МАКЕДОНИЯ - ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ,
Институт славяноведения, РАН
 

МАКЕДОНСКАЯ ПРОБЛЕМА В КОНТЕКСТЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ НА БАЛКАНАХ (1943-1949 гг.)

А. С. Аникеев (Институт славяноведения РАН)

Македонская проблема актуализируется в годы второй мировой войны в связи с разработкой проектов создания независимой Македонии в составе южнославянской федерации (Югославии, Болгарии и, возможно, Греции) или послевоенной федеративной Югославии. Перспектива возможных территориальных переделов на полуострове после победы над Германией и ее сателлитами придавала проблеме и широкий международный аспект, так как соперничество СССР и Англии в регионе имело давние корни. Специфика ситуации заключалась в том, что союзники по антигитлеровской коалиции находились на разных политико-идеологических полюсах, имели различные планы послевоенного устройства и способы их реализации. Эти моменты обусловили достаточно жесткий, конфронтационный характер их отношений на завершающем этапе войны и в послевоенные годы, оказавший влияние и на подходы к решению македонской проблемы.

Македонский вопрос затрагивался советскими, британскими и югославскими дипломатами (представлявшими королевское эмигрантское правительство в Лондоне) в 1941-1942 гг. в контексте планов балканской федерации. Англичане были за объединение всех балканских народов, но ядром такого будущего союза они видели федерацию между Югославией и Грецией, с чем были согласны руководители югославского и греческого правительств в эмиграции [1]. Свои программы были у македонского национального движения - Внутренней македонской революционной организации (ВМРО), а также у коммунистических партий заинтересованных стран, для которых основополагающими являлись установки Коминтерна и Балканской коммунистической федерации (БКФ), образованной в 1920 г. Если позиция болгарской компартии основывалась на попытке синтеза историко-этнической традиции и коминтерновских установок, то Коммунистическая партия Югославии (КПЮ) заявляла о праве македонского народа на самостоятельное развитие (но в составе будущей федеративной Югославии), которое должно быть завоевано его самоотверженной борьбой с фашистскими оккупантами и коллаборационистами, в том числе болгарскими. В то же время на декларируемый руководством этих компартий интернационализм в подходе к проблеме неизбежно влияла македонская национальная идея (минималистская предусматривала защиту македонского национального меньшинства в Болгарии и Греции, а максималистская - создание македонского государства, объединяющего македонскую нацию). Определенное воздействие оказывали и национально-государственные интересы стран, политику которых они пытались формулировать с левых позиций.

Вопрос о будущем статусе Македонии обсуждался балканскими компартиями в течение всего межвоенного периода, нередко полемика велась между сторонниками "минимальной" и "максимальной" национальных программ. Эти споры оказали влияние на отношения между югославской и болгарской, а затем и греческой компартиями в начальный период второй мировой войны, когда встал вопрос о руководстве борьбой против оккупантов на территории всей Македонии. КПЮ, призвавшая по приказу Коминтерна 22 июня 1941 г. югославский народ к вооруженному восстанию против фашистских оккупантов и ставшая претендовать на лидирующую роль среди балканских компартий, к этому времени уже выработала программу будущего федеративного устройства Югославии - Македония должна была занять свое место в новой федерации наряду с другими республиками. Руководство югославской компартии еще в мае 1941 г., обсуждая на совещании ЦК КПЮ вопрос о ситуации в Македонии, оккупированной болгарскими и частично итальянскими войсками, призывало македонских коммунистов "возглавить массы в борьбе против насильственного присоединения и расчленения Македонии и за право македонского народа свободно высказываться о своей национальной принадлежности, бороться за национальную независимость и свободу". Как отмечалось в материалах этого совещания, болгарские захватчики преследовали македонский народ, повсеместно вводили в Македонии болгарский язык, всеми силами добиваясь денационализации македонского народа [2].

Политика официальных кругов Болгарии в отношении Македонии, определяемая в коминтерновской и балканской коммунистической партийной литературе как великоболгарская, формировалась на протяжении достаточно длительного периода и опиралась на историко-географическую и этническую аргументацию, согласно которой Македония в принятых границах должна была находиться в составе болгарского государства. Эту точку зрения разделяла и часть руководства болгарской компартии.

Правящие круги королевской Югославии считали население, проживавшее на юге Сербии в межвоенный период, славянским, но не македонским и называли жителей этой области южными сербами. Вардарская Македония именовалась Южной Сербией а после 1929 г. Вардарской бановиной. Там проводилась активная политика сербизации местного, этнически неоднородного населения, в документах болгарской и югославской компартий называемая великосербской. Руководство КПЮ осуждало политику королевского правительства в этом вопросе, но выступая за национальную независимость македонского народа (КПЮ, как отмечается в югославской литературе, признала существование македонской нации только в 1939-1940 гг.) [3], вынуждено было в период организации антифашистского движения в Македонии прибегать к авторитарным методам, которые македонской партийной элитой воспринимались как продолжение старой великосербской практики. К тому же некоторые македонские коммунисты в вопросе о будущем Македонии разделяли позицию болгарской компартии. Одним из них был секретарь Краевого комитета КПЮ по Македонии М.Шаторов-Шарло, который на этот пост весной 1940 г. был выдвинут по рекомендации Г.Димитрова. В мае 1941 г. Шаторов (партийный псевдоним "Старый") не присутствовал на совещании КПЮ и впоследствии объявил о присоединении Краевой македонской партийной организации к болгарской компартии, отвергнув резолюцию совещания, призывавшую к развертыванию в Македонии вооруженного сопротивления под руководством КПЮ [4]. В литературе отмечается факт, что болгарская оккупация Вардарской Македонии была одобрительно встречена местным населением, а македонская парторганизация, провозгласив лозунг "Долой правительство Филова", не призывала к изгнанию оккупантов, что критиковалось центральными органами КПЮ. Население оккупированной Македонии не требовало национального освобождения и прав, а выдвигало, главным образом, социальные требования [5]. М. Шаторов был сторонником македонской национальной идеи, выступал за объединение зсех македонцев и представителей других проживавших в Македонии народностей "ради их общего права на свободу и равноправие, но без расчленения македонской земли и македонского народа" [6].

Тито в письме от 6 сентября 1941 г., направленном македонским коммунистам, критиковал "старого Шарло" за саботаж директив ЦК КПЮ, уничтожение воззвания КПЮ от 22 июня 1941 г. с призывом к вооруженному восстанию против оккупантов, а также ряд других "грубых политических ошибок", среди которых - поддержка курса на создание советской Македонии вместо организации тотального сопротивления фашистским захватчикам, издание директивы о сдаче оружия врагам и т. д. Тито обвинял его также в том, что тот отказался прибыть в Белград, без ведома ЦК выезжал в Софию и там добился "мнимого присоединения к болгарской партии". В письме отмечалось, что Шаторов подстрекает коммунистов против руководства КПЮ и распространяет о нем "самую подлую клевету". Эти и другие ошибки Шаторова стали причиной его исключения из партии и смены всего руководства македонского Краевого комитета КПЮ. Тито призывал македонских товарищей оказать поддержку новому уполномоченному ЦК КПЮ по Македонии Д.Павловичу в его действиях по организации партизанских отрядов в крае и проведению в жизнь директив ЦК [7].

В письме Исполкома Коминтерна, отправленном руководству Болгарской коммунистической партии (БКП) и КПЮ в конце августа 1941 г., говорилось о том, что Македония должна остаться в составе Югославии по "практическим и целесообразным соображениям" и стать базой партизанского движения, которое будет вносить дезорганизацию в "тылах Германии и Италии на Балканах". В нем также подчеркивалось, что с учетом военной обстановки в Македонии необходимо устанавливать самое тесное сотрудничество между КПЮ и БКП, особенно на местах. Болгарской компартии рекомендовалось оказывать югославским коммунистам в Македонии всемерную помощь, "обещая партии, что (она) займет позицию за самоопределение македонского народа" [8]. Возможно, на принятие Коминтерном такого решения повлияло то, что руководство КПЮ сразу после 22 июня 1941 г. на деле приступило к организации в Югославии антифашистского сопротивления.

ЦК БКП направил тогда же письмо в ЦК КПЮ, в котором выражал безоговорочное согласие с решением Коминтерна и сообщал югославам о назначении своего представителя в Краевой комитет КПЮ по Македонии, а также посылке своего "товарища" Бояна Былгаранова для "успешной ликвидации ненормальной обстановки" в Краевом комитете, возникшей в связи с действиями М.Шаторова [9].

