Разыскания в области болгарской исторической диалектологии.

Т. I. Язык валашских грамот XIV—XV веков

С. Бернштейн

III. Славянский язык в Валахии

Вo второй главе мы показали, что славянская дипломатика Валахии возникла не под влиянием болгарской. Из Болгарии была заимствована лишь церковная литература, но и она развивалась в Валахии своим особым путем, во многом отличном от болгарского и сербского. До конца XIV в. все потребности духовной и светской письменности в Валахии удовлетворялись своими книжными людьми.

Почему  с л а в я н с к и й  язык стал первым литературным языком в Валахии? Ответить на этот вопрос легко, когда речь идет о церковном, культовом языке. Этим языком здесь стал язык той письменности, которая вместе с православием была занесена из Болгарии. Труднее ответить на этот вопрос, когда мы обратимся к деловому канцелярскому языку, к языку грамот. Мы видели, что появление славянских грамот в Валахии хронологически почти совпадает с появлением церковной письменности. Это как будто свидетельствует о том, что и канцелярский был заимствован из Болгарии. Однако анализ языка светских памятников древнейшей валашкой письменности приводит исследователя к иному выводу. Если древнейшие памятники церковной валашской письменности написаны на современном им   б о л г а р с к о м  церковном языке лишь с некоторыми орфографическими особенностями, то язык древнейших грамот Валлахии  р е з к о  отличается от языка современных им грамот болгарских царей. Различия эти не орфографического свойства — они гораздо глубже. Валашские грамоты свободно передают такие особенности   ж и в о й  сла-

80

вянской речи, какие в самой Болгарии грамоты не отражают. В валашских грамотах встречаем такие формы и слова, которые хорошо известны лишь памятникам новоболгарского языка, среднеболгарская письменность их не знает.

Очень часто можно наблюдать значительные расхождения между церковным языком и языком грамот. Это обычно объясняется тем, что язык культа заимствованный, чужой, а язык светский, язык грамот — свой, близкий живым нормам родного языка. Подобное расхождение наблюдаем в древней Руси. Древние русские грамоты дают во многих отношениях более ценный материал для истории языка, нежели памятники церковные. Ту же картину мы наблюдаем в Валахии.

Выше мы уже отмечали, что в Валахии не было сделано ни одного самостоятельного перевода церковных книг с греческого, переписывались лишь болгарские. Исследователи правы, когда говорят о  в а л а ш с к о м  и з в о д е  среднеболгарских церковных памятников. Совсем иную картину наблюдаем, если обратимся к грамотам. Валашская дипломатика не связана с болгарской ни содержанием, ни стилем, ни языком. Как на Руси, в Сербии, так и здесь, в Валахии, грамоты хорошо передают особенности живого языка.

Но почему в таком случае валашские книжники пишут на языке  с л а в я н с к о м, который, по утверждению многих румынских ученых, являлся всегда чуждым населению в Придунайских княжествах? Кто были первые устроители валашских канцелярий? Они не могли быть ни болгарами, ни сербами, так как выходцы из южнославянских стран, несомненно, принесли бы такие навыки канцелярского языка и стиля, которые встречаем в византийской и южнославянской письменности, но которые были чужды валашской. Эти первые  у с т р о и т е л и  б ы л и  м е с т н ы е  л ю д и,  к о т о р ы е  с о з д а л и  с а м о с т о я т е л ь н ы й  в а л а ш с к и й  т и п  с л а в я н с к о г о  к а н ц е л я р с к о г о  я з ы к а.  Если бы славянский язык был чуждым, только книжным, то откуда могли бы валашские грамотеи в XIV в. взять такие слова и формы, которые не были известны среднеболгарской письменности и встречаются лишь в новоболгарских памятниках с XVI—XVII вв.?

81

Многие румынские лингвисты и историки охотно говорят о том, что даже о начальные века государственной жизни славянский язык был исключительно языком письменным, книжным языком только духовенства и боярства. Народные массы этого языка не понимали, он был им чужд. Славянский язык был чужд неграмотному населению Придунайских княжеств— эта мысль, по их мнению, даже не требует доказательства. Постепенное вытеснение из письменности славянского языка объясняется тем, что среди господствующих сословий Придунайских княжеств пробудились, наконец, национальные чувства, в связи с чем они стали пользоваться народным языком, языком румынским. Таким образом, славянскому языку в Валахии и Молдавии приписывают ту же роль, какую, например, латинский язык играл в Польше. Взгляд этот опровергается историческими, топонимическими и лингвистическими данными из прошлого и настоящего румынского народа.

Уже данно ученые обратили внимание на то, что значительная часть лексического состава румынского языка славянского происхождения. Славянских слов и суффиксов много в народной речи, в литературном языке; много, несмотря на то, что румынские националисты приложили немало усилий, чтобы изгнать их и заменить образованными от латинских корней. Академик А. Н. Веселовский приводит следующий факт: “Живя среди мадьяр, упорно отрицавших латинское происхождение румын, Мариенеску не только очищал от славизмов и других иноязычных влияний текст изданных им румынских колядок, вводя, напр., sigila вм. pecete, aratru вм. plugu и т. д., но и внес в одну колядку римлян (romanaşi) и похищение сабинянок (febişiore sabiniore). Этим доказывалось, по признанию Точилеску, что румын “потомок Трояна не только не забыл похищение сабинянок, но и называет их по имени в своих песнях”. [1] Известен в этом отношении опыт А. Лауриана и И. Максима, которые в 1871 г. в издании  Р у м ы н с к о й  а к а д е м и и  н а у к  выпустили трехтомный словарь

1. „Разыскания в области русского духовного стиха”, „Сборник отделения русского языке и словестности Акад. Наук”. XXXII, № 4, 1883, стр. 1.

82

румынского языка („Glossariu care ciprinde vorbele din limba romana straine prin originea sau forma loru cum şi celle de origine indouiosa”). Желая увеличить число слов латинского происхождения, авторы смело брали латинские слова и, придав им черты румынской фонетики, включали в словарь. Примечательно, что их деятельность в области „исправления” румынского языка нашла поддержку со стороны высшего ученого учреждения страны. „Каждое новое румынское слово, — писал проф. А. Яцимирский, — вместе с отысканным для него соответствующим латинским считалось националистическим подвигом историка-филолога”. [1]

Славянский облик румынского языка привлек внимание ученых уже в XVIII в., когда еще очень мало изучали язык румын, а еще меньше язык славян Балканского полуострова. А. Шлецер в своей „Allgemeine Nordische Geschichte” писал: „Однако значительно больше половины их (румын. — С. Б.) слов вместе с их грамматикой взято из какого-то до сих пор еще неизвестного языка, который, вероятно, был староболгарским (alte Bulgarische)”. [2] Всесторонние и объективные исследования балканских народов и языков впоследствии подтвердили в полной мере предположения Шлецера. Эти исследования обнаружили всю значительность  с л а в я н с к о г о  элемента во всей румынской национальной культуре в прошлом и настоящем.

В 70-х годах прошлого столетия вышел известный этимологический словарь А. Чихака, который наглядно показал всю неосновательность претензий румынских националистов. [3] Уже объем словаря показал, что самый значительный пласт в румынской лексике  с л а в я н с к и й. [4] Сам автор словаря

1. “Из истории славянской письменности в Молдавии и Валахии XV— XVII вв.”, 1906, стр. XII

2. „Allgemeine Nordische Geschichte”. Halle, 1771, S. 253.

3. “Dictionnaire d'étymologie daco-romane. Eléments latins”, 1870; „Eléments slaves, magyars, turcs, grec-moderne, albanais”, 1879.

4. Нужно еще учесть, что латинские этимологии Чихака не всегда верны. Немало слов, которые Чихак считал латинскими, мы не найдем в словарях  С.  П у ш к а р ю  — „Etymologisches Wörterbuch der rumänischen Spache, I. Lateinisches Element”, 1905; Meyer-Lübke, „Rom. etym. Wörtb.” и  К а н д р я  и  Д е н с у ш я н у  — „Dicţionarul, etimologiе al limbii române, Elementele latine”. „Бóльшая часть сопоставлений Чихака в настоящее время поэтому должна

83

в введения достаточно определенно высказался о характере славяно-румынских отношений, указав, что наличие большого числа славянских элементов в румынском объясняется смешением двух народов. Он полемизирует с проф. Хаждеу, который полагал, что все элементы славянской культуры являются просто заимствованными. [1] Против проф. Хаждеу свидетельствуют и современный румынский язык, и данные исторические, и топонимия Румынии, и весь архаический быт валашской деревни.

Словаря румынского языка не удовлетворяют многим требованиям. В них не отмечается территориальное распространение слова, социальная среда, о которой она бытует. Мали специальных областных словарей. [2] Народный характер того или другого слова может подтвердить лишь его  р е а л ь н о е  значение. Возьмем пример. Чихак указыаает на существование в румынском языке слов razor — земля между двумя нивами, крайняя борозда, podina — нижняя часть копны, godac — годовалый поросенок и др. Само реальное значение этих слоя указывает на то, что это крестьянская лексика. Городской житель не знает наименований для разного вида борозд или отдельных частей копны. Славянские элементы мы находим во всех областях повседневной бытовой жизни деревенского жителя. Значительно меньше их в языке городского просторечья. Еще меньше их в современном „образцовом” литературном языке, который оторвался от народного языка. Современный литературный язык Румынии настолько далек от народного языка не только Молдавии, но и Валахии, что часто даже говорят о существовании в Румынии фактически двух

быть признана устарелой” (М. Фасмер, „Живая старина”, вып. III, 1906, стр. 1). Как мало это согласуется с утверждением Н. Йорги, который писал, что в румынском языке есть „несколько славянских слов”!

1. Dictionnaire, 1879, р. X. Чихак имеет в виду следующее утверждение Хаждеу: “В Румынию славянская культура проникла и крепилась через моду, канцелярии, через церковь” („Istoria critica”, 12, р. 276).

2. См., например, областной словарь одного пункта в Буковине — Herzog Gherasim „Glosarul dialectului Marginean”, напечатанный в бюллетене черновицкого Института истории и языка Codrul Cosminului (I, 355—404; II—III, 371-128; IV-V. р. 2, 185-260).

84

языков. „Разница между тем и другим языком (литературным и народном.— С. Б.), — пишет публицист А. А. Иорданский, — настолько велика, что в деревне при преподавании в начальных школах по новым учебникам встречаются большие затруднении: дети не понимают „городского” языка, а горожане в свою очередь издеваются над языком народным, „царанским”, и тоже не всегда его понимают”. [1]

Как известно, у нас в течение многих столетий литературным языком был старославянский, сравнительно близкий русскому, но тем не менее этнически чуждый. Вместе с православием, с каноническими книгами он был занесен из Болгарии в X в. и призван был сыграть крупную роль в формировании русского национального языка. Несмотря, однако, на близость старославянского и древнерусского языков, на продолжительность пользования первым в различных жанрах еще в XVII—XVIII вв., в большинстве случаев легко отделить в нашем литературном языке элементы старославянские от собственно русских. Обычно они являются носителями более высокого стиля, свидетельствуя этим свое  к н и ж н о е  происхождение. Одним из характерных отличительных признаков русского литературного языка от русских же говоров является наличие старославянских (церковно-славянских) элементов в литературном языке и отсутствие их в языке народном. Нередко церковно-славянское происхождение того или иного слова или формы в литературном языле мы подтверждаем тем, что их не знает народная речь. Так, заимствование действительных причастий настоящего времени подтверждается не только употреблением щ на месте tj (несущий), но и тем, что эта

1.  А. Л.  И о р д а н с к и й, Румыния, М., 1926, стр. 196. О значительных расхождениях между румынский литературным яэыком и народными говорами пишет A. Graur в статье „Les mots récents romaine”, напечатанной в „Bull. de la Soc. de linguistique de Paris”, t. XXI. 3, p. 127. Литературный язык совсем непонятен молдавскому крестьянину. „Молдавский крестьянин в Бессарабии не может читать издаваемых на румынском языке газет, он не понимает румынских правительственных распоряжений, одним словом, встречаясь с румынским языком, ощущает себя в иной чуждой ему языковой стихии”. К. Н. Державин. „Литературное строительство в социалистической Молдавии”, „Труды Института славяноведения Академии Наук СССР“, ст. 1, 1932, стр. 232.

