Saltykov-Shchedrin State public library proceedings V (8). Bibliotheque publique d'état Saltykov-Chtchedrine travaux V (8). Saltykov-Schtschedrin öffentliche Staatsbibliothek Schriften V (8). Leningrad 1958

 

Министерство культуры РСФСР

Государственная Ордена трудового красного знамени Публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина

 

Труды V (8). 900-летие Остромирова евангелия

 

Ленинград 1958

 

Сборни сканове в .pdf формат (3.7 Мб) от Асен Чилингиров

 

Остромирово евангелие в Публичной библиотеке

(150 лет хранения и изучения)  [1]

Н. Н. Розов

(Труды Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, V (8), „900-летие Остромирова евангелия”, Л., 1958, с. 9-32)

 

- Приложение № 1. Письмо П. К. Фролова к А. Н. Оленину
- Приложение № 2. Письмо Вацлава Ганки директору Публичной библиотеки М. А. Корфу
- Приложение № 3. Письмо П. И. Кеппена в Академию наук
- Приложение № 4. Официальное письмо дирекции Публичной библиотеки министру народного просвещения относительно отыскания сведений об Остромировом евангелии

 

 

Одним из признаков высоко развитой культуры древнерусского государства являются многочисленные сведения о любви наших далеких предков к книге. Уже в начальной русской летописи — в Повести временных лет — мы находим и знаменитую похвалу книгам, в которой они называются «источниками мудрости», «реками, напаяющими Вселенную», и сведения о любви русских людей к чтению, и сообщения о Многочисленных богатых библиотеках.

 

«И бе Ярослав... книгам прилежа и почитая е часто в нощи и в дне. И собра писце многы и... списаша книга многы и сниска...»,—так описывается в Летописи организация библиотеки князем Ярославом Мудрым. [2]

 

Однако до нашего времени дошло очень мало древнерусских книг; от XI века их сохранилось, например, не более 20 (включая отрывки). Частые пожары, при которых главным образом гибли «четьи книги» — книги для чтения, а не богослужебные (последние чаще хранились в каменных постройках — в церквах и монастырях), нашествия врагов и междоусобные войны XII—XV веков —все это было причиной массовой гибели книг. Об этом также часто и не менее красноречиво говорят русские летописи.

 

Дошедшие до нас рукописные книги первых веков существования древнерусского государства запечатлели на своих листах образцы письменности, нормы орфографии, литературного языка своего времени, и в этом их огромное значение для науки. По своему оформлению эти книги подчас являются настоящими памятниками древнерусского изобразительного искусства.

 

Наибольшее значение имеют для науки датированные старинные рукописные книги: с их помощью ученые-палеографы определяют «возраст» недатированных памятников письменности. В изучении же любого из таких памятников — будь то надпись на камне, черепке, юридический документ или книга — датировка является основным отправным моментом:

 

 

1. Доклад, читанный на открытом заседании Ученого совета Государственной Публичной библиотеки, посвященном 900-летию Остромирова евангелия.

 

2. Полное собрание русских летописей. T. I, стр. 65 (в дальнейшем сокращенно ПСРЛ).

 

 

10

 

ученому нужно прежде всего с возможной точностью определить, какой именно этап развития письменности, языка и общественных отношений отражает данный памятник. В ряду древнерусских датированных книг первое место принадлежит Остромирову евангелию: это — самая старая из всех известных в настоящее время датированных русских книг.

 

Писец Остромирова евангелия — диакон Григорий — в конце книги, в пространном Послесловии сообщает, что написал эту книгу в 1056— 1057 гг. по заказу одного из приближенных киевского князя Изяслава (сына Ярослава Мудрого) Иосифа-Остромира, которому было поручено управление Новгородской землей. Заказчик Остромирова евангелия является представителем одного из самых древних русских знатных владетельных родов: его дед — Добрыня — был близким родственником князя Владимира Святославича, крестившего Русь.

 

В недавно опубликованном исследовании, посвященном так называемой «Остромировой летописи», проф. Б. А. Рыбаков отмечает, что Остромир в 1056 г., будучи «в зените своей власти и славы», когда «он рассматривал свое посадничество в Новгороде почти как соправительство (с Изяславом. — И. Р.)... заказал великолепное евангелие, написанное торжественным уставным письмом и с княжеской роскошью украшенное». [1]

 

В книге — три больших, во всю страницу изображения евангелистов, красивые «заставицы» или «заставки» (рамки, которыми украшались начало текста и отдельных глав), богато орнаментированные заглавные буквы — «инициалы». Все это сделано яркими, нестареющими красками и чистым (накладным) золотом.

 

Изображения евангелистов в Остромировом евангелии выдержаны в стиле византийских книжных миниатюр IX—XI веков, но в них чувствуется попытка самостоятельной трактовки традиционных суховатых фигур. Евангелист Лука, например, изображен не сидящим и пишущим, но приподнявшимся со своего места, а евангелиста Марка художник посадил прямо на рамку, в которую заключено изображение, обойдясь без обычно рисовавшегося громоздкого кресла.

 

Более оригинальны и интересны инициалы Остромирова евангелия. В них сложный геометрический орнамент переплетается с лапами, когтями, клювами фантастических и существующих животных (особенно хороши многократно варьируемые головы собаки и крокодила), с человеческими лицами, умело вписанными (в профиль или в фас) в эти сложные переплетения. В выборе красок для инициалов обнаруживается большой вкус: гамма цветов мягкая, без резких переходов, ни одна краска не преобладает над другой. Очень умеренно, с тактом применено золото: оно оттеняет, подчеркивает, но не подавляет своим блеском цвета красок.

 

В технике миниатюр Остромирова евангелия и особенно в орнаментации его инициалов искусствоведы отмечают заметное влияние прикладного искусства — так называемой «перегородчатой эмали», распространенной в Киевской Руси, стоящей на грани живописи и ювелирного искусства. Все это делает Остромирово евангелие выдающимся памятником изобразительного искусства. И недаром один из докладов настоящей юбилейной сессии посвящен Остромирову евангелию как произведению искусства.

 

Роскошь оформления этой книги, очевидно, сразу же сделала её знаменитой. Сохранилось, например, Евангелие XII в., переписанное для сына

 

 

1. «Вопросы истории», 1956, № 10, стр. 50.

 

 

11

 

Владимира Мономаха князя Мстислава; образцом для миниатюр и орнаментации этой книги послужило Остромирово евангелие.

 

Последующие события истории нашей страны — междоусобные феодальные войны, войны с ближайшими соседями древней Руси (в одну из таких войн был убит Остромир), наконец, тяжелый период монголо-татарского нашествия скрывают судьбу старейшей русской книги на целых шесть столетий. Есть основания лишь предположить, что Остромирово евангелие находилось в Новгороде, [1] откуда во времена походов Ивана Грозного или реформ патриарха Никона было вывезено в Москву. [2]

 

Первое документальное свидетельство о судьбе Остромирова евангелия после его написания относится лишь к 1701 г.

 

Переписчик имущества Воскресенской церкви Московского кремля остался, очевидно, равнодушным к скромной красоте старинной книги, попавшейся ему среди блиставших обилием золота и яркостью красок рукописных книг, изготовлявшихся мастерами Оружейной палаты, но обратил внимание на её древность и отметил в своей описи год её написания. Переписчик этой описи в 1720 г. скопировал уже Послесловие диакона Григория целиком; [3] в это же время об Остромировом евангелии узнали в Петербурге, где собирали тогда, по приказу Петра I, материалы для написания русской истории. 3 ноября 1720 г. Остромирово евангелие было отправлено в Петербург, и этим ограничиваются известные в настоящее время сведения о попытке использования этой книги как исторического источника, [4] а также сведения о местонахождении её в XVIII столетии: Следы старейшей русской книги в новой столице Российской империи вновь теряются на целых 85 лет, пока она не была совершенно случайно найдена среди платьев Екатерины II через 9 лет после её смерти.

 

Обстоятельства находки Остромирова евангелия довольно любопытны и характеризуют отношение Екатерины II к памятникам русской старины. Они изложены в ответе Я. А. Дружинина (в прошлом — личного секретаря Екатерины II) на записку А. Н. Оленина, которую следует привести целиком.

 

 

1. Обычная аргументация этого предположения — надпись скорописью XVII века «Софейское апракос» — не вполне достаточна. Софийские соборы были в это время не только в Новгороде, но и в Киеве, Вологде, Архангельске, Тобольске и, наконец, в самой Москве (отсюда—современное название Софийской набережной). Следует иметь в виду ещё один широко известный факт: Новгород, счастливо избежавший татарского нашествия, сохранил вообще наибольшее количество известных в настоящее время старинных русских книг (об этом см. Волков Н. В. Статистические сведения о сохранившихся древнерусских книгах XI—XIV веков и их указатель. Памятники древней письменности. Вып. СХХШ. Спб., 1897).

 

2. Бычков А. Ф. Остромирово евангелие. — «Санктпетерб/ргские ведомости», 1859, № 9. В. С. Иконников предполагает, что Остромирово евангелие оставалось в Новгороде до конца XVIII в. Отсюда оно было взято гр. А. И. Мусиным-Пушкиным и поднесено Екатерине II (Иконников В. С. Опыт русской историографии. T. 1, ч. 1. Киев, 1891, стр. 733).

 

3. Филимонов Г. Д. Дополнительные сведения об истории Остромирова евангелия. — В кн.: Летописи русской литературы и древности, издаваемые Н. С. Тихонравовым. Кн. 1. М., 18519, стр. 145—149 (отд. III). Публикация Г. Д. Филимонова была, очевидно, неизвестна В. С. Иконникову (см. предыдущее примеч.).

 

4. Ланской Н. С. К истории Остромирова евангелия. — «Русская старина», 1891, № 1, стр. 209—213. Послесловие диакона Григория в качестве исторического источника было использовано ещё раз почти через 100 лет H. М. Карамзиным для доказательства ошибки летописца в дате смерти Остромира. Исправление Карамзина признается и современными историками. (Карамзин H. М. История государства Российского. Т. 2. Спб., 1818, примеч. 114).

