Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. Лингвистика, история, археология
С. Бернштейн, Л. Гиндин
(отв. ред.)

 

АРХЕОЛОГИЯ

 

29. АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ О ФРАКИЙЦАХ НА ТЕРРИТОРИИ СССР В I ТЫСЯЧЕЛЕТИИ ДО Н. Э.

А. И. Мелюкова

 

 

В научной литературе разных профилей, исторической, лингвистической и археологической, до недавнего времени высказывались противоположные точки зрения относительно роли фракийцев в истории, создании и развитии культуры народов Северного Причерноморья в I тысячелетии до н. э. По мнению одних исследователей, киммерийцы и более или менее значительная часть племен Скифии были родственны или близки фракийцам [1]. Другие исследователи отрицают сколько-нибудь заметное участие фракийцев в этнических процессах и исторических судьбах населения Северного Причерноморья в указанную эпоху [2]. Что сейчас дает археология для разработки и решения дискуссионной проблемы?

 

Интенсивные археологические исследования, особенно в течение двух последних десятилетий, в Румынии и Болгарии, т. е. там, где по данным античной письменной традиции располагался основной массив фракийских племен, позволяют получить достаточно полное представление о материальной культуре фракийцев, процессе ее формирования и развития [3]. С другой стороны, в настоящее время в СССР накоплен большой материал, на основании которого даны развернутые характеристики археологических культур киммерийцев, скифов и их ближайших соседей [4].

 

Сопоставление фракийских памятников Карпато-Балканского района с киммерийскими и скифскими в Северном Причерноморье показывает существование коренных различий между ними. Особенно важно, что отличия присущи тем слагающим элементам культур, которые по общему признанию археологов несут в себе определяющие этнические и этнографические признаки — в погребальном ритуале

 

224

 

 

и керамике. Совершенно очевидным стало и то, что киммерийская и скифская культура, с одной стороны, и фракийская — с другой, слагались на разных основах. Кроме отличий наблюдаются некоторые сходные элементы, которые, однако, не могут служить помехой при определении культурной принадлежности памятников и границ между фракийскими и соседними с ними культурами.

 

В настоящее время уже стало достаточно ясно, что на территории нашей страны как в киммерийскую, так и в скифскую эпоху культуры, во всем сходные с фракийскими, занимали весьма ограниченную территорию, находясь за пределами основных земель исторических киммерийцев и сменивших их скифов.

 

В киммерийскую эпоху, в X—первой половине VII в. до н. э., памятники фракийского круга были распространены в Закарпатье и Прикарпатье, в Западной Подолий и в лесостепных областях Молдавии. Они неоднородны, составляют четыре территориальные и хронологические группы, каждая из которых находит соответствие среди синхронных групп Карпато-Балканского региона. Все они не местного происхождения и, очевидно, связаны с появлением в Карпато-Днестровском районе нескольких волн фракийского населения из разных мест его первоначального обитания.

 

Лучше других изучена Голиградская группа памятников, расположенных на территории Западной Подолии и Прикарпатья в пределах Подольской части Тернопольской, Ивано-Франковской и Черновицкой областей. Появление ее Г. И. Смирнова убедительно связала с передвижением в указанный район фракийских племен культуры Гава из Верхнего Потисья [5]. Наиболее ранние следы этой культурной группы датируются XI в. до н. э., а поздние — серединой VII в. до н. э. Соседняя с ней Кишиневская группа, находящаяся в Днестро-Прутском междуречье, и сходная с ней Корлэтенская на территории Румынии близки по ряду признаков Голиградской, но не тождественны ей [6]. Особенно существенные отличия наблюдаются в формах и мотивах орнаментации лощеной столовой посуды. Это обстоятельство не позволяет мне присоединиться к мнению Г. Тончевой, которая связывает появление Кишиневской и Корлэтенской групп памятников с движением на юго-восток тех же носителей культуры Гава [7]. Археологические материалы пока недостаточны, чтобы ответить на вопрос, откуда именно могли появиться

 

225

 

 

на территории нынешней Молдавии носители культуры, представленные памятниками кишиневского типа. Можно лишь предполагать, что исходными были западные районы фракийского мира, где распространены культуры гальштатского облика. Находки керамики предшествующей культуры Ноа на поселениях как Голиградской, так и Кишиневской групп позволили исследователям предположить, что пришлое в указанные районы фракийское население не вытеснило более ранних обитателей этих мест,, а скорее всего ассимилировало их [8].

