Македонски Прегледъ
Година
IX, книга 1, София, 1934

 

4. Македонская диалектология и сербские лингвисты.

А. Белич и его последователи

 

отъ А. М. Селищева.

 

 

Среди диалектологических работ проф. А. Белича нет пока ни одной, которая представляла бы результат его непосредственных наблюдений над говорами Македонии. Летом 1914 года проф. Белич совершил поездку в Македонию с диалектологическою целью. Тем же летом и я проник туда, желая собрать материал для работы, которой я занимался уже несколько лет до того, — о языке населения Полога и района Скопья. Мне было отрадно узнать в Тетове, что за несколько дней до моего прибытия сюда (во 2-ой половине июня), здесь проездом был проф. Белич и производил диалектологический опрос (— приём, сильно отличающийся от тех предписаний, которые находятся в его статье, напечатаной в „Известиях Отдел. рус. яз. и слов. Ак. Наук", том XVIII, кн. 1, 1913 г. и в журнале „Јужнословенски Филолог", VI, 1926-1927). Я всё время с нетерпением ждал появления македонской диалектологической работы проф. Белича, но так и не дождал до сих пор (начало 1933 г.).

 

Между тем, проф. Белич часто выступает в категорическом и высокомерном тоне по вопросам македонской диалектологии, — выступает в кратких общих рецензиях, статьях и книгах. Эти выступления получили особенно резкие формы с 1913 г. Таковы его книги „Сербы и Болгары въ балканскомъ союзѣ" (СПб. 1913; сербское издание в том же году) и „La Macédoine. Études ethnographiques et politiques" (Paris—Barcelone, 1919). Эти книги Белградского профессора и академика не относятся ни к области этнографии, ни к области лингвистики. Цель этих книг иная: пропаганда политического сербизма, — пропаганда, не считающаяся ни с какими протестами македонской реальности в современном и в прошлом. По характеру своего содержания,

 

 

54

 

по приемам и по цели эти работы проф. Белича ничем не отличаются от книги его коллеги, проф. Тих. Ђорђевића „Македонија" (2-е изд. в Белграде, 1929; раньше была издана на английском языке в Лондоне, в 1919 г., и на французском языке в Париже, в 1919 г.). Цель этих книг одинакова: дать историческое, этнографическое и лингвистическое обоснование господства Сербии в Македонии, — дать посредством приемов, нередко не имеющих некакого отношения к науке. Надменность стиля, ирония над болгарским народом — другая общая черта произведений белградских профессоров Белича и Джьорджевича. У последнего эта ирония доходит до грубости. Зато всё сербское идеализируется. Вот 2-3 цитаты из книги Джьорджевича:

 

„Срби и Македонци были су један исти народ и по пореклу, и по крви, и по култури. Срби у Македонии [в средние века] нису били завојевачи, већ ослободиоци. Срби у Македонии нису представљали господарећи слој, већ браћу, која су доносила слободу. Они нису у Македонии тражили ни богатства, ни плена, већ су уносили у њу имућност и благостање (52)... Док је бугарска владавина у Македонии била у пуном јеку бугарског варварства, дотле је српска била у пуном напону српске културе. Улазећи у Македонију, Срби у њој нису ништа порушили и упропастили, већ на против [1] (53).

 

„Сви пoкyшajи понеког свесног Бугарина [в новое время] да му се сународници дигну из овога страшнога стажа остали су без успеха. Пoкyшaj бугарског калуфера Паисија, који je, 1762 године, да би свој народ освестио, написао једну „Историју бугарског народа", остао је међ Бугарима неопажен" [2] (100).

 

 

1. Но сравн. свидетельство жития св. Симеона:

(P. I. Šafařík, Památky dřevního písemnictví jihoslovanů. Praha. 1873. Стр. 8).

 

2. В 1765 год. Котленский молодой священник Стойко Владиславов, позднее Софроний епископ Врачанский, сделал список с этой „Историй” и положил в церковь для пользования народного. В конце XVIII-го в. и в начале XIX-го было сделано и много других списковъ. Приписки, сделанные в некоторых списках, определенно свидетельствуют о национальном значении и воздействии „Истории" Паисия. „на пòлзѹ рòдѹ бòлгарскомѹ”. См. в издании И. Иванова „История Славѣноболгарская собрана и нареждана Паисіемъ іером." София. 1914, стр. IX–XI, LIV–LIX.

 

 

55

 

„Што су Бугари, у XXI веку, устали из гроба, у који су их Турци били положили још на крају XIV века, имају да благодаре само сентименталности славенофилске Русије. Без тога они, још и данас, тешко да би знали да постоје као народ..." (98).

 

„Бугарске васкрсење дошло је са стране. Младоме Рутену, Ђорђу Венелину (1802–1839), родом из Лавова, било је сужено да створи [!] бугарски народ" (101).

 

— Так пишет профессор университета в Белграде Др. Т. Джьорджевич. По своему содержанию и стилю к книге Д-ра Джьорджевича близка и „La Macédoine" акад. Белича. Минуем эту книгу.

 

Наше внимание останавливают статьи проф. Белича, напечатанные в солидном издании — справочника „Народна Енциклопедија српско-хрватско-словеначка" проф. Ст. Станоевича, — статьи: „Јужнословенски језици" (том II, стр. 189–190), „Старословенски језик" (IV, 434–435), „Српскохрватски језик" (IV, 392–405), „Штокавски дијалекат" (IV, 1064–1077).

 

Македонские говоры представляются Д. Беличем в этих статьях как говоры сербские. Но приемы, какими пользуется он для того, чтоби втиснуть эти говоры в отдел сербских, поразительны по своему отклонению от требований, которым должна удовлетворять хотябы самая элементарная лингвистическая работа. Изложены же эти статьи совсем не елементарно, а  расчитаны, повидимому, на читателя-специалиста. Македония — одна из излюбленных областей моих многолетних лингвистических и этнографических изучений, и мне больно наблюдать эти вопиющие отклонения, но представляемые акад. Беличем как абсолютные утверждения истины.

 

Мы представим подробный разбор названных статей сербского академика. Сначала представим в извлечениях и в изложении части статей, заключающие в себе указания, относящиеся к Македонии. Затем сделаем критический анализ этих указаний.

 

1. „Јужнословенски језици". На основании разной судьбы праславянских *tj, *dj в словинской и сербохорватской группах с одной стороны и в болгарской и в „старославянской" группах — с другой, а также на основнии других черт, особенно в системе

 

 

56

 

местоименных и глагольных форм, „можно говорить о двух диалектических группах южнославянских языков", — о восточной, которая позднèе развилась в болгарский и давнишний старославянский язык, и о западной, которая развилась в сербскохорватский и словинский". Указано, что „в народных диалектах южной Македонии до сих пор сохраняются остатки" старославянского языка. Сделана при этом ссылка на „Мак. дијалекти". Но такой статьи в Энциклопедии я не нашел. О диалектах западной Македонии сделано такое замечание: „в некотором отношении они представляют особенности одинаковые с болгарскими диалектами, хотя в своей основе они остаются и далее сербско-хорватскими". Никаких лингвистических конкретных указаний тут не дано.

 

2. „Старословенски језик". В этой статейке дано определение старославянского языка, указаны ст.-славянские памятники и отмечено общее значение изучения этого языка. „Вероятно, в нем отражается народный говор славян около Солуня (юговосточный или южный македонский диалект). По своей основной особенности, по звукам шт и жд вместо праславянских *tj, *dj (свешта, межда = прасл. свѣтја и медја) принадлежит той же группе восточных южнославянских диалектов, к какой относится и болгарский язык" (— ссылка на статью „Јужнословенски језици").

 

И так, южномакедонские говоры относятся к одной группе с болгарскими говорами.

 

В отмеченные двух статьях делаются ссылки на болгарский язык. Но статьи об этом языке Энциклопедия не нашла возможным или нужным поместить. В статье „Бугари" (1-й том) отмечены только политические судьбы в истории Болгарии. Отсутствие статьи о болгарском языке не лишено значения.

 

3. „Српскохрватски језик". А. Белич предполагает что ранее поселения на Балканском полуострове предки южных славян представляли 2 группы: восточноюжнославянскую и западноюжнославянскую. Границею между этими группами служил может быть средний Дунай в районе Пешта. Представители первой группы позднèе спустились вдоль Дуная на Балканский полуостров, а представители второй группы заняли области к северозападу отъ Балканского полуострова и западную часть его. Первая группа легла в основу языков „старославянского" и „болгарского", вторая группа легла в основу языков сербо-

 

 

57

 

хорватского и словинского. Ранее возникновения отдельных черт в сербохорватском и словинском диалектах, предки этих языковых групп „жили одною жизнью и вместе развили много черт языкового единства”. Черты этого предполагаемого единства: 1) t’— d’ вместо *tj—:*dj; 2) št'—žd' вм. *stj, *skj, *zdj, *zgj; 3) различное образование редуцированных гласных ъ, ь; 4) изменение в ударении; 5) окончание -га в форме местоимения родит. ед. муж. рода; б) окончание -мо в 1 л. множ. ч. глаголов; 7) форма 3 л. ед. и множ. без -tь или -tъ.

 

„К периоду водворения этих говоров на Балканском полуострове относится и колонизация Албании, Фессалии и разных частей Греции представителями штокавского говора, под именем сербов и хорватов, которые в более поздние века дадут языковый материал староштокавского говора в Македонии (они имели в своем языке тогда, кроме прочих черт, ћ, ђ, шч, жђ)". По отношению к вопросу о славянской колонизации Албании сделана ссылка на статью „Штокавски дијалекат". Далее говорится о формировании диалектических групп, об областях, занимаемых ими. По отношению к штокавскому диалекту сделано такое замечание. Шток. диалект на новых местах поселений на Балканском полуострове дал также два диалекта: старейший штокавский, которые кроме ћ и ђ сохранил шћ и жђ (из stj и zdj) и некоторые другие старые особенности. Он находился некогда в Славонии, в западной Босне и в Далмации, к востоку от чакавского диалекта (такого типа и штокавский говор Албании, Эпира и Греции); затем младший штокавский, который, хотя и сохранял ћ и ђ, изменил шћ в шт, а жђ в жд. Старейший штокавский говор растворился в кайкавском хорватском, в разних поздних штокавских икавских говорах и в старом штокавском в Македонии". В дальнейшем указан ряд языковых черт в области исторической фонетики и морфологии сербохорватского языка.

