1. Король Югославии Александр Карагеоргиевич
Силкин А.А.
Обстоятельства рождения и взросления Александра Карагеоргиевича хорошо известны. Он появился на свет 17 декабря 1888 г. в Цетинье в семье князя Петра Карагеоргиевича и княжны Зорки — дочери черногорского князя Николы Петровича I Негоша [1]. Александр лишился матери, когда ему было чуть больше года. В 1894 г. он вместе с отцом и братом Джордже переехал в Женеву, где поступил в начальную школу.
В 1899 г. Александр из Женевы отправился в Петербург для зачисления в Императорское училище правоведения. Обучение было недолгим. Несостоявшийся правовед вернулся в Женеву, а в июне 1903 г., когда в результате так называемого «Майского переворота» (29 мая по старому стилю) была свергнута династия Обреновичей, Петр Карагеоргиевич отправился с детьми в Белград и взошел на сербский престол.
Во время пребывания на родине Александр получал домашнее образование. А осенью 1905 г. принц отправился в Петербург и поступил в Пажеский корпус, в котором с некоторыми перерывами, вызванными проблемами со здоровьем, проучился до 1909 г. Династические дела во второй раз вынудили Александра вернуться из России в Сербию. В Белграде он был провозглашен престолонаследником вместо отрекшегося от прав на сербский трон старшего брата [2]. С этого момента систематическое школьное обучение Александра закончилось. Началась школа жизни.
Двадцатилетний королевич принял активное участие во внутри- и внешнеполитических конфликтах Сербии начала ХХ в. По словам современного сербского автора Бранислава Глигориевича, «как воин Александр Карагеоргиевич пользовался благосклонностью истории. В отличие от многих европейских полководцев, до Первой мировой войны не воевавших десятилетиями, Александр располагал этим «преимуществом». Во главе своей армии он участвовал в кровавых Балканских войнах и приобрел огромный опыт в битвах при Куманово, Битоле и Брегалнице... Во время Балканских войн ему было только 24 года. И следующие шесть лет. он провел на поле битвы. И после освобождения страны (по окончании Первой мировой войны — А.С.) еще четыре года он жил не по-королевски — в съемных домах» [3].
Говоря о Мировой войне, Глигориевич ставит в заслугу Александру
1. Александр Карагеоргиевич был младшим из троих детей князя Петра Карагеоргиевича и княжны Зорки — дочери черногорского князя Николы Петровича I Негоша.
2. Джордже Карагеоргиевич подписал отречение после того, как был изобличен в убийстве своего лакея, совершенном в припадке ярости.
3. Глигоријевић Б. Основе и карактер личног режима краља Александра Карађорђевића // Српска политичка мисао. 1995. 1. С. 30-31.
7
принятие верных решений, предопределивших успехи сербской армии на начальном этапе (Колубарская битва — осень 1914 г.) и в конце войны (стремительное наступление после прорыва Солунского фронта). Самым же важным военным достижением престолонаследника стало сохранение армии в результате ее эвакуации в конце 1915 г. на побережье Албании, откуда она была переправлена союзниками на остров Корфу [4].
На белградской политической арене престолонаследник оказался вовлеченным в противостояние между крупнейшей в Сербии Народной радикальной партией и династией и тайной офицерской организацией Черная рука, основателями которой были организаторы Майского переворота. Заявлявшие, что их главная цель — освобождение всего сербского народа, они стремились к полному контролю над армией и государственной властью в Сербии. Это не могло устраивать оказавшихся по одну сторону баррикад радикалов и Александра. В июне 1914 г. при поддержке российского посланника в Белграде Н.Г. Гартвига им удалось воспрепятствовать намерению «чернорукцев» сместить премьер-министра Н. Пашича [5]. Подпавшему под влияние офицеров престарелому королю Петру пришлось перенести монаршие прерогативы на Александра, ставшего принцем-регентом [6].
В этом качестве четыре с половиной года спустя в освобожденном Белграде Александр встретился с делегацией политических представителей югославян Австро-Венгрии, принявших решение об объединении с Сербией в одно государство. 1 декабря 1918 г. Александром было провозглашено создание Королевства сербов, хорватов и словенцев.
* * *
Королем Югославии Александр был 15 из прожитых им 45 лет. И, несмотря на то, что активную роль в политической жизни он начал играть весьма рано, именно в этом качестве короля остался в истории. Что, в общем-то, закономерно, ведь с конца 1918 г. его воля стала решающей для судьбы страны.
Ранее — в Королевстве Сербия — Карагеоргиевичи, позволим себе предположить, не были первыми в ряду главных факторов его внутриполитического
4. Глигоријевић Б. Краљ Александар Карађорђевић. У ратовима за национално
ослобођење. Београд, 2002. С. 179.
5. Заключительным этапом противостояния стал так называемый Салоникский процесс 1917 г., в ходе которого на скамье подсудимых оказались руководители Черной руки, обвиненные в заговорщической деятельности, а также в организации Сараевского убийства 1914 г. и мнимого покушения на принцарегента Александра. Суд приговорил к расстрелу трех заговорщиков во главе с полковником Драгутином Димитриевичем-Аписом.
6. De jure королем Югославии Александр стал в 1921 г. после смерти Петра Карагеоргиевича.
8
развития. Их опережали политические партии (в первую очередь, Народная радикальная) и тайные офицерские организации. Для сербов и югославян, в целом, героем того времени можно без натяжки назвать лидера радикалов Николу Пашича. Кроме того, в первые полтора десятилетия ХХ в. участь балканских народов зависела от расклада сил в Европе намного больше, чем от них самих и их правителей. В межвоенный период ситуация была иной. Официальный Белград пользовался относительной самостоятельностью в принятии внутриполитических решений, предопределивших судьбу Югославии (позднее ситуация повторится в 50-70-е гг. ХХ в.).
В 20-е и, особенно, в 30-е гг. Александр имел возможность в полной мере раскрыться как государственный деятель. Сначала он выступал в роли арбитра в конфликте партий различной регионально-этнической ориентации, а затем, установив режим личной власти, реализовывал собственную стратегию развития Югославии.
Очевидно плачевные результаты пяти лет авторитарного правления (1929-1934) и, в целом, двух межвоенных десятилетий предопределили преимущественно негативный характер оценок Александра современниками и позднейшими исследователями [7]. И для тех, и для других король был «солдафоном» и узурпатором, не сумевшим должным образом распорядиться властью. Стать им Александра, по мнению его критиков, побудила как «личная склонность к автократии», так и вышеописанные условия, в которых он рос и воспитывался. По словам современного белградского историка Любодрага Димича, «детство без матери» стало причиной замкнутости и подозрительности княжеского сына. Эти дурные качества были позднее усугублены «обучением в элитном пажеском корпусе в Петербурге, долгим пребыванием в царской России, знакомством с самодержавием и взрослением в условиях, далеких от демократического климата.» [8]. «Домой в Белград он вернулся полный честолюбивых замыслов, готовый на все.», — утверждал советский историк В.В. Зеленин [9].
