣщенъ о неправильномъ избраніи Кара-Георгіевича и о недовольствѣ народа противъ нынѣшняго правительства, или противъ нѣскольскихъ главныхъ возмутителей, и потому было бы полезно, еслибъ Порта сдѣлала уступку Россіи, которая желаетъ того же самаго, что и султанъ, то есть благосостоянія Сербіи».

 

Риза-паша будто бы сказалъ русскимъ дипломатамъ:

 

«султанъ отвѣчалъ императору на его письмо, извѣстивъ его о добромъ порядкѣ въ Сербіа, и увѣривъ, что извѣстія, доставленныя изъ Сербіи его величеству, не основаны на правдѣ и противны истинѣ».

 

Симичь увѣрялъ въ своемъ письмѣ, что весь этотъ разговоръ передавалъ ему самъ Риза-паша, совѣтовавшій устранять всякія волненія въ Сербіи.

 

Совѣты получались въ Бѣлградѣ отовсюду. Даже Метернихъ посылалъ ихъ чрезъ тайнаго сербскаго агента въ Вѣнѣ, котораго рекомендовалъ Петроніевичу баронъ Гауеръ, и который получалъ отъ сербскаго правительства 500 гульденовъ въ годъ, но кромѣ того ему помогало вѣнское министерство. Меттернихъ совѣтовалъ сербскимъ правителямъ въ случаѣ, если Россія не отстанетъ отъ свойхъ требованій, обратиться съ оффиціальною нотою въ Портѣ, Австріи, Англіи и Франціи и просить ихъ защиты, что при такихъ условіяхъ султанъ легко можетъ согласиться на признаніе Сербіи королевствомъ. 19 февраля получено было письмо отъ Симича, увѣдомлявшее, что драгоманы Порты Ханджери и Аристархи и бывшій сербскій агентъ Іованъ Античь старались очернить сербскихъ правителей предъ турецкими правителями, но не имѣли успѣха въ томъ; а особенно настойчиво дѣйствовалъ Ханджери. Но Порта осталась твердою и не поколебимою относительно того, что ею сдѣлано для Сербіи, и рѣшилась скорѣе лишиться самой Сербіи, если только европейскія державы найдутъ это возможнымъ, чѣмъ исполнить

 

 

207

 

требованіе Россіи, влечущее за собою распаденіе Турціи. При этомъ Симичь прибавлялъ, что Сербамъ нечего опасаться другихъ иностранныхъ державъ, которыя всѣ благосклонны къ Портѣ и къ досадѣ Россіи готовы поддерживать турецкую власть въ Сербіи.

 

Въ тотъ же самый день получены были въ Бѣлградѣ еще два письма: одно изъ Константинополя, другое изъ Парижа. Первое послано было отъ Саримъ-эфенди на имя турецкаго посланника въ Вѣнѣ Рифатъ-паши, чрезъ Кіамиль пашу съ повелѣніемъ немедленно отправить оное въ Вѣну съ благонадежнымъ человѣкомъ, который могъ бы вручить это письмо Рифатъ-пашѣ лично. Кіамиль-паша тотчасъ же послалъ въ Вѣну писаря своего Идриса-эфенди, а тотъ, зашивъ письмо въ фесъ, пронесъ его невредимо чрезъ землинскій карантинъ. Второе письмо было получено Вучичемъ отъ Чайковскаго. Онъ прочелъ его предъ митрополитомъ, Петроніевичемъ и Стефаномъ Стефановичемъ. Въ письмѣ этомъ между прочимъ было сказано:

 

«нынѣшнее сербское правителіство не должно нисколько безпокоиться о себѣ, ибо французскій и англійскій кабинеты обратили все вниманіе свое на Сербію, которая, если не получитъ чего либо лучшаго и большаго, можетъ безпрекословно пользоваться по крайней мѣрѣ тѣмъ, что ей дала и подтвердила Порта. Сербское правительство не должно бояться ни какихъ и ни чьихъ угрозъ, но во всякомъ непріятномъ для себя случаѣ пусть обращается къ Портѣ, и въ то же время посредственно или непосредственно, явно или тайно, и къ Франціи, которая безъ сомнѣнія подастъ ему свою помощь: ибо уненьшеніе вліянія Россіи между Славянскими племенами въ Турціи доставитъ выгоду цѣлой Европѣ; а съ уменьшеніемъ русскаго вліянія въ Сербіи Франція пріобрѣтаетъ торжество надъ Россіей».

 

Къ этимъ вѣстямъ Чайковскій присоединялъ, что Франція была близка къ разрыву съ Англіей по поводу трактатовъ объ уничтоженіи торговли Неграми, но Англія дала Франціи удовлетвореніе тѣмъ, что согласилась дѣйствовать съ нею за одно противъ русскаго вліянія въ Сербіи. Франція дѣйствительно не отказывалась отъ возможности вмѣшаться въ сербскія дѣла, но ея министерству не нравился самый способъ сношенія между Парижемъ и Бѣлградомъ, который приняли сербскіе правители. Оно дало знать имъ чрезъ своего консула, что вмѣсто польскаго эмигранта могли бы поручить это дѣло Іовану Мариновичу, который тогда находился во Франціи. Съ тѣхъ поръ Ленуаръ сталъ рѣже показываться на улицахъ Бѣлграда и вскорѣ совсѣмъ изчезъ, объявивъ, что отправляется въ долгое путешествіе по Босніи, Герцеговинѣ, Черногоріи

 

 

208

 

и Албаніи, чтобы возстановить христіанъ противъ Россіи; на самомъ же дѣлѣ поѣхалъ въ Константинополь [51].

 

Вскорѣ Сербы узнали и тотъ отвѣтъ, который данъ былъ султаномъ на письмо русскаго государя, отъ 11-го мухарема 1259 года (30 января 1843 года). Отвѣтъ вмѣстѣ съ письмомъ императора напечатанъ былъ въ Пештскихъ Народныхъ Новинахъ. Вотъ его содержаніе:

 

«Ваше Императорское Величество объявляете Намъ, что вы смотрите на волненія, которыя недавно случились въ Сербіи, какъ на мятежъ и что таковымъ состояніемъ дѣлъ, противнымъ Вашимъ принцнпамъ, Вы не можете быть довольны; что Вы, такъ какъ вся эта перемѣна и избраніе князя совершены незаконно и несогласно съ предписаннымъ уставомъ порядкомъ, при чемъ не соблюдены условія, заключающіяса въ договорахъ, повелѣли барону Ливену отправиться въ Сербію, освѣдомиться о состояніи дѣлъ въ ней, возвратиться оттуда въ Цареградъ и сообщить Намъ произведенныя имъ въ Сербіи наблюденія; и что Вы повелѣли чрезвычайному посланнику Вашему при Высокой Портѣ сообщить Вамъ благоволительныя намѣренія ваши и просить Насъ, чтобы Мы выдали нашимъ министрамъ необходимыя приказанія, по коимъ бы они произвели совѣщанія о мѣрахъ для разрѣшенія помянутаго вопроса на законныхъ и правильныхъ основаніяхъ. Что касается утвержденія о томъ, что мятежныя скупщины, всякія волненія и всякаго рода безпорядки и мятежи, случающіеся въ какой либо державѣ, производятъ неисчислимыя бѣдствія, то Мы не можемъ не принять во вниманіе ясныхъ мыслей и мудрыхъ сужденій, которыя сообщаете Намъ Ваше Величество, и не повѣрить имъ, особенно когда, согласно съ основными положеніями, по которымъ управляется наша держава, важнѣе всего для Насъ обратить все вниманіе наше на то, чтобы таковыа, достойныя осужденія произшествія, не возникали въ нашихъ государствахъ. Между тѣмъ, что касается вышепомянутаго вопроса, то существуетъ то различіе, что еще изъ поведенія князя Мяхаила, его образа дѣйствій и многочисленныхъ жалобъ народа можно было предвидѣть появленіе такихъ безпорядковъ, а потому много разъ начинаемы были переговоры съ посольствомъ Вашего Величества о прекращеніи такого состоянія дѣлъ. Еслибы причины таковыхъ волненій и угнетеній народа были бы извѣстны Вашему Императорскому Величеству въ столь же истинномъ свѣтѣ, какъ и намъ, то конечно бы Вы, руководимые чувствомъ справедливости и духомъ правды, каковые одушевляютъ Ваше Величество, не

 

 

209

 

смотрѣли бы на сіе дѣло какъ за мятежъ, а равнымъ образомъ не считали бы противными добрымъ принципамъ и намѣреніямъ ни то поведеніе, ни тотъ способъ дѣйствій, при коихъ наше правительство вынуждено было признать совершившееся. Но такъ какъ всѣ важные вопросы, которые Мы рѣшали въ согласіи съ Вашимъ Величествомъ, рѣшены къ нашей выгодѣ, то мы не только не желали бы, но и не признали бы титула князя за новымъ владѣтелемъ, еслибъ только имѣли время обширно посовѣтоваться и извѣститься о мысляхъ Вашего Величества касательно этого вопроса. Мы всего болѣе хотѣли при такихъ переворотахъ, не пуская нотъ отъ нашего правительства, которыя могли бы тогда показаться нарушающими договоры, рѣшить помянутый вопросъ мирно, сходно съ мнѣніемъ нашего правительства, и потомъ уже обратиться со всякимъ прямодушіемъ и искренностію, какъ и съ надлежащимъ почтеніемъ къ великодушію Вашего Императорокаго Величества. Если условіе, коимъ освящается княжеское достоинство, повреждено, то тогда и статья фирмана, какъ часть трактата, изчезаетъ, и вопросъ объ избраніи опять возвращается къ смыслу основныхъ договоровъ, изъ коихъ для народа вытекаетъ право самому себѣ избирать владѣтеля. Съ одной стороны мысль, что Мы поступаемъ по принадлежащену Намъ праву, а съ другой стороны неотложность наименованія князя, побудили Насъ признать избраніе народа. И хотя въ то время Мы не имѣли средствъ извѣститься о мнѣніи Вашего Императорскаго Величества, однакожь ничего не было опущено, чтобы узнать о мнѣніи Вашего посольства и его мысляхъ. Кромѣ того насильственныя поступки князя Михаила, его отъѣздъ изъ Сербіи, его удаленіе отъ своей должности и нежеланіе искать убѣжища въ нашей крѣпости, — вотъ происшествія, которыя Насъ заставили на перемѣну лицъ, носящихъ княжеское достоинство. И если допустимъ, что дерзновеніе народа, предпринявшаго новое избраніе безъ особаго дозволенія, подлежитъ важной отвѣтственности, то съ другой стороны народъ оправдалъ свое дѣйствіе тѣмъ, что испросилъ себѣ дозволеніе начальника крѣпости и коммисара Высокой Порты. Что же касается коммисара и начальника крѣпости, то они оправдываются тѣмъ, что дали дозволеніе, опасаясь, чтобы при проискахъ и смутахь, въ которыя пускалась побѣжденная партія, не появились какія либо дурныя слѣдствія; и такимъ образомъ избраніе новаго князя предпринято было отчасти какъ бы съ нашего сооственнаго позволенія. Не смотря на все наше желаніе

 

 

210

 

исполнить наши обязанности и предложить вышеприведенныя разсужденія, какъ отвѣтъ на письмо Вашего Величества немедленно по принятіі его и тѣмъ уничтожить всякое сомнѣніе, а узы дружбы, которыя насъ соединяютъ, еще болѣе укрѣпить, — Мы считали болѣе соотвѣтственнымъ дождаться объясненій, которыя долженъ былъ принести намъ баронъ Ливенъ. При весьма скоромъ прибытіи барона въ нашъ престольный градъ, мы извѣстились о всѣхъ сообщеніяхъ и изъясненіяхъ, которыя онъ представилъ намъ изустно и письменно. Мы призвали предъ себъ какъего, такъ и посланника Вашего Императорскаго Величества, и приняли ихъ весьма милостиво. Сообщенныя намъ помянутымъ генераломъ изъясненія не совсѣмъ согласны съ тѣми извѣстіями, которыя имѣло мое правительство, ни съ присланными отъ моихъ коммисаровъ письменными донесеніями. Рѣшеніе, которыя предлагали баронъ Ливенъ и посланникъ Вашего Императорскаго Величества при различныхъ переговорахъ и совѣщаніяхъ, которыя они имѣли, согласно нашимъ повелѣніямъ, не одинъ разъ, съ нашими министрами, ни коимъ образомъ не могутъ быть согласны ни съ нашимъ достоинствомъ, ни съ правами нашей верховной власти, за сохраненіе которой Мы видимъ особое ручательство въ письмѣ Вашего Величества къ намъ. Въ то же время эти заключенія дали Намъ еще и ту заботу, чтобы изъ нихъ не породились новыя замѣшательства, и чтобы не данъ былъ поводъ къ употребленію насильственныхъ средствъ. Спокойствіе, которое господствуетъ нынѣ въ Сербіи, и прекращеніе жалобъ народа на наше правительство, которыя однѣ могли бы оправдать возбужденіе вопроса о правахъ Вашего Величества, суть наибольшія и наидостаточнѣйшія свидѣтельства того почтенія, которое имѣется относительно Вашихъ правъ. Исполненные довѣрія къ полной дружбѣ и пріязненному расположенію, о которыхъ Ваше Величество дали намъ столько доказательствъ, мы считали за нужное представить Вамъ истинное состояніе дѣлъ. Извѣстивъ и Вашего посланника о нашихъ мысляхъ касательно сего предмета, Мы посылаемъ сіе дружественное письмо въ Вашему Величеству и увѣрены, что Ваше Величество съ своей стороны признаете искренность и вѣрность нашихъ сообщеній. Равнымъ образомъ Мы надѣемся на продолженіе полнаго довѣрія, которое существуетъ между обоими правительствами, и на непрестанное охраненіе искренней дружбы, которая насъ соединяетъ, и продолженіе которой да будетъ любезно и дорого нашимъ сердцамъ среди всякихъ обстоятельствъ».

 

Сербскіе правители видѣли въ этомъ отвѣтѣ учтивый, но рѣшительный

 

 

211

 

отказъ на русскія требованія, но они все еще опасались, чтобы султанъ или его министры не уступлли новымъ настойчивымъ требованіямъ Россіи. А потому они старались всячески выставлять предъ Портою необыкновенную важность ихъ собственныхъ сношеній съ иностранными державами [52].

 

Какъ важничали сербскіе правители своими сношеніями съ Парижемъ и Лондономъ можно было видѣть изъ разговора, который имѣли въ половинѣ марта въ Землинѣ Стоянъ Симичь и маіоръ Миша Анастасіевичь съ двумя Сербами, остававшвмися въ Землинѣ, изъ коихъ одинъ былъ Сима Филиповичь, исправлявшій роль надзирателя за всѣми, кто вновь перебѣгалъ изъ Сербіи въ Австрію, а другой Станковичь. И Симичь и Анастасіевичь говорили имъ:  «не будетъ такъ, какъ бы вамъ хотѣлось, и не такъ какъ намъ хочется, но совсѣмъ иначе будетъ! чего вы ждете? за чѣмъ не подаете прошеній и не возвращаетесь назадъ на ваши мѣста?» Станковичь отвѣчалъ имъ: «мы предпочитаемъ бѣжать за законнымъ правительствомъ, чѣмъ жить подъ незаконнымъ. Какія прошенія будемъ подавать, да еще просить о томъ, чего не знаемъ и въ чемъ не виноваты, за что несъ не судили и не осудили; да къ тому же теперь уже и поздно, ибо срокъ, положенный прокламаціей для возвращенія въ отечество, уже истекъ». Анастасіевичь говорилъ на то: «если срокъ, назначенный прокламаціей, истекъ, то можно издать новую; да вотъ и теперь, Ставковичь! можешь отправиться вмѣстѣ съ нами безъ всякой подачи прошенія. За чѣмъ тутъ живете? чего ждете? за кого вы, Богъ съ вами, надѣетесь и такъ безчинствуете, развѣ на Россію, которая и насъ обманывала и обманула. Знаешь ли Станковичь, что Россія ни въ чемъ не успѣла? вотъ и сегодня мы, и г. Стоянъ, получили письмо отъ г. Алексы, въ коемъ онъ намъ объявляеть, что Бутеневъ и Ливенъ были у министра внутреннихъ дѣлъ Риза-паши и Сарина-эфенди и убѣждали ихъ силонить Порту къ уступкамъ, а Алекса, какъ узналъ о томъ, пошелъ къ Лорду Банингу и барону Буркенею и сказалъ имъ, что Русскиіе опять смущаютъ Турокъ; тогда Англичанинъ и Французъ отправились къ Туркамъ и настойчиво совѣтовали имъ, чтобы никоимъ образомъ не уступали ни на шагъ Русскимъ, но держались бы твердо. Англичане, Французы и Турки будутъ имѣть съ Русскими войну». Анастасіевичь разсказывалъ все это съ жаромъ и видимымъ удовольствіемъ. Станковичь спросилъ его: «какъ относятся къ сербскому дѣлу Австрія и Пруссія?» Анастасіевичь отвѣчалъ: «развѣ вы надѣетесь на Австрію? я навѣрное

 

 

212

 

знаю, что генералъ Гауеръ говорилъ намъ въ крѣпости, что Австрія желаетъ подсѣчь крылья Россіи, чтобы она не летала такъ быстро. Чегожь вы ждете отъ Австріи, когда она гонитъ васъ отъ границы? Она то же благопріятствуетъ Портѣ. Султанъ— владѣтель нашей земли, и не обязанъ ставить князей въ Сербіи по волѣ Россіи. Чтожь можетъ сдѣлать намъ Россія. Можетъ быть для избѣжанія войны Порта удалить Саримъ эфенди, Кіамиль-пашу, да нѣсколькихъ старѣйшинъ; а Александръ останется княземъ, вы же будете ни при чемъ».

 

Чѣмъ болѣе сербскіе правители поощряли турецкихъ, тѣмъ требовательнѣе становились послѣдніе. Кіамиль-паша настаивалъ, чтобы изданъ былъ новый приказъ о выселеніи въ Турцію въ самомъ непродолжительномъ времени всѣхъ Сербовъ и Болгаръ, пришедшихъ когда бы то ни было въ Сербію изъ Румеліи, Босніи, Герцеговины и Албаніи. Нѣкоторые изъ подходившихъ подъ этотъ указъ уже жили въ Сербіи не менѣе пятнадцати или двадцати лѣтъ, обзавелись домами, торговлею, ремеслами, земледѣліемъ и имѣли семьи, словомъ сдѣлались настоящими сербскими гражданами. Одинокіе изъ нихъ повиновались приказу, но большая часть семейныхъ ремесленниковъ и купцовъ рѣшительно отказались отъ исполненія такого приказа и объявили полиціи, что скорѣе погибнуіъ въ Сербіи, нежели рѣшатся отправиться въ Турцію, выселиться откуда каждый изъ нихъ имѣлъ болѣе или менѣе важныя причины. Между тѣмъ освобожденъ былъ сынъ Милеты Радойковича Петръ, который былъ близокъ къ помѣшательству. Раевича и Мичича не хотѣли освободить, пока Россія не признаетъ новаго князя, и въ то же время правительство распускало слухи, что русскій дворъ скоро признаетъ его и намѣренъ прислать почетную саблю Кара-Георгіевичу, что русскій консулъ знаетъ всѣ распоряженія сербскаго правительства и одобряетъ ихъ. Но въ опроверженіе этихъ увѣреній вскорѣ обнаружились правдоподобные слухи о томъ, что въ Сербію скоро будутъ назначены новые коммисары отъ обоихъ дворовъ для новаго избранія князя. Съ появленіемъ этихъ слуховъ стали каждую ночь уводить изъ Бѣлграда человѣкъ по пяти и шести изъ числа тѣхъ кметовъ, которые окружали Вучича и замѣняли полицію въ Бѣлградѣ, чтобы брать съ нихъ клятвенное обѣщаніе, что не только сами подадутъ голосъ за Кара-Георгіевича, но и будутъ уговаривать къ тому другихъ. Постоянные обманы со стороны правительства стали производить деморализацію въ народѣ. Мѣстныя волненія вошли какъ бы въ нравы страны. Населеніе, пострадавшее

 

 

213

 

отъ частыхъ безпокойствъ, бѣгствъ, арестовъ, казней, вслѣдствіе остановки торговой и ремесленной дѣятельности, страдало еще отъ безпрестанныхъ нарядовъ въ караулы по округамъ и берегамъ Савы и Дуная, отвлекаясъ отъ сельскихъ и домашнихъ занятій. Правительство убѣдившись, что не можетъ полагаться на обманутый имъ народъ, стало нанимать турецкіе отряды изъ всѣхъ крѣпостей.

 

Такое состояніе края не могло долго продолжаться и конечно должно было привести къ дурнымъ послѣдствіямъ. Матеріалы для волненія росли, но у народа не было предводителя; у нѣкоторыхъ явилась мысль высвободить Мичича, который одинъ могъ поднять народъ и руководить имъ; но эта попытка не удалась. Съ тѣхъ поръ Вучичь, Петроніевичь, Янковичь, Симичь и Илья Гарашанинъ только и говорили, что они не боятся Россіи, но боятся народнаго бунта. Правительство отовсюду получало доносы о народномъ неудовольствіи. 5-го марта шли полемъ по дорогѣ въ Бѣлградъ два сельчанина и одинъ будто бы говорилъ другому: «давай! запалимъ теперь Бѣлградъ; намъ Ващенко дастъ тысячу цесарскихъ дукатовъ», на что другой отвѣчалъ: «не смѣю, потеряемъ голову». Разговоръ ихъ слышала одна молодая женщина, работавшая въ полѣ, и разсказала иужу, а тотъ сообщилъ полиціи. Разговаривавшіе были тотчасъ же арестованы и имъ дана очная ставка съ подслушавшею ихъ женщиною, которая поклялась въ справедливости своего показанія. Правительство должно было бояться самыхъ близкихъ людей: такъ оно призвало къ допросу жену совѣтника Цукича, по подозрѣнію въ возбужденіи народнаго волненія; такъ секретарь сербской агентуры въ Цареградѣ Вукашинъ Радишичь вызванъ былъ назадъ въ Сербію, ибо было дознано, что онъ открывалъ правительственныя тайны партіи князя Михаила и на его мѣсто посланъ былъ одинъ австрійскій Сербъ. Напрасно англійскій и французскій консулы ободряли сербскихъ правителей; послѣдніе все таки трусили. Петроніевичь и митрополитъ даже выслали свои драгоцѣнности и деньги въ Австрію. Съ весной начались укрывательства въ лѣса, появились цѣлыя разбойничьи шайки. Между тѣмъ у паши былъ крупный разговоръ съ Кара-Георгіевичемъ, Вучичемъ и Петроніевичемъ о томъ, что будто бы послѣдніе, начиная мятежъ, обѣщали за турецкую помощь покончить на всегда дѣло о продажѣ земель и домовъ турецкихъ. Кара-Георгіевичь говорилъ, что онъ не давалъ такого обѣщанія и безъ вѣдома народа не можетъ привести его въ дѣйствіе. Кіамиль-паша раскричался, говоря, чтобъ князь не забывалъ, кому онъ обязанъ своею властью, что

 

 

214

 

онъ можетъ отнять у князя украшенія, дарованныя султаномъ. Кара-Георгіевичь возразилъ, что онъ не искалъ княжескаго достоинства и избранъ безусловно, снялъ съ себя украшенія, положилъ ихъ на столъ и немедленно вышелъ. Вучичь и Петроніевичь остались и имъ удалось потушить начинавшуюся ссору [53].

