Bucureşti 1972

РЕЗЮМЕ

    ANIVERSAREA A 100 DE ANI DE LA NAŞTEREA LUI VLADIMIR ILICI LENIN (1870-1970) // Столетие со дня рождения Владимира Ильича Ленина
1. Virgil Şoptereanu, Ecoul ideilor leniniste despre literatură în presa românească interbelică  5
(В. Шоптеряну, Отзвук ленинских мыслей о литературе в румынской довоенной прессе)

2. M. Novicov, V. I. Lenin şi istoria literaturii ruse  15
(М. Новиков, В. И. Ленин и история русской литературы)

3. I. C. Chiţimia, V. I. Lenin şi Polonia  21
(И. К. Кыцимия, В. И. Ленин и Польша)

4. C. Barborică, Scriitori cehi şi slovaci despre funcţia socială a literatorii în primul deceniu postrevoluţionar (1920—1930)  27
(К. Барборикэ, Чешские и словацкие писатели о социальной функции литературы, в первом послереволюционном десятилетии (1920—1930 гг.))

5. Izolda Virsta, V. I. Lenin în amintirile contemporanilor  33
(Изольда Вырста, В. И. Ленин в воспоминаниях современников)

6. D. Balan, V. I. Lenin şi poeţii ruşi şi sovietici  39
(Д. Балан, В. И. Ленин и русские и советские поэты)

    I. LINGVISTICĂ
    A. MORFOLOGIE ŞI SINTAXĂ
7. Екатерина Фодор, Суффиксальное варьирование в однокоренных именах прилагательных в современном русском языке  47
(Ecaterina Fodor, Variaţiile sufixale ale adjectivelor cu radical comun în limba rusă contemporana)

Ecaterina Fodor, Les variations suffixales des adjectifs à radical commun dans la langue russe contemporaine)

8. И. Оицэ, Роль лексических элементов в созданий абсолютного и относительного бессоюзия в современном русском языке (II.)  59
(I. Oiţă, Rolul elementelor lexicale în crearea parataxei absolute şi relative în limba rusă contemporana (II.))

(I. Oiţă, Le rôle des éléments lexicaux dans la création de la parat axe absolue et relative dans la langue russe contemporaine (II.))

9. Mircea Gheorghiu, Determinarea echivalentelor româneşti ale prepoziţiilor cauzale din limba rusă  77
(Мирча Георгиу, Румынские эквиваленты русских причинных предлогов)

10. A. Hîrlăoanu, Descrierea microsistemului verbelor poziţionale ruseşti în lumina corespondentelor lor româneşti  85
(А. Хырлэоану, Описание микросистемы русских глаголов в свете их румынских эквивалентов)

    B. TERMINOLOGIE LINGVISTICĂ
11. Victor Vascenco, Din istoria metalimbii slavisticii româneşti (II. Termeni pentru paleoslavă)  93
(Виктор Васченко, Из истории метаязыка румынской славистики (II. Термины, служащие для обозначения старославянского языка))

    C. DIALECTOLOGIE
12. Ioan Lobiuc, Elemente româneşti în terminologia păstoritului şi a creşterii vitelor la huţuli  109
(Иоан Лобюк, Румынские элементы в пастушеской и животноводческой терминологии у гуцулов)

13. Victor Vescu, Împrumuturi lexicale româneşti în graiul sîrbesc din Clocotici, judeţul Caraş-Severin  135
(Виктор Веску, Румынские лексические заимствования в сербском говоре села Клокотич, Караш-Северинского уезда)

14. N. Pavliuc, I. Robciuc, Observaţii asupra flexiunii nominale în unele graiuri ucrainene din Dobrogea  139
(Н. Павлюк, И. Робчук, Замечания об именной флексии некоторых украинских говоров Добруджи)

15. Aspazia Reguş-Seserman, Terminologia prelucrării linei, cînepii şi a ţesutului în graiurile ucrainene din judeţul Suceava  155
(Аспазия Регуш-Сесерман, Терминология обработки шерсти, конопли, и термины текстильного производства)

    II. FILOLOGIE
16. Pandele Olteanu, Unul din izvoarele neogreceşti ale „Cazaniei" mitropolitului Varlaam (1643): „Comoara" lui Damaschin Studitul  163
(Панделе Олтяну, Один из новогреческих источников «Проповедей» митрополита Варлаама (1643); «Сокровищ;» Дамаскина Студита)

17. I. C. Chiţimia, Opera umanistului polon Martin Kromer şi importanţa ci pentru istoria şi cultura poporului român  187
(И. К. Кицимия, Труды польского гуманиста Мартина Кромера и их значение для истории и культуры румынского народа)

18. A. Vraciu, Unele precizări în legături cu caracterul limbii slavone din Lituania  197
(А. Врачу, Некоторые уточнения относительно характера славянского языка в средневековой Литве)

19. Laura Baz-Fotiade, Activitatea în domeniul traducerilor literare a emigraţiei bulgare din România (de la începutul secolului al XlX-lea pînă în anul 1877)  217
(Лаура Баз-Фотиаде, Деятельность болгарских эмигрантов в области художественного перевода (с начала XIX века по 1877 год))

    III. DOCUMENTE
20. Lucia Djamo-Diaconiţă, Unele aspecte ale sintaxei documentelor slavo-române (subtipul muntean, secolele XIV—XV)  235
(Лучия Джамо-Диаконица, К вопросу о синтаксисе славяно-румынских документов (мунтянская разновидность XIV—XV вв.))

21. Elena Linţa, Cele mai vechi manuscrise slave din ţara noastră  245
(Елена Линца, Древнейшие славянские рукописи на территории нашей страны)

22. Paul Mihail, Zamfira Mihail, Manuscrise slave în colecţii din Moldova (I.)  265
(Паул Михаил, 3амфира Михаил, Славянские рукописи в собраниях Молдовы (I.))

    IV. DIN ISTORIA SLAVISTICII ROMÂNEŞTI
23. G. Mihăilă, Istoricul studierii limbii ruse în România  321
(Г. Михаила, История изучения русского языка в Румынии)

24. Diomid Strungaru, Slaviştii români Ioan Bogdan şi Ilie Bărbulescu în lumina unei corespondenţe inedite  333
(Диомид Струнгару, Румынские слависты Иоан Богдан и Илие Бэрбулеску в свете их неизданной переписки)

25. Mihai Mitu, Scrisori ale lui Jean Baudouin de Сourtenay către В. P. Hasdeu  349
(Михай Миту, Письма Яна Бодуэна де Куртенэ к Б. П. Хашдэу)

    V. SLAVISTICA PESTE HOTARE
26. Zenon Leszcsyński (Cracovia), Cu privire la „Micul" atlas al graiurilor polone  363
(Зенон Лесчински (Краков), Относительно «Малого» атласа польских говоров)

    VI. LITERATURĂ
27. Елена Логиновская, Художественная структура поэмы М. Ю. Лермонтова «Демон» (I.)  371
(Elena Loghinovski, Structura artistica a poemului «Demonul» de M. I. Lermontov (I.))
(Elena Loghinovski, La structure artistique du poème „Le démon" de M. I. Lermontov (I.)

28. Corneliu Вarborică, Ecouri eminesciene în creaţia poetului slovac Ivan Krasko  391
(К. Барборикэ, Отзвуки творчества Эминеску в произведениях словацкого поэта Ивана Краско)

29. А. Кёвари, Эренбург в Румынии  413
(A. Kövári, Ehrenburg în România)

(A. Kövári, Ehrenburg en Roumanie)

30. Изольда Вырста, Наблюдения над стилем и языком комедии М. Булгакова «Иван Васильевич»  429
(Isolda Vîrsta, Observaţii asupra stilului şi limbii comediei «Ivan Vasil'evic» de M. Bulgakov)

(Isolda Vîrsta, Observations sur le style et la langue de la comédie „Ivan Vasil'evič" de M. Bulgakov)

31. Ion Petrică, Interesul românilor pentru literatura polonă în a doua jumătate a secolului al XIX-lea  449
(И. Петрикэ, Интерес румын к польской литературе во второй половине XIX века)

    VII. FOLCLOR
32. Nicolae Roşianu, Tradiţie şi inovaţie în basmul contemporan (destinele formulelor tradiţionale)  467
(Николае Рошиану, Традиция и новаторство в современной сказке (судьбы традиционых формул))

    VIII. ISTORIE
33. Tr. Ionescu-Nişcov, Relaţii ceho-române în cursul primului război mondial  493
(Тр. Ионеску-Нишков, Чешско-румынские отношения периода первой мировой войны)

34. A. A. Bolşacov-Ghimpu, Identificarea aşezării/cetăţii Ruscia din 1228  515
(А. А. Болшаков-Гимпу, Идентификация поселения Русчиа 1228-го года)

    IX. CRITICĂ ŞI BIBLIOGRAFIE
 

 

7. VARIAŢIILE SUFIXALE ALE ADJECTIVELOR CU RADICAL COMUN ÎN LIMBA RUSĂ CONTEMPORANA

(Rezumat)

Ecaterina Fodor

 

 

În lucrare sînt analizate variaţiile sufixale ale adjectivelor cu radical comun în limba rusă contemporană, avînd drept rezultat variante morfologice ale cuvintelor, omonime dérivaile, serii sinonimice şi paronimice.

 

Autoarea arată că variantele cuvintelor se caracterizează prin relaţii paradigmatice şi sintagmatice identice faţă de cuvîntul de bază.

 

Trecerea variantei cuvîntului în cuvîntul sinoninm sau cuvîntul paronim se manifestă prin schimbări funcţionai semantice în domeniul morfemelor derivale, cînd sufixul-variantă devine sufix de sine stătător.

 

Uneori, variaţiile derivale devin redundande, întrucît normele derivale ale limbii ruse nu coincid cu cele lexicale.

 

În lucrare se pune accent pe problema delimitării sinonimiei de paronimie, ţinîndu-se seamă de relaţiile paradigmatice şi sintagmatice ale adjectivelor cu radical comun.

 

 

57

 

7. LES VARIATIONS SUFFIXALES DES ADJECTIFS À RADICAL COMMUN DANS LA LANGUE RUSSE CONTEMPORAINE

(Résumé)

Ecaterina Fodor

 

 

L'ouvrage analyse les variations suffixales des adjectifs à radical commun dans la langue russe contemporaine, ayant pour résultat des variantes morphologiques, des homonymes dérivés, des séries synonymiques et paronymiques.

 

L'auteur montre que les variantes des mots se caractérisent par des relations paradigmatiques et syntagma tiques identiques par rapport au mot de base.

 

Le passage de la variante du mot au mot synonyme ou au mot paronyme se manifeste par des modifications fonctionnelles-sémantiques dans le domaine des morphèmes dérivés, lorsque le suffixe-variante devient suffixe-indépendant.

 

Parfois, les variations dérivées deviennent redondantes, attendu que les normes dérivées de la langue russe ne coïncident pas avec les normes lexicales.

 

Dans le travail on insiste sur le problème de la délimitation à établir entre la synonymie et la paronymie en tenant compte des relations paradigmatiques et syndagmatiques des adectifs à radiсal commun.

 

 

---

 

 

8. ROLUL ELEMENTELOR LEXICALE ÎN CREAREA PARATAXEI ABSOLUTE ŞI RELATIVE ÎN LIMBA RUSĂ CONTEMPORANA

(Rezumat)

I. Oiţă

 

 

În lucrare se analizează rolul verbului în structura frazei în limba rusă contemporană, în funcţie de semantica, posibilităţile de îmbinare ale verbului şi structura propoziţiilor, care intră în componenţa frazelor, distingem două categorii de fraze formate prin juxtapunere în limba rusă contemporană: I. fraze absolut paratactice şi II. fraze relativ paratactice.

 

Prin termenul „fraze absolut paratactice" autorul înţelege frazele în care conjuncţiile sau locuţiunile conjuncţionale nu pot fi folosite fără modificarea cauzelor acestei imposibilităţi, de ex.: «Никакой закон не может сказать: пишите именно о таких-то предметах, а не о других» (Пушкин). în construcţiile reprezentate prin acest exemplu cauza esenţială a imposibilităţii folosirii conjuncţiei constă în caracterul imperativ al celei de-a doua propoziţii a frazei, în lucrare sînt analizate şi alte cauze (semantice, stilistice), în funcţie de care autorul a şi clasificat frazele absolut paratactice.

 

Prin termenul „fraze relativ paratactice" autorul înţelege frazele în care pot fi folosite conjuncţii fără modificarea structurii propoziţiilor frazei sau a verbului ca element de bază în structura frazei, de ex.: «К. Фосслер пишет: (что) объяснение из ничто не есть объяснение» (А.С. Чикобава).

 

Studiul permite autorului: a) să stabilească raportul dintre fazele formate prin subordonare conjuncţională şi (razele formate prin juxtapunere; să releve limitele folosirii conjuncţiilor în frază; să pună în evidenţă specificul şi bogăţia sinonimiei sintactice din domeniul frazei.

 

 

75

 

8. LE RÔLE DES ÉLÉMENTS LEXICAUX DANS LA CRÉATION DE LA PARATAXE ABSOLUE ET RELATIVE DANS LA LANGUE RUSSE CONTEMPORAINE

(Résumé)

I. Oiţă

 

 

L'auteur y analyse Je rôle du verbe dans la structure de la phrase dans la langue russe contemporaine.

 

En fonction de la sémantique, des possibilités d'accord du verbe et de la structure des propositions, on distingue, en russe contemporain, deux catégories de phrases formées par juxtaposition: I) phrases parataxiques absolues et II) phrases parataxiques relatives.

 

Par le terme de „phrases parataxiques absolues", l'auteur entend les phrases dans lesquelles les conjonctions ou les locutions conjonctives ne peuvent être utilisées sans la modification des causes de cette impossibilité. Par ex.: «Никакой закон не может сказать: пишите именно о таких-то предметах, а не о других» (Пушкин), La cause essentielle qui, dans l'exemple ci-dessus, rend impossible l'emploi de la conjonction, réside dans le caractère impératif de la seconde proposition de la phrase. L'auteur analyse aussi d'autres causes (sémantiques, stylistiques), en fonction desquelles, d'ailleurs, les phrases parataxiques absolues y sont classifiées.

 

Par le terme de „phrases parataxiques relatives", l'auteur entend les phrases dans lesquelles les conjonctions peuvent être utilisées sans avoir à modifier la structure des propositions de la phrase en cause ou du verbe en tant qu'élément de base dans la structure de la phrase. Par ex.: «К. Фосслер пишет: (,что) „объяснение из ничто не есть объснснис"» (А. С. Чикобава).

 

L'étude permet à l'auteur: a) d'établir le rapport entre les phrases formées par subordination conjonctive et celles formées par juxtaposition ; b) de révéler les limites de l'emploi des conjonctions dans la phrase; c) de mettre en évidence le caractère spécifique et la richesse de la synonimie syntaxique du domaine de la phrase.

 

 

 

83

 

9. РУМЫНСКИЕ ЭКВИВАЛЕНТЫ РУССКИХ ПРИЧИННЫХ ПРЕДЛОГОВ

(Резюме)

Мирча Георгиу

 

 

Общие эквиваленты иноязычното предлога имеют вообще отвлеченные значения, уточняются, в определенной мере конкретизируются в контексте, и отсюда вытекает ряд выводов, применимых в теории и практике перевода, в разных отраслях прикладной лингвистики.

 

В рамках систем русского и румынского языков факторы лексико-семантического характера во взаимодействии с разными факторами иного порядка играют ведущую роль в выборе иноязычного эквивалента, в частности русского.

 

Так, например, в румынском языке в зависимости от семантики определяющего, причинные предлоги de, din находятся в ряде случаев в отношении дополнительной дистрибуции. Существительные, обозначающие чувства, душевные переживания, физические состояния, употребляются с предлогом de, tac de bucurie; предлог din употребляется с существительными, которые обозначают черты характера, признаки: tac din timiditate.