Той же точки зрения придерживался и межвоенный хорватский публицист Йосип Хорват, полагавший, что свою пагубную роль в становлении личности будущего монарха также сыграла его военная карьера: «Как командующий, — пишет Хорват, — Александр ощутил психоз власти. Военное воспитание и привычка раздавать приказы не лучшая школа для обучения политическим навыкам». «Годы военных действий, — продолжает
7. В этом плане Б. Глигориевич — апологет Александра — представляет исключение.
8. Димић Љ. Историја српске државности. Књ. 3. Србија у Југославији. Нови Сад, 2001. С. 102.
9. Зеленин В.В. Король Александр Карагеоргиевич 1888-1934 // Пленники национальной идеи. Политические портреты лидеров Восточной Европы. Москва, 1993. С. 138.
9
эту мысль Л. Димич, — развили в Александре презрение к политикам, выработали позицию силы в отношениях с парламентом. Опыт военачальника сформировал его как военного и политического лидера.». Последнее обстоятельство, по мнению Хорвата, и стало едва ли не главной причиной безуспешности Александра как государственного деятеля: «Военные проблемы требуют быстрого принятия решений, которые по своей природе всегда экстремальны. Политическая деятельность, напротив, представляет собой ряд компромиссов, приверженность средней линии. Это должно было быть аксиомой для венценосца.» [10].
Вышеприведенные суждения о факторах формирования Александра Карагеоргиевича как государственного деятеля основываются на свойственном жанру политического портрета ходе мысли, самой известной иллюстрацией которого является умозаключение: «В детстве мамка его ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою». Не берясь судить об универсальных свойствах подобной логики, признаем, что применительно к герою нашего исследования, у нас нет доводов для ее опровержения. Король Александр действительно был далек от компромиссной линии и проявлял устойчивую склонность к самовластью.
Тем не менее, односторонним выглядит упор на врожденные и приобретенные в детстве черты Александра в объяснении его политической роли, при анализе которой небесполезно было бы учитывать, в целом, контекст политической жизни Югославии 20-30-х гг. К этому подталкивает и то обстоятельство, что используемая историками источниковая база весьма ограниченна. Александр, по понятным причинам, не оставил мемуаров. Число прочих написанных или произнесенных им текстов весьма невелико. Король, особенно в 20-е гг., избегал публичности и оказывал влияние на политику, оставаясь в тени. В результате, в нашем распоряжении имеются, в основном, официальные речи и манифесты, а также не всегда достоверные воспоминания современников монарха, воспроизводящие его прямую речь. В силу вышесказанного портрет Александра Карагеоргиевича приходится писать, выявляя его роль в политической жизни Югославии, подобно тому, как астрономы делают выводы о существовании далекой планеты на основе наблюдений за другими различимыми небесными телами.
* * *
На протяжении десятилетия существования Королевства СХС монарх, как и большая часть сербиянских [11] политиков, руководствовался двумя основными побудительными мотивами: желанием достичь абсолютного
10. Horvat J. Živjeti u Hrvatskoj 1900-1941 (zapisci iz nepovrata). Zagreb, 1984. S. 280.
11. Сербиянац — серб из Сербии южнее Дуная. «Сербиянский» политик — политик из Сербии в границах до Первой мировой войны.
10
преимущества над прочими политическими силами, а также осознанием необходимости усиления государственной власти, достижения внутриполитической стабильности и устойчивости Королевства СХС. Подобная двойственность характеризовала всю деятельность Александра, в том числе и его отношения с остальными игроками на политической сцене, с которыми его попеременно связывали и узы союзничества, и непримиримая вражда.
Реализация государственных интересов, в том виде, как они понимались монархом, подразумевала введение в стране строгого административного централизма и насаждение идеологии национального унитаризма [12], положенной в основу процесса югославянского объединения. Решения первой задачи осуществлялось Александром совместно с Народной радикальной партией (НРП), которая большую часть 20-х гг. получала от него мандат на формирование правительства. Плодом сотрудничества стало принятие 28 июня 1921 г. — на день Св. Витта — так называемой Видовданской конституции [13], согласно которой Югославия представляла собой централизованное государство, основанное на принципах народного единства сербов, хорватов и словенцев.
12. Имеется ввиду догматичский тезис о существовании так называемого «трехименного народа» сербов, хорватов и словенцев.
13. Статья № 1 конституции гласила: «Государство сербов, хорватов и словенцев — конституционная, парламентская и наследственная монархия»
«№ 46: Законодательную власть совместно осуществляют король и Народная скупщина.
№ 47: Исполнительную власть осуществляет король через ответственных министров.
№ 52: Король созывает Народную скупщину на регулярный или внеочередной созыв. Король имеет право распустить Народную скупщину. Однако указом о роспуске одновременно назначаются новые выборы, которые должны состояться, самое позднее, через три месяца.
№ 54: Ни один акт королевской власти не имеет силы и не подлежит осуществлению, если его не заверил соответствующий министр. № 75: Заседания Народной скупщины регулярного созыва открываются каждый год 20 октября в том случае, если ранее скупщина не была созвана королем во внеочередном порядке.
№ 80: Законы провозглашает король своим указом, который содержит текст самого закона, принятый скупщиной. Указ заверяется министрами. № 82: Каждый член Народной скупщины имеет право направлять министрам вопросы и интерпелляции. Министры обязаны дать на них ответ в течение того же созыва.
№ 90: Все министры составляют министерский совет, который подчиняется непосредственно королю. Король назначает председателя и членов министерского совета.
№ 91: Министры несут ответственность перед королем и Народной скупщиной.
11
Союз с НРП, пользовавшейся популярностью среди масс сербов по всей стране, также позволял двору некоторое время нейтрализовывать центробежные устремления пречански [14] — хорватских и словенских — политиков. Главным «достижением» на этом направлении стала так называемая «капитуляция» сепаратистской Хорватской республиканской крестьянской партии, в 1925 г. отрекшейся на словах от республиканства и хорватского национализма и вступившей в правительственную коалицию с НРП.
Несмотря на вышеописанное партнерство, крупнейшая сербская партия на протяжении всего времени оставалась главным соперником короля Александра, с которым она конкурировала за право считаться подлинным «представителем сербского народа», или, другими словами, за право определять политику официального Белграда. Начало открытого противостояния Александра и НРП относится к декабрю 1918 г., когда он отказался утвердить Н. Пашича на посту премьер-министра, как о том договорились ведущие партийные деятели Сербии и пречанских областей. Вместо главы Народной радикальной партии (НРП) председателем кабинета министров стал его соратник Стоян Протич.
Инструментом борьбы с НРП стала Демократическая партия (ДП), которая была образована вскоре после создания Королевства СХС по инициативе Александра Карагеоргиевича, не имевшего возможности активно действовать на публичной политической арене. По словам радикала Лазара Марковича, «импульс к созданию Демократической партии придал сам регент.» [15]. «Партия, — продолжал политик, — возникла под лозунгом борьбы против Радикальной партии. Создатели ДП считали, что ее предназначение в том, чтобы заменить радикалов у кормила власти в новом королевстве» [16].
По мнению руководства новой партии, только ДП была способна последовательно воплощать в жизнь идеи Объединения и защищать югославянское государство от внешних и внутренних угроз: «Единственная партия всех племен, всех религий и всех сословий в нашей стране. Демократическая партия основана на возвышенных идеалах народного единства, политических свобод, гражданского равноправия и экономической справедливости» [17]. Если ДП состояла из групп, формально представлявших все части «сербо-хорвато-словенского народа» и объединенных
14. Термин «пречанин» используется нами не в узком оригинальном его смысле (серб из Австро-Венгрии), а в широком — для обозначения югославян новоприсоединенных территорий в целом.
