10. НА ПУТИ К СОЦИАЛИЗМУ "ПО СТАЛИНУ (1949-1953)
(Т.В. Волокитина)
1. Проблема социально-политических "носителей власти" на новом этапе и ее решение 357
2. Функционирование механизма государственной власти и управления 374
3. Политические репрессии - важное звено в механизме утверждения режима советского типа 383
1. Проблема социально-политических "носителей власти" на новом этапе и ее решение
Установление властной монополии компартии обозначило проблему смены элит всех уровней, предоставляя исторический шанс изменения общественного статуса прежде всего тем, кто традиционно занимал нижние ступени социальной лестницы. Этот "общественный аванс" объективно усиливал леворадикальные настроения части общества, облегчая тем самым восприятие в Болгарии советской модели.
Проблема новых "носителей власти", которым предстояло управлять в условиях, когда в силу как объективных, так и субъективных факторов была серьезно нарушена или прервана кадровая преемственность и народ, т.е. в первую очередь безвластные прежде социальные слои, получил доступ к управлению страной, быстро выдвинулась в стране в число наиболее актуальных и политически острых.
Новая кадровая ситуация в Болгарии явилась в значительной мере итогом "наказательной" акции, когда, как показано в предыдущем очерке, произошло фактически полное отстранение правившей в военные годы верхушки не только от управления, но и от участия в общественной жизни. При этом такое отстранение могло означать и физическое уничтожение. Народные суды, несомненно, вышли в своей деятельности за пределы первоначально обозначенной задачи, положив начало первой фазе смены кадров в стране.
Другим важным компонентом "наказательной" акции в Болгарии стали административные чистки, официально осуществлявшиеся также в рамках процесса дефашизации. Это явление получило прямую поддержку СКК, выполнявшей вплоть до подписания Мирного договора в Париже 10 февраля 1947 г. важные функции надзора.
Административные чистки в Болгарии развернулись параллельно деятельности народных судов. Они затронули, помимо центральных, областные, околийские и местные органы государственного управления. Особое внимание было уделено силовым структурам. Всего за несколько дней после 9 сентября 1944 г. только из органов министерства внутренних дел, руководимого коммунистом А. Юговым, были уволены 30 тыс. служащих. На основе постановления Совета министров от 10 сентября 1944 г. на базе партизанских отрядов началось формирование народной гвардии и народной милиции.
357
Прерогативой последней являлись все вопросы, связанные с внутренней безопасностью страны. К лету 1945 г. в Болгарии насчитывалось около 10-15 тыс. милиционеров [1], значительное число которых сосредоточивалось в столице и других крупных городах. Не без основания оппозиционная пресса констатировала резкое увеличение числа вооруженных людей на улицах Софии. «До фашистского режима, - писала газета социал-демократов "Свободен народ", - на софийских перекрестках стояло по одному полицейскому. Теперь их обыкновенно по два, а в некоторые часы и по одному на каждом углу. Кооператив милиционеров в Софии насчитывает более 10 тыс. членов. Разве в полицейщине заключается новая демократическая Болгария?» [2]
Чистки и кадровые изменения затронули и юридические структуры. В конце сентября 1944 г. из 618 юристов и правоведов в аппарате органов юстиции было уволено 77, что составило 12,4%. К середине февраля 1945 г. было сменено более 25% судейского персонала. В целом органы юстиции оказались сформированными на однопартийной основе. В них работали только члены компартии, что явилось прямым нарушением коалиционного принципа осуществления власти.
В ведении МВД находились и органы местного управления. Это в значительной мере способствовало преобладанию в них коммунистов. Так, к весне 1945 г. членами БРП(к) являлись более 75% руководителей околийских управлений и городских кметов (старост), свыше 84% сельских кметов (и это по неполным данным) и более 76% их заместителей. И только в отношении областных директоров статистика не была столь подавляющей: из 9 директоров 3 были коммунистами (33,3%), 3 - членами БЗНС, 2 - "звенарями" и 1 - социал-демократом [3].
В экономических министерствах, возглавлявшихся "земледельцами" и социал-демократами, смена кадров шла медленнее и не приобрела столь радикального характера, как в структурах, руководимых коммунистами. В поступавших в Москву информационных материалах советских представителей в Болгарии отмечалась, в частности, неблагополучная ситуация в министерствах финансов (министр - "независимый" П. Стоянов) и иностранных дел (министр - "звенарь" П. Стайнов), где якобы наблюдалась значительная засоренность аппарата "профашистскими элементами" [4].
Большими трудностями сопровождались чистки на местах. 3 ноября 1944 г. секретарь обкома профсоюзов Пловдивской области Балканджиев в беседе с заместителем политсоветника СКК К.Д. Левычкиным сообщил, что
"чистка административного аппарата от фашистских элементов идет слабо, особенно в военных учреждениях и на предприятиях, где почти целиком сохранилось старое фашистское руководство... Руководители этих предприятий перебрасываются с одного предприятия на другое. Несмотря на требования рабочих,
358
Военное министерство не очищает административный аппарат от фашистов. Старое руководство саботирует военное производство под видом трудностей и нехватки сырья".
Балканджиев подчеркнул и такую особенность ситуации: предприниматели опираются на старые законы, а профсоюзы - на новую власть, которая еще не издала законы о труде. Конфликтные вопросы между предпринимателями и рабочими решаются с помощью милиции, состоящей из членов компартии и партизан [5].
Овладение административными органами и "кадровая революция" стали важными вехами в процессе смены политической элиты и создания новой социальной прослойки управленцев, которой предстояло сыграть в будущем важную роль. С первых шагов в этом направлении в Болгарии антифашистская составляющая переплелась с классово-политическими целями.
Значение смены кадров резко возросло в момент перехода от военного времени к мирным будням, требовавшим рутинной работы, не возможной без профессиональных знаний и навыков, а также опыта в различных сферах управления. Как и при всякой радикальной акции, на передний план выдвигались люди, проявившие себя в "борьбе", но весьма далекие от управляющих сфер. Власть оказалась перед выбором: чему отдать предпочтение - профессионализму или политической конъюнктуре. Реализовывавшаяся в стране тактика "демократического блока" была призвана закрепить сотрудничество различных политических сил и их конкретных представителей в структурах власти на основе компромисса. Но компромисс этот носил временный характер, как временным оказалось и предпочтение, отдававшееся поначалу критерию профессионализма. Для коммунистов такой подход означал массу проблем. 10 февраля 1945 г. руководитель Дирекции радиовещания Болгарии писатель-коммунист О. Василев писал Г. Димитрову:
страна "стоит перед необходимостью перестроить свою жизнь во всех областях. Если бы это переустройство было чисто советским, то нам было бы во много раз легче, так как мы восприняли бы выработанные уже Советским Союзом формы работы, использовали бы, так сказать, готовый колоссальный общественный и государственный опыт... Сегодняшняя международная обстановка, однако, не позволяет, чтобы процесс нашего переустройства пошел по самому легкому пути. Переустройство должно совершиться на более неопределенной, более нелепой, промежуточной основе демократизма, при этом и реформы будут такие же средние, промежуточные и с не очень ярко очерченными формами. А как раз для таких преобразований отсутствуют и пример, и опыт, и подготовленные кадры. Поэтому и бремя ответственности лиц - партийных и работающих в государственном строительстве - еще больше. Именно это положение требует чрезвычайной бдительности, предосторожности, конкретного подхода и большого напряжения" [6].
359
Но уже меньше чем через год в Болгарии стали проявляться новые тенденции в подходе к кадровой проблеме. На IX пленуме ЦК БРП(к) в декабре 1945 г. прозвучали голоса о необходимости чистки госаппарата и от оппозиционеров, о вытеснении партнеров по ОФ с руководящих постов. По мере продвижения компартии к монополии власти в стране акцент на замену старых кадров исключительно коммунистами усилился. Ускорителем этого процесса стал Коминформ, нацеливший партийные руководства на отказ от коалиционного способа осуществления власти и овладение всеми командными высотами.
В октябре 1947 г. на пленуме ЦК БРП(к), ставшем заметной вехой в процессе сталинизации партии, был остро поставлен вопрос о чистке министерств иностранных дел, земледелия, благоустройства, торговли, а также силовых структур. Этот перечень понятен; указанные министерства в большинстве своем возглавлялись не коммунистами, а их партнерами по коалиции, укрепление же с помощью чисток силовых структур, в которых доминировали члены БРП(к), рассматривалось как залог обеспечения стабильности режима в целом. Примечательно, что объектом чисток н это время должны были стать уже не просто "чуждые", но и "колеблющиеся" элементы.
На пленуме констатировалась острая потребность в новых кадрах, а некоторыми делегатами были предложены и конкретные способы решения кадрового вопроса. Так, министр внешней торговли К. Добрев говорил о намерении опереться в работе своего ведомства на "молодых, преданных людей, пусть и не особенно подготовленных..." [7]
Фактически определился главный критерий подхода к кадрам: "наш" или "чужой", причем понятие чужой включало в себя уже не только открытых врагов, но и инакомыслящих.
Сформулированная на пленуме В. Червенковым задача "провести решительное переустройство государственного аппарата, всей государственной организации, устраняя буржуазно-демократические пережитки прошлого", преследовала, по словам оратора, цель создать "действительно новый тип государственной организации" как эффективный инструмент перехода страны к социализму. На руководящие должности следовало выдвигать "преданные", или, по терминологии тех лет, "здоровые кадры". Болгарская исследовательница И. Баева отметила, что на практике оборотной стороной "здоровья" кадров, как правило, являлось отсутствие у них профессиональных навыков и нужной подготовки. Это в свою очередь неизбежно вело к массовому оседанию во властных структурах беспрекословных исполнителей чужих решений [8].
При новом подходе к решению кадровых вопросов серьезной помехой становился образовательный ценз. Для ее устранения в 1948 г. был сформулирован принцип: при выдвижении кадров следует
360
в первую очередь учитывать их прошлое (до 9 сентября 1944 г.). Образование "выдвиженца" отходило, таким образом, на второй план. Тем не менее вопрос о цензе обусловил необходимость "наведения порядка" в гимназиях и университете. Начиная с осени 1948 г. но политическим и социальным мотивам только из столичного университета были удалены более 2600 (по другим сведениям 4000) учащихся, что составляло от 20 до 30% от общего числа студентов в стране. По оценкам партийного руководства, безотлагательных мер требовало и состояние преподавательского персонала [9].
Создававшееся разными, в значительной мере и силовыми, методами управленческо-административное "поле" постепенно заполнялось новыми функционерами, воспринявшими коммунистическую идею и политику БРП(к). Коммунистическая партия неуклонно становилась основным и практически единственным источником руководящих кадров.
Резонно при этом задаться вопросом, насколько соответствовала БРП(к) роли лидера болгарского общества, готового взять на свои плечи все тяготы управления страной, ее экономикой, финансами, социальной и культурной сферой?
На этапе борьбы за властную монополию компартия, как указывалось в предыдущем очерке, стремительно превратилась в массовую Внешне данный процесс выглядел стихийным, но за этим стояло четкое понимание партийным руководством необходимости подобной "массовизации", призванной продемонстрировать укоренение компартии в обществе и право на управление им.
Массовость партии рождала многие проблемы, в том числе регулирование численности и социального состава, "качество" партийных рядов и пр. Политологами давно подмечено, что в компартиях вопрос качества в конечном счете всегда превалировал над вопросом количества, требуя контроля за вступлением в партию и систематической чистки рядов [10].
