Разыскания в области болгарской исторической диалектологии.

Т. I. Язык валашских грамот XIV—XV веков

С. Бернштейн

 

 

IV.  (Фонетика, глагол)

 

   В.  ГЛАГОЛ

  

4. Повелительное наклонение

 

 

Не меньший интерес для выяснения интересующего нас вопроса имеет повелительное наклонение. Дело в том, что болгарский и сербский языки пережили процесс обобщения в различных направлениях. Если в болгарском выравнивание форм шло со стороны глаголов I и II классов (несѣте, тонѣте), то в сербском этот процесс шел от глаголов других классов (пишите, любите, дадите). Это привело к тому, что в болгарском языке последовательно для всех глаголов во множественном числе находим ете (из ѣте), в сербском ите. Это различие последовательно представляют литературные языки и огромное большинсгво говоров. Среди сербских говоров лишь восточные и юго-восточные говоры представляют ете, что, несомненно, связано с аналогичным процессом в болгарском языке. Исследователь этих говоров проф. А. Белич отмечает широкое распространение этой черты и считает, что это явление в них очень старое: „Так как эти особенности находим во всех диалектах Восточной и Южной Сербии, несомненно, что они очень старые”. [1] Не представляет полного единства и болгарский язык. Так, формы на ите встречаются в некоторых говорах. [2] Македонские говоры в этом отношении дуалистичны. Так, ите находим в говорах западной, юго-западной областях Македонии. В иных говорах встречаем ете. B скопских говорах (а также в некоторых соседних) представлено колебание: ете и ите. [3] Противоречивость данных македонских

 

 

1. „Диіалекти источне и јужне Србије”, 541.

 

2. M i l e t i ć, Die Rhodopemundarten, S. 67—68, 161—162.

 

3. С е л и щ е в, Очерки..., стр. 230.

 

214

 

говоров в этом отношении связана с влиянием болгарского языка, с одной стороны, и сербского — с другой.

 

Обобщение форм повелительного наклонения всех классов глаголов на ете (ѣте) болгарские памятники отражают с XIII столетия. В чергедских текстах семиградских болгар формы императива встречаются редко. Во всех представленных случаях находим -ete: kažete, veselete, pazete, pazete se, falete, storete, zamete, iedete, sabudete sa. B сербских памятниках этот процесс отражается с XIV столетия.

 

Валашские грамоты и в этом пункте следуют нормам болгарского языка. Как правило, находим форму повелительного наклонения на ете:

из грамоты Михаила — не грабѣте их, нѫ им взимаите вамѫ правѫ (В, II, 6), нѫ ходѣте право и живѣте с ними лѣпо (там же);

из грамоты Александра — а вие гонѣте (В, XX, 41), до колко можете, спѣшѣте (В, XX, 41), а віе го пустѣте (В, XXV, 46);

из грамоты Влада I — сторѣте да му платит (В, XLVI, 69), кажѣте ми, коеа ради вины мои сиромаси гинѫт (В, LIV, 78);

из грамоты Владислава Дана — донесете тузи (В, LXVI, 89);

из грамоты Влада I — ръцѣте темзи пръкалабом (М, XIII, 37);

из грамоты Дана Претендента — и ви ми кажете (В, LXXK, 103);

из грамоты Басараба III — а коли не хтете тази (В, СХХѴ, 155);

из грамоты Влада III — възмѣте иго мое на себе (М, IX, 17).

 

Примеры на ите встречаются очень редко (см. в той же грамоте — и научите се от мене яко кротък есъм). Подобные примеры единичны. На основании этих данных можно прийти к заключению, что в славянских говорах Валахии в XIV—XV вв. форма повелительного наклонение обобщилась так, как в говорах Мизии, Фракии, восточной и центральной Македонии, т. е. на ете. Единичные случаи с ите — книжного (сербского) происхождения.

