Славяне и их соседи. Выпуск 10. Славяне и кочевой мир

Б.Н. Флоря (отв. ред.)

 

9. ЯГОЛДАЙ, ЯГОЛДАЕВИЧИ, ЯГОЛДАЕВА “ТЬМА”

Е.Е. Русина

 

 

Личность татарского князя Яголдая Сараевича, как и находившаяся в его владении “тьма”, до сих пор почти не привлекали внимания историков. Как результат единственным монографическим исследованием данной проблематики поныне остается небольшая работа польского медиевиста Ст. Кучиньского “Яголдай и Яголдаевичи северские”, опубликованная в 1934 г., а три десятилетия спустя переизданная в расширенном варианте под названием “Яголдай и Яголдаевичи, ленные татарские княжата Литвы” [1].

 

Неудивительно, что, обращаясь к этому сюжету, современные исследователи либо полностью полагаются на выводы, сформулированные Ст. Кучиньским [2], либо интерпретируют их самым причудливым образом - как, например, Н.Н. Коринный, утверждающий, что после монгольского нашествия “Переяславская земля, покоренная ордами кочевников, прекратила свое существование как самостоятельная административно-политическая единица Древней Руси”, составив вместе с половецкими землями один из крупнейших золотоордынских улусов - “Сарайскую тьму, упоминаемую в ярлыке Менгли-Гирея” Сигизмунду I [3].

 

На самом деле в этом ярлыке (которым великому князю литовскому были пожалованы Киев и “многие места”) говорится о “Сараева сына Егалтаевой тьме”, в нем нет и намека на то, что данная “тьма”, в соответствии с мнением того же исследователя, “включала в свои пределы междуречье Волги-Днепра” [4]. Очевидно, что подобная “вольность” трактовки документального текста напрямую связана с наблюдаемым в литературе послевоенных десятилетий ослаблением научного интереса к указанному ярлыку - вернее, к ряду татарских ярлыков-пожалований правителям Литвы, названных некогда Ф. Конечным “настоящим прииском для исследователей исторической географии” [5]. Не случайно они даже не упоминаются в монографии В. Егорова “Историческая география Золотой Орды в XIII-XIV вв.” (М., 1985). Не менее симптоматично и репродуцирование в новейших научных работах [6] анахроничных представлений об этой группе памятников, господствовавших в историографии до начала XX в., когда внимание акцентировалось лишь на их “нелепой притязательности” [7].

 

Неудивительно, что они не привлекли внимания Ю. Вольфа, первым систематизировавшего данные источников о князьях Яголдаях - вернее, об одном из представителей этого рода, упоминаемом в пожалованиях Казимира Ягеллончика середины - второй половины XV в. [8], которого

 

144

 

 

он считал предком смольнян Ингильдеевых, известных по документам XVII в. [9] Предложенная Вольфом идентификация стала исходным моментом для подготовки названной выше статьи Ст. Кучиньского (1934 г.), который полностью отверг эту генеалогическую конструкцию: “Яголдай и Ингильдеевы не имеют ничего общего. Объединяет их лишь ошибка Вольфа... Яголдай владел удельным княжеством на южной окраине Северщины и там же жили его потомки” [10].

 

Выяснить это позволил исследователю документ от 19 марта 1497 г., опубликованный вскоре после выхода в свет книги Ю. Вольфа в сборнике “Акты Литовской Метрики”[11]. Он представляет собой ответ великого князя литовского Александра на “челобитье” киевских бояр Дебра Калениковича, Михаила Гагина, Федька Голенчича и Кунцы Сеньковича, которые

 

“поведали, штож дядько жон их, князь Роман Яголдаевич, одну дочку в себе мел, и тая его дочка была за князем Юрьем Борисовичом Вяземским, и князь Роман записал был той дочце своей именья свои отчинные”:

 

в Путивльском повете - Мужеч, Милолюбль, Оскол, в Киевском - Ядреевцы и Берково. После перехода Юрия Вяземского на службу к великому князю московскому (около 1494 г.) [12] “имения” его супруги “спали” на Александра, к которому и обратились упомянутые бояре, “абыхмо тые именья дядька жон их, князя Романовы, им дали по близкости жон их”. Ст. Кучиньский сопоставил эти данные с ярлыком Менгли-Гирея, в котором Милолюбль, Мужеч и Оскол непосредственно соседствуют с “тьмой” Егалтая (= Яголдая) Сараевича [13], и предположил, что перечисленными пунктами детально очерчивается положение Яголдаевой “тьмы”, возникновение которой он отнес к середине XV в.

