Македонски Прегледъ
Година
VII, книга 4, София, 1932

 

2. Об епископском титуле Климента Словенского

 

Отъ проф. Г. Ильински.

 

 

Архиепископ Феофилакт рассказывает в XX главе своего обширного жития Климента Словенского, что князь Симеон, тотчас по своем воцарении, вызвал из Кутмичевицы уже 8 лет учительствовавшего там Климента и, очарованный его личностью и энергией, а также его обаятельной наружностью, возвел его в епископы Дремвицы и Велицы. Таким образом Климент сделался первым епископом болгарского языка. [1] Как справедливо заметил Туницкий, „епископский титул Климента — ἐπίσκοπος Δρεμβίτζας (resp. Δρεβενίτζας) ἤτοι Βελίτζας представляет огромный интерес как указание на место первоначального введения славянского епископата в Болгарии и по своей связи с вопросами о центрах славянского просвещения в царствование Симеона". [2] К сожалению, оба указанные термина и в лингвистическом и географическом отношении представляют собой два сфинкса, над разгадкой которых тщетно бьется уже не одно поколение славистов.

 

Один из первых подал свое мнение об интересующем нас известии Феофилакта Шафарик. Он ищет дремвицко-величскую епархию „в земле Драговичей, где теперь протекает речка Велица от горы Велицы, мимо селения того же имени, и впадает в Струмицу (теперь Кара-су)". [3] Следовательно, она находилась там, где другие источники указывают епархию тивериупольскую или струмицкую.

 

 

1.

Cp. Туницкий, Матерьялы для истории, жизни и деятельности учеников св. Кирилла и Мефодия, I, 122.

 

2. Туницкий, Климент, епископ словенский, 194.

 

3. Расцвет слав. письм., Чтения 1848, 7, 45.

 

 

12

 

Гораздо шире определял границы величской епархии Zachariae-von Lingenthal: на основании каталога Дюканжа он очерчивает ее границы линиями от Солуня до Иерихо ( = Oricum), Канины и Тасипиата (на границе Албании, против Канины). [1]

 

Из каталога Дюканжа исходит и Голубинский: сопоставляя его слова о Клименте ἐπίσκοπος Τιμ(=β)εριουπόλλεως ἤτοι Βελίκας со свидетельством Феофилактова жития: Δρεμβίτζας ἤτοι Βελίτζας, он исправляет Δρεμβίτζας в Στρουμίτζας. В итоге он приходит к выводу, что тивериупольский или струмицкий епископат носил еще третье имя Βελίτζας; под последним же скрывается слав. Бѣлица. Такое название епископия получила будто бы по горному хребту Вѣлице (= Velitza иностранных карт), который простирается между р. р. Струмой и Вардаром в направлении с северо-запада к юго-востоку. Таким образом, по Голубинскому, истинный титул Климента был „епископ струмицко-белицкий." [2]

 

Подобно Шафарику и Голубинскому, и Иречек не сомневался, что епархия Климента находилась где-то в бассейне Струмицы. [3]

 

Напротив, в бассейн Вардара передвинул ее в 1880 г. Jagić, несколько аподиктически утверѫдая, что центр деятельности Клименга находился в Брегальнице. [4]

 

Тем временем Голубинский, отказавшись от изложениой выше гипотезы, в 1885 г. перенес поле епископской деятельности Климента на восток, в пределы Византийской империи, где каталог Льва Мудрого упоминает две особые епархии — Драмицкую и Велицкую. To обстоятельство, что в надписаниях его слов он именуется епископом словенским, а не болгарским, по его мнению, является прямым подтверѫдением его догадки. [5]

 

В то самое время, когда Голубинский излагал эти мысли, с новой, весьма оригинальной гипотезой о местонахождении епархии Климента выступил Дринов. Ссылаясь на

 

 

1. Beitr. zur Gesch. der bulg. Kirche, Mem. de l'Academie de St.-Petersb. 1864, 13—14.

 

2. Краткий очерк, стр. 63.

 

3. Иречек, Ист. болгар. Од. 1878, стр. 190.

 

4. Archiv für slav. Phil. IV, 118.

 

5. Св. Константин и Мефодий, первоучители славянские, 57.