Основной социальной опорой партии считался в первую очередь рабочий класс. В силу этого рабочие занимали в БРП(к) привилегированное положение по сравнению с другими социальными категориями. Мнение рабочего класса было более важно для руководства при оценке реакции членской массы на мероприятия власти, допускалась и более острая критика руководства рабочими. Кроме того, и это главное, в период формирования властных структур рабочий класс рассматривался как естественный резерв новых кадров, как надежная гарантия недопущения в будущем бюрократизации управления.
На V съезде партии в декабре 1948 г. были оглашены сведения о ее численном и социальном составе. Из членской массы в 464 тыс. человек 26,5% (122 896) приходилось на долю рабочих, 44,74% (207 490) - трудящихся крестьян, 16,28% (75 501) - служащих, 12,48% (57 895) - ремесленников, учащихся, домохозяек и пр.
361
Партия насчитывала 8053 первичные партийные организации, в том числе 4900 сельских территориальных, 209 - в ТКЗХ, 16 - в МТС, 13 - в ГЗХ (государственных земледельческих хозяйствах), 878 городских территориальных, 854 - на предприятиях, 811 - в учреждениях, 91 - в учебных заведениях, 89 - в трудовых производственно-ремесленных кооперативных организациях, 120 - на транспорте, 49 - на шахтах, 23 - на строительных объектах. Таким образом, низовая организационная сеть партии охватывала практически все категории населения.
По возрастному составу члены партии делились следующим образом: до 20 лет - 1 %; 20-30 лет - 25%; 30-40 лет - 39%; 40-50 лет - 25%; 50-60 лет - 8%; свыше 60 лет - 2%. Основной удельный вес, следовательно, приходился на категорию от 20 до 50 лет, причем внутри этой группы, безусловно, лидировала прослойка 30-40-летних (39%).
Весьма показательны данные об образовательном уровне членов партии. Из материалов, подготовленных к съезду, следовало, что более половины (52%) коммунистов были неграмотными (7%) или имели начальное образование (45%). Семилетнее образование имелось у 30% членов партии, неполное среднее - у 6%, среднее - у 7%. Менее 5% составляли партийцы с незаконченным высшим (2%) и высшим (2,5%) образованием [11].
В отчетном докладе съезду Г. Димитров подчеркнул, что дальнейший численный рост партии нежелателен: "...можно определенно сказать, что 500 000 членов партии - цифра, которую едва ли нужно будет в будущем превысить для того, чтобы партия могла играть свою руководящую роль..." Сразу возникает вопрос: откуда такая цифра? Поддается ли обоснованию и конкретизации зависимость между численностью партии и ее способностью к лидерству? Или налицо догматизм мышления коммунистического лидера?
По-иному оценивался социальный состав. Димитров был категоричен: "Возможны и желательны значительные улучшения". Эти улучшения он напрямую связывал с необходимостью увеличения удельного веса рабочих до 30-35%, причем главным образом за счет промышленных и строительных рабочих. Иными словами, число рабочих должно было достигнуть 150-175 тыс. человек. Количество крестьян-коммунистов, по оценке Димитрова, можно было уже на том этапе считать удовлетворительным.
Улучшение социального состава, повышение марксистско-ленинской подготовки и активности коммунистов определились как наиболее важные задачи партийного строительства в этот период, «Можно с положительностью сказать, - подчеркивал Димитров, - что в нашей партии нет организованных правых или левых групп или фракций. Но правых или левых проявлений отдельных партийцев в нашей партии все еще насчитывается немало ... Случаи, когда партийцы гнутся перед трудностями, готовы капитулировать, встречая
362
сопротивление классового врага, не единичны; другие же не считаются ни с какой партийной и государственной законностью, не признают никаких этапов в развитии, не понимают народной демократии и ОФ как своеобразных путей, которые делают возможным более безболезненный приход к социализму, а прикрываясь громкими "революционными" демагогическими фразами, на деле затрудняют развитие к социализму» [12].
Отмеченные Димитровым слабости и недостатки партии, претендовавшей на роль политического лидера, объясняли в известной степени тревожный факт, четко проявившийся к тому времени, - БРП(к) не смогла нарастить и укрепить свой авторитет в массах. В одном из анонимных писем, адресованных руководству Коминформа (осень 1948 г.), указывалось; до 9 сентября 1944 г. компартия была одной из самых популярных в народе. "Сейчас ее больше всех ругают. Она находится в ссоре с народом" [13]. Не будучи единичной, эта констатация не могла не насторожить руководство БРП(к). Отсюда всплеск внимания к ОФ как реальной силе, могущей взять на себя решение многих первоочередных задач, действуя под руководством компартии, но внешне как широкая коалиция. Кроме того, это давало возможность разделить с союзниками ответственность за проводимую политику и тем самым несколько снять напряжение в отношениях между компартией и обществом. В стране, где рабочий класс отличался малочисленностью и имел свою специфику (преобладание сезонных рабочих и рабочих низкой квалификации, полуремесленников), ОФ мог стать реальной подпоркой коммунистам.
Непростой была ситуация в корпусе партийных функционеров. Высшие руководящие органы БРП(к) окончательно оформились в первой половине октября 1944 г. К этому времени приостановило свою деятельность ЗБ ЦК, и в страну вернулись некоторые его члены (В. Червенков, Г. Дамянов). До конца 1945 г. в Москве оставались Г. Димитров и В. Коларов. Первым политическим секретарем ЦК стал Тр. Костов. Руководящие органы БРП(к) были сформированы по согласованию с Москвой [14] и включали в себя как членов "дореволюционного" ЦК (Д. Танев, Р. Дамянов, Д. Драгойчева, Г. Атанасов, Д. Димов и др.), так и участников движения Сопротивления, политзаключенных, политэмигрантов.
К V съезду в партии насчитывались 46 тыс. членов партийных комитетов: 3558 из них, или 7,73%, - бывшие партизаны и политзаключенные, т.е. люди прошедшие, как считалось, строгую проверку, бывшие с партией в нелегкий период ее деятельности. Это была своего рода "старая гвардия", претендовавшая на особое положение среди других партийных функционеров. Около 85% составляли молодые партийцы, не имевшие опыта партийной работы. Вступив в БРП(к) после 9 сентября 1944 г., а часть их даже в 1946 г., они не только способствовали "взрывообразному" росту партийных рядов,
363
но и стремительно вошли в руководящую партийную "обойму", правда пока еще не очень высокого уровня. Так, основная масса из 17 тыс. функционеров со стажем менее трех лет являлась накануне V съезда членами бюро только лишь первичных партийных организаций [15]. Но начало их политической карьеры было положено.
Практика породила деление на "старых" и "молодых" партийцев, что было, впрочем, естественно. Однако в феврале 1946 г., выступая на Софийской областной конференции БРП(к), Г. Димитров назвал такое деление "абсолютно ошибочным" и предложил следующую градацию: в БРП(к) действуют четыре основных категории кадров, в каждой из которых есть и "старые", и "молодые". Задача руководства заключалась в том, чтобы сплотить эти категории в единое целое.
Первая категория являлась, по определению Димитрова, "хребтом" партийных кадров вообще и самой партии. Это - те, кто активно боролись против фашизма до 9 сентября 1944 г., а после продолжали "честно и верно служить партии".
Вторая категория не была активной до 9 сентября, но помогала партии бороться, состояла из "честных и преданных партийцев".
К третьей категории Димитров призвал относиться с известной сдержанностью: эти кадры не помогали партии, хотя и не переходили на сторону врага, были оторваны от политической жизни, от партии и се борьбы. Эта категория, отсталая в политическом и идеологическом отношении, "не может претендовать на руководящее участие в партии сейчас".
И, наконец, четвертая категория - это лица, вступившие в БРГ1(к) после 9 сентября 1944 г. Им еще предстояла большая целенаправленная работа, "чтобы стать полноценными партийными кадрами" [16].
Заметим, что в первоначальном варианте доклада В. Червенкова на учредительном совещании Коминформа в сентябре 1947 г. содержалась именно эта, димитровская, характеристика партийных кадров [17]. Следовательно, ее актуальность сохранялась.
Документы показывают, что практическая работа партаппарата быстро выявила его слабые стороны. Решение Коминформа по Югославии (июнь 1948 г.), прошедший вскоре после бухарестского совещания XVI пленум ЦК БРП(к) открыли этап серьезной критики деятельности компартии и ее руководящего звена. Решения пленума обсуждались на закрытых партсобраниях, где рядовые коммунисты выражали острое недовольство работой первичных и районных организаций БРГЦ(к). При этом критика концентрировалась на следующих недостатках:
- нарушение принципов внутрипартийной демократии, выразившееся, в частности, в широком распространении практики кооптации коммунистов на те или иные партийные посты и отказе от принципа выборности; слабая критика и самокритика, отсутствие коллективизма
364
в работе, преобладание командного стиля рукоппдо на, диктаторские замашки, бюрократизм;
- подмена партийными организациями органов государственного управления;
- недооценка руководством ЬРП(к) и рядовыми коммунистами значения активной работы в низовых организациях ОФ, пренебрежение ею;
- притупление бдительности, недооценка обострения классовой борьбы в деревне и городе;
- слабая постановка партийного просвещения в целях повышения идейно-политического уровня членов партии [18].
Оставляя в стороне дежурные фразы о бдительности и классовой борьбе, заметим, что критика фокусировалась на тех недостатках, которые во многом проистекали из отмеченных выше принципов формирования партийного аппарата с учетом былых заслуг и социального происхождения в ущерб профессиональному и общему культурному уровню.
Справедливость критики подтверждали и советские представители. Как сообщал 31 января 1948 г. из посольства СССР в Софии в Москву К.Д. Левычкин, "успехи БРП(к) на политическом фронте породили у нее, особенно на местах, головокружение, излишнюю самоуверенность и беспечность". Партия не сумела "освоить организационно и идейно-политически такую огромную массу новых членов". Местные кадры допускают в результате грубые ошибки, бестактность по отношению к союзникам [19]. В отчете консульства СССР в Русе за 1948 г. указывалось, что в Русенском округе имела место вражда коммунистов с членами БЗМС "на почве овладения общественно-политической жизнью села". Однако состояние кадров БРП(к) таково, что коммунист подчас "не только не в состоянии повлиять на беспартийного крестьянина, но зачастую и сам не понимает цели и задачи своей партии" [20].
В августе 1948 г. прошли городские и районные партконференции, на которых, как сообщали из советских консульств в Москву, "впервые, хотя и в робкой форме", критиковались ошибки "высшего эшелона" - ЦК, конкретных ответственных руководителей. Основное, что ставилось им в вину, - отрыв от масс, бюрократизм Вскрылись факты превалирования у многих коммунистов-руководителей личного интереса над общественным, государственным, болезненного восприятия ими критики в свой адрес, не говоря уже о самокритике ("самокритика руководителя - очень редкое явление"), ущемления прав и авторитета Народных Советов, вмешательства ЕЗ административные и хозяйственные функции последних, неумелого руководства, любви к парадной шумихе и митинговщине. Причины же объяснялись, как правило, стандартно: засоренностью партии "чуждыми", "карьеристскими" и прочими нежелательными элементами [21].
365
Неожиданно возникший летом 1948 г. "югославский вопрос" выявил наличие значительного критического потенциала в различных кругах болгарского общества. Отражением этого стали, например, зафиксированные сотрудниками советского консульства в Русе следующие настроения рядовых граждан: "Социалистическая система, применяемая в Советском Союзе, а теперь и в Болгарии, выгодна для государства (читай: руководителей, чиновников. - Авт.), но не для трудящегося населения..." [22].
