Стефан Первовенчанный; деятельность св. Савы. Радослав.
Владислав. Урош. Драгутин
Стефан Неманич Первовенчанный (1195—1128 г.)
Удаляясь от светской жизни, Неманя передал верховную власть с
титулом великого жупана своему старшему сыну Стефану; младшему Вукану отдал
в удел Зету, завещая ему во всем покоряться брату. Но тотчас после смерти
Немани Вукан восстал на брата и вступил в сношения с венгерским королем
Эмерихом и с его братом, наместником Хорватии
64
и Далмации, Андреем. Венгерцы рассчитывали овладеть Сербией
таким же способом, который так удался за сто лет перед тем по отношению к
Хорватии и Далмации. Они оказали Вукану просимую им помощь; Андрей,
наместник Хорватии, вступил с войском в Сербию и провозгласил Вукана великим
жупаном, а венгерского короля — королем Сербии. Вследствие беспорядков в
самой Венгрии Эмерих отозвал из Сербии свои войска, но с этого времени в
титул венгерских королей вошли слова rex Rasciae, король Сербии (1202 г.).
Между тем Вукан, повидимому под влиянием увещеваний духовенства, примирился
с братом и подчинился ему. Но, опасаясь новых усложнений с Венгрией, Стефан
вступил в переговоры с папой (Иннокентий III), могущество которого достигло
в это время кульминационного пункта, и, обещая покорность, получил от него
корону, которая и была возложена на Стефана папским легатом (1217 г.). Таким
путем Стефан как бы отклонял саму возможность притязаний венгерского короля,
стремления которого добиться титула «короля Сербии» должны были сами собой
пасть благодаря тому факту, что в «короли Сербии» коронован уже Стефан и
притом самим папой. Факт пожалования папой великому жупану королевского
титула и короны имел только, так сказать, дворцовое значение и как прием
против венгерского короля; в действительности же, провозглашение Сербии
королевством последовало совершенно независимо от сношений с папой пять лет
спустя, когда Стефан был коронован в им же выстроенном монастыре Жиче своим
братом, архиепископом Савой, короной, присланной греческим никейским
императором (1222 г.). С этого времени Стефан получил в народе прозвание
«короля первовенчанного». Венгерский король Андрей (1205—1235 г.) начал было
приготовления к вторжению в Сербию, но затем счел за лучшее примириться с
фактом. Торжественное коронование Стефана произвело большое впечатление на
сербский народ и окончательно утвердило фамилию Неманичей, как единственно
законную династию; если с этого времени и бывали еще внутренние волнения, то
они велись от имени другого члена фамилии Неманичей; и если такие волнения
оканчивались поражением царствующего короля, то на престол всходил ближайший
к нему Неманич. О каких-либо беспорядках со стремлением какой-либо области к
обособлению нет более никаких упоминаний. Страна организовалась в одно
стройное целое с одним законным в глазах народа государем, соперничество с
которым для всех, не принадлежавших к Неманичам, было делом немыслимым.
Образование второго болгарского царства. Основание латинской
империи
Еще при Немане произошло восстание болгар против Византии,
закончившееся образованием второго болгарского царства (1186 г.); восстанием
65
руководили двое братьев Петр и Асень. Ко времени Стефана
царство это окрепло и начало войну с греками и с латинами, основавшимися в
Константинополе, и вскоре овладело Македонией. Стефан уже должен был вести
войну с вновь образовавшимся царством.
В царствование Стефана произошло событие, имевшее важное
значение для всего полуострова: это взятие Константинополя крестоносцами
четвертого крестового похода и 1204 г., падение византийской и основание
латинской империи; Балдуин, граф фландрский, был избран в императоры. Но уже
первый император вскоре погиб в борьбе с болгарами; положение латинской
империи, со всех сторон окруженной врагами, было весьма ненадежно; греки,
между тем, основали в Азии т. наз. Никейскую империю со столицей в Никее, в
которую перенесена была и резиденция константинопольского патриарха. В
Константинополь же папа назначил латинского патриарха.
Деятельность св. Савы
Одновременно с развитием и упрочением государственного начала
и церковь получила независимое и прочное устройство в национальном духе.
Заслуга национального устроения церкви принадлежит младшему сыну Немани
Растко, еще в юности бежавшему из родительского дома на Афон и постригшемуся
в монахи под именем Савы. Вместе со своим отцом он трудился над сооружением
Хиландарского монастыря, для которого собственноручно написал устав, и
теперь еще в нем хранящийся. По просьбе братьев он перенес мощи своего отца
Симеона в монастырь Студеницу в Сербии и здесь оставался до 1215 г. в
качестве архимандрита. В1215 г. он возвратился на Афон. Вскоре затем Сава
отправился в Никею для свидания с патриархом по делам своего монастыря.
Здесь Сава представил патриарху и императору, что, ввиду существования
Латинской империи и латинского патриархата в Константинополе, весьма было бы
важно дать сербской церкви независимое и национальное устройство и тем
предотвратить возможное влияние на нее латинства. Патриарх Тершая и
император Феодор Ласкари с этим согласились и предложили самому Саве взять
на себя труд по устроению сербской церкви. После некоторого колебания Сава
согласился и был рукоположен патриархом в архиепископы Сербии (1221 г.).
Сава учредил в Сербии 12 епископских епархий, утверждал народ в православии;
он примирял враждующих родственников царского дома, устраняя таким образом
внутренние распри. Вскоре после смерти своего брата Стефана он, короновав
его старшего сына Радослава, отправился на поклонение святым местам в
Иерусалим, а на обратном пути посетил в Никее патриарха и императора.
Возвратившись в Сербию, он содействовал прекращению возникшей междоусобной
66
войны и беспорядков, убедил короля Радослава отказаться от
престола в пользу младшего брата Владислава, которого он также венчал на
царство (1234 г.). Остаток жизни Сава решил провести отшельником и, назначив
архиепископом сербским некоего Арсения, вновь поехал в Иерусалим.
Возвратившись, он посетил в Тырнове болгарского царя Асеня, на дочери
которого был женат его племянник король Владислав, и здесь умер (1237 г.).
Церковь причислила Саву к лику святых, а сербский народ
признал в нем своего учителя и просветителя. Деятельность Савы по устроению
сербской церкви и утверждению православия стоит наравне с деятельностью его
великого отца по устроению государства. Тело св. Савы перенесено королем
Владиславом в монастырь Милешево (1238 г.), где оно и пребывало до 1595
года; в этом же году оно было взято отсюда белградским губернатором
Синан-пашой и сожжено на костре, причем паша заставил самих сербов поджечь
костер и подбрасывать дрова.
Радослав. (1228—1234 г.), старший сын и преемник Стефана, в
короткое время своего управления успел возбудить неудовольствие против себя
и, не будучи в состоянии справиться с возмущением, бежал в Дубровник.
Архиепископ Сава убедил его отречься от власти и постричься в монахи; на
престол вступил второй сын Стефана Владислав (1234—1240 г.).
Владислав после короткой и успешной войны с греческим
драчским наместником Иваном Ангелом занялся внутренними делами; при нем
стали разрабатываться рудники и чеканились первые сербские монеты. В
выстроенный им монастырь Милешево он перенес тело умершего в Тырнове своего
дяди архиепископа Савы.
Урош (1240—1272 г.)
Владиславу наследовал его младший брат, последний сын Стефана
Неманича, Урош. Вскоре по вступлении его на престол произошло нашествие
татар (1242 г.), которые, однако, разорив часть Сербии и Боснии, внезапно
повернули назад и удалились в свои степи. Урошу пришлось столкнуться и с
Венгрией; после короткой войны Урош и венгерский король пришли к соглашению,
по которому сын Уроша Драгутин женился на дочери венгерского королевича
Стефана (1271 г.). Имела ли при этом Венгрия в виду тот принцип, который
впоследствии усвоил Габсбургский дом и выразился в известном стихе— bella
gerant alii..? Несомненно только, что венгерцы тотчас стали подстрекать
Драгутина к возмущению против отца. С помощью венгерского войска Драгутин
пошел на своего отца и принудил его бежать в Драч, где престарелый и
удрученный горем Урош вскоре умер (1272 г.). Драгутин перенес его тело в
выстроенный им монастырь Сопочаны.
67
Драгутин (1272—1275 г.)
За преступлением последовало наказание. Напрасно Драгутин
старался развить широкую деятельность и выказать себя достойным престола,
удачно воевал с Болгарией и Боснией, вводил порядки во внутреннем
управлении; посылал щедрые подарки в русские церкви. Мучимый угрызениями
совести, напуганный духовенством, через посредство которого ловко действовал
на него его хитрый брат Милютин, Драгутин отказался от престола в пользу
своего брата Милютина, но с условием, что Милютину должен наследовать его,
Драгутина, сын Владислав (1275 г.). Прочую часть своей жизни Драгутин провел
в веригах и в беспрестанных молитвах и умер в 1316 г. в монашеском чине под
именем Феоктиста.
Милютин (1275—1321 г.)
За весь период времени от 1195 года до воцарения Милютина
Сербия избегала войн и осталась почти при той же территории, какой она
располагала при Немане. Весь этот период времени пошел, по-видимому, на дело
внутреннего сосредоточения. Падение Византийской империи, образование
Латинской точно вовсе не влияли на Сербию, как будто вовсе не касались ее. В
то время, как болгарское царство вело упорные войны из-за Македонии с
греками и латинами, Сербия оставалась спокойной зрительницей событий; в 1261
году пала Латинская и восстановилась Византийская империя без всякого
участия Сербии в этих событиях. В 1257 году после убийства в Болгарии
последнего царя из династии Асеней Михаила болгары избрали своим царем
сербского принца Константина, внука Немани, что послужило залогом и
дальнейших мирных отношений между обоими государствами во все время
царствования Константина в Болгарии (до 1275 года).
Этот спокойный и мирный период исторической жизни Неманьской
Сербии оканчивается со вступлением на престол короля Милютина.
Завоевание части Македонии и присоединение Боснии
Женившись на дочери Ивана Ангела, греческого наместника в
Фессалии, он в союзе с ним начал войну с Греческой империей и, несмотря на
энергичный отпор императора Палеолога, он в течение нескольких лет завоевал
большую часть Македонии (1281 г.). Вслед затем он обратил внимание на
Боснию, эту сербскую область, вечно стремившуюся к полной самостоятельности
и попадавшую постоянно в вассальные отношения то к Венгрии, то к Сербии. В
это время Босния входила в состав венгерского королевства и находилась под
управлением банов, назначаемых венгерским королем. В 1286 году Милютин
постарался утвердить за собою
68
Боснию и вступил по этому поводу в переговоры с венгерским
королем; последний обещал передать ему Боснию, как приданое, если он женится
на дочери венгерского короля Елисавете; расчет венгерцев состоял повидимому
в том, чтобы поставить сербского короля в вассальные отношения к Венгрии,
так как в качестве боснийского бана он de jure должен был признавать
верховную власть венгерского короля. Милютин, разведясь со своей первой
женой под предлогом, что она бездетна, женился на дочери венгерского короля
Стефана Елисавете и получил Боснию, как приданое (1286 г.); но только
венгерцы сильно ошиблись, рассчитывая на последствия, которых они ожидали от
хитроумной комбинации, ставившей независимого и сильного короля в вассальные
отношения к ним в качестве бана Боснии. Милютин, добившись цели, прервал
всякие сношения с венгерцами и их совершенно игнорировал.
Вторжение татар в Болгарию и борьба с ними Милютина
Вскоре внимание Милютина было отвлечено событиями,
происходившими в Болгарии. После царя Константина на болгарский престол был
избран Григорий Тертерий (1280—1292), при котором Болгария подверглась
нападению татар; последние свергли Тертерия, возвели на престол некоего
Смильцу (1292 г.) и поручили виддинскому наместнику Шишману начать войну с
Сербией. Шишман вторгся в Сербию и, разоряя все по пути, дошел до Ужицы, где
был остановлен и разбит наголову архиепископом Савою. Тем временем Милютин
вместе с братом Драгутиным, окончив приготовления, перенесли войну в
Болгарию и, заняв виддинский округ, осадили Виддин. Шишман просил мира,
который и был заключен, причем сын Шишмана Михаил женился на дочери Милютина
Неде. Недовольный таким исходом дела, хан Негой грозил возобновить войну, но
после долгих переговоров отстал от своего намерения, причем Милютин должен
был дать ему в заложники своего сына Стефана. Последний, однако, недолго
оставался в плену; он женился на дочери болгарского царя Смильцы и,
возвратившись в Сербию, получил от своего отца в удел Зету, в которой и
поселился (1294 г.).
Недовольные Милютиным венгерцы, воспользовавшись его
затруднениями в Болгарии, объявили его лишенным достоинства бана Боснии и
назначили таковым Павла Шубича, графа бребирского. Но Милютин считал уже
Боснию своей и вовсе не был намерен признавать такие действия венгерцев.
Занятый в других частях своих владений, он отложил выполнение своих планов
относительно Боснии.
В Болгарии снова происходили тревожные события: татарский хан
Цаха совершил новый набег на Болгарию и, свергнув Смильцу, посадил на
престол Святослава, сына Григория Тертерия (1296 г.). Чтобы отклонить
69
возможность войны с болгарами и с татарами, Милютин развелся
со своей второй женой Елисаветой, сестрой венгерского короля, и женился на
сестре болгарского царя Святослава (1296 г.). Благодаря этому его отношения
с венгерцами приняли открыто неприязненный характер, чему, впрочем, сам
Милютин не придавал очень большого значения и посвятил себя делам на юге с
Византийской империей, от которых он с 1281 г. был отвлечен то своими
сношениями с Венгрией, то событиями в Болгарии.
Отношения к Византии. Греческое влияние при дворе
Тут Милютин завязал тесные сношения с византийским двором.
Желая расположить Милютина в свою пользу, император Андроник предложил ему в
жены 8-летнюю дочь Симониду, и Милютин, разойдясь со своей третьей женой
болгаркой, женился на Симониде в 1300 г. Император Андроник заключил союз с
Милютиным в своей войне с турками и персами и с помощью сербского отряда
одержал над ними в Азии блестящую победу (1303 г.). Посредством женитьбы на
Симониде Милютин имел в виду приготовить соединение обоих государств,
византийского и сербского, над каковым планом работала вместе с ним и жена
Андроника царица Ирина. Постройкой многих церквей в завоеванных им
провинциях Македонии, в Константинополе и в Иерусалиме и богатыми вкладами в
церкви Милютин старался популяризировать свое имя в населении империи и
заслужить расположение византийского духовенства. Двор Милютина был
поставлен на греческий манер, и сын его от Симониды Константин, которому,
по-видимому, предстояло по проекту Милютина и Ирины быть царем соединенных
государств византийского и сербского, воспитывался совершенно в греческом
духе.
Стремления эти имели, однако, и свою обратную сторону: сербы
все с большим неудовольствием следили за возрастающим при дворе короля
греческим влиянием и не могли примириться с мыслью о возможности воцарения
Константина после смерти Милютина. Представители Зетской знати уговорили
Стефана, жившего в Зете, старшего сына короля, восстать на отца и силой
овладеть престолом, чтобы таким образом предупредить возможность воцарения
Константина. Но Милютин одержал верх над сыном, сослал его в Скопле и,
очевидно по настоянию Симониды и находившихся при дворе греков, приказал его
ослепить и отправить в Константинополь под надзор.
Война из-за Боснии. Крестовый поход на Милютина
В 1305 году Милютин напал на Боснию и занял ее. Для
отклонения войны с Венгрией Милютин особенно часто применял бывший в большом
употреблении у многих сербских государей прием, состоявший в том,
70
что они старались заслужить расположение пап путем уверений в
готовности принять католицизм и признать его главой церкви; при таком
расположении папы, венгерцы не решались на ссору с сербами и, вообще,
всякого рода несогласия легче сглаживались. Многочисленные, но оказавшиеся
ложными, уверения Милютина в преданности папе вызвали, наконец, в последнем
величайшее раздражение, и он приказал проповедовать крестовый поход против
него (1314 г.). В 1318 г. венгерский король Карл Роберт в союзе с Карлом I,
королем Сицилии, с албанскими князьями и со своим вассалом, графом
бребирским, занял Боснию и Мачву, но не мог энергично продолжать войны.
Союзников же его Милютин побил. Война закончилась, таким образом, для
Милютина тем, что его вытеснили из Боснии. Милютин спешил отделаться от этой
войны, чтобы вновь посвятить себя византийским делам, гораздо более его
интересовавшим. В Византии возникла война между императорами Андрониками
старшим и младшим, и Милютин готовился вмешаться в нее, но умер посреди
приготовлений (1321 г.).
Милютин выстроил в городе Средац храм во имя св. Софии,
отчего и сам город получил название Софии (теперешняя столица Болгарии); в
этом храме находится гробница Милютина.
Подводя итог деятельности Милютина, заметим, что ее следует
отметить, как выдающуюся. Болгария, Венгрия и Сицилия почувствовали силу
сербского короля и считали за лучшее не сталкиваться с ним, несмотря на
вызывающий нередко его образ действий. Боснию он, очевидно, наметил уже, как
свою, и не дал бы венгерцам владеть ею. Византия, от которой он завоевал
большую часть Македонии, заискивала в нем; Сербия была на полуострове во
время Милютина могущественнейшим государством. Сам Милютин с ясностью ума,
твердостью и выдержанностью характера соединял хитрость, ловкость и
неразборчивость в средствах, выбирая всегда кратчайший путь для достижения
поставленной им цели, совершенно не заботясь о том, не будут ли осуждены
избранные им средства с точки зрения нравственности.
После смерти в 1317 г. своего брата Драгутина, Милютин вызвал
из Константинополя своего старшего сына Стефана и примирился с ним.
СТЕФАН ДЕЧАНСКИЙ (1321—1334 г.)
Вмешательство в дела Византийской империи. Война с Болгарией
и битва при Велблужде. Низложение Стефана
Стефан был, как мы видели, ослеплен по распоряжению своего
отца, но по-видимому не вполне, — он обладал зрением, хотя и слабым.
Выдержав успешно борьбу со своим братом (от Симониды) Константином и с
71
племянником Владиславом (сыном Драгутина), он продолжал то
вмешательство в дела Византийской империи, которое начал Милютин, и в борьбе
обоих Андроников стал на сторону старшего, своего тестя. Борьба эта вовлекла
его в большую войну с Болгарией, которая также приняла участие в борьбе,
став на сторону Андроника младшего. Действительная причина войны заключалась
в соперничестве обоих государств, но характерной чертой для взаимных
отношений обоих народов, как в предыдущих столкновениях, так и в этом,
является то обстоятельство, что нападающей стороной, начинателем борьбы
всегда являются болгары, а не сербы, и мы полагаем видеть причину этого в
том, что сербы смотрели на население Болгарии, как на свое, близкое им и
родственное, и что в их глазах в массе этого населения совершенно терялась
собственно болгарская часть. Решившись на войну со Стефаном, болгарский царь
Михаил развелся со своей женой, сестрой Стефана, Недой и женился на дочери
Андроника младшего (1327). Это было как бы вызовом, брошенным Стефану.
Наконец, Михаил окончил приготовления и вторгся с огромным войском в Сербию.
У Велблужда произошла битва, в которой болгарское войско было совершенно
разбито и в которой погиб сам Михаил (1330 г.). По долине реки Искры Стефан
вступил в Болгарию и подвигался дальше без всяких препятствий. Из болгарской
столицы Тырнова прибыла к нему депутация от болгарских бояр с выражением
покорности и с предложением соединить под своей властью Сербию и Болгарию: «се
бо царствие болгарское, — говорили они, — и вся држава его и грады и
имение и вся слава их и богатство данас да ест ва руце твоей, и ему же
васхоштеши даси ие, яко вадано ти ест от руки господне; ми же, рабы твои,
тебе славим превисокого господина ни и крепкого краля. Отселе бо србское
кралевство и царство болгарское ва едино суште савакуплени, и мир будет,
подписуем же се и мы повеление кралевства ти». В песне, обозначенной в
сборнике Вука Караджича заглавием «Бан Милютин и Дука Герцеговац», гак
описана эта война:
Частые письма землю пробегали,
Никто не знает куда, ни откуда.
Письма идут от Призрена города,
От того сильного царя Стевана,
В Пожегу Милютину бану;
Так царь бану говорит:
«Слуга мой, Милютин бан!
Приготовься в доме своем
И поведи тридцать делиев
От твоего пространного Драгачева,
Ступай с ними к Призрену городу,
72
Потому что, бан, мы собираемся воевать,
Воевать на землю болгарскую,
На Михаила, короля болгарского;
Там, бан, застрянем мы,
Но приготовься на три года.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А когда бан все жене поручил,
Он в царское войско собрался
И тридцать делиев повел
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Прибыл в Призрен город,
Но царя уже не застал,
Царь ушел по Быстрице воде,
Нагнал его бан Милютин
На той на Голеш горе,
Тут бан к царю явился,
О легком здоровье осведомился
И счастливого пути пожелал.
Но говорит сильный царь Стеван:
«Слуга мой, Милютин бан!
Если Бог и счастье даст,
И короля болгарина одолею я,
Я в дар, слуга, пожалую тебе
В державу Босну землю славную, —
Будешь бановать и господствовать,
Милютин, на всю твою жизнь».
И отсюда тронулось войско
По Сербии к болгарской земле;
Когда подошли к болгарской земле,
Встретил их король Михаил
У Лаба, у холодной воды.
Тут король ударился с царем,
Бились три белых дня,
А когда четвертое утро рассвело,
Королю плохо пришлось,
И он встретился с царем;
Но славно Стева принял его,
На добром коне погнался за ним.
Настиг его среди поля равного,
Саблей взмахнул, срубил ему голову,
73
Его сильное войско взяли в плен,
Сам вступил в болгарскую землю
И успокоил Болгарию землю.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
(В этой песне поход приписывается не самому королю Стефану, а
его сыну Душану, который в действительности предводительствовал войском).
Стефан не принял предложения болгар соединить под своей
властью обе страны, ограничился установлением вассальной зависимости болгар
от Сербии и возвел на болгарский престол сына своей сестры Неды Александра
(1331 г.). Слабость Стефана, выказавшаяся в столь ничтожных последствиях
большой войны, на которую сербы были вызваны, послужила причиной
неудовольствия в среде сербской знати, чему способствовало также снова
возникшее при дворе короля греческое влияние со времени женитьбы Стефана на
греческой царевне Марии Палеолог, Представители сербской знати уговорили его
сына Стефана Душана силой отнять престол у отца. Душан двинулся на отца с
войском, собранным им в Зете, которая отдана была ему в удел, окружив его в
его резиденции Неродимле, схватил его и сослал в Звечан, где он был задушен
заговорщиками (1334 г.).
Стефан выстроил лучший и богатейший из сербских монастырей —
Высокие Дечаны, по имени которого и сам получил прозвание Дечанского.
СТЕФАН ДУШАН СИЛЬНЫЙ (1334—1355 г.)
Завоевание Македонии. Столкновение с турками
Битва при Велблужде поставила Болгарию в род вассальной
зависимости от Сербии. В Македонии, к овладению которой были направлены
старания королей Милютина и Стефана Дечанского, Стефан Душан преследовал ту
же цель и, вскоре по вступлении на престол, начал войну с Византией и
завоевал Македонию до Солуни (1340 г.). Вслед затем он вмешался в
междоусобную войну Кантакузена с царицей Анной и стал на стороне Кантакузена
с условием, что последний, воцарившись, не станет
74
требовать возвращения уже занятых Душаном областей. В течение
последовавшей войны с царицей Анной Душан, помогая Кантакузену, в то же
время продолжал свои завоевания и присоединил к своим владениям, отдельные
области; Кантакузен не мог быть равнодушным зрителем этих, завоеваний и,
поссорившись из-за них с Душаном, постарался найти помощь в другом месте: в
Малой Азии сформировалось и быстро развивалось государство турок, в котором
во время Душана царствовал сын основателя этого государства Османа, Орхан
(1326—1360); к нему-то и обратился Кантакузен с просьбой о помощи.
Вмешательство турок не остановило, однако, успехов Душана; он закончил
завоевание Македонии (1345 г.), — о чем сам Душан в одной из своих грамот
говорит: «Помоштию Вседржителя Бога и Пречистыя его Матери и молитвами
светих моих прародители Симеона и Савы преем гради довольни, над ними же
Грци обладаху, преех же и град, глаголеми Прилеп». Уже в это время Душан был
в полном сознании своего могущества и считал себя господином всего
полуострова, всей старой европейской части восточной Римской империи; в
письме от 15 октября 1345 года он титулует себя так: «Stephanus, Dei
gratia Serviae, Diocliae, Chilminiae, Zentae, Albaniae et maritimae regionis
тех, пес поп Bulgariae imperiipartis поп modiceparticeps, et fere totius
imperii Romaniae dominus».
Учреждение ипекского патриархата. Принятие царского титула.
Завоевание Боснии
Уже с этого времени (1345 г.) Душан решил заменить Греческую
империю сербской. Он начал с устранения подчиненности церковной греческому
патриарху. С этой целью он созвал в 1346 году в Скопле земский собор, на
котором был учрежден сербский патриархат, и тогдашний архиепископ Иоанникий
возведен в сан патриарха. В следующем 1347 году Душан провозгласил себя
царем и императором сербским и римским и торжественно короновался царской
короной. С этого времени Душан подписывался следующим образом: «Стефан,
ва Христа Бога благоверни царь и самодржаван срблем и Грком и всей западной
страны», как видно по сохранившимся его грамотам и повелениям. События
эти встревожили соседние государства. Константинопольский вселенский
патриархат изрек проклятие на избранного сербского патриарха и на всю
сербскую церковь. Воцарившийся на византийском престоле Кантакузен вновь
обратился за помощью к султану Орхану и с полученной от турок помощью тщетно
пытался вытеснить Душана из завоеванных им областей (1348— 1350); Венгерский
король Людвик Великий (1342—1382) приказал своему вассалу Боснийскому бану
Стефану Котромановичу начать войну с Сербией, которая, после нескольких
поражений, нанесенных Душаном бану, и попыток полюбовного с ним соглашения,
закончилась совершенным присоединением Боснии к Сербии и назначением в нее
сербских воевод. В возникшей затем войне с Людвиком Душан нанес ему полное
поражение и принудил его отступить и бросить попытки возвратить Боснию (1354
г.).
Поход на Константинополь
По окончании этих войн на севере Душан, эта, по выражению
византийских историков, неудержимая сила, «буйная река, вышедшая из берегов
и все низвергающая по пути», стал готовиться к низвержению
75
Византийской империи и к борьбе с турками, в быстром усилении
которых он, как и многие из его современников, уже видел опасность,
грозившую не только сербам, но и всему христианству.
Разделив царство на ряд наместничеств и назначив в каждое из
них областных правителей, в Мачву и Подунавье — Лазаря Гырбляновича, в
собственную Сербию — своего сына Уроша, в Македонию — трех братьев
Мырнявчевичей Вукашина, Углешу и Гойка, из коих на Вукашина возложил опеку
над своим малолетним сыном Урошем, в Герцеговину — Альтомана, в Янинскую
область — Синишу, Душан во главе огромного войска двинулся к Константинополю
(1355 г.). Планам царя не суждено было, однако, осуществиться; невдалеке от
Константинополя Душан внезапно умер. Войска возвратились обратно. Царьград
спасен был на этот раз с тем, чтобы спустя сто лет стать столицей
Оттоманской империи.
Начатое его дедом Милютиным и продолжавшееся, но также
неоконченное Душаном дело низвержения Византийской империи с заменой ее
Сербской империей нуждалось в энергическом продолжении.
Внутренняя деятельность Душана. Его законник. Значение
понятия «Македония» у сербов в средние века
Уничтожение в завоеванных Душаном областях на юге
византийской власти, хотя испорченной и деморализованной, но веками и
традициями освященной, с которой давно органически срослось и свыклось
население; присоединение к сербскому царству таких областей, как Босния и
Герцеговина, которые благодаря общему складу местной жизни имели стремления
в направлении, обращенном в сторону, лежавшую вне коренных сербских земель,
— требовали продолжительной и энергичной внутренней работы для сплочения
всех этих областей в один государственный организм, в котором
общегосударственная идея, сознание принадлежности всех одному общему целому,
преобладала бы над чисто местными тенденциями, определяемыми местными
географическими и экономическими условиями.
Начало такой организаторской деятельности положил сам Душан;
учреждением сербского ипекского патриархата он создал высшую духовную
власть, авторитету которой должны были подчиниться все православные сербские
общины, и которая, таким образом, объединяла Сербство в духовном отношении.
Учреждение отдельных наместничеств имело в виду ту же цель сплочения всех
областей в одно целое и этой цели достигло бы, если бы над отдельными
наместниками продолжала стоять сильная царская власть, перед которой они
были бы ответственны и которая наблюдала бы за тем, чтобы эти наместники не
обращали присвоенную им роль в чисто личную, и доверенных им в управление
областей не
76
стремились бы обращать в независимые государства, а самих
себя в независимых и потомственных государей. Наконец, могучим средством для
сплочения всех областей в один общий государственный организм было издание
Душаном в 1349 году обязательного для всего царства Свода Законов, имевшего
объединить все царство в правовом отношении.
Мы не имеем возможности входить в подробное рассмотрение
этого законника, который подвергнут подробному изучению
специалистами-учеными и послужил прекрасным средством для уяснения
господствовавших в те времена понятий и отношений. Мы обратим только
внимание на то обстоятельство, что, уже владея Македонией, Душан в
соответственных случаях вовсе не упоминает имени болгар, что служит
очевидным признаком, что среди населения Македонии таковых вовсе не было,
так как в противном случае он должен был бы о них упомянуть. Так в § 40
законника сказано:
«Властеле и властеличичи у државе царства ми, Србле и
Грци, што ест кому дало царство ми у боштину и у хрисовули и држе до сижега
собора, — баштине да су тврде».
(Знать и дворяне в державе царства моего, Сербы и Греки, что
кому дано государством в поместье или золотой буллой и владеют этим до
нынешнего собора, — поместья эти за ними утверждаются).
В § 199 сказано:
«Властеле и властеличичи, кои греду у двор царства ми, или
Грк, или Немац, или Србин, или властелин или ин кто-либо; тере доведе собом
гусара или mdma, — да се онзи господар каже као тат и гусар».
(Знать и дворяне, кои идут ко двору царства моего, или Грек,
или Немец, или Серб, или дворянин или иной кто-либо; и приведет с собою
разбойника или вора, — тот господин и сам объявляется, как разбойник и вор).
Здесь упоминаются и Сербы, и Греки, и Немцы, но ни слова не
говорится о болгарах, — признак, что среди населения Македонии вовсе не было
болгар.
Другая особенность та, что в двух рукописях этого законника
Душан назван царем не сербским, а македонским. Именно, одна из них
начинается следующими словами:
«Благочестивого и христолюбивого македонийского цара
Стефана, српского, болгарского, угарского, далматского и пр. закон».
Другая рукопись озаглавлена следующим образом:
«Благочестивого и виерного и христолюбивого мачедонийского
цара Стефана закон».
Добавим к этому, что есть другие примеры, в которых чисто
сербские области, расположенные к северу от Чар-Дата, названы македонскими.
77
Так, в одном из печатных памятников 16 столетия имеется
следующая надпись:
«Аз грешни Божидар Вукович, родом из Диоклитии
(Черногория), еже ест ва пределех мачедонийских».
В одной из прекраснейших сербских народных песен (Смрт Каице
войводе) говорится о деспоте Джюрдже Смедеревце
Поднимается король господин
От прекрасной от Македонии,
Из славного места Смедерева,
Со своего честного двора
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Встретившийся ему по дороге Ян Гуниад так приветствует его:
Здоров будь, король от Македонии!
Корона золотая под небом на земле.
Звезда ясная на Македонии!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ян Гуниад предложил Джюрджу обменяться с ним и отдать ему
двенадцать сербских воевод за триста мадьяр и шестьдесят валахов; Джюрдже
отвечал:
«Брат Янко, глупая ты голова!
Слышал ли ты или помнишь ли,
Чтобы годился мадьяр для Македонии,
Или Серб для Ердельской окраины?
Я и Каицы воеводы не дам
За четырех на окраине банов:
За Нелеша, бана Вершацкого,
За Гецию, бана Тителского,
За Иштвана, бана Сланкаменского
И за Петра, бана Варадинского, —
За всю землю и четырех банов
Не дам и одного Каицы воеводы,
А не то, чтобы еще и прочих воевод»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В другой песне Марко Кралевич, проезжая через лес со своим
побратимом Милошем Обиличем, просил последнего развлечь его песней.
Тогда Милош петь стал,
А славную начал песню,
Из всех наших лучшую и старейшую,
78
Как который королевство держал
По прекрасной по Македонии,
Как задужбину имел свою.
По заключению известного Вука Караджича, эти примеры
доказывают, что в средние века все сербские земли носили у сербов общее
название Македонии.
Вот почему и в законнике Душан назван царем македонийским.
Таким образом сам Душал начал ту внутреннюю деятельность,
которая должна была сплотить отдельные части государства в один
государственный организм. Но проведенные им мероприятия требовали для своего
действительного осуществления и энергичного продолжения внутренней
деятельности и времени.
Ни того, ни другого не доставало.
Сын и преемник Душана оказался слабой и бесхарактерной
личностью и был не в состоянии не только продолжать дело, начатое отцом, но
и сохранить то, что сделано последним: империя Душана тотчас после его
смерти стала распадаться. Неспособность царя возбудила честолюбивые
стремления отдельных областных правителей, ставших управлять своими
областями независимо, откуда произошли смуты и беспорядки, приведшие
государство к полному упадку. Надвинувшаяся вместе с тем из Малой Азии
опасность в лице могущественного турецкого султаната не дала времени для
упорядочения внутренних дел. Совокупность этих неблагоприятных условий
повела к совершенному и коренному изменению положения вещей на всем
Балканском полуострове.
ЦАРЬ УРОШ, ПОСЛЕДНИЙ НЕМАНИЧ (1355—1367 г.)
Бесхарактерность царя. Потеря Боснии и части Македонии.
Внутренние непорядки; честолюбивые стремления наместников. Притязания
Вукашина Мырнявчевича. Смерть Уроша.
Тотчас после смерти Душана соседние государства, пользуясь
малолетством и бесхарактерностью его сына, преемника Уроша, постарались
возвратить завоеванные у них Душаном области. Венгрия вновь овладела Боснией
(1357 г.): греки с помощью турок стали вновь занимать города на юге
Македонии. Сильнейший из братьев Мырнявчевичей (Вукашин, Углеша и Гойко),
наместников Македонии, Вукашин, защищая свои владения, разбил турок и греков
и остановил их дальнейшие успехи.
В то же время приходилось вести борьбу с отдельными
отказавшими в повиновении наместниками; таков был и наиболее отдаленный от
коренных сербских земель Синиша, наместник янинский.
79
За слабостью и бесхарактерностью Уроша, Вукашин, которому
Душан, умирая, завещал опеку над ним, фактически захватил всю власть в
государстве и управлял государством от своего имени; у него зародилась мысль
овладеть царским престолом и основать новую династию, свою, на место
угасающей династии Неманичей. В Уроше от видел главное препятствие для
осуществления своих замыслов. Прочие областные правители, Лазарь Гырблянович
в Мачве и Подунавьи, Бальша в Зете, Альтоман в Захолмьи (Герцеговине),
отказались признать авторитетность Вукашина в стали самостоятельно управлять
своими областями. Доведенный Вукашином до крайней степени угнетения, Урош
сделал попытку освободиться от его влияния и овладеть законно следующей ему
властью. Приведем народную песнь, иллюстрирующую это соперничество
Мырнявчевичей с Урошем.
Урош и Мырнявчевичи
Собрались четыре лагеря
На прекрасном поле Коссовом,
У белой церкви Самодрежи;
Один Вукашина короля,
Другой деспота Углеши,
ретий воеводы Гойка,
Четвертый царевича Уроша.
Цари спорят из-за царства,
Между собою побиться хотят,
Золотыми изрубитъся ножами, —
А не знают, на ком стоит царство.
Каждый тянет на свою сторону;
Только Урош царевич молчит,
Боится братьев Мырнявчевичей.
Пишет письмо Вукашин король,
Письмо пишет и шлет гонца
До Призрена, города белого,
К тому протопоп — Недельку,
Чтоб он явился на Коссово равное
И тут объяснил бы, чье царство.
Он светлого царя причастил,
Причастил и исповедал,
У него и книги старинные.
Прочие такие же письма пишут
И быстрых посылают гонцов, —
80
Все тайно друг от друга.
Сошлись четыре гонца
В Призрене, городе белом,
У дворов протопоп-Неделька,
Но прóты дома не было,
Он в церкви на утренней был.
Что за наглость у этих гонцов!
Они и с коней сойти не пожелали,
Но в церковь вогнали коней,
Потянули плети витые,
Ими бьют протопоп-Неделька:
«Живо ступай на Коссово равное,
Там скажешь господам, чье царство!»
Слезы льет протопоп-Неделько
И так отвечает им:
«Отстаньте, насильники наглые,
Пока в церкви закон совершим».
И так они отошли.
Когда закон Божий совершили
И вышли перед белую церковь,
Тогда говорит протопоп-Неделько:
«Дети мои, четверо гонцов,
Я светлого царя причастил,
Причастил и исповедал,
Но не о царстве спрашивал его,
Но о грехах, которые он согрешил.
А вы ступайте в Прилип город
К дворам Королевича Марка;
У меня Марко учился читать,
При царе он писарем был,
У него и книги старинные,
И он знает, чье царство.
Зовите Марка с собою в Коссово,
Марко правду скажет,
Ибо он никого не боится,
Кроме одного лишь Бога истинного.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Отправились в Коссово равное.
Когда подъезжали к шатру короля,
Говорит Вукашин король:
81
«Счастье какое мне?
Это сын мой Марко идет;
Он скажет — царство мое,
От отца ведь к сыну перейдет».
Марко слушает, ничего не говорит,
К шатру головы не поворачивает.
Когда увидел его Углеша воевода,
Так Углеша сказал: «Счастье какое!
Это племянник мой!
Скажи, Марко, что царство мое;
Вместе по-братски поцарствуем!»
Молчит Марко, ничего не говорит,
К шатру головы не поворачивает.
Когда увидел его воевода Гойко,
Так Гойко говорит:
«Счастье мне, вот племянник мой!
Он скажет, что царство мое.
Когда Марко малым еще был.
Я Марка очень любил,
В щелковые одежды одевал;
Куда бывало ни ездил верхом,
Повсюду с собою брал Марка;
«Скажи, Марко, что царство мое;
Ты первым царствовать будешь,
Я буду вторым возле тебя».
Молчит Марко, ничего не говорит.
К шатру головы не поворачивает,
Прямо направился к белому шатру.
К шатру Уроша молодого.
Когда увидел его Урош молодой,
Легко вскочил с шелкового сидения:
«Счастье мне, вот кум мой Марко;
Он объяснит теперь, чье царство».
Тут они обнялись,
В белые лица целуются,
О юнацком здоровье осведомляются,
Сели на шелковые сидения.