 

 

13

 

славословие в Синодике Борила, он высказал предположение, что этот титул „мог упрочиться за Климентом и в Болгарии, где на него смотрели, как на епископа, прибывшего из Великой Моравии и святительствовавшего там некоторое время. Сложное назв. Великая... или Велика Морава впоследствии весьма легко могло быть сокращено через опущение существительного и, таким образом, явиться в том упрощенном виде, в каком находим его в памятниках XI, XII и следующих веков, памятниках, называющих Климента епископом Великы, Велице и Величьским." [1]

 

Не смотря на замечательное остроумие этой гипотезы, она не имела успеха в научной литературе, и по причинам, вполне понятным: 1) нет никаких положительных доказательств, что Климент еще в Моравии сделался епископом; 2) даже в том случае, если это было действительно так, болгарский славянин не мог бы его назвать „величским", но только „моравским"; 3) Дринов оставил без объяснения отношение „Великой Моравы" к Дремвице.

 

Одно из главных оснований для своей странной гипотезы Дринов видел в том, что географический термин Велика „не встречается в тех болгарских областях, кэторым по сказанию пространного жития, главным образом была посвящена деятельность св. Климента" (о. с. 352). Как бы отвечая на этот вопрос, Новакович указывает, что в актах Константинопольской патриархии под 1367 г. упоминается епископия Δρυνουπόλεως καὶ τῆς Βέλας. Соблазненный созвучием (далеко, впрочем, не полным) этих географических дат с Дремвицей и Велицей, он и помещает епископский стол первого славянского епископа в Дринополе на Дрине, в окрестностях Аргирокастра на Дрине, вблизи Велы, но это не мешает ему в то же время округлить границы его епископии: с одной стороны, до Солунской области, а, с другой стороны, до Валоны и албанскаго Белграда (Берата). Таким путем, Новакович (следуя в этом отношении по стопам Zachariae-von-Lingenthal) надеется подтвердить свидетельство Дюканжева каталога, что величская епархия простиралась от Солуня до Иерихо (Oricum),

 

 

1. Новый церковно-славянский памятник с упоминанием о славянских первоучителях, Журн. Мин. Нар. Просв. ССХХХѴІІІ, 174 = Съчинения, II, 352.

 

 

14

 

Канины и Тасипиата (на границе Албании против Канины). [1] Но не говоря уже о том, что наука не располагает положительными доказательствами, что Дринополь и Вела входили в пределы Болгарии уже в 893 г., самое сближение обоих названий с Дремвицей и Велой хромает на обе ноги, — и в палеографическом и лингвистическом отношениях,

 

И тем не менее гипотеза Новаковича представляла в истории занимающего нас вопроса крупный шаг вперед: она впервые попыталось локализировать центр епархии Климента не в восточной Македонии, а в юго-западной части Балканского полуострова, т. е. там, где память об его деятельности до сих пор не угасла в народных преданиях.

 

По указанному Новаковичем пути, еще более твердыми шагами пошел Баласчев. Прежде всего он указывает что в практике восточной церкви епархии назывались не только по своим столичным городам, но и по рекам, в бассейне которых они были расположены. Так, в самой Болгарии существовали ἐπισκοπὴ Βραγαλνίτζης, ἐπισκοπὴ Μοῤῥάβων. Ha этом основании он считает возможным производить титул велический от названия реки Велика. Такое имя и теперь носит тот правый приток Вардара, который в нижнем своем течении называется Треской и который прорезывает Кичевскую область, лишь не много не доходя до Охридского озера. Что касается Δρεμβίτζα, то Баласчев видит в нем не что иное, как слав. Дъбърца или Дебърца: при переходе в греческие уста р в этих словах подверглось перестановке, отчего и получилась форма Δρεμβίτζα вм. ожидаемой *Δεμβρίτζα. В итоге болгарский славист приходит к выводу, что епископия Климента обнимала собою области Дебрца, Кичево и Полог, т. е. почти всю западную часть Македонии. [2]

 

С первой частью гипотезы Баласчева, т. е. с его производством титула величский от Велика всецело согласился Jаgіć; в подтверѫдение его возможности, он привел несколько примеров подобного наименования епископии из сербской церковной истории: ѥпискоупь моравьскыи на Сербской Мораве, ѥпискоупь топличьскыи, ѥпискоупь зетьскыи. Но объяснение названия Δρεμβίτζα его не удовлетворило. Происхождение его

 

 

1. Први основи, 81—88.