 

 

12

 

На небольшом листке бумаги рукой Оленина написано следующее: [1]

 

«Я. А. Дружинину и ответ его своеручный. 20 апреля 1806 г. Прошу покорнейше и препокорнейше, чтоб Вас по пустому не обременить, на следующие три или четыре вопроса категорически мне отвечать:

 

1. Когда, т. е. в какое время найдено бесподобное Евангелие Софейского Н (Новгородского. — H. Р.) собора?

 

2. Где оно найдено?

 

3. Каким образом оно тут очутилось?

 

4. Не известно ли, кому оно прежде принадлежало или от кого оно поднесено?

 

Сделайте одолжение хоть коротенько мне отвечать.

Преданный Вам А. Оленин. Четверг».

 

 

Ответ Дружинина, написанный тут же, против вопросов Оленина, гласит:

 

«При осмотре, произведенном мною хранящегося в гардеробе покойной госуд. Екатерины II-я платья, нашел я в прошлом 1805 г. сие Евангелие. Оно нигде в описи и в приходе не записано и потому неизвестно, давно ли и от кого туда зашло. Вероятно, поднесено было Ея В-ву и отдано для хранения в комнаты Ея, а потом сдано в гардероб. Камердинеры и гардеробские помощники оставили его без уважения, и оно забыто».

 

 

Так, совершенно случайно, обнаружился заброшенный в царских покоях замечательный и редчайший памятник культуры древней Руси.

 

О находке Дружинина появилось коротенькое сообщение в отделе «Смесь» журнала «Лицей», в котором популярно излагалось, чем отличаются старинные начертания некоторых букв от современных, а о миниатюрах Остромирова евангелия было сказано, что их «живопись груба, но служит доказательством, что и в то время уже в ней упражнялись». [2]

 

Процитированная записка А. Н. Оленина Я. А. Дружинину является свидетельством уже не дилетантского, а серьезного, научного интереса к Остромирову евангелию. А. Н. Оленин был в то время достаточно известным археологом и знатоком древностей. В 1804 г. Академия художеств за «отменную привязанность к изящным художествам и знание, сопровождающее оную», избрала его своим почетным членом, а в 1806 г. был опубликован солидный палеографический труд А. Н. Оленина—«Письмо о камне Тмутараканском». [3] Появление в этом же году у Оленина интереса к «бесподобному», по его выражению, Остромирову евангелию не

 

 

1. Публикуется в современной орфографии. Подчеркнутое в тексте — рукой Оленина (печатается курсивом).

 

2. «Лицей», 1806, ч. 2, кн. 1, стр. 101. Заметка перепечатана в кн.: Козловский М. М. Исследование о языке Остромирова евангелия. Спб.. 1885, стр. 4, примеч. 1.

 

3. В этой работе Оленин, сравнивая тмутараканскую надпись с другими памятниками древнерусской письменности, ничего не говорит об Остромировом евангелии; стало быть, до выхода в свет этой книги (а она вышла в начале 1806 г., что подтверждается датой дарственной записи на экземпляре, подаренном П. К. Сухтелену,—13 апреля) Оленин не знал о находке Дружинина. Это наводит на мысль, что Остромирово евангелие было передано Александром I в Публичную библиотеку в марте или апреле 1806 г., и именно здесь его увидел Оленин.

 

В это же время и, вероятно, также от Оленина, об Остромировом евангелии узнал H. М. Карамзин. В письме к А. И. Тургеневу от 3 июня 1806 г. он писал: «... О древнем Евангелии я уже знал и на сей почте пишу к А. Н. Оленину, прося у него маленькой выписки...» (H. М. Карамзин. Материалы для биографии. С примеч. М. П. Погодина. Ч. 2. М., 1866, стр. 39—40). Эту выписку Карамзин использовал во втором томе своей «Истории» (см. выше, стр. 11, примеч. 4).

 

 

13

 

является, таким образом, случайным. С 1806 г. старейшая русская книга, после 85-летнего забвения, уже не выходит из поля зрения исследователей.

 

Весь этот последний период, период изучения Остромирова евангелия, продолжающийся с различной степенью интенсивности до сегодняшнего дня, тесно связан с местом хранения памятника — Отделом рукописей Публичной библиотеки, который уже в 1805 г. открыл свои двери для посетителей и сразу же стал центром не только собирания и хранения, но и изучения сосредоточенных в нем письменных памятников старины, в первую очередь русских. Иначе и не могло быть уже потому, что во главе отдела последовательно стояли, сменяя друг друга, учась один у другого, такие известные палеографы-практики, как и. П. Дубровский, А. И. Ермолаев, такие крупные ученые, как академики А. X. Востоков и Д. Ф. Бычков, как наш современник член-корреспондент Академии наук СССР И. А. Бычков, прослуживший в Отделе рукописей свыше 63 лет.

 

Интересным, но мало ещё известным является первый период изучения Остромирова евангелия в Публичной библиотеке, до выхода в свет в 1843 г. его печатного издания.

 

В Отделе рукописей хранится первая копия Остромирова евангелия, снятая, очевидно, сразу же после поступления его в Публичную библиотеку, чтобы не тревожить лишний раз драгоценную рукопись. Написана она на бумаге с филигранями 1805 г. Под переплетом этой рукописи была наклеена приведенная выше записка Оленина—Дружинина. По точности воспроизведения текста Остромирова евангелия — строка в строку, буква в букву, со всеми надстрочными знаками и пометами — копия не уступает печатному востоковскому изданию этого памятника и превосходит его факсимильные воспроизведения. Все это сделано рукою опытного палеографа, скорее всего А. И. Ермолаева. [1]

 

В первой копии текста Остромирова евангелия сделана попытка отменить также особенности оформления книги: в начале подклеена маленькая записка с «Изъяснением»: «что линейками подчеркнуто, значит то в подлиннике написано красным; что точками — значит золотые литеры в подлиннике». Однако, основным назначением этой копии было послужить подспорьем для лингвистического изучения памятника, следы которого имеются тут же: к тексту Остромирова евангелия подведены разночтения с одним Евангелием XIV в., имеющим отчетливые черты новгородско-псковского говора. [2] Так, с самого начала, в Публичной библиотеке была намечено то основное направление изучения. Остромирова евангелия, которое продолжается и развивается до настоящего времени: изучение его как памятника истории письменности и языка.

 

Первыми исследователями Остромирова евангелия в Публичной библиотеке были: А. Н. Оленин, ставший в 1808 г. её директором, его постоянный наставник и помощник по части палеографии, хранитель «Депо манускриптов»,

 

 

1. Первая копия Остромирова евангелия (шифр F. 1. № 55) сходна, по почерку, тождественна по переплету и надписи на нем с рукописью F. 1. № 295, являющейся копией с известного Сборника 1414 года, принадлежавшего А. И. Мусину-Пушкину. По этой, копии, снятой А. Й. Ермолаевым, П. И. Прейс собирался издавать Похвалу князю Владимиру. Η. П. Барсуков, опубликовавший эти сведения, уверяет, что Прейс ошибся, и ермолаевская копия никогда не была в Публичной библиотеке: она была, приобретена И. И. Срезневским (Барсуков Η. П. Жизнь и труды Μ. П. Погодина. Т. 6. Спб., 1892, стр. 387—389). Однако ошибся не Прейс, а Барсуков: рукопись собрания Срезневского (ныне в Библиотеке Академии наук под шифром 24.4.41.) является писарской копией с ермолаевского списка Сборника 1414 г., хранящегося в Публичной библиотеке.

 

2. Шифр F.п. 1. № 17.

 

 

14

 

как назывался тогда Отдел рукописей, А. И. Ермолаев, известный собиратель памятников древней письменности горный инженер П. К. Фролов. Свидетельством работы этих трех лиц над древнерусскими рукописями является письмо А. Н. Оленина к гр. Η. П. Румянцеву от 11 марта 1813 г. по поводу одного неразобранного слова в грамоте князя Мстислава Владимировича, которое было прочтено Олениным благодаря «некоторому навыку к древним Русским рукописям, с помощью... двух истинных любителей русских древностей гг. Ермолаева и Фролова». Далее Оленин, говоря о краске, входящей в состав чернил, которыми написана эта грамота, пишет:

 

... «сею краскою в древних наших рукописях подготовлялись литеры под позолот... в чем можно удостовериться, рассмотрев позолоченные буквы в рукописном Новгородском евангелии XI века, которое я имел честь показывать Вашему сиятельству на сих днях». [1]

 

Речь здесь идет, несомненно, об Остромировом евангелии, т. к. кроме него никаких новгородских евангелий XI в. в то время в Публичной библиотеке не было. Еще раньше, в начале 1810 г., А. И. Ермолаев в письме к митрополиту Евгению Болховитинову мимоходом, как давно им обоим знакомое, упоминает Остромирово евангелие, сравнивая с ним одну рукопись Спасоярославского монастыря. [2]

 

Приведенные факты свидетельствуют о том, что Оленин и его сотрудники не только не делали секрета из своей работы над Остромировым евангелием, но сообщили о нем всем, тогда ещё немногочисленным ученым и любителям-археологам—Карамзину, гр. Румянцеву и Евг. Болховитинову.

 

Первые исследователи Остромирова евангелия, основываясь на вполне вероятном предположении о написании этой книги в Новгороде, искали в ней особенностей новгородско-псковского говора. П. К. Фролов, например, сравнивал текст Остромирова евангелия с принадлежащим ему Евангелием XII в., написанным в Новгороде; но он не нашел, очевидно, этих особенностей в Остромировом евангелии и отметил, что только одно, довольно редкое слово в его Евангелии «означено также, как в Евангелии Остромира». [3] Из-за отсутствия в Остромировом евангелии черт новгородско-псковского говора не была, вероятно, доведена до конца и сверка его с Евангелием XIV в. Дальнейшее более глубокое и тщательное изучение языка Остромирова евангелия раскрыло последнее как памятник не областного говора, а как один из самых ранних и замечательных памятников общерусского литературного языка, как памятник генетической связи этого языка с языками народов славянских стран и в первую очередь болгар. Этот следующий этап изучения языка Остромирова евангелия был связан с работой над ним замечательного русского филолога-лингвиста Александра Христофоровича Востокова (1781—1864), 28 лет прослужившего в Публичной библиотеке.

 

 

1. Сборник Отделения русского языки и словесности Академии наук (в дальнейшем будет обозначаться сокращенно: ОРЯС), т. V, вып. 1, 1868, стр. 93—94.

