В «интерьере» Балкан: Юбилейный сборник в честь Ирины Степановны Достян

 

2. ИРИНА СТЕПАНОВНА ДОСТЯН. ПОРТРЕТ В «ИНТЕРЬЕРЕ» БАЛКАН

 

С.И. Данченко 

 

 

Ирина Степановна Достян относится к тем труженикам отечественной исторической науки, без которых немыслимо ее развитие в послевоенный период. И не только по количеству созданных ею трудов — их более ста, в том числе три монографии, разделы в коллективных обобщающих трудах, статьи, очерки, рецензии. Ирина Степановна всю свою творческую жизнь разрабатывала важнейшие проблемы исторического славяноведения и балканистики, начиная с периода Средневековья и заканчивая Восточным кризисом 70-х гг. XIX в. Кто-то из ее ровесников выбрал занятия отечественной историей, кто-то «замахнулся» на историю дальнего и даже заокеанского зарубежья, а Ирина Степановна осознанно сделала выбор в пользу «братьев-славян» и «балканских просторов». Это потом, много десятилетий спустя, данные «просторы» назовут «пороховым погребом Европы». А в то время, когда юная Ирина Достян приняла одно из главных решений в своей жизни — изучать историю балканских народов, это был малоисследованный и потому чрезвычайно привлекательный для ученых регион. К тому же в 1940-е гг., когда принималось это решение, в советском обществе, после окончания Великой Отечественной войны, были широко распространены симпатии к «братьям-славянам» — результат совместной борьбы против фашизма. Безусловно, это тоже способствовало выбору Ириной Степановной своего жизненного творческого пути. Но вернемся к самому началу.

 

Ирина Степановна Достян родилась 21 апреля 1920 г. в армянской семье. Ее родители — Достян Степан Григорьевич (1895-1956) и Арутюнова Екатерина Морисовна (1896-1997) в 1916 г. переселились из Баку в Москву и здесь поженились. А вскоре на свет появились их дочери: старшая Ирина и спустя два года Марина. Отец Ирины Степановны Степан Григорьевич служил в Наркомпшцепроме, а мама Екатерина Морисовна частным образом брала уроки рисования, затем стала художником-ретушером и работала в различных издательствах. Вот что вспоминает

 

 

10

 

со слов своих родителей Ирина Степановна: «Я родилась в тяжелый, голодный и холодный 1920 год. Родители мои — бакинцы, приехавшие в Москву в 1916 году. Баку в начале XX века был, кажется, единственным в России процветающим и привлекавшим иностранных инвесторов центром нефтеразработок. Больше половины его жителей составляли армяне и русские. Мои родители учились в русских учебных заведениях, хотя знали и разговорный армянский язык. Мой дедушка по отцу был, как теперь говорят, мелким бизнесменом. Бежав из провинции Шуша, где периодически вспыхивали погромы армян, он завел в Баку небольшую лавку. А дед по матери был бухгалтером одного из нефтяных олигархов, хорошо зарабатывал, купил имение, собираясь разводить розы для производства розового масла. Однако вскоре он разорился, потерял имение; его жена, моя бабушка, умерла от скоротечной чахотки. Оставшихся троих детей взял на свое содержание хозяин деда — нефтяной олигарх. Мама моя провела детство в семье родственницы из интеллигентной семьи. В 1915 году, как известно, в Турции было уничтожено около 2 млн. армян. В Баку также вспыхивали расправы азербайджанцев над армянами. Вероятно, все это и побудило моих будущих родителей, русскоязычных армян, отправиться в Москву».

 

В школьные годы Ирина Достян очень любила читать, особенно произведения западной литературы, поэтому после окончания школы в 1938 г. вначале она решила поступать на филологический факультет МГУ. Однако внезапно заболела и не смогла сдавать вступительные экзамены — вместо них поехала для поправки здоровья к родственникам в Ереван. На следующий же, 1939 г., она решила поступать не на филологический, а на исторический факультет, и поступила. До войны студентка Достян успела закончить 2 курса; затем была эвакуация, а с 1943 г. — продолжение учебы.

 

Ирина Степановна получила отличную профессиональную подготовку, что, разумеется, не могло не сказаться на ее последующей научной работе. Ей посчастливилось слушать лекции выдающихся историков, «людей дореволюционного времени», по словам Ирины Степановны. Среди них — блестящий лектор В.С. Сергеев, отец будущего академика Ю.В. Бромлея; С.Д. Сказкин, в то время декан исторического факультета; медиевист E.A. Косминский; археолог А.В. Арциховский, стоявший на пороге выдающегося открытия — новгородских грамот, обладавший

 

 

11

 

потрясающей памятью (знал всех студентов по имени и фамилии); востоковед, основатель советской школы индоведов и афганистов И.М. Рейснер; неподражаемый Е.В. Тарле с его образным историческим мышлением; академик, автор «Киевской Руси» Б.Д. Греков.

 

С третьего курса студентка Додтян решила специализироваться по кафедре истории южных и западных славян, которую в то время возглавлял выдающийся российский славист Владимир Иванович Пичета (1878-1947). Он и стал ее научным руководителем.

 

Перед В.И. Пичетой, оказавшимся в 1940-е гг. на переднем крае борьбы за новый славистический центр — Институт славяноведения АН СССР, стояло много важнейших и неотложных задач. И, пожалуй, главной из них была подготовка научных кадров — говоря словами официальных документов. А сам «патриарх отечественного славяноведения», как позднее будут писать о Владимире Ивановиче сначала повзрослевшие, а затем постаревшие его ученики 1940-х гг., торопился найти, научить, сформировать будущих историков-славистов. Через много десятилетий один из них, Михаил Абрамович Бирман, вспоминал: «... главное, что... с успехом успел сделать Владимир Иванович на заключительном этапе своей жизни: он воспитал группу молодых, пытливых и неравнодушных учеников, зарядил их энтузиазмом, идеей служения избранному делу, импульсами к поиску новых знаний и новых путей» [1]

.

 

Ученицей Владимира Ивановича стала и Ирина Степановна Достян. В 1945 г. она окончила МГУ и поступила в аспирантуру сектора славяноведения Института истории АН СССР. Института славяноведения пока еще не было, хотя чиновничье-бюрократическая машина уже вовсю крутилась — согласования, докладные записки, решения, утверждения и т.д. Научным руководителем аспирантки Достян, как и в МГУ, стал В.И. Пичета, который сразу же предложил ей заняться историей Сербии.

 

Ирина Степановна, как и другие — в 1940-е гг. молодые, впоследствии маститые, гордость Института — сотрудники и аспиранты, посещала «пичетники» — семинары, которые Владимир Иванович устраивал у себя дома для своих учеников, подобно профессорам XIX в., например, В.И. Ламанскому. «"Пичетники", — вспоминает Ирина Степановна, — собирались регулярно, на них обсуждались доклады сотрудников, планы задумываемых трудов, курсовые работы аспирантов и разнообразные

 

 

12

 

научные проблемы, прямо или косвенно затрагивавшие историческое прошлое славянских народов и их связи с Россией» [2]. В «пичетниках» участвовали институтские друзья Ирины Степановны: Владимир Дорофеевич Королюк, Генрих Эдуардович Санчук, Илья Соломонович Миллер, Иван Иванович Удальцов. К сожалению, их уже нет среди нас.

 

Ирина Степановна очень тепло пишет о своем учителе: «Он обладал огромным личным обаянием и добротой... Немало претерпев от советской власти в 1930-е годы, он сохранил оптимизм и чрезвычайную научную активность... Он любил и всячески поддерживал своих учеников, которых становилось все больше. Более сильных иногда серьезно критиковал, более слабых щадил и подбадривал в случае какой-либо неудачи» [3].

 

Тема кандидатской диссертации И.С. Достян была посвящена социально-экономическим отношениям [*] в сербской деревне накануне восстания 1804 г., практически не исследованным в отечественной литературе. Это сейчас о предыстории Первого сербского восстания изданы тома документов и написаны десятки работ, в том числе и самой Ириной Степановной. А в конце 1940-х гг. добросовестной и трудолюбивой аспирантке пришлось нелегко — ввиду незначительной источниковой базы и малочисленности историографии по теме. И, тем не менее, она справилась с поставленной задачей и в апреле 1950 г. успешно защитила свою первую квалификационную работу.

 

В качестве официальных оппонентов на защите выступили: бывший декан Ирины Достян, замечательный историк, академик С.Д. Сказкин и турколог А.Ф. Миллер, уже выпустивший (в 1947 г.) свою известную монографию «Мустафа паша Байрактар».

 

Защита диссертации проходила в Институте истории АН СССР, так как своего диссертационного Совета в Институте славяноведения еще не было. Защит тогда было мало, и поэтому они всегда становились настоящим событием. Как вспоминает Ирина Степановна, все было более торжественно и значительно, чем позднее, в официальной части и гораздо проще и веселее в неофициальной, то есть во время банкета. Кстати, это приятное мероприятие состоялось не в день защиты, а значительно

 

 

*. Социально-экономическая тематика в те годы являлась в советской исторической науке одной из приоритетных.

 

 

13

 

позже — летом, в июне, и проходило на даче заведующей аспирантурой Г.С. Можаровой. В тот незабываемый день сразу четыре молодых сотрудника — Ирина Степановна Достян, Любомир Борисович Валев, Василий Дмитриевич Конобеев и Генрих Эдуардович Санчук — отмечали свою кандидатскую степень. Прямо на траве было расставлено скромное угощение — плавленые сырки, хлеб, винегрет. Тогда это было в порядке вещей. Но главное — всем было очень весело. Молодежь шутила, танцевала. Более старшее поколение от них не отставало, и даже чопорный, сдержанный Сергей Александрович Никитин в праздничной белой рубашке, по словам очевидцев, лихо отплясывал вприсядку.

 

В это время Ирина Степановна уже являлась сотрудницей Института славяноведения АН СССР: она была зачислена в штат 30 декабря 1948 г.

 

В 1950-е годы появились первые опубликованные работы Ирины Степановны. Прежде всего, это были, конечно, материалы ее кандидатской диссертации — в «Кратких сообщениях Института славяноведения Академии наук СССР» (1951. №2) и в «Ученых записках Института славяноведения (Академия наук СССР)» (1952. T.VI). Вместе с тем Ирина Степановна уже приступила к работе над темой, связанной с борьбой южнославянских народов против турецкой экспансии. И первая ее статья по данной проблематике была опубликована в журнале «Преподавание истории в школе» (1951. №5) под названием «Южные славяне под игом турок в XV-XVIII вв.». Вскоре появились еще две работы на эту же тему — в «Византийском временнике» (1953. Т.7) и в «Истории средних веков» (М., Госполитиздат, 1954). И эти публикации были вполне объяснимы, так как с начала 1950-х гг. Ирина Степановна интенсивно работала над своей первой монографией.