Тито в ответном письме в ЦК БКП пытался подробно рассказать о "преступлениях" Шарло, с позицией которого солидаризировалось большинство членов нового Краевого комитета. Он писал о дискриминации коммунистов-сербов в Македонии, о попытках "уравнять их с великосербскими реакционерами". "Разве это пролетарский интернационализм?" - задавал вопрос югославский партийный лидер. Позицию членов бывшего комитета он назвал причиной, по которой ЦК КПЮ сменил все руководство Краевого комитета. Он осуждал БКП за то, что она не связалась с КПЮ, решала вопрос о македонской организации без нее и по сей день оказывает поддержку Шарло [10].

Обострение ситуации в македонской парторганизации, инициированное югославским партийным руководством, и поддержка Коминтерном действий ЦК КПЮ стали отправной точкой в консолидации ориентированных на Югославию и ее компартию политических сил в Вардарской Македонии. Руководство КПЮ ставило перед македонскими товарищами новые задачи, направленные на повсеместное создание народно-освободительных комитетов, которые должны были стать органами македонского народно-освободительного фронта. В директивном письме оргеекретариата ЦК КПЮ Краевому комитету КПЮ по Македонии 15 марта 1942 г. наряду с постановкой этих задач содержались и указания решительно действовать против великоболгарской гегемонии и политики денационализации. Рекомендовалось также критиковать югославское правительство в Лондоне и проводимую им велико-сербскую политику и популяризировать СССР, Красную Армию и южнославянских партизан [11]. Тем самым руководство КПЮ еще раз сообщало болгарской компартии о своих установках относительно Македонии, а Коминтерну - о готовности следовать его стратегической линии. Такая политика в случае ее последовательного проведения должна была обеспечить планам КПЮ на Балканах поддержку со стороны Москвы. Основным условием выполнения этих целей должно было стать укрепление политической власти КПЮ в Югославии и успехи в борьбе с фашистскими оккупантами.

Советское руководство рассматривало проекты югославских коммунистов в тот период, вероятно, в самом общем плане, рассчитывая, что их уточнение будет происходить по мере приближения советской армии к Балканам, определения линии отношений с западными союзниками и позиций югославского коммунистического Сопротивления. Вместе с тем в Москве уже знали о некоторых планах балканской федерации, которые разрабатывались югославским правительством, а также об обсуждении в Лондоне вопроса о югославо-греческой унии летом-осенью того же года между югославами, греками и англичанами. Еще в апреле 1941 г. посланник Югославии в Москве М. Гаврилович, беседуя со Сталиным, подчеркивал, что будущее региона - это союз всех славянских народов, к которому возможно прийти через преодоление старых польско-русских и сербско-болгарских противоречий. Он выступал с идеей двух славянских блоков: чешско-польского и югославо-болгарского, которые были бы связаны железной дорогой Варшава-Триест (через Словению). Гаврилович считал, что югославо-болгарская федерация создала бы солидную базу для практического решения вопроса о вхождении Болгарии в Югославию, что придало бы ей жизнеспособность и возможность противостоять любой агрессии соседних держав.

Югославское лондонское правительство резко отрицательно отнеслось к лозунгу югославских коммунистических эмигрантов о будущей самостоятельной судьбе Черногории и Македонии на Балканах, прозвучавшем на Всеславянском митинге в Москве 10 августа, расценив его выдвижение каквредную попытку обособления этих народов от "сербства", что по сути являлось, как отмечал министр эмигрантского правительства М. Нинчич, тезисом итальянской и немецкой пропаганды. М. Гавриловичу было поручено заявить официальный протест. Принявший его Вышинский, по словам югославского дипломата, не понимал существа проблемы, но обещал, что она будет детально изучена [12].

Во время встречи Сталина и Молотова с Иденом 16 декабря 1941 г. в Москве советский лидер предложил англичанам проект договора, в секретном приложении к которому была намечена "общая схема реорганизации европейских границ после войны". Югославия, согласно этому документу, должна была быть восстановлена в своих старых границах и несколько расширена за счет Италии (Триест, Фиуме, острова в Адриатическом море). Греция также могла рассчитывать на свои довоенные границы, а от Болгарии предлагалось отрезать в пользу Турции, в виде компенсации за соблюдение ею нейтралитета, территории к югу от Бургаса, населенные турками [13]. Македония не упоминалась в советском проекте, вероятно, из-за того, что проблема еще не была "достаточно изучена", но информация о возможном предъявлении территориальных требований к Италии и Болгарии могла позже дойти по коминтерновским каналам до руководства югославской компартии и оказать влияние на формирование его внешнеполитических планов, в частности, получившего позднее реальные очертания проекта воссоединения всех частей Македонии под югославским суверенитетом. Также не исключено, что югославским коммунистам стали известны и планы создания федерации, обсуждавшиеся королевским правительством и англичанами в Лондоне.

В конце февраля 1943 г. в Македонию прибыл член ЦК КПЮ С. Вукманович-Темпо с целью создания самостоятельной, но организационно подчиненной КПЮ компартии, которая стала бы составной частью политической структуры нового македонского государства в составе федеративной Югославии. Второй, не менее важной задачей было активизировать партизанское движение в этом районе, наладить связь с коммунистическим сопротивлением в остальной Югославии, что позволило бы приступить к оформлению военно-политических органов национально-освободительного движения, подчиненных единому центру. Помимо этих планов, Темпо попытался интегрировать в югославское сопротивление греческие и албанские партизанские отряды, действующие в районе Эгейской Македонии. В июне 1943 г. на встрече с офицерами Греческой народно-освободительной армии (ЭЛАС) он предложил создать Балканский партизанский штаб, за что позже подвергся критике со стороны Тито, который, узнав о негативной реакции Кремля, назвал эту идею ошибочной. В то же время Тито утверждал, что Югославия во всех отношениях играет лидирующую роль на Балканах и, по мнению Коминтерна, должна быть военным и политическим центром балканских стран [14].

В октябре 1943 г. Главный штаб народно-освободительной армии и партизанских отрядов Македонии обратился к македонскому народу с манифестом, в котором были сформулированы цеди и задачи освободительной борьбы в Македонии. В документе перечислялись силы, по мнению коммунистов, стоявшие на пути претворения в жизнь подлинных идеалов македонского народа, с которыми следовало бороться. Среди них были: великоболгарские фашисты, великосербские гегемонисты, великоалбанские фашисты и гегемонисты, "провокационно" ставившие вопрос о границах, а также македонские фашисты во главе с Ванчо Михайловым, с одной стороны, и Китинчевым, Джугеловым, Чкатровым, Ципушевым - с другой. В манифесте, возможно впервые, было открыто сказано о планах создания после войны "братского союза южнославянских народов", в которьд будет, принят и "братский болгарский народ". Авторы документа заявляли, что они добьются установления полного единства македонского народа, начиная от коммунистов и кончая старыми борцами Илиндена. Тем самым, отвергая иные решения национальной проблемы, кроме предлагаемых коммунистами, в тактических целях авторы манифеста попытались сохранить некоторую перспективу политического плюрализма в формируемой новой Македонии. На исходе 1943 г. все более актуальным становилось влияние на македонскую проблему великих держав, и, вероятно, этим было вызвано обращение к македонцам бороться против любых империалистических "гегемонистов" на Балканах, против любого чужеземного империализма, "который бы попытался вмешиваться во внутренние дела балканских народов", что,как подчеркивалось в документе, было "нам гарантировано и договором, заключенным 26 мая 1942 г. между СССР и Великобританией" [15]. В манифесте говорилось (без ссылки на ко-минтерновские корни этой идеи) о том, что будто бы все балканские народы едины в борьбе за создание братского, федеративного союза балканских народов на основах полного национального равноправия и признания за народами права на самоопределение. Призыв сплотиться вокруг национально-освободительного движения сопровождался утверждением, что никогда еще македонский народ не находился в столь выгодном положении и у него не было так много союзников в деле осуществления многовекового идеала - объединения Македонии [16].