85

грамматическая категории чужда народном говорам. И это вполне естественно. В период феодализма из чуждого книжного языка в народные говоры могли проникнуть через церковь и официальный административный язык лишь отдельные слова из областей, чуждых народной жизни. [1]

Румынские лингвисты, как уже указано выше, стремятся доказать, что славянский язык в Придунайских княжествах всегда был книжным, языком церкви и администрации, т. е. выполнял ту же функцию и имел тот же характер, что старославянские язык у нас или латинский в Польше. Но в таком случае о современном румынском  н а р о д н о м  языке должно было бы быть примерно столько же славянских слов, сколько старославянских (церковно-славянских) слов в языке русского неграмотного крестьянина или латинских в польских народных говорах. И дело не только в числе — оно будет ничтожным. Слова эти должны быть чуждыми народному быту, представлять в большинстве случаев элементы административной и церковной терминологии. Но так ли это в действительности?

Среди славянских слов румынского языка много слов книжного, церковного и административного происхождения. Многие из этих слов, связанных со старым, ушедшим бытом, средневековой администрацией, исчезли из современного языка. Многие уже в новое время были заменены словами, заимствованными из французского языка. Но наряду с этими словами в румынском языке  о г р о м н о е  количество славянских слов, связанных с народным бытом, одеждой, утварью, народными верованиями, сельскохозяйственным трудом, охотой, рыболовством, со строительной техникой. Эти же слова в том же значении находим в современном болгарском языке. Общими у румын и болгар будут не только слова, но и обозначаемые ими реалии.

Изучение славянского фонда в лексическом составе румынского языка представляет огромный интерес. Это изучение

1. Латинский язык оказал влияние на польский, но не на народный, а на книжный, письменный язык. См. статью Адама Крымского „О wpływie jęzika lacinskiego na polski”. „Zbornik u slavu V. Jagiča, Berlin, 1908, str. 363.

86

может оказаться  о с н о в н ы м  источником для реконструкции доисторических судеб румынского народа и истории этнических взаимоотношений на территории Валахии, Трансильвании и Молдавии. К сожалению, до сих пор в этом отношении сделано мало. Не собран материал, которым бы смог воспользоваться лингвист, лишенный возможности изучать живую народную речь. Свыше 80 лет назад Миклошич опубликовал список слов славянского происхождения в румынском языке в своей работе „Die slavischen Elemente in Rumunischen”. В ней в алфавитном порядке приводятся славянские слова, извлеченные автором из различных румынских источников. Подобное изучение очень мало может дать для истории народа. И этим, несомненно, объясняется, почему в жарких спорах, которые велись вокруг вопроса о происхождении румынского народа, главным образом после выхода в Лейпциге в 1871 г. знаменитой книги Реслера „Romänisclie Studien”, исследование Ф. Миклошича не сыграло заметной роли. Словарь А. Чихика показал всю значительность славянского слоя в румынском языке, но и его материал оказался недостаточным для решения многих важных вопросов. Исследование проф. Б. Цонева — „Езикови взаимности между българи и ромъни”, появившееся через 60 лет после работы Миклошича, не прибавило ничего принципиально нового к тому, что сделано было венским славистом.

Перед исследователем  с л а в я н с к и х  э л е м е н т о в  в румынском языке стоят трудные задачи. Поэтому материал, которым он пользуется и на основании которого строит свои выводы, должен быть надежным и удовлетворять многим требованиям. Прежде всего необходимо знать  т е р р и т о р и ю  распространения того или другого  с л а в я н с к о г о  слова. Не все слова славянского происхождения можно найти в Валахии, в Трансильвании и в Молдавии.  К а ж д о е  с л о в о  и м е е т  с в о ю  т е р р и т о р и ю  р а с п р о с т р а н е н и я. Указание на территорию распространения каждого славянского слова даст возможность в конце концов изучить  р о л ь  р а з л и ч н ы х  славянских этнических элементов в формировании валахов и молдаван. Можно предположить, что приводимые в словаре славянские слова  ю ж н о г о  происхождения (на это

87

указывает фонетика и другие признаки) встречаются скорее всего в Валахии, а восточнославянские слова — в Молдавии. Но подобное априорное заключение часто может оказаться ошибочным. Мы знаем молдавские грамоты, язык которых характеризуется многими чертами южнославянских языков. Так, некоторые грамоты Стефана Великого написаны с особенностями болгарского и сербского языков. Все ли эти южнославянские элементы в молдавских грамотах являются только книжными? Не отражают ли они в какой-то степени особенности живых молдавских говоров? На эти вопросы всесторонне и детально ответить нельзя до тех пор, пока мы не будем знать территориальное распространение всех славянских элементов в румынских говорах. Априорное предположение (может быть, верное в своей основе) мало даст исследователю еще и потому, что необходимо знать распространение славянских элементов на сравнительно небольших территориях. Заранее можно предвидеть, что распространение славянских слов по всей территории Румынии окажется неравномерным. В одних местах их окажется больше, в других меньше, в одних это будут южнославянские слова, в других — восточнославянские, в одних областях славянской окажется, например, рыболовная терминология, в то время как в других название рыболовных снастей может оказаться не славянским. Тогда точно обнаружится территория распространения южнославянских и восточнославянских языков (resp. племен) на территории древней Дакии и задунайской части Moesia inferior. Пока об этом можно судить лишь в самых общих чертах.

Нельзя славянские элементы рассматривать  и з о л и р о в а н н о  от других элементов румынского языка (главным образом латинских). Как бы много их ни оказалось, мы никогда не сможем оценить их роль и значение в румынском языке. Миклошич все славянские слова дает в алфавитном порядке.

1. Так, Маргарита Штефанеску в своей работе „Cuviute Gradişt si Horodişte in toponimica romaneasca” („Arhiva”, 1921, р. 76) показала, что наименования от корня grad встрсчаюгея главным образом в Валахии, а от корня gorod — только в Молдавии.

2. См. в издании Богдана во II т. письма воеводы Стефана под №№ 140, 147—149, 158.

88

Цонев дает более совершенную группировку материала. Но и материала Цонева совсем не достаточно для конкретных выводов о роли славянского элемента в румынском языке. Из пятого раздела мы узнаем, что в области одежды и украшений в румынском языке много славянских слов (ruba, riza, rufa, bileala, runeneala и др.). Но исследователь должен знать другие,  н е  с л а в я н с к и е  слова, относящиеся к одежде и украшениям, чтобы оценить их на фоне славянских. Исследователь должен знать, имеется ли в народной речи неславянское слово, соответствующее данному славянскому, т. е., всюду ли, например, говорят opinca. Есть ли говоры, где это слово будет употребляться реже, нежели соответствующее не славянское.

Подобные вопросы постоянно возникают у исследователя при изучении любого славянского слова. Вот почему экстенсивное изучение славянских элементов в румынском языке может дать сравнительно мало. Работы Миклошича, Цонева и многих других могут свидетельствовать лишь о значительности славянского элемента. Интенсивное изучение славянских элементов в румынском языке требует хорошего знакомства с народными говорами Румынии, которых ни Миклошич, ни Цонев не знали. Лишь после ряда подобных исследований можно точно установить судьбы славянского элемента к северу от Дуная и роль его в формировании румынского народа и румынских говоров. Подобного рода исследования уже имеются.

Прежде всего укажем на лингвистический атлас румынского языка, составленный под редакцией С. Пушкарю, Севером Попом и Эмилем Петровичем, — „Atlasul lingvistic român de Muzeul limbii române din Cluj” (1938—1942). Этот атлас дал точную картину распространения многих славянских слов. Так, из него мы узнаем, что многие румынские слова латинского происхождения почти не известны народным говорам, которые в этом значении имеют славянские слова, например, что слово faţa (лат. facies) известно лишь в немногие местах, обычным же словом будет obraz. И таких примеров в атласе много. Для изучения славяно-румынских этнических и языковых отношений материал лингвистического атласа

89

представляет большой интерес. [1] Большую ценность о этом же отношении имеет работа П. Канчела — „Terminie slavi de plug în daco-romana” (Bucureşti, 1921).

П. Канчел всесторонне исследует наименование плуга и его частей по всей территории румынских говоров. Всю соответствующую славянскую терминологию автор делит на четыре группы: 1) термины, являющиеся общими на всей дако-румынской территории, 2) термины, распространенные лишь в отдельных областях, 3) термины, общие в румынском и болгарском языках, в румынском и сербском языках, 4) термины славянского происхождения, общие в румынском и мадьярском языках. Подобное изучение одного лишь вопроса (терминологии плуга) дает для изучения истории славяно-румынских языконых отношений больше, нежели синтетические исследования Цонева, опирающиеся на книжные источники. [2]

Изучение Канчела показало, что в различных областях Румынии пользуются славянскими (главным образом болгарскими) наименованиями плуга и его отдельных частей. В народном языке общее название plug (от которого образованы plugar — пахарь, plugari — пахать, возделывать землю, plugarie — пахота, вспашка) встречается чаще, нежели arat (cp. образованные от того же корня: ara — пахать, arabil —пахотный, arai — вспашка). Выше мы привели указание академика Веселовского, что Мариенеску в колядках заменял plug словом aratu. Но если для общего наименования имеются дублеты, то уже отдельные части плуга носят славянские названия. В связи с этим возникает очень важный вопрос, поднятый румынским ученым Боканецу.

Боканецу принадлежит сравнительно большое исследование об аграрной терминологии в румынском языке. [3] Он дает подробную сводку терминов сельскохозяйственных орудий, спосо-

1. Подробнее см. в нашей статье о румынском лингвистическом атласе в третьем выпуске „Бюллетеня диалектологического сектора Института русского языка Академии Наук СССР”.

2. См. еще исследования Йордана — “Lexicul graiului din sudul Moldovei”, „Arhiva,” 1921; С. Попа — „Câteva capitali din terminologia calului, „Daco-romania” V и др.

3. Terminologie agrara in limbi româna — Codrul Cosminului, II-III, 1925—1926, p. 119— 274.

90

бов обработки земли, указывая (что очень важно) географическое распространение этих терминов. В деле изучения роли славянского элемента в формировании румынского народа это труд первостепенной важности, несмотря на то, что выводы автора находятся в противоречии с исследуемыми фактами. Автор — сторонник дакийского происхождения румын. Он стремится доказать, что румыны издавна, еще до встречи со славянами, знали земледелие. Крестьянство в Аврелианову Дакию не уходило. Оно оставалось на старых местах, продолжало пользоваться старыми сельскохозяйственными орудиями. Лишь позже кое-что было заимствовано от славян. Но самый материал противоречит выводам автора, так как он вынужден признать славянское происхождение большинства аграрных терминов. Из этого противоречия Боканецу выходит следующим образом. Славянских сельскохозяйственных терминов много, но они в большинстве случаев относятся не к наименованию целого орудия, а его отдельных частей или относятся к области второстепенной терминологии. Важнейшие аграрные термины романского (латинского) происхождения:

a ara (arare), a samana (seminare), a culege (colligere), a intoarce (intirquere), a posori (производное от pirca brazda), a aduna (adunare), a lega (ligare), a mcarca (carricare), a triera (tribulare), a vantura (ventulare), nap (napus), pepene (pepo), radiche (radicula), paie (palia) и мн. др. [1]

Этот вывод Боканецу отличается некоторым преувеличением. Можно назвать немало важнейших славянских слов из современного  л и т е р а т у р н о г о  языка, относящихся к сельскому хозяйству (в области не только земледелия, но и скотоводства):

cosaş — косарь; cosit — сенокос, brazda — борозда, rаliţa — деревянный плуг, рало; gradina — сад, огород; gnoişte — навозное удобрение и мн. др. [2]

Однако автор подметил очень важную особенность современной аграрной румынской терминологии. Словами славянского происхождения особенно богата второстепенная терминология, и, что особенно важно,

1. Там же, р. 127—128.