"Качество" партийных рядов считалось возможным улучшить как через систему партийного обучения, так и с помощью чисток. Главенствовал при проведении последних принцип "лес рубят - щепки летят", что отражало понимание руководством неизбежности, если не закономерности, перегибов. В одной из бесед с И. Броз Тито Г. Димитров, например, сравнил чистки с "надрезами по здоровому телу, чтобы без остатка удалить гниль" [23].
Решения XVI пленума и затем V съезда БКП об улучшении состава партии фактически начали выполняться после июньского пленума ЦК 1949 г., призвавшего ускорить "очищение" парторганизаций. Следует заметить, что отмечаемые недостатки были в значительной мере отнесены на счет попавшего к тому времени в опалу Тр. Костова: именно ему персонально было приписано проведение "массовизации" партии вскоре после 9 сентября 1944 г. Руководство партии на новом этапе отказалось от прежних высоких оценок стремительного роста численности БРП(к), сфокусировав внимание на вызванных ею сильной засоренности парторганизаций, явлениях групповщины и даже фракционной борьбы в руководящем составе партийных органов [24].
Чистка проводилась на протяжении 1949-1951 гг. В ходе ее из партии были исключены около 25% коммунистов. Основную массу исключенных составили отпавшие от БКП или пассивные члены партии Ко второй группе относились тс, кто открыто отказывались выполнять указания властей, связанные с госпоставками и проведением плановых посевов в деревне. Речь при этом шла нередко не только о рядовых коммунистах, но и о низовых партийных и государственных служащих, которые, как указывалось, брали под защиту "кулака", старались облегчить экономические репрессии против него и не допустить наказания. Третью группу исключенных составили члены партии, на которых имелись компрометирующие материалы в связи с коллаборационизмом или участием в репрессивных действиях особенно во время оккупации Югославии. И, наконец, в четвертую группу входили члены партии, обвинявшиеся в использовании в собственных целях своего служебного положения, коррупции, произволе, командном стиле руководства и т.п. Впоследствии оказалось, что многие исключенные, особенно по третьей и четвертой группам, стали жертвами клеветы и сведения личных счетов [25].
366
Проводившиеся обследования первичных парторганизаций показали, что хронический характер приняли такие недостатки, как отсутствие коллегиальности в руководстве, грубое администрирование, вмешательство в работу Народных Советов всех уровней, отрыв от масс, зажим критики и почти полное отсутствие самокритики со стороны партийных руководителей (на партконференции в Сталинском округе прозвучало весьма образное сравнение: "В самом начале на критику был надет намордник...."), недостаточное внимание работе с кадрами, низкий политический и теоретический уровень партийцев.
Имела место селекция членов партии "по заслугам", причем она не всегда носила скрытый характер. Так, в Пловдивском округе публично заявляли, что члены партии, вступившие в ее ряды после 9 сентября 1944 г. (их называли иронически "членами партии с 10 сентября"), малоценны, не имеют права критиковать "заслуженных" партийцев со стажем, тем более руководителей. Прошедшие в 1949 г. партконференции в округах зафиксировали еще одно тревожное явление - уменьшение численности парторганизаций, причем в первую очередь за счет "трудового элемента": "рабочие и крестьяне-бедняки, т.е. те, у кого нет карьеристских побуждений при вступлении в партию, отходят от БКП", - констатировал секретарь Русенского окружного комитета Фр. Титоренков. "Дело" Костова (подробнее о нем см. ниже) привело к определению целого комплекса задач но поиску случайных и сомнительных элементов в рядах БКП, усилению бдительности и укреплению партийной дисциплины. Подавляющее большинство исключенных в 1950-1951 гг. накрыла волна борьбы с "трайчокостовщиной".
Одновременно предпринимались шаги по решительному улучшению социального состава БКП. Фактически определилось четкое намерение "верхов" обеспечить приток в партию рабочих за счет сокращения других категорий населения (был прекращен прием служащих, адвокатов, торговцев, пенсионеров и домохозяек из служащих). В августе 1951 г. по специальному постановлению секретариата ЦК БКП был аннулирован прием в партию тех членов и кандидатов из категории "служащие", который был утвержден после выхода 30 мая решения о приостановке приема в партию данных лиц. Думается, что немаловажную роль сыграли при этом и критические оценки социального состава партии со стороны советских дипломатических представителей [26].
Сформулированную еще V съездом задачу повышения удельного веса рабочих в БКП до 30-35% удалось, по минимуму, решить лишь в 1951 г., когда впервые был перейден 30%-ный рубеж (30,4% от общего числа членов партии и кандидатов). В последующие годы приток рабочих в партию оценивался болгарским руководством как явно недостаточный. БКП оставалась партией с "крестьянским лицом"
367
(40,78% от членской массы в 1952 г.), в которой значительным являлось также представительство служащих (18,2%) [27].
Перманентные чистки партийных рядов, особенно те, что проводились но формуле поиска "врага с партийным билетом", вызвали в БКП своего рода паралич: коммунисты, если они не хотели быть обвиненными в антипартийных и антисоветских настроениях, сознательно не шли на риск выражать отличное от официального мнение, проявлять самостоятельность или инициативу. Процесс создания контингента надежных, ориентированных на беспрекословное подчинение приказу кадров, таким образом, завершился. Именно они составили основу исполнительного механизма, готового к административно-командным методам работы, присущим советской модели,
К началу 50-х годов в Болгарии сложился и был запущен в действие характерный для "партийного государства" номенклатурный принцип подбора и распределения кадров.
Структура номенклатуры была двухуровневой: номенклатура политбюро и номенклатура секретариата ЦК БКП. Каждая подразделялась на три категории - А, Б и В. Категория А включала партийных работников, Б - работников профсоюзных и прочих общественных и местных организаций, печати, и В - сотрудников государственного аппарата, различных министерств и ведомств, Болгарской Академии наук (БАН) и пр. Различия определялись "уровнем" того или иного функционера, его должностью. Так, по категории А в номенклатуру ПБ входили первые секретари околийских и приравненных к ним городских и районных комитетов партии (126 человек). В категорию А номенклатуры секретариата ЦК входили вторые и третьи секретари этих комитетов (254 человека). В категорию Б номенклатуры ПБ были включены председатель и секретарь Национального совета ОФ (2), в то время как члены постоянного бюро НС ОФ включались в номенклатуру секретариата ЦК (II). По категории В председатель, заместитель председателя и главный секретарь БАН состояли в номенклатуре ПБ (4), а члены учредительного совета, ученые секретари, секретарь редакционно-издательского совета и директора институтов БАН (45) - в номенклатуре секретариата ЦК.
Имеющиеся в нашем распоряжении крайне ограниченные материалы позволяют судить лишь о приблизительной численности номенклатуры и количестве должностей, входивших в соответствующие списки. Например, к категории Б номенклатуры секретариата ЦК было отнесено примерно 64 должности (158 человек). По линии МВД (номенклатура ПБ и секретариата ЦК, категория В) устанавливались соответственно 5 и 18 номенклатурных должностей (19 и 70 человек) и пр. В целом, по неполным данным, номенклатура ЦК (ПБ и секретариата) насчитывала около 2300 человек (соответственно более 620 и около 1650 человек) [28]. Появление и "совершенствование"
368
в дальнейшем номенклатурных списков, шедшее по линии их расширения, свидетельствовали о том, что процесс сращивания партийного и государственного аппарата полностью завершился: партия распоряжалась теперь не только собственными кадрами, но и государственными должностями.
Отныне существовал особый слой руководителей, входивший в жесткую закрытую систему. Принадлежность к этой системе, быстро приобретавшей характер клана, рождала у вчерашнего скромного партийца ощущение исключительности, превосходства перед своим товарищем по партии. "Номенклатурный работник, - писал исследовавший советскую номенклатуру А.М. Некрич, - в каком-то смысле стоял выше, чем просто коммунист" [29]. Вместе с тем на новом этапе, когда изменилась атмосфера в обществе и партии, выдвиженцы, поднявшиеся на волне репрессий, в значительной степени утратили '"революционное лицо", стали сервильнее, и, как отмечалось в отечественной литературе, "бесхребетнее".
Важной вехой к процессе сращивания партийного и государственного аппарата явилось оформление вождистского принципа осуществления власти. На механизм этой процедуры указывал в свое время Г. Димитров, сообщая из Москвы свои соображения по поводу кандидатуры Тр. Костова на пост политического секретаря ЦК:
"Если первый секретарь достаточно работоспособен и имеет все прочие необходимые партийные и деловые качества, но ему недостает популярности и авторитета, это не большая беда. Его имя следует лишь умно и тактично популяризировать в партии и обществе. Мы должны решать подобные вопросы в интересах партии по-большевистски, а не руководствоваться соображениями личного престижа или какими-либо еще посторонними соображениями" [30].
Иными словами, в Болгарии, как и в других странах советского блока, фигура вождя не была простым продуктом некой благоприятной политической среды. Ее взращивали и заботливо пестовали, широко используя в этих целях все средства пропаганды. Документы подтверждают, что процесс этот шел под контролем и при активной роли Москвы.
30 января 1950 г., через неделю после смерти В. Коларова, пленум ЦК БКП принял решение предложить на утверждение парламенту кандидатуру В. Червенкова на пост председателя Совета министров. Учитывая важность вопроса, у отсутствовавших на пленуме членов и кандидатов в члены ЦК было запрошено их мнение в письменном виде. Полученные ответы продемонстрировали полное единодушие: решение ПБ провозглашалось "единственно правильным" [31]. Но мало кто знал, что пленуму предшествовал обмен шифртелеграммами между Софией и Москвой. 29 января 1950 г. Червенков сообщил Сталину о выдвижении его кандидатуры на пост главы кабинета и запросил мнение советского руководителя на этот счет.
369
На следующий день, 30 января, "Филиппов" (Сталин) ответной шифртелеграммой дал согласие.
Возглавив правительство, Червенков вскоре принял на себя руководство Отечественным фронтом. И, наконец, в ноябре 1950 г. после официального восстановления в партии поста генерального секретаря [32] Червенков занял и эту должность. По этому поводу София также предварительно запросила мнение Москвы. 5 ноября 1950 г. председатель Внешнеполитической комиссии ЦК ВКП(б) В.Г. Григорьян сообщил об этом Сталину. Одновременно болгарская сторона запросила согласие советского руководства по кандидатуре члена ЦК БКП Г. Чанкова на пост заместителя председателя Совета министров [33]. "Добро" из Москвы было получено.
Впоследствии обращения к Сталину как к высшей инстанции по всем основным вопросам, включая кадровые, стали важнейшим элементом в методах управления Червенкова. Одновременно при решении отдельных кадровых вопросов практиковалось привлечение советских представителей в Софии в качестве советников или, по меньшей мере, свидетелей происходивших перемещений. Так, например, посол СССР в Болгарии М.Ф. Бодров был приглашен на закрытое заседание ЦК БКП в мае 1950 г., где рассматривался вопрос о перестановках в Совете министров [34].