 

В других случаях устойчивое соотношение из — din, от — de взаимообратимо в зависимости от управляющего слова, от определенных лексико-семантических разрядов, в которые это слово может включаться.

 

Таким образом, существительные, обозначающие более или менее длительное психическое состояние, притом которые могут выступать и как черты характера, употребляются как с предлогом de, так и с предлогом din:

 

В статье приводится также ряд положений, в которых факторы формально-структурного характера, а также стилистического порядка, могут подсказывать выбор румынского эквивалента.

 

 

9. DÉTERMINATION DES ÉQUIVALENTS ROUMAINS DES PRÉPOSITIONS CAUSALES DE LA LANGUE RUSSE

(Résumé)

 

 

Les équivalents généraux des prépositions alloglottes ont une valeur généralement abstraite. C'est le contexte qui précise et concrétise les sens respectifs. De là, des conséquences valables découlent pour la théorie et la pratique des traductions, pour les divers domaines de la linguistique appliquée, etc.

 

Pour le roumain et le russe, ce sont les facteurs sémantiques qui, en interaction avec des facteurs d'autre nature, ont le rôle décisif dans le choix de l'équivalent alloglotte, dans ce cas — russe.

 

En roumain, par exemple, les prépositions causales de, din — à cause de, de, par, se trouvent, dans une série de cas, suivant la sémantique du déterminatif, en relation de distribution complémentaire. Les noms qui désignent des sentiments, des états psychiques ou physiques, s'emploient avec la préposition de : tac de bucurie — je me tais à cause de ma joie, je me lais de joie, tandis que les noms qui désignent des traits de caractère, de qualités, s'emploient avec la préposition din : tac din timiditate — je me tais à cause de ma timidité, je me tais par timidité.

 

Dans d'autres cas, la corrélation stable из — din, от — de permet la substitution réciproque des éléments composants en fonction du déterminatif, par certains groupes lexico-sémantiques qui sont à mime ds la rendre évidente. Ainsi, les noms qui désignent un état psychique de plus courte ou plus longue durée, mais qui peuvent aussi bien désigner des traits de caractère, s'emploient avec l'une ou l'autre des deux prépositions causales, de, din: iubesc de, din milă — j'aime par pitié.

 

On présente également des situations ou le choix de l'équivalent roumain peut être influencé par des facteurs formels, structuraux ou de style.

 

 

---

 

10. ОПИСАНИЕ МИКРОСИСТЕМЫ РУССКИХ ГЛАГОЛОВ ПОЛОЖЕНИЯ В СВЕТЕ ИХ РУМЫНСКИХ ЭКВИВАЛЕНТОВ

(Сопоставительный анализ)

(Резюме)

А. Хырлэоану

 

 

В работе описывается группа глаголов, которые автор назвал по их семантике глаголами положения (позиционными). Выделение позиционных глаголов и выявление их семантико-грамматических характеристик поддерживается в работе сопоставительным анализом фактов русского и румынского языков.

 

В русском языке существуют различные способы выражения различных положений, в которых находиться предмет в пространстве. Так, с точки зрения нахождения предмета в пространстве различают следующие группы глаголов:

 

 

Глаголы положения в русском языке образуют микросистему в общей системе русского глагола, в то время как их румынские эквиваленты представляют изолированные лексические единства, которые трудно объединить из-за отсутствия общих показателей.

 

Положение в пространстве, выражаемое в русском языке микросистемой позиционных глаголов, в румынском языке находит соответствующее выражение в виде перифрастических лексических конструкций, в состав которых входят обычно наречия или наречные словосочетания с пространственным или модальным значением. В некоторых конструкциях в румынском языке позиционная значимость вытекает из контекста.

 

 

91

 

10. DESCRIPTION DU MICROSYSTÈME DES VERBES „POSITIONNELS" RUSSE, À LA LUMIÈRE DE LEURS CORRESPONDANCES ROUMAINES

(Analyse de contraste)

(Résumé)

A. Hîrlăoanu

 

 

Le travail traite de la description d'un groupe de verbes que l'auteur — en tenant compte de leur contenu sémantique — a dénommés „positionnels". Pour déterminer les verbes „positionnels" et en relever les caractéristiques sémantiques-grammaticales, l'auteur lait une analyse de contraste entre les langues russe et roumaine.

 

En russe, il existe un système différencié pour exprimer les positions variées qu'occupent les objets dans l'espace. Ainsi, peut-on distinguer, suivant les positions qu'occupent les objets dans l'espace, les groupes de verbes ci-dessous :

 

 

Les verbes „positionnels" russes forment un microsystème dans le cadre général de la catégorie du verbe russe, tandis qu'en roumain, ce sont des unités lexicales isolées — impossibles à grouper ensemble à défaut de caractéristiques communes — qui constituent les équivalences de ces verbes. Aussi bien, la position d'un objet dans l'espace, désignée en russe par le microsystème des verbes „positionnels", ne peut être exprimée en langue roumaine que par des constructions lexicales périphrastiques comprenant ordinairement des adverbes ou des locutions adverbiales d'espace ou de mode. Dans certaines constructions, le sens de la position peut encore résulter, en roumain, du contexte.

 

 

---

 

11. ИЗ ИСТОРИИ МЕТАЯЗЫКА РУМЫНСКОЙ СЛАВИСТИКИ

(II. Термины, служащие для обозначении старославянского языка)

(Резюме)

Виктор Васченко

 

 

Продолжая изучение металингвистического выражения ряда важнейших понятий румынской славистики вес эволюционном аспекте (см. «Romanoslavica», XVII, 1970), автор статьи рассматривает с точки зрения происхождения, образования и контекстуального функционирования термины, служащие для обозначения старославянского языка (термины, используемые для обозначения церковнославянского языка, будут изучены в следующей статье).

 

В этой связи в метаязыке румынской славистики выделяется несколько периодов:

- первый период (последние два десятилетия прошлого века), когда пользовались почти исключительно терминами limbă paleoslavică и limba paleoslovenică;

- второй период, переходный (с конца прошлого века до 30-х годов XX в.), когда встречаются параллельно limbă paleoslovenică и новый к тому времени термин limbă paleoslavă, созданный уже в конце прошлого века;

- третий период (30-е гг. и сл.), характеризующийся укоренением термина paleoslavă и введением новых названий типа veche slavă 'старославянский' (или limba veche slavă "старославянский язык'), veche slavă bisericească 'древнецерковнославяиский', veche bulgară 'древнеболгарский';

- наконец, четвертый период (с конца 50-х годов до наших дней), когда наблюдается преобладание вариантов с таким словопорядком, при котором veche 'древний, старый' расположено в конце термина-словосочетания: slavă veche (или limba slavă veche), limba bulgară veche.

 

В формировании этой терминологии решающую роль сыграли заимствования (ср. paleoslovenic, paleoslavic, paleoslav ; первые два термина заимствованы из латинского, а последний —из французского), а также фразеологические кальки (ср., напр., рум. veche(а) slavă, с одной стороны, и фр. (le) vieux slave, с другой). К концу статьи упомянутые названия (их всего 15) рассматриваются с точки зрения семантической, а также в плане их современной, сугубо синхронной, употребительности.

 

 

107

 

11. QUELQUES ASPECT DE L'HISTOIRE DE LA MÉTALANGUE CHES LES SLAVISTES ROUMAINS

(II. Termes propres au paléoslave)

(Résumé)

Victor Vascenco

 

 

Faisant suite à son étude métalinguistique des termes exprimant les principaux concepts de la science roumaine des langues slaves, considérée tout le long de son évolution historique (voir Rsl, XVII, 1970), l'auteur examine ici, sous le rapport de leur origine, de leur formation et de leur „mécanisme" contextuel, les termes employés le long du temps dans les études roumaines pour dénommer le paléoslave (les termes employés pour le slavon font l'objet de la prochaine recherche).

 

Dans ce sens, dans la métalangue de la science roumaine des langues slaves, plusieurs périodes sont à distinguer:

 

1. l'intervalle des deux dernièrs décennies du siècle passé, lorsque l'on employait presqu'exclusivement les termes: limbă paleoslavtcă (langue paléoslavique) et limbă paleoslovenică (langue paléoslovenique).

 

2. l'intervalle, de transition, depuis la fin du siècle passé au quatrième décennie du siècle actuel, lorsque circulaient parallèlement l'expression ci-dessus (done, plus ancienne) de limbă paleoslovenică (langue paléoslovénique) et celle, de provenance néologique, limbă paleoslavă, (langue paléoslave) laquelle, d'ailleurs avait paru dès la fin du siècle passé;

 

3. l'intervalle depuis le quatrième décennie de notre siècle à la fin du sixième, caractérisé par l'adoption du terme paleoslavă (le paléoslave) ainsi que par l'introduction de quelques nouveaux termes, tels que: veche slavă (vieux slave) ou limba veche slavă (langue du vieux slave), veche slavă bisericească (vieux slave liturgique), veche bulgară (vieux bulgare);

 

4. l'intervalle qui commence avec la fin du sixième décennie, lorsque s'imposent des variantes où le terme veche (vieux, ancien) est placé en second; slavă veche (slave ancien — vieux slave), ou limba slavă veche (langue du slave ancien — langue du vieux slave), limba bulgară veche (langue du bulgare ancien — langue du vieux bulgare).

 

Il est évident que dans la formation de cette terminologie, les emprunts linguistiques ont joué un rôle décisif (comp. paleoslovenic et paleoslavic empruntés au latin savant: paleoslav empruntéau français), de même que les calques phraséologiques (comp., par ex. : roum. veche(a) slavă et fr. (le) vieux slave).

 

Dans la dernière partie de l'étude, les 15 dénominations employées pour le paléoslave sont examinées sous le rapport sémantique ainsi que du point de vue de leur circulation (celle-ci, de manière strictement synchronique).

 

 

---

 

12. РУМЫНСКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ В ПАСТУШЕСКОЙ И ЖИВОТНОВОДЧЕСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ У ГУЦУЛОВ

(Резюме)

Иоан Лобюк

 

 

Данная статья является первой частью более объемной работы о влиянии румынского языка на небольшую группу гуцульских диалектов Румынии, расположенных на юге территории проживания гуцулов, а именно: говор ы долины реки Молдовицы, которые охватывают села: Молдовица, Валя Боулуй, Чумырна, Демакуша, Путна-Секрнеш, Рашка и Арджед. В работе приводятся анкетные данные, собранные автором в этих селах в 1967—1968 гг.

 

В первой части статьи приводятся краткие общие замечания, касающиеся специфики гуцульских говоров, необходимости изучения иноязычных, в первую очередь, румынских элементов этих говоров, прослеживается история поселения гуцулов в долине Молдовицы и их занятия здесь, характер, древность и периодизация румынского влиянии на эти говоры; анкетные данные (вопросник, информаторы, транскрипция), разные.

 

В Списке заимствований слова располагаются по тематическим группам, а внутри групп — по алфавиту. Каждая статья включает в себя: слово гуцульского говора (и его варианты, если таковые имеются), грамматическое и лексическое значение, (чаще всего) изоглоссу заимствования на территории гуцульских говоров и т. д., функционирование (наличие или отсутствие синонимов и т.д.,); этимон с привлечением по возможности наибольшего числа параллелей в дакорумынских говорах (соответствующие работы заключаются в круглые скобки; все другие ссылки даются в прямых скобках; и со ссылкой на работы в которых выдвигается или поддерживается данная этимология) иногда приводятся взаимоисключающие мнения. Далее приводятся словообразовательные типы данного слова или другие заимствования из гнезда слова-заглавия. Иногда комментарии даются в ссылках (в которых часто отмечается проявление билингвизма информаторов). Весь украинский материал дастся в транслитерации. Всюду расставлено ударение. По ряду причин в работу не могли быть включены многочисленные заимствования из местной гуцульской зоономастики и названия растительного мира (хотя их связь с указанной в работе областью очевидна).

 

В третьей части статьи приводится несколько семантических и фразеологических калек, в большинстве случаев ранее не зарегистрированных в работах, известных автору. В специальном разделе даются слова, румынское происхождение которых в гуцульских говорах и в целом в украинских говорах не вполне достоверно или недостаточно доказуемо, или очень противоречиво.

 

Выводы сводятся к следующему: заимствования, насчитывающие около 170 единиц, полностью вошли в лексико-семантическую систему заимствующего говора; значительные отличия заимствований, осуществленных до и после поселения гуцулов в долине Молдовицы, сущность этого различия сводится к тому, что билингвизм гуцулов изменил и изменяет фонетику заимствований, и факт их отсутствия в других карпатско-украинских говорах является относительным критерием дифференциации этих двух слоев; обоснование трактовки отдельных слов, относимых иногда к южнославянским (болгарским) и венгерским прямым заимствованиям у гуцулов, в качестве лексем румынского происхождения. Уточняется, что только полная регистрация имеющегося в виду влияния, которую автор намерен осуществить в ближайшем будущем, сможет дать общую реальную картину объема, древности и путей перенесения румынского языкового материала в данные говоры.

 

 

134

 

12. ÉLÉMENTS ROUMAINS DANS LA TERMINOLOGIE PASTORALE ET DE L'ÉLEVAGE DU BÉTAIL CHEZ LES HUTZULES

(Résumé)

Ioan Lobiuc

 

 

L'article représente la première partie d'une recherche plus ample concernant l'influence de la langue roumaine sur un groupe restreint de parlers hutzules de Roumanie, situés à la limite méridionale du territoire hutzule, à savoir les parlers de la vallée de la rivière Moldovitza, pratiqués dans les villages; Moldovitza, Valea Boului, Ciumîrna, Demacuşa, Putna-Secrieş, Raşca et Argel.

 

L'auteur présente ci-contre les résultats des enquêtes qu'il a entreprises pendant les années 1967, 1968, dans ces localités. Il donne, tout d'abord, quelques brèves observations d'ordre général concernant le caractère spécifique de ces parlers, la nécessité d'y étudier les éléments allogènes — et surtout roumains — qu'on y rencontre, l'historique de l'établissement des Hutzules dans la vallée de la Moldovitza et les occupations qu'ils pratiquent, la nature, l'ancienneté et la périodicité de l'influence roumaine sur leurs parlers, enfin, des données sur l'enquête (questionnaires, informateurs, transcription) varia.

 

La Liste des Emprunts comprend des mots groupés en secteurs, par thèmes, et dans le cadre de chaque secteur, alphabétiquement. Chaque article comprend: le mot hutzule (et ses variantes, lorsque celles-ci existent), la valeur grammaticale, la signification (le plus souvent possible), l'isoglosse de l'emprunt dans le restant des parlers hutzules et autres, son caractère fonctionnel (existence ou absence de synonymes), l'étymone, avec le plus d'attestations possibles dans les parlers daco-roumain s (les ouvrages y relatifs sont indiqués entre parenthèses rondes, toute autre référence bibliographique est donnée entre parenthèses droites; sont indiqués aussi les travaux qui proposent ou soutiennent justement l'étymologie que donne l'auteur; il cite parfois aussi des opinions contraires.) Suivent les dérivés propres ou autres emprunts à la famille du mont-titre. Les commentaires, parfois, sont donnés en notes (celle-ci, souvent, consignent certaines manifestations de bilinguisme des informateurs). Tous les matériaux ukrainiens sont donnés en translitération. L'accent y est régulièrement noté.

 

Pour différentes raisons, le travail ne peut porter aussi sur les emprunts, du reste fort nombreux, concernant la zoonomastique hutzule ou le monde végétal (bien que, bon nombre d'entre eux, soient dans un rapport évident avec le domaine qui nous intéresse).

 

La troisième partie enregistre quelques calques sémantiques et phraséologiques, pour la plupart non mentionnés dans les ouvrages consultés par l'auteur. Une rubrique à part consigne les mots dont l'origine roumaine est douteuse, ou insuffisamment prouvée ou encore fort controversée, dans les parlers hutzules et en général ukrainiens.