День прошел, темная ночь настала.
Когда к утру утро рассвело
И перед церковью ударили колокола,
Все господа пошли на утреннюю,
82
В церкви службу совершили,
Вышли из белой церкви,
Перед церковью сели за столы,
Мед кушают, вино пьют;
Марко взял книги старинные,
В книги смотрит он и говорит:
«Ах отец мой, Вукашин король!
Мало ли тебе королевства твоего?
Мало ли тебе, пропало б оно тебе!
Что спорите о царстве чужом?
А ты, дядя, деспот Углеша!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Видите ли, Бог бы не видел вас!
Книга говорит, что Уроша царство;
От отца к сыну перешло;
Дитяти царство по роду принадлежит:
Ему царство и царь завещал
При смерти, когда опочил».
Вскочил на ноги Вукашин король
И выхватил кинжал золотой,
Бежит Марко перед родителем,
Ибо ему, мой друг, не пристало
Со своим родителем биться.
Три раза вокруг обежали,
Но из церкви что-то говорит:
«Беги в церковь, Кралевич Марко!
Видишь, что пропасть можешь сегодня,
А за правду Бога истиннаго».
Марко в церковь вбежал,
За ним заперлись ворота,
Тут и король к ним добежал,
По ним ударил кинжалом,
Из них закапала кровь;
Тут только опомнился король:
«О горе мне, ради Бога самого!
Я сына своего убил!»
Но из церкви что-то говорит:
«Ты не Марка ударил сейчас,
Но Божьего ангела поразил».
На Марка сильно досадно королю,
Он люто клянет его, проклинает:
83
«Сын Марко, Бог тебя убей!
Не имей ты ни гроба, ни детей!
И душа твоя не выпала б из тебя,
Пока турецкому царю не послужишь».
Король клянет его, царь благословляет:
«Кум Марко, Бог тебе помоги!
Лице твое да светится на совете,
Твоя сабля да рубит в бою!
Выше тебя да не будет юнака!
Имя твое всюду прославлялось бы,
Пока солнце и месяц есть!»
И что сказали, так ему и было.
Урош, наконец, бежал от Вукашина и укрылся у Лазаря
Гырбляновича, правителя Подунавья. Скоро, однако, Вукашин сумел примириться
с ним и убедил его возвратиться. Он убил его во время охоты в 1367 году.
Так окончил жизнь последний Неманич. Церковь причислила его к
лику святых. С ним вымерла династия Неманичей, давшая Сербии десять
государей и управлявшая Сербией 208 лет. При ней сложилось, окрепло и
развилось в могущественную силу сербское государство с явной тенденцией
учредить на место Византийской Сербскую империю, которая обнимала бы собою
весь Балканский полуостров. Совершенно иной представлялась бы вся история
Европы, если бы эта тенденция осуществилась и окрепшая Сербская империя
выполнила бы ту задачу, необходимость выполнения которой уже надвигалась;
много сил сберегла бы Европа для других целей, тех гигантских сил, которые
она в течение следующих четырех веков изводила на бесплодную борьбу с
разросшейся Оттоманской империей. Иной, гораздо более счастливый и цветущий
вид представляла бы собой Европа, если бы судьбе угодно было дать окрепнуть
Сербской империи. Следовавшие за смертью Уроша события, роковые для
сербского народа, имеют, однако, общеевропейское значение, и над ними с
грустью и с сожалением должен остановиться знакомящийся с ними, так как они
обусловили собою многовековые несчастья для всех народов юга и юго-востока
Европы и дали совершенно иное направление истории и их и всей Европы.
Империи сербской не удалось окрепнуть. Как говорит
черногорский владыка-поэт,
Бог дорогой на Сербов разгневался
За их прегрешения тяжкие!
Наши цари закон попрали,
Стали злодейски друг друга гнать,
84
Друг другу очи выкалывать.
Неверными слуги их стали
И царской кровью забавлялись.
Великаши, прокляты их души!
На куски царство раздробили,
Сербские силы страшно стерли!
Великаши, след их пропади,
Распри семя посеяли горькое,
Им племя сербское отравили!
Великаши, кукушки несчастные,
Своего рода изменниками стали.
МЕЖДУЦАРСТВИЕ. ВУКАШИН (1367—1374 г.)
Столкновение Вукашина с турками на Коссовом поле и погром его
на р. Марице. Смерть Вукашина. Сыновья Вукашина. Призренский собор и
избрание царя Лазаря Гырбляновича
Со смертью Уроша царский престол остался вакантным. Вукашин
овладел землями Уроша и, приняв титул короля, стал от своего имени управлять
государством. В грамоте, выданной им Дубровнику на право свободной торговли
в сербских землях, он пишет: «И пóстави ме Христос госпóдина земли
србской и грком и западным странами». Но права на титул короля прочие
правители не признавали за узурпатором и цареубийцей. По инициативе Бальши,
правителя Зеты, патриарх Сава IV созвал земский собор в монастыре св.
Архангела вблизи Призрена и, изрекши проклятие на цареубийцу, разрешил народ
от послушания ему. Правитель Мачвы и Подунавья Лазарь Гырблянович с помощью,
которую предоставил ему венгерский король Людвик Великий, пошел войной на
Вукашина и вытеснил его из нескольких областей. Напрасно Вукашин старался
примирить с собою отдельных правителей, выдал свою дочь за Бальшу, правителя
Зеты; положение его со дня на день становилось шатче и неопределеннее.
Вместе с тем южные области Македонии, стоявшей под непосредственным
управлением Мырнявчевичей, стали подвергаться частым нападениям турок.
Последние еще при втором своем султане Орхане овладели городом Галлиполи,
который послужил им точкой опоры на европейском берегу Мраморного моря (1357
г.); при третьем султане Мураде I (1360—1389) они быстро распространялись на
полуострове, почти не встречая сопротивления со стороны византийского
императора и, в короткое время овладев Фракией, утвердили в Адрианополе
резиденцию султана. Отсюда они стали нападать на сербские земли,
85
и область Мырнявчевичей была первой на их пути. Вукашин
выступил против них и на Коссовом поле разбил вдвое сильнейший турецкий
отряд. Преследуя разбитых турок, Вукашин дошел до берега Марицы и тут
расположился лагерем. Здесь, пользуясь темнотой и усталостью сербов, в
сонный лагерь сербский неожиданно ворвался небольшой отряд в 800 человек и
разгромил его совершенно (1371 г.). Вукашин спасался бегством вместе со
своим слугой Арсоем; последний на пути случайно заметил на груди у Вукашина
золотое изображение орла, снятое им с царя Уроша; воспользовавшись первым
удобным случаем Арсое убил цареубийцу (1371 г.). Снятое им с Вукашина
изображение орла он впоследствии передал царю Лазарю.
Проклятие лежало на Вукашине. Соперничая между собою, все
областные правители были согласны между собою в неумолимом преследовании
сыновей цареубийцы — Марка Кралевича, Андреяша и Митрашка, рассчитывавших
владеть Македонией на правах наследников Вукашина, но подвергшихся
нападениям со всех сторон. Большую часть земель Вукашина занял правитель
Мачвы и Подунавья Лазарь Гырблянович; остальные земли Вукашина подверглись
нападению Бальши, правителя Зеты и Альтомана, правителя Захолмья. Не будучи
в состоянии охранять Македонию от направленных на них нападений,
Вукашиновичи обратились к защите и покровительству султана и перешли на
сторону турок, последствием чего было завоевание последними Македонии и
Албании и отступление Бальши в Зету.
Для прекращения анархии Лазарь созвал на собор в Призрен
знать, ноевод и народ для выбора нового царя. Скупштина единодушно
провозгласила Лазаря царем (1374 г.). Три года спустя он венчался
торжественно царской короной в Призрене (1377 г.).
С избранием Лазаря царем, закончился период междуцарствия,
смут и анархии. В стране, со смерти царя Стефана Душана раздираемой
внутренними распрями и несогласиями, состоянием полного беззакония,
своеволия и эгоистических, честолюбивых стремлений и захватов отдельных
личностей, стал водворяться порядок.
86
ДИНАСТИЯ ГЫРБЛЯНОВИЧЕЙ
ЦАРЬ ЛАЗАРЬ ГЫРБЛЯНОВИЧ (Грблянович) (1374—1389 г.)
Уничтожение наместничеств. Примирение со вселенской церковью.
Восстановление авторитета царской власти. Двор царя
Тотчас по воцарении, Лазарь начал борьбу с правителем
Захолмья Николаем Альтоманом и, раздраженный его упорством, схватил и
ослепил его. Вслед затем он начал борьбу с сыновьями Вукашина Марком
Кралевичем, Андреяшем и Митрашком, которые после смерти своего отца
узурпировали власть в Македонии; не будучи в состоянии вести борьбу с
Лазарем и с Балыней, братья отдались под покровительство султана Мурада.
Эта борьба с Вукашиновичами вовлекла Бальшу в продолжительную
борьбу с турками, в которой в 1385 году погиб сам Бальша. Лазарь, работая
над восстановлением единства в государстве, тщательно избегал столкновения с
турками. В1382 г. он объявил войну Венгрии, завоевал округа сремский и
темешский и разрушил Белград, не раз служивший венгерцам точкой опоры по эту
сторону Савы и Дуная.
В 1376 г. он примирил сербскую церковь со вселенской и
исхлопотал снятие лежавшего на ней с 1347 года проклятия
константинопольского патриарха.
Восстанавливая единство и порядок в государстве, Лазарь
придал и двору своему пышность и великолепие и учредил высокие придворные
звания, из которых первым, деспотским, пожаловал своего зятя Вука
Бранковича.
Деятельно трудясь над упорядочением внутренних дел, Лазарь
успел в значительной степени восстановить авторитет царской власти;
отдельные полунезависимые областные правители исчезли повсюду за исключением
Зеты; сыновьям Вукашина, рассчитывавшим по праву наследства владеть землями,
которыми управлял их отец, объявлена беспощадная война, принудившая их
искать покровительства турок; все должны были склониться перед волей царя.
Зная из опыта, какие неудачные последствия имело учреждение крупных
наместничеств Душаном, Лазарь не повторял этого опыта и никаких
наместничеств больше не учреждал. В ряду первых вельмож государства
фигурируют придворные чины и
87
приближенные к царю воеводы; в их числе первое место занимал
зять царя Вук Бранкович, а затем и другой его зять Милош Обилич. Все эти
приближенные не имели ничего общего с бывшими наместниками и обязаны были
своим высоким положением исключительно милости царя. Приведем народную
песнь, отображающую двор царя Лазаря.
Постройка Раваницы (задужбины)
Совет сзывает царь в Крушевце,
Всех воевод на совет созвал,
Сажает их друг до друга;
Во главе славный царь Лазарь,
А до себя от Коница Ивка,
А до Iвка от Омоля Живка,
До Живка слугу Божидара,
До слуги Бранковича Вука,
До Вука Косанчич Ивана,
До Ивана Топлицу Милана,
До Милана Милицу госпожу,
До Милицы Милош Обилича;
С правой стороны у правого колена
Посадил старого Юг-Богдана,
До Юга — Банович-Страхинью,
До Страхиньи — Мусича Стефана,
До Стефана — Кучинца Ивана,
До Ивана — Петра Бравичевца,
И до Петра прочие господа.
Вино подает слуга Божидар,
Из каждой чаши раньше царя отпивает,
Из чаши отпивает, царю подает;
Царь принимает золотую чашу вина,
Чашу принимает, но пить ее не пьет,
Ставит ее на правое колено
И воеводам своим говорит:
«Видите ли, мои воеводы!
Мы пьем много холодного вина,
Пьем и господствуем,
А задужбины нигде не строим, —
Монастыря, ни белой церкви,
Ни на воде каменного моста,
Ни на дороге каменной мостовой;
88
Что было раньше царей и королей,
Каждый задужбину выстроил себе:
Царь Степан — Высокие Дечаны,
Белеют они среди Метохии,
Строил их двенадцать лет;
А слуга его — церковь в Призрене;
Король Милютин — высокий Девич
В Коссове, поле широком;
Юрий строил Юрьевы Столпы,
Святой Петр — белую Петрову,
Король Симеон — Студеницу церковь,
А слуга его — церковь Придворную;
Церковь строят двое Мырнявчевичей
В Елице, в горе обширной, —
А мы, что ж, не строим нигде!
Так клянусь же Богом великим!
Пока мои два рудника золотых,
Один рудник в Копаонике,
Другой — Рудницкая гора, —
Всех лучше выстрою я;
Я основание из олова поставлю,
Стальные поставлю потолки,
Чистым золотом покрою ее,
Дорогими каменьями наполню ее,
Ситным бисером поднижу ее,
Пусть сияет, пусть знают, что мое».
Никто не говорит: так, царь;
Никто не говорит: не так, царь;
Низко сидит Милош Обилич,
Низко сидит, но хорошо говорит:
«Можешь, царь, и во власти это твоей;
Но Богом великим клянусь, —
Тут церкви не выйдет у тебя;
Настают последние времена,
И тяжкие насилия настанут;
Разорится задужбина твоя
Из-за золота и камней дорогих;
Царь, раскуют тебе турки,
Раскуют стальные потолки;
Из них плети поделают себе,
Плетьми будут бить сиротыню,
89
Сиротыня душу тебе проклянет, —
Плохая тут задужбина будет тебе, царь.
Но слышишь ли, славный царь Лазарь!
Я видел внизу у Ресавы,
У Ресавы в державе твоей,
Под высокой под Кучай-горой,
Славную, царь, равнину;
Строй там церковь Раваницу
Из холодного камня и извести,
А покрывай камнем и плитой;
От камня никому ни камня;
Будет тысячу лет стоять
Задужбина твоя Раваница».
Когда это услышал славный царь Лазарь,
Он Милошу чашей поздравил:
«Здоров будь, Милош, мой верный слуга!».
И стали холодное пить вино.
Повеление чинит славный царь Лазарь,
Повеление чинит на своих воевод,
А воеводы на кметов своих,
На кметов и обер-кнезов, —
Собрали тысячу мастеров
И тысячу молодых подручных,
И перед ними Рада мастера,
А надзирателями — девятерых Юговичей.
Председателем старого Юг-Богдана!
Чтобы строилась двенадцать лет.
А мастерам по дукату платы
И по три оки вина,
И чтобы праздновать пятницу и неделю.
Дрянь негодная — девятеро Юговичей!
Все царское пиво продали,
И царские деньги задержали,
А плату легкую поставили,
Плату легкую — по аспре одной,
Вина по одной чаше,
Не празднуют пятницы, ни недели,
Ни Илии, что громом бьет.
Ни Марии, что молнией жжет.
Когда это увидел Раде старший,
Крикнул Раде на тысячу мастеров,
90
Окончили в один год;
И сел он на бешеного коня,
Прямо поехал к Крушевцу городу,
И пошел к царю в приемную;
Когда в приемной выступил перед царем,
Он смиренно царю поклонился,
Целует его и в руку и в локоть,
И перед ним сидение золотое,
Как раз сидение, на котором царь сидел, —
И сел у правого колена его;
Стал царь ему говорить:
«Ягненок ты мой, Раде мастер!
Строишь ли мне церковь Раваницу,
Уже основание ей вывел ли?»
— «Волен будь, царь, на слове!
Я не церковь Раваницу строю,
Но нашу проклятую темницу.
Темницу эту я выстроил давно.
Славную же, царь, ты мне плату дал —
Славную плату — по одной аспре,
А вина по одной чаше!
Ни пятницы, ни недели не праздную,
Ни Илию, что громом бьет,
Ни Марии, что молнией жжет!»
Когда это услышал славный царь Лазарь,
Он подзывает Милош-Обилича:
«Ступай к церкви Раванице,
Повесь девятерых Юговичей,
А схвати старого Юг-Богдана
И мукам тяжким подвергни его:
Черные глаза ему выколи,
Клещами зубы ему вынь,
Выхвати ему язык из гортани,
Рассеки его на четыре части,
Развесь его на четырех ветвях, —
Кто любопытен, пусть диву дивится,
Кто труслив, чтобы не решился пройти».
Милош отправился к церкви Раванице.
И схватил девятерых Юговичей,
Белые руки им связал,
И перед ними старого Юг-Богдана;
91
Затем мелкое письмо приготовил,
Отправил их к Реле Крылатому:
«В темницу их, Реля, бросишь,
А пои вином и водкой,
Медом и сахаром корми их».
Затем он возвратился в Крушевац;
Когда в приемной выступил перед царем,
Он царю смиренно поклонился,
Раньше царя стал говорить:
«Всех, царь, я повесил,
А твоего старца Юг-Богдана
Мукам тяжким подверг:
Оба глаза выколол ему,
Клещами зубы повынимал,
Язык выхватил из гортани,
Рассек его на четыре части,
На четырех гранях развесил, —
Кто любопытен — пусть диву дивится;
Кто труслив, чтобы пройти не смел».
Когда это услышала Милица госпожа,
Она затосковала, как кукушка:
«За что, царь, ради Бога самого!
Из моих девяти милых братьев
Хоть одного ты мне не оставил,
Младшего или старшего,
Для тебя — славу, для меня клятву,
Но оставил меня одну без клятвы,
Чтобы я куковала тебе, как кукушка,
Чтобы переворачивала, как ласточка!»
И стало сильно жаль царю:
«О Милош, мой верный слуга!
Если бы ты догадаться мог
И оставил бы хотя одного —
Младшего или старшего —
Я держал бы тебя рядом с собою,
Одевал бы тебя в шелк и бархат;
Когда настала бы мне очередь умереть, —
Тебе царство оставил бы».
Тогда Милош стал говорить:
«Волен будь, царь, на слове!
Всегда я верно служил тебе,
92
Только сегодня не послужил:
Ни одного я не погубил,
Ни старшего, ни младшего,
Но отправил их к Реле Крылатому;
Пока, царь, у тебя гнев отойдет.
А теперь суди им, как угодно тебе.
А только слышишь, славный царь Лазарь!
Славно церковь выстроили они,
Но уплати мастерам деньги,
Мастерам, сколько у словлено».
В этом царь послушал его
И деньги положил мастерам.
И приготовили коней витязей,
На добрых сели коней,
Поехал царь к церкви Раванице
Посмотреть, какова его церковь.
Когда царь уже был против церкви,
Взблеснула церковь, как солнце яркое;
Коню блеск ударил в глаза,
Под царем конь подскочил
И с себя царя свалил.
Это место называется Царское Падение
Как тогда, так и теперь.
Приведем другую песнь, характеризующую восстановленный
авторитет царя в самых западных областях сербства, в далматинском приморье.
Милош у Латинов
Боже милый, что за чудо великое!
Когда славный сербский царь Лазарь
Послал зятя Милош Обилича
К латинам подати собирать,
Латины дивно приняли его
И господским почетом окружили;
И они ведут его перед белую церковь.
Перед белую Димитрия церковь,
И хвалятся латинские господа:
«Смотри, воевода Милош!
Видишь нашу церковь Димитрия,
Как велика и как высока она,
У вас таких церквей нет».
93
Им отвечает воевода Милош:
«Вы умны, господа латинские,
Вы умны, но глупо говорите;
Если бы вы видели наши монастыри,
Наших славных царей задужбины!
Если б видеть вам лавру Студеницкую
Недалеко от Нового Базара;
Если б видеть вам Юрьевы Столпы
УДежевы, у старых дворов,
Задужбину царя Симеона;
Если б видеть вам чудо невиданное,
Белый Хилендарь средь Святой горы,
Задужбину Савы святителя
И его отца Симеона;
Если б видеть вам Жичу на Мораве
И у Ибра выше Карановца,
Сопочаны у истоков Рашки,
Задужбины святого Стевана,
Нашего короля Первовенчанного;
Если б видеть вам Папрачу огромную
У Зворника, у истоков Спречи,
Под высокой горой Бороговой,
Задужбину Вукана жупана;
Если б видеть вам высокие Дечаны
У Призрена города белого,
Задужбину короля Дечанского;
Если б видеть вам славную Троношу,
Задужбину братьев Юговичей;
Если б видеть вам славную Раваницу
В Ресаве ниже Парачина,
На холодной воде Раванице,
Задужбину нашего государя,
Государя, славного царя Лазаря;
И прочие сербские монастыри, —
Если б видеть их вам
И надивиться им!
Что ваша церковь Димитрия!
Я сейчас переброшу через нее
Из руки тяжелым буздованом».
Но латины тому не поверили.
И с Милошем побились об заклад
94
В тысячу желтых дукатов.
Взял Милош пернатый буздован,
Засучил белые рукава
И помолился Богу истинному:
«Прости, Боже и церковь святая!
Я не на тебя, я через тебя».
Полетел буздован в облака.
Одни говорят: перебросил;
Другие — нет, не перебросил;
Третьи — перебросил и высоко.
Когда возвратился пернатый буздован
По ту сторону церкви из облаков,
Он ударил в бановы дворы,
Поломал потолки
И убил двух бановых сыновей
И четырех морских генералов
И двенадцать великих знатных.
Когда то увидели латинские господа,
Они схватили воеводу Милоша,
Бросили его на дно темницы.
Милош сел мелкое письмо писать
Тестю своему Сербскому царю Лазарю;
Не пишет его, чем письма пишутся,
A кровью с лица его пишет.
Когда к Лазарю письмо пришло,
Он смотрит в него, другое пишет,
Посылает его господам латинским,
В письме им так говорит:
«Слышите ли, господа Латинские!
Отпустите моего зятя Милоша,
Отдайте ему подати от земли
И заклада тысячу дукатов.
Если же тотчас не отпустите его,
Вера моя так бы мне помогла!
Я подниму на вас сербов и мадьяр,
Всю вашу землю разорю,
Разорю, огнем спалю».
Когда Латины письмо прочли,
Живо отпустили воеводу Милоша,
Вручили ему подати от земли
И заклада тысячу дукатов.
85
Завоевательное движение турок. Нападение на Сербию (1386 г.).
Война с турками; бой на Топлице 1387 г. Коссовский бой 1389 г. Милош Обилич
и его значение
Между тем завоевательное движение турок уже подступало к
коренным сербским землями. Адрианополь, Филипнополь, София последовательно
попали во власть турок; в южных областях Македонии шла упорная борьба между
Бальшей, отнявшим земли у Вукашиновичей, и турками, к заступничеству которых
прибегли последние. Сам Бальша погиб в 1385 г. в бою с турками, а его
преемник Георгий II уже уступил туркам южные области Македонии и Албании и
отодвигался перед ними к северу. Большая часть Болгарии уже была обращена в
турецкие провинции, Тырново было взято турками и последний болгарский царь
Шишман III (1365—1393 г.), лишившись большей части своих владений, остался в
живых только по милости султана. Султан Мурад I (1360—1389 г.) напал,
наконец, на коренные сербские земли и взял Ниш (1386 г.). Лазарь,
устрашенный, просил мира и обязался платить дань султану и поставлять ему
отряд войска в 1000 человек; турки продолжали, однако, нападения на сербские
земли, и область Вука Бранковича, зятя царя Лазаря, первая попала под власть
турок; последние отдали ее в управление действовавшему заодно с ними Марку
Кралевичу, сыну короля Вукашина. Несмотря на такой вызывающий и угрожающий
образ действий турок, Лазарь, чувствуя себя неподготовленным к борьбе и
хорошо сознавая решительность последней, раз она будет предпринята, отдалял
насколько возможно момент ее. Одна из народных песен коссовского цикла так
выражает различие в положении и настроении обоих царей турецкого и
сербского:
Царь Мурад на Коссово упал,
Тотчас мелкое пишет письмо,
Посылает его в Крушевац город,
На колено Сербскому царю Лазарю:
«Ой Лазарь, Сербии глава!
Того не было и быть не может:
Одна земля, а два государя;
Одна райя, а двое податей дает;
Оба мы царствовать не можем.
Но пошли мне ключи и подати,
Золотые ключи от всех городов
И подати за семь лет.
Если же послать не пожелаешь,
А ты ступай на Коссово равное,
96
Там саблями землю поделим мы».
Когда к Лазарю мелкое письмо пришло,
Он в письмо смотрит, крупные слезы роняет.
Наконец, Лазарь решился на войну — в союзе с Георгием II,
правителем Зеты; на реке Топлице столкнулись сербские войска под начальством
Вука Бранковича с турками (1387 г.); турки были разбиты наголову; 20 тысяч
их остались на поле битвы. Успехи турок в Европе были остановлены этой
битвой. Лазарь занялся подготовлениями к решительной борьбе, побудил
болгарского царя Шишмана еще раз взяться за оружие, вступил в союз с
боснийским королем Твыртком и правителем Зеты Георгием Бальшичем. Сам султан
Мурад находился в Азии и, полив известие об отказе Лазаря платить дань и о
его приготовлениях, возвратился в Европу и двинулся с огромным войском на
Сербию (300-тысячным). Лазарь до последнего момента был неуверен в
единодушии своих; правитель Зеты еще не прибыл на помощь, а момент
решительной битвы приближался; честолюбивые стремления отдельных личностей
были ясны для него. Следующие строки народной песни выражают настроение
царя:
Если бы кому послушать было,
Как люто царь проклинал:
«Кто серб и сербского рода
И от сербской крови и колена,
А в бой на Коссово не придет,
От руки того ничто не родило бы,
Ни в поле пшеница белая,
Ни в горе винная доза;
Старая мать бы его больше не видела,
Им милая сестра уже не клялась бы,
От язв пропадал бы весь род его».
Венгрия отказала в помощи, просимой Лазарем. На Коссово
стянулись собственные войска Лазаря и войска боснийского короля Твыртка.
Накануне битвы состоялся ужин в царском шатре, на котором в числе прочих
воевод находились и оба царские зятя — Вук Бранкович и Милош Обилич, взаимно
соперничавшие между собою. Первый из них втайне рассчитывал, в случае
поражения Лазаря самому сесть на престол сербский, но тщательно скрывал свое
намерение. Чтобы еще больше смутить и без того смущенного царя, он приписал
Милошу свои собственные намерения и донес царю о намерении последнего
передаться на сторону турок. Царь поднял бокал и произнес — следуя народной
песне — следующий тост:
97
«Ни за кого другого я не выпью ее (чаши вина),
Но за здоровье Милош Обилича.
Здоров будь, Милош, верный и неверный!
Сначала верный, а затем неверный!
Ты завтра выдашь меня на Коссове
И отбежишь к турецкому царю Мурату;
Здоров будь и здравицу выпей>
Вино выпей, а в дар тебе бокал!»
Вскочил Милош на легкие ноги
И поклонился до черной земли:
«Хвала тебе, славный царь Лазарь,
Хвала тебе на здравице твоей,
Но не хвала на слове таком:
Потому что — верой клянусь своей —
Я изменником не был никогда
И завтра думаю на Коссове
За веру погибнуть христианскую.
А, проклятый Вук Брашович!
Завтра идет славный Видов день,
Посмотрим на Коссовом поле,
Кто изменник, кто не изменник.
Так клянусь же Богом великим!
Я завтра в Коссово пойду,
Зарежу турецкого царь-Мурада,
Ногою под горло стану ему.
И если Бог и счастье даст,
И я благополучно в Крушевац вернусь,
Я схвачу Бранковича Вука,
К копью боевому его привяжу,
По Коссову полю поволоку его».
И Милош тотчас же вышел из царского шатра вместе со своими
двумя побратимами Косанчич Иваном и Топлицей Миланом.
«Побратим, Косанчич Иван!
Ты высмотрел ли войско турецкое?
Много ли войска у турок?
Можем ли с турками бой бить,
Можем ли их одолеть —
«Ах, брат мой Милош Обилич!
Я турецкое высмотрел войско,
Сильно войско у турок;
98
Все мы, если бы в соль обратились,
Им завтрака не посолили бы.
Я целых пятнадцать дней
Бродил по турецкому лагерю,
И не нашел ни края, ни конца».
Еще спрашивает его Милош Обилич:
«О Иван, побратим дорогой!
Где шатер турецкого царя Мурада?
Я ведь поклялся перед царем,
Что зарежу царя Мурада,
Ногою под горло стану ему».
Но говорит ему Косанчич Иван:
«Ох и глуп же ты, дорогой побратим!
Где шатер турецкого царь-Мурада
Посреди турецкого сильного лагеря, —
Если бы крылья у тебя были соколиные,
И из неба бы чистого ты туда спустился,—
Перья мяса не вынесли б твоего».
К утру в сербском войске не оказалось Милоша и его обоих
побратимов. Они на рассвете отправились в турецкий лагерь со спущенными
копьями в знак сдачи. Весть о прибытии трех сербских воевод, в их числе
одного из первых вельмож царского зятя Милоша Обилича, обрадовала турок, и
они поспешили представить Милоша султану. Султан Мурад принял Милоша и в
знак своего благоволения протянул ему ногу для целования; Милош схватил его
за ногу и, быстро выхватив нож, распорол султана по самое гордо.
Воспользовавшись происшедшим в шатре замешательством, Милош выскочил из
шатра и вместе с обоими побратимами стал ломаться сквозь турецкое войско к
сербскому. После отчаянной борьбы упал сначала Косанчич Иван, затем Топлица
Милан; наконец упал и Милош; по турецким источникам он еще три раза на
копье, как на крыльях, отскакивал и рубился с турками; наконец, его одолели,
связали и привели с султанскому шатру. Начался коссовский бой. Сербами
предводительствовал сам царь Лазарь, турками — старший сын раненого султана
Баязет. Бой продолжался целый день и отличался большим кровопролитием. Уже
победа стала клониться на сторону сербов, но в решительный момент Вук
Бранкович со своими 12 тысячами отборного войска удалился с поля битвы и
стал за близлежащую Голеш-гору. Турки удвоили усилия, и победа осталась за
ними. Сам Лазарь при отступлении был схвачен в плен и также был приведен к
султанскому шатру. Тут умирающий в страшных мучениях султан приказал казнить
Лазаря и Милоша. Так закончился коссовский бой 15 июня 1389 г., в день св.
Вида.
99
Коссовский бой произвел глубокое впечатление на сербский
народ, которое он выразил в цикле коссовских песен. Не менее глубокое
впечатление произвел на весь народ и подвиг Милоша Обилича, обессмертивший
его в памяти сербского народа и возведший его в чистый идеал для народа, в
образ, воодушевлявший последующие поколения в любви к отечеству и свободе и
к самопожертвованию в борьбе за отечество и свободу. В классическом
произведении митрополита Петра «Горский Венец» личность Милоша очерчена
следующим образом:
«О Милош, кто тебе не завидует?
Ты жертва благородного чувства,
Воинственный гений всемогущий,
Гром страшный, короны раздробляющий, —
Величие витязской твоей души
Превосходит бессмертные подвиги
Дивной Спарты и великого Рима;
Все подвиги их блестящие
Твоя гордая мышца омрачает.
Что Леонид и что Сцевола,
Когда Обилич станет на сцену;
Эта мышца одним ударом.
Престол разрушила, Тартар всколебала.
Пал Милош, чудо витязей,
Жертвой на трон бича мирового,
Гордо лежит великий воевода
В ключах благородной крови.
Немного перед тем как гордо шел он
Со страшной мыслью, со вздувшейся грудью,
Сквозь дикие толпы азиатские,
Глотая их огненными взорами;
Немного перед тем как гордо шел он
К святому гробу бессмертной жизни,
Презирая людское ничтожество
И болтовню безумной скупштины.
Бог дорогой на сербов разгневался!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На развалинах царства юнацкого
Заблистала светлая Милошева правда,
Увенчалась слава вековечная
Милошевых двух побратимов
И дивного Юговичей букета.
100
Мы полагаем, что едва ли преувеличим, если признаем образ
Милоша Обилича главным вдохновляющим фактором во всей последующей боевой
истории сербского народа, неявным, скрытым импульсом всех подвигов Черной
Горы и всей изумительной ее истории. В том же «Горском Венце» воевода
Батрич, убеждая потурченцев возвратиться к вере отцов, говорит им:
«Не пожелаете ли послушать Батрича,
Клянусь вам верой Обилича
И оружием, надеждой моей,
В крови заплывут наши веры,
Лучшей будет та, что не утонет».
Отвечавший на эту речь воеводы один из потурченцев, между
прочим, восклицает:
«Кучка людей! что вы ослепли?
Не знаете чистого рая сластей.
Без надежд живете и умираете,
Кресту служите, а Милошем живете;
Крест — слово только сухопарное;
Милош в невменяемость ввергает людей,
Или точно в опьянение какое-то».
В другом месте того же «Горского венца» один из воевод
говорит:
«Что поминаешь ты Коссово, Милоша?
Все мы счастье потеряли на нем!
Но за то мышцы, имя черногорское
Воскресли с Коссовской гробницы
Над облаками в витязском царстве,
Где Обшшч над тенями властвует».
— «Обилич, змей огненный!
Кто смотрит на тебя, у того глаза блестят;
Вечно славить тебя будут юнаки,
Даром корону нашу не отдал,
Когда падишаху под горло стал,
Когда исламу в котел ногою вступил.
И теперь тебя вижу я на коне твоем,
Как турок у шатра ты разгоняешь».
Расставаясь после скупштины, воевода Батрич говорит:
«Давайте сны расскажем на дорогу:
Мне сегодня снилось, чего не снилось никогда;
101
Радуюсь за оружие свое.
Сегодня ночью Обилич пролетел
По-над равным полем цетиньским,
На белом коне, как на виле;
Ох, дивен ли был он, Боже дорогой!»
До сорока прочих воевод, оказалось, видели такой же сон; всяк
видел Обилича, как и воевода Батрич.
В 1848 г. во время сербской революции на юге Венгрии,
отличившегося в бою черногорца Вука сербы провели в триумфальном шествии по
Карловцам; Вук от избытка радости сошел с ума, вообразив себя новым Милошем
Обиличем, долженствующим оставить сербский лагерь... Таково значение Милоша
Обилича в жизни и настроении сербского народа.
Тело царя Лазаря похоронено было сначала в митрополитской
церкви в Приштине; спустя несколько лет оно было торжественно перенесено в
его задужбину Раваницу. Церковь причисляла его к лику святых. В конце XVII
века монахи монастыря Раваницы перенесли тело его в монастырь св. Андрея у
Буда-Пешта, а затем в сремский монастырь Вырдник, прозванный с тех пор
Раваницей. Здесь в храме Вознесения с правой стороны перед алтарем и ныне
хранятся мощи последнего сербского царя.
102
СЕРБСКОЕ ДЕСПОТСТВО (1389-1405 г.)
ЦАРИЦА МИЛИЦА И ДЕСПОТ СТЕФАН ВЫСОКИЙ (1405-1427 г.)
Падение Болгарии (1394 г.) и начало турецко-венгерских войн;
битва у Никополя (1396). Погромы Сербии султаном Мусой (1411 и 1412).
Сношения с Венгрией; Грамота Сигизмунда 1424 года. Присоединение Зеты к
Сербии (1422 г.)
Тотчас после битвы на Коссове турки провозгласили султаном
старшего сына Мурада — Баязета, прозванного за военные свои доблести Илдерим
(молния). Победа очень дорого обошлась туркам и для того, чтобы довести
войну до конца и овладеть сербскими землями, султан нуждался в особых
приготовлениях; с оставшимся после битвы войском невозможно было предпринять
покорение стран. Кроме того, в тылу находились независимые или полузависимые
государства, ежеминутно готовые к нападению на турок и к возмущению против
них и отпадению: Византия и полузависимые еще окончательно не покоренные
османами государства Малой Азии — Карамания, Кастамуния, Сиваш, Коние. Между
тем окончательное покорение страны требовало и больших средств и много
времени. Баязет предпочел вступить в переговоры с царицей Милицей и старшим
сыном царя Лазаря Стефаном, прозванным Высоким. Баязет потребовал себе в
жены дочь Лазаря Милеву; обязал сербов платить ему определенную дань и
поставлять по его требованию вспомогательный военный отряд обязательно под
личным начальством Стефана. Южные области отдал Вуку Бранковичу в награду за
оказанное им на Коссове содействие. В столице царя Лазаря Крушевце сербы
должны были допустить постройку мечети.
Тотчас по удалении султана Вук Бранкович стал стремиться к
расширению предоставленной ему области за счет Милицы и постоянными
вторжениями в ее земли тревожил ее. Милица обратилась с жалобой к султану;
жалоба ее, по-видимому, поддерживала ее дочь султанша Милева; турки
распорядились отравить Вука (1398 г.).
Падение Болгарии. Битва у Никополя
Между тем Баязет со свойственной ему быстротой, которой он
обязан своим прозванием Ильдерим, появлялся то у одного, то у другого конца
103
империи, повсюду сопровождаемый успехами. Возвратившись после
Коссовой битвы в Азию и приведя к покорности малоазиатские государства, он
затем вновь переправился в Европу, осадил Константинополь, внезапно напал на
Болгарию и обратил ее окончательно в провинцию своей империи, умертвил царя
Шишмана (1394 г.), принудив его сына принять ислам и назначив его Самсунским
пашей в Малой Азии. Во всех этих походах Баязета участвовали перешедшие на
сторону турок Вукашиновичи, старший из которых Марко Кралевич сделался
предметом целого цикла народных песен, в которых он фигурирует, как
представитель сербства и сербских понятий в турецкой среде, как покровитель
и защитник сербов. Он погиб в 1394 г. в битве турок с валахами, во время
которой, по преданию, Марко поднял руки к небу и молился Богу о даровании
победы христианам. По народному преданию, выраженному в народной песне,
Марко умер не в битве, так как на земле не могло быть такого юнака, который
бы одолел Марка; а умер он
«От Бога, от старого убийцы;»
и умирая бросил он в море свой палаш со словами:
«Когда этот палаш из моря выйдет,
Тогда лишь такому молодцу появиться».
Исход Коссовской битвы, вскоре затем последовавшее завоевание
Болгарии и перенесение султаном войны по эту сторону Дуная в Валахию
распространило тревогу в Европе и панику в Венгрии. Сигизмунд, король
венгерский (и с 1411 г. император германский), умолял о помощи всех
христианских государей; папа приказал проповедовать крестовый поход.
Составилось крестоносное войско, в котором кроме венгерцев участвовал цвет
рыцарей французских и германских; Франция выслала 6-тысячный отборный отряд
с герцогами Бурбонскими, родственниками французского короля, во главе.
Шестидесятитысячное крестоносное войско под начальством короля Сигизмунда
перешло Дунай и осадило Никополь. Вскоре прибыл Баязет, при котором
находился и вспомогательный сербский отряд под начальством Стефана, сына
царя Лазаря, расположившийся на соседних высотах. Началась битва. Несмотря
на громадное неравенство сил, крестоносцы долго дрались; но со вступлением в
дело Стефана с его 20тысячным сербским отрядом крестоносцы потерпели полный
разгром. Сигизмунд бежал через Дубровник, снабдивший его деньгами, и морем
уже возвратился в Венгрию. Взятые в плен знатнейшие французские рыцари
отпущены Баязетом за громадный выкуп. Император византийский Иоанн Палеолог,
бывший в союзе с Сигизмундом, обязался платить дань и допустить сооружение
мечети в Константинополе (1396 г.).