 

2. Там же, стр. 239.

 

Относительно Евг. Болховитинова А. А. Кочубинский в своей книге «Адмирал А. С. Шишков и канцлер Η. П. Румянцев. Начальные годы русского славяноведения» (Одесса, 1887—1888, стр. 140) не совсем внятно и без ссылки на источник пишет: «В 1806 г. пр. Евгений остановился и ознакомился с рукописью Остромира и к этому году принадлежат его любопытные соображения против Шлецера». Однако в этих «соображениях» Евгений, ссылаясь на летотисца Нестора и на автора «Слова о полку Игореве», не говорит ничего об Остромировом евангелии. Вероятно, в это время оно ещё не было известно Евг. Болховитинову (там же, стр. 138).

 

3. Письмо П. К. Фролова к А. Н. Оленину. Архив ГПБ, 1813 г., дело № 7, л. 25 (см. прил. 1-е).

 

 

15

 

Жизнь и научная деятельность А. X. Востокова достаточно хорошо известны: изданы все его главнейшие ученые труды, биографические материалы, переписка. [1] Знакомство со всеми этими материалами дает основание утверждать, что если Публичная библиотека многим обязана за популяризацию и издание Остромирова евангелия Востокову, то во много раз большим последний обязан Публичной библиотеке, её рукописным фондам.

 

«Незаконнорожденный» сын барона Остен-Сакена, не знавший своей матери, Востоков был в детстве отдан в кадетский корпус, откуда из-за косноязычия был взят и зачислен в ученики Академии художеств. Не став художником, Востоков пробовал свои силы в лирическом стихотворстве; затем под влиянием и руководством своего друга-одноклассника А. И. Ермолаева стал заниматься палеографией и лингвистикой. Для последних занятий он широкие возможности получил с 1806 г., когда Ермолаев поступил на службу в «Депо манускриптов» Публичной библиотеки.

 

Первым документальным свидетельством работы Востокова над Остромировым евангелием является записка Ермолаева к Востокову от 26 сентября 1814 г. Заболев, Ермолаев захватил, по простоте библиотечных нравов того времени, с собой на дом Остромирово евангелие, и приглашал к себе в гости Востокова вместе с одним их общим знакомым. Однако невозможно предположить, что Ермолаев не показал своему другу Остромирово евангелие раньше, т. е. вскоре после передачи этой книги в Публичную библиотеку. Да и в записке Ермолаева прямо говорится не о первом знакомстве, а уже об «упражнениях» Востокова над Остромировым евангелием. [2]

 

В 1815 г. А. X. Востоков поступил в Публичную библиотеку помощником хранителя Отдела рукописей, и отныне его «любимые занятия слились с служебными и он мог отдаться им всей душой». [3] Результатом этих занятий явилось опубликованное в 1820 г. «Рассуждение о славянском языке», [4] сразу же выдвинувшее Востокова в первые ряды филологов-лингвистов того времени и сделавшее его имя широко известным не только в России, но и за её рубежами, особенно в славянских странах. [5]

 

 

1. Эти издания, подготовленные к печати известным русским ученым палеографом и лингвистом академиком И. И. Срезневским, отличаются исключительной полнотой в тщательностью, а также точностью комментариев. Не менее тщательно изданы и комментированы «Заметки А. X. Востокова о его жизни» В. И. Срезневским (Сборник ОРЯС, т. 70, № б, 1901).

 

2. «Я сделался нездоров, любезный Александр Христофорович, и потому завтра не могу быть дежурным (по библиотеке.— И.Р.), о чем и спешу Вас уведомить, дабы избавить от напрасной ходьбы в библиотеку. Если вы паче чаяния увидите Фрола Филип. Репнина, то сообщите и ему о моей болезни, которая к щастию хотя ни мало не опасна, но не позволяет мне выходить со двора. Впрочем, ежели вам можно ко мне пожаловать и меня навестить, то вы найдете у меня и Остромирово евангелие и евангелие Киевской печати для вашего упражнения, и я за посещение вам очень буду благодарен особливо, если Ф. Ф. Репнина вы ко мне затащите». (Переписка А. X. Востокова. Спб., 1873, стр. XXVIII).

 

3. Срезневский В. И. Первые сорок лет жизни и трудов Востокова. — «Известия ОРЯС», т. 19, 1914, кн. 3, стр. 77.

 

4. Труды общества любителей российской словесности при императорском Московском университете. Ч. 17. М., 1820, стр. 5—61.

 

5. Как утверждает акад. Я. К. Грот, известный чешский ученый-лингвист Й. Добровский, получив «Рассуждения» Востокова, хотел было уничтожить свою грамматику старославянского языка, так как сравнительно небольшая по объему работа Востокова заставила Добровского пересмотреть результаты своих многолетних трудов. (Грот Я. К. А. X. Востоков. — «Славянское обозрение», 1892, т. 1, кн. 4, стр. 454: см. также: Соболевский А. И. Памяти А. X. Востокова. — «Известия ОРЯС», т. 19, 1914, кн. 1, стр. 119—130).

 

 

16

 

В деятельности А. X. Востокова как хранителя Отдела рукописей Публичной библиотеки (им он стал после смерти Ермолаева в 1828 г.) следует отметить одну редкую и драгоценную черту: готовность всегда и со всеми поделиться опытом своей работы, сообщить о своих наблюдениях и выводах, помочь присылкой выписок или копий с рукописей (такие копии Востоков делал мастерски—здесь ему пригодилось обучение в Академии художеств). Это свойство характера Востокова было причиной распространения сведений об Остромировом евангелии среди русских ученых и любителей-палеографов, ввело этот памятник в оборот русской, а вскоре и зарубежной филологической науки.

 

Так, например, для палеографической таблицы к «Списку русским памятникам» П. И. Кеппена, вышедшему в 1822 г., А. X. Востоков скопировал образцу письма Остромирова евангелия, сообщив попутно в письме к К. Ф. Калайдовичу, редактировавшему это издание, подробнейшие сведения об употреблении отдельных букв в этой рукописи. [1] В это же время Востоков послал копию с месяцеслова Остромирова евангелия в Перемышль местному священнику И. Лавровскому, занимавшемуся составлением грамматики западно-украинского («карпаторосского») языка. [2] Последний пример — хорошая иллюстрация той готовности, с которой Востоков делился результатами своих трудов над Остромировым евангелием, делился — что называется — «не взирая на лица», не отказывая никому, даже неизвестным провинциальным труженикам—любителям филологических наук.

 

Особенно большое значение имело сообщение Востоковым сведений об Остромировом евангелии и выписок из него ученым славянских стран.

 

В 1824 г. Востоков в пространном письме к известному чешскому ученому-лингвисту Й. Добровскому дал подробное описание Остромирова евангелия, приложив к нему факсимиле многих листов этой книги. В этом же письме Востоков сообщает Добровскому подробные сведения о некоторых особенностях правописания, грамматики и синтаксиса Остромирова евангелия, сравнивает его с другими памятниками русской и южнославянской письменности того же периода, обнаруживая при этом отличное знание не только всех этих памятников, но и трудов Добровского и других ученых-лингвистов славянских стран. [3]

 

После смерти Добровского в 1829 г. Остромировым евангелием заинтересовался поэт и филолог, деятель национально-освободительного движения в Чехии Вацлав Ганка. Обращаясь к Востокову с просьбой о выписках из этой книги, Ганка просил его «во имя всех словен», подаровать нам полное издание того Евангелия Остромирскаго, бо сим сделать можете

 

 

1. Переписка Д. X. Востокова. Спб., 1873, стр. 30—32. Таблица «Начертания письмен» Остромирова евангелия, составленная П. И. Кеппеном на основании образцов, присланных Востоковым, не была приложена к этому изданию, в котором П. И. Кеппен дал лишь краткие сведения о миниатюрах и письме этой книги. (Список русским памятникам, служащим к составлению истории художеств и отечественной палеографии. М., 1822, стр. 20—22). Таблица была приложена к другому изданию П. И. Кеппена — Собрание словенских памятников, находящихся вне России. Кн. 1. Спб., 1827, стр. XXXII. В этой книге впервые были напечатаны специально изготовленным шрифтом значительные по объему куски текста Остромирова евангелия и полный текст Послесловия к нему диакона Григория (стр. IX—XXXII). До этого Послесловие было опубликовано лишь в выдержках H. М. Карамзиным. («История государства Российского». Т. 2, примеч. 114). Таблица Кеппена в дальнейшем была опубликована в востоковском издании Остромирова евангелия.

 

2. Переписка А. X. Востокова, стр. 35.

 

3. Там же, стр. 100—116.

 

 

17

 

[[ стр. 17 липсва ]]

 


 

Первая копия с Остромирова евангелия (лист 294).

 

 

18

 

леографическая таблица Кеппена. Не были воспроизведены лишь заставки и инициалы Остромирова евангелия; для последних были сделаны однотипные клише, весьма отдаленно напоминающие форму и совсем, не передающие красоту орнаментации инициалов подлинника. К тексту Остромирова евангелия был подведен греческий евангельский текст, сведенный из двух изданий XVIII и XIX вв. [1] и «приноровленный» Востоковым (по его выражению) к русскому тексту. Таким образом, греческий евангельский текст, опубликованный Востоковым, является искусственным и ненаучным. Этот недостаток востоковского издания особенно ощутим в наше время, когда имеются критические издания новозаветных текстов.