15. Цит. по: Gligorijević B. Demokratska stranka i politički odnosi u Kraljevini Srba, Hrvata i Slovenaca. Beograd, 1970. S. 64.
16. Марковић Л. Из Уставотворне у законодавну скупштину // Нови живот. Књ. VI. Београд, 1921. С. 4.
17. Проглас Демократске странке // Политика. 16 јануар 1923 г.
12
общеюгославистской идеологией, то остальные партии, возникшие в тот период, когда «трехименный народ» был насильственно разделен, являлись не более чем анахронизмом, сербскими, или, еще того хуже, австрийскими пережитками.
Из-за своей внутренней слабости ДП не выполнила своего предназначения, в результате чего Александр с 1920 г. вплоть до последней отставки, а вскоре и смерти «патриарха» радикалов Н. Пашича в 1926 г. был обречен на опостылевшее ему сотрудничество с НРП. Однако все это время монарх не оставлял анти-радикальных намерений. В инициированном Александром создании коалиции крупнейшей сербской и крупнейшей хорватской партий можно разглядеть не только попытку расширения базы режима, но и шаг в сторону достижения личных интересов монарха, состоявших в ослаблении всех партий и уменьшении роли парламента.
Вошедший в Народную скупщину и правительство лидер Хорватской крестьянской партии (ХКП) Степан Радич должен был, по словам Б. Глигориевича, способствовать «разжиганию межпартийных противоречий, созданию парламентских кризисов, в которых король выступал бы в роли арбитра.» [18]. В пользу мнения сербского историка говорят свидетельства широкого круга современников. Многолетний министр двора Милан Антич задавался вопросом: «Так как большая часть политической общественности была уверена в том, что Радич не конструктивен и не способен к сотрудничеству, учитывая его поведение с 1918 г. по 1925 г., вставал большой вопрос, а не был ли разрыв коалиции Пашич-Прибичевич [19] частью адского заговора по свержению Пашича, т.к. с большой вероятностью можно было ожидать, что комбинация Пашич-Радич не будет успешной.» [20].
Более определенно высказывались югославские коммунисты: «Курс двора сводится к тому, чтоб при помощи коалиции по возможности ослабить Радикальную партию. расширить свой базис и, окружив себя незначительными партиями, играть руководящую роль в политической жизни страны» [21].
С. Радич не обманул ожиданий венценосца. За время действия «сербскохорватского соглашения» сменилось четыре кабинета. И все правительственные кризисы были вызваны поведением лидера ХКП. По обвинению в коррумпированности были устранены из исполнительной власти лидер НРП и его соратники. Как вспоминал М. Антич, «от Радича потребовали
18. Gligorijević B. Parlament i političke stranke u Jugoslaviji 1919-1929. Beograd, 1979. S. 203.
19. НРП долгое время формировала правительственную коалицию с возглавляемой Светозаром Прибичевичем Самостоятельной демократической партией, отколовшейся от ДП и представлявшей сербское население Хорватии.
20. Архив Српске академије наука и уметности (далее — АСАНУ). Заоставштина Милана Антића. Бр. 14387/9438.
21. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 69. Д. 215. Л. 4.
13
подать в отставку, которая вызвала падение всего правительства. Так наступила последняя драматичная фаза борьбы против Пашича». [22]
Конец 1920-х гг. традиционно считается периодом наиболее активного королевского вмешательства во внутрипартийные дела. Главным его результатом стало формирование в двух крупнейших сербиянских партиях — НРП и ДП — групп так называемых «придворных радикалов и демократов». Действуя без оглядки на своих формальных партийных лидеров, эти группы при поддержке конформистски настроенных Словенской народной партии и Югославской мусульманской организции формировали правительственные кабинеты вплоть до государственного переворота 6 января 1929 г.
Наступлению двора на права партий и, в целом, народного представительства объективно способствовало обострение в 1927-28 гг. главной внутренней проблемы Королевства СХС — нерешенных противоречий отдельных национально-исторических областей, выражавшихся в политической жизни в виде так называемого «хорватского вопроса». Ареной его эскалации стала Народная скупщина, в которой НРП и ДП противостояла хорватская Крестьянско-демократическая коалиция (КДК) во главе со С. Радичем.
В этой ситуации, как и во всех межпартийных конфликтах 1920-х гг., их участники своим потенциальным союзником видели короля, вмешательства которого они требовали, несмотря не то что оно могло противоречить писанным и неписанным нормам парламентаризма, а также их собственным идеологическим установкам. Соблюдение суверенитета народного представительства не интересовало партийных функционеров, которым та или иная «интрига двора» помогала усилить позиции в скупщине, сформировать правительство, несмотря на отсутствие парламентского большинства, или добиться роспуска скупщины и получить мандат на проведение выборов. Одновременно трудно припомнить случаи, чтобы к Александру не апеллировали терпящие поражение в какой-нибудь политической баталии.
Кульминацией борьбы КДК с правящими сербиянскими партиями стали события весны-лета 1928 г. По воспоминаниям С. Милосавлевича, «фракция Радича и Прибичевича... устроили бешеную обструкцию в Народной скупщине, походившую в тот момент на деревенскую пивную, в которой народные избранники ругаются самыми грязными уличными ругательствами, грозят друг другу, или даже дерутся» [23]. В конце концов, 20 июня депутат от НРП П. Рачич в ответ на оскорбления открыл стрельбу по депутатам ХКП, из которых двое было убито, а двое ранено. Впоследствии после осложнения от полученного ранения скончался С. Радич, что стало
22. АСАНУ. Заоставштина Милана Антића. Бр. 14387/8447.
23. АСАНУ. Бр. 13607. Светислав Т. Милосавлевић. Из мемоара. I. C. 105.
14
предлогом для его партии объявить политический и социальный бойкот Сербии: «Ноги нашей не будет в белградской скупщине, если только не потребуется свергнуть тиранию» [24].
Таким образом, сбылись произнесенные незадолго до происшествия в парламенте слова Александра, в которых содержались и пессимистический прогноз развития ситуации в стране, и его антипарламентское кредо: «Постоянно говорится, что стране нужен демократический парламентский режим. А этот режим навязывает нам не только выборы и агитацию, но, как мы видим, и другие трудности и негативные явления. Вам бы следовало объяснить вашим коллегам в правительстве и всем другим нашим выдающимся политикам, что их деятельность, в конце концов, ведет страну к хаосу и развалу» [25]. В условиях острейшего государственного кризиса монарх выбрал самый радикальный путь его преодоления. Гордиев узел парламентаризма был разрублен в результате государственного переворота 6 января 1929 г. и установления режима личной власти короля Александра.
* * *
«В первое воскресенье января 1929 г. рано утром король Александр привел в замешательство свою страну и дал повод европейской печати посвятить заголовки газет прокламации о роспуске парламента и упразднении конституции. В тот же день он доверил формирование правительства внепартийному кабинету, который представлял разные части страны и был подчинен напрямую королю. Королевский манифест моему дорогому народу (курсив мой. — А.С.) был опубликован в газете Службене новине.