 

Les Conclusions portent sur l'entière intégration des quelques 170 emprunts dans le système lexical-sémantique des parlers récepteurs; la difficulté de distinguer les emprunts antérieurs, de ceux ultérieurs, à l'établissement des Hutzules dans la vallée de la Moldovitza, cette difficulté provenant du fait que leur bilinguisme a modifié et continue de modifier la phonétique des emprunts et que la simple absence de tels emprunts dans d'autres parlers carpato-ukrainiens ne peut représenter qu'un critère relatif de différenciation des deux couches; l'opportunité de traiter de certains mots considérés, parfois, comme étant des emprunts au slave du Sud (bulgares) ou à la langue hongroise, opérés directement chez les Hutzules, mais que l'auteur estime être des lexèmes de provenance roumaine. On y préconise l'enregistrement exhaustif des matériaux linguistiques roumains transférés dans les parlers investigués, à des époques, par des voies et dans des circonstances distinctes.

 

 

 

138

 

13. РУМЫНСКИЕ ЛЕКСИЧЕСКИЕ ЗАИМСТВОВАНИЯ В СЕРБСКОМ ГОВОРЕ СЕЛА КЛОКОТИЧ, КАРАШ-СЕВЕРИНСКОГО УЕЗДА

(Резюме)

Виктор Веску

 

 

На основе диалектальной анкеты, проведенной в селе Клокотич, автор устанавливает список румынских лексических заимствований в этом говоре, дополняя одновременно и список, составленный акад. Э. Петровичем в его монографии Graiul caraşovenilor. Анализируются 19 румынских слов: armata, cămbur, dumbrava, fabrikant, falka, gănt, găndui̯e (se), mazăra, munte, muzicant, pozunar, prost, prostii̯a, slutan, talpa, trist, tufa, verišora, zmiur.

 

В заключении делается несколько замечаний о фонетической адаптации заимствованных слов, при этом указывается, что некоторые заимствования типа; falka, gănt, prost, talpa, trist, verišora вошли в активный словарный запас жителей села Клокотич и употребляются ими довольно часто.

 

 

13. QUELQUES EMPRUNTS LEXICAUX ROUMAINS DANS LE PARLER SERBE DE LA LOCALITÉ DE CLOCOTICI (DÉPART. DE CARAŞ-SEVERIN)

(Résumé)

Victor Vescu

 

 

A la suite d îme enquête sur le dialecte de la localité de Clocotici, menée sur les lieux mêmes, l'auteur confirme et complète la liste des emprunts lexicaux roumains signalés par E. Petrovici dans sa monographie Graiul Caraşovenilor (Le parler des habitants de la région de Caraş).

 

L'auteur mentionne et analyse 19 mots d'emprunt roumains:  armata, cămbur, dumbrava, fabrikant, falka, gănt, găndui̯e (se), mazăra, munte, muzicant, pozunar, prost, prostii̯a, slutan, talpa, trist, tufa, verišora, zmiur.

 

Finalement, quelques observations sont faites concernant l'adaptation phonétique des mots d'emprunt roumains, en signalant par ailleurs que certains parmi eux, tels que falka, gănt, prost, talpa, trist, verišora, font effectivement partie du vocabulaire actif, témoignant d'une assez grande fréquence d'usage dans le parler serbe de la localité Clocotici.

 

 

---

 

14. ЗАМЕЧАНИЯ ОБ ИМЕННОЙ ФЛЕКСИИ НЕКОТОРЫХ УКРАИНСКИХ ГОВОРОВ ДОБРУДЖИ

(Резюме)

Н. Павлюк, И. Робчук

 

 

Украинские говоры Добруджи входят в группу степных говоров, их носители поселились здесь в конце XVIII века.

 

В данной работе представлена именная флексия (имени существительного и прилагательного) украинских говоров Добруджи. Существительные и прилагательные группируются по типам склонения с учетом парадигматического критерия. Таким образом существительные трех родов распределяются по трем типам склонения, которые не совпадают с

 

 

153

 

их группировкой по родам. Так, первый тип склонения содержит большую часть имен существительных женского рода и ряд существительных мужского и общего рода (сло^убода, муги́ла; плаўн'а, скри́н'а; сáжа, душá, гýшча; ри^ебалка; сус'іда), а второе склонение включает имена существительные мужского и среднего рода (ход, мед, комáр; јачм'ін', коми́ш; бат'кó; раднó, мóре^и, плат'а). Третий тип содержит имена существительные женского рода с нулевым окончанием (н'іч, памн'іт', стар'іст'і, совіс'т').

 

Каждый тип склонения имен существительных, в свою очередь, разделяется на классы и подклассы.

 

Имена прилагательные группируются по трем типам склонения. Первый тип содержит два подкласса: имена прилагательные мужского и среднего рода, неодушевленные, и прилагательные мужского рода, одушевленные, в единственном числе (вели́ки^ı̆, рóмниı̆, літніı̆, дó(ў)гі^ı̆, чи́сті; малé, ши^ерóк'і, старé; ли́сиı̆, кóсиı̆, лобáтіı̆, багаті). Второй тип склонения содержит лишь прилагательные женского рода единственного числа (вели́ка, тоўстá, гулубá; л'ітн'а, си́ва, з'імна). Во множественном числе — третий тип склонения — все прилагательные распределяются по двум подклассам; неодушевленные и одушевленные (вели́к'і, вишнéв'і, гулуб'і; кóс'і, скуп'і, си́лн'і, богáт'i).

 

Проанализированный в работе материал свидетельствует, что система именной флексии (имен существительных и прилагательных) в украинских говорах Добруджи имеет, помимо общих с литературным языком черт, и некоторые особенности. Поэтому мы считаем, что в данном случае может идти речь о собственной системе склонения имен существительных и прилагательных в этих говорах. Хотя украинские говоры Добруджи развивались в специфических условиях (изоляции от основного украинского языкового массива, билингвизма), они сохранили неприкосновенной систему именной флексии, которая не испытала воздействия со стороны других языков.

 

 

14. OBSERVATIONS CONCERNANT LA FLEXION NOMINALE DANS CERTAINS PARLERS UKRAINIENS DE LA DOBROUDJA

(Résumé)

N. Pavliuc, I. Robciuc

 

 

Les parlers ukrainiens de la Dobroudja appartiennent au groupe des parlers de steppe, dont les sujets parlants sont établis dans la région depuis la fin du XVIII-e siècle.

 

L'auteur du présent travail s'occupe de la flexion nominale (nom et adjectif) des parlers ukrainiens de la Dobroudja. Les noms et les adjectifs en sont groupés par types de déclinaisons, en partant du critère paradigmatique. De la sorte, les noms — tout en appartenant aux trois genres — sont groupés en trois types de déclinaisons qui ne correspondent toutefois pas à la classification par genres. Ainsi, le premier type de déclinaison comprend la majorité des noms féminins et quelques noms masculins et épicènes (сло^убода, муги́ла; плаўн'а, скри́н'а; сáжа, душá, гýшча; ри^ебалка; сус'іда), tandis que le deuxième type comprend les noms du genre masculin et neutre (ход, мед, комáр; јачм'ін', коми́ш; бат'кó; раднó, мóре^и, плат'а). Enfin, le troisième type de déclinaison comprend des noms féminins avec la désinence zéro (н'іч, памн'іт', стар'іст'і, совіс'т').

 

Chaque type de déclinaison des noms se partage en classes et celles-ci, à leur tour, en sous-classes.

 

Les adjectifs se groupant en troi types de déclinaison. Le premier type se compose de deux sous-classes: celle des adjectifs masculins non animés et neutres et celle des adjectifs masculins animés au singulier (вели́ки^ı̆, рóмниı̆, літніı̆, дó(ў)гі^ı̆, чи́сті; малé, ши^ерóк'і, старé; ли́сиı̆, кóсиı̆, лобáтіı̆, багаті). Le deuxième type comprend seulement des adjectifs féminins au singulier (вели́ка, тоўстá, гулубá; л'ітн'а, си́ва, з'імна). Au pluriel, troisième type, tous les adjectifs sont groupés en deux sous-classes: non animés et animés (вели́к'і, вишнéв'і, гулуб'і; кóс'і, скуп'і, си́лн'і, богáт'i).

 

Il résulte des matériaux analysés que le système de la flexion nominale (des noms et des adjectifs) dans les parlers ukrainiens de la Dobroudja présente quelques particularités, nonobstant certains traits communs avec la langue littéraire.' Aussi, l'auteur est-il d'avis que l'on peut soutenir l'existence, au sein de ces parlers. d'un système propre de déclinaison dés noms et des adjectifs. Bien qu'ils se soient développée dans des conditions spécifiques (l'isolement du massif linguistique ukrainien de baie, en même temps que l'existence des conditions de bilinguisme), les parlers ukrainiens de la Dobroudja ont conservé intact le système de la flexion nominale, pure des influences d'autres langues.

 

 

 

162

 

15. ТЕРМИНОЛОГИЯ ОБРАБОТКИ ШЕРСТИ, КОНОПЛИ, И ТЕРМИНЫ ТЕКСТИЛЬНОГО ПРОИЗВОДСТВА

(Резюме)

Аспазия Регуш-Сесерман

 

 

В работе выявляются некоторые особенности терминологии обработки шерсти, конопли и терминов текстильного производства на диалектальном материале буковинских и гуцульских говоров,

 

В первой части работы представлен ряд терминов, которые подтверждают древность ремесла и в то же время его широкое распространение. Затем приводится список терминов, называющих шерсть, коноплю (процессы их обработки) и ткацкий станок с его составными частями. Комментируются следующие группы слов: а) термины, унаследованные из древнерусского языка; б) многозначные термины; в) синтагматические единства, называющие действия, г) синонимы.

 

Терминам румынского происхождения отводится специальный параграф.

 

В заключении указывается, что анализируемая область терминологии сохранила, с одной стороны, архаические элементы, а с другой,—обогатилась рядом новых терминов, в основе которых лежат слова украинского происхождения или заимствования из соседних языков.

 

В конце статьи приводится алфавитный список терминов.

 

 

15. TERMINOLOGIE DE L'ACCOMMODAGE DE LA LAINE ET DU CHANVRE AINSI QUE CELLE DU TISSAGE

(Résumé)

Aspazia Reguş-Seserman

 

 

L'auteur présente certaines particularités de la terminologie de raccommodage de la laine et du chanvre, ainsi que celle du tissage, en partant di matériaux dialectaux recueillis dans les parlers bukoviniens et hutzules, Dans la première partie, il met en évidence une série de termes qui témoignent de l'ancienneté du tissage en même temps que de la grande dispersion du métier. Ensuite, il s'occupe des termes qui désignent la laine, le chanvre, ainsi que le métier à tisser et ses parties composantes.

 

Les commentaires qui suivent portent sur les groupes de termes ci-dessous: a) termes hérités du vieux russe; b) termes à traits polysémantiques ; c) unités syntagmatiques qui désignent l'action; d) synonymes.

 

Les termes d'origine roumaine font l'objet d'un paragraphe spécial.

 

L'auteur montre, en csnclasion, que les terminologies analysées attestent, d'une part, la conservation d'éléments archiiques et, d'autre part, l'existence d'une série de termes plus récents, ayant à leur base des mots ukrainiens ou d'autres emprunts aux langues du voisinage. L'article offre finalement une liste alphabétique des termes.

 

 

---

 

16. ОДИН ИЗ НОВОГРЕЧЕСКИХ ИСТОЧНИКОВ «ПРОПОВЕДЕЙ» МИТРОПОЛИТА ВАРЛААМА (1643): «СОКРОВИЩЕ» ДАМАСКИНА СТУДИТА

(Резюме)

Панделе Олтяну

 

 

Исследование и идентификация источников и оригиналов проповедческо-нравоучительной литературы предполагает широкую подготовку в области сравнительной филологии, владение методом, техникой и процедурой, необходимыми для написания подобного рода монографий, плода многолетних и скрупулезных исследований.

 

В своих предыдущих исследованиях, которые вошли в монографию Древние проповеди у румын и славян, автор идентифицировал византийские источники и славянские редакции древнейших проповедей, переведенных на румынский язык, нескольких проповедей, ошибочно приписываемых Иоану Экзарху, болгарскому книжнику начала X века и т.д. Даже первая Румынском Проповедь, напечатанная дьяконом Кореей около 1567 года, существует в двух укранио-карпатских редакциях: Postilla de Tekovo и Postilla de Neagova. Все они имеют в своей основе славяно-карпатский оригинал, написанный в начале второй половины XVI века. Этот оригинал целиком сохранился лишь в румынской редакции с отражением гуситско-кальвинской идеологии.

 

Вторая Проповедь, напечатанная также дьяконом Кореей в 1581 году, представляет собой собрание проповедей константинопольского патриарха Иоана Калека, антиисихаста XIV века, как это доказал проф. В. Греку. Румынская редакция была переведена с славянорусской редакции проповеди, напечатанной в 1569 году в Заблудове, в Литве первым книгопечатником восточных славян Иваном Федоровым и на средства князя Ходкевича.

 

 

183

 

Включив в сферу исследования и XVII век, автор установил, что один из основных византийских источников Проповеди (1643) митрополита Варлаама является «Сокровище», θησαβρος, новогреческого писателя XVI века Дамаскина Студита. Дамаскин Студит является представителем гуманистическо-возрожденческого направления, известный в греческой культуре XVI и XVII вв. вместе с Максимом Маргуниосом (1542—1602), Иоаникием Картаносом, Теофаном Элеавулкосом, Феофилом Коридалеу (1570—1646) и др. Центром этого направления были греческие поселенцы Венеции, где авторы опубликовали свои произведения на народном языке εἰς τήν κοινήν γλώσσαν, как более удобное средство распространения культуры в народе и средство в борьбе с исламизмом.

 

Все произведения митрополита Варлаама проникнуты идеологией этого направления. Варлаам взял в качестве образца, переработал и даже перевел произведения, написанные на новогреческом языке представителями этого направления. Варлаам использовал эти произведения как в новогреческом оригинале, так и в славяно-русских редакциях (см. П. Олтяну, Izvoare originale şi modele bizantino-slave în operele mitropolitului Varlaam, в В.О.R., 1970, 1— 2 стр., 113—151).

 

Эти писатели культивировали риторику, элементы драмы и рифмованную прозу. Варлаам их унаследовал посредством перевода из новогреческого источника. Их наличие в Проповеди объясняется следовательно не поздним барокко, а новогреческими источниками.

 

Среди этих писателей молдавский ученый митрополит шире использовал Дамаскина Студита, бывшего экзарха константинопольской церкви на Украине (1565—1572), ставшего епископом, а затем навпактским и артским митрополитом в Эпире. Он был историком, натуралистом, известным оратором и т.д. (см. исследования специалистов; К. Сага, Борже Книос, Р. А. Лавров, И. Трифонов, Донка Петканова-Тотева, П. Ильевский и др.).

 

Следовательно, к этим православным источникам обратился Варлаам и в меньшей мере к барокку или к католическим литаниям, как полагает Ласло Гальди, которому был неизвестен этот основной источник Проповеди Варлаама: Речи Дамаскина Студита или Книга, именуемая сокровище, βίβλιον ὁνομαξόμενον Τηραβρὸς θησαβρὸς , опубликованная впервые в Венеции в 1557—1558 гг. На новогреческом она была напечатана в более 50 изданиях. У православных славян, особенно у южных, встречается более 200 рукописей. У нас, у румын, она известна в новогреческом и славянском оригинале. Это самый популярный новогреческий писатель XVI —XVIII вв. В свое время он считался и высококультурным человеком. Варлаам перевел из его речей более 200 страниц, отбирая наиболее экспрессивные и художественные. Так, он перевел почти целиком его речи о жизни Иисуса и девы Марии, о воскресении Лазаря, воскресные речи и особенно речи о жизни и муках тиронских Георгия, Николая, Димитрия и Федора, речи о кресте, иконах, о 318 отцах, о никейском синоде и др.