 

В последующих работах исследователя эта гипотеза была изложена пространнее. По мнению Ст. Кучиньского, формирование Яголдаевой “тьмы” (аналогом которой он считал Касимовское царство на московских землях) связано с ситуацией в клонившейся к упадку Золотой Орде, где боролись за власть соперничавшие группировки, возглавляемые соответственно Кичи-Махметом и Улу-Махметом. Последний в 1438 г. совершил поход через Белев на Нижний Новгород и Казань. При этом, полагал ученый, часть сопровождавших Улу-Махмета татарских вельмож могла оставить его и осесть на территории Литовского государства. Исследователь обратил внимание на то, что в окружении Улу-Махмета, по данным русских летописей, был некий князь Усейн (= Гусейн) Сараев [14], вероятным отцом которого он считал известного по летописному упоминанию 1408 г. Сарая, Урусахова сына [15]. Братом Усейна Сараевича и мог быть Яголдай, получивший, как предположил Ст. Кучиньский, около 1440 г. обширный феод на юго-восточной окраине Великого княжества Литовского, защиту которой от внешних вторжений он призван был обеспечить [16].

 

Выводы исследователя поддержал Б. Шпулер [17], а, в свою очередь, его мнение разделили Б. Греков и А. Якубовский, отметившие в своей работе о Золотой Орде, что ее распад выразился, в частности, “в появлении специальных татарских вассальных княжеств на территории Руси

 

145

 

 

и подвластных Литве русских землях”, одним из которых и было достаточно эфемерное “маленькое княжество Jagoldai, расположенное в Курской области, вассальное Литве и образованное около 1438 г.” [18]

 

Однако вопреки своей стройности единодушно принятая учеными схема Кучиньского достаточно уязвима - прежде всего, в ее “ярлыковой” части: автор проигнорировал специфику Менгли-Гиреевого ярлыка, восходящего, как показали исследования, к протографу конца XIV в. - ярлыку, выданному Тохтамышем Витовту в канун битвы на Ворскле (1399 г.) [19]. Хронологическую стратификацию ярлыка 1507 г. еще в 20-х годах осуществил Ф. Петрунь, отделив его первоначальное ядро от наслоений XV в. (интерполяций, связанных с изменением восточных границ Литовского государства на рубеже 1420-1430-х годов, а также с внешнеполитическими претензиями Казимира Ягеллончика в 1460-1470 гг.) [20].

 

Согласно наблюдениям Ф. Петруня, упоминание о Яголдаевой “тьме” содержалось в первоначальной, времен Тохтамыша, редакции ярлыков, т.е. сама она существовала уже в конце XIV в. Исследователь справедливо отметил, что “в ярлыках это - единственный случай, когда они называют не города, не земли, а владельца тьмы” [21]; очевидно, простейшее объяснение этого факта заключается в том, что данное территориальное образование не опиралось на историческую традицию, а было в значительной мере детищем самого Яголдая. Правда, все тот же Ф. Петрунь предположил, что соседствующая в ярлыках с Яголдаевой Курская “тьма” выступала синонимом первой [22]; однако уже А. Насонов справедливо возразил, что сами ярлыки “не дают оснований для отождествления Курской тьмы с тьмою Еголдая, ибо в тексте они обозначены как две разные тьмы” [23]. Равным образом и в составленном в начале 30-х годов XV в. “списке городов Свидригайла” (имеющем немало параллелей с ярлыками) [*] “Курск со многими местами” отделен от Яголдаевой “тьмы”, существование которой угадывается в перечне “Оскол, Милолюбль, Мужеч со многими местами” [24].

