Древнесербская книжность
1. Происхождение аномальной нумерации чтений после Пятидесятницы в сербском полноапракосном евангелии № 8 Хиландарского монастыря
(О происхождении аномальной нумерации чтений после Пятидесятницы в сербском полноапракосном евангелии № 8 Хиландарского монастыря, Slavistica Vilnensis 2000 (Kalbotyra 49 (2)). Vilnius, 2000, p. 37–50.)
В своей статье, посвященной апракосным евангелиям Хиландарского монастыря на Афоне, Д. Богданович отметил наличие в рукописи № 8 этого собрания (в дальнейшем — Хил-8) [1] странную особенность. Богослужебный цикл от Пятидесятницы до „нового лета“, представленный чтениями 17 недель, имеет здесь не сквозную нумерацию недель от 1 до 17, как обычно, а ведет счет сначала с 1 до 11, после чего начинает новый счет с 1 до 6. Подобная двойная нумерация чтений (перикоп) представляет собой аномальное явление, поскольку разбивает единый богослужебный цикл на две части. Д. Богданович признался, что не смог найти удовлетворительного литургического объяснения этой особенности, и выразил надежду на то, что подобное явление будет открыто в иных евангельских рукописях [Богдановић 1977, 155]. Последующие исследователи, изучавшие Хил-8, указанной особенностью не занимались [Грковић-Меjџор 1997].
В начале 2000 года я получил возможность изучать богатое собрание микрофильмов Хиландарского исследовательского центра (The Hilandar Research Library) Библиотеки Университета штата Огайо в г. Колумбус (США), в том числе микрофильм Хил-8, рашской рукописи конца XIII века [2] с явными следами восточнославянского оригинала и менее заметными признаками более позднего македонского списка. Два листа из этой рукописи хранятся в Российской государственной библиотеке (собр. В.И. Григоровича, № 11.VI) в Москве [СК XI–XIII, 291–292
1. См. описания рукописи [Богдановић 1978, 56; Matejic, Thomas 1992, t. 1, p. 293; Турилов, Мошкова 1999, 59 (№ 103)].
2. См. обзор мнений о датировке этой рукописи [Грковић-Меjџор, 1997; ср.: Васиљев 1987, 35–36].
136
(№ 336); Васиљев 1987, 35–36]. На этикетке основного корпуса книги сделана помета хиландарского библиотекаря проигумена Михаила Коматовича (1860–1943) на сербском языке следующего содержания: „Какой-то сумасшедший (лудак) вырезал из этой книги 20 инициалов и обезобразил ее“ [Богдановић 1978, 56]. В рукописи действительно вырезаны орнаментированные инициалы.
Двойная нумерация чтений цикла Пятидесятницы имеет свое объяснение. Следует иметь в виду, что становление византийского евангельского лекционария происходило постепенно [3]. Первоначально богослужебными чтениями был заполнен лишь первый, пасхальный цикл (от Пасхи до Пятидесятницы), в котором были предусмотрены чтения еще не на каждый день. Сначала евангельские перикопы были установлены лишь на все дни первой (Светлой) недели и следующие воскресенья пасхального периода, а также на особые праздники цикла — Преполовение Пятидесятницы (среда 4-й недели) и Вознесение Господне (четверг 6-й недели). Последующие же богослужебные циклы Пятидесятницы, „нового лета“ и Великого поста в то время еще отсутствовали.
Начало циклу Пятидесятницы было положено тогда, когда были определены евангельские чтения на первые одиннадцать воскресных дней после Пятидесятницы. В течение некоторого времени эти 11 перикоп были единственными чтениями данного цикла, что нашло отражение в некоторых из сохранившихся списках греческого лекционария. Указанные перикопы, предназначенные для чтения на литургии, использовались в комплекте с одиннадцатью воскресными утренними евангелиями, которые читались, как видно по их названию, на воскресной утрени. Таким образом, на данном этапе существовало два параллельных набора воскресных евангельских чтений, по одиннадцать перикоп каждый: один был предназначен для чтения на утрени, а другой — на литургии [Burns 1982, 125].