 

4. „Штокавски диjалекат". Прежде всего определены границы штокавского диалекта в настоящее время и в прошлом. На востоке и юговостоке охвачены области западной Болгарии и Македонии. „На юге, в Македонии, граница штокав. диалекта идет нашей южной государственной границей, где именно сербохорватские говоры смешиваются с южномакедонскими говорами". Некогда область штоков. диалекта была не такая. Она в течение времени увеличилась. Увеличение произошло вследствие

 

 

58

 

переселения сербов и хорватов. Так, в давнее время сербохорватское население было и в Албании, в Эпире, в Фессалии и в Греции. Отсюда под давлением албанцев и турок, а также вследствие более ранних византийских войн славянское население перешло в Македонию.

 

В раннее время, при появлении на Балканском полуострове, штокавцы движутся в южном направлении, к морю, к линии от устья Бояны на север до устья Цетины (VII в. и позднèе). С начала ХII-го века штокавцы направляются к востоку, — к центральной Сербии, позднèе на юго-восток, — к Македонии. Наконец, после XIV в. и главным образом в более позднее время происходит сильное движение на север, сев.-запад и сев.-восток.

 

Непосредственно за водворением сербов и хорватов на Балканском полуострове стали развиваться 2 штоковских диалекта: „самый архаичный" на западе и „менее архаичный" к востоку от него. „Самый архаичный" диалект находился в западной Славонии, в западной Босне и в Далмации, между Цетиной и Неретвой (ближе к Цетине). Одной из главных особенностей этого диалекта были ћ, ђ вместо праславянских *tj, *dj, и шћ, жђ вместо *stj, *zdj. „Следует упомянуть, что к этому диалекту принадлежали и представители тех сербохорватских колоний, которые поселились в Албании, Эпире, Фессалии и Греции и которые позднèе образовали главное ядро сербохорватских македонских диалектов". В виду того что их поселение в Албании, Эпире, Фессалии и Греции относится к VI—VII векам, следует полагать, что уже в то время „архаичнейший штокавский диалект" существовал.

 

В дальнейшем А. Белич представляет группировку штокавских говоров, как частей „единого штокавского диалекта". Штокавские говоры представлены в виде 3 групп: 1) группа „староштокавская", 2) группа „среднештокавская", 3) группа „новоштокавская". Что касается критерия этой группировки, то это — „давность и значение языковых черт, которые являются характерными для каждой из этих групп". Для оценки учения А. Белича важно обратить взнимание, как он пользуется этим критерием, делая то или иное замечание о чертах в каждой из этих групп. Ниже мы приведем полностью его замечания

 

 

59

 

о македонских говорах при обозрении конкретной характеристики „штокавских" диалектов. А пока продолжим изложение замечаний А. Белича о формировании диалектов и обих распространении. Наше внимание привлекает „староштокавский диалект". Его границы

 

„в общих чертах представляют наши государственные граници в Южной Сербии на востоке по отношению к Болгарии, на юге по отношению к Греции, на западе по отношению к Албании, на севере линия, проходящая южнее Тетова идущая по направлению к Скопью (в котором, как во всех значительных центрах, говор смешанный) и затем между Кратовом и Кочане".

 

„На восточной и на южной границе староштокавский говор смешивается с южномакедонским, который окружает его с этих сторон".

 

В основе же южномакедонского диалекта лежит „прежний старославянский (старословенски) диалект". Как формирался „староштокавский" диалект? А. Белич утверждает, что сербско-штоковская основа этого диалекта возникнала не тогда, когда произходило проникновение Неманичей в Македонию, с конца XII-го века, в XIII-XIV вв.: в это время могли появиться только некоторые отдельные сербские языковые черты; сербская основа этого диалекта — не „среднештокавская" (Поморавье-Призренский край), а „староштокавская".

 

„Эту языковую основу представители сербов и хорватов могли принести только в наиболее древние периоды водворения в Албании, Эпире, Фессалии и Греции в VI-VII в.".

 

А. Белич напоминает, что в этих областях находятся многочисленные славянские топографические названия, свидетельствующие о славянских поселениях там. Это славянское население после борьбы с Византией подчинилось ей и разним династам. Наконец турки и „их штићеници Арнаути" усилили своим гнетом и разбоем переселение славян на север: „из Эпира и Албании, через Дрин в западную Македонию, оттуда в среднюю и далее, а из Фессалии и южной Македонии — на север и восток — до Салоник и других мест в Болгарии". А. Белич склонен предполагать, что в Греции и Албании было 2 славянских диалекта: на востоке, в Фессалии и может быть в самых восточных частях Эпира находился архаический старославянский, отличавшийся древностью от старославянского диалекта, на котором говорили около Солуня; отсюда [из южной Македония и Фессалии] он распространился по остальной Македонии. В западнем Эпире и в южной Албании, в непосредственном соседстве с упомянутым

 

 

60

 

архаичным старославянскимъ говором находился сербохорватский говор, в основе которого лежал самый архаичный штокавский диалект. Основной чертой перваго было: вместо праславянских *tj и *dj он имел ш'ч' и ж'џ', а не как старославянский шт и жд; точно также вместо праславянских *stj, *skj и *zdj, *zgj он имел ш'ч' и ж'џ', а не как старославянский шт и жд (свѣшч'а и меж'џ'а, дворши'ч'е, пуш'ч'а, дъж'џ'ь). Основной чертой другого, сербохорватского, было то, что вместо праславянских *tj и *dj он имел ћ и ђ (к' и г'), как и другие штокавские говоры; а вместо *stj, *skj и *zdj — ш'ч' и ж'џ', как это имел самый архаический штокавский диалект, лежащий в основе всех прочих штокавских диалектов". Представители „архаичного старославянского" диалекта, переселившись в южную Македонию, образовали смешанный южномакедонский диалект, с чертами преимущественно старославянской основы на востоке около Солуня, и с чертами преимущественно „архаичного старославянского" диалекта в говорих на западе, около Костура и Корчи. Конкретных указаний на языковые черты не дано. (Вероятно, имеются в виду замены *tj, *dj: шт, жд и шч, ждж).

 

Тепер о судьбах „сербохорватского" диалекта Македонии.

 

„Староштокавский сербохорватский диалект из Эпира и Албании перекинулся (вероятно, это происходило постепенно, начавшись с конца XII в. и позднèе в разное время и в разной мере) через Черный Дрин и наполнил почти всю Македонию в отмеченных границах. Славянский элемент, который тут мог [!] быть, он совсем (потпуно) ассимилировал, так что смешанные черты являются только там, где он соприкасается с южномакедонским на юге или на востоке (ср. выше). Он представляет теперь компактную массу, которая в диалектическом отношении несколько раз подновлялась под влиянием всё новых колоний того же свойства из Албании и Эпира. Этот диалект я назову настоящим македонским или македонским староштоковским".

 

Далее следует характеристика этого диалекта. Мы сообщим и проанализируем ее ниже. Теперь же на основании материалов исторических и лингвистических, которыми располагает наука в настоящее время, рассмотрим ближе все сообщенные выше утверждения А. Белича.

 

Не ясно представлены проф. Беличем отношения южнославянских групп при колонизации Балканского полуострова. Ранее водворения здесь предки восточноюжнославянской группы

 

 

61

 

(позднèе „болгарская" и „старославянская" группы) сидели к востоку и югу от среднего Дуная. В конце V-го века они подошли к нижнему Дунаю и затем поселились на Балканском полуострове. Предки западноюжнославянской группы (позднèе „сербохорватская" и „словинская" группы) ранее водворения на Балканском полуострове находились к западу от области, которую занимала восточноюжнославянская группа. Находясь у северных границ Балканского полуострова, западноюжнослаская группа была в подчинении у авар. Затем эти славяне заняли области не только на северозападе от Балканского полуострова, но и западную часть полуострова. Так представлено А. Беличем (IV, 394). Но он же утверждает, что славяне, появившиеся в Греции, Фессалии, Эпире, Албании, были штокавцы — сербы и хорваты. Их появление здесь относится к VI—VII векам. В каком же направлении шли сюда эти „штокавцы"? Как они ушли в таком случае из-под варварской власти? Не показаны исторические связи фессалийско-эпирских и греческо-албанских „штокавцев" с той основной штокавской группой, которая находилась, по определению А. Белича, севернее линии от устья Бояны до устья Цетины: сюда, к югу, и шло самое раннее движение штокавцев по их появлении на Балканском полуострове. Движение сюда обусловило близкие связи с чакавцами (VII—XIV вв.). С начала XII в. происходило движение штокавцев к центральной Сербии, и позднèе они направлялись на юго-восток, к Македонии. Вот основные направления штокавцев, как это представлено проф. Беличем. Среди них не видно „штокавцев", направлявшихся в Фессалию, в Эпир, в Грецию и Албанию. Не видно, когда они оторвались от „самого архаичного штокавского диалекта", находившегося в западной Славонии, в западной Босне, в Далмации, где-то между Цетиной и Неретвой. А в VI—VII в. они находились уже в Эпире — Албании.

 

Итак, в отношении колонизации проф. Белич совсем не попытался представить связь движения славян в Грецию и Албанию с движением сербохорватских групп. Его „сербо-хорваты" в Эпире, Фессалии и Албании издавна совсем изолированы от сербо-хорватских групп, и совсем темно, как они попали на этот юг Балканского полуострова. Проф. Белич не смог показать этой связи в миграционном движении потому, что нет данных для утверждения связи славянских групп Греции, Фессалии,

 

 

62

 

Эпира и южной и средней Албании с группами сербо-хорватскими. Всё то, что говорит А. Белич об этой связи совершенно произвольно: ни в географических условиях, ни в колонизационном движении славян на юг, ни в славянской топонимии Греции Фессалии, Эпира и Албании (южной и средной), ни в славянских заимствованных словах, находящихся в новогреческом и албанском языках, ни в этнографии Албании, ни в исторических документах невозможно найти указания на связи славянских групп Греции — Албании с сербо-хорватами.