 

Но так уж повелось в нашем Институте и, судя по всему, с давних пор, что исследователю время от времени приходится как бы раздваиваться и, наряду со своей «родной» темой, заниматься тем, на что укажет начальство. В данном случае оно указало на «Историю Болгарии». И хотя Ирина Степановна была принята в Институт как специалист по истории Сербии, ей было поручено написать для I тома готовившегося фундаментального труда, первого из «Историй» славянских стран, две главы: «Болгарский народ после завоевания Турцией (XV — первая половина XVI в.)» (гл. VII) и «Болгарский народ под турецким игом в период

 

 

14

 

упадка военно-феодальной Османской империи (конец XVI — первая половина XVIII в.)».

 

Участвовать в таком проекте, говоря современным языком, было весьма ответственно и очень непросто для молодого сотрудника, но Ирина Степановна успешно справилась со всеми трудностями. И, возможно, еще сама этого не сознавая, работая над «своими» главами, она не только приобрела новые знания, в данном случае по истории средневековой Болгарии, но и встала на собственный научный путь — путь в балканистику.

 

А для меня, как биографа и исследователя научного творчества Ирины Степановны Достян, в этой истории с «Историей Болгарии», прежде всего, важен момент, связанный с безотказностью, ответственностью и обязательностью моей «героини». За десятилетия работы в Институте она сумела приобрести репутацию «палочки-выручалочки». Руководители авторских коллективов целого ряда институтских обобщающих трудов вздыхали с облегчением, если она соглашалась вступить в их «научное братство», ибо знали, что Ирина Степановна не подведет — напишет точно в срок и лучше, чем нужно.

 

А в первом своем коллективном труде (I том «Истории Болгарии» вышел в 1954 г.) исследовательница рассмотрела важнейшие вопросы средневековой болгарской истории: положение болгар под властью турок с XV в. — до середины XVIII в.; развитие сельского хозяйства, городов, ремесла и торговли на болгарских землях; основные формы и особенности борьбы болгар и соседних с ними народов против власти османов. В распоряжении Ирины Степановны было совсем немного литературы дореволюционной русской и современной болгарской. Использовала она также описания путешественников и опубликованные еще до войны болгарские источники («Документа за българската история». София, 1940. Т. VIII). Но, несмотря на скудость источниковой базы, как сейчас говорят, и, безусловно, классовый подход к описываемым событиям (другого в начале 1950-х гг. и быть не могло), Ирине Степановне удалось реконструировать события на болгарских землях в те далекие столетия. Уже в этом труде чувствуется сдержанный, настоящий академический стиль, который отличает Ирину Степановну от других авторов, стиль ученого-аналитика, идущего к выводам от источника.

 

 

14

 

Весьма впечатляющими, на мой взгляд, являются те разделы, где исследовательница пишет о развитии болгарских городов, ремесла и торговли, об антифеодальном, освободительном и гайдукском движении, о восстаниях болгар против турецкого ига, в том числе о Тырновском восстании 1598 г., а также об отношении болгар и других южнославянских народов к той борьбе, которую вели европейские страны с Османской империей в указанные столетия (например, коалиция против турок 1443-1444 гг.).

 

Вообще я бы советовала обратиться к этой работе Ирины Степановны тем авторам, которые в своих публикациях и устных выступлениях в наши дни сообщают о безусловном «благоденствии» угнетенных народов под властью османских угнетателей. В таком случае непонятен такой размах гайдукского движения на Балканах, которое сливалось с массовыми крестьянскими восстаниями против турок в XVI-XVIII вв. (помимо уже упоминавшегося Тырновского восстания, волнения в Прилепской околии 1565 г., восстания в ряде околий Западной Болгарии в 1737 г. и др.).

 

Не обошла, разумеется, своим вниманием Ирина Степановна и вопрос о политических и культурных связях Болгарии с Россией. С конца XV в. среди болгар начала распространяться легенда о «дядо Иване», в образе которого, как пишет исследовательница, «болгарский народ олицетворял свои представления о великом русском народе, о сильном Русском государстве» [4].

 

К началу XXI века фактов о русско-болгарских связях эпохи Средневековья опубликовано уже немало. А в начале 1950-х гг. ситуация была совершенно иная. И, тем не менее, Ирина Степановна сумела на основе немногочисленных документов нарисовать запоминающуюся картину взаимоотношений далеких предков русских и болгар, подчеркнув при этом, что с конца XVII в. эти связи, ранее ограничивавшиеся преимущественно культурным общением, стали приобретать политический характер. И в заключение — важный вывод, который впоследствии будет неоднократно подтвержден и развит в работах Ирины Степановны и других отечественных историков: «В условиях иноземного гнета болгар и эллинизаторской политики греческого духовенства, грозивших болгарам денационализацией, культурные связи с Россией способствовали сохранению болгарской письменности, богослужения на родном

 

 

16

 

языке, а войны России с Турцией подтачивали основы Османской империи и играли большую роль в развитии освободительного движения балканских народов, в том числе болгар» [5].

 

Но работа над «Историей Болгарии», как бы она ни была важна, не могла отвлечь Ирину Степановну от главного труда на этом, начальном, этапе ее научной деятельности, посвященного борьбе угнетенных народов, в первую очередь сербского, против турецкой экспансии. В это время появились ее первые статьи на эту тему, уже упоминавшиеся выше, а в 1958 г. и сама монография «Борьба сербского народа против турецкого ига. XV — начало XIX в.» — одна из первых книг советских историков по югославянской тематике. Следует отметить, что она сразу же была включена в список обязательной литературы для студентов-югославистов, обучающихся на кафедре истории южных и западных славян исторического факультета МГУ, которую когда-то закончила Ирина Степановна. И я хорошо помню, как я и мои сокурсницы, ученицы Виктора Георгиевича Карасева конца 1960-х гг., по его указанию прилежно конспектировали монографию Ирины Степановны. Да что конец шестидесятых! И сейчас, в начале XXI в., эта книга не потеряла своего научного значения, и по ней обязательно спрашивают на кандидатском экзамене по специальности «всеобщая история» аспирантов нашего Института, когда им задается вопрос о борьбе южных славян против османского ига.

 

При изучении обозначенной темы Ирина Степановна включила в сферу своего исследования все области Балканского полуострова, населенные в XV — начале XIX вв. сербами, — собственно Сербию, Старую Сербию, Банат, Бачку, Баранью, Срем. В монографии прослежены основные этапы завоевания турками Балкан. При этом автор справедливо подчеркивает, что «турецкое завоевание нарушило ход исторического прогресса сербов и других балканских народов», «привело к регрессу в развитии производительных сил, к консервации феодальных отношений» [6].

 

Ирина Степановна последовательно рассмотрела целый комплекс важнейших вопросов: положение сербских земель под властью Турции; освободительное движение в сербских землях в XVI — начале XVII вв.; борьба сербов за освобождение во время войны «Священной лиги» с Турцией, а также во время войн России и Австрии с Турцией в XVIII в.; особенности социально-экономического развития северной Сербии

 

 

17

 

во второй половине XVIII — начале XIX вв. и рост национального движения в данном регионе; начало восстания 1804 г. Таким образом, речь в вышеуказанной книге идет о всех важнейших проблемах сербской истории в течение четырех столетий!

 

Как-то, во время одной из наших бесед, Ирина Степановна, с присущей ей скромностью и высочайшей требовательностью к себе как к историку, назвала свою первую монографию «научно-популярной». Уважая ее мнение, вместе с тем позволю себе с ним не согласиться. На мой взгляд, это сугубо научная работа, написанная прекрасным литературным языком. Фактически это история Сербии XV — начала XIX вв., изучение которой в советской историографии тогда только начиналось, а многочисленные архивные фонды еще ждали своих пытливых исследователей.

 

Вновь и вновь обращаясь к этой книге Ирины Степановны, поражаешься точности ее наблюдений и глубине выводов, многократно впоследствии подтвержденных, с открытием новых документов. Среди этих заключений хотелось бы, прежде всего, выделить тезис о роли внешнеполитического фактора в различные периоды борьбы сербов за свое освобождение. «До конца XVIII в. антитурецкие выступления в Сербии, — пишет Ирина Степановна, — возникали обычно во время войн европейских государств с Турцией, и судьба восстаний зависела от исхода этих войн. С начала XIX в. внутренние силы сербского народа настолько созрели, что международные события уже не имели определяющего значения. Так, восстание в Белградском пашалыке вспыхнуло, несмотря на неблагоприятную внешнеполитическую обстановку» [7].

 

Заслуживает внимания и положение о том, что «участие в австро-турецких войнах дало возможность сербам приобрести значительный военный опыт» [8].

 

Обратившись к началу национально-освободительной борьбы сербского народа против власти османов, Ирина Степановна назвала ряд причин, которые существенным образом ее облегчали: окраинное положение Белградского пашалыка в системе европейских владений Турции; тесные связи его населения с австрийскими сербами, позволявшие повстанцам тайно получать из Австрии военные припасы, оружие, помощь людьми. Но главным было то, что северная часть сербских земель являлась экономически менее зависимой от Османской империи, чем Греция, Болгария и Босния. Это обусловило

 

 

18

 

меньшую заинтересованность сербов в турецком рынке, помогло им быстрее осознать свои национальные исторические задачи, важнейшей из которых, безусловно, являлось «ниспровержение владычества средневекового Турецкого государства, препятствовавшего дальнейшему общественно-экономическому прогрессу сербской нации» [9]. Кроме того, в результате австро-турецких войн и 20-летней оккупации Белградского пашалыка Австрией позиции турецких феодалов здесь были заметно ослаблены, а система турецкого управления подорвана. Особое внимание Ирина Степановна уделила роли местного самоуправления в жизни Белградского пашалыка. Она подчеркнула, что органы местного самоуправления располагали реальной властью, ограничивая вмешательство турецких властей в управление на местах. Именно они впоследствии сыграли важную роль в борьбе сербов за свою автономию и в подготовке восстания 1804 г. [10]

 

В 1963 г. в издательстве «Наука» вышел в свет I том фундаментального академического труда «История Югославии», автором и одним из четырех редакторов которого являлась И.С. Достян. Этому знаменательному событию в истории отечественной югославистики предшествовала, по отзывам создателей труда, долгая и сложная работа. Перу Ирины Степановны в нем принадлежит 7 глав, в которых последовательно представлена: история сербских земель в V1I-XI вв. (гл.5), история Сербского государства, Македонии и Дубровницкой республики в XII-XVI вв. (гл. 8,9,11), история югославянских народов под властью Турции (гл. 15), а также развитие Дубровницкой республики и сербов Воеводины в XVI-XVIII вв. (гл. 16,19). Безусловно, такой широкий охват исследуемых проблем истории самых разных народов, начиная с древности и заканчивая XVIII в., был невероятно сложен для исследователя. Но это была отличная школа для Ирины Степановны, всегда отличавшейся огромной исторической эрудицией, прекрасным знанием истории большинства балканских народов и ставшей чуть позднее одним из первых в нашей стране историков-балканистов.