Оба комплекта использовались в период после Пятидесятницы в качестве повторяющегося столпа чтений [4] — после последовательного прочтения перикоп с 1-й по 11-ю они использовались во второй раз в той же последовательности, затем в третий раз и т.д., заполняя таким образом все воскресенья октоишного цикла, т.е. от Пятидесятницы вплоть
3. Об этапах развития византийского евангельского лекционария см. [Burns 1982].
4. О столпах чтений и их разновидностях применительно к славянскому служебному Евангелию см. [Темчин 2001].
137
до Цветоносного воскресенья, что соответствует современным циклам Пятидесятницы, „нового лета“ и Великого поста. На этом этапе развития византийской литургической системы еще не существовало евангельских чтений на будние и субботние дни.
В дальнейшем вместо повторяющегося столпа чтений на литургии был введен последовательный ряд перикоп, так что евангельские фрагменты на воскресной литургии уже не повторялись — за каждым воскресеньем был закреплен свой индивидуальный отрывок из Евангелия. После этой богослужебной реформы параллельность воскресных чтений на утрени и на литургии оказалась нарушенной: на утрени и далее продолжал использоваться столп из одиннадцати воскресных утренних евангелий (в таком виде он функционирует до сего дня), тогда как на литургии был уже предусмотрен последовательный ряд индивидуальных чтений.
Последующее развитие византийского лекционария шло в сторону увеличения числа рядовых чтений — сначала были установлены перикопы на субботы, а затем и на будние дни всех богослужебных циклов. В результате возник ежедневный лекционарий, структурно соответствующий славянскому полноапракосному Евангелию. При этом полный византийский лекционарий составлялся неоднократно, о чем говорит наличие трех его разновидностей, которые впоследствии взаимодействовали друг с другом.
Структура византийского ежедневного евангельского лекционария складывалась таким образом, что отдельные литургические циклы заполнялись чтениями преимущественно разных евангелистов. Так, первый, пасхальный цикл составлялся на основе Евангелия от Иоанна, последующий цикл Пятидесятницы заполнялся чтениями из Евангелия от Матфея, цикл „нового лета“ строился из перикоп Евангелия от Луки, а в основу цикла Великого поста было положено Eвангелие от Марка. Данную схему следует рассматривать лишь в качестве общей тенденции, которая сочетается с целым рядом частных отклонений. Нам важно отметить, что в ежедневном византийском лекционарии Eвангелие от Марка используется не только в цикле Великого поста, но и в предыдущих циклах Пятидесятницы и „нового лета“ (а точнее — в конце указанных циклов), где чтения этого евангелиста были поставлены на будние дни с понедельника по пятницу включительно, тогда как субботние и воскресные чтения указанных циклов последовательно ориентированы на евангелия от Матфея (цикл Пятидесятницы) и Луки (цикл „нового лета“).
138
Две основные разновидности византийского лекционария различаются тем, где именно в циклах Пятидесятницы и „нового лета“ вступает Eвангелие от Марка (для будних дней). В одном из них (так называемый κ-тип, более распространенный на византийской почве) это происходит после первых одиннадцати недель цикла Пятидесятницы и первых двенадцати недель „нового лета“, а в другом (менее распространенный a-тип) — после первых девяти и одиннадцати недель указанных циклов соответственно. Последнему близок третий, β-тип, особенности которого здесь нет надобности описывать [5].
Разница между указанными разновидностями византийского лекционария заключается в том, на каком литургическом основании выбиралось место вступления будних чтений Eвангелия от Марка. В цикле Пятидесятницы оно определяется либо архаичным столпом из 11 евангельских чтений на утрени и литургии (κ-тип) либо более поздним столпом из 8 Eвангелий по гласам Октоиха (α-тип), который, в отличие от первого, вступает не после воскресенья Пятидесятницы, а после следующего воскресенья Всех святых, чем и обусловлено число недель (9 вместо 8), в течение которых по будним дням читалось Eвангелие от Матфея перед вступлением евангелия от Марка.