 

Третья группа фракийских памятников, получившая название Сахарнянско-Солонченской, занимает лишь небольшую территорию Среднего Поднестровья в пределах Молдавской ССР [9]. Поселения, сходные с молдавскими по набору керамики, известны в нескольких местах Прутско-Сиретского междуречья в Румынии [10]. Сахарнянско-Солонченская группа памятников по керамике и погребальному обряду существенно отличается от описанных. Если для Голиградской и Кишиневской групп характерен обряд трупосожжения с захоронением праха в урнах в бескурганных могильниках, то в Сахарнянско-Солонченской группе погребения совершались под невысокими курганами из земли и камней, прямо на древней поверхности или в неглубоких ямах, иногда в каменных ящиках. Известны трупоположения и трупосожжения, чаще всего безурновые, прах ссыпали прямо на место погребения вместе с сопровождавшими покойника вещами. Резкие различия наблюдаются в керамике, особенно в столовой посуде. Если в обеих отмеченных группах лощеные сосуды были украшены различными комбинациями из каннелюр, то на сахарнянско-солонченской керамике каннелированный орнамент встречается крайне редко. Здесь обычны узоры, выполненные различными штампами и резьбой. Сейчас довольно уверенно можно связывать появление этой группы памятников с продвижением на север и северо-восток части южнофракийского населения из Нижнего Подунавья, где поселения с керамикой, украшенной различными штампами и резьбой, выявлены в районе Железных Ворот (Инсула Банулуй) и в Северной Добрудже (Бабадаг) [11].

 

В прямую связь с нижнедунайскими румынские археологи ставят и поселения Прутско-Сиретского междуречья, близкие по керамике к сахарнянско-солонченским. По-разному мы решаем, однако, вопрос о появлении и времени

 

226

 

 

жизни на двух соседних территориях южнофракийского населения. Румынские археологи датируют памятники Прутско-Сиретского междуречья X—IX вв. до н. э., опираясь на Хронологию исходных для них поселений на нижнем Дунае [12]. Б. Хензель, разделяя это мнение, допускает возможность существования их вплоть до VIII в. до н. э. [13] На поселениях и в погребениях Сахарнянско-Солонченской группы преобладают материалы, которые по принятой у нас хронологии датируются в пределах конца IX—начала VII в. до н. э. [14] Если верны предложенные датировки, то приходится думать, что на территории Прутско-Сиретского междуречья памятники, о которых идет речь, появились на столетие раньше, чем на среднем Днестре. Однако румынские памятники требуют более углубленного изучения, а молдавские — более детального сопоставления с румынскими.

 

Около середины VIII в. до н. э., а возможно, несколько позднее, на той же территории Прутско-Днестровского междуречья, где известны поселения и могильники Кишиневской и Сахарнянско-Солонченской групп, появляются памятники Шолданештской группы [15]. Ее можно рассматривать как следующую ступень развития культуры, известной по поселениям и могильникам Кишиневской группы, но осложненную сильным влиянием культуры Басараби, распространенной в VIII—VI вв. до н. э. на территории Румынии, в юго-восточной Венгрии и Северо-Восточной Югославии и на севере Болгарии [16]. Вероятно, появление памятников Шолданештской группы на территории Молдавской ССР следует объяснять продвижением сюда новой волны фракийского населения из Карпато-Подунавья. Видимо, пришлое население слилось с родственным ему населением Кишиневской группы, и образовавшийся в VIII—VII вв. до н. э. союз вытеснил носителей культуры, представленной памятниками Сахарнянско-Солонченской группы.

 

За пределами лесостепных областей Прутско-Днестровского междуречья на территории нашей страны известно только одно поселение фракийской культуры, находящееся на левобережье нижнего Дуная в районе г. Измаил. Керамика, найденная при раскопках, позволяет отнести памятник к культуре Басараби и датировать его в пределах второй половины VIII—начала VI в. до н. э. [17]

 

В степях Северного Причерноморья, в том числе в Днестро-Дунайском междуречье, в X—VIII вв. до н. э.

