Глава IX. Школы от Варды до Константина Порфирородного
1. Житие святого Никифора Латмосского
4. Деятельность среднеобразовательной школы
После этих великих личностей ученых, Фотия, Арефы, которые парадоксальным образом не дали нам никаких сведений о своем собственном образовании и ничего не сообщили об учебных заведениях своего времени, нужно вернуться к этим последним и попытаться иными путями проникнуть в их тайну. Вероятно, не случайно наши сведения, как мы сейчас увидим, относятся главным образом к эпохе Константина VII Порфирородного. Но косвенным образом они бросают свет и на предшествующие полвека, и, чтобы лучше отметить нашу отправную точку, нужно ненадолго вернуться назад.
Итак, напомним, что Лев Математик, родившийся, вероятно, в последнем десятилетии VIII века, смог получить в Константинополе «среднее» образование, изучив грамматику и поэтику, но не нашел никакого учителя, способного повести его дальше. Самоучка и путешественник, он возвращается в
356
357
столицу, чтобы долгие годы давать там частные уроки, а затем, по инициативе Феоктиста, преподавать публично на государственном содержании в период, предшествовавший его назначению на митрополичью кафедру в Фессалоники (840 г.). Наконец, неизвестно когда, но ближе к 855 г., [1] Варда ставит его во главе «философской Школы», которую основал в Магнавре, с четыремя кафедрами: философии, грамматики, геометрии, астрономии. Карьера Константина Философа четверть века спустя представляет нам и сходные черты, и значительные отличия. Родившись в 827 г. в Фессалониках, он не смог там получить никакого образования, кроме начального у грамматиста. Но в Константинополе, куда его пригласил Феоктист, ему преподали «все эллинские 'искусства». Где? Школа в Магнавре еще не существовала. У Льва Математика, который после своего низложения (в 843 г.) мог снова заняться преподаванием, как до епископства? Посещал ли Константин, кроме того, частный кружок Фотия? Упоминание этих двух имен, содержащееся в соответствующем месте славянского Жития, не вносит ясности. Относительно преподавания «философии», доверенного Константину якобы еще при жизни Феоктиста, мы также имеем лишь гипотезы; но необходимо, как кажется, установить здесь связь с публичным образованием, порученным в сходных обстоятельствах Льву Математику, тоже благодаря посредничеству логофета.
Затем Константин вместе с Мефодием посвящеют себя известной миссионерской работе, тогда как Лев становится во главе новой Школы в Магнавре. И вскоре мы опять остаемся без информации. Ничто не обязывает нас думать, будто Магнаврская Школа не пережила Льва: совсем напротив, свидетельство Генесия в середине X века, как мы видели, подтверждает одновременно новизну и исключительную важность,
1. Когда Феоктист был убит, а Варда получил доступ к важным государственным делам.
358
которую признавали за созданием кесаря Варды, [2] и непрерывное существование школы вплоть до того момента, когда писал Генесий. Мы должны попытаться восстановить события, происходившие между этими двумя границами, не только относительно образования, которое в высшей Школе, разумеется, преподавалось лишь очень малому числу лиц, но и относительно типов и уровней обучения вообще. Мы сделаем это, как можно ближе держась текстов. [3]
1. Житие святого Никифора Латмосского
Рассмотрим сначала Житие Никифора, бывшего монахом на горе Латмос и епископом Милитским, написанное вскоре после кончины святого неким образованным человеком, который хорошо его знал и сообщает то, чему он лично был очевидцем или что узнал через непосредственных свидетелей. [4] Никифор родился в почтенной зажиточной семье, в Василеоне Галатийском, который не был большим городом, но не был и селением, поскольку там располагалась епископская кафедра и даже некоторое время существовала митрополия. Его родители, как утверждает Житие, предназначали его на служение Церкви и в юности оскопили его. [5] Но они жаждали, чтобы он сделал
2. Нужно отметить, что это обязывает свести к их действительным пределам публичные лекции, которые до того было поручено читать, частным образом и вне каких-либо учреждений, Льву и Константину.
3. Что касается Житий Никифора Латмосского и Афанасия Лаврского и переписки анонимного преподавателя, то я представил основные сведения, которые из них можно извлечь, на докладе в Académie des Inscriptions et Belles-Lettres: «Elèves et professeurs à Constantinople au Xe siècle», см. Comptes rendus des séances de l'année 1969, p. 576-587.
4. BHG3, № 1338; Vita Nicephori Milesii, 129-166, переиздана у TH. WIEGAND, Milet, III, 1, Der Latmos (Berlin, 1913) 102,157-171 (кроме приложения «de domo τοῦ Μωσελλοῦ», выводы которого, впрочем, как мы увидим, ошибочны).
5. Такое членовредительство, как известно, служило лучшей подготовкой к иной карьере, нежели церковная, и раннее призвание Никифора на служение Церкви, возможно, — всего лишь агиографический топос.
359
прекрасную карьеру, и хотели дать ему хорошее образование. Итак, когда Никифору пошел восьмой год и он достиг школьного возраста, они отправили его в Константинополь — новое доказательство того, что в то время подобное образование можно было получить только в столице. Правда, хронология жизни Никифора неточна, но автор сообщает нам, что его герой прибыл в Константинополь при Романе Лакапине, то есть между 920 и 944 гг. Он был принят в дом магистра Моселла, ὑπὸ μαγίστρου τοῦ Μωσελλού, — без сомнения, важного лица; но нам не сообщается, какими рода узами, семейными или иного характера, он был связан с семьей Никифора. [6]
6. H. DELEHAYE сопроводил свое издание Жития приложением «de domo τοῦ Μωσελλού» (Vita Nicephori Milesii, 161-165), которое остается полезным благодаря находящимся в нем многочисленным сведениям об этом имени его различных формах, но ведет к совершенно ложному истолкованию рассматриваемого нами текста. Он исходит из того факта, что в рукописи (Paris, gr. 1181) напротив отрывка, где говорится, что Никифор был принят в Константинополе ὑπὸ μαγίστρου τοῦ Μωσελλού (fol. 201v = § 4, p. 137), на полях можно прочесть такую заметку antiqua manu (sic; мы еще к этому вернемся): Ση(μείωσαι) + οὗτός ἐστιν ἀναντιρρήτως ὁ μάγιστρος ὁ κτήτωρ τῆς | τοῦ Μωσηλὲ ἐπωνομαζομένης μονῆς. Делеэ, собравший свидетельства о сущестовании в Константинополе, с одной стороны, μουσεῖον, учрежденного неким Μουσήλιος (АР IX, 799, 800, 801), с другой стороны — οἶκος τοῦ Μωσιλέ (см.: R. IANIN, Constantinople byzantine, 394) и, наконец, μονὴ τοῦ Μωσηλέ (см.: R. IANIN, Le siège de Constantinople, 358-359), считает, что в нашем тексте магистр означает анонимного учителя, что τοῦ Μωσελλοῦ — название этой школы, происходящее от имени ее основателя: итак, Никифор был принят учителем школы, называвшейся τοῦ Μωσελλοῦ, о которой «не известно, была ли она в то же время и монастырем» (!). Это невозможно: Житие просто говорит, что Никифор получил приют у магистра Моселла (магистр здесь, очевидно, означает титул: Делеэ в другом месте, на с. 164, цитирует новеллу Василия II, где упоминаются οἱ τοῦ μαγίστρου Ῥωμανοῦ τοῦ Μουσελὲ ἔγγονοι), оно не называет школы, которую герой будет посещать, и, кроме того, нам неизвестна какая-либо школа, основанная Моселлом или Муселе. Что касается заметки на полях Paris, gr. 1181, которая к тому же не упоминает о школе и не разумеет под магистром школьного учителя, так что в любом случае не подтверждает гипотез Делеэ, то высказывание о ее antiqua manu слишком неопределенно. Ш. Астрюк любезно изучил рукопись (о которой см. еще у F. HALKIN, Manuscrits grecs de Paris, Inventaire hagiographique (Bruxelle, 1968) 132), и установил такую хронологическую последовательность ее частей: XII в., рука а, ff. 62-69v, 78-196v, 197v-228v (des. mut.) [f. 197г чистый]; XIII в., рука b, ff. 2-49v; начало XIV в., рука с, ff. Vr-v, 50-61v, 70-77v. Рука с, уточняет Астрюк, играла роль правщика: она составила список на f. 1, заполнила пропуски (ff. 50-61v, 70-77v и 5 строк на нижнем поле f. 160v), допущенные рукой а, и написала заметку на полях f. 201v. Таким образом manus antiqua И. Делеэ относится лишь к началу XIV в. Ошибка ученого болландиста была, как обычно, принята за чистую монету: так, F. FUCHS, Die höheren Schulen, 21, пишет: «Doch stiftete unter seiner Regierung [Romain Lécapène] Alexios (!) Moseles ein μουσεῖον (!)».
360
В этом месте Житие заявляет, что если мальчик и прибыл в столицу, то исключительно чтобы получить там познания в Священном Писании, τὴν ἱερὰν γραφὴν μόνην παιδευθησόμενος, прибавляя следующий комментарий, представляющий собой хороший пример многочисленных высказываний подобного рода: «Действительно, руководители [7] не хотели, чтобы природная чистота его души запятналась мирскими познаниями, ибо нелегко, испытав один раз их влияние, стереть след этих лживых историй». [8] Фраза одновременно примечательная и банальная, поскольку она хорошо объясняет, под пером пишущего ее человека Церкви, страх перед соблазнами мирской учености. Фраза также и обманчивая, поскольку она может привести к мысли, что Никифор собирался поступить в религиозную школу, где давалось образование исключительно
7. В тексте сказано: οἱ προστάται, без каких-либо уточнений, и контекст не проясняет смысла. Я думаю, что автор подразумевал под ними тех, кто нес ответственность за ребенка (его родителей и тех, кто принял его в Константинополе), и что в этом совершенно трафаретном отрывке не нужно искать чего-то большего. Здесь не может идти речь о руководителях школы, куда поступил Никифор, о которых далее ничего не говорится, хотя слово προστάτης, употребление которого весьма широко и неопределенно, естественно, может обозначать и главу какого-то образовательного учреждения: мы видели (см. гл. VI, с. 235), что Кедрин называет Льва Математика προστάτης философской Школы в Магнавре.