Хил-8 относится к структурному типу Мстиславова Eвангелия (по Л.П. Жуковской, семья № 8) [6], который отражает византийскую лекционарную систему распространенного κ-типа. В этой рукописи будние чтения от Марка вступают после первых одиннадцати недель цикла Пятидесятницы. Этот факт, имеющий историко-литургическое объяснение, и послужил формальным основанием для двойного счета недель цикла Пятидесятницы: сначала с 1-й по 11-ю неделю (там, где по будним дням читается Eвангелие от Матфея), а потом дополнительно с 1-й по 6-ю неделю цикла (где по будним дням читается Eвангелие от Марка).
Однако лишь этого основания недостаточно для того, чтобы ввести двойную нумерацию недель цикла Пятидесятницы, ведь иные полноапракосные eвангелия мстиславского структурного типа используют
5. Более подробно о типах византийских лекционарных систем см. [Пентковский 1998, 4–6 (третьей пагинации)].
6. Структурный тип Мстиславова евангелия, выделенный на основании типологического сходства апракосной структуры, не следует путать с текстологической семьей Мстиславова евангелия, в которую входят лишь генетически взаимосвязанные рукописи [см.: Темчин 1998в].
139
обычный (сквозной) счет всех недель данного цикла [см.: Жуковская 1968, 238–266; Жуковская 1976, 284–290]. Для этого было необходимо еще дополнительное условие — чтобы для писца было значимым деление евангельского текста на евангелистов. Это деление является обычным (и единственно возможным) в списках Четвероевангелия (тетра), содержащих полный текст четырех евангелистов в определенной последовательности — Матфей, Марк, Лука, Иоанн. В славянских тетрах перед каждым евангелистом часто выписываются переводные предисловия Феофилакта Болгарского (особое для каждого из четырех Eвангелий), помещаются миниатюры с изображениями соответствующих евангелистов [7] и/или заставки, подчеркивающие четырехчастное членение текста.
В ранних апракосах формальное подчеркивание четырехчастного деления евангельского текста (по евангелистам) встречается редко, поскольку в этой структурной разновидности Евангелия ведущим является иной принцип организации книги — по богослужебным циклам, которые лишь примерно соотносятся с делением текста по евангелистам. Наибольшее совпадение между делением текста по евангелистам и членением на литургические циклы наблюдается в кратком апракосе. Уже в Остромировом евангелии 1056–1057 годов в начале богослужебных циклов предусмотрены миниатюры с изображениями евангелистов — Иоанна (л. 1 об., перед пасхальным циклом), Матфея (перед циклом Пятидесятницы на л. 57 об. оставлено место для миниатюры, которое осталось незаполненным), Луки (л. 87 об., хотя правильное место миниатюры — на л. 88 об., перед началом цикла „нового лета“), Марка (л. 126, перед циклом Великого поста, хотя правильное место миниатюры — на л. 126 об.). Однако первоначальный замысел художественного оформления Остромирова евангелия был иным. Сначала предполагалось снабдить рукопись единственной миниатюрой с изображением евангелиста Иоанна, вынесенной на фронтиспис (левую сторону разворота титульного листа, т.е. л. 1 об.) — этот тип оформления известен в славянской [8] и греческой рукописной традиции [Пуцко 1983, 25]. Лишь позже, уже во время создания рукописи было принято решение о дополнительном
7. Самым ранним славянским списком тетра с изображениями евангелистов является глаголическое Мариинское евангелие [см.: Пуцко 1985; 1986].
8. Так оформлены сербское Вуканово евангелие ок. 1200 года и древнерусский полный апракос первой четверти (20–30-е гг.) XIII века Научной библиотеки МГУ, № 2 Ag. 80 [СК XI–XIII, 99–101 (№ 57, 58), 222–223 (№ 197)].