104
Нашествие Тамерлана и Ангорский бой
Упоенный успехами, Баязет Ильдерим удалился в свою
малоазиатскую столицу Бруссу и, обдумывая новые войны и завоевания во имя
ислама, хвастал, что покормит-таки своего коня сеном в Риме, заключавшем в
себе рычаг, могущий приводить в движение всю Европу. Италия и Венгрия
трепетали. Но угрозам Баязета не суждено было осуществиться: приближался
Тамерлан, великий монгольский завоеватель, для борьбы с которым Баязет
выступил со всеми силами империи. На равнинах Ангоры Баязет сосредоточил все
свои силы и начал битву с Тамерланом, выставив в передние ряды сербский
вспомогательный отряд со Стефаном Высоким во главе (1402 г.). Турки
потерпели полное поражение; сам Баязет попал в плен, в котором умер в скором
времени; Тамерлан с участием отнесся к сербам и узнав, что они, как объяснил
ему Стефан, «сыны земли Лазаревой», отпустил их.
На возвратном пути в Сербию Стефан посетил в Константинополе
византийского царя Мануила, который пожаловал ему титул деспота. Оставив в
Константинополе под надзором греков своего племянника Георгия Бранковича,
сына Вука, заявлявшего притязания на наследование своему отцу в областях,
пожалованных Вуку Баязетом, Стефан морем переехал в Зету, где был принят
своим зятем, правителем Зеты, и оттуда в Сербию.
В 1405 году умерла его мать — царица Милица, и Стефан принял
титул самодержавного деспота сербского.
Погром при Ангоре имел непосредственным результатом
возникновение анархии в самой Турции и временную отсрочку опасности,
грозившей от нее Европе вообще и на первом месте Венгрии, Австрии и Испании.
Но самой Сербии пришлось сильно пострадать во время этой анархии. Сыновья
Баязета, соперничая между собою из-за престола, начали ряд междоусобных
войн, в которых Стефан должен был принимать непосредственное участие из
опасения навлечь на себя и на Сербию гнев султана. В Европе боролись из-за
престола Муса и Сулейман. Стефан стоял на стороне Мусы, братья же его Вук и
Лазарь стали на сторону Сулеймана, обнаруживая этим самым и свои стремления
к власти в ущерб своему старшему брату. Борьба окончилась умерщвлением
Сулеймана и воцарением Мусы, приказавшего казнить обоих братьев Стефана за
их переход на сторону Сулеймана (1410 г.).
Погромы Сербии султаном Мусой
Но помощь, оказанная Стефаном Мусе, не спасла его от попыток
султана овладеть Сербией; под предлогом оказания помощи Георгию Бранковичу,
сыну Вука, Муса в 1412 и 1413 гг. произвел два опустошительных нашествия на
Сербию, разрушил многие города, в том числе Крушевац
105
и Сталач, разбил деспота и увел много молодых сербов,
вошедших впоследствии в состав янычар.
Сношения с Венгрией
Эти нашествия имели важные последствия; Георгий Бранкович,
бывший свидетелем ужасов, сопровождавших эти нашествия, бросил надежду
добиться чего-либо с помощью турок, примирился со Стефаном и был назначен им
своим наследником, если у него, Стефана, не будет сыновей. С этого же
времени начались попытки Стефана искать сближения с Венгрией, чтобы иметь
убежище в случае повторения подобных нашествий и заручиться помощью; с
первых же шагов оказалось, однако, что Венгрия, даром что ей самой грозила
большая опасность от турок, смотрела на Сербию, как на добычу для
удовлетворения собственной алчности и, пользуясь той крайностью положения, в
которой находился деспот и его страна, обещала помощь под условием, что вся
страна окончательно присоединится к Венгрии и войдет в состав королевства,
если у Георгия Бранковича не будет сыновей; под условием признания
вассальной зависимости Сербии от Венгрии не только в данное время, но и во
все прешедшие времена и под условием немедленной передачи Венгрии Мачвы,
Белграда, Голубца. В таком смысле была составлена и 1424 г, грамота,
выданная Стефану венгерским королем (и императором германским) Сигизмундом.
При такой опасности, угрожавшей Сербии с двух сторон, как деспот Стефан, так
и преемник его Георгий Бранкович относились с большой осмотрительностью к
своим сношениям с султанами и королями, из которых первые грозили совершенно
уничтожить силой всякую тень политической независимости страны, а последние
желали добиться того же посредством простой уловки. Таким образом Стефан
оказался в действительных вассальных отношениях к султану и в мнимых, только
на бумаге существовавших, вассальных же отношениях к венгерскому королю,
возникших по причине, лежавшей вне Венгрии. Вследствие такого характера
отношений к Венгрии и явного антагонизма между сербами и венгерцами, причем
последние видели в первых только схизматиков, договор, заключенный в 1424 г.
между Стефаном и Сигизмундом, оставался без исполнения, так как для сербов
еще не наступила пора выбирать между ним и необходимостью подчиниться
истребляющей дикости турок. Стефан продолжал внимательно относиться к своим
обязательствам по отношению к султанам и принимал деятельное участие в их
делах. Злодейства Мусы, от которых страдала не одна Сербия, не остались
безнаказанными. Третий сын Баязета Мохамед с помощью сербов, бывших под
начальством Георгия Бранковича, поднялся на Мусу, разбил его, умертвил и
воцарился на султанском престоле. До его смерти
106
в 1422 г. Сербия пользовалась спокойствием. В последовавшей
затем междоусобной войне его сыновей Мурада и Мустафы Стефан помогал
старшему Мураду, который и утвердился на престоле.
Присоединение Зеты к Сербии
Благодаря этому внимательному отношению к своим
обязательствам по отношению к султанам, Сербия не только пользовалась
спокойствием и независимостью в своих внутренних делах, но Стефан получил
еще возможность восстановить в Зете власть сербского государя. Область эта,
обнимавшая собою нынешнюю Черногорию, северную часть Албании и западную
часть Македонии, при слабом царе сербском Уроше потеряла непосредственную
связь с сербским царством и зажила независимой от него жизнью. Господство
над нею утвердил за собою некий Бальша. Путем беспрестанных войн он и его
сыновья значительно расширили ее. Вскоре они столкнулись с турками, которым
стали постепенно уступать отдельные области и города. При внуке первого
Бальши Георге II Страшимировиче произошел Коссовский бой 1389 г., на который
шел и Георгий с Зетским войском, но опоздал и в бою не участвовал. Положение
Зеты после Коссовской битвы значительно осложнилось. Уже не имея за собою
опоры, которую представляло собою само существование сербского царства,
правитель Зеты стал искать ее в другом месте — в Венеции, этой знаменитой
республике, владевшей между прочим также большей частью далматинского
побережья и пользовавшейся на всем побережье большим авторитетом и влиянием.
Вступая в соглашение с венецианцами, Георгий передал им города Скадар, свою
столицу, Леш и Драч. Сын Георгия Бальша III уже должен был бороться не
только с турками, но и с венецианцами, захватывавшими под свою власть все
более и более земель. С Бальшей III прекратилась фамилия Бальшичей. В Зете
водворилась анархия, благодаря которой венецианцам удалось почти совершенно
овладеть страной.
Но фамилия Бальшичей путем браков сроднилась с царской
фамилией Гырбляновичей. Со смертью последнего Бальши Стефан в 1422 г.
объявил себя государем Зеты и, в течение двух лет вытеснив из нее
венецианцев, оставил в ней Георгия Бранковича своим наместником и сам
возвратился в Сербию. В1427 г. Стефан умер после продолжительного 38-летнего
управления Сербией, в вечных стараниях охранять от посягательств со стороны
турок ту долю независимости, которая оставалась стране. И ему и многим его
современникам быть может и приходила мысль воспользоваться анархией в
турецкой империи, возникшей после ангорского погрома 1402 г., но мысль эту
по силе вещей пришлось оставить. По народной легенде, Стефан, преследуя
турок до самого моря — во время
107
тех междоусобных войн турецких, в которых он сам принимал
деятельное участие, —забросив свой палаш в море, говорит:
«Когда палаш из моря выйдет,
Тогда лишь туркам через море перейти,
И Крушевцем моим овладеть,
Снова царство сербское завоевать!»
Но, когда на возвратном пути, приближаясь к Крушевцу, он
увидел этот же палаш, висящим на воротах Крушевца с капающей с него водой,
он заплакал и сказал:
«Храбрые сербы, витязи мои!
Мы можем и кони наши могут,
Но напрасно, когда Бог не дает, —
Это царство больше не для нас».
Сербы искренне оплакивали своего несчастного деспота, сына
своего последнего царя, всю свою жизнь проведшего в полном сознании
невозможности что-нибудь сделать против зиявшей на него и на Сербию
опасности и помнившего и знавшего лучшие времена. В крушевацком округе в
Сербии сохранился надгробный памятник Стефана со следующей на нем надписью:
«Благочестивы господин Стефан, добри господин приедобри, и мили и слатки
господин деспот. О горе тому, тко га видие на сем миестие мртва».
О смерти Стефана тотчас же был извещен оставшийся в Зете
наместником Георгий Бранкович, усыновленный Стефаном племянник его.
Господствовавшее тогда настроение под влиянием общего положения дел и
предчувствия страданий, предстоявших стране, всего лучше выражается
следующими словами летописца при описании богослужения, которым
сопровождалось вступление Георгия во власть: в церкви бо господским
обичаием на простертая не взиде и, службе свершившей ся, о господской славе
не даст ничесоже рещи, но в миесто сего вопль рыданни в воздух слышаше се
иего».
ДЕСПОТ ГЕОРГИЙ БРАНКОВИЧ (Джюрадж, Джюрдже Бранкович)
(1427—1456 г.)
Договор его с Венгрией
Политика Джюрджа Бранковича по отношению к туркам была
существенно отлична от политики его предшественника. Он никогда не оказывал
туркам военной помощи; просьбами, обещаниями, увеличением дани он старался
отклонить султана от нашествия на Сербию; когда
108
же это не помогало, выступал против него с войском. В Венгрии
он также видел врага, менее страшного и менее опасного, но также посягающего
на Сербию, отчего все его вынужденные силою вещей отношения к Венгрии
отличаются крайней сдержанностью и проникнуты самым полным к ней недоверием.
Все время своего продолжительного управления Сербией Бранкович провел в
беспрестанном лавировании между турками и венгерцами в стремлении сохранить
свои права самостоятельного деспота сербского, в выжидании такого момента,
когда бы он мог, пользуясь стечением благоприятных к тому обстоятельств,
утвердить самостоятельность Сербии как по отношению к туркам, так и по
отношению к венгерцам. Тотчас после смерти деспота Стефана султан Мурад
(1421—1451 г.) заявил, что имеет законное право на Сербию, как внук Баязета,
бывшего женатым на дочери царя Лазаря, и следовательно как один из ближайших
родственников умершего деспота Стефана. Ввиду этого Джюрдже вступил в
переговоры с королем венгерским Сигизмундом (1382—1437 г.) относительно
передачи Венгрии Белграда и Голупца; города эти Джюрдже отдавал не просто, а
взамен уступки ему целого ряда округов в южной Венгрии, населенных сербскими
эмигрантами, с городами Сланкамен, Бечей, Кулпин, Дебречин, Токай, Чонград,
Арад и др., которыми Джюрдже имел владеть на правах и обязанностях вассала
венгерского короля с титулом высшего барона в королевстве (baro regni
maior). Белград был передан венгерцам, и венгерское войско приготовлялось
уже занять и крепость Голубац (1427 г.).
Война с Турцией и потеря Голубца
Между тем султан вторгся в Сербию с юга и занял весь ее
юго-восточный угол до реки Моравы с городом Крушевцем; во время неудачной
осады города Новобрдо он получил от сербского голубацкого воеводы Иеремии
извещение, что, ввиду намерения деспота передать Голубац венгерцам, он,
Иеремия, переходит в ислам и передает город туркам, и просит султана
прислать войско для принятия крепости. Голубац стал, таким образом, турецкой
крепостью; венгерцы, собравшиеся было перед Голубцем, после жестокого
поражения их турками должны были с большими потерями переправиться на левый
берег Дуная. Опасаясь войны с Венгрией и с союзом христианских государей
Европы, о котором в то время много говорилось, Мурад согласился оставить
Сербию в покое и, удержав за собой все занятые им области с Нишем, Крушевцом
и Голубцом, признал Джюрджа деспотом сербским; последний обязался платить
султану дань в 50 тыс. дукатов и поставлять ежегодно вспомогательный отряд в
3 тыс. человек.
Тотчас по окончании войны деспот стал строить новую
резиденцию — город Смедерево на берегу Дуная, по которой и сам он получил
прозвание
109
«Смедеревац»; в то же время исправлялись и прочие укрепления
в стране и воздвигались новые. О тягостях того времени народ сохранил
предание в своей народной литературе:
«Когда выстроил Смедерево город,
Он стал строить и дома,
Позолочивает ворота и окна,
И наложил налог на область,
На дом по три литра золота,—
Это, брат, по триста дукатов!»
На одной из стен город и теперь еще видна надпись, высеченная
в камне: «Ва Христа Бога благоверни деспот Джюрадж, господин сербам и
поморию Зетскому. Повелением его созда се град сей 1430 года».
Налоги, коими деспот обложил население не только в Сербии, но
и в своих венгерских владениях, были очень велики; венгерские города подали
на него даже жалобу королю Сигизмунду; некоторые племена в Зете обратились к
покровительству Венеции. В это именно время в самих высоких частях Зеты,
известных под именем Черной Горы, стал приобретать власть некий Стефан
Црноевич, успевший в короткое время поставить себя в совершенно независимое
от всех соседей положение.
Ища поддержки и опоры на западе, Джюрдже убедился, что он
может рассчитывать на помощь только под условием введения унии в Сербию; но
он решительно отклонял все обращавшиеся в нему предложения принять участие в
церковных соборах в Базеле (1431 г.) и Феррари, на которых между прочим
обсуждался и вопрос об уединении церквей на почве признания папы главой
церкви. В 1432 г. он сблизился с венгерским королевским домом, выдав свою
дочь Екатерину за графа Ульриха Цельского, брата жены короля венгерского и
императора германского Сигизмунда. Но сношения Джюрджа с венгерцами
беспокоили и раздражали султана; турецкий военачальник в Крушевце Исак-бег
доносил султану: «Турки до тех пор не могут быть спокойны и безопасны, пока
Джюрадж находится в Сербии; это он возбуждает против турок венгерцев в
Европе и Караманов в Азии». Султан стал готовиться к вторжению в Сербию, и
Джюрджу едва удалось отклонить грозу выдачей за султана другой дочери своей
Мары в 1434 году; султан, в свою очередь, прислал грамоту, в которой
изображена была клятва султана соблюдать мир и дружеские отношения с
деспотом.
Вторая война с турками. Скитания деспота
В 1437 году султан вторгся в Венгрию и разорил ее до
Германштадта. Но и венгерцы — или правильнее венгерские сербы — под
начальством
110
воеводы Вукашина Зупровича, быстро перейдя Сербию, неожиданно
появились у Крушевца и сожгли весь стоявший на Мораве турецкий флот;
бросившийся за ними в погоню Али-бег был совершенно разбит ими у Смедерево.
Факт этот сильно скомпрометировал Джюрджа перед султаном. Мурад формально
потребовал сдачи ему Смедерева, в чем деспот отказал. В1438 году султан с
огромным войском вторгся в Сербию, занял и опустошил значительную часть ее,
и в следующем году осадил Смедерево и Новобрдо. Смедерево в том же году
сдалось. Помощь, о которой хлопотал в Венгрии Джюрадж, не была оказана, так
как король Альберт (1437—1439 г.), весьма дружественно относившийся к
Джюрджу, хотя и выступил в поход на турок, но умер в пути. После его смерти,
вследствие малолетства его сына Ладислава, возникли в Венгрии неурядицы,
завершившиеся в 1440 году избранием на престол польского короля Владислава
Ягеллона.
Между тем город Новобрдо держался. Султан, закончив кампанию,
удалился в Адрианополь и увел с собою двух сыновей деспота Стефана и
Григория. Паника овладела народом, города один за другим переходили в руки
турок; ничто не могло спасти от слепого изуверства их: все, не желавшие
перейти в ислам или тут же убивались, или уводились в плен и продавались в
рабство. Папа Евгений IV в послании 1443 года, обращенном ко всем
христианским народам Европы, говорит: «Гонят захваченных христиан, мужчин и
женщин, связав их одной веревкой; тех, которые по слабости, или по старости,
или иным образом изнуренные, не могли бы далее идти, убивают на месте или на
смерть изранят и оставляют на месте их тела, чтобы дикие звери растерзали
их, на поругание и позор христианской веры... Они выводят их на рынок и
продают, как скот». В плен, таким образом, уведено более 200 тысяч человек.
В том же 1439 году во Флоренции собрался собор для обсуждения
вопроса о единении обеих церквей, восточной и западной, так как под условием
только такого единения папа соглашался объявить крестовый поход против турок
и оказать помощь византийскому императору, просившему таковой. Собор
провозгласил унию церквей, не имевшую, впрочем, практических результатов,
так как она не была принята в Константинополе духовенством и народом, хотя
сам император и готов был признать ее.
Потерявши надежду добиться помощи от Венгрии, деспот уехал в
Бар, зетский приморский город, и отсюда пытался через посредство Венеции
вступить в переговоры с султаном. Султан, однако, был далек от намерения
входить в какие бы то ни было сношения с Джюрджем; он объявил населению Бара
большую награду за выдачу его. Джюрдже выехал из Бара в Дубровник, где был
принят с большим почетом, но и здесь не мог долго оставаться; Мурад прислал
требование о выдаче Джюрджа,
111
и деспот в 1441 году выехал в свои венгерские владения. Это
настойчивое преследование Мурада выказывает страх, который внушал ему
деспот, вечно возбуждавший против него врагов и пользовавшийся большим
обаянием среди сербов, составлявших главный контингент венгерских войск,
выступавших против него; этим страхом объясняется и ослепление им двух
сыновей деспота Стефана и Григория в 1441 г.
Венгерско-турецкие войны. Долгая кампания. Сегединский мир.
Восстановление деспотства
В 1441 году пал осаждавшийся турками город Новобрдо и, таким
образом, вся Сербия оказалась занятой турками. Зетские владения деспота
стали яблоком раздора между Венецией, турками и местными властолюбивыми
домами Стефана Косачи, «герцога хумского и приморского» и Црноевичей. У
Джюрджа оставались, таким образом, одни только его венгерские владения. В
них он организовал прежде всего оборону против турок. Отправив затем
посольство к Владиславу с поздравлением по случаю избрания его в венгерские
короли, он вскоре и лично прибыл в Будапешт, сдружился с Владиславом и
побуждал его как можно скорее выступить в поход против турок. Сам король
Владислав, 16-летний юноша, полный юношеского пыла и энергии, с нетерпением
ожидал скорейшего начатия войны.
В таком походе была настоятельнейшая необходимость, так как,
справившись с Сербией, турки перенесли войну в Венгрию. После неудачной
осады Белграда в 1440 году, они в следующем году вновь осадили его, но тут
они были разбиты наголову венгерцами под предводительством прославившегося в
последующих войнах с турками знаменитого венгерского воеводы Яна Гуниада. В
1442 году беглербег румелийский Мезид-паша вступил с огромным войском в
Трансильванию и, разоряя все встречавшееся на пути, осадил Сибинь
(Германштат), но тут он был совершенно разбит соединенными венгерскими и
сербскими войсками под предводительством Гуниада и Джюрджа Бранковича; в
виде военного трофея Гуниад послал Бранковичу голову Мезид-паши. Султан
поклялся отомстить гяурам за это поражение. Новый румелийский беглербег
Шехаб-Эддин-паша с 80-тысячной армией вторгся в Венгрию, но его постигла
участь Мезид-паши. Эти удачи подействовали ободряющим образом на все
население, и особенно на сербское.
На сейме 1443 года решено было начать войну, причем деспот
обещал со своей стороны сильную помощь и деньгами и оружием. Предпринятый
соединенными сербскими и венгерскими войсками поход известен под именем
«долгой кампании» и состоял из целого ряда побед над турками, отступившими
до самых Балкан; суровая зима застала союзников
112
у подножия Балканского хребта, и король Владислав решил
отступить в Венгрию, несмотря на настойчивые просьбы деспота продолжать
войну и добиться положительных от нее результатов. Султан Мурад просил
Джюрджа о посредничестве для заключения мира, на что деспот согласился. По
Сегединскому миру 1443 года, султан возвратил деспоту все его сербские
владения; между Венгрией и Турцией условлено было перемирие на десять лет;
обе стороны клятвой на Евангелии и Коране обязались соблюдать условия мира.
Вместе с тем султан возвратил деспоту и его обоих ослепленных
сыновей.
Таким образом, усилия Джюрджа увенчались, наконец, успехом:
сербское деспотство было восстановлено (1443 год).
Венгерский поход 1444 г. Битва у Варны
Мир, заключенный в Сегедине, продолжался, однако, очень
недолго; король Владислав стал получать с разных сторон — от папы Евгения,
от венецианской республики, от византийского императора — требования
возобновить войну и уверения, что наступил благоприятнейший момент
совершенно изгнать турок из Европы; папа через посредство кардинала Юлия
Чезарини объявил недействительным договор, заключенный с неверными. Султан
Карамании Ибрагим также просил о возобновлении войны. На созванном
Владиславом сейме был разорван текст сегединского договора, и решено было
возобновить войну. Венгерцы, Поляки, Валахи и добровольцы других народностей
образовали армию в 25 тысяч человек. К Джюрджу был послан гонец с извещением
о решении сейма и с предложением со своей стороны также приготовиться к
выступлению в поход. Деспот, однако, нашел невозможным налагать новые жертвы
на истощенную пятилетними бедствиями страну, нарушать заключенный уже и
подтвержденный клятвою договор, и компрометировать страну перед султаном
участием в походе, который был предпринят со столь малыми силами и которым
имелось в виду достигнуть столь большого результата. Горькая участь вновь
ожидала Сербию в случае неудачного исхода предприятия, а в нем в сущности
можно было быть уверенным. Не с 25 тысячами войска, и то с большим трудом
собранного и разношерстного, можно было стереть с лица балканского
полуострова Оттоманскую империю. Деспот ясно понимал всю несостоятельность
задуманного похода и послал Владиславу посольство, имевшее представить
королю, что не следует нарушать уже заключенного на 10 лет мира, что эти 10
лет гораздо полезнее было бы употребить на приготовления к войне в 1453 году
и что он сам к этому времени создаст армию в 50 тыс. человек и предоставит в
распоряжение короля 100 тыс. дукатов. Король был в
113
нерешительности, но, побуждаемый приближенными, выступил в
поход. План кампании состоял в том, чтобы через Болгарию дойти до Черного
моря, а оттуда на Адрианополь, столицу султана; предполагалось, что
византийский император выступит из Константинополя; венецианский же флот,
стоявший в Мраморном море, должен был прервать всякие сношения турок с Малой
Азией. Султан Мурад к этому времени отказался от престола в пользу своего
молодого сына Магомета, что как бы еще более усилило шансы венгерцев.
Наконец, знаменитый Скендер-бег во время «долгой» кампании 1443 г., бежавший
из турецкого лагеря и утвердившийся в Албания, обещал выступить с 15-тыс.
войском, чтобы отвлечь от короля силу турок. По уже во время похода через
Болгарию до короля дошли вести, вызвавшие тревогу и в нем и во всем войске:
все расчеты оказались неоправдавшимися: султан Мурад оставил свое намерение
удалиться от власти; он заключил мир с султаном Карамании Ибрагимом, перешел
беспрепятственно через Босфор и с 100-тысячным войском идет к Варне. В
лагере короля было, без сомнения, много сербов, и господствовавшее в лагере
настроение нашло себе выражение в народной песне:
Но король Владислав угрин — Янку (Яну Гуниаду) говорит:
«Что теперь нам делать, Янко, с нашей злой судьбою?
Пойдем, Янко, бежим к Будиму, белому городу».
Наконец, деспот Джюрдже не дозволил Скендер-бегу пройти с
15тыс. армией через Сербию.
После долгих совещаний решено было дать битву, которая и
состоялась 10 ноября 1444 года, и окончилась полным поражением союзников;
пал и сам король Владислав, увлеченный битвой и бросившийся в густую толпу
янычар. Голова его потом проносилась по малоазиатским городам на показ
народу, по повелению султана; тело же похоронено в одной из ближайших
болгарских церквей. Трагический конец благородного короля произвел большое
впечатление на современников; на смерть его составлена следующая надгробная
надпись:
Romulidae Cannas, ego Varnam clade notavi:
Discite, mortales, non temerare fidem!
Me nisi Pontifices jussissent rumpere foedus,
Non ferret Scythicum Pannonis ora jugum.
(Римляне Каны, я Варну поражением ославил;
Учитесь, смертные, слова не нарушать!
Меня если бы папы не заставили нарушить договор,
Образ Паннонии не носил бы скифийского ига).
В истории борьбы христианской Европы с мусульманским
нашествием имя польского и венгерского короля Владислава и его польского
отряда
114
останутся на вечные времена записанными золотыми буквами и
окруженными светлым ореолом, так как благородная жертва, принесенная ими на
алтарь этой борьбы имела источником чистое, возвышенное чувство, а не
сознание необходимости самообороны: полчища султана были еще очень далеко от
Польши. Какая разница между этой полной самоотвержения жертвой и тем
постыдным торгом, в который вступили венгерцы, когда заключали договор с
деспотом Стефаном Высоким и с Джюрджем Бранковичем, стараясь извлечь как
можно более выгод из того критического, полного глубокого отчаяния,
положения, в котором оказалась Сербия! Вернули ли венгерцы долг полякам, и в
трудные минуты их исторической жизни пришли ли они к ним на помощь и
положили ли за польский народ жертву, равную той, которая за них положена
поляками в 1444 году? Увы! Им придется ответить на этот вопрос глубоким
молчанием!
Ян Гуниад с частью войска спасся бегством; но поражение это
нисколько не умалило популярности Яна. За малолетством законного короля
Ладислава, сына Альберта, он был избран gubernator'ом regni, королевским
наместником. И в качестве такового Гуниад постоянно имел в виду новый поход
на турок и отмщение за Варну. Его обращения к западным государам с просьбой
о помощи оставались без результата. Турки между тем давали знать о себе.
В1446 году они ворвались в Валахию и сместили вступившего в соглашение с
венгерцами князя Дана; но в следующем году Гуниад, в свою очередь, занял
Валахию, захватил и казнил поставленного турками князя Дракула и восстановил
Дана.
Венгерский поход 1448 года. Распри венгерцев с деспотом
В 1448 году Гуниад предпринял новый поход против турок с теми
силами, которыми он располагал, — 24 тыс. венгерцев и 9 тыс. валахов, и
послал Джюрджу предложение присоединиться к нему со всей своей военной
силой.
Деспот решительно отказался от всякого участия в этом походе,
так как находил его не выдерживающим никакой критики. Сам папа убеждал
Гуниада отложить поход и лучше приготовиться. Джюрдже писал Гуниаду; «Вы
хорошо знаете, что мы заключили перемирие с турецким царем Мурадом на десять
лет... Это перемирие вы нарушили без моего ведома и согласия... Что вы от
этого выиграли — всем известно, а мне это очень жаль, особенно в такие
времена. Поэтому я вас извещаю, что никакого участия не желаю иметь...».
Раздраженный отказом деспота, Гуниад отобрал от него все его венгерские
владения (но не отдавая, однако, деспоту Белграда, взамен которого деспот
получил эти владения) и писал ему:«Подождите, пусть только этот поход
окончится счастливо, — я вас найду в вашем Смедереве».
115
Джюрдже, тем не менее, распорядился, чтобы венгерскому войску
был предоставлен свободный проход через Сербию; но Гуниад по пути разорял
страну, как неприятельскую, огнем и мечом. Ввиду этого, деспот распорядился
венгерского войска на обратном пути через Сербию вовсе не пропускать,
укрепить для сего все дороги в Сербии. Поход венгерцев закончился страшным
разгромом их на Коссовом поле; Гуниад во время бегства через Сербию был
схвачен деспотом и пробыл в Смедереве в плену около 2 месяцев. Здесь деспот
вынудил у него обещание возвратить ему все его владения в Венгрии и
прекратить всякие неприязненные отношения; после чего Гуниаду была
предоставлена возможность возвратиться в Венгрию. При посредстве Джюрджа
заключен был между Венгрией и Турцией мир на семь лет (1448 г.).
Явная опасность от турок должна была побудить все
христианские правительства соединить своя силы и по крайней мере отложить
свои взаимные счеты; между тем их взаимные отношения все более обострялись.
Боснийский король Томаш гнал православных и заявлял претензии на самую
Сербию; папа поручал венгерскому сейму помочь католическому королю Боснии
против Сербии; Гуниад решил не исполнять договора, заключенного с деспотом в
Смедереве, на что получил разрешение от папы; сейм венгерский постановил
силой принудить деспота пригнать сюзеренство Венгрии (1450 г.). Гуниад занял
все венгерские владения деспота и даже вторгся в Сербию. Безрассудность этой
войны видели не только деспот, но и многие венгерцы особенно по получении
извес- , тня о смерти султана Мурада и вступлении на престол его сына
Магомета И (1451 г.). Весь христианский мир застыл в ожидании действий
нового султана. Гуниад примирился с деспотом.
Вскоре получилось известие о взятии Константинополя новым
султаном и падении Византийской империи (1453 г.). Ужас овладел Европой, и
особенно Италией и Венгрией; но тем не менее не было ничего предпринято,
чтобы воспрепятствовать успехам турок.
Тотчас по взятии Константинополя Магомет потребовал у Джюрджа
сдачи ему Сербии и в 1454 году вторгся в нее, все разоряя на пути, но
потерпев неудачу под Смедеревом и опасаясь войны с Венгрией, отступил до
Софии. Сам деспот удалился в Венгрию хлопотать о помощи. В сентябре он
возвратился вместе с Яном Гуниадом; они разбили у Крушевца турецкий отряд
под начальством Фериз-паши. В следующем 1455 г. султан снова вторгся в
Сербию и завоевал всю южную часть ее. Деспот хлопотал о помощи, но тщетно,
вступил в переговоры с султаном и испросил мир, лишившись половины своих
владений (1456 г.). Несчастья свои и деспота народ приписывал венгерцам ...
116
исходили постоянные недоразумения, доводившие до
столкновений, в одном из которых 90-летний деспот был ранен и умер от
полученной раны (1456 г.).
Падение Сербии
В 1459 году турки окончательно заняли, наконец, эту вконец
истощенную и опустошенную страну и обратили ее в пашалык. Спустя 4 года
завоевана была и Босния. Таким образом, на все сербские балканские земли
опустилось турецкое иго, все не пожелавшие принять ислам обращены были в
лишенную всяких прав «райю», установилось господство ислама и турецкой
аристократии; на всем полуострове перестал звон церковных колоколов и
заменился призывами к молитве ходжей на минаретах мечетей. Народ замкнулся в
своем собственном духовном мире, ища утешения в религии и в воспоминаниях о
прошлом, которые он сумел облечь в художественную форму своих народных
песен.
БОРЬБА СЕРБОВ С ТУРКАМИ ПОД ВЕНГЕРСКИМ ЗНАМЕНЕМ И
АВСТРИЙСКИМ. ИХ УЧАСТЬ В ВЕНГРИИ
Сербское население южных областей Венгрии продолжало борьбу с
турками под венгерским знаменем до битвы при Мохаче 1526 год, а с этого
времени и до последней австро-турецкой войны, завершившейся систовским миром
1791 г. под императорским австрийским знаменем. Роль сербов во всех этих
войнах была в высшей степени важная, и, как таковая, признана была
многочисленными императорскими актами, подтверждавшими за сербами известные
привилегии, как воздаяние за отличные военные услуги, оказанные
императорскому дому сербами.
Битва при Мохаче. Падение Венгрии. Австро-турецкие войны.
Деспот Юрий Бранкович. Патриарх Арсений Чарноевич; переселение сербов в
Венгрию; их права и привилегии
Тотчас после падения сербского деспотства и обращения Сербии
в пашалык начались венгерско-турецкие войны, всей тяжестью ложившиеся на
сербское население южных областей Венгрии; чтобы приохотить население это к
войне, короли венгерские сохранили титул деспота в фамилии Бранковичей,
потомков Джюрджа Бранковича; предводимые деспотом, сербы оказывали
незаменимые военные услуги и вели борьбу с турками с величайшим
ожесточением, шаг за шагом постепенно отодвигаясь перед ними. В 1521 году
султан Сулейман взял приступом Белград; затем в 1526 г. он вторгся с
огромным войском в Венгрию, чтобы
117
нанести ей решительный удар; на Мохачском поле произошла
битва, имевшая для Венгрии то же значение, что Коссовская битва для Сербии;
венгерцы потерпели полное поражение; погиб сам король Людвик II; сербы
дрались под начальством некоего Стефана Берислава, немного перед тем
пожалованного титулом деспота. Как известно, после битвы при Мохаче Венгрия
разделилась на две части: восточная с Трансильванией избрала в короли
босняка Заполю, воеводу трансильванского; западная — австрийского эрцгерцога
Фердинанда. Между тем и другим началась борьба; сербы, бывшие сначала на
стороне Заполи, вскоре (1527 г.) все перешли на сторону австрийского
эрцгерцога и императора германского Фердинанда, бывшего в то же время и
королем венгерским. Заполя обратился к Сулейману с просьбой о помощи против
Фердинанда, что повело к окончательному занятию всей средней части Венгрии
Сулейманом и к разделению ее на 4 пашалыка; средняя часть Венгрии
подчинилась турецкому игу (1542 г.); восточная с Трансильванией стояла в
вассальных отношениях к султану; западная часть, стоявшая под управлением
австрийских эрцгерцогов и императоров германских, открыла целый ряд войн с
турками, положивших конец дальнейшему распространению турецкого оружия в
Европе и завершившихся в 1699 г. карловацким миром, по которому была
освобождена от турок Венгрия с Трансильванией после 157-летнего ига.
Грандиозная австро-турецкая война, закончившаяся этим миром, началась осадой
Вены огромной турецкой армией, с великим визирем Кара-Мустафой во главе
(1683 г). Вена была спасена поспевшим на помощь ей польским королем Яном
Собесским. Затем император продолжал войну и, вытеснив турок из Венгрии,
перенес ее на ту сторону Дуная. Император поставил своей задачей поднять на
турок все сербское население. В это время при сербском митрополите Саве жил
его брат Юрий Бранкович. Он был послан трансильванским воеводой в качестве
посланника к султану. О нем узнал тогдашний сербский ипекский патриарх
Максим и в Адрианополе торжественно венчал его деспотским венцем (1664 г.).
Вскоре известие о восстановлении деспотского достоинства распространилось
между сербами и вызвало у них энтузиазм. Чтобы овладеть возникшим
настроением и направить его сообразно своих видов, император пожаловал Юрия
Бранковича сначала титулом барона (1683 г.), затем графа (1688г.). Юрий, с
перенесением войны на ту сторону Дуная, прибыл в императорский лагерь, чтобы
выяснить условия, на которых должно состояться участие сербов в войне;
этих-то условий император и не желал; он желал просто привлечь сербов к
борьбе с турками без всяких условий. Бранковича в лагере арестовали (1689
г.) и заключили в тюрьму, в которой он и пробыл до смерти своей (1711 г.).
Император не мог терпеть существование человека с титулом
118
сербского деспота, который сосредоточивал бы в себе и собой
олицетворял бы политические стремления сербского народа. В следующем 1690
году император Леопольд выпустил прокламацию, в которой убеждает
«omnes populos, per universam Albaniam, Serviam, Mysiam,
Bulgariam, Sillistriam, Illyriam, Macedoniam, Rasciam constitutos... ut, pio
et paterno nostro desiderio correspondentes,... omnes ad partes nostras
accedant, contra Turcas arma sumant, copiis nostris... se adjungant...
Promittimus robis omnibus praedictis populis et provinciis, servata imprimis
religionis suae eligendique voivodae libertate, privilegiis et juribus» и т.
д.
(«все народы, — в Албании, Сербии, Мизии, Болгарии,
Силистрии, Иллирии, Македонии, Рассии населенные... примкнуть к нашей
стороне, против турок оружие поднять, к войскам нашим... присоединиться...
Обещаем всем вам вышеупомянутым народам и провинциям, при сохранении прежде
всего свободы вашей религии и выборе воеводы, привилегий и прав, и т. д.).
Затем император обратился к ипекскому патриарху сербскому
Арсению Чарноевичу с просьбой воздействовать на население в духе
императорской прокламации. Не имея надежды на присоединение к королевству
венгерскому всех обширных областей, перечисленных в прокламации, так как
вследствие неблагоприятных событий на театре войны императорские войска
принуждены были к отступлению из Сербии, император убеждал патриарха
переселиться в Венгрию и так как Чарноевич колебался, озабочиваясь
положением, в котором окажется православная церковь в католическом
государстве, то Леопольд обратился к нему с грамотой от 21 августа 1690
года, с обещанием полной свободы религии и полной независимости духовенства
при особом исполненном почета положении самого патриарха. Патриарх, знавший
о преследованиях православия в Венгрии и о попытках ввести унию, не решался
на переселение, почему издана была 11 декабря 1690 года новая грамота
императора, подтверждавшая все данные раньше обещания и устранявшая все
сомнения патриарха. Арсений Чарноевич в сопровождении своих епископов прибыл
в Вену и продолжал переговоры касательно массового переселения сербов. Сербы
требовали, согласно данного уже обещания, права выбрать воеводу (в грамоте
1690 года — promittimus vobis eligendi voivodae libertatem, обещаем вам
свободу выбора воеводы). Но тут император стал менее щедр; он разрешил им
выбрать только вице-воеводу (подвойводу), обращая внимание патриарха, что
верховным главой сербского народа, который выселится в Венгрию, будет после
императора он сам, патриарх. В грамоте от 20 августа 1691 года император
дает новые обещания полной свободы внутреннего самоуправления, назначает
патриарха главой народа духовным и светским, обещает позаботиться о
скорейшем предоставлении возможности переселяющимся в Венгрию сербам
возвратиться
119
обратно на места своего прежнего жительства:
«Adhi bebimus quoque pro possibili omnem conatum, ut per
victoriosa arma nostra, auxiliante Deo, repetitam gentera Rascianorum quo
citius in territoria seu habitationes antehac possessas denuo introdu cere
et inimicos abinde repellere possimus; volumusque ut sub directione proprii
magistratus cadem gens rasciana perseverare et antiquis privilegiis, eidem a
Maiestate Nostra benigne concessis, ejusque consuetudinis imperturbate frui
valeat... Denique, ut omnes ab archiepiscopo, tanquam capite ecclesiastico,
tarn in spiritualibus quam saecularibus dependeant, clementissime volumus et
jubemus».
(Приложим все старания, чтобы с помощью Божией через
посредство победного оружия нашего как можно скорее сербский народ ввести
обратно в земли, коими он владел до сих пор и изгнать оттуда врагов; и
хотим, чтобы народ этот пребывал под собственным своим управлением и
невозбранно пользовался своими древними обычными ему привилегиями, Нашим
Величеством ему милостиво уступленными... Наконец, милостивейше хотим и
повелеваем, чтобы все зависели от архиепископа, как церковного главы, как в
духовных, так и в светских делах).