— «Пришел час, — писал неизвестный автор, — когда больше не должно быть никаких посредников между народом и королем... Парламентские институты, которыми как политическим инструментом пользовался мой блаженно почивший отец, остаются и моим идеалом. Но слепые политические страсти настолько злоупотребляли парламентской системой, что она стала препятствием всякой полезной национальной деятельности. Согласие и даже обычные отношения между партиями и отдельными людьми стали совершено невозможными. Вместо развития и воплощения идеи народного единства парламентские вожди начали провоцировать столкновения и народную разобщенность. Мой святой долг любой ценой сохранить народное единство государства. Этот идеал должен стать самым важным законом не только для меня, но и для каждого человека. Такое обязательство на меня налагает моя ответственность перед народом и историей, моя любовь к родине и святая
24. Велики Радићев збор у Загребу // Политика. 16 април 1923 г.
25. АСАНУ. Бр. 13607. Светислав Т. Милосавлевић. Из мемоара. I. C. 81.
15
память о бесчисленных и бесценных жертвах, павших за этот идеал. Прибегать, как и раньше, к парламентской смене правительства или к новым выборам в законодательное собрание значило бы терять драгоценное время в тщетных попытках, отнявших у нас несколько последних лет. Мы должны искать новые методы работы и прокладывать новые пути».
Чем руководствовался король, так смело взяв инициативу в свои руки? Ситуация, впрямь, должна была казаться критической, иначе он не стал бы так рисковать и брать на себя такую ответственность» [26].
Возможен только утвердительный ответ на вопрос, заданный автором статьи «Королевская диктатура в Югославии». Переворот был совершен в условиях государственного кризиса, описанного Александром Карагеоргиевичем в обращении «всем сербам, хорватам и словенцам». Содержание манифеста отражает итог десятилетнего политического развития Королевства СХС, в котором дезинтеграционные устремления представителей хорватских областей одержали верх над непоследовательными усилиями сербиянского истеблишмента по превращению разрозненных югославянских территорий в единое централизованное государство. Неутешительный результат данного противостояния поставил короля перед дилеммой, описанной им в разговоре с сербским патриархом Гаврилой Дожичем: «Я мог или отсоединить Хорватию, или упразднить Видовданскую конституцию и ввести режим 6 января... Я стремился положить конец шовинистическим настроениям отдельных областей, которые продолжали, как и ранее, приносить огромный ущерб народному и государственному единству» [27].
Опорой Александра Карагеоргиевича в его начинаниях стали кадры, подтвердившие свою лояльность в 1920-е гг. Главой первого кабинета и одновременно министром внутренних дел стал давний фаворит короля генерал Петр Живкович. В правительство вошли «придворные» радикалы и демократы — неформальные агенты двора в крупнейших сербских партиях.
«Поиск новых методов и путей», продекларированный в манифесте, начался с принятия 6 января 1929 г. ряда законов, направленных на достижение полного государственного единоначалия, а также на устранение непосредственных противников новоявленного автократа — традиционных политических представителей сербов, хорватов и словенцев.
Закон о королевской власти и верховной государственной администрации прекратил действие Видовданской конституции, согласно которой Югославия была парламентской монархией. Теперь король стал «носителем всей власти», которому принадлежало исключительное право
26. Архив Југославије (далее — А1). Ф. 335. Војислав Јовановић-Марамбо. Хартије двора. Фасцикла 18. «Кралевска диктатура у Југославији».
27. Мемоари патријарха Српског Гаврила. Београд, 1990. С. 57.
16
принятия законов, назначения чиновников, командования вооруженными силами и т.д.
Закон об изменении закона о муниципалитетах и областном самоуправлении отменял избираемость представительных органов, на смену которым пришли назначаемые управленцы.
В соответствии с Законом о защите общественной безопасности и государственного строя запрещалась деятельность всех партий и объединений, созданных на религиозной или «племенной» основе. В результате в январе 1929 г. одна за другой были запрещены все партии Королевства СХС: Югославская мусульманская организация, Хорватская крестьянская партия, Народная радикальная и Демократическая партии, Земледельческий союз и др.
Изгнание с политической арены пресловутых «посредников между народом и королем» создало необходимые условия для реализации новой властью собственного предназначения, как его описал король Александр 6 января 1929 г. в обращении к кабинету министров: «Ожидаю от вас, что вы в духе народного единства будете оберегать и развивать согласие, равноправие и родство сербов, хорватов и словенцев» [28]. Отвечая на монарший призыв, правительство в первой Декларации перечислило свои приоритетные цели: «1. Реформа администрации; 2. Экономическое обновление и финансовая санация; 3. Достижение полного духовного единства сербов, хорватов и словенцев, требующее унификации законодательства, реформы и сокращения чиновничества, подъема производства. нового административного деления страны».
Выполнение первой задачи началось с принятия вышеупомянутого закона, регулирующего местную администрацию. Законом об устройстве верховной государственной администрации от 31 апреля 1929 г. количество министерств уменьшилось с шестнадцати до двенадцати.
Новый этап реформ был ознаменован принятием 3 октября 1929 г. Закона о названии и административном делении Королевства. Переименование страны было, по словам премьер-министра П. Живковича, вызвано «необходимостью, чтобы официальное название Королевства полностью выражало народное и государственное единство. Поэтому в будущем наше Королевство будет носить имя Королевство Югославия» [29]. Страна, с 1922 г. разделенная на 33 области, теперь делилась на 9 крупных областей — бановин.
Завершающим этапом государственного переустройства, начало которому было положено 6 января 1929 г., стало «дарование» королем конституции 3 сентября 1931 г. Закон определял югославское государство как
28. Записници са седница Министарског савета Кралевине Југославије 1929-1931. Београд, 2002. С. 6.
29. Там же. С. 100.
17
«конституционную монархию» с «народным представительством», которое вместе с королем осуществляет законодательную власть. Народное представительство состояло из Сената и Народной скупщины. Половина Сената избиралась, половину назначал монарх, имевший право утвердить или отклонить принятые законы. Главе государства принадлежало право роспуска и созыва представительства, назначения чиновников, ведения внешней политики страны и т.д. 116 статья конституции давала право королю осуществлять прямое правление посредством указов при наличии внешней или внутренней угрозы безопасности государства. Правительство было напрямую подотчетно королю. Формируемая политическая система принципиально отличалась от прежней Видовданской. В новой конституции отсутствовало понятие «парламентаризм». Старые партии были исключены из политической жизни продублированным запретом на «создание объединений на религиозной или племенной основе» [30].
Выборы в народное представительство были назначены на 8 ноября 1931 г. В соответствии с новым избирательным законом организации, желавшие принять в них участие, должны были представить список кандидатов, состоявший минимум из 305 человек — по числу избирательных округов королевства. Кроме того, глава списка должен был собрать в свою поддержку 18000 подписей избирателей — по 60 от каждого избирательного округа, а также 60000 подписей в поддержку списка — по 200 от каждого округа. Выполнить эти требования было под силу только тем, кто располагал поддержкой административного аппарата. В результате на выборы, в которых по официальной информации приняло участие 67% избирателей, был выставлен только правительственный список, возглавляемый премьер-министром П. Живковичем.