Данные факты отнюдь не следует расценивать как болгарскую специфику. Стремление заручиться мнением, согласием, поддержкой советской стороны и, по возможности, лично Сталина демонстрировали практически все без исключения коммунистические лидеры стран восточного блока. Как показывают документы о встречах и беседах советских руководителей и прежде всего Сталина с национальными коммунистами, последние нередко испытывали сильнейшее эмоциональное потрясение от посещения Москвы. Не случайно российский историк В.К. Волков сравнил встречи Сталина с лидерами восточноевропейских компартий и стран с "паломничествами верующих к святым местам". "Кремлевский оракул, - пишет он, - обладал своеобразным даром воздействия на своих собеседников, мистифицируя их своим вниманием, простотой поведения, политическим опытом ... Это актерское мастерство накладывалось на его огромную власть, и даваемые им инструкции он умел преподнести в виде советов, родившихся как бы в ходе совместного общения" [35].
Насаждение культа личности В. Червенкова проходило по схеме, хорошо известной из нашей отечественной истории. Для демонстрации своей компетентности Червенков начал постоянно выступать с докладами, статьями и по примеру И. Сталина разъяснениями в виде ответов на "письма трудящихся" по самому широкому кругу вопросов общественной жизни и социалистического строительства. На страницах теоретического органа БКП журнала "Ново време"
370
начиная с 1951 г. были опубликованы "Ответ тов. Странскому", "Ответ тов. Т. Павлову", "Открытое письмо тов. Пиронкову", "[Ответ] товарищу Дели Иордановой" и др. Естественно, тут же нашлись и "толкователи" подобной "переписки": в 11-м номере журнала за 1951 г., например, была помещена статья К. Добрева "Значение писем товарища В. Червенкова тов. Павлову и Странскому для развития нашей науки". Быстро стало практикой, когда "учителю и другу болгарского народа" рапортовали труженики, отчитываясь о своих достижениях. В сентябре 1950 г. торжественно было отмечено 50-летие Червенкова. По решению Политбюро ЦК БКП имя болгарского лидера получили, в частности, V район Софии, авторемонтный завод и столичная медицинская академия. В литературе юбилей Червенкова считается формальной точкой отсчета его культа, однако сам Червенков впоследствии самокритично утверждал, что последний возник раньше - в 1949 г.
16 ноября 1950 г. постановлением ПБ № 413 процесс присвоения имени Червенкова городам, селам, предприятиям и пр. был упорядочен. Носить это имя могли лишь "хорошо изученные и подходящие объекты", являвшиеся примером для остальных [36]. Применительно к объектам национального значения соответствующие решения принимались только ПБ. В местном масштабе этим правом наделялись околийские комитеты партии и Народные Советы, но решения в обязательном порядке утверждались председателем президиума Народного собрания.
Советская сторона фиксировала проявления культа личности Червенкова, однако, по понятным причинам, вопрос о них освещался в партийных документах, предназначенных сугубо "для внутреннего пользования" и, по нашим сведениям, уже после смерти Сталина. Так, в декабре 1953 г. в связи с предстоявшим визитом Червенкова в Москву в Отделе ЦК КПСС по связям с иностранными компартиями была подготовлена подробная записка о положении в Болгарии. Немало места в ней отводилось оценкам ситуации в руководстве БКП. В записке, в частности, подчеркивалось:
«В руководстве компартии Болгарии неблагополучно обстоит дело с коллективностью руководства, слабо развита критика и самокритика, что находится в прямой связи с продолжающейся в Болгарии пропагандой культа личности т. Червенкова. В течение длительного времени в болгарской печати выступления т. Червенкова немедленно объявлялись "историческими", "вдохновенными", "проливающими яркий свет", "исключительным событием" и т.д. Руководящие работники Болгарии в своих выступлениях без конца цитировали высказывания т. Червенкова. Его выступления цитировались не только в речах и газетных статьях, но и в официальных документах партийных и профсоюзных органов. В статьях, приветствиях, письмах в отношении т. Червенкова применялись такие выражения, как "мудрый", "любимый", "родной", "верный продолжатель дела Димитрова" и
371
другие неумеренные эпитеты. За последнее время это славословие по адресу т. Червенкова несколько сократилось, однако и в настоящее время появление т. Червенкова и его выступления сопровождаются бесконечным скандированием. Даже на пленуме ЦК болгарской компартии, состоявшемся 25-27 сентября с. г., появление в зале т. Червенкова было встречено скандированием: "Червенков", "Червенков". Каждый год т. Червенков все лето проживает в бывшем царском дворце в окрестностях г. Сталин (ныне - Варна. - Авт.) (более 10 часов езды от Софии) и оттуда руководит партией и страной» [37].
Укоренившийся в болгарской политической практике с конца 40-х годов XX в, принцип вождизма как основополагающий определил завершенность процесса построения иерархической "пирамиды" власти. "Вождь", олицетворяя вершину партийно-государственной "вертикали", сосредоточил в своих руках огромную власть над обществом и страной. Всеобъемлющая и универсальная власть партии подчиняла себе все сферы общества, и "вождь" выступал олицетворением данной системы власти
В рамках проблемы социально-политических "носителей власти" есть также отдельный и большой важности вопрос - об испытании властью. Более того, об испытании властью людей, в массе своей в ней не искушенных, зачастую, как мы видели, мало- или среднеобразованных, профессионально не состоятельных. Соблазн разного рода привилегий им предстояло совместить с интересами "простого народа", демонстрацией своей "готовности" служить им. Практика показала, что эти интересы легко отодвигались на дальний план, уступая место стремлению не только удержаться на служебной лестнице, но и подняться выше. Документы подтверждают: в стране, испытывавшей колоссальные экономические трудности [38], где жизненный уровень населения колебался между бедностью и нищетой, системой различных привилегии обеспечивался высокий уровень жизни "верхов", существовали тщательно оберегавшиеся от посторонних глаз оазисы благополучия для "избранных".
Руководители разных уровней весьма болезненно реагировали на все, что касалось их карьеры, продвижения по служебной лестнице, т.е. получения "места под солнцем". Показательно в этом плане, что в апреле-августе 1949 г. МИД Болгарии всерьез и тщательно занимался вопросом определения старшинства должностей в государственном и партийном аппарате, армии, общественных, научных, религиозных и прочих организациях. Консультируясь с руководителем протокольной службы МИД СССР Ф.Ф. Молочковым по этому вопросу, советник посольства Болгарии в Москве Царвуланов пояснил, что составление списка, включавшего 49 должностей, "было предпринято с целью устранения обид, вызываемых неправильной рассадкой на приемах, местом на парадах, в сообщениях печати и т.д.
372
Эти протокольные ошибки в Болгарии воспринимаются весьма болезненно" [39].
Царвуланов был далек от того, чтобы сгущать краски. Начальник Генерального штаба Болгарской народной армии генерал И. Кинов в беседе с главным военным советником в Болгарии генерал-лейтенантом А.В. Петрушевским рассказал, что на одном из заседаний президиума V съезда БКП секретарь ЦК Г. Чанков, «беспокоясь за место для Костова, грубо указал Василу Коларову, что он (Коларов) должен знать, где ему садиться, и прибавил при этом болгарскую пословицу "Каждая лягушка должна знать свое болото"» [40].
Не стоит воспринимать подобную информацию как второстепенную. Фактически речь шла о конкретном проявлении установленного строго иерархического порядка в руководстве партией и страной. Каждый функционер должен был в прямом смысле слова знать свое место, свой номер, набор положенных привилегий и пр. Здесь мы имеем дело с одной из сущностных характеристик режима, на которые не влияют различия в национальных традициях, менталитете, общем образовательном и культурном уровнях, сколь бы велики они ни были.
Советская сторона активно участвовала в процессе складывания национальной партийно-государственной элиты, в формировании элитарной психологии Достигалось это, в частности, сравнительно высокими жизненными стандартами, предлагавшимися национальному руководству. В октябре 1949 г., например, Москва проявила озабоченность в связи с полученной ею информацией о якобы "недостаточном медицинском обслуживании членов Политбюро и руководящих работников Болгарской компартии", намереваясь "обратить внимание [Червенкова] на улучшение этого дела". Советская сторона предложила направить в Софию специалистов из лечебно-санитарного управления Кремля, а также принять на лечение в Москве нуждающихся в нем функционеров [41].
Многочисленные документы показывают, что не только болгарские, но и национальные лидеры всех стран Восточной Европы активно пользовались возможностью отдохнуть в Советском Союзе, пройти курс лечения. Привилегии разного рода распространялись при этом на членов семей, родных и близких. Существовала также практика вручения гостям ценных подарков [42].
Представители высшего эшелона власти окружали эту сторону своей жизни и деятельности плотной завесой секретности. Закрытость и недоступность информации для рядовых партийцев и обыкновенных граждан была призвана убедить всех, что национальные руководители - "первые среди равных", хотя абсолютизация иерархического принципа построения партии четко отделила "верхи" от "низов", а номенклатурный принцип кадровой политики еще сильнее углубил этот водораздел.
373
2. Функционирование механизма государственной власти и управления
Ориентация на советскую модель оказала сильное влияние на структуру и функционирование механизма государственной власти и управления. В Болгарии, как и в СССР, представительная система власти складывалась по принципу "пирамиды" Советов и была призвана олицетворять собой подлинное "народовластие". Этот подход был закреплен и в "Димитровской" конституции 1947 г., для авторов которой "великим прообразом" являлся советский сталинский Основной закон [43]. Но так же, как и в СССР, между внешне вполне демократическими конституционными нормами и реальной практикой общественной жизни существовал значительный разрыв.
Прежде всего это коснулось деятельности высшего органа законодательной власти - Народного собрания. Этот институт был признан важной частью политической системы, олицетворяя собой в глазах общества государственный суверенитет и национальную независимость. Задача превращения парламента в подлинное представительство трудящихся была объявлена первоочередной и решалась путем насыщения его "выходцами из народа". Реализация такого подхода на практике означала, как правило, стремление провести в высший законодательный орган как можно большее число членов компартии. Использовались с этой целью различные методы.
На заседании ПБ ЦК БКП 17 октября 1953 г., где среди прочих рассматривался вопрос "О подборе кандидатов в народные представители", докладчик Т. Живков сформулировал для местных партийных органов следующую "приблизительную ориентировку"в будущий состав Народного собрания должны войти по партийной принадлежности: коммунисты - около 60%, члены БЗНС - 20%, беспартийные - 20%; по социальному составу: рабочие с производства - 35%, сельские хозяева, в том числе кооператоры, - 18%, некооперированные крестьяне - 7%, общественные деятели из сферы науки и искусства — 22%, инженеры, техники, врачи, учителя и пр. — 15%, Народная армия - 3%, при этом на долю женщин приходилось 15-20%, молодежи - 10-15% [44].
Формируя в соответствии с данной "ориентировкой" высший законодательный орган страны, болгарское руководство озаботилось недопущением в Народном собрании и малейших проявлений "буржуазного парламентаризма". С этой же целью ПБ ЦК БКП приняло в декабре 1953 г. специальное решение о максимальном приближении регламента работы Народного собрания к Верховному совету СССР.
К началу 50-х годов централизация руководства государственной жизнью ощутимо ограничила активность и эффективность деятельности болгарского парламента. Последняя формализовалась
374
и ослабевала по всем линиям: законодательной, контролирующей, непосредственно формирующей другие высшие органы государства. Характерно, например, что законодательная инициатива исходила отнюдь не от депутатов. "Представители народа" ламп, одобряли (как правило, единогласно) подготовленные правительственными чиновниками по инициативе руководства компартии проекты [45].