 

227

 

 

безраздельно господствовали потомки носителей срубной культуры, продвинувшихся из-за Волги и Дона еще в середине II тысячелетия до н. э. [18] Здесь нет ни одного памятника, сходного с фракийскими. Наблюдается лишь проникновение некоторых элементов раннефракийской материальной культуры из Нижнего Подунавья и Карпато-Днестровского района. Так, под воздействием фракийской керамики в X—IX вв. до н. э. происходит формирование отдельных форм лощеной посуды степных племен. Через фракийских посредников в степи Северного Причерноморья проникают металлические изделия центральноевропейского происхождения [19]. Существенно отметить, что фракийское влияние совсем не коснулось таких важных сторон материальной и духовной культуры степных племен, как домостроительство и погребальный ритуал. Это говорит против присутствия в степи сколько-нибудь заметного фракийского этнического компонента.

 

В позднейший предскифский, или киммерийский, период, в VIII—первой половине VII в. до н. э., фракийское влияние на население Северного Причерноморья еще менее заметно. К кочевникам Днестро-Дунайского междуречья проникают отдельные сосуды, характерные для Сахарнянско-Солонченской и Шолданештской групп памятников лесостепного Среднего Поднестровья [20]. Но все они найдены в погребениях, которые резко отличаются от фракийских по погребальному ритуалу и инвентарю. Это скорченные и вытянутые трупоположения, чаще всего впускные в более ранние курганы эпохи бронзы, продолжающие традиции срубной культуры. В археологической литературе их называют памятниками типа Черногоровки и Новочеркасского клада. Одни ученые считают эти памятники только киммерийскими, другие — как киммерийскими, так и раннескифскими [21].

 

Иная картина наблюдается на правобережье украинской лесостепи, где с фракийскими культурами Западной Подолии и Молдавии в X—VIII вв. до н. э. соседствовала чернолесская культура [22]. Формирование этой культуры и первая ступень ее развития (X—IX вв. до н. э.) происходили без заметного участия соседних фракийских племен. Но на второй ступени, в VIII—начале VII в. до н. э., чернолесская культура находилась под сильным влиянием Сахарнянско-Солонченской группы Молдавии [23]. Явная зависимость от сахарнянско-солонченских сосудов всего комплекса позднечернолесской лощеной керамики, украшенной

 

228

 

 

различными штампами и резьбой, отдельные черты сходства в погребальном ритуале и способах домостроительства позволяют предполагать проникновение на северо-восток и восток от Среднего Поднестровья какой-то части южнофракийского населения. Однако генетическая связь многих элементов чернолесской культуры с местной белогрудовской, которую невозможно признать фракийской или родственной ей, опровергает мысль о фракийской принадлежности всех носителей чернолесской культуры. Скорее можно думать, что пришлое фракийское население растворилось в местной среде, дав фракийскую окраску местной культуре.

 

В самом начале скифского периода (вторая половина VII—VI в. до н. э.) территории, занятые культурами фракийского круга, несколько сокращаются. В Западную Подолию и Прикарпатье уже в начале VII в. до н. э. начинают проникать элементы позднечернолесской культуры, а в конце VII—начале VI в. до н. э. здесь складывается культура, близкая к синхронной на правобережье Среднего Приднепровья, развивающаяся из чернолесской, но сильно осложненная скифским влиянием [24]. От Правобережной Западноподольская группа отличается тем, что в ней сохраняются некоторые особенности, свойственные предшествующим памятникам Голиградской группы. Основываясь на материалах из курганов и поселений, археологи полагают, что в Западную Подолию и Прикарпатье в конце VII—VI в. до н. э. происходит приток населения из Среднего Поднепровья, но часть прежнего фракийского населения сохранилась. Другая часть ушла в Закарпатье, где прослеживается дальнейшее развитие фракийской культуры Голиградской группы.