2. Боканецу отрицает славянскую этимологию многих очевидно славянских терминов. Но даже при этом он вынужден признать славянскими по происхождению очень много слов.

91

терминология частей сельскохозяйственных орудий и отдельных элементов сельского труда и быта:

padina — нижняя часть копны, grindei — дышло плуга, oişte — дышло, zăvor — засов, poliţa — полка, pla (plaz) — полоз у плуга, podea — половица, proţap — вилообразный шест, ganj — жгут, гуж, lopatica — лопаточка, răzor — крайняя межа, parlog — незапаханная земля, перелог, rovina — рытвина, grinda — балка, grindiş — стропило, grebla — грабли, storişte— овечье тырло, логовище, ţelina и др.

Итак, многие слова славянского происхождения в сельскохозяйственной терминологии связаны с деталями сельского труда. На основании этого Боканецу делает ошибочный нывод о позднем и незначительном влиянии славян. Наоборот, эта „второстепенная” терминология указывает на чрезвычайно глубокие корни славянства к северу от Дуная. Легче всего может быть усвоена от чужого народа общая, важнейшая терминология, наименование главнейших сельскохозяйственных орудий. Наименование деталей консервативнее, отражает больше старины. При смене сохи на плуг произошли в изменения наименования самого орудия. Это естественно, так как был продолжительный период, когда пользовались и сохой и плугом, в связи с чем их нужно было различать. Но наименования отдельных частей сохи во многих случаях перешли на соответствующие часги плуга. Подобных примеров можно привести много. В самых усовершенствованных современных сельскохозяйственных машинах, названных нередко по имени марки завода или фабриканта (ср. „зис”, „газ”, „фордзон”), мы в  д е т а л я х  встречаемся со старыми известными терминами, перенесенными по сходству или по функции со старых орудий. При позднем и поверхностном влиянии славянства на аграрный быт румын детали сельскохозяйственной терминологии не могли быть  с л а в я н с к и м и. Материал Боканецу доказывает, что предки румын пользовались в  з н а ч и т е л ь н о й  с т е п е н и  славянской сельскохозяйственной терминологией. Позже, в связи с усилением романского элемента шел процесс румынизации аграрной терминологии. Но он, как и следовало ожидать, коснулся лишь важнейших элементов терминологии. В остальном сохранилось старина, старина  с л а в я н с к а я.

92

Славянские слова в румынском языке встречаются в самых различных областях крестьянского труда и быта. Мы находим их в области терминологии обработки земли, наименования разливных земельных участком (пашня, поле, луг, пар и пр.). различных злаков и плодов, в терминологии садоводства, скотоводства, рыболовства и пчеловодства, среди наименований крестьянской утвари, украшений, жилища и т. д. Их нельзя считать заимствованиями. В языке палашского крестьянина слова nevasta (жена), obada (обод), obor (загон для скота), evţa (овца), opinca (обувь крестьян), osie (ось), otava (новая трава после косьбы), parlog (незапаханная земля), parvac (рой пчел, который роится в первый раз), plaz (полоз у плуга), a se plodi (размножаться), pleava (полона), polog (скошенное сено), prag (порог), prepeliţa (перепелка), prost (простонародный, глупый), prostac (глупец), puhav (поднявшееся тесто), rasad (рассада), razor (межа), roişte (роение пчел), sanie (сани), situ (сито) и множество подобных — не заимствованы. Через литературный язык эти слова проникнуть не могли, так так, во-первых, в славянских памятниках Валахии большую часть их не найдем не только в церковных, но и в светских, а во-вторых (и это самое главное) нельзя допустить, что валашское крестьянство в средние века находилось в таких близких отношениях с господствующей книжной славянской культурой, чтобы заменить бóльшую часть своих  л а т и н с к и х  слов, относящихся к важнейшим и второстепенным явлениям их труда и быта, словами славянскими. [1]

Славянская аграрная терминология не заимствована. Это подверждается сравнением ее с аналогичной терминологией в современных болгарских народных говорах. Если бы славянская терминология была заимствована валахами из литературного языка (предположение совершенно невероятное), то мы должны были бы наблюдать многообразные изменения в

1. Очевидно несостоятельным является утверждение румынского лингвиста Ламбриора, что все славянские олова в румынском языке книжного происхождения (“Romania”, X, р, 363). Эта мыслъ находится в таком противоречии с фактами, обнаруживает такое незнание старой румынской славянской письменности и состава славянских слов в современных народных говорах, что не заслуживает специального анализа.

93

значении заимствованных слов. Валашский крестьянин не заимствовал бы ее пассивно, он приспособил бы ее к своей привычно, старой, по мнению Боканецу, римской терминологии. В действительности это не так. В этом отношении между румынскими говорами Валахии и болгарскими не больше различий, нежели например, между различными болгарскими говорами. А для многих слов (главным образом из области скотоводства и птицеводства) мы можем констатировать более тесную связь между румынскими говорами и северо-восточными болгарскими, нежели между последними и, например, македонскими. [1]

Со своеобразной теорией происхождения славянских аграрных терминов в румынском языке выступил проф. Йорга. В городах жили торговцы-славяне. Они продавали различные сельскохозяйственные орудия крестьянам-румынам (валахам и молдаванам). Крестьяне сохраняли славянское наименование, которое давал им торговец. “Тот, что покупал предмет, сохранял часто и его наименование, данное ему торговцем” („Influenсеs etrangères”, р. 34). Эта “теория" очень хорошо характеризует метод румынского историка. Гипотеза строится на допущениях, которые не могут быть доказаны. Йорга даже не стремился доказать, что торговля сельскохозяйственными орудиями в средневековой Румынии находилась в руках славян. Он просто это утверждает, а затем уже на этом утверждении строит всю свою теорию. Уничтожающей критике подверг ее проф. Мутафчаев. „Если теперь румынский крестьянин для обозначения не только плуга употребляет славянское слово plug:, но и примитивное рало называет славянским именем raliţa, если для обозначения палки, с помощью которой погоняют волов или чистят рало от приставшей земли (копраля), граб-

1. Необходимо указать, что  м н о г и е  румынские сельскохозяйственные термины романского происхождения хорошо известны языкам  б а л к а н с к и м, в частности болгарскому. Поэтому не исключена возможность, что некоторые из них заимствованы от  с л а в я н. Этому важному вопросу должно быть посвящено специальное исследование. Вообще же исследование Боканецу показало, что изучение романских (латинских) элементов в румынском языке должно проводиться с всесторонним учетом данных балканских языков.

94

лей или ручки косы и пр. он употребляет заимствованные из славянского языка copreala, grebla, dirjala, то это было потому, что еще тысячу лет назад он предпочитал приобретать все эти совсем простые инструменты на рынке, вместо того чтобы готовить их самому, как это делали тогда крестьяне всех народов”. [1] Но ведь по-славянски называются не только сельскохозяйственные орудия. Так же называется большинство злаков (ovas — овес, rîjniţa — рожь), овощей (boaba — боб, morcov — морковь, svecla — свекла, lubeniţa — арбуз, бол. любеница). Стало быть, румынский крестьянин не только покупал у славян орудия, но и сельскохозяйственные продукты. Мы знаем, что наименования отдельных видов крестьянской одежды тоже славянского происхождения (cojoc, riza, opinca и мн. др.). Неужели даже опинки крестьянин покупал? Так румынский профессор превратил румынских крестьян в людей, которые сами ничего не производили, а все покупали у славян. На этой теория можно било бы не останавливаться, если бы она не принадлежала крупнейшему представителю румынской исторической науки.

Значительности и разнообразие крестьянской лексики славянского происхождения лучше всяких исторических свидетельств доказывает, что и формировании современного румынского народа славянский элемент играл большую роль. Носители романской языковой традиции господствовали, они оказались сильнее славянского, отделенного от родственных племен Дунаем и дальше сохранявшего старые пережитки родового быта. [2] Славянское население в течение многих столетий

1. “Българи и ромъни в историята на Дунавските земи”, София, 1927, стр. 115.

2. Некоторые ученые говорят о  д е н а ц и о н а л и з а ц и и  славянского элемента к северу от Дуная. Этот термин ошибочен. О денационализации говорить нельзя, так как славянские племена, населявшие современную Румынию, находились на такой стадии развития, когда нации еще не было. Отделенные от родственных племен Дунаем, они значительно позже вступили на путь развития государственности, дальше сохранили пережитки родового строя, нежели славяне Мизии, Фракии, Македонии. Эти племена не денационализировались, а вошли как один из важнейших элементов в состав той нации, которая о настоящее время носит наименование români,

95

усваивала язык валахов. Полнее всего была усвоена морфология, которая является в современном языке более всего  р о м а н с к о й. [1] Звуки чужого языка приспособлялись к своим родным, привычным звукам. Мы сплошь и рядом можем наблюдать как даже под руководством педагога ученик, усваивая иностранный язык, подчиняет его законам своего родного произношения. Так, русский произносит во французских словах вместо конечных звонких глухие, француз по-русски произносит l среднее. Все это проявляется в еще большей степени, когда народ стихийно усваивает чужую речь. Вопреки нормам господствующего языка он будет произносить неударные гласные так, как он привык, говоря на своем родном языке. Господствующий язык в связи с этим приобретает черты новые для него, но никак не чужие, так как они восходят к языку субстрата. Вот почему в звуковом отношении румынский и болгарский (главным образом северовосточные говоры) так близки. Уже отмечалось сходство между румынскими и болгарскими говорами в отношении произношения неударных гласных, что дало повод Цоневу, а за ним Капидану утверждать, что произношение, например, неударного о как и болгары заимствовали от румын.

Значительные следы субстрата остались и области словообразования. При стихийном подчинении новому языку возможна большая свобода в использовании старых привычных словообразовательных влементов. Переходя к новому языку, коренной житель Дакии имело использовал свой старый запас словообразовательных средств, к которым он привык и который был ему понятен. Вот почему не только народный румынский язык, но и литературный богато насыщен славянскими словообразовательными элементами, которые мы находим в словах различного происхождения. [2] Так, суффикс -nic (слав.

в этом значении народному языку неизвестное. В литературном книжном языке слово rumun (от romanus) как этническое наименование появляется в трудах националистически настроенных хронистов в XVIII в.

1. Но и в этой области обнаруживаются следы славянского сyбстрата (см. например, М. Krepinsky, „Influencee slave sur le verbe roumain” — Slavia, XVI, 1938-1939.

2. См., например  G a r t n e r, Darstellung der rumänischen Sprache, Halle, 1914, 141-149.

96

ьник) найдем не только в славянских словах (grabnic, harnic, vrednic), но и в словах латинского происхождения (sentelnic, statornic и др.). Ср. то же с суффиксами -eţ- (слав. -ьць), -iţa (слав. -ица), -са (слав. -ька), префиксами ros- (слав. раз-) и др. Много славянских словообразовательных элементов в древних памятниках румынского языка, начиная с XVI в. [1]

Естественно, что наиболее значительные следы субстрата в современном румынском языке находим в словаре. Для многих понятий, связанных главным образом с земледелием и другими областями сельского хозяйства, в языке валахов — пастухов и охотников не было соответствующих слов. Велики были различия во всем жизненном укладе местного землевладельческого населения и пришлых скотоводов. Все это определило сохранение старой славянской лексики которая, таким образом, никак не может считаться  з а и м с т в о в а н н о й  в румынском языке. В результате продолжительного и сложного процесса этнического и языкового смешения славянского населения с валашским возник современный румынский народ и румынский язык во всем разнообразии его говоров. [2] Местные различия в языке, в области материальной культуры, обычного права, в обрядах, поверьях вызваны тем, что взаимодействие местного и пришлого элементов не было на всей территории одинаковым. Славянский субстрат на всей территории Валахии, Трансильванни и Молдавии не был единым. Различался он и по своей  ф р а к и й с к о й  основе (на территории Валахии это были даки, в Молдавии — геты) и по славянскому облику (на одной территории жили южнославянские племена, на другой восточные).