Широкое распространение получила практика принятия указов и декретов, имевших силу закона, исполнительным органом парламента - Президиумом Народного собрания. При этом и сам Президиум играл формальную роль, утверждая, а точнее штампуя, декреты, подготовленные техническим аппаратом без обсуждения, подчас не особенно вникая в их содержание. Подобная практика сложилась довольно рано: уже весной-летом 1948 г. за неполные пять месяцев Президиум Народного собрания утвердил без дискуссии 57 декретов, а осенью еще 34 [46].
Явное принижение роли парламента подтверждалось также такими характерными для его деятельности явлениями, как нерегулярность парламентских сессий и их малая продолжительность, что в свою очередь вело к принятию важных документов по ускоренной процедуре. Подобная практика была типичной для СССР: в 1946-1954 гг. сессии Верховного совета второго и третьего созывов прошли 10 раз вместо 16 положенных по Конституции СССР [47]. Фактически работу советского парламента определял принцип "целесообразности". Соблазну следовать такому примеру поддавались и болгарские коммунисты. Так, 4 сентября 1948 г. Г. Димитров внес предложение о продлении мандата Великого Народного собрания на один год - до 26 октября 1949 г., обоснованное необходимостью согласовать действующее законодательство с конституцией, а также утвердить закон о 5-летнем плане, подготовка которого близилась к концу. Продление каденции означало, по существу, "консервирование" искаженной роли парламента, создавало для руководящих "верхов" удобство законотворческой работы на основе пагубных принципов - практически без дискуссий, при формальном одобрении "представителями народа" подготовленных аппаратом документов.
Советская парламентская практика не знала также и системы нескольких чтений законопроектов. Более того, в 1949 г. она получила критические оценки в советской юридической литературе как "усложненная" [48]. Позиция советских правоведов оказала непосредственное воздействие на процесс сокращения числа чтений и в парламентах стран Восточной Европы, в том числе в Болгарии. Собственно, этот шаг был вполне логичным: закреплялась уже ставшая фактом нивелировка позиций депутатов, опиравшаяся на во многом механические оценки обсуждавшихся материалов. Иными словами, упрощенная процедура отражала не только единодушие
375
депутатов, но и оправдывала их своеобразную иждивенческую позицию.
Болгарская парламентская практика начала 50-х годов не знала такого явления, как подача депутатами интерпелляций, что свидетельствовало о сужении контролирующей роли Народного собрания. Кроме того, ограничение круга адресатов, которым мог быть послан депутатский запрос, главным образом кабинетом министров [49], лишало парламентариев возможности получать информацию о работе государственных органов из первых рук.
На советский опыт опиралась работа и парламентских комиссий. До середины 50-х годов в обеих палатах Верховного совета СССР имелись по четыре комиссии: законодательных предположений, бюджетная, иностранных дел, мандатная. Аналогичные четыре комиссии действовали и в парламенте Болгарии. Но постепенно стала проявляться тенденция к разбуханию комиссий, их чрезмерному дроблению [50]. Эта тенденция шла в русле вышеозначенного уменьшения и формализации роли высшего законодательного органа. Впоследствии оппонентами коммунистов этот процесс был назван "депарламентаризацией" парламентов.
В целом можно констатировать, что в 50-е годы Народное собрание все отчетливее обретало свойства "орнамента" на фасаде существующей системы власти, превращалось в своей деятельности в плебисцитарный институт, действовавший под строгим идеологическим контролем правящей партии [51].
Структура государственного аппарата также формировалась по образцу советского. В основу его организации был положен незыблемый принцип демократического централизма, причем с акцентом на централизме в бюрократической трактовке этого понятия. Прокламировавшиеся демократические принципы играли при этом, по существу, маскирующую роль.
В соответствии со сталинской теорией государства в политической практике стран советского блока отчетливо наблюдалась тенденция к разрастанию и разветвлению государственного аппарата. Этот процесс шел на фоне закрепленного юридически при Сталине принижения роли представительных органов при одновременном возвышении исполнительной власти. Так, при разработке Конституции СССР 1936 г. по его предложению Совет министров приобрел титул "высшего исполнительного и распорядительного органа государственной власти", в то время как ранее правительство трактовалось как исполнительный орган высшего представительного органа, т.е. Верховного совета.
Буквально копируя советский опыт, болгарские законодатели включили в конституцию 1947 г. именно скорректированную Сталиным формулировку (ст. 38). Это закрепляло в политической практике положение, когда правительство, концентрируя в своих руках и законодательную, и исполнительную, и административную власть,
376
становилось центром "соединения властей", что являло собой важнейший принцип организации советской или подобной ей государственной системы.
Нарождавшаяся коммунистическая бюрократия использовала апробированные в СССР формы власти, подтверждая тем самым, что прежде всего сама природа и идеология компартии как партии "особого типа" обусловливали избрание ею вполне узнаваемого варианта оформления коммунистического режима.
Стремление болгарских руководителей безоговорочно внедрять советский опыт государственного строительства, функционирования административно-хозяйственного и партийного аппарата, копировать или, по меньшей мере, согласовывать соответствующие нормативные документы имеет многочисленные документальные подтверждения. Так, ПБ ЦК ВКП(б) 12 января 1951 г., рассмотрев "вопрос тов. Червенкова", приняло следующее решение:
"1. Поручить министерству иностранных дел СССР (т. Вышинскому) передать Болгарскому правительству основные законы и положения, касающиеся организации, задач и функций советов депутатов трудящихся СССР и их центральных руководящих органов, согласно прилагаемому списку.
2. Поручить Президиуму Верховного совета РСФСР (т. Тарасову) и Совету министров РСФСР (т. Черноусову) принять группу работников болгарских народных Советов в количестве 13 человек сроком на 1 месяц для ознакомления с работой Советов депутатов трудящихся СССР, причем расходы, связанные с их пребыванием в СССР, должно нести правительство Болгарии".
Из перечня материалов, переданных болгарской стороне, видно, что объектом пристального изучения последней в то время была, помимо прочего, деятельность "пирамиды Советов" в СССР. В списке материалов значились: 1. Конституция СССР, союзных и автономных республик. 2. Положения о выборах в Верховные советы СССР и РСФСР и в местные Советы. 3. Положения о краевых (областных), окружных, районных съездах Советов и их исполнительных комитетах (Сборник узаконений 1928 г., № 70). 4. Положение о районных съездах Советов и районных исполнительных комитетах (Сборник узаконений РСФСР 1931 г., № 11). 5. Положение о сельских Советах (Сборник узаконений 1931 г., № 11) [52].
В процессе формирования системы власти значительное место болгарское руководство отводило Народным Советам. На рубеже 40-50-х годов старая практика делегирования депутатов на основе соглашения в рамках ОФ уступила место новой - выборам. Впервые они были проведены в стране 15 мая 1949 г. Документы подтверждают, что уже на этом этане проявились серьезные негативы в организации "народного волеизъявления", характерные для советской модели.
Выдвижение кандидатов осуществлялось по указаниям ЦК БКП, согласно которым устанавливалось соотношение кандидатов
377
для членов партий ОФ и беспартийных. Так, например, в Варненском округе это соотношение было следующим: БКП - 60%, БЗНС и беспартийные - 40%. В некоторых местных организациях БЗНС, например в Шумене и Балчике, проявились настроения в пользу паритета, но провести этот принцип в жизнь не удалось. Показательно объяснение этого факта, данное в информационном письме консульства СССР в Варне в Москву в мае 1949 г. по итогам выборов: указывалось на нехватку "авторитетных и подходящих кадров" в БЗНС. Заметим: это более чем сомнительно. В Варне и других местах дважды пересматривались списки кандидатов, якобы по причине нарушения указания ЦК БКП о пропорциональном представительстве (логично предположить, что пропорции нарушались не в пользу БЗНС). Кроме того, имевшиеся отводы, как правило, касались также кандидатов от БЗНС. Под предлогом отсутствия подходящих кандидатов-"земледельцев" местные организации БКП часто выдвигали своих членов от общественных организаций (Женского союза, Союза народной молодежи и пр.), не указывая партийности.
Много серьезных нарушений было зафиксировано (как правило, в неофициальном порядке) в процессе голосования. Советские представители в стране были информированы о многочисленных фактах подмены бюллетеней для обеспечения победы кандидатам ОФ, о выявлении с помощью специальных помет на бюллетенях и конвертах результатов голосования лиц, считавшихся политически неблагонадежными, о фактах двойного голосования специально подготовленных избирателей, о давлении, оказывавшемся на электорат, вплоть до превентивных арестов и т.п. [53]
Характерно, что в поступавших в Москву материалах подобные нарушения объяснялись "пережитками старых буржуазных выборов, когда в погоне за большим количеством избирателей ... прибегали к такой махинации..." Советские дипломаты констатировали, что "в настоящее время эти проделки (!), несомненно, наносят большой вред авторитету ОФ" [54].
Донесения советских консульств частично освещали "ошибки", имевшие место при подсчете голосов. "Вольно или невольно", как говорилось в одном из документов, кое-где городские избиратели были включены и в число голосовавших в районах. Такое дублирование позволило, например, причислить к голосам, поданным за Союз ремесленников в Варне, свыше 60 тыс. человек. Однако справедливости ради заметим, что не всегда в таких случаях проявлялся умысел. В некоторых селах членами и даже секретарями избирательных комиссий были почти неграмотные люди, которые не могли проследить за правильностью составления списков [55].
Выборы в Народные Советы по официальной статистике дали 92 % голосов за кандидатов ОФ. По словам заведующего агитпропотделом ЦК БКП М. Николова, столь высокий результат превзошел все ожидания партийного руководства. В беседе с сотрудником
378
посольства СССР Г. Купкой 17 мая 1949 г. Николов подчеркнул, что 80 % населения отдали голоса за ОФ "по убеждению", а 10-15% голосов пришлось на долю "буржуазных элементов", которые попытались таким образом "втереться в доверие наших властей, усыпить их бдительность и творить свое вражеское дело". Против ОФ голосовали прежде всего недовольные системой распределения промышленных товаров и действиями местного руководства [56]. На каких конкретных данных строил Николов свои выводы, откуда взялась приведенная им статистика и насколько она надежна, остается неясным.
А между тем архивные документы фиксируют обращение части избирателей к лозунгам оппозиционного БЗНС, разгромленного осенью 1947 г., а также к авторитету Тр. Костова. Его имя упоминалось в сотнях антиправительственных лозунгов, написанных на избирательных бюллетенях, причем о Костове говорилось в том числе и как о борце за установление в Болгарии власти, "типа существующей в Югославии".
Несомненно, высокий процент голосов, отданных за кандидатов ОФ, был получен с помощью "техники", которая помогла, как указывалось в одном из документов, "выправить положение" в ряде районов страны. Например, по официальным данным, в Русенском округе за ОФ отдали голоса 90% избирателей, а по конфиденциальной информации руководства БКП реальные цифры были значительно ниже - 65-75% [57].
Масштабы фальсификации и их возможность фактически отразили отсутствие у населения реального права выбора. Итоги же выборов фиксировали новое "качество" режима: как остроумно заметил американский политолог У. Лакер, "любой режим, получивший на выборах 99% голосов избирателей, является тоталитарным по определению" [58].
Советские наблюдатели в стране внимательно отслеживали ход перестройки административно-хозяйственной структуры в Болгарии. В одной из справок советского посольства, составленной вторым секретарем Ф.А. Коноваловым в марте 1949 г., подчеркивалось, что "в организационную основу структуры всех министерств и ведомств имеется стремление положить опыт Советского Союза" [59]. В частности, именно так строила свою работу Комиссия государственного контроля Болгарии. 24 ноября 1950 г. ПБ ЦК БКП вынесло решение о перестройке ее работы. Она проводилась при непосредственном участии советского специалиста Орлова. С его помощью было составлено новое положение о задачах и функциях комиссии, максимально учитывавшее советский опыт.