Манифест был критически воспринят некоторыми членами народно-освободительного комитета Македонии, которые считали, что провозглашенные в нем принципы означают свободу и равноправие только для одной трети Македонии, которая до 1941 г. входила в пределы бывшей Югославии. С точки зрения этой группы (которую можно отнести к так называемым максималистам), следовало ставить вопрос еще шире, призывая, как это "ясно и недвусмысленно" делала ВМРО (объединенная) в болгарской части Македонии еще до 1941 г., к борьбе за прогрессивную и объединенную Македонию. Идейная связь этой группы с болгарским крылом македонского национального движения проявлялась в попытках подкрепить свою аргументацию ссылками на теоретические разработки ВМРО, считавшей возможным разрешение македонской проблемы лишь в общебалканском контексте, в процессе выработки широкого соглашения между всеми странами региона. По мнению авторов этих замечаний к манифесту, югославское народно-освободительное движение и Тито не знали македонской действительности, если полагали, что македонский народ активно включится в борьбу, имея перспективу лишь частичного решения македонского вопроса. Поэтому, с их точки зрения, в манифесте следовало обратиться к братьям-македонцам, находящимся "под Грецией и Болгарией" [17]. Мнение этой группы оказало влияние на разработку других документов политических органов македонского освободительного движения и, как мы увидим дальше, части руководства БКП.

Югославское руководство было решительно настроено против концепции единой Македонии, предлагавшейся болгарской компартией и ориентированной на нее части македонских коммунистов. Реализация этой концепции на практике угрожала отрывом от Югославии Вардарской Македонии и появлением на Балканах неконтролируемого Белградом македонского государства.

В ответ на появившийся в декабре 1943 г. лозунг болгарского Отечественного Фронта (ОФ) "Македония - македонцам" Тито направил телеграмму Г. Димитрову, в которой сообщал, что выдвинутое в листовке ОФ требование об объединенной Македонии, которая и не должна будет к кому бы то ни было присоединяться, но будет вполне самостоятельной, противоречит постановлениям Антифашистского веча национального освобождения Югославии (АВНОЮ) о федерации и фактически "является в настоящее время германской политикой, враждебной по отношению к народно-освободительной борьбе" [18].

Полемика между сторонниками объединения всех частей Македонии и теми, кто выступал за поэтапное решение вопроса, проходившая внутри македонского партийного руководства на рубеже 1943-1944 гг., отражала в известной степени положение, сложившееся в отношениях между центральными комитетами югославской и болгарской компартий в связи с вопросом о Македонии. Тито и его сторонники не хотели допустить неопределенности в этом важном, затрагивающим судьбу послевоенной федеративной Югославии вопросе. Они стремились решить проблему в соответствии со своими планами, используя, кроме того, фактор участия Болгарии в войне на стороне Германии, позволявший рассчитывать на помощь великих держав при решении македонской проблемы. В то же время открыто выдвигать в тот период лозунг объединенной Македонии, который без сомнения разделяла определенная часть югославской партийной элиты, Тито отказывался, понимая, что это осложнит отношения с СССР, Великобританией и США, закроет путь к рассмотрению территориальных требований к другим германским союзникам, в первую очередь к Италии.

Осенью 1943 г. в советском Наркоминделе было создано несколько комиссий по проблемам послевоенного мирногоурегулирования. Одна из них, возглавляемая М. Литвиновым, готовила материалы по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства [19]. В декабре того же года югославское руководство получило возможность сообщить Кремлю о своем видении послевоенного развития Югославии. Представители КПЮ в Москве В. Влахович и Б. Маеларич получили задание от комиссии Литвинова составить справку о международном положении Югославии после окончания войны, перспективах отношений с соседними странами, включая и спорные территориальные проблемы. Список территориальных вопросов открывался Македонией, а решение македонского вопроса в подготовленной в течение первой половины 1944 г. справке увязывалось с возможностью создания южнославянской федерации [20]. Авторы документа считали, что к Вардарской Македонии, составляющей основу федеративной Македонии в составе Югославии, неизбежно будут стремиться присоединиться впоследствии македонцы Эгейской и Пиринской Македонии. Создания такой объединенной Македонии можно было бы достичь, предоставив всем македонцам равные правы в составе южнославянского федеративного или конфедеративного государства, в которое вошла бы и Болгария. Как полагали югославы, в случае реальной перспективы создания такого государства перед международной дипломатией встал бы вопрос о судьбе греческой Македонии и порта Салоники, включение которых в новое государство было необходимо с национальной, экономической и стратегической точек зрения. Влахович и Масларич отмечали, что руководство КПЮ пока не выдвигает лозунгов ни объединения Македонии, ни южнославянской федерации, но указывали на важность осмысления этих вопросов и готовность их решать в зависимости от складывания конкретных условий [21].

Коренное изменение в расстановке политических и военных сил в Югославии в пользу возглавляемого коммунистами народно-освободительного движения, закрепленное решениями второй сессии АВНОЮ в ноябре 1943 г., позволило советскому руководству, возлагавшему на Тито и его партизан все большие надежды, приступить к более активной защите интересов своего идеологического и стратегического союзника перед западными участниками антигитлеровской коалиции. В феврале 1944 г. Москва (через каналы Коминтерна) в ответ на запрос Тито относительно отношения к судьбе короля Петра II и эмигрантского правительства в Лондоне (Тито должен был информировать Черчилля о мнении Национального комитета освобождения Югославии (НКОЮ) и Президиума АВНОЮ) сообщила, что, пока существуют два правительства - одно в Югославии, а другое - в Каире, единства югославов, как того желает и британская сторона, быть не может. Поэтому правительство в Каире должно быть упразднено, а правительство в Югославии, т. е. правительство АВНОЮ, должно быть признано англичанами и другими союзниками в качестве единственного. Если король Петр, продолжал в ответной телеграмме Г. Димитров, через которого шел обмен информацией, примет все эти условия, тогда АВНОЮ не будет противиться сотрудничеству с ним, а вопрос о монархии в Югославии будет решен народом после освобождения страны [22].

Вскоре СССР направил в Югославию военную миссию во главе с генералом Н.Корнеевым, а 12 апреля в Москву прибыла югославская военная миссия, возглавляемая генералом В. Терзичем, что свидетельствовало об установлении новых отношений между двумя сторонами.

С приближением советской армии к южным границам СССР в повестку дня Кремля встал вопрос о политических шагах на Балканах, поддержке требований союзников и наказании германских сателлитов. 24 апреля состоялась встреча В. Молотова с руководством югославской миссии Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ) В.Терзичем и М.Джиласом, во время которой были затронуты некоторые аспекты македонской проблемы. Заданные югославам вопросы указывали на то, что советский министр, вероятно, был знаком с материалами записки Влаховича и Масларича, направленной в комиссию Литвинова, и что в Кремле размышляли о судьбе Македонии в контексте советской политики в регионе. Молотов спросил о том, есть ли у войск Тито выход к морю, и Джилас ответил, что если бы на Балканах имелась такая армия, как Красная Армия, то, конечно, такой выход к морю давно имелся бы. Вслед за этим Молотов задал вопрос о национальности населения Салоник. В ответ югославы сообщили, что большинство населения этого города составляют греки, но деревни вокруг Салоник заселены македонцами [23].

Можно предположить, что советское руководство пыталось определить для себя насколько аргументированным в переговорах с западными союзниками, а для них это было приоритетным, был бы этнический подход к вопросу о включении в проектируемую югославами объединенную Македонию ее греческой части. Не исключено, что вопрос о выходе к морю также был неслучайным и связывался со стратегическим планом Москвы получить доступ к Эгейскому морю, минуя турецкие проливы, через своих будущих союзников - Югославию и Болгарию (через Западную Фракию). Известно также, что незадолго до этой беседы Вукманович-Темпо вместе с греческими партизанами из ЭЛАС во время рейдов по тылам оккупационных войск подходил к Салоникам [24].

Москва, как и югославское коммунистическое руководство, должна была учитывать и позицию греческих славо-македонцев, которые в своей значительной части выражали желание объединиться в самостоятельном государстве с вардарскими и пиринскими македонцами. Представитель славянского этноса в Греции, руководитель Бюро Коммунистической партии Греции (КПГ) по западной части Эгейской Македонии Л.Димовски-Ошенский (Лазос Нтимос), сторонник концепции КПЮ в македонском вопросе, подвергал критике центральное партийное руководство, в связи с постановкой территориальных требований опасавшееся обвинений от законных властей в национальной измене, и ставил вопрос об объединении македонцев, опираясь на решения второй сессии АВНОЮ, конституировавшей создание республики Македония в составе новой Югославии. В своем письме в ЦК греческой компартии от 24 января 1944 г. он, зная о господствовавших там опасениях, подчеркивал, что, говоря о славянских македонцах, "мы имеем в виду не всю Македонию, вошедшую в пределы Греции, а лишь эту часть (Лерин-Костурский район с 65-70% славо-македонцев. - А.А.), где большинство населения - славянские македонцы, которая экономически и географически связана с другими частями, находящимися под Сербией и Болгарией". Далее в своем письме Димовски писал:

"...славянские македонцы обоснованно задают вопрос: почему нас не оставят свободными, чтобы мы развивали нашу национальную культуру и осуществляли национальные идеалы, коли мы нечто особое? Мы не греки, а славо-македонская нация, и у нас различные идеалы. Как мы можем, оставаясь в составе Греции, удовлетворяться лишь равноправием? Как его можно оправдывать программными принципами о самоопределении народов? Опасается ли партия реакции шовинистов? Или же этот вопрос не изучен за недостатком фактов и сведений?" [25].