 

2. Климент XXV—XXXIV.

 

 

15

 

он оставляет открытым, считая возможным, что оно может отражать собой как Дрѣновица (близ Вентрокского езера), так и Требиште. [1]

 

Все изложенные гипотезы подверг в 1913 г. тщательной критике Туницкий в своей известной монографии о Клименте. Ни одну из них он не считает достигающей цели, не удовлетворило его и последнее по времени объяснение— Баласчева, хотя он и признает за ним ту большую заслугу, что „в поисках величской епархии он открыл совершенно новый горизонт, сблизив ее название с именем реки Великой-Трески". Но это не мешает Туницкому решительно отвергнуть то его положение, что епархии в Болгарии могли получать свои названия по имени протекающих через них рек. Он с полным основанием указывает, что не только Брегальница и Морава, но и приведенные Ягичем Зета и Топлица были городами, некогда находившимися, а отчасти и сейчас находящимися на одноименных реках. „Следовательно, заключает наш ученый, указание Баласчева на реку Велику могло бы открывать лишь виды для поисков области или города того же имени на сев.-вост. от Охриды". Но ничего подобного карта Балканского полуострова не указывает. Вопрос усложняется, по мнению Туницкого, еще тем, что до сих пор науке будто бы не удалось установить, называлось, ли „Великой" верхнее течение Трески или Вардара, как полагал еще Шафарик.

 

Все эти соображения заставляют Туницкого искать епископию Климента совсем в другом месте. Но прежде, чем это сделать, он указывает, что в епископском титуле Климента не случайно два названия Δρεμβίτζας и Βελίτζας соединены союзом ἤτοι: последний, как и в других подобных наименованиях, объедииял названия различных областей, управлявшихся одним епископом. „Чаще всего это было в тех случаях, когда епископская кафедра была перенесена из одного места в другое; тогда епархия, — а не епархиальный город, — имела двойное имя: более древнее и новое. Эгим и объясняется соединение двух названий и в титуле Климента. Из них более древнее Δρεμβίτζα, а более новое — Βελίτζα". Ссылаясь на то, что в Ассемановом Евангелии XI в., а также в заголовках Климентовых

 

 

1. Zur Entsteh. 60-61, Entsteh. 116.

 

 

16

 

поучений (напр., в Похвальном слове Иоанну Крестителю и в Слове в неделю цветную) он прямо именуется епископъ величьскъ, и напоминая, что в Дюканжевом каталоге он же называется ἐπίσκοπος Βελίκας, Туницкий догадывается, что Βελίτζας пространного жития есть не что иное, как греческое новообразование к слав. епископъ Велицѣ. Что касается Δρεμβίτζα и Δρεβενίτζα, то это, вероятно, два неточных варианта одного и того же имени.

 

Хотя исторические и народные предания и приурочивают деятельность Климента к Охриде, но из этого, по мнению Туницкого, отнюдь еще не следует, что сцена епископского служения величайшего ученика Мефодия граничила с ареной его учительства, т. е. находилась где-то по близости будущей столицы болгарской автокефальной церкви. Ведь самый достоверный источник наших сведений о жизни Климента, его Пространное Житие не только не помещает его епископской кафедры в Охриде, но указанием на крайнюю некультурность и „скотоподобность" его паствы, дает понять, что епархия Климента находилась далеко от того края, где он еще недавно развернул кипучую просветительную деятельность, воспитав 3500 учеников, которые понесли свет грамотности въ 12 енорий соседних с Охридой местностей. Нисколько не смущает Туницкого и то известие Феофилактова жития Климента, что он и в сане величского епископа продолжал поддерживать живые связи с Охридой. Он указывает, что в упомянутом житии говорится только о двух посещениях им Охриды за почти четвертьвековый период епископства, при чем первый визит можно отнести к епископскому периоду лишь условно. При таких обстоятельствах, Климент мог приезжать в Охриду и издалека.