В связи с "делом" Тр. Костова вопрос о работе госаппарата приобрел особую остроту. Рубежом здесь стал январский (1950 г.) пленум ЦК БКП. В целях создания "правильной" структуры аппарата и его удешевления 27 февраля 1950 г. при правительстве была создана
379
штатная комиссия, куда вошли представители Госплана, министерства финансов и министерства труда и социального обеспечения. Функции комиссии сводились к рассмотрению структуры и штатов министерств и ведомств, установлению должностных наименований, зарплат, вознаграждений и премий.
В интересах "оперативного и конкретного руководства" народным хозяйством было принято решение о разукрупнении некоторых министерств. В декабре 1950 г. министерство внешней торговли было разделено на два - министерство внешней торговли и министерство заготовок и пищевой промышленности. Возглавил последнее бывший министр внутренних дел Р. Христозов. В сентябре 1951 г. было разукрупнено министерство промышленности (министр А, Югов). Вместо него создано два самостоятельных - министерство тяжелой промышленности (министр А. Югов) и министерство легкой промышленности (на пост руководителя пришел бывший заместитель министра заготовок и пищевой промышленности А. Димитров).
Несомненно, изменение структуры министерств преследовало благую цель сделать исполнительную власть более гибкой, устранить громоздкие звенья и в конечном счете повысить эффективность их работы. В одном ряду с такими преобразованиями находились и экстренные меры по улучшению работы некоторых министерств, принимавшиеся с начала 50-х годов. Однако сводились они, как правило, к карающим мероприятиям. За серьезные ошибки и деятельность, противоречившую линии партии и правительства, был снят с поста министра земледелия Т. Черноколев. Он был также выведен из состава ПБ и исключен из партии [60]. С работы были сняты и три его заместителя. В министерстве было создано политуправление, а в МТС - политотделы. "Укрепление" руководства МИД выразилось в снятии в 1950 г. заместителя министра Е. Каменова и ряда заведующих отделами. На место Каменова пришли два новых заместителя - Ж. Живков и Л. Герасимов. В середине 1951 г. за плохую работу министерства электрификации (министр К. Георгиев) поплатились своими руководящими креслами три его заместителя. За несоответствие занимаемой должности и засоренность аппарата был снят министр коммунального хозяйства П. Каменов.
И в дальнейшем укрепление аппарата Совета министров шло по линии сокращения сотрудников и новых назначений. Отличительной чертой многих перестановок являлось укрепление госаппарата "испытанными партийными кадрами". Так, Ж. Живков был бывшим секретарем Хасковского окружного комитета БКП, а министр народного просвещения Д. Янев - секретарем Пловдивского окружного комитета БКП и т.п.
При рассмотрении конкретных назначений и перестановок бросается в глаза "непотопляемость" многих функционеров. Это свидетельствует о том, что номенклатурный принцип подбора и расстановки
380
кадров уже действовал в полную силу. Практика перебрасывания кадров на "узкие" участки не сочеталась с их (кадров) реальной подготовкой, опытом работы в определенной отрасли. Так, в августе 1952 г. старый коммунист К. Луканов, возглавлявший с января 1950 г. Госплан, получил пост заместителя председателя Совета министров по вопросам культуры. Снятый с довольно жесткими формулировками с поста руководителя Госплана Е. Матеев тут же возглавил выделенное из Госплана Главное управление статистики (позднее реорганизовано в Центральное статистическое управление при Совете министров). Однако, естественно, существенного улучшения работы Госплана это не дало. После октябрьского пленума ЦК БКП 1952 г. советские наблюдатели констатировали, что Госплан и ЦСУ оставались "узким местом" в госаппарате, фактически тормозя дальнейшее развитие страны. До мая 1953 г., говорилось в информационной справке МИД СССР, ЦСУ не могло дать правильной оценки выполнения первого пятилетнего плана в 4 года (1949—1952), а Госплан трижды (!) представлял правительству недостаточно обоснованный пятилетний план на 1953-1957 гг. Выход из столь затруднительного положения был найден в привлечении к этой работе советских экономических советников Буторкина и Величко [61].
Таким образом, на рубеже 40-50-х годов проблемой № 1 стала в Болгарии квалификация управленцев. Слабость управленческого аппарата рано выявила расчеты национального руководства на советскую помощь, причем самого разнообразного характера - кредиты, оборудование, техническая и иная документация, советники, специалисты и пр. Постоянный характер приобрели консультации с советскими специалистами при подготовке долгосрочных хозяйственных планов, проведении важных реформ и пр. Подчас соответствующие запросы облекались в наивную форму. Так, прибывшие весной 1948 г. работники болгарского Госплана во время встречи с руководителем Госплана СССР Н.А. Вознесенским сформулировали свое пожелание "получить... совет, в течение скольких лет мы могли бы выполнить задание партии и товарища Димитрова, чтобы... переустроить нашу страну в индустриально-земледельческую, когда у нас теперь продукция промышленности приблизительно составляет 30%, а продукция земледелия - 70%". По всей вероятности, болгары были удовлетворены полученными консультациями. "... Мы уверенно приступаем к разработке пятилетнего плана развития нашей страны", - заявил член делегации П. Шабанский в посольстве СССР в Софии, вернувшись из Москвы [62].
Однако разносторонняя советская помощь, как быстро выяснилось, способствовала формированию и закреплению у национальной руководящей элиты вполне определенных настроений. Еще 28 сентября 1948 г. посол М.Ф. Бодров в письме В.М. Молотову сообщал: «В беседах с нашими людьми они (болгарские руководители. - Авт.)
381
откровенно заявляют, что без помощи Советского Союза им не справиться с задачами, которые они хотят поставить в пятилетнем плане, и дают понять нашим работникам, что в этом случае моральная ответственность будет лежать на Советском Союзе. Одним словом, у наших друзей в этом отношении чувствуется "иждивенческое настроение"» [63].
В механизме государственной власти важное место занимали органы правосудия. По советскому примеру в Конституции НРБ был закреплен принцип единства законодательной, исполнительной и судебной власти. Понимание национальным руководством важности этого звена для сохранения и стабильности режима определило постоянное внимание к деятельности органов юстиции. Советский опыт и здесь выступал главным ориентиром.
Не будет преувеличением сказать, что в рассматриваемое время в деятельности болгарских судебных органов доминировала их репрессивно-наказательная функция, что логично вписывалось в господствующую концепцию усиления классовой борьбы в стране по мере перехода к социализму. В этих условиях от суда требовались жесткость, четкое понимание "классовой линии" и "революционной целесообразности" и готовность подчинить им закон, равно как и выполнить конкретные указания партийного руководства.
Объективно отразили изменения в атмосфере болгарского общества под влиянием тезиса об обострении классовой борьбы численный рост заведенных судебными органами дел, а также ужесточение санкций в новых юридических нормах 1949 г. (пожизненное заключение за большинство должностных преступлений, смертный приговор за политические преступления). Советские наблюдатели объективно оценивали эту зависимость [64].
В основу уголовного законодательства Болгарии в первой половине 50-х годов было целиком положено советское уголовное право. 2 февраля 1951 г. был принят новый Уголовный кодекс, но, как констатировали болгарские власти, судебная практика вскоре выявила его недостаточную "суровость". В конце 1952 г. министр внутренних дел Г. Цанков внес в ПБ ЦК БКП предложение об "усилении воздействия на изменников родины и членов их семей" [65]. 10 февраля 1953 г. в закон были внесены соответствующие изменения. Предусмотренное ужесточение наказания создало значительные затруднения Болгарии в международном плане, поскольку болгарский Уголовный кодекс оказался уникальным: столь суровые статьи не содержались ни в одном другом законодательстве, включая и советское. В силу этого 10 ноября 1953 г. они были отменены.
На рубеже 40-50-х годов в стране, по болгарским данным, наблюдался неуклонный рост политических преступлений (измена, предательство, шпионаж, вредительство): в 1948 г. - 134 приговора, в 1949 г. - 878, в 1950 г. - 1328, в 1951 г. - 1548. К сожалению, отсутствие надежных источников лишает нас возможности прокомментировать
382
эти данные, хотя они рождают немало вопросов и предположений. В начале 50-х годов среди болгарских правоведов утвердилось мнение, что при рассмотрении политических дел доказательства приобретают второстепенный характер, достаточно признания обвиняемого. Как не вспомнить известное утверждение А.Я. Вышинского о признании - "царице доказательств"? Суд выносил по политическим делам 250-280 смертных приговоров в год. Не случайно в Народном собрании даже прозвучал вопрос "У нас что в стране гражданская война?" [66]
В целом органы юстиции быстро оформились в послушный государственный инструмент осуществления репрессивных функций. Особенно ярко это проявилось в ходе крупных политических процессов на рубеже 40-50-х годов.
Таким образом, в начале 50-х годов в Болгарии сложилась и действовала жестко централизованная, иерархически оформленная и полностью контролируемая "сверху вниз" модель государственного управления, законодательно закрепленная "Димитровской" конституцией. По основным своим параметрам и сущностным характеристикам эта модель соответствовала политическому режиму советского типа и отражала ставшее реальностью утверждение в стране социализма "по Сталину".
3. Политические репрессии - важное звено в механизме утверждения режима советского типа
Начиная с конца 40-х годов в Болгарии в условиях монополии компартии на власть был запущен в действие испытанный в советской практике механизм воздействия на общество и контроля за ним - политические репрессии. Имеющиеся сегодня в распоряжении ученых материалы и проведенные на их основе исследования позволяют констатировать как "многослойность" причин, лежавших в основе репрессивной политики власти, так и их различные по своему значению и масштабам итоги.
В условиях рожденных "холодной войной" подозрительности и шпиономании власти провели массовые выселения граждан из крупных городов и пограничных районов. В маленькой Болгарии под предлогом усиления бдительности на протяжении 1948-1953 гг. более 6600 семей лишились прежнего места жительства. Причинами депортаций обычно становились обвинения в родстве с "изменниками Родины", "врагами народной власти", "пособниками бандитов" и пр. [67]
Продолжалась практика отправки граждан в исправительно-трудовые лагеря. В июне 1949 г. начал действовать концлагерь Белене. Среди его заключенных были и члены так называемой депутатской бригады (бывшие министры, депутаты Народного собрания,
383
старшие офицеры, журналисты и пр.), в отношении которых устанавливался наиболее жесткий режим категории А [68]. В сентябре 1949 г. число ссыльных достигло рекордной отметки - 4500 человек, причем половина из них пострадала по политическим мотивам. К моменту закрытия концлагеря в сентябре 1953 г. из 1059 заключенных лишь 187 были уголовниками, а остальные отбывали наказание за "контрреволюционную деятельность" [69].
Однако "пиком" репрессивной политики явились состоявшиеся на рубеже 40-50-х годов судебные процессы.
Центральным с точки зрения задействованных в нем лиц и значения для жизни страны был, несомненно, процесс по "делу" Тр. Костова. Один из наиболее крупных и авторитетных коммунистических лидеров был обвинен в шпионаже, антисоветизме, связях с Тито и в декабре 1949 г. казнен [70].