 

Значительное место занимают в издании Востокова палеографические примечания, «грамматические правила словенского языка, извлеченные из Остромирова евангелия» и подробнейший «словоуказатель», в котором не только указаны страницы, на которых упоминается то или иное слово, но также грамматическое значение каждого из них и соответствующее ему греческое слово, а иногда — в трудных случаях — и контекст. В предисловии рассказывалась история Остромирова евангелия и его изучения до момента выхода в свет издания Востокова. [2]

 

Можно было бы много интересного сообщить из истории прохождения Остромирова евангелия через духовную цензуру — о том, как последняя чуть не сорвала выпуск этой книги, предъявив Востокову совершенно невыполнимые требования, как спас это издание московский митрополит Филарет, уже до этого знакомый с Остромировым евангелием, [3] уличивший его цензоров — двух архимандритов (ректора и инспектора Петербургской духовной семинарии) и одного иеромонаха-бакалавра — не только в невежестве вообще, но и в незнании церковных уставов; однако все эти сведения, весьма любопытные и характерные для нравов того времени, были в свое время опубликованы П. И. Савваитовым. [4]

 

Выход в свет издания Остромирова евангелия был для русских и славянских ученых настоящим праздником, широко отмеченным русской и зарубежной прессой. Некоторые рецензии на это издание вылились в монументальные исследования, как например рецензия известного словенского ученого, основоположника сравнительной грамматики славянских языков Ф. Миклошича, опубликованная в 1847 году. [5]

 

Однако для А. X. Востокова год выхода в свет издания Остромирова евангелия был последним годом службы в Публичной библиотеке.

 

 

1. Novum Testamentum ad probatissimos Codices studiose revisum. . . vigiliis et industria J. G. Pritii. Lipsiae, 1703; Novum Testamentum graece. Lipsiae, 1830.

 

2. Первые отпечатки своего издания А. X. Востоков роздал членам историко-филологического отделения Академии наук, по рекомендации которых в предисловие были внесены некоторые исправления и добавления (см. Переписка А. X. Востокова…, стр. 472—473). При этом на Востокова обиделся П. И. Кеппен — за то, что не было упомянуто его имя как одного из первых публикаторов текста Остромирова евангелия (черновик письма Кеппена в Академию наук хранится в архиве последней — ф. 30, сп. 1, № 59; письмо публикуется ниже — см. прил. № 3). Замечание Кеппена было полностью учтено Востоковым.

 

3. Он смотрел его в 1834 г. (письмо Филарета к Оленину по этому поводу с резолюцией последнего имеется в Архиве Академии наук СССР — ф. 108, оп. 1, N» 185, л. 116).

 

4. Савваитов П. И. Об издании Остромирова Евангелия и о содействии Московского митрополита Филарета выпуску в свет этого издания. — «Чтение в Обществе любителей духовйого просвещения», 1884, № 2 (имеется отдельный оттиск).

 

5. Ostromir’s Evangelium. Hrsg. von A. Vostokov.—«Jahrbücher der Literatur», 119, 1847.

 

 

19

 

В 1843 г. умер А. Н. Оленин, и пост директора библиотеки занял известный реакционер и душитель прогрессивной печати Д. П. Бутурлин, создавший для Востокова совершенно невозможные условия работы. Вот, например, каким тоном разговаривал генерал Бутурлин с академиком Востоковым: «собственные Ваши книги, бумаги... находящиеся ныне в хранилище рукописей, предлагаю Вам немедленно из оного убрать куда следует и чтобы впредь никаких посторонних вещей там не было». [1] В марте 1844 г. Востоков ушел из библиотеки.

 

После ухода А. X. Востокова из Публичной библиотеки Остромирово евангелие становится больше предметом хранения, чем изучения. Пришедший на смену А. X. Востокову новый хранитель Отдела рукописей А. Ф. Бычков — крупный ученый-историк и археограф — имел в большом и разнообразном списке своих печатных работ несколько статей об Остромировом евангелии и в том числе содержательную и интересную рецензию на его издание Востоковым [2]. Имя А. Ф. Бычкова значится в упоминавшейся выше «поколенной росписи ревнителей славяно-русской филологии» И. И. Срезневского в третьем поколении последователей Востокова. Однако после работ Востокова трудно было сразу сказать что-либо новое об Остромировом евангелии как памятнике старославянского языка, тем более А. Ф. Бычкову, который не был лингвистом. Что же касается читателей Отдела рукописей, то издание Востокова избавило их от необходимости обращаться к подлиннику при изучении его в том направлении, которое наметилось с первых же дней хранения этой книги в Публичной библиотеке, т. е. как памятника истории русской письменности и языка.

 

Отдельные попытки изучения истории Остромирова евангелия Публичной библиотекой все же предпринимались. Так, например, в 1851 г. директор библиотеки барон М. А. Корф, по инициативе А. Ф. Бычкова, официально запросил министра народного просвещения, нет ли в архиве этого министерства сведений о том, как попало Остромирово евангелие к Екатерине II, и не найдется ли там «высочайшего повеления» о передаче этой книги в Публичную библиотеку. Ответ на оба вопроса последовал отрицательный, и они до сих пор остаются открытыми. [3] В 1858 г., когда Г. Д. Филимонов сообщил о своей находке сведений об Остромировом евангелии в архиве Оружейной палаты, о чем министр просвещения немедленно уведомил Корфа, последний также не замедлил передать всю переписку по этому поводу А. Ф. Бычкову с предложением «составить из этого статью» для «Санктпетербургских ведомостей», что тот и сделал. [4]

 

Широкое оповещение в печати об отдельных событиях жизни Публичной библиотеки, наряду с стремлением к парадности, к блеску, который должен был поражать каждого входящего в полукруглое здание, что на углу Невского и Садовой, являются характерными чертами стиля руководства Корфа. Это принесло немалую пользу Публичной библиотеке: о ней стали говорить в обществе, посещение библиотеки стало входить

 

 

1. Сборник «Предписания директоров ИПБ хранителям рукописей оной». Хранится в Отделе рукописей (F. XVIII. № 28, л. 83). В этом сборнике особенно ярко отразился контраст между вежливым, предупредительным отношением Оленина к хранителям Отдела рукописей — Ермолаеву и Востокову и сухим, чиновничьим, официальным до грубости тоном распоряжений Бутурлина.

 

2. «Журн. м-ва нар. прос.», 1844, № 11, отд. VI, стр. 1—16.

 

3. Архив ГПБ, 1851 г., дело № 27, лл. 1—2 (см. прил. 4), см. также: ЦГИАЛ, ф. № 733, оп. 90, № 157.

 

4. Архив ГПБ, 1851 г., дело № 27, л. 21. «Фельетон» А. Ф. Бычкова был опубликован без подписи в 9-м номере «Санктпетербургских ведомостей» за 1859 г.

 

 

20

 

в моду, что невольно содействовало росту числа читателей, причем отнюдь не за счет «высших слоев общества», предпочитавших прогулки по библиотеке чтению её книг.

 

Популяризаторские тенденции Корфа в управлении Публичной библиотекой коснулись и Остромирова евангелия.

 

В 1851 г. москвич П. В. Голубков уведомил министра двора кн. Волконского о пожертвовании им 3-х тысяч рублей на новое издание Остромирова евангелия. Корф уговорил Голубкова изменить назначение пожертвования и соорудить на эти деньги роскошные переплеты на Остромирово евангелие и заодно на первопечатный Федоровский апостол [1]. Николай I лично рассмотрел эскизы для переплетов и, отвергнув первоначальные их варианты, как «не соответствующие векам, в которых писано то Евангелие и издан Апостол» [2], утвердил новые. 24 ноября 1852 г. Корф известил Волконского о том, что

 

«старейшая из дошедших до нас вполне отечественных рукописей» до сих пор лежала «так сказать под спудом... в новейшем, но совершенно простом бархатном переплете».

«Оба древнейшие памятники нашей письменности и вместе святыни, — продолжает Корф, — в новом великолепном их облачении вчера поставлены в библиотеке на особо устроенных для них налоях». [3]

 

Через три недели Корф, не дождавшись, очевидно, откликов печати на свою очередную затею в Публичной библиотеке, отправил одновременно в редакции «Санктпетербургских ведомостей» и «Северной пчелы» письмо с предложением опубликовать заметки о новых окладах Остромирова евангелия и Федоровского апостола. [4]

 

Новый массивный переплет Остромирова евангелия, ныне уже не существующий, был сделан по эскизу архитектора И. И. Горностаева [5] придворным ювелиром И. П. Сазиковым, вложившим в это дело, по свидетельству Корфа, и свои собственные деньги. Переплет этот, не представлявший особой художественной ценности, сыграл в судьбе Остромирова евангелия незавидную роль: из-за него этот бесценный памятник русской культуры, лежавший до сих пор, по выражению Корфа, «под спудом», т. е., очевидно, в более подходящих условиях хранения, в течение почти 80 лет беспрерывно подвергался действию света, переменам температуры и влажности воздуха, будучи выставленным в витрине, и, наконец, подвергся опасности во время похищения переплета. [6] Кроме того, при изготовлении корфовского переплета, тетради книги были довольно крепко стянуты суровыми нитками, а доски переплета изнутри были обтянуты муаром, подбитым тонким слоем ваты, в то время как пергамен, чтобы он не коробился от колебаний влажности воздуха, должен находиться в жестком переплете с ровной внутренней поверхностью, что учитывали древнерусские книжники и переплетчики. Все это вместе взятое и повлекло за собой значительную деформацию листов Остромирова евангелия, исправленную при его недавней реставрации, — деформацию,

 

 

1. Архив ГПБ, 1851 г., дело № 27, л. 3.

 

2. Там же, л. 11.            3. Там же, л. 15.            4. Там же, л. 20.

 

5. И. Ц. Горностаев был родственником известного библиотекаря В. И. Собольщикова, которому он помогал при строительстве и оформлении нового читального зала Публичной библиотеки и так называемого «кабинета Фауста».

 

6. Переплет был похищен в начале 1930-х гг. и сразу же найден, но уже в совершенно деформированном виде. Рукопись Остромирова евангелия при этом, к счастью, нисколько не пострадала и с тех пор стала храниться в сейфе.

 

 

21

 

повлекшую за собой осыпание красок на миниатюрах, особенно на первой из них. [1] Таковы были результаты затеи Корфа с роскошным переплетом Остромирова евангелия и его экспозицией, при которой в сущности демонстрировался новый сомнительной художественной ценности переплет и портилась древняя рукопись.