 

При написании вышеуказанных глав Ирина Степановна освоила и обобщила значительную литературу — русскую дореволюционную и зарубежную, главным образом, югославскую. Все главы исключительно информативны и содержат немало интересных фактов. Несмотря на некоторый схематизм изложения, безусловно, оправданный характером

 

 

19

 

академического труда, и обязательный для советской историографии классовый подход, читать их — настоящее удовольствие.

 

Обращаясь к этому труду Ирины Степановны, следует, прежде всего, отметить, что в своей тогдашней работе она во многом «шла по целине», да еще начиная с VII в. И, тем не менее, ей удалось представить все основные эпохи и события в истории югославянских народов. Среди них: византийское господство над сербскими землями; освобождение сербского народа от византийской зависимости в конце XII в.; расширение и укрепление Сербского государства в XIII — первой половине XIV вв. При этом Ирина Степановна рассмотрела события внутренней истории Сербии на широком международном фоне, уделив немало внимания ее отношениям с Боснией, Венгрией, Венецией, католической церковью. Подобный подход будет присущ и всем последующим трудам Ирины Степановны.

 

Автору уже опубликованной к тому времени монографии о борьбе сербского народа против турецкого ига, разумеется, было нетрудно написать соответствующий раздел в «Истории Югославии». Что Ирина Степановна и сделала, выделив основные этапы турецкой экспансии на Балканах, начиная со второй половины XIV в. При этом ею была подчеркнута отрицательная роль турецкого завоевания в исторической судьбе югославянских народов, которое нарушило и задержало ход их общественно-экономического развития. Весьма подробно исследовательница рассмотрела ту систему отношений, которая установилась у балканских народов после турецкого завоевания, отметив, что все было приспособлено к нуждам военно-феодального Турецкого государства.

 

Материалы и выводы Ирины Степановны из ее первой монографии составной частью вошли в тот раздел «Истории Югославии», который был посвящен освободительному и антифеодальному движению югославянских народов. Исследовательница упомянула все основные выступления югославян, часто происходившие во время военных действий европейских государств, прежде всего Австрии, против турок, например, восстание банатских сербов в 1594 г. и антитурецкие выступления 1597-1598 гг. в различных районах южной Сербии, Черногории и Герцеговины.

 

Заслугой Ирины Степановны, на мой взгляд, является и то, что в этом труде она много внимания уделила истории Черногории, особенностям

 

 

20

 

ее развития, борьбе черногорцев за свое освобождение от власти Турции, установлению в первой половине XVIII в. их связей с Россией.

 

Исключительно интересно представлена история Дубровницкой республики в XIII — начале XIX вв. (в 1808 г. Дубровницкая республика перестала существовать). На страницах 11-й и 16-й глав перед читателем разворачивается панорама важнейших событий в жизни этого удивительного города, основного центра торговли и всевозможных денежных операций на восточном побережье Адриатики, единственного города на Балканах в ту пору, по словам Ирины Степановны, экономическое развитие которого шло в ногу с некоторыми итальянскими городами [11].

 

Перу Ирины Степановны также принадлежат 2 раздела, написанные в сжатой форме, — о средневековой Македонии и ее драматической судьбе, а также о сербах Воеводины, создании Военной Границы и нелегком положении сербов в монархии Габсбургов, которые, тем не менее, активно боролись за свои национальные и политические права, что во многом помогло им, как национальному меньшинству, сохранить свой язык, культуру и уклад жизни.

 

«История Югославии» является, на мой взгляд, очень важным этапом в научном творчестве Ирины Степановны. Многие ее главы представляют собой как бы развернутый план ее будущих работ, словно уже тогда она намечала те основные направления, по которым будет «шагать» в югославистику и балканистику.

 

В 1960-е годы, помимо завершения работы в качестве автора и редактора I тома «Истории Югославии», главным направлением научных изысканий Ирины Степановны становится тема российско-балканских связей и балканской политики России в первой трети XIX в. Задача, поставленная исследовательницей, была невероятно сложной, ибо в отличие от ее коллег по сектору, которые изучали отношения с Россией отдельных балканских народов, ей предстояло охватить весь регион в целом, включая турок, греков, молдаван и валахов.

 

Написанию целой серии статей по вышеуказанной тематике предшествовала интенсивная и кропотливая работа в архивах Москвы и Ленинграда. В этот период Ирина Степановна выявила сотни уникальных документов — так создавалась источниковая база для ее будущих трудов. Многочисленные, еще никому не известные эпизоды

 

 

21

 

из истории русско-сербских, русско-черногорских, русско-греческих и русско-молдаво-валашских связей складывались в общую яркую и впечатляющую картину, которая дополнялась теоретическими обобщениями и аргументированными выводами. И как итог — подготовка второй индивидуальной монографии: «Россия и балканский вопрос. Из истории русско-балканских политических связей в первой трети XIX в.». (М., 1972), которая была защищена в качестве докторской диссертации в марте 1973 г.

 

Впоследствии, в 1980-е годы, в Институте наиболее значимыми, важными и престижными будут считаться коллективные обобщающие труды по различным проблемам и обязательно по региону в целом. Для XIX в. этот замысел был блестяще воплощен в серии трудов под общим заглавием «Международные отношения на Балканах». Однако книга Ирины Степановны «Россия и балканский вопрос», создававшаяся в конце 1960-х гг., была не коллективным, а одним из первых индивидуальных обобщающих трудов, и поэтому ценность этой «первой ласточки» отечественной балканистики очень велика.

 

Несомненной заслугой Ирины Степановны Достян является то, что в своей второй монографии она выделила балканский вопрос в самостоятельный объект исследования как часть Восточного вопроса, занимавшего значительное место в системе международных отношений XIX в.

 

Важной предпосылкой глубокого и целостного рассмотрения политики России на Балканах является ее научно обоснованная периодизация. Ирина Степановна обозначила четыре периода, которые прошла в своем развитии русская политика на Балканах в конце XVIII — первой трети XIX вв. На каждом из этих этапов выдвигались самостоятельные, конкретные задачи, появлялись специфические политические программы.

 

Первый период, начавшийся русско-турецкой войной 1768-1774 гг., длился до конца XVIII в. Он характеризовался усилением противоречий между Россией и Османской империей, что привело к двум русско-турецким войнам. В это время значительную роль в балканской политике России начали играть Дунайские княжества.

 

Второй период — 1798-1812 гг. — наполеоновские войны. Его особенность — сближение России с Турцией (до 1806 г.). Оба государства объединились перед угрозой французской агрессии, их противоречия были

 

 

22

 

отодвинуты на задний план. Этот период характеризовался также быстрым расширением контактов с балканскими народами, поддержку которых царизм использовал в борьбе против Наполеона. Сфера русской активности в балканском регионе, помимо Дунайских княжеств, распространилась на Ионические острова, Черногорию, Сербию и материковую Грецию. «В целом, — делает вывод Ирина Степановна, — русская политика в отношении балканских народов, находившихся под властью Турции, в течение первых двенадцати лет XIX в. была подчинена главной задаче — борьбе с наполеоновской Францией. Именно поэтому она была достаточно активной. Независимо от стремлений и целей русского самодержавия Россия в это время стала оказывать значительное влияние на развитие национально-освободительного движения народов Балканского полуострова, на процесс возникновения их национальных государств» [12].

 

Третий период — от Бухарестского мира 1812 г. до 1821 г., начала греческой революции, — характеризовался стремлением царского правительства избежать новой войны с Портой, что объяснялось трудным внутренним положением Российской империи. В своей монографии Ирина Степановна выразила несогласие с высказывавшимися ранее утверждениями [13], будто царизм уже с конца 1815 г. готовился к решению ряда ближневосточных проблем. Она пришла к выводу, что в этот период царское правительство не стремилось к территориальной экспансии на Балканах, а главную свою цель видело в упрочении тех успехов, которые были достигнуты в ходе войн с Турцией в предшествующие 50 лет.

 

Следует отметить, что в 1960-е - 1970-е гг. в советской историографии особенно слабо была изучена балканская политика именно этого периода (1812-1821 гг.). Поэтому ее глубокое исследование в монографии Ирины Степановны, основанное на обширном корпусе новых документов, явилось настоящим научным открытием. В книге были введены в оборот материалы, свидетельствовавшие о том, что Петербургом предусматривалось введение в Сербии конституционного устройства; то же самое намечалось и для Дунайских княжеств. Таким образом, констатировалось в монографии, в арсенале политических приемов, применявшихся царизмом на Балканах в XIX в., была и конституционалистская политика, с помощью которой русское

 

 

23

 

правительство собиралось опереться на более широкие слои балканского населения.

 

Четвертый период балканской политики России в первой трети XIX в. — период Восточного кризиса 1820-х гг., характеризовавшийся новым обострением Восточного вопроса. В эти годы «русская политика не была однотипной, менялась по своим целям и методам» [14].

 

В начале кризиса, вызванного восстанием 1821 г. в Греции, царское правительство, связанное обязательствами по Священному союзу, осудило «мятежных» греков. Однако революционные события на Балканах привели к резкому обострению русско-турецких отношений. В книге Ирины Степановны подчеркивается, что в связи с закрытием Черноморских проливов для кораблей, плававших под русским флагом, были задеты существенным образом экономические интересы российских помещиков и купцов. Именно поэтому проблема Проливов, которая в предшествующий период не занимала значительного места в русско-турецких разногласиях, теперь выступила на первый план. «Фактически, — пишет исследовательница, — созрели все причины, предрешавшие неизбежность новой русско-турецкой войны» [15].

 

1820-е годы характеризовались активной политикой великих держав в связи с обострением Восточного вопроса. При этом Россия оказалась в полной изоляции. Отсюда важный вывод, к которому пришла Ирина Степановна: «Восточный кризис 20-х годов сделал ясным, что принципы Венской системы несовместимы с интересами русской политики в отношении Турции и балканских народов» [16].