 

Желая дѣйствовать не только на свой народъ, но и на иностранцевъ, правители вызвали изъ Австріи адвоката Симоновича для того, чтобы онъ издавалъ газету на сербскомъ и нѣмецкомъ языкѣ «Србскій Улакъ— Serbischer Courier», опровергалъ невыгодныя для Сербіи извѣстія, сообщаемыя въ нѣмецкихъ газетахъ, и въ тоже время писалъ противъ Россіи, чего не смѣла дѣлать правительственная газета. Симоновичу дано ежегодное пособіе въ 400 талеровъ. Въ программѣ этой газеты заявлено было, что Сербія обязана своими успѣхами только самой себѣ и Кара-Георгію, и что отнынѣ она будеть процвѣтать подъ правленіемъ его сына. Но вотъ пришло новое приказаніе изъ Константинополя, чтобы князь постарался привлечь къ себѣ народъ на случай новаго избранія. И Кара-Георгіевичь 24 марта снова выѣхалъ во внутренность Сербіи. Въ тоть же день правительственная газета возвѣстила о томъ, увѣряя, что самъ народъ пожелалъ сего. Но нѣкоторые спрашивали при этомъ: зачѣмъ же наканунѣ отправлены были четыре пушки впередъ по тому пути, по которому долженъ былъ ѣхать князь? Черезъ недѣлю послѣ того, какъ князь отправился въ путешествіе, нѣсколько бѣлградскихъ жителей хотѣли освободить Раевича; но имъ не удалась эта попытка, и они среди бѣлаго дня захватили лодку на пристани въ виду стражи и толпы, удивлявшейся ихъ отвагѣ, переправились черезъ Саву, приближаясь въ австрійскому берегу стрѣляли изъ пистолетовъ, крича: да здравствуетъ князь Михаилъ! Въ числѣ ихъ были купцы, ремесленники, два солдата и одинъ чиновникъ. Около того же времени сербское правительство должно было удалить въ Австрію доктора Штекера и профессора физики въ Бѣлградскомъ лицеѣ Мушицкаго, ибо узнало, что первый, посѣщая больныхъ, а второй, зазывая въ себѣ мимопроходящихъ сельчанъ, совѣтовали народу держаться Россіи и русскаго покровительства, и требовать того же отъ своего правительства. Любопытно, что даже отъ Нѣмцевъ, проживавшихъ въ Бѣлградѣ, получались въ русскомъ консульствѣ доносы на сербскихъ правителей: такъ нѣкто Штейнэйхлеръ доносилъ, что Вучичь и Петроніевичь подкупають нѣкоторыхъ людей убить Михаила, а если можно, то и Милоша. Между тѣмъ получены были отъ Алексѣя Симича вѣрныя

 

 

215

 

извѣстіа, что требованія русскаго двора приняты Портою. Сербскими правителями тотчасъ же овладѣла мысль собрать нѣсколько человѣкъ, засѣсть въ Крагуевцѣ, устроить тамъ земляныя укрѣпленія, собрать жизненные припасы, и биться съ кѣиъ придется, всего лучше бы съ Турками. Но все ограничвлось тѣмъ, что гарнизонное войсио и страху стали держать съ утра до вечера подъ ружьемъ. А 3-го апрѣля къ дому русскаго коасула подброшено было письмо, извѣщавшее, будто Вучичь и Петроніевичь скупили нѣсколько старыхъ домовъ, окружавшихъ консульство съ намѣреніемъ зажечь ихъ и во время суматохи подъ видомъ спасеніи пожитковъ консула и его канцеляріи, разкрасть архивъ. Дѣйствительно 6-го числа послѣдовала публикація въ Бѣлградъ, чтобы жители брали предосторохности отъ похаровъ, а въ ночь съ 7-го на 8-е вспыхнулъ пожаръ на дворѣ одного Серба, жившаго не далеко отъ консульства; пожаръ никто не тушилъ, а хозяинъ убѣхалъ за чѣмъ-то къ Вучичу, но сгорѣла только конюшня и лошадь несчастнаго бѣглеца.

 

8-го апрѣля Кара-Георгіевичь вернулся изъ своего путешествія. Правительственная газета печатала за все это время самыя напыщенныя описанія пріемовъ оказанныхъ князю; изъ нихъ можно бы заключить, что еще ни одинъ Сербскій князь не встрѣчаемъ былъ такъ радушно своимъ народомъ, какъ Кара-Георгіевичь. Въ каждомъ окружномъ городѣ созываема была скупщина, на которой князь и митрополитъ говорили рѣчи. Митрополитъ изъ каждаго города уѣзхалъ прежде князя, встрѣчалъ въ новомъ мѣстѣ Кара-Георгіевича рѣчью и потомъ обращался къ народу, который присягалъ въ вѣрности князю. Послѣднему поднесено было много подарковъ преимущественно отъ чиновниковъ, но уже всѣмъ было извѣстно, что цѣнность ихъ должна быть разложена на цѣлые округи. Во время рѣчей своихъ къ народу ни князь, ни митрополитъ ни разу не упомянули о Россіи и говорили только о поддержкѣ правительства Портою. На другой день по пріѣздѣ князя въ Бѣлградъ всѣ попечители и совѣтники собраны были во дворецъ. Тамъ Петроніевичь прочелъ имъ слѣдующее письмо Алексѣя Симича:

 

«г. Бутеневъ изъяснился предъ Саринъ-Эфенди, что онъ получилъ отъ государя императора новое повелѣніе сообщить удобнымъ образомъ блистательной Портѣ императорское желаніе, которое состоитъ въ томъ, чтобъ въ Сербіи было назначево новое избраніе князя или же чтобъ удалены были отъ князя и Сербіи нѣсколько человѣкъ, проискамъ которыхъ приписывается послѣдній мятежъ и которые должны быть считаемы бунтовщиками. Согласно съ тѣмъ, между Портою и Россіею

 

 

216

 

заключенъ нѣкій договоръ за будущее, какъ поступать при избраніи и постановленіи князя въ Сербіи. Саримъ-эфенди отложилъ однакожь окончательный отвѣтъ свой г. Бутеневу, а самъ представилъ обо всемъ султану, который и повелѣлъ меджилису составить мнѣніе о русскіхъ требованіяхъ касательно сербскаго вопроса. Меджилисъ совѣщавшійся объ этомъ заключилъ, что требованіе Россіи, явно клонящееся къ посрамленію, безчестію и очевидной гибели ихъ царства, не можетъ быть удовлетворено, и что лучше всего оставить все въ такомъ положеніи, какое утверждено уже Портою».

 

Алексѣй Симичь скрылъ отъ сербскихъ правителей, что султанъ не согласился съ мнѣніемъ меджилиса, хотя въ Сербіи уже знали о томъ. Прочитавъ письмо Симича, Петроніевичь объявилъ, что надо на всякій случай заблаговременно приготовиться: можетъ быть Россія убѣдитъ Порту и Порта согласится, чтобъ или князь былъ избранъ вновь, или удалены были отъ князя и изъ Сербіи нѣкоторыя лица; какъ же поступать въ такомъ случаѣ? Выслушавъ Петроніевича, попечители и совѣтники долго совѣщались объ этомъ дѣлѣ и рѣшили единогласно: ни въ чемъ не оскорблять Россіи, пока увидятъ какой конецъ получатъ переговоры между Россіей и Портой; если Порта сдѣлаетъ хотя малѣйшую уступку Россія, которая послужила бы или ко вреду князя или ко вреду нѣкіихъ лицъ, тогда слѣдуетъ обратиться съ просьбою въ одно и тоже время какъ къ Россіи, такъ и къ Портѣ, а равно и къ остальнымъ европейскимъ дворамъ о томъ, чтобы сербскій вопросъ рѣшенъ былъ конгрессомъ европейскихъ державъ. А чтобы и князь не оставилъ своихъ совѣтниковъ и попечителей, и они не измѣнили ему, постановлено было защищать другъ друга до послѣдней капли крови и не измѣнять себѣ и народнымъ правамъ; а чтобы такое постановленіе имѣло болѣшую важность, для того составлены были двѣ клятвенныя записи, въ которымъ приложили свои руки: Кара-Георгіевичь, Петроніевичь, Вучичь, Паунъ Янковичь, Павелъ Станишичь, Стоянъ Симичь, Стефанъ Стефановичь, Милосавъ Здравковичь, Стефанъ Стояновичь, Іованъ Вельковичь, Петръ Лазаревичь, Лука Лазаревичь, Илья Гарашанинъ; а къ остальнымъ совѣтникамъ посланъ немедленно приказъ, чтобы они вернулись въ Бѣлградъ къ 17 апрѣля; тогда и они должны были подписать клятвенную запись, которую составлялъ княжескій секретарь Алексѣй Янковичь, а послѣ подписей одна была передана князю, а другая Петроніевичу. Вслѣдъ за тѣмъ рѣшено было, что въ ожиданіи окончательныхъ переговоровъ между Россіей и Портой не только князь, но и Вучичь съ пушками и ополченцами

 

 

217

 

и все центральное управленіе съ кассою должно переселиться въ Крагуевацъ, и оставаться тамъ до тѣхъ поръ пока дѣло не кончится по ихъ желанію [54].

 

Между тѣмъ во время праздника пасхи русскій консулъ посѣтилъ Стояна Симича и тамъ встрѣтился съ Стефаномъ Стефановиченъ. Разговоръ невольно коснулся сербскихъ дѣлъ и умѣренныя рѣчи Ващенки переданы были на другой же дѣнь 13 го апрѣля Кара-Георгіевичу и остальнымъ совѣтникамъ. Послѣдніе возимѣли надежду примириться съ Россіей чрезъ Ващенку, и тѣже самыя лица, которыя за четыре дня предъ тѣмъ подписали клятвенную запись, рѣшились твердо держаться совѣтовъ Россіи, и чтобы оказать съ своей стороны какую либо любезность русскому консульству, постановили освободить Цвѣтка Раевича. Но такое настроеніе продолжалось не долго. Вскорѣ узнали, что Кіамиль-паша удаленъ и на его мѣсто назначенъ Гафизъ-паша. Кара-Георгіевичь тотчасъ же сталъ собираться въ Крагуевацъ, не считая себя безопаснымъ въ Бѣлградѣ. Правители упали духомъ и тотъ же Алексій Симичь, который прежде подавалъ имъ такія надежды, написалъ своему брату, чтобы старѣйшины старались сблизиться съ русскимъ консуломъ и внушить ему лучшій образъ мыслей о своихъ дѣйствіяхъ. Стоянъ Симичь сталъ ухаживать за русскимъ консуломъ и откровенно признался ему, что Вучичь и Петроніевичь, а равно и онъ самъ съ остальными товарищани, не имѣли ни малѣйшаго желанія смириться предъ Обреновичами и быть въ зависимости отъ ихъ милости, а потому всегда искали случая отомстить имъ за свое изгнаніе въ 1840 году; что они хорошо знали, что своими поступкани навлекутъ на себя негодованіе покровительствующаго двора, но увлеченные увѣреніями Турокъ и завистниковъ Россіи, говорившихъ что все, что бы они ни сдѣлали, будетъ одобрено, подтверждено и поддержано, рѣшились не обращать вниманія на гнѣвъ Россіи. Средства для исполненія ихъ плана, равно какъ и дѣйствія составленнаго ими потомъ правительства, никогда однакожь не согласовались съ личнымъ мнѣніемъ его самого, но онъ долженъ былъ уступить предъ мнимымъ всезнаніемъ Петрошевича и передъ властію, похищенною Вучичемъ надъ умами въ Сербіи, особенно же предъ постоянными угрозами и готовностію его произвести новые перевороты въ отечествѣ, если будутъ сопротивляться ему. Даже извѣстную клятвенную запись Симичъ объяснялъ хитростію со стороны князя и нѣкоторыхъ совѣтниковъ, чтобы провести Вучича и не допустить его въ такую рѣшительную минуту до отчаянія, могущаго повести

 

 

218

 

за собою новыя затрудненія и путаницу. Симичь не скрывалъ также отъ консула, что въ случаѣ новаго избранія князя всѣ старѣйшины и чиновники, состоящіе на службѣ употребятъ всѣ усилія и всѣ зависящія отъ нихъ средства, чтобы выборъ палъ опять на Кара-Георгіевича; ибо Сербы знаютъ изъ опыта непостоянный характеръ князя Милоша и потому увѣрены, что при его правленіи страна не замедлила бы снова подвергнуться смутамъ и безпокойствамъ, а отъ сына его Михаила опасаются мщенія за изгнаніе его и боятся быть удаленными отъ должностей ими занимаемыхъ; и самъ Кара-Георгіевичь, проведшій свою молодость въ Россіи, весьма преданъ ей. Хотя такія взъявленія уже не имѣли цѣны, но по просьбѣ Кара-Георгіевича Ващенко имѣлъ свиданіе съ нимъ въ домѣ Симича. Кара-Георгіевичь говорилъ при этомъ робко и всѣ ошибки своего правленія приписывалъ заносчивости Вучича, съ которымъ долженъ былъ во всемъ соглашаться, и отъ котораго уже перенесъ тысячи личныхъ непріятностей и огорченій для того единственно, чтобы сохранить общественное спокойствіе, которое Вучичь всегда способенъ нарушить; и что иначе онъ не могъ поступать до разрѣшенія сербскаго дѣла. Кара-Георгіевичъ даже говорилъ, что по удаленіи Михаила Обреновича въ Австрію онъ ни мало не искалъ быть ему преемникомъ; напротивъ, узнавъ о тогдашнемъ желаніи старѣйшинъ и чиновниковъ избрать его въ князья, онъ три дня скрывался въ чужихъ домахъ и въ погребу, но былъ отысканъ и слыша отовсюду, и даже отъ бѣлградскаго Кіамиль-паши, нарочно призывавшаго его къ себѣ въ крѣпость, что, при несогласіи его на предлагаемое ему княжеское достоинство, отечеству его предстояла немянуемая гибель, рѣшился исполнить желаніе народа, которое тогда было представлено ему всеобщимъ.

 

Не смотря на такія объясненія, князь все таки уѣхалъ въ Крагуевацъ. Страхъ бралъ свое, и едва князь выѣхалъ, разнеслись въ Бѣлградѣ слухи, будто бы въ Смедеревѣ вспыхнуло волненіе; будто бы тамошніе жители хотѣли послать депутацію въ Австрію въ князю Михаилу, возвратить его въ отечество не какъ князя, но какъ короля Сербскаго, явиться въ Сербію съ нѣмецкими войсками и переказнить всѣхъ враговъ Михаила. Но конечно такой заговоръ не могъ имѣть успѣха; все ограничилось дракой между народомъ и стражею, бѣгствомъ многихъ въ Австрію и арестомъ 60 человѣкъ въ Смедеревѣ и 12 въ Бѣлградѣ. Наконецъ 24 апрѣля прибылъ новый паша; онъ долженъ былъ удалить Вучича и Петроніевича изъ Сербіи. Но Совѣтъ

 

 

219

 

представилъ ему, что полезно удержать ихъ до скупщины; иначе Обреновичи воспользуются ихъ отсутствіемъ. Русскій консулъ съ своей стороны добивался только, чтобы дѣйствія скупщины были свободны. Всѣ знали однакожь, что путешествіе Кара-Георгіевича по Сербіи имѣло цѣлію привлечь на свою сторону народъ и получить наибольшее число голосовъ на скупщинѣ. Гафизъ паша, чтобы уравнять обѣ партіи, предложилъ русскому консулу принять на себя управленіе партіи, противной Вучичу и Петроніевичу; но такъ далеко не заходили требованія русской дипломатіи. Въ тому же между противниками Вучича и Петроніевича были двѣ партіи: одна стояла за Михаила, другая меньшая за Милоша, и между ними не было ни малѣйшаго согласія; кромѣ того главные приверженцы Обреновичей были въ Австріи, и на скупщину могли явиться только приверженцы существовавшаго правленія. Совѣщаясь о сербскихъ дѣлахъ Гафизъ-паша и русскій консулъ убѣдились, что Кара-Георгіевичь долженъ отречься прежде, чѣмъ созвана будетъ народная скупщина. Но въ такомъ случаѣ надо было установить новое временное правительство. Русскій консулъ предложилъ составить его изъ Стояна Симича, Стефана Стефановича, Ильи Гарашанина и Лазаря Теодоровича, ибо считалъ ихъ людьми, державшимися разныхъ мнѣній. Но это различіе едва ли простиралось такъ далеко, чтобы хоть одинъ изъ нихъ рѣшился руководить партіею Обреновичей; напротивъ всѣ они были противъ нея и отличались другъ отъ друга только большею или меньшею энергіей характера и способомъ дѣйствій. Затѣмъ самъ собой возниналъ вопросъ: слѣдуетъ ли приглашать на скупщину бѣжавшихъ въ Австрію? слѣдуетъ ли удалить Вучича и Петроніевича, если приверженцы Обреновичей будутъ допущены къ участію въ скупщинѣ? Ни паша, ни консулъ не могли сами отвѣчать на это и послали запросы Портѣ и послу. Но на другой же день послѣ того, 1-го мая полученъ былъ приказъ изъ Константинополя, чтобы Кара-Георгіевичь подписалъ отреченіе, иначе его отрѣшатъ формальнымъ образомъ отъ княжескаго званія. Кара-Георгіевичь все еще былъ въ объѣздѣ и Совѣтъ, которому сообщено было это приказаніе, рѣшился убѣдить князя отречься отъ престола, потому что выборъ его былъ совершенъ безъ присутствія русскаго консула, но за Кара-Георгіевичемъ сохранено было право предложить себя кандидатомъ при новыхъ выборахъ. Въ № 9 «Србскаго Улака» напечатана была по этому поводу статья, въ которой доказывалось, что новое избраніе будеть только простою формальностію, которая должна

 

 

220

 

удовлетворить Россію, ибо послѣдняя имѣетъ право требовать, чтобы ея представитель присутствовалъ при выборѣ Сербскаго князя. Но это нисколько не обязываетъ Сербовъ непремѣнно выбрать котораго либо изъ Обреновичей. «Улакъ» даже утверждалъ, что Россія, по соглашеніи съ Портою, удалила Обреновичей отъ права быть избранными, затѣмъ въ статьѣ шли неумѣренныя похвалы Кара-Георгіевичу. Любопытно, что русскій консулъ не напечаталъ опроверженія этой статьи. Между тѣмъ вѣсть о новомъ избраніи князя помѣщена была и въ Пештскихъ Народныхъ Новинахъ; и тамъ также было сказано, что Михаилъ Обреновичь исключенъ изъ числа кандидатовъ на сербскій престолъ, а Милоша не выберетъ самъ народъ. Вслѣдъ затѣмъ было напечатано, что будто Россія и Порта уговорились, что Обреновичи не только никогда не будутъ допущены къ власти въ Сербіи, но и навсегда должны быть удалены изъ нея. Но какъ только сербскія газеты стали утверждать, что Обреновичи исключены изъ числа кандидатовъ на сербскій престолъ, какъ тотчасъ же появились слухи, что въ кандидаты на княжеское званіе будутъ предложены нѣкоторые изъ совѣтниковъ и даже Хаджичь, хотя онъ и былъ австрійскимъ подданнымъ. Эти слухи распускала будимская нѣмецкая газета. Но относительно Хаджича она уже слишкомъ поусердствовала. Все дѣло ограничилось тѣмъ, что Хаджичь представилъ сербскому правительству написанные имъ гражданскіе законы, и правительстро назначило особую коммиссію для пересмотра ихъ и для напечатанія, а Хаджичь получилъ значительное вознагражденіе за свой трудъ. Гораздо опаснѣе для Обреновичей была внутренняя распря въ ихъ собственной партіи [55].

 

30 апрѣля прибыли въ Новый Садъ на пароходѣ изъ Вѣны Вукъ Караджичь и Стефанъ Іовановичь Теса, торговецъ изъ села Строгара рудницкаго округа, сторонники Милоша. Они говорили сербскимъ бѣглецамъ, что къ избранію въ княжеское званіе будуть допущены только Милошъ и Кара-Георгіевичь. Вукъ Караджичь прибавлялъ къ этому, что на избраніе Милоша склоняются дворы: турецкій, русскій, австрійскій и англійскій. Вукъ, забывъ свое знаменитое письмо 1832 года къ Милошу, въ которомъ онъ осуждалъ его правленіе, и которое теперь такъ кстати для уставобранителей печаталось въ «Сербскомъ Улакѣ», съ обычнымъ своимъ краснорѣчіемъ говорилъ, что Сербамъ незачѣмъ выбврать себѣ новаго князя, когда живъ старый, который возвелъ Сербію изъ ничего въ цвѣтущее состояніе, который умѣеть обходиться

 

 

221

 

и съ Турками, и который оставитъ свое достоинство не кому либо другому, но опять таки сыну своему, котораго бережетъ какъ очи въ головѣ. Караджичь увлекъ многихъ изъ партіи Обреновичей, и тѣ стали говорить, что князь Михаилъ еще молодъ, что ему надо поѣздить по свѣту года три прежде, чѣмъ заняться государственвыми дѣлами. Но нѣкоторые говорили, что они оставили Сербію не для Милоша, а для Михаила и если покровительствующій дворъ согласенъ снова допустить князя Михаила до управленія Сербіей, то они подадутъ свой голосъ за него. А тѣ изъ привержевцевъ Михаила, которые содѣйствовала изгнанію Милоша изъ Сербіи, послали изъ Новаго Сада свой протестъ на имя русскаго консула противъ эммисаровъ Милоша, и во главѣ протестующихъ стоялъ Георгій Протичь. Около того же времени семья Обреновичей понесла чувствительную для нея потерю въ лицѣ княгини Любицы, здоровье которой, уже давно изнемогавшее подъ бременемъ столькихъ бѣдствій и трудовъ, не вынесло такой неустанной дѣятельности, какою отличалась мать Михаила въ послѣдніе годы. Она умерла въ Нояомъ Садѣ 14-го мая, и за полчаса до ея смерти прибылъ отъ Милоша Яковъ Живановичь, передавшій ей отъ мужа послѣднее прощаніе, и потомъ опечатавшій всѣ ея бумаги, чтобы отвести ихъ въ Милошу. Михаилу также дозволено было австрійскимъ правительствомъ пріѣхать изъ имѣнія зятя къ умирающей матери.

 

Между тѣмъ въ Бѣлградѣ всѣ готовились къ новому избранію князя. Многіе изъ Сербовъ приходили въ русское консульство и спрашивали Ващенку: кого выбирать? — «Это предоставляется вашей волѣ», было постояннымъ его отвѣтомъ. Когда Кара-Георгіевичь подписалъ отреченіе, то Вучичь и Петроніевичь послали ему свои просьбы объ отставкѣ. Кара-Георгіевичь велѣлъ имъ оставаться въ Бѣлградѣ. Совѣть съ своей стороны просилъ дозволенія составить предварительную частную скупщину къ 3-му іюня, чтò и дозволено было Гафизъ-пашой. При такихъ счастливыхъ условіяхъ партія Вучича и Петроніевича стала всѣми силами готовиться къ обезпеченію успѣха за Кара-Георгіевичемъ. 6-го мая созвано было засѣданіе Совѣта, куда приглашены были попечители, но не допущенъ даже главный секретарь Совѣта, въ которомъ всѣ присутствовавшіе, поклявшись сохранять въ тайнѣ свои переговоры, постановили:

 

«1) сопротивляться вооруженною рукою до послѣдней крайности той партіи, которая оказалась бы приверженною къ князю Михаилу; 2) умножить для этой цѣли стражу и караулы по берегамъ Савы и Дуная, чтобы

 

 

222

 

препятствовать переходу князя Михаила и его дружины въ Сербію, и еслибы онъ гдѣ перешелъ, то тотчасъ же разстрѣлять всѣхъ безъ различія безъ всякаго разрѣшенія и разслѣдованія; 3) писать князю Александру, чтобы онъ, ради своей безопасности, не пріѣзжалъ въ Бѣлградъ, пока не будетъ позванъ отъ Совѣта, но оставался бы въ Крагуевцѣ; 4) писать всѣмъ окружнымъ и срезскимъ начальникамъ, чтобы они собрали при себѣ каждый по 50 вооруженныхъ ополченцевъ изъ старыхъ солдатъ и строго бы смотрѣли каждый въ своемъ срезѣ, не возникнетъ ли гдѣ бунтъ отъ партіи князя Михаила, и по открытіи его тотчасъ же бы хватали бунтовщиковъ и убивали, не требуя ничьего наставленія; чтобы всѣ срезскіе старѣйшины непрестанно находились всякій на своемъ мѣстѣ, выдали бы приказъ мѣстнымъ примирительнымъ судамъ и каждому Сербу, чтобы всѣ готовы были явиться въ 24 часа къ своему старѣйшинѣ въ полномъ вооруженіи и выступить для защиты своихъ правъ и князя противъ всякаго непріятеля, а если кто, воспротивившись тому, не пошелъ бы на то приглашеніе, или захотѣлъ бы другаго кназя, а не Александра, такого противника убивать; 5) собрать на всякій случай въ Бѣлградѣ 3.000 человѣкъ подъ начальствомъ Вучича, въ Крагуевцѣ столько же подъ начальствомъ Стефана Кничанина, въ Тюпріи столько же подъ начальствомъ Богдана Георгіевича, дабы они могли направляться туда, куда ихъ позовугь, а срезскіе начальники поведутъ остальной народъ; 6) еслибъ на скупщинѣ на вопросъ коммиссіи, кого народъ хочетъ избрать въ князья, Михаила или Александра, образовались двѣ партіи, то партія Александрова должна тотчасъ же стрѣлять въ приверженцевъ Михаила, не слушая ни царскихъ коммиссаровъ и никого другаго, и пусть тотъ будетъ княземъ, чья партія одолѣетъ; 7) озаботиться приготовленіемъ для этой цѣли припасовъ въ Бѣлградѣ, Крагуевцѣ и другихъ мѣстахъ; 8) Вучича и Петроніевича никоимъ образомъ не выдавать, если бы даже и сами цари требовали ихъ удаленія изъ Сербіи, говоря, что ничего подобнаго уставъ не предписываетъ, ибо Вучичь и Петроніевичь столько же виновны, сколько и другіе».

 

Всѣ эти постановленія стали приводиться въ исполненіе на другой же день: въ бѣлградскихъ казармахъ и во дворцѣ стали дѣлать патроны; всѣ пушки свезены были въ одно мѣсто и всѣ эти работы совершались подъ прикрытіемъ 500 сельчанъ, вызванныхъ изъ округа; по многимъ округамъ люди, склонные къ избранію Михаила или Милоша, были арестованы. Само собою разумѣется, что тайное постановленіе Совѣта чрезъ

 

 

223

 

нѣсколько дней не было тайною ни для кого. Все это крайне волновало приверженцевъ Михаила, находившихся въ Австріи. Наконецъ въ Бѣлградъ прибылъ проѣздомъ Рифатъ-паша, только что назначенный министромъ иностранныхъ дѣлъ: онъ совѣтовалъ Гафизъ-пашѣ строго держаться во всемъ предписаній, получаемыхъ изъ Константинополя [56].