 

Изучение Остромирова евангелия как памятника русской письменности и языка тем временем продолжалось. О нем писали в своих трудах все крупнейшие русские ученые-палеографы и лингвисты второй половины прошлого и начала текущего столетия — Ф. И. Буслаев, [2] И. И. Срезневский, А. А. Потебня, В. Н. Щепкин и др. Тексты из этой книги постепенно входили и в оборот научно-педагогической литературы. Все это делалось преимущественно без обращения к подлиннику, по востоковскому изданию, хотя в отдельных случаях обойтись без подлинника было невозможно. Обращение к подлиннику позволяло исследователям находить иногда вещи, не замеченные Востоковым. Так, например, известный историк русской книги Н. В. Волков, обнаружив на одном листе Остромирова евангелия незначительное исправление текста по подчищенному, сделал предположение о неновгородском происхождении его писца — диакона Григория. Не приходится много говорить о том, какие важные и далеко идущие выводы об истории написания Остромирова евангелия можно сделать из этого предположения. [3]

 

К подлиннику Остромирова евангелия обращались и до сих пор вынуждены обращаться искусствоведы, т. к. ни в одном из его изданий, включая факсимильные, не передана раскраска замечательных инициалов этой книги. Поэтому так немногочисленны статьи, касающиеся художественного оформления старейшей русской книги.

 

Одна из таких статей, написанная профессором археологии и истории Московского университета К. К. Гёрцом, [4] —статья небольшая и поверхностная (в ней, например, говорится о четырех миниатюрах Остромирова евангелия, в то время как их всего три) — дала повод высказаться относительно художественного оформления этой книги В. В. Стасову.

 

В. В. Стасов впервые увидел Остромирово евангелие на выставке иллюминованных рукописей Публичной библиотеки, устроенной А. Ф. Бычковым в 1856 г. «Я тщательно рассматривал формы и содержание миниатюр Остромирова евангелия вместе с его заглавными буквами и заставками», — вспоминает впоследствии В. В. Стасов и добавляет: «...в то же время, с такою же симпатией и внимательностью рассматривал орнамент

 

 

1. На рисунках миниатюр Остромирова евангелия, приложенных к его первому изданию, никаких осыпаний красок не видно: на факсимильном издании 1882 г. они уже заметны.

 

2. Его магистерская диссертация имела подзаголовок: «Опыт истории языка по Остромирову евангелию». (Буслаев Ф. И. Влияние христианства на славянский язык. М., 1848).

 

3. Волков Н. В. О не-новгородском происхождении диакона Григория, писца Остромирова евангелия. — «Журн. м-ва нар. прос.», 1897, № 12, стр. 443—446. При реставрации Остромирова евангелия в Публичной библиотеке в 1955 г. было отмечено ещё несколько случаев исправления текста по подчищенному, которые ждут объяснения их палеографами и лингвистами (см. статью Е. X. Трей «Реставрация Остромирова евангелия» на стр. 57 настоящего издания).

 

4. Гёрц К. К. Миниатюры Остромирова евангелия. — «Летописи русской литературы», т. 3, 1861. В конце статьи говорится: «Я сочту себя счастливым, если эта заметка вызовет более подробное исследование этого важного памятника живописи..., чем мне можно было это сделать во время недавнего кратковременного моего пребывания в Петербурге».

 

 

22

 

русских вышивок на полотенцах, простынях и женских головных уборах». [1] Дальнейшая работа В. В. Стасова над изучением истории орнамента отвлекла его внимание от миниатюр и орнаментации русских рукописных книг XI—XII вв. «При изучении рисунков наших древних рукописей меня уже давно более всего занимает XIII и XIV в.», — признавался в 1884 г. В. В. Стасов. [2]

 

Однако в материалах к работам В. В. Стасова Остромирово евангелие постоянно упоминается. Так, например, среди материалов к лекциям у гр. Шереметева на тему «Орнамент болгарский, сербский, русский, восточный», кроме многочисленных ссылок на Остромирово евангелие, имеется скопированное В. В. Стасовым целиком Послесловие диакона Григория с припиской на полях карандашом: «6 месяцев писал». [3] В папке материалов, озаглавленной «Миниатюры рукописей Публичной библиотеки», [4] первый лист посвящен Остромирову евангелию; на нем написано, правда, всего 5—6 слов да схематично изображена рамка одной из миниатюр, но это можно объяснить тем, что этот памятник был слишком хорошо известен В. В. Стасову и ему незачем было о нем каждый раз писать подробно.

 

Последнее предположение подтверждается «Замечаниями о миниатюрах Остромирова евангелия» В. В. Стасова (по поводу статьи К. Гёрца), в которых обнаруживается великолепное знание миниатюр, заставок и инициалов Остромирова евангелия и приводятся интересные наблюдения над всеми элементами художественного оформления этой книги. Миниатюры Остромирова евангелия В. В. Стасов ценит не слишком высоко, т. к. считает, что «несравненно для нас важнее и примечательнее» миниатюры Изборника Святослава 1073 г., содержащие многочисленные реалии древнерусского быта и портретные изображения.

 

«Заглавные буквы имеют для меня совершенно особенную важность,—продолжает В. В. Стасов об Остромировом евангелии, — потому что заключают особенности, которых нет ни в русских, ни в византийских заглавных буквах IX, X и XI вв.». [5]

 

Основной вывод В. В. Стасова относительно художественного оформления Остромирова евангелия сводится к тому, что оно является результатом коллективного труда русских художников-миниатюристов и орнаменталистов.

 

«Писцом знаменитого Остромирова евангелия 1056 г. назван в записи один человек..., а рисовальщиков, судя по работе, очень различной, было несколько, по крайней мере два или три для миниатюр апостолов и по крайней мере два для заглавных букв, заставок и орнаментов» (подчеркнуто В. В. Стасовым). [6]

 

Такие тонкие наблюдения над миниатюрами и орнаментацией Остромирова евангелия В. В. Стасов мог сделать только благодаря своей службе в Публичной библиотеке, благодаря содействию и руководству его многолетней работой по изучению орнамента со стороны хранителя Отдела рукописей А. Ф. Бычкова. [7] Остается лишь пожалеть, что в больших и разнообразных

 

 

1. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Рукописный отдел (в дальнейшем будет обозначаться ИРЛИ), ф. № 294, оп. 1, № 877, л. 1.

 

2. Стасов В. В. Собр. соч. T. 1. Спб., 1894, стр. 842 (отд. 1).

 

3. ИРЛИ, ф. 294, оп. 1, № 868, л. 67.

 

4. Там же, ф. 294, оп. 1, № 718.

 

5. Стасов В. В. Собр. соч. Т. 2. Спб., 1894, стр. 133.

 

6. ИРЛИ, ф. 294, оп. 1, № 877, л. 23.

 

7. Об этом В. В. Стасов говорит в предисловии к книге «Славянский и восточный орнамент по рукописям древняго и нового времени» (Спб., 1887), а также в речи памяти А. Ф. Бычкова (ИРЛИ, ф. 294, оп. 1, № 1056).

 

 

23

 

списках ученых трудов как В. В. Стасова, так и А. Ф. Бычкова столь небольшое место занимают работы по Остромирову евангелию. Это не было случайным: по сравнению с Востоковым — ученым-однолюбом, сосредоточившим все свое внимание на изучении истории русского языка, А. Ф. Бычков и особенно В. В. Стасов являлись исследователями иного типа, характерной особенностью которых является необычайная широта научных интересов, огромный диапазон тематики, и гибкость методов исследования, обилие и разнообразие привлекаемых к работе материалов.

 

Все эти качества особенно ярко сказались в монументальнейшем труде В. В. Стасова — «Славянский и восточный орнамент по рукописям древнего и нового времени» (Спб., 1887). В этом массивном фолианте из 156 листов рисунков книжного орнамента многих народов и многих веков два листа (49 и 50) уделены Остромирову евацгелию: один целиком занят воспроизведением миниатюры, изображающей евангелиста Луку, а на втором воспроизведены две заставки и 14 инициалов. Подбор последних — ещё одно свидетельство тщательности изучения В. В. Стасовым Остромирова евангелия: выбраны самые лучшие, самые интересные и в то же время самые характерные инициалы.

 

Воспроизведение в книге В. В. Стасова некоторых инициалов Остромирова евангелия является до сих пор единственным, т. к. факсимильные, фототипические издания этого памятника не дают их раскраски.

 

Таких изданий было два.

 

В 1882 г. санктпетербургский 2-й гильдии купец Илья Кириллович Савинков, по совету сотрудника Археографической комиссии И. П. Петрова, обратился в Публичную библиотеку с просьбой разрешить ему издать на свой счет Остромирово евангелие фотолитографическим способом. [1] Разрешение было получено, и фотограф Π. П. Новицкий приступил под наблюдением И. П. Петрова к фотографированию листов этой книги в Отделе рукописей Публичной библиотеки. Издание было отпечатано в фотолитографии А. Ф. Маркова в Петербурге, и 225 его экземпляров Савинков передал безвозмездно в Публичную библиотеку, а остальные пустил в продажу через магазин «Нового времени», о чем было сообщено в этой газете. Сообщение это нашло широкий отклик в провинции, и в Публичную библиотеку стали поступать многочисленные запросы на издание Савинкова из учебных заведений (главным образом гимназий) и от частных лиц со всех концов Российской империи. Первое издание было вскоре распродано, и в 1889 г. Савинков выпустил второе, также быстро разошедшееся.

 

Издания Савинкова, за которые он получил орден Станислава 3-й степени и удостоился «высочайшей аудиенции» (был принят Александром III), в научном отношении не имели особой ценности.

 

«Издание это исполнено фотолитографиею и, кроме довольно точного воспроизведения весьма важного для славянской филологии подлинника, не представляет ничего особенного в ученом отношении» [2],

— писал А. Ф. Бычков, отвечая на запрос министерства иностранных дел, когда И. П. Петров вознамерился поднести савинковское издание австрийскому императору и саксонскому королю. В этом издании, сделанном в формате оригинала, более или менее удовлетворительно были воспроизведены (в красках) лишь

 

 

1. Архив ГПБ, 1892 г., дело № 71, л. 1.

 

2. Там же, л. 32.

 

 

24

 

миниатюры и первый лист Остромирова евангелия; остальное было сделано одной и той же коричневатой краской, отдаленно напоминавшей цвет чернил подлинника, причем контуры инициалов оказались смазанными и почти не передавалась их ювелирная фактура (во втором издании текст и инициалы были воспроизведены черной краской и гораздо хуже, чем в первом).