8. Vita Nicephori Milesii, 137:
Делеэ предлагает ненужную поправку: ἐκσπόνδοις ἐμμυῆσαι μαθήμασιν.
361
религиозного характера. Ничего подобного — наш агиограф попросту прибавляет сюда подробность, кажущуюся ему необходимой: святой с самого раннего детства не обращал внимания на что-либо иное, кроме связанного с религией. Вероятно, Никифор, проучившись нескольких лет (не сказано, сколько именно) в школе, поступил в клир; [9] но весь рассказ — впрочем, в этой части зачастую путанный и малосвязный — ясно показывает, что сначала он долгое время, как и все, посещал школу, где проводил целые дни [10] и имел соучеников, которых, как и положено, он без труда превосходил.
Житие, увы, молчит о характере и программе образования, которое он получал: чтобы рассказать об этом, пришлось бы отойти от условностей жанра. [11] Напротив, оно с готовностью распространяется по поводу добродетели милосердия, которую Никифор проявил столь же явно, сколько и рано: он раздавал бедным все, что у него было, и даже имущество своего хозяина магистра. Однажды, возвращаясь из школы домой и пересекая лежавший на его пути рынок, где бродили многочисленные нищие, он отдал свою тунику и пришел в сорочке: его мать (я уже сказал, что она присоединилась к нему и жила
9. Vita Nicephori Milesii, 140: τὸ τῶν βασιλικῶν κληρικῶν ἐγκαταλεγῆναι βαθμῷ. Тогда Никифор покидает Моселла, по причинам, о которых Житие не желает сообщить ясно, и обосновывается κατὰ τοὺς βασιλείους οἴκους τοὺς κατὰ τὸν ἱππόδρομον ἀφωρισμένους τοῖς κληρικοῖς (с. 141: важный текст для еще не написанной истории «императорских клириков»). Магистр старается его вернуть, но тщетно, поскольку отныне будущий святой днем и ночью занимается одними только священными писаниями — следовательно, до этого дело обстояло по-другому.
10. Vita Nicephori Milesii, 137: φοιτῶντι ἐς διδασκάλους (здесь Делеэ предлагает поправку διδασκάλου); несколькими строчками ниже: ὡς δὲ καιρὸς ἦν ἐπανιέναι τοῦ διδασκαλείου οϊκαδε; на с. 138 читаем, как его мать, приехавшая к Никифору в Константинополь, сопровождает его в школу, σὺν αὐτῷ τὴν σχολὴν καταλαμβάνουσα.
11. Автор прекрасно осознаёт эти условности: так, собираясь рассказать о родителях своего героя, он заявляет, что будет это делать ἵν᾽ ἐν μηδενὶ τοῦ τῆς διηγήσεως ὑστερώμεθα νόμου (ibid., 136). Он, как и его герой, получил хорошее риторическое образование.
362
в столице), немного обеспокоенная, решила провожать его в школу и приводить обратно; она брала с собой веретено и пряла лен, в ожидании конца занятий. Биограф сообщает нам эти взятые из жизни подробности не из-за их живописности, а потому, что находит здесь повод похвалить мать за столь усердную заботу о сыне, в то время как другие матери, давая детям образование, имеют в виду только почести (ἀξιώματα) и богатство, которых те потом смогут через него достичь. Таким образом, автор признаёт, что в его время образование — очевидно, платное и, вероятно, даже дорогостоящее — одновременно является способом повышения общественного положения и чем-то вроде финансового вложения, поскольку открывает доступ к государственным должностям и к придворной службе, со всеми связанными с этим материальными выгодами.
Итак, несмотря на содержащиеся в этом Житии предвзятые мнения и условности и, так сказать, наперекор его автору, оно передает нам некоторые интересные сведения. Но нужно отметить, что оно оставляет нас, вместе с матерью будущего святого, на пороге школы, в которой он посещал занятия. Мы предпочли бы проникнуть внутрь вместе с ним. И это позволяет нам сделать один исключительный документ, также относящийся к эпохе Романа Лакапина, — сборник писем анонимного учителя, который преподавал в Константинополе в школе, совершенно похожей на ту, куда ходил Никифор.
2. Анонимный преподаватель
Прошло всего около пятнадцати лет с тех пор, как эти сто двадцать два письма, сохранившиеся в единственной рукописи в Лондоне, датируемой концом X века, стали доступны, благодаря Р. Браунингу и В. Лаурдасу. [12] Мы все еще ждем окончательного
12. 1) В. ΛΑΟΥΡΔΑΣ, «Ἡ συλλογὴ ἐπιστολῶν τοῦ κώδιδος ΒΜ Add. 36749», Ἀθηνᾶ 58 (1954) 176-198: о рукописи, которую Лаурдас датирует началом второй половины X в. и считает почти современной автору; перечень писем с их адресатами (так, как они даны в рукописи, без комментариев), первыми и последними словами; замечания (с. 189-193) о некоторых отрывках, которые показывают познания автора об античности, но без указания источников, «задачи будущего издателя»; некомментированное издание восьми писем. 2) R. BROWNING, «The Correspondence»: о рукописи, датируемой «of the late tenth century»; перечень из 122 писем, адресаты (как они даны в рукописи), их начальные слова, краткое содержание на английском; замечания просопографического и хронологического характера (с. 425-433); об авторе (с. 433-440); некомментированное издание текста двадцати писем. 3) R. BROWNING, В. LAOURDAS, «Τὸ κείμενον τῶν ἐπιστολῶν τοῦ κώδιδος ΒΜ Add. 36749», Ἐπετηρὶς Ἑταιρευίας Βυζαντινῶν Σπονδῶν 27 (1957) 151-212: издание остававшихся неизданными писем, без замечаний и комментариев и без указателя. — На практике, что касается описи и нумерации писем, нужно использовать работу, опубликованную Браунингом в Byzantion (упомянутую выше под № 2), но с осторожностью, поскольку нумерация писем в рукописи, указанная Браунингом в скобках, содержит ошибки, о которых тут не место говорить подробно). Что касается издания писем, то следует брать за основу публикацию Браунинга и Лаурдаса 1957 г. (упомянутую под № 3). Но нужно обращаться и к первой работе Браунинга (упомянутой под № 2) в отношении писем №№ 1, 8, 26, 27, 53, 54, 63, 69, 71, 73, 83, 84, 88, 91, 94, 97 (дублет письма 23), 98, 99, 112, 118. Также следует обращаться к первой работе Лаурдаса (упомянутой под № 1) для двух писем, которые находятся только там: № 31 (№ 1 у Лаурдаса, записка из двух строк к патриарху) и № 86 (у Лаурдаса № 6, к Парфению). J. DARROUZÈS, сделавший в 1952 г. для себя копию писем, исправил некоторое количество ошибок прочтения издателей (см. Ἐπετηρὶς Ἑταιρευίας Βυζαντινῶν Σπουδῶν 28 (1958) 444-446); с другой стороны, в своем Перечне византийских эпистолографов X в. (RÉB 18 (1960) 109-135) он опубликовал (с. 112-114) новые замечания об этих письмах, которые он датирует примерно 920-930 гг. и оспаривает некоторые идентификации, предложенные Браунингом (например, относительно Дафнопата). Далее мы будем указывать письма по номерам, которые им дал Р. Браунинг (в работе, указанной под № 2). {Теперь см. издание: А. MARKOPOULOS (ed.), Anonymi Professories Epistulae (Berlin, 2000) (Corpous Fontium Historiae Byzantinae). — Прим. пер.}
363
издания, перевода и полного комментария этих очень сложных текстов, которые, из-за условностей эпистолярного жанра в Византии, породили столько загадок. Тем не менее, с точки зрения рассматриваемых нами вопросов, они так богаты, что даже несовершенное прочтение позволяет извлечь множество сведений для времени, которое, со всей
364
очевидностью, соответствует 20-30-м годам X века. [13] Автор — уроженец провинции, фракиец, [14] у которого на руках родня, разорившаяся в результате болгарских набегов (№ 26). Это старый холостяк, довольно раздражительный, живущий в обществе книг и единственного прислужника (№ 29). Естественно, мы ничего не знаем о годах его обучения. Мы встречаемся с ним, когда он уже, как кажется, достиг достаточно пожилого возраста и пребывает, скорее, в мрачном расположении духа. Его прибежище — книги. Его вкусы известны,
13. Более точная датировка (или, быть может, немного более ранняя? но на небольшое число лет) будет возможна только после того, как идентификация адресатов или упомянутых в письмах лиц станет объектом более обстоятельных исследований, так же как и некоторые намеки на события того времени (например, в письме № 26 упомянута катастрофа, бывшая за семнадцать лет до того, которая может быть разгромом при Ахелоосе в 917 г., но также и каким-нибудь из походов царя Симеона на Балканы в 921-927 гг.). Я отмечаю согласие Р. Браунинга и Ж. Даррузеса с предложенной мною датой. Помимо прочего, первый считает, что автор должен был родиться около 870 г. или немногим позже. С. Мэнго недавно затронул этот вопрос (С. MANGO, «The date»), используя рукопись так называемой «Библии Льва», где одна из миниатюр представляет дарителя, преподносящего книгу Богоматери, с надписью, в которой назван «Лев патрикий, препозит и сакелларий», а другая миниатюра изображает его брата протоспафария Константина и игумена Макара (форма определена как отличная от Макария), простертыми у ног святого Николая, покровителя неизвестного монастыря, которому была подарена Библия. Мэнго показывает, что Лев сакелларий не может быть Львом Хиросфактом, но, скорее, является адресатом двух писем нашего преподавателя (№№ 24 и 25). В связи с этим он относит оба письма к промежутку между 925 и 944 гг., более вероятно, ближе ко второй дате, чем к первой. Более ранняя, чем это предполагалось прежде, датировка Библии Льва и, как следствие, рукописей, которые считаются созданными после нее (Свиток Иисуса, Парижская Псалтирь), влечет за собой, по словам Мэнго, последствия для хронологии живописи X в. и «македонского возрождения».