 

В работе отмечается — при помощи сопоставления оригинального новогреческого текста и текста славянского с переводом Варлаама и автора — насколько творчески использовал Варлаам этот ценный источник. Варлаам заимствовал многие апокрифические фольклорные, фабульные элементы из новогреческого оригинала.

 

Исходя из этого значительного открытия, следует отказаться от восторженной оценки основы, стиля и оригинальности Варлаама, поскольку эти элементы принадлежат Дамаскину Студиту. Эту точку зрения следует учесть в истории, а также в истории древней румынской литературы (включая новое издание первого тома трактата по истории румынской литературы). В свете этих источников следует изучать и язык этой столь известной Проповеди.

 

Безусловно, митрополит Варлаам остается при всем этом талантливым переводчиком. Его фраза экспрессивна, точна. Он создал на народном языке Молдовы первые в истории румынского литературного языка страницы художественной прозы.

 

 

16. UNE DES SOURCES NEOGRECQUES DE «LA CAZANIA» DU METROPOLITE VARLAÀM (1643): «LE TRÉSOR» DE DAMASKINOS LЕ STUDÍTE

(Résumé)

Pandele Olteanu

 

 

L'identification des sources et des originaux des oeuvres homilétiques-parénétiques exige une large formation de philologue comparatiste, maître de la méthode, de la technique et des critères requis par de semblables recherches monographiques, aussi minutieuses que de longue durée.

 

 

184

 

 

Par ses précédentes contributions scientifiques, lesquelles s'intègrent dans sa monographie „Vechile Cazanii la Români şi Slavi" (Les anciens homéliaires chez les Roumains et les Slaves), l'auteur a identifié jusqu'à présent les originaux byzantins et les versions rédigées en slavon des plus anciennes homélies qui aient été traduites en langue roumaine, ainsi que de quelques autres, dont les homélies erronément attribuées à Jean l'Exarque, lettré bulgare au commencement du X-e siècle. Même le premier Homéliaire roumain, imprimé par le Diacre Coresi vers 1567, sous ie nom de Cazanie românească, existe aussi bien en deux versions ukraino-carpatiques: Postilla de Tekovo et de Neagovo. Toutes ont à la base un même original slavo-carpatique, écrit vers le commencement de la seconde moitié du XVI-e siècle et qui se conserve intégralement seulement dans la version roumaine, en dépit de l'idéologie hussite-calvine qui caractérise celle-ci.

 

Le deuxième Homéliaire du Diacre Coresi, imprimé vers 1581, représente en fait la collection d'homélies du Patriarch de Constantinople, Jean Kaleka, antiisichaste du XIV-е siècle, comme l'a démontré le Prof. V. Grecu. La version roumaine a été traduite d'après celle en slavon-russe de l'Homéliaire imprimé en 1569 à Zabludov en Lithuanie, aux frais du kneaz Chodchievič, par Ivan Feodorov, premier typographe des Slaves Orientaux.

 

En étendant ses recherches au XVII-e siècle, l'auteur démontre par cette nouvelle contribution que l'oeuvre θησαβρος „Comoara" („Le Trésor") de Damaskinos le Studite, écrivain néo-grec du XVI-e siècle, constitue l'une des principales sources byzantines de la Cazanie (Homéliaire) imprimée en 1643 par le Métropolite Varlaam de Moldavie.

 

Damaskinos le Studite faisait partie du courant humaniste de la Renaissance qui. avec Maximos Margunios (1542—1602), Ioanichos Carthanos, Teophanos Eleavulkos, Teophilos Coridaleos (1570—1646) et autres, s'est affirmé dans la culture grecque du XVI-e et XVII-e siècles. Le foyer rayonnant de ce courant était la communauté grecque de Venise, où les écrivains publiaient leurs oeuvres en langue vulgaire, εἰς τήν κοινήν γλώσσαν la langue que parlait le peuple, afin que, de la sorte, ils pussent plus facilement le cultiver et le raffermir dans la lutte contre l'islamisme.

 

Tous les écrits du Métropolite Varlaam se réclament de l'idéologie de ce courant. En effet, il a suivi les modèles, a arrangé et même a traduit les oeuvres écrites en néogrec par les représentants du dit courant, en utilisant ces sources dans l'original même, mais surtout dans des versions slavo-russes (voir P. Olteanu, Izvoare originale şi modele buantino-slave în operele Mitropolitului Varlaam — Sources originales, et modèles byzantino-slaves dans les oeuvres du Mitropolite Varlaam — dans B.O.R., 1970, nr. 1-2, pp. 113—151).

 

Ces écrivains ayant cultivé la rhétorique, l'élément dramatique et la prose rythmée, Varlaam les emprunte, par traduction, de la source néogrecque. Aussi, leur existence dans son Homéliaire ne s'explique donc pas, par un baroque tardif, mais par l'emprunt aux sources néogrecques.

 

Parmi ces écrivains, l'érudit métropolite moldave s'est tourné de préférence vers Damaskinos le Studite. Celui-ci, historien, naturaliste, d'une grande éloquence, etc.. (voir les contributions des spécialistes K. Satha, Börje Knios, P. A. Lavrov, I. Trifonov, Donka-Petkanova-Toteva, P. Ilievski et autres) avait été exarque de l'Eglise de Constantinople en Ukraine (1565—1572) pour devenir ensuite évêque et puis métropolite de Navpaet et Arta en Epire.

 

Par conséquent, c'est vers de pareilles sources orthodoxes que le métropolite Varlaam s'est porté et moins vers celles du baroque ou celles des litanies catholiques, comme l'a cru László Gáldi qui ne connaissait pas cette source principale de l'Homéliaire de Varlaam : „Cuvîntările lui Damaschin Studitul" („Les homélies de Damaskinos le Studite", ou „Cartea numită Tezaurul" („Le livre appelé „Le Trésor") βίβλιον ὁνομαξόμενον Τηραβρὸς θησαβρὸς. Imprimé pour la première fois à Venise en 1557—1558, cet écrit a paru en plus de 50 éditions néogrecques. Chez les Slaves orthodoxes, surtout chez ceux du Sud. l'oeuvre pénètre en plus de 200 manuscrits. Chez les Roumains, elle a circulé dans l'original néogrec et en slavon. Le Studite était l'écrivain le plus répandu de la culture néogrecque des XVI-e — XVIII-e siècles. Il était aussi, de son temps, considéré comme l'écrivain le plus instruit. Sur le total de ses homélies, Varlaam a traduit plus de 200 pages, en y choisissant les passages les plus émouvants et les plus artistiques. Il a donc traduit presque intégralement les homélies traitant de la Vie de Jésus et de la Vierge Marie, de la Résurrection de Lazare, certaines homélies dominicales et surtout les homélies sur ta vie et le martyre de Georges, Nicolas, Démètre et Théodore de Tiron, de même que quelques unes de ses homélies sur la Croix, les icônes, les 318 Saints-Pères, le Synode de Nicée, etc.

 

 

185

 

En présentant parallèlement le texte original, en néogrec et en slavon, et les traductions de Varlaam et de l'auteur, ce dernier montre combien créateur a été l'apport du métropolite en utilisant cette importante source. En effet, il a emptrunté à l'original néogrec de nombreux éléments apocriphes folkloriques, fabuleux.

 

Dès lors, étant donné cette découverte de considérable portée, il convient de renoncer aux appréciations élogieuses touchant le fond, le style et l'originalité de l'oeuvre de Varlaam, ces qualités appartenant en fait à celle de Damaskinos le Studite. Aussi, faudrat-il tenir compte de la contribution de celui-ci en envisageant l'histoire et l'étude de la littérature roumaine ancienne et le faire, dès la nouvelle édition du premier volume du traité Istoria Literaturii Române (Histoire de la Littérature Roumaine). Et c'est aussi en tenant compte des dites sources qu'il faudra étudier dorénavant la langue du célèbre Homéliaire de Varlaam.

 

Le Métropolite Varlaam demeure comme l'un des traducteurs de grand talent. Sa phrase a de l'expression, du naturel. Il a su créer en moldave vulgaire les premières pages de prose artistique de l'histoire de la langue roumaine littéraire.

 

 

---

 

17. ТРУДЫ ПОЛЬСКОГО ГУМАНИСТА МАРТИНА КРОМЕРА И ИХ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ РУМЫНСКОГО НАРОДА

(Резюме)

И. К. Кицимия

 

 

В данном исследовании автор представляет труды польского гуманиста Мартина Кремера De origine et rebus gestis Polonorum (1555), Polonia sive de situ, populis, moribus, magistratibus el republica Regni Poloniei (1557) и др. и их распространение в Европе на

 

 

196

 

различных языках и в различных изданиях, факт, который способствовал ознакомлению с румынским народом благодаря сведениям содержащимся в этих трудах, и увеличивал тем самым количество источников для древней румынской историографии.

 

Автор отмечает параллелизм в описании охоты на зубров в хронике Кромера с аналогичной сценой охоты в поэме Н. Хуссовского Carmen de venatione bisontis (1523).

 

Но, что нас интересует в первую очередь в трудах Кромера, — это аргументации положения о латинском происхождении румынского народа и румынского языка. Этой мыслью руководствовались и румынские хронисты, прежде всего Гр. Уреке. М. Кромер, открыв в Архивах Польского королевства, ... (1551) на испорченном итальянском языке, предполагает, что он написан на румынском языке (idiomale valachico scriptus), поскольку румынский язык, как ему было известно, близок к итальянскому. Автор данной статьи обнаружил документ в более древнем произведении и теперь знакомит специалистов с мнением Кромера о латинском происхождении румынского народа, а также указывает на значение документа, впервые опубликованного им. Среди польских гуманистов, которые затрагивают эту же проблему в своих произведениях, Кромер занимает важное место.

 

 

17. L'OEUVRE DE L'HUMANISTE POLONAIS MARTIN KROMER ET SON IMPORTANCE POUR L'HISTOIRE ET LA CULTURE DU PEUPLE ROUMAIN

(Résumé)

I. C. Chiţimia

 

 

L'auteur présente dans cette étude l'oeuvre de l'humaniste polonais Martin Kromer De origine et rebus gestis Polonorum (1555), Polonia sive de situ, populis, moribus, magistratibus et republica Regni Poloniei (1557) etc., qui, par sa diffusion en Europe, en différentes langues et éditions, a contribué à répandre les informations qu'elle contenait sur le peuple roumain, en augmentant de la sorte le nombre des sources de l'historiographie roumaine ancienne.

 

L'auteur remarque une similitude entre la description de la chasse au bison de la chronique de Kromcr et le tableau du même type de chasse du poème de N. Hussowski Сarmen de venatione bisontis (1523).

 

Mais, ce qui intéresse en premier lieu, de l'oeuvre de Kromer, est l'argumentation de l'idée de l'origine latine du peuple et de la langue roumaine, idée devenue un stimulant pour les chroniqueurs roumains, notamment pour Grigore Ureche. C'est Kromer qui, en découvrant pour la première fois, dans les archives de la Couronne de Pologne, un sauf-conduit en langue italienne corrompue (1551), le croit écrit en langue roumaine (idiomate valachico scriptus), attendu qu'il savait que la langue roumaine était proche de l'italien. L'auteur de l'article avait tout premièrement identifié cet acte dans une étude plus ancienne et à présent il fait ressortir les considérations de Kromer sur la latinité du peuple roumain, ainsi que l'importance de l'acte que, le premier, il a signalé. Parmi les humanistes polonais qui s'occupent des mêmes, problèmes, Kromer détient une place de premier ordre.

 

 

---

 

18. НЕКОТОРЫЕ УТОЧНЕНИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО ХАРАКТЕРА СЛАВЯНСКОГО ЯЗЫКА В СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЛИТВЕ

(Резюме)

А. Врачу

 

 

Данная статья посвящена малоисследованному вопросу о характере славянского языка литовской редакции, использованного в качестве языка официального, канцелярского, книжного (литературного), церковного и, отчасти, разговорного у этого балтийского народа в эпоху средневековья. Сначала автор рассматривает вкратце социально-исторические, политические и культурные условия, приведшие к водворению этого чуждого для литовцев языка, с тем, чтобы в дальнейшем остановиться преимущественно на сложной проблеме определения его подтипов в разные эпохи. Указывается, в частности, на то, что в одних памятниках русское влияние сильнее, чем в других, в которых, наоборот, преобладает влияние польского языка. К тому же в этом очень оригинальном литовском изводе книжнославянского языка имеются также лексические, фонетические, морфологические и синтаксические элементы, заимствованные из чешского, белорусского, украинского, немецкого, латинского, литовского (естественно) и даже латышского. Фактически, это своеобразный гибридный язык. Подробный лингвистический анализ его особенностей составит уже предмет другой работы.

 

По мнению автора настоящей статьи, книжнославянский язык Великого Княжества Литовского был в употреблении не только в официальных актах, в литературных или церковных произведениях. Для определенного круга лиц он являлся и разговорным языком, точно также как славянский язык в румынских княжествах. Вообще, рассматривая положение и судьбу славянского языка в средневековой Литве, автор постоянно имеет в виду аналогичное явление, характерное для Молдовы, Валахии и Трансильвании, выявляя как сходства, так и различия в использовании подтипов книжнославянской речи. В частности, по отношению к молдовской канцелярии поныне сохраняют свою силу наблюдения крупного румынского слависта И. Богдана, согласно которому, как и в Литве, эти акты и документы составлены на западно-русском языке. Останавливаясь на разнообразии терминов, предложенных учеными для наименования славянского языка, использованного в Великом Княжестве Литовском (русский, западно-русский, старый западно-русский, старорусский, старо-болгарский, славянский, церковнославянский, украинский, белорусский, кривический, польско-русский, славяно-польский, литовский, литовско-русский), автор подчеркивает, что в данном случае больше всего подходит последнее название, хотя в сущности этот вопрос не представляет такого огромного значения. Положение коренным образом меняется в XVI—XVII вв., когда польский язык вытесняет из письменности так называемый литовско-русский, что, фактически, приводит сначала к образованию просуществовавшего определенное время смешанного типа речи, состоящего из литовско-русских и польских элементов. Постепенно польское влияние становится господствующим, официальный язык Великого Княжества Литовского теряет свои характерные черты и на смену ему приходит, естественно, польский. Это длится до XVII в. Параллельно, начиная с XVI в. (1547 г.) появляются памятники на литовском языке, что неизбежно привело к существенным изменениям в соотношении сил и прав балтийского и славянского начал.

 

 

215

 

18. QUELQUES IDÉES CONCERNANT LE CARACTÈRE DE LA LANGUE SLAVE EMPLOYÉE AU MOYEN ÂGE EN LITUANIE

(Résumé)

A. Vraciu

 

 

L'étude présente a été consacrée au problème — insuffisamment exploré — du caractère de la langue slave de version lituanienne, employée par ce peuple baltique pendant le Moyen Age comme langue officielle, en chancellerie, comme langue livresque (littéraire), ecclésiastique et, partiellement, comme langue de conversation. Tout d'abord, l'auteur y examine brièvement les conditions sociales, historiques, politiques et culturelles qui ont déterminé l'adoption de cette langue étrangère dans le Grand-Duché de Lituanie, pour insister par la suite plus spécialement sur la question si complexe des variantes, qu'elle a connues d'une époque à l'autre. En particulier, on attire l'attention au fait qu'il y a des monuments écrits où l'influence du russe est très intense, mais qu'il y en a d'autres où, au contraire, c'est l'influence du polonais qui se ressent d'une manière extrêmement claire. De plus, cette originelle version du slavon se détache aussi par la présence des éléments lexicaux, phonétiques, morphologiques et syntaxiques empruntés au tchèque, biélorusse, ukrainien, allemand, latin, lituanien (naturellement) et même au letton, ce qui nous donne le elroit de la caractériser comme une langue hybride (mixte). Une analyse linguistique détaillée de cette langue sera présentée dans une étude prochaine.