Такая позиция входивших в КПГ славо-македонцев отвечала интересам радикалов в македонском и югославском партийном руководстве (в первую очередь таких, как черногорец С.Вукманович-Темпо), стремившихся к реализации максималистского плана объединения трех частей Македонии под флагом Югославии. В то же время она становилась источником латентной конфликтности между КПЮ, пытавшейся патронировать своим славянским братьям в Греции, и КПГ, руководство которой по ряду причин внутреннего и внешнего плана не могло поддерживать все объединительные идеи коммунистов-славян.

Великобритания, дипломатии и разведке которой, по договоренности с США, были переданы преимущественные права на ведение дел на Балканах в годы войны, продолжала в 1942-1943 гг. переговоры с СССР о согласованной политике в регионе. Черчилль и Иден, понимая, что Москва, поддерживая коммунистическое Сопротивление, ведет двойную игру, были готовы идти на определенные компромиссы ради сохранения единого фронта борьбы с нацизмом, но не отказывались от защиты здесь собственных стратегических интересов. Еще до известного соглашения в октябре 1944 г. между Сталиным и Черчиллем о сферах военно-политической ответственности на Балканах в британском МИДе шла дискуссия о приоритетах внешней политики в регионе Восточного Средиземноморья, о том, что и в каком объеме можно "отдать" Сталину. Говорилось также, что в первую очередь необходимо сохранить британское влияние в Греции за счет возможных уступок Москве в Румынии и Болгарии и отчасти Венгрии и Югославии [26]. Это обуславливало отрицательное отношение Форин офиса к идее южнославянской федерации и независимой Македонии, так как в Лондоне на первых порах считали, что в федерации будет доминировать послушная Москве Болгария, которая, в свою очередь, обеспечит и советское влияние в Македонии. Комбинация таких факторов, по мнению дипломатов, создавала бы постоянную угрозу Греции. В марте 1942 г., когда шла подготовка к подписанию англо-советского договора, южный департамент британского МИДа в одной из записок советовал попытаться добиться от Москвы отказа от поддержки панславянского движения на Балканах или создания южнославянского блока, так как любое подобное действие было бы несовместимо с принципами Балканской федерации (т.е. с югославо-греческой унией января 1942 г.) [27]. Согласно декларации югославского эмигрантского правительства в Лондоне от июня 1943 г. о военных целях в войне, главным было обеспечить освобождение и государственную целостность Югославии, а также унию с Грецией, которая позволила бы затем при поддержке и содействии союзных держав соз-,. дать балканскую федерацию и новый порядок на Балканах [28]. Британское правительство поддерживало эти планы королевского правительства.

Когда Черчиллю в апреле 1944 г. стало известно о расчетах югославского руководства создать автономную Македонию, он запросил в МИДе справку о македонской проблеме и возможной британской позиции по отношению к болгаро-югославскому блоку. Иден ответил, что с этнографической точки зрения такой блок мог бы способствовать решению македонской проблемы, обеспечив для Македонии автономный статус в федерации, но греки отвергают эту идею. Для Британии, как считал министр иностранных дел, такой блок также представлялся "сомнительным, поскольку он затмевал (overshadow) Грецию как политически, так и с военной точки зрения, давал русским преимущество на Балканах, угрожал выдвижением территориальных требований к Греции, что в настоящих условиях означало бы иметь русских на Эгейском море" [29]. В августе Иден сообщал Черчиллю о том, что его беспокоит мягкая позиция Москвы по отношению к Болгарии, что может свидетельствовать о готовности русских ввести ее в руководимую КПЮ южнославянскую федерацию. Британский премьер обсуждал этот вопрос с Тито во время встречи с ним в Италии в том же месяце и сообщил в Форин офис, что этот процесс уже трудно остановить [30].

Действительно, с выходом советской армии на Балканы ситуация стала кардинально меняться, 2 августа состоялась первая сессия Антифашистского собрания народного освобождения Македонии (АСНОМ), на которой было заявлено, что "македонский народ вступает на положении национально освобожденного и равноправного члена в новую демократическую и федеративную Югославию на принципах, утвержденных на второй сессии АВНОЮ". Как подчеркивалось в обращении сессии к македонскому народу, македонцы, став составной частью новой демократической и федеративной Югославии, стали и союзником великих держав-победительниц [31]. Сценарий этой важной для судьбы Македонии политической акции, подготовленной руководством КПЮ вместе с македонскими товарищами, должен был иметь и логическое завершение, которое прозвучало в этом же обращении. Авторы документа заявляли, что, исходя из "многовековых идеалов македонского народа, первая сессия Народного собрания Македонии выражает перед лицом всего мира справедливое и неотступное стремление к воссоединению всего македонского народа на принципе права на самоопределение". Там же, в обращении к македонцам и македонкам, "Подвластным Болгарии и Греции", подчеркивалось, что, в соответствии с концепцией ЦК КПЮ о законности выдвижения политических требований лишь на основе последовательной борьбы с нацизмом, воссоединение всего македонского народа зависит от их "приобщения к гигантскому антифашистскому фронту". "Лишь борьба против коварных фашистских оккупантов принесет завоевание права на самоопределение и объединение всего македонского народа под опекой Югославии Тито...", - говорилось в документе [32]. Такое заявление, прозвучавшее от имени большей части македонцев, проживавших в Вардарской части, позволяло Тито и его окружению считать претензии Югославии на остальные части Македонии имеющими легитимную основу и давало возможность обсуждать этот вопрос с Москвой и западными союзниками.

Если посмотреть на ряд событий августа 1944 г. на Балканах, то возникает предположение о том, что в Москве была задумана многоходовая операция, направленная не только на слом гитлеровской военной машины, но и преследующая цель советского закрепления в регионе и поддержки своих новых союзников. Быстрое продвижение советской армии через всю Болгарию в Западную Фракию вплоть до турецкой и греческой границ создавало стратегический плацдарм у Эгейского моря, что, кроме того, могло облегчить югославским коммунистам реализацию их планов объединения Македонии и создания федерации с Болгарией, а болгарским коммунистам, при удачном стечении обстоятельств, требовать возвращения Западной (Беломорской) Фракии.

Не согласованная с западными союзниками и вызвавшая протест британского МИДа заброска в конце июля в Грецию (по личному указанию Молотова) в район дислокации партизанских сил ЭЛАС группы советских офицеров во главе с Г.М. Поповым (так называемая группа связи) также, возможно, была составной частью московского плана раздела Европы на зоны влияния [33]. Действия Советского Союза могли, кроме указанных причин, диктоваться и желанием обозначить перед западными союзниками сферу своих, фактически уже блоковых притязаний в регионе в то время, когда дипломатические представители США и Великобритании вели в Каире секретные переговоры (факт без сомнения известный в Москве) с делегатами болгарского правительства, на которых главное место (вероятно, в связи с решениями АСНОМ) занимала македонская проблема. В отдельном документе (к сожалению, автору пока недоступны другие материалы по этим переговорам), принятом болгарским парламентом в качестве руководства к ведению переговоров, содержались альтернативные предложения по этой проблеме", в частности, предполагалось, что Македония сможет войти в федерацию с Болгарией, либо будет создано самостоятельное и независимое македонское государство. Но в любом случае вариант решения македонской проблемы в рамках югославской федерации должен был быть, как считали болгарские парламентарии, отвергнут [34]. Как известно; далее события развивались следующим образом. 25 августа 1944 г. болгарское правительство объявило о нейтралитете. 2 сентября греческое правительство потребовало эвакуации болгарских войск из Эгейской Македонии и Фракии. 5 сентября Советский Союз объявил войну Болгарии, а 9 сентября в Болгарии произошел государственный переворот и к власти пришло правительство Отечественного фронта.