14. Это, как кажется, следует из письма № 47, к патриарху, где преподаватель объявляет себя жертвой клеветнической кампании, которая представляет его как ἀμουσότερον Λειβηθρίων, т. е. менее образованным, чем известные своей глупостью жители этой горной области Фракии.
365
и ему посылает книги, например, δέσποινα София, супруга, а затем, с 931 г., вдова Христофора Лакапина (№№ 8, 98, 99). Он берет их на время у других — просит у протоасикрита Евфимия одолжить ему на неделю письма Синесия (№ 108). Он сам одалживает их (№ 120). Он их покупает: мы видим, как он торгуется с асикритом Парфением по поводу книги Софокла (№ 86). [15] Он продает их по случаю, поскольку требует (№ 63) у митрополита Филипп (или Филлипполя?) Никифора золотую монету, недостающую в его последней выплате. Он их переписывает, хотя в одном письме к патриарху (№ 53) отрицает, что является каллиграфом, и признаёт, что почерк у него мелкий, неправильный и плохо сформировавшийся. [16] Он выполняет работу издателя: патриарх (Николай Мистик?) поручил ему, как кажется, установить текст произведения одного из отцов Церкви, несколько списков которого нужно сравнить, чтобы выбрать варианты. [17] Когда ему хочется, он становится автором и посылает свои сочинения друзьям: кувикуларию Феодоту (№ 5), хартофилаксу Оресту (№ 21), асикриту Стефану (№ 101), мистику Феодору (№ 118). Вероятно, большинство из них имеют отношение к его ремеслу.
15. См. также № 61, к Иоанну, патриаршему πιγκέρνης, где не известно, о каком произведении идет речь.
16. R. BROWNING, «The Correspondence», 444: ἄνισος γὰρ καὶ λοξὸς καὶ τῇ θέσει οὐκ εὔσχημος, πρὸς δὲ καὶ λεπτόγραμμος καὶ ἀμβλὺς καὶ ἀκαλλὴς τῶν στοιχείων ὁ χαρακτήρ. Впрочем, возможно, это какая-то его собственная работа, с которой автор собственноручно сделал копию по просьбе патриарха.
17. Письмо № 88, очень интересное, которое само по себе потребовало бы длинного комментария. Процитируем лишь описание тех принципов текстуальной критики, которые формулирует наш автор:
366
3. Преподавательские хлопоты
Это ремесло, которое занимает его дни и наполняет его переписку — преподавание и руководство в одной среднеобразовательной школе Константинополя. Похоже, это тяжелое занятие. У нашего героя возникают трудности с родителями: иногда из-за методики преподавания, [18] чаще из-за платы, которая является темой свободного обсуждения, то есть зависит от суждения или от щедрости каждого, но часто вносится с задержкой или не вносится вовсе. [19] Есть трудности и с учениками, которые, как кажется, пользуются удивительной свободой: такие-то дети, мало обращая внимания на упреки, проводят больше времени на птичьем рынке, чем в классе, хотя однажды отец застал их там и спросил, не это ли они называют хождением в школу — и дети, очевидно, опасаясь наказания от отца больше, чем от матери, попросту скрылись (№ 69, к Александру Никейскому). Но главным образом затруднения возникают с коллегами, учителями других столичных школ, поскольку режим полной свободы, который в то время отличал эти учреждения, и очень большая текучка учеников, приходивших и уходивших от одного преподавателя к другому, порождали между последними суровую и не всегда честную конкуренцию. Кроме того, похоже, каждая школа имела на
18. Родители выступали против метода преподавания, как показывают письма 38, 39 и 93, адресованные Христофору, служащему императорской канцелярии и хартуларию Новой церкви, чей племянник учился у нашего преподавателя: последний резко отвечает, что не может ни заставить летать во всю прыть птицу, которая еще к этому не способна, ни расчистить одним махом Авгиевы конюшни, и что только что пришедшему ребенку нужно время, чтобы привыкнуть к стилю новой школы и приноровиться к соученикам; и что вообще у каждой школы свой дух и собственные методы.
19. Возможны колебания по поводу точного истолкования писем 10 (протоспафарию и великому куратору Михаилу), 9 и 11 (протоспафарию Стефану); но см. №№ 57, 58 (каждый волен платить по своим средствам), 59, 78 (для соотечественника бесплатно).
367
высшем уровне, особенно в патриархате, покровителя или покровителей, которые беспощадно употребляли в ее пользу и против школ-соперниц все свое влияние.
Так, три письма (19, 23, 67), для нас весьма неясные, адресованы к некоему Петру асикриту, являющемуся μαΐστωρ, то есть коллегой нашего преподавателя, и их отношения, похоже, кончаются разрывом; два (36, 51) направлены другому μαΐστωρ, Михаилу, которого наш герой резко упрекает в переманивании его учеников. С этой последней ссорой должно быть связано письмо № 47, к патриарху, которого он просит вмешаться и пресечь эту кампанию по переманиванию учеников, длящуюся уже три года. Это ходатайство к патриарху, с которым преподаватель, как кажется, вообще был довольно тесно связан, ставит вопрос о зависимости школ пред лицом властей. Важное письмо 68 адресовано третьему коллеге, μαΐστωρ Филарету, который одновременно является служителем Церкви (σοι ἱερεῖ καὶ λειτούργῳ καθεστῶτι Θεοῦ), пригрозившему возбудить дело против нашего преподавателя перед префектом, императором и даже патриархом (ὑπάρχοις καὶ βασιλεῦσι ναὶ μὴν καὶ τοῖς ἐκκλησιαστικὸν διιθύνουσι θρόνον: эмфатическое употребление множественного числа!); тот возражает, что его это нимало не заботит, у него нет дел со всеми этими влиятельными лицами и его корреспондент еще пожалеет о сделанном. Но, наряду с этими гордыми заявлениями о независимости, в других письмах проявляется его некоторая финансовая зависимость от Церкви: письмо 1, к митрополиту Ираклийскому Анастасию, эконому патриархата, требует вознаграждения, которое преподавателю задолжали за шесть месяцев — оно характеризуется как τὸ ἐμοὶ διδόμενον ἀρτίδιον; в письме 54, на этот раз адресованном патриарху, но отнюдь не более ясном, он заявляет, что живет одним Святым Духом и уже два года не получал своего ежегодного вознаграждения, τὴν κατ᾽ ἔτος ἡμῖν ὁρισθεῖσαν εὐλογίαν χορηγεῖσθαι. Просто щедрость патриарха, похоже, хорошо знавшего нашего
368
преподавателя, [20] который, разумеется, был небогат? Наконец, происходит большая ссора с анонимным κανστρήσιος патриархата, [21] всячески стремящегося на протяжении нескольких лет очернить нашего героя, уже старого, и сманить у него учеников в пользу конкурента. Многочисленные намеки на эту ссору пронизывают всю переписку, и сама ссора является предметом нескольких писем, из которых наиболее важны 30-е и 55-е. В них мы видим, что эти происки, по крайней мере, по словам их жертвы, вызвали не только уход, но и враждебность некоторых учеников или их семей. И мы узнаём из этих писем, что κανστρήσιος обзывал своего «козла отпущения» чинильщиком старой обуви и прямо в Святой Софии во время богослужения назвал его мужланом и погонщиком волов. Но, в конечном счете, я не нахожу в этих письмах ничего, что указывало бы на существование в ту эпоху, когда они были написаны, зависимости школ от гражданских или церковных властей, контроля последних над первыми. Разумеется, это не означает, что учитель, пекущийся об интересах своего учреждения, мог обходиться без действенных знакомств. [22]
4. Деятельность среднеобразователъной школы
Вопрос о внутренней организации школы возникает при сопоставлении двух фактов, ясно видных при чтении писем: там собраны ученики всех возрастов и всех уровней, от ребенка до
20. Он может быть адресатом письма 47, где автор довольно плохо защищается против недоброжелательной молвы, которую распустили, а именно — он хвалится тем, что является патриаршим διδάσκαλος.
21. По крайней мере, я полагаю, что речь идет о патриаршем, а не придворном κανστρήσιος; о том и о другом см. J. DARROUZÈS, Recherches sur les ὀφφίκία, Index, s.v.
22. Они были одним из способов обеспечить набор учеников и хорошо их пристроить; см. письмо № 71, где преподаватель рекомендует одного ученика мистику Феодору, который ищет нотария; № 40, где он благодарит протоасикрита за то, что тот отдал предпочтение его ученику перед другими.
369
молодого человека, стоящего на пороге деятельной жизни, и они могут оставаться в школе долгие годы; но наш автор представляет в своем лице весь преподавательский состав своего учреждения, где не преподает никакой другой учитель. Однако понятно, что он не может брать на себя лично преподавание целиком всех предметов. Разрешение этого затруднения видно в наиболее примечательной, как мне представляется, черте этой школы и, вероятно, других школ того же времени, а именно: в значительной мере преподавание обеспечивается самими учениками.
Этот вывод основывается на употреблении отдельных слов. Некоторые письма выделяют из общей массы совершенно определенную категорию учеников, которые называются ἐκκριτοι школы. Речь идет не о неопределенном хвалебном эпитете, а именно об организации учреждения. Одно из писем (№ 20), адресованное епископу Арсению, заканчивается так: Ὁ χρηστὸς Ἐφραΐμ (несомненно родственник, почти наверняка племянник адресата) καὶ οἱ τῆς σχολῆς ἔκκριτοι προσαγορεύοθσί σε τῷ γράμματι. В переписке с учеником по имени Павел, молодым человеком, который путешествует и прислал о себе известия (№№ 104 и 105), преподаватель говорит: «Твое письмо было прочитано мною и οἱ ὑπὸ τὴν διατριβὴν ἔκκριτοι, [23] и мы насладились всей красотой, которую ему придает достоинство выражений». Я склоняюсь к мысли, что эта категория ἔκκριτοι более или менее точно охватывает другую, тоже хорошо засвидетельствованную в переписке, — категорию ἐπιστατοῦντες. Это именно ученики школы. Письмо № 96 направлено Ἰωαννικίῳ μαθητῇ ἐπιστατοῦντι, чтобы предостеречь его в связи с его немного вспыльчивым характером и дать советы по поводу критики и исправления ошибок других,
23. Ὑπὸ τὴν διατριβὴν здесь равнозначно τῆς σχολῆς прежде процитированного письма. В переписке анонимного преподавателя встречается несколько примеров такого употребления διατριβή для обозначения школьного помещения, школы; впрочем, такое значение хорошо засвидетельствовано и для более раннего времени.