 

Факсимильные издания Остромирова евангелия сыграли, тем не менее, значительную роль в судьбе этого памятника. Более доступные и по цене и по тиражам, чем востоковское издание, они проникли во все уголки нашей страны, и с тех пор вошло в практику чтение текстов Остромирова евангелия на уроках старославянского языка в высших и даже средних учебных заведениях. В университетах и педагогических институтах студенты читают Остромирово евангелие по савинковским изданиям до настоящего времени. [1]

 

Дальнейшее и более глубокое изучение Остромирова евангелия привело к необходимости его палеографического исследования, что в свою очередь сделало необходимым обращение к подлиннику, т. к. не только савинковское, но и востоковское издание не давало возможности изучения всех тонкостей письма оригинала. Поэтому, начиная с 1880-х гг., все наиболее значительные работы по исследованию Остромирова евангелия создавались в Отделе рукописей Публичной библиотеки, его читателями, при активной и постоянной помощи хранителя Отдела рукописей И. А. Бычкова. Сменив в 1881 г. на этом посту своего отца и учителя, И. А. Бычков продолжал его традицию — традицию Ермолаева — Востокова, оказывая всемерную и квалифицированнейшую помощь всем работавшим над рукописями, особенно над древнерусскими.

 

Результаты этого нового периода в изучении Остромирова евангелия в Публичной библиотеке не замедлили сказаться.

 

В 1885 г. вышло в свет «Исследование о языке Остромирова евангелия» М. М. Козловского, которому был предпослан краткий палеографический очерк памятника, а в конце прилагался солидный, на 7 страницах мелкого шрифта, список опечаток, а также расхождений с подлинником в форме букв и надстрочных знаков в издании Востокова. [2] М. М. Козловский первый заметил отличие письма первых 23 листов рукописи Остромирова евангелия от остальных и сделал предположение о том, что писал эту книгу не один писец.

 

Дальнейшую разработку вопроса о языке Остромирова евангелия находим в трудах замечательного русского ученого-лингвиста академика Ф. Ф. Фортунатова. Еще будучи студентом, Фортунатов написал большую работу «Язык Остромирова евангелия» [3] и во всех своих последующих

 

 

1. Материалы по истории факсимильного издания Остромирова евангелия и его распространения имеются в Архиве ГПБ (1882 г., дело № 71).

 

2. Полнота и «добросовестность» этого списка, а также необходимость его публикации, «так как издание А. Востокова ещё на долгое время останется главнейшим источником для изучения церковнославянского языка древней Руси», засвидетельствованы в этой книге акад. И. В. Ягичем (стр. 119).

 

3. Работа осталась неопубликованной и хранится ныне в рукописи. (Архив Академии наук СССР, ф. 90, оп. 1, № 3). В том же фонде (оп. 3, № 31) хранится письмо к Ф. Ф. Фортунатову известного филолога-слависта Г. А. Ильинского, в котором последний сообщает, что готовит новое издание Остромирова евангелия. Называя Фортунатова «крупным лингвистическим авторитетом», Ильинский просит его взять на себя редактирование этого издания. Получив это письмо, Фортунатов обратился с письмом к А. А. Шахматову (ф. 134, оп. 3, № 1606, л. 183), в котором спрашивал, можно ли ему положиться на тщательность списка, сделанного Ильинским, так как от этого зависит его ответ. Что ответил по этому поводу Шахматов, неизвестно, но Остромирово евангелие Ильинским издано не было.

 

Как явствует из текста первого письма, Ильинский собирался издавать Остромирово евангелие «непосредственно по литографированному изданию 1889 г.», хотя выше, в том же письме, пишет, что, сличая текст этого издания с рукописью, он убедился «в его абсолютной непригодности для научного пользования».

 

(Тексты этих писем сообщены автору настоящей статьи доцентом ЛГУ Π. Ф. Нефедовым, подготовившим их к публикации).

 

 

25

 

исследованиях продолжал совершенствовать изучение этого памятника, результатом чего была опубликованная через 40 лет после его первой студенческой работы большая статья «Состав Остромирова евангелия». [1] Ф. Ф. Фортунатов установил тончайшие различия языка между отдельными частями рукописи; эти различия были палеографически подтверждены трудами нашего современника члена-корреспондента Академии наук СССР H. М. Каринского.

 

В лице H. М. Каринского следует отметить редкое и драгоценное сочетание качеств лингвиста и палеографа, что обусловило особенности метода и широту тематики его исследований. Как лингвист он в экспедициях и поездках изучал местные народные говоры, как палеограф и историк языка — целыми днями просиживал в Отделе рукописей Публичной библиотеки над древними рукописями. В этих занятиях большое место было уделено Остромирову евангелию, с которого он начал читать курс палеографии на историко-филологическом факультете Петербургского университета. [2] Начав работать над Остромировым евангелием по савинковскому изданию, [3] Каринский вскоре обратился к подлиннику. В результате тщательного изучения последнего H. М. Каринский пришел к выводу о том, что над Остромировым евангелием трудились три писца: один написал первые 23 листа, второй — надписывал золотом заголовки отдельных чтений, третий, как предполагает H. М. Каринский, диакон Григорий — выполнил остальное, основную часть работы, и поэтому его имя выставлено в Послесловии. Свою работу «Письмо Остромирова евангелия» H. М. Каринский опубликовал в Сборнике Публичной библиотеки—в первом её издании, вышедшем при советской власти, [4] а выводы из этой работы ещё более четко и убедительно повторил в предисловии к своему изданию «Образцы письма древнейшего периода истории русской книги» (Л., 1925).

 

Работы H. М. Каринского по Остромирову евангелию являются итогом дореволюционного периода изучения Остромирова евангелия — итогом важным и значительным, намечавшим пути дальнейшего изучения этого памятника более совершенными лингвистическими и палеографическими методами. «В работе над Остромировым евангелием H. М. [Каринский] великолепно и убедительно показал, как важно историку древнейших периодов русского языка быть одновременно и палеографом и лингвистом. Изучение языка памятника в отрыве от его конкретного оформления переписчиком, без проникновения в самую лабораторию создания рукописи,

 

 

1. Сборник статей, посвященных почитателями академику и заслуженному профессору В. И. Ламанскому по случаю пятидесятилетия его ученой деятельности. Ч. 2. Спб., 1908, стр. 1416—1479.

 

2. Вводная лекция H. М. Каринского была опубликована в «Журн. м-ва нар. прос.» (1903, № 5, стр. 94—110) под заглавием: «Остромирово евангелие как памятник древнерусского языка».

 

3. Этот экземпляр хранится в библиотеке Лен. гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена.

 

4. Сборник Российской Публичной библиотеки. T. 1, выи. 1: Пг., 1920, стр. 168—192.

 

 

26

 

может привести к неточным, а иногда и неверным выводам»,— так характеризуются результаты и перспективы изучения Остромирова евангелия в статье, посвященной 10-летию со дня смерти H. М. Каринского. [1]

 

Работы H. М. Каринского были последними крупными работами об Остромировом евангелии в наше время: после них ни в нашей стране, ни за её рубежами не появлялось значительных работ об этом замечательном памятнике культуры древнерусского государства. Только совсем недавно, в связи с 900-летием Остромирова евангелия вновь пробудился интерес к нему: были проведены заседания кафедр русского языка в Ленинградском государственном педагогическом институте им. А. И. Герцена И в Ленинградском университете, а также встреча лингвистов города Ленинграда в Доме ученых, посвященные этой дате. Появились также отклики в журналах и газетах. [2]

 

Между тем, за 30 лет, прошедших после появления работ H. М. Каринского, наука о происхождении славянского и русского языков пополнилась многочисленными новыми фактами, археологическими находками и исследованиями ученых — как советских, так и зарубежных, в свете которых должны быть пересмотрены многие данные изучения Остромирова евангелия, ценность которого, как старейшей русской книги, как одного из древнейших памятников древнерусского языка, нимало не поколебалась, да и не может поколебаться, т. к. находка целых неизвестных ещё книг XI в., да ещё такой огромной художественной ценности, в настоящее время едва ли возможна. [3]

 

Обратиться вновь к изучению Остромирова евангелия необходимо ещё и потому, что в течение полуторасотлетнего изучения многие вопросы его происхождения и исторической судьбы разрабатывались мало или даже совсем не затрагивались.

 

 

1. Гринкова Η. П. Памяти H. М. Каринского. — «Известия Академии наук СССР». Отд-ние лит. и яз., 1946, выи. 4, стр. 366.

 

2. Дело не обошлось без курьезов. Журнал «Молодой колхозник» в 11-м номере 1956 г. поместил заметку о «древней рукописи», юбилей которой, по мнению редакции журнала (а не авторов заметки, как это удалось установить), готовится праздновать «передовая общественность мира». Однако, о какой именно «древней рукописи» идет речь, остается неизвестным, так как Остромирово евангелие оказалось в заметке неназванным. Журнал «Славяне», позднее всех откликнувшийся на юбилей Остромирова евангелия, сообщил своим читателям, что оно «украшено тремя портретами евангелистов» и что диакон Григорий «по-видимому был молод, на что указывает его увлечение женскими личиками при разрисовке инициалов». («Славяне», 1957 г., № 12, стр. 46). Более обстоятельная, хотя и компилятивная статья была опубликована в «Журнале московской патриархии» — Белевцев И. Остромирово евангелие.— «ЖМП», 1956, № 6, стр. 64—68).

 

Заметки о юбилее Остромирова евангелия были опубликованы также в «Трудах отдела древнерусской литературы» (Ин-та рус. лит. Акад. наук СССР), т. 12, 1956, стр. 337—339 и в журнале «Нева» (1956, № 5, стр. 188).

 

Празднование юбилея в Публичной библиотеке было отмечено газетами «Вечерней Ленинград» (1957 г., 11 мая) и «Советская Россия» (1957 г., 17 мая), а также местным и центральным радиовещанием. Подробная информация об этом праздновании помещена в журнале «Вопросы языкознания» (1957, № 5, стр. 154—156).

 

3. Необходимость обобщения опыта и результатов изучения Остромирова евангелия русскими и зарубежными учеными ощущалась уже сто лет тому назад. В заметке, сообщавшей о выходе в свет издания В. Ганки, в «Известиях Академии наук по отделению русского языка и словесности» отмечалось, что после этого издания «нельзя не желать правления третьего труда (т. е. после издании Востокова и Ганки.—И. Р.) — подробного разбора текста в отношении филологическом и археологическом: для него уже много приготовлено филологами русскими, кое-что и на западе славянском; но все пригртовденное разбросано и поневоле забывается». («Известия ОРЯС», т. 2, ч. 1, 1853, стр. 16).

