ВВЕДЕНИЕ
В настоящее время, когда уже минуло почти 90 лет после окончания первой мировой войны или Великой войны, как ее называют на Западе, наблюдается исследовательский бум вокруг проблематики этого глобального конфликта. Налицо значительный интерес к истокам многих процессов, происходящих сегодня на разных уровнях и в различных сферах. Поистине вещими стали слова крупнейшего русского философа Николая Александровича Бердяева: «Я чувствовал с первых дней войны, что и Россия, и Европа вступают в новое историческое измерение» [1]. То, что тогда интуитивно ощущал Бердяев, ныне стало очевидной истиной. С точки зрения живущих ныне фактически XX век стартовал в 1914 г., а эпоха, начатая первой мировой войной, продолжается до сих пор. Поэтому не вызывает сомнений актуальность изучения истории этой войны, которая в отечественной историографии долго оставалась «забытой» или «полузабытой». Вплоть до недавнего времени она не изучалась систематически, а «в общественном сознании обрастала разного рода мифами, искажениями, а то и преднамеренными лжетолкованиями» [2]. Вследствие чрезмерной идеологизации и создания «белых пятен» война рассматривалась преимущественно в контексте созревания предпосылок Октябрьской революции, а многие важные страницы, например, дипломатической истории войны пребывали в забвении. Одной из них является история заключения несостоявшегося сепаратного мира между коалицией стран Антанты и Болгарией после ее вступления в войну на стороне Центральных держав 14 октября 1915 г.
Проблема сепаратного мира Болгарии с державами Согласия в конце 1915 — начале 1916 г. еще не являлась предметом специального исследования. Объяснение этого своеобразного историографического пробела можно связать с двумя обстоятельствами. Во-первых, после поражения российских армий на Восточном фронте весной — летом 1915 г., разгрома Сербии и установления гегемонии Центральных держав на Балканах к концу 1915 г., в значительной степени предопределивших переход Болгарии на сторону германской коалиции, переориентация ее на Антанту представлялась делом нереальным и нелогичным. Тем более, что Центральные державы «отдали» ей то, что не смогла дать Антанта — Вардарскую Македонию. А во-вторых, проблема долгое время находилась на периферии историографического процесса, вследствие кажущейся малой исследовательской отдачи — отсутствия реального политического действия и его результата. Короче, историографическая задача создания общего эскиза первой мировой войны долгое время не требовала проработки казавшихся малозначительными деталей.
Негативную роль здесь также играли идеологические и конъюнктурно-политические ограничения в изучении определенных проблем болгарскими историками. После 1944 г. они взяли на вооружение ленинский тезис, определявший войну как империалистическую и несправедливую для большинства стран, в том числе и для самoй Болгарии. Вплоть до второй половины 50-х гг. даже проведение научных исследований по данной проблематике считалось грубой политической ошибкой [3]. Дело в том, что участие Болгарии во второй мировой войне на стороне фашистской Германии окончательно похоронило планы объединения всех территорий, населенных болгарами, в пределах одного государства. Поэтому в первые годы народно-демократической власти в чрезвычайно политизированной болгарской исторической науке господствовали оценки, остро критиковавшие всю внешнюю политику буржуазии в обеих мировых войнах. В немалой степени этому способствовала и позиция руководства страны в 1944—1948 гг. по македонскому вопросу [4].
Объективное изучение участия Болгарии в первой мировой войне затруднялось не только после 1944 г., но и ранее, в межвоенный период, самим исходом войны и его тяжелыми политическими и морально-психологическими последствиями для болгарского народа. Горечь национальной катастрофы 1918 г., юридически зафиксированной в Нейиском мирном договоре 1919 г., делала чрезвычайно болезненным перелистывание страниц участия Болгарии в мировой войне. Слишком кровоточила свежая рана, а относительно короткая историческая дистанция мешала разглядеть детали событий, за которыми часто скрывались амбиции еще действовавших политиков.
4
Болгария оказалась единственной из побежденных стран, в которой виновники поражения были преданы суду. Помимо прочего, им инкриминировались два основных преступления: вовлечение страны в войну «не на той стороне» и несвоевременный, запоздалый выход из нее. По утверждениям государственных обвинителей, если бы Болгария заключила сепаратный мир с державами Антанты на рубеже 1915 — 1916 гг., непосредственно после военных неудач Сербии и вооруженного захвата болгарской армией Вардарской Македонии, то поражения 1918 г. и последовавшей за ним так называемой «национальной катастрофы», по всей вероятности, удалось бы избежать. Именно этот вопрос, фигурировавший на суде в качестве одного из главных пунктов обвинения, и стал объектом исследования в настоящей книге [5].