Сербов решено было поселить в Банате, т. е. в той области,
которую еще следовало отвоевать от турок, В1694 году последовало массовое
переселение сербов из областей, расположенных между Чар-Дагом, Коссовым
полем и Черногорией в числе 37 тыс. семейств (около полумиллиона душ).
Резиденция патриарха назначена бала в монастыре св. Андрея вблизи Буды.
Участь сербов в Венгрии
Все эти широковещательные грамоты, обещания, привилегии
остались на бумаге и вовсе не исполнялись, что не мешало каждому из
последующих императоров издавать особые грамоты с подтверждением этих
привилегий. После смерти Арсения Чарноевича и под воеводы Петра Монастырии
достоинства патриарха и подвоеводы исчезли. Место патриарха занял
митрополит, место подвоеводы было вовсе упразднено. Вскоре начались гонения
за веру и попытки ввести унию, сопровождавшиеся постыднейшим гнетом
(священников бросали в тюрьмы, где они умирали от голода и лишений, били их
палками, убивали священников и монахов на пороге церквей; в числе этих жертв
в тридцатых годах XVIII столетия был и всеми уважаемый почтенный игумен
монастыря Лепавина Кондратий, простреленный пулями у церковных ворот (Picot
Les Serbes de Hongrie). Судьба и мадьярам дала возможность поиздеваться над
сербами, и они воспользовались этой возможностью в полной мере и так, что
уже дальше некуда было идти. Совершая эти преступления, они, конечно, были
уверены в полной безнаказанности за них, и только поэтому и совершали их. К
счастью, уверенность эта была ошибочной, вызывавшая
120
время от времени народные волнения и бунты. Положение народа
было во многих отношениях еще хуже, чем положение сербской райи в Турция, и
по отношению к венгерцам и к немцам развилось то же направление и такая же
вражда, как и по отношению к туркам. Приведем песнь, отражавшую настроение
народа к венгерцам и имеющую предметом эпизод, поэтически украшенный, из
эпохи волнений народных.
Серб Текелия пьет вино
В Араде, городе граничном,
С ним четыре капитана —
Бáйя и Пéйя Ричкович,
Джюро из белой Центы
И Остóя из Арада,
Текелия чашу свою наполняет:
«Здоровы будьте, четверо капитанов!
Ни за мое, ни за ваше здоровье,
Ни за бана, ни за генерала,
Ни за императора Иосифа!
Но за юнака того,
Который языка кальвинистского достанет
Из Пюспоки, или из Комади,
Или из Самоса, города лютеран».
Пéйя Арчак глаза опустил,
Затем их поднял на капитана,
И, вскочив на легкие ноги,
Чашу свою в честь Текелии поднял;
«В твою честь она будет, Текелия!
Я приведу тебе языка кальвинистского,
И именно Шунока самого.
Только дай мне тридцать солдат
Из Арада, города белого,
Наилучших по выбору моему».
И молодой Пéйя Арчак вскочил
И в Араде, городе белом,
Выбрал тридцать солдат,
Ведет их к дому Текелии.
Им Текелия говорит:
«Арадане, соколы мои,
Пейте вино, но не опьяняйтесь!»
И они пили вино до утра.
Каждый заявил, что стóит десяти кальвинистов,
Капитан Байя — пятнадцати,
121
Пéйя Арчак — двадцати пяти.
Когда к утру утро рассвело,
Поднялись молодые капитаны
И тридцать солдат подняли,
Направились к проклятому Комади;
Но серб Текелия говорит:
«Пéйя Арчак, мое правое крыло!
Идите умно, не пропадите глупо;
Но лучше пропадите, чем возвратиться
Без языка кальвинистского».
Белая заря забелела им
Под стеной проклятого Комади.
Кальвинистский часовой их заметил
И крикнул Шуноку генералу:
«Господин, Шунок генерал!
Тут как раз у наших стен
Целая компания собралась.
Пропади я, если это не Арадцы!»
Тогда Шунок генерал вскочил,
Расставил повсюду часовых:
«На ноги, мадьяры кальвинисты!
Соберитесь у стен Комадийских».
Капитан Байя, увидевши это,
На лошадь садится свою,
А с ним и тридцать солдат;
Пейя Арчак ложится на седло,
Чтобы пересчитать кальвинистов,
И тогда закричал Пейя молодой:
«Братья мои, Арадцы молодые!
Когда мы пили вино
В Араде у Текелии нашего,
Все хвастали, что стоят десяти кальвинистов,
Капитан Байя — пятнадцати;
Я — двадцати пяти.
Теперь их триста, нас тридцать;
На каждого по десяти — и больше ничего!»
Сырна, коня своего разгорячивши,
Бросается в середину мадьяр;
Шунок генерал ему говорит:
«Ой, несчастный, Сырна знаменосец,
Далеко ты свои (знаки) отличия занес, —
122
Пропади я, если ты унесешь их».
Но Сырна знаменосец кричит:
«Хорошо, или я своих не унесу,
Или со своими и твои захвачу».
И он врывается с солдатами,
Трижды бешено бросается на стены.
Но Шунок генерал кричит:
«Сюда, несчастные, мадьяры кальвинисты!
Когда вино вы пьете в кабаках
И в нашем проклятом Комади,
Каждый хвастал, что стóит двух.
А теперь вас триста; их тридцать;
Что могут тридцать человек!»
А молодой Пейя Арчак кричит:
«Байя, капитан, сюда, мой друг!
Постой немного, осмотрим войско».
Байя останавливается, они осматривают войско,—
Слава Богу, все налицо;
Только Сырна от Арада ранен.
Тогда они снова врываются
И отбрасывают кальвинистов назад.
Капитан Байя хватает лейтенанта,
Пейя Арчак хватает Шунока,
Самого Шунока, генерала;
Сырна от Арада подбегает,
С генерала убранство срывает,
С ним тотчас бросается в Арад.
Из трехсот мадьяр кальвинистов,
Из трехсот — тридцать удирали.
Венский двор с удовольствием видел такие отношения между
подвластными ему народами, так как нигде девиз divide et impera не был так
уместен и необходим, как именно в этом странном искусственно созданном
государстве, состоящем из народов трудно примиримых, взаимно друг другу
чуждых и даже враждебных.
И несмотря на такие отношения Австрия в сербах именно имела
самый драгоценный контингент для борьбы с турками; император Карл VI
(1711—1740) из сербского населения Срема, Бачки и Баната организовал Военную
Границу, охранявшую империю от турок.
Во время второй турецкой войны императора Карла VI, которую
он вел в союзе с Россией (при императрице Анне Иоанновне), инекский сербский
патриарх Арсений IV Иованович переселился в Венгрию в сопровождении
123
1500 вооруженных людей. Он стал впоследствии сербским
карловацким митрополитом. В 1751 и 1753 гг. сербы, выведенные из терпения
преследованиями неблагодарного правительства своего из-за религии, совершили
в два приема массовые переселения в Россию под предводительством Шевича,
Депрерадовича и Хорвата и поселились между Киевом и побережьем Черного моря.
События 1848 года
Ненависть сербов к мадьярам нашла себе выражение во время
событий 1848 года. Венгерцы возмутились против императора и, обнародовав
программу либеральных реформ, потребовали полного обособления от Австрии; в
числе прочих реформ они объявили обязательным венгерский язык для всех
граждан венгерского королевства. Закон этот привел в возбуждение сербов; они
в свою очередь потребовали от венгерского сейма признания себя, как
отдельной нации с правом пользоваться во всех своих делах своим языком.
Венгерцы отказали. Хорваты потребовали такого же обособления от Венгрии,
какого венгерцы требовали для себя от Австрии — и получили также отказ. В
воеводине сербской возникло движение, поставившее своей программой добиться
старых, еще Леопольдом I обещанных, прав — свободы религии и внутреннего
самоуправления, права выбирать патриарха и воеводу. Сигнал к борьбе с
венгерцами подали сербы, выставившие армию в 30 тысяч человек, во главе
которой стоял Стратимирович, обнаруживший в последовавших затем сражениях
большие военные дарования. Венгерцы пали в предпринятой ими против
императора борьбе, чему они обязаны были, главным образом, восстановлению
против себя всех национальностей, и, главным образом, сербов. Хотя сейм в
Дебречине 28 июля 1849 г. и вотировал равенство народностей, — но было уже
поздно. Их дело было проиграно. Сербы в этом движении также не многого
добились. Право избрания патриарха и воеводы не было за ними утверждено, и
значение всего движения свелось, главным образом, к отмщению за
несправедливое к ним отношение со стороны мадьяр. Вопрос о modus vivendi для
сербов венгерского королевства еще подлежит разрешению. Отсутствие
равноправности граждан одного и того же государства в XX столетии
представляет собою аномалию, которой едва ли можно предсказать
продолжительную будущность.
В
1869 году по поводу введения нового закона о ландвере,
население южного округа Далмации Боки которской воспротивилось введению его
н Боке и взялось за оружие; объявлено было осадное положение; две
австрийские армии тщетно истощали свои силы, чтобы усмирить население и
привести его к покорности. Вновь назначенному наместнику Далмации генералу
Родичу (сербу) удалось успокоить движение убеждением, а не силой; закон о
ландвере в Боке не был введен.
124
ИСТОРИЯ ЗЕТЫ И ЧЕРНОГОРИИ
БАЛЬШИЧИ (1356—1421 г.)
Юго-западная область сербских земель, ограниченная побережьем
Адриатики и с юга рекою Дрином, обнимавшая собою нынешнюю Черногорию,
северную часть Албании и прилегающие округа Герцеговины и собственной
Сербии, составляла т. наз. Зету. Она с самого образования сербского
государства служила, как удел, ближайшему родственнику царствующего короля.
Стефан Неманя, основатель династий Неманичей, назначил Зету в удел второму
сыну своему Вукану. Король Милютин отдал Зету своему сыну Стефану
Дечанскому; этот последний, в свою очередь, воцарившись, предоставил Зету
своему сыну Стефану Душану. После смерти сильного царя Стефана в южных
областях Зеты утвердился некий Баоша или Бальша, который, воюя
с албанскими племенами и с правителем Захолмья (части Герцеговины),
значительно увеличил свои земли и держал себя независимо по отношению к царю
Урошу и королю Вукашину. Сыновья его Страшимир, Джюрдже и Бальша овладели
всей Зетой, Албанией и западной частью Македонии, ведя упорные войны с
сыновьями Вукашина Марком Кралевичем, Андреяшем и Митрашком, а также с
ужицким жупаном Николаем Альтоманом; по отношению же к королю Вукашину, а
затем к царю Лазарю держали себя совершенно независимо. Младший из них
Бальша пережил своих братьев. Вскоре он столкнулся с турками, к
заступничеству которых прибегли сыновья Вукашина, и погиб в бою с ними в
1385 году.
Бальше II наследовал Джюрдже II, сын Страшимира (1385—1405
г.). После упорных войн с наступавшими на него турками, он был вытеснен из
нижних областей Албании, которые уступил туркам. В его время произошел
коссовский бой 1389 года, на который шел и он с зетским войском по призыву
царя Лазаря, но опоздал и в этом бою не участвовал. Не рассчитывая более на
возможность успешного сопротивления туркам, он сдал Венеции города Драч, Леш
и столицу свою Скадар, обеспечивая, таким образом, собственно зетские
владения свои от непосредственных нападений турок. Но Джюрдже создал Зете в
лице самой Венеции нового врага. Сын его Бальша III (1405—1421) должен был
отстаивать Зету уже от венецианцев, с которыми он вел упорную борьбу, в
которой
125
венецианцы обращались даже за помощью к туркам против него.
Бальша Ш не имел сыновей и с ним прекратилась фамилия Бальшичей (1421 г.).
ДЕСПОТ СТЕФАН ВЫСОКИЙ И ДЖЮРДЖЕ БРАНКОВИЧ (1421—1430 г.)
После смерти Балыни III Зетой овладел деспот Стефан Высокий,
вытеснивший из нее венецианцев и отобравший от них все города, которые
передал им Джюрдже II Страшимирович, а также и те, которыми они затем и сами
овладели. Стефан назначил в Зету Джюрджа Бранковича своим наместником. В1427
году Бранкович оставил Зету и выехал в Сербию в качестве сербского деспота.
Зета осталась без объединяющей ее главы. Турки между тем сильно надвигались
на нее.
ЦРНОЕВИЧИ (1430—1499 г.)
В это время в более высоких гористых частях Зеты, носивших
название Черной Горы, утвердился некий Стефан Црноевич (1430 г.), и в союзе
с албанским поглаварем Кастриотом успешно отражал нападения турок. Он
выстроил город Жабляк и назначил в нем свою резиденцию. Сын его Иван
Црноевич (1471—1490 г.) развил геройскую борьбу с турками, благодаря которой
имя его стало известным во всех соседних государствах, и многие государи
считали честью сродниться с ним: его родственница Екатерина вышла замуж за
князя валахского, другая Ангелина за деспота сербского Стефана (сына Джюрджа
Бранковича): сам он женился на дочери боснийского короля Стефана Твртко, а
старшего сына своего Максима (Станишу) женил на дочери дожа Венеции Ивана
Моцениго. Эта последняя женитьба оказалась роковой для Ивана Црноевича и
всей Зеты; так как во время празднеств произошел бой между отдельными
племенами, составлявшими Зету, и затем отпадение от него нескольких племен и
переход их на сторону турок. Сам старший сын его Максим (Станиша) бежал к
султану, принял ислам. Оставленный многими племенами, Иван сжег свою столицу
Жабляк и удалился в самые неприступные горы, укрепил все проходы и положил
начало Черной Горе и всей ее последующей боевой истории. Об этом кровавом
эпизоде существует обширная и относящаяся к числу лучших песнь, известная
под названием «Женитьба Максима», переведенная Тальви на немецкий язык,
бароном Экштейном и м-м Вояр на французский.
Максим (Станиша) бежал к султану, который назначил его
наследственным скадарским визирем; потомки его под именем Бушатли управляли
скадарским вилайетом до 1833 года, когда последний визирь
126
этой фамилии Ибрагим-паша, восставший против султана, был
побежден и изгнан из пашалыка великим визирем Мегемет-Решид-пашой.
Иван назначил свою резиденцию в Цетинье, в котором основал и
епископскую кафедру, и выстроил крепости Обод и Сокол; развалины последней и
теперь называются Ивановград.
В этих горах Иван устроил постоянный лагерь, и здесь решено
было, что человек, который бежит с поля битвы, будет лишен оружия и в
женской одежде с прялкой в руке будет проведен по всей стране, как предмет
оскорблений и всеобщего посмеяния. Нет ни одной легенды, из которой бы видно
было, что это страшное наказание, худшее, чем смерть, для людей,
условившихся в нем, кем-нибудь было заслужено.
Турки не решились нападать на Ивана в Черной Горе. Он умер в
1490 году. Ему наследовал его второй сын Джюрдже, известный тем, что он
основал типографию в Цетинье и издал церковные книги, первые печатные
церковные книги. Он в 1499 г. передал власть над Черной Горой тогдашнему
митрополиту Герману и переселился в Италию, где и умер.
МИТРОПОЛИТЫ (1499—1851 г.)
Обзор событий до конца XVII столетия
В течение всего 16 века турки оставили в покое Черную Гору.
Но в этот период времени ислам стал распространяться в ней и уже насчитывал
сравнительно немало приверженцев. В начале 17 века скадарский визирь
Мегемет-паша, а затем Арслан-паша пытались овладеть Черногорией, но были
отбиты. В1623 г. Сулейман, паша скадарский, вторгнулся в Черногорию с
огромной армией и через ряд битв, прерывавшихся только по ночам, дошел до
Цетинья и затем, оставив сильные гарнизоны, возвратился обратно; жители
долин принуждены были платить подать (харач); в таком положении дела
оставались до 1687 года, когда, после поражения турок под Веной в 1683 г.,
образовалась против турок священная лига, в состав которой вошли Австрия,
Польша, Венеция, мальтийские рыцари, папа и Россия (крымские походы царевны
Софии 1687 и 1689 г., азовский поход Петра 1695 г. и взятие Азова в 1696
году). В 1687 году венецианцы обратились к митрополиту Виссарбону с просьбой
принять участие в борьбе против турок. Между республикой и горстью горцев
заключен был союз. Черногорцы начали кампанию и, разбив армии двух пашей,
помогли венецианцам взять Кастельнуово (Нови). Но в следующем году, теснимые
турками, они напрасно просили помощи могущественной республики, и хотя в
битве при Вертелке и разбили могущественную армию турок и отразили их, тем
не менее им дорого обошлась
127
эта кампания; турки дошли было до Цетинья, и окруженные со
всех сторон монахи цетиньского монастыря взорвали и себя и монастырь.
В 1689 году, в течение той же великой войны, которая началась
со времени поражения Кара-Мустафы под Веной и которая закончилась
Карловацким миром 1699 года, император Леопольд обратился с воззванием к
черногорцам, прося содействия их в войне. Несмотря, однако, на столь
деятельное участие черногорцев в войне, стоившей им стольких жертв и усилий,
при заключении Карловацкого договора они были совершенно упущены из вида,
точно их вовсе не существовало: все участники священной лиги извлекли из
этой войны выгоды, обагренные сербской кровью и сербскими страданиями.
Австрия получила Венгрию и Трансильванию; Польша — Подолию и Украйну;
Венеция — Морею и Далмацию. Предоставленные после войны самим себе,
черногорцы вновь вынуждены были подчиниться необходимости платить харач.
МИТРОПОЛИТЫ ПЕТРОВИЧИ (1697—1851 г.)
Данило I (1697—1737 г.). Русско-турецкая война 1711 г.
Разгром Черногории 1712 г.
Данило I (1697-1737 г.)
В 1697 г. избран был в митрополиты Данило I из фамилии
Петровичей; сан митрополита удержался в этой фамилии до конца. По его
проекту в 1702 году православные черногорцы в ночь под Рождество напали и
подвергли поголовному избиению всех потурченцев Черной Горы с тем, что в ней
не осталось более ни одного потурченца, и отказали в дани туркам. С этого
времени борьба с турками принимает наиболее решительный и ожесточенный
характер.
В1706 году отражено было нападение турок, предпринятое для
отмщения за резню 1702 года. Победа эта имела большие последствия: к
Черногории примкнули многие племена и банды ускоков, вооружившиеся в
Албании, Боснии и Сербии по воззванию высокого императора, оказавшие все
возможное от них содействие для извлечения из войны выгод каждым из
могущественных членов Священной Лиги и теперь, по заключении мира, не
знавшие, куда склониться.
Русско-турецкая война 1711 года
В 1711 году Петр I, император всероссийский, которому Турция,
побуждаемая шведским королем Карлом ХП, объявила войну, приготовился к
выступлению в поход против турок. В войске его находились полковник
128
Михаил Милорадович, родом из Герцеговины и капитан Иван
Лукашевич, родом из Подгорицы. Они сообщили Петру о существовании сербского
народа и черногорской твердыни. Петр тотчас воспользовался их указаниями и
обратился к сербскому народу со следующим воззванием:
«Радость и благоденствие знатным и почтенным митрополитам,
кнезам, воеводам, сердарям, капитанам и воинам, всем особам церковным и
светским, исповедующим православную религию в Сербии, Славонии, Македонии,
Боснии, Герцеговине, и особенно жителям Черногории, Никшича, Бани, Дробняка,
Гацка, Требинье, Кроатам и прочим христианам, находящимся под тираническим
игом Султана турецкого.
Мы извещаем вас, народы, чтящие Иисуса распятого, Бога
нашего, милостью которого мы все надеемся приобщиться Его Царствия, если
окажемся достойными Его нашей верой и преданностью Церкви Его: Что турки,
эти варвары — преследователи Церкви Христа и веры православной, эти неправые
завоеватели стольких империй и стран, эти ожесточенные разрушители церквей и
монастырей, недовольны еще завоеванием греческой империи и стольких
королевств и стремятся еще расширить свою территорию уже не войною, а
хитростью и неправотою. Они увлекли бедных и несчастных, взявши их под свое
покровительство, а затем обращаясь с ними, как волк обращается с овцой. Они
рассеяли стадо христианское... Они боятся, чтобы мы не отняли у них
провинций, коими они так несправедливо управляют, и чтобы мы не пришли на
помощь христианам, стонущим под их игом, Вот почему они стали на сторону
шведского короля. Они несправедливо объявили нам войну без всякого предлога;
они заключили в темницу нашего посланника в Константинополе и задумывают
поработить и прочую часть стада Христова.
Вследствие всех этих несправедливостей мы решили собрать не
только наши войска и силы, но и силы других христианских государей, прося
Бога о помощи. Наше намерение состоит не только в том, чтобы выждать этой
весной неприятеля мусульманского и двинуть против него нашу армию, но и
перенести войну на его территорию и освободить православных христиан,
сдавленных оттоманским игом, если так Богу угодно будет... При таких
обстоятельствах, каждый добрый и доблестный христианин должен сражаться, не
взирая на опасность и усталость, за Церковь и веру православную до последней
капли крови... Каждый должен принять участие в этой справедливой и законной
войне за освобождение христиан и получить от Бога свою награду. Мы со своей
стороны пожалуем ему наше покровительство и наши благодеяния...»
Прокламация эта была передана в Цетинье чрез посредство
упомянутых выше Милорадовича и Лукашевича. Черногорцы немедленно последовали
129
призыву царя и начали войну. Но Петр в скором времени
оказался побежденным и должен был заключить мир в Фалькзене с обязательством
возвратить Азов Турции, разрушить порт в Таганроге, срыть крепости на
границе Турции и не вмешиваться в дела Польши и казаков. Само собою
разумеется, что Петр не имел никакой возможности при этом оказать какую-либо
поддержку поднятым им на оружие народам. Тотчас по заключении мира с
Россией, Турция направила свои силы на Черногорию.
Песнь, излагающая прокламацию Петра, так описывает
последовавшие затем события: «При этих словах царя, великого императора
христианского, все разбивают ножны своих сабель и хватаются за ружья. Один
только голос и слышен: «Идем на турок и чем скорее, тем лучше». В Боснии, в
Герцеговине, повсюду гурки разбиты и заперты в своих крепостях; все ручьи и
реки окрасились кровью неверных. Но эти торжества продолжались всего два
месяца. Они превратились для Сербов в бедствия вследствие мира внезапного и
вынужденного, который царь Петр должен был заключить с Портой. Черногорцы
охвачены были большой печалью. И все же они остались в поле, оставаясь тем,
что они есть и теперь, распивая вино и побивая Оттоманов. Й пока один из них
останется жив, они будут защищаться против кого бы то ни было, турка или
иного кого. Ох! нет, это не тень пустая —свобода Черногории. Никто кроме
Бога не сможет укротить ее, и в таком предприятии — кто знает — и сам Бог не
утомится ли!»
Разгром Черногории 1712 года
Ахмет-паша с 50-тысячной армией (по Милутиновичу —
107-тысячной) двинулся (1712 г.) на Черногорию и, остановленный у Подгорицы
черногорцами, подвергся полному разгрому. «О братья сербы! и вы все, носящие
в груди свободные сердца! ликуйте, потому что древняя свобода не погибнет,
пока мы будем обладать нашей малой Черной Горой» — так заканчивается песнь
об этой битве. Султан, испуганный поражением паши, приказал предложить мир
черногорцам; последние отвергли это предложение. Тогда громадная армия в 120
тысяч человек под начальством великого визиря Нууман-Кюпрюли направилась на
Черногорию. Он предложил мир черногорцам на почетнейших условиях и пригласил
их на свидание с собою; 37 главных капитанов черногорских прибыли в турецкий
лагерь, но здесь все были умерщвлены. Затем визирь продолжал поход, проник в
Черногорию несмотря на огромное сопротивление, оказанное черногорцами, занял
Цетинье и поджег цетиньский монастырь, захватил 2 тысячи пленных. Владыка
укрылся в одной из пещер, вблизи Котора, на венецианской территории.
«Захваченные без снарядов; когда у них не хватило пороха, — говорит песня, —
юнаки должны были уступить.
130
Самые молодые ушли на вершины гор, прочие бежали к Котору на
территорию Венеции, рассчитывая, что Дож, которому эта долгая война была так
полезна, не выдаст их туркам. Напрасная надежда! Венецианцы допустили турок
ворваться на их территорию, чтобы тут изрубить побежденных. Какова же быда
награда Дожа, ставшего другом туркам? Он лишился всех своих восточных
провинций. Такова цена, которой поплатилась Венеция за то, что выдала
сербов».
В этих словах поэт выразил те плачевные последствия для
Венеции, которые произошли от оставления ею союзников. Предоставлением
туркам расправиться с черногорцами на своей территории она рассчитывала
заручиться расположением их и обеспечить, таким образом, мир. Турки, однако,
увидели в такой уступчивости ее слабость и решили воспользоваться ею.
Началась война, несчастная для Венеции, которая оказалась вынужденной
просить помощи императора Карла VI; началась австро-турецкая война
(1716—1718 г.), закончившаяся миром в Пожаревце; Австрия приобрела Банат и
часть Сербии с Белградом; Венеция лишилась Морей.
Война 1715—1718 г. в союзе с Венецией и Австрией
Черногорцы тотчас по удалении из гор великого визиря
восстановили свои дома и приготовились к новой борьбе. Венеция, вовлеченная
в войну, просила союза черногорцев, на который последние с готовностью
согласились. В1715 году черногорцы атаковали остававшиеся еще в горах
турецкие войска и изгнали их после нескольких сражений. Император Петр I
прислал чрез Милорадовича 160 золотых медалей для наиболее отличившихся в
сражениях.
В1716 году черногорцы уничтожили армии боснийского и
герцеговинского пашей; захваченных при этом 77 человек более видных пленных
они изрубили, в отмщение за тех 37 капитанов, которых умертвил в своем
лагере великий визирь Нууман-Кюпрюли. Многие из племен черногорских были
почти совершенно уничтожены при занятии гор Нууманом Кюпрюли. Племя
Озриничей было низведено до 40 человек, которые, окруженные в Чеве 2 тыс.
турок, выдерживали атаки мусульман несколько дней, пока, наконец, появилась
помощь. Увидев пришедших на выручку черногорцев и за ними тысячи скованных
пленников, воевода Томаш, воскликнул: «Хвала тебе, о Боже, за то, что мы так
хорошо отмщаем за отцов и братьев, умерщвленных Кюпрюли! Дай же в небе твоем
радости без конца всем тем, которые умирают, защищая Черногорию!»
В
1717 году венецианский адмирал Алоизий Моценило овладел
Антивари, но вскоре был тут осажден многочисленной армией паши
скутарийского. Он уже готовился сдаться, когда 5500 черногорцев, посланных
владыкой Данилом, прибыли на выручку и заставили турок отступить.
131
В 1718 году заключен был мир Пожаревацкий; Венеция и Австрия
добились известных выгод,—а сербы... имя сербов и черногорцев в договоре
этом отсутствовало вовсе,
МИТРОПОЛИТЫ САВА (1737-1782) И ВАСИЛИЙ (1750-1766)
Война 1739 года. — Поездка митрополита Савы в Россию. —
Архиепископ Василий и война 1750 года
Тотчас по вступлении Савы во власть, в Черногорию прибыл
ипекский патриарх Арсений Иованович, задумавший переселиться в Австрию, и
потребовал от него конвоя, который обеспечил бы ему безопасное путешествие
через турецкие провинции. Он прибыл в сопровождении черногорского отряда в
Ниш, где был радушно принят австрийскими генералами; в 1741 году при Марии
Терезии он был назначен карловацким митрополитом. В австро-русско-турецкой
войне 1737—1739 г. черногорцы не принимали участия. Но зато по окончании ее
восемь соединенных пашей блокировали Черногорию, окружив ее тесным кольцом;
при этом Венеция, не желая давать туркам повода к войне, воспретила под
страхом смертной казни вывоз пороха в Черную Гору. Тем не менее черногорцы
целым рядом вылазок ослабили турок и, наконец, обратили их в бегство.
Опьяненные успехом, купленным ценой стольких усилий, они сожгли живьем 70
знатнейших пленников.
В1744 году владыка ездил в Россию, был с почетом принят
императрицей Елисаветой, которая особой грамотой обещала черногорцам
постоянную поддержку России и ежегодную субсидию в 3 тыс. рублей на
поддержание церквей и монастырей. Сава, отличавшийся большим благочестием,
чувствовал себя слабым для управления страной и, удалившись в монастырь,
передал власть своему племяннику архимандриту Василию, которого он
провозгласил своим помощником. Грамотой патриарха ипекского Василий был
назначен архиепископом и «экзархом святого престола сербского »(1750г.).
Архиепископ Василий и война 1750 года
Он ввел порядок во внутреннем управлении. В 1750 г. он
отразил нашествие боснийского визиря; событие это передано следующей песней:
Пишет письмо визирь Боснии, посылает его в Цетинье равное
монаху черному Василию Петровичу: «Черный монах, высылай мне харач от Черной
Горы, вместе с харачем двенадцать девушек; если же не вышлешь, клянусь Богом
единым, я всю страну твою разорю, всех — и старого и малого — в рабство
уведу». Владыка письмо читает главарям и
132
говорит, что если они подчинятся, то он оставит их, как
бесчестных людей. Те отвечают: «Мы скорее жизни лишимся, чем станем в позор
жить, хотя бы рабство нам жизнь на сто лет продолжило». Владыка, видя
согласие у своих, так визирю отвечает: «Как решился ты, потурица, спросить
харач у детей свободной Горы? Не дадим тебе ничего, кроме камней, а вместо
двенадцати девушек ты получишь двенадцать свиных хвостов, которыми ты можешь
украсить свой тюрбан, чтобы помнить, что в Черногории девушки растут не для
турок, не для потуриц и что, прежде чем выдать единую, мы все предпочтем
умереть искалеченные, слепые и без рук. Приходи, мы ждем тебя... Надеемся,
что ты оставишь у нас свою голову, и что она покатится в наших долинах, уже
усеянных столькими черепами турецкими».
Когда письмо паша получил и увидел, что написано в нем, паша
бешено стукнул ногой, в бешенстве за бороду хватился и громко капитанов
кличет своих. Те сбежались с 45 тыс. войска и отправились на Черную Гору,
чтобы всю ее огнем и кровью пройти. Черногорцы выждали их под белым городом
Иногоштом. Тут оба войска приветствовали друг друга ружейным огнем 14 дней.
Вдруг ни пороха, ни свинца не хватило, не хватило у молодых
черногорцев; и пройди у их окопов, уже не извергающих огня, пошли турки
деревни жечь. Но Бог послал помощь нежданную: несмотря на строгие запрещения
Дожа, наш друг нам привез и продал много тысяч патронов. Пустились плясать
от радости сыны Черной Горы и петь победные песни. Только что утро рассвело,
они крестом перекрестились и бросились на лагерь турецкий, как волки на
белых овец. Турки выдержать не смогли, побежали, гнали их молодые черногорцы
через горы и долины до самой ночи. Сам паша едва убежал к своему визирю,
чтоб ему рассказать, как добывал он красивых черногорок.
Первая поездка Василия в Россию (1754 г.)
Нуждаясь в деньгах для исправления церквей, Василий поехал в
Россию за субсидией, обещанной Елисаветой. Здесь он издал в 1754 г.
посвященную канцлеру Михаилу Воронцову составленную им «Историю о Черной
Горе, Митрополитом Черногорским Василием Петровичем».
Война 1756 года
Между тем турки, казалось, уже утомились этими вечными
войнами с Черной Горой; по приказу из Стамбула боснийский вали предложил мир
черногорцам при условии полной свободы их, уважения турками их законов,
обычаев и прав; в свою очередь черногорцы должны были
133
признать верховенство султана и в знак такого признания
платить самую малую подать. Предложение это черногорцы отвергли, и визири
боснийский и скутарийский вступили с двух сторон в Черногорию с 80-тысячной
армией в конце 1756 года. Занявши область племени Белопавличей, они
остановились тут в укрепленном лагере. Отсюда армия двинулась дальше, когда
26 ноября была остановлена гражданским правителем (губернадур) Станиславом
Радоничем, явившимся во главе всех черногорских сил, и были отброшены в
лагерь. Сам визирь был ранен в битве. Три дня спустя черногорцы атаковали
сам лагерь, но, в свою очередь, были отброшены. Третьего декабря они
возобновили атаку, битва продолжалась 26 часов без перерыва, лагерь все еще
держался, но все позиции вокруг него попади в руки горцев и отступление
турок было совершенно отрезано. Армия турецкая пропала бы, если бы
черногорцы не были принуждены уйти на некоторое время в соседние деревни за
снарядами и провизией. Турки воспользовались этим и бежали, преследуемые
черногорцами, оставив весь лагерь и 40000 трупов.
Вторая поездка Василия в Россию (1758 г.)
В
1758 году Василий снова отправился в Россию за обещанной
субсидией, которую он и получил при следующем указе императрицы Елисаветы
Петровны (1741—1761):
«Благородным и почетным господам сербских земель в Македонии,
Албании, Черногории и Приморьи, правителям народа черногорского, воеводам,
кнезам и капитанам и прочим духовным и светским начальникам народа
черногорского Наш Императорский привет.
Мы приняли здесь явившегося из Черногории митрополита Василия
и умершего здесь губернатора Станислава Радонича, и мы пожелали дать
доказательство нашего удовлетворения, которое нам доставила привязанность
черногорского народа, выраженная сердарем Вуковичем, воеводой Пламенцем,
сыновьями воеводы Джюражковича, а также нашим полковником Пучковым и майором
Стефаном Петровичем.
Чтобы выразить Наше всемилостивейшее благоволение и
удостоверить неизменность такового, Мы посылаем всему народу через
посредство вышеназванного митрополита и прочих начальников тысячу дукатов и
Наш портрет.
Во всем прочем, Мы на просьбу черногорского народа дали Наш
всемилостивейший ответ вышеназванному митрополиту и прочим начальникам, и
они выехали отсюда награжденные.
Дан в Петербурге 13 июня 1758 года. (Lenormant, Turcs et
montenegrins, 1866—Archives de Tsettinje).
134
Третья поездка Василия в Россию (1765 г.)
В1765 г. Василий снова совершил путешествие в Россию, чтобы
представиться императрице Екатерине II (1762—1796 г.) и заручиться ее
покровительством; но тут он внезапно разболелся и умер в 1766 году; он
похоронен в Александро-Невской лавре. По поводу смерти митрополита,
императрица обратилась к черногорцам с особым указом, в котором, извещая
черногорцев о смерти митрополита и о почестях, возданных ему при погребении,
и сообщая о пожаловании тысячи рублей пособия, выражает надежду, что
черногорский народ окажется достойным Ее императорских милостей и
постарается в будущем изо всех сил служить Ей верно и самоотверженно. В
заключение Императрица убеждает черногорцев прекратить взаимные распри и
жить в мире и согласии.
Уничтожение сербского ипекского патриархата (1766 г.)
В1766 году турки под влиянием интриг константинопольского
патриархата, задумавшего подчинить своей церковной власти весь полуостров и
так называемых фанариотов, имевших в виду кроме того обогащение, путем
поборов православной райи, и дальновидно рассчитанные политические цели
восстановления Греческой империи, принудили к отречению от власти сербского
патриарха Василия Иовановича Беркича; патриарх удалился сначала в
Черногорию. Права сербского патриарха переданы были константинопольскому
вселенскому патриарху, против чего Василий протестовал, возвратился в Ипек и
вновь провозгласил себя патриархом, но должен был бежать оттуда в
Черногорию. Спустя несколько лет он переехал на жительство в Россию, но
предварительно передал свои духовные права митрополиту Саве. С этих пор
черногорские митрополиты считают себя независящими в церковном отношении ни
от какой высшей церковной власти и хранителями прав ипекских сербских
патриархов.
Так прекратил свое существование ипекский сербский
патриархат, основанный при Душане в 1346 году, после 420-летнего
существования. Из него возникли четыре автокефальные сербские митрополии;
белградская, карловацкая, далматинская и цетиньская.
Царь Стефан Малый (1767—1770 г.)
В 1767 г. среди черногорцев появился некий Стефан Малый,
выдававший себя за русского императора Петра III, чему черногорцы скоро
поверили и провозгласили его своим государем; Стефан говорил, что его
единственное желание состоит в том, чтобы царствовать над ними и воскресить
корону, павшую на Коссове. Вскоре престиж Стефана принял тревожный характер
для соседних государств. Венеция и Турция заключили
135
союз против Черногории. В 1768 году три оттоманские и одна
венецианская армия атаковали Черногорию одновременно со всех сторон.
Песнь следующим образом передает эту, одну из
блистательнейших войн черногорских:
«Дож Венеции пишет царю белого Стамбула; он дружески
приветствует его и говорит: «Ясный султан; ты знаешь, что на этих скалах
черногорских, при одном имени русского императора, весь народ пришел в
движение, как дети около своего отца. Уничтожим вместе этих бунтовщиков,
чтобы и следа от них не осталось. Я подниму моих Далматов и храбрых кроатов,
и расположу их по границе, чтобы банды, которым удастся избежать твоего
ятагана, не ускользнули бы от шпаги моей».
Тотчас царь-Османли собирает своих албанцев, босняков,
румелиотов, всего 120 тысяч пехоты и конницы, которые, со своими визирями во
главе, направляются к Черной Горе и вторгаются в нее сразу с трех сторон, в
то время как венецианцы покрывают войсками границу с четвертой стороны.
Окруженные со всех сторон, черногорцы призывают Бога свыше и
на общем собрании постановляют, что не следует думать о жизни, а славно
умереть за веру и дорогую свободу; затем в числе 10 тысяч против 120 они
отправляются разными отрядами к разным атакованным пунктам. Турки
подвигались, окруженные пожарами и уже сильно проникли в страну; но смерть
ожидала их там, потому что они не умеют, как наши, прятаться за скалы и
деревья. Тщетно кричали они нашим: «Мыши трусливые, черногорцы, поднимитесь,
чтобы видеть вас! Куда убегаете вы, как мыши, между кустарниками?» Из-за
кустарников частили ружейные выстрелы и их неожиданно поражали.
Турки, однако, уже девять недель ломаются, а у наших бедных
гайдуков уже пороха и свинца не хватило. Им пропадать уже приходилось, как
неожиданно явилось счастье черногорское, счастье, ниспосланное Богом; 1
ноября сильный дождь пошел из облаков, сопровождаемый молнией и громом,
который опустошил у Будвы лагерь Дожа Венеции и раскинул палатки паши
скутарийского. Посреди этой суматохи наши прибежали и овладели снарядами, за
которыми присмотр ослабел. Теперь снабженные всем, они вызывают всех трех
визирей, которые, отчаявшись удержаться зимою в горах, освобождают их,
усыпая трупами дороги.
Так истинный Бог помогает тем, кто молится Ему: верь же в
Христа, дорогой побратим, в Бога, которого черногорцы обожают, от которого
они получают и радость, и бодрость, и здоровье».