140
включении миниатюр с изображениями иных евангелистов. Эти миниатюры были выполнены на отдельных листах и вшиты в кодекс (при этом изображение Луки было ошибочно вшито левой стороной). В процессе дальнейшего бытования рукописи изображение Матфея, видимо, выпало из книги и потому не сохранилось, а миниатюра, изображающая Луку, также выпавшая, была вторично вшита не на своем исконном месте, и потому оказалось смещенной на один лист вперед [Жуковская 1974, 61–62; Пуцко 1983, 23–25].
В списках полного апракоса, написанных до XIV века, изображения евангелистов встречаются почти исключительно в тех рукописях, которые входят в текстологическую (не типологическую!) семью Мстиславова евангелия. Полный комплект из четырех миниатюр находится в Мстиславовом евангелии до 1117 года, Добриловом евангелии 1164 года, полном апракосе конца XII(?)–начала XIII века Государственной Третьяковской галереи, № К-5348 и Симоновском евангелии 1270 года. В перечисленных полных апракосах схема распределения миниатюр с изображениями евангелистов по богослужебным циклам в целом совпадает с той, которая представлена в Остромировом евангелии, т.е. следует логике краткого апракоса [Жуковская 1974, 65]. Однако место расположения миниатюры, изображающей Марка, оказывается несколько различным. Она помещается: а) перед началом цикла Великого поста — Мстиславово евангелие (л. 123 об.); б) перед чтением на четверг 14 недели „нового лета“ — Добрилово евангелие (л. 159); в) перед чтением на понедельник 14 недели „нового лета“ — Симоновское евангелие (л. 93).
Таким образом, в полных апракосах XII–XIII веков мы наблюдаем постепенное перемещение изображения Марка к началу кодекса [Жуковская 1974, 65]. При этом последовательность расположения миниатюр остается неизменной (Иоанн, Матфей, Лука, Марк), поскольку изображение Марка помещается не там, где в первый раз встречаются чтения этого евангелиста (после первых 11 недель цикла Пятидесятницы), а внутри или в конце цикла „нового лета“, перед началом Великого поста.
Лишь в следующем XIV веке появляются восточнославянские полные апракосы, в которых миниатюра с изображением Марка располагается после первых 11 недель цикла Пятидесятницы — там, где впервые встречаются чтения этого евангелиста. В результате этого происходит инверсия миниатюр, которые теперь располагаются в иной последовательности — Иоанн, Матфей, Марк, Лука [Жуковская 1974, 65]. Новая
141
последовательность расположения миниатюр оказывается более приближенной к тетровой (где Матфей, Марк и Лука следуют друг за другом), чем первоначальная апракосная (Иоанн, Матфей, Лука, Марк).
Во время второго южнославянского влияния на восточнославянской территории получает особое распространение литургический тетр (Четвероевангелие с последовательной богослужебной разметкой текста и указателем чтений), который значительно потеснил, а со временем и вовсе вытеснил из употребления апракосы. В результате формальные характеристики Четвероевангелия воспринимались уже как естественная принадлежность любого евангельского текста и потому переносились на служебные списки Евангелия, которые создавались все реже. Начало тетрового влияния на апракос относится к концу XIV–началу XV века, когда некоторые списки полного апракоса (евангелие Хитрово, Морозовское евангелие) украшаются миниатюрами и заставками, заимствованными из Четвероевангелия [Жуковская 1974, 62–65]. С начала XVI века в восточнославянских полных апракосах зафиксировано нарочитое подчеркивание четырехчастного членения текста, когда, в противовес предшествующей традиции, в отдельных полноапракосных списках перед чтениями каждого евангелиста начинают выписываться предисловия Феофилакта Болгарского, обычные в тетрах [Темчин 1998в, 160–161]. Указанная особенность является ярчайшим признаком деградации служебного Евангелия как типа книги, наступившей на Руси в результате распространения литургического тетра.