В межвоенной Болгарии проблема сепаратного мира сделалась предметом острой политической борьбы. В такой ситуации беспристрастное обсуждение темы наличия альтернативных путей решения болгарского национально-территориального вопроса в годы первой мировой войны, и, в частности, возможности быстрого выхода Болгарии из нее путем заключения сепаратного мира с Антантой в 1916 г., было невозможно.
У обозначенной темы имеется еще один аспект, придающий ей дополнительную актуальность. В годы господства коммунистических режимов по идеологическим причинам существовало «табу» на упоминание о российско-болгарском военном, политическом и дипломатическом противостоянии в годы первого общемирового конфликта. Исходя из своего понимания социалистического интернационализма, историки СССР и Болгарии стремились фокусировать внимание на героических страницах «братства по оружию», избегая упоминания о том, что в двусторонних отношениях были периоды, когда Россия и Болгария находились в противоборствующих лагерях, а их армии сражались друг против друга. По этим причинам, а также вследствие закрытости архивов (болгарских — до 1964 г., а советских и позже), трудно назвать применительно к 50-м — середине 80-х гг. хотя бы одно значимое исследование, которое освещало место Болгарии в российской внешней политике и состояние российско-болгарских отношений после вступления болгар в общеевропейскую войну в октябре 1915 г. Таких работ просто не было. А без их появления, в свою очередь, становилось невозможным изучение вопроса о месте и роли болгарского фактора в стратегии всей антантовской коалиции после октября 1915 г. Это вполне объяснимо, если иметь в виду важную, а иногда определяющую роль российской дипломатии в выработке коалиционной стратегии в отношении балканского региона и, в частности, Болгарии.
После крушения мировой системы социализма мы явились свидетелями так называемого «маятникового эффекта», который выразился в активизации русофобских настроений в Болгарии. В современных условиях, когда два демократических государства (Россия и Болгария) стремятся создать принципиально новую основу для дружественных и взаимовыгодных отношений, важно, чтобы груз исторических напластований не «давил» на них. Необходимо непредвзято, с максимально возможной объективностью рассмотреть историю двусторонних отношений в годы первой мировой войны.
Первого января 2007 г. увенчались успехом шестнадцатилетние усилия всех сменявших друг друга болгарских правительств по интегрированию своей страны в Европейский Союз. Не подлежит сомнению, что прочности конструируемого европейского дома в немалой степени должно способствовать строительство его балканского этажа. Но причины многих современных проблем в межбалканских отношениях коренятся в итогах первой мировой войны — она не разрешила, а усугубила одни проблемы и породила другие. Поэтому в Болгарии в последние годы проявляется устойчивый интерес к вопросам дипломатической предыстории Нейиского мирного договора 1919 г., генезиса Версальской системы международных отношений и места Болгарии в ней. Исследовать же обозначенные проблемы можно, лишь изучив историю участия этой страны в мировом конфликте. Здесь существует много лакун. Одной из них и является вопрос о вероятности и возможности достижения болгарами на начальном этапе их участия в войне сепаратного мира с государствами враждебной коалиции. Можно сказать, что данная тема находится
5
в русле современного историографического процесса. Именно в последние десятилетия подобные темы и проблемы были востребованы учеными для воссоздания цельного и полнокровного исторического полотна первой мировой войны.
Хронологические рамки работы обусловлены следующими обстоятельствами. Исходным рубежом является 14 октября 1915 г. — дата вступления Болгарии в общеевропейскую войну. Верхняя грань – март 1916 г. – обозначена решениями военных совещаний в Шантийи и политической конференции в Париже, на которых державы Антанты приняли общие принципы ведения коалиционной войны, при этом более или менее определившись в своем негативном отношении к возможности заключения сепаратного мира с Болгарией. Правда, и после указанной даты, вплоть до самого выхода Болгарии из войны в сентябре 1918 г., этот вопрос время от времени снова «всплывал» в дипломатических канцеляриях, парламентах и военных штабах стран антантовского блока. Продолжали поступать проекты от профессионалов разного уровня, рекомендовавшие заключение такого мира. Имели место и взаимные зондажи, главным образом, в нейтральных странах. Но все же решения мартовских (1916 г.) конференций Антанты направили развитие событий в такую колею, из которой оно уже не вышло, да и не могло выйти. Вопрос был принципиально решен в марте 1916 г. на самом высоком уровне, и решен отрицательно, а после этого на межсоюзнических конференциях более не ставился. Поэтому все последующие действия антантовской дипломатии в указанном направлении можно квалифицировать всего лишь как маневры тактического характера.