 

На территории лесостепной Молдавии до раннескифского периода существовала лишь культура, представленная памятниками Шолданештской группы. На ее основе здесь формировалась гето-фракийская культура, известная по двум памятникам конца VI—начала .V в. до н. э. и по многочисленным поселениям, городищам и могильникам IV—III вв. до н. э. [25] Таким образом, в отличие от Западной Подолии и Прикарпатья, лесостепные области Прутско-Днестровского междуречья и в скифский период входили в ареал носителей фракийских культур. Сходство молдавских памятников с синхронными на территории Карпато-Балканского района, где по данным античных письменных источников обитали геты, заставляет

 

229

 

 

считать родственным гетам и население молдавской лесостепи IV—III вв. до н. э.

 

В степях Северного Причерноморья, в том числе и в пограничных с фракийскими землях Днестро-Дунайского междуречья, в течение всей скифской эпохи преобладали памятники скифской культуры. Вопрос о происхождении скифов и их культуры до сих пор остается дискуссионным. Однако сейчас уже можно уверенно сказать, что соседние со скифами фракийцы не принимали участия в этом процессе. Стало очевидным, что фракийские элементы, которые наблюдаются в степных памятниках предскифского периода, не получили дальнейшего развития в раннескифскую эпоху.

 

Археологические материалы, которыми в настоящее время располагает наука, подтверждают и уточняют данные античных письменных источников об этнической границе между скифами и фракийцами. В VI—V вв. до н. э. она проходила по нижнему Дунаю и Пруту, а на севере — по границе степи с лесостепью. Изменения наступили около середины IV в. до н. э., когда в ряде мест Днестро-Дунайского междуречья, удобных для оседлой жизни и земледелия (на правобережье нижнего Днестра и Днестровского лимана, по берегам некоторых степных рек), появились гетские поселения, хотя в открытой степи этого района вплоть до начала III в. до н. э. продолжали кочевать скифские орды [26].

 

На левобережье Нижнего Поднестровья курганные погребения, типичные для кочевых скифов, известны вплоть до конца II—начала I в. до н. э. [27] Значительным преобладанием элементов скифской материальной культуры отличается и большинство памятников оседлого населения, появившегося на левобережье Днестровского лимана и нижнего Днестра в начале IV в. до н. э. скорее всего в результате оседания на землю части скифских кочевников [28]. Памятники оседлого населения левобережного Нижнего Поднестровья отличаются от кочевнических лишь присутствием небольшого количества некоторых форм типичных фракийских горшков и отдельных вещей, привезенных из Фракии или сделанных по фракийским образцам. Эти особенности можно рассматривать скорее всего как результат контактов осевших на землю скифов с соседним фракийским населением.

 

Лишь в самом конце IV в. до н. э. на левобережье Нижнего Поднестровья, на берегу Кучурганского лимана,

 

230

 

 

появилось два поселения, на которых фракийская лепная керамика преобладала над скифской. Возможно, эти памятники следует рассматривать как свидетельство просачивания на левый берег нижнего Днестра небольшой группы гетов [29]. Однако, если это и произошло, то в целом этническая картина на левобережье Нижнего Поднестровья оставалась неизменной. Скифские поселения продолжали существовать до первой половины III в. до н. э., а кочевники жили в открытой степи до начала I в. до н. э.

 

Что касается археологических памятников в других районах Скифии, то в них элементы фракийской культуры, с которыми можно было бы связывать присутствие фракийского этноса, отсутствуют. Особенно показательна керамика из Каменского городища на нижнем Днепре — предполагаемой столицы скифского царства IV—III вв. до н. э. — и из ближайших к нему поселений, а также из курганов Нижнего Приднепровья и Побужья. В этих памятниках совсем нет типичной фракийской лепной посуды [30]. Не наблюдается проникновения фракийских черт и в погребальный обряд населения Скифии. Вместе с тем по материалам аристократических погребений, особенно IV в. до н. э., хорошо прослеживается взаимовлияние скифской культуры на фракийскую и фракийской на скифскую. В Скифии фракийское воздействие более всего сказалось на ряде изделий из золота и серебра, применявшихся в быту знатных скифов и положенных в их могилы [31]. Однако это явление легко объясняется общими закономерностями, свойственными обществам, связанным между собой торговыми, экономическими и другими контактами. О существовании таких контактов, не только мирных, но и военных, хорошо известно по данным античных письменных источников.