Можно думать, что подобное мышление было характерно также для того книжника, который ввел в полноапракосный текст аномальную нумерацию чтений после Пятидесятницы, наблюдаемую в Хил-8 (это мог быть непосредственный писец рукописи или один из его предшественников). Привычной формой евангельского текста для этого книжника был литургический тетр с его подчеркнутым делением текста по евангелистам. Привыкнув придавать особое значение смене евангелистов, писец сделал то же самое при переписке полного апракоса — заметив подобную смену евангелистов внутри цикла Пятисятницы (после первых 11 недель), он посчитал ее настолько важной, что начал новый счет недель внутри этого богослужебного цикла. Писец, видимо, полагал, что каждому евангелисту полагается свой цикл, который начинается там, где впервые появляются чтения из соответствующего Евангелия (как в тетре). Поэтому началом „цикла от Марка“ он посчитал не начало великопостного
142
периода, в течение которого используются преимущественно тексты этого евангелиста (и где в кратких и полных апракосах XI–XII вв., имеющих миниатюры, помещается его изображение), а то место, где впервые появляются перикопы из Евангелия от Марка, т.е. после первых 11 недель цикла Пятидесятницы.
Данное предположение подкрепляется тем фактом, что в Хил-8 перед началом чтений от каждого евангелиста имелись соответствующие миниатюры. Впоследствии листы, на которых были расположены изображения евангелистов, были отделены от рукописи, что сделал, вероятно, тот же „сумасшедший“, который вырезал инициалы. Нельзя полностью исключать возможности того, что это дело рук В.И. Григоровича, который увез с собой из Хиландарского монастыря два листа нашей рукописи (теперь они хранятся в Москве) и вообще прославился своим „свободным обращением“ со старыми памятниками письменности [9].
Лакуны в евангельском тексте Хил-8, образовавшиеся в результате отделения листов перед началом чтений разных евангелистов, невелики по объему, что и дает основание предполагать наличие миниатюр в местах утраты листов. Так, между лл. 35 и 36 утрачен по меньшей мере один лист [10] (в статье Д. Богдановича эта лакуна не отмечена): л. 35 об. содержит окончание чтения Ин 7.37–52, 8.12 на воскресенье Пятидесятницы, а л. 36 начинается стихом Мф 18.16 (чтение Мф 18.10–20 на понедельник после Пятидесятницы), следовательно, лакуна в евангельском тексте равняется здесь всего 6 стихам. Это несоответствие утраченного текста размеру отсутствующего листа ясно говорит о том, что первоначально в рукописи после чтения на воскресенье Пятидесятницы перед следующим чтением на понедельник после Пятидесятницы (т.е. перед первой перикопой из евангелия от Матфея) находилась миниатюра с изображением евангелиста. Аналогичным образом между лл. 98 и 99 отсутствуют листы: л. 98 об. заканчивается на стихе Мф 18.28 (чтение Мф 18.23–35 на воскресенье 11 недели цикла Пятидесятницы), а л. 99 начинается концом стиха Мк 1.9 (чтение Мк 1.9–15 на понедельник 12 недели, которая в связи с аномальной нумерацией чтений в Хил-8 должна
9. В.И. Григорович приобретал рукописи и их фрагменты не только легальными, но и, как теперь выясняется, иными способами [см.: Немировский 1999].
10. К сожалению, при работе с микрофильмом невозможно точно установить количество утраченных листов, так как структура пергаменных тетрадей не поддается реконструкции.
143
была получить номер 1), следовательно, лакуна в евангельском тексте равняется 7 стихам. Здесь, перед первой перикопой из Евангелия от Марка, наверняка помещалась миниатюра с изображением соответствующего евангелиста. Наконец, между лл. 138 и 139 также отсутствует по меньшей мере один лист (в статье Д. Богдановича эта лакуна также не отмечена): л. 138 завершается последним чтением цикла Пятидесятницы Мф 15.21–28 (в связи с аномальной нумерацией чтений в Хил-8 оно обозначено как воскресенье 6, обычно же в полных апракосах оно надписывается как воскресенье 17 после Пятидесятницы), а л. 139 начинается стихом Лк 3.27 (чтение Лк 3.23–4.1 на вторник 1 недели „нового лета“), следовательно, лакуна в евангельском тексте равняется 8 стихам. Здесь должна была находиться миниатюра с изображением евангелиста Луки. Аналогичная миниатюра с изображением Иоанна должна была располагаться в самом начале кодекса, однако проверить это невозможно, так как в рукописи недостает начальных тетрадей.