 

Одной из характерных особенностей новоболгарского языка, отличающих его от других славянских языков и тесно связывающих с языками балканскими, является широкое развитие форм конъюнктива с помощью союза да, которые часто употребляются в значении императива. В среднеболгарских текстах особенность эта отражена слабо. Однако уже данные

 

215

 

языка семиградских болгар подтверждают, что живым болгарским говорам ХIII в. эта особенность была известна (ср. neni ostavi da zagineme — 9).

 

Впервые этот „балканизм” находит широкое отражение в валашских грамотах, начиная с самого древнейшего периода, т. е. с XIV в. Союз да в сочетании с личной формой глагола настоящего времени представляет собой образование конъюнктива, которое обычно употребляется в значении императива или оптатива.

Примеры:

из грамоты Раду II — и да с сѫдет сираци (В, IV, 9);

из грамоты Дана II — да дав(а)ѫт купци вамѫ (В, XI, 21), хто любит да купчува, а он да ходи слободно, макар и на само море (В, XIV, 29), нигде коумеркъ да не даваѫт (В, XVII, 32), нигде кумерки да не дават (В, XVII, 35);

из грамоты Александра — да му плати богъ (В, XXIV, 44);

из грамот Влада I — а тои да се повратит (В, XLVIII, 71), да си душѫ не загубите (В, LVII, 82);

из грамот Владислава Дана — а они да доидѫт к мене (В, LXIV, 88), мито да му не възмете (В, LXV, 88);

из грамот Влада II — и тузи ви пустих нѣколици волове... да ви их разделите (В, LXX, 92), умирете се... и хранете се (М, ХIII, 33);

из грамоты Дана Претендента — да ми казаше от тие люди (В, LXXIX, 101);

из грамот Басараба II — да доидут на комати си (В, ХСІІІ, 120), а он да ми купит (В, ХСIѴ, 121);

из грамот Басараба IIIа он да си платет дижму (М, IX, 10), да послет дворник една слуга господска (М, IX, 13), а други да ми чинит монастир от керамиду (В, CXLVI, 177);

из грамоты Албула, ворника Александра — да ходит въсегда к мен(е) ваш чловѣкъ (В, CCIX, 250);

из грамоты Г. Ласкара — да доде момкот Дабѣжа (В, ССХIIІ, 255), да чиня как знаеш (там же);

из грамоты Драгомира Удрище — азь му рекох да им платит (В, ССХХХѴІІ, 293);

из грамоты Стойко — и да си пустите чловѣка, да будет кои мене (В, CCXLIV, 299).

 

Эта особенность грамот не заимствована. Она в очень ограниченном и специфическом употреблении была известна книжному болгарскому языку, в еще

 

216

 

меньшей степени сербскому. В языке же валашских грамот она так же часто и широко используется, как и в более поздних новоболгарских памятниках, когда живые говоры получили свободный доступ в письменность. Но то, что в самой Болгарии произошло во второй половине XVI в., в Валахии имело место уже в XIV столетии.

 

В молдавских грамотах Стефана Великого аналогичные образования с союзом да встречаются, но по своему характеру они ближе к подобным старым книжным образованиям — хощѫ да придеши, нежели к живым — да му плати бог. Примеры: да не смѣетъ ходити ни единъ наш оурдник (19 августа 1472 г.), жадна душа да не имает жадного примѣсу до манастирских пасиках (13 июля 1463 г.) и др. При сравнении сочетаний союза да с личной формой глагола в молдавских и валашских грамотах необходимо обратить внимание на то, что в валашских последовательно отражена одна новоболгарская синтаксическая особенность, а именно постановка местоимения (обычно в конъюнктной форме) между союзом да и глаголом: аз му реках да им платит. Молдавские грамоты этого не знают. Чаще в молдавских грамотах находим не книжное, а живое образование — тот щоби ему не порушил наше да(ание)е (8 октября 1462 г.), щоби ечу оутвердил и укрѣпил (там же), щоби не имали жадного дила (13 июля 1463) и др. Несомненно, что сочетание с союзом да в молдавских грамотах было  к н и ж н о г о  происхождения.