370
в чем, следовательно, и состояла его роль. [24] Другое письмо (№ 80) адресовано всем вместе τοῖς τῆς σχολῆς ἐπιστατοῦσιν, и очень жаль, что оно столь же невразумительно, как и другие, поскольку оно могло бы сообщить нам многое: преподаватель заявляет начальствующим своей школы, тоном, свидетельствующим о дурном расположении духа, что он одобрит принятое ими решение, лишь бы оно было единогласным и внушенным усердием, а не завистью; итак, пусть они решают вопрос между собой. Очевидно, он столкнулся в самой школе с затруднением, о разрешении которого он, более или менее добровольно, предоставил позаботиться начальствующим.
Итак, эти ἔκκριτοι и ἐπιστατοῦντες, являющиеся учениками школы, пользуются в ней особым положением, полученным ими по усмотрению учителя, и исполняют там некую роль. Какую роль? В любом случае, если не исключительно, роль преподавателя. Это следует из одного письма (№ 81) к кувикуларию [25] и императорскому писцу Феодору, где преподаватель, давая резкий отпор своему корреспонденту, который жаловался на его воспитательные методы и на то, что он не занимается лично одним из учеников, возражает, что у него есть свои собственные слушатели, продвинутого уровня (ἀκροατὰς μειζόνων μαθημάτων ἐφαψαμένους ἔχοντες), которым он доверяет заботу о менее преуспевших (τὴν ἐπισκοπὴν ἐκείνοις τῶν ἐλαττόνων ἐνεχειρίσαμεν): итак, если Феодор хочет, чтобы преподаватель занимался сам с этим начинающим (συλλαβαῖς ἔτι περικαθῆσθαι ἡμᾶς), то пусть он, по крайней мере, об этом вежливо попросит. Другому адресату (№ 110), Никифору, тоже кувикуларию и служащему императорской канцелярии, он пишет, что его племяннику, еще начинающему, поскольку он знаком только с грамматическими
24. Намеки, которыми наполнено это письмо, трудны для понимания, но можно отметить такие выражения как τῆς ἐν ᾗ καθέδρας ἀβούλως ὑπεξέστης τὸν τόπον ἀπολαβόντι (σοι).
25. О патриаршем κουβούκλειον и ο κουβουκλεισιος см. J. DARROUZÈS, Recherches sur les ὀφφίκια, Index, s.v.
371
правилами, дважды в неделю задают вопросы в его присутствии: итак, он наблюдает за ним и проверяет его успехи, но не дает ему уроков лично. Что этот ребенок обучался своими собственными соучениками, косвенно подтверждается в том же самом письме, где сказано: ἃ διερωτώμενος ἐκμανθάνει, τῇ πρὸς ἐτέρους παραδόσει παρακατέχειν διδάσκεται. Здесь педагогический принцип: закреплять в памяти учеников то, что они узнали, побуждая их обучать этому, в свою очередь, своих менее преуспевших соучеников.
Таким образом, в этой школе, где наш анонимный преподаватель является одновременно «владельцем», если можно так выразиться, единственным хозяином и единственным преподавателем (он называет сам себя παιδευτής или, чаще, διδάσκαλος), он сам лично обучает только наиболее преуспевших, ограничиваясь руководством и более или менее близким контролем занятий с остальными, за исключением случаев особой требовательности со стороны родственников. Такой распорядок подразумевает очень активное участие учеников, во всяком случае тех из них, кто относится к разряду ἐκκριτοι и начальствующих, в процессе обучения и, вероятно, также в надзоре, хозяйственных делах и управлении. Нет оснований думать, что в других школах дело обстояло иначе, даже если некоторые из них, более крупные, возможно, возглавлялись более чем одним лицом, имевшим официальный статус преподавателя.
5. Содержание преподаваемых предметов
Чтение писем с очевидностью показывает, на мой взгляд, что в этих среднеобразовательных школах программа ограничивалась грамматикой, поэзией, риторикой — знанием языка, форм и качеств выражений, чьи образцы черпались в далеком эллинистическом прошлом. По-видимому, это следует понимать в широком смысле. Древние тексты, которые заучивали наизусть и комментировали, могли закреплять в сознании,
372
кроме грамматических правил или способов сочинительства, и иное: это впитывание античного эллинизма составляет необходимую основу образования. Но нет никаких указаний на то, что какие-то другие предметы были в школьной программе нашего преподавателя, который сам напоминает γραμματικός и ритора в древнем значении этих двух слов.
Впрочем, точные сведения на этот счет содержатся в одном-единственном, но очень важном письме, уже упоминавшемся нами (№ 110). Преподаватель отчитывается перед Никифором, кувикуларием и императорским клерком, об успехах его племянника. Он не без гордости сообщает ему:
Спряжение баритонических глаголов это спряжение глаголов, основа которых
оканчивается на зубной звук, согласно классификации, принятой со времени
Дионисия Фракийского, во втором столетии до нашей эры. [26] «Третий псалом τῶν
ἐπιμερισμῶν» — это эллиптический способ указания на учебник, в то время всем
известный, прикладной грамматики, основанный на тексте Псалтири и составленный
на основе устных уроков Георгия Хиробоска. [27] Что касается грамматики, текст
которой мальчик может уже превосходно пересказать почти наизусть, надо полагать
— поскольку речь тут, по-видимому, идет о
26. § 14 у Дионисия Фракийского (А. HILGARD, Grammatici graeci, III (Leipzig, 1901)), Περὶ συζυγίας, рассматривает последовательно глаголы баритонические, с облеченным ударением (или стяженные) и на -μι. Среди первых он различает, в зависимости от последней согласной основы, глаголы на β, π, φ и πτ; на γ, κ, χ и κτ; на ξ и ψ. Известно, что через Византию и грамматиков Возрождения наша школьная греческая морфология восходит к Дионисию Фракийскому, жившему приблизительно в 170-90 гг. до P. X., и его комментаторам.
27. Полное название — Ἐπιμερισμοὶ σὺν Θεῷ τοῦ Ψαλτηρίου ἀπὸ φωνῆς Γεωργίου τοῦ ἐπικλὴν Χοιροβοσκοῦ; См. TH. GAISFORD, Georgii Choerobosci dictate in Theodosii canones necnon epimerismi in psalmos (Oxford, 1842) III, 1-192; а также выше, гл. IV, с. 113-114.
373
начинающем, — что это была элементарная грамматика; но невозможно достоверно идентифицировать ее, поскольку еще не выяснена история византийских грамматик, которую, однако, позволило бы восстановить большое количество сохранившихся рукописей. Сомнительно, что речь идет о грамматике Дионисия Фракийского, но это должен был быть один из ее вариантов или сокращений — возможно, как предположил Р. Браунинг, [28] Kanones Феодосия Александрийского (конец IV-го или начало V века?), [29] поскольку было бы неразумно думать о неудобоваримом Περὶ ὀρθογραφίας из 1003 «правил», составленном в начале IX века Феогностом. [30] Одновременно
28. R. BROWNING, «The Correspondence», 435, n. 2, где сохранившееся в средневизантийскую эпоху значение грамматик Дионисия Фракийского и Феодосия основательно выявлено с помощью одной схолии Иоанна Цеца (XII в.) к Гесиоду: желающий достичь ἀρετὴ должен посвятить этому долгое время и сначала приложить старания к изучению
29. W. CHRIST et alii, Die altchristliche griechische Litteratur, II, 2, 1078 sq.
30. См., в первую очередь, работу (где есть предшествующая библиография): KL. ALPERS, Theognostos Περὶ ὀρθογραφίας, Überlieferung, Quellen und Text der Kanones 1-84. Diss. Fac. Philos. (Hamburg, 1964). Посвятительное послание, где главным источником признается Геродиан, обращено к императору Льву, относительно которого уже задавались вопросом, был ли это Лев V (813-820) или Лев VI: Альперс приходит к твердому заключению, на основании хороших аргументов, что это Лев V. О Феогносте см. обзорную статью С. WENDEL в RE (1934) 1985-1987. I. IRIGOIN, «L'Italie méridionale», 50-51, показал, что Bodl. Barocci 50, первая часть которой содержит собрание грамматических и лексикографических трактатов, в том числе «Каноны» Феогноста и «Трактат об орфографии» Хиробоска, не является рукописью, созданной чуть позже времени Фотия, возможно, Арефой (contra исследования R. BROWNING о той же рукописи, опубликованного в Byz 33 (1963), см. р. 291): это италийская рукопись более раннего времени. По этому поводу Ж. Иригуэн замечает хронологическое соответствие, действительно решающее: «содержание грамматической части рукописи подтверждает такое ее происхождение: Каноны являются произведением того самого Феогноста, чей рассказ о восстании Евфимия на Сицилии и о высадке арабов (826-827 гг.) был использован Продолжателем Феофана». См., действительно, Th. Cont. 82 (11,27): δηλοῖ δὲ ταῦτα (...) ἡ τότε γραφεῖσα Θεογνώστῳ τῷ περὶ ὀρθογραφέας γεγραφότι καὶ εἰς χεῖρας ἐλθοῦσα ἡμῶν. Об истории Евфимия см.: A. VASILIEV, Byzance et les Arabes, I, 68-86.