 

Не выяснено А. Беличем направление движения славян в Грецию — Албанию. Произвольно его заявление, что в языке этих славян были черты, свойственные „архаичнейшему штокавскому" диалекту: ћ, ђ (к', г') вместо *tj, *dj (шч' ж'џ' вместо *stj, *skj, *zdj, *zgj — не показательно).

 

Проф. Белич повидимому не обратил внимания на топонимическую карту Албании, не заметил того, что обязательно должен был видеть: области, где находится славянская топонимия. Следует подчеркнут, что в Албании. Эпире, Фессалии сидели не отдельные славянские группы — „колонии", (по выражению А. Белича), как-то случайно пробравшиеся сюда, не зависимо от общего колонизационного движения тех или иных славянских групп, нет, — тут находилось многочисленное славянское население, как свидетельствуют пункты славянских поселении в этих областях; это население шло сюда в связи с общим колонизационным движением славян к югу и юговостоку. Если бы движение славян в среднюю и южную Албанию, в Эпир, в Фессалию, в Грецию шло с северо-запада, то должны быть соответствующие топонимические следы. В действительности нет следов такого направления в движении славян в Албанию—Эпир—Фессалию. Области, где находятся славянские топографические названия, совершенно ясно указывают, откуда шло движение славян в Албанию, Эпир, Фессалию. Прошу обратить внимание на карту славянских топографических названий в Албании, составленую мною на основании всех доступных материалов. Обозрение и изучение славянской топонимии в Албании обнаруживает следующее: многочисленные славянские топографические названия находятся в Фессалии, в Эпире и в бассейнах Воюсы, Осума—Девола—Семени,

 

 

63

 

верхнего Шкумби. В особенности же густо представлена славянская топонимия в бассейнах названных рек. Далее к северо-востоку славянские топографические названия почти сплошь находятся только в бассейне Черного Дрина, преимущественно верхнего и среднего течения его. Около правого притока Дрина, — притока, названного славянами „Быстрица", славянская топонимия не многочисленна. Тут рано славяне встречались с албанцами, как показывает албанская передача названия этой речки, — передача в виде „Puštericë": u вместо у (ы), št вместо st свидетельствуют о ранних встречах славян и албанцев в этом и в соседних на западе и югозападе районах. К северу от нижнего Шкумби, в бассейнах Арзена, Ишми, Мати и соединенного Дрина славянская топонимия представлена весьма немногими, отдельными пунктами. Во многих обширных районах этих областей совсем нет славянских названий. Эти названия пестрят только на северо-западе, в бассейне Скадрского озера. Но в бассейне соединенного Дрина славянские названия хотя и есть, но их очень мало.

 

Итак, если бы движение славян в Албанию шло с северозапада, из областей сербохорватских, то группы этих славян остались бы не только в районе Скадрского озера и кое-где у соединенного Дрина, но и в обширных областях северной и северо-западной Албании, между соединенным Дрином и Шкумби. Между тем, эта область почти свободна от топонимических следов славянства. Движение с северо-запада, из областей сербохорватских были, но это движение ограничивалось небольшим районом на сев.-западе, в районе Скадрского озера. Происходило движение с сев.-запада, из сербских областей, и к соединенному Дрину: но это движение было совсем не интенсивно. На движение в Скадрский район и к соединенному Дрину населения из сербских областей указывает не только присутствие славянских топографических названий там, но и звуковой вид их: в них отражаются черты сербохорватской языковой группы. Такое же указание представляют и фамильные имена давних жителей-славян в Скадрском районе и славянские заимствованные слова, находящиеся в албанских говорах северо-западной (но не средней и не южной) Албании:

 

ћ вместо *tj, ђ вм. *dj: Драговићи (1 а), Дргоћи (1 b), Краснић[и] (1 с), Stoici (местность, по указанию Скадрского кадастра 1416 г.). Patronymica, по указанию Скадрского кадастра:

 

 

64

 

Novach Grichinich, Ivan Sudia overo Sudichi, Boghichi. Заимствованное слово в албанском говоре Скадрского района: még'ë — „граница, предел".

 

у вместо ǫ: Луг (2 в). Patronymica: Иван Судья или Судић (по кадастру 1416 г.) Appellativa в северо-западных албанских говорах: tugë, gúsë, drugë.

 

По отношению к заменам гласных ъ, ь, славянская топонимия северо-западной окраины Албании не представляет указаний на совпадение их в одном гласном. По отношению к корню мы не располагаем примерами. А в суффиксе топографические названия Скадрского района представляют е : -ец : Градец, Штербец >> Стербец, Калец (1 а). Из аппеллативных славянских слов, вошедших в албанские говоры, отметим — opangë — в северной полосе гегских говоров. Заимствование этого имени в виде „opangë", с гласным а (вм. ь) относится к позднему времени. И по звуковому виду и по основе (-pan- из -pьn-) это слово взято в позднее времо от сербских групп. В прочих областях Албании это слово имеет иной вид: opingë, — с основой -pin-, как в болгарских группах. Необходимо отметить, что и изготовление албанских опинок является таким же, как в областях Македонии и далее к востоку до Адрианополя и Старой Загоры. [1]

 

В Скадрском районе были представители и иной славянской группы, пришедшей с юго-востока, — группы болгарской. Но эти представители в районе Скадра были в меньшинстве. Следы присутствия тут болгарских семей см. в моей книге: Славянское население в Албании, стр. 279—280, 285, 318.

 

Огромные пространства отделяют Скадрское гнездо с славянскими топографическими названиями от обширных областей с густой славянской топонимикой в средней и южной Албании и на востоке ее. При решении вопроса о передвижении тех или иных этнических групп совершенно недопустимо игнорировать географическую карту, указывающую на определенные пункты поселений тех или иных этнических групп. Ведь отмеченные факты — области нахождения славянских топографических названий в Албании — ясно свидетельствуют, что движение славян в средную и южную Албанию и Эпир было не с северо-

 

 

1. Fr. Nорсsa, Albanien. Berlin und Leipzig, 1925. Стр. 206—207, 236. Селищев, Славянское население в Албании. Стр. 175—176.

 

 

65

 

запада, а с востока: области со славянской топонимией являются непосредственным продолжением областей со славянской топонимией в южной и западной Македонии.

 

Нельзя также забывать о топографических условиях той или иной местности. И это необходимое требование проф. Белич совсем отбросил.

 

Движение в области южной Быстрицы, Воюсы, Семени (Осум, Девол), Шкумби шло преимущественно с юговостока, через Костурский и Охридо-ресенский края. В своем движении на запад славяне заняли Семени-Девол, водворились в Музакье, поселились в верхнем Шкумби. Но в области нижнего Шкумби было немного славянских поселений: эта область, в противоположность более отлогому руслу верхнего Шкумби с его речными долинами, неблагоприятна для поселения, тем более для земледельцев. В особенности значительной преградой для продвижения к северу служила южная гористая область по левую сторону Шкумби: горы здесь более обривисты, чем по правую сторону; долины весьма узки и заняты горнымы отрогами серпентина и известняка. Только в весьма немногих местах в выси холмов имеются небольшие площадки с почвой, удобной для посева. Теперь там виднеются не многие деревушки и отдельные постройки албанцев. Верхний же Шкумби с его речными долинами и покатыми холмами был густо заселен славянами. Предел их дальнейшему продвижению на север в этом районе представляла горная цепь, названная славянами Черменикой, по цвету се геологических элементов: над серпентином возвышаются красные песчаные пласты. [1] Высокими обрывистыми склонами отграничивается этот горный кряж от соседних областей. Черменика — естественная крепость, препятствующая продвижению на север с юга и на юг — с севера. Таким образом, ни из верхнего Шкумби, ни от Охридского озера, ни от Голо-брдо, ни от Дрина (через проход Булчицы) не подходили сюда славянские группы.

 

Изучение топонимии и топографии восточной Албании указывает также на направление движения славян в Албанию через северо-западную Македонию, из

 

 

1. Селищев, Слав. население в Алб., стр. 206—207.

 

 

66

 

Дебрского края в бассейн черного Дрина и далее к бассейну Мати. Многочисленные пункты славянских посселений тут были только по обе стороны Дрина. Но далее на запад зашли немногие славянские группы. За Вракой, в бассейне Смени (Smenja), находится горный кряж, служащий водоразделом между Фани и Мати. Служил он когда-то и пределом славянского продвижения далее на северо-запад, этот кряж славяне назвали так, как привыкли называть пограничные лесистые местности — Просек (Просѣка). Тут был расчищен лес и разбиты поля. И до сих пор местность около Просека со своими полями является оазисом в обширном лесу мелкого дубняка. [1] Совсем небольшое количество славянских пунктов между соединенным Дрином и Шкумби, полное отсутствие этих пунктов во многих обширных районах этой области зависела от природних условий этих гористых местностей, неблагоприятных для земледелия (— славянские пункты в Албании находятся преимущественно в долинах, у рек, террасах, удобных для земледелия; см. карту). Но горная обстановка не была главной причиной водворения славян в бассейне Мати, Ишми, Арзена: в этих краях, преимуществено в бассейне Мати, много и плодородных для земледелия местностей. Главная причина, препятствовавшая продвижению славянских групп сюда, заключалась в том, что эта область еще раньше была занята другими племенами, албанскими, занимавшимися преимущественно скотоводством. Здесь были сосредоточены предки албанцев в VI—VII веках по P. X. (— отставляем в стороне вопрос об областях более ранних поселений предков албанцев). На то, что бассейны Мати, Ишми, Арзена, Шкумби представляли собою область давних поселений албанцев, указывают и исторические данныя, и топонимия этой области, и словарь албанцев, богатый терминами (незаимствованными) для горного ландшафта.