 

Откуда же именно? Отвечая на этот вопрос, Туницкий обращает внимание, что в списке епископий, носящем имя Льва Мудрого, отмечены две под именем Βελικείας. Из них одна входит в число епископий фракийской филиппопольской митрополии, а другая в митрополию македонскую филипскую. Мало того! По свидетельству того же каталога, в филиппопольской митрополии находилась еще кафедра Δραμίτζα, название которой, по мнению нашего ученого, и таится в искаженной форме Δρεμβίτζα. Полной уверенности, что обе формы представляют, в сущности, одно и то же слово, мешает только

 

 

17

 

отсутствие положительных указаний, что обе местности входили в конце IX в. в состав Болгарии. Поэтому ту Велику, которая входила в состав Филиппской митрополии, сам Туницкий принужден выбросить за борт своей аргументации. Но относительно Великой и Драмицы, расположенных на верховьях р. Марицы, вблизи Костеницы, по его мнению, дело обстоит не так безнадежно. Он указывает, что как раз здесь проходила в начале X в. граница между Болгарией и Византией, и потому нет ничего невероятного в предположении, что и Драмица и Велика уже в первой войне Сименна с византийцами могли перейти под власть первого. Но, как в других случаях, — напр. подвластная другому государю Охридская епархия включена в каталог Льва Мудрого в числе епархий драчского митрополита, — так и теперь, греки могли не признавать завоеванных Симеоном епархий достоянием болгарской церкви и продолжали считать их своими. Вот почему обе северно-родопские епархии и были зарегистрированы в списке филиппопольской митрополии.

 

Высказывая эту гипотезу, Туницкий, как в высшей степени добросовестный исследователь, не скрывает от себя и одной весьма большой трудности, а именно тот факт, что ни южнородопская, ни севернородопская Велица не оставили после себя никаких следов в современной топографии Балканского полуострова. Для объяснения его Туницкий прибегает к крайне смелой гипотезе, что Βελίτζα, resp. Βελικεία находится в связи с названием славянского племени Βελεγεζῆται. Но не говоря уже о том, что ни палеографически, ни фонетически не возможно вывести ни второе имя из первого, ни первое из второго, противъ домысла московского ученого говорит уже один тот простой факт, что, по свидетельствам византийских историков, велегезиты жили на территории сев. Греции (в Фессалии и на побережьи залива Воло), в Родопах же они, повидимому, даже не ночевали. [1]

 

Взгляды Туницкого не укрылись от внимания В. Златарского, который сначала в специальной статье, [2] а потом въ своей капитальной „История на българската държава" (I 2, 268)

 

 

1. Nіеdеrle, Slov. Star II2 438.

 

2. Де се е намирала епископията на св. Климентъ Охридски ? Мак. прегл. I, 1, 1—14.

 

 

18

 

заново пересмотрел интересующий нас вопрос. Он ни в одном пункте не соглашается с Туницким. Прежде всего он указывает, что мы не имеем никаких оснований полагать, что Δρεμβίτζα и Βελίτζα представляли некогда две самостоятельные епископии, объединенные под ферулой Климента. Ои справедливо указывает, [1] что, если бы христианство было распространено между славянским населением области Дрембицы еще в то время, когда последняя находилась под византийской властью, то, согласно практике Конгтантинопольской церквимы ожидали бы, что эта епископия будет носить какое — нибудь славянское племенное название, как, напр., ὁ τῶν Δρουγουβιτείων или ὀ τῶν Σμολαίων, но ничего подобного в данном случае мы не имеем. Отсюда с полным правом Златарский заключаетъ, что и Δρεμβίτζα и Βελίτζα представляли собой епископии, учрежденные специально для Климента, он мог планомерно развивать свою просветительную деятельность среди местного славянского населения.

 

Но что означают эти имена ?

 

Чтобы ответить на этот вопрос, Златарский вспоминает, что в первой грамоте, данной императором Василием II (976—1025) охридскому архиепископу ок. 1020 г., среди городов, находившихся под управлениим битольского епископа, наряду с Пелагонией (Битолем), Прилепом и Велесом, называется Δευρέτην. Вслед за Gelzer'ом (BZ VI 51), он отождествляет его с упомянутой Иоанном Кантакузином крепосгью Δευρίτζα, которую, в свою очередь, вслед за Иорд. Ивановым, [2] он объявляет предком современного с. Дебрище, расположившегося на сев.-зап. от Прилепа, в самом начале пути из этого города в Кичево через Брод. Так как в греческом письме слав. б часто обозначается соединением букв μβ (ср. ὅμβροι = слав. обри в Житии Тивериуп. мучеников Феофилакта Болг.), то Златарский и догадывается, что в Δρεμβίτζα таится слав. *Дребица. Далее, сопоставляя Δευρίτζα (или Δεβρίτζα) XIV в. с Δρε(μ)βίτζα X в., болгарский ученый приходит к выводу, что последнее имя представляет лишь орфографический вариант имени *Δεβρίτζα, в котором на греческой почве ρ подверглось перестановке. [3]

 

 

1. О. с. 269.