374
с грамматикой в собственном смысле ребенок будет изучать поэзию, то есть метрику, и упражняться в стихосложении: в любопытном письме (№ 94), адресованном высокому лицу из мирского сословия, поэту, мистику Феодору, [31] преподаватель сообщает ему, что собирается задать ученикам составить ямбы в его честь и прикажет вывесить их на улицах и площадях Константинополя: хитроумный способ одновременно получить расположение мистика — к которому, впрочем, он бесстыдно обращается за содействием, — и сделать рекламу школе. О риторике, к несчастью переписка не дает нам достаточно точных указаний. Между ней и грамматикой граница очень размыта: фактически они неразделимы. И той, и другой занимались два великих александрийца II века нашей эры, Аполлоний Дискол [32] и его сын Геродиан, [33] чье влияние, непосредственно или через комментаторов и переработчиков, простирается на всю византийскую эпоху. Но некоторые ученики оставались в школе нашего преподавателя довольно долго, чтобы подняться до уровня настоящей риторики. Уроки, получаемые ими от самого учителя, основывались, конечно, на трудах двух знаменитых теоретиков, которыми были Гермоген Тарсийский [34] во II веке нашей эры и Афоний
31. R. BROWNING, «The Correspondence», 431-432, думает, что мистик Феодор, адресат нескольких писем, это Феодор Дафнопат; но см. оговорки, сделанные J. J. DARROUZÈS в RÉB 18 (1960) 113.
32. Из примерно трех десятков трактатов, написанных им, у нас есть четыре, посвященные местоимениям, союзам, наречиям и синтаксису: R. G. SCHNEIDER, G. UHLIG (Hg.), Grammatici Graeci, I—II (Hildesheim, 1961).
33. У нас есть целиком его Περὶ μονήρους λέξεως и фрагменты из его главного труда — Καθολικὴ προσῳδία: A. LENTZ (Hg.), Grammatici Graeci, III. 1-2 (Leipzig, 1867,1870; repr. Hildesheim, 1965).
34. H. RABE, Hermogenis opera (Leipzig, 1913; repr. Stuttgart, 1969). Мы видели ранее, что Фотий и Арефа превосходно знали Гермогена. Одно из писем, изданных у J. DARROUZÈS, Épistoliers byzantins, 369, № 36, рекламирует перед адресатом комментарий некоего Фотия, возможно, патриарха, к трактату Гермогена Τέχνη ῥητορικὴ διαιρετικὴ περὶ στάσεων. Отметим по этому поводу изданное в том же сборнике (р. 227, № 22) письмо Никифора Урана: он просит у своего корреспондента одолжить Ἀττικιστής Дионисия Галикарнасского, который, как ему было известно, у того имелся.
375
Антиохийский [35] в IV-м; похоже, они остались учителями риторики и для византийцев. [36] Византия сохранила и развила все виды античной риторики, восприняв их на уровне автоматического использования, которого они достигли в римскую эпоху. Ученики получали теоретические знания о различии жанров, об особенностях стиля, предавались упражнениям по составлению совершенно трафаретных сочинений, основанных на принципе подражания и тщательно исключающих какую бы то ни было личную окраску. Концепция, в некотором смысле сводящая образование к овладению языком посвященных, где нас приводит в смущение изысканная архаичность, неясность и искусственность выражений: возникает впечатление, что она не имеет иной цели, кроме совершенного сходства с образцами, то есть, воспроизводя их, она, можно сказать, продлевает действие силы, испытанной тысячелетней традицией. Но Византия нагружает их новыми смыслами, она делает из них систему знаков, особенно заметную в парадных жанрах,
35. Он как раз составил Προγυμτάσματα εἰς τὴν Ἑρμογένους τέχνην.
36. После публикации общих сведений у К. KRUMBACHER, Geschichte, 450 sq., мне не известна никакая обзорная работа по этой теме. Как и другие подобные исследования, она должна была бы основываться, помимо изучения упоминаний и цитат в текстах, на широком сборе информации в рукописных хранилищах: количество, происхождение, датировки, сохранившиеся рукописи, имеющие отношение к риторике. Можно прочесть краткий очерк F. DÖLGER, «Der Klassizismus der Byzantiner, Seine Ursachen und seine Folgen», Geistige Arbeit 5 (1938) N. 12, v. 20, 3-5, 46-53 (переиздан: F. DÖLGER, Paraspora (Ettal, 1961) 38-45); и особенно R. JENKINS, «The Hellenistic Origins». O. SCHISSEL, «Rhetorische Progymnasmatik der Byzantiner», Byzantinisch-Neugriechische Jahrbücher 11 (1934—1935) 1-10, сделал очерк эволюции жанра προγυμνάσματα с IV по XV в. Работа G. МОRAVCSIK, «Klassizismus in der byzantinischen Geschichtsschreibung», в: Polychronion, Festschrift Franz Dölger (Heidelberg, 1966) 366-377, посвящена исключительно истории, но дает точки для сопоставления.
376
из которых самым примечательным является жанр речей к императору. Эпистолярный жанр также принадлежит к ним и делится на разновидности, для которых существуют правила и образцы. Именно с этой точки зрения было оценено, как мы видели выше, συνθήκη письма, написанного путешествовавшим учеником (№ 104-105). И если наш преподаватель заботливо составил сборник собственных писем, то это, конечно, потому, что он считал их образцовыми: таким образом, они просвещают нас относительно «риторического» образования, которое среднеобразовательная школа давала малому числу лучших учеников.
6. Образование и общество
Действительно, речь идет об элите или, точнее, об узкой социальной группе. Культура, подобная той, что мы сейчас описали, могла сохраниться лишь в ограниченной, чтобы не сказать в закрытой среде и носит сильно выраженный классовый характер. Вот почему нам хотелось через письма преподавателя определить, кто посещал его школу и подобные ей школы Константинополя. Критическое изучение внутреннего содержания сборника и исследования в области идентификации еще не продвинулись достаточно далеко, чтобы можно было, за исключением очень малого числа случаев, сказать, кем становились ученики; невозможно даже составить точный перечень упоминаемых в письмах лиц. Но уже адреса, как бы неточны они зачастую ни были, показывают, что корреспонденты преподавателя составляют две основные группы.
Первая состоит из государственных сановников и высокопоставленных чиновников императорской канцелярии и центральной администрации: протоспафарии (№№ 4, 9, 11, 13, 14, 48, 76, 77, 113), протоспафарий и великий куратор (№ 10), протоспафарий и судья (№ 121), спафарокандидат (№№ 46, 52), патрикий и логофет (№ 95), мистик (№№ 26, 27, 71, 83, 84, 94, 112, 118) и нотарий мистика (№ 28), веститор (№№ 37,
377
58), сакелларий (№№ 24, 25), [37] протоасикрит (№№ 40, 108) и асикрит (№№ 19, 41, 86, 101, 111, 115, 120). Ясно, что эти семьи стремились сохранить или получить для их детей преимущество, даваемое постами и должностями, и по этим соображениям, равно как и по обычаю, отправляли их в школу: можно вспомнить рассуждение автора Жития Никифора о выгодах такого рода, которые давало образование.
Вторая группа, более многочисленная, состоит из людей Церкви. Среди них очень немного представителей черного духовенства, монахов (№№ 12, 45, 62, 64, 72, 100, 122) или игуменов (№ 60). Но среди них можно найти и митрополитов (№№ 63, 69, 73, 85, 91), архиепископов (№ 59), епископов (№№15, 20, 57, 10Ъ, 107). Главным образом адресатами писем этой группы является патриарх (№№ 31, 53, 54, 88) и примечательная выборка сановников и служащих Великой церкви: эконом (№ 1), [38] πιγκέρνης (№ 61), [39] протовестиарий (№ 66) [40] и хартуларий патриархата (№№ 78-114), протонатарий (№№ 65, 79, 116), [41] хартофилакс (№ 210), κανιστρήσιος (№№ 17, 30, 44, 55), κουβουκλείσιος, о котором иногда уточняется, что он является хартуларием или императорским клириком (№№ 2, 3, 5, 6, 7, 74, 81, 82, 89, 90, 110, 114, 119), и те, которые зовутся просто императорскими служителями (№№ 34, 35, 38,
37. Об идентификации сакеддария Льва, адресата этих двух писем, см.: С. MANGO, «The date»: по-видимому, именно патрикий Лев, препозит и сакелларий, преподнес рукопись в дар монастырю Св. Николая, основанному его братом, протоспафарием Константином; его ошибочно отождествляли со магистром Львом (Хиросфактом) эпохи Льва VI.
38. Об этом письме и его адресате, Анастасии, митрополите Ираклийском и экономе Великой церкви, см.: J. DARROUZÈS, Recherches sur les ὀφφίκια, 38.
39. Единственное свидетельство о πιγκέρνης патриархата, согласно J. DARROUZÈS, Recherches sur les ὀφφίκια, 46.
40. То же наблюдение, см. ibid.
41. Думаю, что речь тут действительно идет о патриаршем протонотарии, хотя этот титул, как и титул κανιστρήσιος, мог быть придворным; см. ibid., Index, s.v.
378
39) или диаконами (№№ 43, 78, 103); не забыт и хартуларий Новой церкви (№№ 38, 39, 93), и ее κουβουκλείσιος и скевофилакс (№ 50). Часто наш преподаватель обращается к ним как к родственникам, ответственным за одного из учеников, как правило, их племянника, [42] чьи отношения с тем или иным лицом выражаются хорошо известной формулой ὁ τοῦ. Эти столичные люди Церкви, обычно образованные, располагающие средствами и связями, заботятся об обучении своих племянников и об их карьере, которая, разумеется, не обязательно будет церковной, но вполне может быть и государственной.
Таким образом, перед нами общественный слой, являющийся не просто городским, но типично константинопольским: [43] образование считается необходимым, чтобы попасть в него и удержаться там. Однако этот общественный слой очень тонок. У нас нет данных, которые позволяли бы определить число учеников, посещавших среднеобразовательные школы, подобные школе нашего преподавателя, или узнать — что не менее важно — число, без сомнения, весьма непостоянное, лет, которые они там проводили. Однако мы констатируем, что во второй четверти X столетия нам известны в Константинополе, по меньшей мере, четыре средних школы, а именно, школа нашего анонимного профессора и школы трех других μαΐστορες, названных в письмах, — Петра (№№ 19, 23, 67, 97), Михаила (№№ 36, 51) и Филарета (№ 68): конечно, их было больше — предположим гипотетически, около десяти. При чтении этих писем, учитывая организацию образования, не складывается впечатления, что число учеников могло быть велико: скажем, опять же гипотетически, что в каждой школе и на каждом году обучения их могло быть около двух, максимум трех десятков. Если эти цифры, предложенные со всеми
42. См., напр., письма №№ 57, 81, 103 (θεῖος), 106, 107 и 110 (ἀδελφιδοῦς).