Различался существенно и пришлый валашский элемент. Проф. А. Филиппиде в своем всестороннем и объективном

1.  М.  G a s t e r, Chrestomatie româna, vol. I, 1891. См. диссертацию  С.  П у ш к а р ю  ”Die rumänischen Diminutivsuffixe, „Jahresberichte d. Institut für rumänische Sprache zu Leipzig”, III, и большую работу  Г. П а с к у, Sufixele Romaneşti, В., 1916,

2. Старое  р о м а н с к о е  население становится  р у м ы н с к и м  только после смешения его со славянами, только после того, как в него перелилась славянская кровь, а его  р о м а н с к и й  язык трансформировался в  р у м ы н с к и й  только после того, как испытал на себе сильное влияние славянской речи” (Мутафчиев, цит. соч., стр. 72).

97

исследовании „Originea Romînilor” установил, что валашская колонизация к северу от Дуная происходила не одновременно и, вероятно, не из одних областей. Так, он считает, что носители романской языковой традиции в Валахии и Молдавии принадлежали к различным колонизационным волнам. [1]

Язык пришлого романского населения усваивался славянами Дунайской низменности не пассивно. Знакомясь с новыми словами романского происхождения, они стремились, естественно, сохранить свои  п р е ж н и е  семасиологические отношения между словами. Так возникали  н о в ы е  отношения между словами, неизвестные романским языкам, но хорошо известные языкам славянским. Таким образом, к славянским элементам в румынском языке нужно относить не только слова славянского происхождения, но и много слов латинского происхождения, получивших в румынском языке новое, неизвестное прежде, значение. Этот процесс в изменении значений латинских слов можно проследить по памятникам румынской письменности. К сожалению, этот важнейший для истории румынского языка вопрос почти не исследован. Имеется лишь несколько подобных примеров в работе Лазаря Шайняну — „Incercare asupra semasiologiei limbei române” [2] и в статье А. И. Яцимирского — „Из славяно-румынских семасиологических наблюдений”. [3] „Одним из самых характерных явлений славянского влияния на румынский язык, — писал Яцимирский,— следует назвать 1) изменение значений румынских слов латинского происхождения под влиянием славянских и расширение или сужение понятий, ими обозначенных, в свою очередь, и 2) латинские слова, ставшие в известной степени дубликатами к твердо установившимся славянским, повлияли на смысл последних, и румынский язык дает нам несколько интересных случаев, когда славянские слова имеют такие оттенки в значении, которых нет ни в книжном, ни в живых славянских языках”. [4]

1. „Originea Romînilor”, II, р. 389.

2. „Revista”... v. VI, р. 211.

3. ИОРЯС, IX, 2. стр. 257.

4. Там же, стр. (2?)58.

98

Большинство историков pyмынского языка видит свою задачу в том, чтобы изучить историю народной латыни на территории Дакии и выяснить различные влияния на нее. Впрочем, в этом понимании своих задач они не очень разнятся от многих историков других романских языков, не учитывающих того, что история каждого романского языка — это прежде всего история языков коренного населений Франции, Испании, Португалии, которые испытали глубокое влияние варварской латыни, далекой от латыни даже римского плебея. Об этом противопоставлении romanice — latine свидетельствуют многочисленные источники. [1] Мы уже не говорим о литературной латыни, которая во времена поздней империи народу была не понятна.

Первым серьезным опытом в построении научной истории румынского языка является четырехтомная „История румынского языка” профессора Бухарестского университета Ал. Росетти, автора известной работы „Recherches sur la phonétique du roumain au XVI siècle” (Paris, 1926). [2] Автор совершенно свободен от шовинистических настроений, которые были до наших дней серьезным препятствием для нормального развития румынской науки. В то же время он всесторонне учитывает достижения теории субстрата, которая в применении к исследованию балканских языков оказывается чрезвычайно плодотворной. Для Росетти история славянского языка на территории Румынии — одна из существенных глав истории  р у м ы н с к о г о  языка. Он и полной мере отдает себе отчет в том, что валахи и молдаване сложились из различных этнических элементов, среди которых славянскому принадлежит одно из первых мест. [3] Валахия и Молдавия были заселены славянским населением, которое через стадию  д в у я з ы ч ь я  постепенно перешло к романскому языку (румынскому), внеся, однако, в него многочисленные особенности своего родного языка. Тем не менее никак нельзя согласиться с Росетти,

1. В. Ф. Ш и ш м а р е в, У историков ("истоков" ?, В.К.)  итальянской литературы, ИАН, Отделение литературы и языка, 1941. № 3, стр, 70.

2. „Istoria limbii române” I „Limba latina”, 1940; II — „Limbile balkanice”, 1943; III — “Limbile slavemeridionale”, 1940; „Romana comuna” 1941.

3. III, p. 25 cл.

99

что состояние двуязычья закончилось к ХIII в. [1] Против этого говорят многие факты.

1. Контакт коренного  с л а в я н с к о г о  населения Валахии с  в а л а х а м и  может быть отнесен к ХII— XIII вв. Нет никаких данных, которые бы могли привести исследователя к выводу, что до ХII в. на территории Валахии были валахи. К ХII—ХIII вв. относится начало того процесса, который лишь через несколько столетий привел к ассимиляции славянского населения. Несомненно, что в румынском языке имеются славянские элементы более древние. Но они были заимствованы еще до встречи со славянами Валахии от славянских племен Трансильвании. На это еще в свое время обращали внимание Пич, Ксенопол, Яцимирский и многие другие исследователи. [2] Предполагать же, что славянское население было ассимилировано в течение одного столетия, невозможно.

2. Против мнения Росетти свидетельствуют данные языка славянских грамот Валахии XIV—XV вв. Ниже в главах, посвященных анализу языка этих грамот, мы покажем, что писцы господарских канцелярий хорошо знали живой местный славянский язык. Это хорошо отражают грамоты до конца XV в. В них редко встречаются собственно румынизмы, так богато представленные славянскими грамотами начиная от Михни I. С полным основанием можно вспомнить слова проф. Милетича: „В эпоху, от которой идут самые старые грамоты, и до конца XV ст. румынский язык уже имел преимущество в общественной и частной жизни в Румынии... Но с другой стороны я твердо стою на том, что еще во время, когда писались грамоты Мирчи Великого и его первых преемников, т. е. по крайней мере до 1410—1450 г., все еще было население и среди простолюдья и среди боярства, которое говорило по-болгарски. Румынский язык не победил сразу и полностью; этому предшествовала, без сомнения, эпоха двуязычья”. [3] На основании одних грамот трудно решить вопрос о значении славянского элемента в жизни Придунайских княжеств в XIV—XV вв.

1. III, р. 27.

2. См.  Я ц и м и р с к и й, Славянские заимствования в румынском языке как данные для вопроса о родине румынского племени (см. выше).

3. ”Към грамотите от брашовската сбирка” (СбНУ, XXV, стр. 24).

100

Но можно смело утверждать как на основании валашских, так и молдавских грамот, что население славянское в это время еще существовало. Именно оно поставляло кадры писцов (логофетов) для господарских и частных канцелярий.

3. Против предположения Росетти свидетельствуют некоторые исторические документы, из которых мы узнаем, что в отдельных пунктах славянская речь сохранилась очень поздно (см. об этом в статье Милетича, СбНУ, XIII). Нужно еще учесть, что славянский элемент поддерживался многочисленными болгарскими эмигрантами, которые в отдельные периоды (особенно с начала XVII в.) массами переселялись из Болгарии в Придунайские княжества.

Большое значение для историка языка имеет превосходное исследование ясского профессора Александра Филиппиде. На основании всестороннего изучения всех (дакийских и балканских) говоров румынского языка, данных албанского языка Филиппиде приходит к выводу, что в основе румынского народа лежат фракийские племена: „Румынский народ возник из смешения различных элементов, среди которых основной тон дали народы фракийские”. [1] Не менее существенным оказался и славянский элемент, так как когда валахи появились в Дакии, фракийцев здесь уже не было. Здесь они нашли славян. Все это могло бы быть предметом уже третьего тома, который Филиппиде выполнил бы лучше любого румынского лингвиста. Залогом этого были его трезвые методологические и политические взгляды, далекие от румынского национализма и латинoмании.

О славянском прошлом румынского народа свидетельствует не только язык. Об этом не менее красноречиво говорят обычаи румын, их материальная и духовная культура. Исследователи уже давно обратили внимание на эту связь, изучая ее на самых разнообразных фактах народной жизни. [2] Говорить

1. “Originea Romînilor”, I, р. 658.

2. „Румынская народная поэзия как обрядовая (а с нею и самые обряды народные:) и лирическая, так и историческая представляет очень много родственного со славянскою и по преимуществу южнославянскою” (П. Сырку, „Значение румыноведення для славянской науки”, Ж. М. Н. П., 1884, aвгуст, стр. 242).

101

о том, что все это румынами заимствовано от славян, невозможно, ибо в таком случае нужно отнести к заимствованию то, что поставляет прямую основу народного быта, его важнейшие черты и особенности. Хорошо известен этнографам болгарский национальный танец — хоро. Но этот же танец hora является и румынским национальным танцем. [1] Совершенно бесперспективны стремления этнографов доказать, что этот танец румыны заимствовали от болгар. У обоих народов этот танец является своим. Этот факт, наряду с многочисленными подобными, свидетельствует об общности этнического субстрата.

В 1933 г. появилось большое исследование молодого ученого Петра Карамана об обряде колядования у славян и румын. [2] Это исчерпывающее исследование исключительно глубоко и всесторонне вскрыло тесные связи румын со славянским миром. Автор справедливо указывает, что изучить обряд колядования можно лишь одновременно и у румын и у славян. „Самостоятельное изучение его (обряда колядования. — С. Б.) только у румын или только у славян было бы невозможно”. [3] Автор тщательно и всесторонне изучает обряд колядования у всех славян и румын. На основании этого изучения Караман устанавливает несколько типов колядования. Основной тип, наиболее древний и полный, представлен у болгар, румын и украинцев. Этот тип он называет украинско-болгарско-румынским. Совершенно иной тип колядования автор обнаруживает у других славян, у сербов, у поляков. Он отличается от первого во всех своих важнейших особенностях. Все это свидетельствует о глубоких связях славянских племен Мизии, Дакии и восточнославянских племен, живших на территории современной Молдавии и Бессарабии. Нельзя согласиться с мнением автора о происхождений этого обряда у румын и славян. Он видит в этом обряде одно из доказательств латинского происхождения румын. [4] Ценность этого весьма

1. См. R. Henke, „Rumanien — Land und Volk”, Leipzig, 1877, S. 7.

2. P. Caraman, Obrzęd kolędowania u słowian i u ruminów, „Studjum porówniwcze”, Krakow, 1933, VIII 630.

3. Там же, стр. V.

4. Там же, стр. 377.

102

солидного исследования состоит в том, что автор его на изучении одного обряда показал теснейшую связь румынского, болгарского и украинского народов, уходящую в глубокую древность.

Подобную связь обнаруживает и другие обычаи. На это уже давно было обращено внимание проф. А. И. Яцимирским, который, однако, в связи со своими методологическими представлениями объяснял это заимствованием. „Многие румынские обычаи, поверья, вообще народная поэзия и искусство отражают многовековое влияние более культурных славян на затерявшееся среди них романское племя”. [1]

Много общего представляет у балканских народов обычное право. Целый ряд народных юридических институтов у валахов и молдаван и той же самой форме находим и у болгар. Проф. А. И. Яцимирский в свое время обратил внимание на славянскую пороту и ее аналогию у румын. [2]

На тесные генетические связи болгарского и румынского народов указывают разнообразные явления из области материальной культуры (народные сельскохозяйственные орудия, утварь, жилище, одежда и многое другое). Этнографы-балкановеды обнаружили много подобных фактов. Исследование директора этнографического музея в Клуже Р. Вуя, посвященное изучению типа сел и жилищ румынского населении в Трансильвании и Банате, продемонстрировало тесную связь этого населения со славянским миром. [3] Автор справедливо пишет „Каждое поселение представляет из себя небольшой народный музей, где каждый предмет, каждое наименование может свидетельствовать об эволюции жизни и цивилизации румынского народа”. [4] Исследуемые факты во многих случаях указывают, что в эволюции румынского народа существенную и нередко решающую роль играл  с л а в я н с к и й  элемент. Материал Р. Вуя представляет много аналогий у балканских

1. „Сборник отделения русского языка и словесности Ак. Наук”, т. 71, Спб,. 1902, стр. 61.