 

Последний факт, кстати, был проигнорирован Ст. Кучиньским так же, как и проанализированная Ф. Петрунем “техника составления ярлыков”, хотя в комплексе они как минимум вдвое увеличивают срок существования Яголдаевой “тьмы”. Несомненно, что на позицию исследователя существенно повлияло двукратное упоминание имени Яголдая в Литовской Метрике, в диапазоне от 1440 до 1486 г. - однако показательно, что, исходя из соображений хронологии (ведь в середине - второй половине XV в. сменили друг друга три поколения владельцев Яголдаевой “тьмы”), он и сам со временем был вынужден предположить, что второе, позднейшее, упоминание о Яголдае относится собственно к Роману Яголдаевичу (“раз Монивидовича звали Монивидом, то Яголдаевич мог называться Яголдаем”) [25]. Соответственно, если патроним “Яголдай” мог выступать как родовое прозвище, нет необходимости

 

 

*. Работа с их анализом подготовлена к публикации в “Записках Наукового товариства ім. Шевченка”.

 

146

 

 

отождествлять и Яголдая 1440-1455 гг. с Яголдаем Сараевичем татарских ярлыков.

 

Впрочем, возможно и иное объяснение указанного факта, предложенное С. Кричиньским, считавшим Яголдая 1440-1486 гг. внуком Яголдая Сараевича, носившим то же имя, что и дед. Последнего он отождествлял с беком Ягалтаем, находившимся при золотоордынском дворе при заключении договоров с Венецией в 1347 и 1358 гг. [26] Очевидно, что бурные события последующих лет (т.е. вспыхнувшая в 1359 г. в Орде “великая замятия”, растянувшаяся на два десятилетия) могли заставить Яголдая покинуть неспокойную столицу и поискать прибежище на Северщине.

 

Не исключены, однако, и другие варианты идентификации Яголдая Сараевича - ведь имя Яголдай, как и Сарай, было достаточно распространенным в татарской среде. Можно, например, связать его с татарским “старейшиной” Сарайкой из окружения Мамая, о котором упоминают русские летописи под 1374-1375 гг. [27] Но совершенно очевидно, что это предположение, как и все прочие, при нынешнем состоянии документальной базы - всего лишь гипотеза.

 

Более продуктивным мне представляется обращение к вопросу о потомках Яголдая Сараевича, из которых в литературе фигурирует лишь Роман [28]. Как уже отмечалось, он имел дочь, вышедшую замуж за князя Юрия Вяземского, и параллельно четырех племянниц, а значит, - брата или сестру, ушедших из жизни, как и сам Роман Яголдаевич, до 1497 г. Возможно ли установить его (ее) имя? По-видимому, да. В подтвердительной грамоте Сигизмунда I на разнообразные “данины” киевскому Выдубецкому монастырю упоминается Зеновьевая Еголдаевая (Еголдановна) Яцковича Ельцевича, “придавшая” монастырю селище Игнатово на р. Стугне [29]. П. Клепатский идентифицировал эту дарительницу как Зиновию Ельцовую, супругу Яголдая Сараевича и мать Романа Яголдаевича [30], Н. Яковенко - как неизвестную по имени дочь Романа Яголдаевича, бывшую замужем за Зиновием Яцковичем Ельцом [31]. Думается, что и в первом, и во втором случае прочтение имени было ошибочным: на самом деле речь шла о дочери Зиновия Яголдаевича, выданной за Яцка Ельцевича; при этом Зиновий был, очевидно, братом Романа Яголдаевича. Хронологически это вполне допустимо: Яцко Ельцевич упоминается в Метрике с 1511 г. [32] Однако его имя отсутствует в акте 1497 г., где, как уже отмечалось, мужьями племянниц Романа Яголдаевича названы Дебр Каленикович, Михаил Гагин, Федько Голенчич и Кунца Сенькович; остается только предположить, что одна из княжен Яголдаевых была замужем за Яцком вторым браком.

 

К сожалению, мы не имеем сведений о том, как сложилась после 1497 г. судьба Кунцы Сеньковича и Федька Голенчича (Голенки) [33]. Дебр Каленикович потерял жену, которая после захвата Путивля московскими войсками (1500 г.) оказалась за пределами Литовского государства [34]. Гораздо больше известий о Михаиле Гагине - мозырском наместнике [35], утратившем в 1500 г., как и прочие зятья Зиновия Яголдаевича, свою часть прежней Яголдаевщины. Эту потерю Гагиным

 

147

 

 