 

Сочетание союза да с личной формой глагола в славянских говорах Валахии постепенно вытеснило и заменило старый инфинитив. В современном болгарском языке, как известно, сохраняются лишь остатки старой инфинитивной формы. На основании данных современной восточноболгарской диалектологии и языка семиградских болгар следует предполагать, что в течение продолжительного времени старые инфинитивные формы и новые сочетания сосуществовали. Подобное сосуществование в настоящее время можно наблюдать в восточноштокавских говорах и в сербском литературном языке, в котором в одинаковой степени возможны бојиш ce казати

 

217

 

и бојиш ce да кажеш, или смем питати смем да питам. [1] Данные валашских грамот указывают, что в славянских говорах Валахии в XIV—XV вв. существовала еще старая инфинитивная форма, но параллельно с ней употреблялось уже новое сочетание союза да и личной формы глагола. Это свидетельство валашских грамот тем более важно, что собственно болгарские памятники отражают явление двумя столетиями позже.

Примеры со старым инфинитивом:

из грамоты Мирчи — а инъ ничии добыток да не смѣетъ ходити (М, IX, 3);

из грамоты Дана II — да им вамѫ не смѣте възти (В, IX, 18);

из грамоты Влада II — да ходет и ваше люде къ нам куповати (В, LXXI, 93);

из грамоты Владислава — придти велико зло и оргіе (М, IX, 7);

из грамот Басараба III — никто да не смѣет орати или косити сено без волѣ монастырска (М, IX, 10), и купити глоба (М, IX, 13);

из грамоты Драгомира Манева — слушати от нега (В, ССХѴІІ, 262);

из грамоты Коя-туя ти дам знати зараді ону книгу (В, ССХХХІѴ, 289).

 

Эти старые инфинитивные формы, совсем обычные в молдавских грамотах Стефана Великого, в валашских грамотах встречаются редко. Чаще находим так называемый новоболгарский инфинитив, аналогичные образования которому находим в новогреческом и албанском языках.

Примеры:

из грамоты Мирчи — тоузи вы смь далъ да знаете (Вен., 26);

из грамоты Дана II — хто любит да купчува (В, XIV, 29);

из грамоты Влада II — а вие да га да отиде дома си (В, LXXIII, 95);

из грамоты Басараба III — да ловит рибу по рѣцѣ Тисменскои (М, IX, 10);

из грамоты Раду III — хтет да доидeт къ господство ми (В, LXXXI, 104);

из грамоты Синадина — да се исправи работа (В, ССХХХІІІ, 288).

 

Итак, исследование  с е р б с к и х  элементов в канцелярском языке Валахии в полной мере подтверждает мысль, высказанную еще Венелиным, что валашские грамоты являются памятниками болгарского языка. Это также вполне согласуется

 

 

1. См.  M e i l l e t  et  V a i l l a n t, Grammaire de la langue serbo-croate, Paris, 1924, p. 188.

 

218

 

с данными славянских элементов в современных валашских говорах. [1] Еще и еще раз славянские грамоты подтверждают, что славяне Дакаи в этническом отношении ближайшим образом были связаны со славянскими племенами Мизии, Балкан, Родоп и Македонии. Сербские элементы характеризовали лишь  к н и ж н ы й  язык.

 