 

 

27

 

К последним относится, например, вопрос об оформлении инициалов Остромирова евангелия. В сложный орнамент этих инициалов, не совпадающий полностью ни с одним из известных стилей, вплетены клювы, лапы и морды фантастических и реально существующих животных, причудливые сочетания которых производят иногда впечатление химер. В десяти случаях в заглавную букву «В» вписаны не то человеческие лица, не то символические изображения небесных светил; [1] все они разные, друг на друга не похожие. Невольно возникает вопрос: не донесли ли инициалы Остромирова евангелия до нас отголоски древнеславянских языческих мифов? На л. 54, например, в инициал, с которого начинается текст о том, что Христос есть «свет миру», вписано молодое, миловидное женское лило — лицо смуглое, как будто пышущее жаром; не является ли это изображением древнеславянской девы-светила, девы-солнца, название которой живет в народной поэзии в слове «красна девица?». А на л. 290 об., где рассказывается о суде Каиафы и Пилата, о начале мучений Христа, из заглавной буквы «В» смотрит на читателя тоже женское лицо, но темное, скорбное, серьезное; не лик ли это «девы-обиды», которая упоминается в Слове о полку Игореве?

 

Нельзя ли предположить, что художник Остромирова евангелия находился под влиянием каких-то древних, дохристианских мифологических образов? Некоторые из них уже смешались в его сознании, и отсюда причудливые сочетания тератологических элементов в инициалах этой книги. Более ясными были для него антропоморфные языческие божества, отождествившиеся с образами и персонажами христианской мифологии. Отсюда та четкость и чистота изображения ликов в инициалах, их живописная, а не графическая трактовка. Особенно это сказывается в последнем «антропоморфическом» инициале Остромирова евангелия, где тщательно выписанное человеческое лицо (по нашему предположению — лицо «девы-обиды») резко контрастирует с буйным, фантастическим переплетением «звериных» элементов в нижней части буквы.

 

Не будем, однако, продолжать подобные рассуждения, т. к. все это пока что — только предположение. Несомненно лишь одно: оформление инициалов Остромирова евангелия должно заинтересовать не только художников и искусствоведов, но и фольклористов. Изображения небесных светил, мифологических существ и фантастических зверей в народном творчестве и прикладном искусстве (вышивка, резьба, орнаментация памятников архитектуры и т. п.) давно уже изучаются, но, насколько нам известно, к этому изучению ещё не привлекались материалы оформления Остромирова евангелия.

 

Для изучения Остромирова евангелия Публичная библиотека предоставила теперь гораздо большие, чем ранее, возможности: накануне юбилея рукопись была капитально реставрирована.

 

Не сразу решились в Публичной библиотеке на этот шаг: ведь опыта реставрации старинных пергаменных кодексов ещё не было, а речь шла о том, чтобы начать прямо с Остромирова евангелия. Были проведены консультации со специалистами—художниками-реставраторами, учеными-палеографами,

 

 

1. На л. 211 такое изображение замазано желтой краской и покрыто несколько грубоватым киноварным узором, без отделки золотом. От этого верхняя часть инициала стала заметно контрастировать с нижней, выполненной в обычной для инициалов Остромирова евангелия манере перегородчатой эмали. Является ли это позднейшей записью, или так было с самою начала, — должны решить специалисты. В пользу первого предположения свидетельствует то обстоятельство, что и весь текст этого листа подновлен более темной краской.

 

 

28

 

работниками кожевенной промышленности. Решено было при реставрации Остромирова евангелия отказаться от применения каких бы то ни было химических составов для придания эластичности пергамену. С помощью легкого увлажнения дистиллированной водой руками старейшего реставратора Публичной библиотеки Е. X. Трей были расправлены все морщины и рубцы старой, 900-летней рукописи, стерта многовековая, впитавшаяся в поры пергамена грязь и соскоблены восковые пятна на полях (к тексту при очистке поверхности не прикасались). Рукопись решено было больше не переплетать, чтобы не создавать вновь условий для деформации пергамена и не вносить в нее клей. Нитками из натурального шелка были сшиты отдельные тетради, составляющие Остромирово евангелие, — каждая тетрадь в отдельной мягкой бумажной обложке — и вся рукопись помещена в специально изготовленный футляр из старого полированного дуба. При этом даже петли, держащие крышку, были сделаны медными и поставлены на медных же шурупах, чтобы исключить возможность появления ржавчины в непосредственной близости к драгоценной рукописи. В таком виде, помолодевшее и избавленное от тяжести переплета, Остромирово евангелие вступает в десятое столетие своего существования.

 

Теперь, в условиях полистного хранения, не надо уже будет для изучения какого-нибудь неясного места текста или отдельного инициала выдавать всю рукопись: достаточно будет достать соответствующую тетрадь.

 

Однако обращения к оригиналу Остромирова евангелия придется все-таки в дальнейшем ограничить: ведь чем дольше существует эта книга, тем тщательнее приходится её беречь. Поэтому совершенно необходимым является сейчас новое факсимильное издание этого памятника, для чего также в настоящее время имеются более благоприятные условия, чем до сих пор. Во-первых, отдельные листы в тетрадях гораздо легче будет воспроизводить, чем раньше, когда Остромирово евангелие существовало как книга, да ещё в массивном, с трудом разгибавшемся переплете. Во-вторых, в складках и рубцах пергамена до реставрации скрывались не только отдельные буквы, но и целые слова, даже строки, как это видно на хороших репродукциях, например, в изданиях H. М. Каринского. Все это обеспечит высокое качество воспроизведения листов Остромирова евангелия, особенно учитывая возможности современной полиграфической техники.

 

Новое и совершенное факсимильное издание Остромирова евангелия, без всякого сомнения, вновь привлечет внимание к этому уникальнейшему из уникальных памятников культуры древнерусского государства — внимание как советских, так и зарубежных ученых, станет началом нового периода его изучения.

 

 

29

 

ПРИЛОЖЕНИЕ № 1

Письмо П. К. Фролова [1] к А. Н. Оленину

 

Ваше превосходительство,

Милостивый государь,

Алексеи Николаевич!

 

Имев честь получить от вашего превосходительства позволение доносить вам писцами моими о предметах, принадлежащих к отечественным примечательностям, осмеливаюсь послать с сим три манускрипта. Первой из них есть Евангелие, писанное на пергаменте и примечательное сколько тем, что писец поместил в нем свое имя, сколько ж и тем, что в причте о десяти девах слово «медлящий» означено так же, как в Евангелии Остромира. [2] Вторая книга есть Евангелие же, писанное на пергаменте и имеющее цену свою по сохранности и по надписи, показывающей 1393 год. [3] Третия содержит поучения Ефрема Сирина; [4] к большему достоинству сей книги можно отнесть и то, что она писана на пергаменте прекрасными, четкими литерами, которые показывают ея древность. Кроме сих книг, нашел я каноны Франциска Скорина, неизвестные трудолюбивому сочинителю Российской библиографии. [5] Сочтя книгу сию редкою, долгом себе поставил послать и ее.

 

Имея честь препроводить сии четыре книги к вашему превосходительству, осмеливаюсь покорнейше просить приказать приобщить их к манускриптам моим, хранящимся в Императорской публичной библиотеке.

 

Лестно для меня будет, если ваше превосходительство удостоить изволите милостивым воззрением на усердие мое; столь же лестною наградою признать обязан я буду, если ваше превосходительство почтить меня изволите писмом вашим о получении сих книг. На сей конец должен я покорнейше просить отсылать писма ваши ко мне з Саратов, надписывая на имя тамошияго губернатора его превосходительства Алексея Давыдовича Панчулидзева. [6]

 

С совершеннейшим высокопочитанием и так же преданностью всегда имею честь быть

 

Вашего превосходительства,

Милостиваго государя

покорнейшим слугою

Петр Фролов.

 

16 сентября 1813 года

Москва.

 

 

1. Петр Кузьмич Фролов (1775—1839) — выдающийся горный инженер и изобретатель, строитель первой в России железной дороги (на конной тяге) был одним из первых фондообразователей Отдела рукописей Публичной библиотеки. Находясь по делам службы, которую начал и кончил в Сибири, в постоянных разъездах, он в 1811 г. сдал на хранение в библиотеку свою замечательную коллекцию древнерусских, западноевропейских и восточных рукописей, а в 1818 г. пожертвовал её библиотеке. Рукописи собрания Фролова, наряду с коллекциями Π. П. Дубровского и Ф. А. Толстого, вошли в состав основного собрания рукописной книги и получили единые форматно-тематические шифры.

 

2. Речь идет о так называемом Милятином Евангелии XIII в., хранящемся с тех пор в Публичной библиотеке (шифр: F.п. 1 № 7).

 

3. Рукопись F.п. 1 № 18.

 

4. Рукопись F.п. 1 № 45.

 

5. В. С. Сопикову.

 

6. В Саратове П. К. Фролов, по поручению горного департамента, изучал вопрос о строительстве соляных складов на волжских пристанях и об улучшении транспортировки к ним соли. Здесь Фролов также предложил проект постройки железной дороги на конной тяге. (Об этом см.: Виргинский В. С. Замечательные русские изобретатели Фроловы. М., 1952, стр. 135—137. О том же: Савельев Н. Я. Петр Кузьмич Фролов. Новосибирск, 1951, стр. 53—55. В обеих этих брошюрах подробно освещается многообразная деятельность П. К. Фролова, и в том числе организация им библиотеки в Барнауле. Но ни одного слова не говорится о его коллекции рукописей и о постоянной связи с Публичной библиотекой, одним из первых читателей которой он был,— связи, свидетельством которой является публикуемое письмо).