Таким образом, выделяя период с октября 1915 по март 1916 г. как значимый в дипломатической истории войны, мы исходим из того, что эта значимость определяется формированием коалиционной дипломатии антантовского блока в отношении Болгарии, концентрацией ее тактических приемов. Для Болгарии и обеих воюющих группировок держав, при всем различии их военно-политического положения, этот период войны был временем извлечения уроков войны и мобилизации всех сил и возможностей для создания наиболее благоприятных условий для продолжения войны в 1916 г. Это полугодие было насыщено подспудной работой по консолидации сил и усилий в войне, выработке стратегии и тактики коалиционных действий, вербовке новых союзников, развертыванию масштабов пропагандистской войны, выработке новых методов и приемов тотальной войны. Кроме того, для Болгарии этот небольшой промежуток времени определил, тогда еще плохо видные, последствия участия в войне.
В целом, проблема поисков сепаратного мира обеими воюющим и коалициями в годы первой мировой войны породила обширную историческую литературу. Но основным объектом исследования являлись взаимные зондажи великих держав в указанном направлении, в первую очередь, Германии, Австро-Венгрии, России и Франции. Роль же
«младших» партнеров, в частности, Болгарии в Центральном блоке, в активизации взаимных «прощупываний» по поводу заключения мира – сепаратного или всеобщего – вольно или невольно принижалась. В качестве примера приведем монографию Н.П. Евдокимовой [6]. В ней отсутствуют болгарские сюжеты, хотя к их рассмотрению, в какой-то мере, обязывало бы название книги. В основном же российских историков, в том числе и оказавшихся в эмиграции, проблема сепаратного мира привлекала с точки зрения российско-германских контактов [7].
Из зарубежных исследований, затрагивавших вопрос о сепаратном мире в годы первой мировой войны, отметим работы профессиональных историков – Ж. де Лоне (Бельгия), Г. Педронсини (Франция), Л. Фаррара (США), Б. Храбака (Сербия), – а также заслуживших известность французских публицистов А. Касте и А. де ля Фар [8]. К сожалению, в них также отсутствуют сюжеты, связанные с Болгарией. Тем не менее, указанные работы российских и зарубежных авторов ценны тем, что позволяют последующим исследователям воспользоваться уже опробованным методологическим инструментарием для изучения так называемой «параллельной» дипломатии. Этим термином принято обозначать методы частной, групповой, не оставляющей обычно документальных улик неофициальной дипломатии, посредством которой заинтересованные круги прощупывают направления,
6
подчас отличающиеся от курса официальной дипломатии.
С середины 80-х гг. обозначенная тема разрабатывается в болгарской историографии. Пионером в изучении указанной проблематики стал С. Дамянов. Долго и целенаправленно работавший в архивах Франции, опираясь на неизвестные ранее французские дипломатические документы, он в 1985 г. опубликовал большую статью [9]. Для Дамянова Франция стала «исходной» страной в изучении вопроса о возможности заключения сепаратного мира между антантовским блоком и Болгарией. Поэтому вполне объясним французский «флюс», присущий этой статье, – он проистекал из характера источников, которыми располагал автор.
После безвременной кончины Дамянова в 1986 г. эстафету перенял И. Илчев. Результатом длительной работы в архивах Франции, Великобритании и США стала его глубоко фундированная и свободная от идеологических клише монография [10]. Используя неизвестные ранее архивные материалы, публикации дипломатических документов, мемуары, дневники политиков, военных и дипломатов изучаемого периода, болгарскую и иностранную прессу, Илчев создал широкомасштабную картину взаимоотношений Болгарии и держав Антанты в годы войны. Закрытость российских архивов сыграла для него, как и ранее для Дамянова, свою отрицательную роль, что признал сам автор. «Если о политике Франции, Великобритании и Болгарии можно было найти обширные источниковые сведения о способах принятия решений правящими кругами, о мнениях и сведениях, направляемых экспертами разного уровня и влияния, – писал Илчев, – то в отношении российской политики наш выбор был значительно более ограничен, и это неизбежно наложило отпечаток на исследование» [11].
Основная часть книги посвящена событиям, предшествовавшим вступлению Болгарии в войну. Только в последней, пятой главе рассмотрен трехлетний промежуток с 14 октября 1915 г. до выхода болгар из войны 29 сентября 1918 г. Поэтому хронологическому отрезку с октября 1915 по март 1916 г. Илчев уделил всего пятнадцать страниц. Многие важные сюжеты затронуты мимоходом. Это относится, в частности, к первым зондажам на предмет отрыва Болгарии от Центрального блока, осуществленным антантовской дипломатией в начале 1916 г. – стокгольмской беседе Андре Вальца и Александра Грекова, миссии леди Лейлы Пэджет, предложениям, исходившим от итальянских официальных и полуофициальных лиц и др.