Югославское руководство, согласовывавшее почти каждый свой шаг с Кремлем, вынуждено было придерживаться в реализации своей цели определенной последовательности - сначала необходимо было присоединить Пиринский край, а затем, учитывая международную ситуацию, переходить к постановке следующей задачи. Первая часть плана уже многократно обсуждалась с болгарскими товарищами и Москвой, ее решение планировалось осуществить через югославо-болгарский союз либо более широкую по составу южнославянскую федерацию. Болгарские коммунисты полагали, что в последнем случае объединенная Македония, в силу своих историко-географических характеристик, будет тяготеть к Болгарии [35]. Спустя три дня после прихода к власти правительства Отечественного фронта его председатель К. Георгиев направил Тито телеграмму, в которой выражалась надежда на братское сотрудничество двух стран и готовность болгарского руководства преодолеть все наслоения, десятилетиями отягощавшие отношения между "славянскими братьями" [36].

Югославское руководство, в свою очередь, продолжало активно действовать в направлении реализации намеченного плана, опираясь в своей политике и на заявления правительства Болгарии, но, главным образом, рассчитывая на благоприятную международную конъюнктуру и поддержку Москвы. Вопрос о южнославянской федерации и македонская проблема также обсуждались с советским руководством во время секретного визита Тито в Москву 21-28 сентября 1944 г. [37] Одновременно (25 сентября) в Софию прибыли С. Вукманович-Темпо с Л. Колишевским, М. Андреевым и М. Апостолским, представлявшими македонское руководство, для обсуждения конкретных вопросов объединения, но столкнулись с нежеланием болгар отдавать Пиринский край в Вардарскую Македонию (так как в югославском варианте это выглядело как аннексия территории у побежденного государства) [38]. Между тем, учитывая тяжелую международную ситуацию, в которой находилась страна, болгарские коммунисты вынуждены были пойти на определенные компромиссы. В письме ЦК КП Македонии в ЦК Болгарской рабочей партии (коммунистов) (БРП(к)) от 1 октября македонские товарищи напоминали о достигнутых во время софийской встречи договоренностях. В первом пункте цитировалась, вероятно, главная из них: "...македонскому народу в болгарской части Македонии принадлежит право на самоопределение, вплоть до отделения или объединения на добровольной основе с другими народами". Было согласовано, что в Горноджумайской области (болгарстое название Пиринского края) будут сформированы военные части, которые войдут в состав болгарской народной армии и станут бороться вместе с македонскими подразделениями НОАЮ против гитлеровцев. Также планировалось создание там национально-освободительных комитетов, подчиненных областному комитету, "который пока действовал бы в рамках ОФ". И уже на основании этих изменений македонский народ Пиринского края мог бы "свободно проводить пропаганду в пользу объединения македонского народа или присоединения болгарской части Македонии к матери-земле". Опровергая экстремистские заявления части югославских партизанских командиров о необходимости подчинения им македонских подразделений, сформированных в болгарской части, авторы письма делали оговорку, что лозунг объединения предполагает определенную временную перспективу [39].

В том же месяце Л. Колишевский, секретарь КП Македонии, направил в ЦК болгарской компартии еще одно письмо, в котором выражалось беспокойство, что вопреки достигнутым договоренностям болгары не выполняют согласованную программу по развертыванию македонской пропаганды в области, и сообщалось, что об этом факте был информирован Тито и ЦК КПЮ. Письмо заключала фраза, интересная с точки зрения понимания того, как себе представляло македонское и югославское руководство характер и перспективу объединения. (Эта же формула вновь возникла позднее - на рубеже 1948-1949 гг., после возникновения советско-югославского конфликта). Колишевский писал: "Мы желаем решать все вопросы вместе с вами, но не можем смириться с тем, чтобы присоединение болгарской части Македонии безусловно обуславливалось заключением тесного союза между Югославией и Болгарией, а в том случае, если до этого желанного союза не дойдет, пришлось бы отказаться от права македонского народа на самоопределение и добровольное присоединение" .

Вопрос о создании югославо-болгарской федерации перешел в ноябре 1944 г. из плоскости рассмотрения общих схем в стадию разработки конкретных проектов. Во время визита в начале месяца в Москву Э. Карделя и И. Шубашича проблема обсуждалась со Сталиным, предлагавшим ускорить процесс оформления союза. В начале ноября первый югославский проект был передан ЦК болгарской компартии. Спустя неделю в Белград был привезен ответный болгарский вариант двустороннего договора о федерации [41]. В отличие от югославского проекта, в котором македонская проблема вообще не упоминалась, болгарский в одном из пунктов содержал предложение об обмене территориями с Югославией. В шестом параграфе говорилось о том, что "обе стороны, уважая решение АВНОЮ, согласно которому македонцы признаны равноправным, наряду с другими народами федеративной Югославии, народом, признают его полное право на самоопределение. После признания союзного федеративного государства югославского народа, согласно воле большинства населения, те части Македонии, которые были переданы Болгарии по договору от 1913 г., и те части Болгарии, которые отошли к Югославии по договору от 1919 г., будут присоединены к Македонии и соответственно Болгарии, согласно воле их населения". Болгарская сторона также предлагала соответствующую "братскую помощь" населению Сербии и Македонии, пострадавшему от болгарской оккупации в годы войны [42].

Македонский вопрос был одним из спорных, не позволявших согласовать текст окончательного договора, который и Белград, и Москва надеялись подписать к концу 1944 г. 22 декабря в Софию для переговоров отправился Э. Кардель, в результате появилась новая болгарская версия договора. "Македонский пункт" был несколько отредактирован. Сохранялась первая фраза о признании права македонцев на самоопределение, а далее следовало: "Та часть Македонии, с 1913 г. принадлежавшая Болгарии, будет присоединена к объединенному македонскому государству, которое в качестве равноправного члена войдет в состав федерации югославянских народов, а те части болгарской территории, которые отошли к Югославии по договору в Нейи от 1919 г., будут возвращены Болгарии".

Автор югославской публикации документов по проблеме югославо-болгарской федерации Ж. Аврамовски указывал в примечании, что в переделанном после критики Карделя тексте отсутствовала часть фразы в начале пятого параграфа. В болгарском оригинале перед словами "та часть Македонии..." стояло (как и в первом варианте, подготовленном болгарами):"После создания объединенного федеративного государства югославянских народов". В письме Тито 23 декабря Кардель,касаясь этой части договора, отмечал: ".. .не знаю, возможно ли для нас с принципиальной точки зрения согласиться на такую формулировку, какая в их предложении о Македонии, т. е. с тем, что Болгарская Македония объединится с югославской только в случае объединения с Болгарией. Полагаю, что такое право македонцы имеют, не обращая внимания на то, дойдет ли дело до федерации с Болгарией или нет" [43].

Стремление югославского руководства к скорейшему присоединению болгарской Македонии объяснялось опасением вмешательства Британии в решение этого вопроса. В том же письме югославский руководитель, среди прочего, отмечал еще значительную неконкрегность текста договора, что делало перспективу объединения весьма отдаленной. "Болгарам бы это принесло пользу, а нам внешнеполитический ущерб", - подчеркивал он, обнажая подлинные прагматические, а не декларируемые интернационалистские мотивы югославской политики в подходе к македонской проблеме. По его мнению, в ситуацию "могли вмешаться англичане и воспрепятствовать процессу дальнейшего объединения". Итогом могло стать не создание "законченного пакта", а некого, как считал он, "слабого пакта", который как раз и испугал бы англичан и побудил бы их наложить свое вето на объединение. Завершая письмо, Кардель советовал Тито обратить серьезное внимание Сталина на затягивание процесса объединения и напоминал, что в разговоре с ним (во время ноябрьского визита в Москву) советский вождь ясно сказал ему, "что необходимо объединиться, а не создавать какой-то пакт о взаимной помощи". Один из ближайших соратников Тито, имея в виду вопрос о федерации с Болгарией, писал: "Сейчас самое время. Сомневаюсь, что когда-либо позже будет также" [44].

Македонское руководство тоже пыталось использовать выгодный момент для ускоренного присоединения Пиринской Македонии, не дожидаясь создания двусторонней федерации.

Возможно, аргументация Карделя показалась Тито убедительной, и он 25 декабря отправил Г. Димитрову в Москву телеграмму, в которой высказал пожелание вновь вернуться к югославскому проекту. Спустя неделю болгары заявили, что они готовы подписать договор об объединении. Тито тогда в своем окружении высказывался, что никогда не согласится на союз, в котором Болгария будет равна всей Югославии. Так возник проект, по которому Болгария должна была войти в федерацию в качестве седьмой единицы. Однако до подписания договора дело не дошло.