Доступные сегодня исследователям документы позволяют внести некоторые уточнения в трактовку вопроса о роли советского политического руководства в "деле" Костова. Принято считать, что "разработка" Костова началась после того, как в декабре 1948 г. Сталин на основании донесений советского посла в Софии М.Ф. Бодрова обвинил болгарского коммуниста в неискреннем ("двойственном") отношении к СССР. Эта неискренность выразилась якобы в намерении скрыть от советского руководства информацию по экономическим вопросам, опираясь на закон о государственной тайне. При этом Сталин неоднократно подчеркивал, что конфликт с Тито начинался аналогично. Однако импульс, приведший в движение механизм репрессий, зародился не в Москве, а в Софии.
В мае 1948 г. генерал И. Кинов в беседе с главным военным советником в Болгарии генерал-лейтенантом А.В. Петрушевским о положении в Югославии и письме ЦК ВКП(б) в адрес ЦК КПЮ поднял вопрос о нежелательных явлениях, имевших якобы место в стране. Петрушевский сразу же доложил об этой беседе министру вооруженных сил СССР Н.А. Булганину.
«В последующем разговоре, который продолжался около двух часов, - сообщал Петрушевский, - Кинов, хотя и в осторожных выражениях, совершенно определенно дал понять, что и в Болгарии существует определенная группа лиц, которая считает, что роль Советского Союза в деле освобождения Болгарии не так уж велика, что сами они (болгары) сделали для своего освобождения очень много. Кинов два раза подчеркивал, что "никакой организации, конечно, нет. Есть только подобные настроения у части членов правительства и среди других ответственных лиц". Из дальнейших высказываний Кинова можно совершенно ясно понять, что основными лицами, возглавляющими л и настроения, являются: 1. Трайчо Костов - заместитель председателя Совета министров; 2. Антон Югов - министр внутренних дел; 3. И. Стефанов - министр финансов» [71].
384
На основании доклада Петрушевского Булганин 24 мая 1948 г. подготовил записку "наверх". Непосредственная реакция советской стороны на этот документ нам не известна, но, без всякого сомнения, он был внимательно изучен, и главное, не забыт. На встрече советских и болгарских руководителей в Кремле 6-7 декабря 1948 г. Сталин и Молотов выразили недоверие не только Костову, но и Югову. И позднее повышенный интерес Москвы к фигуре Югова сохранялся. В исторической литературе отмечено, что 2-3 раза М. Червенков летал в советскую столицу, якобы отстаивая его, а также Г. Чанкова и Д. Терпешева перед Сталиным и Берией прежде чем вопрос был закрыт [72].
Итак, сигнал о Костове был получен в Москве... Сказать с уверенностью, что он был первым, нельзя. Совершенно очевидно, что он не был единственным: по некоторым сведениям, в октябре 1948 г. из Болгарии поступил на сей раз анонимный "компромат" на Костова, по теперь Костов был включен в иную по составу группу лиц, чье поведение вызывало подозрения: Чанков, Червенков, Югов.
Дальнейшие событии, связанные с эскалацией обвинений в адрес Костова, сравнительно хорошо известны, как, впрочем, и многочисленные выступления бывших соратников Костова, которые поспешили решительно отмежеваться от одиозной теперь фигуры. Некоторые такого рода документы сохраняются в российских архивах. Разновременные (часть из них относится к периоду следствия, часть - к периоду после казни Костова) [73], все они тем не менее объединены одним стремлением - доказать закономерность "падения" Костова, обусловленную его левосектантским прошлым (левое сектантство рассматривалось как разновидность троцкизма, и в силу этого являлось тягчайшим преступлением в глазах Москвы), продемонстрировать собственную классово-партийную непримиримость авторов. Примечательно, что некоторые из них (Т. Черноколев, Д. Терпешев) сами стали впоследствии жертвами надуманных обвинений.
Особо следует сказать о той информации, которая прозвучала и беседе посла М.Ф. Бодрова с Ц. Драгойчевой июля 1949 г. В записи, сделанной советским дипломатом, говорилось:
"Драгойчева заявила о том, что она на протяжении всей своей работы в партии настороженно относилась к Трайчо Костову. В период подполья Костов всегда ослаблял бдительность коммунистов. Кроме того были такие случаи, которые в настоящее время требуют, чтобы на них обратили внимание, следователи, допрашивающие Костова".
Перечень таких "случаев" состоял из 11 пунктов. Сделанные в тот момент, когда следствие, по "делу" Костова только что начались (начальная его дата - 2 июля 1949 г.), "разоблачения" Драгойчевой приобретали особо опасный характер "подсказки" следственным органам. Не случайно из аппарата МИД СССР запись беседы была направлена руководителю Внешнеполитической комиссии ЦК ВКП(б) В.Г. Григорьину [74].
385
Следует заметить, что Москва поначалу, по всей видимости, не была склонна драматизировать ситуацию вокруг Костова. 25 марта 1949 г. в Софии было получено письмо ЦК ВКП(б), в котором подчеркивалось, что "вопрос о поведении тов. Костова ... следует считать исчерпанным" [75]. Оно, однако, не стало сдерживающим фактором для болгарского руководства. Начавшийся 26 марта пленум ЦК БКП сформулировал обвинение о "ярко выраженном националистическом уклоне" Костова. Иными словами, болгарские руководители намеренно проигнорировали возможность, опираясь на мнение Москвы, закрыть "дело" своего товарища. Причина крылась в острой внутрипартийной борьбе в БКП, в явном намерении В. Червенкова и особенно В. Коларова устранить авторитетного соперника с политической сцены, укрепив тем самым свои позиции.
Другой вопрос, требующий ответа: почему в свою очередь советская сторона не стала защищать Костова и санкционировала участие советских советников и сотрудников спецслужб в проведении следствии и подготовке процесса? (После ареста Костова 20 июня 1949 г. и Софию прибыла из Москвы большая группа специалистов-"силовиков", переводчиков, техперсонала.) Представляется, что советской стороне важен был итог: укрепление в руководстве БКП лидеров, всецело ориентировавшихся на Москву и готовых с ортодоксальных позиций следовать советской модели. Кто персонально будет таким лидером, победив в ожесточенной схватке за власть, значения не имело [76].
Фактически исход "дела" Костова руководством БКП был предрешен заранее. В ноябре 1949 г. на совещании Коминформа в Будапеште В. Червенков, говоря о "крупном международном затворе, организованном англо-американскими империалистами против стран народной демократии и Советского Союза", наличие которого выявил процесс Л. Райка, заверил собравшихся: "Это покажет и процесс Костова у нас" [77]. Заметим, что говорилось это в то время, когда еще не был сформулирован обвинительный акт! Содержание последнего болгары окончательно согласовывали с Москвой. 12 декабря 1949 г. Червенков сообщил "Филиппову" (Сталину): "Приговор по делу Костова будет вынесен в среду 14 декабря. Костов должен быть приговорен к повешению... Если сеть замечания, просьба нам об этом сообщить" [78]. Замечаний, судя по всему, не было...
Во время судебного процесса в Болгарию по просьбе правительства страны был направлен "секретный десант'" - три полка НКВД (по одному из Москвы, Киева и Минска) - "с целью оказания помощи в обеспечении государственной безопасности республики..." В течение трех месяцев, до середины января 1950 г., советские военнослужащие находились в стране, причем московский полк нес службу в Софии, а минский и киевский - в других крупных городах, портах и пограничных районах. Перед московским полком была поставлена задача
"с наступлением темноты и до рассвета взять под
386
охрану ЦК БКП, Народное собрание, радиоцентр, политическую тюрьму, Совет министров, бани, дачу В. Червенкова и другие объекты, в том числе так называемый Дом правительства на ул. Толбухина, 11".
Разговаривать по-русски солдатам и офицерам категорически запрещалось, поэтому, как вспоминал участник событий Д. Медведев, "службу несли молча". Эксцессов за все это время не было. Запомнились Медведеву собиравшиеся каждый вечер на улицах толпы люден, скандировавших "Смерть Трайчо Костову!" Манифестации шли до поздней ночи. По окончании секретной миссии на встречу с личным составом полка приехал Червенков, "поблагодарил за хорошую службу" [79].
История "секретного десанта" НКВД свидетельствовала, что власти явно опасались нежелательного для себя развития событий, способного дестабилизировать ситуацию в стране.
Процесс Тр. Костова положил начало целенаправленной репрессивной акции - поиску "врага с партийным билетом". Ее результаты были внушительными - до апрели 1951 г. из БКП исключен каждый пятый коммунист. Общее число репрессированных превысило 100 тыс. человек.
Под флагом борьбы с "трайчокостовщиной" в стране были проведены другие судебные процессы. Начатые, как правило, еще до возникновения "дела" Костова расследования были в спешном порядке доведены до логической развязки.
Болгарская исследовательница Г. Никова убедительно показала, что одним из важнейших направлений репрессий явилась хозяйственная сфера исполнительной власти [80]. Аресты "хозяйственников", первым сигналом к которым стало дело директора "Индустриалимпорта" К. Славова, начатое еще в октябре 1948 г., шли параллельно с изменениями в силовых структурах, призванными усовершенствовать репрессивный механизм. В целом эти изменения сводились к укреплению позиций кадров, прошедших обучение либо непосредственно в Москве, либо в Софии, но при участии болгарских инструкторов, подготовленных советскими специалистами. В это время шло также интенсивное насыщение органов госбезопасности советниками из СССР.
После ареста Тр. Костова в поле зрения карательных органов попали не только руководители, но и почти все служащие возглавлявшегося Костовым Комитета по хозяйственным и финансовым вопросам при Совете министров. Под следствием оказались министр финансов И. Стефанов, министр промышленности П. Кунин, министр электрификации М. Секеларов, крупные специалисты и "командиры производства" Г. Ганев, К. Каприелов, И. Маскаров, П. Григоров и др. Были задержаны многие сотрудники центральных финансовых учреждений, промышленных и почти всех внешнеторговых объединений. Массовый характер приобрели аресты в провинции.
387
По процессу Тр. Коства были осуждены также видные экономисты, финансисты и "хозяйственники" Н. Начев, Н. Павлов, И. Тутев, И. Гевренов, Ц. Цончев, В. Ивановски и пр.
Весной 1930 г. завершился процесс над группой промышленников: 12 человек (Д. Стонйов, Л. Спасов. А. Неболиев, О. Асланян, Г. Казанджиев, Б. Нанов, С. Вылев и др.) были обвинены и экономическом саботаже и шпионаже. Среди подсудимых находились бывшие промышленники и торговцы, проявившие бесспорные деловые качества и политическую лояльность, в немалой степени способствовавшие налаживанию национальной экономики.
В августе 1950 г. осуждена была еще одна группа крупных хозяйственных деятелей, также насчитывавшая 12 человек, среди них помощники министров Б. Петровски. Л. Кайряков, Б. Симон, Н. Говедарски, Д. Кочемидов, Л. Червенков, Г. Делиминков, директора объединений М. Кушев, И. Нанов, И. Калушев и др.
В 1952 г. массовые аресты коснулись инженеров - сотрудников советско-болгарского горного общества "Горубсо", обвиненных в шпионской деятельности. По процессу прошли 14 подсудимых. Под обвинения ни вредительстве подпали также сотрудники горнодобывающей отрасли в провинции. Одновременно началось следствие по "делу" группы инженеров ряда строительных организаций.