 

Selon l'opinion de l'auteur, la langue slavonne du Grand-Duché de Lituanie était utilisée non seulement dans les actes officiells, dans les oeuvres artistiques ou bien dans la littérature religieuse. Pour une certaine partie des citoyens instruits elle servait aussi comme langue de conversation, en nous rappelant sous ce point de vue la situation du slavon des principautés roumaines pendant presque la même époque. Du reste, en examinant la place et le rôle du slavon à l'époque médiévale en Lituanie, l'auteur de l'étude a toujours en vue le phénomène analogue, caractéristique pour la Moldavie, la Valachie et la Transylvanie, en soulignant non seulement les traits communs, mais aussi les différences d'emploi des variantes du slavon littéraire; particulièrement, en ce qui concerne la chancellerie moldave, les observations du grand slaviste roumain Ioan Bogdan gardent jusqu'à présent leur valabilité, car il parlait du fait que — pendant la période mentionnée — c'était le russe d'ouest qu'on employait dans ces pays comme langue des actes et des documents officiels. En analysant de près la variété des termes qu'on a proposés pour qualifier la dénomination de la langue slavonne du Grand-Duché de Lituanie (russe, russe d'ouest, vieux-russe, vieux-russe d'ouest, vieux-bulgare, slave, slavon, ukrainien, biélorusse, krivitchéen, polonais-russe, slave-polonais, lituanien, lituanien-russe), l'auteur souligne que dans ce cas la dernière désignation serait la meilleure, bien que, au fond, cette question ne soit pas essentielle. Le caractère du slavon lituanien change foncièrement pendant les XV—XVII-e siècles, lorsque le polonais commence à supplanter le soi-disant lituano-russe. Au début, cela aboutit à la constitution d'une largue mixte, contenant des éléments lituano-russes et polonais, langue qui a subsisté une période déterminée. Mais graduellement t 'influence du polonais s'impose et la langue officielle du Grand-Duché de Lituanie perd son caractère initial, étant remplacée par le polonais, situation qui dure jusq'au XVII-e siècle. Parallèlement, à partir du XVI-e siècle (1547) commencent à paraître les premiers monuments rédigés en lituanien, ce qui produit inévitablement des changements essentiels dans es rapports des éléments baltiques et slaves dans la culture du peuple lituanien.

 

 

---

 

19. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ БОЛГАРСКИХ ЭМИГРАНТОВ В ОБЛАСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПЕРЕВОДА (с начала XIX века по 1877 год)

(Резюме)

Лаура Баз-Фотиаде

 

 

В работе указывается, что болгарские эмигранты в прошлом веке в Румынии имели широкие возможности для проведения не только политико-агитационной и организационной работы освободительного характера, но и культурно-просветительной, с помощью оригинальных художественных произведений, театра, школы, прессы, а также переводов на болгарский язык произведений зарубежной литературы, которые, несомненно, способствовали расширению культурного горизонта читателей в Болгарин. Объектом данной статьи является анализ этих произведений, переведенных на болгарский язык и изданных в нашей стране.

 

Подчеркивается роль переводчиков в деле распространения культуры среди болгарского народа, расширения и обогащения духовного горизонта соотечественников, направления и обработки их художественного вкуса. Начинающим болгарским писателям представляли образцы, достойные подражания. Эти переводы стимулировали и развитие болгарской литературы; одновременно они оказали положительное влияние на литературный болгарский язык, поскольку переводчики являлись иногда и его создателями. Переведенные на болгарский язык н изданные в нашей стране произведения очень разнообразны не только в культурном отношении, но и в плане многообразия языков, с которых они были переведены: румынский, русский, французский, немецкий, сербский, греческий.

 

Показателен также факт, что болгарские переводчики обратили внимание и на сокровищницу румынской культуры, использовали румынский язык в качестве посредника между иностранным языком и болгарским. Некоторые болгарские переводчики, не имея возможности

 

 

233

 

опубликовать свои переводы в Болгарии, пересылали их для публикации в Румынию. Таким образом наша страна и, в особенности, Бухарест и Браила становятся мощными очагами болгарской культуры, центром пересылки книг в Болгарию, в другие страны Балканского полуострова, а также в Россию и Константинополь.

 

 

19. L'ACTIVITÉ DES ÉMIGRANTS BULGARES EN ROUMANIE DANS LE PROBLÈME DES TRADUCTIONS LITTÉRAIRES (Depuis le commencement du XIX-е siècle jousqu'en 1877)

(Résumé)

Laura Baz-Fotiade

 

 

Dans ce travail, on met en évidence les grandes possibilités qu'ont eues chez nous, les émigrants bulgares, au siècle dernier, pour déployer, en même temps qu'une oeuvre politique d'agitation et d'organisation de leur combat pour la liberté, aussi une vaste activité culturelle en laveur du peuple bulgare, autant par des créations littéraires originales, théâtre, écoles, presse, que par la traduction en bulgare d'ouvrages de la littérature universelle, qui ont, à coup sûr, contribué à l'élargir l'horizon culturel des lecteurs de Bulgarie. L'objet de l'article consistedans l'analyse de ces oeuvres traduites en langue bulgare et imprimés dans notre pays.

 

On y souligne l'apport des traducteurs au développement culturel du peuple bulgare, à l'élargissement et à l'enrichissement de l'horizon spirituel de leurs compatriotes, à l'orientation et au raffinement de leurs goûts artistiques. Aux écrivains bulgares qui à peine débutaient, on offrait de cette manière des modèles dignes d'être suivis. Ces traductions ont servi aussi comme facteur stimulant pour le développement de la littérature bulgare. De plus, elles ont contribué à élever à un degré supérieur le niveau de la langue littéraire bulgare, car ces traducteurs en étaient souvent aussi les créateurs. Les ouvrages traduits en bulgare et imprimés dans notre pays sont d'une grande variété, non seulement du point de vue culturel, mais aussi de celui de la diversité des langues desquelles ils ont été traduits: roumain, russe, français, allemand, serbe, grec.

 

Des plus significatifs, est le fait que les traducteurs bulgares, dans la mission qu'ils s'étaient imposée, ont fait appel aussi au trésor de la culture roumaine ou bien ont utiliseé la langue roumaine, comme intermédiaire entre une langue étrangère et le bulgare. Certains lettrés bulgares, dans l'impossibilité où ils étaient de publier leurs traductions dans leur propre pays, les envoyaient en Roumanie pour y être imprimées. Aussi, notre pays, et particulièrement les villes de Bucarest et Brăila, font figure de puissants foyers de la culture bulgare, des centres d'où se diffusaient des livres en Bulgarie, dans d'autres pays de la Péninsule Balkanique, en Russie et à Constantinople.

 

 

---

 

20. К ВОПРОСУ О СИНТАКСИСЕ СЛАВЯНО-РУМЫНСКИХ ДОКУМЕНТОВ

(мунтянская разновидность XIV — XV вв.)

(Резюме)

Лучия Джамо-Диаконица

 

 

Автор представляет некоторые аспекты синтаксиса документов, изданных канцеляриями Валахии в периоде 1374 по 1500 гг.; материал извлечен из 467 документов.

 

I. Синтаксис простого предложения. 1. Подлежащее. Автор касается двух аспектов: а) Подлежащее, выраженное личным местоимением, встречается редко в документах, лишь в целях повышения экспрессивности, уточнения или противопоставления, и б) Подлежащее, выраженное причастием, широко употреблявшееся в старославянском языке, встречается редко и лишь в религиозных цитатах.

 

2. Сказуемое. В документах преобладает глагольное сказуемое. Сказуемое, выраженное деепричастием, количественно возрастает.

 

 

244

 

3. Дополнение, а) Прямое дополнение в отрицательных предложениях выражено винительным, а не родительным падежом, как в старославянском языке, как результат перехода от синтетизма к аналитизму, б) Обстоятельство, выраженное деепричастием, широко употребляется, как и в румынском языке,

 

II. Синтаксис сложного предложения. В работе проанализированы: 1. Сложноподчиненные предложения с придаточными а) подлежащными, б) определительными ; в) дополнительными (прямое дополнение); г) дополнительными (косвенное дополнение); д) условными; е) образа действия. 2. Особые синтаксические конструкции: a) dativus absolut б) dativus cum infinitive которые будучи устаревшими, появляются лишь в канцеляризмах, как остаточные формы.

 

В заключении автор отмечает, что и в области синтаксиса книжнославянский язык румынской редакции представляет многообразие архаичных конструкций, которые переплетаются с новыми конструкциями, образуя своего рода мозаику.

 

 

20. QUELQUES ASPECTS SYNTAXIQUES DE LA LANGUE DES DOCUMENTS SLAVO-ROUMAINS (le sous-type valaque des siècles XIV-XV)

(Résumé)

Lucia Djamo-Diaconiţă

 

 

En s'appuyant sur les matériaux extraits des 467 documents écrits en Valachie entre 1374—1500, l'auteur présente quelques aspects de la syntaxe de notre langue de chancellerie pendant la dite période.

 

I. La syntaxe de ta proposition. 1. Le sujet. L'auteur se réfère à deux aspects: a) le sujet exprimé par un pronom personnel : on le rencontre rarement, et seulement lorsque certaines nuances affectives sont mises en relief, lorsque certaines précisions sont faites ou lorsque l'on souligne une situation antithétique; b) le sujet exprimé par un participe (de large emploi dans le vieux slave) se rencontre rarement et seulement dans des citations de textes sacrés. 2. Le prédicat. Dans la langue des documents, c'est le prédicat verbal qui prédomine. Le prédicat exprimé par le gérondif enregistre une fréquence d'emploi en hausse. 3. Le complément. a) le complément d'objet (complément direct) qui, dans les propositions négatives, est exprimé par l'accusatif et non par le génitif comme dans le vieux slave, par suite d'un processus de transition de la phase synthétique à la phase analytique; b) le complément circonstanciel — exprimé par le gérondif - est fréquemment employé, tout comme dans la syntaxe de la langue roumaine.

 

II. La syntaxe de la phrase. Parmi les aspects de la syntaxe de la phrase, l'auteur porte ses recherches sur ; 1, Les propositions circonstancielles : a) subjectives ; b) attributives ; complétives directes; d) complétives indirectes ; e) circonstancielles conditionnelles ; f) circonstancielles de mode. 2. Constructions syntaxiques spéciales : a) dativus absolutus ; b) dativus cum infinitivo. Ces deux dernières se rencontre seulement dans des formules de chancellerie, telles des réminiscences, étant sorties d'usage.

 

En conclusion, l'auteur montre que dans le domaine de la syntaxe aussi, la langue slavo-roumaine offre l'aspect d'une multitude de formes archaïques, s'interpénétrant h des traits plus nouveaux, ce qui lui confère un caractère de mosaïque.

 

 

 

264

 

21. ДРЕВНЕЙШИЕ СЛАВЯНСКИЕ РУКОПИСИ НА ТЕРРИТОРИИ НАШЕЙ СТРАНЫ

(Резюме)

Елена Линца

 

 

Автор показывает, что введение славянского языка на территории Румынии в X веке, о чем свидетельствуют надписи в селе Мирча-Водэ, Mурфатларе и др., не является изолированным фактом; этот язык культуры имеет свое продолжение. Предложенная для анализа рукопись XII века (библиотека Академии Румынии, слав. рук. 790), пересмотр некоторых рукописей ХIII—XIV вв., целиком подтверждают факт непрерывности письменности в славянского языка в Румынии.

 

В статье представлены 26 рукописей XII—XIV веков религиозного, житийного и нравоучительного характера, больше половины которых было переведено на территории Румынии, Дополнительные данные, приводимые автором, подтверждают или уточняют сведения о древности и характерных особенностях указанных рукописей. Автор впервые описывает несколько рукописей (Библиотека Академии Румынии, сл. рук. 790; Библ. Клуж. Унив. рук. 4 109; Бухарест, Центр. госуд. библ., рук. 10 848), рассматриваемых в качестве древнейшего свидетельства использования славянского языка румынами.

 

Во второй части статьи дается общая характеристика языка славяно-румынских памятников XII—XIV вв. Анализируется также ряд славянских рукописей, написанных в других странах, но бывших в обиходе у румын.

 

Статья сопровождается фотокопиями отдельных листов анализируемых рукописей.

 

 

21. LES PLUS ANCIENS MANUSCRITS SLAVES DE NOTRE PAYS

(Résumé)

Elena Linţa

 

 

L'auteur démontre que l'introduction de la langue slave en Roumanie, au X-e siècle, tel qu'en témoignent les inscriptions de Mircea-Vodă, Murfatlar et autres localités, ne représente pas un fait isolé, mais que tout au contraire il existe une continuité évidente de cette langue de culture. La preuve de la continuité de l'écriture et de la langue slave en Roumanie est pleinement apportée par l'examen d'un manuscrit datant du ХII-е siècle (B.A.R., ms. sl. 790), pour la première fois soumis à la discussion, ainsi que par la mention à nouveau et la réinterprétation de quelques manuscrits des XIII—XIV-е siècles.

 

On présente 26 manuscrits des XII-е — XIV-е siècles, de contenu religieux, homilétique et parénétique, dont plus de la moitié ont été copiés sur le territoire roumain. Les données supplémentaires — par rapport aux descriptions antérieures — que l'auteur apporte, confirment ou modifient nos connaissances sur l'ancienneté et les principaux traits des manuscrits en cause. L'auteur décrit, pour la première fois, quelques manuscrits (B.A.R., ms. sl. 790. Bibl. Univ. de Cluj, ms. 4109, Bibl. Centrale d'Etat de Bucarest, ms. 10848), qu'elle inclut dans la catégorie des plus anciens témoignages de l'emploi de la langue slave par les Roumains.

 

Dans ta seconde partie de l'article, des appréciations générales sont faites sur la langue des manuscrits slavo-roumains des XII-e — XIV-е siècles. On y analyse aussi certains manuscrits slaves copiés dans d'autres pays, mais qui ont circulé chez les Roumains en y étant employés.

 

Des photocopies de certaines pages des manuscrits analysés complètent le contenu de l'article.

 

 

---

 

22. СЛАВЯНСКИЕ РУКОПИСИ В СОБРАНИЯХ МОЛДОВЫ (I.)

(Резюме)

Паул Михаил, 3амфира Михаил

 

 

Настоящее сообщение ставит своей целью довести до сведения специалистов целый ряд рукописей, находящихся в частных собраниях или в малоизвестных библиотеках, и обратить внимание на эту малоисследованную область.

 

В одном из решений V-ого Международного съезда славистов, состоявшегося в Софии, указывалось, насколько важным является обнаружение и исследование славянских документов на территории всех юго-восточных европейских стран. Подобного рода документы имеют большое значение как для истории культуры данных стран, так и для истории славянского языка.

 

Их изучение начато по инициативе Ассоциации славистов, которая предполагает включить в ближайшем будущем все славянские рукописи нашей страны, написанные до конца XIX в., в общий каталог.

 

48 рукописей данного списка не были включены до сих пор ни в один печатный каталог. В основе принципа их отбора лежал критерий их неизданности. Среди обнаруженных нами рукописей 32 представляют религиозные тексты, а 12 — новые данные о циркуляции некоторых памятников, которые довольно редко переписывались. Особый интерес представляют рукописи, содержащие иного, не религиозного, характера тексты. Nomocanonul, переписанный в Молдове в начале XVIII века, является ценным источником для изучения писанного права в нашей стране. Gramatica slavă (рук. № 23) включает в себя морфологию и синтаксис славянского языка. Гуманистическая традиция превращать религиозные тексты в светскую литературу прослеживается на примере рукописи № 37, которая содержит Psaltire versificată созданную в конце XVIII века.