Ученик Илчева Н. Кайчев сосредоточил свое внимание на отношении британских офицеров к Болгарии и их предложениях по поводу сепаратного мира с ней. Если взгляды начальника британского Генштаба генерала Уильяма Робертсона по данному вопросу все же подвергались анализу в англоязычной историографии [например, в книгах В. Ротвелла и Г. Леонтаритиса (Дж. Леона)] [12], то Кайчеву принадлежит приоритет в рассмотрении позиций британских офицеров, находившихся на Салоникском фронте. Особую ценность его исследованиям придает тот факт, что Кайчев впервые ввел в научный оборот документы из центрального государственного архива военного министерства Великобритании (War Office) [13].
Одновременно с монографией Илчева вышла в свет книга известного сербского историка Храбака [14]. Его заслугой стало привлечение неизвестных ранее документов из архивохранилищ Югославии и Италии. Опираясь на них, автор аргументированно развил тезис о том, что Италия на всем протяжении войны была заинтересована в сохранении сильной Болгарии, способной воспрепятствовать созданию большого югославянского государства. Ведь сам факт образования Югославии должен был пресечь претензии итальянцев на то, чтобы занять место Османской империи на Балканах и Габсбургской монархии в Подунавье. По словам Храбака, «вследствие такого поведения апеннинской великой державы, ей ...уделено больше ...внимания, чем к этому могло обязывать место, занимаемое Италией в системе Антанты» [15].
Периоду с октября 1915 по март 1916 г. Храбак уделил почти две главы из десяти. Историография стран Центральной и Юго-Восточной Европы, посвященная первой мировой войне, издавна и совершенно определенно делится на две части: сочинения победителей и побежденных. Югославские (более точно – сербские) историки всегда относились
7
к первым. Поэтому не удивительно, что Храбак иногда дает тенденциозную, антиболгарски-просербскую, на наш взгляд, трактовку исторических фактов. Подобную тенденциозность, только с обратным, антисербским знаком, можно наблюдать и у болгарских историков. Но в книге Храбака неприятие вызывает его методика источниковедческого анализа дипломатических документов и прессы. Во введении к своему труду он справедливо отметил, что пресса как исторический источник «носит пропагандистский характер и историку служит только как дополнительный материал. Сведения, сообщаемые в газетах, можно использовать для реконструкции и интерпретации политических или военных событий... Нередко измышлялась та или иная новость, которая служила пробным шаром для того, чтобы вызвать реакцию противника и тем самым заставить его раскрыть свои карты» [16]. Но наряду с этими бесспорными утверждениями и призывами Храбака к внимательному анализу прессы, приходится констатировать, что сам он зачастую передает слухи о внутриполитической ситуации в Болгарии, без должной проверки сообщаемые антантовской прессой, а затем говорит о событиях, ставших предметом данных слухов, как о свершившихся фактах [17].
Чтобы уяснить недостатки методики Храбака, надо представлять характер внутренней дипломатической корреспонденции, циркулировавшей в МИД Болгарии после ее вступления в войну, т.е. донесений посланников из нейтральных государств в Софию. Дипломаты, аккредитованные в Швейцарии, регулярно читали французскую и итальянскую прессу, в Нидерландах – английскую, в Швеции – российскую. Они более или менее точно воспроизводили в своих депешах и телеграммах содержание материалов, касавшихся Болгарии и Балкан. Очень редко воспроизведение сопровождалось каким-либо комментарием и выражением собственного отношения дипломатов к этим материалам. Как бы само собой подразумевалось, что они являлись плодами измышлений и антиболгарских интриг Четверного согласия. Храбак же иногда приписывает мысли и заключения, содержавшиеся в этих статьях, тем болгарским дипломатам, которые аккуратно их пересказывали. Это приводит его к неверным выводам. Например, правильно отметив, что в декабре 1915 г. и в январе 1916 г. болгарские дипломатические представители за границей бдительно следили за миролюбивыми настроениями в державах Антанты, Храбак здесь же говорит о каких-то переговорах между Великобританией и Болгарией, которые якобы тогда имели место в Бухаресте. Между тем, до сих пор нет данных о таких переговорах. В целом, книга белградского историка ценна широтой источниковой базы и обилием вводимых в научный оборот новых фактов, хотя в данном случае фактография требует осторожного подхода. Как, впрочем, и ряд концептуальных замечаний Храбака, делаемых им как бы a priori и не подтверждаемых современной исторической наукой, например, его тезис о стремлении российского императора Николая II в конце 1915 – начале 1916 г. к заключению сепаратного мира с Центральными державами.