 

Между тѣмъ 11 мая изъ Петербурга прибылъ въ Константинополь русскій курьеръ съ отвѣтомъ на послѣднія объясненія Порты по поводу русскаго ультиматума. Изъ этого отвѣта узнали, что новое избраніе князя должно происходить въ присутствіи русскаго и турецкаго коммисаровъ, но при этомъ русскій государь ни сколько не желаетъ, чтобы Александръ Кара-Георгіевичь былъ исключенъ изъ числа избираемыхъ, ибо Сербы имѣютъ право, основанное на трактатахъ, свободно выбирать себѣ князя; а съ другой стороны государь желаетъ, чтобы князь Михаилъ, по молодости лѣтъ его и по другимъ не менѣе важнымъ причинамъ, былъ совсѣмъ исключенъ изъ избранія. Въ то же время произведево было перемѣщеніе русскихъ дипломатовъ въ Константинополѣ и Бѣлградѣ: на мѣсто Бутенева, который переводился въ Ринъ, назначенъ былъ В. П. Титовъ; Ващенко переводился генеральнымъ консуломъ въ Букарештъ на мѣсто Дашкова съ тѣмъ, чтобы дождаться въ Бѣлградѣ пріѣзда своего преемника. По полученіи отвѣта изъ Петербурга баронъ Ливенъ немедленно выѣхалъ въ Бѣлградъ. Въ томъ же самомъ смыслѣ, какъ и отвѣтъ русскаго государя, составленъ былъ султанскій фирманъ на имя Гафизъ-паши, предписывавшій ему произвести новое избраніе князя въ присутствіи барона Ливена. Въ фирманѣ точно также не упоминалось ни слова о Милошѣ, какъ и въ русской нотѣ. Пока тянулись всѣ эти дипломатическія приготовленія, партія Кара-Георгіевича уже обезпечила себя успѣхъ: въ пользу князя собрано было болѣе 30.000 подписей. Пештскія Народныя Новины говорили, что изъ совѣтниковъ только двое не склонны къ избранію Кара-Георгіевича. Наконецъ Ливенъ пріѣхалъ въ Бѣлградъ прямо къ 3 іюня. Въ этотъ день назначена была малая скупщина въ Топчидерѣ,к оторая должна была опредѣлитъ порядокъ и способъ избранія князя. Уже въ этотъ день открылось, что ни скупщина, ни совѣтники не хотятъ разстаться съ Вучичемъ и Петроніевичемъ. На этомъ совѣщаніи присутствовали, кромѣ русскаго консула и коммисара, Гафизъ-паша и Рифатъ-паша. Рѣшено было, что Вучичь и Петроніевичь не будутъ удалены изъ Сербіи, но выѣдутъ только въ Неготинъ. 7-го іюня Рифатъ-паша отправился въ Константинополь, а Вучичь и Петроніевичь выѣхали

 

 

224

 

изъ Бѣлграда и остановились не вдалекѣ отъ него. 8-го произошло чтеніе фирмана объ удаленіи Кара-Георгіевича отъ престола и выбрано было временное правительство, въ составъ коего вошли: Стефанъ Стефановичь, Лазарь Теодоровичь и Милосавъ Здравковичь Рѣсавацъ. Стоанъ Симичь отказался отъ этой чести подъ предлогомъ, что онъ и безъ того имѣетъ много дѣлъ, по званію предсѣдателя Совѣта; а Илья Гарашанинъ отказался отъ того, какъ попечитель внутреннихъ дѣлъ. На другой же день временное правительство отправило просьбу въ австрійскимъ властямъ о дозволеніи возвратиться въ отечество сербскимъ выходцамъ; но это право, послѣ долгихъ споровъ съ русскимъ консуломъ, отнято было у Милоша Богичевича, родственника Обреновичей, всѣхъ австрійскихъ и турецкихъ уроженцевъ и обвиняемыхъ въ убійствахъ, въ вражѣ, также бѣжавшихъ изъ тюремъ и у нѣсколькихъ лицъ, извѣстныхъ своимъ безпокойнымъ характеромъ. Хотя подъ нѣкоторые изъ этихъ разрядовъ временное правительство могло подвести людей вовсе не принадлежавшихъ въ нимъ, но русскій консулъ уступилъ его настояніямъ, утѣшая себя тою мыслью, что все таки могутъ вернуться болѣе 300 человѣкъ. Иначе должны были взглянуть на всѣ эти ограниченія приверженцы Обреновичей: они не могли признать обвиненій въ убійствахъ и кражѣ денегь во время послѣднихъ смуть заслуживающими вниманія, ибо точно также дѣйствовала противъ нихъ и господствующая партія во время послѣдняго переворота; они не могли согласиться, что бѣжавшіе изъ заключенія содержелись въ тюрьмахъ за дѣйствительныя преступленія, а не за политическія мнѣнія; наконецъ временное правительство назначило скупщину на 15 іюня, а приглашеніе возвратиться въ отечество сообщено было сербскимъ эмигрантамъ только за четыре дня предъ тѣмъ. Зная, какъ партія Вучича и Петроніевича усиленно приготовляется къ народной скупщинѣ, приверженцы Обреновичей не могли разсчитывать на успѣхъ при такомъ короткомъ срокѣ. А потому они предпочли оставаться въ Австріи и подать протесты на имя русскаго консула противъ распоряженій временнаго правительства, каковыхъ и было послано два въ Бѣлградъ.

 

Между тѣмъ въ Топчидеръ явились депутаты съ полномочіямя, утвержденными печатью каждой общины и засвидѣтельствованными подписью кметовъ и членовъ срезскихъ и окружныхъ начальствъ и судовъ. Само собою разумѣется, что эти депутаты были назначены по указанію мѣстныхъ чиновниковъ, принадлежавшихъ къ партіи Вучича.

 

 

225

 

Людямъ, освобожденнымъ изъ заключенія въ самой Сербіи, и выходцамъ изъ Австріи предполагалось дать право выслать по одному депутату съ 50 человѣкъ, такъ какъ народъ присылалъ со 100 домовъ только по одному депутату. Но ни освобожденные изъ заключевіа, ни эмигранты не только не явились сами въ Бѣлградъ, но не прислали и депутатовъ. Баронъ Ливенъ и русскій консулъ ѣздили въ Землинъ уговаривать ихъ возвратиться въ отечество. Но никакія убѣжденія не подѣйствовала на нихъ. Русскіе дипломаты увѣряли, что имъ будетъ дозволено разсыпаться по Сербіи и говорить съ народомъ; обѣщали имъ безопасность при этомъ. Но приверженцы Обреновичей знали лучше Русскихъ, что могло ожидать ихъ внутри страны и рѣшительно отказались возвратиться въ отечество. Тогда им было объявлено, что обойдутся и безъ нихъ. Послѣ того нѣкоторые изъ бѣглецовъ согласились пріѣхать въ Бѣлградъ, но когда Ливенъ и Ващенко возвратились домой, секретарь Милоша Живановичь отклонилъ ихъ отъ этого намѣренія, и вмѣсто депутатовъ, въ Бѣлградъ присланъ былъ новый протестъ. Наконецъ Гафизъ-паша посылалъ въ Землинъ своего полковника уговаривать бѣглецовъ согласиться на сдѣланное имъ предложеніе, но все было напрасно. Между эмигрантани, которыхъ поддерживалъ Милошъ своими деньгами, носились самые нелѣпые слухи, предпринимались самые нелѣпые планы. Они хотѣли раздѣлиться на три партіи, изъ коихъ одна должна была двинуться къ Шабцу, другая къ Смедереву, третья чрезъ Боснію въ Валѣвскій округъ и поднять тамъ народъ. Объ этомъ сообщено было въ Бѣлградъ и агенты всѣхъ европейскихъ дворовъ предложили временному правительству принять мѣры противъ такихъ воинственныхъ замысловъ. Но вслѣдъ за тѣмъ совершенно неожиданно получены были отъ нѣкоторыхъ эмигрантовъ изъ Землина прошенія на имя паши, барона Ливена и русскаго консула о сообщенія окончательнаго намѣренія обоихъ дворовъ. Паша и русскіе дипломаты рѣшили, что послѣ всего того, чтò было предлагаемо имъ, они не заскуживаютъ ни какого отвѣта.

 

15 іюня въ знаменитый въ сербской исторіи Видов Дан [*] открылась въ Топчидерѣ скупщина, долженствовавшая вновь избрать князя для Сербіи. Туда прибыли Гафизъ-паша, баронъ Ливенъ и русскій консулъ. По совершеніи обычнаго молебствія, сперва Гафизъ-паша черезъ переводчика,

 

 

*. Тотъ самый день, въ который Сербы въ 1389 году проиграли битву на Косовомъ полѣ.

 

 

226

 

а потомъ русскій консулъ лично, объявили собравшимся въ топчидерской долинѣ депутатамъ, что такъ какъ князь Михаилъ исключенъ султанскимъ фирманомъ изъ числа лицъ, которыя могутъ быть избраны въ званіе князя, а Кара-Георгіевичь далъ добровольное отреченіе отъ сего достоинства; то по согласію владѣтельнаго и покровительствующаго дворовъ имъ предоставляется право свободнаго выбора новаго князя, кого они признаютъ достойнымъ и способнымъ. За тѣмъ паша и консулъ вмѣстѣ съ барономъ Ливеномъ обошли всѣ семнадцать отдѣленій, по которымъ были разставлены депутаты столькихъ же округовъ Сербіи, и повторили имъ, что избраніе должно быть свободно. Наконецъ митрополитъ Петръ Іовановичъ произнесъ слово о свободѣ избранія. Когда послѣ такого вступленія народные депутаты были спрошены: кого же они хотятъ имѣть своимъ княземъ? то вездѣ слышался единогласный и единодушный отвѣтъ: «желаемъ Александра Кара-Георгіевича, который уже однажды избранъ былъ княземъ». За тѣмъ послѣдовала такія же обращенія къ депутатамъ Бѣлграда, къ сербскому гарнизонному войску, въ бѣлому духовенству, къ тремъ архіереямъ, въ числѣ коихъ былъ и Шабацкій, къ самому митрополиту, къ депутатамъ отъ гражданскихъ чиновниковъ, къ членамъ апелляціоннаго суда, къ попечителямъ, наконецъ къ членамъ Совѣта и его предсѣдателю, и вездѣ слышался тотъ же отвѣтъ. Послѣ такого торжественнаго избранія нельзя уже было сомнѣваться въ народной волѣ. Гафизъ паша обратился къ скупщинѣ съ совѣтомъ быть согласными и впредь между собою; тоже самое говорили баронъ Ливенъ и Ващенко. Въ заключеніе баронъ Ливенъ поздравилъ скупщину съ избраніемъ князя. Въ тотъ же день русскіе дипломаты представлялись въ Кара-Георгіевичу, который во время скупщины находился въ монастырѣ, лежащемъ въ нѣсколькихъ верстахъ отъ Бѣлграда.

 

Первымъ же дѣломъ русскаго консула при новомъ князѣ, уже признанномъ Россіей, было объясненіе правительству, что изъ всѣхъ его дѣйствій, совершенныхъ съ 26 августа 1842 года, самымъ возмутительнымъ и безчеловѣчнымъ, и въ тому же направленнымъ противъ собственныхъ выгодъ и нравственнаго значенія самой Сербіи было изгнаніе Болгаръ въ турецкія провинціи. Послѣ столь рѣшительнаго заявленія правительство немедленно напечатало вызовъ во всѣмъ изгнаннымъ изъ Сербіи о возвращеніи ихъ къ семействамъ. А сербское правительство и скупщина упросили барона Ливена дозволить Вучичу и Петроніевичу остаться въ отечествѣ, съ обязательствомъ ходатойствовать потомъ

 

 

227

 

о томъ же предъ русскимъ государемъ. Такъ удовлетворена была русская дипломатія и успокоенъ на время Сербскій народъ [57].

 

Едва баронъ Ливенъ показался въ Землинѣ, какъ къ нему посыпались просьбы отъ проживавшихъ тамъ приверженцевъ Обреновичей. Многіе изъ нихъ спѣшили признать утвердившійся въ Сербіи порядокъ вещей. Баронъ препроводилъ ихъ просьбы въ Бѣлградъ, приглашая Ващенку склонять сербское правительство къ принятію въ предѣлы Сербіи бѣжавшихъ съ Михаиломъ и къ нему. Къ Петрову дню всѣхъ возвратившихся въ Сербію считалось уже болѣе 300 человѣкъ, между коими были: Милета Радойковичь, Анта Протичь, Вуле Григорьевичь, Милютинъ Жабарацъ и Гербезъ, бывшіе совѣтниками при прежнемъ князѣ, а съ ними многіе гражданскіе и военные чиновники и люди торговаго, ремесленнаго и земледѣльческаго сословій. Но примиреніе съ Россіей и съ приверженцами Обреновичей не могло улучшить положенія сербскаго правительства, ибо съ одной стороны не рѣшень еще былъ окончательно вопросъ о Вучичѣ и Петроніевичѣ, а съ другой денежныя средства Сербіи были сильно ослаблены за послѣдній годъ.

 

5 іюля попечительство финансовъ сдѣлало представленіе сербскому Совѣту, въ которомъ говорило, что уменьшеніе податей, даровое пользованіе дубовыми лѣсами, пониженіе тарифа на вывозимый изъ Сербіи скотъ, на столько убавили доходы Сербіи, что ими нельзя покрыть всѣхъ государственныхъ расходовъ. Такое уменьшеніе доходовъ должно было казаться чувствительнымъ для народной казны, ибо она менѣе чѣмъ въ годъ потеряла до 160.000 дукатовъ. Попечительство финансовъ обращало вниманіе Совѣта на такое бѣдственное положеніе народной казны и просило указать средства къ пополненію ея. Пришлось возстановить прежній размѣръ податей. Дѣло же Вучича и Петроніевича, о которыхъ уже полагали въ Сербіи, что они остануться въ ней навсегда, пріобрѣло новое значеніе, когда въ Пештѣ и Бѣлградѣ узнали, что баровъ Ливенъ, уже доѣхавшій до Варшавы, получилъ тамъ новыя инструкціи на свое имя и тотчасъ отправился въ обратный путь, написавъ съ дороги письмо въ женѣ своей, чтобы и она пріѣзжала въ Бѣлградъ. Въ этихъ инструкціяхъ, одобрявшихъ дѣйствія Ливена, предписывалось ему требовать удаленія Вучича и Петроніевича изъ Сербіи съ угрозою, что пока они не подчинятся такому требованію русскаго государя, до тѣхъ поръ Кара-Георгіевичь не получитъ султанскаго берата, утверждающаго его въ княжескомъ достоинствѣ. Прибывъ въ

 

 

228

 

Землинъ 10 іюля, баронъ Ливенъ тотчасъ же послалъ въ Бѣлградъ звать въ себѣ Ващенку, который немедленно и пріѣхалъ въ Землинъ, а за нимъ явились Стоянъ Симичь и Илья Гарашанинъ. Приверженцы Обреновичей объясняли такое внезапное возвращеніе Ливена самымъ благопріятнымъ образомъ для себя; но всѣ соглашались въ одномъ, что оно касается Вучича и Петроніевича. Нѣкоторые говорили даже, что русскій государь, въ случаѣ нежеланія Сербовъ разстаться съ обоими старѣйшинами, замѣшанными въ послѣднихъ народныхъ движеніяхъ, намѣренъ двинуть 20-тысячный корпусъ, который расположенъ былъ тогда у Могилева на Днѣстрѣ. Сербское правительство было взволновано прибытіемъ Ливена, и хотя оно теперь находилось въ дружественныхъ отношеніяхъ съ Россіей, но видѣло, что эта дружба потребуетъ новыхъ жертвъ. Хотя Сербіей все еще управляло временное правительство, въ ожиданіи присылки берата, но оно обо всемъ сносилось съ Кара-Георгіевичемъ. На другой же день по пріѣздѣ Ливена въ Бѣлградъ, поскакалъ Илья Гарашанинъ въ Крагуевацъ, гдѣ находились Вучичь и Петроніевичь. Онъ вернулся по видимому съ уклончивымъ отвѣтомъ отъ нихъ. Петроніевичь удалился въ Ягодину къ семьѣ своей, а Вучичь все еще продолжалъ держать около себя народныхъ ополченцевъ, числомъ до 50 человѣкъ и болѣе. Но баронъ Ливенъ объявилъ правительству, что дѣло Вучича и Петроніевича должно быть рѣшено народною скупщиною. Днемъ собранія этой скупщины назначено было 28 іюля, а мѣстомъ Крагуевацъ. Все правительство переселилось къ этому дню въ прежнюю столицу Сербіи. Туда же отправились Кара-Георгіевичь, митрополитъ и баронъ Ливенъ. Вучичь и Петроніевичь объявили послѣднему, что они готовы повиноваться волѣ государя покровителя и оставятъ Сербію, но желаютъ только, чтобъ объ ихъ удаленіи было объявлено народу приличнымъ образомъ, дабы враги порядка и народнаго спокойствія не распустили слуховъ, что они измѣнили народу и побѣжали отъ него. Уже всѣ власти находились на пути въ Крагуевацъ, какъ наканунѣ скупщины прибыли въ Бѣлградъ семь курьеровъ изъ Константинополя и Букарешта, которые привезли депеши Гафизъ-пашѣ, англійскому и французскому консуламъ, сербскому правительству и барону Ливену. Французскій консулъ Кодригъ тотчасъ же поспѣшилъ въ Крагуевацъ съ намѣреніемъ укрѣпить сербское правительство въ томъ, чтобы оно не выдавало Вучича и Петроніевича въ жертву русской дипломатіи. Но уже было поздно. Совѣтъ, разсматривавшій дѣло Вучича и Петроніевича до скупщины,

 

 

229

 

постановилъ, что они должны удалиться въ Константинополь съ ежегодной пенсіею въ 5000 талеровъ. Тоже самое постановила и скупщина, которая была многочисленна.

 

На этой скупщинѣ послѣ краткихъ объясненій барона Ливена, почему государь желаетъ удаленія обоихъ старѣйшинъ, начались было между депутатами препирательства, но они были прерваны чтеніемъ слова къ народу отъ имени Вучича и Петроніевича. Въ этомъ словѣ было сказано:

 

«хотя мы со времени вашего прибытія сюда каждому изъ васъ отдѣльно объясняли положеніе дѣлъ, изъ чего вы могли видѣть, какая великая опасность грозитъ нашему отечеству, если мы не покоримся желанію великаго покровителя, согласному съ заключеніемъ Порты, не оставимъ отечества и такимъ образомъ ослушаемся его воли; не смотря на то считаемъ не лишнимъ представить вамъ еще разъ важность сего предмета. Баронъ Ливенъ, котораго мы не можемъ довольно возблагодарить за его труды и ревность, такъ вѣрно проникъ въ наши обстоятельства во время народной скупщины, держанной въ Топчидерѣ, и такъ искренне отнесся ко всему дѣлу, что ради сохраненія мира и порядка оставилъ насъ обоихъ на время въ сей землѣ на свою собственную отвѣтственность, намѣреваясь въ своемъ донесеніи о дѣлахъ Сербіи исходатайствовать отъ царя дозволеніе, по коему бы могли остаться въ Сербіи, согласно желанію народа и нуждамъ отечества. Но это донесеніе не было уважено и нѣтъ надежды, чтобы была уважена и народная просьба, пока мы не засвидѣтельствуемъ наше повиновеніе предъ покровителемъ и не исполнимъ уже постановленнаго рѣшенія. Баронъ Ливенъ уже былъ на пути и достигъ Варшавы, какъ получилъ новыя приказанія по этому дѣлу, по которымъ долженъ былъ вернуться назадъ въ Сербію, чтобы отложенное прежде дѣло немедленно исполнить, о чемъ онъ и поспѣшилъ извѣстить письменно наше правительство. Въ тоже самое время покровительствующая держава не пропустила склонить высокую Порту издать подобныя же приказанія съ ея стороны и задержать княжескій бератъ до тѣхъ поръ, пока мы оба не удалимся изъ нашего отечества, каковое искательство покровительствующій царь подкрѣпилъ угрозою, что въ случаѣ, если съ нашей стороны или со стороны Сербскаго народа послѣдуетъ сопротивленіе или неповиновеніе, то рѣшеніе его будетъ приведено въ исполненіе посредствомъ силы, для чего уже готово одно отдѣленіе воинства, долженствующее придти на помощь Портѣ противъ Сербовъ, вступить въ Сербію и занять ее. Изъ этого можно видѣть,

 

 

230

 

какая великая опасность грозитъ намъ, если не будемъ повиноваться волѣ покровителя, какая бы жалкая судьба постигла насъ, если бы въ случаѣ неповиновенія русскія войска ударили на Сербію и опустошили наше отечество! — и все это за насъ, которые цѣлую жизнь свою посвятили на то, чтобы Сербскій народъ избавить и сохранить отъ всякаго несчастія, нужды и неволи. Мы не можемъ ни допустить, ни перенести этого. Мы въ томъ увѣрены, что вамъ, правительству и цѣлому народу Сербскому, очень тяжело отпустить насъ изъ среды своей, точно также какъ и мы разстаемся съ вами съ сердечною болью. Но такъ какъ всѣ наши попеченія и труды всегда были направлены на пользу народа и его благогостоянія, то и въ нынѣшнихъ жалостныхъ обстоятельствахъ мы хотимъ слѣдовать тому же пути и увѣрены, что намъ отечество, для котораго мы жили, народъ и свобода, за которыхъ столько разъ подвергались смерти, Богъ и человѣчество, коимъ мы ревностно служили, повелѣваютъ укротить всякую боль сердца и говорить такъ, какъ обязываютъ здравый смыслъ и благосостояніе отечества. Вы боитесь внутренняго мятежа и безпорядковъ и жалуетесь на неправду, стараясь доказать, что въ семъ отношеніи не можетъ быть сдѣланъ намъ обоимъ ни малѣйшій упрекъ, и если можетъ быть рѣчь о какомъ нибудь преступленіи, то слагаете его на всѣхъ, спрашивая: за что же мы двое должны терпѣть за весь народъ? Чтò касается внутреннихъ безпорядковъ, то мы увѣрены, что у васъ, которые до сихъ поръ укрощали съ нами всякій мятежъ и довели отечество до нынѣшняго состоянія, будетъ отнынѣ довольно и силы и воли положить границы какому бы то ни было мятежному покушенію, и еще тѣмъ легче, что имѣете законно утвержденное правительство, избранное по предписанію князя и всѣ другія средства, что вамъ нечего бояться, что злоумышленники могутъ нарушить миръ и порядокъ въ отечествѣ, особенно нынѣ, когда каждый Сербъ вкусилъ сладкихъ плодовъ благотворнаго устава и благоустроеннаго порядка. Что касается другой вашей жалобы, то здѣсь не время и не мѣсто разбирать ее: справедливо или нѣтъ то, чего такъ настойчиво требуетъ отъ насъ нашъ покровитель. Политика есть весьма удивительное дѣло, она часто требуетъ жертву, не принимая во вниманіе, справедливо то или нѣтъ. А потому, помысливъ о той великой силѣ, которая грозитъ намъ и нашему отечеству, воздвигнемъ только очи къ небу, вздохнемъ и призовемъ Бога во свидѣтели нашихъ справедливыхъ сѣтованій, а затѣмъ лучше уступимъ, если это возможно, нежели подвергнемъ

 

 

231

 

непрерывной опасности народное благо, за которое мы приняли столько мукъ и принесли столько жертвъ. Не думайте, что при такихъ обстоятельствахъ будетъ стыдно покориться такому народу, какъ Сербскій, который столько разъ глядѣлъ въ глаза смерти; ибо мудрый поступокъ, служащій на пользу отечества, никогда не можетъ служить срамомъ. Если вы вашею покорностію сохраните и оградите народную свободу и права, то знайте, что отнынѣ будете восхваляемы и за вашу мудрость, какъ прежде были хвалимы за храбрость. И какъ донынѣ воспѣвалось въ пѣсняхъ ваше юначество, такъ и отнынѣ будутъ славить и превозносить вашъ разумъ и умѣренность. Мы не можемъ смотрѣть иначе на нынѣшнее событіе, какъ на искушеніе, посланное отъ Бога, да видить Онъ, соединяемъ ли мы съ храбростію умѣренность и повиновеніе? и заслуживаемъ ли поэтому тѣ великія благодѣянія, которыя Онъ излилъ на насъ въ послѣднія времена? и въ состояніи ли мы сохранить то, чтò Онъ даровалъ намъ въ такой богатой мѣрѣ. Вы удивляетесь, любезвые братья! спрашивая, какъ можетъ нашъ покровитель требовать отъ васъ того, что нисколько не согласно съ желаніями народа? Но это не трудно объяснить. Если бы нашъ покровитель и царь былъ такъ увѣренъ въ народныхъ желаніяхъ, духѣ и ожиданіяхъ, какъ увѣренъ въ томъ баронъ Ливенъ, который былъ между вами въ Топчидерѣ, видѣлъ собственными глазаии вашу радость, веселье и искреннюю привязанность, который и теперь находится среди насъ, тогда бы и онъ исполненъ былъ такихъ же мыслей и согласился бы на народное желаніе. Невозможно, чтобы покровитель Сербіи желалъ чего либо инаго, а не того, чтобы Сербскій народъ пользовался миромъ и благосостояніемъ, какъ мы слышали изъ устъ самого барона Ливена; а потому онъ долженъ удалять отъ Сербіи всякую опасность, которая бы грозила, по его мнѣнію, ей и ея правамъ. Не его ли содѣйствіемъ и соизволеніемъ мы получили уставъ, за который обязаны Богу такою великою благодарностію? И нынѣ онъ не желаетъ, чтобы въ Сербіи было хотя бы самый малѣйшій безпорядокъ и неспокойство ибо увѣряетъ насъ, что бератъ для князя будетъ непремѣнно и скоро изданъ, что уставъ, народная свобода и права будутъ сохранены въ полной силѣ. А потому покоримся и не будемъ роптать на то, что требуется теперь отъ насъ сія жертва; ибо нашъ покровитель очень далеко отъ насъ, и у насъ нѣтъ ни средствъ, ни случая предстать къ нему лично, говорить съ нимъ, показать ему наши раны, открыть ему наши бѣдствія и неволи, изъ чего

 

 

232

 

быть можетъ ваше дѣло представилось бы ему въ настоящемъ видѣ, и онъ бы увѣрился въ чистотѣ нашихъ намѣреній. Не легко узнавать истину, а еще труднѣе то для государей, которые большею частію должны дѣйствовать на основаніи чужихъ увѣреній. Кромѣ того подумайте, какъ важно наше дѣло, какъ много противниковъ имѣли мы, которые старались очернить наши предпріятія, оклеветать и обратить во зло. А потому постараемся увѣрить нашего покровителя въ чистотѣ своихъ намѣреній покорностію, добрымъ поведеніемъ, любовію и приверженностію, и вскорѣ наша невинность заблеститъ во всей чистотѣ своей и въ короткое время мы опять получимъ милость покровителя, и возвратимся назадъ къ вамъ съ честію, чтобы дѣйствовать общими силами на добро и благо отечества. Между тѣмъ величайшею наградою и удовольствіемъ для насъ будетъ, если вы употребите всѣ свои силы на то, чтобы Сербія осталась въ томъ же счастливомъ положеніи, въ какомъ мы покидаемъ ее и какое пріобрѣли мы вмѣстѣ, со многими пожертвованіяии. А сіе лишь тогда будетъ, если вы останетесь въ любви и согласіи между собою, если будете вѣрны правительству и покорны старѣйшинамъ. За тѣмъ, гдѣ бы мы ни были, всегда будемъ связаны душею и тѣломъ съ вами и съ цѣлымъ народомъ Сербскимъ, никогда не перестанемъ любить его въ той мысли и надеждѣ, что и вы будете хранить въ своихъ воспоминаніяхъ насъ, какъ вашихъ братьевъ и сыновъ отечества, которые совѣстливо исполнили свои обязанности. Прощаясь съ вами, совѣтуемъ вамъ жить въ любви и согласіи между собою и поручаемъ вамъ, какъ священный залогъ, уставъ, народную свободу и права».