 

По месту написания рукописи связываются с Молдовой, Россией, Украиной и монастырем Фынтына Албэ. Славянский язык рукописей выступает в средне-болгарской, русской или рутенской редакции. Эти рукописи хранятся в Яссах, Романешть (Сучавский уезд), Роман; 24 рукописи находятся в частных собраниях и 24 — в церковных библиотеках.

 

Ненаписанная еще глава в истории румынской культуры о циркуляции книг и рукописей в нашей стране сможет несомненно обогатиться за счет тех надписей различного содержания, которые встречаются в этих рукописях и которые в большинстве случаев написаны на румынском языке.

 

При описании рукописей мы ориентировались на научные нормы описания, принятые в наиболее известных каталогах.

 

Этот скромный вклад в науку мы посвящаем светлой памяти великого румынского слависта Иоана Богдана.

 

 

22. MANUSCRITS SLAVES DANS DES COLLECTIONS MOLDAVES (I.)

(Résumé)

Paul Mihail, Zamfira Mihail

 

 

Le présent travail a pour but de signaler une série de manuscrits se trouvant dans des collections privées ou dans des bibliothèques moins accessibles, et d'attirer en même temps l'attention sur l'importance de ce secteur encore peu exploré.

 

Lors du V-e Congrès International des Slavistes de Sofia on a déjà eu l'occasion de mettre en évidence l'importance de la mise à jour et de l'étude des documents slaves existant sur les territoires de tous les pays du Sud-Est de l'Europe. En effet, l'histoire culturelle de ces pays, a'issi bien que l'histoire de la langue slave, y sont intéressées.

 

Hommage des auteurs à la mémoire du grand slaviste roumain, Ioan Bogdan, la présente recherche est née, par ailleurs, de l'initiative de l'Association des Slavistes de la République Socialiste de Roumanie de dresser un catalogue général des manuscrits slaves du pays, jusqu'à la fin du XIX-e siècle, où seraient inclus tous les documents existant sur le territoire roumain.

 

Les 48 manuscrits du présent répertoire n'ont pas été inclus encore dans des catalogues imprimés. Parmi eux, 32 manuscrits sont des textes cultuels, 12 autres contiennent des données inédites sur la circulation de certains écrits dont les copies sont relativement rares, d'autres enfin

 

 

319

 

présentent un intérêt tout particulier. Tel sont, par exemple, le Nomocanon, copié en Moldavie au début du XVIII-e siècle, qui constitue un précieux document pour l'étude du droit écrit dans notre pays ; ou bien la Grammaire slave (ms. no. 23) qui porte sur la morphologie et la syntaxe de la langue slave; ou encore, le Psautier versifié (ms. no. 37), composé vers la fin du XVIII-e siècle, qui illustre la tradition humaniste de laïciser les textes sacrés.

 

Copiés en Moldavie, en Russie ou en Ukraine, ainsi que dans le monastère „Fîntîna Albă", le slavon de ces manuscrits est de rédaction médio-bulgare, russe ou ukrainienne. Actuellement, ils se trouvent dans des bibliothèques de Jassy, Roman ou Romaneşti (localité du département de Suceava) ; sur les 48 manuscrits choisis, 24 ont été découverts dans des collections privées, tandis que les 24 autres, dans des bibliothèques ecclésiastiques.

 

L'histoire de la culture roumaine s'enrichira par les données, encore inédites, du chapitre concernant la circulation des livres et des manuscrits dans notre pays. Les annotations, d'une teneur très variée, le plus souvent rédigées en roumain, rendent ce chapitre d'autant plus intéressant.

 

Pour décrire les manuscrits, les auteurs se sont conformés aux normes scientifiques de transcription adoptées par les catalogues les plus renommés.

 

 

---

 

24. РУМЫНСКИЕ СЛАВИСТЫ ИОАН БОГДАН И ИЛИЕ БЭРБУЛЕСКУ В СВЕТЕ ИХ НЕИЗДАННОЙ ПЕРЕПИСКИ

(Резюме)

Диомид Струнгару

 

 

В последние годы благодаря публикации большей части богатой переписки Иоана Богдана, первого профессора славистики в Бухарестском университете, выяснилась научная ориентация выдающегося румынского слависта, которая оформилась в первые же годы учебы под влиянием его учителя и выдающегося ученого Б. П. Хашдеу. Автор статьи знакомит читателей с теми указаниями, которые дал в свою очередь Иоан Богдан одному из его учеников — Илие Бэрбулеску в области славистических занятий. С этой целью впервые опубликованы, за исключением одного, 7 писем и 4 почтовые открытки, посланные в течение 1898—1901 гг. Иоаном Богданом Илие Бэрбулеску, первому профессору кафедры славистики Ясского университета, которую он успешно возглавлял на протяжении 33-х лет.

 

Из этой переписки, находящейся на хранении у Александрины Комша, дочери профессора Илие Бэрбулеску, явствует, с каким интересом относился Иоан Богдан к своему бывшему ученику. Другие письма свидетельствуют о том, что Иоан Богдан неоднократно пытался добиться в Министерстве образования продления заграничной стипендии для И. Бэрбулеску после его защиты докторской диссертации в Загребе.

 

Нелегко было Богдану и найти соответствующее место работы для Бэрбулеску после его возвращения из-за границы. Очевидны и попытки Богдана помочь Бэрбулеску редактировать его научные статьи в начальный период его деятельности.

 

 

24. LES SLAVISTES ROUMAINS IOAN BOGDAN ET ILIE BARBULESCU A LA LUMIÈRE DE LEUR CORRESPONDENT INÉDITE

(Résumé)

Diomid Strungaru

 

 

La publication, ces dernières années, d'une grande partie de la vaste correspondance de Ioan Bogdan - le premier professeur des langues slaves de l'Université de Bucarest — offre un clair aperçu de l'orientation scientifique que le distingué slaviste roumain devait, durant ses premières années d'études, à son prédécesseur, l'érudit Bogdan Petriceicu Haşdeu, dont il a été l'élève.

 

L'auteur de l'article fait connaître les directives concernant l'étude des langues slaves que Ioan Bogdan, à son tour, donna à l'un de ses élèves, Ilie Bărbulescu. On publie à cette fin,

 

 

346

 

pour la première fois, les sept lettres et cartes postales adressées par Ioan Bogdan à Ilie Bărbulescu, entre 1898 et 1901. Ce dernier était premier titulaire de la Chaire des Langues Slaves de l'Université de Jassy, qu'il honora de sa présence pendant 33 ans.

 

Cette correspondance se trouve chez Madame Alexandrina Comşa, fille du professeur Bărbulescu. Il s'en détache le grand intérêt que le professeur Bogdan témoignait à son élève. D'autres lettres nous montrent qu'à plusieurs reprises, Ioan Bogdan a insisté auprès du Ministère de l'Enseignement en vue d'obtenir le prolongement de la bourse de Bărbulescu à l'étranger, après que celui-ci aura passé son doctorat à Zagreb. De même, ce ne fut pas sans difficulté, lorsque Bărbulescu fut rentré dans son pays, que Bogdan pût lui trouver un poste correspondant à sa formation. On y voit aussi clairement les efforts déposés par Bogdan pour aider Bărbulescu, à ses débuts, dans l'élaboration de certains articles scientifiques.

 

 

 

362

 

25. ПИСЬМА ЯНА БОДУЭНА ДЕ КУРТЕНЭ К Б. П. ХАШДЕУ

(Резюме)

Михай Миту

 

 

Автор публикует 6 писем польского лингвиста Яна Бодуэна де Куртенэ к Б. П. Хашдеу, с которым он познакомился, вероятно, летом 1876 года, когда румынский ученый вторично посетил Краков в качестве директора Государственного архива. Письма, первое на французском языке (1876) и пять писем на польском языке (1877—1889), хранятся в фонде переписки Хашдеу отдела рукописей Библиотеки Академии Социалистической Республики Румынии. Первое и четвертое письмо не были опубликованы до сих пор; остальные были опубликованы с некоторыми ошибками и пропусками Ст. Лукасиком в Кракове («Archivum Neophilogicum", II, 1937); варианты Лукасика были использованы Т. Санда и В. Ротунду для перевода их на румынский язык («Cronica», Яссы, 1968). На эти письма ссылались И. К. Кицимия и Ефросиния Двойченко-Маркова.

 

Письма содержат целый ряд деталей, представляющих большой интерес для биографии обоих ученых. Они свидетельствуют о их тесной дружбе, духовной близости, постоянном обмене мнениями, научной информацией и личными трудами, о совместном участии в международных научных встречах и, наконец, о той особой симпатии, которая сблизила обе семьи — Бодуэна и Хашдеу, выраженная в последнем письме как искреннее соболезнование Бодуэна и его супруги по поводу трагической гибели Юлии Хашдеу.

 

 

25. LETTRES DE JAN BAUDOUIN DE COURTENAY À BOGDAN PETRICEICU HASDEU

(Résumé)

Mihai Mitu

 

 

L'auteur publie six lettres du linguiste polonais Jan Baudouin de Courtenay à Bogdan Petriceicu Hasdeu qu'il a probablement connu pendant l'été de l'an 1876, lors d'un second séjour, à Cracovie que le savant roumain fit en qualité de directeur des Archives de l'Etat. Les lettres la première en français (1876) et les cinq autres en polonais (1877—1889), se trouvent dans le fonds de la correspondance de Hasdeu, à la section des manuscrits de la Bibliothèque de l'Académie de la R. S. de Roumanie. La première et la quatrième n'ont pas été publiées jusqu'à présent ; les autres en ont été, avec des erreurs et omissions, par St. Lukasik, à Cracovie („Archivum Neophilologicum", II, 1937). La version Lukasik a été utilisée pour la traduction de trois de ces lettres en langue roumaine, par G. Sanda et V. Rotundu („Cronica", Jassy, 1968). Le contenu de quelques unes de ces lettres a déjà été mentionné par I. C. Chiţimia et Euirosina Dvoicenko-Markova dans certains de leurs travaux.

 

Les lettres contiennent de nombreux détails, d'un réel intérêt, concernant la biographie des deux savants. On y remarque les liens d'étroite amitié, l'évidente affinité spirituelle, l'échange permanent d'idées, informations et ouvrages personnels, la participation en commun aux manifestations scientifiques internationales, enfin l'affection toute particulière qui unissait les deux familles, Baudouin de Courtenay et Hasdeu, exprimée dans la dernière lettre par la sincère compassion de Baudouin et de sa femme, à l'occasion de la mort tragique de Julie Hasdeu.

 

 

 

369

 

26. ОТНОСИТЕЛЬНО „МАЛОГО" АТЛАСА ПОЛЬСКИХ ГОВОРОВ

(Резюме)

Зенон Лесчински (Краков)

 

 

Автор вкратце знакомит читателей с одной из недавно опубликованных работ польских диалектологов, представляя в то же время краткое описание уже существующих работ в этой области и определяет место, занимаемое среди них Малым атласом польских говоров. Кроме того приводится ряд информаций о редактировании МАПГ.

 

В заключение, автор излагает свое мнение относительно значения атласа для полонистики и славистики.

 

 

26. SUR LE „PETIT" ATLAS DES PARLERS POLONAIS

(Résumé)

Zenon Leszcsyński (Cracovia)

 

 

L'auteur présente succinctement cet ouvrage récent de la dialectologie polonaise, en faisant aussi un bref exposé rétrospectif des travaux existants. Il établit la place qu'occupe parmi eux le Petit Atlas des Parlers polonais, et décrit le déroulement du processus de préparation de l'Atlas.

 

Pour finir, l'auteur expose son opinion concernant l'importance de cet ouvrage pour l'étude scientifique du polonais et des autres langues slaves.

 

 

---

 

27. STRUCTURA ARTISTICA A POEMULUI «DEMONUL» DE M. I. LERMONTOV (I.)

Structura artistica a poemului «Demonul» de M. I. Lermontov (I.)

(Rezumat)

Elena Loghinovski

 

 

În introducere, autoarea propune o definiţie proprie a speciei literare în care, după părerea sa, ar putea ii încadrat poemul Demonul şi prezintă unele elemente structurale ale acestuia. Definind opera poetului clasic rus ca pe un poem — misteriu filozofico-psihologic, autoarea distinge în structura sa trei planuri principale: mitologic (determinîndu-i compoziţia), psihologic (situat la baza subiectului) şi filozofic (generînd respectivul sistem de simboluri). De asemenea, autoarea Consideră că un subtext cu rezonanţe de ordin social impregnează toate elementele structurale ale poemului.

 

După părerea autoarei, interpretarea corectă a conţinutului ideatic-emoţional al poemului nu este posibilă fără a se lua în consideraţie, în mod integral, cele trei elemente structurale ale acestuia, precum şi gama corelaţiilor existente între ele. Autoarea consideră că ignorarea acestor elemene şi exagerarea rolului pe care îl joacă subtextul determină uneori o interpretare unilaterală a acestui poem.

 

în studiu, cele trei planuri sînt privite ca fiind părţi componente ale unei opere artistice unitare, autoarea tratîndu-le separat doar din necesităţi metodologice.

 

Studiind poemul în lumina gîndirii filozofice europene contemporane (Bielinski şi Herzen, Schelling şi Hegel) autoarea încearcă să descifreze din acest punct de vedere sistemul său de simboluri (cer şi pămînt, Dumnezeu şi Demon etc.) şi să releve în consecinţă originalitatea tratării

 

 

389

 

de către Lermontov a problemelor etice şi filozofice (bine şi rău, afirmaţie şi negaţie, armonie şi discordie).

 

Totodată, autoarea analizează structura artistică a figurii Demonului şi defineşte specifictatea „demonului" lermontovian în contextul literaturii artistice europene.

 

 

27. LA STRUCTURE ARTISTIQUE DU POÈME «LE DÉMON» DE M. I. LERMONTOV (I.)

(Résumé)

Elena Loghinovski

 

 

Dans l'Introduction, l'auteur propose une définition personnelle du genre littéraire dans lequel, à son avis, le poème LE DÉMON pourrait être englobé. Elle en présente certains éléments structuraux.

 

En définissant l'oeuvre du poète classique russe comme un poème-mystère philosophico-psychologique, l'auteur distingue trois principaux plans dans sa structure: mythologique (qui détermine sa composition), psychologique (situé à la base du sujet) et philosophique (qui engendre le système respectif de symboles). L'auteur estime, en plus, qu'un sous-texte de résonance sociale imprègne tous les éléments structuraux du poème.

 

Selon l'auteur, l'interprétation correcte du contenu d'idées et d'émotion du poème ne saurait être possible sans envisager, intégralement, ses trois éléments structuraux, en même temps que la gamme des corrélations qui s'établissent entre eux. L'auteur est d'avis que l'ignorance de ces éléments et, par contre, l'exagération du rôle joué par le sous-texte, détermine parfois une interprétation unilatérale du poème.

 

Dans l'étude ci-contre, les trois plans sont considérés comme des parties composantes d'une seule oeuvre artistique unitaire, l'auteur ne les traitant séparément que par nécessité de méthode.

 

En étudiant le poème à la lumière de la pensée philosophique européenne contemporaine (Bielinski et Herzen, Schelling et Hegel), on essaie de déchiffrer, de ce point de vue, son système do symboles (ciel et terre, Dieu et Démon, etc.) et d'en relever en conséquence l'originalité du traitement de Lermontov des problèmes étiques et philosophiques (bien et mal, affirmation et négation, harmonie et discorde, etc.).

 

L'auteur analyse en même temps la structure artistique de la figure du Démon et définit la spécificité du „démonisme" de Lermontov dans le cadre de la littérature artistique européenne.

 

 

---

 

28. ОТЗВУКИ ТВОРЧЕСТВА ЭМИНЕСКУ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ СЛОВАЦКОГО ПОЭТА ИВАНА КРАСКО

(Резюме)

К. Барборикэ

 

 

В работе анализируется в сравнительном плане творчество Михаила Эминеску и словацкого поэта Ивана Краско. Отправной точкой в работе является, с одной стороны, факт, что Иван Краско был поклонником лирики румынского поэта, а, с другой,— то обстоятельство, что ряд исследователей высказалось по поводу отдельных мотивов поэзии Эминеску, проникших в поэтическое творчество Краско (Йозеф Феликс, Рудо Бртакь, Михал Гафрик, Станислав Шматляк).