“именей его, которые ему по жоне его досталися в Путивли”, Александр и Сигизмунд компенсировали земельными “данинами” в Жолудском повете, которыми он мог распоряжаться до “очищенья” Путивлыцины от неприятеля [36]. Гагин, однако, предпочел иную судьбу: в 1507 г. он вместе с Михаилом Глинским эмигрировал в Москву, и находившиеся в его владении земли “спали” на Сигизмунда, пополнив фонд великокняжеских пожалований [37]. Характерно, что принадлежавшее некогда Гагину с. Левковичи было передано Яцку Ельцовичу [38]. Если предположить, что Гагин бежал к Василию III один, без супруги [39], то это событие могло стать неким связующим звеном между Яцком Ельцом и дочерью Зиновия Яголдаевича [40]. Разумеется, это только гипотеза, и утверждать можно лишь то, что наряду с Романом Яголдаевичем во второй половине XV в. существовал и другой представитель рода Яголдаев - Зиновий.

 

Особого рассмотрения заслуживает вопрос локализации Яголдаевой “тьмы”, разрешимый при помощи документальных материалов XVI-XVII вв.: хотя сама Яголдаевщина была расчленена в 1497 г. [41], составлявшие ее пункты просуществовали еще несколько столетий. В литературе давно уже было замечено упоминание о Яголдаевом городище в “росписи польским дорогам” конца XVI в. [42], позволяющее отождествить Оскол Яголдаевой “тьмы” с современным Старым Осколом (Белгородской обл.). Что касается Мужеча и Милолюбля, то до сих пор первый помещали на притоке Сейма Мужице, а второй - в районе Фатежа Курской обл. [43] Между тем это противоречит данным позднейших источников: по свидетельству оброчной книги Путивльского уезда 1628-1629 гг., Милолюбльская волость находилась где-то на Северском Донце [44], а Мужецкая располагалась в бассейне рек Пела, Псельца, Обояни, Соловы, Ивницы, Пены, Бобровицы, Ворожбы, Белицы, Рыбницы, Каменки, т.е. охватывала территорию между современными Суджей и Обоянью (Курской обл.) [45]; собственно Мужеч и Милолюбль в это время, по-видимому, также представляли собой городища.

 

Труднее найти ответ на вопрос, каков был механизм формирования Яголдаевой “тьмы”. Ф. Петрунь, усматривая в ней аналог известной Глинщины, характеризовал ее как своеобразный татарский феод, со временем инкорпорированный в состав Литовского государства, правители которого “постепенно переводили тюркских династов на положение обычных землевладельцев” [46]. Мнение исследователя не нашло поддержки у его современников. А. Насонов, в целом достаточно скептически воспринимавший выводы Ф. Петруня [47], отверг возможность “оседания землевладельцев-феодалов из татар по порубежью не в порядке правительственной деятельности” великих литовских князей, “помимо политики” Литовского государства [48]; категоричное по форме, это утверждение не было должным образом аргументировано, и вопрос, по сути, остался открытым. Спустя полвека к этой проблематике (анализируя вопрос о тюркских элементах в составе киево-брацлавской шляхты) обратилась Н. Яковенко, полностью солидаризировавшись с Ф. Петрунем [49]. Однако, поскольку доводы остались прежними, сохранился и элемент гипотетичности, присущий построениям Ф. Петруня. Соответственно

 

148

 

 

в настоящее время, как и во времена Насонова [50], ученым остается только гадать, “существовал ли Еголдай в эпоху литовского владычества, был ли он выходцем из Золотой Орды, посаженным Литвою на землю”, или же в упоминании о Яголдаевой “тьме” “отразились отношения древнего (долитовского) времени”.

 

 

1. Kuczyński S.M. Jahołdaj i Jahołdajewicze siewierscy // Miesięcznik heraldyczny. 1934. N 3. S. 33-35; Idem. Jahołdaj i Jahołdajewicze, lenni książęta tatarscy Litwy // Kuczyński S.M. Studia z dziejów Europy Wschodniej X-XVII w. W-wa, 1965. S. 221-226;

см. также:

Idem. Ziemie czernihowsko-siewierskie pod rządami Litwy. W-wa, 1936. S. 77-80, 184-185, 251, 376.