 

Выслушавъ такое объясненіе, скупщина разошлась и въ тотъ же день приготовила отвѣть своимъ старѣйшинамъ, который былъ прочтенъ на другой день. Въ отвѣтѣ этомъ было сказано:

 

«Когда вы вчера объявили намъ рѣшеніе ваше, что хотите покориться волѣ и желанію покровителя и увѣрили насъ, что того требуютъ нужда отечества и народное благосостояніе, вы могли видѣть, сколь великая жалость и скорбь наполнила сердца наши и сколько горькихъ слезъ мы пролили; лучше бы мы хотѣли умереть, чѣмъ дожить до этого. Но такъ какъ вы, подвергавшіе столько разъ свою жизнь опасности за отечество, даете намъ сей совѣтъ и увѣряете насъ, что въ этомъ дѣлѣ не помогутъ никакія просьбы, никакія величайшія сокровища, никакія жертвы на свѣтѣ, которыя бы мы рады были принести за васъ, то мы принуждены вѣрить и, хотя съ сожалѣніемъ, повиноваться горькой судьбѣ нашей. Пусть же наши слезы будутъ свидѣтелями неограниченной любви

 

 

233

 

и благодарности за ваши услуги и труды, которые вы привесли на пользу отечества. Что мы получили блаютворный уставъ, пользуемся свободою и добрыми правами, за все это по большей части и можетъ буть единственно вами мы должны быть благодарны. И вы трудившіеся для того, чтобы безъ разспроса и изслѣдованія ни одно дитя изъ дому нельзя было взять для наказанія, вы будете принуждены предъ нашими глазами удалиться изъ отечества и уйдти въ чужую землю! Вы даровала вамъ жизнь, а вамъ не будетъ дозволено жить здѣсь! И пусть бы все это послѣдовало намъ съ чьей либо другой стороны, но не со стороны вокровителя, отъ коего мы ожидали защиту нашихъ правъ и свободы противъ всякаго насилія. Еслибъ можно было искупить сію горькую чашу, мы охотно бы принесли въ жертву все мнѣніе наше и всѣ сокровища наши. Мы теперь покоряемся нашей тяжкой судьбѣ, ибо вы увѣряете насъ, что иначе быть не можеть; но при насъ навсегда останется сожалѣніе, что намъ не было дозволено умереть за тѣхъ, которые подвергали жизнь свою опасности за насъ и наше благосостояніе, что намъ не дозволено было пасть жертвою за тѣхъ, которые жертвовали собою за насъ. Мы не престаненъ возносить молитвы къ Богу о такой неправдѣ и обидѣ, не перестанемъ просить царя о вашемъ возвращеніи. Между тѣмъ, куда бы вы ни удалились, любовь и уваженіе наши будутъ слѣдовать за вами, и вездѣ васъ ждетъ слава, которую вы пріобрѣли себѣ предъ цѣлымъ свѣтомъ. Гдѣ бы вы ни были, тамъ будутъ наши сердца, наши души и наши чувства. Мы будемъ думать, что вы непрестанно между нами, и желаемъ, чтобы все такъ было, какъ состоитъ теперь; а потому мы и требовали отъ правительства и Совѣта, чтобы жалованіе, которое вы получали въ послѣднее время выдавалось вамъ ради вѣчной благодарности изъ государственной кассы, пока вы живы. Ваше послѣднее завѣщаніе, — уставъ, свобода и народныа права будутъ всегда почитаены отъ насъ, какъ святыня» [58].

 

Такъ измѣнилось положеніе дѣлъ и лицъ въ Сербіи въ послѣдніе три года. Въ концѣ іюля 1840 года народная скупщина подавала турецкому коммисару длинный обвинительный актъ противъ двухъ совѣтниковъ, навязанныхъ насильно Михаилу Обреновичу высокою Портой и поддержанныхъ русскою дипломатіей; не смотря на свои громкія рѣчи о благотворности устава, дарованнаго Сербамъ, они должны были оставить Сербію и удалиться въ Константинополь по требованію князя, опиравшагося на народъ. Теперь тѣже самые люди, испытывая гнѣвъ покровительствующаго двора,

 

 

234

 

должны были просить народъ дозводить имъ удалиться изъ отечества и исполнить тѣмъ волю русскаго государя, которая была непріятна не только Турціи, но и Сербамъ. Такъ быстро достигла своихъ крайнихъ послѣдствій та политическая система, которая заставляла Россію измѣнить свое покровительство Сербіи на вмѣшательство во внутреннія дѣла ея. Вучичь и Петроніевичь, прежніе союзними русскаго консула въ дѣлѣ уничиженія Милоша, прежніе поклонники русскаго вліянія на Сербію, теперь считались открытыми врагами русскихъ интересовъ, но вмѣсто униженія были еще болѣе возвышены въ глазахъ народа и окружены славою политическихъ мучениковъ за народныя права и народную свободу. Далѣе этого уже нельзя было идти и не удивительно, что въ Пештскихъ Народныхъ Новинахъ, разсказывавшихъ о послѣднихъ событіяхъ въ Србіи, говорилось, что баронъ Ливенъ изъявлялъ крайнее сожалѣиіе свое предъ народомъ, что ему не удалось прибыть въ Петербургъ ранѣе инструкцій, найденныхъ имъ въ Варшавѣ, что тогда онъ употребилъ бы всѣ усилія, чтобы склонить императора въ помилованію Вучича и Петроніевича. Такъ велико и искренне казалось ему теперь народное рэсположеніе къ опальнымъ старѣйшинамъ. Одинъ изъ сербскихъ кметовъ, сѣдой старецъ изъ Ясеницы, сказалъ даже во время скупщины, подойдя къ барону Ливену:

 

«господинъ! если высокомочный царь Николай, который имѣетъ подъ своей рукой болѣе, чѣмъ восемь Сербій, боится и желаетъ удалить отъ насъ этихъ двоихъ; то какъ же не бояться намъ, отпуская ихъ изъ нашей среды?»

 

Баронъ Ливенъ, вмѣсто всякаго отвѣта, поцѣловалъ старика въ лобъ. Прежде чѣмъ разойтись народная скупщина составила адресъ на имя императора Николая, въ которомъ упрашивала его возвратить удалявшихся изъ отечества старѣйшинъ снова на родину. 30 іюля скупщина была распущена, а баронъ Ливенъ и Ващенко выѣхали въ Бѣлградъ. Въ тотъ же день оставили Крагуевацъ Вучичь и Петроніевичь, сопровождаемые звономъ колоколовъ, военнымъ парадомъ и стрѣльбою изъ пушекъ. Сорокъ конныхъ согражданъ проводили ихъ изъ Крагуевца, пятьдесятъ обывателей такъ же верхами на коняхъ встрѣтили ихъ подъ Бѣлградомъ. 7 августа устроены были для нихъ торжественныя проводы, сопровождавшіяся обильными слезами со стороны присутствующихъ. Простившись съ княземъ, членами правительства и народа, Вучичь и Петроніевичь выѣхали изъ Бѣлграда по дорогѣ въ Смедерево, въ сопровожденіи многихъ чиновниковъ и простыхъ людей; и въ этотъ день ихъ также напутствовали стрѣльбою изъ пушекъ. Изъ Смедерева

 

 

235

 

они должны были удалиться въ Видинъ. Вмѣстѣ съ ними отправился въ Константивополь курьеръ, который долженъ былъ извѣстить Порту, что Вучичь и Петроніевичь уже внѣ Сербіи и бератъ князю можетъ быть посламъ.

 

24 августа удалившіеся старѣйшины были уже въ Видинѣ; Порта назначила имъ отъ себя по 20.000 піастровъ въ мѣсяцъ. Кара-Георгіевичь же въ ожиданіи берата оставался въ Крагуевцѣ, разъѣзжая по сосѣднимъ городамъ и монастырямъ. Наконецъ присланъ былъ и бератъ, въ которомъ говорилось, что князь избранъ вновь народомъ послѣ добровольнаго отреченія своего и опять подтвержденъ въ своемъ званіи султаномъ. 2 сентября на кали-мейданѣ въ Бѣлградѣ прочитанъ былъ этотъ новый бератъ, послѣ чего послѣдовали поздравленія князя, въ которыхъ на этотъ разъ участвовала уже и рускіе дипломаты. Въ тотъ же день временное правительство обнародовало, что оно передаетъ верховную власть въ руки новаго князя; Кара-Георгіевичь издалъ прокламацію къ народу о принятіи имъ княжескаго званія; а другимъ актомъ на имя попечителей князь прощалъ всѣхъ политическихъ преступниковъ и призывалъ бѣжавшихъ изъ Сербіи возвратиться назадъ. Первые дни своего правленія Кара-Георгіевичь ознаненовалъ тѣмъ, что произвелъ въ полковники Стефана Петровича Кничанина, назначилъ Петра Радовавовича директоромъ нормальныхъ школъ, капу-техайю Алексѣя Симича временнымъ представникомъ и попечителемъ иностранныхѣ дѣлъ до возвращенія Авраама Петроніевича въ отечество, а Илью Гарашанина, за отсутствіемъ Вучича, попечителемъ внутреннихъ дѣлъ. Тогда же учреждена была особая коммисія для пересмотра гражданскаго кодекса, въ составъ которой вошли: Лазарь Зубанъ, Іованъ Хаджичь, Лазарь Арсеніевичь и Савва Шиличь. Въ концѣ сентября новый князь посѣтилъ Землинъ и находившіяся въ немъ австрійскія пограничныя власти. Но баронъ Ливенъ все еще проживалъ въ Сербіи; французскій и англійскій консулы представляли въ Константинополь, что его порученіе уже окончено и дальнѣйшее пребываніе въ Бѣлградѣ можетъ служить въ униженію Турціи. Баронъ Ливенъ рѣшился дождаться въ Бѣлградѣ новаго консула русскаго, полковника Данилевскаго. Въ концѣ октября прибылъ изъ Константинополя новый представникъ. Въ Константинополь на мѣсто Алексѣя Симича посланъ былъ Лазарь Теодоровичь. Новое правительство спѣшило окружить себя людьми приверженными. Князь, уже не опасавшійся ни чьихъ возраженій противъ своей власти, давалъ безпрестанные пиры; на одномъ изъ нихъ онъ пилъ за

 

 

236

 

здоровье султана и русскаго государя, а баронъ Ливенъ отвѣчалъ здравицей за него самого; Симичь провозгласилъ здоровье Ливена, а Ващенко здоровье Вучича и Петроніевича [59].

 

Приверженцы Обреновичей не хотѣли однакожь успокоиться, и время отъ времени по разнымъ округамъ Сербіи являлись люди, порицавшіе новое правительство. 22 октября князь, въ согласіи съ Совѣтомъ, издалъ указъ изъ 16 статей, въ которыхъ прописаны были различныя наказанія за политическія преступленія, нарушеніе общественнаго спокойствія и замыслы противъ правительства. Изданъ былъ также уставъ о пограничной стражѣ. Правительство, узнавшее изъ собственнаго опыта, какъ не трудно поднять на ноги всю Сербію и измѣнить господствующій въ ней порядокъ вещей, всячески старалось сохранить власть въ своихъ рукахъ и удержать порядокъ. 13 ноября баронъ Ливенъ выѣхалъ изъ Бѣлграда. Наканунѣ его посѣтилъ самъ князь, а жену его княгиня Персида, и потомъ всѣ попечители и совѣтники, пожелавъ ему счастливаго пути. 21 ноября въ Бѣлградъ прибылъ отъ валашскаго князя чиновникъ съ поздравленіемъ къ Кара-Георгіевичу. 29 ноября выѣхалъ Ващенко и всѣ сношенія съ сербскимъ правительствомъ принялъ Данилевскій, полномочіе котораго стало еще шире, чѣмъ полномочіе его предшественника, ибо онъ получилъ право надзора за раздачею пенсій чиновникамъ, пострадавшимъ съ 1839 года, и за возвращеніемъ бѣжавшихъ изъ отечества. По послѣднему вопросу предстояло не мало дѣлъ. Тотчасъ же по утвержденіи новаго правительства, въ Смедеревѣ учреждена была слѣдственная коммисія надъ всѣми противниками Кара-Георгіевича, и по окончаніи тамъ слѣдствія переведена въ началѣ 1844 въ Крагуевацъ. Она состояла изъ восьми человѣкъ, между коими были: Милосавъ Здравковичь Ресавацъ, Лазарь Зубанъ и Лазарь Арсеніевичь, уже имѣвшій тогда званіе помощника попечителя правосудія. Коммисія нашла прикосновенными къ дѣлу Перу Поповича и Хаджи-Мію, которые бѣжали въ смедеревскую крѣпость, но по требованію сербскаго правительства были выданы Гафизомъ пашей. Труды слѣдственной коммисіи затягивались, ибо еженедѣльно поступали въ ея руки новые подсудимые. Правительство Кара-Георгіевича оказывалось вовсе не такъ популярнымъ, какъ можно было полагать по тѣмъ народнымъ скупщинамъ, на которыхъ Кара-Георгіевичь избранѣ княземъ. Жалобы на его дѣйствія раздавались все чаще и чаще, но жалобщиковъ хватали и предавали въ руки слѣдственной коммисіи. Между тѣмъ дипломатическія

 

 

237

 

сношенія Россіи съ Сербіей было совершенно возстановлены. Въ правительственной газетѣ объявлево было отъ 28 февраля, что Россія признала за Кара-Георгіевичемъ титулъ Свѣтлости, котораго будто бы никогда не имѣлъ Милошъ, и которымъ Михаилъ сталъ пользоваться лишь послѣ поѣздки въ Константинополь. Въ маѣ было объявлено, что слѣдственная коммисія окончила свои дѣла, но о результатахъ ея дѣйствій не было сообщено ни слова. По видимому въ Сербіи все успокоилось. Народъ отдыхалъ отъ прежнихъ потрясеній; правительство не встрѣчало препятствій въ своихъ дѣйствіяхъ. Только изрѣдка нарушали буднячное настроеніе жизни событія, выходившія изъ рида обыкновенныхъ. Въ іюнѣ прибылъ въ Бѣлградъ новый австрійскій консулъ Майергоферъ, смѣнившій Филиповича, который было снова появился по удаленія консула Атанацковича и генерала Гауера. Въ іюлѣ княгиня Персида родила сына, названнаго Петромъ; воспріемникомъ его былъ Милета Радойковичь. Въ началѣ августа возобновило свои дѣйствія Общество любителей сербской словеснооти, основанное еще при Михаилѣ. Наконецъ 9 августа въ Бѣлградъ прискакалъ курьеръ изъ Константинополя и привезъ вѣсть, что блистательная Порта, съ согласія русскаго двора, дозволила Вучичу и Петроніевичу возвратиться въ Сербію. Этотъ курьеръ былъ Сербъ Риста Стояновичъ и вездѣ на пути объявлялъ народу порученную ему новость. Народъ отвѣчалъ ему гдѣ криками, а гдѣ стрѣльбою изъ ружей чиновники давали ему деньги на дорогу; князь произвелъ его въ поручики, а паша подарилъ ему добраго коня. Въ Бѣлградѣ привезенная Стояновичемъ вѣсть была объявлева посредствомъ стрѣльбы изъ пушекъ, а народная толпа, пригласивъ военныхъ музыкантовъ, отправилась съ ними сперва къ княжескому дворцу, а потомъ къ домамъ Вучича и Петроніевича. Для встрѣчи возвращавшвхся старѣйшинъ отправленъ былъ къ границѣ маіоръ Радивой Дамьяновичь, а потомъ вице-президентъ Совѣта Стефанъ Стефановичь. Правительственная газета печатала на первомъ мѣстѣ и курсивомъ извѣстія о ихъ обратномъ путешествіи и поздравительные стихи въ честь ихъ пріѣзда. Изъ разныхъ окружныхъ и срезскихъ городовъ присылались корреспонденціи, въ которыхъ описывалась встрѣча, оказанная народомъ Вучичу и Петроніевичу. Это было торжественное шествіе отъ сербской границы до Бѣлграда. Громадныя толпы народа, цѣлыя сотни конныхъ кметовъ выходили на встрѣчу «защитникамъ народной свободы», какъ называли тогда Вучича и Петроніевича. При въѣздѣ въ города ихъ встрѣчали звономъ колоколовъ, стрѣльбою

 

 

238

 

изъ ружей и пушекъ; духовенство говорило привѣтственныя рѣчи; въ Неготинѣ встрѣтилъ ихъ самъ епископъ; въ Заечарѣ они видѣлись съ русскимъ консуломъ, который принялъ ихъ любезно и говорилъ съ ними болѣе часа; самъ князь выѣхалъ на встрѣчу; повсюду въ селеніяхъ и городахъ устроиваемы были хороводы въ честь возвратившихся, а женщины осыпали ихъ цвѣтами. Въ Бѣлградѣ три дня праздновался ихъ пріѣздъ [60].

 

Но еще не прекратились народныя торжества въ честь виновниковъ изгнанія Обреновичей изъ Сербіи, какъ народная совѣсть смущена была вѣстью, немедленно объявленною и въ правительственцой газетѣ, что утромъ 22 сентября перешелъ изъ Австріи чрезъ Саву близь Кленка Стоянъ Іовановичь съ 40 товарищами, одѣтыми въ форму австрійскихъ гусаръ. Они вошли въ Шабацъ при звукѣ трубъ, овладѣлв окружнымъ начальствомъ, убили на мѣстѣ помощника окружнаго началышка Николан Нинича и предсѣдателя окружнаго суда Марка Лазаревича. Но въ слѣдующемъ же номерѣ появился указъ, что князь, цѣня многіи заслуги Вучича, возвелъ его въ важнѣйшее въ Сербіи званіе воеводы съ титуломъ превосходительства, потомъ назначилъ его предводителемъ войска и выслалъ въ Шабцу противъ мятежниковъ, перешедшихъ изъ Австріи, съ полномочіемъ дѣйствовать какъ за благо разсудитъ. Тогда же образованъ былъ скорый военный судъ надъ мятежникаии и издана прокламація въ народъ обо всѣхъ распоряженіяхъ правительства по поводу новаго мятежа. Но мятежники, перебравшись въ Сербію, не позаботились о томъ, чтобы обезпечить себѣ успѣхъ. Изъ Шабца они бросились въ Подринскій округъ и въ началѣ успѣли было привлечь на свою сторону нѣсколько человѣкъ; но въ селѣ Буковицѣ, въ двухъ верстахъ отъ Валѣва, встрѣчены были ополчившимся народомъ, которымъ управлялъ старый Матвѣй Ненадовичь. Народъ разбилъ мятежную шайку: шестеро изъ нихъ погибло, одинъ утонулъ, четверо были схвачены вмѣстѣ съ военными припасами, остальные разбѣжались. Въ числѣ убитыхъ былъ самъ Стоянъ Іовановичь. Между тѣмъ Вучичь быстро приближалса къ мѣсту дѣйствій, и хватая мятежниковъ, предавалъ ихъ на мѣстѣ смерти. Съ нимъ вмѣстѣ былъ и военный судъ. Только восемь человѣкъ перешедшихъ изъ Австріи были приведены живыми въ Бѣлградъ, куда возвратился и Вучичь 21 октября. Схваченные сдѣлали нѣсколько любопытныхъ показаній о томъ, какъ составлялся заговоръ въ разныхъ городахъ Венгріи, кто въ немъ участвовалъ и кто поддерживалъ мятежниковъ

 

 

239

 

матеріальными средствами. Военный судъ напечаталъ вызовы Сербовъ, прожівавшихъ въ Австріи и замѣшанныхъ въ мятежѣ; а попечительство иностранныхъ дѣлъ, которое опять принялъ въ свои руки Петроніевичь, вступило въ переписку съ австрійскимъ консульствомъ, доказывая ему, что заговоръ составился не безъ вѣдома австрійскихъ властей, и что поддерживалъ его Милошъ, проживавшій тогда въ Вѣнѣ. Извѣстивъ сперва вкратцѣ о своихъ подозрѣніяхъ Майергофера, Петроніевичь требовалъ удаленія изъ Сербіи наиболѣе опасныхъ между австрійскими подданными, удаленія отъ границъ тѣхъ изъ сербскихъ эмигрантовъ, которые замѣшаны въ послѣднемъ мятежѣ, и удаленія Милоша изъ Вѣны. Австрійскій ионсулъ отвѣчалъ рѣзко сербскому министерству, почти прямымъ отказомъ; но Петроніевичь упорствовалъ и въ длинной депешѣ отъ 24 ноября, снабженной многими приложеніями, старался доказать участіе Милоша въ предпріятіи Стояна Іовановича. Онъ увѣрялъ, что Милошъ посредствомъ своихъ секретарей не разъ посылалъ Стояну Іовановичу и его товарищамъ по 1000 и 2000 дукатовъ, но совѣтовалъ начать мятежъ весною 1845 года; что Милошъ безпрестанно находится въ путешествіяхъ, чтобы тѣмъ вѣрнѣе отречься отъ своего участія въ заговорахъ противъ Сербіи; что дочь Милоша, Савка Николичь, жена венгерскаго помѣщика, говорила однажды архимандриту Мелентію въ присутствіи слуги, Іована Петровича: «въ Сербіи не прекратятся мятежи, пока у нашего старика, князя Милоша, останется хоть одна пара»; что въ Землинѣ и теперь хранится 10.000 дукатовъ Милошевыхъ, назначенныхъ для той же цѣли; что Милошъ хотѣлъ сдѣлаться королемъ Сербіи и присоединить къ ней Боснію и Болгарію, а въ Призренѣ посадить своего сына Михаила въ качествѣ подручника; что Цвѣтко Раевичь, находящійся теперь въ Землинѣ, и братъ его Божидаръ Раевичь, живущій то въ Темешварѣ, то въ Бечкерекѣ, были главными снарядителями шайки, пробравшейся чрезъ Саву въ Сербію, въ чемъ имъ помогали Іованъ и Ефремъ Обреновичь, Георгій Протичь и Стефанъ Радичевичь. Были названы и другія имена въ нотѣ Петроніевича, но они принадлежали людямъ мало извѣствымъ. Австрійское консульство однакожь не склонилось на требованіе сербскаго правительства, а вскорѣ одинъ изъ агентовъ Петроніевича, посланный въ Венгрію, донесъ ему:

 

«едва пришло въ Вѣну извѣстіе о Стояновомъ бунтѣ, какъ австрійское правительство тотчасъ же позвало къ допросу князя Милоша, и князь Меттернихъ далъ ему такое наставленіе: что онъ о заговорѣ Іовановича ничего не знаетъ

 

 

240

 

знать не могъ, ибо находился въ отсутствіи изъ Вѣны; въ тому же возмущенія въ Сербіи интересовать его не могутъ, ибо онъ не желаетъ возвращаться въ нее, а тѣмъ менѣе быть ея владѣтелемъ, чувствуетъ душевное и тѣлесное разслабленіе. Но князь Милошъ на послѣднее не согласился и удовольствовался отвѣтомъ о совершенномъ незнаніи о заговорѣ».