 

Итак, ни с северо-запада, ни с востока не продвигались сюда славянские группы. Следовательно, в басейн верхнего Шкумби и в басейн Семени-Девола и далее на юго-восток сербо-хорватские группы попасть не могли. Вот результат изучения материалов и фактов по отношению к вопросо о славянских

 

 

1. К. Steinmetz, Von der Adria zum Schwarzen Drin. Sarajevo, 1908, стр. 72.

 

 

67

 

поселениях в Албании. (Подробнее см. II-ю главу моей книги „Слав. население въ Алб.").

 

Гипотеза проф. Белича об архаичнейших штокавцах сербохорватах в Албании, — гипотеза, категорически утверждаемая им как неподлежащий сомнению тезис (догмат), не имеет ничего общего с этими фактами. Эта гипотеза обнаруживает, что автор се игнорирует те элементы, на которых она должна строиться: географию, топографию, этническия отношения, историю, быт Албании.

 

Славяне, поселившиеся в басейне Черного Дрина, верхнего Шкумби, Семени-Девола, Воюсы, южной Быстрицы, были связани в этническом и языковом отношениях со славянами Македонии, Фракии, Мизии, т. е. со славянами болгарскими. Об этом свидетельствуют не только данныя топографии и топонимии, но и данныя этнографические и лингвистические. Они представлены во II—V главах моей книги о слав. населении в Албании. Обратим внимание, наприм., на вид и устройство частей дома и его принадлежностей, на домашнюю утварь: их терминология и реальное содержание представляют общие черты с населением Македонии (албан. gražd, carą или carǫ вместо более рането čaran — слав. čarěnъ—čerěnъ, čaranik; čerep, kotel, kobel и др.). Посмотрим на вид обуви, на опинки: она одинакова по своему изготовлению у албанцев средней и южной Албании, у болгар Македонии, Фракии и Прибалканья одинакова и название ее: алб. opingë, болг. опинък—опинок, множ. опинци, опинки. Отметимъ давный традиционный способ погонятъ вола или осла — тыкать его острым концом палки. Тот же давний способ погонки знает и население Македонии и Болгарии. Одинаково и название орудия погонки: албан. osten, болг. остен, алб. bodec, болг. бодец. Вспомним один из видов плуга в Албании, названный Фр. Нопчей „староболгарским плугом", — вид, распространенный в большей части территории Болгарии. Из топонимии отметим имена „Голѣм", „Извор", „Въртоп", — имена, свойственные областям болгарским. Отметим еще пункты Bulgarec (4d) — Bulgari (в Драчской епархии) — Bulgeri (2 b) на окраинах областей славянских поселений в Албании, где было население не только славянское, но и греческое (на юговостоке) или албанское (на западе). В числе выходцев из Албании, поселившихся в южной Италии в XII—XIV веках, было не мало болгар: итальянски регистры

 

 

68

 

нередко упоминают по какому-нибудь делу того или иного болгарина (bulgarus). Минуем другие многочисленные указания, ссылаясь на обозрение ил в моей книге о слав. населении в Албании.

 

Проф. Белич не обратил никакого внимания на все эти этнографические и исторические показания. Он совсем не изучил и лингвистических показаний, представляемых славянской топонимией въ Албании и славянскими словами, находящимися в языке албанцев. Этот источник указывает вне всяких сомнений на ряд главнейших черт языка славян, находившихся в средней и южной Албании. А черты эти свойственны группам болгарским.

 

Совершенно не известно, откуда узнал проф. Белич о том, что славяне Эпира и Албании имели в своем языке ћ, ђ вместо *tj, *dj. Нет ни одного топографического названия в Эпире и в южной и средней и в восточной Албании, которое указывало бы на такие замены праславянских *tj, dj. Отмеченные А. Беличем примеры топографических названий не могут служить основанием для утверждения ћ, ђ в славянских говорах Албании. Проф. Белич забыл произвести необходимый предварительный анализ по отношению к указанным им немногим примерам. Он не показал области распространения их, не принял во внимание той языковой среды, в области которой находятся эти названия, не позаботился о точной транскрипции их. В своей книге я показал, что Κρυοκούκκ[ι], Χουντοκούκκ[ι], Μηλικούκκια и др. не относятся к именам славянским. Это типичные для албанской среды топонимические образования, элементы которых часто представлены в албанских топографических именах: kuk' — „красный" — имя, весьма продуктивное в албанской топонимии; имена с „kuk' " (членная форма на -i: kuk'i) находятся весьма часто и в таких районах северо-западной Албании, где нет никаких славянских следов в топонимии; „kuk'" входит часто и в фамильные имена албанцев; krue-krie — „голова" также весьма часто встречается в топонимии Албании, — встречается и там, где никогда славян не было. О других именах см. стр. 281—284 в моей книге. Проф. Белич, ничуть не позаботившись о необходимой критической осторожности, с любительской простотой и доверчивостью взял несколько названий и стал исходить из них для своих утверждений о „самом архаичном" сербском штокавском

 

 

69

 

диалекте в Греции, Эпире и Албании. Сделаем несколько кратких замечаний о топографических названиях, указанных А. Беличем.

 

„Gardiki = Гардићи = Градићи". Следует обратит внимание на то, что пункты с именем Γαρδίκι находятся во многих местах в Греции, в Фессалии и в Эпире. Нельзя забывать и другой вид этих названий, — с суффиксом ικιον: Γαρδίκιον (напр., в Аркадии, в Мессении). Это — не славянские, а греческие образования отъ имени γαρδ- (от славянского „grad-"), — образования с греческим суффиксом -ίκι, -ίκιον, — с суффиксами уменьшительного значения. [1] Ближе к славянским образованиям топографические имена с суффиксом –ιτσα вместо славянского -ьц[ь], — с греческим элементом -α аугментативного значения [2], или вернее этот суффикс (-ιτσα) был славянского происхождения (-ica), продуктивный в греческих новообразованиях. Значение этого суффикса — уменьшительное. Конкурентом этому суффиксу является суффикс -οῦλλα, тоже иноезычного происхождения (лат. -ullus), νυφίτσα и νυφοῦλλα, πορτίτσα и πορτοῦλλα („дверца"), τρυπίτσα („ложечка") и многие другие. Итак, этимологическое значение имен „Γαρδίτσα" было также уменьшительное: название обусловлено было нахождением в данном пункте небольшой крепости, „градца". На продуктивность этого суффикса в греческой топонимии может указывать следующий пример: на острове Корфу одно небольшое укрепление называлось так: Παλαιοκαστρίτσα; позднèе это име перешло на находившийся там монастырь. Как видно, значение суффиксов -ίκι, -ίκιον, -ίτσα было одинаково. Ясно теперь, как неосторожно поторопился проф. Белич, объявив греческий суффикс -ίκι славянским, — заменителем славянского патронимического суффикса *-itj (с окончанием множ. числа муж. рода -i). Проф. Белич следует в этом отношении за А. Гильфердингом, извлекшем в 50-х годах прошлого столетия ряд топографических названий из „Хронографии Эпира" Аравантино [3]. Гильфердинг

 

 

1. A. N. Jannаris, An historical greec grammar. London. 1897. § 1040, стр. 293—294; К. Dieteriсh, Die Suffixbildung im Neugriechischen. (Balkanarchiv, IV, стр. 148—149).

 

2. M. Vasmer, Zu den slavischen Ortsnamen in Griechenland (Symbolae grammaticae in honorem Joan Rozwadowski. II, стр. 154).

 

3. Старинныя поселения славянъ на греческой землѣ. (Русская Бесѣда, IV, 1859 г.; затем в 1-м томе Сочиненій. СПб. 1858, стр. 283—289).

 

 

70

 

извлек те из топографических имен в Эпире, в которых он усмотрел славянское происхождение. Но далеко не все отмеченные Гильфердингом имена были такого происхождения. Многим из них он дал ошибочное этимологическое значение. Напр., имена на -κουκκ[ι] он сопоставил с сербским словом -кући, Γαρδίκι = Градићи и др. Объяснениями Гильфердинга воспользовался П. А. Лавров [1], а теперь пользуется ими и акад. Белич. Простительно для Гильфердинга, не разполагавшего строгой лингвистической подготовкой в 50-х г. г. минувшего века, простительно и для филолога П. А. Лаврова такое некритическое отношение к топонимии. Но совсем не простительно для проф. Белича, постоянно высокомерно подчеркивающего свой лингвистический авторитет, — не простительно итти по стопам Гильфердинга, оставившего 70 лет тому назад, не осторожный след в изучении Эпирской топонимии.

 

Dobroniki. Повидимому, и этот пример проф. Белич взял из списка Гильфердинга, где дано такое объяснение: „Добронићи Τομπρονίκη". Как видно, и в данном случае проф. Белич усвоил объяснение, данное 70 лет тому назад, — данное случайно — вне лингвистической критики. Это объяснение не состоятельно. Пункт, к которому относится такое название, находится не далеко от Берата, к югу от него. Известно и точное название его: Dobronik, — с твердым к; в членной форме — Dobroniku (— членный элемент u находится после задненебного согласного). Повидимому, передача в виде „Τομπρονίκη”, указанная Аравантино, представляет собою или огреченную форму (с суффиксом -ίκι) или вариант албанской членной формы на -i. На личные формы на -ik (-iku в членной форме), с твердым k, ясно указывает, что тут не отражается замена славянского патронимического суффикса *itj-, замена с палатальным ћ (-ћi).

 

Славянская топонимия в Албании, славянские заимствованные слова в албанском языке определенно свидетельствуют что в языке славян, живших в бассейнах Воюсы—Осума—Девона—Семени — верхнего Шкумби, были сочетания с šč (št'), ždž (žd') вместо *tj (*kt'), *dj. Несколько примеров.