Таким образом, писец Хил-8 или его предшественник не только ввел двойную нумерацию чтений цикла Пятидесятницы в соответствии с делением евангельского текста по евангелистам, но и предусмотрел четыре миниатюры с их изображениями там, где начинались группы чтений из соответствующих Евангелий: в самом начале рукописи была помещена миниатюра с изображением Иоанна, перед чтением на понедельник после Пятидесятницы — Матфея, перед чтением на понедельник 12 недели (в рукописи — понедельник 1 второго счета после Пятидесятницы) — Марка, а перед началом цикла „нового лета“ — Луки. Перечисленные выше особенности говорят о том, что тот книжник, который ввел в полноапракосный список указанные особенности, ориентировался на структуру литургического тетра, перенося некоторые структурообразующие элементы последнего на апракосный список. В отличие от поздних восточнославянских рукописей, отражающих процесс деградации служебного Евангелия как типа книги, рассмотренные особенности Хил-8 говорят лишь о том, что данный список (или его более или менее отдаленный оригинал) был создан в таких условиях, где литургический тетр был хорошо известен, а полноапракосное Евангелие было менее привычно.
Известно, что в Хил-8 присутствуют следы восточнославянского оригинала. Однако можно с полной уверенностью утверждать, что рассмотренные структурные особенности рукописи (включая аномальную
144
нумерацию чтений цикла Пятидесятницы) не содержались в восточнославянском оригинале Хил-8, а появились уже после того, как тот покинул Восточную Славию. Дело в том, что до XV–XVI веков на Руси служебное Евангелие (особенно полный апракос) было обычной формой существования евангельского текста, доминировавшей над тетром [11]. В таких условиях перенос признаков Четвероевангелия на апракос вряд ли возможен. Следовательно, указанные структурные особенности появились в каком-то ином месте.
Д. Богданович высказал априорное мнение о том, что Хил-8 было написано в самом Хиландарском монастыре, а списки полноапракосного Евангелия мстиславова типа распространялись из Восточной Славии на Балканы через Афон [Богдановић 1977, 154, 161]. Действительно, миграция списков полноапракосного Евангелия в указанном направлении засвидетельствована рядом южнославянских рукописей, переписанных с восточнославянских оригиналов, — к их числу относятся: сербское Вуканово евангелие ок. 1200 года [Nedeljković 1969], сербское Будилово евангелие (Ватикан, Slav. 4) второй четверти XIII века [Турилов 1999, 18–19, прим. 10; Лосева 2001, 93, 108; Турилов 2004], македонское Радомирово евангелие середины XIII века [Угринова-Скаловска, Рибарова 1988, 78–79; Рибарова 1998], сербское Хил-8 конца XIII века, сербское Каллиниково-Лесновское евангелие второй половины XIII–первой половины XIV века [Мошин 1963, 80; Miklas 1988, 457]. Восточнославянское влияние отмечено также в иллюминации македонского Карпинского евангелия XIII века [Десподова 1995, 16]. Это немалое число списков, если учесть довольно ограниченное количество сохранившихся южнославянских полных апракосов. Хронологически указанные рукописи укладываются в так называемое первое восточнославянское влияние на Балканы, датируемое XII–XIII веками [12].
Если бы Хил-8 действительно было написано в Хиландарском монастыре, как это предположил Д. Богданович, то данный кодекс следовало
11. Некоторое представление о степени распространенности в Древней Руси разных типов служебного Евангелия дает количество сохранившихся восточнославянских рукописей XI–XIII веков. По данным Сводного каталога славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР (XI–XIII вв.) и исправлений [СК XIII–XIV] и дополнений к нему [СК XIV, 559–664], до нас дошло 36 восточнославянских списков полного апракоса при 13 списках краткого апракоса [ср.: Темчин 1999в, 202].
12. Литературу вопроса см. [Турилов 1995, 32 и прим. 3].