Как мы уже отмечали выше, с конца XIV в. центром славянской культуры на Балканах становится восточная Сербия. „В описываемое время Сербия представляла едннственную страну, где славянская письменность была так же оживлена, как болгарская в X и половине XIV века; недаром переписчик кииги Царств, переведенной в 1416 году, сравнивает деспота Стефана с премудрым царем Симеоном, а в „испытании и взыскании божественных ветхих и новых писаний” считает его равным одному Птоломею... Переписчик, переводчик, повидимому, автор и редактор, Стефан Лазаревич собрал около себя лучших книжников, вызвав их из Болгарии и Афона”. [2] Именно здесь, в Ресаве, в начале XV в. создается известная южнославянская редакция славянских рукописей, которая оказала глубокое влияние на славянскую письменность на Балканах: „Так называемые ресавские изводы, которыми дорожили в XVI—XVII веках и которые тщательно копировались без всяких почти изменений сербскими, болгарскими и валашскими переписчиками, — эти изводы получили такое распространение в указанные выше века, что почти все рукописи с сербским правописанием, которые нам приходилось иметь под руками в румынских библиотеках, могут считаться копиями с тех текстов, которые были правлены и редактированы по правилам самаго Константина его литературно-графическими последователями”. [3] Под руководством Константина Костенческого кодифицируются нормы „ресавского” книжного языка, отражающие миогочисленные черты живой сербской речи.

 

Влияние сербской орфографии в западной Болгарии обнаруживается еще во второй половине XIV в., до создания

 

 

1. „Древние славянские алементы, проникшие в румынский язык, представляют особенности болгарского языка” (Rosetti, op. cit. III, pi 37).

 

2. „Григорий Цамблак”, стр. 147.


3. Там же, стр. 403—404.

 

219

 

„ресавского” извода. Это влияние отражено в нескольких дошедших до нас церковных текстах. Многочисленные особенности сербской орфографии представляет грамота Срацимира к брашовянам, o которой речь была выше. Но в это время в Валахии еще господствовала „терновская” редакция. Переписчики церковных книг в Тисманском монастыре и в других культурных центрах молодой Валахии упорно следуют наставлениям и указаниям Евфимия Терновского. Стараются подражать им и не очень грамотные логофеты из господарских и частных канцелярий.

 

Ho вот под ударами Турции гибнет Болгария, разрушается Терновская патриархия... Проходит некоторое время, и в восточной Сербии под руководством Стефана Лазаревича возникает новый культурный очаг славянской письменности, который очень быстро занимает господствующее положение. Естественно, что молодая славянская церковная письменность в Валахии не могла остаться без руководства. Она находит ее в Ресаве.

 

Следы влияния сербской орфографии на валашские церковные памятники обнаруживаются в 20-х годах XV в. Сперва это влияние отражается спорадически. В грамотах Раду II редко находим отдельные черты сербской орфографии. Во время Дана II эти черты встречаются чаще. Еще чаще и последовательнее следы влияния сербской орфографии обнаруживаем в грамотах Александра. Именно с этого времени можно говорить об интенсивном воздействии сербского книжного языка на канцелярский язык Валахии. В это же время в Валахии появляются первые логофеты-сербы, которые пишут грамоты на сербском языке (ср. грамоту Александра в издании Богдана под № XXX). Анализ языка грамот показал, что местные валашские писцы не изучали сербский язык. Они были знакомы лишь с некоторыми важнейшими чертами его орфографии, которыми пользовались грубо и неумело. Так продолжается до Раду III. С этого времени влияние сербского языка еще усиливается. Объясняется это тем, что после окончательного падения Сербии с конца 50-х начала 60-х годов в Валахию и Молдавию устремляются многие деятели сербской письменности, которые здесь находят широкое поле для сво-

 

220

 

ей деятельности. Это приводит к усилению сербских элементов в книжном языке не только в Валахии, но и в Молдавии. Так, нам известно, что в Молдавии подвизался серб дьяк Тодор Проданович, который написал хрисовул Зографскому монастырю в 1466 г. (см. Bogdan „Documentele lui Ştefan cel Mare”, t. I, n. 61).

 

Грамоты Басараба II, Басараба ІІІ, Влада ІІІ и особенно Раду IV представляют многочисленные черты сербского языка как в фонетике, так и в морфологии. Еще больше их в грамотах XVI столетия. Однако легко показать, что и в этих грамотах сербизмы являются элементами лишь книжного языка.

 

Сербское влияние на книжную культуру Валахии было продолжителъным. Воспоминаниями o нем богата славянская культура Валахии до XIX в. Но влияние это отразилось лишь на книжной, господствующей культуре. Народные массы этого влияния не отражают.