9 января 1945 г. состоялись переговоры Сталина и Молотова с югославской делегацией, возглавляемой А. Хебрангом, представлявшим руководство Национального комитета освобождения Югославии. Он сообщил Сталину, что переговоры с БКП идут тяжело и "в этом вина болгар", отклонивших югославский проект договора о федерации. Советский вождь, который в сентябре и ноябре 1944 г. настойчиво, если верить Карделю, подталкивал обе стороны к заключению договора, призывая к объединению, теперь, очевидно, увидев, что за югославским проектом стоит широкая аннексионистская программа на Балканах, чреватая конфликтом с западными союзниками, заявил, что проект "не годится". По его мнению, "Болгария и Югославия - два государства, которые могли бы войти в конфедерацию с перспективой дальнейшего полного объединения... основанного на принципе дуализма". (В частности, он привел в качестве примера такого принципа бывшую Австро-Венгрию.) В югославском же проекте, по которому "Болгария получала бы равные права с отдельными югославскими народами (сербами, хорватами, македонцами и словенцами), болгары усмотрят желание проглотить их". Сталин советовал начать с союза, с договора о взаимной помощи, а потом постепенно идти. к объединению. "Это будет не временный союз, а постоянный. Это свободный союз, органический союз, в котором будут состоять два государства, свободно объединившиеся в конфедерации. Не надо создавать впечатления, что болгар хотят проглотить", - продолжил он свою мысль.

В своем ответе Хебранг попытался описать возможные мотивы болгарского поведения в связи с договором о дружбе. На первом месте стояло стремление болгар облегчить решение вопроса о Македонии, а затем попытка выйти из изоляции, вызванной участием Болгарии в войне на стороне Германии. Югославы считали, что "договор позволил бы болгарам уйти от ответственности за преступления, совершенные во время войны, а, с другой стороны, Болгария сохранила бы свое положение суверенного государства". Можно было понять, что именно в силу этих причин югославское руководство отклонило предложение о заключении договора о взаимопомощи и в начале января, как сказал об этом Хебранг, приняло новый вариант договора о федерации, основанный "не на принципе дуализма, а на вхождении Болгарии в федерацию с теми же правами, какие будут иметь отдельные народы Югославии:сербы, хорваты, македонцы и другие". В таком случае будущая федерация смогла бы "внутренними усилиями правильно воздействовать на Болгарию", и сам договор, как считали югославы, был бы значительно лучше принят в Югославии . То есть, если попытаться интерпретировать аргументацию Хебранга, югославское руководство, видимо, решило, что участие Болгарии в войне на стороне Германии заслуживает лишения ее собственной государственности и "перевоспитания" в югославской федерации. Одобрения своих далеко идущих планов югославы ожидали от Кремля.

Между тем Сталин вновь повторил свою идею насчет постепенной подготовки объединения, желательности заключения договора о дружбе и взаимной помощи "лет на 20 или 10". Он еще раз подчеркнул, что "в основу объединения теперь стоит принять принцип дуализма". В противном случае, продолжил Сталин, "если повернуть дело круто, болгары могут шарахнуться в сторону Америки и Англии и даже в сторону Турции. Надо готовить федеративное объединение, основанное на принципе дуализма". Молотов, касаясь этой темы, попытался спрогнозировать реакцию международного сообщества. По его мнению, "даже договор о дружбе и взаимопомощи испугает турок и греков, испугает румын, наступит сумятица в Европе. Это будет целое событие в Европе. Испугаются все, не испугается только один Советский Союз" [46].

Жесткая позиция югославского руководства по отношению к Болгарии, несущая в себе заряд революционной эйфории и радикализма, игнорирующая нормы международного права, в какой-то степени могла найти эмоциональное оправдание - Болгария была германским сателлитом. Однако планы территориальных приобретений в Греции, стране-союзнице, свидетельствовали (наряду с такими же планами в отношении Венгрии и Румынии) о непомерных аппетитах верхушки КПЮ, панбалканском экспансионизме Югославии, стремлении к тотальной постверсальской ревизии. На вопрос Сталина о том, как обстоят дела с Грецией, Хебранг ответил, что от Греции Югославия рассчитывает получить греческую Македонию и Салоники. Требования эти, как отметил югослав, ранее не выдвигались, чтобы не создавать трудности для греческого ЭЛАС внутри страны, но сейчас они будут поставлены. Молотов по этому поводу заметил, что этот вопрос греческие македонцы могут поставить сами, а Сталин сказал:

"...создается положение, в котором вы оказываетесь во враждебных отношениях с Румынией, Венгрией, Грецией, собираетесь воевать со всем миром; не имеет смысла создавать подобного положения" [47].

На следующий день Сталин сообщил Димитрову о переговорах с югославами, выразив свое негативное отношение к предложенному ими проекту договора с болгарами, а также территориальным претензиям к Венгрии, Греции, Австрии и Албании. Последняя не была упомянута в записи советско-югославских переговоров, что говорит о том (если добавить сюда Италию, о которой шла речь на переговорах), что югославское руководство собиралось предъявлять требования ко всем соседям по периметру границ Югославии [48]. Решение же македонской проблемы югославское руководство видело в присоединении Пиринской и Эгейской частей к Вардарской Македонии и создании единой македонской республики в составе югославской федерации.

21 января советское правительство пригласило болгарскую и югославскую делегации прибыть немедленно в Москву и сообщило им, что в настоящих условиях нет возможности создать федерацию и следует ограничиться заключением договора о политическом и военном союзе. Возглавлявший югославскую делегацию М. Пьяде получил задание подготовить вариант такого договора. Вслед за ним такая же задача была поставлена перед А. Вышинским. Югославская сторона уже в проекте от 5 января 1945 г. (проект № 4) стала включать македонский вопрос в текст договора: "Часть Македонии, которая с 1913 г. принадлежала Болгарии, после ратификации данного договора будет присоединена к Македонии, федеральной части Демократической Федеративной Югославии, а к Болгарии одновременно будут присоединены те части болгарской территории, которые были отданы Королевству сербов, хорватов и словенцев по договору в Нейи 1919 г." [49] В варианте, подготовленном М. Пьяде в Москве в феврале 1945 г., вопрос о Македонии звучал менее императивно. Болгарское правительство, согласно статье 4, должно бьшо взять на себя обязательство "в демократическом духе решить дружеским договором с правительством Федеративной Югославии вопросы, которые относятся к территории части Македонии, отошедшей по договору от 1913 г. к Болгарии". То же самое должно было сделать и югославское правительство. Еще короче македонская тема формулировалась в версии Вышинского: договаривающиеся стороны принимали на себя обязательства мирно урегулировать все территориальные вопросы, связанные с договорами от 1913 и 1919 гг. [50]

Ж. Аврамовски приводит в своей статье фрагмент из записки М. Пьяде (рукопись содержала несколько пропусков), сделанной им во время переговоров с советским руководством в Москве в январе-феврале 1945 г., из которого следует, что Сталин с особым вниманием относился к македонскому вопросу в планируемом болгаро-югославском договоре. Так, он советовал серьезно подготовиться к послевоенному обсуждению всего македонского вопроса в целом. На данном этапе следовало, по его мнению, использовать гибкие формулировки относительно Македонии, заявить о том, что она будет самостоятельна. "Предоставить (?) ей полную (?) независимость как самостоятельному государству. Это осложнило бы англичанам.... слово нечетко (так в тексте. - А.А.) независимую Македонию... Македония как третья федеральная единица... Не следовало говорить о размене территорий... О федерации секретный договор премьеров, либо обмен письмами между ними", - так Пьяде записал замечания, сделанные Сталиным во время переговоров [51]. Возможно, что спустя всего три недели после беседы с Хебрангом Сталин, касаясь вопроса о федерации, предложил этот вариант как компромиссный, делая уступку настойчивым требованиям югославов и учитывая реакцию англичан, протестовавших против федеративного договора между Болгарией и Югославией.

Позиция советского лидера, упоминавшего о возможной реакции Британии на статьи договора, связанные с Македонией, формировалась в тот период под влиянием наступательной тактики англичан, пытавшихся вместе с американцами воспрепятствовать советским замыслам на Балканах. Кремль не хотел вступать в полемику с западными союзниками наканунеобсуждения в Ялте проблем Восточной Европы, чем, возможно, и объяснялись действия советского руководства, заставившего болгар и югославов отложить подписание двустороннего договора. Активность Москвы в конце 1944 г„ желавшей добиться от своих балканских товарищей скорейшего создания союза, вызывала растущую озабоченность Лондона этими приготовлениями. Возможно, Сталин думал поставить Запад перед свершившимся фактом и затем попытаться защитить южнославянское объединение, обсуждая компромиссные варианты его расширения за счет Греции или Турции, как того хотели англичане.