43. По этому поводу напомним, что мы привели ранее несколько доказательств факта, что в то время в провинциях не было среднеобразовательных школ. Житие Афанасия скоро представит нам еще одно свидетельство этому.
379
оговорками, не слишком далеки от реальности, мы приходим к результату, в самых общих чертах показывающему, что во всей Империи от двух до трех сотен детей проходило через школы, которые содержали μαΐστορες. Даже отдавая отчет в том, что сюда надо прибавить тех, которые получали подобное образование у частных воспитателей или преподавателей, это чрезвычайно незначительное количество; оно было гораздо выше в раннюю эпоху, и я полагаю, что оно вновь станет таким — быть может, без достижения того же уровня образования — начиная с XI века.
7. Житие Авраамия-Афанасия
Действительно, дело шло довольно быстро, если верить одному свидетельству, отстоящему от переписки анонимного профессора всего на несколько лет: оно касается учащегося константинопольских школ, который сам стал преподавателем в этих школах. Речь идет о лице, которое после принятия монашеского пострига станет настоящим основателем афонского монашества и одним из великих деятелей Православной Церкви, — святом Афанасии Лаврском, до принятия своего монашеского имени звавшемся Авраамием. Источник, дающий нам сведения — его Житие, [44] написанное в самом начале XI века автором, который происходил из аристократической столичной семьи — перед нами круг семей Фоки, Малеина, Зефинезера — и сам получил (его стиль является тому достаточным
44. Текст см.: И. Помяловский, Житие преподобного Афанасия Афонского (Санкт-Петербург, 1895). Относительно библиографии и совокупности вопросов, которые вызывает это Житие, см. мою работу: P. LEMERLE, «La Vie ancienne de saint Athanase l'Athonite composée au début du XIe siècle par Athanase de Lavra», в: Le Millénaire du mont Athos, 963-1963 (Chevetogne, 1963) 59-100. О связи между этим древним Житием, так называемым Житием А, и более поздней редакцией, называемой Житием В, и о деятельности Авраамия-Афанасия на горе Афон и в Лавре, см. мое Введение в: P. LEMERLE et al. (éds), Archives de l’Athos, V, Actes de Lavra, I, des origines à 1204 (Paris, 1970) 13-48.
380
доказательством) хорошее «литературное» образование: он использует все методы Школы и знает, о чем говорит.
Авраамий родился в Трапезунде, по моему мнению, около 925 г. или чуть позже. Он получил начальное образование у грамматиста. Но несмотря на пламенное стремление к знаниям (говорит Житие), он не смог продолжить учебу в своем родном городе: в Трапезунде, крупном портовом городе и важном торговом центре, не было ни средней школы, ни преподавателя. Авраамий мог их найти только в Константинополе, куда он и отправляется, чтобы обосноваться там. По словам его биографа, он стремился к ἔξω σοφία — довольно знаменательное признание, хотя Житие и спешит прибавить, что мирская ученость должна служить только подступом к приобретению истинных добродетелей. С этой целью он берет себе в качестве руководителя и учителя [45] человека по имени Афанасий, [46] который имел титул προκαθήμενος τῶν παιδευτηρίων: надо понимать, что он стал посещать школу некоего учителя, совершенно подобного нашему анонимному эпистолографу, но, возможно, стоявшего во главе более значительного учреждения и в любом случае бывшего более важной персоной, поскольку, помимо руководства своей собственной школой, он ведал делами других школ столицы. Насколько мне известно, должность и титул «главы школ» были новинкой, и Житие Авраамия-Афанасия дает нам единственное свидетельство о них. Они не оставили никаких следов в письмах анонима, у которого было столько распрей со своими коллегами, что мы нашли бы у него хотя бы намек на этот пост, если бы он существовал. Однако временной промежуток мал, поскольку, по соображениям, вытекающим из общей хронологии жизни и
45. Житие использует общие термины παιδευτής или διδάσκαλος, как это делал и наш анонимный преподаватель. Настоящим термином для обозначения главы средней школы является μαΐστωρ; «литературные» произведения избегают его употребления.
46. Простое совпадение: вовсе не очевидно, что по этой причине Авраамий позже примет в монашестве имя Афанасий.
381
особенно молодых лет Авраамия, [47] мне кажется, что он приехал учиться в Константинополь еще при Романе Лакапине. Я охотно датировал бы появление главы школ временем около 940 г. или немногим позже. Эта должность, повидимому, жаловалась императором, как обычно должности προκαθήμενος; но я не могу сказать, следует ли приписывать ее введение «узурпатору» Роману Лакапину, которого его законный со-император-эрудит Константин VII по привычке считал необразованным мужланом, ἰδιώτης καὶ ἀγράμματος, или ее учреждение надо приписать Константину, отстраненному от политики и серьезных дел до 944 г., но вполне способному чуть ранее этой даты играть какую-то роль в интересовавшей его области, которую, по-видимому, Не считали опасной — в том что касалось школ. Как бы то ни было, появление титула свидетельствует одновременно о развитии школ в Константинополе и об интересе, который к ним начинало выказывать государство незадолго до середины X века.
Житие не дает нам никаких сведений о характере занятий, которые посещал Авраамий в своей школе, поскольку речь идет о мирском образовании. Оно лишь говорит, что он делал там на удивление блестящие успехи. До такой степени, что, спустя какой-то промежуток времени, который также не уточняется, но который должен был составлять, по меньшей мере, несколько лет, Авраамия, «по единодушному решению его сотоварищей, вместе учеников и учителей», κοινῇ ψήφῳ τῶν κοινωνῶν αὐτῷ παιδευτῶν ὁμοῦ καὶ παιδευμάτων, сочли достойным συνεδρία, τῆς τοῦ διδασκάλου συνεδρίας ἀξιωθῆναι: иначе говоря, поясняет тут же Житие, он стал «учителем после учителя», μετὰ τὸν παιδευτῆν παιδευτής, — можно сказать, заместителем преподавателя или младшим преподавателем. Интересное свидетельство, напоминающее о том, что сообщила нам переписка анонима об участии учеников
47. См. работы, указанные выше, в прим. 44. Данные Жития, однако, недостаточно точны, чтобы исключать интервал в несколько лет.
382
в преподавании и — по крайней мере, для одного из их разрядов — в работе учреждения. Но дело уже продвинулось вперед, и, быть может, школа μάΐστωρ Афанасия была более крупной, чем школа нашего анонима: рядом со штатным учителем и главой школы существуют нижестоящие преподаватели (отметим множественное число: παιδευτῶν), и из них, по крайней мере, некоторые могут быть набираемы из числа учеников, в результате общего голосования учащих и учащихся. Впрочем, это остается чисто внутренним делом: по-прежнему не видно, чтобы какая-либо власть вмешивалась извне.
Но вот, наконец, составитель Жития переводит своего героя на третий этап. После статуса ученика, а затем заместителя или помощника преподавателя Авраамий достигает настоящего статуса преподавателя со званием лектора: «Спустя малое время, снова в результате общего решения тех же [т. е. учащих и учащихся] и с одобрения императора, он возводится на учительскую кафедру», κοινῇ φήφῳ τῶν αὐτῶν αὖθις καὶ νεύσει βασιλικῇ ἐπὶ τὸν διδασκαλικὸν ἀνάγεται θρόνον. Последние слова могли бы навести на мысль об «университетской» кафедре, если бы молодой возраст Афанасия не препятствовал такому истолкованию, которое, впрочем, исключается и продолжением текста, где говорится: «конечно, не в той самой школе — ибо как бы это было возможно, когда общий учитель [48] еще преподавал? — но в другой». Итак, мы узнаём, во-первых, что императорская власть отныне вмешивается, чтобы одобрить назначение штатного преподавателя, и на сей раз я не сомневаюсь — в дальнейшем текст подтвердит это, — что речь идет именно о Константине VII и именно он установил такой порядок. Но мы также узнаём, что преподаватели в звании лектора, избранные коллегией учащих и
48. Τοῦ κοινοῦ παιδευτοῦ: старый Афанасий, учитель одновременно юного Авраамия и его прежних соучеников.
383
учащихся, [49] уже теряют непременную принадлежность к той школе, где они воспитывались и получили боевое крещение, и могут или должны, в зависимости от обстоятельств, идти преподавать в другое место. Это предполагает, что встала на ноги организация, разработан общий порядок для разных школ, существующих в Константинополе: это может быть делом только императора, и по этому поводу следует заметить, что во всем этом эпизоде Жития Авраамия, касающемся учебы и преподавания, ни разу не происходит вмешательства ни эпарха, ни церковной власти. И ясно, что этот новый школьный порядок нужно связывать с появлением примерно в то же время должности главы школ.
Наконец, то, что императором, ответственным за эту реформу, должен быть именно Константин VII, а не Роман Лакапин, вытекает, как мне кажется, из двух замечаний, которые остается сделать. В своей новой школе юный Авраамий в качестве преподавателя имел такой успех, что отовсюду стали собираться ученики, даже из той школы, которую он только что покинул, и это вызвало гнев его старого учителя: новый пример текучести учеников в школах и порождаемых ею конфликтов между школами, упоминаниями о которых наполнены письма анонима. Случай был достаточно серьезным, прибавляет Житие, чтобы дойти даже до императора — подтверждение той роли, которую последний намеревается играть. Этим императором, уточняет по данному поводу Житие, являлся «тот, кто своим прозванием был обязан пурпуру, в котором родился, и чье усердие к этим вещам известно всем», — подтверждение, что речь идет именно о Константине Порфирородном и что он интересовался судьбой школ как лично, так и в официальном порядке.
Наконец, в следующих за этим фразах мы находим доказательство тому, что он действенно употреблял свою власть,
49. Или, быть может, последним соответствуют εκκριτοι из переписки анонима?