 

Пешт’ани (Пешчани) (5d, 5с, 4с—2 пункта, 4b —местность и село). Пешчера — у морского берега на север от Воюсы (4а). Эти названия пошли не от *pěsk-, а от *pekt'. Мы знаем вид

 

 

1. Журналъ Мин. Нар. Просв. 1901 г., август.

 

 

71

 

Пештям в Малакастре: это — местность пористого известняка, характеризующаяся углублениями — нишами. Песку здесь не видно. Следовательно не по песку названа эта местность, а по углублениям — печищам. Такого вида места у славян издавна назывались именами, образованными от *pekt'-: болгар. пешч- (пешт’-), серб. пећ-, рус. печ-, зап.-слав. pec. Сравн. старо-сербскую передачу „село Пекни" — в хрисовуле Стеф. Душана архангельскому монастырю у Призрена, сравн. современные сербские названия Пећ, Пећане, Пећина.

 

Лешта[й] (3b). Хоштова (5с), Хоштица (5с). На корень хот- указывает название Хотиште (4d).

 

Граждани (4с, 6с), Саждени (4с), Бърждан (4с; восходит к давнему *bьrd-jan). Желевижда (в Бератском крае), Радовижда (в Парамифийском крае), Гождаражде (5d), Либражд < Любораждь (на востоке; сравн. польск. Luboradz).

 

Из заимствованных слов: gražd[i], važdoj — „итти последу" (слав. важд-).

 

Итак, славяне южной и средней Албании представляли в своем языке сочетания с шч (шт') — жд' вместо *tj (*kt')-*dj.

 

Сочетания с шч (шт’)-жд' представлены были и вместо давних праславянских *stj, *skj, *sk перед гласным переднего ряда и *zdj, *zgj, zg перед гласным переднего ряда: Брештани (4b, 4d-2 пункта), Велагошти (4b), Весочиште (4d), Градшит[а] (4b,-2 пункта, 4с), Берагожда (4d), Гождаражде (5d), — гожд < *gvoždz < *gvozdj-. Не точно заявление проф. Белича, утверждающего, что у славян Албании было только шч-ждж вместо давних *stj, *zdj . . . . Впрочем нет основания придавать сочетаниям с шч-ждж вместо *stj, *zdj и т. д. такое значение, какое видит в них проф. Белич, шч-ждж — это черта прежнего, общеславянского фонда, а не результат процесса, пережитого этими славянскими группами.

 

У славян Албании шч-ждж (разного происхождения) или сохранялись, как показывает говор Корчанского села Бобошчица и топонимия в некоторых пунктах южной Албании, или по говорам далее к западу и северу шч-ждж изменились в шт'-жд', как свидетельствуют сообщенные выше данныя.

 

Проф. Белич, классифицируя давние языковые группы, ограничивается только двумя чертами: заменой *tj-*dj (-мнимой по отношению к славянам средней, южной и восточной Албании) и заменами весьма давних, ранне-праславянских *stj,

 

 

72

 

*skj, *zdj, *zgj. О несостоятельности для классификации последней черты (šč-ždž) для лингвистической классификации сказано выше. Невозможно удовлетвориться и одною только чертой — заменами *tj-*dj. Если даже и удовлетвориться ею одною, то, как показано выше, мы не смеем относить славянские говоры Эпира, южной и средней Албании к группам сербо-хорватским: по заменам *tj-*dj они принадлежали к тем же славянским группам, которые находились и далее к востоку, — в Фессалии, в Греции, в Македонии, во Фракии, в Мизии, в Дакии — к группам славян болгарских, к болгарским. Исторические указания, направления колонизационного движения славян в Албании, черты этнографические потверждают эту связь.

 

Другие черты славянских говоров Албании проф. Белич не отмечает. Но он должен был бы отметить, выступая с тезисом о смене славянского населения Македонии: оно будто-бы „совсем" („потпуно") ассимилировалось среди „штокавских" сербских масс, пришедших из Албании. Об отсутствии и малейшего обоснования этого тезиса я буду говорить еще ниже, в анализе характеристики македонских говоров, представленной проф. Беличем. А теперь в дополнение к заменам *tj-*dj отмечу еще несколько черт славянских говоров Албании. — черт, отразившихся в славянской топонимии в средней и южной Албании и в славянских словах, вошедших в албанские говоры. Приводить эти данныя я не буду: они все сообщены и проанализированы мною в V-ой главе моей книги о слав. населении в Албании.

 

1) ъ, ь. ъ > о, ь > е в сильном положении, — т. е. те же замены давних редуцированных гласных, какие представляют и говоры Македонии и нынешней юго-западной Болгарии.

 

2) ѫ, ѧ. а) Вместо ѫ перед затворным согласным находится ън (ъм) или ан или он в топонимии на юго-востоке (Дъмбрас, Лънгараца, Г’омбочари < Гиомбочани). Севернее Шкумби такие сочетания не встречаются. Appellativa с ън, ъм (албан. ёm, ёn, on, um, un), ёn слав. ен (rëmbuem, orëndí, lëndinë, dumbré — дѫбрава. [1]

 

b) ъ вместо ѫ. В разных местностях находится дальнейшее изменение ъ из ѫ: а, о. —Капинова (4с); Дъброва или Доброва (4с);

 

 

1. О судьбе последнего слова („дѫбрава") у албанцев см. замечания д-ра N. Jокl’а в его статье „Zur Geschichte des alb. Diphtongs -ua-, -ue- (Indogermanische Forsch., IL, стр. 278, 288).

 

 

73

 

Положани (2с), Ложани (4d); podar, łog[ë], topan.

 

Замены ѫ, представляемые этими даннымии, указывают, что в раннее время у этих славян образование гласного ѫ было как носовое ъ̨. В дальнейшем развились или сочетания ън, ъм перед затворным согласным на юго-востоке, или ъ̨ > ъ. По говорам происходило изменение ъ в а, о. Стадию ъ̨ и ъ переживали и все другие болгарские группы. Это характерная черта их фонетики.

 

3) ѣ. Славянская топонимия, прошедшая иноязычную среду в Албании, и ранние заимствованные славянские слова в албанском языке свидетельствуют об открытом образовании ѣ в языке тамошних славян: ’ä или . В иноязычной среде этот гласный передан посредством а: Γουλάμος (слав. Голѣм[ъ] — имя одного знатного албанца в XIII-м в.; zan[ë] — слав. сѣно, Лясковик (5d), Дряново (5d), Санова (5d), Страдинища < Стрѣдиница (6с), Браг[ас] < Брѣг (4с), Брасник и Бреснак < Брѣстник (4с), и др. Передачи более позднего времени указывают на изменение ’ä () в е : Речани (3с), Дренова, -о (4b, 5с, 4d), Сеница (5с), Голем (4с, 5р) и др. Указание на открытое образование ѣ представляют памятники письменности XI—XIII вв. разных болгарских областей, в Македонии и в восточной Болгарии. Гласный ä вм. ѣ до сих пор находится в говорах на юговостоке и на северо-востоке Болгарии.

 

4) Развитие вторичного гласного е между č и r — а) Череништи (4с, — черен < чрѣн-), Черешник (4d), Черемо (2с, вм. „чрѣмо"). čerep — „глиняное блюдо". b) Червен[и] (4а, 4b, — вм. чрвен), Черменика (3с) и др. Сочетаний с цр- ни славянская топонимия Албании, ни славянские заимствования в албанском языке не представляют. Процессе же развития вторичного гласного между č и r — процесс, пережитый всеми болгарскими группами (Об этом см. еще ниже).

 

5) В славянских говорах Албании были плавные r твердый и r мягкий. Последний представлял собою продолжателя давнего r'. — Горян (4b), Подгоряни (5с, 6d), Сиряни (5), Куряни (4b).

 

6) В то время, когда славянская речь держалась в обиходе, место акцента сохранялось прежнее. — Новáн[и] (4 с), Ляскови́к (5b), Води́ца (4с), Гóрица (4d), Ни́вица (5b) и др.

 

 

74

 

Позднèе, в албанской среде, произошло закрепление акцента на предпоследнем слоге в именах муж. рода.

 

И так, нет ни одной языковой черты, которая указывала бы, что славянски говоры южной и средней Албании имели основу сербохорватскую. Все черты, которые можем восстановить на основании изучения топонимии и заимствованных слов, определенно характеризуют эти говоры, как одну из групп болгарских. Утверждая свой тезис об „архаичнейшем штокавском" диалекте Албании и Эпира, проф. Белич или не знает относящегося сюда материала или вопреки ему утверждает свой догмат сербизма.

 

Из всего сказанното вкратце о славянах в Албании следует по отношению к теории проф. Белича такой печальный вывод: проф. Белич не всмотрелся в карту Албании и Эпира, не дал себе отчета об областях с славянскими топографическими названиями, не обнаружил необходимых сведений о топографии Албании, о местных географических условиях, прошел мимо истории славян в Албании и их взаимоотношений с албанцами, не изучил лингвистической показательности славянской топонимии в Албании и славянских слов в албанском языке или отвернулся от этой показательности, ограничившись своим категорическим заявлением о согласных ћ—ђ в этой топонимии, в действительности не существующих.

 

Исходный пункт теории проф. Белича о сербских говорах в средней и южной Албании и в Эпире не имеет ни малейшего основания. Тем самим должна быть отвергнута гипотеза — тезис, что славян Македонии „совсем" ассимилировали сербы, — архаичнейшие штокавцы, пришедшие сюда из Албании, изменили до основания лингвистически облик Македонии, сделав его будто-бы сербско-штокавским.

 

Но все-таки мы проанализируем его замечания о говорах Македонии: еще ярче вскроется вся несостоятельность и несомненная тенденциозность учения Белградского профессора и академика; обнаружится также и недостаточная осведомленность его в македонском лингвистическом материале (— этнографии общественных отношений он не кассается).