 

2. Епархии на Охрид. епископ. стр. 97—98.

 

3. История I, 2, 270.

 

4. О. с. 272.

 

 

19

 

Итак, согласно исследованиям Златарского, Климент был назначен епископом в средневековую крепость Дебрица, находившуюся на месте нынешнего с. Дебрище  (на с—з. от Прилеп), Но хотя Дебрица и представляла оффициальную столицу Климентовой епископии, ее глава предпочитал, по мнению болгарского историка, проводить почти все свое время не в своем стольном городе, а в горном сельце Белица, расположенном к югу от Кичева, на истоках речки того же имени, притока р. Копачки, притока р. Велики (Трески). В этом-то тихом уголке он мог особенно спокойно заниматься литературной деятельностью и отсюда же он мног с особенным удобством ездить в столь любезную его сердцу Охриду. В греческой транскрипции название фактической резиденции Климента получило вид Βελίτζα (ср. Βελάσιτζα при Βαλάσιτζα). Македонские болгары, читая это имя по своему, вообразили, что Климент был епископом никогда не существовавшей Велицы или Велики. Случилось это сравнительно очень рано, не позже XI в.; ведь уже в Ассемановом Евангелии, как мы видели выше, Климент титулуется „епископом величским!"

 

Таково последнее слово, сказанное по поводу загадочного титула первого славянского епископа. Хотя оно вышло из лаборатории знаменитого болгарского историка, едва-ли, однако, его можно считать окончательным. Конечно, ничего нельзя возразить против предложенной Златарским локализации местности Δεμβρίτζα в чисто географическом отношении. Я охотно готов допустить, что она находилось где то по близости Охриды. Но отсюда еще далеко до тождества ее с современным с. Дебрище. Прежде всего следует заметить, что его суффикс -išče мало напоминает суфф. -іса или -ьса, который таится в Δεμβρίτζα; во вторых, географической интерпретации Златарского препятствуют те данные, которые сохранило нам пространное житие Климента относительно культурного состояния его новой паствы: как уже указывалось выше, это состояние было близко к звериному. Ну, а Дебрище, находившееся в непосредственном соседстве с Охридой, едва-ли может быть признано таким глухим захолустьем, куда не могли бы проникнуть лучи недавней просветительной деятельности самого Климента в Кутмичевице. Наконец, мало располагает в пользу отожествления обоих названий фонетика имени Δρεμβίτζα: если же даже допустить, что это слово следует читать

 

 

20

 

как Δρεβίτζα, то все же в гипотезе Златарского остается ничем не мотивированной перестановка плавного в его непосредственном источнике * Δεβρίτζα.

 

Ho как ни велики перечисленные трудности, они, все-таки, ничтожны сравнительно с теми, которые порождает интерпрегация Златарского второй части титула Климента. Я, впрочем, имею здесь в виду не столько географическую ее часть, сколько филологическую. Вопреки проф. Златарскому, я признаю совершенно невероятным, чтобы уже в XI в. македонские болгары, среди которых в то время действовало еще не мало учеников тех 3000 учителей, которые вышли из школы Климента, настолько основательно забыли место епископской деятельности последнего, что в гр. Βελίτζα не узнали своей родной Белицы и перенесли ее в никогда не существовавшую Велику!! Такая ошибка была бы мало вероятна даже в период полного упадка самобытной культурной жизни и национального самосознания болгар (как, напр., в эпоху турецкого владычества), тем более невозможна была она в то время, когда среди болгарской интеллигенции, в десятках, а, может быть, даже в сотнях списков расходились поучения и церковные слова Климента, из которых многие носили в заголовке его истинный титул. Я не говорю уже о том, что в XI в. в македонско-болгарском наречии ѣ звучало еще как ä (= гр. εα), и потому гр. Βελίτζα его жители едва-ли могли прочитать как Βεαλίτζα = Бѣлица !!