 

Баіъ бы то ни было австрійское консульство въ Бѣлградѣ сообщило сербскому правительству письмо Милоша къ Меттерниху на нѣмецкомъ языкѣ, въ которомъ старый князь отрекался отъ участія въ заговорѣ Стояна Іовановича. Но въ тоже время сербскіе агенты доносили своему правительству, что въ Австріи не оставили намѣренія время отъ времени волновать Сербію. Такъ въ проѣздъ чрезъ Землинъ въ Вѣну бывшаго сербскаго инженера Булгарскаго, составлявшаго географическую карту Сербіи, генералъ Унгергоферъ разспрашивалъ его въ присутствіи секретаря консульства Реслера: сколько имѣется въ Сербіи удобныхъ къ ѣздѣ дорогъ и до какихъ мѣстъ онѣ продолжаются, и какія изъ нихъ дальнѣйшія и способнѣйшія для ѣзды? сколько у Сербовъ пушекъ, ружей и амуниціи? Говорили они при этомъ, что сербскому правительству еще суждено вспытать не одно возстаніе противъ себя. Кромѣ того австрійское правительство выдавало пенсіи многимъ изъ Сербовъ, бѣхавшихъ изъ отечества, ссылаясь на примѣръ русскаго правительства. Но послѣднее выдавало пособіе лишь тѣмъ изъ сербскихъ чиновниковъ, служившихъ при Михаилѣ, за которыхъ оно хлопотало предъ сербскимъ правительствомъ, прося о назначеніи имъ пенсій, и поддерживало ихъ до исполненія этого обѣщанія [61]).

 

Какъ бы то ни было замыселъ Стояна Іовановича не оставилъ по себѣ никакихъ послѣдствій и не измѣнилъ положенія партій въ Сербіи. Тольло австрійскій консулъ Майергоферъ произведенъ былъ изъ маіоровъ въ подполковники; а 9 декабря Вучичь сдожилъ съ себя званіе предводителя войска и получилъ титулъ кабинетнаго совѣтника, не существовавшій ни въ уставѣ, ни въ какихъ другихъ установленіяхъ Сербіи. Такъ кончился 1844 годъ, ознаменовавшійся кромѣ того обнародованіемъ кодекса гражданскихъ законовъ.

 

Еще менѣе движенія и разнообразія внесъ въ сербскую жизнь 1845 годъ: турецкое правительство любезничало съ Кара-Георгіевичемъ. Въ январѣ султанъ прислалъ князю золотую медаль, цѣною въ 23 дуката, выбитую на память объ улучшеніи турецкой монеты. Среди разныхъ знаковъ, оттиснутыхъ на этой медали, значилось между прочимъ слѣдующее:

 

 

241

 

«только султанъ Абдулъ-Меджидъ въ состояніи былъ исправить турецкую монету». Медаль эта прислана была при письмѣ великаго визиря въ князю отъ 11 января, какъ «знакъ отличія и непремѣнной милости царской». Въ томъ же году снова былъ поднятъ вопросъ о таможенныхъ отношеніяхъ между Турціей и Сербіей, и послѣ долгихъ справокъ и препирательствъ рѣшенъ былъ въ пользу Сербіи. Порта смотрѣла на послѣднюю, какъ на одну изъ самыхъ вѣрныхъ провинцій своихъ, и потому уничтожила нишскую таможню. Ради болѣе правильныхъ сношеній съ Константинополемъ сербское правительство приступило къ исправленію большой цареградской дороги, шедшей отъ Бѣлграда чрезъ Алексинацъ къ южнымъ границамъ. Въ іюнѣ обнародовано было первое помилованіе участниковъ въ мятежѣ Стояна Іовановича: 22-мъ человѣкамъ прощено было присужденное имъ наказаніе, за исключеніемь пени за нанесенные ими убытки. Въ томъ же мѣсяцѣ изданъ былъ указъ о замѣнѣ тѣлеснаго наказанія денежнымъ, при чемъ каждый ударъ замѣнился однимъ талеромъ пени. Тогда же сербское правительство выдало Нишскому пашѣ послѣднихъ Болгаръ, укрывавшихся въ Сербіи съ 1842 года; ихъ отвезъ въ Нишъ совѣтникъ Вельковичь подъ предлогомъ, что въ Нишскомъ пашалыкѣ возстановлено полное спокойствіе. Въ августѣ, для предупрежденія замѣшательствъ и недоразумѣній, которыя происходили при продажѣ турецкихъ земель Сербамъ, обнародовано было постановленіе, чтобы Турокъ, желавшій продать землю, заявлялъ о томъ мѣстному сербскому суду и, если послѣдній не принималъ на себя продажу этой земли, то Турокъ могъ продавать ее кому хотѣлъ; но при этомъ его нельзя было принудить къ скорѣйшей продажѣ, а съ своей стороны онъ обязанъ былъ имѣть ясную и законную крѣпостную запись на эту землю. Въ октябрѣ полученъ былъ фирманъ, дозволявшій учредить въ Сербіи кромѣ окружныхъ судовъ и аппелляціоннаго суда еще верховвый судъ, который бы пересматривалъ даже рѣшенія суда аппелляціоннаго. Въ ноябрѣ Гафизъ-паша смѣненъ былъ Ахметомъ-пашею изъ Ниша, при которомъ окончательно рѣшенъ былъ вопросъ о таможняхъ. Внутри Сербіи все было спокойно, и едва ли кто могъ подозрѣвать, что среди такой мертвой тишины шла глухая борьба между двумя партіями, изъ коихъ одна состояла преимущественно изъ туземцевъ, другая изъ Сербовъ, пришедшихъ изъ Австріи. Предметомъ борьбы были чиновничьи интересы и споръ за вліяніе на правительственныя дѣла. Во главѣ партіи пришлыхъ Сербовъ стоялъ хитрый и скрытный Стоянъ

 

 

242

 

Симичь, бывшій тогда уже предсѣдателемъ Совѣта; ему помогали Павелъ Станишичь, Лазарь Зубанъ, первый секретарь совѣта Стеичь, Димшичъ и многіе другіе. Но эта борьба происходила только въ средѣ чиновниковъ и не вносила никакихъ существенныхъ интересовъ въ народную жизнь. Уставобранители втайнѣ подкапывались одинъ подъ другаго, стараясь захватить какъ можно болѣе власти въ свои руки. Въ этомъ сосредоточивалась вся цѣль ихъ жизни, всѣ ихъ интересы, вся ихъ напускная любовь къ народу, его свободѣ и правамъ. Вся сила была въ рукахъ Вучича и Петроніевича, и Стоянъ Симичь съ своею партіей всячески старались уравновѣсить вліяніе этихъ двухъ главныхъ старѣйшинъ на слабаго князя, производя по временамъ ссору между ними. Стоянъ Симичь даже подумывалъ о примиреніи съ находившимися въ Австріи попечителями и совѣтниками временъ Михаила Обреновича. Онъ входилъ съ ними въ сношенія; но взаимныя раны, нанесенныя другь другу сербскими партіями, были слишкомъ живы и дѣлали примиреніе между ними преждевременнымъ [62].

 

Въ апрѣлѣ 1846 года сербское правительство вышло изъ своего усыпленія, ибо получено было извѣстіе, что султанъ предпринялъ путешествіе по европейской Турціи. Рѣшено было, что Александръ Кара-Георгіевичь выѣдетъ къ нему на встрѣчу въ Рущукъ для поздравленій; при князѣ должны были состоять: Авраамъ Петроніевичь, Милосавъ Здравковичь Ресавацъ и Стефанъ Петровичь Кничанинъ. Въ отсутствіе князя управленіе Сербіей возложено было на Вучича. 10 апрѣля князь выѣхалъ изъ Бѣлграда въ Крагуевацъ, а оттуда чрезъ Заечаръ и Неготинъ направился къ Радуевцу и здѣсь сѣлъ на пороходъ, который долженъ былъ отвезти его въ Рущукъ. Тутъ же ѣхалъ и Лазарь Арсеньевичь, назначенный капу-техайею въ Цареградъ на мѣсто умершаго тамъ Лазаря Теодоровича. Въ Видинѣ князя встрѣчалъ мѣстный епископъ съ турецкими чиновникаии и множествомъ христіанъ; въ Рущукѣ его встрѣтили пушечною стрѣльбой, а на другой день къ нему явились епископъ и важнѣйшіе изъ турецкихъ и христіанскихъ обывателей. Но въ тоть же день пришло извѣстіе, что султаінъ, отправившійся изъ Константино поля моремъ, встрѣченъ былъ на водѣ бурями и долженъ былъ вернуться назадъ въ свою столицу, откуда поѣдетъ уже сухимъ путемъ. Въ ожиданіи пріѣзда султана Сербскій князь проживалъ въ Рущукѣ, гдѣ ему оказывали всевозможное вниманіе. Для Кара-Георгіевича рущукское духовенство, состоявшее большею частію изъ Грековъ, служило литургіи

 

 

243

 

на славянскомъ языкѣ, на эктеніяхъ поминалось имя Сербскаго князя. Для встрѣчи султана на границахъ его имперіи спѣшили въ Рущукъ представители Россіи и Австріи: генералъ адъютантъ Граббе и генералъ Гессъ. Наконецъ султанъ, оставивъ великаго визиря управлять удѣлами имперіи, направился чрезъ Адріанополь къ сѣверу и вызвалъ къ себѣ чрезъ курьера Сербскаго князя. Принявъ валашскаго агента, поздравившаго его съ пріѣздомъ, и пожертвовавъ на устройство школы въ Рущукѣ 100 дукатовъ, Кара-Георгіевичь выѣхалъ чрезъ Терново, гдѣ ожидала его торжественная встрѣча отъ христіанъ, Габрово, подлѣ котораго онъ перешелъ Балканы, село Шибку и прибылъ въ Казанлыкъ, гдѣ встрѣченъ былъ нѣсколькими пашами, ожидавшими пріѣзда султана. На другой день 600 учениковъ изъ мѣстной и сосѣднихъ школъ пропѣли предъ квартирою князя одну пѣсню на турецкомъ языкѣ въ честь султана, а другую на болгарскомъ языкѣ въ честь его самого. 11-го мая подъ Казанлыкомъ раскинуты были шатры для султана и его свиты, а также и для Кара-Георгіевича съ его свитою. Здѣсь произошло свиданіе между Абдулъ-Меджидомъ и Сербскимъ княземъ. Султанъ отличался живостью рѣчей и сталъ разспрашивать Кара-Георгіевича, прежде чѣмъ тотъ успѣлъ поздравить его съ прибытіемъ. Султанъ говорилъ:

 

«Я люблю всѣхъ моихъ подданныхъ и желаю, чтобы всѣ были счастливы и довольны, но Сербовъ особенно, ибо они близки моему сердцу; я теперь поспѣшилъ моимъ путешествіемъ и прибылъ Сіода только для того, чтобы видѣть тебя».

 

Не выждавъ отвѣта и на эти слова, султанъ спросилъ Кара-Георгіевича, какъ онъ путешествовалъ и доволенъ ли своимъ проводникомъ? Выслушавъ благодарность отъ князя, султанъ пригласилъ его вмѣстѣ съ собой въѣхать въ городъ. При новыхъ разговорахъ своихъ съ Кара-Георгіевичемъ султанъ говорилъ ему:

 

«Я увѣренъ въ твоей вѣрности и преданности ко мнѣ, а также и въ Сербскомъ народѣ; будьте же увѣрены и вы, что я люблю васъ отъ всего сердца моего и ваше спокойствіе составляетъ мое наибольшее удовольствіе».

 

Долгое пребываніе въ полѣ въ легкой одеждѣ при дурной погодѣ имѣло вліяніе на здоровье князя и онъ сильно простудилъ свою правую руку. Въ туже ночь сербскіе медики растравили ее и произвели язву; за тѣмъ султанъ прислалъ своихъ трехъ медиковъ и въ продолженіе дня не разъ справлялся о здоровьѣ князя. Соединенныя усилія сербскихъ и турецкихъ врачей дозволили Кара-Георгіевичу явиться 12 мая къ султану, который въ присутствіи своихъ министровъ и сановниковъ объявилъ чрезъ Решидъ-пашу,

 

 

244

 

а тотъ чрезъ Петроніевича, переводившаго съ турецкаго за сербскій, слѣдующее:

 

«Прибытіе князя Александра, которое онъ исполнилъ съ такою готовностію и скоростію, доставило мнѣ удовольствіе въ высшей степени, тѣмъ болѣе, что я вижу въ томъ вещественное доказательство, что онъ увѣренъ въ моей любви, которою я одушевленъ къ нему, и это причиняетъ мнѣ еще большую радость и удовольствіе. Я желаю Сербскому народу всякаго спокойствія и довольства, и желаю, чтобы онъ пользовался всѣми благами подъ управленіемъ князя Александра; надѣясь, что князь Александръ исполнитъ это мое желаніе, я поручаю цѣлому Сербскому народу, чтобы онъ исполнялъ его повелѣнія и повиновался его приказаніямъ».

 

Потомъ, обернувшись къ Петроніевичу, султанъ проговорилъ:

 

«Въ васъ же и подобныхъ вамъ, разумныхъ и вѣрныхъ мнѣ старѣйшинахъ, нимало не сомнѣваюсь; надѣюсь, что вы и впредь употребите всѣ свои труды, чтобы помогать князю Александру во всемъ и чтобы желанія мои, касающіяся благосостоянія отечества вашего, чрезъ то исполнить».

 

Выслушавъ благодарность князя и Петроніевича, султанъ велѣлъ подать себѣ нѣсколько книжекъ, лежавшихъ предъ нимъ на столѣ, и передать четыре изъ нихъ Сербскому князю. Въ нихъ говорилось о прививаніи оспы.

 

«Книжки эти, говорилъ султанъ, я велѣлъ перевести на турецкій языкъ и разослать по цѣлому моему царству, чтобы народъ понялъ пользу отъ прививанія оспы, и приказалъ, чтобы вездѣ кто дѣло приводилось въ исполненіе; а чтобы народъ получилъ большее довѣріе къ столь полезному дѣлу, я взялъ съ собою нѣсколько лѣкарей, которые вездѣ, куда я ни пріѣду, прививаютъ оспу, и я самъ присутствую при этомъ, дабы народъ увѣрился, что таково мое желаніе».

 

Вмѣстѣ съ тѣмъ султанъ велѣлъ отворить окно въ сосѣднюю коинату, куда въ это время турецкія, болгарскія и еврейскія женщины приносили своихъ дѣтей, которымъ медики и прививали оспу. Слушая пискъ дѣтей султанъ объяснялъ Сербскому князю пользу оспопрививанія. За тѣмъ султанъ пріказалъ Решидъ-пашѣ повѣсить на грудь князя султанскій портретъ, украшенный драгоцѣнными каменьями.

 

«Сей знакъ съ моимъ изображеніемъ, сказалъ Абдулъ Меджидъ, я даю князю Александру на память о нашемъ свиданіи, и желаю, чтобы онъ вспоминалъ о немъ чаще, какъ это буду дѣлать и я».

 

Далѣе князю привѣсили дорогую саблю, при чемъ султанъ проговорилъ:

 

«Саблю даю князю Александру во утвержденіе его княжескаго достоинства».

 

Послѣ сего князь былъ отпущенъ въ свою квартиру; но ему до поздняго вечера не давали покоя Турки, приходившіе поздравлять

 

 

245

 

съ султанскою милостію. 13 мая послѣдовало новое свиданіе князя съ султаномъ при чемъ послѣдній объявилъ, что пришлетъ изъ Константинополя 63 ордена для сербскихъ чиновниковъ. За тѣмъ султанъ пригласилъ Кара-Георгіевича присутствовать при торжественномъ прочтеніи его слова, обращеннаго къ народу. Чтеніе происходило безъ султана, но въ присутствіи важнѣйшихъ сановниковъ имперіи; въ этомъ словѣ говорилось, чтобы всѣ подданные султана, какъ Турки, такъ христіане и Евреи, забыли свою вражду и жили во взаимной любви, чтò составляетъ единственное желаніе султана. За тѣмъ присутствовавшимъ при чтеніи слова жителямъ розданы были: 8 орденовъ, 82 кафтана, множество кошельковъ съ деньгами, часовъ и тому подобныхъ подарковъ. Вечеромъ былъ пиръ у Решида-паши, на которомъ присутствовали сербскіе чиновники, сопровождавшіе Кара-Георгіевича, но самъ онъ не былъ по болѣзни. 14 мая и князь и султанъ переѣхали въ Габрово; а 15 происходила отпускная аудіенція. Пожалѣвъ о болѣзни князя, султанъ снова выразилъ свое удовольствіе, что видѣлъ Кара-Георгіевича. Послѣдній отвѣчалъ:

 

«За всѣ благодѣянія, которыми пользуемся я и вѣрный тебѣ Сербскій народъ отъ превеликой твоей милости, мы не въ состояніи благодарить тебя надлежащимъ образомъ; но я осмѣливаюсь снова поручить твоей царской милости и себя и весь народъ Сербскій, мы же всѣ, малые и большіе, пребудемъ непоколебимыми въ вѣрности поданными твоими».

 

Султанъ опять увѣрялъ Кара-Георгіевича въ своемъ благоволеніи и потомъ отпустилъ его. При каждомъ представленіи султану Сербскій князь цѣловалъ его, по обычаю, въ колѣно; но иногда султанъ милостиво останавливалъ его. Простившись съ княземъ, султанъ направился въ Терново; а Кара-Георгіевичь чрезъ Свищовъ и Видинъ проѣхалъ въ Неготинъ. На границахъ Сербіи его встрѣтили Матвѣй Ненадовичь, Стефанъ Стефановичь и Тимоцкій епископъ Никифоръ. Въѣздъ князя въ Бѣлградъ былъ самый торжественный. На пути стояло нѣсколько тріумфальныхъ воротъ съ различными надписями. Подлѣ лицея устроенъ былъ жертвенникъ, на коемъ виднѣлись слова: просвѣщеніе, ревность, честность, любовь, согласіе, вѣрность. Правительственная газета была наполнена стихотвореніями въ честь возвратившагося князя, который на радостяхъ простилъ болѣе 70 человѣкъ, замѣшанныхъ въ прежнихъ волненіяхъ. Въ бѣлградской крѣпости князь нашелъ уже новаго правителя Веджи-пашу. Вскорѣ присланы были изъ Константинополя и тѣ ордена, которые обѣщаны были султаномъ для сербскихъ чиновниковъ; въ томъ числѣ былъ

 

 

246

 

и богатый подарокъ для княгини Персиды. Возвратившись въ отечество, князь объѣхалъ почти все княжество вмѣстѣ съ своимъ семействомъ.

 

Едва кончились торжества по поводу султанскихъ милостей, излитыхъ на князя и сербскихъ чиновниковъ, какъ начались торжества по поводу награды, присланной изъ Россіи. Русскій консулъ Данилевскій получилъ отпускъ и, назначенный временно занимать его мѣсто, чиновникъ Ѳедоровъ привезъ для князя орденъ Анны 1-й ст. Въ правительственной газетѣ напечатаны были: императорскій рескриптъ и письма къ князю отъ канцлера графа Нессельроде и отъ русскаго повѣреннаго въ дѣлахъ при высокой Портѣ М. Устинова. Канцлеръ писалъ Сербскому князю:

 

«Милостивый государь, князь Александръ Кара-Георгіевичъ! Пріятнымъ долгомъ поставляю себѣ увѣдомить Васъ, что Всемилостивѣйшій мой Государь Императоръ съ особеннымъ удовольствіемъ изъ донесеній г. генеральнаго консула, полковника Данилевскаго, извѣстился о постоянныхъ достопохвальныхъ стараніяхъ Вашихъ къ утвержденію спокойствія и благосостоянія Сербскаго народа. Желая ознаменовать благоволеніе свое какъ къ Вашей свѣтлости, такъ и къ народу, Вами управляемому, Его Императорское Величество соизволилъ принять Васъ въ число кавалеровъ императорскаго ордена св. Анны первой степени. — Таковой знакъ высочайшаго къ Вамъ вниманія Государя Императора да послужитъ новымъ доказательствомъ того великодушнаго участія, которымъ Его Величество удостоиваетъ Сербію! Поручивъ управляющему временно россійскимъ генеральнымъ консульствомъ въ Бѣлградѣ, г. коллежскому совѣтнику Федорову, представить Вашей Свѣтлости высочайшую грамоту и орденскіе знаки, мнѣ остается принести Вамъ искреннее мое поздравленіе, а также удостовѣрить Васъ, сколь мнѣ пріятно имѣть случай свидѣтельствовать объ августѣйшемъ къ Вамъ благоволеніи Государя Императора. Въ полной надеждѣ, что и дальнѣйшія дѣйствія Ваши будутъ соотвѣтствовать благотворнымъ совѣтамъ императорскаго двора и слѣдовательно будутъ стремиться къ прямымъ пользамъ Сербскаго народа, прошу Вашу Свѣтлость принять увѣреніе въ отличномъ моемъ къ Вамъ уваженіи и совершенной преданности. 10 сентября 1846. С. Петербургь».

 

Управлявшій дѣлами русскаго консульства, представляя князю новый орденъ, говорилъ между прочимъ:

 

«Я считаю себя счастливымъ вручить вамъ грамоту и знаки онаго, и прося Васъ принять искреннѣйшее мое поздравленіе, повторяю, что я всегда буду считать пріятнымъ долгомъ довести до свѣдѣнія высочайшаго двора

 

 

247

 

всѣ мѣры, принятыа Вами въ пользу Сербскаго народа, о благосостояніи котораго Его Императорское Величество принимаетъ великодушное участіе».

 

Во время поднесенія ордена князю произведена была пушечная пальба [63].

 

Вскорѣ послѣ того Бѣлградъ былъ посѣщенъ баварскимъ принцемъ Люитпольдомъ, а князь посѣтилъ въ Землинѣ австрійскихъ генераловъ. Среди такихъ офиціальныхъ празднествъ окончился 1846 годъ, принесшій нѣкоторыя надежды сосѣдямъ Сербіи, Болгарамъ, которые просили султана во время его путешествія: дозволить имъ имѣть въ Цареградѣ четырехъ повѣренныхъ болгарскаго происхожденія, которые бы представляли высокой Портѣ о нуждахъ своего народа, помино греческихъ владыкъ, и принимали въ свои руки постановленія Порты, касающіяся Болгаръ; чтобы въ самомъ Цареградѣ позволено было имъ построить болгарскую церковь, въ которой богослуженіе совершалось бы на славянскомъ языкѣ, чтобы при сей церкви построено было болгарское училище; и чтобы въ болгарскихъ епархіяхъ поставлены были епископы изъ Болгаръ. Эта просьба ясно уже свидѣтельствовала о національномъ пробужденіи Болгаръ. Высокая Порта, сдѣлавшая столько уступокъ Грекамъ, Румынамъ и Сербамъ, могла теперь столь легкою цѣною привлечь къ себѣ расположеніе Болгаръ, чтò конечно не обошлось бы безъ вліянія на судьбу Сербіи. Сербія и сама была не прочь пользоватлся милостями султана. Весною 1847 года сербское правительство исходатайствовало отъ Порты дозволеніе, чтобы нѣсколько воспитанниковъ сербскаго происхожденія помѣщены были въ галато-серайскомъ училищѣ, находященся въ Цареградѣ, для обученія турецкому и французскому языкамъ.

 

1847 годъ не принесъ никакихъ улучшеній и перемѣнъ въ жизни Сербіи. Мѣнялись только правители бѣлградской крѣпости; едва пріѣхалъ Веджи-паша, какъ его смѣнилъ Селимъ-паша, но и тотъ вскорѣ умеръ. Въ концѣ іюля и началѣ августа перебрались было чрезъ Саву изъ Австріи нѣсколько человѣкъ, намѣревавшихся провозгласить власть Обреновичей въ Сербіи, но погибли въ стычкѣ съ пограничною стражею. Все было мирно. Князь жилъ семейными интересами, часто наѣзжалъ въ Тополу, имѣніе покойнаго отца его. Всѣми дѣлами заправляли всесильные вожди партіи уставобранителей, Вучичь и Петроніевичь. Народная скупщина не была никогда созываема. Его превосходительство, кабинетскій совѣтникъ и воевода, Өома Вучичь-Перишичь пользовался неограниченною властію въ дѣлахъ внутреннихъ, княжескій представникъ и попечитель

 

 

248

 

иностранныхъ дѣлъ, Авраамъ Петроніевичь, пользовался такимъ же значеніемъ въ дѣлахъ внѣшнихъ. Одинъ Стоянъ Симичь все еще думалъ о возвращеніи въ Сербію Георгія Протича и другихъ министровъ князя Михаила. Но Протичь отвѣчалъ на его письма такою рѣзкою оцѣнкою всѣхъ дѣйствій уставобранителей, что примиреніе становилось невозможнымъ [64]. Правительственная власть въ Сербіи окончательно сдѣлалась достояніемъ одной партіи, господство которой могло быть обезпечено только при сохраненіи внѣшняго мира, вслѣдствіе чего политическіе интересы Сербіи замкнулись въ самую узкую рамку. Сербія все болѣе и болѣе уединялась, утрачивая мало по малу связь съ австрійскими Сербами, съ Болгаріей и Босніей. Политическіе замыслы и національныя надежды мельчали съ каждымъ днемъ. Но наступилъ 1848 годъ, и съ сѣверныхъ береговъ Дуная Сербское княжество получило сильный толчекъ, разбудившій въ немъ заглохшія на время политическіе инстинкты. Новая жизнь и новое движеніе начинались среди австрійскихъ Сербовъ и заманивали въ борьбу ихъ Задунайскихъ братьевъ.