Так говорит песнь. Исторически дело происходило следующим
образом: Три турецкие армии, численностью в общем в 120 тыс. человек, под
начальством визирей боснийского, албанского и румелийского вступили в
Черногорию с трех сторон; венецианский генерал Кракович занял войсками
136
республики границу с четвертой стороны. Ввоз пороха и оружия
в Черногорию был воспрещен венецианцами под страхом смертной казни. Но после
двух месяцев борьбы одному черногорскому отряду удалось отбить у неприятеля
огромное количество пороха. Этот успех довел экзальтацию и радость
черногорцев до высшей степени. Катунская и Рецкая нахии (округа) под
начальством воевод Драго и Перо Вукотичей, сердаря Петровича и попа Юшковича
атаковали 28 октября раньше рассвета соединенные армии визирей боснийского и
румелийского; битва длилась до вечера и затем турки, обращенные в бегство,
были преследуемы всю ночь.
Второй лагерь турок был охвачен паникой вследствие взрыва от
молнии порохового магазина, солдаты бежали в беспорядке, преследуемые
черногорцами. Почти в тот же момент молния ударила и в лагерь венецианский и
взрыв пороха, причинивший большие бедствия в лагере, принудил их отступить к
приморским городам.
Таково было почти сверхъестественное окончание этой
грандиозной войны (Lenormant).
В том же 1768 году началась первая турецкая война императрицы
Екатерины II; зная о появлении в Черногории самозванного Петра III и
обращаясь за содействием черногорцев в этой войне, императрица отправила в
Цетинье посольство с князем Долгоруковым во главе, которое имело раскрыть
перед черногорцами самозванство Степана Малого и пригласить их к участию в
войне против турок. Прокламация императрицы между прочим гласила:
«Мы вам торжественно обещаем признавать вас отныне верными и
искренними друзьями нашей империи, если в настоящей войне вы станете на нашу
сторону, для вашей собственной выгоды, для вашей собственной свободы и для
общего блага христианства. Сверх того, за такое содействие, когда мы будем
заключать мир, мы не упустим включить и вас в договор».
Князю Долгорукому удалось сразу убедить черногорцев в
самозванстве Степана Малого, которого они и выдали князю. Но, по-видимому,
все дело казалось многим не столь убедительным, так как ничтожного
обстоятельства оказалось достаточным, чтобы придать ему совершенно иной
оборот. Князь поместил своего пленника в верхнюю комнату отведенного ему
дома. Степан неожиданно показался у окна и обратился к народу со следующими
словами: «Вы видите, что сам князь признает меня своим старшим, потому что
он не посмел поместить меня ниже себя. Это верный признак, что я царь, что
бы там ни говорили. Неужели вы оставите меня в руках моих врагов, ищущих
моей смерти?». Этого было достаточно, чтобы убедить черногорцев; они тотчас
освободили Степана при одушевленнейших криках; князь Долгорукий должен был
поспешно оставить Гору.
137
Черногорцы остались на этот раз, очевидно, под влиянием
Степана Малого, глухи к воззванию императрицы и в войне не принимали
никакого участия. «Царь» Степан Малый постарался ввести порядок во
внутренней жизни Черной Горы, прекратить разбои, составлявшие чистое
бедствие ее в мирные времена. Он был сильно изранен и ослеп вследствие
взрыва неискусно заложенной мины при предпринятом им устройстве дороги в
1770 году, отказался вследствие этого от власти и удалился в монастырь
Берчела, где в 1774 г. был убит своим слугой греком, подкупленным
скутарийским пашой.
Власть снова перешла в руки слабого митрополита Савы, который
тотчас же назначил своим помощников своего племянника, внука архимандрита
Петра Петровича. Последний в 1774 году разбил венецианцев, пожелавших
овладеть черногорским монастырем Станевичем.
МИТРОПОЛИТ ПЕТР I (1782—1830 г.)
Поездки его в Россию
Еще в качестве помощника Савы он отправился в Россию, но был
плохо принят в Петербурге и даже получил приказ немедленно оставить
Петербург.
Между тем императрица Мария Терезия, обеспокоенная успехами,
добытыми Россией в первой турецкой войне, Екатерины, заключила, формальный
союз с Черногорией. Тем не менее Петр надежную поддержку для Черногории
видел, главным образом, в православной России, почему в 1779 г. предпринял
снова поездку в Петербург, где его на этот раз приняли очень хорошо и даже
он был пожалован высшими орденами. В1782 г. по смерти Савы Петр был
рукоположен в архиепископы карловацким митрополитом Мойсеем Рутником.
Нуждаясь в деньгах для покупки пороха и свинца, он снова отправился в
Россию, где советовался с генералом Зоричем о средствах добыть денег, а на
возвратном пути был задержан полицией в Берлине, по недоразумению. Благодаря
всем этим усложнениям его отсутствие в Черногории продолжалось около 4 лет.
Тем временем на его родине происходили важные события.
Скутарийский паша Кара-Махмуд Бушатли, потомок Максима, сына
Ивана Цырноевича, перешедшего в ислам, в 1785 году вторгся в Черногорию с
намерением овладеть ею и, не встречая большого сопротивления, прошел ее всю,
разорил Цетинье и, не имея возможности за недостатком провизии оставаться в
горах, возвратился в Скутари берегом моря, пройдя при этом через
венецианскую территорию.
138
Участие черногорцев и герцеговинцев в австро-русско-турецкой
войне 1788—1791 г.
Вслед затем он возмутился против султана и, уничтожив две
высланные против него последним армии, вступил в переговоры с австрийским
императором Иосифом II, готовившимся к войне с турками. Но в последний
момент Кара-Махмуд прервал переговоры с императором и изъявил султану
покорность, вслед зачем был утвержден в звании визиря скутарийского и
получил прощение за свои возмущения. Между тем Россия и Австрия готовились к
войне с Турцией, последняя в свою очередь рассчитывала возвратить Крым,
занятый Россией в 1783 году. В 1787 году Россия и Австрия объявили войну
Турции. Обе державы старались обеспечить содействие христианского населения.
Императрица Екатерина обратилась с двумя воззваниями к сербам и черногорцам
от 31 февраля и 14 марта 1788 года. Император Иосиф II обратился также с
прокламацией к черногорцам и к сербам, призывая их к поголовному участию в
войне. Посланный императрицей Екатериной граф Марко Ивелич поднял на оружие
всю Герцеговину.
Черногорцы перешли границу и, соединившись с населением
Требеши, вознамерились взять крепость Опогошто, но потерпели неудачу и были
отражены турками, которым представилась возможность сжечь самую Требешу.
Лишенные своих домов, Требешане рассыпались на отдельные банды по разным
округам и принимали участие, как ускоки во всех битвах христиан с турками до
1804 года, когда Россия предоставила им убежище у себя. В течение войны
турецкой 1804—1811 г. они составили отдельный отряд, сильно отличавшийся на
Дунае и в Сербии. В 1789 году черногорцы разбили турецкую армию, пытавшуюся
проникнуть в Черногорию. В следующем году они взяли приступом Жабляк и
сожгли турецкий флот на скутарийском озере. Вместе с тем ускоки из Требеши
вместе с прочими горцами разбивали турецкие армии у ущелья Долгая, у
Никшича, у Стырни-Дола и в ущельях горы Боровник. Чтобы добыть пороху,
владыка Петр продал епископскую митру и другие церковные драгоценности. 4
августа 1791 г. Австрия заключила с Турцией мир в Систове, по которому
отдавала Турции обратно все сделанные ею с помощью сербов и черногорцев
завоевания, оговорив в договоре амнистию для всех подданных султана,
принявших участие в войне против него. Россия продолжала войну и 22 декабря
1790 г. пал Измаил. Обрадованные этим успехом России, черногорцы деятельно
готовились к войне в 1791 г.; но весной этого года граф Ивелич объявил
герцеговинской райе, что идут переговоры о мире и что война прекращается; он
уверил их также, что приложит все старания к тому, чтобы им дозволено
139
было переселиться в Россию, и чтобы им там были предоставлены
земли. Действительно, вскоре начаты были Россией переговоры, закончившиеся
миром в Яссах в 1792 году. Россия утвердила за собою Крым, побережье Черного
моря и Бессарабию. Заключив мир с Россией и Австрией, турки решили покончить
с Черногорией.
Войны 1792 и 1796 гг.
Весной 1792 г. турки двинулись на Черногорию и после войны,
продолжавшейся несколько месяцев, были отбиты и принуждены были отступить.
Кара-Махмуд поклялся, что отомстит за это поражение. Между тем
герцеговинские повстанцы все еще стояли под оружием и в непрерывной войне с
турками. В1796 г. Кара-Махмуд с 20-тыс. армией снова вторгся в Черногорию,
но потерпел совершенный разгром при деревне Мартиничи: с победой этой граф
Зубов, по повелению императрицы, письменно поздравил владыку. Но Кара-Махмуд
пылал мщением и в сентябре 1796 г. открыл новый поход, завершившийся,
однако, таким же полным погромом при селе Крусы, причем сам Махмуд был взят
в плен и обезглавлен. В то же время герцеговинские ускоки уничтожили
поблизости Черной Горы две турецкие армии — у Колашина и у Никшича.
Воспользовавшись несколькими годами спокойствия,
последовавшими после битвы у села Крусы, владыка составил и издал свод
законов для Черногории в 1798 году.
В том же году явился к митрополиту какой-то человек,
назвавшийся польским дворянином графом Вуичем, и предъявил ему от имени
Порты документ, в котором значилось:
1) Вуич будет князем Черногории и должен повиноваться
предписаниям Порты.
2) Страна признает сюзеренство Высокой Порты Оттоманской.
3) В виде дани Вуич обязывается предоставлять Порте 300 тысяч
ок шерсти.
4) В случае войны Черногория обязана поставлять
вспомогательное войско.
Митрополит не удостоил даже рассердиться на Вуича и
посоветовал ему поскорее оставить Гору, пока содержание представленного им
документа не стало общеизвестным, так как он тогда не ручается за его жизнь.
Вуич поспешил скрыться.
Этот комический инцидент важен только в том отношении, что
Порта, испугавшись последствий, которые могут произойти вследствие
раздражения, которое могло вызвать у владыки и у народа это глупое
предложение, поспешила издать фирман, который, излагая всю боевую историю
Черной Горы, заканчивается следующим образом:
140
«Мы, султан Селим-Эмир-Хан, царствующий от неба до земли, от
востока до запада, Царь всех Царей, даем знать нашим визирям, пашам и кади в
Боснии, Герцеговине, Албании и Македонии, находящимся по соседству с Черной
Горой, что черногорцы никогда не были подданными Нашей Высокой Порты, — дабы
они были хорошо приняты на наших границах, и мы надеемся, что они так же
будут поступать и по отношению к нашим подданным». (Lenormant).
Война с французами в Далмации. Передача Австрии Боки
Которской
Скоро в Европе начались войны с французской республикой: в
1797 году французы, уничтожив венецианскую республику, передали Австрии
южную окраину Далмации Боку Которскую; так как, однако, Австрия медлила с
занятием Боки, то бокезцы провозгласили митрополита Петра своим покровителем
(1797 г.). Черногорцы заняли Боку и владели ею до 1814 года, когда, согласно
постановления Венского конгресса, передали ее Австрии, не взирая на то, что
в качестве союзника России Черногория в течение 7 лет (1806—1813 г.) воевала
в этом округе с французами, овладевшими Далмацией. Занятые борьбой с
французами в Далмации, черногорцы не могли принять никакого участия в
возникшей в это время борьбе сербов за независимость.
Еще раз пришлось черногорцам воевать с турками при Петре I:
боснийский визирь Джелал-Эддин-паша вознамерился привести к покорности
герцеговинские племена, расположенные по соседству с Черной Горой, но с
помощью черногорцев был совершенно ими разбит и обращен в бегство. Затем в
течение десяти лет Петр I мирно управлял Черной Горой; он умер 6 октября
1830 года.
Митрополит Петр II (1830—1851 г.)
Петр II почти все время своего правления употребил на
упорядочение внутренней жизни Черногории; он вступил на митрополичий престол
17 лет от роду; 20 лет от роду он был рукоположен в архиепископы в
Петербурге. Изгнав из Черногории гувернадура и взяв в свои руки гражданскую
власть, он, с целью ослабить влияние главарей отдельных племен, учредил
сенат. Он имел с турками несколько столкновений и должен был уступить им два
островка на скутарийском озере.
Он известен, как поэт; из его произведений наиболее
замечателен «Горский Венец», считающийся классическим в сербской литературе.
Он был последним митрополитом — государем Черной Горы.
141
Данило I (1851—1860 г.), князь черногорский
Данило, племянник и преемник Петра II, отказался принять
монашество и провозгласил себя князем Черногории. Турция встревожилась и
направила на Черногорию огромную армию с Омер-пашой во главе в декабре 1852
года. После упорной, непрерывной войны, турки по настоянию России и Австрии
вернули свои войска из Черногории. Князь Данило тотчас стал требовать
точного обозначения границы Турции и Черногории. При определении границы
возник спор из-за Грахова. Турки послали Хусейна и Кадри пашей с 8000
войском с приказом занять Грахово и тем самым прекратить спор. Данило послал
к Грахову своего брата Мирко с 5000 войском черногорским. 1 мая дошло до
битвы и черногорцы уничтожили почти все турецкое войско. Грахово осталось за
Черногорией. В1860 г. Данило, находясь в Которе, во время прогулки был убит
каким-то черногорцем, мстившим ему за что-то. Ему наследовал его племянник
князь Николай.
Босния. Герцеговина. Дубровник
Босния, как и прочие сербские земли, по заселении ее в VII
веке сербами, разделилась на несколько жупанств, управлявшихся жупанами, а
позднее банами. В XII веке рашский жупан Бела Урош отдал Боснию в приданое
венгерскому королю Беле II Слепому. С этого времени венгерские короли
принимают титул королей Далмации, Хорватии и Боснии; в Боснии с этого
времени вступили в соперничество влияния сербское и венгерское, а наряду с
ними возникло и стремление самой Боснии в независимому существованию. В том
же XII в. во время бана Кулина в Боснии распространилась ересь богумилов или
патаренов, к которой принадлежал и сам Кулин и сын его Нинослав. В1245 г.
венгерский король под предлогом уничтожения этой ереси послал на Нинослава
войско с неким Котроманом во главе, который победил Нинослава и стал баном
боснийским. Во время Милютина и Душана Босния принадлежала Сербии; по смерти
Душана и Уроша бан Твртко провозгласил себя королем не только Боснии, но и
Сербии и короновался в 1375 г. в монастыре Милешево. Его преемник Дабиша
(1391—1396), вследствие внутренних непорядков и опасности, грозившей от
турок, признал верховную власть венгерского короля и способствовал
распространению католицизма, видя в этом средство заручиться помощью
западных государств против турок. В1463 году при короле Стефане Томашевиче
Христиче султан Магомет II вторгся в Боснию и занял ее, умертвив Стефана.
Многочисленная боснийская аристократия большей частью приняла ислам и скоро
стала более ожесточенным врагом христиан, чем сами турки.
142
Правитель Захолмья Стефан Косача исходатайствовал для себя в
1444 году у германского императора Фридриха титул герцога, откуда вся его
область получила название Герцеговины. Вскоре и Герцеговина была покорена и
занята турками.
На побережье Адриатики образовалась торговая республика
Дубровник, вскоре заселенная сербами и тщательно охранявшая свою
политическую независимость. Дубровник благодаря обширной торговле вскоре
достиг цветущего состояния. Литература получила в нем необыкновенное
развитие; он дал целый ряд замечательных поэтов, которые хотя и находились
под сильным итальянским влиянием, но в произведениях своих оставались часто
на сербской народной почве. Первоклассные поэты — Менчетич, Даржич, Лучич,
Ветранич, Ранына, Гундулич, Пальмотич, Качич-Миошич — дали целый ряд
поэтических произведений, представивших замечательную выработку и истинную
красоту сербского языка. Поэтическое творчество, черпавшее сюжеты из
древнего классического мира, вдохновлялось также и своими народными
мотивами. Гундулич, обращаясь к Дубровнику, говорит в VIII песне своего
«Османа»:
Ах! да би ýвек како саде
Жи́вио
ми́ран
и слобóдан,
Дýбровниче, бéли грáде,
Слáван свиету, нéбу угóдан!
Рóбови су твои сýседи,
Тешке силе свели госпóде,
Твое влáдание сáмо седи
На престолу од слободе.
В III песне Гундулич бросает взгляд на сербскую историю:
У них свуд се витез хвали,
Кога крупом копле обдари:
Шчéпан, Урош и остáли
Од Немáньске кýче цáри.
У них живи слава обильна,
Кью Обилич стече мудри,
Кад анджаром цара силна
На Коссову смртно удри.
Гласи се у них сред народа
Од истóка до запа'да
Вера, господство и слобода
Дýбровника, мирна града...
143
В 1667 году Дубровник был совершенно разрушен землетрясением
и уже более не мог подняться до своего прежнего цветущего состояния. В 1807
г. он был занят французами, а после венского конгресса отошел к Австрии.
Мы перейдем теперь к новейшим событиям XIX столетия, поведшим
к возрождению Сербии и к образованию независимого сербского государства. Для
большей ясности мы предварительно бросим беглый взгляд на участие сербов в
последней австро-турецкой войне 1787—1791 года, закончившейся Систовским
миром, и на состояние Оттоманской империи в конце XVIII и начале XIX века.
АВСТРО-ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА 1787-1791 ГОДОВ И УЧАСТИЕ В НЕЙ СЕРБОВ
Положение вещей в Турции в XVIII в.
Еще в течение 1787 года среди населения белградского пашалыка
(Сербии) распространились слухи о предстоящей войне Австрии и Турции и
вызвали возбуждение в народе. Вскоре появились тайные австрийские агенты и
возбуждали народ браться за оружие, обещая всевозможные награды и отличия
для тех, которые верно будут сражаться на стороне императора против турок.
Во всей стране распространялись прокламации императора, приглашавшие народ к
оружию — способ пользоваться содействием сербского народа, придуманный еще
за сто лет перед тем императором Леопольдом I. Благодаря возникшему в народе
возбуждению, в Австрию переправился еще до объявления войны целый отряд
молодых сербов, образовавший первый из тех добровольческих сербских отрядов,
которые в этой (как и во всех предыдущих австро-турецких войнах) войне
играли столь важную роль. Под влиянием, по-видимому, гербов в австрийском
лагере возникла мысль овладеть белградской крепостью посредством смелой
выходки; план, придуманный для сего белградским сербом Иованом Чардаклией,
состоял в том, что белградские гербы подберут ключи к крепостным воротам и в
данную ночь будут ожидать у этих ворот высадки австрийского отряда. В ночь
со 2 на 3 декабря значительный австрийский отряд под командой генерала
Алвинци стал переправляться через Дунай, но к месту назначения прибыла
только незначительная его часть; главная же часть отряда заблудилась в
тумане и пристала снова к австрийскому берегу. Прибившая к белградским
воротам часть, которую уже поджидали сербы, тотчас открыла ворота и
принялась заклепывать турецкие пушки, но благодаря поднявшийся в крепости
тревоге поспешно отплыла обратно к Землину. Паша
144
протестовал против этой попытки; скомпрометированных же в
этом деле белградских сербов, которые не успели бежать либо в горы, либо в
Австрию, страшными пытками замучил до смерти.
Этот инцидент ускорил формальное объявление войны Турции,
которое и последовало в феврале 1788 года. Что касается союзной с Австрией
России, то она находилась в войне с Турцией еще с августа 1787 года. Все
сербское население южных областей Венгрии (воеводины), собственной Сербии,
Герцеговины и Черногории приняло участие в этой войне.
Организованные в Австрии сербские добровольческие отряды
распределились по всей пограничной линии; та часть их, которая входила в
состав главной австрийской армии, образовала отдельный корпус под командой
капитана Михайловича.
В то же время в самой Сербии возникло движение, имевшее
больше характер восстания против турок, чем вспомогательных австрийской
армии действий.
В 1787 году, при слухах о предстоящей войне, турки отобрали
оружие от сербского народа, часть которого была, однако, припрятана и укрыта
от розысков. Турки поручили одному из обер-кнезов (оберкнез) Алексе
Ненадовичу стать с 100 вооруженными людьми стражей на границе, чтобы никто с
австрийской стороны не мог пройти через границу; в числе этих 100 человек
было несколько и турок. Вскоре явился к Алексе какой-то человек, выдававший
себя за посланного от императора Иосифа, и от имени императора советовал
Алексе собрать отряд из сербов и начать действия против турок, обещая, что и
австрийские войска скоро перейдут границу. Алекса последовал этому совету и
в двух столкновениях с турками —при городах Валеве и Чачке — побив их,
распустил своих людей по домам и стал с нетерпением ожидать начатия войны
австрийцами. При объезде императором Иосифом границы, Алекса был им принят в
аудиенции, на которой император предложил ему организовать участие сербов в
войне, обещая со своей стороны о них не забыть. Получивши затем еще от
предводителя сербских добровольцев Михайловича уверение в том, что и он в
скором времени начнет военные действия и перейдет в Сербию, Алекса
возвратился в Валево и принялся энергически за организацию восстания.
В то же время и совершенно независимо от австрийского похода,
о котором оно и не знало, подняло восстание и население приморавских земель
под управлением некоего Кочи, отчего все это движение народ назвал «кочина
крайна».
Независимо от Кочи действовал со своей четой Кара-Георгий, в
своих набегах доходивший до Нового Базара и до Вишеграда в Боснии. Положение
турок в стране было весьма незавидное; сообщения между отдельными
145
укрепленными пунктами изо дня в день становились все более
угрожаемыми и могли производиться не иначе, как в сопровождении сильных
конвоев. Один из таких конвоев, сопровождавший транспорт необходимых
припасов из Ягодины в Белград, подвергся нападению Кочи и был совершенно
уничтожен.
Весной 1788 г. австрийцы переправились через Саву у Шабца;
при этом особенно отличался отряд сербских добровольцев; они пошли в атаку
под предводительством князя Понятовского; последний, будучи ранен, упал и
кричал о помощи; только один из сербских добровольцев решился подбежать к
нему под дождем турецких пуль и за волосы оттащить его в безопасное место.
Вслед за взятием Шабца австрийская армия, благодаря неспособности ее
главнокомандующего Ласси, оставалась в бездействии, сербские же
добровольческие отряды вели партизанскую войну вдоль течения Савы и Дуная.
Один из этих отрядов атаковал, но безуспешно, крепость Смедерево; другой,
под начальством Брановачкого, разбил турок при Пожаревце. Михайлович во
главе сербских добровольцев взял штурмом турецкое укрепление
Гассан-Пашина-Паланка, в нескольких милях от Белграда, чем весьма затруднил
сообщение последнего с внутренностью страны.
Главная австрийская армия не только не достигла никаких
успехов в 1788 году, но почти вся была уничтожена вторгшейся в Банат
турецкой армией под начальством великого визиря. Одни только сербские
добровольческие отряды под начальством Михайловича и других офицеров, а
также отряды повстанцев в самой Сербии наносили возможнейший и существенный
вред неприятелю.
В 1789 году австрийцы под командой Лудона осадили Белград,
заняв все подходы к нему сербскими добровольческими отрядами Михайловича и
Брановачкого и уничтожив чрез их посредство все рассеянные в округе Белграда
турецкие отряды, и взяли его штурмом 7 октября, причем передовую штурмующую
колонну составляли сербы (Kailay). Вслед затем вся северная часть Сербии
была занята австрийскими войсками, наиболее деятельным элементом которых
были добровольческие сербские колонны под командой Михайловича, Давидовича,
Брановачкого и Ракичевича; из числа их наиболее предприимчивым и деятельным
был отряд Михайловича, между прочим, овладевший Крушевцем и Алексинцем. Эти
добровольческие отряды по мере движения австрийских войск внутрь страны
увеличивались новыми добровольцами; словом в эту войну повторилось то же
явление, которое имело место во всех австро-турецких войнах, — сербы
оказывали неоценимые услуги и были самым ожесточенным и усердным врагом
турок. Кроме того отдельные банды повстанцев обегали всю страну, придавая ей
вид огромного военного
146
лагеря. Повсюду, куда проникали австрийские войска, население
приводилось к присяге на верность австрийскому императору, что оно делало
часто очень охотно.
Тем не менее было немало сербов, смотревших скептически и с
недоверием на совершающиеся события; внешними выразителями такого настроения
служат банды повстанцев, действовавшие независимо от австрийской армии и как
бы игнорируя ее существование; сюда же следует отнести и то обстоятельство,
что шабацкий округ, будучи занят австрийцами, не дал ни одного добровольца в
армию. События скоро показали, что правы были именно эти скептики, с
недоверием относившиеся к австрийцам.
В начале 1790 г. скончался император Иосиф, а наследовавший
ему имп. Леопольд II вынужден был прекратить военные действия против турок и
начать переговоры о мире, как вследствие угрожающего положения Пруссии,
ревниво следившей за успехами Габсбургов, так и вследствие тревожного
положения вещей в Европе вообще, вызванного разыгравшимися к этому времени
событиями французской революции.
Переговоры о мире затянулись и закончились Систовским миром
1791 года; все занятые во время войны австрийцами земли возвращены были
обратно Турции; в мирном договоре Австрия оговорила амнистию для сербов,
принимавших участие в войне против турок, чем и ограничила свое внимание по
отношению к сербам за все то содействие, которое оказали ей сербы в этой
войне; правда, что получившим в военное время офицерский чин сербам
предложено было оставаться на австрийской службе в том же офицерском чине
или получать пенсию, соответствующую этому чину...
Известие о заключении мира и о предоставлении всей сербской
райи снова власти турок повергло сербов в величайшее уныние и вместе с тем
вызвало в них глубокое раздражение против такого пользования ими, как
орудием, и затем оставления их на произвол турок. С жалобами на такой оборот
вещей они обращались к императору, комендантам крепостей и к сербскому
церковному конгрессу в Темешваре. Мы приведем здесь части этих прошений, из
коих видно настроение народа, овладевшая им озабоченность и требования его.
Вот прошение, представленное в январе 1790 г. белградскому коменданту графу
Валлису и подписанное архимандритом Стефаном Иовановичем из Троноши, двумя
игуменами, двумя попами и двумя обер-кнезами:
Ваше Превосходительство!
... Уже четыре месяца упомянутые наши земли, благодаря
промыслу Божию, находятся под юрисдикцией светлейшего императора, и его
оружием и народами мы освобождены от нашего наследственного врага.
147
По Высочайшим манифестам, объявленным в начале этой войны,
всем нам обеспечена защита и помощь, если мы окажем поддержку и содействие
императорским и королевским войскам, которые вступят в наши земли.
Рассчитывая на это обеспечение, мы в истекшую осень не только
снабжали армию генерала Чернеля рабочими, подводами и жизненными припасами,
по даже подняли оружие против нашего правительства, чтобы только себя и
наших потомков освободить от тиранической власти и также заслужить милость и
защиту всесветлейшего императора, под чьим крылом мы пламенно желаем вечно
пребывать.
Против всякого ожидания и предположения, однако видим мы себя
лишенными всякой помощи, ибо все войска уведены отсюда, и мы предоставлены
самим себе; тут для защиты этих краев остался только один добровольческий
отряд, составленный из наших собственных людей. Как печально наше теперешнее
положение, это В. Прев, соблаговолите и сами обсудить; будучи лишены всякой
помощи от какой-нибудь христианской державы, и имея перед собою
оскорбленного, горящего местью и значительно нас превосходящего врага, — нам
не остается никакого иного исхода, как предстоящая очевидная гибель всего
здесь живущего народа, потеря всего нашего имущества и разорение наших
святых церквей и монастырей... Мы сами не можем защищаться против столь
превосходящего нас врага, тем более что у нас с самой юности глубоко
вкоренился страх перед ними; в противном случае мы давно бы сбросили с себя
тяжелое иго, не ожидая с таким нетерпением имп. и кор. полощи.
Поэтому мы видим себя вынужденными слезно просить В. Прев,
сжалиться над нами ради будущего спасения и милостиво прислать нам поддержку
от имп. и кор. войск. Нам достаточно было бы 1000 пехоты и 200 чел.
конницы., чтобы только враги наши видели поддержку импер. и королевскую у
нас; мы же соединим все наши силы и пожертвуем последней каплей крови, чтобы
защитить себя и этих импер. и корол. солдат. И мы притом всепреданнейше
уверяем, что с означенной помощью будем в состоянии защитить нашу страну от
теперь находящегося в ней врага.
В прошении, адресованном с
ербскому церковному конгрессу в Темешваре (от 24 августа 1790
г.), подписанном 120 монахами, священниками и кнезами, в заключение
говорится:
«Мы осуждены на совершенную гибель и для нас лучше было бы
пасть на поле битвы, чем быть изрубленными, как скот. Но если мы этой перед
лицом всего света заслуженной императорской милости, помощи и защиты не
получим, то мы будем принуждены отдаться под защиту какой-нибудь другой
державы; а отклонения этой нашей просьбы не забудем ни мы, ни наши
148
потомки; да будет оно передано нашим внукам и правнукам из
поколения в поколение, как напоминание и предостерегающий пример».
Очень характерной для тогдашнего настроения сербов является
следующая деталь, изложенная в «Мемуарах» протоиерея Матвея Ненадовича, сына
обер-кнеза Алексы Ненадовича, организатора восстания Валевского округа. По
заключении мира собрались в квартире Михайловича офицеры добровольческих
отрядов, в Карловцах, и Михайлович убеждал их остаться в Австрии и поступить
офицерами в войска, тем более что они уже приняли присягу на верность
императору; Алекса отвечал: «Я возвращусь в свое отечество, в котором я
родился. Правда, я поклялся в верности императору и в том, что буду
сражаться за освобождение моего отечества от турок; каждый знает, что я
своей присяги не нарушил и императора не оставил. А только император оставил
и меня и весь сербский народ, совершенно так же, как поступали и предки его
в отношении наших предков. Я буду ходить от монастыря к монастырю и сообщу
это каждому монаху и священнику, — пусть они это запишут, чтобы в будущем ни
один серб немцам ни в одном слове не верил». — «Ради Бога, молчи! Если тебя
услышат, тебя расстреляют!» — вскричал Михайлович. «Это я сказал сербу, а не
немцу, заметил Алекса, а, впрочем, я повторю это перед кем угодно».
(Kallay).
Вскоре турки приняли от австрийцев всю Сербию, и народ снова
стал райей. Мертвая тишина воцарилась в пашалыке и сменила собою то движение
и одушевление, которые оживляли его в течение трех лет войны. Белградский
паша стал принимать ежегодный харач и порез, оставляя без всякого внимания
все прочие дела пашалыка; кади и муселлимы стали вершить свои судебные и
полицейские функции, живя и обогащаясь поборами с населения; помещики-спахи
возвратились в свои города; сербы-райя в деревнях стали исполнять свои
правильные повседневные работы. Установился обыкновенный турецкий режим. Но
была и особенность, характер которой виден из просьбы, с которой обратились
сербы к вновь назначенному после войны белградскому коменданту и губернатору
пашалыка Эбу-Бекир-паше. Они просили его о недопущении в Сербию янычар.
Чтобы понять как значение этой просьбы, так и последующие события,
необходимо бросить взгляд на состояние Турции в конце XVH1 и в начале XIX
века и на положение вещей в Сербии в конце XVIII века.
Состояние Оттоманской империи в конце XVIII и в начале XIX в.
и положение вещей в Сербии
Оттоманская империя сложилась путем завоеваний сельджукскими
турками различных народов сначала в Малой Азии, а затем, кроме того, в
Европе и в Африке. В числе народов, покоренных оружием султанов,
149
были народы, принадлежавшие к христианской религии и народы,
принадлежавшие к магометанской религии. След. импульс, руководивший
завоевателями, состоял не в стремлении распространять силой ислам, а в
стремлении образовать обширное государство. Завоеватели мало заботились о
том, к какой религии принадлежат завоеванные. Когда сербский деспот Джюрдже
Бранкович обратился в венгерскому полководцу Яну Гуниаду с запросом, какую
веру предоставит он исповедовать сербам, если ему удастся овладеть Сербией,
тот ответил, что введет в Сербии католицизм; на тот же вопрос, обращенный к
султану, последний, — по словам одной из песен, ответил:
«Я выстрою церковь и мечеть,
Поставлю их друг возле друга;
Следующий христианству пусть в церковь идет,
Следующий исламу пусть в мечеть идет».
В завоеванной области все население, если оно принадлежало к
магометанской религии, тотчас уравнивалось в правах с завоевателями; если и
навоеванной области население принадлежало к какой-нибудь иной религии, не
магометанской, и в этой религии желало оставаться, то все это население
обращалось в так называемую райю, т. е. в лишенную всяких прав массу. Таким
образом, империя подразделяла все свое население, независимо от характера
составлявших его народностей, на две группы: на магометан, пользующихся
всеми правами первенствующего в государстве класса (независимо от того, к
какой они принадлежали национальности) и на райю, лишенную всяких прав и
долженствующую содержать первых и служить им. Религиозных преследований
райи, т.е. таких, целью которых было бы понуждение райи принять ислам, таких
наследований не было. Насильственное обращение в ислам имело место только
при захвате и уводе христианских мальчиков, предназначенных на
укомплектование войска, носившего название янычар и основанного еще Орханом,
сыном родоначальника султанов Османа.
Другой род войска, образованного также в первые времена
образования империи, были спахи, кавалерия, обязанные являться на войну
вполне снаряженными, по первому требованию султана; в награду за свою службу
спахи получали в завоеванных областях в ленное пожизненное владение участки
земли, носившие название смотря по доходности «тимар» или «зиямет».
Во главе янычар, как и во главе спахи, стояли особые
начальники, так называемые агá, имевшие место жительства в Константинополе.
С течением времени институты янычар и спахи подверглись
значительному изменению; спахи обратили свои тимары и зияметы в
наследственные
150
и стали, таким образом, помещиками; янычары перестали
комплектоваться христианскими мальчиками; в войско янычар стали поступать
магометане. Частые волнения их и бунты делали присутствие их в
Константинополе тягостным для султанов, и последние распределили их
отдельными отрядами по отдаленным от столицы провинциям, отдав их под
команду местных пашей; но они и тут не оставались спокойными, производили
буйства, насилия и грабежи среди местного населения как магометанского, так
и немагометанского и, поддерживаемые своим агой и товарищами,
распределенными по всей империи, не признавали власти ни паши, ни самой
Порты, если последние не обнаруживали желания потворствовать их прихотям и
своеволию.
Таким именно образом янычары белградского пашалыка в конце
ХУШ стол, предавались своеволию, насилиям и грабежам в среде местного
населения, нисколько не стесняясь присутствием паши в Белграде; они
фактически владели пашалыком, оттеснив совершенно пашу на задний план. Их
предводители или аги присвоили себе титул Дахи и, захватив в свои руки всю
власть в пашалыке, вопреки паше и самому султану, производили в свою пользу
поборы, грабежи и всевозможные насилия. Они не довольствовались одними
грабежами сербского населения, но пожелали овладеть также на правах частной
собственности и землей, находившейся в законном владении спахи; от этого
последние ненавидели янычар так же, как и сербы, и впоследствии, с
возникновением бунта против янычар, открыто поддерживали сербов.
Обыкновенно, янычар, облюбовавший для себя такое-то имение, прибывал в
данную деревню, объявлял себя помещиком и собственником данного поместья
(Чифтлик-сахиби) и оставался тут постоянно жить. Таких чифтлик-сахиби до
австро-турецкой войны 1788—1791 г. было еще немного; но по заключении мира
янычары еще до прибытия паши, имевшего принять Белград от австрийцев,
совершенно наводнили всю страну; почти не было деревни, в которой не
поместился бы такой чифтлик-сахиби. Изгнанные из своих поместий спахи
донимали султана непрерывными жалобами на янычар, почему назначенный
белградским наместником тотчас после войны Эбу-Бекирпаша получил приказ от
султана удалить янычар из Сербии. С просьбой удалить янычар обратились к
паше и сербы, встретившие и приветствовавшие его при его прибытии в пашалык.
Паша обещал им, что удалит янычар.
Так вели себя янычары далеко не в одном белградском пашалыке;
полное своеволие и совершенное отсутствие в них дисциплины составляли сущее
бедствие для всех провинций империи и даже для самого Стамбула. Вместе с тем
они совершенно лишились тех боевых качеств, благодаря которым составляли
некогда ядро военного могущества империи;
151
войны с Россией при императрице Екатерине II доказали
решительное превосходство войск, обученных на европейский манер и полную
неспособность янычар выдерживать битвы с ними. Вследствие этого султаны
давно носились с мыслью об уничтожении янычар и о замене их новым поиском,
обученным на европейский манер. Султан Селим III, взошедший на престол во
время австро-русско-турецкой войны (1789—1809 г.), но окончании войны
предпринял реорганизацию армии и, не распуская янычар, организовал несколько
отрядов войска, обученного на европейский манер, так называемого
низами-джедид. Янычары усмотрели в этих попытках султана открытую угрозу для
своего существования, во многих провинциях отказали в повиновении султанским
пашам и открыто восстали. И в глазах всех магометан попытки султана ввести
новшества, заимствованные у гяуров, казались посягательством на священные
постановления Корана и на изречения столпов ислама. Сам институт янычар, еще
при своем основании, был благословлен пользующимся у магометан большим
уважением их древним святым, основателем ордена дервишей, шейхом
Хаджи-Бектахом: «Войско, которое ты образовал, — сказал он султану
Орхану, — будет называться Ени-Чери; оно будет победоносно во всех
сражениях; его фигура будет светла, его рука страшна, его сабля остра, его
стрела закалена». Возбуждение янычар и стамбульской черни все более
росло. На улицах происходили кровопролитные схватки между толпой,
предводимой неким Кабакджи-Оглу и верными султану войсками. Султан скрылся
во дворце и не решался открыто и решительно выступить против бунтовщиков.
Вступив в предварительное соглашение с верховным духовным главой мусульман
Шейх-уль-исламом, постановления которого считаются священными и
непогрешимыми, Кабакчи-Оглу письменно и официально предложил ему следующий
вопрос:
«Падишах, который своим поведением и своими распоряжениями
оскорбляет священные постановления Корана, заслуживает ли оставаться на
троне?»
—«Олмаз» (никогда) был ответ Шейх-уль-ислама, который,
однако, будучи в неизвестности относительно того, какой оборот примут
события, на всякий случай добавил «но Бог знает, что лучше».
На основании этой резолюции Шейх-уль-ислама, Кабакчи-Оглу
провозгласил смещение султана Селима III (1808 г.) и восшествие на престол
султана Мустафы. Весть о низвержении султана Селима вызвала бурю восторга
среди янычар придунайской армии, умертвивших при этом известии своего агу и
сместивших великого визиря, командовавшего армией.