 

Проф. Барбулеску пытался провести параллель между славянским языком Валахии и македонскими говорами. [1] С этим можно было бы согласиться, если бы Барбулеску не противопоставлял последних болгарским. Что же касается сербских элементов, то их характер и значение в Македонии и Валахии были различными. В течение продолжительного времени Македония не только входила в состав Сербии, но и была одной из центральных ее областей. „С конца ХІІ-го и преимущественно со второй половины ХІІІ-го века обнаруживается стремление молодого кралевства Неманичей распространить пределы своего политического господства и на области, подходившие к Рашке с юга и юго-востока. Внимание Неманичей привлекают богатые долины Вардара и Струмы, ведущие к Эгейскому морю... В новых областях сербские крали оставляли сербские гарнизоны и сербскую администрацию. Некоторые местности они колонизовали переселенцами из прежних сербских земель... Сербские поселенцы образовывали иногда целые села... Интенсивная сербская колонизация происходила в северной Македонии”. [2] Все это привело к тому, что в народные

 

 

1. „Relations des Roumains avec les Serbs, les Bulgares, les Grеcs et la Croatie en liaison avec la question Macédo-Roumaine”, Jasi, 1912, p. 244.

 

2. „Очерки no македонской диалектологии”, стр. 132—134.

 

221

 

македонские говоры проникли многочисленные черты сербского языка. Здесь сербские элементы отложились значительным слоем в народных говорах, и требуется большой опыт и чутье, чтобы отделить их от местных черт. Совсем иначе проникали сербизмы в Валахию. Придунайские княжества не входили в состав Сербии. Не было значительной народной колонизации из сербских земель. Контакт с Сербией установился накануне крушения этой феодальной державы, когда она в политическом и экономическом отношениях была уже слабой. Именно поэтому в народные говоры сербизмы не проникали. Сфера их распространения ограничивалась исключительно книжным языком и отражена преимущественно в области орфографии. Характерно, что даже в книжном языке (капример, в языке грамот) почти отсутствуют лексические заимствования из сербского языка. Это указывает на отсутствие непосредственного контакта с сербским населением.

 

Такой контакт был лишь в области Баната. Здесь валашское и сербское население в течение продолжительного времени оказывают взаимное влияние. Изучение роли сербского элемента в формировании населения Баната является одной из актуальных проблем славяно-румынских отношений.

 

Взгляды Барбулеску на характер славянского населения Валахии менялись много раз. Зто объяснялось не страстными поисками пытливого исследователя. Младенов, Бузук и другие обнаружили их источник за пределами науки. Но и Барбулеску часто определял славянские говоры Валахии, как говоры  б о л г а р с к и е. Так их определяют все объективные исследователи. Проф. Богдан считал, что грамоты написаны на болгарском языке (limba bulgarească). [См. предисловие к изданию брашовских грамот, стр. XXXIII] „Язык их (валашских грамот. — С. Б.) болгарский, — писал Яцимирский, — неустойчивый, с уклонениями в сторону сербской фонетики, этимологии и словаря, иногда с румынскими выражениями и синтаксисом”. [1] В другом месте он определяет язык грамот, „как язык болгарский с сербскими особенностями”. [2] В рецензии на издание брашовских грамот Богдана Яцимирский отказался от этой

 

 

1. Р. Ф. В., 1905. № 3, стр. 52.

 

2. Р. Ф. В., 1907, № 1, стр. 145.