 

Но при этомъ представлялся самъ собою вопросъ: на сколько десятилѣтняя борьба старѣйшинъ противъ княжеской власти пріучила Сербовъ не только оказывать защиту угнетеннымъ братьямъ, но и охранять свои собственныя права? отвѣчало ли внутренне состояніе Сербіи той великой задачѣ, которая предстояла ей? Въ Сербіи было новое правительство, пожертвовавшее многимъ для сохраненія устава, или вѣрнѣе сказать 17-ой статьѣ его; но было ли оно лучше прежнихъ правительствъ? Отвѣчать не трудно. Милошъ, не бывшій безусловнымъ противникомъ устава, признавалъ его необходимость для Сербіи и еще въ 1835 году издадъ уставъ, который принятъ былъ народною скупщиною. Хотя и этотъ уставъ ограничивалъ власть князя, тѣмъ не менѣе Милошъ предложилъ его народу. А четыре года спустя, вслѣдствіе происковъ нѣсколькихъ старѣйшинъ и вмѣшательства трехъ сильныхъ державъ, Сербіи данъ былъ новый уставъ, присланный изъ Константинополя, который уже не нуждался въ одобреніи скупщины, а былъ обнародованъ подъ стѣнами бѣлградской крѣпости безъ всякихъ возраженій съ чьей бы то ни было стороны. Онъ дѣйствительно давалъ значительныя права и льготы, но не народу, а нѣсколькимъ старѣйшинамъ и всѣмъ чиновникамъ, принадлежавшимъ къ ихъ партіи. Правда, покровительствовавшая Сербіи держава стала на сторону старѣйшинъ не безъ обмана съ ихъ стороны; но чрезъ то слѣдствія отъ новаго порядка вещей, установившагося

 

 

249

 

въ княжествѣ, не измѣнились. Воцарилась воля нѣсколькихъ людей, воля партіи. Оправдались слова Родофиникина, сказанныя имъ въ запискѣ о Сербіи, поданной главнокомандующему князю Прозоровскому:

 

«въ семъ краѣ чистое демократическое или аристократическое правленіе существовать не могутъ. Нуженъ князь. Быть ему избираемымъ, правда, откроется путь къ раздорамъ и подастся поводъ почасту посягать на жизнь князя въ землѣ, гдѣ убить человѣка почитается весьма малымъ грѣхомъ».

 

Уставобранители, хвалившіеся тѣмъ, что избавили Сербію отъ тиранства Милоша, оказались нисколько не лучше своего врага: они явились бóльшими разорителями народной казны, чѣмъ Милошъ, ославленный ими на всю Европу; а будучи вождями партіи, они обнаружили бóльшее пристрастіе въ дѣйствіяхъ, чѣмъ свергнутый ими князь. Но этого мало. Вмѣсто того, чтобы идти спокойнымъ путемъ въ дѣлѣ внутренняго развитія, Сербія испытала цѣлый рядъ потрясеній, опять таки вслѣдствіе происковъ старѣйшинъ и невозможности для народа выражать свое участіе въ дѣлахъ страны прямо и постоянно. Въ замѣнъ того восторжествовавшая партія могла бы похвалиться своею законодательною и административною дѣятельностью; но и тутъ хвалиться было не чѣмъ. Надъ составленіемъ гражданскихъ и уголовныхъ законовъ трудились все тѣ же юристы, которые были приглашены еще Милошемъ; къ тому же они, получивъ образованіе въ Австріи и будучи мало знакомы съ обычаями и отношеніями страны, составили свои кодексы по австрійскимъ образцамъ. Законодательная дѣятельность самого правительства была отрывочна, и по временамъ какъ будто прерывалась; эти перерывы соотвѣтствовали тѣмъ моментамъ, когда борьба партій усиливалась. Что касается народнаго образованія, то важнѣйшія учрежденія по этой отрасли наслѣдованы были еще отъ прежняго правительства; мы разумѣемъ: лицей, общество сербской словесности и школьный фондъ. Нѣкоторыя измѣненія въ уставѣ первыхъ двухъ свидѣтельствовали болѣе о желаніи уничтожить память о предшествовавшихъ правительствахъ, чѣмъ о заботахъ относительно самихъ учрежденій; а при основанномъ уже однажды школьномъ фондѣ и продолжавшихся народныхъ пожертвованіяхъ въ пользу его, народное образованіе подвигалось впередъ, благодаря самому народу, открывавшему школы и читальни, а не правительству. Положеніе духовенства было опредѣлено еще Милошемъ. Состояніе войска было прежнее; да военная сила оказывалась и не нужною при тѣхъ подчиненныхъ отношеніяхъ, въ которыхъ стояло сербское правительство

 

 

250

 

не только къ самой Портѣ, но и къ ея представителю въ Бѣлградѣ, мѣстному пашѣ. При такихъ условіяхъ могло ли сербское правительство дѣйствовать самостоятельно въ дѣлахъ внѣшнихъ? могло ли рѣшиться на какой либо важный шагъ внѣ границъ своего княжеста? Въ основѣ всей жизни лежали выгоды бюрократіи; народныя стремленія вытѣснены побужденіями отдѣльныхъ партій; всѣ политическія надежды замѣнялись желаніемъ сохранить то, что было достигнуто въ прежнія времена; мысль о будущемъ отброшена въ сторону. Словомъ жизнь Сербскаго княжества вошла въ узкую колею мѣстныхъ интересовъ, отстранилась отъ остальныхъ частей Сербскаго народа; Сербское княжество мало по малу утрачивало право считаться дѣятельнымъ представителемъ цѣлой народности, къ составу коей принадлежало его населеніе. Но политическая жизнь не умираетъ безъ сильныхъ причинъ въ народахъ, занесенныхъ въ лѣтописи исторіи; притихая въ одной окраинѣ ихъ, она еще съ большею силою пробуждается въ другихъ. Такъ и теперь историческая жизнь отливала съ южныхъ береговъ Дуная къ сѣвернымъ, и, охвативъ Сербовъ венгерскихъ, будила ихъ южныхъ собратій.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]


ПРИМѢЧАНІЯ.

 

1. Новине Србске за 1839 г., №№ 22 и 23.

 

2. Тамъ же № 24, 25 и 26. Устроенія были обнародованы слѣдующія: центральнаго правленія княжества Сербскаго, т. е. попечительствъ; княжеской канцеляріи и гарнизоннаго войска. Въ № 26 праветельственной газеты напечатанъ списокъ всѣхъ депутатовъ, бывшихъ на скупщинѣ. О вопросахъ, предложенныхъ собравшимся въ Бѣлградѣ депутатамъ еще во время отреченія Милоша, а потомъ повторенныхъ предъ скупщиною 12 и 16-го іюня, можно судить только по отрывку, переведенному въ Сербской Офиціальной газетѣ изъ Всеобщей Аугсбургской газеты, гдѣ было сказано, что скупщина между прочимъ постановила: 1) что нѣкія лица высшихъ и низшихъ чиновъ должны быть отпущены изъ службы, особенно тѣ, на которыхъ пало подозрѣніе, что они помогали бывшему князю въ его безпутныхъ намѣреніяхъ; 2) чтобъ бывшій князь представилъ отчетъ во всѣхъ приходахъ и расходахъ земскихъ за все время своего владѣнія, но въ этотъ отчетъ не должны входить деньги, которыя Милошъ далъ Скутарскому пашѣ и Гусейнъ-капетану Градачскому изъ Босніи, когда они бунтовались противъ султана; а также и подарки Албанскому пашѣ, котораго будто бы онъ звалъ къ себѣ на помошь для подчиненія себѣ Сербовъ; 3) чтобы онъ возвратилъ назадъ все, что когда либо и у кого либо отнялъ насильно, какъ князь; 4) что всѣ публичныя зданія, которыя Милошъ построилъ на счетъ народной казны, должны быть осмотрѣны особой коммиссіей, удержаны и поставлены въ разсчетъ; неудобныя же для народныхъ нуждъ могутъ быть возвращены ему, но онъ долженъ заплатить за нихъ народу. — Любопытно, что въ этихъ постановленіяхъ, принятыхъ скупщиной и Совѣтомъ, сербская правительственная газета говорила не отъ себя, а въ извлеченіи изъ нѣмецкой газеты, написанномъ въ № 36 ея.

 

3. Новине Србске за 1839 г., № 27.

 

 

422

 

4. Тамъ же № 28 и 29; а также изъ рукописныхъ источниковъ, сообщенныхъ Іованомъ Хаджичемъ.

 

5. 19 іюля 1839 года, подана была просьба Іована Обреновича, выставлявшая виновникомъ всѣхъ пагубныхъ замысловъ одного Милоша:

 

«Хотя я, писалъ Іованъ Обреновичь, по моему несчастію и участвовалъ въ бывшемъ мятежѣ, который клонился къ общей пропасти и гибели цѣлаго нашего отечества, единственно по бездѣльному наговору и приказу неразсуднаго брата моего, бывшаго князя Милоша, какъ я уже далъ письменно обстоятельное и обширное изъясненіе наряженной надъ бунтовщиками слѣдственной коммиссіи, и этимъ участіемъ какъ благотворный уставъ Сербскаго княжества, дарованный намъ отъ премилостивыхъ царей, преступилъ, презрѣлъ и нарушилъ, такъ точно и общее негодованіе, презрѣніе и проклятіе отъ Сербскаго народа, безъ всякой для себя пользы и выгоды, навлекъ на себя и тѣмъ себя погубилъ; тѣмъ не менѣе я считаю нужнымъ заявить, что еще въ 1837 году избавилъ отъ предстоявшей имъ смерти тогдашнихъ совѣтниковъ и старѣйшину іованицкаго среза крагуевацкаго округа, Миленка Радойковича, и спасъ нижеслѣдующимъ образомъ. Когда я былъ позванъ въ тотъ годъ на Спасовскую скупщину и прибылъ въ Крагуевацъ, послаль меня бывшій князь Милошъ на вечеръ къ полковнику Арсѣ, гдѣ я засталъ, кромѣ самого хозяина, еще капитана Брку Лазу, Стефана Пиротянина, Шокорца, Стевчу изъ Ягодины, Цукича, Мичича, Капитана Живойна Ясеницкаго. Прежде чѣмъ мы сѣли за ужинъ, всѣ находившіеся тамъ обратились ко мнѣ съ словами: «таковъ господарскій приказъ, чтобы мы возмутили народъ и склонили его побить каменьяии во время скупщины совѣтниковъ, идущихъ противъ князя какъ бунтовщиковъ»; а послѣ того прибавили, чтобы я подговорилъ къ тому своихъ людей, а они поднимутъ своихъ, и такимъ образомъ исполнятъ свое намѣреніе и господарскій приказъ безъ дальнѣйшаго отлагательства. Услыхавъ такое богомерзкое намѣреніе, я отвѣтилъ, что никоимъ образомъ не могу пристать къ нимъ, предложивъ имъ вопросъ: чтò они будутъ дѣлать, если народъ вмѣсто совѣтниковъ обратитъ каменья противъ нихъ и побьетъ ихъ? Затѣмъ я доказывалъ имъ, какія гибельныя для нашего отечества и непредвидимыя послѣдствія могутъ произойти изъ того, итому подобное, а напослѣдокъ я объявилъ имъ: если дѣло и дошло до того, то я съ моими людьми завтра же утромъ уйду изъ Крагуевца, а они пусть дѣлаютъ что имъ угодно, и такими рѣчами и отвратилъ ихъ отъ столь опаснаго намѣренія и уговора. Послѣ того мы поужинали и разошлись по своимъ домамъ,

 

 

423

 

я же на другой день немеменно открылъ и сообщилъ такое злоковарное намѣреніе ихъ и г. Тенькѣ [*], бывшему тогда предсѣдателемъ высокославнаго Совѣта. Что же касается Миленка Радойковича, то относительно его я получилъ письмо отъ полковника Арсы, въ которомъ онъ объявлялъ, что Миленко за нѣкоторые поступки его долженъ быть убитъ на пути, когда отправится къ своему дому, находящемуся въ Темникѣ. Какъ только я получилъ это письмо, тотчасъ же написалъ Миленкѣ, чтобы онъ прежде, чѣмъ отправится въ Темникъ, заѣхалъ ко мнѣ въ Чачакъ, что онъ и учинилъ, при чемъ я открылъ ему намѣреніе Арсы, и, потомъ въ прошломъ году сообщилъ о томъ же г. Тенькѣ, когда мы съ нимъ сошлись въ Крушевцѣ для осмотра и устроенія пограничной стражи. А потому покорно умоляю высокославное попечительство правосудія, чтобы оно, разсматривая мой проступокъ, учиненный во время послѣдней смуты по приказанію и требованію бывшаго князя Милоша, приняло также во вниманіе освобожденіе вышепоименованныхъ господъ отъ предстоявшей имъ смерти, ибо я, движимый чувствомъ человѣчества, разрушилъ заговоръ злоумышленниковъ и отвратилъ ихъ отъ злоковарнаго дѣла и намѣренія ихъ, и чтобы оно, попечительство, изволило смягчить предстоящее мнѣ наказаніе предстательствомъ своимъ предъ верховною властью и включить меня въ число истининыхъ сыновъ отечества; при семъ твердо обязуюсь, давъ напередъ присягу, свято и ненарушимо и болѣе чѣмъ очи свои почитать, уважать, хранить и наблюдать премилостиво-дарованный намъ уставъ Сербскаго княжества во всѣхъ его статьяхъ, и если бы я въ будущее время покусился нарушить въ чемъ либо малѣйшемъ сей благотворный уставъ, то долженъ буду заплатить за то своею жизнію безъ всякаго суда и слѣдствія».

 

Вучичь и Петроніевичь неудовольствовались жалобой Іована на Милоша и напечатали въ офиціальной газетѣ такое извѣстіе:

 

«бывшій князь сербскій, Милошъ Обреновичь, обѣщалъ торжественно еще въ прошломъ году и обязался особымъ актомъ дать изъ своей собственной, частной кассы, на содержаніе профессоровъ лицея и гнмназін, учителя богословскихъ наукъ въ духовной школѣ и бѣдныхъ, но хорошо учащихся учениковъ въ этихъ заведеніяхъ, 60.000 серобряныхъ флориновъ, съ тѣмъ чтобы представлть ихъ въ теченіи 6 лѣтъ по 10.000 въ годъ. Такимъ обѣщаніемъ тронутъ былъ Сербскій народъ и даже въ офиціальной газетѣ отъ 19 ноября 1838 года

 

 

*. Стефану Стефановичу.

 

 

424

 

было заявлено о томъ цѣлому свѣту, какъ бывшій князь Милошъ, заботясь денно и нощно о постоянномъ счастіи и просвѣщенія Сербскаго народа, рѣшился великодушно пожертвовать своею собственностію и облегчить издержки народной казны на пользу народнаго образованія. Богатую жатву признательности и благодарности пожалъ тогда Милошъ Обреновичь вслѣдствіе изустныхъ разсказовъ о томъ, печатанныхъ и помѣщенныхъ не только въ нашихъ, но и въ иностраяныхъ газетахъ высокопарныхъ рѣчей, расчитанныхъ на благодарность потомства, но насколько заслужилъ тогда князь Милошъ похвалы и благодарности однимъ голымъ обѣщаніемъ своимъ, на столько же теперь не исполненіемъ своего обѣщанія доказалъ, что заботился только о распространеніи славы своей не только въ нашихъ, но и въ чужихъ народахъ. А потому дается знать всѣмъ читателямъ сей газеты, что бывшій князь сербскій, Милошъ Обреновичь, не исполнилъ своего обѣщанія ни тогда, какъ былъ княземъ, ни теперь, когда былъ спрошенъ о томъ. Каковъ долженъ быть характеръ людей, отрекающихся отъ своихъ словъ и не исполняющихъ обѣщаній своихъ извѣстно цѣюму свѣту, и потому здѣсь умалчивается о томъ.»

 

Какъ бы въ подтвержденіе своего уваженія къ образованнымъ людямъ намѣстничество издало указъ, что при первой возможности всѣ правительственныя должности въ Сербіи будутъ замѣщаены только лицами, учившимися въ лицеѣ. Изданъ былъ также указъ, что всѣ иностранные подданные, находившіеся на службѣ въ Сербіи, должны перейти въ сербское подданство, если хотятъ остаться на своихъ мѣстахъ; а потомъ сдѣлано было исключеніе для профессоровъ, учителей, медиковъ, инженеровъ и разныхъ художниковъ.

 

6. Новине Сербске за 1839 г., № 35 и слѣд.

 

7. Новине Сербске за 1839 г., № 44—48. Приговоры печатались въ такомъ порядкѣ. Писарь Савва Іовановичь приговоренъ былъ коммиссіей и апеляціоннымъ судомъ къліишенію своего званія и отнятію служебныхъ документовъ съ запрещеніемъ впредь поступать за службу и къ годичному аресту въ оковахъ; намѣстничество отмѣнило арестъ. Начальникъ Качарско-черногорскаго среза Миленко Георгіевичь приговоренъ былъ коммиссіей и судомъ къ тому же самому наказанію, за исключеніемъ ареста; намѣстничество смягчило это наказаніе тѣмъ, чтобы приговоръ не былъ объявленъ ему предъ народомъ. Членъ окружнаго рудницкаго суда Танаско Михайловичь приговоренъ былъ къ тому же самому наказанію. Предсѣдатель того же окружнаго суда Марко Ракичь, кромѣ лишенія своихъ правъ, приговоренъ былъ къ трехгодичному заключенію въ оковахъ;

 

 

425

 

апелляціонный судъ продолжилъ заключеніе на четыре года; но намѣстничество избавило его отъ оковъ, отдавъ на годъ подъ полицейскій присмотръ. Іеромонахъ Саввинскаго монастыря въ рудницкомъ округѣ Гедеонъ Юришичь, родомъ изъ Австріи. приговоренъ былъ къ лишенію своего сана посредствомъ духовной власти, къ уплатѣ 20 талеровъ одному избитому имъ ополченцу и высылкѣ въ Австрію. Священникъ изъ села Такова рудницкаго округа, Марко Поповичь, приговоренъ былъ также къ лишенію своего званія, къ уплатѣ 20 талеровъ двумъ избитымъ имъ ополченцамъ и заключенію на два года; намѣстничество отмѣнило заключеніе. Начальникъ моравскаго среза Радое Биничанинъ, приговоренъ былъ къ лишенію своего званія съ запрещеніемъ поступать въ службу, къ уплатѣ 50 дукатовъ своему бывшему помощнику Радойловичу за нанесеніе ему побоевъ и къ трехгодичному заключенію въ оковахъ; намѣстничество отдало его на одинъ годъ подъ полицейскій присмотръ. Писарь того же моравскаго среза Іованъ Иличь (нынѣ попечитель правосудія) приговоренъ былъ къ лишенію званія съ запрещеніемъ вступать на службу и къ годичному заключенію въ оковахъ; апелляціонный судъ и намѣстничество отмѣнили заключеніе. Княжескій генералъ-адъютантъ Іованъ Обреновичь приговоренъ былъ къ лишенію своего званія и къ пожизненному пребыванію въ той мѣстности, гдѣ будетъ находиться центральное правленіе, съ правомъ удаляться изъ него неболѣе какъ на одинъ часъ разстоянія, да и то подъ присмотромъ полиціи, къ уплатѣ 50 дукатовъ Радойловичу за безчестіе и 338 грошей (піастровъ) настоятелю монастыря Вуина и протопресвитерамъ драгачевскому и брусницкому, въ вознагражденіе издержекъ на вызовъ ихъ въ Бѣлградъ для очной ставки; апелляціонный судъ, выразивъ свое недовѣріе къ извѣстной просьбѣ Іована Обреновича, приговорилъ его къ заключенію на 10-ть лѣтъ съ наложеніемъ легкихъ оковъ отъ одной руки къ ногѣ наискось, а вознагражденіе Радойловичу возвысилъ до 100 дукатовъ, и кромѣ того приговорилъ къ уплатѣ по 3 цванцигера за каждый день тѣмъ жителямъ рудницкаго округа, которые изъ-за него были на нѣкоторое время арестованы; намѣстничество измѣнило этотъ приговоръ на трехгодичное пребываніе въ Бѣлградѣ подъ полицейскимъ присмотромъ. Смотритель магазиновъ Павла Баба-Миличь, кромѣ лишенія своего званія и запрещенія поступить вновь на службу, приговоренъ былъ коммиссіей къ пятилѣтнему заключенію въ оковахъ; апелляціонный судъ возвысилъ заключеніе на десять лѣтъ; намѣстничество приговорило только къ двухлѣтнему заключенію. Начальникъ ягодинскаго округа Живко Шокоричъ,

 

 

426

 

приговоренный коммиссіей къ трехлѣтнему заключенію въ оковахъ, по рѣшенію апеліяціоннаго суда долженъ былъ подвергнуться десятилѣтнему заключенію, но намѣстничество назначило ему состоять два года подъ полицейскимъ присмотромъ. Маіоръ Стефанъ Ненадовичь, приговоренный коммиссіей къ годичному заключенію въ оковахъ, былъ избавленъ отъ этого наказанія. Капитанъ Анделько Петровичь, приговоренный коммиссіей и апелиціоннымъ судомъ къ двухгодичному заключенію въ оковахъ, отданъ былъ намѣстничествомъ на годъ подъ поліцейскій присмотръ. Полукапитанъ Давидъ Миловановичь осужденъ былъ во всѣхъ трехъ инстанціяхъ къ лишенію своего званія и непринятію на службу въ будущее время. Начальникъ ясеницкаго среза, Живанъ Іоксимовичь, найденъ был невиннымъ чрезвычайною коммиссіей, апелляціонный судъ и намѣствичество опредѣлили перевести его въ другой срезъ. Начальникъ подунайскаго среза Милія Становичь, приговоренный коммиссіей и судомъ къ шестилѣтнему заключенію въ оковахъ, былъ отданъ на годъ подъ полицейскій присмотръ. Начальникъ крагуевацкаго округа Милютинъ Георгіевичь, по рѣшеніи коммиссіи, найденъ неспособнымъ для такой важной должности и его слѣдовало перемѣстить на болѣе легкую; апелляціонный судъ постановилъ исключить его совершенно изъ службы; а намѣстничество простило, присудивъ только къ служебному выговору. Нѣкоторые изъ подсудимыхъ обвинялись въ томъ, что давали своихъ коней возмутившимся солдатамъ, что увѣряли Милоша въ своей приверженности къ нему, что не взяли вò время предупредительныхъ мѣръ. Приговоры же надъ непосредственными руководителями солдатскаго движенія не были объявлены.

 

8. Наіставленіе коммиссіи напечатано было уже послѣ обвиненія Вучича и Петроніевича въ проискахъ противъ Обреновичей, въ Новине Србске за 1840 г., № 33.

 

9. Новине Србске за 1839 г., № 50, 51, 55; за 1840 г., № 3, 5. Сербске Народне Новине (такъ называлась газета, издававшаяся въ Пештѣ) за 1840 г., № 17.

 

10. Привѣтственное слово Михаилу, говоренное въ Дели-Градѣ 26 Февр. въ Новине Србске за 1846 г., № 36; Прокламація князя, рѣчи и слова въ Бѣлградѣ по прибытіи Михаила, № 8—11.

 

11. Новине Србске за 1840 г., № 18, 19; Сербске Народне Новине за тотъ же годъ № 33—43, и изъ рукописныхъ источниковъ.

 

12. Новине Србске за 1840 г., № 20—25.

 

13. Изъ рукописныхъ источниковъ, сообщенныхъ Іованомъ Хаджичемъ и Лазаремъ Арсеньевичемъ.

 

 

427

 

14. Сербске Народне Новине за 1840 г., №№ 43, 47, 48.

 

15. Тамъ же, №№ 49-52. Новине Сербске за 1840 г., № 28.

 

16. Новине Србске за 1840 г., 29, 30.

 

17. Тамъ же, №№ 30—33. Сербске Народне Новине за 1840 г., №№ 53—66. Въ нѣкоторыхъ статьяхъ Пештской газеты попадаютса выраженія занесенныя потомъ приверженцами Вучича въ ихъ отвѣты противъ обвиненій скупщины, напр. о мольбѣ, введенной Любицею и Михаиломъ. Приложенія № 1 и 2.

 

18. Новине Србске за 1840 г., №№ 34—35. Србске Народне Новине за тотъ же годъ, 65—67.