В декабре 1931 г. депутаты, избранные по правительственному списку, объявили о формировании новой, единственно разрешенной, партии, получившей громоздкое название — Югославянская радикальнокрестьянская демократия (ЮРКД) [31].
Приоритетной задачей режима было формирование общеюгославского правового пространства. В результате, в течение одного только 1929 г. королем было подписано более 200 новых законов [32]. Их принятие было насущной потребностью, а не правовым графоманством и имитацией бурной деятельности. Это подтверждается тем фактом, что только спустя 10 лет после объединения Югославия получила единое уголовно-процессуальное и фискальное законодательство [33].
30. Записници са седница Министарског савета... С. XLIII—XLIV.
31. 20 июля 1933 г. партия была переименована в Югославянскую национальную партию (ЮНП).
32. Записници са седница Министарског савета... С. 353—365.
33. Были приняты Уголовный кодекс (Dobrivojević I. Državna represija u doba
diktatur e Kralja Aleksandra 1929-1935. Beograd, 2006. S. 101.) и Закон о полиции, а также Закон об изменениях и дополнениях Закона о прямых налогах от февраля 1928 г. (Записници са седница Министарског савета. С. 357).
18
Вообще, представление о необходимости правовой унификации было одним из главных побудительных мотивов узурпации власти Александром Карагеоргиевичем, полагавшим, что отсутствие общих законов разделяет югославян ничуть не меньше, чем «племенные» различия. Поэтому первые месяцы и годы режима личной власти были посвящены решению задач административного строительства, экономической и социальной политики, которыми было недосуг заниматься партиям, участвовавшим в парламентских баталиях предыдущего десятилетия. Судить о том, каким было на рубеже 20-30-х гг. положение вещей в разных областях государственной жизни, можно по стенограммам заседаний совета министров:
16 февраля 1929 г. «Министр транспорта полагает, что. у нас вообще нет экономической политики, так как нет статистки, на основании которой можно было бы производить расчеты и вырабатывать государственный экономический курс.».
21 февраля 1929 г. «Министр торговли и промышленности полагает, что ранее его ведомство функционировало бессистемно, без должных принципов и статистики, необходимых для любой работы, а тем более для Министерства торговли и промышленности»;
«Министр строительства. ... Действительно, за последние десять лет почти все проекты в нашем государстве осуществлялись небрежно, без должной подготовки. О негосударственных дорогах в первые девять лет существования страны. никто не заботился».
12 марта 1929 г. «Министр просвещения. ... В вопросе школьных учебников царит полный хаос, позволивший разным безответственным людям заниматься для них весьма выгодным, а для школы вредным, издательским бизнесом»;
«Министр здравоохранения. ... В последние годы административная деятельность моего министерства была полностью дезорганизована. Это можно объяснить отсутствием преемственности в работе. За десять лет сменилось семь помощников министра, а о самих министрах и не говорю.»
3 июля 1929 г. «Министр торговли и промышленности говорит, что проблема проведения аграрной реформы столь же стара, как и социальный вопрос. То, что они десять лет спустя до сих пор не решены, служит лучшим доказательством слабости государства» [34].
Нелицеприятность мнения членов правительства Его Величества — людей заинтересованных — о работе их предшественников не удивляет.
34. Записници са седница Министарског савета. С. 17, 18, 23, 25, 37, 47, 78.
19
Однако то, что в конце 1920-х гг. представление о плачевном состоянии государственных дел разделялось широкими общественными кругами, а не только первыми министрами нового режима, иллюстрируют относившиеся еще к 1927 г. эмоциональные слова одного из авторов либерально ориентированного Сербского литературного вестника: «Налицо настоящий государственный кризис. Причина его в том, что наши политики не знают, как надо управлять государством. Хотя в конституции написано, что у нас парламентская монархия, парламентаризм им не нужен. Однако, что еще опаснее, неизвестно, чего они хотят. Из-за этого нет стабильности в администрации, из-за этого каждый час правительственные кризисы. из-за этого откладывается решение самых важных государственных проблем, от которых зависит будущее страны. Хочется бережливости и бездефицитного бюджета... Хочется унификации законодательства, но скупщина совсем этим не занимается. Хочется упрощения государственной администрации и честного чиновничества, но ничего для этого не делается...» [35].
Объективная потребность в преобразованиях стала причиной того, что поначалу узурпация власти королем не встретила какого-либо серьезного общественного сопротивления. Как пишет современный сербский историк Ивана Добривоевич, «народ отвернулся от скупщины — этого «уродливого порождения парламентаризма», — ставшей синонимом хаоса и лености. Какое-то решение напрашивалось. Король разрубил Гордиев узел» [36]. Ни одна из сербских партий не посмела публично воспротивиться запрету на свою деятельность. Единственной реакцией парламентских вождей на события 6 января стало одобрение, высказанное наследником С. Радича В. Мачеком по поводу упразднения Видовданской конституции, «более семи лет служившей инструментом притеснения хорватского народа» [37].
Сдержанно благожелательно отнеслись к произошедшему и европейские союзники Югославии. Показательно мнение английского посла Кеннарда: «Что впечатляет больше всего, так это масштаб решаемой задачи — объединение Королевства и его превращение в современно устроенное цивилизованное государство. Если диктатуре удастся осуществить программу реформ. она оправдает свое неконституционное происхождение... В 1929 г. положены основания. Будущие результаты сегодняшней политики будут зависеть от того, как будет применяться новое законодательство. Еще слишком рано, чтобы судить, и не следует быть слишком
35. Аранђеловић Д. Наша политичка криза // Српски књижевни гласник. Књ. 22.
Броj 6. 16 новембар 1927. С. 449–450.
36. Dobrivojević I. Op. Cit. S. 52.
37. Цит. по: Boban Lj. Maček i politika Hrvatske Seljake Stranke 1928-1941. I. Zagreb, 1974. S. 44.
20
критично настроенным» [38].
Подобная внутрии внешнеполитическая реакция на совершенный переворот вселяла в Александра Карагеоргиевича и его окружение чувство уверенности как в популярности совершаемых преобразований, так и в их необратимости. «Неудача исключена, если за тобой стоит весь народ» [39], — заявил король в интервью французской газете. В его новогоднем обращении от 31 декабря 1929 г. говорилось о свершившемся «быстром наведении порядка в стране», о «преодолении опасности духовной разобщенности». Декларация правительства от 4 июля 1930 г. объявляла, что «навсегда (курсив мой. — А.С.) стерты внутригосударственные исторические границы, препятствовавшие формированию нации» и реализации принципа «один народ — одно национальное чувство» [40]. В 1931 г. в очередном интервью французским журналистам Александр говорил, что «никогда больше югославскую политику не будут определять религиозные, региональные или центробежные интересы» [41].
В пользу того, что вышеприведенные высказывания отражали подлинное мнение короля, а не только публичный оптимизм властей, свидетельствуют впечатления вынесенные Александром от поездки в Загреб. Бану Врбасской бановины C. Милосавлевичу он доверительно сказал, что «во время пребывания в Савской бановине пришел к убеждению, что хорватский вопрос более не существует» [42].