384
поскольку он принимает решение, сообщает нам Житие, с целью положить конец конфликту и скандалу, разгоревшемуся между обоими учителями и школами, перенести подальше, в другой квартал, школу, где преподавал юный Авраамий, — очевидно, чтобы при помощи расстояния подавить желание учеников другой школы перебегать оттуда: это позволяет догадываться, что набор учащихся в каждой школе носил, по крайней мере отчасти, региональный характер. Добавим, что результат, к которому стремился Константин VII, не был достигнут: слушатели, похоже, продолжали тесниться вокруг Авраамия, и тот, чтобы пресечь в корне упреки, будто он соперничает со своим прежним учителем — по крайней мере, Житие говорит именно об этом, — отказался преподавать. Его биограф здесь выказывает удовлетворение тем, что покончил с этой слишком мирской частью карьеры своего героя: φιλοσοφωτέραν τῆς εἰς τὴν παίδευσιν εἰσόδου τὴν ἔξοδο ν μᾶλλον εἰσόμεθα, — пишет он, делая переход к дальнейшему.
Таким образом, сопоставление нескольких текстов позволяет выявить картину, в конечном счете достаточно ясную, состояния школ в Константинополе около середины X века. Оно также показывает, что во второй четверти этого столетия государство начало их контролировать, и это кажется мне знаком, что их значение возрастает, вместе с числом учеников. Но новые меры, внушенные особенно заботой о благопорядке, который должен был царить в царственном городе, направлены на руководство школами, на поддержание хороших отношений между ними, на утверждение выбора преподавателей; ничто не позволяет думать, будто они также касались методов, а еще менее содержания преподавания. Оно по-прежнему основывается на грамматике с поэтикой и риторике. Это παιδεία рассчитано на малое число учеников: оно меньше зависит от социального происхождения, чем от места, которое они будуг занимать в общественной жизни, от роли, которую они будуг играть в государстве; это, скорее, определенный по своим амбициям или идеалам класс, нежели основанная на достигнутых
385
привилегиях каста. Это образование состоит, главным образом, в овладении речью, умышленно отличающейся от языка, на котором говорят в то же самое время: речью, за которой признаётся способность удерживать в самой себе, поддерживать и обновлять все свойства, приписываемые золотому веку.
8. Юридическое образование
Παιδεία готовит πεπαιδευμένος в значении, которое мы только что рассмотрели. Оно также является подготовкой к высшему образованию: либо к получению знаний, необходимых для занятия какой-то профессией, либо вдобавок (или одновременно) к переходу на более высокий уровень — к посещению лекций, которые мы назвали бы «университетскими», если бы это слово не приводило к путанице. О последних мы сейчас скажем то, что известно о развитии при Константине VII учреждения, основанного Вардой в Магнавре. Что касается профессионального образования, то нам о нем почти ничего не известно. Как становятся врачом, строителем, судьей, служащим императорских канцелярий? Конечно, существует предостаточно примеров, показывающих, что часто познания приобретались на практике, рядом с мастером. Но мы также видим, что для профессий, лучше организованных или более подконтрольных властям по причине их общественного назначения, набор учеников и, как следствие, обучение является более или менее строго регламентированным. Однако, для рассматриваемой нами эпохи мы обладаем некоторыми познаниями только относительно юридического образования. [50] Г. Я. Схелтма, автор самой последней работы об образовании в области права, [51] показал, что начиная со второй половины
50. Для чуть более позднего времени у нас есть сведения об образовании медицинском.
51. H. J. SCHELTEMA, L'enseignement de droit des antécesseurs (Leyde, 1970) (Byzantina Neerlandica, В, 1).
386
VI века редкие учителя, которые нам известны, являются уже не преподавателями права, а σχολαστικοί, [52] и приходит к выводу, что на смену теоретическому ученому образованию эпохи Юстиниана пришло образование практического характера, которое получали у «адвокатов». Но у нас мало сведений более ранних, нежели те, что дает «Книга эпарха» в своем первом разделе, посвященном ταβουλλάριοι или нотариусам. [53]
Тот, кто собирается занять должность табуллария должен, с одной стороны, доказать, что он знает наизусть сорок титулов «Прохирона» и знаком с шестьюдесятью книгами «Василик»; с другой стороны, он должен обладать полным общим образованием, παιδευθῆναι τὴν ἐγκύκλιον παίδευσιν. [54] Дальше определяются состав и порядок набора преподавателей, на которых возлагается обязанность давать это образование: ὁ παώοδίδάσκαλος νομικὸς καὶ ὁ διδάσκαλος ἐν νομῇ
52. Мне не известно хорошее исследование об этом термине для византийской эпохи. Работа А. CLAUS, Ὁ σχολαστικός (Inaugural-Dissertation de la Faculté de Droit de Cologne, 1965) полезна в качестве отправной точки, т. к. в ней собраны значения и весьма разнообразные случаи употребления этого слова, засвидетельствованные для античности и до VI в. нашей эры; затем в ней зафиксировано лишь малое число папирологических свидетельств, касающихся Египта, и ничтожное количество свидетельств об Италии (см. для VII-VIII вв. таблицу на с. 40-41). Согласно автору, юридическое значение термина становится преобладающим начиная с IV в. нашей эры. Для византиниста тут речь идет обычно об адвокате.
53. В настоящее время можно обращаться за справками к сборнику, изданному в серии Variorum Reprints под заглавием на трех языках: Тὸ ἐπαρχικὸν βιβλίον — The Book of the Eparch — Le Livre du Préfet (London, 1970). После Введения И. Дуйчева и, более того, факсимиле Genevensis gr. 23 там можно найти текст, латинский и французский переводы и комментарии, изданные J. NICOLE В 1893-1894 гг., так же как английский перевод, опубликованный E. H. FRESHFIELD в 1938 г. Далее я буду приводить страницу и, при необходимости, параграф или строчку этого сборника.
54. Тὸ ἐπαρχικὸν βιβλίον, 14, § 2. Текст прибавляет: ὡς ἂν μὴ διαμαρτάνῃ μὲν ἐν ταῖς ἐκδόσεσιν (что я отношу к знанию «Прохирона» и «Василик»), ὀλισθαίνῃ δὲ καὶ περὶ τὴν Λέξιν (я отношу это κ παιδεία; переводы Николь и Фрешвильда относят к παιδεία всё).
387
ἀρχαίᾳ καθεζέσθω κελεύσει τοῦ ἐνδοξοτάτου ἐπαρχου, πρότερον ψηφιζόμενος παρὰ τοῦ συλλόγου τῶν ταβουλλαρίων καὶ τοῦ πριμμικηρίου καὶ τῶν παιδοδιδασκάλων νομικῶν καὶ διδασκάλων. [55] Итак, существуют два вида преподавателей: νομικός, называемый παιδοδιδάσκαλος, и просто διδάσκαλος. Первый занимает более важную и доходную должность, чем второй, поскольку далее говорится, что при своем назначении он должен заплатить по «обычаю» (συνήθεια) две золотых номисмы примикирию и четыре — коллегии табуллариев, тогда как просто διδάσκαλος платит лишь половину, соответственно одну и две номисмы. Причина здесь в том, что первому действительно поручается преподавание юридических предметов, составляющих основу профессии: это юрист, как указывает его титул νομικός и как уточняется двумя параграфами ниже, а именно — если он вздумает составлять договора «без приказания эпарха и без одобрения и проверки нотариев», он будет наказан и изгнан; значит, он умел это делать. Что касается διδάσκαλος, более скромной должности, то это, конечно, тот, кому поручалось давать будущим табуллариям то общее образование, ἐγκύκλίος παίδευσις, главным образом грамматическое и риторическое, которое считалось необходимым для того, чтобы они умели правильно выражаться.
Таким образом, перед нами пример профессии, где правила устанавливались государством, ввиду ее общественного значения, и представители которой организовывают самостоятельно не только набор, но и обучение своих работников, в
55. Τό ἐπαρχικὸν βιβλίον, 18-19, § 13. Трудность этого отрывка заключается в словах ἐν νομῇ ἀρχαίᾳ. Николь переводит: «veterem quamque sedem ineat», «toute chaire ancienne de maître de droit et de maître»; Фрешфильд: «every chair of а law teacher or of а professor in old law», что мне представляется неоправданным. В § 15, предусматривающем, что παιδοδιδάσκαλος νομικός, который возьмется составлять договора без разрешения, должен быть изгнан, говорится: ἐκδιωκέσθω τῆς αὐτοῦ νομῆς. Следовательно, речь идет именно о должности или о кафедре, и нужно относить ἐν νομῇ ἀρχαίᾳ к καθεζέσθω. Таким образом, мы узнаём, что это не является чем-то новым.
388
области как технических, так и общих знаний. Нам не известно, было ли и как именно образование, которое давал διδάσκαλος табуллариев, соединено и более-менее приспособлено к дававшемуся в средних школах того типа, который мы описали выше; [56] был ли риск уменьшения количества учащихся в последних за счет тех «подготовительных школ», которые существовали, возможно, не только для табуллариев, но и для других профессий. Или же существовали соглашения и можно было приходить из частной, а не профессиональной школы? Одно любопытное и малопонятное положение говорит следующее: οἱ νομικοὶ {καὶ} παιδοδιδάσκαλοι μὴ δεχέσθωσαν ἀφ' ἑτέρας σχολῆς παῖδα, εἰ μὴ ἐκπληρώσῃ τὸν μισθὸν τῆς μαθήσεως· εἰ δὲ ἀμελούμενον οἱ γονεῖς ἀναλάβονται, εἰδήσει τοῦ πριμμικηρίου γινέσθω. [57] Николь понимает так: «...aucun enfant sorti d'une autre école, avant qu'il у ait passé le temps pour lequel il а payé la finance scolaire»; а Фрешфильд так: «...any pupil who comes from another school until he completes his course». Странно выглядел бы запрет забирать ребенка из школы до окончания учебного года, плата за который, как предполагается, внесена заранее; однако такое выбытие из школы предусмотрено, поскольку родители могут забрать ребенка, чей преподаватель относится небрежно к занятиям с ним, лишь бы примикирий был поставлен об этом в известность. Этот пункт, как мне кажется, относится, скорее, к числу тех весьма многочисленных положений «Книги эпарха», которые предусматривают нечестную конкуренцию и ее нежелательные
56. По крайней мере, нужно отметить сходство в наборе учителей путем избрания: обе категории преподавателей для будущих табуллариев назначаются эпархом, но после голосования в общем собрании, в присутствии всех табуллариев вместе с их примикирием и всего преподавательского состава. Правда, здесь нет речи о том, что ученики или хотя бы некоторые из них принимают участие в голосовании.