 

19. Борьба уставобранителей противъ Милоша и Михаила въ 1839 и 1840 годахъ изложена съ точекъ зрѣнія обѣихъ партій въ «Србске Народне Новине» (у Пешту) за 1840 г, №№ 59—62 и въ особомъ прибавленіи къ № 67. Срв. также брошюру: «Критически испословано осветленѣ найнови приключенія Сербіе съ юридически-публичне стране» (у Пешту, 1840 г.). Эта брошюра писана не въ пользу уставобранителей. Послѣдніе же издали позднѣе, уже побѣдивъ партію Обреновичей, рѣзкую брошюру на нѣмецкомъ языкѣ не столько въ свою защиту, сколько въ обвнненіе своихъ противниковъ подъ заглавіемъ: «Gedrängte Uebersicht der Ereignisse in Serbien von 1839 bis 1844». Von einem Augenzeugen. Leipzig. 1845.

 

20. Новине Србске за 1840 г., № 34. Сербске Народне Новине за 1840 г., № 67, 68.

 

21. Сербске Народне Новине за 1840 г., № 69-73. Новине Србске за тотъ же годъ, № 35, 36.

 

22. Сербске Народне Новине за 1840 г., № 74—78. Новине Србске за тотъ же годъ, № 39, 40.

 

23. Изъ рукописныхъ источниковъ и разсказовъ Арсеньевича.

 

24. Сербске Народне Новине за 1840 г., № 81—85, 86. Новине Србске за тотъ же годъ, № 43, 44. Приложенія № 3.

 

25. Сербске Народне Новине за 1840 г., № 86—87. Новине Србске за тотъ же годъ, № 46—49. Вообще мы должны здѣсь замѣтить, что сербское правительство располагало бѣлградскою офиціальной газетой «Новине Србске», а противники его Пештскою газетой «Сербске Народне Новине»; но послѣдняя принимала иногда свѣдѣнія, доставляемыя и отъ другой стороны. Кромѣ того у сербскаго правительства, со временъ Милоша, былъ въ Вѣнѣ агентъ Гоппе, который подучадъ ежегодное жалованье въ 600 гульденовъ, не считая временныхъ подарковъ. Ему присылались свѣдѣнія изъ Бѣлграда, и на основаніи ихъ онъ составлялъ корреспонденціи въ Algem. Zeitung, откуда онѣ

 

 

428

 

перепечатывались и въ другія газеты. Впрочемъ и противники Обреновичей не пренебрегали подобнымъ средствомъ; у нихъ также были наемные журналисты, получавшіе вознагражденіе за каждую статью особо. Въ Пештскую же сербскую газету писали бодьшею частію сами уставобранители. Въ 1842 году въ нее посылаютъ цѣлыя статьи бѣлградскій Кіамиль-паша и австрійскій генералъ Гауеръ, дѣйствовавшіе противъ Михаила Обреновича. О редакторѣ пештской газеты см. брошюру «К. Пеичича: Житіе Теодора Павловича, новинара и писателя Србскаго. У Новом Саду, 1857 г. Авторъ напрасно увѣряетъ, что Павловичь былъ безпристрастенъ къ Обреновичамъ; этого никакъ нельзя вывести изъ его газеты. Не надо забывать также, что лишь только изгнали Михаила изъ Сербіи, Павловичь тотчасъ же поѣхалъ въ Бѣлградъ. Вообще страсть сербскихъ газетъ, издаваемыхъ въ Австріи во чтобы то ни стало оппонировать сербскому правительству, принадлежитъ и теперь къ ихъ обычнымъ слабостямъ.

 

26. Изъ рукописныхъ источниковъ. Новине Србске за 1841 годъ, №№ 3 и 7.

 

27. Новине Србске за 1841 г., 8, 10—14. Приложенія №№ 4 и 5.

 

28. L’empire de Turquie, par Xavier Heuschling; Bruxelles et Leipzig, 1860; p. 248, 449—455. Geschichte der Türquie v. dem Siege der Reform etc. von G. Rosen. Leipzig, 1867; Th. II, с. 15—18.

 

29. Изъ просьбы Босняковъ. Сербске Народне Новине за 1841 г., и слѣдующіе годы сообщали весьма подробныя извѣстія о волненіяхъ въ Турціи.

 

30. Новине Србске за 1841 г., 15 и 19. Voyage en Bulgarie pendant l’année 1841, par M. Blanqui (Paris, 1843), pag. 170—181; и Les femmes en Orient, par M-me la C-sse Dora D’Istria (Zürich, 1860) vol. I, p. 135—143. — См. также приложенія № 6.

 

31. Новине Србске за 1841 г., №№ 20, 21, 24, 26, 27, 28. Сербске Народне Новине за тотъ же годъ, № 58.

 

32. Новине Србске за 1841 г., №№ 34-38, 43, 44. Сербске Народне Новине за тотъ же годъ, №№ 66—79.

 

33. Изъ рукописныхъ источниковъ. Сербске Народне Новине за 1841 г., № 82, 86, 92, 94.

 

34. Сербске Народне Новине за 1841 г., № 94, 96, 99, 101, 102. Прокламація о подати отъ 9-го декабря, въ Новине Србске за 1841 г., № 51. Приложенія № 7.

 

35. Народне Новине (въ Пештѣ; въ 1842 г. въ заглавіи было отброшено слово «Сербске») за 1842 г., № 4, 12, 13, 16, 17 и слѣд. Новине Србске за тотъ же годъ, № 5, 6.

 

 

429

 

36. Народне Новине за 1842 г., № 18. Новине Србске за тотъ же годъ, № 14. Изъ рукописныхъ источниковъ. Въ брошюрѣ Gedrängte Uebersicht der Ereignisse in Serbien von 1839 bis 1844, сказано на стр. 51: «въ апрѣлѣ 1842 года супруга русскаго генеральнаго консула Вашенки испросила у князя на одномъ балѣ позволеніе возвратиться въ отечество Вучичу, Гарашанину и Симичу, изъ коихъ первые двое прибыли въ Бѣлградъ предъ пасхою, а послѣдній нѣсколько дней спустя».

 

37. Новине Србске за 1842 г., № 20. Народне Новине за тотъ же годъ, №№ 40, 45 и слѣд.

 

38. Изъ рукописныхъ источниковъ. Представленіе Совѣта князю объ удаленіи попечителей помѣщено въ брошюрѣ, Gedrängte Uebersicht (стр. 57—60), гдѣ сказано слѣдующее:

 

«Наконецъ Совѣтъ рѣшился, выбравъ изъ своей среды депутацію, снова обратиться къ князю съ представленіемъ, на этотъ разъ уже письменнымъ. Это важное представленіе Совѣта было торжественно вручено князю 11/23 іюля 1842 г. Но въ тоже самое мгновеніе какъ молодой князь взялъ бумагу, вошелъ министръ Протичь, чтò поставило депутацію въ самое мучительное затрудненіе. Министръ съ величайшямъ безстыдствомъ остался въ комнатѣ, хотя вполнѣ зналъ зачѣмъ явилась депутація. Да и князь не велѣлъ ему выдти и потому депутація принуждена была возвратиться, исполнивъ возложеное на нее порученіе только вполовину.

 

«Вотъ краткое извлеченіе изъ того, что въ представленіи Совѣта было сказано:

 

«Свѣтлѣйшій князь!

 

«Ваша Свѣтлость конечно еще изволите помнить, что недавно еще Совѣтъ осмѣливался въ словесномъ представленіи обратить вниманіе вашей Свѣтлости на вредныя какъ для правительства, такъ и для народа послѣдствія, которыя могутъ проистечь, если теперешніе министры останутся и впредь въ своихъ должностяхъ».

 

За тѣмъ послѣ исчисленія множества законопротивныхъ поступковъ, въ которыхъ провинились три княжескіе министра, въ представленіи было сказано:

 

«министръ внутреннихъ дѣлъ какъ двѣ капли воды похожъ на своего товарища, министра юстиціи и духовныхъ дѣлъ; да и всѣ три эти не годятся для исполненія важныхъ должностей, имъ ввѣренныхъ, такъ какъ народъ смотритъ на нихъ подозрительно, какъ на людей совершенно ему неизвѣстныхъ, не оказавшихъ отечеству никакихъ заслугъ; равнымъ образомъ и присутственныя мѣста не могутъ имѣть къ нимъ довѣрія».

 

 

430

 

«Министру иностранныхъ дѣлъ обстоятельства нашего отечества такъ мало извѣстны, что онъ не имѣетъ никакой возможностя далѣе оставаться министромъ. Положеніе нашего отечества относительно Порты ставитъ этому министру въ обязанность остерегаться всякаго ошибочнаго шага, которымъ могли бы быть нанесены ущербъ или оскорбленіе верховнымъ правамъ Порты. Однако сей министръ дошелъ наконецъ до того, что на дняхъ самъ сознался въ Совѣтѣ, что правительство разладило съ Портою, и что съ пашею Бѣлградскимъ у него дошло почти до совершеннаго разрыва. Теперь тотъ же министръ проситъ пособія и совѣта у Сената, требуя 20.000 дукатовъ, при помощи которыхъ онъ надѣется поладить съ Портою».

 

«Свѣтлѣйшій князь! Совѣтъ чистосердечно сознается, что при теперешнемъ положеніи дѣлъ, какъ ему кажется, добрый Сербскій народъ стоитъ точно на вулканѣ, угрожающемъ страшнымъ изверженіемъ, и что во всякомъ случаѣ народъ и отечество страждутъ злокачественною болѣзнію, которая требуетъ скорѣйшаго врачеванія. Правда, министръ полагаетъ, что рекомендуемое имъ пожертвованіе 20.000 дукатовъ есть лучшее врачебное средство, но по мнѣнію Совѣта этимъ пожертвованіемъ наши дѣла могли бы быть вовлечены только въ путаницу еще болѣе значительную».

 

«Грустно по истинѣ для нашего отечества, что его счастье и несчастье ввѣрены тремъ упомянутымъ министрамъ; Совѣтъ, между членами котораго есть еще многіе, сражавшіеся и проливавшіе свою кровь за свободу отечества, чувствуетъ крайнее прискорбіе, что эти три господина пользуются безусловнымъ довѣріемъ и покровительствомъ вашей свѣтлости, и безъ сомнѣнія стараются увѣрить вашу свѣтлость, будто Сенатъ существуетъ единственно для того, чтобы немедленно разрѣшать требуемыя у него пожертвованія. Правда впрочемъ, что Сенатъ изъ любви къ Вашей Свѣтдости и отечеству не прочь и отъ пожертвованій, коль скоро необходимость ихъ будетъ ему доказана».

 

«На основаніи сего, почтительнѣйше повергаемаго предъ вашею Свѣтлостью, представленія Совѣтъ осмѣливается всепокорнѣйше оросить, чтобы ваша свѣтлость милостиво обратили вниманіе на печальное, всякаго рода несчастіями угрожающее положеніе нашего отечества, и чтобы поэтому, для избѣжанія могущихъ возникнуть опасностей и для возстановленія добраго согласія съ нашимъ верховнымъ дворомъ, смѣнили съ должностей упомянутыхъ трехъ министровъ и портфели ихъ ввѣрили людямъ болѣе способнымъ, болѣе извѣстнымь

 

 

431

 

народу и присутственнымъ мѣстамъ и болѣе пользующимся общественнымъ уваженіемъ».

 

«Какъ только депутаты отъ Совѣта удалились, князь передалъ своему министру врученное ему представленіе. Министръ бѣгло прочиталъ его и сказалъ князю, что лишь враги его Свѣтлости, приверженцы враждебной ему партіи Вучича, могли войти къ нему съ подобнымъ представленіемъ, исполненнымъ клеветъ. Князь спросилъ что ему дѣлать съ этимъ представленіемъ, а министръ отвѣчалъ: «Ничего!» и бросилъ бумагу подъ столъ, гдѣ она и осталось безъ вниманія, и отвѣта».

 

39. Новине Сербске за 1842 г. № 34; Народне Новине за тотъ уже годъ, №№ 64, 66, 67. Въ брошюрѣ: Gedrängte Uebersicht der Ereignisse in Serbien v. 1839 bis 1844, писанной въ оправданіе уставобранителей, такъ объясняются причины, заставившія ихъ подняться противъ Михаила:

 

«Между тѣмъ какъ Ефремъ, Любица и министръ, раздѣлясь на двѣ партіи, враждовали между собою, истинные патріоты бодрствовали, обозрѣвали жалкое положеніе правительства во всемъ его объемѣ, и начали серіозно и торжественно совѣщаться между собою о спасеніи отечества. Со всѣхъ сторонъ изъ отдаленнѣйшихъ частей страны самыя уважаемыя должностныя лица съѣзжались и умоляли Вучича и стараго Гарашанина о помощи. Многіе посѣдѣлые воины временъ еще Кара-Георгія падали на колѣна передъ весьма сходнымъ портретомъ Вучича (!) и со слезами на глазахъ умоляли его супругу, чтобы она упросила его не терпѣть долѣе такое униженіе, такой позоръ отечества. Вучичь, какъ человѣкъ разсудительный и мыслящій, постоянно отказывался исполнить ихъ желаніе: «это предпріятіе трудное, говорилъ онъ, котораго исходъ въ рукахъ Божіихъ!» Но не смотря на то многіе, имѣвшіе доступъ въ его домѣ, самымъ неотступнымъ образомъ просили его озаботиться объ участи отечества, увѣряя что за благополучный исходъ предпріятія ручается его имя и его слава; даже наконецъ они грозили убить (!) его, если онъ доведетъ ихъ до отчаянія, отказываясь защитить столь святое дѣло. При такомъ затруднительномъ положеніи друзья отечества опредѣлили однако, прежде чѣмъ рѣшиться на крайнія средства, прибѣгнуть еще разъ къ высокой Портѣ съ жалобою на неисполненіе княземъ обѣщаній, которыя онъ торжественно далъ и просить помощи у турецкаго правительства. Такъ они и сдѣлали, и Порта нарядила въ Сербію третьяго комиисара, Шекибъ-эфенди, снабдивъ его обширнѣйшими полномочіями, такъ какъ долготерпѣніе ея уже истощилось. Шекибъ-ефенди отправился въ Сербію, чтобы еще разъ путемъ кротости

 

 

432

 

побудить князя къ исполненію султанскихъ повелѣній и по возможности прекратить всѣ несогласія. Но уже при первомъ свиданіи съ нимъ князь объявилъ ему въ присутствіи Кіамиля, паши бѣдгрядскаго, что онъ не можетъ и не хочетъ принять никакихъ другихъ министровъ, ибо не питаетъ довѣрія ни къ кому, кромѣ своихъ теперешнихъ министровъ. На этотъ разъ Шекибъ-эфенди не потребовалъ рѣшительнаго отвѣта; онъ говорилъ съ княземъ скорѣе какъ отецъ съ любимымъ сыномъ, и просилъ дать рѣшительный отвѣтъ черезъ два, три дня».

 

«Срокъ этотъ прошелъ, а князь еще не исполнилъ требованія султана; напротивъ, онъ неоднократно отвѣчалъ на нихъ отрицательно, прекративъ всѣ сношенія съ Шекибомъ-ыфенди и этимъ доказалъ передъ всѣмъ свѣтомъ, что и на этотъ разъ онъ попралъ ногами увѣщанія и распоряженія высокой Порты. Отъ такого упрямаго и и ослѣпленнаго князя страна не могла ожидать ничего добраго. Сербьі обязаны своею свободою и своимъ уставомъ продолжительному кровопролитію и подобно своимъ единовѣрцамъ, Грекамъ, считаютъ святынею эти блага, дорогой цѣной искупленныя. Россія поручилась въ Букарештѣ, Акерманѣ и Адріанополѣ за права Сербскаго народа, но нигдѣ она не бралась поддерживать права избраннаго князя противъ самихъ Сербовъ. Права государя и народа могутъ и должны быть лишь взаимно обязательны и никакой монархъ не имѣетъ права стремиться къ самовластному управленію тамъ, гдѣ существуетъ правильная конституція, ибо необходимо долженъ подпасть величайшей отвѣтственности и опасности быть низвергнутымъ. Для страны великое несчастіе, если народъ бываетъ вынужденъ самъ возвращать себѣ свое право. Но величество народа неприкосновенно, оно есть священное наслѣдіе первобытныхъ временъ и не можетъ безнаказанно быть оскорблено. Это доказывается людьскою революціей и многими другими, а въ томъ числѣ и низложеніемъ князя Михаила Обреновича» (стр. 64—66).

 

Такова была болтовня адвокатовъ, защищавшихъ уставобранителей предъ Западною Европой, и смѣшивавшихъ ихъ дѣло съ дѣдомъ народа. См. также Приложенія № 8.

 

40. Изъ рукописныхъ источниковъ, сообщенныхъ Іованомъ Хаджичемъ, а также Новине Србске за 1842 г., № 35, 38 и 39; Народне Новине за тотъ же годъ 68, 69 и слѣд. Приложенія № 9.

 

41. Изъ разсказовъ очевидцевъ и рукописныхъ источниковъ. О движеніи Мичича и его покореніи самимъ Вучичемъ, уже послѣ избранія Кара-Георгіевича, см. Новине Србске за 1842 г., № 37;

 

 

433

 

а жалоба на Михаила въ № 42; прокламаціи паши и временнаго правительства въ № 36.

 

42. Описаніе избранія Кара-Георгіевича взято изъ Народне Новине на 1842 г., № 71 и 72; Новине Србске за тотъ же годъ, № 36.

 

43. О закрытіи школъ см. Новине Србске за 1842 г., № 38; о заключеніи Раевича и другихъ № 39.

 

44. Изъ рукописныхъ источниковъ. Новине Србске за 1842 г., 42 и 43. Народне Новине за тотъ же годъ, 82, 88 и слѣд. Приложенія №№ 10, 11, 12.

 

45. Изъ разсказовъ очевидцевъ. Новине Србске за 1842 г., 44, 45 и слѣд. Народне Новине за тотъ же годъ, №№ 65, 86, 87 и слѣд.

 

46. Письмо императора Николая было напечатано въ пештскихъ Народныхъ Новинахъ за 1843 г., № 35; въ русскихъ газетахъ тего временй мы не нашли его. Французскій текстъ напечатанъ въ Приложеніяхъ къ сей книгѣ, подъ № 17. О прощаніи Вучича и Петроніевича съ Гауеромъ и турецкимъ посланникомъ говорится въ письмахъ М. Богишевича.

 

47. Рукописные источники. Новине Србске за 1842 г., № 50. Приложенія №№ 13, 14, 15, 16, 19.

 

48. Изъ писемъ Яникія Джурича и Милоша Богишевича.

 

49. Изъ переписки Стефана Стефановича и Яникія Джурича. Новине Србске за 1843 г., №№ 3—7.

 

50. Изъ писемъ Стефана Стефановича и Яникія Джурича. Сербске Народне Новине за 1843 г., № 11. Приложенія №№ 20.

 

51. Изъ переписки Стефана Стефановича и Яникія Джурича.

 

52. Сербске Народне Новине за 1843 г., № 35 и Приложенія № 18.

 

53. Изъ рукописныхъ источниковъ, сообщенныхъ Лазаремъ Арсеньевичемъ.

 

54. «Србскій Улакъ» сталъ выходить съ 9 марта 1843 г. и продолжалси до 13 мая 1844 года; въ первомъ году вышло 43 номера, во второмъ 19. Извѣстія о путешествіи князя находятся въ официальной газетѣ; свѣдѣніе о клятвенныхъ записяхъ взято нами изъ письмя Яникія Джурича.

 

55. Изъ писемъ Стефана Стефановича и Милоша Богишевича.

 

56. Изъ письма Стефана Стефановича. Приложенія №№ 21, 22.

 

57. Сербскій Улакъ за 1843 г., № 15—19. Приложенія №№ 23, 24, 25.

 

58. Приложеніе подъ № 26. Сербскій Улакъ за 1843 г, №№ 23, 24. Сербске Народне Новине за тотъ же годъ, №№ 61—68. Вообше пештская газета изъ всѣхъ сербскихъ дѣлъ наиболыиее вниманіе,

 

 

434

 

въ продолженіе всей борьбы уставобранителей противъ княжесюй власти, обращала на дѣйствія и судьбу Вучича и Петроніевича и была какъ бы ихъ органомъ.

 

59. Србскій Улакъ за 4843 г., №№ 26—28.

 

60. Тамъ же, № 35. Србске Народне Новине за 1843 г., №№ 89—97. Србске Новине (бѣлградскія) за 1844 г.. №№ 18, 47, 57, 65—74.

 

61. Србске Новине за 1844 г., №№ 77—81, 69. Приложенія подъ №№ 27—29.

 

62. Србске Новине за 1845 г., №№ 19, 24—26, 46, 50, 55, 66, 67, 85, 90.

 

63. Србске Новине за 1846 г., №№ 13, 26, 29—37, 40 (особое приложеніе), 41, 44—48, 50, 79—81, 89, 92, 93, 97.

 

64. См. Приложеній № 30. Законникъ Градянскій за княжество Србско, обнародованъ на Благовѣсти 25 марта 1844 године. У Бѣлграду, 159 стр., in 4°. Не дишне будетъ замѣтить здѣсь, что борьбя уставобранителей противъ княжеской власти и участіе въ ней Россіи обратили на себя вниманіе западной Европы и особенно партіи враждебной Россіи. Слѣдствіемъ этого было появленіе брошюръ, въ коихъ высказывались тѣ же самые взгдяды, которые потомъ проводились въ 1848 и 1849 годахъ и также обращены были противъ Россіи, вмѣшавшейся въ европейскую революцію. Рѣзче другихъ отозвалась на событія вѣ Сербіи сороковыхъ годовъ польская эмиграція, въ брошюрахъ Быстржоновскаго, о которыхъ упомянуто въ прил. 89 къ первой части. Предсказывая близость европейской революціи и восточнаго кризиса, Быстржоновскій говорилъ между прочимъ слѣдующее, обращая свои поученія къ Сербамъ:

 

«Въ Восточномъ вопросѣ Россія имѣетъ цѣль ясную, опредѣлеяную и всѣмъ извѣстную; она хочетъ овладѣть Константинополемъ, ибо тогда Черное море сдѣлается русскимъ озеромъ. Положеніе Россіи дозволяетъ ей приводить свой планъ въ исполненіе съ удивітельною ловкостью и настойчивостью. Россія не боится непріятельскаго вторженія въ свое государство; это извѣстно всему міру, отъ подобнаго предпріятія самыхъ важнѣйшихъ враговъ ея воздержитъ воспомннаніе о катастрофахъ 1709 и 1812 годовъ. Но не таково будетъ положеніе Росіи, какъ скоро удастся возбудить ей враговъ внутри ея самой. Вотъ почему и вся Европа не будетъ въ состояніи помѣшать Россіи овладѣть Константинополемъ, если только европейскія державы не подготовятъ возстанія въ Польшѣ и не поддержатъ пробудившуюся національность южныхъ Славянъ. Россія знаетъ это, понимаетъ свое положеніе, и потому направленіе ея политики

 

 

435

 

самое простое, постоянно одинаковое, хотя повидимому оно является въ разныхъ формахъ. Россія, завоевавъ польскія владѣнія, хочетъ поглотить національность Польши; равнымъ образомъ она стреммтся поглотить національность и южныхъ Славянъ, особенно же Сербовъ, что ей теперь возможно, такъ какъ она уже заправляетъ внутренними дѣлами славянскихъ земель.

 

«Послѣ Россіи сербскимъ вопросомъ наиболѣе заинтересована Австрія; но интересы у нея совсѣмъ не тѣ, какъ многіе предполагаютъ, не вникая достаточно въ вопросъ и разсуждая поверхностно. Одни говорятъ: происками своими Россія распространяетъ свое вліяніе на Дунай, рѣку австрійскую, и такимъ образомъ пріобрѣтяетъ господство надъ австрійскою торговлею; другіе, подальновиднѣе, полагаютъ, что Россія своими происками подбирается къ обладанію Константинополемъ, и потому видятъ въ дѣйствіяхъ этой державы прямую угрозу могуществу Австріи.

 

«Оба эти разсужденія очень ясны, всѣми ежедневно повторяются и каждому понятны; а между тѣмъ Австрія держится образа дѣйствія, совершенно противоположнаго тому, который, по видимому, предписывается ей такъ ясно обыкновеннымъ человѣческимъ смысломъ. Что же изъ этого слѣдуетъ? Что вѣнскій кабинетъ состоитъ изъ людей менѣе свѣдущихъ нежели публика? Это невозможно. Или изъ людей, продавшихся Россіи? И это столь же невѣроятно. Чтобы удостовѣриться въ этомъ, стоитъ только обратить вниманіе на стремленія Австріи, на ея положеніе и цѣль. Основою этому государству служитъ пріобрѣтенное завоеваніями сборище усыпленныхъ народностей, которыми оно пользуется какъ орудіями для своихъ видовъ; его стремленіе состоитъ въ томъ, чтобы увеличиваться и противодѣйствовать враждебному для него принципу народностей. Поэтому Австрія захватывала все вокругъ себя, сколько это позволяли ей силы ея, и всегда дѣйствовала непріязненно противъ каждой народности, называя національный духъ революціоннымъ духомъ. Въ совпаденіи этихъ двухъ обстоятельствъ заключается причина, почему Австрія, не приннмая дѣятельнаго участія въ сербскихъ дѣлахъ, постоянно интриговала противъ Сербіи, но соверщенно скрытно и осмотрительно, чтобы не возбудить какихъ нибудь нежданныхъ вопросовъ, съ которыми она не чувствуетъ себя въ силахъ совладать, ибо такъ какъ положеніе ея съ каждымъ днемъ становится болѣе и болѣе затруднительнымъ, то всякое потрясеніе къ Европѣ отражается въ ней самой весьма опаснымъ образомъ.