2. „Отголоски славянской пороты в обычном праве у румын XV—XVII вв.”, „Zbornik u slavu Jagića”, Berlin, 1908, стр. 159.

3. „La village roumain de Transylvanie et du Banat”, B., 1937.

4. Там же, р. 4.

103

народов, главным образом у болгар и отчасти у сербов. [1] Много ценного для изучения древних этнических связей населения Дакии и Мизии представляет исследование С. Мегединца, дающее богатый сравнительный материал по важнейшим разделам материальной и духовной культуры валахов и молдаван. [2] И это исследование на многочисленных фактах подтверждает тесные этнические взаимоотношения народов Румынии и Болгарии в прошлом. Каждое новое этнографическое исследование, отдельное наблюдение все глубже и всестороннее вскрывает древние этнические связи племен Мизии и Дакии. Перед этнографами-балкановедами стоит еще много нерешенных задач. Их всесторонние и  о б ъ е к т и в н ы е  исследования помогут решить многие важнейшие зтногенетические проблемы. Пока что румынская этнографическая наука небогата такими объективными исследованиями. Все помыслы ученых направлены на то, чтобы отыскать следы латинской культуры, показать их исконность и древность, умалить все то, что является наследием славянской культуры. [3] Часто можно встретиться с чисто описательным исследованием, в котором автор не дает никаких аналогий и сопоставлений.

Румынские лингвисты для своих утверждений часто пользуются историческими данными, которое должны подкрепить их мысль об исконности романского этнического элемента на территории современной Румынии. Нередко они и сами выступают в роли исследователей-историков. Особенно охотно цитируются труды историков, отрицающих  б а л к а н с к о е  происхождение романских элементов в румынском народе и связывающих их областями к северу от Дуная. Однако

1. См.  И.  Ц в и j и ћ, Балканско полуострво и jужнословенске земље, Београд, 1922, стр. 318-390;  S. G  e l l e r t, Ostbulgarische Bauerhaustypen. „Zeitschrift f. Ethnologie”, 1934, II, 1/3.

2.  S. M e h e d i n ţ i,  Coordonate etnografice. Civilizaţia şi cultura (“Acad. Romana”, demor. Sect. Istorice, serie III, t. XI, 1931.

3. Известен случай, когда латинское происхождение румын объяснялось наличием римских монет на территории древней Дакии . См. Н. Йорга “Points de vue sur l’hist. du commerce de l’Orient au Moyen-Age”, Paris, 1924, p. 8. Подобные монеты археологами обнаруживаются на обширной территории за пределами романского мира.

104

ссылки на исторические труды всегда носят самый  о б щ и й  характер. Так, утверждение какого-либо историка об исконности романского элемента и Дакии используется лингвистами для доказательства исконности его для всех румынских областей: для Трансильвании, Баната, Марамуреша, Малой и Большой Валахии, Молдавии и др. Нèчего и говорить, что подобный метод совершенно не доказателен, так как указания на значительность и древность романского элемента, например, в Трансильвании нельзя механически относить к любой румынской области. В настоящее время уже нельзя ни историку, ни лингвисту решать вопрос происхождения румынского народа и румынских диалектов вообще на территории Румынии. История народа, его отдельных составных частей, история говоров и диалектов в различных областях была не одинаковой. Валашский и молдавский народы формировались в разных условиях: отлична была старая фракийская основа, различного происхождения были славянские племена, из различных источников и в разное время шел процесс романизации. Дальнейшие исследования это, вероятно, покажут.

Приходится очень часто сталкиваться с совершенно произвольным и неверным толкованием старого географического термина „Дакия”. Часто не только филологии, но и историки не различают древнюю Дакию и современную Румынию. Поэтому когда говорят о прошлом Дакии, то в одинаковой степени это относят и к прошлому Трансильвании, Валахии (Большой и Малой) и Молдавии. Сознательно умалчивается, что значительная часть современной Румынии в состав Дакии не входила. Дакийская провинция во II столетии включала в себя Малую Валахию (Dacia Maluensis); Трансильвания и часть Баната входили в состав Dacia Apulensis — Dacia Porolissensis. Бóльшая часть Баната входила в состав Верхней Мизии (Moesia Superior). Что же касается Большой Валахии и всей Молдавии, то эти области не входили в состав Дакии, а составляли задунайскую часть Нижней Мизии (Moesia inferior). Граница между Дакией и Нижней Мизией шла по реке Aluta (Олта) от устья до пункта, находившегося на полдороге между городами Rusidava и Buridava. От этого пункта граница шла к северу до Трансильванских Альп уже по территории

105

Большой Валахии. Таким образом, лишь небольшой северо-западный угол Большой Валахии входил в Дакию. От г. Asamum (Никополь) и до устья Дунай разделял на две части область Нижней Мизии. Все это необходимо учитывать исследователю древнейших судеб населения Валахии, большая часть которой в состав Дакии не входила. [1] Завоевательная политика Траяна не распространялась на Молдавию и значительную часть современной Большой Валахии. [2]

Все многочисленные теории о происхождении румынского народа в основном подразделяются на две группы. К одной группе принадлежат гипотезы, объясняющие генезис румынского народа из романизованных туземных племен Дакии; к другой относятся теории, которые стремятся доказать, что в Траяновой Дакии глубокой романизации не было. Румынский народ сформировался к югу от Дуная, на Балканском полуострове. Появление его на территории современной Румынии относят к позднему времени, не ранее XII столетия.

Румынские филологи в своих построениях опираются главным образом на теории первой группы, потому что эти теории, во-первых, свидетельствуют о глубокой древности румынского народа, а во-вторых, дают как будто почву для утверждения об исконности румынского элемента к северу от Дуная. Однако, как мы сейчас увидим, это не так.

И. Барбулеску в сводя многочисленных работах, посвященных прошлому румынского языка него взаимосвязям с соседними языками, утверждал не раз, что родиной румынского народа является Малая Валахия и Банат. [3] То же самое утвер-

1. Н. С. Державин, Происхождение молдавского народа, „Советская наука”, № 12, 1940, стр. 10. „Теперь уже полностью установлено, что настоящая римская провинции Дакия в течение II и III веков далеко не охватывала всех земель, которые теперь находятся  пределах Румынии, а только часть из них. Следовательно, вся современная Молдавия, как и вся так называемая Большая Валахия к востоку от р. Алуты, не входили в пределы настоящей провинции Дакии.” (М у т а ф ч и е в, цит. соч., стр. 54—55).

2. См.  X e n o p o l, Les guerres daciques de l’empereur Trajan, „Etudes historiques sur le peuple roumain”, 1887, p. 8—45.

3. “Individualitatea limbu române şi elementele slave vechi”, Bucureşti, 1929.

106

ждал Е. Гамилльшег. [1] Но находят ли они поддержку в трудах автохтонистов? Обратимся к последним.

Иоганн Тунманн, один из первых европейских ученых, попытался объяснить происхождение румынского народа на территории древней Дакии в период римского господства. [2] Согласно взгляду Тунманна, румыны возникли в результате этнического смешения местного фракийского населения с римскими колонистами. Однако если мы внимательно прочитаем книгу Тунманна, то мы прежде всего должны обратить внимание на то, что он, остановившись кратко на римском завоевании Дакии, затем почти уже не касается судьбы собственно дакийских румын, а все свое внимание концентрирует на истории балканских влахов в Македонии, Эпире и Фессалии. Говоря о дако-румынах, Тунманн указывает, что в связи с великим переселением народов (вандалов, готов, гуннов, гепидов, славян, авар и болгар) потомки дако-румын исчезли с территории Валахии и Молдавии и укрылись в Трансильванских Альпах, где они вели пастушеский образ жизни. Лишь через много столетий под напором венгров они начали вновь спускаться в равнину. Это относится к XI—XII вв.

Итак, взгляды Тунманна ни в коем случае не могут подкрепить взгляды тех румынских ученых, которые считают, что романский элемент на территории современной Валахии древнее славянского. Когда валахи начали оседать на валашской низменности, они встретились со славянами, в то время занимавшими значительную часть Валахии. Взгляды Тунманна, на которые так любят ссылаться румынские филологи, не могут свидетельствовать в их пользу при решении кардинальных вопросов славяно-румынских языковых отношений. Эти взгляды не подтверждают непрерывности романского элемента в Валахии и дают почву для причисления славян к более древним насельникам этой области.

Известно, что одним из наиболее последовательных автохтонистов был Юлиус Юнг, который в ответ Реслеру опубликовал

1. „Zur Donaunamen” („Zeitschrift für Slav. Philologie”, II, S. 149).

2. “Untersuchungen über die Geschichte de östlichen europäischen Völker”, Leipzig, 1774.

107

в 1877 г. исследование „Römer und Romanen in den Donauländern” (второе издание p 1887 г.). Юнг выступил решительным противником балканской теории, и на его исследование румынские ученые всегда охотно ссылаются. Оставляя в стороне всю аргументацию Юнга, отметим, что и в этом сочинении не подтверждается непрерывность романского элемента в Валахии. На этом автор категорически не настаивает, обращая главным образом внимание на Трансильванию. Лучшие страницы его книги посвящены венгерской колонизации Трансильвании и вытеснению румын из горных областей в Придунайскую низменность. [1] Ю. Юнг придает чрезвычайно большое значение славянскому элементу в формировании румынского языка и самого народа. По его мнению, между румынами и славянами возникли такие же отношения, что и в Англии между норманами и англосаксами. В результате сложного синтеза возник валашский язык, в котором романская стихия относится к славянской, как в английском языке германская к романской. [2] Смешивая вопросы этнических и языковых взаимоотношений с поздними культурными связями, Юнг утверждает, что славянский язык начал оказывать влияние лишь c IX в., когда славянская церковная письменность достигла высокого развития. [3] Непосредственное этническое влияние со стороны дакийских славянских племен не имеет ничего общего с культурным и церковным влиянием, которое шло со стороны болгар, а позже со стороны сербов. Исследования Юнга (кроме указанного сочинения, см. еще „Die romanischen Landschaften des römischen Reiches”, 1880) были подвергнуты всесторонней и глубокой критике со стороны виднейших балкановедов, и многие положения доцента Инсбрукского университета в настоящее время отвергнуты. Мы, однако, подчеркиваем, что Юнг нигде не пишет о непрерывности романского элемента в Валахии. Его он связывает всегда с Трансильванией.

Одним из авторитетных последователей Тунманна и Юнга был И. Пич. В своим хорошо известном исследовании „Über

1. „Römеr und Romanen in den Donauländern”, 1837, 266—268.

2. Там же, 254; см. также 358(?).

3. Там же, 256.

108

die Abstammung der Rumänen” (1880) он выступает решительным противником Зульцера, Реслера и других сторонников балканского происхождения румынского народа. К этому же вопросу Пич возвращается в работе „Zur rumänisch-ungarischen Streitfrage” (1886). Привлекая некоторые данные своих предшественников, Пич, однако, нашел много нового материала. Аргументация его в некоторых частях отличается исключительной солидностью. Он обратил внимание на многие факты, которые мешают признать справедливыми доводы Реслера и его позднейших последователей. Укажем, например, на его ценное наблюдение, впоследствии разработанное румынскими историками, o том, что позднейшая румынизация Валахии и Молдавии шла не с юга, a из Трансильвании. Трансильвания была центром национального возрождения румынского народа. Здесь возникла письменность на румынском языке, отсюда шло развитие государственности. [1] Однако Пич в обеих работах не доказывает непрерывности румын в Валахии. В „Zur rumänisch-ungarischen Streitfrage” он точно указывает территорию, на которой с III no XIII в., по его мнению, сохранился романский элемент. Это Марамуреш, Банат и Трансильвания. Особо он выделяет Банат и Трансильванские Альпы, где румынское население было более значительным. [2] Под давлением венгров румынское население спускалось с гор в Малую и Большую Валахию, в Молдавию, в результате чего в XIII— XIV вв. возникли Придунайские княжества. Пич обращает внимание на румынскую лексику, которая свидетельствует, что родиной румын в прошлом были горные местности, a не низменности.