 

2. Tyszkiewicz J. Tatarzy na Litwie i w Polsce: Studia z dziejów XIII-XVIII w. W-wa, 1989. S. 130, 161.

 

3. Коринный H.H. Переяславская земля: X - первая половина XIII века. Киев, 1992. С. 68, 131. Очевидно, что исследователь видит в данной “тьме” административно-территориальный эквивалент Сарайской епархии, основанной в 1261 г., к составу которой относили и Переяслав.

 

4. См.: Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1848. Т. 2. № 6. С. 5. (Далее: Акты ЗР). Данный ярлык, датированный издателями Актов... 1506-1507 г., заимствован ими из 7-й книги записей Литовской Метрики. См. также новейшую публикацию его дубликата из 8-й книги записей (с уточненной датировкой 2 июля 1507 г.): Lietuvos Metrika. Knyga N 8. Vilnius, 1995. N 47. P. 83-84. (Далее: LM).

 

5. Koneczny F. Geneza uroszczeń Iwana III do Rusi Litewskiej // Ateneum Wileńskie. Wilno, 1925/1926. S. 203. Pr. 1.

 

6. См., например: Загоровский В.П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI веке. Воронеж, 1991. С. 49.

 

7. Соловьев С.М. Соч. М., 1989. Кн. 3: История России с древнейших времен. T. 5. С. 222;

Багалей Д.И. Очерки из истории колонизации степной окраины Московского государства. М., 1887. С. 68. Примеч. 236;

Владимирский-Буданов М.Ф. Население Юго-Западной России от половины XIII до половины XV века // Архив Юго-Западной России, издаваемый Временною комиссею для разбора древних актов. Киев, 1886. Ч. VII, т. 1. С. 59. (Далее: Архив ЮЗР).

Он же. Население Юго-Западной России от второй половины XV в. до Люблинской унии (1569 г.) // Там же. Киев, 1890. Ч. VII, т. 2. С. 13.

 

8. Русская историческая библиотека, издаваемая имп. Археографическою комиссиею. СПб., 1910. Т. 27. (Далее: РИБ).

Стб. 42: “Князю Еголдаю в Рославли Свеслав”;

Стб. 197: “Князю Яголдаю 10 коп грошей з мыта путивльского”.

Оба пожалования дошли до нас в составе Литовской Метрики; второе датируется 1486 г., а первое, недатированное, сохранилось в древнейшей части Метрики - так называемой книге данин Казимира за 1440—1455 гг. (подробнее о ней см.: Бережков Н.Г. Литовская Метрика как исторический источник. М.; Л., 1946. Ч. I: О первоначальном составе книг Литовской Метрики под 1552 год. С. 57, 71-77, 116).

 

9. Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy od końca 14 wieku. W-wa, 1895. S. 150-151.

 

10. Kuczyński S.M. Jahołdaj i Jahołdajewicze siewierscy. S. 34. Несмотря на доказательность аргументации Ст. Кучиньского, выводы Ю. Вольфа до сих пор репродуцируются в специальной литературе - см., например: Яковенко Н.М. Українська шляхта з кінця XIV до середини XVII ст. (Волинь і Центральна Україна). Київ, 1993. С. 330.

 

149

 

 

11. Акты Литовской Метрики. Варшава, 1896. Т. 1, вып. 1. № 339. С. 131-132. (Далее: Акты ЛМ). Недостатком данного издания является то, что в нем воспроизведены не оригинальные акты Метрики, а их польские копии конца XVIII в.; соответственно текст документов был дважды транслитерирован и пестрит многочисленными ошибками. Чтобы избежать их, цитирую оригинал: РГАДА. Ф. 389. On. 1. Д. 6. Л. 138 об.-139.

 

12. См.: Сборник имп. Русского исторического общества. СПб., 1892. Т. 35. С. 154. (Далее: Сб. РИО).

 

13. “Дали... Курскую тьму з выходы и даньми, и з землями, и водами; Сараева сына Егалтаеву тьму, Милолюб, з выходы и даньми, и з землями, и водами; Мужеч, Оскол; Стародуб и Брянеск со всеми их выходы и даньми, и з землями, и водами...” (Акты ЗР. Т. 2. № 6. С. 4—5).

 

14. Московский летописный свод конца XV века // Полное собрание русских летописей. М.; Л., 1949. Т. 25. С. 260. (Далее: ПСРЛ).

 

15. Там же. С. 238.