В российской науке к этой теме обращался только известный историк и литературовед Б.В. Соколов [18]. Его заслугой является установление очевидной взаимосвязи вопроса о сепаратном мире между Антантой и Болгарией с проблемой отрыва Турции от Четверного союза. Поскольку такая взаимосвязь и даже взаимозависимость была тесной вплоть до окончания войны, Соколов рассмотрел оба нереализованных варианта коалиционной политики Антанты в рамках одной статьи. Он же впервые выделил четыре периода в развитии контактов Союзников с Турцией и с Болгарией после их присоединения к Центральному блоку, взяв за основу общую периодизацию истории первой мировой войны. Статья базируется исключительно на российских дипломатических документах, как опубликованных, так и почерпнутых в АВПРИ, и в этом смысле удачно дополняет работы Дамянова, Илчева и Храбака. Но если там есть крен в сторону рассмотрения позиции западных держав антантовского блока, то статье Соколова, написанной без должного внимания к внутренней ситуации в Болгарии, наоборот, присущ российский «флюс». Статья производит впечатление односторонней.
Автор настоящей монографии в ряде работ также затронул изучаемую проблему в узком хронологическом аспекте – применительно к октябрю–ноябрю 1915 г. [19]
8
В целом, круг исследований по данной проблематике свидетельствует об определенной работе, проделанной историками по выяснению различных сторон вопроса о сепаратном мире между Болгарией и державами антантовского блока на протяжении относительно короткого хронологического отрезка – с октября 1915 по март 1916 г. Вместе с тем, есть основания утверждать, что во многих своих важных аспектах тема еще не получила научного освещения. Это делает правомерным появление настоящей работы.
Имея в виду степень изученности отдельных аспектов темы, автор провел исследование, целью которого было рассмотреть проблему сепаратного мира под различными углами зрения. Главное внимание уделялось развитию взглядов военных и политических деятелей, дипломатов в каждой из четырех великих держав Согласия на саму возможность и целесообразность отрыва Болгарии от Центрального блока. Важно было проследить нюансы в различиях, проявлявшихся по данному вопросу не только между Союзниками, но и внутри каждой державы антантовской коалиции. Чем определялись эти различия? Каковы были тайные и явные пружины, обусловившие благосклонность к Болгарии одних лиц, равнодушие других и непримиримость третьих? В какой степени эти факторы – объективные и субъективные – влияли на процесс принятия внешнеполитических решений, касавшихся Болгарии, в странах Антанты? Возможен ли был сепаратный мир в принципе? Все эти вопросы поставлены в центр исследования.
Рассмотрение указанных вопросов велось параллельно в двух руслах – внутреннем и внешнем. Внутриполитический аспект проблемы предполагает ознакомление с развитием ситуации в самой Болгарии после ее вступления в войну. Существовали ли там вообще реальные политические силы, способные не только воспринять, но, самое главное, осуществить идею сепаратного мира с антантовской коалицией? Ведь Болгария являлась не только объектом политики Четверного согласия, но и субъектом общеевропейской системы международных отношений.
Внешнеполитический подход к проблеме подразумевал общебалканский срез, в частности, отношение соседей Болгарии к ее возможному примирению с антантовским блоком. Поскольку сербский аспект вопроса обстоятельно изучен Храбаком, автор сосредоточился на политике двух балканских государств, впоследствии примкнувших к Антанте, но в рассматриваемый период пока остававшихся нейтральными, – Румынии и Греции.
Данная тема имеет еще один внешний аспект, который из-за отсутствия представительных источников не получил в книге достаточного рассмотрения. Но в перспективе он мог бы стать предметом самостоятельного исследования. Речь идет об отношении союзников Болгарии, в первую очередь, Германии и Австро-Венгрии, к возможности выхода болгар из Четверного союза путем заключения сепаратного мира с Антантой. Изучение этого аспекта можно было бы провести при условии ознакомления с дипломатическими документами Центральных империй. Некоторые болгарские историки (Т. Влахов, Г. Камбуров, М. Лалков, Г. Марков [20]), а также югославский исследователь Ж. Аврамовский [21] занимались вопросом о месте Болгарии в Четверном союзе и ее взаимоотношениях с Центральными державами, но указанный аспект проблемы неизменно ускользал от их внимания.