 

 

75

 

Проф. Белич полагает, что на востоке Балканского полуострова были 2 ближайше родственные языковые группы, выделивишиеся из „восточноюжнославянской": группы „болгарская" и „старославянская". „Вероятно [!] старославянская группа находилась на юго-востоке Македонии". Д. Белич указал на одну общую черту „болгарской" и „старославянской" групп — на шт и жд. Нельзя ограничиться только таким грубым мазком. Проф. Белич отделяет принципиально шч -ждже от шт -жд. Вероятно, для придания бòльшей выразительности он снабжает шч — жџ значками мягкости (ш'ч' — ж'џ'), а шт —жд не снабжает ими. В этих согласных он видит основные признаки разных диалектических групп давнего времени. Но для давнего времени эта языковая черта не имеет такого значения. Следует напомнить проф. Беличу всем известный факт: в старославянских памятниках знаки ш, жд передавали палатальные согласные шт', жд'. Между тем, проф. Белич повсюду ставя значки мягкости при шч-жџ, опускает их при шт-жд. Не забудем фонетического явления в образовании этих палатальных согласных: по славянским диалектам мягкие št', žd' развили легкую фрикацию при t', d': . Знаки щ (шт) -жд старославянских памятников выражали или št'-žd' или .

 

Процесс появления št'-žd' вместо *tj-*dj указывает на štš-ždž для всех болгарских групп. Вследствие фонетической тенденции к ассимиляции согласного с следовавшим за ним j, — тенденции, пережитой в доисторическое время славянами, появились палатальные согласные фрикативные (длительные), палатальные аффрикаты и палатальные затворные согласные с длительным затвором (долгие затворные согласные): sj > š, zj > ž, xj > š, kj > č, tj > , dj > и др. Долгота затвора была необычна для славянской фонетической системы: эта долгота утрачивалась, — утрачивалась посредством развития палатальной артикулации: 1) или 2) . У предков болгарских групп фрикация появилась также в начале артикуляции: . Позднèе второй шипящий элемент ослабевал и утрачивался: или . Значительнее утратата второго шипящего элемента представлена в : по говорам в Македонии и югозападной Болгарии при находится žd'.

 

 

76

 

 

И так, процесс в изменении сочетаний *tj—*dj связывал все славянские группы, которые занимали позднèе Дакию, Мизию, Фракию, Македонию, Албанию (среднюю и южную) части Эпира, Фессалии, Греции.

 

Проф. Белич представляет „болгарскую" и „старославянскую" группы как отдельные группы давнего времени, не в меньшей степени различные, чем сербо-хорватская и словинская. Но эта давность образования „болгарской" и „старославянской" групп не предшествовала водворению этих славян на Балканском полуострове, т. е. не ранне VII-го века. Какие же отдельные процессы обусловили такое значительное различие этих двух групп, „болгарской" и „старославянской"? Не понятны и наименования этих групп, данные А. Беличем. Он не указал, а обязан был указать, давние процессы, обособившие эти две группы в два диалекта (языка), значительно будто бы отличные один от другого. Эту обособленность проф. Белич старательно подчеркивает во всех своих статьях. Но в чем она выражалась, он не говорит. Не мотивирует он и данных им наименований „болгарская" и „старославянская" группы (диалекты, языки).

 

Разумеется, болгарские группы переживали явления областные, как это бывало и теперь происходит и по областям других языков. Не мало таких областных явлений пережито, напр., сербо-хорватскими группами. Напр., в судьбе замен *tj—*dj, — т. е. в отношении того явления, которое проф. Белич кладет в основу группировки отдельных языков (*dj > d, j; *tj > ć, č', č). Мы не можем конкретно указать давних областных явлений в болгарских группах: они или утратились в течение времени или претерпели значительное изменение в своем виде и территориальном распространении. Диалектические различия, которые мы наблюдаем в болгарских группах, — более позднего происхождения. Обозревая историю болгарских языковых групп и пережитых ими процессов, констатируем: при диалектических различиях, как много пережито было существеннейших общих процесов в этих группах, — пережито в разное время. Славяно-болгарские группы и в отдельных краях, в отдельных районах Греции, Фессалии, Эпира, Албании переживали процессы, общие с группами в Македонии, во Фракии, в Мизии. Одинаковость этих процессов

 

 

77

 

была вызвана не только общением соседних болгарских групп, тяготением их к одинаковым общественно-языковым центрам, но чаще тем, что языковая система этих групп была издавна одинакова; этой системе были свойственны те одинаковые тенденции, которые обнаруживаются в отдельной жизни этих групп. Алинный ряд общих языковых явлений иллюстрирует это положение. Обозрение этих явлений мною сделано в „Очерках по македонской диалектологии" (I, 1918). Некоторые из них отмечены также в книге „Слав. население в Албании". Об этих явлениях будут сделаны замечания в предлагаемом критическом очерке (см. ниже).

 

Проф. Белич не дал ни одного указания на давние различия „болгарской" и „старославянской" групп. Повторяю общее положение славянской лингвистики: основа языка кирилло-мефодиевских переводов и последующих памятников (XI в.) представляет собою черты болгарской языковой группы.

 

Какая славянская группа занимала центральную и западную Македонию (кроме Солунского района, где находилась „старославянская" группа)? А. Белич на этот вопрос отвечает очень неопределенно: „словенски живаљ, кога је раније [конца XII-го века] могло ту бити, он [„староштокавски српскохрватски дијалекат из Епира и Албанке"] је потпуно асимилирао" (IV стр. 1068). Итак, проф. Белич не совсем уверен, был ли в Македонии ранее конца ХII-го века даже „славянский элемент": „могло ту бити"! Если он был, то к какой славянской группе он находился в ближайшем отношении? Проф. Белич отходит молчанием этот пункт. Он предпочитает всячески подчеркнуть свой тезис: если и жили в центральной и западной Македонии славяне в VII—XIII веках, то они затем „совершенно" („потпуно") ассимилировались со сербами-штокавцами, пришедшими из Албании. Переселение „штокавцев" из Албании в Македонию началось, по определению А. Белича, не ранее ХII-го века. Происходило и позднèе. Оно было вызвано албанцами и турками, а в более раннее время византийскими войнами.

 

Всё это совершенно не соответствует тем объективным данным, историческим и лингвистическим, которыми располагает наука.

 

1) Во-первых, массового выселения славян из Албании в Македонию не происходило. Переходили из Албании в Македонию

 

 

78

 

отдельные славянские группы и семьи. Они не только не подчиняли себе в общественно-языковом отношении македонское славянское население, но наоборот, сами ассимилировались в близкой к ним языковой среде. Эта среда сохраняла свой прежний, традиционный языковый фонд с теми изменениями его, которые происходили в зависимости от иных условий, а не от ассимилирующего воздействия языковых и этнических родственников, пришедших из Албании. Нет ни одной языковой черты в говорах, наприм., Прилепского края, которая возникла бы в связи с воздействием албанских славян. При тем сильном воздействии их на македонское население, как это полагает проф. Белич, следовало бы ожидать, что произойдет смена слов, напр., с местной заменой прежнего гласного ѫ: вместо слов с ъ или а появятся слова с о, как в Дебрских и соседних с ним на западе местностях (в восточной Албании). В действительности, нет ни таких следов в замене ѫ в Прилепском крае или в Тиквеше или в Битольском районе. Взаимоотношения славян и албанцев в Албании были в течение долгого времени весьма значительны. Многочисленные славянские словарные заимствования, находящиеся в албанском языке, свидетельствуют об этом. (См. III главу в моей книге о слав. населении в Албании). Несомненно, славяне во многих местах Албании пользовались албанскою речью. Некоторые албанские слова они вносили и в славянскую речь, как это можно наблюдать в познейшее время в тех пунктах, где происходил процесс албанизации. Так, напр., в некоторых сёлах Горнего Полога [1]. Но в славянских говорах Македонии нет следов албанских ни в лексике, ни в фонетике. Только на западных и юго-западных окраинах Македонии, в некоторых пунктах Дебрского, Охридского и Ресенского районов славянские переселенцы из Албании были многочисленны и могли воздействовать на местную славянскую речь, — воздействовать в отношении не многих отдельных явлений, — отдельных слов. Так можно полагать на основании показания звукового вида отдельных топографических названий: в некоторых пунктах она сменила свой звуковой вид, но сменила совсем недавно, в последние полтора века или только в последние десятилетия, как свидетельствуют документальные данныя. Так в Охридском крае, к северо-востоку

 

 

1. Селищев, Полог и его болгарское население, стр. 44.

 

 

79

 

от Струги, находятся сёла Ложани, Локочере[в]и. В этих названиях представлен гласной о вместо ъ из ѫ. Но в обыденной речи тамошнего населения заменою ѫ является ъ : път, ръка. Раньше, в XVI-м веке, и в названиях этих сёл был гласный ъ, как свидетельствуют записи XVI века в Слепченском помяннике (собр. Григоровича в Одессе, № 40):

Повидимому, когда-то после XVI-го века в этих пунктах появились поселенцы с запада, в речи которых было о вместо ъ из ѫ. Их произношение и утвердилось за позднейшими названиями сёл, — произношение с гласным о: Локочереви, Ложани. В обыденной же своей речи это пришлое население усвоило в течение времени произношение соседей— местных македонцев, — слова с гласным ъ : ръка... (См. в моей работе Македонские кодики XVI—XVIII вв. София, 1933 г., стр. 68).

 

2) Во-вторых, совершенно нет указаний на переселение славян в XII-XIV веках из Албании и Эпира в Македонию. Проф. Белич повидиму совсем не работал по вопросу об этнических отношениях в Албании. Приходится констатировать, что все построение проф. Белича — надуманная голая схема, лишенная основания. Он заявляет, что выселение из Албании в Македонию было вызвано византийскими войнами. Но войны были не только в Албании, но и в Македонии. Иногда византийские военные отряды не только разоряли население долин, — население преимущественно славянское, но и благоприятствовали им, укрощая горцев-албанцев, как об этом имеются документальные указания (— при Андронике III, † 1341). В период турецких походов в Албанию страдало все население этой страны, не только славянское, но и албанское и греческое и влашское. В особенности тяжело разплачивались за свою непокорность албанцы, как об этом свидетелствуют исторические документы. В 1423 году Иса-бег был официально назначен грабить Арнаутлук:

 

— отметил

 

 

1. Hahn, Reise, стр. 112.

 

 

80

 

летописец-славянинъ [1]. Условия для массового переселения в Македонию были в то время неблагоприятны. Наоборот, турецкая власть переселяла болгарские семьи из Македонии в Албанию. Так, в 1467 г. турки пригнали в построенный има в Албании город Конюх 15 семей из Скопья.