 

Материал распределяется по двум главам. В первой части (Краско в Сибиу и Брашове) отмечаются обстоятельства, при которых Краско попал в Трансильванию, в румынский лицей в Брашове, который он окончил в 1896 году. На основе документов брашовского архива, архива поэта (особенно так называемой «румынской книжечки»), переписки поэта со своим школьным товарищем Илие Хочотэ и его воспоминаний восстанавливаются факты жизни и деятельности будущего поэта в рамках лицея и за его стенами. Во второй части (Краско и Эминеску) вначале излагаются различные мнения исследователей о занятиях и возможных источниках вдохновения поэта, затем делается попытка выявить мотивы поэзии Эминеску. Оба поэта очень различны по темпераменту и по своей принадлежности к поэтическому направлению. Мотивы поэзии Эминеску обнаруживаются, в первую очередь, в первый период творчества Краско (до 1906 года), а позже ассимилируются в различной лирической структуре. Специфика каждого из этих двух поэтов проявляется, прежде всего, в манере описания лунной ночи (Эминеску Меланхолия, Краско Поздно). Сравниваются стихотворения Желание, Adio, По той же улице, У тополей ... Эминеску с стихотворениями Одни в лесу, Больше не взгляну, За окнами, Бледная луна Краско, в которых встречаются сходные мотивы. Поэтические приемы в стихотворении Jehovah Краско удивительно сходны с мотивами, используемыми Эминеску в Молитве Дака, хотя в данном случае основной мотив не совпадает, В заключении автор представляет ряд аспектов влияния на Краско древнеиндийского мышления. У Краско два непрямых источника ознакомления с доктринами индусов: Отокар

 

 

412

 

Бржезина, чешский поэт, источник, указанный предшествующими исследователями, и М. Эминеску, источник, который впервые отмечается в данном исследовании. Автор исходит из положения, что поэзия Эминеску, проникнутая элементами индусской метафизики, давно была объектом внимания словацкого поэта — символиста.

 

 

28. L'ECHO DE LA CRÉATION EMINESCIENNE DANS L'OUVRAGE DU POETE SLOVAQUE IVAN KRÁSKO

(Résumé)

Corneliu Вarborică

 

 

Analyse comparée de l'oeuvre de Mihail Eminescu et de celle du poète slovaque Ivan Krásko, le travail ci-contre trouve son point de départ d'un côté dans l'admiration déclarée de ce dernier pour le lyrisme du poète roumain et de l'autre dans l'existence de considérations comparées qu'une série de chercheurs ont déjà laites en marge des infiltrations éminesciennes qui sillonnent l'oeuvre de Krásko (Josef Felix, Rudo Brtáň, Michal Gáfrik, Stanislav Šmatlák).

 

En partageant son matériel en deux chapitres, l'auteur s'occupe — dans le premier. Krásko à Sibiu et Braşov — des circonstances dans lesquelles celui-ci est arrivé en Transylvanie, au lycée de Braşov qu'il a achevé en 1896. Sur la base des documents conservés dans les archives de ce lycée, ainsi que de ceux conservés dans les archives du poète (notamment le dénommé „petit carnet roumain"), de sa correspondance avec son camarade d'école. Il le Hociotă, enfin sur la base des souvenirs de ce dernier, l'auteur reconstitue des données concernant la vie et l'activité de Krásko dans le cadre et en dehors du lycée de Braşov. Dans la seconde partie — Krásko et Eminescu — on présente tout d'abord les différentes opinions exprimées par les chercheurs en ce qui concerne les lectures du poète et ses sources possibles d'inspiration, afin d'y dépister, par la suite, la source proprement éminescienne. Les deux poètes diffèrent profundément par le tempérament et la formation poétique. Néanmoins, dans la mesure que des motifs éminesciens sont détectés dans la création de Krásko, ceux-ci se manifestent avec d'autant plus de pregnance dans la première partie de sa création (jusqu'en 1906), pour être assimilés ultérieurement dans une structure lyrique différente. Le coloris spécifique de chacun des deux poètes se manifeste nettement dans leurs manières de décrire les nuits avec lune (Eminescu: Melancolie; Krásko: E tîrziu (Il est tard). On compare les poésies d'Eminescu : Dorinţa (Désir), Adio, Pe aceeaşi ulicioară (Dans le même petite rue), Pe lîngă plopii fără soţ (Auprès des peupliers solitaires), à celles de Krásko : Singuri în codru (Seuls dans la forêt), Nu voi mai privi (Je ne regarderai plus), După ferestre (Derrière les fenêtres), Luna palidă (Lune pâle) et l'on y trouve des motif- analogues. Les procédés poétiques de la poésie Jehovah de Krásko ressemblent de manière fraps pante à ceux employés par Eminescu dans son poème Rugăciunea unui dac, bien que dans ce cas le thème fondamental soit absolument différent.

 

Pour finir, l'auteur présente certains aspects de l'influence de l'ancienne pensée hindoue sur la création de Krasko. En effet, celui-ci disposait de sources indirectes de connaissance des doctrines hindoues: Otokar Březina, poète tchèque — que les chercheurs précédents avaient indiqué comme source — et Mihail Eminescu, que, pour la première fois, on indique en tant que source pour le filon hindoue. C'est le fait qu'Eminescu, avec tous ses éléments de métaphysique hindoue, faisait partie des plus anciennes lectures du poète symboliste slovaque, qui porte l'auteur vers cette conclusion.

 

 

---

 

29. EHRENBURG ÎN ROMÂNIA

Ehrenburg în România

(Rezumat)

A. Kövári

 

 

Articolul constituie un fragment din studiul monografic al autorului, referitor la beletristica lui Ehrenburg, aliat în curs de elaborare.

 

În introducere, sprijinindu-se pe date, ce-i drept, puţin numeroase, dar elocvente cu privire la creaţia cunoscutului scriitor sovietic, au tonii încearcă să definească atitudinea criticii europene faţă de Ehrenburg.

 

Di la începutul anilor '20, Ehrenburg a fost considerat peste hotarele ţării sale drept un ambasador al culturii sovietice, un mare publicist, un etalon al stării de spirit a intelectualităţii sovietice.

 

Pe aceste coordonate generale se plasează şi atitudinea publicisticii şi criticii literare româneşti contemporane faţă de scriitorul sovietic.

 

Din datele culese de autor reiese că unele opere ale lui Ehrenburg, sau măcar informaţii cu privire la acestea au fost cunoscute de cititorii români de la sfirşitul anilor '20. Traduceri, în special ale reportajelor scriitorului sovietic, precum şi articolele ce-i erau închinate au apărut cu o mai mare intensitate în prima jumătate a anilor '30, cind în România ia un avînt deosebit lupta antifascistă. Acestea contribuia în mod egal atît la lărgirea şi intensificarea luptei împotriva fascismului, cît şi la o cunoaştere mai amplă a culturii sovietice, a realizărilor ei pe plan literar. Unele articole reprezintă adevărate exegeze literare ale unor opere cuprinzind o serie de observaţii valoroase privind specificul talentului sau particularităţile stilistice ale scriitorului.

 

După cei de-al doilea război mondial, Ehrenburg a făcut parte din numărul acelor scriitori sovietici care s-au bucurat de mare popularitate în ţara noastră. El a fost unul dintre primii soli ai literaturii sovietice care au stabilit contacte directe cu publicul românesc (1945). Glasul lui de tribun a găsit îa psrmanenţă răsunet în inimile cititorilor noştri, iar personalitatea lui de adevărat militant, după expresia lui Mihail Sadoveanu, a constituit un exemplu pentru scriitorii români.

 

Aproape toate din cele mai importante creaţii ale lui Ehrenburg au fost traduse în limba română foarte curînd după apariţia lor în original, iar în anii din urmă au fost publicate pentru prima oară En ţara noastră unele scrieri ale sale realizate în anii '20.

 

 

428

 

În ultimii 25 de ani în ziarele şi revistele româneşti au apărut zeci de articole şi recenzii care, de regulă., au prezentat cititorilor cele mai recente traduceri din operele scriitorului sovietic.

 

În încheiere, autorul se referă mai рз larg la amplul studiu — deocamdată singurul de acest fel — al lui Mihai Novicov, care se remarcă printr-o tratare de largă perspectivă a activităţii creatoare a lui I. Ehrenburg.

 

 

29. EHRENBURG EN ROUMANIE

(Résumé)

A. Kövári

 

 

L'article constitue un fragment de l'étude monographique de l'auteur, en cours d'élaboration, concernant l'oeuvre littéraire de Ehrenburg.

 

Dans l'introduction, en s'appuyant sur des données, il est vrai peu nombreuses, mais combien éloquentes pour ce qui est de la création de l'écrivain soviétique bien connu, l'auteur essaye de définir l'attitude du monde de la critique européenne à l'égard d'Ehrenburg,

 

C'est sur ces coordonnées générales que se place aussi l'attitude des publicistes et des critiques littéraires roumains contemporains, à l'égard de l'écrivain soviétique.

 

Les données recueillies par l'auteur attestent le fait que certaines oeuvres d'Ehrenburg — ou, du moins, des informations les concernant—, ont été connues par le public roumain dès la fin des années 20. Des traductions, surtout d'après les reportages de l'écrivain soviétique, et des articles qui lui rendaient hommage, parurent en plus grand nombre pendant la première moitié des années 30, lorsqu'on Roumanie la lutte anti-fasciste prenait un essor tout particulier. Elles contribuaient à l'extension et le renforcement de la lutte contre le fascisme, autant qu'à une plus ample connaissance de la culture soviétique et de ses réalisations sur le plan littéraire. Certains articles représentent de véritables exégèses littéraires d'oeuvres contenant des observations de valeur, en ce qui concerne le caractère spécifique du talent ou les particularités du style de l'écrivain.

 

Après la seconde guerre mondiale, Ehrenburg était du nombre des écrivains soviétiques qui avaient joui d'une grande popularité dans notre pays. Il fut l'un des premiers messagers de la littérature soviétique, ayant établi des contacts directs avec le public roumain (1945), Sa voix de tribun a constamment trouvé un écho dans le coeur de nos lecteurs, et sa personnalité de véritable militant — selon l'expression de Mihail Sadoveanu — a été un exemple vivant pour les écrivains roumains.

 

Presque toutes ses plus importantes créations ont été traduites en roumain, très peu de temps après leur apparition en original et, ces dernières années, certains de ses écrits datant du troisième décennie de notre siècle, ont été publiés pour la première fois en Roumanie.

 

Durant ces derniers 25 ans, les journaux et les revues de notre pays ont publié des articles et des comptes rendus qui, de règle, présentaient aux lecteurs les traductions les plus récentes des oeuvres d'Ehrenburg.

 

Pour conclure, l'auteur se réfère d'une manière plus étendue à l'ample étude, pour le moment la seule du genre, de Mihai Novïcov, laquelle se fait remarquer par un traitement largement ouvert de l'activité créatrice de I. Ehrenburg.

 

 

---

 

30. OBSERVAŢII ASUPRA STILULUI ŞI LIMBII COMEDIEI «IVAN VASIL'EVIC» DE M. BULGAKOV

(Rezumat)

Isolda Vîrsta

 

 

Articolul este consacrat unei studieri detaliate a comediei „Ivan Vasil'evič", operă a cunoscutului scriitor şi dramaturg sovietic M. Bulgakov.

 

Din necesităţi de metodă, studiul a fost împărţit în cîteva capitole: Limba personajelor, Culoarea şi sunetul în comedie etc.

 

 

448

 

În introducere, referindu-se la meritele lui M. Bulgakov — romancier, autoarea subliniază că scriitorul a fost în acelaşi timp un dramaturg înnăscut. Capitolul cel mai amplu este cel referitor la limbă — elementul primordial al operei. Într-un alt capitol se constată legătura dintre această comedie şi alte genuri ale artei — de pildă, o evidentă structură cinematografică a piesei. Studiind respectiva operă — mai puţin cunoscută decît altele aparţinînd dramaturgului sovietic — autoarea porneşte de la premisa că „în piesele lui Bulgakov nu există fapte nesemnificative", încercînd să motiveze fiecare episod din desfăşurarea acţiunii, la care se referă. De asemenea, autorea încearcă să facă o legătură între expresia artistică folosită de dramaturg şi specificul gîndirii sale. Intenţia autoarei de a privi piesa lui M. Bulgakov ca pe un tot unitar, alcătuit din strînsa interdependenţă a componentelor sale, are drept cauză aspectul cîte o dată unilateral al unor studii lingvistice sau de exegeză literară pe această temă, în care analizarea conţinutului de idei sau a limbii prevalează evident în detrimentul celorlalţi factori.

 

Articolul prezintă rezumativ unele recenzii privind două montări ale piesei „Ivan Vasil'evič", realizate în Uniunea Sovietică.

 

 

30. OBSERVATIONS SUR LE STYLE ET LA LANGUE DE LA COMÉDIE «IVAN VASIL'EVlC» DE M. BULGAKOV

(Résumé)

Isolda Vîrsta

 

 

L'article est consacré à l'étude détaillée de la comédie „Ivan Vasil'evič", oeuvre de l'écrivain et dramaturge soviétique bien connu, M. Bulgakov.

 

Pour des raisons de méthode, l'étude a été divisée tn quelques chapitres: La langue des personnages, La couleur et le son dans la comédie, etc.

 

Dans l'introduction, l'auteur souligne, en pariant des mérites de M. Bulgakov, romancier, qu'il a été, dans le même temps, un dramaturge inné. Lе chapitre le plus étendu est celui qui porte sur la langue, élément primordial de l'œuvre. Dans un autre chapitre, on constate le lien qui existe entre cette comédie et d'autres genres de l'art, par exemple l'évidente structure cinématographique de la pièce.

 

En analysant cette œuvre moins connue que d'autres de la dramaturgie soviétique — l'auteur part de la prémisse que „ dans les pièces de Bulgakov il n'y a pas de faits dépourvus de signification"; elle argumente, dans ce sens, chacun des épisodes qui se déroulent pendant l'action. Elle établit également un rapport entre l'expression artistique utilisée par le dramaturge et caractère spécifique de la pensée de celui-ci. L'intention de l'auteur de considérer la pièce de Bulgakov comme un tout unitaire, résultat de l'étroite interdépendance de ses éléments composants, trouve son origine dans l'aspect parfois unilatéral de certaines études linguistiques ou d'exégèse littéraire sur ce thème, dans lesquelles l'analyse du contenu d'idées ou de la langue prend le pas avec évidence au détriment des autres facteurs.

 

On présente en résumé quelques comptes rendus concernant deux mises-en-scène de la pièce „Ivan Vasil'evič", réalisées en Union Soviétique.

 

 

---

 

31. ИНТЕРЕС РУМЫН К ПОЛЬСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА

(Резюме)

И. Петрикэ

 

 

Распространение польской литературы в Румынии во второй половине XIX века, как отмечает автор, характеризуется двумя этапами: первый—шестидесятые—семидесятые годы — определяется созвучием политических и национальных интересов этих двух народов; второй — последние десятилетия XIX века— является тем периодом, когда возрастает интерес румын к признанным произведениям художественной литературы, к польской литературе с социальной проблематикой.

 

В первый период в центре внимания находилось творчество Адама Мицкевича, с которым познакомились румынские революционеры-демократы Н. Бэлческу, И. Елиаде Рэдулеску, Ион Войнеску, К. А. Росетти и др. Тогда же появляются и первые переводы на румынский язык произведений польского поэта. Джеордже Бариц опубликовал в 1843 году в переводе Иосифа Ману Отрывки из Книг польского народа и пилигримства, а Георге Асаки переработал несколько баллад Мицкевича и сатиру Игнатия Красицкого, В период, когда польский народ поднялся на национально-освободительную борьбу, Ал. Пелимон и Гр. Грандя перевели стихи польского поэта.