145
бы рассматривать в качестве одного из звеньев в цепи распространения восточнославянских списков полноапракосного Евангелия на Афон и оттуда на южнославянские земли. Однако такому предположению, вроде бы, противоречит наличие в рукописи некоторых языковых особенностей, указывающих на македонское происхождение одного из оригиналов [Грковић-Меjџор 1997, 74]. Учитывая исключительно важную роль афонских монастырей в осуществлении межславянских книжно-литературных контактов [13], можно предполагать следующий путь проникновения восточнославянских рукописей на Балканы:
Русь → Афон → Македония (Западная Болгария) → Сербия [14].
Наличие в рашской рукописи Хил-8 очевидного восточнославянского пласта и менее заметного македонского языкового слоя может свидетельствовать о том, что данный кодекс был написан не на Афоне, как априорно считал Д. Богданович, а в Сербии. В противном случае было бы необходимо предположить кольцевую комбинацию Русь → Афон → Македония → Афон, для которой нет оснований. В свете сказанного представляется вероятным, что на Афоне было написано не само Хил-8, а лишь один из предшествовавших ему оригиналов (однако рукописи могли проходить через Афон просто транзитом, без стадии переписки). Тезис о том, что Хил-8 было переписано в Сербии с македонского оригинала15, хорошо сочетается с нашими знаниями об особенностях формирования сербской письменной традиции [Турилов 2000б, 153–161]. Кстати, болгарско-македонский оригинал предполагается также для рашского полноапракосного евангелия № 31 Хиландарского монастыря, созданного во второй четверти XIV века [Богдановић 1977, 160–161].
Таким образом, аномальная нумерация чтений Хил-8 могла возникнуть на Афоне, в Македонии либо уже в Сербии, непосредственно в процессе написания кодекса в конце XIII века. В любом случае рассмотренная особенность свидетельствует о том, что в месте ее возникновения существовала устойчивая традиция использования литургического тетра, а полноапракосные евангелия не были обычным явлением.
13. См. богатую литературу вопроса [Дуйчев 1985; Поп-Атанасов 1989, 245–246; Нихоритис 1990; Петканова 2003].
14. На Восточную Болгарию первое восточнославянское влияние практически не распространялось.
15. Который в свою очередь восходит к восточнославянскому списку, попавшему в Македонию, вероятно, через Афон.
146
На аналогичную ситуацию указывают и иные, лишь немногим более поздние сербские списки полноапракосного Евангелия, хранящиеся в Хиландарском монастыре (и написанные, вероятно, там же). Так, рашское Eвангелие монаха Романа 1337 года (Хиландарь, № 9) также содержит миниатюры с изображениями четырех евангелистов (выполнены в 1360 г.), а в записи писца на л. 336 об. рукопись охарактеризована как „четвероблаговестные книги“, т.е. тетр. Рашское Eвангелие Николы Станевича середины XIV века (Хиландарь, № 14) во вкладной записи на л. 321 об. так же неверно названо четвероевангелием [Богдановић 1977, 156 (прим. 11), 158].
Комментируя эти факты, Д. Богданович высказал предположение о том, что термином четвероевангелие обычно обозначались не только тетры, но и апракосы, поскольку последние также содержат чтения всех четырех евангелистов [Богдановић 1977, 156 (сноска 11)]. С этим мнением невозможно согласиться, поскольку в греческой терминологической традиции Четвероевангелие (τετραευαγγέλιον) явно противопоставляется служебному Евангелию (Εὐαγγέλιον, εὐαγγελιάριον) [Βεργώτης 1995, 89–90, 211–212]. Не менее четко противопоставлены соответствующие славянские термины четвероевангелие и апракос. Поэтому единичные случаи употребления первого термина вместо второго следует объяснять в контексте переноса некоторых характеристик Четвероевангелия на апракос, обусловленного доминированием литургического тетра над служебным Евангелием. Этот процесс зародился на славянском юге, поскольку самое раннее (и вполне отчетливое) его проявление представлено в рашской рукописи Хил-8, возникшей, вероятно, в Сербии в конце XIII века.