 

Картина в степях Северного Причерноморья начинает существенно изменяться с конца III в. до н. э., когда сюда с востока нахлынули сарматы, а с запада — различные племена, в том числе и фракийской принадлежности. Территория Скифского царства значительно сокращается и включает лишь степной Крым и земли по нижнему Днепру и Бугу. Какая-то часть скифских кочевников остается и на левобережье Нижнего Поднестровья. Культура поздних скифов II—I вв. до н. э. существенно отличается от более ранней. В ней значительное место занимают не только сарматские, но и фракийские черты. Так, в керамике с позднескифских городищ немало типичных фракийских сосудов, и подражаний им. С фракийцами связано появление

 

231

 

 

на городищах своеобразных «коньков» из глины и глиняных жертвенников типа найденного на городище Золотая Балка [32]. Эти факты говорят о глубоком проникновении фракийских элементов в материальную и духовную культуру обитателей нижнеднепровских городищ в последние века до нашей эры. Видимо, здесь не обошлось без присутствия фракийцев, скорее всего гетов, среди местного скифского населения.

 

Таким образом, археологические материалы, которыми сегодня располагает наука, вполне согласуются с выводами лингвистов, которые отрицают фракийскую принадлежность киммерийцев и сколько-нибудь значительной части населения Скифии в VII—III в. до н. э. Присутствие фракийских этнических элементов среди населения степных областей Северного Причерноморья можно допускать лишь для самого позднего периода истории скифов.

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1. Артамонов М. И. Киммерийцы и скифы. Л., 1974, с. 63; Блаватский В. Д. Пантикапей. Очерки истории столицы Боспора. М., 1964, с. 22, 23; Трубачев О. Н. О синдах и их языке. — ВЯ, 1976, 4, с. 40, 41; Фол А. Фракийцы в Северном Причерноморье. — В кн.: Античная балканистика. Тезисы докладов. М., 1980, с. 63.

 

2. Тереножкин А. И. Киммерийцы. Киев, 1976.

 

3. Румынская и болгарская литература о материальной культуре фракийцев приведена в кн.: Мелюкова А. И. Скифия и фракийский мир. М., 1979. Новые сведения см. в кн.: Actes du IIе Congres International de Thracologie. I. Histoire et archéologie. Bucuresti, 1980.

 

4. Граков Б. H. Скифы. M., 1971; Археологія Української PCP. Київ, 1971, 2, c. 8—168; Лесков A. M. Предскифский период в степях Северного Причерноморья. — ПСА, с. 75—91; Мозолевський Б. М. Товста Могила. Київ, 1979; Бунятян Е. П. Рядовое население степной Скифии IV—III вв. до н. э. Автореф. дис. . . . канд. ист. наук. Киев, 1981.

 

5. Смирнова Г. И. Гавско-голиградский круг памятников Восточно-Карпатского бассейна. — АСГЭ, 1976, 17, с. 18—32.

 

6. Мелюкова А. И. Культуры предскифского периода в лесостепной Молдавии. — МИА, 1961, 96, с. 35—45; Лапушнян В. Л. Ранние фракийцы X—начала VI в. до и. э. в лесостепной Молдавии. Кишинев, 1970.

 

7. Тончева Г. О. О фракийцах нынешних Украины, Молдовы, Добруджи и Северо-Восточной Болгарии в XI—VI вв. до н. э. — In: Studia Thracica. София, 1975, I, с. 49.

 

8. Смирнова Г. И. Поселение Магала — памятник древнефракийской культуры в Прикарпатье. — ДФСП, с. 26—32; Мелюкова А. И. Культуры предскифского периода. . ., с. 45.

 

9. Мелюкова А. И. Памятники скифского времени лесостепного Среднего Поднестровья. — МИА, 1958, 64, с. 76 след.;

 

232

 

 

Она же. О датировке и соотношении памятников начала железного века в лесостепной Молдавии. — СА, 1972, 1, с. 66 след.