 

В виду всего этого, невозможно сомневаться что титул величьскъıи славянских источников отражает живую действительность, и что именно он, точнее лежащее в его основе имя Велика или Велица является источником гр. Βελίτζα, но отнюдь не наоборот. Но где же находилась славянская Велика? Так как в западной Македонии пока не указано, насколько мне известно, другой местности с этим именем, кроме верхнего течения р. Трески, левого притока Вардара, то я считаю, что Баласчев был на верном пути, когда именно в его области искал епископию Климента, но он, конечно, жестоко ошибался, когда в титуле величьскъ слышал отголосок названия реки ; ведь мы видели выше, что епископии в средневековой Болгарии назывались не по рекам, а по городам. А если так, то у нас не остается другого выхода, как допустить, что во время Климента на берегу верхнего течения р. Трески находилось

 

 

21

 

селение Велика, которое успело подарить свое название этой части реки прежде своего окончательного исчезновения. Только при такомъ предположении делается понятным, почему только определенный участок р. Трески, не отличающийся при этом ни особенной длиной, ни особенной широтой, получил название Велики. Самый же факт исчезновения упомянутого селения не представляет ничего удивительного: в бурном прошлом Балканского полуострова вообще и многострадальной Македонии в особенности погибло не мало других селений, и городов, не исключая и такого знаменитого центра, как Преспа, столица царя Самуила, и если мы напрасно стали би искать теперь на карте Родоп, напр., те две Велики, которые, как ми видели выше, помещает каталог Льва Мудрого на их северных и южних склонах, то ничего странного не было бы в том, что их судьбу разделила и их западно македонская тёзка. Но в начале X в. эта последняя не только могла процветать, но и сделаться, — правда, на очень короткое время, — одним из двух центров первой славянской епископии.

 

Я где находится другой центр ? Очевидно, — в непосредственной близости к Велике. И этому условию вполне отвечает гипотеза Баласчева, что Δρεμβίτζα есть не что иное, как славянское Дьбрьца или Дебръца, под которою разумеется область, расположенная на запад от Кичева и на север от Охриды: эта область действительно находится в ближаишем соседстве с Великой. Но Баласчев ошибался, когда в Δρεμβίτζα слышал название области, — вернее видеть а нем греческий отголосок ее центрального населенного пункта г. Дьбрьц или Дьбрьца. Расположенный на самой границе дикой Албании, среди населения, даже сверху не помазанного лаком культуры, и потому на взглед высокопросвещенного византийца действително „скотоподобного", этот город не представлял никакого Эльдорадо, и потому неудивительно, что Климент предпочитал жить не в нем, а в Велике, откуда, к тому же, он мог с большими удобствами совершать свои многократные поездки в Охриду. Таким образом, и топографические и этнографические соображения вполне подтверждают мысль, что под таинственным плащем Дремвицы скрывается г. Дьбрьць или Дьбръца. Но согласуются ли с этими данными палеографическая и лингвистическая сторона занимающего нас географического термина ?

 

 

22

 

Прежде всего, спедует заметить, что в формальном отношении Δρεμβίτζα как нельзя лучше соответствует слав. Дьбрьца: суфф. -ьца отвечает форманту греч. имени -ιτζα звук в звук; не должно нас смущать и гр. μβ в соответствии с слав. б: на примере гр. ὄμβρα = обри мы уже выдели выше, что гр. μβ может выражать слав. б. Главным камнем преткновения для отожествления обои хслов является место согласного ρ: вопреки всяким ожиданиям, в греч. имени оно слышится не после β (= μβ), а после начального Δ! Одно простое предположение (какое делают, напр., Баласчев и Златарский), что в греческих устах ρ подверглось перестановке, ничего не объясняет, пока мы остаемся в неизвестности относительно причины такой метатезы.

 

Да и зачем прибегатъ к гипотезе перестановки, когда есть полная возможность объяснить мучащую нас лингвистическую загадку гораздо проще ? Но для этого необходимо выйти на минуту за дверь болгарского языка на широкий простор славянских языков вообще.