(запись в трефологии XIV в., Хлудов, собр., № 162). Население Албании, не желая подчиняться туркам и спасаясь от их насилий, переселялось в Италию. Среди переселенцев были жители разных местностей на западе и на востоке. На выходцев из восточных местностей указыват название некоторых из них „голобрдцы" — „galabardhenej". Среди албанских переселенцев находились и славяне из Албании. Иногда во главе славянской группы стоял албанец. Так, в 1461 г. в районе Отранто поселилось 60 славян (Schiavoni), „которых привел предводитель-албанец" [2]. Переселение отдельных славянских семей в Македонию происходило позднèе, в XVII-XVIII веках, когда условия жизни в Албании, преимущественно в восточной ее части, стали слишкомъ тяжелы при буйных набегах и разбое албанцев. Эти разбои въ тоже время стали разрушительно отзываться и на западной Македонии. Тут стали появляться не только славянские семьи, но и албанские группы, насильнически осядая в ряде пунктов западной Македонии. Данныя указывают, что переселявшихся сюда албанцев было больше, чем славянских семей, приходивших из Албании. В XVI-м веке условия жизни в Албании, в районах Эльбасана, Берата, были сравнительно спокойны. Оттуда много жителей, славян и албанцев, шло в Македонию, — шло не грабить или искать убежища, а направлялось по делам экономическим, торговым и бытовым. Бывая в Битоле, эти жители Албании ходили в Слепченский монастырь Продром и вписывали свои имена в монастырский помянник. (См. об этом в моей работе „Македонские кодики XVI-XVIII веков"). С другой стороны, македонцы бывали в Албании по торговым и другим делам. Резьба по дереву в некоторых значительных зданиях в Албании производилась дебрскими мастерами.

 

 

1. H. Ruvarac, Kleinigkeiten zur Geschichte der Balkanhalbinsel (Archiv fur sl. Phil., XVII, 568).

 

2. B. Maкyшeвъ, Итальянские архивы (Сборн. Отд. рус. яз. и слов. Ак. Н., т. VIII, 73).

 

 

81

 

Малореканские скотоводы спускались со своими стадами на зиму в равнинную Музакью. — Усиливались грабежи и разбои в Албании. Усиливались и тяга славяно-христианского населения, а также и албанского из Албании в Македонию. Многие славянские семьи, осевши в Македонии, долго помнили о своих родственниках, оставшихся в Албании, и поддерживали с ними родственные связи. Но съ течениемъ времени славяне, остававшиеся въ Албании, стали совсем арнаутами и связи с родственниками переселенцами в Македонии прерывались. По сохраняющейся въ Македонии традиции, переселение отдельных семей из Албании происходило в XVII-XVIII вв., в начале XIX-го века [1].

 

3) Проф. Белич, как лингвист-формалист, ни чуть не коснулся вопроса об условиях экономической, общественной и этнической жизни славян в Албании. А он должен был бы уяснить по возможности этот вопрос, выставляя тезис такого значительного выселения славян из Албании и их глубочайшего воздействия на македонцев. Обстоятельства экономической и общественной жизни XII-XVII веков отражались весьма значительно на населении Албании. При этих обстоятельствах окреп албанский элемент и получил преимущественное значение сравнительно со славянским. Славянское население, — население по-большей част долин, ослабленное предшествующими событиями в общественно-политической жизни страны, стало в подчиненное положение по отношению к албанцам: на стороне последних была объединявшая их родовая, общественная сила; из их среды были феодалы, но в культурно-бытовом отношении славяне внесли многое в албанскую среду. При обстоятельствах общественной, экономической и этнической жизни в Албании славяне вынуждены были пользоваться не только своею традиционной славянской речью, но и албанской. В течение времени славянская речь утрачивала свое житейское значение: преимущество получила речь албанская. Затем она совсем заменяла славянскую. Процесс албанизации был весьма длителен. Об этом свидетельствуют исторические и лингвистические данныя. Из последних отметим следующее явление: на названиях ряда пунктов, где жили славяне, не отражаются

 

 

1. См. в работах В. Радовановића, „Тиквеш и Рајец" (Насеља и порекло становништва, књ. 17), Д. Яранова, „Преселническо движение на българи отъ Македония и Албания" (Макед. прегледъ, VII, кн. 2-3).

 

 

82

 

фонетические албанские процессы. Так, сохраняется сочетание gl, kl (а не g', k'): głava (5b), glina (2b, 5d, 6c), Klisura (5c). Не произошло изменения sl в skl: Słanica (4b), Słatina (2c, Зс, 5d), Słovjen (4b). Сохранилось сочетание rn (a не rn > r̅): Gërnee (5b), Tërnova (5b), Velitërna (4d), Černe (4d) и др. Есть и имена с r̅. Напр. Tomor̅ica (4с). Но важно заметить, что изменение rn в r̅ в этом названии произошло позднèе XVI-го века. В этом веке эта местность называлась „Tomornica" [1].

 

Часть славян, отдельны группы и семьи, ранее своего полного обалбанения, покинула свои давние места поселений и ушла в Македонию и далее в Болгарию. Это переселение не было массовым. Происходило оно преимущественно в XVII—XVIII в начале XIX-го в. Можно полагать, что отдельные семьи ушли из Албании в Македонию и раньше. Но следов их в Македонии мы не знаем.

 

Эти переселенцы не могли „оштокавить", — „оштакавить совершенно" („потпуно") местное македонское население. Во-первых, эти переселенцы не имели в своем языке ни одной языковой черты, характерной для сербо-хорватских групп, как это было показано выше. Во-вторых, эти переселенцы, попадая в близкую языковую среду, ассимилировались в ней. Только, может быть, в некоторых пунктах в Ресенском, Охридском и Дебрском краях они внесли в обиход некоторые слова со своими диалектическими чертами.

 

Проф. Белича, утверждающего обратную ассимиляцию, сильнейшее воздействие со стороны пришельцев, мы спрашиваем: откуда Вы знаете, что языковый тип населении Македонии был совсем иной сравнительно с типом славянской речи Албании? Утверждая коренное изменение языка славянского населения Македонии, которое произошло под влиянием славян Албании, проф. Белич обязан сопоставить хотя бы несколько речи того и другого типа. Такого конкретного указания он не дал да и не мог дать.

 

Лингвист располагает конкретными указаниями, относящимися к Македонии в 2-ой половине IX-го века, в X—XI вв., в XII—XIII вв. Эти указания извлекаем из памятников старославянских (староболгарских) и средноболгарских. Писцы памятников XI в. (глаголических) были из разных местностей Македонии.

 

 

1. Селищев, Слав. население, 308-309.

 

 

83

 

Черты языка эти памятников представляют те же явления, о которых свидетельствуют и современные говоры Македонии: одни из черт, отразившихся в памятниках XI—XIII вв., представлены без изменения, другие подверглись изменению, пережитому в XIV—XIX вв., как это вскрывается при историческом изучении говоров Македонии и памятников писменности, вышедших из-под пера македонцев. Многие из этих изменений — процессов, ранних и поздних, являются общими с процессами других болгарских групп. Относительно памятников македонской письменности XIV—XVI вв. следует иметь в виду новое общественно-политическое и церковно-культурное воздействие, которое тогда переживалось в городских и церковно-монастирских центрах, — воздействие сербское. В XIV-м веке это воздействие было обусловлено сербской властью, сербской администрацией в Македонии, — значением сербских элементов, господствовавших в общественной, церковной и отчасти бытовой жизни того времени. Из города и из монастырей отдельные слова с сербскими чертами проникали и в македонские села. Памятники македонской письменности со 2-ой половины XIV в. списываются с оригиналов, принесенних из сербских областей. Тип языка сербской письменности усваивается македонскими книжниками вообще для письменного обихода. Языковые македонизмы-болгаризмы, проникшие в текст македонских списков, свидетельствуют о том, что в бытовом обиходе языком списателей македонских рукописей был не сербский язык, а язык типа болгарского. В особенности значительны болгаризмы в записях, которые делали македонские книжники в рукописях по какому-нибудь случаю. Связи церковных людей с сербскими областями были весьма значительны и позднеё в XVI-м веке, когда сербские епархии били подчинены Охридскому диоцезу, и в период со 2-ой половины XVI-го в до 2-ой половины XVIII-го, в период зависимости северной Македонии от Печьской патриаршии.

 

В конце XVII-го в. и в XVIII в. в связи с значительным понижением грамотности среди церковных лиц в Македонии и в соседних краях, сербизмы в писаниях македонцев представлены в очень слабой степени. Зато свободнее выступают черты их обыденной речи, — болгарской.

 

При таких обстоятелствах в Македонии ряд слов традиционного языка заменяется словами с чертами сербского языка.

 

 

84

 

Именно, распространяются слова с к'—г' вместо традиционных слов с шч (шт') — ждж (жд'), с цр- (цър-) (църна) вм. чер- (черна), с у вм. ъ (из ѫ). Показателен состав слов с у вм. ѫ. Это — 1) термины административного значения: суд, судиja; сравн. окончание -ија, — окончание книжного происхождения; 2) название оружия: оружје; срав. на сев.-востоке Македонии и на западе Болгарии сабл'а-сабла, — слово, зашедшее из иной языковой среды; по говорам Дебрского края — орожје (в этой области ѫ > ъ > о: рока, пот; 3) немного слов бытового значения: кука: иноязычние названия дома часто находятся в тех или иных языках, в том числе и славянских; больше слов церковного, книжного происхождения: блуд, лукав, сопруг, недугав, утроба, мудро но и: мъдро, мадро), мука (в Прилепе напр. слово „мука" находится только в сочетании „вечна-мука" ; в обиходной же речи — „мака”), мучение (— сравн. окончание -ие, указывающее на книжный источник этого слова). Так же ясно обнаруживается заимствования и слов с к'—г', как это будет отмечено ниже.