Но смещенный султан имел много и приверженцев. Рущукский паша
Барьяктар во главе 16-тыс. войска двинулся на Стамбул на защиту смещенного
султана. Ему удалось проникнуть в столицу и осадить султанский
152
дворец с требованием выдачи султана Селима. Но новый султан
Мустафа приказал умертвить Селима и сказал: «Передайте рущукскому паше
султана Селима, которого он требует». Тогда Баръяктар овладел дворцом,
заключил в тюрьму султана Мустафу и провозгласил падишахом его брата Махмуда
(1809 г.) В то же время виддинский паша Пасван-Оглу, а затем его преемник
Молла-паша возмутились против Порты, успешно отражая султанские войска с
помощью стекавшихся к ним янычар и прочего вооруженного сброда, не
находившего себе места при тех визирях, которые сохраняли верность султану.
Само собою разумеется, что эти неурядицы не могли
способствовать успехам турок в войнах, которые они должны были вести при
султане Селиме с Францией, по поводу занятия последней Египта (1798—1801
г.), и с Россией (1806—1812 г.), по поводу положения дел в придунайских
молдавских княжествах; войну с Россией султан начал по настоянию Наполеона,
настаивавшего на полном устранении России от права вмешиваться во внутренние
дела Турции.
К этому времени относится и сербское движение в белградском
пашалыке. Пашалык, управлявшийся белградским трех-бунчужным пашой,
разделялся на двенадцать пахий или округов, в которых судебные функции
вершили кади, подчиненные пребывавшему в Белграде молле, и
полицейскую муселлимы. Рядом с этим турецким управлением существовало
и управление народное сербское. Во главе каждой деревни находился «кмет» или
«сеоски кнез»; каждая пахия разделялась на несколько округов, во главе
которых стояли обер-кнезы, бывшие представителями народа перед пашой.
Вся земля была распределена между спахи, числом около 900,
большинство которых были потомки древней боснийской, перешедшей в ислам,
знати и которые обыкновенно жили в городах и приезжали в свои поместья
только затем, чтобы собрать с населения причитающийся им сбор. Низшее
духовенство было сербское и вело такую же жизнь и стояло в тех же условиях,
как и прочее население. Высшее же духовенство — архиепископ и епископы —
составляли, со времени уничтожения в 1766 г. сербского патриархата, греки,
высылавшиеся из Константинополя греческим патриархом, и обыкновенно
называвшиеся фанариотами, так как Фанар, часть Константинополя, был местом
жительства богатейших константинопольских греков, из среди которых
избирались эти епископы и архиепископы; понятно, что они, не будучи ничем
связаны с народом и не зная вовсе ни его, ни его языка, были ему совершенно
чужды, относились к нему как турки, и даже хуже чем турки, и имели в виду
одно только обогащение, ради которого они и получали эти места. Это
духовенство находилось всегда в наилучших отношениях с турками; при объездах
их всегда сопровождал турецкий конвой.
153
Древние монастыри, задужбины сербских королей и царей,
некогда богатые, были очень бедны; а пожалованные им в свое время земли и
деревни во время турецкого господства ими почти все утеряны; редкому из
монастырей принадлежала какая-нибудь деревня, обязанная доставлять ему
десятую часть своего сбора; такая деревня называлась прнявор.
Те лица, которые не желали выносить ига и подчиниться
условиям, в которых находилась райя, уходили в горы, в которых вели
скитальческую жизнь и, улучая момент, мстили туркам за себя, за своих
близких и за весь народ; это — так называемые гайдуки или айдуки,
собиравшиеся обыкновенно в отдельные банды или четы под управлением
арамбáши или атамана, подвиги которых воспеты в народных песнях.
Бросив этот беглый взгляд на состояние Оттоманской империи и
белградского пашалыка, перейдем к детальному изложению событий, из которых
возникла новая жизнь части сербского народа.
Султан Селим III, предприняв реорганизацию своей армии, в то
же нремя пользовался всяким случаем, чтобы умалить могущество и значение
янычар, составлявших главнейшую угрозу как для его планов, так и лично для
него самого. К нему давно уже поступали жалобы на насилия и на своеволие
янычар в белградском пашалыке не только от райи, но и от тамошних спахи,
ограбленных янычарами. Назначая поэтому белградским комендантом и
губернатором Эбу-Бекир-пашу, он поручил ему удалить янычар из пашалыка. В то
время все турки были поделены на две большие партии — противников янычар
(сторонников султана Селима Ш) и сторонников янычар. Эбу-Бекир-паша
принадлежал к первой из этих партий и твердо решил исполнить повеление
султана, изложенное в особом фирмане. На границе пашалыка, в Нише, собрались
обер-кнезы и представители спахи, чтобы приветствовать нового пашу; но не
явился ага (начальник) сербских янычар некий Дели-Ахмет, славившийся своей
отчаянной храбростью и разъезжавший по стране не иначе, как в сопровождении
сильного отряда янычар. Паша пригласил и Дели-Ахмета явиться к нему для
выслушания султанского фирмана. Ахмет прибыл в сопровождении своего отряда
янычар и, будучи принят радушнейшим образом пашой, он отпустил свой отряд.
Паша пригласил его на чашку кофе в свои покои. Когда Ахмет поднимался по
лестнице в комнаты паши, внезапно раздались выстрелы приготовленной для него
засады, и Ахмет упал мертвый, тогда Бекир прочел султанский фирман о своем
назначении и об удалении янычар из пашалыка. Последние, лишенные главаря,
испугались и удалились частью в Боснию, частью в Албанию, а частью в
виддинский пашалык, в котором были приняты мятежным против султана
Пасван-Оглу-пашой. Умертвив Дели-Ахмета, Бекир продолжал путь и, приняв
Белград от австрийцев, стал управлять пашалыком. Добросовестно
154
придерживаясь объявленной султаном амнистии, он вовсе не
преследовал сербов, дравшихся в последнюю войну на стороне австрийцев против
турок; даже более скомпрометированных в этой войне кнезов и обер-кнезов он
вновь утвердил в этих званиях. Население было довольно таким управлением
паши, но оно продолжалось недолго. Бекир-паша получил вскоре другое
назначение, и в 1792 г. в белградский пашалык назначен был Шашин-паша,
сторонник янычар, со вступлением которого в управление положение сразу круто
изменилось; янычары стали возвращаться в Сербию. В ноябре 1793 г.
обер-кнезы, доставив паше следовавшую сумму податей, подали ему прошение, в
котором просили о недопущении янычар в страну. Шашин ответил им, что султан
простил янычарам и возвратил им их древние права; и паша посоветовал им
возвратиться к своим местам и убедить народ оказывать послушание и исполнять
желания янычарских ага. В это время в Белграде производились турками большие
работы по исправлению повреждений, причиненных войной; работами руководил
некий влиятельный турок Хаджи-Мустафа. Для этих работ доставлялся сербами, и
в том числе Валевским обер-кнезом Алексой Ненадовичем, нужный материал. К
Хаджи-Мустафе, успевшему заслужить расположение сербов мягкостью своего
характера и справедливым к ним отношением, обратились обер-кнезы за советом,
что им делать ввиду полученного ими от Шашин-паши ответа. Мустафа
посоветовал им послать прошение султану с изложением своих жалоб против
янычар и слов, сказанных им Шашин-пашой, и уверил их, что ответ от султана
не заставит себя долго ждать. Обер-кнезы составили и послали прошение,
которое вероятно поддержал и сам Мустафа, имевший обширные связи в столице,
и стали ожидать ответа. Само собою понятно, что это исполнено было тайно от
Шашин-паши; только последний, обеспокоенный продолжительным пребыванием
кнезов в Белграде, потребовал их немедленного выезда. Алекса Ненадович
оправдывался тем, что он еще не покончил своих счетов с Хаджи-Мустафой по
доставке материалов; прочие кнезы попрятались в Белграде и в его
окрестностях.
Ответ от султана, действительно, не заставил себя долго
ждать. Спустя всего несколько недель после отправки прошения кнезов, по
улицам Белграда промчался, несясь в крепость, прибывший из Стамбула гонец,
который, держа над головою султанский фирман, кричал: «Маазуль, Шашин-паша,
маазуль! хассиль Хаджи-Мустафа-паша хассиль, хассиль!» (долой Шашин-паша,
ура Хаджи-Мустафа-паша!). Вместе с назначением нового паши, получен еще был
и султанский хаттишериф, точно определивший сумму тех податей, которые
собирались пашой непосредственно для местных нужд (порез), и полагавший
предел произволу пашей в этом отношении; сумма эта определена была в 400
тысяч пиастров. Это важное
155
для них известие кнезы передали на сохранение белградскому
митрополиту Мефодию. Таким образом, в начале 1794 года белградским
губернатором стал Хаджи-Мустафа-паша, убежденнейший противник янычар,
немедленно принявшийся за укрощение уже значительно усилившихся в стране во
время Шашин-паши их необузданных банд.
Среди янычар белградского пашалыка особым влиянием
пользовался новый Кара-Измаил, поставивший себе целью стать во что бы ни
стало Агой янычар пашалыка. Хаджи-Мустафа-паша поступил с ним так же, как
несколько лет назад поступил Бекир-паша с Дели-Ахметом; он распорядился
тайно убить его. Устрашенные янычары стали понемногу оставлять пашалык и
направились в Виддин и там были приняты очень радушно находившимся в
открытом возмущении против султана виддинским искателем приключений
Пасваном-Оглу. Сербия очистилась от янычар и под мягким и справедливым
управлением Хаджи-Мустафы, который не допускал никаких проявлений превышения
власти со стороны турецких чиновников и строго преследовал таковые, и
который вполне заслужил данное ему народом прозвание «српска майка»
(сербская мать), сербы чувствовали себя вполне довольными и счастливыми.
Между тем Осман Пасван-Оглу с помощью вооруженных банд,
разошедшихся по всем направлениям Оттоманской империи по окончании
австро-русско-турецкой войны и занимавшихся ограблением всего, что им
попадалось по пути, образовал сильное войско и, отказав в повиновении Порте,
старался расширить свою область, с каковой целью, а также и по просьбам
поступивших к нему янычар из Сербии, он открыл поход против соседнего
белградского паши. Последний, нуждаясь в деньгах, чтобы приготовиться в
отраженю виддинского войска, возвысил налог, причитающийся с населения для
удовлетворения местных нужд (порез). Кнезы собрались в Белград с намерением
обратить внимание паши, что хаттишерифом 1794 года султан точно определил
размер пореза, и что они находят непосильным для населения бременем
возвышение его. Тем не менее при приеме у паши они не решились ему это
высказать. Они отправились затем к митрополиту Мефодию и просили выдать им
хаттишериф, чтобы предъявить его паше. Митрополит убедил их попробовать
изложить свое заявление паше и обещал выдать документ, если паша иримет их
заявление неблагосклонно; из-под руки, между тем, он известил пашу, чего
хотят кнезы. На другой день кнезы вновь собрались у паши и, обычным образом
приветствовав его, стали все в ряд перед ним. Мустафа-паша сидел и
невозмутимо курил свой наргиле, не менее двух часов, во все это время ни
разу не взглянув на кнезов. Последние не понимали, что это сталось с пашой,
обыкновенно таким добродушным и приветливым. Наконец, паша прервал молчание:
«Ну, кнезы, отчего вы
156
не говорите, чего вам нужно от меня». Алекса Ненадович хотел
ответить, но паша прервал его и сказал, что ему уже известно их желание, что
налога он может и не повышать, если им угодно, но тогда пусть они не пеняют,
если в Сербию вновь проникнут янычары; сам он с ПасваномОглу легко
помирится, и поход Пасвана его лично мало тревожит. Это заявление паши
произвело глубокое впечатление на кнезов, и они просили пашу дозволить им
между собою посоветоваться по поводу того, что они слышали от него. На
следующий день кнезы вновь собрались у паши, и Алекса доложил паше, что они
все согласились в том, что повышение пореза непосильно для народа, но что
они готовы на собственный счет собрать между собою войско, с помощью
которого визирь будет в состоянии отразить виддинцев. Паша был очень доволен
таким решением кнезов и, установив размер войска, которое имеет быть
собрано, дружески расстался с кнезами; последние также были очень довольны
тем, что они вновь вернули себе благоволение паши.
По удалении кнезов Мустафа-паша издал распоряжение по всему
пашалыку, чтобы каждый серб держал в готовности свое оружие, а кто такового
не имеет, немедленно приобрел бы. Кнезы тотчас распорядились снаряжением
войска в условленном уже размере.
Между тем войска Пасвана-Оглу уже перешли границу; Хаджи
Мустафа выслал против них свои турецкие войска под начальством своего сына
Дервиш-бега и успевшие собраться сербские войска из восточных округов под
начальством храброго и решительного Станко Арамбашича; среди этих сербов был
и Кара-Георгий. Вблизи Кладова произошло сражение; виддинцы победили и
быстро направились к Белграду и овладели городом. Мустафа-паша заперся в
крепости. Между тем на выручку паши явился Алекса Ненадович с кнезами
Бирчанином и Гырбовичем, во главе собранного ими войска. Тогда виддинцы
вынуждены были оставить Белград и были преследуемы до самой границы (1797
г.). Этот эпизод имел большое значение в том отношении, что представил
сербам возможность помериться с турками. С другой стороны готовность, с
которой кнезы предложили паше отразить виддинцев с помощью сербов,
выказывала полное сознание ими возможности борьбы их с ненавистными им
янычарами; они, без сомнения, имели при этом в виду, что борьба с янычарами
это не одно и то же, что борьба с турками вообще, и хорошо знали о
существовавшем антагонизме между янычарами и верными султану турками.
По отражении виддинцев сербы разошлись по своим деревням, и
положение дел в пашалыке приняло свой обычный вид.
Между тем Осман Пасван-Оглу успешно отражал султанские
войска, высланные для усмирения его; не будучи в состоянии с ним легко
справиться и ввиду возникновения войны с Францией, вызванной египетским
157
походом Наполеона, Порта вступила в переговоры с ним и
назначила его виддинским пашой в 1799 г. Пасван, многим в своих успехах
обязанный белградским янычарам и постоянно осаждаемый их просьбами помочь им
водвориться вновь в белградском пашалыке, выговорил для них право
возвратиться в белградский пашалык на постоянное жительство. Против султана
Селима в народе давно уже возник ропот за то, что правоверные магометане
лишены были своих владений и преимуществ в пользу райи; и этот ропот еще
более усилился, когда стало известно, что султанский наместник с помощью
вооруженной райи изгнал правоверных из пашалыка. Хаджи-Мустафа-паша получил
повеление принять янычар в пашалык. Мустафа повиновался, допустил янычар
водвориться в Сербии, но был далек от намерения потворствовать их
беззакониям и своеволию.
В Шабаце скрытно и скромно проживали двое янычар Бего
Новлянин и Чюрт-Оглу и старались, до наступления лучших времен, так вести
себя, чтобы никому не бросаться в глаза. Теперь, с наступлением этих по их
мнению лучших времен, они не сочли более нужным особенно сдерживаться и,
встретившись однажды в городе с тамнавским кнезом Янком Лазаревичем,
пристали к нему с вымогательствами и, так как кнез не соглашался уплатить им
требуемой ими суммы, умертвили его среди белого дня собственноручно. Брат
убитого кнеза поп Лука Лазаревич тотчас известил о происшедшем Алексу
Ненадовича, а последний письменно пашу, причем заявил: «Если мы, кнезы,
не безопасны от злодеев на улицах города, то мы этого положения более
терпеть не можем, и потому, паша, озаботься назначением другого кнеза в
Валевском округе, так как я более в город не вступлю ногой, и кнезом ни в
каком случае более быть не желаю, но оставляю эту землю и бегу в Австрию,
чтобы по крайней мере жизнь свою спасти». Вскоре Алекса получил приказ
от паши приготовить квартиры для экзекуционного отряда в 800 чел.,
высланного пашой. Отряд прибыл, и Бего Новлянин и Чюрт-Оглу после некоторого
сопротивления бежали в Боснию; 36 янычар, их сторонников, были схвачены и
казнены; страх овладел всеми янычарами и они притихли, затаив, однако,
ненависть к паше.
Они задумали отделаться совсем от гяур-паши; с этой целью они
вступили в сношения с Пасваном-Оглу, который для содействия им снова выслал
войско на белградского пашу в 1801 году. Паша, организовав войско из своих
кирджалиев и из сербов, отправил таковое против виддинцев под начальством
своего сына Дервиш-бега. Много янычар, притворившись вполне преданными паше,
также примкнули к выступающему войску. По дороге, однако, они один по одному
от этого войска отстали и, тайно возвратившись в крепость, овладели ею, а
вскоре вслед
158
затем и самим пашой. Дервиш-бег, узнавши о том, что
происходит в Белграде, спешил обратно на выручку отцу. Но янычары заставили
пашу написать сыну письмо с приказом немедленно вместе с войском вовсе
удалиться из пашалыка, так как в противном случае янычары, во власти коих он
находится, грозят его убить. Дервиш-бег повиновался и направился с войском в
Ниш. Тогда янычары не считали более нужным возиться с Мустафа-пашой и убили
его 27 декабря 1801 года. Теперь они, наконец, стали господами пашалыка,
которого они так давно домогались. Своеволие, насилия и грабежи водворились
в стране. Четверо главарей янычар разделили между собою весь пашалык на 4
части и, рассматривая каждый свою часть, как личную свою собственность,
присвоили себе неограниченную власть не только над всем тем, что находилось
в стране, но и над жизнью обывателей. Чтобы оправдать свой поступок в глазах
султана, они в особом письме сообщили ему, что они потому убили
Хаджи-Мустафу-пашу, что он был более склонен к райе, чем к правоверным
туркам, и просили о назначении им в Белград нового паши. За них кроме того
хлопотали перед султаном, и последний, не решаясь выступить против них и
опасаясь взрыва фанатизма среди стамбульской черни, назначил Агу Ассан-пашу
визирем в Белград. Новый паша воздержался совершенно от всякого участия в
делах пашалыка и предоставил янычарам делать, что хотят.
Обеспечив себя таким образом от непосредственного возмездия
из Стамбула за убийство визиря, четверо главарей янычар Мехмед-Фочичага,
Кучук-Али, Аганли и Молла-Юсуф приняли титул Дахи, с резиденцией в
Белграде, и разослали в каждый округ своих ближайших помощников и
представителей, которым дали звание Кабадахи для непосредственного
заведывания округом; кабадахи, в свою очередь, разослали по деревням особых
агентов под именем субашей. Султанская власть, представителями
которой были паша, кади, муселлимы, была фактически уничтожена, и
представители эти почитали еще счастьем, что им дана возможность оставаться
на месте жить и что их не выгнали из края. Все султанские и местные подати и
налоги дахи присвоили в свой личный доход и собственность и получили
возможность из разного начавшего стекаться к ним сброда организовать войско
и личных для себя телохранителей. Спахи, законные владельцы земли, были
прогнаны и на их местах воссели янычары под именем чифтлик-сахиби.
Управление дахи, кабадахи и субашей состояло в непрерывном и повседневном
грабеже, насилии и убийствах. Гайдуки, почти исчезнувшие во время Мустафы
паши, вновь стали наполнять горы; почти 1/10 часть населения ушла в горы и
оттуда мстила за совершенные злодеяния. Дахи в свою очередь, чтобы лучше
обезопасить себя против возможного возмущения, настроили
159
целую обширную и густую сеть «ханов», караулок, мелких
укрепленных пунктов. И действительно, сделанная некоторыми спахи попытка
произвести восстание совершенно не удалась; дахи легко подавили восстание и
казнили виновников. Их честолюбие и алчность стали все более разыгрываться.
Не довольствуясь, собственно, белградским пашалыком, они стали поглядывать и
на Боснию. Один из дахи, Аганли, послал своих субашей в боснийскую деревню
Буковицу, по ту сторону реки Дрины, с поручением взыскать с жителей все
налоги, причитающиеся в казну, и доставить ему. Субаши возвратились, однако,
с заявлением, что все налоги с жителей уже взяты владельцем Буковицы
Хаджи-бегом, живущим в Сребернице. Аганли пришел в ярость, приказал собирать
войско и пригласил Алексу Ненадовича к себе: «Хотя я и сам знаю, но хочу
также и от тебя слышать, как было сильно то войско, которое ты собрал в
помощь Мустафе-паше, когда вы дрались против нас, янычар?» Алекса ответил,
что его отряд был в 1800 человек. Тогда Аганли приказал ему собрать такой же
отряд и, вместе с прочими турецкими отрядами, перейти Дрину, чтобы сжечь
Среберницу и наказать Хаджи-бега.
В условленный день войска Аганли собрались у Дрины, и дахи
приказал Алексе со своим отрядом рано утром переплыть Дрину, и вслед за ним
должны двинуться турки на лошадях. Так как на той стороне реки в укрепленном
шанце расположился Хаджи-бег со своими людьми, то Алекса ясно увидел, что
весь сербский отряд может при переправе погибнуть до последнего человека.
Алекса прибегнул к хитрости. Он стал рассказывать туркам, с каким
удовольствием будут бить завтра сербы в Сребернице не только Хаджи-бега, но
и всех турок, мужчин и женщин, какие только попадутся под руку. Вызвав таким
образом в слушателях участие к их единоверцам на той стороне реки, он стал
излагать им, как опасно для них всех, уже навлекших на себя немилость
султана, вовлекать себя еще в ссору с босняками. Турки признались, что им
очень хотелось бы, чтобы этого похода не было; но только они боялись
высказать это желание совершенно вышедшему из себя дахи. Алекса взял этот
труд на себя при условии, что турки все его поддержат. Явившись к Аганли,
Алекса изложил перед ним те же соображения, но дахи остался непреклонен.
Вскоре, однако, он вновь послал за Алексой и сказал ему, что он согласен
будет отменить поход, если Хаджи-бег уплатит ему 30 кошельков золота, сумму
всего следующего с Буковицы харача. Алекса тотчас отправился к Хаджи-бегу и
тот согласился отдать 15 кошельков золота, прочие 15 Алекса разложил на свой
округ — и эпизод тем и закончился. В августе 1803 года Алекса написала
письмо своему другу в Землине Митессеру, в котором просил прислать пороха,
нужного для восстания против злодеев, насилий которых нет более возможности
вынести;
160
но письмо попало в руки Мус-аги-Фочича, состоявшего в Шабце в
качестве кабадахи своего брата, дахи Мехмед-аги-Фочича. Алексе с трудом
удалось посредством ловкой хитрости выпутаться из опасного положения; тем не
менее дахи не забыли об этом письме. Спахи, постоянно адресовавшие жалобы
султану, посоветовали и кнезам отправить ему жалобу. В тайном собрании сербы
составили жалобу султану, в которой, между прочим, говорили: «Если ты еще
наш царь, то спаси нас; если же нет, то дай нам по крайней мере знать, тогда
мы бросимся в реку и покончим с этой жизнью». Султан Селим в фирмане на имя
белградского паши грозил выслать на янычар войско, но не турецкое, а другого
языка и другой веры, которое будет беспощадно по отношению к ним.
Дахи задумались, стали разбирать, каким это войском им
угрожает царь, и пришли к заключению, что царь имеет в виду не иного кого, а
именно райю. Бывший уже при Хаджи-Мустафе-паше прецедент утверждал их в этом
предположении.
Придя к такому заключению, они решили предупредить
возможность такой опасности и изрубить всех кнезов и всех сколько-нибудь
видных людей в народе. Они без всякого промедления приступили к выполнению
своего плана. В январе 1804 г. в условленный день все дахи, кабадахи и
субаши приступили к истреблению кнезов и более видных людей; самых видных
кнезов Алексу Ненадовича, Бирчанина Илью и Гырбовича взял на себя первый из
числа дахи Мехмед-ага-Фочич. План этот отлично удался; произошли массовые
истребления кнезов, священников, игуменов и других более видных лиц. Весть
об истреблении кнезов, как молния, облетела страну; население бежало в самые
неприступные углы гор и лесов; тут начались совещания, что делать. Всех
волновало чувство мести, все были согласны в том, что так более жить нельзя;
незнакомые с планами дахи, они были уверены, что на истребление осужден весь
народ.
ВОССТАНИЕ ПРОТИВ ДАХИ
Во всех округах пашалыка деревни опустели; жители бежали в
горы и отсюда начались в разных округах нападения на турок отдельных банд,
не связанных никаким общим соглашением и часто даже не знавших друг о друге.
Все движение имело характер самозащиты и направлено было исключительно и
только против дахи и их янычар. В движении этом участвовал и Кара-Георгий
(по сербски Кара-Джордже, Црни Джордже), вскоре ставший главой всего
движения; он представляет собою одну из самых выдающихся личностей новейшей
сербской истории.
Сын бедных родителей — Кара-Джордже родился в деревне
Вышевцы, в которой и вырос. Впоследствии он переселился в село Тополу. Во
161
время движения, охватившего страну перед австро-турецкой
войной, он задумал переселиться в Австрию вместе с родителями; при
приближении к границе его отец заспорил и заявил, что он не желает
выселяться в чужую страну и останется здесь; в пылу спора он пригрозил, что
донесет туркам о намерении сына. Спор между отцом и сыном разгорался все
сильнее и закончился тем, что Кара-Джордже выстрелил в отца и убил его
наповал.
Кара-Джордже возвратился в добровольческом отряде
Михайловича, но вскоре отделился от него и, во главе особой четы гайдуков,
действовал самостоятельно против турок. По окончании войны и заключении мира
он поселился в Австрии и поступил на службу сторожем при каком-то монастыре;
а во время Хаджи-Мустафы-паши возвратился в Сербию, поселился в селе Тополе
и стал заниматься хозяйством и разведением свиней. Он постоянно поддерживал
дружеские отношения с гайдуками, но сам в их подвигах не принимал участия. В
походе, предпринятом Мустафой-пашой для отражения виддинцев Посвана-Оглу,
Кара-Джордже утвердил свою репутацию храброго, решительного, даже
неотразимого воина; турки, завидев его, бежали. Высокого роста,
необыкновенно сильный, Кара-Джордже отличался молчаливым характером, но
благодаря необыкновенно развитому здравому смыслу в каждом данном случае
решал вопрос наилучшим образом. Несмотря на молчаливость и на суровую
внешность, он, однако, любил общество и ни одно празднество в округе не
обходилось без него. Необыкновенная энергия, храбрость, решительность в
минуту опасности и внезапно овладевавшая им страстность составляли его
характерные черты. Во время раздражения гнев его не знал границ. Убийство
отца было не первым его убийством. Но, успокоившись, он искренно сожалел о
случившемся и даже плакал.
В списке лиц, подлежавших истреблению, дахи поместили
КараДжорджа в числе первых; но он был предупрежден и заблаговременно бежал в
горы, где нашел много также бежавшего народа и банды гайдуков, среди которых
находился и пользовавшийся большой известностью Станко Главаш. Беглецы на
совещании решили лучше умереть с оружием в руках, чем ожидать, чтобы их
зарезали, как овец. 14 февраля 1804 г. они стали выбирать себе вождя; все
указали на Кара-Джорджа, как на самого подходящего для этой роли человека.
Кара-Джордже отказывался, ссылаясь на свою всем известную раздражительность
и несдержанность. «Изберите другого, — говорил он, — только не меня; вот
Главаш, вот кнез Марко, вот торговец Теодосий; кого бы вы ни выбрали, я ему
во всем буду повиноваться. Но я не могу быть вождем; в случае малейшего
неповиновения, я застрелю ослушника, а вам это не понравится и у нас
возникнут несогласия». Все, однако, нашли, что им такого именно вождя
162
и нужно теперь. Кара-Джордже принял главное начальство над
собравшимся в его округе отрядом.
Разослав воззвания по стране, в которых он призывал народ
убить местных субашей и собираться вооруженными отрядами, Кара-Джордже со
своим отрядом, ежедневно растущим, стал обегать округ, сжигая караулки
(ханы), убивая всех попадавшихся янычар, при Сибнице уничтожил высланное
дахиями из Белграда небольшое войско; так открылось восстание против дахи и
янычар. Характер движения хорошо выражен в народной песне, увековечившей его
в памяти народа, которую мы здесь приведем в извлечении:
Начало бунта против дахи
Боже милый, что за чудо великое!
Когда по Сербии земле
Имели перевернуться
И другие наступить судьбы,
Тут кнезы не рады борьбе,
И не рады турки-кровопийцы,
Но рада райя сиротыня,
Которая поборов не может давать,
Ни насилия турецкого терпеть;
И рады Божьи угодники,
Потому что кровь из земли прокипела;
Пора пришла, надо воевать,
За крест честной кровь проливать.
По небу святые стали воевать
И знамения различные метать
Над Сербией по небу чистому.
Такое первое знамение дали:
От Трифона до святого Джурджа
Каждую ночь месяц занимался,
Чтобы Сербы на оружие поднимались,
А Сербы подняться не смели.
Другое знамение бросили святые:
От Джурджева до Дмитрова дня
Все знамена кровавые проходили
Над Сербией по небу чистому,
Чтобы Сербы на оружие поднимались,
А Сербы подняться не смели.
Третье знамение бросили святые:
163
Гром загремел на святого Саву
Середи зимы, когда не время ему,
Взблеснула молния на святых веригах,
Затряслась земля от востока, —
Чтобы Сербы на оружие поднимались,
А Сербы подняться не смели.
И четвертое знамение бросили:
Над Сербией на небе чистом
Схватилось солнце весною,
Весною на святого Трифона,
В один день три раза занимается
И три раза играет на востоке.
На это смотрят турки белградцы,
И из города все семеро дахи,
Слезы роняют, на знамения смотрят:
«Черт возьми! что за странные явления!
Это для нас, брата, что-то не хорошо!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И закричали все семеро дахий:
«К нам скорей, ходжи и монахи!
Берите книги старинные,
Смотрите, что сказано в них,
Что будет с нами на конец!»
Пошли ходжи и монахи,
Взяли книги старинные,
В книги смотрят, крупные слезы роняют,
Дахиям так говорят:
«Турки, братья, все семеро дахий!
Так книги старинные говорят:
Когда такие явления бывали
Над Сербией по небу чистому,
С тех пор пятьсот уже лет прошло,
Тогда Сербское погибло царство,
Мы тогда царство добыли
И двух влахских царей погубили,
Константина середи Царьграда
У Шарца, у холодной воды,
И Лазаря на Коссовом поле.
Милош убил за Лазаря Мурада,
Но Мурад жив еще был,
Пока мы Сербским царством овладевали;
164
[[ Страници 164-165 липсват ]]
166
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На все стороны Джордже письма рассылает,
На все семнадцать пахий городских,
На кметов сельских главарей:
«Каждый своего убей субашу,
Жен, детей в убежищах скройте!»
Когда то услышали сербские главари,
Тотчас они Джордже послушали;
Все вскочили на легкие ноги,
Опоясали светлое оружие,
Каждый своего убил субашу,
Жен, детей в убежища отвели.
Когда Джордже Сербов взбунтовал,
Тогда он прошел по округам,
И попалил турецкие караулки,
И разорил турецкие укрепления,
И ударил на турецкие местечки,
Все местечки турецкие сжег,
Женщин, мужчин всех под меч подвел,
Тяжко сербов с турками развел.
Турки думают, что райя шутка,
А райя городам голова,
Поднялась райя, как из земли трава;
В города согнали турок.
Бежит Джордже от города до города
И горожан повсюду докликает:
«Слушайте вы, турки горожане!
На городах ворота открывайте,
Из среды своей насильников выдавайте,
Если хотите спокойными быть,
И чтобы городов Царю не портить.
Если же выдать их не захотите, —
Города эти выстроила райя,
По девяти лет строила их,
В один день способна их разорить
И с Царем борьбу начать.
А когда с Царем задеремся, —
Хотя бы все семеро королей поднялись,
Чтобы нас мирить—не помиримся,
Будем драться, черт, до последнего».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
167
А когда Джордже турок изрубил,
Изрубил турок злодеев,
Тогда Джордже вошел в города;
Что было турок к сече — иссек,
Что к сдаче было — то сдал,
Что для крещения было — то окрестил.
Когда Джордже Сербией овладел
И Сербию крестом перекрестил
И своим крылом закрылил
От Виддина и до воды Дрины,
От Коссова до Белграда,
Так Джордже Дрине говорил:
«Дрина вода, ты знатная межа
Между Боснией и между Сербией!
Скоро и та пора придет,
Когда я через тебя перейду
И честную Босну навещу!»
Не прошло и двух недель со дня истребления кнезов, как
Кара-Джордже обежал уже всю Шумадию и обратился к крагуевацкому кабадахи с
требованием тотчас освободить захваченного им богатого серба Младена
Миловановича, грозя в противном случае немедленно напасть на Крагуевац и
истребить все его магометанское население. Кабадахи тотчас отпустил Младена.
Вызывающий образ действий Джорджа встревожил дахи, которые решили как можно
скорее прекратить движение. Они выслали к нему в село Тополу посольство с
предложением распустить людей по домам, обещая исполнить все то, чего
потребует райя, и предлагая самому Кара-Джорджу 500 кошельков золота.
Последний ответил, что он готов исполнить требование дахи, если только будет
дана гарантия того, что дахи не будут более совершать злодейств, и что такой
гарантией могло бы быть поручительство австрийского правительства, почему
договор между сербами и дахиями должен быть заключен в присутствии
австрийского правительственного комиссара. Дахи еще больше встревожились и
поручили одному из своей среды Аганли отправиться к повстанцам и добиться во
что бы ни стало расхождения людей по домам. Его миссия, однако, не удалась,
и Аганли, раненый, возвратился в Белград ни с чем. Вскоре в лагере
Кара-Джорджа появилось третье турецкое посольство с митрополитом Леонтием во
главе, предупредившим, однако, Кара-Джорджа, чтобы он ему не верил, когда он
будет официально говорить в присутствии прочих членов посольства;
Кара-Джорджу предлагали звание обер-кнеза всего пашалыка и 500 кошельков
золота ежегодной
168
платы. Но он объявил, что без поручительства иностранного
государя и без согласия народа он в переговоры вступать не будет.
Восстание между тем распространялось не только в Шумадии, но
и в восточных и западных округах под начальством местных вождей. К востоку
от Моравы стояли со своими отрядами Момир из Лужицы, Миленко Стойкович и
Петр Теодорович Добриняц, очистившие всю местность от турок, уничтожившие
караулки (ханы) и согнавшие турок в укрепленные города. В западных от
Колубары областях брат и сын убитого Алексы Ненадовича, Яков Ненадович и
протоиерей Матвей, подняли народ на оружие и, разбивши у Свилеувы войско
янычар и боснийский отряд, присланный дахиям в помощь их другом Зворникским
пашой Алибегом Видаичем, осадили Шабац. На выручку Шабца послан был из
Зворника тем же Али-бегом отряд турецкого войска в 1 тысячу человек под
начальством некоего Ножина-аги. Яков Ненадович вышел им навстречу и вместе с
атаманом гайдуков Чюрчией стал ожидать турок у Чокешинского монастыря. Тут
между Чюрчией и Яковом возникла ссора, так как Чюрчия был того мнения, что у
них слишком мало войска, чтобы принять бой с многочисленным отрядом турок.
Ссора закончилась тем, что Чюрчия со всеми своими гайдуками оставил Якова и
ушел в горы. Яков остался с 200 человек и хотел расположить их за церковной
оградой, из-за которой легче было бы отражать турок. Но этому воспротивились
гайдуки братья Недичи, желавшие драться в открытом поле и выведшие в поле
весь отряд. Вскоре появились турки и начался бой, продолжавшийся с утра до
вечера и перешедший в конце в рукопашную схватку. Весь сербский отряд лег на
поле битвы; по словам песни, каждый серб душил одного турка, а серба 20
турок. Яков Ненадович, удрученный таким концом боя, возвратился к Шабацкому
отряду. Но и турки потерпели такой урон, что продолжать свой путь к Шабцу
уже не решались, поспешно направились обратно в Боснию и на дороге,
подвергшись нападению Хаджи-бега Среберницкого, почти все погибли. Тем
временем Шабац сдался проте Матвею Ненадовичу.
В то же время Кара-Джордже осадил в Руднике кабадахию Плякича
и вскоре взял его и поджег дома янычар; сам кабадахия погиб при попытке
пробиться. Между тем из Белграда на помощь рудницкому кабадахи выступил дахи
Кучук-Али, который однако, узнав о взятии Рудника сербами, направился к
Ягодине и укрепился здесь. Тут появился атаман кирджалиев, набранных в
Албании и Македонии, Гушанц-Али во главе 3-тысячного отряда и предложил дахи
Кучук-Али свои услуги за высокую плату. Кара-Джордже осадил Ягодину, но
Кучук-Али сделал успешную вылазку, рассеял сербов и выступил по дороге в
Белград; Кара-Джордже следовал непосредственно за ним. Кучук-Али, потеряв по
дороге
169
около сотни человек, убитых поджидавшим их отрядом Басы
Чарапича, прибыл в Белград.
Протоиерей Матвей Ненадович поддерживал сношения с
австрийским берегом, добывая оттуда порох для надобностей повстанцев через
посредство купца Живковича. Порох добывался контрабандным путем. Новосадский
сербский епископ прислал повстанцам железную пушку, составлявшую
собственность сербской церкви в Новом Саде, из-под руки исправленную в
Петроварадинской крепости. Матвей по совету своих австрийских знакомых
составил два прошения на имя сербского митрополита в Карловцах
Стратимировича и другое на имя коменданта Петроварадинской крепости; в них
он объяснял причины, вынудившие сербов взяться за оружие; заявлял, что они
подняли оружие только против янычар, ослушников и мятежников против султана,
убивших царского пашу и присвоивших себе власть в пашалыке; что они остаются
и желают оставаться верными подданными султана и успокоятся и разойдутся по
домам, как только добьются удаления янычар и отомстят за зарезанных кнезов;
он просил помощи австрийского правительства в их непосильной борьбе с
турками и кончил заявлением, что если Австрия не может оказать более
существенной помощи, то пусть предоставит в их распоряжение такой
вспомогательный отряд, какой предоставили ей сербы в последнюю
австро-турецкую войну. Австрийскому историку Каллаю такой конец прошений
протоиерея показался даже смешным. Потому что по его мнению, вполне
согласному с содержанием и тех ответов, которые получились на означенные
прошения, Австрия находилась в дружественных отношениях с соседней империей,
почему об оказании повстанцам какой-либо помощи не может быть и речи. Вообще
сербы пользовались каждым случаем, чтобы заявлять, что они сражаются против
дахи и против янычар, а не против верных султану турок, и что они остаются
верной и покорной райей султана. Вожди восстания этот девиз поддерживали и в
народе, стараясь внушить ему, что их борьба с дахи и с янычарами не только
не означает возмущения против султана и против верных султану турок, но
вполне согласна с волей султана; иллюзию эту поддерживали в народе и все
турки, находившиеся в пашалыке и не принадлежавшие к сторонникам дахи и
янычар, все ограбленные последними спахи и аги.