Сторонником Пича заявил себя Трауготт Тамм, который в Бонне в 1891 г. выпустил исследование „Über den Ursprung der Rumänen”. Ho и в этой работе, не прибавившей ничего нового к аргументации Пича, автор не утверждает, что румынское население с III по XII в. продолжало жить на территории

1. См. III главу исследования Пича „Das romanische Element im alten Dacia”, S. 116.

2. „Zur rumänisch-ungarischen Streitfrage”, S. 16; „Ober die Abstammung der Rumänen”, S. 198.

109

Валахии. Вслед за Тунманном и Пичем Тамм считаег, что в продолжение долгого времени до интенсивной мадьярской колонизации Трансильвании румынское население жило в горах, откуда оно уже позже спустилось в придунайскую низменность.

Обратимся теперь к одному из крупнейших историков Румынии, профессору Ясского университета А. Д. Ксенополу. Находясь под сильным влиянием различных националистических идей и тенденций, проф. Ксенопол многие факты рассматривал односторонне, придавая произвольно одним большое значение, другие совсем игнорируя. Для него, как и для многих его коллег, румыны — это народ романского происхождения, испытавший некоторое влияние со стороны варварских народов. „Румыны, — писал А. Ксенопол, — народ латинской расы. Эта истина известна теперь всему миру и нет нужды ее доказывать”. [1] Тем не менее, вопреки собственным словам, проф. Ксенопол во взех своих работах, многие из которых оставили глубокий след в истории изучения Румынии, доказывает  л а т и н с к о е  происхождение своего народа. Для этого он мобализует свидетельства древних авторов, произвольно их толкуя, свидетельства старых румынских хронистов, данные топонимии, истории румынского языка и пр. В своей многотомной классической рабоге „Istoria Românilor”, которой еще долго вынужден будет пользоваться историк Придунайских княжеств, он придает большое значение романской колонизации Дакии. Не будучи продолжительной, она, однако, была настолько интенсивной, чго к III в. местное население и по языку и по материальной культуре и частично по крови было латинским. С уходом римских войск из Дакии в так называемую Аврелианову Дакию мирное население не покинуло своих земель и в течение многих столетий сохранило к северу от Дуная свой романский облик.

Если бы даже эта концепция Ксенопола подтверждалась фактами и не вызывала бы никаких возражений, то и в этом случае утверждение o том, что румыны—народ  л а т и н с к o й  расы, не было бы доказано. В конце концов у историка есть только один надежный аргумент — румынский язык. Других

1. „Les Roumains. Histoire d’état matériel et intellectuel”, Paris. p. I.

110

н е о с п о р и м ы х  доказательста у него нет. Не только теперь, но и во времена Ксенопола языковеды не ставили знака равенства между языком и расой. Уже родоначальникам младограмматиков слишком хорошо были известны факты языковых смешений, приводивших к глубоким измененаям всей языковой структуры. [1] Но все соображения Ксенопола не верны и фактически. Теперь, после выхода выдающегося исследования o происхождении румын проф. А. Филиппиде, мы знаем весьма обстоятельно, как шел процесс романизации Балканского полуострова. Эти новые данные совсем не подтверждают концепции Ксенопола и его предшественников (Тунманна, Юнга, Пича, Тамма и др.). Но и до работы Филиппиде, еще в XIX в., историческая наука располагала достаточным количеством фактов, которые должны были бы привести Ксенопола к иным выводам.

Один из крупнейших авторитетов в области истории Рима, проф. Теодор Моммзен, в своей „Römische Geschichte” на основании учета разнообразных фактов писал: „Еще больше, нежели Рейн в Германии, Дунай является пределом для цивилизации Рима и опорным пунктом для защиты границ.” [2] Исследуя следы римской цивилизации на Балканах, Моммзен указывает, что в Далмации и Мизии цивилизация эта была запоздалой и слабой. Глубоких корней здесь она не имела. [3]

История проникновения Рима на Балканский полуостров в настоящее время хорошо известна. Уже в старой работе Г. Зиппеля — „Die römische Herrschaft in Illyrica bis auf Augustus” (Лейпциг, 1877) обстоятельно изучено завоевание западной части полуострова до падения республики. Ряд работ был посвящен завоеванию фракийской части полуострова

1. “Всегда и во все вре.мена возникали новые народы через слияние нескольких старых, через рассасывание покоренных и поглощение одних племен другими” (О. Шрадер „Индоевропейцы”, СПб., 1913, стр. 32). Ср. у Мейе: „Таким образом,  я з ы к  з а в и с и т  о т  и с т о р и ч е с к и х  у с л о в и й  и  в о в с е  н е  з а в и с и т  о т  р а с ы, которая есть понятие физического порядка”. („Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков”, 1938, стр. 106).

2. M o m m s e n, Römische Geschichte, V, 1894. S. 206.

3. Ibid., 194.

111

(работы Домашевского и др.). [1] Все эти исследования дали возможность новейшим историкам представить общую картину романизации различных областей Балканского полуострова. [2] Начало римского влияния на нижнем Подунавии (Moesia Inferior) относится к 70-м годам 1 в. н. э. „Лишь к эпохе Октавиана Подунавье открылось окончательному римскому завоеванию и Октавиан как император мог первый o себе написать, что границы Римской империи он расширил вплоть до Дуная: Pannoniorum gentes subi eci protulique fines Illyrici ad ripam, fluminis Danuvii”. [3] Впоследствии Нижняя Мизия становится одним из самых значительных центров, откуда римская культура и варварская латынь распространились по полуострову. Здесь были созданы военные поселения, многие из которых были активными проводниками римского влияния (Novae, близ болгарского города Свиштов, Durostorum, совр. Силистрия). Такую же роль сыграли старые греческие колонии, которые римские войска превратили в военные поселения (например, Одесс, совр. Варна). Вся подготовительная работа по завоеванию Дакии при Траяне проводилась здесь, в Нижней Мизии.

Румынские историки, и в частности А. Ксенопол, подчеркивают, что завоевание Дакии диктовалось экономическими причинами. Рим стремялся овладеть этой богатой земледельческой страной, так как испытывал большой недостаток в продуктах питания. [4] Это, по мнению Ксенопола, явилось причиной интенсивной римской колонизации Дакии. Однако большинство обьективных исследователей стоит на иной позиции. Они считают, что завоевание Дакии вызвано было не экономическими причинами, a исключительно стремлением обезопасить северные провинцяи Балканского полуострова от набегов варваров. Проф. М. И. Ростовцев указывает, что завоевание Дакии нужно было Траяну для того, чтобы облег-

1. См.  Л.  Н и д е р л е, „Původ a počatky slovanů Jiźních”, S. I, str. 49.

2. Сводка всех исследований дана А. Филиппиде в I томе „Istoria Românilor”.

3. Н и д е р л е, цит. соч., стр. 50.

4. X e n o p o l, Istoria Românilor, I, р. 164.

112

чять военный поход на Восток. [1] „Когда Римская империя в первых столетиях нашей эры заняла и колонизовала Паннонию и Дакию, то, разумеется, это было вызвано не потребностью в новых площадях для земледелия, поскольку в это время собственные земли Италии и Греции забрасывались вследствие прогрессирующего обезлюдения и их спасали от окончательного запустения лишь новые поселения военнопленных. Решающую роль, напротив, играло здесь то обстоятельство, что область по ту сторону Дуная была занята воинственными разбойничьими номадами-дакийцами, которые постоянно делали нападения, иногда опасные нападения на Римскую империю. Чтобы навсегда обезопасить себя от них, не оставалось ничего другого, как осуществить военную оккупацию их области и поселить там колонистов из самых различных мест империи” [2]. Моммзен, Фабрициус и многие другие историки также указывают, что в I—II вв. в старых римских провинциях наблюдается острый недостаток в рабочих руках. В связи с этим происходит не колонизация новых областей населением из Италии, a наоборот, интенсивное заселение пустующих земель в Италии и Греции туземным населением новых провинций, главным образом Малой Азии. [3] Это обезлюдение приводит к сильному сокращению римского элемента в армии, особенно ко II столетию. „Co времени Адриана из армии италийский элемент исчез, сохраняясь лишь среди офицеров. Каждый полк пополнялся рекрутами из той страны, в которой он стоял лагерем. В связи с этим большинство солдат дунайской армии, так же как и выслужившиеся центурионы из рядовых, были как дома в Паннонии, Дакии, Мизии и Фракии”. [4]

1. „Эллинство и иранство на юге России”, Пг., 1918, стр. 160.

2. К.  К а у т с к и й, Материалистическое понимание истории, т. II, „Государство и развитие человечества”, М—Л., 1931, стр. 134.

3. До нас дошло много свидетельств об интенсивном переселении местного фракийского населения Балканского полуострова в Рим (см. М. Дринов, Съчинения, т. I, София, 1909, стр. 61.

4. Th.  M o m m s e n, Römische Geschichte, V, S. 223. Об этом же Моммзен пишет в другой своей работе — „Die Konskriptionsordnung d. römischen Kaiserzeit”, Herm. XIX. 1884, 15. См. также обстоятельное иссдедование Э. Фабрициуса — „Das römische Heer in Ibergermanien und Rätien”, „Historische Zeitschrift”, B. 98, 1906.

113

В одной надписи, дошедшей до наших дней, мы находим список ветеранов, принятых в легион VII Claudia в 169 и отпущенных в 195 г. „Этот список называет около 130 имен с указанием места происхождения легионеров. 100 происходят из городов Мизии, 6 человек из Дакии, 8 из Далмации, 9 из Фракии”. [1] В Дакии оседали не только легионеры. Правительство переселяло сюда и мирных колонистов для работы на рудниках. Но и эти колонисты вербовались из новых провинций. Так, на рудники, которыми была богата Дакия, переселяли горных жителей Далмации. [2] Новые колонисты селились исключительно по речным долинам. [3] В отдаленные от них глухие места власть Рима фактически не распространялась.

Все эти факты, уже давно хорошо известные исследователям, опровергают утверждения проф. Ксенопола об интенсивной романизации Дакии с начала II по III в. Романизация была поверхностной и ощутимых следов оставить не могла. Проводниками ее здесь были не жители Италии, a подданные Рима из различных отдаленных провинций, „представителями самых разнообразных культур и национальностей, собранными со всех концов империи”. [4] Вся эта разноплеменная масса пользовалась в целях общения lingua romana, испытавшей сильное влияние местных варварских языков. Этот язык в первые века нашей эры стал международным языком, на котором общались между собой не только подданные Рима, но и свободные воинственные варвары. [5] Однако не всюду понимали и этот язык. В Дакии, несомненно, он был менее распространен, нежели в Мизии или в Дардании. Что касается задунайской части Нижней Мизии (современные Большая Валахия и Молдавия), то здесь даже этот язык плохо понимали. „Тот пропал, кто не умеет говорить на гетском языке, так как на

1. „Вестник древней истории”, № 4, 1946, стр. 201—202.

2. М o m m s e n, op. cit., S. 203—204.

3. V. C h a p o t, Le monde romain, Paris, 1938, p. 432.

4. Д е р ж а в и н, цит. соч., стр. 12.

5. L.  H a h n, Rom und Romanismus in griechisch-römischen Osten, Leipzig, 1906.

114

латинском языке никто не понимает ни слова”, — сообщается в одном описании Томиды. [1]

А. Филиппиде, привлекая многочисленные свидетельства старых источников, пришел к выводу, что романское население в задунайской части Нижней Мизии было очень редким: „... populaţica romana rara din Moesia Inferior Transdanubiana...” [2]

Вслед за своими предшественниками Ксенопол вынужден, однако, признать, что в низменной части Подунавья романский элемент исчез вследствие начавшегося движения варваров, прежде всего готов и гепидов. Римские колонисты и романизованные туземцы не покинули Дакию в 274 г., но под напором варваров скрылись в горной части страны, где в течение долгого времеии сохраняли свой язык и свои обычаи. Здесь в горах Трансильвании румыны впервые столкнулись со славянами. [3] Именно здесь, по мнению Ксенопола, оформился современный румынский народ, который впоследствии под давлением мадьяр стал спускаться с гор в низменность. Оставляя в стороне вопрос o происхождении румынского народа, мы можем констатировать, что и Ксенопол — один из наиболее авторитетных защитников автохтонности румынского населения в Румынии — вынужден, как и его предшественники, ограничить территорию румынского населения лишь горной частью Дакии. [4] С начала великого переселения народов романский элемент исчезает с территории современной Валахии.