Действительно, «авторитарные лидеры, устранившие политических конкурентов. поставившие под контроль средства массовой информации, полагают, что пришли навсегда. Они думают, что находящиеся в их распоряжении средства принуждения достаточны, чтобы обеспечить стабильность власти. Это иллюзия, дорого стоившая многим» [43].
В случае с диктатурой, установленной шестого января, иллюзорность подобных надежд стала очевидной весьма быстро. Совершенные преобразования не смогли устранить общественных, политических и национальных противоречий, предопределивших государственный кризис конца 1920-х годов. Притупленные в результате насильственно установленного моратория на публичную политическую активность они спустя короткое время стали для режима непреодолимым препятствием.
Проявлением кризиса режима можно считать осознание самими его носителями масштаба вставших перед ними трудностей. Приведем реакцию С. Милосавлевича на процитированное эйфорическое заявление
38. Avramovski Ž. Britanci o Kraljevini Jugoslaviji. Godišnji izveštaji britanskog poslanstva u Beogradu 1921-1938. Knj.1. Zagreb, 1986. P. 590-591.
39. Цит. по: Dobrivojević I. Op. cit. S. 45.
40. Записници са седница Министарског савета. С. 129, 193.
41. Avramovski Ž. Britanci o Kraljevini Jugoslaviji... Knj.2. Zagreb, 1986. S. 38.
42. АСАНУ. Бр. 13607. Светислав Т. Милосавлевић. Из мемоара. II. C. 71.
43. Гайдар Е.Т. Гибель империи. Уроки для современной России. М., 2006. С. 59.
21
Александра: «Будучи весьма удивлен сказанным королем, я ответил ему, что очень рад слышать, что в Загребе. хорватский вопрос отсутствует. Однако на территории Врбасской бановины он цветет буйным цветом» [44].
Ироничные слова королевского наместника иллюстрируют положение вещей в отдельно взятой провинции. Оценка остроты проблемы в масштабах всей Югославии содержится в относящемся к маю 1932 г. выступлении В. Маринковича, сменившего П. Живковича на посту премьерминистра: «В нашей стране есть одна главная проблема, которая важнее всех остальных. Это вопрос, хотим ли мы народного и государственного единства — унитаризма, — или нам нужна федерация и сепаратизм. Пока нет ответа на этот вопрос, пока в нашей стране есть элементы, с которыми надо считаться, и которые против единства, общество будет разделено. Нужно уже предложить народу честно проголосовать по этому вопросу, а не по девяноста девяти другим вопросам.» [45].
Признанием невозможности достижения главной цели унитаристско-централистского курса стали слова короля Александра, сказанные им патриарху Гавриле Дожичу накануне роковой поездки в Марсель в октябре 1934 г.: «С проводимой до сих пор политикой следует заканчивать, ибо она завела страну в тупик. Должен вам признаться, что предпринимаемые с 6 января 1929 г. усилия оказались безуспешными... К сожалению, для осуществления моей программы требуется много времени. Наше государство молодо, и предрассудки в нем слишком живучи. Это воспрепятствовало тому, чтобы прогресс наступил так быстро, как нам бы того хотелось.» [46].
Из множества причин, по которым остались неосуществленными благие намерения Александра Карагеоргиевича, можно выделить главные. Общеизвестным является тот факт, что на годы, отведенные диктатуре историей, пришелся мировой экономический кризис — худший помощник в решении масштабной, говоря словами посла Кеннарда, задачи превращения отсталой страны в «современно устроенное цивилизованное государство». Вот как описывал дипломат воздействие экономических трудностей на политическую обстановку: «В 1931-32 гг. ситуация в Югославии, как и по всему миру, в экономическом, финансовом, а, следовательно, и общественном плане развивалась от плохого к худшему. Экономический
44. АСАНУ. Бр. 13607. Светислав Т. Милосавлевић. Из мемоара. II. C. 71.
45. Цит. по: Stojkov Т. Opozicija u vreme estojanuarske diktature. Beograd, 1969. S. 140.
46. Мемоари патријарха Српског Гаврила. С. 77. В пользу достоверности воспоминаний Г. Дожича о предсмертных планах короля Александра говорят мемуары других современников описываемых событий:
Stojadinović M. Ni rat ni pakt. Jugoslavija između dva rata. Rijeka, 1970. S. 304-307, 313;
Meštrović I. Uspomene na političke ljude i događaje. Zagreb, 1969. S. 237;
Јовановић Стоимировић М. Дневник. 1936-1941. Нови Сад, 2000. С. 37.
См. также: Stojkov Т. Opozicija... S. 264-273.
22
кризис стал одной из причин широко распространенного политического недовольства, особенно в Хорватии. Вина за все недуги, от которых страдает Югославия, возлагается на режим короля Александра.» [47].
Таким образом, экономические проблемы привели к усилению центробежных тенденций, устранение которых виделось властям предержащим стратегической целью их деятельности: «Югославию легче себе представить, чем создать на деле. Детские болезни этого народа оказались до неприятности устойчивыми к лечению. В решении главной внутренней проблемы страны не достигнуто сколько-нибудь значительного прогресса: не создана основа для добровольного сосуществования разных частей королевства. В Хорватии и Словении. неприятие белградского централизма выросло, а доверие к персоне короля, которое и без того никогда не было высоким, еще упало» [48].
Вышеописанная ситуация свидетельствовала об ошибочности выбора Александром Карагеоргиевичем идеологической основы собственного режима. Еще политическая практика 1920-х годов продемонстрировала, мягко говоря, неполное соответствие теории народного единства, положенной в основание создания Югославии, подлинным национальным чувствам сербов, хорватов и словенцев. Показательна судьба Демократической партии — ровесницы Королевства СХС, самопровозглашенной «партии всех племен, всех религий и всех сословий». Уже в 1924 г. партия распалась на организации, претендовавшие, в лучшем случае, на представительство населения отдельных национально-исторических областей.
Напомним, главный идеолог Демпартии и пророк югославизма Светозар Прибичевич, осознав его недостаточную эффективность для политической мобилизации населения, особенно в пречанских областях, в 1927 г. «перекрасился» из монархиста-централиста в республиканца-(кон)федералиста. Король Александр, поднимая в 1929 г. брошенное его бывшим фаворитом знамя национального унитаризма, для того чтобы заручиться устойчивой поддержкой столь неоднородного населения страны, должен был бы проявлять успешность во всех своих начинаниях. Но, как мы уже видели, объективные условия не позволили проявить диктатуре тех достоинств, которые бы выгодно ее отличали от опостылевшего парламентаризма.
Экономические трудности, сократившие имевшийся после 6 января ресурс популярности личной власти короля, активное отторжение значительной частью населения навязываемой идеологии привели к ситуации, описанной современным отечественным исследователем: «Даже когда подобные (авторитарные. — А.С.) политические структуры формируются при общественной поддержке, обусловленной разочарованием общества в
47. Avramovski Ž. Op. Cit. Knj. 2. S. 79.
48. Ibid. S. 145.
23
некомпетентных и коррумпированных политиках, пришедших к власти на основе демократических процедур, со временем они начинают восприниматься обществом как нелегитимные.» [49].