Таким образом в течение двух месяцев со дня истребления
кнезов весь пашалык представлял собою вооруженный стан, освобожденный
фактически от турок, вынужденных укрыться в больших крепостях; начальники
вооруженных отрядов в разных областях получили титул воевод, причем
Кара-Джорджу принадлежало всеми признанное за ним верховенство. В начале мая
1804 г. Кара-Джордже разослал всем воеводам
170
приглашение собраться на скупштину в Остружницу вблизи
Белграда для совместного обсуждения положения дел. Тут Кара-Джордже получил
от австрийского генерала Генейне приглашение прибыть в Землин для
рассмотрения условий примирения сербов с дахи и умиротворения края. Сербы
формулировали свои требования в 9 пунктах, но будучи заранее убеждены в
необязательности для турок того, что будет постановлено в Землине и чувствуя
себя достаточно сильными, чтобы покончить с ненавистными дахи, они прибегли
к хитрости, которой имели в виду сделать неудачными переговоры и
ответственность за неудачу их свалить на турок; именно, отправляясь в
Землин, они приставили к нескольким крытым соломой хижинам возле Белграда
человека с поручением в известный момент поджечь их.
Кара-Джордже явился в Землин в сопровождении нескольких
воевод и уже застал прибывших раньше уполномоченных дахиями турок;
конференция открылась и начались препирательства между турками и сербами,
причем австрийские офицеры с трудом успевали предотвратить рукопашную
схватку, в которую грозили превратиться переговоры; наконец по ту сторону
реки показались клубы дыма, и воевода Янко Катич вскочил со своего места и
закричал, что теперь турки жгут их дома и волокут в рабство райю.
Конференция стала расходиться; турки стали поспешно удаляться; Янко Катич
кричал им вслед: «Слушайте, турки! сторонники ли вы султана или дахиев — все
равно; скажите этой сволочи Кучуку-Али, чтобы он завтра утром явился во
Врачар на коне, как я; с пистолетом, как я; с ятаганом, как я; и мы с ним
там сразимся, — чтобы бедный народ в мире был». Кара-Джордже объявил, что
при таких обстоятельствах о примирении с дахи не может быть речи.
Здесь же по предложению Кара-Джорджа трое сербских купцов
образовали общество для контрабандной доставки сербам нужных военных
припасов.
Постановив организовать в крае судебное дело и выбор судей,
Остружницкая скупштина разошлась с условием, что все воеводы со своими
отрядами имеют собраться в Топчидоре вблизи Белграда 21 мая.
К назначенному сроку отряды собрались, и Кара-Джордже,
окружив со всех сторон Белград, повел правильную осаду с намерением
принудить турок голодом к сдаче; у Савы расположился кнез Сима со своим
отрядом; в Топчидере Кара-Джордже и Катич; дальше оба Ненадовича с
Валевцами, затем Младен Милованович, Милан Обренович и, наконец, Васа
Чаранич. Ежедневные вылазки турок успешно отражались.
Миленко Стойкович и Петр Добриняц, воеводы пожаревацкого
округа, осадили Пожаревац и, не будучи в состоянии взять его, обратились за
помощью к Кара-Джорджу, который выступил тотчас же с частью своих
171
Шумадийцев; Пожаревац сдался. На обратном пути он хотел
осадить Смедерево, но тамошние турки просили его не осаждать города, обещая
пристать ко всему тому, что обусловят белградские турки. Кара-Джордже обязал
их не выходить из Смедерева и не принимать никакого участия в войне и
возвратился под Белград. Осада Белграда продолжалась. Здесь в лагере
Кара-Джорджа получилась присланная в дар сербским карловацким митрополитом
Стратимировичем походная часовня, снабженная всем необходимым. Много
австрийских сербов оставляли службу в Австрии и поступали в ряды повстанцев.
Тем временем произошло событие, придавшее совершенно иной характер всему
положению дел.
Осведомленная о событиях в Сербии, вечно осаждаемая жалобами
прогнанных янычарами из Сербии спахи, Порта решила положить конец своеволию
белградских янычар и вместе с тем успокоить не в меру разросшееся движение
райи. Она поручила боснийскому вали Эбу-Бекирпаше (генерал-губернатору)
выступить с войском в Сербию, положить конец своеволию янычар и, распустив
сербов по домам, восстановить таким образом обыкновенный порядок вещей.
Сербы встревожились, узнав о выступлении Бекир-паши и, по совету
дружественно к ним расположенных турок, Кара-Джордже поручил кнезам Мачвы
приветствовать пашу на границе, выслал Гырбовича с 50 всадниками навстречу
паше в Шабац, Якова Ненадовича, Янка Китича и кнеза Симу с 600 всадниками в
Палеш, и сам во главе 2 тысяч отборных всадников выступил в Белый Поток для
приветствования паши. Паша был крайне неприятно поражен видом блестящей
конницы, окружавшей своих воевод вместо райи, которую он привык видеть.
Приближение визиря, имевшего целью их низвержение, так испугало дахи, что
они бежали из Белграда ночью на лодках до Ада-Кале, где и укрылись у
тамошнего губернатора Реджеп-паши; сербы на другой день узнали о бегстве
дахи. Бекир-паша, принимая Кара-Джорджа и прочих воевод, указал им на то,
что дахи уже нет в Белграде, и что они уже могут возвратиться в свои деревни
и предаться обычным занятиям, и обещал им наилучшее управление, еще лучше
того, которое было при Хаджи-Мустафе-паше. Сербы, однако, чувствовали себя
значительно сильнее паши, приведшего с собою только 71/2 тысяч войска.
Кара-Джордже благодарил пашу за добрые намерения и обещания, но прибавил,
что они не положат оружия, пока им не выдадут всех четырех дахи. Чтобы как
можно скорее положить конец движению, Бекир написал Реджеп-паше предписание
выдать дахи сербам, которые прибудут с этой целью в Ада-Кале. Кара-Джордже
послал воеводу Миленко с несколькими момками, которые, прибыв в Ада-Кале и
узнав, где поместились дахи, застрелили их и головы их доставили в сербский
лагерь.
172
Итак, дахи погибли. Несколько месяцев тому назад такого
известия было бы вполне достаточно, чтобы успокоить весь край, и чтобы не
было и речи о каком бы то ни было движении.
Но теперь положение дел значительно изменилось. Повстанцы
обладали внушительным войском, добившимся многих успехов, более сильным, чем
войско, которым располагал визирь; они уже не соглашались просто сложить
оружие и разойтись по домам; они требовали прочных гарантий, обеспечения в
том, что старые непорядки не повторятся.
Мимо сербского войска, осаждавшего Белград и
приветствовавшего султанского посла почетными залпами из ружей и выстрелами
из пушек (войско располагало уже двумя пушками), визирь прошел со своим
войском в нижнюю белградскую крепость; что касается верхней крепости, то она
находилась во власти наемника погибших дахи атамана кирджалиев Гушанца-Али,
отказавшего визирю в повиновении.
К визирю в палатку явились кнезы Яков Ненадович, Сика Катич и
Гырбович и вручили ему те из 9 пунктов состоящие условия сложения оружия,
которые выработаны были на Остружницкой скупштине и в которых главным был
пункт, требовавший назначения одного лица, который представлял бы собою весь
пашалык, и без согласия которого паша не мог бы ничего предпринимать. Визирь
благосклонно ответил: «Хорошо, хорошо! Все это будет еще лучше, чем вы и
сами хотите, все получите». Кнезы удалились и тотчас же отправились к
походной часовне, возле которой были в сборе все воеводы, и доложили им о
милостивых словах визиря. Но их тут огорошили вопросом, добились ли они от
паши согласия на то, чтобы взаимный договор между ними и визирем был
утвержден австрийским высшим чиновником, и они со стыдом сознались, что они
это упустили из вида. На следующий день дослан был к визирю прота Матвей
Ненадович, чтобы обратить внимание его на этот пункт условий, но услышав,
чего хочет райя, визирь энергично закричал: «Олмаз, олмаз! (невозможно).
Султан не потерпит вмешательства в свои внутренние дела!»
«Что хорошего приносишь ты?» — спросил Кара-Джордже
возвращающегося от визиря проту. «Три «олмаз» я несу, паша никаких
свидетелей не желает». «Вы ошибались, — обратился Кара-Джордже к воеводам, —
полагая, что мы таким образом можем примириться; о мире и речи не может
быть; настоящая война теперь только и начинается».
Тем не менее вожди восстания старались сохранить с послом
султана наилучшие отношения и тщательно избегали всего, что могло бы повести
к разрыву с ним, или что могло бы быть истолковано впоследствии, как
непокорность визирю. Они снабжали всем необходимым его и его войско.
Бекир-паша до ноября пробыл в Белграде, а с наступлением холодов
173
в ноябре решил, что ему здесь больше нечего делать, и что он
может возвратиться в Боснию. Выступая в обратный путь, Бекир передал сербам
все свои военные припаси и сказал, что если сербы, как они сами уверяют,
действительно верные подданные султана, то они должны доставить ему в Боснию
все эти припасы; если же они притворяются, то могут делать с этими
припасами, что им угодно. Сам визирь благополучно доехал до Боснии; но его
войско по дороге почти все пропало: частью от сильных холодов, частью от
выстрелов засевших по дороге в засадах селяков. Военные припаси, оставленные
визирем, быстро доставлены были сербами к границе Боснии в полной целости и
сданы турецким чиновникам под расписки, имевшие служить впоследствии сербам
документами в том, что они никогда не переставали быть верными и покорными
подданными султана. Во время переговоров с Бекир-пашой сербы послали
австрийскому императору Францу прошение, в котором просили посредничества
между ними и султаном и скрепления его подписью того договора их с турками,
на основании которого они положат оружие. В случае же неуспеха переговоров
предлагали ему принять Сербию под свое покровительство и прислать для
управления ею одного из королевских принцев. Император Франц не только
отклонил прошение, но и сообщил его содержание России и Турции.
Уже те немногие успехи, которых добились сербы в 1804 г.,
пробудили в этом легко одушевляющемся народе надежды и стремления,
совершенно не пропорциональные добытым уже результатам. Еще в июне сербский
карловацкий митрополит Стратимирович, с живейшим участием следивший за
движением сербов по ту сторону Савы и Дуная, составил и препроводил русскому
правительству обширную записку, в которой убеждал русских оказать поддержку
движению сербов и способствовать созданию независимого сербского
государства, которое, будучи родственным России по племени и по вере, самим
существованием своим будет полезно для самого русского государства и
освободит его от той изолированности и отчужденности, которые характеризуют
положение России в среде европейских государств. Записка эта попала в руки
тогдашнего русского министра Чарторыйского, которому не могли поправиться
некоторые замечания сербского митрополита о поляках, и записка эта была
предана забвению.
Все эти прошения и записка митрополита выказывают
лихорадочную озабоченность передовых сербов об участи возникшего движения,
когда ему придется стать лицом к лицу с могущественной Оттоманской империей.
Матвей Ненадович обратился к черногорскому владыке митрополиту Петру I,
который, однако, к сожалению, не оценил в должной мере значения возникшего в
Сербии движения и не нашел возможности
174
оказать ему то содействие, которое мог бы оказать, если бы
крепко стоял на почве сербских интересов. И впоследствии в самый разгар
сербской революции митрополит Петр не нашел для себя и для своих черногорцев
лучшего поля деятельности, как войну с французами бесплодную и
бессмысленную, от которой ни он, ни Черногория не добыли ничего. С большим
сожалением приходится констатировать, что Черногория, столько раз
поднимавшаяся на борьбу с турками по малейшему мановению со стороны, в тот
решительный час, когда она имела послужить не чужим интересам, а сербскому
делу, осталась глухой к этому делу и в момент возрождения сербского народа и
государства оказалась чуждой ему. Слухи о событиях, происходящих в Сербии,
проникли в Черногорию и вызывали в ее населении вполне понятное возбуждение.
Прота Матвей обращался и к Ивеличу, адмиралу русской эскадры,
стоявшей у далматинских берегов, родом сербу, который в ответном письме,
указав на существующие дружественные отношения между Россией и Турцией,
советовал обратиться со своим прошением прямо к султану. Наконец по совету
одного из австро-сербских офицеров, зачислившихся в ряды повстанцев, Петра
Новаковича Чардаклии, решено было отправить посольство в Петербург с
прошением на имя Царя; посольство, состоявшее из проты Матвея Ненадовича,
Петра Чардаклии и Иована Протича, выехало 13 сентября из Топчи дера и 7
ноября прибыло в Петербург через Харьков, где к ним присоединился состоявший
учителем при одном из училищ Тодор Филиппович, и Москву. Здесь они были
приняты министром иностранных дел Чарторыйским, который заявил им, что
Россия находится в дружественных отношениях с Турцией и потому фактической
помощи им оказать не может, и посоветовал им подать прошение султану, в
котором изложить свои требования, обещая поручить русскому послу в
Константинополе поддержать эти требования. Матвей Ненадович решил, однако,
представить народу результат своей поездки в более утешительном виде, а
именно, что он добился обещания полного содействия России, а полученный им
от кого-то роскошный экземпляр Евангелия— как залог русской дружбы. В
середине января он возвратился в Сербию.
Так окончился 1804 год. В течение зимы сербы осаждали Белград
и заключенных в нем визиря Солимана-пашу и Гушанца Али с кирджалиями. Между
обеими сторонами установились странные отношения; сербы поставляли все
нужное Солиману-паше, как царскому визирю; они снабжали провиантом и даже
деньгами и Гушанца Али; между тем и паша и Гушанц Али были осаждены ими.
29 апреля оозвана была в селе Петяны скупштина, на которой
прота Матвей изложил результат своей поездки в Россию. Указав на Евангелие,
он сказал, что царь Александр прислал его с той целью, чтобы они
175
его поцеловали и поклялись на нем, что будут твердо стоять,
пока не доведут до конца начатого дела; что Царь обещал помощь, но что об
этом нужно хранить тайну, чтобы турки не узнали, а пока что следует упорно
утверждать, что они остаются верной райей султана. Скупштинары благоговейно
вслушивались в слова протоиерея и единогласно заявили, что они во всем будут
повиноваться.
Затем высыпали на ковер собранные с народа подати, причем
Кара-Джордже со вздохом заметил: «Эх, не лучше ли было бы на эту громадную
сумму купить пороху и употребить против турок, чем отдавать им, чтобы они
затем нас же побили?!» Тем не менее, часть этих денег передана была
Солиману-паше, как султанский харач, другая часть — Гушанцу Али, прочее
пошло на уплату долгов,
Во время скупштины явились двое валахских бояр, посланных
валахским господарем греком Ипсиланти с официальным поручением примирить
сербов с турками, в действительности же поощрить их к продолжению начатого
дела, так как движением сербов Ипсиланти имел в виду воспользоваться для
своей собственной цели, рисовавшейся в его фантазии в виде восстановления
Греческой империи. Важнейшим же решением скупштины был выбор депутации,
имевшей отправиться в Константинополь и поднести султану жалобы и желания
сербского народа. Прошение султану, после вступления, в котором они выражали
чувства своей преданности и благоговения и указывали на то, что не взирая на
совершенную истощенность и обеднение страны вследствие наступивших
бедственных времен, они все же предпочли продать последний скот свой, чтобы
только внести своевременно налог и таким образом исполнить свою обязанность
верных подданных султана, содержало девять пунктов: 1) вместо визиря Порта
назначает в Белград мухазиля (гражданского комиссара); 2) народ выбирает в
каждом округе обер-кнеза, и для всей страны одного Главного Кнеза; 3) в
случае смерти обер-кнеза народ сам выбирает ему преемника; 4) все подати и
суммы, следующие спахи, должны быть выражены одной определенной суммой; а
уже непосредственные уплаты спахи должны производиться из султанской кассы,
причем спахи более не должны возвращаться в Сербию; 5) только Главный Кнез
может собирать подати и лично от себя пересылать их в Константинополь; 6)
Главный Кнез должен располагать известным вооруженным отрядом; 7) народ
может беспрепятственно строить церкви и монастыри; 8) земледелие и торговля
свободны от всяких обложений; 9) просить австрийское правительство
воспретить подвоз съестных припасов злонамеренным кирджалиям, занимающим
белградскую крепость.
Кара-Джордже между тем приступил к военным действиям. Янычары
держались еще в юго-западном углу пашалыка, в ужицком и караповацком
176
округе. Кара-Джордже взял после некоторого сопротивления
Карановац, Яков Ненадович — Ужицу, после чего оба возвратились к Белграду.
Прибывшая в Константинополь депутация вручила прошение, но
ответа не получила и даже была арестована. Султан Селим назначил нишского
губернатора Гафиз-пашу визирем в Белград с поручением обезоружить сербскую
райю и восстановить порядок и спокойствие во чтобы ни стало.
Гафиз-паша с 20-тысячным войском двинулся в Сербию по
направлению к Белграду. Миленко окопался в сильно укрепленном шанце на
берегу Моравы у Иванковце; Кара-Джордже расположился между Ягодиной и
Чюприей с намерением ударить на Гафиза во время его движения к Белграду.
Гафиз, однако, узнал о расположении войск и обратился к Миленко с
требованием очистить шанец и дать ему дорогу к Белграду, обещая ему по
прибытии в Белград назначить его обер-кнезом всего пашалыка. Миленко дал
такой ответ: если Гафиз-паша действительно послан султаном, то пусть он идет
по обыкновенной дороге, которой до сих пор все визири проходили, т. е. через
Ягодину. По этой же дороге он может пройти только по его трупу и по телам
его товарищей; а до тех пор, пока жив хоть один из них, паша по этой дороге
не пройдет.
Вместе с тем он послал сказать Кара-Джорджу, чтобы он перешел
через Мораву и ударил бы на пашу сзади. 18 августа с раннего утра Гафиз-паша
атаковал Миленко всей своей силой; бой длился весь день до вечера; сербы
отбили атаку; турки потерпели большие потери, и Гафизпаша, не решаясь
оставаться вблизи Иванковца, отступил к Парачину. Тем временем прибыл
Кара-Джордже и вместе с Миленко выступил вслед паше к Парачину. Гафиз, узнав
о соединении обоих отрядов, не решился принять битвы и поспешно со всем
войском удалился в Ниш, где через несколько дней умер от стыда и
мучительного для него сознания, что он должен был отступить перед райей.
С этого момента движение райи вступает в новый фазис своего
развития; случилось то, чего сербы до сих пор тщательно избегали: они
ослушались царского паши, сражались с царским войском и заставили его
отступить; движение, до сих пор носившее характер восстания против Дахи и
мятежных по отношению к султану янычар, перешло в революцию против султана
(август 1805 года).
Внутренние дела
Страна представляла собою обширный военный стан, разделенный
на несколько округов, в каждом из которых за время войны выдвинулись
воеводы, в короткое время сосредоточившие всю власть в своих руках. Каждый
из воевод выезжал не иначе, как в сопровождении особого почетного
177
отряда, род телохранителей, и в своих округах пользовались
неограниченным доверием населения и авторитетом. Даже в тех случаях, когда
действия воевод были явно эгоистичны, они не находили противодействия в
народе, видевшем в них прежде всего бордов против турок, не щадивших своих
сил и своей жизни в возникшей борьбе.
Все воеводы были de jure равны между собою, но в
действительности значение их было далеко неодинаково. Наибольшим авторитетом
пользовался Кара-Джордже, и этот авторитет его как бы сам с собою
подразумевался и всеми прочими воеводами признавался. Воеводы, однако,
большую часть времени проводили в лагерях, интересовались только военными
делами и вовсе не хотели ведать прочих сторон жизни. Поэтому, естественно,
возникла мысль устроить внутреннее самоуправление; прибывший из России
вместе с Матвеем Ненадовичем Филиппович подал мысль учредить сенат из 12
членов, по числу округов; для выбора сенаторов собралась скупштина в
Боговадье, созванная Матвеем Ненадовичем и его братом Яковом; на скупштину
эту собрались все воеводы и массы скупштинаров; ожидали еще Кара-Джорджа. Но
от последнего получилось письмо, извещавшее, что он в Боговадью прибыть не
может и предлагает всей скупштине собраться в Бораке. Извещение это,
объясняющееся желанием его выказать свое главенство и выставить на вид, что
указание места сбора скупштины и самая инициатива в ее созвании должна
исходить от него, вызвало всеобщее недоумение. Тем не менее, ему
повиновались. Когда скупштина собралась в Бораке, Матвей Ненадович обратился
к Кара-Джорджу со следующими словами: «Государь! Ты и прочие вожди обещали
нам, что на первой скупштине должен быть учрежден синод; это знает весь
народ и теперь нетерпеливо ожидает, чтобы вы исполнили обещание; вот мы
собрались в скупштине, теперь время исполнить это». Кара-Джордже отвечал
коротко и отрывисто: «Из тех, которые тут, выбери лучших по своему
усмотрению». Выбранным в члены сената, по представлении их Кара-Джорджу,
последний сказал: «Ступайте в монастырь Волявач, работайте там с Божьей
помощью на благо всего сербского народа и облегчите мне лежащую на мне
тяжесть; я сам скоро явлюсь к вам». Члены Совета принесли присягу в том, что
будут добросовестно исполнять свои обязанности по управлению народом.
Кара-Джордже при атом выступил, явно выражая, что он является представителем
верховной власти. Вскоре после поражения Гафиза-паши Смедеревские турки,
убив воеводу Джюшу Вуличевича, дали повод Кара-Джорджу напасть на Смедерево
и овладеть им. Совет был перенесен тогда в Смедерево. Здесь Кара-Джордже
вновь выказал власть над членами Совета. Войдя в Совет, Кара-Джордже
спросил, доложил ли Совету член его Джюрица, что в его округе один булюкбаша
так избил одного человека, что тот спустя несколько
178
дней умер. Джюрица ответил: «Государь, я забыл об этом».
Сенаторы стали совещаться, как наказать своего провинившегося члена, но
Кара-Джордже сказал: «Джюрица! Если ты нарушил присягу, не заботишься о
народе и не можешь защитить невинных, то бери шапку и ступай свиней
стеречь». Таким образом Кара-Джордже вел себя, как неограниченный господин
над народом.
Между тем решено было покончить с Белградом, все время
пребывавшим в осаде, и овладеть им. Зимой пришли сведения о том, что вали
румелийский и боснийский делают большие приготовления к войне с ними.
Встревоженные этими слухами, сербы отправили три прошения к султану, в
котором заявляли, что во всем происшедшем виноваты не они, а их тираны,
которые и теперь еще в лице Гушанца Али продолжают свои безобразия; что они
всегда были и желают быть верной и покорной райей султана; что тем не менее
они слышат, что султан высылает на них свои собственные войска, что без
сомнения поведет к совершенной гибели всего сербского народа; что они
все-таки предпочитают все пропасть, чем вновь подвергнуться страшной
тирании; поэтому они просят султана сжалиться над ними, освободить их от их
мучителей и утвердить за ними права фирманом; они же со своей стороны готовы
платить вдвое большую сумму податей и поклянутся на вечные времена остаться
верной райей султана; в прошениях на имя императора Александра I и
императора Франца они просили о посредничестве, даже о помощи, о военных
припасах и т. д. Порта вовсе не нашла нужным ответить на прошение сербов.
Россия и Австрия обратились к Порте с дружественными представлениями, в
которых рекомендовали ей обойтись снисходительно со своими сербскими
подданными, доказывая, что такое снисхождение в собственных же ее интересах.
Оба эти представления Порта оставила без внимания (1806 г.).
27 февраля 1806 г. черногорский владыка Петр I Петрович
обратился к Кара-Джорджу с письмом, в котором пригласил его подробно
сообщить ему о том, что делается в Сербии. Кара-Джордже отвечал письмами от
16 апреля и от 10 июня, прося поддержки от владыки и предлагая ему
вторгнуться с войском в Боснию, дабы несколько отвлечь от Сербии турецкие
силы. Но, как уже было упомянуто, черногорцы не оказались тогда на высоте
своей задачи, вдохновлявшей их несколько веков подряд, и, дав увлечь себя в
совершенно для себя постороннюю и чуждую грандиозную борьбу Европы с
Францией, остались в стороне от сербского возрождения. Чудная ошибка
митрополита Петра, заслуживающая того, чтобы быть объясненной; так как в
течение всего продолжительного движения сербов, черногорские сербы
оставались неизменно безучастными зрителями!
179
Итак, сербы должны были без всякой помощи со стороны стать
лицом к лицу со всеми силами Оттоманской империи.
События в Европе и отношение их к Сербии и к Турции
Прежде чем перейти к дальнейшему изложению нашей истории, мы
должны упомянуть в нескольких словах о европейских событиях, совершавшихся
одновременно с сербским движением, и оказывавших могущественное влияние на
политику и положение Оттоманской империи. Европа вела упорную и грандиозную
борьбу с Французской империей. Союзные правительства старались увлечь и
Порту в борьбу с Францией; последняя, в свою очередь, всеми силами старалась
приобрести союзника в Турции. «Не делай уступок сербам, которых они требуют
у тебя с оружием в руках», — писал Наполеон султану Селиму. Битва при
Аустерлице 1805 г. окончательно склонила султана на сторону Франции; Порта,
несмотря на угрозы русского посла, признала Наполеона императором и
заключила союз с ним. Наполеон стремился во чтобы ни стало вовлечь Турцию в
войну с Россией и воспользовался для сего тем положением, в котором
находились придунайские княжества Молдавия и Валахия. По договорам, которые
заключила Россия с Турцией со времени Кучук-Кайнарджийского мира 1774 г., в
Молдавию и Валахию должны были назначаться господари сроком на 7 лет, причем
ранее этого срока господари не могли быть смещаемы и новые не могли быть
назначены без согласия на это России. Это стеснительное для Турции условие
последняя постаралась фактически уничтожить, к чему побуждал ее и Наполеон.
В 1806 г. она сместила господарей Ипсиланти и Мурузи, бывших большими
сторонниками России, и назначила князьями Суцо и Каллимахи, вовсе не
спрашивая согласия России, Вследствие этого император Александр повелел
Михельсону занять оба княжества войсками, что тот и исполнил в ноябре 1806
г. Ипсиланти в особой записке, адресоианной в Петербург, доказывал
необходимость назначения его князем и Молдавии и Валахии, требовал, чтобы
Михельсон в своих действиях сообразовался с его указаниями, и указывал на
желательность снабдить сербов оружием и офицерами, чтобы обеспечить лучшее
содействие сербов. Под влиянием этих событий Порта начала было переговоры с
сербами, чтобы иметь возможность обратить все силы на Россию. Но ободряемая
Наполеоном, заключившим союз с нею и обеспечивавшим ей полное обладание
Молдавией, Валахией и Сербией, она прервала переговоры с сербами, а также
объявила 27 декабря 1806 г. войну России. Еще в течение 1807 г. русские
войска пришли в соприкосновение с сербами и вступили в восточные области
последней, что и послужило начальным пунктом для русско-сербских совместных
действий. Зима 1806—1807 г. прошла
180
в приготовлениях к войне; в марте великий визирь выехал к
армии на Дунай, но вскоре получил известие о возмущении янычар в
Константинополе, что принудило его заключить перемирие на 8 месяцев; в
следующем 1808 г. беспорядки в Константинополе, благодаря которым Турция
была совершенно не в состоянии вести войну ни с Россией, ни с сербами,
продолжались. Только в 1809 г. с воцарением Махмуда начались военные
действия.
Теперь перейдем в дальнейшему изложению событий в Сербии. Мы
видели, что сербское движение, возникшее в виде бунта против дахи,
завершилось, однако, битвой их с султанским визирем Гафиз-пашой, которому
они нанесли поражение, благодаря чему движение это приняло уже форму
революции против султана.
Революция против султана
Еще в конце 1805 и в начале 1806 г. гонцы из Константинополя
доставили вади румелийскому Ибрагиму и боснийскому и всем им подчиненным
пашам приказ собрать как можно более многочисленные войска и идти войной на
Сербию. Слухи о грандиозных приготовлениях обоих вали дошли до сербов и
вызвали в них крайнюю озабоченность. Они решили прежде всего покончить с
крепостью Шабац и обложили ее валевским войском под начальством Якова
Ненадовича. Вскоре получено было известие, что довольно большой боснийский
отряд с капитаном Мегеметом Видаичем во главе идет на выручку Шабца. 29
января отряд этот наткнулся на лагерь воеводы попа Луки Лазаревича и после
горячей схватки был отброшен назад. Спустя несколько дней турки,
подкрепленные свежими силами, снова двинулись вперед и напали на сербский
лагерь при Лешнице и, после ожесточенного боя, в котором сам Кара-Джордже
был ранен, оттеснили сербов и пробились в Шабац. Кара-Джордже укрепился
поблизости и ожидал вновь нападения турок, которое действительно последовало
12 февраля и окончилось совершенным поражением турок.
Пока происходили эти сражения около Шабца, с юго-запада
подвигался в Валевский округ Хаджи-бег из Среберницы. Яков Ненадович,
раненый в битве под Лешницей, наскоро собрал небольшой отряд, которым
пытался остановить Хаджи-бега, но был отброшен последним. Кара-Джордже
выслал Якову валевские войска в помощь и вскоре явился и сам со своим
отрядом. Хаджи-бег не решился продолжать своего движения и поспешно удалился
в Боснию. Кара-Джордже возвратился к осажденному Белграду. Однако, Хаджи-бег
снова появился с 6-тысячным войском, и Яков Ненадович вновь выступил ему
навстречу: турки отошли к деревне Чуруг, куда в скором времени поспел и Яков
и тотчас же окопался; три раза турки штурмовали шанец, но безуспешно; к
вечеру к
181
Якову подошло подкрепление, после чего сербы перешли в атаку
и разбил турок совершенно; битва перешла в конце в страшную резню; более
половины турецкого войска остались на месте; прочие бежали в Боснию. Яков
возвратился к осажденному Шабцу. Гарнизон последнего стал страдать от
недостатка съестных припасов, в нем началось в широком размере дезертирство;
дезертиры большей частью пропадали на дороге от разбросанных в разных местах
сербских отрядов; поэтому многие спасались через Саву на австрийскую
территорию, которая, однако, не всегда представляла надежное убежище; сербы,
разгоряченные войной, нередко следовали за ними и убивали бегущих на
австрийской территории. Такие случаи вызывали со стороны австрийских властей
строгие меры, сводившиеся к высылке с австрийской территории обратно в
Сербию эмигрировавших туда сербских женщин и детей. Карловацкий митрополит
Стратимирович особым письмом на имя сербских вождей убеждал их
воздерживаться от нарушения границы, могущего повлечь строгое воздействие
сто стороны австрийского правительства, а также не раздражать без надобности
и турок излишними жестокостями и сохранить таким образом возможность
примирения с ними, которое рано или поздно должно же наступить. Война велась
все с большим раздражением; воевода Стоян Чупич в набеге на Боснию разорил
близ границы расположенные деревни, жители которых принимали участие в
походах на Сербию.
Между тем из Боснии приходили тревожные известия о
грандиозных приготовлениях боснийского вали к походу на Сербию; Гассан-паша
и ииде передового отряда с 1000 чел. прошел беспрепятственно до Шабца и
усилил Шабацкий гарнизон. Зворницкий капитан Мегемет-Видаич с 6000 войском
вступил в Сербию, стал лагерем на Салашском поле и отсюда производил
разорительные набеги на окружающую местность. Повстанцы решили во что бы ни
стало овладеть Шабцем, но отделаться сначала от Мегемета. Мачванский воевода
Чупич вместе с геройским Катин<м, потом Лукой Лазаревичем и Вуицей во главе
отряда в 2500 чел. напали на Мегемета и, благодаря удачной тактике,
совершенно разбили его и преследовали до Дрины. Вслед затем Яков Ненадович,
возвратившийся из-под Белграда, вновь явился к Шабцу и сделал попытку взять
крепость штурмом, но неудачно.
П прочих областях шла также деятельная работа по вытеснению
всех еще остававшихся в разных пунктах турок и даже к распространению
движения вне границ пашалыка. Радич Петрович делал набеги до Нового Базара в
расчете вступить в связь с черногорцами; Милан Обренович вторгся в Боснию и
поднял на оружие часть населения ее. Младен Милованович и Петр Добриняц
овладели Крушевцем, Парачином и Алексицем, Миленко Стойкович обеспечивал
границу против Пасвана-Оглу и
182
овладел крепким островом на Дунае Поречем. Всеми этими
действиями имелось в виду обеспечить себя от враждебных действий отдельно
разбросанных турецких отрядов, чтобы иметь возможность сосредоточить силы,
когда приблизятся главные силы обоих вали.
Наконец, по всей стране распространился слух о том, что
боснийский визирь с огромным войском стоит уже у границы; передовой отряд
под начальством Сирчича-паши уже перешел Дрину. Паника охватила все местное
население, и отряды отдельных воевод стали разбегаться. Воеводы обратились к
Кара-Джорджу с заявлением, что они не могут и пытаться меряться с огромными
силами визиря, и просили его или лично прибыть или выслать войско.
Кара-Джордже ответил, что ни сам прибыть не может, ни выслать войска, так
как имеет много дел в своих юговосточных областях, и рекомендовал им
пуститься в переговоры с боснийским визирем и таким образом постараться
оттянуть дальнейшее его движение. Стоян Чупич сообщил Якову Ненадовичу, что
он советовался с 4 боснийскими бегами, и те посоветовали ему послать
доверенных к визирю от имени всего сербского народа с выражением покорности
и готовности принять податные листки для сбора харача с населения. Чупич и
Матвей Ненадович отправились в турецкий лагерь, причем в обеспечение их
личной безопасности четыре бега перешли к сербам в виде заложников.
Командующий авангардом Сирчич-паша спросил, желают ли сербы уплатить харач,
на что Матвей дал решительный утвердительный ответ. На вопрос, кого из пашей
они желали бы при сборе подати, прота ответил, что именно его Сирчича, так
как он имеет много райи в Боснии и знает, как надо обращаться с бедным
народом. Сирчич был очень доволен таким ответом и побуждал его так и перед
визирем говорить. Затем их пригласили в палатку визиря, окруженного
несколькими пашами. После нескольких вопросов и ответов на них проты,
гласивших, что сербы никогда и не думали восставать против султана, которому
они желали и желают оставаться верной райей, а взялись за оружие только
вследствие неслыханных насилий со стороны янычар, визирь сказал: «В таком
случае вы должны принять списки и уплатить харач». — «Мы готовы уплатить
харач», — отвечали депутаты, — «Кара-Джордже также уплатит?» — спросил паша.
«Непременно, — отвечал прота, — и Кара-Джордже и прочие вожди и весь народ».
— «В таком случае выберите себе пашу, который в сопровождении 60 турок
объездит страну и соберет харач». Сам же визирь обещал распустить свое
войско. Однако, депутатов скоро снова пригласили в палатку и объявили им,
что условленное уже соглашение берет назад, намерен с войском двинуться на
страну и предлагает им немедленно оставить лагерь. И действительно визирь со
всем войском направился к Шабцу, предавая все на пути огню
183
и мечу и распространяя панику по всей стране; вооруженные
отряды сербские не только разбежались, но сами воеводы должны были спасаться
от своих же, так как пришедший в отчаяние народ считал их главными
виновниками этих бедствий. В народе пронесся даже слух об измене
Ненадовичей. Доставкой провианта в турецкий лагерь и оказанием разного рода
услуг народ старался услужить туркам и умилостивить их.
Одновременно с визирем подвигался в глубь страны и также к
Шабцу с несколько меньшим войском, чем у визиря, Хаджи-бег со стороны
крепости Сокола.
Между тем пронесся слух, что прибыл Кара-Джордже с отрядом в
тысячу человек при двух пушках и остановился в Лайковце в сопровождении
Милоша и Милана Обреновичей. Тотчас явился к нему Матвей, которого он принял
безмолвно, бледный от гнева. После долгого молчания «где войско?» спросил
его Кара-Джордже. Прота стал рассказывать ему, как войско все в панике
разбежалось. «А где твоя лошадь?»—Только что прота стал рассказывать, где он
оставил свою лошадь, как Кара-Джордже прервал его: «Я не о твоей кляче
спрашиваю, а о том коне, которого ты получил вместе с 400 дукатов от
визиря». Протоиерей стал тогда объяснять ему, что он от визиря ничего не
брал, что ездил он к туркам, чтобы, как и было условлено, занять их
переговорами; после чего, закрыв лицо руками, стал тихо плакать.
Кара-Джордже, убедившись, что он введен в заблуждение, тотчас раскаялся в
том, что обидел так сильно проту и, подозвав его, сказал, что он вовсе не
хотел обвинить его в измене, а только рассердился за то, что столь опасную
миссию взял на себя сам прота, а не поручил ее другому менее важному и
необходимому лицу. Вслед затем Кара-Джордже разослал всем кметам и кнезам
письма с извещением, что он прибыл в эту местность с 12-тыс. войском при 15
орудиях, и с частью этого войска в самом скором времени идет на Хаджи-бега,
идущего с юга на соединение с боснийским визирем; приказывает немедленно
поднять весь способный носить оружие народ и вести его к лагерю Хаджи-бега;
ослушникам грозил мучительной казнью и разъяснял, что вышлет тайных агентов,
которые осмотрят все дома, убьют, кого найдут в них и сами дома сожгут.
Письма эти произвели быстро свое действие. Когда Кара-Джордже выступил со
своим небольшим отрядом к лагерю Хаджи-бега, то уже застал тут кнезов
Кедича, Гырбовича, Недича и Пейю, расположившихся перед этим лагерем со
своими отрядами на удачно выбранных позициях. Перед битвой вожди на
совещании решили, что ввиду большого неравенства сил исход ее очень
сомнителен, и что поэтому желательно, чтобы сам Кара-Джордже в нем не
участвовал. Матвей взял на себя сообщить это Кара-Джорджу: «Господарь
(Господару!)! все мы решили, что ты не должен управлять этой битвой;
184
потому что если Хаджи-бег наших побьет, то еще небольшая
беда, так как все войско скоро соберется вокруг тебя. Если же он, не дай
Бог, тебя побьет, тогда повсюду разнесется молва, что Хаджи-бег победил
Кара-Джорджа, народ потеряет последнюю надежду и для нас тогда все пропало».
— «Эй, прота, — отвечал Кара-Джордже, — ты прав, и все это я и сам отлично
знаю; но тогда скажут также, что если Кара-Джордже на Хаджи-бега пойти не
решился, куда ему браться за визиря и его огромное войско». Тут подступили
все прочие кнезы и просили также Кара-Джорджа предоставить эту битву им и
самому удалиться. Наконец, Кара-Джордже согласился и отъехал к Валеву
ожидать там исхода сражения. Руководительство боем взял на себя прота Матвей
Ненадович. После ожесточенного боя, попеременно склонявшегося то на сторону
турок, то на сторону сербов, проте удалось посредством ловкого приема
вызвать замешательство у турок и принудить их к отступлению, вскоре, под
влиянием преследования перешедшему в бегство. Хаджи-бег поспешно удалился в
Боснию. Условленными пятью пушечными выстрелами Матвей известил Кара-Джорджа
об удачном исходе боя и получил от него распоряжение прибыть к нему в Белину
с частью войск, так как другая часть имела остаться на месте для наблюдения
за удаляющимся Хаджи-бегом.
Матвей застал Кара-Джорджа погруженным в крайнее огорчение;
или слухи о том, что в битве под Дреном погиб его геройский товарищ Янко
Катич. Вскоре в Белин прибыли войска Якова Ненадовича и подтвердили этот
случай.