Если мы теперь обратимся к позднейшим последователям Ксенопола, то увидим, что они также говорят лишь o Трансильвании, как o родине румынского народа. Никто из них не располагает фактами, которые бы подтверждали, что романский элемент сохранялся на территории Валахии или Молдавии между III—XII вв. Все это для историка славянского языка в Валахии чрезвычайно важно, так как полностью разрушает построения румынских лингвистов o взаимоотношениях

1. Th.  M o m m s e n, op. cit., S. 284.

2. „Originea Romînilor” I, p. 854.

3. X é n o p o l, Les Roumains au moyen-age, Paris, 1885.

 

4. Ibid., p. 33.

115

румынского и славянского языков на территории Валахии. [1] Даже Николай Йорга — автор самых националистических и шовинистических исследований по истории Румынии и соседних государств, полных „противоречивых и необоснованных утверждений”, [2] исключает Валахию и Молдавию из той области, на которой происходило формирование румын. „Семиградье, — пишет он, — несомненно, является колыбелью румынского народа”. [3] В связи со своими более поздними воззрениями Йорга пришел к выводу, что родину румынского народа нужно искать в Добрудже и Дунайской Болгарии. [4] Нам в данном случае, однако, важно отметить, что, связывая  возникновение румынского народа то с Семиградьем, то с Добруджей, румынский историк в своих многочисленных сочинениях нигде не связывает  в о з н и к н о в е н и е  румын с Валахией. При любом решении вопроса румынское население в Валахии нужно считать пришлым. Пришло ли оно сюда с севера или с юго-востока — все это значения не имеет.

Вопросу o родине румынского народа уделил много внимания крупный историк Румынии проф. Д. Ончул. В своих исследованиях, посвященных кардинальным вопросам истории населения Придунайских княжеств („Originile principatelor romîne”, 1899; „Romînii în Dacia Traiană până la întemĕiarea prineipatelor”, 1902; „Din istorica Romîniei”, 1914; „Les phases du développement historique du peuple et de l’état roumains”, 1921 и др.), он, не отрицая значительности романского влияния в Мизии, полагает, однако, вслед за Ксенополом, что со

1. См.  C h e r g h e l, Zur Frage der Urheimat der Romänen, Wien, 1910; A. И.  Я ц и м и р с к и й, Славянские заимствования в румынском языке, как данные для вопроса o родине румынского племени (сб. статей, посвященных В. И. Ламанскому, 1908, стр. 792) и др.

2. М. В.  С е р г и е в с к и й, Молдавские этюды, Труды ИФЛИ, т. V, стр. 180.

3. G r a n j a l a, Rumunské vlivy v Karpatech, 1938, str. 26.

4. Детальную и всестороннюю критику взглядов Йорги на генезис румынского народа и на связи его с соседними балканскими народами см. в большом критическом исследовании проф. П. Мутафчиева „Българи и ромъни в историята на Дунавските земи” „(Годишник на Соф. университет”, кн. XXIII, I, 1927). Позже вышел французский перевод „Bulgares et Roumains dans les pays danubiens” (Sofia, 1932).

116

времени первой романизации Дакии и до возникновения Придунайских княжеств романский элемент в Дакии не прерывался. Однако Ончул не допускает сохранения его в низменной части Дакии, через которую шел путь варваров на Балканы. На основании топонимических данных Ончул приходит к выводу, что романское население укрылось в горной части Дакии, в западной части Трансильванских Альп между верховьями Олты и Темешем. [1] В низменности и в Трансильванских Альпах к востоку от верховьев Олта романский элемент исчез на много столетий. В западной части низменности (современная Малая Валахия) поселились авары и главным образом гепиды, которые жили здесь с середины III по начало V в. (с 249 по 418 г.). [2] С V—VI вв. начинается интенсивная славянская колонизация Дакии и Балканского полуострова. Славяне в большом числе оседают в областях к северу от Дуная, в придунайской низменности, в восточной части Трансильванских Альп. Значительно позже сюда приходят валахи. В результате продолжительного процесса ассимиляции славяне утрачивают свой язык. Нужно отметить, что Д. Ончул придавал большое значение славянам в формировании современного населения Валахии и Молдавии.

Одна из последних работ, посвященных происхождению румынского народа, принадлежит профессору Брнского университета Иосифу Мацурку. [3] Автор продолжает линию Тунманна—Ксенопола, т. е. считает, что румыны являются потомками романизованных дакийцев. В полном согласии со своими предшественниками Мацурек полагает, что романизованный элемент сохранился в Трансильвании, откуда он позже распространился на большой территории. [4]

Беглый обзор исторических трудов, в которых авторы стремятся доказать исконность романского элемента к северу

1. См. обстоятельный разбор работ Ончула в исследовании К. Кадлеца „Valaši a valašské právo,” Praha, 1916, 62—69.

2. Гепидам и их влиянию на румын посвящено некритическое сочинение К. Дикулеску „Die Gepiden. Forschungen zur Geschichte Daziens im frühen Mittelalter und zur Vorgeschichte d. romänischen Volkes”, I, 1922.

3. J.  M a c u r e k, Rumunsko ve sve minulosti i přitomnosti, „Politická knihovna”, r. I, кн. XXI, Praha, 1930.

4. Ibid., str. 65.

117

от Дуная, свидетельствует, что нет фактов, которые бы подтверждали сохранение романизованого населения на территории Валахии и Молдавии во времена великого переселеиия народов. Все цитированные авторы сходятся на том, что в низменной части романский элемент в III в. исчез. [1] Он сохранился в западной части Трансильванских Альп, где он является более древним, нежели мадьярский. Движение романского элемента на юг, в низменную часть, начинается значительно позже переселения народов, когда все низменное Подунавье и восточная часть Трансильванских Альп были заселены  с л а в я н с к и м и  племенами, южными и восточными. Пришлый элемент смешивается с местным славянским, который оставляет многочисленные следы в современном румынском языке. Поэтому совершенно неосновательными являются ссылки у многих румынских дингвистов на исторические труды Тунманна, Юнга, Пича, Ксенопола, Ончула и других, которые якобы подтверждают большую древность романского элемента перед славянским. Все сторонники автохтонности румын ограничиваются лишь горной частью Дакии. Среди них нет сторонников непрерывности романского элемента на территории Валахии и Молдавии, так как подобным взглядам противоречили бы все сохранившиеся факты.

Отличительной особенностью большинства работ, посвященных происхождению румынского народа, является то, что авторы их не различают двух совершенно самостоятельных научных проблем: этногенеза валахов и происхождения румынской нации. В большинстве случаев речь идет не o происхождении румынского народа, a об этногенезе валахов. Естественно, однако, что слависта интересует преимущественно вторая проблема, так как именно славяне во взаимодействии со старым валашским населением, этническая основа которого, может быть, была кельтской, и создали тот народ, который уже в новое время стал называться  р у м ы н а м и.

1. „Самые убежденные приверженцы этой теории находят  н е в о з м о ж н ы м  допустить сохранение романского населения не только на полях современной Западной Валахии, но даже в плодородных долинах Трансильвании” (Мутафчиев, цит. соч., стр. 68).

118

В своем обзоре мы не касались трудов историков направления, родоначальником которого был Франц Зульцер и которое нашло защитников в лице Роберта Рёслера, барона Хурмузаки, Томашека, Василевского, Миклошича, Иречека, Кадлеца и др. Эти историки считали, что родину румынского народа нужно искать на Балканском полуострове, к югу от Дуная. По их мнению, романский элемент является поздним не только в низменной части Румынии, но и в Трансильвании. Время появления его в областях к северу от Дуная Рёслер относил лишь к XIII в. Правда, более поздние изыскания Томашека и других балкановедов отодвинули начало этой колонизации к более древнему времени. Естественно, что труды этах историков не пользуются популярностью у румынских аингвистов. В них они видят результат венгерской пропаганды. Для нас важно подчеркнуть, что в трудах историков этих двух основных направлений в историографии Румынии нет разногласий относительно того, что во времена переселения варваров на территории современной Валахии и Молдавии романского элемента уже не было. Одни лишь будут утверждать, что он сохранился в Трансильвании и оттуда проник в южную низменность, a другие родину его будут искать на Балканах. Для историка славянского языка в Валахии этот спор не существенен, так как и в том и в другом случае славянский элемент в Валахии нужно признать более древним. Проф. С. Младенов справедливо писал, что „независимо от того, где будут искать родину румынского народа — к югу ли от Дуная или к северу от него, — во всяком случае необходимо признать сильное болгаро-славянское влияние на дако-румынский язык”. [1]

Выше мы уже упоминали выдающееся исследование А. Филиппиде o происхождении румынского народа. Это двухтомное сочинение составило эпоху в румынской историографии. [2] Первый том посвящен изучению истории романизации Балканского полуострова и обстоятельной критике всех работ, касающихся происхождения румынского народа. Во втором

1. „Geschichte der bulgārischen Sprache”, S. 33.

2. „Originea Românilor”, I, „Ce spun izvorarele istorice”, 1923—1925, p. XI, 889; II, „Ce spun limbile romîna şi albaneza”, 1928, p. 829.

119

находим опыт реконструкции по данным языка доисторических судеб румынского народа в его главнейших трех группах: дако-румыны, македоно-румыны и истро-румыны. Значительная часть второго тома (от 571 по 824 стр.) уделена изучению взаимоотношений албанского народа с румынами, в которой непреложно доказывается, что предки албанцев находились в более тесных взаимоотношениях с дако-румынами, нежели с предками современных македонских румын. Это наблюдение Филиппиде имеет большое значение для изучения происхождения албанского народа, так как подтверждает взгляды некоторых ученых, что албанцы не являются исконными жителями современной Албании, a пришли сюда из внутренних областей полуострова.

Автор не исследует специально славяно-румынских этнических взаимоотношений — это могло бы быть предметом третьего тома. Однако исследование Филиппиде дает много для понимания судеб славянского языка в области к северу от Дуная и может дать серьезную опору для дальнейших изысканий в этом отношении. Автор дал исчерпывающую критику взглядов И. Барбулеску на славяно-румынские языковые отношения. Филиппиде детально изучает историю романизации Балканского полуострова, устанавливая значительную территорию, на которой римская цивилизация оставила свои следы. В эту территорию он не включает Большую Валахию и значительную часть Молдавии. Во времена варварских нашествий романские элементы слабеют. Из Малой Валахии и Баната романизованное население уходит во второй половине III в. Через много столетий романский элемент вновь появляется на территории современной Румынии. Автор отмечает, что нет достоверных фактов, на основании которых можно было бы указать начало этого процесса. Конец его Филиппиде предположительно относит к XIII в. Итак, носители романской языковой традиции появились в Валахии на несколько столетий позже славян. В связи с взаимодействием местного славянского языка и пришлого романского начался процесс формирования нового языка, известного в настоящее время под наименованием румынского. Процесс этот в основных чертах, нужно думать, завершен был к XVII столетию.

120

Вопросу о взаимоотношениях румынского и славянского элементов на территории современной Румынии посвятил несколько исследований руководитель славяноведения в Румынии профессор Ясского университета, редактор журнала историко-филологического общества „Arhiva”, Илья Барбулеску. В своих многочисленных исследованиях начиная с 1899 г., когда вышла в свет в Загребе его первая диссертация, он обращает свое внимание на две основные проблемы: происхождение румынского народа и роль славянского элемента в формировании румынского языка.