В целом же, основу внешнеполитического подхода составляет рассмотрение проблемы примирения Болгарии с антантовской коалицией на широком общеевропейском фоне, когда в изменявшихся условиях войны перед всеми государствами – участниками обоих враждовавших блоков вставали проблемы коалиционной войны, соотношения внешнеполитических целей и военных средств, внешней политики и военной стратегии. Поэтому вопрос о сепаратном мире между Болгарией и державами Антанты рассмотрен в контексте выработки этим блоком общесоюзнической стратегии, путем раскрытия механизма принятия важных внешнеполитических и военных решений, разногласий между военными и политическими деятелями.
Основу аргументации в монографии составляет широко представленный фактический материал. Источниковая база, из которой он почерпнут, состоит из опубликованных и неопубликованных документов.
9
К важнейшим документальным публикациям относится вышедшая в 30-е гг. III серия многотомного советского издания МОЭИ, доведенная до 13 апреля 1916 г., т.е. целиком покрывающая хронологические рамки нашего исследования. Вплоть до 1988 г., когда были изданы дипломатические документы итальянского МИД, МОЭИ оставались единственным опубликованным правительственным источником держав Антанты для изучения военно-дипломатической истории первой мировой войны. Эта серия дополняется изданными НКИД СССР в 20-е гг. тематическими сборниками «Европейские державы и Греция в эпоху мировой войны», «Константинополь и Проливы», «Царская Россия в мировой войне», а также документальными публикациями «МИД и Ставка»,
«Дневник МИД за 1915 – 1916 гг.», помещенными в журнале «Красный архив». Изучение этих сборников побуждает присоединиться к неоднократно уже высказанному отечественными и зарубежными учеными мнению об их высоком научном уровне. Так, при сопоставлении подлинников дипломатических документов, хранящихся в АВПРИ, с упомянутыми публикациями была обнаружена всего одна существенная погрешность, о которой будет сказано в конце второй главы книги.
Теперь о полноте этих публикаций. Вопрос о сепаратном мире с Болгарией не находился в центре внимания составителей ни тематических сборников, ни даже такой хронологической публикации, как МОЭИ. Поэтому они пренебрегли целым рядом документов, может быть, и не являющихся важными при документальном освещении российской внешней политики в целом, но отсутствие которых создает пробел в реконструкции событий по конкретной теме нашего исследования. К числу таких документов отнесем, например, составленную вице-консулом в Джурджу Владимиром Евгеньевичем Белановичем аналитическую записку «О настроении болгарского народа и о возможном отношении к русским военным действиям в Болгарии».
Автор провел изыскания в АВПРИ. Были привлечены неопубликованные ранее документы из фондов: «Канцелярия», «Политический архив», «Секретный архив министра», «Отдел печати и осведомления». В последнем фонде внимание привлекли тщательно составленные сотрудниками МИД обзоры прессы о внутреннем положении и внешней политике Болгарии после ее вступления в войну. Здесь находятся и содержательные докладные записки, исходившие от Георгия Ивановича Капчева и Евгения Захаровича Волкова. Эти люди не являлись профессиональными дипломатами, но обладали определенной информацией о болгарской внутриполитической ситуации. Их мнения могли оказаться важными для руководства российского МИД, особенно после октября 1915 г., когда Болгария и Россия оказались отгороженными друг от друга своеобразным «железным занавесом».
В тех условиях возросло значение разведывательных данных из Болгарии, получаемых через Дунайскую экспедицию и с помощью русских разведчиков в Румынии. Каждое из трех министерств – иностранных дел, военное и морское – имело на румынской территории свою сеть агентов, действовавших самостоятельно и часто независимо друг от друга. Поэтому поступавшие от них сведения отложились в трех разных архивохранилищах – РГВИА, РГА ВМФ и РГИА. В последнем интересные материалы взяты из фонда «Петроградское телеграфное агентство».
Из документов иностранного происхождения наибольшую значимость представляют болгарские. В 1920 – 1921 гг. правительство Александра Стамболийского выпустило достаточно полную двухтомную публикацию «Дипломатические документы о вступлении Болгарии в европейскую войну» (так называемую «Оранжевую книгу»). Ее издание в значительной степени было продиктовано желанием новых руководителей страны дистанцироваться от политики прежних правительств, вовлекших Болгарию в столь губительную для нее войну. Некоторые не вошедшие в нее документы обнаружились в двух фондах Центрального государственного архива Болгарии – министерства иностранных дел и исповеданий и в личном фонде бывшего премьер-министра Васила Радославова. Просмотрен (в копиях) небольшой, но важный по значению массив – архив болгарского царя Фердинанда, вывезенный им в 1918 г. после отречения в Германию и ныне находящийся в США.