Общая статистика осужденных по "хозяйственным" процессам отсутствует. По неполным данным, число лишь подследственных коммунистов превысило 1500 человек. Власти сформулировали вывод об экономическом "заговоре" в стране, провели в русле этого обвинения более 250 судебных процессов. Думается, что одной из целей было намерение предъявить обществу "виновных" в экономических трудностях, невыполнении народнохозяйственных планов.
Помимо хозяйственной сферы, репрессии проводились против болгарского генералитета, офицеров-пограничников, сотрудников органов госбезопасности, т.е. затронули силовые структуры. Вторжением в духовную сферу стали процессы над протестантскими пасторами (евангелистами) и католическими священниками, обвиненными в шпионской деятельности в пользу "англо-американцев" и Ватикана [81].
Репрессивная политика имела серьезные последствия. В военной сфере, например, чистка офицерского корпуса стала важным этапом формирования "партийной" армии как едва ли не главного гаранта сохранения режима, его стабильности.
Внутрипартийные репрессии сыграли ключевую роль в складывании партии-государства, подобия, по сталинскому определению, "ордена меченосцев", основы политического режима советского типа. Фактически была проведена повторная "большевизация" БКП.
Результатом экономических репрессий явился своего рода технологический переворот. Многие осужденные получили в свое время
388
высшее образование на Западе - в Германии, Франции, Швейцарии, Австрии, были хорошо знакомы с новейшими технологиями. Поскольку действие старых, главным образом немецких, патентов и лицензий было приостановлено, СССР становился практически единственным импортером технологий.
Несомненно, все это облегчало последующее интегрирование Болгарии в экономические структуры восточного блока. Именно в этом видится главный замысел и основной итог репрессий в хозяйственной сфере.
Репрессивная составляющая процесса советизации в Болгарии на рубеже 40-50-х годов проявилась весьма отчетливо, охватив не только партийный и государственный аппарат, но и общество в целом. С помощью репрессий процесс утверждения советской модели в стране получил ускорение, а власть смогла заставить общество принять новую идеологию и соответствующие последней принципы его организации, исключавшие какое-либо инакомыслие.
* * *
К началу 50-х годов в Болгарии уже налицо были все основные, "несущие" элементы той "конструкции", которую можно определить как политический режим советского типа. Сталинская модель социализма утвердилась с определенными оговорками, суть которых сводится к степени развертывания в болгарских условиях заложенного в этой "конструкции" тоталитарного потенциала. Сегодня исследователи констатируют неполную реализованность последнего в Болгарии, как и в других странах восточного блока [82].
Степень укоренения советской модели на национальной почве оказалась недостаточно высокой, и к середине 50-х годов в истории Болгарии начался новый этап - десталинизации, явившейся важным импульсом в процессе саморазрушения коммунистического режима.
1. Восточная Европа в документах российских архивов. 1944-1953. М.; Новосибирск, 1997. Т. 1. 1944-1948. С. 234.
2. Свободен народ. 1945. 17 окт.
3. Гришина Р.П. Расстановка политических сил в Болгарии после установления народно-демократической власти (сентябрь 1944 - ноябрь 1945 г.) // Из истории народно-демократических и социалистических революций в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. М , 1977. С. 55-56.
4. АВП РФ. Ф. 074. Оп. 34. П. 115. Д. 10. Л. 81-82.
5. Там же, Л. 1.
6. Советский фактор в Восточной Европе. 1944-1953. Документы. М., 1999. Т. 1. 1944-1948. С. 139.
7. Баева И. Смяна на елита и кадрите в България и Източна Европа (1944-1948) // Лица на времето. София, 1996 Кн. 1, С. 79.
8. Там же. С. 84.
389
9. Подробнее см.: Лашкевич А.А. Болгарская высшая школа в 1944-1947 гг. // Сов. славяноведение. I 987 № 6; Дойчинов Б. Промени в структурата на висшето образование в България (9 септември 1944 - 1948 г.) // ИП. 1991. № 1.
10. Diverger М. Les parties politiques. Р., 1981; Novak М. Systémy politickych stran. Uvod do jejich srovnávaciho studia. Praha, 1997.
11. РГАСПИ. Ф. 575 Оп. 1. Д. 310. Л. 92; Д. 342. Л. 89.
12. Там же. Д. 58. Л. 86.
13. АВП РФ. Ф. 074. Оп. 37. П. 547. Д. 46. Л. 127.
14. Димитров Георги Дневник. 9 март 1933 - 6 февруари 1949. София, 1997. С. 339-340.
15. РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 342. Л. 89.
16. Димитров Г. Съчинения. Т. 12. София, 1954, С. 56-61.
17. Совещания Коминформа. 1947, 1948, 1949: Документы и материалы. М., 1998. С. 270.
18. АВП РФ. Ф. 074. Оп. 38. П. 156. Д. 47. Л. 85-86.
19. Там же, Оп. 37. П. 147. Д. 46. Л. 42.
20. Там же. Оп. 38. П. 156. Д. 46. Л. 6-7, 11.
21.Там же. Д. 47. Л. 87-88.
22. Там же. Оп, 37. П. 148. Д. 48. Л. 32.
23. Джилас М. Лицо тоталитаризма М., 1992. С. 48.
24. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 137. Д. 251. Л. 99, 100.
25. Мигев В. Утвърждаване и разгръщане на сталинския модел на социализма в България (1948-1953) // Страници от българската история. Събития. Размисли. Личности. София, 1993. [Вып.] 2. С. 59.
26. АВП РФ Ф. 074. Оп. 40. П. 170. Д. 16. Л. 34-35.
27. Там же. Оп. 42. П. 186. Д. 13. Л. 63.
28. Подсчитано по: РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 310. Л. 171-183.
29. Некрич А.М. Золотой век номенклатуры // Советское общество: Возникновение, развитие, исторический финал. VI , 1997, Т. 2. Апогей сталинизма. С. 416.
30. Цит. по: Исусов М. Комунистическата партия и революционният процес в България. 1944-1948. София, 1983. С. 45.
31. Богданова Р. Българският вариант на десталинизацията. 1953-1956 // ИП. 1997. Кн. 4. С. 33.
32. После смерти Г. Димитрова (2 июля 1949 г.) ПБ ЦК БКП приняло решение ликвидировать пост генерального секретаря в партии. В исторической литературе это решение нередко связывают с намерением Червенкова не допустить на партийный Олимп В. Коларова. Восстановление поста генсека было проведено явно "под Червенкова".
33. Восточная Европа в документах .. М., 1998. Т. 2. 1949-1953. С. 439, 440.
34. Богданова Р. Указ. соч. С. 35.
35. Волков В.К. Узловые проблемы новейшей истории стран Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 2000. С. 120.
36. РГАСПИ. Ф, 575. Оп. 1. Д. 134. Л. 43.
37. АП РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 279. Л. 182-183.
38. Там же. Л. 180-182.
39. Восточная Европа в документах... Т. 2. С. 202.
40. Советский фактор в Восточной Европе. 1944-1953: Документы. М., 2002. Т. 2. 1949-1953. С. 40.
390
41. АП РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 289. Л. 63.
42. РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1123. Л. 148.
43. Под знаменем Сталинской конституции // Большевик. 1949. № 22. С. 8.
44. РГАСПИ. Ф. 575 Оп. 1. Д. 261. Л. 49.
45. Рене Д. Основные правовые системы современности. Сравнительное право. М, 1967. С 196.
46. Tomaszewski I. Rozwój Bulgarii w latach 1944-1956. Warszawa, 1980. S. 106.
47. Махненко А.X. Верховные органы народного представительства социалистических стран. М., 1972. С. 139.
48. Фарберов Н.П Государственное право стран народной демократии. М., 1949. С. 139.
49. Kędzia Z. Parlament socjalistyczny; Ustrój wewnętrzny. Warszawa, 1975. S. 137.
50. Спасов В. Развитие и усъвършенствуване на представителните органи в НР България. София, 1962. С. 53.
51. Бирюков Н.И., Сергеев В.М. Парламентская деятельность и политическая культура // Общественные науки и современность. 1995. № 1. С. 69.
52. РГАСПИ. Ф, 17. Оп. 3 Д. 2221. Л. 3. 102.
53. АВП РФ. Ф. 074. Ori. 38. П. 156. Д. 51. Л. 79-80; Восточная Европа в документах... Т. 2. С. 531.
54. АВП РФ. Ф. 074. Оп. 38. П. 156 Д. 51 Л. 80-81.
55. Там же.
56. Там же, П. 151. Д. 11. Л. 52.
57. Там же. Л. 145.
58. Цит по: Игрицкий Ю.И. Концепция тоталитаризма: уроки многолетних дискуссий на Западе // История СССР. 1990 № 6. С. 183-184.
59. АВП РФ. Ф. 074 Оп. 38. П. 156. Д 50. Л. 31.
60. Мигев В. Указ соч. С. 67; Восточная Европа в документах... Т. 2. С. 588, 590-591.
61. АВП РФ Ф. 074. Оп. 42. П. 190. Д. 45. Л. 122-123.
62. Там же. Ф. 06. Оп. 10. П 33. Д 439. Л. 16; Ф. 074. Оп. 37. П. 142. Д. 13 Л. 128.
63. Там же. Ф. 074. Оп. 37. П. 147. Д. 46. Л. 125.
64. Восточная Европа в документах... Т. 2. С. 136-140.
65. Огнянов Л. Съветското влияние върху организацията и дейността на органите на съдебната власт в България (1949-1956 г.) // България в сферата на съветските интереси: (Българо-руски научни дискусии). София, 1998. С. 75.
66. Там же. С. 79.
67. Калинова Е., Баева И. Българските преходи 1944—1999. София, 2000. С. 55.
68. Крумов Р. Записано в концлагер Белене. София, 1995. С. 7.
69. Калинова Е., Баева И. Указ. соч. С. 55.
70. Подробнее см.: Исусов М. Последната година на Трайчо Костов. София, 1990; Христов Б. Изпитанието. Спомени за процеса и съдбата на Трайчо Костов и неговата група. София, 1995.
71. АП РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 279. Л. 45-46.
72. Исусов М Сталин и България, София, 1991. С. 218.
391
73. АВП РФ. Ф. 021. Оп. 3. П. 4. Д. 63. Л. 30-31; РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1135. Л. 32-38.
74. АВП РФ. Ф. 074. Оп. 38. П. 151. Д. 10. Л. 1-4, 5.
75. Исусов М. Последната година... С. 52-53.
76. Подробнее см : Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А Ф., Покивайлова Т.А Москва и Восточная Европа. Становление политических режимов советского типа. 1949-1953: Очерки истории. М., 2002. С. 516-519.
77. РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 74. Л. 153.
78. АП РФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 254. Л. 68.
79. Медведев Д Секретный десант // Совершенно секретно. 1990. № 11. С. 20-21.
80. Никова Г. Политически процеси в България (1979-1953) // България в сферата на съветските интереси... С 64.
81. Митев Т. Истината за един от големите удари на сталинизма през 1951 година върху генералитета на България // Военноисторически сборник. 1994. Кн. 6; Мигев В. Офицерството и политическото развитие на България от 9 септември 1944 до края на 50-те години // Там же. Кн. 5; Процесът срещу евангелистките пастори - шпиони. София, 1949; Цветков Ж. Разпятието. Съдебната разправа с дейци на католическата църква в България през 1952. София, 1994.
82. Подробнее см.: Волокитина Т.В., Мурашко Т.П., Носкова А.Ф., Покивайлова Т.А. Указ. соч.; Мигев В. Утвърждаване и разгръщане... С. 69-70.