В Кремле было хорошо известно о британских демаршах югославам в связи с их планами относительно присоединения Пиринской и Эгейской Македонии. Однако в октябре Сталин и Черчилль достигли, договоренности о разделе Балкан на сферы влияния, согласно которой в Болгарии и Югославии СССР получал преимущественные позиции. Не исключено, что это обстоятельство и могло подтолкнуть кремлевского вождя к ускоренной реализации проекта федерации. Роль другого фактора могла играть нестабильная обстановка в Греции, где к власти стремились греческие коммунисты, часть руководства которых была согласна с московскими планами федерации и возможным затем присоединением к ней Эгейской Македонии. Вероятно, рубежом стало спровоцированное Национальным освободительным фронтом Греции (ЭАМ) восстание в Афинах в начале декабря, подавленное при помощи англичан, что явилось для Сталина дополнительном знаком, говорящем о серьезности намерений Лондона в отношении Греции. Спустя месяц, в начале января, кремлевский правитель уже уговаривал югославов умерить свои территориальные амбиции.

В конце ноября 1944 г. британский МИД подготовил новый документ по Македонии и болгаро-югославской федерации, а 5 декабря Иден представил его военному кабинету. По мнению британского министра, было бы оптимистичным предполагать, что Британия сможет наложить вето на "югославо-болгарскую комбинацию", но следовало немедленно сообщить русским, что, если объектом маневров станет предоставление Болгарии возможности приобрести греческую территорию или выход к Эгейскому морю, "мы должны категорически этому противодействовать". Черчилль как о неизбежном говорил о распространении советского влияния на Балканах даже без специальных акций со стороны Москвы, но подчеркивал необходимость восстановления стабильности в Греции перед началом переговоров с русскими [52]. В Лондоне считали, что создать большую Македонию стремятся как югославы, так и болгары. Британский посол в Афинах Р. Липер сообщал в Лондон об отсутствии пограничного контроля на югославо-греческой границе и свободном передвижении "банд ЭЛАС и Тито" через нее. В то же время он отмечал, что македонская проблема в возрастающей степени становится яблоком раздора внутри КПГ между афинским руководством и локальными группировками ЭЛАС, не одобряющими македонский сепаратизм. В середине декабря в Форин офис поступали донесения о формировании болгарами бригад греческих македонцев. Создание же 18 ноября в Битоле Первой эгейской ударной бригады англичане рассматривали как югославские претензии на Эгейскую Македонию. На этом фоне Тито предпринимал попытки заверить британского представителя при штабе НОАЮ Ф. Маклина в том, что у него и его командиров (Темпо и других) нет агрессивных намерений против греческой Македонии и что все югославские претензии будут отложены до мирной конференции.

Возможно, "гарантии" Тито были приняты, и в телеграммах британского МИДа, посланных в конце декабря 1944 г. в Москву и Вашингтон, вина за "агитацию в пользу создания большой Македонии за счет Греции" возлагалась уже на болгар [53]. Можно предположить, что британцы, используя собственные источники, знали о дискуссии по этому вопросу в болгарском руководстве. Так, В. Поптомов (Поп-Томов), один из руководителей БКП, в ноябре 1944 г. в беседе с товарищами из компартии Македонии изложил болгарскую точку зрения на решение македонской проблемы. Видимо, этот план разделяли и югославы. Согласно его представлениям (и, вероятно, какой-то части руководства БКП), в Югославии и Болгарии уже были созданы условия для "соединения Македонии", но они "еще не были созданы в Греции". Он отмечал, что в греческой Македонии в результате массового выселения произошло изменение национального состава населения и, кроме того, не совсем ясны "характер и облик самой Греции", где "ЭАМ еще не проявляется с полной силой и вряд ли обстановка будет такой жекак в Югославии и Болгарии". Из этого он делал следующий вывод: "...мы должны всеми силами помочь ЭАМ завоевать победу и таким путем обеспечить такие же самые условия, какие созданы в Югославии и Болгарии" [54]. Тогда же, после ноябрьских переговоров в Белграде между Тито и болгарским представителем Д.Терпешевым, Поптомов, касаясь вопроса о судьбе Пиринской Македонии, заявил, что ее присоединение к Югославии будет зависеть от того, чье влияние на эту страну окажется основным - советское или британское. Во втором случае не только болгарская Македония не должна быть присоединена к Югославии, но, наоборот, "югославская (Вардарская) Македония будет присоединена к Болгарии" [55].

Высказывания В. Поптомова еще раз свидетельствовали о неготовности части болгарской партийной элиты к немедленному альянсу с Белградом на его условиях, попытках затормозить процесс создания болгаро-югославской федерации, отодвинуть начало ее оформления до того, как определится новая расстановка сил на Балканах и созреют необходимые для объединения политические условия в Греции, после чего и можно будет ставить вопрос о большой Македонии. Подобная постановка проблемы болгарами, активизация их поддержки КПГ неизбежно влекли за собой и дальнейшее обострение отношений с Афинами, где считали, что болгарские власти в годы оккупации Греции проводили политику насильственной бол-гаризации и выселения греков, их уничтожения, экономически разоряли местное население Фракии и восточной Македонии [56].

Озабоченность западных союзников развитием ситуации вокруг создания югославо-болгарской федерации была продемонстрирована в письме британского посольства в Москве (письмо Дж. Бальфура) В. Молотову от 1 января 1945 г. В Лондоне считали, ссылаясь на известные британской дипломатии факты о болгарской и югославской агитации в пользу создания большой Македонии, что федерация двух славянских стран "фактически изолировала бы Грецию и подвергла бы опасности ее позицию как балканского государства". Англичане были не против создания федерации всех балканских стран с возможным участием в ней и Турции. В то же время, по мнению Форин офиса, Болгария, которая в двух мировых войнах присоединялась к Германии против других балканских государств, и их союзников, это позволило бы "избежать последствий ее действии путем слияния с одной из Объединенных Наций". Дж. Бальфур писал далее в своем письме: «.. .мое правительство не возражает против создания Македонского государства как федеральной единицы в будущей федеральной Югославии, но только при условии, что это государство (или югославское федеральное правительство, выступающее от его имени) не аннексирует никаких территорий, принадлежащих либо Греции, либо Болгарии, и не предъявит на них претензий на том основании, что такие территории являются "македонскими"» [57].

29 января 1945 г., уже после того, как Москва сообщила югославам и болгарам, что вопрос о федерации снимается с повестки дня и следует разработать проект двустороннего договора о дружбе и сотрудничестве, англичанам был направлен ответ на их письмо от 1 января. В нем говорилось: "...по нашим сведениям, между Болгарией и Югославией ведутся переговоры о заключении пакта о союзе и взаимопомощи... Советское правительство относится к этому положительно". Вопрос же о федерации двух стран "не стоит и потому не имеет практического значения".

На Крымской конференции в начале февраля западные союзники еще раз заявили о своем несогласии с идеей объединения Югославии с Болгарией, "которая все еще находится в режиме перемирия", и подчеркнули, что к этому вопросу следует вернуться после окончания войны. Госсекретарь США Э. Стеттиниус предложил продолжить в Москве обсуждение вопроса о болгаро-югославском договоре. Это предложение было поддержано Молотовым. В письмах британского посла в Москве А.Керра от 20 февраля 1945 г. и американского посла А. Гарримана от 7 марта В. Молотову вновь было заявлено об отрицательном отношении правительств Великобритании и США к заключению болгаро-югославского договора. Со своей стороны Молотов в ответном письме послам подчеркнул, что советское правительство считает заключение договора о союзе полезным "для нашего общего дела борьбы с гитлеровской Германией и для будущего обеспечения мира и безопасности в Европе и, в частности, на Балканском полуострове... Поэтому, - продолжал советский министр в письме к Гарриману, - советскому правительству непонятны мотивы, по которым правительства США и Великобритании возражают против заключения такого договора между двумя странами, активно участвующими в борьбе против гитлеровской Германии" [58].