В то время, как главная турецкая армия с боснийским вали во
главе подвигалась к Белграду, соединенные отряды Якова Ненадовича, Луки
Лазаревича, Катича и кнеза Симы напали на отделившийся от нее отряд
Гассана-паши под Дреном и совершенно разбили его; во время бегства этого
отряда один старый турок был настигнут сербами из отряда Катича, крикнувшими
ему, чтобы он сдавался. Турок пожелал узнать, кому он сдается, кто
предводитель. Ему указали на Катича; тогда он со словами «хорошо, я сдаюсь»
выстрелил в Катича и убил его наповал. Турка казнили. Сербы искренне
оплакивали Катича; больше всех удручен был сам Кара-Джордже; он назначила
Марка Катича, его брата, воеводой его отряда.
Между тем главное войско визиря, узнав о поражении
Гассана-паши, не решилось продолжать путь к Белграду и возвратилось к Шабцу.
К Кара-Джорджу в Белин стянулись все сербские отряды со своими воеводами во
главе. Кара-Джордже выступил из Белина и 9 августа прибыл к деревне Мишар, в
расстоянии одного часа от Шабца, и окопался в шанце.
10 августа часть турецкой армии два раза атаковала его шанец,
но была оба раза отбита. 13 августа вся главная турецкая армия под
предводительством
185
прославившихся своей храбростью боснийских бегов и аг
двинулась на шанец. Совершенная гибель грозила небольшому отряду сербов,
окопавшемуся в шанце. Кара-Джордже, однако, объезжал свой лагерь,
воодушевляя своих воинов и доводя их до состояния восторженного экстаза.
Скрыв поблизости отряд конницы в 1 тысячу человек с поручением броситься на
турок с тыла, как только они услышат пальбу из шанца, Кара-Джордже приказал
отряду, окопавшемуся в шанце, спокойно с готовыми ружьями смотреть на
приближающихся турок и не стрелять до тех пор, пока он сам первый не
выстрелит. После продолжительной стрельбы, на которую сербы не отвечали,
турки пошли на штурм и так как в шанце все было тихо и немо, то они уже
подумали, что сербы бежали из него ночью. Когда передовые колонны были уже у
самого шанца, раздался выстрел Кара-Джорджа и вслед за ним несколько залпов
всего отряда; на землю попадали массы убитых и раненых турок; в то же время
весь отряд из шанца бросился на турок в штыки, а сзади врезались в них, все
ниспровергая на своем пути, тысяча всадников из засады; первый же момент
битвы решил полное поражение визиря, отступившего после продолжительного
сопротивления к Шабцу; предвидя бегство турок в Боснию, Кара-Джордже послал
в Китогский лес воеводу Стояна Чупича с 2 тыс. человек для истребления
бегущих, что действительно и произошло; турки большими отрядами оставляли
главную армию, бежали к Боснии и на дороге все пропадали.
После битвы на Мишаре Кара-Джордже, передав командование
Якову Ненадовичу, сам отправился к юго-восточной границе, к которой
приближался
румелийский вали Ибрагим-паша во главе 40-тысячной армии.
Передовой 9-тысячный отряд турок под начальством Сакчи-паши уже вступил в
Сербию, напал на Делиград, но наткнулся на столь энергичное сопротивление,
что после 3-дневного боя принужден был отступить. Младен Милованович
преследовал его до Ниша. Ибрагим двинулся со всей своей армией в середине
сентября, когда Кара-Джордже уже успел сосредоточить 25-тысячное войско.
Первому нападению турок подверглись Миленко Стойкович и Младен Милованович;
бой продолжался с раннего утра до поздней ночи и остался нерешенным;
Кара-Джордже оставался в резерве; на следующий день сербы выступили со всеми
своими силами; после трехчасовой горячей битвы турки отступили в направлении
к Нишу, оставив в руках сербов лагерь с пушками и богатой добычей. Вскоре
затем Миленко прогнал вторгнувшееся в Сербию войско Пасвана-Оглу.
Так закончилась эта грандиозная кампания 1806 г. Опасность,
угрожавшая гибелью начатому делу, была устранена на этот раз. Сербы ликовали
благодаря этим успехам, слух о которых быстро разнесся по всем
186
сербским краям и наполнял сербские сердца радостной надеждой
на возрождение сербства из Коссовской гробницы. Из следующей песни,
возникшей в ближайших к Черногории округах Герцеговины, можно видеть
чувства, воодушевлявшие тогда сербов.
Пьет вино Шундич калугер (иеромонах)
На Яворье, росистом лугу,
С ним тридцать Морачан,
Среди них три господских сына:
Один Мина Рáдович,
Другой поп Дрáгович,
Третий Ми́летич
Мият.
Пьют вино, разговаривают, —
Говорит Шундич калугер:
«Братья мои и дружина дорогая!
С тех пор как царство мы потеряли
На Коссове, поле кровавом,
Еще нас солнце не огревало,
А ныне обогрело нас солнце:
Войной пошел Пéтрович Джюро
От Сербии, земли нашей славной,
Захваты делает и рубит турок
И царские присваивает города.
А на Джюра турки ходили
От всей Босны и Герцеговины,
От Албании и от Румелии
И от многих турецких городов.
Сколько их к Джюру ни приходили
И половина домой не возвращались,
Всех растер в Сербии Джюро;
А наконец и наши Колащинцы
В Сербии изгибли турки.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но напрасно друзья мои дорогие,
Когда лютая змея осталась,
Лютая змея Джюрджевич Мурат;
И идет мощный Джюрджевич
На Морачу к Скадарскому визирю,
Визирь давно принял его
И великим агою назначил.
Собирает Мурат войско по краю,
187
Хочет с войском на Сербию славную;
А мы измену Джюру учинили
И с Муратом в договор вошли, —
Коней седельных продаем,
На Сербию турок снаряжаем!
Братья мои и дружина дорогая!
Не родила ли мать юнака
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Чтобы завтра на гору пошел,
Чтобы Джюрджевич Мурата убил
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
и т. д.
В то время как происходили эти события в Константинополе
сербская депутация в составе двух кнезов и некоего Петра Ичко вела
переговоры о мире, окончившиеся, однако, полной неудачей вследствие
подстрекательств Наполеона, побуждавшего Турцию не уступать сербам и начать
войну с Россией (каковая в конце 1806 г. и воспоследовала).
В ноябре 1806 г. Кара-Джордже взял, наконец, штурмом город
Белград; а в январе 1807 г. сдался и осажденный в верхней крепости Гушанц
Али. 7 февраля 1807 г. сдался Шабац. В марте месяце Солиман-паша сдал
верхнюю крепость сербам и выступил со всем гарнизоном в сопровождении
сербского конвойного отряда к границе. Но невдалеке от города на него напали
сербы из засады и всех изрубили; вслед затем подверглись истреблению и
турки, оставшиеся в Белграде, как жители. Страсти народа разыгрались, долго
сдерживаемая ненависть к своим притеснителям прорвалась наконец и вылилась в
этом грустном виде.
В июне 1807 года взята была Ужица. Чтобы вступить в связь с
русскими войсками, занимавшими Валахию, Кара-Джордже поручил Миленко нанять
Крайну и вытеснить из нее войска виддинского Молла-паши, преемника
Пасвана-Оглу; сербы в соединении с русским отрядом Исаева в 1500 чел.
разбили Молла-пашу и вытеснили его из Крайны. (июнь 1807 г.).
Таким образом летом 1807 г. вся Сербия была в сербских руках,
и успехом этим сербы обязаны были только самим себе. С этого времени
начинается в Сербии русское влияние, поведшее к установлению протектората
России, продолжавшегося до 1856 года. Сербы продолжали войну уже в союзе с
русскими.
Осенью 1807 года, вследствие беспорядков в Константинополе,
закончившихся убиением султанов Селима и Мустафы и восшествием на престол
Махмуда, турки заключили перемирие с русскими, которое распространили и на
сербов; на театре войны наступило затишье, продолжавшееся до начала 1809
года. Сербы задумали перенести войну вне их границ;
188
кнез Сима, занявший место раненого Якова Ненадовича, перешел
Дрину, осадил Белину, Яню, Среберницу и Вишеград и, побив несколько турецких
отрядов, проник в глубь Босны, поднимая народ на оружие.
На юго-западе Кара-Джордже перешел границу и вторгся в
Новобазарский санджак; под Суводолом он столкнулся с турецким войском и,
после жестокой битвы, разбил его совершенно; напал на Сеницу и разорил;
осадив Новый Базар и Приеполе, прошел с войском до черногорских племен
Васоевичей и Дробняков. Эти действия поражают своей грандиозностью и явно
имели целью образование обширного сербского государства путем поднятия на
оружие всей сербской райи.
Третье войско под начальством воеводы Милое Петровича,
назначенного Кара-Джорджем, но совершенно неумелого, которого к тому же не
признавали многие другие заслуженные воеводы, имело двинуться ня Ниш. Между
тем русские медлили с военными действиями, оставались в Валахии и продолжали
свои военные приготовления. Поэтому нише кий визирь задумал покончить с
сербами, прежде чем русские начнут войну. Во главе огромной 80-тысячной
армии он двинулся из Ниша на Сербию и 18 мая 1809 г. ударил на шанец при
Каменице, занятый 3тысячным сербским отрядом с ресавским кнезом Стеваном
Синджеличем во главе. Несколько дней подряд турки возобновляли свои атаки,
но безуспешно. Между тем вследствие раздоров в сербском лагере, Стеван
Синджелич ниоткуда не получал помощи; турки по трупам своих впрыгивали в
шанец и тут схватывались с сербами врукопашную. Видя, что он шанца не
удержит, Синджелич взорвал его на воздух вместе с собою и всеми сербами и
турками, бывшими в шанце.
Заняв Каменицу, турки двинулись дальше в Сербию. Милое не
решился сразиться с ними и, оставив многочисленные шанцы, отступил.
Кара-Джордже, узнав о несчастье на Каменице и о наступлении
турок, оставил осаду Нового Базара, поспешно возвратился в Сербию, приказал
кнезу Симе возвратиться из Боснии и Миленку оставить осаду Кладова и вместе
с русским 2-тысячным отрядом идти к Мораве; вместе с тем стал собирать новое
войско, призвав к оружию всех способных носить таковое. На нижней Мораве
расположил Младена Миловановича, кнеза Симу и Вуицу; сам он укрепился возле
Ягодины. Турки между тем пробивались все дальше и заняли весь правый берег
Моравы до Пожаревца. Русский консул Родофиникин не решался более оставаться
в Белграде и переехал в Австрию; вместе с ним оставил Сербию воевода Петр
Добриняц. В это время русские открыли военные действия (август 1809 г.), и
великий визирь приказал главной массе турецкого войска идти в Болгарию и
оставить в Сербии только Гушанца Али с 12-тыс. войском. Сербы ударили на
Гушанца и разбили его. Тем временем боснийские турки, воспользовавшись тем,
что все сербские войска были
189
заняты на востоке, перешли Дрину и осадили Лозницу, занятую
отрядами воевод Антона Богичевича и Милоша Поцерца, уже с трудом
выдерживавших неотступные атаки босняков. После поражения Гушанца часть
сербского войска пошла на выручку Лозницы и, разбив под нею босняков,
преследовала их до Дрины. Сербия вновь была свободна от турок.
Внутренние несогласия
Зимой 1809 года, по прекращении военных действий,
Кара-Джордже созвал скушптину в Белграде; все воеводы явились на скупштину с
многочисленными вооруженными отрядами; все обвиняли Кара-Джорджа в том, что
он подчинился влиянию Младена Миловановича, председателя сената, и по его
указанию назначил командующим моравским войском неспособного Милоя
Петровича, по вине которого произошли такие несчастья в только что
окончившейся кампании; особенно сильно нападал в скупштине на Кара-Джорджа
Яков Ненадович; сам Кара-Джордже не мог ему оппонировать, так как сознавал
свою ошибку, и сказал Якову; «Хорошо, если он напортил, садись ты на его
место и поправь».
Таким образом Яков стал председателем сената, из состава
которого вышли Младен и некоторые другие сторонники Кара-Джорджа. Во время
скупштины вооруженные отряды, наученные некоторыми воеводами, не желавшими
признавать власть Кара-Джорджа, ходили по улицам города с криками «хотим
царя» (Императора Александра). Беспорядки :)ти угрожали совершенной гибелью
начатому сербами делу; многие воеводы перешли в русский лагерь в Валахии и
просили русского генерала содействовать сохранению ими своей власти и
ограничить власть Кара-Джорджа, Краинский воевода Миленко отказал
Кара-Джорджу в покорности, но вскоре принужден был силой покориться ему.
Воевода Петр Добриняц явился в русский лагерь, представился,
как уполномоченный всего сербского народа, возбуждал русских против
Кара-Джорджа; а сербам послал извещение, что от русских они до тех пор не
получат помощи, пока не сменят главного вождя и весь сенат.
Русско-сербская кампания 1810 года
Наступило лето 1810 года. Русское войско готовилось к
кампании. Вновь назначенный главнокомандующий генерал Каменский издал
прокламацию к сербскому народу, назвав его русскими братьями по вере и крови
и, причитая их к войне с турками, убеждал их прекратить споры и подчиниться
toipa-Джорджу, которого назвал верховным вождем сербского народа.
Вскоре начались военные действия. Сербы в союзе с русскими
овладели Неготином и осадили Кладово.
190
Турки решили покончить с сербами, чтобы иметь возможность
направить все силы на русских и двинуть на последних и свои боснийские
войска. Сам великий визирь Хуршид-паша ударил на Сербию со стороны Ниша и,
осадив Делиград, направился к Крушевду. Кара-Джордже вызвал из Крайны Петра
Добриньца со всем его войском и с русским отрядом. На варваринском поле
Кара-Джордже стал против Хуршид-паши, который тут проиграл битву и отступил
к Нишу.
В то же время из Боснии вступило в Сербию огромное турецкое
войско (40 тыс.) и, осадив, Лозницу, в течение двенадцати дней штурмовало
ее. Лозницкий воевода Антон Богичевич уже изнемогал и готовился сдать
Лозницу, когда наконец прибыли на выручку Кара-Джордже из-под Варварина со
всем своим войском и с русским отрядом, поп Лука Лазаревич из Шабца и Яков
Ненадович из Валева. Начался бой, продолжавшийся два дня; турки, наголову
разбитые, бежали в Боснию, преследуемые сербами.
После боя у Лозницы, русский отряд удалился из Сербии.
Кладово сдалось сербам. С наступлением зимы заключено было перемирие между
воюющими сторонами. Так благополучно закончился для сербов и 1810 год. Сербы
не только не допустили турок в свою землю, но еще овладели частью земель
соседних пашалыков — виддинского и нишского.
Внутренние дела
Соперничество воевод с Кара-Джорджем не только не
прекратилось однако, но еще более обострилось; они беспрестанно старались
дискредитировать его в глазах русских, и когда они полагали, что уже
достаточно возбудили русских против Кара-Джорджа, они постарались о том,
чтобы небольшой русский отряд прибыл на зиму в Белград.
Об интригах своих противников Кара-Джордже получил точные
сведения от попа Луки Лазаревича и писаря Миленкового Лазаря Войновича. Он
решил тогда вполне реорганизовать страну и лишить могущественных воевод силы
и значения. С этой целью он разделил землю на целый ряд малых воеводств и
назначил в них воеводами, кроме прежних великих воевод, еще новых, уравняв
первых с последними. Он учредил шесть министерств для управления землей;
собрание министров составляло Совет, в котором председательствовал
Кара-Джордже. Скупштина 1810 г. поклялась в верности Кара-Джорджу и
постановила изгнать из земли всех противящихся ему.
Противники Кара-Джорджа прибыли в Белград после этих
постановлений. Яков Ненадович согласился стать министром; Миленко же и
Добриняц не желали признать Кара-Джорджа и повиноваться ему, почему были
изгнаны из страны; оба удалились в Россию.
191
Война России и Турции между тем продолжалась, но без
активного в 1811 г. участия сербов. Летом 1811 г. турки (Хуршид-паша)
предложили сербам мир под условием полного самоуправления и признания
Кара-Джорджа князем Сербии; и требовали при этом свободного пропуска через
Сербию боснийской армии для участия в войне с Россией. Сербы этого
последнего условия не приняли и ответили, что они отдельно от русских мира
заключать не будут и согласны будут на то, что между собою уговорят оба царя
(1811 г.).
Букарестский мир 1812 г.
Опасность, грозившая самой России от Наполеона, побудила
русское правительство предложить мир султану, каковой и был подписан в
Букаресте 28 мая 1812 г. В договоре было упомянуто и о сербах: султан должен
был объявить амнистию сербам за их восстание против него и за участие их в
войне; с другой стороны, турки оговорили, что имеют право занять войсками
все города и местечки.
Султан был, однако, крайне недоволен заключением мира, так
как находил, что в тех затруднительных обстоятельствах, в которых оказалась
благодаря походу Наполеона Россия, он мог бы заключить более выгодный мир;
свое недовольство он выразил тем, что отрешил от должности великого визиря и
уполномоченных, подписавших Букарестский договор. Но во всяком случае он
решил восстановить старое положение дел в Сербии и возвратить уже восемь лет
стоящий против него с оружием в руках сербский народ в прежнее состояние
райи. Турки потребовали от сербов полной покорности и сдачи всего оружия.
Зимой 1812 г. Кара-Джордже созвал скупштину, на которой
решено было не покоряться туркам и возобновить войну, если путем переговоров
не удастся ее предотвратить. Весной 1813 года они отправили к туркам
депутацию для переговоров; они требовали, чтобы никакие турки, за
исключением царского войска, не возвращались в Сербию. Турки на это условие
не согласились, и обе стороны стали готовиться к войне.
Погром 1813 года
9 апреля Кара-Джордже собрал в Ягодине военный совет, на
котором обсуждался план предстоящей кампании; 21 июня издал прокламацию к
народу, призывая его к народной святой войне и затем распределил войско: у
Делиграда поставил Младена Миловановича с 18-тыс. войском, на Дрине кнеза
Сима Марковича с 16 тыс., в Крайне гайдук-Велька с 7 тыс. и у Карановца
Плякича с 11 тыс. Сам Кара-Джордже с отрядом в 1500 чел. остался в резерве в
селе Тополе.
192
Вскоре турки ударили с трех сторон. Виддинское 60-тыс. войско
ударило на Белька под начальством Барьям-паши и окружило его в Неготине;
Велько отчаянно защищал свой шанец, ежедневно в течение 15 дней бросаясь в
самую середину турецкого войска; под конец у него вышли все снаряды, и он
заряжал ружья золотыми червонцами; одно из турецких ядер разорвало его
пополам и с криком «держитесь» он упал мертвый. Его отряд под начальством
его брата Милютина оставил Неготин и отступил в глубь страны. Крайной
овладели турки.
Боснийское войско, овладев после упорного сопротивления
небольших гарнизонов Лешницей и Лозницей, подступило к крепкому шанцу в
Равне, занятому воеводами Милошем Обреновичем, Стояном Чупичем, протой
Ненадовичем и Симой Катичем. Тут развился целый ряд ожесточенных битв,
продолжавшихся 17 дней и ночей; сербы должны были очистить шанец и
отступить. Турки двинулись к Шабцу. Кара-Джордже больной лежал в Тополе.
Получив известия о событиях, он отправился к Шабцу, сделал нужные
распоряжения для обороны его и выехал в Бел г рад. Тут он получил известие и
от Младена, что он, не решаясь принять битву с 130-тыс. войском турок,
отступает к Парачину. Кара-Джордже отправился в лагерь на Мораве и на
следующий день возвратился обратно в Белград. Турки между тем быстро
подвигались вперед. 21 сентября Кара-Джордже со всеми почти воеводами и с
русским консулом Недобой оставил Сербию. Турки вскоре заняли Смедерево и
Белград без сопротивления. Наконец пал Шабац. Так пала Сербия и население ее
вновь обратилось в райю.
Время турецкого ига
Было бы весьма любопытно разобрать причины этого явления, так
как турки добились столь большого и столь быстрого успеха без особенных
усилий и без особенно больших битв. Эта причина по-видимому лежит в
отсутствии единства среди воевод, взаимном соперничестве их. Как бы там ни
было, но главные воеводы оставили Сербию и осудили себя на безутешное
скитание по чужим землям. Каждый из них желал быть первым в своей стране, и
стал последним в чужой; они попали в австрийские тюрьмы, откуда, спустя год,
по ходатайству императора Александра I им предоставлено было выселиться в
Россию; они переселились в Хотин; тут русское правительство назначило им
пенсии. Овладев Сербией, Хуршид-паша стремился установить законность и
порядок и старался взять для сего в помощь кого-нибудь из народных вождей.
Наиболее известным из числа последних был Милош Обренович, не пожелавший
уходить в Австрию, куда приглашал его Яков Ненадович.
193
Милош сдался Али-аге-Серчесме, который затем в сопровождении
его, с отрядом в 2 тыс. человек, объезжал всю страну и успокаивал народ.
Положение в стране было удовлетворительное, и сербы стали возвращаться в
свои деревни и приводить в порядок свои дела.
Но вскоре Хуршид-паша был отозван из Сербии, и белградским
визирем назначен был Сулейман-паша из Скопля, задумавший обеспечить себя от
возможности нового восстания и с этой целью отобрать оружие от народа.
Отсюда начались разные притеснения и грабежи; народ взбунтовался в одном из
округов, под предводительством воеводы Продана, но движение вскоре утихло,
когда в народе стало известным, что Милош Обренович не одобряет его; Продан
бежал в Россию и поселился также в Хотине. Паша решил схватить и истребить
всех более видных людей, что он и исполнил в больших размерах и собрался,
наконец, схватить и Милоша. Народ тайно готовился снова поднять оружие. На
совещании в селе Рудовцах решено было восстать и посланы были люди в Срем
сообщить об этом тем, которые туда выселились (февраль 1815 г.). Сулейман
узнал о совещании в Рудовцах и энергично принялся за отобрание оружия и за
истребление более видных людей. В числе прочих был умерщвлен воевода Станое
Главаш. Смерть Главаша произвела большое впечатление на народ. «Теперь твоя
очередь», — сказали турки Милошу. Но Милош под каким-то предлогом отпросился
у паши на несколько дней домой, — он более к паше не возвращался.
Восстание 1815 года под Милошем Обреновичем
В Лазареву субботу 11 апреля 1815 г. Милош в селе Такове
объявил народу, что и он теперь согласен на восстание против турок. Народ с
воодушевлением принял это заявление и поклялся в верности Милошу. Одевшись в
свою воеводскую одежду, Милош вынес знамя к народу и сказал: «Вот вам я, а
вот и война с турками».
Тотчас народ стал собираться в вооруженные отряды. Милош
разослал письма по всей стране, призывая народ к оружию.
Первым столкнулся с турками Арсений Лома, воевода из
Рудницкой пахии.
Сулейман-паша, узнав о возникшем движении, послал своего
помощника (киайя) с 13-тыс. войском, чтобы потушить восстание в самом
начале, Милош укрепился на Любичской горе, где Киайя напал на него, но
принужден был отступить. Сербы возвели еще один шанец у Чачка и поставили
две пушки в нем, которые доверили некоему Танасию Ранчу.
Отряженный Киайей отряд турок для рекогносцировки и для
занятия дороги к Новому Базару (предусмотрительность эта показывает, что
Киайя был очень озабочен и уже предпринимал меры к спасению бегством)
194
был настигнут воеводой Аврамом Лукичем и разбит наголову.
Между тем Милош выехал из лагеря, чтобы собрать больше войска по стране.
Турки, пользуясь отсутствием Милоша, напали на лагерь сербов, разбили их и
разогнали, и после упорного сопротивления Танасия Раича, убитого во время
свалки, овладели обеими пушками. Вскоре возвратился Милош с собранным им
войском и вновь утвердился на Любиче. Видя, что восстание повсюду
разгорается, и что к Милошу подходят все новые отряды, Киайя не решался
более оставаться в середине страны, справедливо опасаясь, что ему будут
отрезаны все пути; считая, что дорога в Белград уже непроходима, он
направился на юг по направлению к Новому Базару; но на дороге его нагнал
Милош и окружил со всех сторон. Скоро битва перешла в истребление турок,
искавших спасения в диком бегстве. Сам Киайя-паша погиб в битве.
События эти увековечены народом в прекрасной песне,
передающей их с исторической верностью; мы приведем здесь часть ее.
Восстание Князя Милоша на турок
Полетели два черных ворона
От Сербии, земли знатной,
И Моравы, воды бурной,
С купола церкви Неманичей —
Сврацимира, старинного бана,
Всей моравской земли государя.
Пролетели обширное Драгачево
И гористую Ужицкую нахию,
Направились к крутому Влаху Старому,
Пока к Дрине бурной не пришли,
Дрину бурную миновали,
Всю каменную Босну пролетели,
Пока не прибили к Скоплю на окраине,
Тут вьются от дома до дома,
Ища дома паши Киайя-паши,
Севши на дом, тотчас закаркали;
То из дома услышала Киайя-пашиница,
Она вышла из белого дома
И так им стала говорить:
«Зло вам на голову, вы птицы черные!
Мало ли вам боснийских гор
И по Скоплю белых домов,
Чтобы вам усталые крылья успокоить?
195
Но как раз мой вы выбрали дом,
Беду накликаете на господина моего,
Что в Сербии пашой Киайя-пашой».
Ей отвечают обе птицы черные:
«О госпожа, Киайя-пашиница,
Мы если и сели на дом,
То не с злорадством это делаем,
Но мы важную весть принесли».
— «О ради Бога, вороны черные!
Вы откуда утром полетели?
Не из Сербии ли земли?
Не знаете ли чего про господина моего,
Что в Сербии паша Киайя-паша?
Уже в Сербию землю сошел ли он?
Землей паша овладел ли
И много ли рабов захватил?
Воевод он сербских схватил ли,
Имуществом их овладел ли,
Сербию землю успокоил ли?
Скоро ли в Скопле на окраину вернется
И приведет рабынь молодых?»
Но взгляни на две птицы черные,
Одна каркнула, другая сказала:
«Слышишь, госпожа пашиница!
Мы бы рады добра рассказать,
Но добра, госпожа, мы не слышали,
И утром рано полетели
От Сербии земли знатной
И Моравы воды бурной,
С купола церкви Неманичей,
С пашиной белой мечети
И видели господина твоего
В Сербии пашу Киайя-пашу,
И счастливо выиграл паша.
И землю, госпожа, успокоил
И с Милошем в согласии был».
Когда госпожа птиц выслушала,
С благодарной молитвой к Богу обратилась,
И побежала в белый дом,
Ибо там у нее двое бегов сидели,
Чтобы и им хорошую новость сказать, —
196
Конные на коней посадилисъ,
А пешие ружья схватили,
На сербское войско напали;
Славная удача случилась паше;
Вот сербское войско разогнал он
И пушки большие отнял,
Несколько голов срубил
И благополучно в Чачак вернулся».
Когда госпожа воронов выслушала,
От радости скачет по двору;
Ей говорят два черных ворона:
«Постой, госпожа, сейчас будет и беда!
На третий день паша вновь поднялся;
На Милоша войско поднял;
Но где счастье, тут и несчастье;
Выждал Милош его у Моравы
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда это услышала Киайя-пашиница,
Люто клянет она обеих птиц:
«Так дай же Бог, вам вороны черные, —
Темные бы вам ваши крылья отпали,
Ими бы вам уже не летать,
И вестей по Босне не разносить».
Так сказала им, в дом убежала,
Ей говорят два ворона черных:
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Турки вслед затем разбиты на Палеже, взяты с боя после
ожесточенного приступа Ужица и Пожаревац, сдалось Смедерево. Вся страна
вновь была очищена от турок, загнанных в крепости.
Между тем на Сербию надвигались громадные турецкие армии:
Хуршид-паша от Босны, Адем-паша от Албании и Нового Базара, Марашли-Али-паша
от Ниша. Карановац сдался Милошу, причем он отпустил весь гарнизон к
Адем-паше с подарком и с просьбой, чтобы он, его старый друг, не нападал на
сербов, поднявшихся затем только, чтобы оборониться от своих злодеев.
Адем-паша ответил письмом, в котором благодарил за подарок и заявлял, что не
будет трогать сербов.
От Карановца Милош направился к Дрине, чтобы встретить
Хуршид-пашу; часть войска последнего под начальством никшичского паши
Али-Мараша вступила в Мачву и тут окопалась. Милош беспощадным штурмом взял
шанец и изрубил почти весь этот отряд. Сам Али-Мараш попал
199
в плен, Милош принял его с почетом, как гостя, и объяснял
ему, что сербы поднялись не на султана, а на своего злодея Сулеймана-пашу.
Мараш обещал убедить Хуршид-пашу прекратить наступление и начать переговоры.
Хуршид потребовал от Милоша сдачи оружия, на что тот ответил, что он ни над
чьим оружием не господин и этого сделать не в состоянии. На том и
закончились переговоры. В это время подступил к границе со стороны Ниша
румелийский вали Марашли-Али-паша. Этот немедленно сам начал переговоры с
Милошем. Условились на том, что Милош пропустит визиря в Белград с 8-тыс.
войском, все же прочие турецкие войска отойдут от Сербии. Тотчас по прибытии
в Белград, Марашли-Али-паша стал требовать сдачи оружия, на что Милош
ответил, что он этого сделать не в состоянии и что это вообще не легко
пойдет. Марашли, отпуская Милоша, сказал: «Слушайте вы только султана, а
там, если хотите, хоть пушки напяливайте за поясом».
Милош учредил в Белграде народную канцелярию из 12 кнезов как
верховный суд для более важных преступлений. Спахиям дозволялось один раз в
год приезжать в свои села для сбора своих доходов.
Милош настаивал на том, чтобы договоренные им с
Марашли-Алипашой условия были утверждены царским фирманом.
В это время по всей европейской Турции образовались комитеты
греческого революционного общества гетерии, имевшего целью освобождение
греков от турецкого владычества и основание Греческой империи. Гетерия,
бывшая между тем весьма не прочь вынимать жар из огня чужими руками,
задумала так повести дело, чтобы первые действия, имевшие в виду означенную
цель, взяли на себя сербы, были бы первыми застрельщиками в проектированной
ею грандиозной борьбе. Они уговорили поэтому Кара-Джордже возвратиться в
Сербию и поднять сербов на оружие. Кара-Джордже, действительно, прибыл в
январе 1817 г. и остановился в Смедереве у своего родственника Вуицы
Вуличевича, смедеревского кнеза. Марашли-Али-паша пригрозил Милошу 50-тыс.
войском, если тот не доставит ему голову Кара-Джорджа; в свою очередь и
Милош имел все основания опасаться далеко не потухшей в Сербии популярности
ее первого великого вождя; по его приказу Вуица распорядился убить во время
сна первого сербского верховного вождя (13 июля 1817 года). Голова
Кара-Джорджа, доставленная Марашли-Али-паше, отправлена была последним в
Константинополь, где была выставлена на стенах сераля с надписью: «Это
голова разбойника Кара-Джорджа».
Князь Милош Обренович I (1817—1839 г.)
Созванная Милошем в ноябре 1817 г. скупштина провозгласила
его верховным князем сербским с тем, чтобы княжеское достоинство было
наследственным в его роде, и принесла присягу верности ему.
200
Милош переместил свою резиденцию в Крагуевац и стал
совершенно независимо управлять Сербией. Но султан еще не утвердил Милоша
князем и вообще весь его договор с Марашли-Али-пашой не был еще утвержден.
Милош настаивал на утверждении. В Турции между тем происходили большие
замешательства; восстал против султана янинский паша Али-Телебенли, восстали
греки и начали свою продолжительную войну за независимость. Россия заявляла
султану требование исполнить букарестский договор и приняла угрожающее
положение. При таких обстоятельствах турки сильно были озабочены положением,
которое примут сербы. Вследствие чего султан издал фирман, коим рассчитывал
удовлетворить сербов и обеспечить себя с этой стороны. Фирман этот утверждал
за сербами следующие права: 1) султан утверждает Милоша верховным князем; 2)
сербы платят султану определенную дань; 3) никаких чиновников турецких в
Сербии не будет; 4) сербы — турецкая райя и поставляют все нужное для войск,
которые будут проходить через Сербию; 5) сербы обязываются не требовать
более никаких прав.
Сербы отказались принять этот фирман, и Милош послал в
Константинополь депутацию для дальнейших переговоров с турками, но
последние, раздраженные восстанием греков и полагая, что сербы состоят в
тайном соглашении с ними, арестовали депутатов (1821 г.). Белградский паша
интриговал против Милоша и поднимал против него бунты в стране.
Положение вещей в Турции между тем все более усложнялось.
Император Николай неотступно настаивал на исполнении букарестского договора;
аккерманской конвенцией 1827 года точнее обозначены права сербов,
подлежавшие утверждению султана. Обо всем этом Милош доложил скупштине 1828
года, которая вновь подтвердила свое желание, чтобы князем сербским был
Милош и вновь поклялась в верности ему: дело в том, что на аккерманской
конвенции имя Милоша не упоминалось, и упоминалось только о праве сербского
народа выбирать для своего внутреннего управления кнезов.
Русско-турецкая война 1828—1829 г., в которой Милош хотя и не
пропускал босняков через Сербию, но отправлял туркам провиант, закончилась
адрианопольским миром, в котором статья, трактовавшая о сербах, оговаривала
для них известные права, но также игнорировала существование Милоша, как
князя сербского. Поэтому скупштина 1829 г., на которой Милош прочел ту
статью адрианопольского трактата, которая касалась сербов, вновь
провозгласила Милоша князем сербским и постановила просить султана об
утверждении его наследственным князем сербским. Гаттишерифом 1830 года
султан утвердил Милоша наследственным князем сербским.
Милош организовал армию, стал строить школы и церкви,
поставил сербских архиереев вместо греков.
201
Гаттишериф 1830 г. точно определял территорию Сербии, но
некоторые области у границы были фактически заняты соседними пашами, не
желавшими передать их Милошу, несмотря на частые напоминания последнего;
тогда Милош в 1833 г. силою овладел ими, о чем доложил как Императору
Николаю, так и султану. Вследствие этого назначена была русско-турецкая
комиссия, точно обозначившая на месте границы Сербии. Заметим, что по
Ункиар-Скелесскому договору 1833 г. Турция поставила себя под
покровительство России и признала за последней право вмешиваться в ее
внутренние дела.
Отсутствие законов в стране и самовластие Милоша во
внутреннем управлении вызвали большое недовольство им в народе. По просьбам
многих противников Милоша, турецкое правительство по соглашению с Россией
издало в 1838 году устав, коим должен был руководствоваться князь при
управлении страной. Издание этого устава нисколько не остановило
распространения недовольства народа князем. Движение против князя
разрасталось и достигло таких размеров, что Милош отказался от власти в
пользу своего старшего сына Милана и выехал из Сербии 1 июня 1839 г.
Старший сын его Милан Обренович II был болен в момент
выезда Милоша и умер 26 июня того же года.
Княжеская власть перешла в руки наместничества (1839 —1840);
князем провозглашен был второй сын Милоша Михаил, хотя были лица, на это не
согласные и желавшие видеть на княжеском престоле кого-то другого.
Князь Михаил Обренович III
(1840—1842) также недолго был у власти. Внутренние раздоры, сообщившиеся и
народу, принудили и его отказаться от власти, несмотря на то, что вожди
возникшего движения уверяли, что они поднялись не лично против него.
Образовавшееся временное правительство избрало князем Александра
Кара-Джорджевича.
Князь Александр Кара-Джорджевич (1842—1858 г.)
Смуты, приведшие Александра на княжеский престол, еще долго
продолжались. Состояние вещей было вообще ненормальное, так как позднейшие
события показали, что в народе отсутствовало понятие о законности этого
княжения. Во время Александра сербы принимали деятельное участие в революции
венгерских сербов 1848 года. Александр выказывал себя очень
предупредительным по отношению к Порте, отличался бесхарактерностью и вообще
давал туркам повод вмешиваться во внутренние дела сербов. Народ был
недоволен князем. В его правление произошла крымская война; по парижскому
миру 1856 г. Россия вовсе отказалась от покровительства Молдавии и Валахии,
все же прочее христианское население Турции было поставлено под
покровительство всех великих держав.
202
Созванная в 1858 году скупштина потребовала отречения князя
от власти. Александр потребовал несколько времени на размышление, и 10
декабря ушел в крепость под покровительство паши Киамиль эффенди. Скупштина
заявила, что князь этим шагом лишил себя права на сербский престол, и
провозгласила престол вакантным. Вместе с тем она послала депутацию к князю
Милошу в Валахию с просьбой возвратиться в Сербию и вновь занять престол.
Турки после некоторых колебаний признали Милоша князем.
Милош управлял Сербией от 1858—1860 г. В 1860 г. он умер в
Топчи дере.
Князь Михаил Обренович III (1860—1868 г.)
На скупштине 1861 г. Михаил добился отмены несменяемости
сенаторов и усилил княжескую власть. Возникшие в 1862 г. беспорядки в Боснии
и Герцеговине вызвали сильное возбуждение в Сербии; турки обвиняли сербов в
поддержке повстанцев и двинули войска к границе Сербии; сербы стали
энергично готовиться к сопротивлению. Вскоре движение в Боснии улеглось; но
раздражение турок и сербов не унималось и разразилось в 1862 г.
бомбардированием Белграда белградским Ашир-пашой. Только благодаря особым
усилиям со стороны консулов и правительства дело не дошло до
непосредственного столкновения между враждующими сторонами. Собравшаяся по
этому поводу конференция великих держав в Константинополе постановила, чтобы
из Сербии вовсе были удалены все турки, и только в крепостях оставались бы
необходимые гарнизоны. В 1867 году Михаил добился и передачи крепостей
сербам. Таким образом в 1867 году Сербия совершенно очистилась от турок.
Все эти успехи обеспечивали Михаилу любовь народа. Тем не
менее были люди, чего-то хотевшие, чем-то недовольные; чего они хотели, чем
были недовольны — это не выяснено в точности. Как бы там ни было, но князь
Михаил 29 мая 1868 г. был убит заговорщиками в Топчидере, вблизи Белграда.
Князем провозглашен был Милан Обренович, внук Ефрема, брата
князя Милоша. За его малолетством страной управляло в течение 4 лет
наместничество.
Князь Милан Обренович IV (1872—1882 г.)
В 1875 г. в Герцеговине возникло восстание, вскоре
распространившееся в Боснии и вызвавшее крайнее возбуждение в Сербии и в
Черногории. В июне 1876 г. Сербия и Черногория объявили войну Турции. Сербы
после упорного сопротивления были побеждены; по настоянию России
203
заключено было перемирие, а затем после долгих переговоров и
мир на условиях, как до войны. Переговоры с Черногорией затянулись, и война
с ней и Турцией возобновилась.
Между тем Россия также объявила войну: война велась ею в
союзе с Румынией, Черногорией, а после взятия Плевны и с Сербией. Сербия и
Черногория приобрели несколько земель и признание их независимости. Главным
же результатом этой войны было образование болгарского княжества и занятие
Австрией Боснии и Герцеговины в 1878 г.
В 1882 г. скупштина провозгласила князя Милана королем
Сербии.
Печатается по изданию:
Д. Войнович, История сербского народа. Одесса, 1903.