 

Успехи греческих повстанцев в войне с Турцией, перемены в международной обстановке Европы в 1823-1824 гг., изменение политики Великобритании в греческом вопросе и создавшаяся перспектива ее сближения с Россией — все это привело к перестановке сил в борьбе великих держав вокруг восточного конфликта. Петербург осознал необходимость перехода к более активному и самостоятельному курсу. Эта задача была практически осуществлена после прихода к власти Николая I.

 

Победа России в войне с Турцией 1828-1829 гг. означала завершение Восточного кризиса. О его итогах И.С. Достян пишет следующее: «Было создано независимое Греческое государство. Царское правительство получило возможность добиться осуществления на практике своей программы политической перестройки владений Турции, которая

 

 

24

 

была впервые намечена Кючук-Кайнарджийским миром 1774 г. и с тех пор непрерывно расширялась и конкретизировалась в последующих русско-турецких договорах и соглашениях» [17].

 

В монографии И.С. Достян рассмотрен также целый ряд интересных вопросов, в том числе о роли России в формировании балканской государственности [18]. Стремясь добиться утверждения своего влияния на Балканах, царизм должен был в определенной мере считаться с особенностями общественно-экономических отношений у отдельных народов. Именно этим, по мнению Ирины Степановны, и можно объяснить тот парадоксальный, на первый взгляд, факт, что на протяжении первой трети XIX в. русский царизм, один из наиболее реакционных режимов в Европе, державший в рабстве собственный народ, оказывал положительное влияние на процесс формирования национальных государств на Балканах и их развитие по капиталистическому пути. В то же время, подчеркивает исследовательница, официальный Петербург неизменно искал точку опоры в наиболее консервативных слоях балканского общества. Материал, приведенный в монографии, позволил ее автору опровергнуть сложившееся в западной историографии представление о русской политике в Восточном вопросе как всегда агрессивной, имевшей целью территориальную экспансию. Ирина Степановна приходит к заключению, что политика России в отношении Турции и балканских народов в первой трети XIX в. была обычно более консервативной и менее агрессивной, чем это нередко изображалось уже в XIX в., а также позднее, в работах ученых XX в. [19]

 

Бесспорной заслугой Ирины Степановны, ее ценным вкладом в историографию проблемы явилось исследование, наряду с балканской политикой России, особенностей политического развития отдельных балканских народов. Впервые в отечественной историографии в книге было показано, что национальные элиты Сербии, Дунайских княжеств и Греции уже в начале XIX в. не собирались далее мириться со своим угнетенным положением в составе Османской империи, а имели собственные планы национального освобождения и будущего государственного устройства. И с этим руководители российской внешней политики не могли не считаться.

 

Книга, в которой Ирина Степановна впервые в историографии представила целостную картину балканской политики России первой трети

 

 

25

 

XIX в., попутно исследовав целый ряд не изученных ранее вопросов (например, о русско-черногорских отношениях в 1814—1821 гг.), стала значительным явлением в отечественной балканистике. Она наглядно отразила переход исследователей к комплексному изучению балканской проблематики XIX в.

 

На экземпляре монографии «Россия и балканский вопрос», который хранится в моей библиотеке, Ирина Степановна 8 июня 1972 г. сделала следующую дарственную надпись: «Милой Светлане с пожеланием прочесть эту книгу. И. Достян». Пожелание осуществилось многократно, потому что я читала ее монографию не один, а много раз. Это было необходимо мне, как говорится, для «общего развития», а также для написания работ по историографии проблемы «Россия и Балканы». И сейчас, готовя к публикации данную статью, я обратилась к этой неисчерпаемой книге. И опять открыла в ней что-то новое для себя, нынешней, ускользнувшее при прежних прочтениях, и, конечно, в который раз восхитилась ее логическим построением, классическим научным языком и тем огромным трудом, который в нее вложен.

 

Как уже отмечалось, в марте 1973 г. Ирина Степановна защитила монографию «Россия и балканский вопрос» в качестве докторской диссертации. С большим трудом была обнаружена в архиве нашего Института стенограмма защиты (спасибо за помощь Маргарите Ивановне Леныпиной и Маргарите Васильевне Гурьевой), что позволило познакомиться с отзывами на работу Ирины Степановны. Ее официальными оппонентами были: академик А.Л. Нарочницкий, доктора исторических наук А.М. Станиславская, Ю.А. Петросян (представил отзыв, но не присутствовал на защите) и И.С. Миллер. Их мнение было единодушным — труд диссертантки является, безусловно, работой докторского уровня, обогащающей отечественную науку новыми фактами и оригинальными, обоснованными выводами.

 

А.Л. Нарочницкий особо подчеркнул вклад Ирины Степановны в освещение политики русского правительства, направленной на предоставление отдельным балканским народам внутренней автономии и расширение ее под верховной властью Порты. Он согласился с утверждением диссертантки, что, следуя курсу на сохранение Турции — «слабого соседа», Петербург имел в виду перспективу превращения автономных областей в независимые

 

 

26

 

от Порты небольшие государства и осуществлял эту помощь в отношении Греции во время русско-турецкой войны 1828-1829 гг.

 

По мнению А.М. Станиславской, общий вывод Ирины Степановны о положительной роли России в складывании национальной государственности балканских народов в первой трети XIX в. опирается на реальные факты и скрупулезный анализ конкретных исторических условий, сложившихся в тот Период. Не могу не привести и следующее высказывание А.М. Станиславской о книге Ирины Степановны: «Несомненное достоинство работы — ее прекрасная литературная форма. Автор не находит нужным возбуждать читательский интерес псевдолитературными эффектами, он пишет в строгой и простой манере. Но логическое развитие мысли, точный и гибкий язык и без того делают свое: книга читается с неослабевающим вниманием» [20].

 

Все оппоненты отметили в своих отзывах высокопрофессиональную работу Ирины Степановны с источниками — как опубликованными, так и архивными, которые она впервые ввела в научный оборот. А И.С. Миллер отметил, на мой взгляд, очень важную особенность ее труда:«...к изучению проблем международных отношений на Балканах и внешней политики России в этом регионе И.С. Достян подошла, отправляясь от углубленного изучения внутренней истории балканских народов. Автор отчетливо представляет особенности развития каждого из народов Балканского полуострова, сложные межнациональные отношения, степень зрелости, достигнутой формирующимися нациями и народностями этого региона на рубеже XVIII и XIX веков...» [21].

 

Разумеется, оппоненты отметили, как и положено на защитах, некоторые недостатки, с их точки зрения, труда Ирины Степановны. Но в целом их замечания были несущественными и в большинстве случаев носили рекомендательный характер, сопровождаясь пространными рассуждениями в связи с затронутыми сюжетами.

 

1970-е годы были весьма плодотворными в научном творчестве Ирины Степановны. Одна за другой выходят содержательные статьи, а их автор регулярно выступает с результатами своих изысканий на симпозиумах и конференциях, в том числе за рубежом. В эти годы имя И.С. Достян уже хорошо известно в научных кругах балканских стран, прежде всего в Югославии и Болгарии. С большим уважением к Ирине Степановне относились болгарские ученые — академик Николай

 

 

27

 

Тодоров и Крумка Шарова, югославские коллеги — Славко Гаврилович, Неманя Маджарович, академик Baca Чубрилович, Климент Джамбазовски, Раде Петрович, Радован Йованович и другие.

 

Вспоминаю, с каким пиететом «общались» с Ириной Степановной сербы, черногорцы и болгары во время Международной конференции в Сараево в 1975 г., посвященной 100-летию начала Восточного кризиса 1875-1878 гг. Нашу делегацию, весьма представительную для «советских времен» — 8 человек, из них 7 ученых, — возглавлял академик Алексей Леонтьевич Нарочницкий. Ирина Степановна вместе с Виктором Георгиевичем Карасевым представляла советскую балканистику в секции по общественному мнению и связям. Она успешно выступила с докладом на тему: «Отношение российского общества к освободительной борьбе балканских народов в 1875-1878 годах» и участвовала в дискуссиях по ходу заседаний.

 

И в эти же, 1970-е гг., после защиты докторской диссертации, Ирина Степановна интенсивно работает над новой, третьей по счету, монографией. Вышедшая в 1980 г. под названием «Русская общественная мысль и балканские народы. От Радищева до декабристов», эта книга явилась логическим продолжением, как бы второй частью ее предыдущей монографии. Однако если в книге «Россия и балканский вопрос» в центре внимания исследовательницы находилась деятельность российской дипломатии, то теперь главным объектом научного анализа стали вопросы российско-балканских общественных связей первой трети XIX в.

 

До Ирины Степановны русско-балканские контакты указанного периода были изучены недостаточно. Более того, сложилось мнение, что на рубеже XVIII и XIX вв. «говорить о какой-либо роли балканских народов, их национально-освободительного движения в русской идеологической жизни преждевременно» [22]. Выступая против данной трактовки, Ирина Степановна указывает на необходимость проанализировать происходивший в этот период процесс ознакомления русской общественности с историей и настоящим положением населения Европейской Турции, проследить, как складывались представления об этнокультурной и исторической общности между славянскими народами.

 

Исследовательница полемизирует с теми западными учеными, которые любое проявление интереса в русском обществе к славянским и балканским народам связывали с панславистскими идеями.

 

 

28

 

В монографии детально представлена эволюция изображения балканских народов в русской литературе XVIII в., начиная с эпохи Петра I, дан анализ исторических трудов В.Н. Татищева, М.В. Ломоносова, а также произведений других авторов — русских и зарубежных. Особое внимание уделено отношению к истории и культуре балканских и славянских народов первого русского революционера А.Н. Радищева. Этот вопрос до Ирины Степановны фактически не был исследован. В соответствующем разделе ее монографии приводится целый ряд новых документов, прежде всего, переводы иностранных сочинений, выполненные Радищевым, и примечания к ним, в которых содержатся его мысли относительно славянской общности. Под этим же углом зрения Ирина Степановна проанализировала поздние поэтические произведения Радищева. В частности, в его незаконченной поэме «Песни, петые на состязаниях в честь древним славянским божествам» (1801-1802) ярко отразилось, по мнению исследовательницы, понимание Радищевым значения этнической и культурно-исторической общности славян, интерес к проблеме славянского родства как фактору в развитии политических и культурных контактов между этими народами [23].

 

В итоге Ирина Степановна приходит к выводу, что Радищев являлся противником экспансионистских планов царизма в отношении Константинополя и проливов, а зарубежные славянские народы интересовали его как этнически родственные, имевшие в какой-то степени сходные национальные задачи. Такой подход, подчеркивает Ирина Степановна, «для своего времени был уникальным» [24].