 

16. Kuczyński S.M. Ziemie... S. 184-185; Idem. Jahołdaj i Jahołdajewicze, lenni książęta... S. 223.

 

17. Spider B. Die Goldene Horde. Leipzig, 1943. S. 160-161.

 

18. Горков БД., Якубовский Л.Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950. С. 418.

 

19. Первыми к этому выводу независимо друг от друга пришли М. Грушевский и А. Прохаска:

Грушевський М. Історія України-Руси. Київ; Львів, 1907. Т. 4: XIV-XVI віки — відносини політучні. С. 457-462;

Prochaska A. Z Witoldowych dziejоw: Uklad Witolda z Tochtamyszem 1397 r. // Przegląd historyczny. 1912. T. 15. S. 259-264.

 

20. Петрунь Ф. Ханські ярлики на українські землі: (До питання про татарську Україну) // Східний світ. 1928. № 2. С. 170-187;

Он же. Східня межа Великого князівства Литовського в 30-х роках XV ст. // Ювілейний збірник на пошану академіка М.С. Грушевського. Київ, 1928. Т. 1. С. 165-167;

см. также:

Назаров В Д. Ярлык Хаджи-Герая Казимиру IV и русско-литовские отношения // Внешняя политика Древней Руси. М., 1988. С. 57-60.

 

21. Петрунь Ф. Ханські ярлики... С. 177.

Не вдаваясь в генеалогический аспект данной проблемы, отмечу, что в этой работе Ф. Петрунь очертил пределы Яголдаевой "тьмы", причем точно так же, как это шестью годами позднее сделал Ст. Кучиньский. Последний, по-видимому, не был знаком с этой статьей, так как в своих публикациях он ссылается только на "Східню межу..." Ф. Петруня.

 

22. Петрунь Ф. Ханські ярлики... С. 176-177, 186.

Исследователь исходил из представления, что Курск был разрушен в 1278 г. и все позднейшие о нем упоминания "мемориальны" и не более, чем "синоним для тьмы Яголдая Сараевича, занявшей тут место прежнего славянского феода; в этом смысле Яголдай был в определенной мере продолжателем известного баскака XIII в. Ахмата".

 

23. Насонов А.Н. Монголы и Русь: (История татарской политики на Руси). М.; Л., 1940. С. 28. Примеч. 2.

 

24. Daniłowicz I. Skarbiec diplomatów. Wilno, 1860. Т. 1. N 746. S. 331.

 

25. Kuczyński S.M. Jahołdaj i Jahołdajewicze, lenni książęta... S. 224.

 

26. Kryczyński S. Początki rodu książąt Glińskich // Práce historyczne w 30-lecie działalności profesorskiej St. Zakrzewskiego. Lwów, 1934. S. 404-405.

Исследователь предположил, что Яголдай перебрался в пределы Литовского государства либо вместе с предком Глинских Мансур-Киятом в 1380 г., либо с Тохта-мышем в 1397 г.; неясно, почему с ним не полемизировал Ст. Кучиньский

 

150

 

 

(упомянув его работу в своей монографии (Ziemie... S. 195. Pr. 556), он лишь констатировал, что она не содержит ничего нового о происхождении Глинских).

 

27. Рогожский летописец // ПСРЛ. Пг., 1922. Т. 15. Вып. 1. Стб. 106, 108.

 

28. Опускаю упоминание П. Клепатского о князе Борисе Яголдаевиче (Клепатский П.Г. Очерки по истории Киевской земли. Одесса, 1912. Т. 1: Литовский период. С. 293), представляющее собой опечатку или описку автора.

 

29. Архив ЮЗР. Киев, 1883. Ч. I, т. 6. № 15. С. 31.

 

30. Клепатский П.Г. Указ. соч. С. 293, 450.

 

31. Яковенко Н.М. Вказ. праця. С. 330.

 

32. LM. N 601. Р. 440-441. Данный акт Сигизмунда I представляет собой “потверженье” прежних “данин” Яцку Ельцевичу, часть которых восходит ко временам его предшественника на престоле Александра (1492-1506).

 

33. В сущности, акт 1497 г. замыкает цепь известий Метрики о сыне пана Митька Голенки Федьке, фигурирующем в 4-й книге записей как Голенка и Соленчич (искаженное при копировании Голенчич): РИБ. Т. 27. Стб. 197, 232, 315, 316(1486, 1489 гг.).