 

Как известно, имя dьbrь или dъbrь, отъ которого образовано б. Дъбърца, существовало еще в праслав. языке. На это указывает простое сопоставление дцс. дьбрь, дъбрь, с др.-чешск. debř, др.-польск. debrz и др.-р. дъбрь, дьбрь. Но чрезвычайно интересно, что в старинном русском языке последняя форма чередуется не только с дебрь, но и с дребь. Так, напр., в то время как в Новгородской 1-ой летописи по списку археографической комиссии под годом 6485 читаем: „и сопьхнуша Ольга с мосту в дебрь", в Академическом списке той же летописи на месте последнего находится въ дребъ, а въ Толстовском въ дребь. [1] Что имя дребь не является опиской, а представляет факт живого языка наших предков, это лучше всего доказывает та форма дребь, которая слышится поныне в говорах Архангельской губернии и которая имеет значение „дебри". Какъ же понять взаимное отношение обоих слов?

 

На первый взгляд, могло бы показаться, что и в данном случае мы имеем дело с перестановкой звука р в слове дебрь. Но думать так, было бы глубоким заблуждением. Во первых, русский язык не знает ни одного другого примера подобной своеобразной перестановки; во вторых, мы располагаем еще

 

 

1. Фортунатов, Изв. XIII, 2, 7.

 

 

23

 

одним фактом, который указывает, что ключ к решению загадки лежит совсем въ другом месте.

 

Я имею в виду следующее место Хлебниковского списка летописи, где под 6772 г. читается у романа князя у дръбенского; в Ипатьевск. сп. последнему слову соответствует у брянского (т. е. у дъбрянского). [1] Это сопсставление ясно указывает, что первый вариант, хотя и представляет точнейший синоним второго, но генетически с ним не связан: об их различном этимологическом происхождении свидетельствует уже не только вокализм их корня, но и их совсем напохожие форманты.

 

По счастью, происхождение прилагательного дръбенский не менее прозрачно, чем история имени дъбрь или дьбрь. Не может быть никакого сомнения, что оно образовано от имени дьрба, ср. соврем. русс. дербá „залежь, вновь поросшая лесом; лядина или целина, некогда паханная; росчисть, чищоба". Как показал Berneker (I 254), это слово, как и вр. дереби́ть „чесать, скрести, царапать, теребить, ч. drbatí „царапать, скрести, ударять", с. drbácatí „скрести", нельзя отделять от свн. zurba „дерн", нн. torf „торф" и др.— инд. dr̥bháti „плетет, вьет"; в основе всех перечисленных слов лежит иде. корень *dr̥bh- в значении „чесать, теребить" и т. п. В р. дьрбá из этого значения могло легко развится значение „росчисти, чищобы, лесной чащи".

 

Но известно, что одним из главных значений имени дьбрь было не только „долина, поросшая лесом", но и самый „лес". При таких обстоятельствах, оно могло легко скреститься с именем дьрба, особенно в том случае, если рядом с основой на -а- существовала форма с основой на -і-, т. е. *дьрбь. В результате этого взаимного влияния и возникла та форма *дрьбь, которую мы выше констатировали в выше упомянутых др.-р. дребь и вр. диал. (арх.) дребь.

 

To, что произошло в др.-р. языке, то могло повториться и в др. болг. языке. И здесь исконное дьбрь еще до X в могло контаминироваться с dr̥ba или *dr̥. В результате и возникла форма *дрьбь, а также то ее уменьшит. * дрьбица, которое дошло до нас в пространном житии Климента под видом Δρεμβίτζα.

 

 

1. Фортунатов в, I. с.

 

 

24

 

Но мы видели выше, что в др.-русс. языке, рядом с контаминированной формой дребь (точнее дрьбь), спышалась не контаминированная форма дръбенский. Едвали случайно и в др. болг. языке, рядом с дрьбица = Δρεμβίτζα, слышалось дрьбеница ( < прасл. dьrbenica) = Δρεβενίτζα, засвидетельствованная Охридским списком пространного жития Климента.

 

А если так, если не только в др.-русс. языке, но и в древне-болгарском языке dьbrь смешивалось с *dьrba, то подает последнее препятствие для отожествления Δρεμβίτζα с столицей Дибры Дебрьцей, а в целом епископский титул Климента мы получаем право читать и толковать как „дебрце—велицкий".

 

[Back to Index]