57. Тὸ ἐπαρχικὸν βιβλίον, 19, § 16. Я уверен, что следует убрать καὶ между νομικοὶ и παιδοδιδάσκαλοι, и замечу, что этот разряд преподавателей, которые следили за поступлением учащихся в школу табуллариев, определенно имеет превосходство над простыми дидаскалами.
389
денежные последствия: можно допустить, чтобы ребенок перешел из другой школы, только если он заплатил той школе все, что соответствует времени, которое он там провел. Но можно задаться вопросом, следует ли под словами ἀφ᾽ ἑτέρας σχολῆς подразумевать другую школу, дающую образование табуллария, что указывало бы на существование в Константинополе нескольких такого рода школ — на мой взгляд, это неправдоподобно, — или, скорее, как я думаю, школу вроде тех, которые мы исследовали в начале этой главы. В этом случае нужно допустить, что в области παιδεία было возможно более или менее свободно сочетать образование средних школ обычного типа с образованием, которое давали дидаскалы в профессиональных школах табуллариев. [58]
9. Образование более высокого уровня
Мы сказали о том, что можно узнать, главным образом благодаря Житию Авраамия-Афанасия, относительно роли Константина VII в организации средних школ. Едва ли можно поверить, что он не обращал свое внимание и на образование более высокого уровня, на высшую Школу, учрежденную Вардой в Магнавре, первым руководителем которой был Лев Математик. Правда, мы не знаем, поддерживалась ли она в состоянии изначального блеска или пришла в упадок. В любом случае, она не исчезла: Генесий, как мы видели, дает понять, что в его время, то есть в эпоху Константина VII, учреждение
58. Надо ли понимать, что сказанное в разделе I «Книги эпарха» об обучении табуллариев, поскольку их назначение входит в обязанности эпарха, относится к обучению юристов вообще? Николь, как кажется, думает именно так (Τὸ ἐπαρχικὸν βιβλίον, 83 sq.), но,, быть, может, потому, что накладывает — на мой взгляд, неправильно — на сведения из «Книги эпарха» то, что говорится в новелле Константина Мономаха о νομοφύλαξ, и касается нового учреждения, датируемого значительно более поздним временем.
390
Варды не прекращало приносить свои плоды. [59] Но если мы почитаем «Геопоники», о которых пойдет речь в следующей главе, то увидим, что предисловие, обращающееся к Порфирородному с похвальной речью, говорит следующее (§ 4-5): «Во-первых, благодаря твоему искусству и таланту, ты сумел вновь вывести на свет философию и риторику, уже прекратившие существование и погрузившиеся в зияющую бездну забвения, и подал им свою могущественную руку; затем ты возродил и все остальные науки и искусства (τέχναι)». Преувеличение и лесть? Вероятно — как и у Скилицы-Кедрина, который многословнее: [60] «Науки, арифметика, музыка, астрономия, геометрия, стереометрия и возвышающаяся над всем философия, давно исчезнувшие по причине небрежения и невежества императоров, твоим усердием были оживлены, ты искал и нашел для каждой наилучших и наиболее сведущих людей и поставил их учителями, и сам принимал и угощал за столом хороших учеников». Текст также подозрителен из-за перечня и трафаретных тем.
Единственный известный мне источник, который внушает доверие своей точностью и к тому же является источником Скилицы, это книга VI Продолжателя Феофана. В первом отрывке [61] автор говорит, что Порфирородный сделал эпарха Феофила патрикием и κοιαίστωρ и назначил вместо него эпархом протоспафария Константина, бывшего мистиком и καθηγητὴς τῶν φιλοσόφων, самого ученого человека в Сенате, который прославил должность эпарха. Кто этот Константин, который, до того как стать эпархом, был мистиком и «главой философов»? Мы узнаём об этом чуть позже, [62] из развернутого рассказа, посвященного трудам Константина VII в области знаний. Об этих знаниях и науках во всех формах (γνώσεις
59. Genesios, 98.
60. Cedr., II, 326.
61. Th. Cont., 444, l. 6 sq. (VI, 10).
62. Th. Cont., 446, l. 1 sq. (VI, 14).
391
καὶ λογικαὶ τέχναι καὶ ἐπιστῆμαι) автор говорит, что они находились в пренебрежении по неизвестным ему причинам (οὐκ οἶδ᾽ ὅπως), а Порфирородный [63] начал прилагать о них попечение, поскольку он знает, как важны, с одной стороны, πρᾶξις, в которой упражняются через риторику, для политической деятельности (πολιτικοῖς πράγμασιν), а с другой стороны, θεωρία, нуждающаяся в философии и φυσικὴ τῶν ὄντων διάγωνσις, для науки (τοὶς λογικοῖς). Итак, он назначает учителями (παιδευτάς) лучших людей: по философии (τὸ τῶν φιλοσόφῶν παιδοτριβεῖον) протоспафария Константина, который в то время был мистиком; [64] по риторике Александра, митрополита Никейского; по геометрии патрикия Никифора, зятя (γαμβρός) эпарха Феофила Эротика; [65] по астрономии асикрита Григория. Автор прибавляет, что император проявлял интерес к учащимся, разделяя с ними трапезы, выплачивая им пособия, обращаясь к ним с увещаниями, и что за малое время их успехи в познании (τὰς μεγάλας ἐπιστήμας καὶ τέχνας) оказались таковы, что он смог выбрать среди них лиц для назначения на самые высокие судебные, административные и церковные должности: κριτὰς καὶ ἀντιγραφεῖς καὶ μητροπολίτας.
Возможно, что «высшее» образование действительно было предметом меньших забот до Порфирородного чем при этом императоре libris incumbens, как описывает его Лиутпранд в Antapodosis. Но особенно заслуживает всяческого внимания список изучаемых предметов. Их четыре: философия, риторика, геометрия, астрономия. Тех предметов, преподавание которых организовал Варда в Магнаврской Школе, было тоже
63. Называемый здесь φιλοσοφώτατος, через преувеличение эпитета φιλόσοφος, прилагаемого ко Льву VI.
64. Таким образом, мы знаем о трех ступенях карьеры этого лица: мистик, глава философской Школы, эпарх.
65. Итак, мы узнаём фамилию Феофила, о котором говорилось в первом отрывке, относящемся к более ранней эпохе, и который из эпарха стал κοιαίστωρ.
392
четыре, и они почти те же самые: философия, грамматика, геометрия, астрономия. Представляется очевидным, что в обоих случаях именно философ стоит во главе всего учреждения: Лев Математик при барде, Константин при Порфирородном. [66] Вывод напрашивается сам собой. Школа, основанная Вардой в Магнавре, о которой нам недостает сведений после смены первого поколения преподавателей, просуществовала с той же организацией и теми же кафедрами, разве что, возможно, не с тем же блеском, до Константина VII. Последний не внес в нее глубоких изменений, но, вероятно, оживил ее, во всяком случае проявил к ней большой интерес и лично взялся за назначение штатных преподавателей на четыре больших кафедры. [67]
66. Впрочем, на довольно короткое время, поскольку он будет призван заменить Феофила Эротика на должности эпарха.
67. Из этих четырех преподавателей объектом изучения до сих пор был только Александр, митрополит Никейский, и то, прежде всего, благодаря его роли правщика и схолиаста рукописи Г Лукиана, Vaticanus gr. 90: см., с предшествующей библиографией, Р. MAAS, «Alexander von Nikaia», Byzantinisch-Neugriechische Jahrbücher 3 (1922) 333-336 (где отмечены также письма Александра, сохранившиеся в Patmiacus 706). Немного позднее N. A. BÉÈS, «Basileios von Korinth und Theodoras von Nikaia, mit einem Exkurs über Alexandras von Nikaia», Byzantinisch-Neugriechische Jahrbücher 6 (1927-1928) 369-388, см. 375-382, исследует хронологию жизни Александра: он считает, вопреки тому, что сказано у автора книги VI Продолжателя Феофана в вышеуказанном отрывке, что Александр был назначен преподавателем «Университета Варды» до того, как стал митрополитом Никейским; в Никее он снабдил схолиями кодекс Лукиана; после своего низложения он написал из Монобатского монастыря, куда был сослан, письма из Patmiacus 706. J. DARROUZÈS, Épistoliers byzantins, 67 sq., издал эти письма, написанные из Монобаты (о расположении, реально не известном, этого монастыря см. ibid., 67, п. 2, 5, 14) и предварил их (р. 27-32) заметкой об авторе: он склонен думать, хотя не может представить решающего довода, что Александр был митрополитом Никейским до того, как был назначен преподавателем, и получил эту должность как раз после возвращения из изгнания, в качестве возмещения за потерянную кафедру (р. 28). См. также недавнюю работу W. HÖRANDNER, «Leon Metropolit von Sardes und die Briefsammlung im Neap. III A 6», в: Polychordia: Festschrift Franz Dölger zum 75. Geburtstag, II (Sofia, 1967) 227-237, который признаёт Александра Никейского в анонимном адресате одного изданного им письма Льва и напоминает, что сам Лев Сардский является адресатом письма № 85 анонимного преподавателя и одного письма Александра, изданного У J. DAHROUÈS, Épistoliers byzantins, 68-71.
393
Таким образом видно, что за сотню лет, протекших между Вардой и Порфирородным, значение образования, школ и преподавателей сильно возросло. Это столетие поистине открывает для Византии эру Школы, что логически повлекло за собой вмешательство государства в эту область, где оно долгое время, похоже, отсутствовало, но теперь вновь открыло ее значение для подготовки и набора руководящих кадров. Отныне образованность перестает быть явлением, характерным для отдельных лиц, являющихся более или менее самоучками: она быстро распространяется. Но какая образованность? Одно из самых заметных ее проявлений — движение энциклопедистов X столетия — вероятно, поможет нам ответить на этот вопрос.