 

Отзвуки творчества Мицкевича найдем и у Дж. Барица, Ал. Папиу Илариана, Ал. Одобески у Б. П. Хашдеу, который знал творчество многих польских писателей.

 

Во второй период творчество Мицкевича в Румынии воспринимается так же успешно, и рассматривается как эталон прогрессивного духовного проявления (К. Доброджану-Геря). Появляются переводы на румынский язык Улисе Кариади, Джеордже Кошбука, Григоре Лазу. В то же время некоторые румынские периодические издания („Amicul familiei" или издания Эдуарда Адамски) проявляют повышенный интерес к польской культуре. Румынский читатель знакомится с новыми именами польских писателей (Т. Т. Еж, Юзеф Крашевский, Винценти Косякевич, Богдан Залесский). Наступление на народничество способствует распространению творчества варшавских позитивистов. Появляются переводы философских трудов Юлиана Охоровича (1885) и произведения социального резонанса Ал. Свентоховского (1888, 1895). Этот период завершается знакомством румынского читателя с творчеством другого крупного польского писателя — Генриха Сенкевича.

 

 

466

 

31. L'INTÉRÊT MANIFESTÉ PAR LES ROUMAINS POUR LA LITTÉRATURE POLONAISE PENDANT LA SECONDE MOITIÉ DU XIX-E SIÈCLE

(Résumé)

Ion Petrică

 

 

La diffusion de la littérature polonaise en Roumanie pendant la seconde moitié du siècle passé, a connu — suivant les affirmations de l'auteur — deux phases: la première, du V-e à la fin du VII-e décennie, déterminée par l'existence chez les deux peuples de mêmes consonances et aspirations nationales, la seconde, pendant les dernières décennies du siècle, caractérisée par une hausse d'intérêt, chez les Roumains, pour les valeurs littéraires polonaises consacrées et leurs œuvres à résonances sociales.

 

Durant la première période, ce fut l'œuvre d'Adam Mickiewicz qui s'imposa; elle était bien connue des démocrates roumains révolutionnaires (N. Bălcescu, I. Eliade Râdulescu, Ion Voinescu, C. A. Rosetti, etc.). C'est alors aussi que parurent les premières traductions en langue roumaine de l'œuvre de l'écrivain polonais. Ainsi en 1843, George Baritz publia, dans la traduction de Iosif Manu, Fragmente din cărţile pribegiei (Passages des livres de l'errance), tandis que Gheorghe Asachi adaptait des ballades de Mickiewicz et une satire d'Ignancy Krasicki. Lorsque le peuple polonais se souleva dans un grand mouvement pour la conquête de sa liberté nationale, A. Pelimon et Gr. Grandea traduisirent aussi des vers du grand poète polonais.

 

Des échos de l'œuvre de Mickiewicz se retrouvent dans les écrits de Baritz, Al. Papiu-Ilarian, AI. Odobescu, B. Petriceicu-Haşdeu, ce dernier étant un grand connaisseur de la littérature polonaise.

 

Pendant la seconde période mentionnée ci-dessus, l'œuvre de Mickiewicz poursuit son processus de pénétration parmi les Roumains, étant considérée comme le prototype des manifestations spirituelles avancées (C. Dobrogeanu-Gherea). De nouvelles traductions en roumain font leur apparition; elles appartiennent à Ulysse Cariadi, George Coşbuc, Grigore Lazu. En même temps, certaines publications roumaines (comme, par exemple, „Amicul familiei" — „L'Ami de la famille" — ou celles dirigées par Edouard Adamski) manifestent un intérêt accru pour la culture polonaise. C'est ainsi que le lecteur roumain fait la connaissance de nouveaux-noms d'écrivains polonais (T. T. Jež, Józef Ignacy Kraszewski, Wincenty Kosiakiewicz, Bohdan Zaleski). L'offensive anti-junimiste facilite la pénétration des œuvres des positivistes de Varsovie. On traduit en roumain l'œuvre philosophique de Julian Ochorowicz (1885), ainsi que des passages de la littérature à résonance sociale de Al. Swietochowski (1888, 1895). Cette période culmine par l'attrait qu'exerce sur l'esprit des lecteurs roumains la figure d'un autre grand écrivain polonais — Henryk Sienkiewicz.

 

 

---

 

32. ТРАДИЦИЯ И НОВАТОРСТВО В СОВРЕМЕННОЙ СКАЗКЕ

(Судьбы традиционных формул)

(Резюме)

Николае Рошиану

 

 

В настоящей статье автор, опираясь на современные записи румынских сказок (на магнитофонной ленте), пытается определить основные направления развития устной народной прозы (в применении традиционных формул) на нынешнем этапе. В результате автор пришел к следующим общим выводам, касающимся изменения инициальных, медиальных и финальных формул.

 

 

491

 

Сохраняются, как правило, все типы традиционных формул, что свидетельствует об их большой устойчивости и жизненности, однако отмечается уменьшение числа вариантов.

 

У большинства современных сказочников наблюдается тенденция к упрощению традиционных формул (имеются в виду в первую очередь инициальные и финальные формулы); вместе с тем растет число сказок, в которых формулы (прежде всего инициальные и финальные) вообще отсутствуют.

 

Сохраняется дифференцированное употребление формул (утвердительных и отрицательных) в разных типах сказки (волшебных, новеллистических и т.д.).

 

Стихотворные формулы в подавляющем большинстве сохраняются в традиционном виде, однако у некоторых современных исполнителей рифма начинает исчезать.

 

Некоторые формулы, метафорические выражения деметафоризуются; в то же время некоторые компоненты формул исчезают, другие заменяются импровизированными вариантами.

 

Некоторые медиальные формулы, обозначавшие определенные ситуации, расширяются, переносятся на новые ситуации и объекты (то же самое можно сказать и о формулах, обозначающих в старых сказках речь определенного персонажа и включаемых теперь в уста другого персонажа).

 

Усиливается процесс взаимнопроникновения элементов различных типов формул (внешняя медиальная формула, например, имеющая целью возбудить любопытство слушателей, заменяет иногда инициальную формулу, элемент, относящийся к инициальной формуле, можно встретить в финальной и т.д.).

 

Процесс «модернизации» сказки затрагивает иногда и самые формулы.

 

Число традиционных формул, употребляемых одним сказочником, очень невелико: каждый современный сказочник знает, как правило, два или три типа формул, которые он повторяет почти идентично (если они в стихах) или в несколько измененном виде (когда рифма отсутствует).

 

Сказки современных сказочников дают автору богатый материал и для исследования других сторон устного стиля; обнаруживается, таким образом, ряд приемов, встречающихся очень редко или отсутствующих в старых сказках.

 

 

32. TRADITION ET INNOVATION DANS LE CONTE CONTEMPORAIN

(Le sort des formules traditionnelles)

(Résumé)

Nicolae Roşianu

 

 

Sur la base des matériaux que lui offrent les contes enregistrés (sur ruban de magnétophone) directement auprès des conteurs roumains contemporains, l'auteur suit, dans l'article, le processus des transformations subies actuellement par les formules traditionnelles (initiales, médianes et finales). On y identifie les principales directions suivantes:

 

De règle, tous les types de formules traditionnelles se maintiennent, phénomène qui prouve leur grande stabilité et viabilité. En échange, on constate la diminution du nombre des variantes.

 

La majorité des conteurs contemporains manifestent une tendance vers la simplification des formules traditionnelles (ce qui est valable en premier lieu pour les formules initiales et finales) ; par ailleurs, le nombre des contes dont les formules sont totalement absentes, est en croissance (seurtout en ce qui concerno les formules initiales et finales).

 

L'emploi différencié des formules (affirmatives et négatives) se maintient dans les divers types de contes (fantastiques, épisodiques, etc.).

 

Les formules en vers, pour la plupart, conservent leur forme traditionnelle. Cependant, chez quelques conteurs, la rime tend à disparaître.

 

Certaines formules, expressions métaphoriques, se „démétaphorisent" ; en même temps, des éléments composants de certaines formules disparaissent, tandis que d'autres éléments sont remplacés par des improvisations.

 

Des formules médianes qui ne marquaient que certaines situations, s'étendent à présent aussi à d'autres situations ou objets (réflexion que l'on peut également faire au sujet des formules qui, dans les vieux contes, marquaient les discours de tel ou tel personnage, mais qui, maintenant, apparaissent aussi dans ceux de tels autres personnages).

 

 

492

 

On constate une intensification du processus d'interpénétration des éléments des différents types de formules (la formule médiane externe, par exemple, avait la mission de susci ter la curiosité des auditeurs, cependant qu'à présent elle remplace parfois la formule initiale; ou bien, l'élément de la formule initiale peut être actuellement rencontré aussi bien dans la formule finale, etc.).

 

Le processus de modernisation du conte s'étend quelquefois aussi à certaines formules.

 

Le nombre des formules traditionnelles avec lesquelles opère un conteur, est relativement réduit: chaque conteur contemporain ne connaît d'ordinaire que deux à trois types de formules qu'il répète en une formule presqu'identique (si elle est en vers) ou avec quelques modifications (si la rime manque).

 

Les contes du répertoire des conteurs roumains contemporains ont offert à l'auteur de riches matériaux pour la mise en évidence d'autres aspects du style oral ; on a pu de la sorte, identifier une série de procédés, rarement rencontrés ou même absents des anciens contes.

 

 

 

514

 

33. ЧЕШСКО-РУМЫНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ПЕРИОДА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

(Ян Урбан Ярник и раненые румынские солдаты в пражском лазарете).

(Резюме)

Тр. Ионеску-Нишков

 

 

В введении автор показывает, как начали изучать румынский язык Ян У. Ярник, поп Йозеф Шпахта и аббат Мефодий Заворал. Для каждого из них, в большей или меньшей мере, это было делом случая. Например, по свидетельству Ярника, он, находясь в Париже приблизительно в 1874 году и познакомившись там с румынским студентом Конст. Джорджаном, «вдруг решил изучать язык потомков Траяна».

 

Его первое знакомство с ранеными румынами в Праге состоялось в конце августа 1914 года. С этого периода проф. Ярник проводил неутомимо деятельность, исполненную самопожертвования. В своих неизданных письмах, посланных во время войны друзьям из Ардяла, он показал, в чем именно состояла эта деятельность, Ярник периодически посещал лазареты, где находились румынские раненые, выступая в качестве переводчика между ними и медицинским персоналом, доставал им из Ардяла румынские газеты и книги, читал им рассказы, очерки и повести, писал письма их родным и читал ответы их семей; других же, которые были неграмотными, научил писать и читать по румынски.

 

Любовь и душевная теплота, которой окружал Ярник румынских раненых в период войны, нашли широкий отклик в печати и общественном мнении Ардяла. Многие газеты и журналы как Трансильвании, так и Валахии, восторженно писали о бескорыстной деятельности этого «большого друга румын».

 

В заключении автор подчеркивает тот факт, что общество «Астра» по примеру Ярника послало несколько тысяч книг и брошюр раненым румынским солдатам, находящимся в лазаретах Праги, Брно, Пардубице, Хрудиме, Лайтмерице, Мэриш-Вайскирхенс, Вене, Иннсбруке, Гмюндене и других местах.

 

 

33. RELATIONS TCHÉCO-ROUMAINES DURANT LA PREMIÈRE GUERRE MONDIALE

(Jan Urban Jarník es les soldats blessés, d'origine roumaine, se trouvant aux hôpitaux de Prague)

(Résumé)

Tr. Ionescu-Nişcov

 

 

Dans l'introduction de son travail, l'auteur montre les circonstances dans lesquelles Jan Urban Jarník, le prêtre Josef Špachta et l'abbé Méthode Zavoral commencèrent d'apprendre la langue roumaine. Pour chacun d'eux, ce fut plutôt le hasard qui en décida. Ainsi, apprenons-nous des affirmations mêmes de Jarník que, se trouvant à Paris, vers 1874, et y faisant la connaissance de l'étudiant roumain Constantin Georgian, "il s'est décidé de but en blanc d'aborder l'étude de la langue des descendants de Trajan".

 

Ses premiers contacts avec les blessés roumains de Prague eurent lieu vers la fin du mois d'août 1914. C'est à partir de cette date que le professeur Jarník se dépensa dans une infatigable activité de samaritain. En partant de quelques lettres inédites, écrites par Jarník à ses amis de Transylvanie, pendant la guerre de 1914, l'auteur nous montre en quoi consistait cette activité. Il visitait, en effet, périodiquement, les hôpitaux où se trouvaient des soldats blessés roumains, se mettait à leur service comme interprète auprès des médecins, leur procurait des journaux et des livres de Transylvanie, leur faisait la lecture (nouvelles, essais, récits), faisai, leur correspondance en écrivant leurs lettres envers la famille, leur lisait les réponses reçues enfin, aux illettrés, il apprenait à lire et à écrire en roumain.

 

L'attachement et la générosité de cœur que Jarník aura manifestés pendant toute la durée de la guerre aux blessés roumains, ont eu un profond écho dans la presse et l'opinion publique de Transylvanie, De nombreux journaux et plusieurs revues, tant de cette province que de Valachie, ont souligné par des éloges l'activité désintéressée „de ce grand ami des Roumains".

 

Dans la partie finale de son travail, l'auteur mentionne le fait que la Société „Astra", prenant exemple de Jarník, expédia, à son tour, quelques milliers de livres et de brochures aux soldats blessés, d'origine roumaine, hospitalisés à Prague, Brno, Pardubice, Chrudim, Leitmeritz, Mahrisch-Weisskirchen, Vienne, Innsbruck, Gmunden et autres localités.

 

 

519

 

34. ИДЕНТИФИКАЦИЯ ПОСЕЛЕНИЯ РУСЧИА 1228 ГОДА

(Резюме)

А. А. Болшаков-Гимпу

 

 

При внимательном изучении карты документа 1228 года о границах поселения Сэплак было установлено, что Русчиа в этом документе не является Русью, а нынешним селом Руший-Мунць.

 

В XII веке, спасаясь от феодального ига, русские беженцы (бродники) поселяются на Волге, на Донце, на севере Молдовы и даже в Трансильвании, где о их поселении упоминают документы начала XIII века; среди них находится и Русчиа.

 

Предложенная локализация и советские исследования, датирующие позднее (XVIII век) происхождение «Слова о полку Игореве», также дают возможность сделать заключение о том, что в XII—XIV вв. существовала абсолютная преемственность молдавского княжества, стольными градами которого последовательно были Бырлад, Молдова (Байа) и Сирет.

 

 

34. IDENTIFICATION DE LA LOCALITÉ RUSCIA DE 1228

(Résumé)

A. A. Bolşacov-Ghimpu

 

 

L'étude détaillée, basée sur une carte, de l'acte de délimitation du domaine Săplac de 1228, mène à la conclusion que la localité Ruscia du document en question n'est pas Rusia (la Russie), mais l'actuel village dénommé Ruşii-Munţi.

 

Fuyant l'exploitation féodale, des réfugiés russes (les Brodniks) s'établirent au XII-e siècle sur la Volga, le Donetz, en Moldavie du Nord, jusqu'en Transylvanie, où les documente mentionnent l'existence de leurs habitats au début du XIII-e siècle. On y énumère actuellement aussi la localité Ruscia.

 

Par ailleurs, la localisation proposée, corroborée par les études des chercheurs soviétiques concernant l'origine récente le XVIII-e siècle — du poème „Chant pour l'ost d'Igor", permet de conclure à une parfaite continuité, du XII-e au XIV-е siècles, du voïévodat de Moldavie dont la capitale fut, successivement, à Bîrlad, Moldova (Baia) et Siret.

[Back to Index]