Первая проблема является чисто исторической, и в ее решении лингвист может принять лишь консультативное участие. [1] Историку необходимо знать, что дают факты языка для изучения той поры в прошлом народа, от которого до нас не дошло свидетельств. Оставаясь во всех своих работах только лингвистом, Барбулеску, однако, считает возможным высказывать мысли, касающиеся кардинальных вопросов происхождения румынского народа, мысли, которые не разделяются румынскими историками, так как они явно противоречат всей сумме фактов. [2] Барбулеску утверждает, что романизованные фракийцы не ушли из Дакии. Здесь они сохранились не только в горах, но и в низменности. Олтения в течение всего средневековья была заселена романским населением. [3] Именно здесь, в Олтении (Малая Валахия) сформировался современный румынский народ. Так как славян, по словам Барбулеску, в Олтении не было, [4] то, естественно, они не играли существенной роли в формировании румынского народа. „Этническая индивидуальность румын, также и их языка, не имеет в своем составе элемента славянского, как элемента

1. Барбулеску в отличие от Филиппиде был чистым лингвистом. Высказываний исторического характера у него много, но они носят только декларативный характер. Исторических  и с с л е д о в а н и й  у него нет.

2. Серьезной критике эти взгляды Барбулеску быди подвергнуты проф. Филиппиде (см. „Originea Românilor”, I, р. 804—824).

3. „Kad su počele da ulaze u rumunjski jezik najstarije njegove slovenskе riječe”, „Zbornik Jagića”, str. 447.

4. „От этой реки (Олты. — C. Б.) на запад славяне не жили” (там же).

121

основного. Она сформировалась вне территории, занятой славянами”. [1]

Все эти утверждения румынского слависта не подкреплены серьезными фактами. Так, в доказательство отсутствия славян к западу от Олты Барбулеску ссылается на старую работу Цейса — „Die Deutschen und die Nachbarstimme”, который толкует известные слова Иордана в том смысле, что славян в Олтении не было. Сам Барбулеску указывает, что Цейс пришел к этому выводу не на основании фактов, „но исключительно благодаря своей гениальной интуиции”. [2]

Интуитивный характер носят концепции и самого Барбулеску, которые, как показал Филиппиде, не подтверждаются фактами, a противоречат им.

Все исторические экскурсы И. Барбулеску имеют одну задачу — доказать, что славянский элемент не играл заметной роли в формировании румын и что румынский язык конституировался в своих важнейших чертах еще до того, как между румынами и славянами установились тесные культурные и экономические отношения. Но для таких выводов Барбулеску не может найти почвы не только в трудах объективных историков Румынии, но и в исторических трудах националистически настроенных историков, так как они вынуждены ограничивать территорию происхождения румынского народа Трансильванией. Им слишком хорошо известна история Олтении в средние века, опустошительные набеги гепидов и других варваров на эту область, значительные славянские следы в местной топонимии для того, чтобы допустить сохранение романизованного населения в Малой Валахии от II—III вв. Так Барбулеску, воскрешая старые идеи Хаждеу, строит свои исторические гипотезы, очень далекие от действительности.

В тесной связи с этими идеямя ясского профессора находятся его воззрения на характер славянских элементов в современном румынском языке. Этому вопросу посвящена значительная часть произведений Барбулеску, напечатанных как в Румынии, так и за границей.

1. „Arhiva”, XLIV, p. 203.

2. „Kad su роčеlе...,” str. 447.

122

Исследователи славянских элементов в румынском языке, начиная с Миклошича, последовательно различали два слоя их. Один проник от славянского населения Дакии, он является наиболее старым в румынском языке. Некоторые исследова-тели относили его к VI—VII вв. Другой есть результат культурного и религиозного влияния южных славян, главным образом болгар, восходящего, может быть, еще к деятельности первоучителей. Это разграничение принципиально совершенно правильно и даже необходимо, тах как славянские элементы, проникшие из языка дакийских славян, являются одними из важнейших в системе современного ж и в o г o  румынского языка во всем разнообразии его диалектов и  н е  м о г у т  с ч и т а т ь с я  з а и м с т в о в а н н ы м и. Другое дело славянские элементы, заимствованные из болгарского, сербского и русского языков в связи с культурным влиянием славянских народов на культуру Валахии и Молдавии. Это элементы  к н и ж н о г о  румынского языка.

В большинстве своих работ Барбулеску исследует судьбу славянских элементов первой группы. Несмотря на значительное число исследований, посвященных этим вопросам, [1] многие интересные частные выводы и наблюдения, весьма важные для изучения судьбы славянского языка в Дакии, все эти труды Барбулеску обесценены его неправильной и противоречивой основной концепцией, согласно которой румыны сформировались в особый народ до встречи со славянами и только позже заимствовали от последних много элементов. Поэтому все славянские элементы в румынском языке он рассматривает как элементы чуждого языка. В этом корень всех ошибок румынского слависта.

Миклошич, Богдан, О. Денсушяну и многие другие исследователи полагали, что славянские элементы проникли в румынский язык в глубокой древности, может быть, еще за несколько столетий до появления в IX в. славянской письменности. Так: в своей „Histoire de la Iangue roumaine” O. Денсушяну пишет: „Большинство славянских элементов проникло в румынский

1. См. „Omagiu profesorului Ilie Barbulesku la 25 ani de profesorat”, „Arhiva”, XXXVIII, 2—4, 1931, p. 1—14.

123

язык в V, VI и VII ст. ст. Они составляют древнейший его слой”. [1] Справедливо отрицая эту хронологию Денсушяну, Барбулеску правильно и убедительно показывает, что славянские элементы (для Барбулеску это будут заимствования) отражают состояние славянских говоров после X—XI вв. В этом вопросе аргументация румынского слависта весьма солидна. [2]

Анализ славянских слов в румынском языке указывает, что редуцированные ъ и ь в слабом положении уже исчезли, когда румыны столкнулись со славянами. Не находим их ни в конце слова, ни в середине. Примеры: sdravăn (ст.-сл. съдравъ), sfadă (ст.-сл. съвада); beznă (ст.-сл. бездъна), praznik (ст.-сл. праздьник) pivniţa (ст.-сл. пивьница). В сильном положении ъ и ь уже вокализовались, на что указывают также славизмы румынского языка. Примеры: temniţa (ст.-сл. тьмъница), stareţ и stariţ (ст.-сл. старьцъ), dobitok (ст.-сл. добъітъкъ), svitok (ст.-сл. съвитъкѣ), tokma (ст.-сл. тъкмо). В начальном открытом слоге на месте ь находим î, что является результатом изменения ь в особых фонетических условиях уже в среднеболгарский период (ср. среднеболг. тъмно, стъкло, мъгла и др.). Примеры: stîklă, tîmna, pîkla и др.

Анализ славянских слов с носовыми дает основание Барбулеску утверждать, что они отражают среднеболгарский период, характеризующийся известной меной юсов. На этот же период указывают и другие черты (гласные ы, ѣ и др.).

Все эти соображения Барбулеску очень ценны и в большинстве случаев правильны. Учитывает Барбулеску всегда диалектическую дробность тех славянских говоров, с которыми

1. „Histoire de la langue roumaine”, I, p. 240.

2. Сходство древнейших славянских заимствований в языке дако-румын и аромунов, на что обратил внимавие Т. Капидан в работе „Raporturile linguistice slavo-romana” („Dacoromania”, III, p. 129—238), не может свидетельствовать o древности славянских заимствований, так как и в Дакии и в Македонии романизовааное население столкнулось с племенами одного и того же славянского народа. Общность славянской основы и социально-экономических взаимоотношений славянского и романизованного населения привела к значительному сходству в составе славянских элементов в обоих диалектах.

124

вступали во взаимоотношения носители романской языковой традиции. До него на это совсем не обращали внимания. Он первый среди исследователей славяно-румынских языковых отношеннй начал считаться и реально учитывать диалектические особенности славянского языка Дакии и Мизии. Миклошич, Хаждеу и даже более поздние исследователи, как например, Денсушяну или Яцимирский, оценивали все славянские факты на фоне единых, нечленимых языков — болгарского, сербского, русского и др. Диалектических особенностей в каждом из этих языков исследователи не учитывали. Поэтому всякое отклонение в славянских заимствованиях в румынском языке от литературных норм славянских языков объяснялось исследователями влиянием языка румынского. Барбулеску же всегда учитывает данные диалектологии. Так, на месте славянского ы в славянских заимствованиях находим два звука — і и î: vidra, mită, kobilă, dobitok, но sîto, sîn, vladîka и др. В этом дуализме Барбулеску справедливо видит результат влияния различных славянских говоров Дакии. Он обращает внимание на то, что и в говорах Мизии и Македонии старое ы отражено в одних говорах как і, в других — î. [1] Диалектологические данные им всегда учитываются при изучении фонетических черт славизмов в румынском языке. На основании всестороннего изучения фонетики славянских элементов Барбулеску пришел к выводу, что язык дакийских славян ближайшим образом родственен славянскому языку Мизии, Фракии и Македонии. Эти научные выводы автора разрушают его же произвольную концепцию o сербском типе говоров Македонии.

Итак, старый славянский слой румынского языка есть наследие языка дакийских славян, находившегося в генетической связи с языком болгарским. Но в румынском языке находим многочисленные славянские  з а и м с т в о в а н и я. Среди них нужно различать две группы: слова литературного, книжного происхождения и слова, заимствованные из народного языка. Среди слов первой группы основная масса слов  б o л г а р с к о г о  происхождения, заимствованных из церковного и книжного языка. Это главным образом слова религиозного культа,

1. „Kad cu počele...”, str. 443—444.

125

феодальной административной терминологии. Слова эти проникали до начала XV в. Значительно уступает этой группе другая группа слов — сербского происхождения. Книжное влияние сербского языка сменяет болгарское и к концу XV в. оставляет глубокие следы в языке валашской письменности в области лексики и орфографии. Анализу сербского влияния на язык валашской письменности посвящена четвертая глава нашего исследования.

Но влияние южнославянских языков в период существования Придунайских княжеств носило не только книжный характер. После падения Болгарии многие болгары бежали в соседнюю Валахию. Массовым это движение стало с начала XVII в., когда положение христианского населения Оттоманской Порты стало невыносимо тяжелым. Произвол местной администрации, усиление налогового бремени, разорительные междоусобные войны — все это привело к резкому падению материального благосостояния населения. Часть его скрывается в неприступных Балканах, другая бежит через Дунай в Придунайские княжества.

„То отдельными группами, то целыми массами, до новейших времен переселялись (болгары. — С. Б.) в княжества в качестве купцов, ремесленников, земледельцев и огородников и здесь населяли не только целые участки в городах, но и целые общины и даже города, как по берегам Дуная, так отчасти и внутри страны, с течением времени эти славянские выходцы совершенно орумынились”. [1]

Все болгарские слова, проникшие в румынский языке связи с этой поздней колонизацией, можно разбить на две группы. К первой отнесем слова славянские, отражающие фонетику современного болгарского языка (ср. рум. gîsca, ст.-сл. гѫсь, новоболг. гъска). Ко второй нужно отнести слова не славянские (главным образом новогреческие и особенно турецкие), которые в  н а р о д н ы й  румынский язык попали через болгар, бежавших из своей родины. „Большая часть  г р е ч е с к и х  с л o в... вошла в румынский язык через болгарскую письмен-

1. С ы р к у, Значение румыноведения для славянской науки. Ж. М. Н. П, 1884, август, стр. 287.

126

ность. Турецкие слова шли по этому же пути, но передавались,  у с т н о, иначе нелъзя объяснить, откуда набралось столько турецких слов и оборотов в румынском языке, так как Валахия в течение всего времени была свободной от турецкого населения”. [1]

Итак, славянское население Валахии (а также и Молдавии) является более древним, нежели население, бывшее носителем романской языковой традиции. Интенсивные взаимоотношения их на территории Валахии начинаются с XIII в. В результате этого процесса к XVI—XVII вв. на территории Валахии возникает новый язык с многочисленньми славянскими и романскими элементами. Славянские племена Валахии принадлежали к группе племен, которая известна под наименованием болгарской. Это подтверждается анализом языка славянских грамот Валахии и прежде всего их сербских элементов.

1. Ц о н е в, История на българский език, II, стр. 143.

[Previous] [Next]

[Back to Index]