 

Из памятников македонской письменности XIV—XVI вв. видно, в какой среде обнаруживается стремление вводить в свой язык элементы сербские, церковно-книжные: это среда — церковная, книжная, торговая, цеховая. (Об этом см. указания в моей работе о македонских кодиках XVI—XVIII вв.).

 

Кроме указаний памятников письменности и современных говоров Македонии, мы не должны забывать об ином еще важном источнике: о топонимии в се современном состоянии и в се отражении в исторических документах. И этот источник протестует против безосновательности схемы проф. Белича. Славянские топографические названия в Македонии идут издавна: исторические документы утверждают это. Сопоставляя передачу топографических названий в памятниках письменности с звуковым видом и с формами таких имен в настоящее время, приходим к неизбежному выводу: славянская языковая среда, давшая эти названия, была одна и та же в IX—XIX веках: языковые черты названий, как они представлены в позднейшее время, являются такими же, что и в названиях, находящихся в исторических документах (щ, жд, о вм. ъ, е вм. ь и др.) или некоторые из черт появились в результате дальнейшего изменения, пережитого говорами Македонии

 

 

85

 

(Сьлнѥ в районе Скопья — по грамоте Милутина — СолнеСоўне в позднейшее время и др.). Некоторые топографические названия отстают от результатов изменения, отражающихся в обыденной речи местного населения: то или иное название, изолированное от значения соответствующих слов обыденной речи, сохраняет прежний вид языкового состояния. Напр., имена Чернец, Черна в некоторых местностях центральной Македонии (— в обыденной речи — църна . . .). Македонская топонимия, в исторических документах и в современном состоянии утверждает: основная славянская масса Македонского населения никуда не переселялась, ни ассимилировалась; топографические названия по традиции переходили издавна, с первых столетий водворения здесь славян, — переходили от одного поколения к другому и воспринимали, хотя и не всегда, те или другие фонетические и морфологические черты в связи с языковыми процессами, переживавшимися этими поколениями. Лингвистическим показаниям македонской топонимии посвящена мною отдельная работа (в Сборнике в честь проф. Милетича). Там сообщены данныя исторические и современно-диалектические. Ссылаясь на эту работу, я здесь ограничусь только указанием на немногие языковые явления и не буду приводить того материала, который предложен в вышеназванной работе.

 

1) шч (шт) — ждж (жд) вместо *tj (*kt') - *dj.: Драгощь, Маловища, Кривогащани, Пешт, Пещера, Пещерница, Радохожда, Граждане, Бърѫданы, Саждово, Побужда и др. (на западе, в центре, на севере).

 

2) чер- вместо чр- перед согласным, черѣ- (чере-) вместо чрѣ: Чернец, Червеник, Локочереви, Черепец, Черешнова (на западе, в центре). „Черешнево" — к северу от Скопья, по указанию помянника монастыря Матка XVI в. (Софийская Нар. Б-ка, № 141). Позднèе это село стали назывоть „Црешово".

 

3) о вместо ъ, е вм. е в сильном положении. — Бозец, Бозовци, Добърце. Песок, Дренок, Дебър, Дебрище, Песја, Горица (в Малой Реке) — „на Песимъ Брьдѣ" (у Прилепа — в грамоте Ст. Душана, Лениште, Орел, Равен, Лисец и многие другие повсюду в Македонии.

 

4) ъ вместо ѫ, ъ позднèе изменился в а (в центральной, северо-западной и восточной Македонии), в о (в Дебрском крае, к северу от Струги, на юго-западе Преспанского и Костурского

 

 

86

 

краев, в соседних районах Албании), в оа (открытое о, по говорам Нижней Преспы), в а (к западу от Охридского езера): Чеши-Гъс (гѫзъ, — Енидже-Вардар), Дуй-Гас (Мариово), Дабница (Тиквеш, Прилеп), Капиново (Велес), Воденички Пат, Падарница (Скопье) и др.

 

5) л̥ > ол (оў) — на западе и северо-западе Македонии (волк—воўк): Волкоо сеао, Волковая, Солн'е. . .

 

л̥ > ъ на востоке Македонии (в Штипе-Малешове-Пиянце) и в соседной части центральной Македонии (в Велесе-Тиквеше — в северной полосе Мариова): жът, въкMoминска съза (горный проход), Дъги Дол, Въчко камен'е. . .

 

6) Из форм.

 

a) Имена в форме множ. числа с окончанием -овци : Бардовци, Гърдапоеци, Ериновци, Единаковци и многие другие,

 

b) Имена в форме множ. числа с окончанием -ишча (-ишта) — Долища.

 

c) Форма множ. числа жен. род с окончанием -и. — Кошари, Пештери, Огради, Долни Лаки и др.

 

d) Членные формы в названиях незначительных пунктов, — в названиях, которые в прошлом или и в настоящее время были близки к аппеллятивным именам: Градот, Кърстот, Ножот, Золиот Осой, Главите (в Тиквеше) и др.

 

7) В лексическом отношении: Порой, Пороиница, Извор Голем, Голема и др.

 

Итак, топонимия Македонии, связанная с судьбою славянских говоров ее, представляет определенное указание, что в языковой традиции тут не было какогото прорыва, замены одного языкового типа (болгарского) другим (сербским), как это утверждает проф. Белич. Македонская топонимия — языковый материал, принадлежащий болгарской группе в ее истории в VII—XIX веках. Ни в одном источнике проф. Белич не может найти подкрепление для своей схемы: она не основана на том, на чем основывается всякое научное построение.

 

К такому неизбежному выводу приходим не только на основании всех указанных выше данных, но и на основании анализа характеристики македонских говоров, представленной в статьях Д. Белича. Переходим к этому анализу. Белич утверждает будто-бы говоры Македонии, до политической границы Югославии на юге, представляют тип „староштокавских" сербских

 

 

87

 

говоров, а на юге, за политической границей, говоры представляют иной тип, — близкий к „старославянскому". Некоторые черты в южномакедонские говоры внесены славянами, переселившимися в южную Македонию из Фессалии и восточного Эпира. Эти особенности распространились даже в восточную Болгарию („чак у источну Бугарску", IV, 1067). В основе „староштокавского говора" Македонии лежат говоры „сербов", которые стали переселяться сюда из Албании и из Эпира е конца XII в. „B основе староштокавского лежат самые старые штокавские особенности, именно те, которы вынесли все штокавские диалекты из эпохи штокавского единства" (V, 1066).

 

Прежде чем приступить к обозрению „штокавской" основы македонских говоров и ее дальнейшего изменения „в штокавском духе" (как говорит А. Белич), мы подчеркнем полную безосновательность общей концепции проф. Белича, как это достаточно ясно показано выше. 1) Массового переселения славян из Албании в Македонию не было. 2) Переселялись отдельные семьи преимущественно в XVII—XVIII вв. —в начале XXI-го в. 3) Переселенцы по большей части ассимилировались в местной славянской среде. 4) В средней и южной Албании и в Эпире жили не сербо-хорваты, а славяне по языку и по бытовым чертам болгарского типа. 5) Основа их говоров была та же, что и в славянских группах Македонии, Фракии, Мизии, — основа болгарская. 6) Славянские говоры Македонии и до XII века представляли много таких же черт, которые в них находятся и позднèе; замены традиционного языкового типа, общего с другими болгарскими группами, языковым типом сербским „староштокавским" не происходило; ряд процессов, пережитых в Македонии в XIII—XIX вв., не был вызван предполагаемой проф. Беличем языковой сменой; многие из этих процессов, чуждые системе сербских говоров, являются по своему содержанию такими же, как и в говорах западной и восточной Болгарии; со второй половины XIV-го века распространяются по Македонии, в среде книжной, городской, и затем и сельской, отдельные слова с чертами сербскими.

 

Переходя к анализу характеристики македонских говоров в освещении проф. Белича, укажем прежде всего на несостоятельность его классификации этих говоров. Несостоятельна она и по своей основе и по представленной границе между „староштокавской" и „южномакедонской" группой. Основа всех

 

 

88

 

македонских говоров одна и та же, — основа одной из болгарских групп. Многочисленные общие черты объединяют эти говоры в давнее и позднее время. См. в моих „Очерках по македонской диалектологии", I (1918), стр. 262–265. В отдельных районах происходили процессы местного значения. По диалектическим чертам говоры Македонии представляют действительно 2 группы. Но, определяя эти группы, я не имел в виду какие-либо политические границы. С политической границей Югославии на юге они не совпадают. Я указывал (Очерки по макед. диалект., 265–266), что вся область Македонии в диалектическом отношении разделяется на 2 группи: 1) область к западу от Вардара и Черны: между южной излучиной Черны, Преспанским и Охридским озерами на юге и югозападе, западные предели Дебрского края и Шар-планины — на сев.-западе, Полог, Скопье — на севере, Вардар до Черны, Черна — на востоке; 2) области юговосточных пределов Македонии, к югу от южной излучины Черны, между Преспанским и Островским озерами (Кайляр, Лерин), область к востоку от Черны и затем область между Вардаром и Струмой, включительно с южною частью Кратовского района. К второй группе относится и область Костура: говоры этого края представляют явления, общие с говорами западной и восточной групп; но большее значение для костурской области имеют восточно-македонские черты. Характеристику этих групп см. на стр. 265–274. Профессор же Белич никаких лингвистических указаний, которые обосновывали бы его классификацию, не дал. Поэтому нет возможности на конкретном материале отвергнуть их.

 

(Ще следва).

 

          Продължение в: Македонски Прегледъ, год. IX, кн. 2 (1934)

 

 

 

[Back to Index]