 

Эта монография Ирины Степановны занимает, на мой взгляд, особое место в ее научном творчестве. И связано это, в первую очередь, с привлечением в качестве источника по истории русско-балканских связей материалов русской общественно-политической литературы и периодики первых десятилетий XIX в.

 

Разумеется, историки прекрасно знают, что русская периодическая печать содержит немало исключительно интересных сведений о контактах русского и других народов, Но почему-то ранее считалось, что периодика начала XIX в. малоинтересна с точки зрения своих заграничных связей, а балканских в особенности. Ирина Степановна не согласилась с данным мнением и приступила к изучению публицистики по балканской тематике, отдав этой весьма трудоемкой работе

 

 

29

 

очень много сил. И была за это сторицей вознаграждена как ученый, ибо на страницах газет и журналов начала XIX столетия обнаружила настоящие сокровища — уникальные свидетельства русско-балканских общественных связей. Конечно, их публиковалось не так много, как в последующие десятилетия, например, в 1860-е—1870-е гг., но они были и после издания монографии и целого ряда статей Ирины Степановны (в том числе за рубежом — в Болгарии, Югославии, Румынии) стали достоянием науки. Материал по балканской тематике в русской периодической печати, как отмечает Ирина Степановна, «не исчерпывающ, но, основываясь на нем, можно получить достаточно ясное представление — как в русской публицистике изображались балканские народы и события, проходившие в турецких владениях» [25].

 

Заслугой Ирины Степановны, безусловно, является тщательное изучение содержания как известных изданий: «Русская старина», «Сын Отечества», «Русский вестник», «Отечественные записки», «Вестник Европы», «Библиографические листы», так и малоизвестных и почти совершенно не исследованных: «Северные Цветы», «Военный журнал», «Соревнователь просвещения и благотворения», «Московский телеграф».

 

Лидером по «балканским» публикациям был журнал «Вестник Европы». В 1802-1804 гг. его издателем и редактором являлся Н.М. Карамзин. В результате изучения материалов периодики Ирина Степановна пришла к выводу, что наибольший интерес «Вестник Европы» и другие издания проявляли к грекам, народу-фавориту всей «просвещенной Европы», и их современному положению. Другие балканские народы занимали в русской публицистике гораздо меньше места. И еще одно важное заключение: «... в публицистике второй половины 1810-х годов балканская тема большей частью подавалась в аспекте сочувствия освободительным стремлениям национально угнетенных народов. Внимание российской общественности, особенно прогрессивной, к балканским событиям ... резко возросло с началом в 1821 г. революционных событий в европейских владениях Османской империи и возникновением под воздействием их Восточного кризиса 1820-х годов» [26].

 

Несомненным достоинством книги Ирины Степановны являются также яркие, запоминающиеся портреты целого ряда исторических деятелей, имевших в начале XIX в. контакты с представителями балканских народов, поборников оказания Россией помощи своим «единоверцам».

 

 

30

 

Впечатляет историко-биографический очерк об Андрее Афанасьевиче Самборском (1732-1815), влиятельном представителе придворного духовенства, образованном, энергичном и талантливом человеке, законоучителе и преподавателе английского языка русских великих князей, в том числе будущего императора Александра I, духовника великой княжны Александры Павловны, будущей жены венгерского палатина эрцгерцога Иосифа. Изучив архив Самборского, Ирина Степановна пришла к выводу, что этот деятель «сыграл немалую роль в расширении политических и общественных связей России с балканскими народами», и привела немало фактов, подтверждающих данный тезис. Интересно, что Ирина Степановна сравнивает Самборского с Михаилом Федоровичем Раевским (1811-1884), который несколько десятилетий спустя, будучи настоятелем русской посольской церкви в Вене, установил обширные контакты с национально-общественными и политическими деятелями славянских народов в Османской империи и Габсбургской монархии [27].

 

Не менее ярко представила Ирина Степановна еще одну выдающуюся личность, оригинального мыслителя, первого директора Царскосельского лицея Василия Федоровича Малиновского (1765-1814). Он был участником Ясского конгресса, завершившего русско-турецкую войну 1787-1791 гг., а также генеральным консулом России в Молдавии и Валахии в начале XIX в. Как показала Ирина Степановна, немалое место в его взглядах занимали идеи социально-политической перестройки Юго-Восточной и Центральной Европы. Анализ творчества Малиновского на основе его опубликованных сочинений и новых архивных документов, позволил исследовательнице говорить о нем как «об одном из зачинателей идеи славянского единения в русской общественной мысли», не связанной у него «со столь обычной для позднейших концепций такого рода идеализацией славянской общности, с противопоставлением славян другим нациям Европы, с националистическими устремлениями» [28]. Впервые в историографии Ирина Степановна подробно рассмотрела идеи Малиновского о политическом самоопределении народов, создании национальных государств и их федеративных союзах. И как результат ее изысканий и размышлений — следующий очень важный вывод: «Подход выдающегося русского просветителя-демократа и гуманиста к вопросу о национальном освобождении и

 

 

31

 

политическом будущем народов Юго-Восточной и Центральной Европы как бы предварял и идеологически подготавливал позицию, которую впоследствии заняли декабристы» [29].

 

Галерею исторических портретов, представленных в третьей монографии Ирины Степановны, безусловно, украсили также яркие жизнеописания целого ряда выдающихся русских деятелей, ученых и мыслителей. Среди них: Василий Назарьевич Каразин (1773-1842), автор ряда научных открытий, основатель Харьковского университета, сторонник оказания Россией помощи сербам в деле их освобождения и создания Сербского независимого государства; Александр Полев (1757-1818), «странный отставной майор», как пишет Ирина Степановна, впервые в историографии создавшая его портрет на основе открытых ею архивных материалов. Полев был ярым противником Наполеона, его «тиранической власти» в Европе, а также автором многочисленных философских трактатов и внешнеполитических проектов, которыми досаждал даже царю. Их главная идея — необходимость осуществления Россией своей освободительной миссии в отношении угнетенных славянских и других европейских народов.

 

Весьма впечатляет и исторический портрет малоизвестного до Ирины Степановны Алексея Матвеевича Спиридова (1785 или 1786-1830?), автора обширной статьи «Краткое обозрение народов славянского племени, обитающих в европейской части Турецкой империи» (журнал «Северный архив», 1825 г.), написанной на основе его личных впечатлений от общения с представителями балканских народов в 1818-1823 гг. Ирина Степановна отдает должное стремлению А.М. Спиридова «осмыслить реально существующие общности и различия в сложнейшей демографической структуре Балканского полуострова» [30], хотя и определяет его представления как ошибочные и упрощенные.

 

Ирина Степановна рассмотрела также взгляды по балканскому вопросу С.М. Броневского, П.П. Свиньина, А.С. Кайсарова, А.И. Тургенева и др. Многие из приведенных ею материалов представляют интерес и для истории отечественного славяноведения, например, незавершенный труд А.С. Кайсарова «Сравнительный словарь славянских наречий». По мнению исследовательницы, Кайсаров «был один из первых русских ученых, который попытался определить основные задачи и методы славяноведения» [31].

 

 

32

 

Разумеется, в книге, посвященной отражению в русской общественной мысли балканского вопроса в первой трети XIX в., ее автор не мог обойти своим исследовательским вниманием вопрос «Декабристы и революционное движение на Балканах». В его историографию, представленную работами М.В. Нечкиной, Б.Е. Сыроечковского, С.С. Ланды, О.В. Орлик, А.В. Фадеева, Г.Л. Арша и др., Ирина Степановна внесла свой важный вклад, высказав при этом ряд новых суждений. Она подчеркивает, что оказание помощи грекам, боровшимся в начале 1820-х гг. за политическую независимость, являлось одним из основных требований, выдвигавшихся декабристами в области внешней политики, и вслед за тем подробно рассматривает взгляды ряда декабристов — А.В. Поджио, В.И. Штейнгеля, П.И. Пестеля и др. — в связи с революционными событиями на Балканах.

 

Ирина Степановна отмечает, что при всех неясных и спорных моментах, связанных с деятельностью в 1820-1821 гг. членов декабристской организации в Кишиневе, остается несомненным, что они имели непосредственные контакты с руководителями греческой тайной организации Филики Этерия и стремились использовать революционные события на Юго-Востоке Европы, русско-турецкую войну в борьбе против царизма. По мнению исследовательницы, версия, которую выдвинул С.С. Ланда, — о существовании соглашения между руководителем этеристов А. Ипсиланти и командиром 16-й дивизии, стоявшей в Бессарабии, генерал-майором М.Ф. Орловым о совместной подготовке восстания греков, является неосновательной. Вместе с тем, отмечает Ирина Степановна, «можно полагать, что Орлова привлекала мысль сочетать дело освобождения народов Юго-Восточной Европы — от национального гнета и народов России — от оков самодержавия» [32].

 

Рассматривая отражение балканского вопроса во внешнеполитических планах П.И. Пестеля, Ирина Степановна устраняет ряд неточностей, прочно закрепившихся в литературе. С этой целью она скрупулезно проанализировала большой массив документов о служебной деятельности Пестеля в 1821 г. (командировки в Бессарабию). Ирина Степановна называет произвольным мнение, будто бы Пестель намеревался оказывать практическую помощь восставшим грекам, и полагает, что речь шла лишь «о разработке с участием Пестеля правил приема на русской границе беженцев из княжеств» [33].

 

 

33

 

В монографии рассмотрен также вопрос об авторстве и назначении записки «Царство Греческое». Он относится в отечественной историографии к числу дискуссионных. Так, Б.Е. Сыроечковский считал, что по содержанию записка походит на незаконченный проект политической перестройки Балканского полуострова после падения власти Турции и ликвидации австрийских владений на побережье Адриатического моря. Имелось в виду создание государства федеративного или разделенного на области, пользующиеся значительной самостоятельностью. По мнению Б.Е. Сыроечковского, записка «Царство Греческое» являлась личным творчеством Пестеля и была составлена на случай активного вмешательства России в греко-турецкий конфликт [34]. В противоположность этой точке зрения М.В. Нечкина считала, что этот документ — не личное творчество Пестеля, а одно из предложений этеристов, с которыми Пестель общался во время командировок в Бессарабию весной 1821 г., и что он отражает взгляды на политическое будущее освобожденных от власти османов земель наиболее умеренного течения греческого освободительного движения [35]. По мнению же Ирины Степановны, «записка — не плод творчества одного лица — Пестеля или какого-либо этериста, а результат обдумывания балканской проблемы вождем Южного общества и каким-то греческим деятелем, совмещающий их взгляды в этом вопросе» [36]. При этом исследовательница дала новую (отличную от Б.Е. Сыроечковского) датировку записки «Царство Греческое» — не июль-август, а март-апрель 1821 г., исходя из ее содержания и анализа событий на Балканах. Весьма интересна оценка этого документа, данная в монографии. Во-первых, ее автор подчеркивает, что в записке достаточно определенно выражены филэллинские тенденции решения балканской проблемы, и это было весьма характерно для многих прогрессивных деятелей России того периода. Во-вторых, Ирина Степановна считает проект «Царство Греческое» «в своем существе нереальным», ибо «сам замысел объединения в одном государстве областей, очень разнородных по общественно-экономическому укладу, национальному составу населения, был утопичен и не соответствовал тенденциям исторического развития народов Юго-Восточной Европы» [37].