Достоверным признаком вышеописанного кризиса легитимности была не столько имевшая место в первой половине 30-х гг. активизация оппозиционных запрещенных партий, сколько поведение самих носителей режима, демонстрировавших неуверенность в собственных силах, сомнения в общественной поддержке проводимого курса. Спустя всего несколько месяцев после переворота — в апреле 1929 г. — премьер-министр вынужден был констатировать: «Вера чиновников в стабильность нынешнего правительства стала меньшей по сравнению с первыми днями его правления. Разные интриги и сплетни, запускаемые в народ, имеют целью представить правящий режим как временный. Не только бывшие активные политики, но и чиновники на действительной службе сплетничают, будто скоро радичевцы войдут в правительство, а Маринкович пишет конституцию и так далее. Несомненно, это пагубно влияет на чиновничество, которое больше не проявляет былого рвения.» [50].
Самим министрам аналогичные претензии П. Живковичу пришлось высказывать от имени короля Александра уже в мае 1929 г.: «Разные слухи ходят о правительстве и его работе. Виноваты и сами члены кабинета. Его Величество обратил внимание, что их связи с господами, идущими наперекор режиму, вредоносны. Поддерживаются отношения с бывшими политиками. что порождает разговоры о временности режима. Необходимо, чтобы все члены правительства продемонстрировали, что не смотрят ни налево, ни направо, а вместе блюдут верность манифесту Его Величества.».
Данное пожелание осталось невыполненным. Почти полтора года спустя — осенью 1930 г. — Живкович горько упрекал своих подчиненных: «Моя цель была получить заявления членов правительства, что они больше не состоят в прежних партиях. Кто из вас выступил с таким заявлением?.. Результатов нет, так как все остались при своих партиях, которые до сих пор действуют организованно, только лишь благодаря тому что ни один министр не сделал ничего для их упразднения.» [51].
Нежелание/неспособность номенклатуры последовательно воплощать догматы официальной идеологии следует добавить в перечень главных причин неудач начинаний Александра Карагеоргиевича. Верным оказался данный в 1929 г. пессимистический прогноз крупнейшего сербского правоведа и историка Слободана Йовановича: «Для такого режима требуется
49. Гайдар Е.Т. Указ. cоч. С. 68.
50. Записници са седница Министарског савета. С. 63.
51. Там же. С. 68, 206, 208.
24
хорошая администрация и отличная бюрократия, чего у нас нет» [52].
Нехватка лояльных и идейно стойких государственных служащих, равно как и живучесть «старых» партий, которым хранили верность даже члены кабинета, были проявлением узости социальной базы власти. «Нам приходится рассчитывать на сегодняшнее поколение. Генерацию наших сторонников еще предстоит создать. Тяжелее всего сформировать в народе благоприятное отношение, убедить народ поверить нам и присоединиться к нашему начинанию.», — сетовал В. Маринкович. Попыткой вернуть народное доверие стала реставрация формально демократических институтов и создание ЮРКД (ЮНП). Последней следовало заменить «посредников между королем и народом» — запрещенные партии, — в былые годы своей вертикальной структурой обеспечивавшие общественную легитимацию правящей элиты. «Надо найти людей, на которых мы сможем опереться, которые будут нести режим, а не наоборот.» [53], — описывал сановник суть непростой задачи.
Увы, народное представительство и ЮРКД (ЮНП) не выполнили своего предназначения. Их деятельность привела к деструктивным результатам, противоположным тем, на которые надеялись отцы-основатели. Вместо демонстрации единства депутаты, избранные в народное представительство по единственному правительственному списку, приступили к жесткой «внутривидовой» борьбе.
Трудности партийного строительства не стали неожиданностью для двора. Задолго до выборов премьер П. Живкович делился со своими коллегами невеселыми известиями: «Некоторые баны докладывают, что новую югославянскую партию создают люди, не пользующиеся никаким авторитетом на местах» [54]. Данное обстоятельство, по-видимому, стала причиной того, что партия, решение о создании которой было принято еще осенью 1930 г., не появилась на свет накануне выборов, которые стали бы ее политическим крещением. Двор, не веря в электоральный триумф ЮРКД, предпочел выставить на выборы не организацию с сомнительной репутацией, а список кандидатов, отобранных в соответствии с высочайшим критерием — доверием короля Александра. Следует отметить, что ЮНП как парламентская партия не посмела напрямую участвовать и в следующих выборах в скупщину. В 1935 г. новый правительственный, а не партийный, список возглавил тогдашний премьер Боголюб Евтич, выступивший в роли самопровозглашенного хранителя завещания покойного короля Александра, якобы прошептавшего ему перед смертью: «Берегите мою Югославию».
52. Цит. по: Поповић Н. Слободан Јовановић и југословенска држава. Београд, 2003. С. 195.
53. Записници са седница Министарског савета. С. 200-202.
54. Там же. С. 206.
25
С первых дней своего существования малопопулярная ЮРКД (ЮНП) служила ретранслятором не верноподданнических настроений общества, а социальных и межэтнических противоречий, общественного неприятия официальной идеологии. Сбылось проницательное предостережение скептически относившегося к партийному строительству А. Корошеца, адресованное им в 1930 г. коллегам-министрам: «Не лучше ли оставить все как есть и считать, что все вокруг поддерживают режим. Все равно, никому не дозволено высказываться против. Ведь создавая партию сторонников режима, мы автоматически вычленяем его противников. Это может привести к констатации того, что режим находится в меньшинстве» [55].
Осенью 1930 г., следуя принципу «вовремя предать, это не предать, а предвидеть», словенский политик предусмотрительно покинул тонущий корабль, подав в отставку с поста министра лесов и недр. «Сегодня можно спокойно констатировать, — объяснял в 1932 г. Корошец в послании Александру свою позицию, — что диктатура терпит поражения на всех фронтах. Настал последний момент, чтобы предложить руководителям старых партий сформировать правительство. Если свобода не будет возвращена народу и государству, то мы перед историей снимаем с себя всякую ответственность и перекладываем ее на Вашу душу» [56].
Следует отметить, что необходимость прибегать к услугам старой партийной элиты понималась Александром с первых дней установления режима личной власти. Пытаясь привлечь на свою сторону население отдельных национально-исторических областей и их традиционных политических представителей, король пользовался испытанным методом кнута и пряника. Многозначительные кадровые решения — назначения или отставки в ближайшем королевском окружении, соблазнение постами и даже подвергание несуровым репрессиям — должны были дать понять оппонентам режима, что тот, стоя на своем, все-таки не стремится сжигать мосты в отношениях с ними.
Примирительным сигналом всем оппозиционным силам стал уход в апреле 1932 г. П. Живковича с поста главы правительства. Солдафона, известного своей непримиримостью в борьбе с «проклятым прошлым», сменил В. Маринкович, демонстрировавший склонность к ревизии диктатуры. Бывший представитель ДП продержался, однако, на своем месте недолго — до июля 1932 г. Очередное «закручивание гаек» осуществляли премьеры-экс-радикалы: Милан Сршкич (до января 1934 г.) и Никола Узунович (до конца октября 1934 г.).
Особое значение король придавал тому, как воспринимались его действия в пречанских регионах. Так после 6 января знаками расположения, демонстрируемого югославянам-католикам, стало сохранение
55. Записници са седница Министарског савета. С. LXI.