 

 

436

 

«Со времени Вѣнскаго конгресса Австрія исключительно занимается только борьбою противъ развитія духа независимости; но іюльская революція и польское возстаніе доказали ей, что этотъ духъ ме только не подавденъ, но продолжаетъ болѣе и болѣе распространяться. Австрія поставлена теперь между Франціей, гдѣ народность побѣдила, и Россіей, которая преодолѣла принципъ народности. Такимъ образомъ, Австрія, — хотя три четверти ея населенія состоятъ изъ Славянъ, у которыхъ народный духъ пробудился, — вынуждена склоняться къ Россіи, которая, правда, Славянская держава, но основанная на завоеваніяхъ, и потому менѣе опасная для Австріи чѣмъ Франція, гдѣ господствуетъ побѣдоносняя національность. Въ настоящее время цѣль Австріи состоитъ уже не въ пріобрѣтеніяхъ, а только въ сохраненіи своего бытія. Поэтому она преимущественно заботиться о томъ, чтобы внѣ себя поддержать status quo, а у себя дома раздавить интеллигенцію. Но какъ скоро Россія заявляетъ гнѣвъ на Австрію, послѣдняя тотчасъ повинуется русскимъ внушеніямъ, ибо хотя съ одной стороны Россія ратуетъ противъ революціоннаго духа, но съ другой она можетъ грозить, что поддержитъ пробужденіе славянскихъ идей у народовъ, изъ которыхъ составлена Австрійская монархія. Образъ дѣйствій Австріи въ 1838 году, когда Русскіе высадились при Терапіи, ея дѣйствіі въ 1840 году при заключеніи лондонскаго трактата, и наконецъ ея дѣйствія противъ князя Александра служатъ вѣрнѣйшимъ указаніемъ политики, какой она будетъ держаться и впредь.

 

«Подобно остальной Европѣ, Австрія предвидитъ возможность паденія Турціи, но и въ этомъ случаѣ истинная, здравая политика предписываетъ ей поддерживать Россію, ибо если бы Турція пала вслѣдствіе народности, развившейся внутри Турецкой имперіи, то вслѣдъ за тѣмъ таже участь непосредственно угрожала бы и самой Австріи. Вотъ почему Австрія состоитъ по необходимости ожесточеннымъ врагомъ Сербіи, такъ какъ, по видимому, именно Сербская народность и будетъ со временемъ виновницею паденія Турціи. Слѣдственно къ Восточномъ вопросѣ Австрія постоянно будетъ поддерживать Россію (!). Такъ какъ при раздробленіи Турціи силами Россіи, Сербская народность будетъ подавлена, то Австрія можетъ разумнымъ образомъ надѣяться, что побѣдитель предоставитъ ей Сербію, или по крайней мѣрѣ Боснію, Герцеговину и Черногорію. Тогда самое худшее можетъ быть лишь то, что сѣверный колоссъ сдѣлается для нея еще грознѣе, что сама она превратится можетъ быть въ державу второстепенную, но сохранитъ свое существованіе, тогда какъ еслибы духъ народности,

 

 

437

 

теперь только расшевеленный въ Сербіи, успѣлъ бы сильно развиться, то угрожалъ бы и самому существованію Австріи [*]. По этому, Австрія во всякомъ вопросѣ, хотя и не вынуждена, однако имѣетъ поводы согласоватьса съ русскою политикою, особенно въ Сербскомъ вопросѣ, который и есть собственно Восточный вопросъ, ибо въ немъ цѣли обѣихъ этихъ державъ не только не противны другъ другу, но еще совпадаютъ между собою. Цѣль Россіи — овладѣть Константинополемъ, обезпечиваетъ цѣль Австріи — сохранить свое существованіе. Чтò касается до второстепеннаго вопроса, то есть торговаго, то въ этомъ отношеніи Австрія уже теперь принимаетъ разумныя мѣры, достаточныя для того, чтобы успокоить людей, полагающихъ будто ея политика противорѣчитъ ея собственнымъ интересамъ. Австрія первая напала на мысль о Кюстенджінскомъ каналѣ, чтобы уклониться отъ придирокъ Россіи, которая овладѣвъ островомъ Сулиною, стѣсняетъ торговлю на Дунаѣ; но этотъ планъ оставленъ, такъ какъ Россія была имъ недовольна. Теперь вслѣдствіе захваченнаго Россіей въ одни свои руки обладанія устьями Дуная, Австрія хочетъ избавиться, проведя для германской торговли желѣзную дорогу отъ Вѣны къ Тріесту, а для венгерской торговли намѣревается соединить также рельсовымъ путемъ Дунай съ Рѣкою (Fiume). Большая Людовиковская дорога, устроенная между Загребомъ (Agram) и Рѣкою и соединяющая море съ Дунаемъ, есть несомнѣнная предшественница будущей желѣзной дороги.

 

«Англія держава великая вслѣдствіе энергіи своего народа и постоянной ловкости своего кабинета, также имѣетъ въ важномъ Восточномъ вопросѣ свои стремленія, свое особенное положеніе и свою цѣль, но къ несчастію Англія не понимаетъ силу Сербскаго элемента, не приписываетъ ему никакой цѣны, или можетъ быть усматриваетъ въ немъ только орудіе Россіи, имѣющее проложить этой державѣ путь въ Константинополь. Поэтому, вмѣсто того, чтобы поддерживать сербскую народность, Англія питаетъ къ ней недовѣріе и согласуется съ видами Австріи, полагая что послѣдняя болѣе,

 

 

*. «Въ 1835-мъ году, на вопросъ почему Австрія такъ старается услуживать Россіи, одинъ изъ вѣнскихъ государственныхъ людей отвѣчалъ: «какъ же быть? Правда, что Россія вожетъ низвести насъ на вторую и даже на третью степенъ между державами, но революціонный духъ, который она сдерживаетъ, можетъ и совсѣмъ погубить насъ. Намъ пуще всего нужно сохранить status quo, ибо если имперія наша рушится послѣ смерти канцлера имперіи, то онъ еще можетъ утѣшиться, зная что тогда всѣ скажутъ: «имперія австрійская пала какъ скоро лишилась князя Меттерниха».

 

 

438

 

чѣмъ какое либо другое государство, заинтересована держаться въ этомъ дѣлѣ политики здравой, то есть непріязненной для Россіи. Слѣдственно, такъ какъ Англія не усматриваетъ никакой силы въ Сербскомъ элементѣ, и даже видитъ въ немъ вспомогательную силу Россіи, то она убѣждена, что Константинополь со временемъ будетъ взятъ Россіей. По этой причинѣ она послѣдуетъ примѣру Австріи и хотя прибѣгнетъ къ энергическимъ усиліямъ чтобы удержать Турцію отъ паденія, наконецъ однако, какъ скоро кризисъ послѣдуетъ, постарается только о томъ, чтобы часть Турціи, имѣющая выпасть на долю завоевателя, была сколько возможно менѣе важна. Хотя Англія и чувствуетъ, что ея положеніе въ Азіи подготовляетъ ей со временемъ борьбу съ Россіей, однако не можетъ скрыть отъ себя, что именно это же положеніе угрожаетъ ей непосредственною борьбою съ Франціей за Средиземное море, гдѣ для Англіи цѣль Восточнаго вопроса составляетъ Александрія. Нѣтъ сомнѣнія, что обладаніе Константинополемъ ничѣмъ не можетъ быть замѣнено, и по этому Англія постоянно будетъ оставаться въ дружбѣ съ Франціей, но въ ту минуту, когда окажется невозможность помѣшать Русскимъ въ овладѣніи Константинополемъ, Англія чтобы взять Александрію и по возможности наибольшую долю изъ оттоманскаго наслѣдія (что ей нужно для того, чтобы съ выгодою бороться противъ Франціи на Средиземномъ морѣ), должна будетъ по неволѣ тѣсно соединиться съ Россіей. Сдѣдственно, имѣя въ виду стремленія Англіи, ея положеніе и цѣль, легко понять какого образа дѣйствія она будетъ держаться въ своихъ отношеніяхъ къ Сербіи. Сверхъ того Англія, хотя знаетъ, что въ борьбѣ, какую ей можетъ быть придется вести съ Россіей, противъ послѣдней будетъ Польша: но знаетъ также Англія, что и у нея самой есть Ирдандія, о чемъ въ 1836-мъ году Петербургскій кабинетъ и напоминалъ Сентъ-Джемскому.

 

«Стремленія Франціи, положеніе ею усвоенное, и ея цѣль сводятся къ одному: къ освобожденію порабощенныхъ и угрожаемыхъ порабощеніемъ народностей. Франціи предсвоитъ благородное, великое и возвышенное назначеніе: она должна освободить человѣчество отъ ига завоеванія, подобно тому какъ нѣкогда христіанская религія освободила человѣчество отъ невольничества. Понимая свое назначеніе, Франція и въ одиночествѣ будетъ державою грозною; такъ думалъ, такъ чувствовалъ великодушный принцъ ея, герцогъ Орлеанскій, на котораго недавно еще народности возлагали свои надежды. Но если Франція забудетъ свое знамя, откажется отъ пособія слабымъ, отъ союза съ народностями, то потерпитъ неудачи извнѣ

 

 

439

 

и подвергнется внутреннимъ опасностямъ, которыя окуютъ даже ея матеріальпыя силы. Проникнутый своимъ высокимъ назначеніемъ, какъ истинный глава политики истинно священной, король Французскій во всѣхъ странахъ, гдѣ есть угнетенныя завоевателями народности, — въ каждомъ благородномъ человѣкѣ можетъ найти себѣ агентовъ и можетъ потрясти каждую державу, которая, злоупотребляя своею силою, вздумала бы притѣснить слабаго. По этому Франція сочувствуетъ сербской народности, только мало знаетъ ее, и хотя — по словамъ современныхъ мудрецовъ — мало интересуется сербскимъ вопросомъ въ географическомъ и торговомъ отношеніи, однако несомнѣннымъ образомъ поддерживаетъ Сербовъ. Эту поддержку Франція можетъ оказывать лишь нравственно, ибо если она, хотя бы съ цѣлью пропаганды, взялась за оружіе, то замѣнила бы благородное знамя народностей гнуснымъ знаменемъ зъвоеванія. Но если бы чуждая рука задумала ковать цѣпи для Сербіи, то великодушно придерживаясь нравственнаго пособія, Франція уже угрозами достаточно сдѣлала бы въ пользу Сербовъ, и была бы въ этомъ случаѣ поддержана Пруссіей, которой сила зиждется на народномъ чувствѣ арміи, составленной изъ гражданъ, и которая столь же мало, какъ Франція заинтересована въ сербскомъ вопросѣ. Но для того чтобы вліяніе Франціи и ея нравственное пособіе могли оказать спасительное дѣйствіе, Франція необходимо должна имѣть, особенно на Востокѣ, своими представителями людей Французскаго происхожденія и духа, людей, понимающихъ ея великое назначеніе, способныхъ внушить къ ней довѣріе народностей, среди которыхъ они будутъ жить, и вразумить ихъ, что Франція никогда не отступитъ отъ своего принципа, никогда ему не измѣнитъ.

 

«Если бы Турція имѣла поводъ опасаться только матеріальной силы своего врага, то угрозы Россіи безъ сомнѣнія не имѣли бы ни какихъ послѣдствій. Дѣйствительно, осуществить угрозы свои Россія не можетъ, ибо во первыхъ ей нельзя двинуть свои войска въ Сербію не нарушивъ трактаты, и во вторыхъ разстоянія чрезвычайно велики, а потому для достиженія Константинополя русскимъ войскамъ потребовалось бы много времени, которое имѣетъ большое значеніе въ политикѣ. Внезапно захватить Константинополь, выславъ къ нему флотъ, Россія также не можетъ, ибо флоты англійскій и французскій скорѣе поспѣютъ къ этому городу чѣмъ русскій. Но въ Диванѣ господствуетъ вліяніе Россіи, и турецкое правительство рѣшитъ сербскій вопросъ по желанію царя.

 

 

440

 

«Слѣдственно Сербія не можетъ расчитывать ни на кого, но тѣмъ не менѣе, эта небольшая, до сихъ поръ почти неизвѣстная страна, обращаетъ на себя вниманіе всей Европы, и въ настоящее время Сербы держатъ въ своихъ рукахъ не только себственную участь, но участь и другихъ народовъ. Они не могутъ обманываться: Россія угрожаетъ имъ, Австрія дѣйствуетъ съ ней за одно, Турція наконецъ уступитъ Россіи, Англія соображается съ политикой Австріи, а Франція, хотя ищетъ поддерживать Сербію и помогать ей, можетъ однако отступиться отъ нея, такъ какъ, противодѣйствуя вооруженному вмѣшательству, она не можетъ и сама вмѣшаться съ оружіемъ въ рукахъ. Что же изъ этого слѣдуетъ? Находятся ли Сербы въ отчаяниомъ положеніи? Нѣтъ, они не могутъ отчаяваться, какъ и всякій народъ, который хочетъ противиться, а Сербы уже доказали веему міру, что они хотятъ, могутъ и умѣютъ противиться. Дѣйствительно, ни Россія, ни Австрія (не говоря уже о томъ, что первая еще не успѣла задушить Польшу, а у второй военныя поселенія состоятъ изъ Сербовъ) не рѣшатся двинуть свои арміи въ Сербію, дабы не возстановить противъ себя прочія державы и непроизвести въ Европѣ всеобщую войну, которой послѣдствія не могутъ быть предусмотрѣны. Остается слѣдственно одно опасеніе, что султанъ, уступая угрозамъ Россіи, вооружится противъ князя Александра. Но въ этомъ случаѣ можно полагать, что Англія и Франція, для избѣжаніи войны, побудятъ султана къ мирному образу дѣйствія. Впрочемъ, если бы война и послѣдовала, то Сербы могуть быть увѣрены, что она кончится не въ ущербъ имъ. Слѣдственно Сербы должны бояться не насилія, но интригъ, и только этимъ интригамъ должны давать отпоръ. Русское золото, подкупы семейства Обреновичей, а можетъ быть и Австріи, вотъ оружіе, которое будетъ обращено противъ Сербіи. Люди, завѣдывающіе теперь сербскими дѣлами, знаютъ по опыту, что Россія, и не прибѣгая къ золоту, умѣетъ производить безпорядки и пользоваться ими. Только въ такомъ случаѣ, когда золото иностранныхъ государствъ и сверженной династіи раздражитъ страсти, возбудитъ междоусобную войну, только въ этомъ случаѣ иностранцы получатъ возможность, вмѣшаться, пользуясь ослабленіемъ народа, и подчинить Сербовъ игу, которое послужитъ со временемъ въ большую пользу врагамъ ихъ. Знайте же Сербы, что дабы избѣжать столь страшной катастрофы, вы должны жить въ согласіи и оказывать сопротивленіе!»

 

 

Въ противоположность подобнымъ взгдядамъ въ другой брошюрѣ, вышедшей около того же времени, и имѣвшей два изданія, подъ

 

 

441

 

заглавіемъ: Serbien, Russland und die Türkei, сильно порицался тотъ порядокъ вещей, который установился въ Сербіи послѣ 1842 года, указывалась опасность отъ излишней власти старѣйшинъ и турецкихъ происковъ и воздавалось должное русскому покровительству. Вотъ что было сказано на стр. 105—114:

 

«Спрашивается: долго ли побѣдившая партія будетъ пользоваться плодами своего торжества? Въ этомъ уже теперь можно усомниться, судя по замашкамъ Вучича. Онъ завѣдывалъ послѣднимъ переворотомъ, или лучше сказать этотъ переворотъ и теперешній порядокъ вещей имъ были созданы, и потому естественно что на дѣлѣ власть въ его рукахъ. Онъ истинный властелинъ въ Сербіи, а князь только называется княземъ. Но такой порядокъ вещей и высокомѣріе Вучича не надоѣдятъ ли его соучастникамъ? Не пожелаетъ ли онъ и самъ къ дѣйствительной власти присоединить и званіе князя? Такимъ образомъ побѣда старѣйшинъ можетъ сдѣлаться источникомъ новыхъ раздоровъ и вѣроятно опять поведетъ къ борьбѣ за власть.

 

«Съ утратою внутренней свободы и порядка легко можетъ послѣдовать и утрата внѣшней независимости. Такъ какъ Турки участвовали въ борьбѣ, то побѣдившая партія должна была подѣлиться съ ними выигрышемъ, и можно сказать, что въ этомъ отношеніи она не оказала передъ ними скупости. Щедрую награду Турки получили уже тѣмъ, что шесть округовъ, за которые потрачено въ бояхъ столько крови и которые Милошъ, дѣйствуя умно, успѣлъ присоединить къ Сербіи, Турки въ слѣдствіе послѣднихъ событій почти снова подчинили своимъ распоряженіямъ. Но еще важнѣе для Порты и пагубнѣе для Сербіи было то, что наслѣдственная власть князя превратилась во временную, которую всегда можно отнять у него. Это дало турецкой политикѣ рѣшительный перевѣсъ; отнынѣ Порта уже властна заправлять сербскими дѣлами по своему усмотрѣнію и устранять всякое непріязненное для нея вліяніе. Отъ старѣйшинъ она не можетъ ожидать сопротивленія, у князя отняты всѣ средства на это, и если онъ покусится принять независимое положеніе, то Туркамъ будетъ весьма легко устранить его и замѣнить болѣе сговорчивымъ человѣкомъ.

 

«И дѣйствительно, вліяніе турецкой политики теперь господствуетъ въ Сербіи, въ самомъ сердцѣ которой Турки снова утвердились. Столица княжества уже не въ Крагуевцѣ, а въ Бѣлградѣ, съ цитадели котораго Сербамъ угрожають отнятыя у нихъ пушки. Вмѣшателство Турокъ во внутреннія дѣла Сербіи снова допущено и ежедневно проявляется. Уже теперь дань, трактатами неизмѣнно установленная,

 

 

442

 

значительно увеличена, и остается только чтобы по прежнему Турки принялись взимать ее посредствомъ своихъ должностныхъ лицъ. Такимъ образомъ всѣ права, которыя Сербія пріобрѣла въ двухъ большихъ войнахъ, можно сказать уничтожены и страна возвратилась почти къ тому же положенію въ какомъ была въ 1804 и въ 1815 годахъ. Конечно, покамѣстъ Турки еще соблюдають нѣкоторую умѣренность и довольно скромно пользуются властью, кототорую они возвратили себѣ. Но продолжится ли такая сдержанность? Трудно повѣрить этому, такъ какъ мнимыя жизненныя движенія, проявившіяся въ послѣднее время въ турецкой политикѣ, суть лишь судорожныя содроганія старой турецкой партіи, которая взяла въ Константинополѣ верхъ надъ партіей нововведеній и повсюду водворила сильную реакцію. Еще разъ ожили древній фанатизмъ, ненависть къ христіанамъ, непріязнь къ европейской образованности. Не водворится ли, не должно ли будетъ водвориться у Турокъ и въ Сербіи такое же направленіе? Не станутъ ли они и здѣсь всѣмя силами стремиться къ тому, чтобы вполнѣ наложить на райю прежнее жестокое иго?

 

«Слѣдственно Сербіи снова угрожаютъ варварство и невѣжество, гоненіе на христіанъ, насилія и притѣсненія, постоянно повсюду сопровождающія турецкое владычество.

 

«Если вторженіе варварства не будетъ во время отражено, то Сербія подвергнется опасности вдругъ утратить всѣ успѣхи въ образованности, и всѣ улучшенія, которыя были водворены въ ней пятнадцатилѣтнею правильною администраціей, ибо господство Турокъ подобится разливу бурнаго потока, и всѣмъ извѣстно, что тамъ, куда оно проникаетъ, мгновенно является рѣзкая черта между просвѣщеніемъ и невѣжествомъ.

 

«Но не поддежитъ никакому сомнѣнію, что возвратъ Турецкаго варварства былъ бы непродолжителенъ. Какъ послѣ перваго покоренія возникло возстаніе, такъ и теперь отчаяніе Сербовъ внушило бы имъ силы снова завоевать свободу и независимость. Но не грустно ли, что имъ можетъ предстоять и предстоитъ такая крайность; что кровопролитіе дважды происходившее, можетъ, по всей вѣроятности, возникнуть и въ третій разъ? Какую странную отвѣтственность приняли на себя люди, водворившіе эту вѣроятность!

 

«Только одни отношенія Сербіи къ покровительствующей ей державѣ внушаютъ надежду, что такая катастрода будетъ предупреждена. Послѣднія посягательства Турокъ направлены не только противъ сушествующаго въ Сербіи порядка вещей, но и противъ политическаго

 

 

443

 

вліянія Россіи. Свободѣ и независимости, которыми Сербія пользовалась нѣсколько времени, содѣйствовала отчасти Россія, которая поручилась и за сохраненіе ей этихъ благъ. Порядокъ вещей въ Сербскомъ княжествѣ основывался на трактатахъ Букарештскомъ, Акерманскомъ и Адріанопольскомъ. Коль скоро эта свобода и независимость будутъ нарушены, то окажется нарушеніе и трактатовъ. Потерпитъ ли это Россія? Допуститъ ли она низвергнуть порядокъ вещей, торжественно принятый ею подъ свое покровительство, порядокъ, отъ котораго зависитъ благосостояніе единовѣрнаго и родственнаго ей по племени народа? И человѣколюбіе и политическія соображенія налагаютъ на Россію обязанность оказать покровительство угнетеннымъ единоплеменникамъ, и содѣйствовать возвращенію имъ благъ, отнятыхъ у нихъ силою. Можно надѣяться, что Россія въ столь рѣшительныя минуты не измѣнитъ благосклоннаго расположенія, которое она постоянно оказывала Сербамъ. Очень естественно, что Россія въ сознаніи своего могущества, можетъ быть пренебрежетъ такимъ безразсуднымъ образомъ дѣйствій Порты, щадя ея слабость, но она не можетъ пренебречь требованіями человѣколюбія, и будетъ наконецъ вынуждена образумить Турецкое правительство, прибѣгнувъ къ такимъ средствамъ, которыя неминуемо подѣйствуютъ успѣшно. Какъ скоро слабый въ ослѣпленіи своемъ нарушаетъ право и трактаты, то онъ уже не достоинъ пощады, и его надобно смирить силою. Вольна Порта, если ей угодно, подкапывать свое собственное существованіе, но ни въ какомъ случаѣ не имѣетъ права вредить существованію другихъ.

 

«По этому Россія не можетъ уклониться отъ того, чтобы не прибѣгнуть къ новымъ настояніямъ относительно Сербіи, и при этомъ конечно не оставитъ безъ вниманія прежнихъ опытовъ. До сихъ поръ, не смотря на покровительство Россіи, постоянно продолжались покушенія Турокъ на вмѣшательство въ дѣла Сербіи, а потому теперь надобно принять уже рѣшительныя мѣры, чтобы подобныя покушенія не могли повторяться. Для этого надобно или совершенно разорвать ленную связь между Сербіей и Портой, или такъ какъ многочисленнымъ приверженцамъ status quo подобная мѣра можетъ показаться излишне радикальною, истребовать у Порты надежныя обезпеченія въ точномъ соблюденіи имѣющей послѣдовать сдѣлки.

 

«Что теперешнее положеніе Сербіи не можетъ поддержаться и что оно должно быть вновь переустроено, ясно изо всего изложеннаго выше, и можно съ увѣренностью ожидать, что устройство ея внѣшнихъ отношеяій поведетъ къ новой внутренней организаціи княжества, Но чтобы избѣгнуть повторенія борьбы между партіями, необходимо твердо упрочить власть князя».

 

 

444

 

У самихъ Сербовъ также вышло нѣсколько брошюръ и стихотвореній, наполненныхъ полемикой между партіями. Стòитъ замѣтить:

1) Укоръ на бунтовне Србе; списанъ 1843 године Светорадомь Журналовичемъ (псевдонимъ) у Сербіи. У Новомъ-Саду; 32 стр.

2) Плачъ Србске війле сбогъ послѣдньи догадая у Србіи 1842. У Новомъ-Саду, 1843; 47 стр.

3) Васкрсъ устава Србіе и народнѣ правде, одъ Симе Сарајлије Милутиновича; in 4.

4) Стрмоглави превратъ Србіе или описаніе созаклетія Вучичеваца и Турака противъ князя Михаила и нѣговогъ правленія. Отпѣвао Сараевскомъ пѣвцу на нѣговъ Васкрсъ устава Иван Соколовичь у Каблару. У Новомъ-Саду, 1843: св. I, 31 стр.; св. II, 88 стр.

 

Между Іов. Хаджичемъ (М. Свѣтичемъ) и Вукомъ Караджичемъ поднялась продолжительная полемика, закончившаяся препирательствами о филологическихъ нововведеніяхъ Вука: Хаджичь издадъ хри «Утука» на Караджича; Караджичь и его послѣдователи напечатали нѣсколько «Одговоровъ, за изступленія» своего противника.