 

В заключительной части рассматриваемой монографии освещены идеи единения славянских народов и представления об их этнической

 

 

34

 

общности в русской общественной мысли в 1815-1825 гг. В частности, подробно прослеживается эволюция взглядов по славянскому вопросу в самой декабристской среде, особенно в программе «Общества соединенных славян», главным идеологом и руководителем которого являлся подпоручик П.И. Борисов, наиболее последовательный приверженец идеи обьединения славянских народов на федеративных началах. Эта идея, подчеркивает Ирина Степановна, «впервые оказалась увязанной с задачей социальных преобразований в России», что являлось «совершенно новым явлением в русской общественной мысли» [38].

 

Одним из главных выводов данного раздела монографии является следующий: ни о каком объединении славянских народов в единое государство не было и речи в планах ни Южного, ни Северного обществ. Идеи единения славянских народов полностью отсутствуют в проекте конституции Никиты Муравьева и в «Русской правде» П.И. Пестеля, в которых рассматриваются внутренние преобразования только в России, ее будущая система правления и т.п. [39]. В записке «Царство Греческое» не было речи ни об объединении южнославянских народов в одно государство, ни о присоединении их к России. Сербы, болгары, босняки должны были войти в состав государства, в котором преобладающие позиции заняли бы греки, как народ наиболее развитой в экономическом и политическом отношениях по сравнению с другими подданными султана. Вместе с тем, по мнению Ирины Степановны, «имелась проблема, входившая в общий комплекс идей славянского единения, которая действительно привлекала большой интерес идеологов декабризма. Она касалась установления русско-польских дружеских контактов, союза и совместных действий русских и польских революционеров» [40].

 

Третья по счету монография И.С. Достян стала значительным явлением в отечественной балканистике. Она и сейчас поражает широким охватом рассмотренных тем, проблем и сюжетов, новизной целого ряда оценок, уникальными документами и, повторюсь, «живыми» портретами тех русских деятелей, которые жили и творили на благо России почти 200 лет тому назад.

 

 

35

 

 

* * *

 

Дополнительные штрихи к портрету Ирины Степановны Достян

 

Блиц-опрос, проведенный среди ее друзей и коллег разных поколений

 

Вопрос первый:

 

Что вы можете сказать о трудах Ирины Степановны Достян?

 

Г.Л. Арш

 

Труды Ирины Степановны фундаментальны. Они охватывают широкий круг стран и народов, имеют широкий географический диапазон.

 

И.В. Чуркина

 

Они выполнены на таком высоком профессиональном уровне, что всегда будут востребованы.

 

К.В. Никифоров

 

Для меня труды Ирины Степановны представляются эталоном академического стиля. Я считаю, что по ее работам нужно учить молодых ученых писать научные труды. Это прекрасный образец для подражания. По моему мнению, Ирина Степановна олицетворяет академический стиль в науке и даже свое научное поколение в целом, когда планка научного творчества стояла очень высоко.

 

А.В. Карасев

 

Все труды И.С. Достян — монографии и статьи по истории Сербии, русско-балканским связям, об отношении русской общественности к балканским народам — фундаментальны, они остаются актуальными и не теряют своего научного значения. Ее работы последнего времени стали новым вкладом в развитие отечественной историографии. Научное творчество Ирины Степановны всегда пользовалось заслуженным уважением у зарубежных коллег.

 

И.Ф. Макарова

 

Труды Ирины Степановны — это классика отечественной балканистики.

 

 

36

 

О.В. Соколовская

 

Труды Ирины Степановны написаны прекрасным стилем и великолепно аргументированы, в них приведен первоклассный документальный материал.

 

Ю.П. Аншаков

 

О трудах Ирины Степановны можно говорить только в превосходной степени, на них выросли все югослависты и балканисты в нашей стране. Судя по стилю ее трудов, у Ирины Степановны — мужской склад ума, женщины обычно пишут иначе. Сейчас монографии и статьи Ирины Степановны изучают мои студенты, и они тоже удивляются, что их автор — женщина.

 

П.А. Искендеров

 

Ирина Степановна — живой классик отечественной балканистики. Я учился на ее трудах и не только соглашался с ними, но и спорил, особенно с теорией о буржуазно-национальной революции на Балканах.

 

В.И. Косик

 

Все труды Ирины Степановны я читал с большим интересом и узнал из них много нового.

 

О.В. Медведева

 

Все, что вышло из-под пера Ирины Степановны, выполнено на очень высоком профессиональном уровне. Поскольку раньше я занималась историей Югославии, то еще в университете главными для меня были работы Ирины Степановны.

 

М.М. Фролова

 

Меня труды Ирины Степановны всегда поражали своей фундаментальностью и научной объективностью. В них нет характерного для советского времени разделения на революционное и контрреволюционное, и поэтому их не нужно пересматривать в связи с идеологическими изменениями.

 

А.Л. Шемякин

 

Ирина Степановна выпустила свою первую монографию в 1958 г., а я еще не родился. И как радостно, что она до сих пор с нами и творит. Для меня она — живой классик. Все труды Ирины Степановны написаны без конъюнктуры, на огромном материале, блестяще проанализированном.

 

 

37

 

И российские историки, и наши сербские коллеги их цитируют в своих работах. Заслуга Ирины Степановны как ученого в том, что в своих трудах она касается крупных проблем, важных и актуальных до сих пор. Меня восхищает в них также четкая, жесткая интерпретация фактов, без эмоций и сантиментов.

 

В.М. Хевролина

 

Труды Ирины Степановны посвящены самым разнообразным проблемам славянской и балканской истории, они многоаспектны. Особенно велик ее вклад в изучение истории Сербии и русско-сербских связей. В советской историографии она была первым ученым, который начал их исследовать глубоко, основываясь на источниках, обращаясь ко всем важнейшим вопросам сербской истории в различные периоды и отношениям Сербии и России.

 

Е.Ю. Гуськова

 

Впервые я начала изучать труды Ирины Степановны Достян еще студенткой университета. Для нас, югославистов, это была классика, эталон, мы на них учились. Знакомство с ними, а затем и с самим автором стало знаковым событием в моей жизни.

 

Е.П. Кудрявцева

 

Я считаю, что все написанное И.С. Достян — это основа для работы отечественных балканистов. Ее труды фундаментальны, научно добросовестны, интересны.

 

М.С. Ващенко (аспирант)

 

Я лично не знаком с Ириной Степановной, но знаю еще с университетских времен ее труды. К кандидатскому экзамену по специальности я готовился, в том числе, и по ее монографиям. Для меня она символизирует всю отечественную балканистику с огромным временным охватом — от Средневековья до Нового времени. Она пишет свои труды доступным и в то же время строго научным языком, читать их легко и понятно.

 

 

* * *

 

Так уж случилось, что с публикацией третьей книги Ирины Степановны закончился «монографический период» в ее научном творчестве. А далее

 

 

38

 

началась «эра коллективных трудов». Именно им с начала 1980-х гг. отдавалось предпочтение в планах Института славяноведения и балканистики АН СССР. Возможно, это был необходимый этап развития науки, но очень жаль, что зачастую у исследователей, трудившихся над их созданием, не оставалось ни времени, ни сил для реализации индивидуальных творческих замыслов. Разумеется, Ирина Степановна писала и публиковала статьи, в том числе за границей, но все же ключевыми, определяющими для ее научной деятельности 1980-х гг. являются коллективные работы.

 

Среди них в первую очередь следует отметить обобщающий труд «Международные отношения на Балканах. 1815-1830 гг.» (М., 1983). Им, этим 300-страничным томом в синем переплете, начиналась новая серия по истории международных отношений в этом регионе в XVIII — начале XX вв., задуманная В.Н. Виноградовым и осуществленная под его руководством на протяжении последующих 20 лет целым коллективом авторов.

 

Период 1815-1830 гг. лежал в сфере исследовательских интересов Ирины Степановны, и поэтому вполне понятно ее участие в создании вышеупомянутого труда. Разумеется, целый ряд вопросов ею уже был разработан в книге «Россия и балканский вопрос» и ряде статей. Однако новая работа Ирины Степановны не была «перелицовкой» уже написанного и изданного. Ведь в «Международных отношениях» перед авторами стояла несколько иная задача: показать действия на Балканах не только российской дипломатии, но и политику других держав — Великобритании, Франции, Австрии, Пруссии, Турции. И авторский коллектив (В.Н. Виноградов, Г.Л. Арш, И.С. Достян, Л.Е. Семенова, В.И. Шеремет) достойно справился с этой задачей.

 

В рассматриваемом труде перу Ирины Степановны принадлежит 12 параграфов в четырех главах из семи. В них она исследовала следующие вопросы: международная обстановка в Юго-Восточной Европе в 1813-1814 гг.; дипломатическая борьба по балканскому вопросу в период Венского конгресса; международное положение в Юго-Восточной Европе и политика великих европейских держав в отношении Турции, Дунайских княжеств, Сербии и Черногории в 1816-1820 гг.; действия великих держав в балканском вопросе в 1821-1825 гг.; балканская проблема в годы русско-турецкой войны 1828-1829 гг.

 

Обобщив и проанализировав обширный материал, Ирина Степановна обогатила балканистику и историю международных отношений

 

 

39

 

XIX в. обоснованными выводами, относящимися к важнейшим этапам балканского направления международной жизни в 1815-1830 гг. Так, в качестве одного из этих этапов исследовательница выделила Венский конгресс 1814-1815 гг. и создание Священного союза. Она последовательно рассмотрела позиции и действия в этот период России, Австрии, Англии, Франции и Турции; переговоры об Ионических островах; попытки русского правительства решить сербский вопрос. «В правящих кругах Стамбула и на Западе, — пишет Ирина Степановна, — выражались опасения, что царизм намеревается под прикрытием Священного союза приступить к широкой экспансии на Востоке. Такая версия впоследствии широко распространилась в западноевропейской историографии. Она полностью расходилась с истиной» [41]. Это утверждение подкреплено в монографии целым рядом неопровержимых фактов.