56. Цит. по: Stojkov Т. Opozicija u vreme estojanuarske diktature. S. 191.
26
чиновникам — членам ХКП их постов в местных районных администрациях, а также включение в состав первого правительства словенца А. Корошеца (единственного из лидеров старых партий) и значительного числа хорватов. «Хорваты получили пять министерств. Значит, эта часть народа не будет чувствовать себя угнетенной или оставленной без внимания», — так оценивал желательные последствия данного шага король в интервью французской газете [57].
Поначалу подобные решения не входили в явное противоречие с официальным курсом. Однако с течением времени, по мере того как становилась очевидной бесперспективность/невозможность его реализации, попытки короля заигрывать с формально запрещенными партиями становились все более откровенными, нарушавшими надплеменной догматический принцип «несть ни эллина, ни иудея.».. Широкий резонанс в 1930 г. получило неожиданное вхождение в состав правительства четырех бывших членов руководства ХКП, служившее с точки зрения официального Белграда свидетельством отказа хорватов от оппозиционности. Klnische Zeitung писала: «Если раньше всегда подчеркивалось, что правительство диктатуры абсолютно неполитическое и не признает принесшие столько вреда политические партии, а только стремится своей добросовестностью привлечь население, то теперь в Белград приглашаются личности с ярко выраженной политической ориентацией. бывшие члены презренной Хорватской крестьянской партии. Более того, им должны уступить свои места далекие от политики специалисты Франгеш и Дринкович. Речь идет о политике в худшем смысле этого слова. Остается подождать и посмотреть, какие плоды она принесет» [58].
Главным «плодом» стало осознание современниками непоследовательности власти, ее готовности поступиться основными политическими принципами ради расширения круга сторонников. Подобные проявления слабости режима предопределили характер его отношений с главной оппозиционной силой — Хорватской крестьянской партией, чьей приязни король добивался с 1930 г. и до последних дней жизни. Все попытки Александра Карагеогиевича убедить Владимира Мачека перейти на его сторону остались безуспешными. Не помогли даже неоднократные аресты и угрозы длительного заключения — средство, некогда сделавшее покладистым первого председателя ХКП Степана Радича.
Упрямство Мачека, в заключении встретившего известие о марсельском покушении, происходило из понимания того, что чем дольше ХКП отвергает поступавшие из Белграда предложения, тем более выгодными для нее будут результаты неотвратимого кризиса диктатуры и конечное решение хорватского вопроса. Предпочтительность выжидательной позиции
57. Цит. по: Dobrivojević I. Op. cit. S. 48.
58. Цит. по: Boban Lj. Maček i politika Hrvatske Seljačke Stranke... I. S. 51.
27
объяснял Анте Трумбич, в 1930-е годы занимавший высокое место в партийном руководстве: «Не нужно себя обманывать, будто можно добиться чего-то серьезного (приняв предложения короля. — А.С.). А даже если бы мы добились хотя бы 50% того, что хотим и на что имеем право, где гарантии, что эти договоренности будут соблюдаться? Ведь физическая сила на той стороне. Из рук не выпускают реальную эффективную власть. А когда под давлением обстоятельств. они будут готовы уступить нам эти 50%, это будет подтверждением того, что вода подступила к их порогу. И мы сможем взять в свои руки все 100%» [59].
Неуступчивость ХКП Александр пытался нейтрализовать известным с 1920-х гг. способом — так называемым «окружением Хорватии» силами сербов и словенцев. С этой целью незадолго до смерти он прилагал небезуспешные усилия по примирению придворных радикалов во главе с Н. Узуновичем и старой НРП, руководимой Ацей Станоевичем. О готовности сотрудничать находившегося по домашним арестом за строптивость А. Корошца король узнать не успел. 9 октября 1934 г. он был убит в Марселе в результате заговора, организованного хорватскими и македонскими террористами.
* * *
Политическим наследством Александра князю-регенту Павлу [60] стал весь багаж проблем «шестоянварской диктатуры». Положение нового фактического главы государства усугублялось тем, что он не располагал личным авторитетом освободителя и объединителя югославян, компенсировавшим постепенную утрату режимом социальной опоры. Как говорил сам Павел, «диктатура возможна была при короле, но губительна и нереализуема при регентстве» [61].
В августе 1939 г. «вода подступила к порогу» князя-регента, вынужденного в обмен на лояльность удовлетворить требования ХКП, объединив хорватские области в мало зависящую от центральной власти административно-территориальную единицу [62].
59. Цит. по: Stojkov Т. Opozicija u vreme šestojanuarske diktature. S. 195.
60. В соответствии с написанным в январе 1934 г. завещанием на период несовершеннолетия престолонаследника Петра был установлен режим регентства («наместничества»). Первым регентом по воле Александра стал его двоюродный брат Павел Карагеоргиевич, вторым — сенатор Раденко Станкович, а третьим — бан Савской бановины Иво Перович.
61. Цит. по: Boban, Lj. Maček i politika Hrvatske Seljačke Stranke... I. S. 175.
62. 26 августа 1939 г. в результате Соглашения Цветкович-Мачек была образована Бановина Хорватия. В состав Бановины вошли Савская и Приморская бановины, а также некоторые районы Врбасской и Дунайской бановин. Допускалось изменение границ новой административно-территориальной единицы. В компетенцию властей Бановины вошли вопросы правосудия, социальной политики, просвещения, сельского хозяйства, торговли и промышленности, управления лесными угодьями и природными недрами. Исполнительную власть предстояло осуществлять бану, ответственному перед хорватским Сабором и королем, который принимал решение о его назначении и отставке.
28
В отличие от русофила Александра князь Павел у современников и историков пользовался репутацией англомана. Однако, либеральный «имидж» не мешал ему авторитарно править вплоть до весны 1941 г. Только немецкая оккупация положила конец действию законов диктатуры. Даже решение об образовании Бановины Хорватия формально не нарушало ее правовых рамок, так как основывалось на 116-й статье конституции 1931 г., дававшей монарху особые полномочия на случай внешней или внутренней угрозы.
Таким образом, после смерти короля Александра основанный им режим просуществовал дольше, чем длилось его собственное правление. Это обстоятельство дает основание повторить тезис, что не одно только природное властолюбие нашего героя определяло недемократичный вектор развития страны в межвоенный период. Политический плюрализм, характеризовавший государство в первое десятилетие его существования, имел последствием не нивелирование, а обострение социальных, межэтнических и межобластных противоречий. Ощущаемой обществом (по крайней мере, значительной его частью) потребностью обезопасить себя от них объясняется формирование в Королевстве СХС на рубеже 20-30-х гг. режима личной власти монарха.
Увы, главного своего предназначения диктатура короля Александра в силу вышеописанных причин не выполнила. Плачевный итог межвоенных десятилетий, с учетом судьбы титовской Югославии, в которой «тоталитарный» и «демократический» этапы чередовались в обратной последовательности, но с тем же результатом, подводит к выводу о принципиальной неспособности сербов, хорватов и словенцев преодолеть пресловутые «шовинистические настроения отдельных областей». Вероятно, в этом состоит главный урок политической биографии Александра Карагеоргиевича, как и истории Королевства СХС/Югославии, в целом.