 

 

30

 

ПРИЛОЖЕНИЕ № 2

Письмо Вацлава Ганки директору Публичной библиотеки М. А. Корфу [*]

 

Ваше превосходительство, милостивый государь! Я уже не ожидал, что найдется ящик с книгами для Императорской Публичной Библиотеки, и собирал в другий [1], в который я вложил также экземпляр моего издания Остромирова Евангелия, [2] и только что наполнил ящик — вот приходит официальное письмо Вашего превосходительства с радостнейшим известием о благосклонном принятии Полиглотты Краледворской рукописи. [3] Я ныне боюсь, что Вы можете назвать это навязчивостью. Но кто меня знает, тот уверен, что я не ищу ничего другаго, как распространение славянскаго слова, желая тем показать соплеменникам, что и чехи ещё славяне, и что хотят остаться славянами. Такое всемилостивейшее принятие действует у нас западных словян несравненно. Оно совершеннейшее мое награждение, и по этому простому убеждению я оставил в ящике все так он убран.

 

Ваши Desideranda от 13/25 Декабря прошл. года я старался собрать, но вполне ещё не удалось. [4] IV. 655. не напечатана. 401, 406, 410 и 648 до сих пор не нашел.

 

VI. 41 а) 73 б) 101, 424 и 904 надеюсь скоро найти.

 

VI. 294, 874, 907, 1071 и 1092 посылаю. Handenstein Recension я записал. Šafařika Starožitnosti 1837 буду искать. [5] Познанско издание в двух томах полно. Pамят. Югослов. 1851 посылает автор на большой бумаге. [6] Geschichte der slav. Sprache u. Litt. 1826 очень редка. [7]

 

Прилагаемая при сем роспись показывает, [8] что я за это время успел собрать — но как уже сказано, что я уже отчаялся в найдении перваго ящика, я пренебрегая росписью, которая попала в другия бумаги, я ея не могу наскоро найти, и должен покорнейше просить сообщить мне первыя слова заглавий этой посылки. — Вы милостиво простите меня что я наполнил пустыя места в ящике вместо как обыкновенно соломою или сеном, моими книжками, которыя Измаил Иванович [9] возмет для своих слушателей.

 

Остромирово Евангелие, этот основный камень нашего первоначального общаго просвещения. Я сделал издание в маленьком формате и положил 8 экземпляров в бархатном переплете. Вы изволите располагать с ними по Вашему собственному мнению и приличию — я со всем согласен. Они были мною назначены его императорскому величеству, их императорским высочествам цесаревичу, великим князьям Константину, Николаю и Михаилу Николаевичам, ея императорскому высочеству великой княгине Марии Николаевне Светлогорской, и его сиятельству графу Владимиру Федоровичу Адлербергу, и последний прошу покорнейше милостиво от меня принять, как слабый знак моего высокопочитания, прочих 13 с надписей доставят гг. Срезневский или Тюрин или кому повелите, по надписям. Знаю что я виноват, грешу на Вашу благосклонность ко мне.

 

Книжка на мадярском языке содержит историю венгерских карпато-руссов, думаю что и она в Ваше собрание.

 

Прилагаемое при сем письмо в Министерство внутренних дел от профессора Петрика [10] содержит известие о его изобретении по части телеграфов, извольте милостиво его послать куда следует.

 

 

*. Публикация Т. Н. Копреевой.

 

1. Текст печатается с сохранением грамматических особенностей подлинника. При публикации опущен твердый знак; i = и; ѣ = е.

 

2. Издание В. Ганки вышло в Праге в 1853 г. форматом in 8° (206 стр.) с предисловием на чешском, русском, сербском, польском и болгарском языках.

 

3. Краледворская Полиглотта — сборник эпических и лирических песен, составленный В. Ганкою и выданный им за древнечешский памятник. Опубликован в 1819 г.

 

4. В. Ганка неоднократно выполнял по просьбе М. А. Корфа обязанности книжного комиссионера, особенно в части южнославянских произведений печати. Перечисленные в письме номера указывают на соответствующие номера списка «Desideranda», в котором перечислялись сочинения, разыскание и приобретение которых библиотека считала желательным.

 

5. Šafařik Р.-J. Starožitnosti slovanské. Praha, 1837.

 

6. Šafařik P.-J. Pamatkydrevniho pisemnictvi Jihoslovanů. Praha, 1851.

 

7. Šafařik P.-J. Geschichte der slavischen Sprache und Literatur nach allen Mundarten. Ofen, 1826.

 

8. Роспись в деле отсутствует.

 

9. Профессор Петербургского университета Измаил Иванович Срезневский.

 

10. Petžina František Adam — известный чешский физик.

 

 

31

 

Samonor — Самонор — изобретение Риттернерга.

 

С чувством наиглубочайшаго почтения и совершенной преданности, всегда и везде неизменяемый имею честь быть Вашим покорнейшим слугою.

 

Вячеслав Ганка.

 

Прага 15/27 генваря 1853.

 

Еще принесли Beschreibung der böhmischen Münzen для г-на Рейхля и Клос и Новый журнал естественных наук Živa.

 

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ № 3

Письмо П. И. Кеппена в Академию наук

 

В императорскую Академию наук

 

Наконец древнейший из дошедших до нас памятников Русской письменности — Остромирово Евангелие — сделался доступным филологам, давно жаждущим его видеть в полном составе. Драгоценным этим подарком ученые обязаны И. Академии наук. [1]

 

Как член этой Академии я однако же не могу не сожалеть, что при изданной под ея покровительством книге нет удовлетворительного Литературного известия о рукописи, не раз уже обращавшей на себя внимание любителей отечественных древностей и славянской филологии. Признаюсь, меня это огорчает и я прошу И. Академию наук принять меры к тому, чтобы этот явный недостаток был пополнен. Радуясь полному изданию Остромирова Евангелия, я не могу однако же думать, чтобы справедливость не требовала упомянуть хотя в особом приложении о том, что до сего времени сделано было в отношении к ознакомлению ученого света с этою древнейшею рукописью кирилловского письма. [2]

 

Кому известны филологические и библиографические обязанности издателей древних памятников, тот без сомнения согласится со мною в справедливости представляемаго здесь на внимание Академии замечания, тем более что и самые шрифты резаны не для полного ныне вышедшаго издания, но для напечатания 12-ти Евангелий и послесловия, вошедших в состав первой книжки Собрания Славянских памятников, которая издана в 1827 году на иждивение покойного Государственного канцлера Графа Ник. Петр. Румянцова. [3]

 

Ордин. акад. П. Кеппен.

2 ноября 1843 г.

 

 

1. В 1835 г. археолог и историк А. Д. Чертков — основатель некогда знаменитой полнотой собрания книг о России библиотеки — передал присужденную ему за «Описание древних русских монет» половину Демидовской премии в распоряжение Академии наук на издание какой-нибудь старинной русской рукописи. В следующем году, но предложению известного археолога акад. Ф. И. Круга, близкого к кружку Румянцева и к Востокову (в пользу последнего он в свое время отказался от заведования Румянцевским музеем), Академия наук ассигновала эту сумму на издание Остромирова евангелия. Поэтому П. И. Кеппен имел все основания заявить, что своим изданием Остромирово Евангелие обязано Академии наук.

 

2. Как можно судить из дальнейшего, П. И. Кеппен имеет в виду свои публикации сведений об Остромировом евангелии и текстов из него, хотя прямо об этом не пишет и называет не себя, а гр. Румянцева, «иждивением» которого было опубликовано Собрание славянских памятников Кеппена.

 

3. Замечания Кеппена были полностью учтены Востоковым и в окончательном варианте предисловия к изданию Остромирова евангелия (стр. V—VI) былй названы все лица, писавшие до этого времени об этом памятнике, причем особенно подробно были отмечены издания Кеппена. Опасаясь, очевидно, вновь обидеть Кеппена, Востоков прямо пишет, что воспользовался для своего издания его шрифтами, хотя это было и не совсем так. Сравнение шрифтов в изданиях Кеппена и Востокова убеждает в их значительной разнице. Востоков если и взял шрифты Кеппена, то значительно их улучшил, стремясь максимально приблизить литеры к форме букв оригинала.

 

 

32

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ № 4

Официальное письмо дирекции Публичной библиотеки министру народного просвещения относительно отыскания сведений об Остромировом евангелии

 

 

17 марта, № 198.

 

Господину Министру Народного Просвещения.

 

Из предисловия к изданному в 1843 году г. Востоковым Остромирову Евангелию видно, что это Евангелие, находившееся прежде в Новгородском Софийском Соборе, найдено было покойным Я. А. Дружининым в покоях императрицы Екатерины II, после ея кончины, и поднесено им, в 1806 году, блаженныя памяти Императору Александру I-му, который повелел хранить оное в И.П. Библиотеке. Но когда и кем эта рукопись поднесена была Императрице Екатерине, неизвестно, как равно не сохранилось в наших делах и того Высочайшего повеления, по которому она передана в Библиотеку.

 

Предполагая что в Архиве Министерства Народного просвещения могут находиться ближайшие о сем сведения, я имею честь покорнейше просить Ваше Сиятельство приказать сделать о том нужную справку и о всем, что найдется в делах к разъяснению истории этого драгоценнаго памятника русской письменности и святыни, почтить меня Вашим уведомлением. [1]

 

Подписал: Директор, Статс-Секретарь Барон М. Корф.

Скрепил: помощ. Директора Князь В. Одоевский.

 

 

1. Ответ на это письмо последовал менее чем через месяц — 14 апреля 1851 г. за подписью самого министра народного просвещения, известного писателя-«шишковиста» кн. П. А. Ширинского-Шихматова, возглавлявшего одно время Археографическую комиссию Академии наук. В ответе сообщалось, что в делах министерства просвещения нет «никаких сведений о поднесении имп. Екатерине II Остромирова евангелия, а равно не имеется и того Высочайшего повеления, по которому эта книга была передана в Императорскую библиотеку». (Арх. ГПБ, 1851 г., дело № 27, л. 2). Подробности и даты поднесения Остромирова евангелия Екатерине II и передачи его в Публичную библиотеку до сих пор остаются неизвестными.

 

Это была не первая и не единственная попытка дирекции Публичной библиотеки выяснить судьбу Остромирова евангелия. В упоминавшемся выше (стр. 19) «Фельетоне» А. Ф. Бычкова между прочим говорится: «Директор библиотеки письменно обращался к разным ведомствам, в архивах которых, по его мнению, можно было ожидать сведения [об Остромировом евангелии. — H. Р.], но все его сношения оказались бесплодными».

 

[Back to Index]