 

Значительное место уделила Ирина Степановна действиям европейских держав в отношении Турции и балканских народов в 1816-1820 гг. Политика Петербурга в этот период «была наиболее активной в Дунайских княжествах и Сербии, внешне сдержанной в отношении греческих земель, очень осторожной в Черногории и пассивной в Болгарии» [42], — подытоживает исследовательница. И в связи с этим впервые в историографии ставит очень интересный вопрос: чем объяснить тот очевидный факт, что такой крупный южнославянский народ как болгары играл в первых десятилетиях XIX в. сравнительно небольшую роль в российской политике в Юго-Восточной Европе?

 

Ирина Степановна объясняет малую активность России в болгарском вопросе несколькими обстоятельствами. Во-первых, ведя достаточно осторожную и реалистичную политику, царизм не рисковал подрывать власть Порты в том регионе, который составлял опорную базу турецкого владычества на юге-востоке Европы. Во-вторых, болгарские земли пока оставались вдали от крупных международных конфликтов, здесь не происходили массовые восстания населения, а имели место лишь локальные антитурецкие выступления. Среди прочих обстоятельств называются и такие факторы как засилие в стране греков-фанариотов, выступавших в Константинополе от имени болгар, но не в их интересах; отсутствие в болгарских землях деятелей, которые бы могли представлять национальные интересы болгар перед европейскими кабинетами [43].

 

 

40

 

Не меньшее внимание уделила Ирина Степановна политике великих держав, прежде всего России, в отношении Дунайских княжеств в 1816-1820 гг. При этом она рассмотрела не только внешнеполитический аспект темы, но и особенности их внутриполитического и экономического развития.

 

Обратившись к сербскому вопросу, Ирина Степановна подробно исследовала отношения России с Милошем Обреновичем, стремившимся после завершения Второго сербского восстания добиться признания Портой своих наследственных прав на княжескую власть в Сербии. Рассматривая сложный процесс становления сербской государственности, Ирина Степановна подчеркивает очень важный момент: основы государственного устройства Сербии Россия разработала, исходя из сербских исторических традиций [44].

 

Ценным вкладом в историографию явилась дальнейшая разработка автором вопроса о русско-черногорских отношениях после 1814 г. В распоряжении Ирины Степановны оказались документы, которые доказывают, что политические контакты между Черногорией и Россией во второй половине 1810-х гг. были довольно оживленными, хотя Петербург и старался скрыть их от Порты и венского двора [45].

 

Несомненной заслугой исследовательницы является то, что в данном разделе она обратилась к деятельности главы черногорского государства в этот период Петра I Петровича Негоша, незаслуженно «забытого» отечественными историками. А ведь именно он не только боролся с племенным сепаратизмом в Черногории, но и вел активную внешнеполитическую политику, целью которой, в первую очередь, было международное признание статуса его страны как независимого государства.

 

Свой вклад внесла Ирина Степановна и в разработку проблемы Восточного кризиса 20-х гг. XIX в., которая заняла одно из ведущих мест в «Международных отношениях на Балканах. 1815-1830 гг.». Ею были подробно рассмотрены действия великих держав в 1821-1825 гг. в связи с греческой революцией. Наиболее ярко, на мой взгляд, автором была представлена политика Великобритании. Интересно и описание попыток греческих повстанцев привлечь к военному сотрудничеству Черногорию и Сербию, которого, впрочем, не получилось.

 

 

41

 

В заключительном параграфе главы, посвященной русско-турецкой войне 1828-1829 гг., рассмотрен вопрос о мерах по выработке правительством Николая I конкретной программы действий, начиная с 1827 г., на случай того или иного развития событий на Балканах и Ближнем Востоке. Однако это были всего лишь планы. Ирина Степановна вновь подчеркивает, что «царское правительство совсем не хотело доводить дело до падения Османской империи» [46].

 

Вторым коллективным трудом 1980-х гг., в котором Ирина Степановна выступила не только в качестве автора, но и ответственного редактора, явилась книга «Формирование национальных независимых государств на Балканах (конец XVIII — 70-е годы XIX в.)» (М., 1986). При написании Предисловия, Заключения и ряда разделов она работала в соавторстве со своими коллегами — В.И. Фрейдзоном, К.И. Логачевым и В.П. Грачевым, но, разумеется, ее вклад в этот труд был значительным.

 

Уникальность рассматриваемой книги заключается в том, что в ней впервые в отечественной историографии освещено формирование национальных государств на Балканах, систематизирован и обобщен сложный комплекс внутренних процессов в ходе их создания, а также влияние международной обстановки, политики европейских держав. Наряду с этим авторы труда проследили формирование идей и программ, касающихся проблем государственности у различных балканских народов.

 

Сложность подобных трудов заключается в том, что на основе существующей литературы, использовав результаты собственных исследований, необходимо подняться на более высокий уровень обобщения и по возможности обогатить науку новыми аргументированными выводами. На мой взгляд, Ирина Степановна, безусловно, справилась и с этой исследовательской задачей. Читая и перечитывая и ее собственные разделы, и те, которые она так тщательно, но бережно редактировала, не перестаешь удивляться четкости и логике в изложении материала, обоснованности заключений, обширной документальной базе.

 

Как уже отмечалось, Ирина Степановна являлась автором ряда разделов: в соавторстве с К.И. Логачевым — «Греческие земли в конце XVIII начале XIX в. Ионическая республика» и «Греческая национально-освободительная революция 1821-1829 гг. и создание Греческого государства»; в соавторстве с В.П. Грачевым — «Формирование сербского национального государства в период Первого сербского

 

 

42

 

восстания 1804-1813 гг.»; самостоятельно ею были написаны 2 раздела: «Борьба за признание автономии Сербского княжества» и «Конституционная проблема в Сербском княжестве в 1830-е годы. Режим уставобранителей».

 

При рассмотрении данного труда хотелось бы отметить раздел, касающийся Первого сербского восстания. Он был написан с учетом богатейших материалов российских архивов, часть из которых к тому времени уже была опубликована в совместном советско-югославском издании (см. ниже).

 

Заслуживает внимания рассмотрение внутреннего развития Белградского пашалыка накануне восстания, особенностей функционирования органов местного самоуправления, сыгравших важную роль в процессе складывания основ государственного устройства на освобожденной от турецкой власти территории. И, разумеется, здесь детально представлены основные этапы восстания и развития русско-сербских отношений. Это был значительный вклад советских историков, в том числе Ирины Степановны, в разработку, казалось бы, детально изученной югославскими учеными проблемы.

 

При рассмотрении процессов, происходивших в Сербии после 1815 г., исследовательница пришла к выводу, что в этот период в процессе формирования сербской государственности «произошло замедление, но он продолжался, хотя и в менее благоприятных условиях, при сильном вмешательстве со стороны турецких властей» [47]. Интересны материалы о взаимоотношениях князя Милоша Обреновича с русским правительством, которое считало необходимым ограничить его власть Сенатом или Советом. Весьма важен один из выводов автора: «Русская дипломатия, участвуя в разработке принципов государственного устройства Сербии, конечно, не способствовала насаждению буржуазно-демократических порядков..., но и попыток утвердить в молодом балканском государстве систему власти и порядки, схожие с существовавшими в России, не предпринималось» [48]. Обратившись к анализу социально-политического развития Сербии 1830-х гг., Ирина Степановна указала на его специфическую особенность: «... привилегированный слой, формируясь из среды представителей местного самоуправления, а также зажиточных торговцев и крестьян, тесно срастался с чиновничье-бюрократическим аппаратом княжества» [49].

 

 

43

 

1840-е годы в истории Сербского княжества были не менее драматичны. Следует отметить, что до этого периода в своих более ранних работах Ирина Степановна еще не доходила. На мой взгляд, она совершенно справедливо сосредоточила свое внимание на главных событиях правления в Сербии уставобранителей (защитников Устава), подчеркнув при этом, что Россия была противницей их режима, ориентировавшегося на Австрию.

 

Проанализировала исследовательница и очень важный документ-внешнеполитическую программу Сербского княжества «Начертание», составленную в 1844 г. министром внутренних дел И. Гарашанином, которая ставила задачу национального освобождения южных славян и их политического объединения под главенством сербской династии, что имело великодержавную направленность.

 

В 1980-е годы Ирина Степановна активно участвовала также в двух академических проектах, связанных с публикацией архивных документов.

 

Еще в конце 1970-х годов академик А.Л. Нарочницкий привлек ее к работе над изданием документов «Внешняя политика России XIX и начала XX в.» (II серия. 1815-1830) [50]. Трудиться, как вспоминает Ирина Степановна, приходилось много, сознавая при этом огромную ответственность, так как работа курировалась МИД СССР. В ее обязанности входил отбор тех документов, которые предоставляли исследователям сотрудники Архива внешней политики России (ныне — АВПРИ), а также участие в регулярных заседаниях редколлегии и встречах издателей с мидовским начальством, ответственным за публикацию.

 

Наряду с «ВПР», Ирина Степановна участвовала в работе над публикацией документов из отечественных архивов «Первое сербское восстание 1804-1813 гг. и Россия» (М., 1980-1983. Кн. I-II). Она являлась ответственным редактором II книги (вместе с югославским академиком В. Чубриловичем), а также одним из составителей и комментаторов этого советско-югославского издания.

 

Публикация включает уникальные, в большинстве своем ранее не известные документы, которые впервые систематизированно освещают политику России в сербском вопросе в начале XIX в., в том числе вопросы об отношении русских правящих кругов к повстанцам, о русской военной помощи, о поездках сербских депутаций в Петербург и штаб Молдавской армии и др.

 

 

44

 

1990-е годы, уже ушедшие в историю, были непростым временем — и в житейском, и в профессиональном плане. И хотя сейчас модно провозглашать, что с началом перестройки и борьбой против догматизма и схематизма в исторической науке произошел коренной перелом, я не могу в полной мере приложить данное утверждение к трудам большинства моих коллег — славистов и балканистов, в том числе Ирины Степановны Достян. Да, разумеется, в советскую эпоху ученые часто делали обязательные для того периода «марксистские реверансы», но это не влияло на качество их научных трудов. Они всегда старались, опираясь на документы и факты, уходить от прямолинейных и односторонних оценок и, несмотря на трудности переходного периода, остались верными своему призванию.