А. Керр в письме от 13 марта подробно изложил мотивы британского правительства относительно обсуждаемой проблемы. Главным было отрицательное отношение к вступлению в договорные отношения Болгарии, положение которой все еще определялось режимом перемирия с государством, формально находящимся с ней в состоянии войны (Югославия), если на заключение таких договорных отношений не будет "определенного разрешения всех держав-победителей, с которыми было заключено перемирие". А. Керр также выразил опасение относительно того, что это может повлиять на возмещение Болгарией ущерба, нанесенного ей Греции. Только после решения всех этих вопросов, как отмечал посол, может идти речь о возобновлении "подобных переговоров" [59].

Негативная позиция западных союзников заставила Кремль на время полностью отказаться даже от плана союзного договора между двумя балканскими странами. 28 февраля 1945 г. В. Молотов направил письма болгарскому и югославскому руководству, в которых содержалась рекомендация отложить заключение болгаро-югославского договора "до более благоприятного момента". Спустя несколько месяцев, 30 мая, болгары, верные приказам из Кремля и, вероятно, продолжавшие испытывать давление из Белграда, сообщили в Москву о намерении Тито приступить в ближайшее время "к заключению договора о союзе Между Югославией и Болгарией". Советская реакция была достаточно спокойной, но твердой. Молотов направляет в Софию и Белград категорическое "указание" - сначала следует провести восстановление дипломатических отношений Болгарии с другими государствами, прежде всего с СССР, "а потом провести заключение югославо-болгарского договора" [60].

Вопрос о федерации в болгаро-югославских отношениях был, таким образом, временно отложен до восстановления в своих международных правах послевоенной Болгарии. В то же время для Белграда, как показали последующие события, было важно, чтобы в случае возобновления переговоров с Болгарией о союзе решающий голос на них оставался за югославами, а не за Софией и Москвой. Югославское руководство все активнее стремилось освободиться от вмешательства Москвы в балканские дела Югославии, в частности, в ее отношения с Софией и Тираной. Вполне естественная для Кремля попытка занять позицию верховного арбитра в тех случаях, когда балканским странам приходилось решать свои межпартийные (межгосударственные) проблемы, становилась все более обременительной для Белграда, который стремился к установлению жестких, патерналистских отношений со своими слабыми соседями. Политика Сталина и его окружения, то позволявшая югославам кого-то "проглотить", то запрещавшая (по разным причинам) это сделать, по-видимому, подтверждала неизбежность перманентного вмешательства Москвы в послевоенные проблемы региона, что противоречило балканским планам Белграда. Тито сдерживали до времени лишь авторитет СССР, самого Сталина и коминтерновская иерархическая дисциплина. Что касается Болгарии, то ее руководству при формулировании подходов к македонскому вопросу приходилось учитывать то, что СССР и Югославия будут главными фигурами, поддерживающими болгарские позиции в ходе послевоенного мирного урегулирования.
 

       Часть 1  -  Часть 2


ПРИМЕЧАНИЯ

1. См.: Duretic V. Vlada na bespucu. Intemacionalizacija jugoslovenskih protivnecnosti 1941-1944. Beograd, 1983. S. 108-124.

2. Документы о борьбе македонского народа за самостоятельность и национальное государство: С конца первой мировой войны и до создания национального государства. Скопье, 1985 Т. II. С. 384.

3. Киселиновски Cт. Националното и државното во македонского револуционерно движенье (1893-1944) // АСНОМ: Педесет години македонска држава 1944-1994. Скоще, 1995. С. 73.

4. Документы о борьбе... С. 384.

5. Resurgent irredentism. Documents on Skopje "macedonian" nationalist aspirations (1934-1992). Thessaloniki, 1993. P. 24-25. Б. Петранович отмечал, что немецким победам особенно радовались македонцы.. Политика Белграда на юге этому способствовала. На возможный приход болгар смотрели как на национальное освобождение. Накануне апрельской войны (1941 г.) просербская линия в Македонии почти потеряла свою основу (Petranovic В. Srbija u drugom svetskom ratu 1939-1945. Beograd, 1992. S. 62-63).

6. См. письмо М. Шаторова "Стояну" от мая 1941 г. (Документы о борьбе... С. 385-389), а также: Киселиновски С. Указ. соч. С. 74.

7. Документы о борьбе... С. 393-395. (Подробнее о событиях вокруг М. Шаторова, обостривших весной 1941 г. отношения между БКП и КПЮ, см.: Драгойчева Ц. Македония - не повод для вражды, а фактор добрососедства и сотрудничества. Воспоминания и размышления. София, 1979. С. 52-58).

8. Там же. С. 391-392.

9. Там же. С. 392-393.

10. Там же. С. 397-398.

11. Там же. С. 413.

12. Burette V Ор. cit. S. 109-112.

13. Ржешевский О. А. Война и дипломатия. Документы, комментарии (1941-1942). М., 1997. С. 16-17. Так называемая "великосербская угроза" была вполне реальной. Летом 1942 г. в Македонию из Сербии в качестве представителя Д. Михайловича для организации четнического движения прибыл М. В. Трбич (Документы о борьбе... С. 444).

14. Deakin W. British military mission in Serbia and Macedonia (1943-1945). Зборник на трудови посветени на академикот Михаиле Апостолски. Скопjе, 1986. С. 268.

15. Документы о борьбе... С. 453.

16. Там же.

17. Там же. С. 463-466.

18. Там же. С. 484.

19. Филитов А. М. В комиссиях Наркоминдела // Вторая мировая война. Актуальные проблемы. М., 1995. С. 54.

20. Гибианский Л. Я. Балканский узел // Вторая мировая война... С. 95.

21. Там же.

22. Broz-TUoJ. Sabrana djela. Beograd, 1961. Т. 19. S. 251.

23. Восточная Европа в документах российских архивов 1944-1953 гг. Т. 1. 1944-1948 гг. Москва-Новосибирск, 1997. С. 30.

24. Barker E. British Policy in South-East Europe in the Second Word War. London 1976. P.197.

25. Документы о борьбе... С. 485-486.

26. Barker E. Op. cit. P. 134-141.

27. Ibid. P. 187. Панславянская концепция Кремля стала предметом исследования в Форин офисе уже в конце августа 1941 г., вскоре после Всеславянского митинга 10 августа в Москве. Уже тогда в Лондоне пытались прогнозировать реакцию греков и турок на создание балканской федерации с учетом их традиционных страхов перед панславизмом. Британский дипломат С. Криппс в докладе А. Идену от 8.09.1941 г. отмечал, что панславистская пропаганда Москвы имеет двоякую цель: во-первых, поощрить борьбу с державами "оси", а во-вторых, создать основы новой послевоенной политики (Duretic V. Ор. cit. S. 113-114).

28. Миноски М. Македонского прашанье во мегународните односи во времето на одржуваньето на првото заседание на АСНОМ (1943-1944)// АСНОМ. Педесет години... С. 236.

29. Barker E. Op. cit. P. 199.

30. Ibidem.

31. Документы о борьбе... С. 677.

32. Там же. С. 678.

33. Смирнова Н. Д. "Греческий вопрос" на Парижской мирной конференции // Сталин и холодная война. М., 1988. С. 8-9.

34. Миноски М. Указ. соч. С. 246-247.

35. Бужашка Б. БРСДП(о) и македонския въпрос (1914-1947 г.) // Иследвания по македонския въпрос. София, 1993. Кн. 1. С. 217.

36. Рачев С. Чърчил, България и Балканите (1939-1945). София, 1995. С. 377.

37. Гиренко Ю. С. Сталин-Тито. М., 1991. С. 225; Avramovski Z. Devet projekata ugovora о jugoslovensko-bugarskom savezu i federacije (1944-1947) // Istorija 20 veka. 1983. N 2. S. 91-92.

38. Рачев С. Указ. соч. С. 390-391.

39. Документы о борьбе... С. 728-729.

40. Там же. С. 730.

41. Avramovski Z. Op. cit. P. 92.

42. Ibid. S. 98-103.

43. Ibid. S. 105-107.

44. Ibid. S. 107-108.

45. Восточная Европа в документах российских архивов... С. 128-129.

46. Там же. С. 129.

47. Там же С. 130.

48. Resurgent irredentism... P. 44.

49. Avramovski Z. Op. cit. S. 110.

50. Ibid. S. 116.

51. Ibid. S. 95.

52. Barker E. Op. cit. P. 201-202.

53. Ibid. P. 202.

54. Документы о борьбе... С. 735.

55. Миноски М. Указ. соч. С. 251.

56. АВП РФ. Ф. 074. On. 346. Д. 4. П. 158а. Л. 20.

57. Там же. Д. 5. П. 158а. Л.46.

58. Там же. Л. 1-2,9-13.

59. Там же. С. 15.

60. Там же. С. 2.