 

10. Мелюкова А. И. Скифия и фракийский мир, с. 28 сл., см. литературу; Смирнова Г. И. Среднее Поднестровье и Нижнее Подунавье в предскифское время. — In: Thracia. Serdicae, 1980, V, с. 121—143.

 

11. Там же, с. 30—33.

 

12. Lázló A. Über den Ursprung und die Entwicklung der frühhallstattzeitlichen Kulturen in der Moldau. — In: Thraco-Dacica. Bucuresti, 1976, S. 93.

 

13. Hänsel B. Beiträge zur regionalen und chronologischen Gliederung der älteren Hallstattzeit an der unteren Donau. Bonn, 1976, S. 142, 143.

 

14. Смирнова Г. И. О хронологическом соотношении памятников типа Сахарна—Солончены и Жаботин. — СА, 1977, 4, с. 101—105.

 

15. Мелюкова А. И. Памятники скифского времени. . ., с. 57—75; Ляпушнян В. Л. Ранние фракийцы. . . .

 

16. Vulpe A. Zur mittleren Hallstattzeit in Rumänien. — Dacia, NS, 1965, IX, S. 105 u. a.; Idem. Archäologische Forschungen und historische Betrachtungen über das 7 bis 5 Jh. im Donau-Karpatenraum. — MA, 1970, II, S. 115 u. a.

 

17. Головко И. Д., Бондарь Р. Д., Загинайло А. Г. Археологические исследования у с. Орловка Белградского р-на Одесской обл. — КСОГАМ за 1963 г., 1965, с. 75 след.

 

18. Лесков А. М. Предскифский период. . ., см. литературу.

 

19. Мелюкова А. И. Скифы и фракийский мир, с. 37 след., рис. 24.

 

20. Там же, с. 62.

 

21. Тереножкин А. И. Киммерийцы, с. 207 след.; Иессен А. А. К вопросу о памятниках VIII—VII вв. до н. э. на юге европейской части СССР. — СА, 1953, XVIII, с. 130; Лесков А. М. Предскифский период. . ., с. 87.

 

22. Тереножкин А. И. Предскифский период на днепровском правобережье. Киев, 1961.

 

23. Мелюкова А. И. Скифия и фракийский мир, с. 72 след.; см. литературу; Смирнова Г. И. Среднее Поднестровье и Нижнее Подунавье. . .

 

24. Мелюкова А. И. Памятники скифского времени. . ., с. 49—51; Смирнова Г. И. Население Среднего Поднестровья в VI—V вв. до н. э. — In: Actes du IIе Congrès international de Thracologie, I, c. 235 след.

 

25. Лапушнян В. Л. Ранние фракийцы. . с. 18—23, рис. 3—7; Никулицэ И. Т. Геты IV—III вв. до н. э. в Днестровско-Карпатских землях. Кишинев, 1977.

 

26. Мелюкова А. И. К вопросу о границе между скифами и гетами. — ДФСП, с. 61—80; Она же. Скифия и фракийский мир, с. 144 след.

 

27. Мелюкова А. И. Скифские курганы Тираспольщины. — МИА, 1962, 115, с. 114, 151, 152.

 

28. Мелюкова А. И. Поселение и могильник скифского времени у с. Николаевка. М., 1975.

 

29. Мелюкова А. И. Скифия и фракийский мир, с. 162, 163; Она же. Исследование гетских памятников в степном Поднестровье. — КСИА, 1963, 94, с. 70 след.

 

30. Гаврилюк Н. А. Керамика степной Скифии. Автореф. дис. . ... канд. ист. наук. Киев, 1981.

 

233

 

 

31. Мелюкова А. И. К вопросу о взаимосвязях скифского и фракийского искусства. — В кн.: Скифо-сибирский звериный (стиль в искусстве народов Евразии. М., 1976, с. 106—126.

 

32. Погребова H. Н. Позднескифские городища на Нижнем Днепре. — МИА, 1958, 64, с. 235, 236; Вязьмитина М. И. Фракийские элементы в культуре населения городищ Нижнего Днепра. — ДФСП, с. 121.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]