 

34. Ее судьба обсуждалась во время московско-литовских переговоров в 1511 г.: Сб. РИО. Т. 35. С. 495; Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. М., 1915. Кн. 21. С. 100. № 143; С. 101-102. № 151.

 

35. Акты ЛМ. Варшава, 1897. Т. 1, вып. 2. № 684. С. 143 (здесь из-за отмеченного выше смешения копиистом букв “с” и “г” Гагин назван Сасиным; верное прочтение: Клепатский П.Г. Указ. соч. С. 183); Архив ЮЗР. Ч. VII, т. 1. С. 625.

 

36. LM. N 177. Р. 175.

 

37. Ibid. N 315. Р. 257; N 379. Р. 287.

 

38. Ibid. N 601. Р. 440-441. Нельзя согласиться с Н. Яковенко, утверждающей, что Левковичи были выслужены Ельцами у Олелька и Семена Олельковича (Указ. соч. С. 175); то же, кстати, относится и к Козаровичам и Ождилову, представлявших собой “данины” Александра Казимировича и Сигизмунда I.

 

39. Отметим, что в России род Гагиных имел продолжение: известны сын Михаила Василий и его внук Юшко (Бычкова М.Е. Состав класса феодалов России в XVI в.: Историко-генеалогическое исследование. М., 1986. С. 64).

 

40. Заслуживает внимания, что сам Гагин контактировал с Ельцами еще в конце 1480-х гг.: РИБ. Т. 27. Стб. 305 (Михаил Гагин назван здесь Сасиным).

 

41. Впрочем, она продолжала существовать в “виртуальной реальности” татарских ярлыков XVI в.

 

42. Багалей Д.И. Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства в XVI-XVIII ст. Харьков, 1886. Т. 1. С. 2, 4.

 

43. Любавский М.К. Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания Первого Литовского Статута. М., 1892. С. 247;

Клепатский П.Г. Указ. соч. С. 293; Петрунь Ф Хансью ярлики... С. 178;

Андріяшев О. Нарис історії колонізації Сіверської землі до початку XVI віку // Записки історично-філологічного відділу ВУАН. Київ, 1928. Кн. XX. С. 127.

 

44. РГАДА. Ф. 1209. Кн. 368. Л. 537 об. Очевидно, что подобная локализация Милолюбля полностью исключает возможность соотнесения с ним летописного известия о том, что в 1405 г.

 

“Витовт поиде к королю Ягайлу, а Ягайло поиде к Витовту, и снидостеся вкупе в граде Милолюбе; бе же ту с ними и Киприян митрополит, и пребываша вкупе неделю и раззидошася разно” (Московский летописный свод конца XV века. С. 233),

 

151

 

 

в котором П. Клепатский усматривал первое упоминание о данном пункте (Указ. соч. С. 292-293).

 

45. РГАДА. Ф. 1209. Кн. 368. Л. 125, 127 об., 128 об., 130, 131-131 об., 139, 140 об., 142, 156 об.

 

46. Петрунъ Ф. Ханськи ярлики... С. 177.

 

47. В частности, А. Насонов выступил против толкования Ф. Петрунем термина Яголдаева “тьма” (как территории, охватывавшей Мужеч, Милолюбль, Оскол), считая, что грамота Менгли-Гирея “ставит под сомнение”, а грамота Сагиб-Гирея (1540 г.; опубл.: Акты ЗР. Т. 2. № 200. С. 363; РИБ. Юрьев, 1914. Т. 30. Стб. 78-79) “совершенно исключает” такое понимание текста ярлыка (Насонов А.Н. Указ. соч. С. 28. - Примеч. 2). Между тем это прочтение подкреплено у Петруня “списком городов Свидригайла” и грамотой 1497 г. о разделе Яголдаевщины; что же касается собственно ярлыков, то не может не удивлять, что А. Насонов апеллировал к их позднейшей, полной искажений, версии.

 

48. Насонов А.Н. Указ. соч. С. 28-29. Примеч. 2.

 

49. Яковенко Н.М. Вказ. праця. С. 171-172.

 

50. Насонов А.Н. Указ. соч. С. 28. Примеч. 2.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]