10
Здесь же и в научном архиве Института истории Болгарской Академии Наук просмотрены копии британских и французских дипдокументов периода первой мировой войны, касавшихся Болгарии. Итальянская же политика в болгарском вопросе восстановлена по официальной публикации документов МИД Италии [22].
Две рукописи обнаружены в софийской военно-исторической библиотеке. Одна является дневником Константина Жостова, занимавшего в 1915 – 1916 гг. пост начальника штаба болгарской действующей армии, а другая представляет подборку австрийских архивных документов об участии Болгарии в войне. Фотокопии ряда других интересных документов из австрийских архивохранилищ обнаружились в Тиране в архиве Института истории Академии Наук.
С начала 1916 г. проблема сепаратного мира с Болгарией в политике Антанты тесно увязывалась с вопросом о вовлечении в войну Румынии. Поэтому возникла необходимость работы в архивах Бухареста. В Национальном архиве изучались документы фонда «Королевский дом» (Casa Regal ) и микрофильмы материалов из архивохранилищ Франции – министерства иностранных дел и находящегося в Венсене архива исторической секции при Генштабе сухопутных войск. Несколько документов обнаружено в архиве МИД Румынии.
В источниковую базу диссертации включены опубликованные письма, дневники и мемуары, вышедшие в разных странах из-под пера различных лиц. Среди них есть коронованные особы (российская императрица Александра Федоровна, королева Румынии Мария, болгарская царица Иоанна) и политические деятели (Р. Пуанкаре, Д. Ллойд Джордж, В. Радославов, А. Малинов, А. Стамболийский, К. Тодоров, И. Дука и др.), военные (А.А. Поливанов, М. Саррайль, У. Робертсон, П. фон Гинденбург, Э. Людендорф) и дипломаты (С.Д. Сазонов, А.А. Савинский, А.В. Неклюдов, Г.Н. Михайловский, С. Соннино, М. Палеолог, Дж. Бьюкенен, Ф. Берти, Г. Никольсон).
В работе использовалась болгарская и иностранная пресса. В целом обширный комплекс источников позволяет рассмотреть поставленные в исследовании проблемы.
И наконец, несколько слов о хронологии. Определенные трудности вызвало то обстоятельство, что в изучаемый период в странах Западной Европы пользовались григорианским календарем. В государствах же восточно-православной общности – России, Румынии, Сербии, Черногории и Греции – еще употреблялся старый, т. е. юлианский стиль. В Болгарии переход от юлианского календаря к григорианскому был осуществлен с 1(14) апреля 1916 г., т.е. непосредственно после окончания изучаемого периода. Во избежание путаницы в книге повсеместно выдержан григорианский стиль. При необходимости же в примечаниях дается двойная датировка, например, при ссылках на соответствующие номера газет.
ПРИМЕЧАНИЯ
К введению
1. Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. С. 6.
2. Первая мировая война: дискуссионные проблемы истории. М., 1994. С. 4.
3. Шарова Кр. Буржоазната историография и участието на България във войните (1912–1918 г.) // ИП. 1950. № 2. С. 130–137; Христов Д. Бели петна в историята на Първата световна война на България (1915–1918 г.) // ИВИНД. 1996. Т. 59. С. 293.
4. Хаджиниколов В. Българската историческа наука при социализма. Етапи и насоки (1944–1987 г.) // ИП. 1989. № 9. С. 5.
5. Материалы этого судебного процесса опубликованы. См.: Обвинителен акт против бившите министри от кабинета на д-р В. Радославов през 1913–1918 г. София, 1921; Протоколи на съдебните заседания на Държавния съд по углавното дело № 1 от 1921 г. против бившите министри от кабинета на д-р В. Радославов през 1913–1918 г. София, 1921. Св. I–III. См. также: Галунов Т. Втората национална катастрофа: Процесът. Виновниците. Велико Търново, 1998.
6. Евдокимова Н.П. Между Востоком и Западом. Проблема сепаратного мира и маневры дипломатии австро-германского блока в 1914–1917 гг. Л., 1985.