 

222

 

формулировки и определил язык грамот, как „деловой язык славянских документов валашского происхождения”. [1] Эта формулировка указывает лишь на функцию языка, но не определяет его принадлежности к болгарскому или сербскому языкам. В 1910 г. Яцимирский вновь определяет язык валашских грамот, как смесь живого болгарского языка с некоторыми сербскими особенностями. [2]

 

На многих примерах мы убедились, что молдавские грамоты отражают говоры иной славянской среды, нежели грамоты валашские. Несомненно, что между кореннымн славянскими говорами Валахии и Молдавии были глубокие различия. Первые принадлежали к болгарской группе, вторые — к восточно-славянской: „Относительно западно-русского характера языка молдавских грамот в литературе, в сущности, нет спора. Этот факт, бросающийся в глаза и неспециалисту-филологу, не вызывал среди ученых, начиная с Венелина, никаких сомнений”. [3] Действительно, большинство ученых отмечали восточнославянский характер языка молдавских грамот. Лишь Милетич и Барбулеску не делали различий между валашскими и молдавскими грамотами. Так, в первом своем исследовании Милетич для подтверждения своего тезиса o болгарском характере славянских говоров Румынии привлекает данные валашских и молдавских грамот (об этом см. выше). В одном из своих ранних исследований Cercetari istorico-filologice” И. Барбулеску писал, что „язык и орфография молдавско-славянских текстов являются болгаро-славянскими с примесью сербо-славянской и русско-славянской” (р. 67). Эта работа вызвала появление статьи Богдана. [4] В ней он убедительно опроверг утверждение Барбулеску и доказал, что „die Urkunden (молдавские грамоты. — С. Б.) sind in russischer Sprache verfasst”. [5]

 

 

1. Ж. M. H. П., 1907, июнь, стр. 442. Небезынтересно указать, что обе формулировки предложены Яцимирскими одновременно (в 1907 г.).

 

2. „Язык славянских грамот молдавского происхождения”, стр. 154.

 

3. О.  М а р к о в, Slavia, VII, 2, стр. 401. См. так же статью Вол. Ярошенко — „Украінська мова в молдавських грамотах XIV—XV ст.”, Збірник комісіі для дослідження староï украінськоï мови, I, Киïв, 1931.

 

4. „Ueber die Sprache der ältesten moldauischen Urkunden”, „Jagić-Festschrift.”

 

5. Ibid., S. 371.

 

223

 

Так же определял язык молдавских грамот проф. К. Иречек („meist entschieden russischen Typus”, „Arch. f. slav. Phil”. B. XV, H. 3, S. 81). Яцимирский не ограничивается таким общим определением: „Язык молдавских грамот не представ-ляет чего-нибудь устойчивого; в основе его западно-русский официальный с заметным преобладанием галицко-волынских черт и книжных болгарских форм и написаний. В более древних грамотах сильно польско-белорусское влияние, в поздних живое румынское”. [1] Аналогично определяет он язык молдавских грамот в статье „Язык славянских грамот молдавского происхождения” (стр. 154).

 

Все эти определения являются результатом общего и беглого ознакомления с языком славянских грамот Молдавии. До сих пор грамоты не стали объектом детального и всестороннего исследования, несмотря на то, что они содержат богатый материал по исторической диалектологии украинского языка и смогут дать надежные факты для изучення роли украинского элемента в формировании молдавского народа и молдавских говоров. [2] В XV в. в Молдавии были отдельные села с болгарским населением, выселившимся из Валахии. Так, в одной грамоте Стефана Великого (I, стр. 130) находим: „где било село былгарское”, в другой (II, стр. 315): шкѣи на устѣ Фрумоасѣ. Но болгарские элементы в молдавских грамотах определялись не этими отдельными поселениями. Они были заимствованы из соседней валашской письменности, которая в XV столетии оказызала сильное влияние на молдавскую. „В культурной и, в частности, государственной и социальной жизни Молдавии сливаются два течения: с одной стороны, влахо-болгарское, с другой стороны, западно-русское, с явным преобладанием последнего из них”. [3]

 

 

1. Р. Ф. В., 1906, № 1—2, стр. 180.

 

2. Уже Иречек указал, что в византийских источниках Молдавию называют не только Μαυροβλαχία, но и ̒Ρωσοβλαχία. („Arch. f. sl. Philologie”, XV, 85).

 

3. O. М а р к о в, цит. соч., стр. 399.

 

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]