7. См., например: Васюков B.C. К вопросу о сепаратном мире накануне Февральской революции // ИЗ. М., 1982. Т. 107. С. 100–170; Виноградов К.Б., Евдокимова Н.П. Несостоявшийся мир (о зондировании германской дипломатией в 1917 г. возможности сепаратных мирных переговоров) // Европейские государства и США в международных отношениях первой половины XX века. (История и историография). Л., 1983. С. 85–100; Ганелин Р.Ш. Сторонники сепаратного мира с Германией в царской России // Проблемы истории международных отношений. Л., 1972. С. 126–155; Дьяконова И.А. Сепаратные контакты царской России и кайзеровской Германии в первую мировую войну // ВИ. 1984. № 8. С. 80–93; Евдокимова Н.П. Проблема сепаратных переговоров о мире между Германией и Россией в годы первой мировой войны в работах советских историков // Советская и зарубежная историография новой и новейшей истории. Л., 1981. С. 107–119; Игнатьев А.В. Внешняя политика Временного правительства. М., 1974. С. 48–60; Лебедев В.В. К историографии проблемы выхода России из войны накануне Февральской революции // ВИ. 1971. № 8; Мельгунов С.П. Легенда о сепаратном мире. Париж, 1957; Писарев Ю.А. Первая мировая война и проблема сепаратного мира // ННИ. 1985. № 6. С. 45–55; Ревякин А. В. Франция и Россия: Проблема сепаратного мира в 1917 году, или гонки на выживание // Россия и Франция XVII–XX века. М., 1998. Вып. 2. С. 189–216; Соколов Б.В. К вопросу о русско-германском сепаратном мире в 1914–1917 гг. // История СССР. М., 1985. № 5; Соловьев О.Ф. Обреченный альянс. М., 1986; Шацилло К.Ф. К попыткам сепаратных переговоров во время первой мировой войны (март–май 1915 г.) // ВИ. 1970. № 9.
8. Launay J. de. Secrets diplomatiques 1914–1918. Bruxelles; P., [s.a.]; Idem. Les grandes controverses du temps present. Vervier, 1967; Pedroncini G. Les négociations secrètes pendant la Grande guerre. P., 1969; Farrar L. Divide and Conquer: German Efforts to Conclude a Separate Peace 1914–1918. N.Y., 1978; Храбак Б. Сепаратни мир са Србиjом у политичкоj стратегиjи Централних сила (1914–1915) // Зборник филозофског факултета у Приштини. 1969. Књ. VI. Св. 1; Castex A., La Far A. Les dessous de la guerre 1914–1918. P., 1967.
9. Дамянов С. Съглашенската дипломация и проблемът за сепаративен мир с България през Първата световна война (1915–1918) // Юбилеен сборник в чест на академик Димитър Косев. София, 1985. С. 307–330.
10. Илчев И. България и Антантата през Първата световна война. София, 1990.
11. Там же. С. 15.
12. Rothwell V. British War Aims and Peace Diplomacy. L., 1971; Leon G. Greece and the First World War: from Neutrality to Intervention. 1917–1918. N.Y., 1990.
13. Кайчев Н. Английски предложения за сепаративен мир с България от 1915 до 1918 година // ВИСб. 1996. № 5. С. 7-16.
132
14. Hrabak В. Sile Antante i Sjedinene Američke države prema Bugarskoj 1915–1918. Vranje, 1990.
15. Ibid. S. 7.
16. Ibid. S. 6.
17. Ibid. S. 34, 35, 46 etc.
18. Соколов Б. В. Опитите на Антантата да постигне сепаративен мир с Турция и България през Първата световна война // ИВИНД. 1994. Т. 56. С. 106–126.
19. Шкундин Г.Д. Болгарская дилемма в дипломатической стратегии Антанты (октябрь 1915 г.) // Первая мировая война – пролог XX века. М., 1998. С. 166–182; Он же. Болгария в российских военно-политических планах в октябре–ноябре 1915 г. // България и Русия през ХХ век. София, 2000. С. 44–52; Он же. Болгария в российской политике во второй половине октября 1915 года // Cлавяноведение. 2000. № 1. С. 32–33.
20. Влахов Т. Отношения между България и Централните сили по време на войните (1912–1918). София, 1957; Камбуров Г. Причини за спиране преследванията на съглашенските войски от българската армия през 1915 г. // ВИСб. 1967. № 5. С. 61–77; Он же. Военно-политическите отношения между България и Германия през Първата световна война // Българо-германски отношения и връзки. София, 1972. Т. 1. С. 245–277; Лалков М. Балканската политика на Австро-Унгария (1914–1917). София, 1983; Марков Г. Голямата война и българският ключ за европейския погреб 1914–1916. София, 1995.
21. Avramovski Ž. Ratni ciljevi Bugarske i Centralne sile. 1914–1918. Beograd, 1985.
22. См.: DDI.