 

«Демократка» — так в последние годы своей жизни иронично называл Ирину Степановну академик Ю.А. Писарев (1916-1993), имея в виду ее неизменно одобрительные высказывания по поводу перемен в политической жизни страны. Но еще и потому, что моя «героиня» написала «статью против классиков» — так мы, «секторские», окрестили ее произведение, опубликованное в журнале «Советское славяноведение» в 1991 г. (№2) под названием: «Политика царизма в Восточном вопросе: верны ли оценки К. Маркса и Ф. Энгельса» [51]. Удивительно, но эта небольшая статья Ирины Степановны до сих пор не забыта — ее вспоминают, о ней говорят ученые, на нее они ссылаются в своих работах. На мой взгляд, она занимает особое место в научном творчестве Ирины Степановны, в концентрированном виде демонстрируя ее профессионализм и достижения в изучении одной из важнейших исторических проблем. Лично для меня эта статья явилась знамением 1990-х гг. и начала перестройки в науке, в том числе в нашей области — славяноведении и балканистике. Поэтому я решила остановиться на ней подробнее.

 

Первоначально эта работа, как поведала мне Ирина Степановна, предназначалась для журнала «Вопросы истории», но даже в 1990 г. руководство этого издания, видимо, сочло ее чересчур новаторской и отказалось печатать.

 

Следует сказать, что основные положения статьи не были для научного творчества Ирины Степановны чем-то абсолютно новым, как говорится, «разворотом на 180 градусов». Мы, ее коллеги по сектору, были уже знакомы с ними и неоднократно слышали их во время обсуждения различных трудов о балканской политике России на наших заседаниях

 

 

45

 

и на теоретических семинарах (была такая форма научных собраний по секторам, теперь уже забытая). Помню, какое впечатление на меня, в то время молодую сотрудницу, недавнюю выпускницу МГУ, прошедшую суровую идеологическую школу истфака, когда о классиках можно было говорить лишь с пиететом и благоговением перед их бессмертными, не подлежащими сомнению выводами, произвела, мягко говоря, иная точка зрения, причем высказанная не каким-то диссидентом, а всеми уважаемой Ириной Степановной Достян. А было это задолго до перестройки — в первой половине 1970-х гг. Ирина Степановна сказала тогда, что Маркс и Энгельс были, прежде всего, революционерами и на политику царизма в Восточном вопросе смотрели с точки зрения революции, а, значит, односторонне. К тому же в их распоряжении было очень мало достоверных источников, которые впоследствии стали известны ученым. Именно поэтому оценки классиков марксизма не могут в полной мере отражать суть процессов, происходивших на Балканах, и это нужно учитывать. Заметьте: это говорилось не в наши дни, а в те годы, когда научная статья, монография, диссертация обязательно должны были начинаться с цитат «из классиков» (дело доходило до анекдотических ситуаций типа: «Маркс писал, что Дунай — большая река»). Так что, согласитесь, у Ю.А. Писарева были все основания называть Ирину Степановну «демократкой». А для меня как начинающего исследователя, это было важно потому, что заставляло больше думать, анализировать и не принимать на веру даже «незыблемое». Вспоминая сейчас то время, я полагаю, что Ирина Степановна пришла к выводу о «заблуждениях» классиков постепенно, по мере углубления своих «балканских» исследований. И это жило в ней задолго до того, когда на критику и несогласие со взглядами Маркса и Энгельса было «дано» разрешение. Жило, не давало ей покоя как ученому и гражданину и время от времени прорывалось на свободу...

 

В вышеуказанной статье, опубликованной в «Советском славяноведении», Ирина Степановна развила свою точку зрения по данному вопросу. Она подчеркивает, что у Маркса и Энгельса в отношении России и ее внешней политики была «достаточно стройная и четкая концепция». Для них было очевидным, что «от турок следует освободиться». Но не Россия должна осуществить эту задачу, а европейская революция [52]. Ирина Степановна обращает внимание своих читателей на то, что, не

 

 

46

 

будучи «беспристрастными исследователями международной жизни Европы», классики марксизма использовали в качестве источников для своих работ по внешней политике царизма данные публицистики и литературы русофобско-туркофильского толка, получивших значительное распространение в Западной Европе в 1840-1870-е гг. [53]

 

В своей статье Ирина Степановна с позиции науки конца XX в. прослеживает основные этапы балканской политики России, начиная с эпохи Екатерины II и русско-турецкой войны 1768-1774 гг., показывает особенности политики России в отношении отдельных балканских народов, ее просчеты, неудачи, иногда грубые методы в отношении слабой стороны. При этом автор ссылается на уже существующую научную литературу и приводит устоявшиеся в отечественной историографии мнения. При чтении этой статьи вас не покидает ощущение, что исследовательница в свойственной ей спокойной манере как бы ведет дискуссию, полемизирует с Марксом и Энгельсом по поводу их высказываний по тем же вопросам, какими долгие годы занималась она сама. И в качестве аргумента в защиту своей позиции Ирина Степановна указывает на целый ряд неточностей в работах классиков, ошибочных утверждений, не соответствующих реальным фактам (о балканской политике Николая I, об Ункяр-Искелессийском договоре 1833 г., о согласованном австро-русском плане уничтожения и раздела Османской империи, о «русских агентах» на Балканах, о целях царизма в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. и др.). При этом Ирина Степановна вовсе не «охаивает» классиков, как это порой случается в литературе последних десятилетий, она старается подходить к их взглядам с научной объективностью и, разумеется, она не на «стороне царизма». Так, говоря об объективно-прогрессивных результатах политики России в отношении Турции и балканских народов, Ирина Степановна пишет: «Однако вряд ли следует эту формулу абсолютизировать, превращать в ключ к пониманию балканской политики царизма, в критерий ее оценки. Такой подход вел бы к разрыву целей и результатов этой политики. Между тем на ее результаты активно влияли своекорыстные цели царизма» [54].

 

Ирина Степановна подчеркивает, что высказывания классиков — «нередко меткие и верные» — помогают избежать идеализации курса царского правительства в отношении балканских народов, преуменьшения его корыстных целей, приукрашивания русско-балканских связей. Но их концепция

 

 

47

 

данных проблем не может служить ключом к пониманию характера, целей и результатов российской политики в Восточном вопросе.

 

В своей статье Ирина Степановна фактически призвала ученых, своих коллег, отказаться от прежнего подхода к наследию Маркса и Энгельса, рассматривать их концепцию внешней политики царизма, и в частности политики в Восточном вопросе, «как одно из направлений революционной западноевропейской мысли» [55].

 

Помимо «статьи против классиков», в 1990-е гг. Ирина Степановна опубликовала еще несколько интересных статей, в том числе по историографии Восточного вопроса, о национально-освободительной борьбе балканских народов и др. Но все же главным в ее научной деятельности, как и в 1980-е гг., было участие в коллективных обобщающих трудах.

 

На мой взгляд, в этот период исследовательница переживала свой «научный Ренессанс». Может быть, это следует обозначить как-то иначе, но факт остается фактом — в исследование своих «любимых» тем ей удалось внести немало нового.

 

Именно это можно сказать, к примеру, об ее участии в труде «Александр I, Наполеон и Балканы» (Балканские исследования. М., 1997. Вып. 18). В этой коллективной монографии речь вновь идет о балканской политике России, но наряду с этим значительное внимание уделено международной обстановке конца XVIII — начала XIX вв. В разделе «Балканская панорама» Ирина Степановна специально останавливается на вопросе о положении в Черногории и русско-черногорских контактах с конца XVIII в. (правление императора Павла I). Попутно заметим, что в книге «Россия и балканский вопрос» (1972) об этом почти ничего не говорилось. В «Балканской панораме» исследовательница рассмотрела конфликт между русским правительством и черногорским митрополитом Петром I Негошем в начале XIX в., о чем раньше замалчивалось в отечественной историографии. Наряду с этим в разделе «Возрождаемая балканская государственность» Ирина Степановна представила краткий перечень планов, программ и проектов возрождения балканских государств, начиная с XVIII в., принадлежавших как русским, так и балканским деятелям. «... постепенно, — подчеркивает она, — обрисовывались контуры возрождения балканской государственности на национальной основе. И сколь бы корыстны ни были мечты самодержавия о гегемонии в регионе, в проектах наличествовало

 

 

48

 

здравое ядро, мысль о перекройке карты Юго-Восточной Европы по национальному признаку» [56].

 

Особая тема в научном творчестве Ирины Степановны в 1990-е гг. — роль православной религии и сербской церкви в процессе складывания сербской нации. В своих работах, написанных в предшествующие десятилетия, она, разумеется, уже затрагивала эту проблему, однако раньше рассматривать ее специально было не принято. И вот теперь Ирина Степановна получила возможность высказаться и по этому поводу, а также ввести в научный оборот новые документы, находившиеся в ее распоряжении. По вышеуказанной теме исследовательница вначале опубликовала небольшую статью [57], в которой рассмотрела 3 периода в деятельности Печской патриархии (1557-1766), а также привела интересные факты из истории русско-балканских связей по линии церкви. Более подробно эта тема была ею раскрыта в обобщающем труде «Роль религии в формировании южнославянских наций» (М., 1999), для которого она написала большую статью «Православная церковь и складывание сербской нации» (в соавторстве с А.В. Карасевым, однако большая часть текста принадлежит перу Ирины Степановны).

 

В этой работе дан аналитический очерк истории сербской православной церкви, начиная с эпохи раннего Средневековья, подчеркивается ее значение в эпоху турецкого господства, решающая роль в этносоциальном объединении сербского народа.

 

Глубокое знание всех периодов сербской истории позволило Ирине Степановне прийти к целому ряду важных выводов. Так, она подчеркивает значение деятельности духовенства для упрочения национального единства сербов, закрепления общности их обычаев и исторических традиций, что в начале XIX в. «облегчило борьбу ... за освобождение от турецкой власти» [58]. По мнению автора, уничтожение в 1766 г. Печской патриархии не нанесло существенного урона национальным интересам сербов, так как уже «появились новые организационные центры православия, сыгравшие роль в национальном развитии югославянских народов, в их освободительной борьбе» — Карловацкая митрополия и Черногория во время правления митрополитов из династии Петровичей [59].

 

Бесспорной заслугой Ирины Степановны является то, что она подробно изучила вопрос о «специфических условиях» развития православной церкви в Черногории, связанных с особым статусом последней

 

 

49

 

в составе Османской империи (с конца XVIII в. она фактически стала независимой от Порты). В таком аспекте данная проблема еще не рассматривалась в отечественной историографии. Разумеется, многие вопросы, которые были затронуты автором, еще нуждаются в более глубоком исследовании. И, тем не менее, Ирине Степановне удалось представить общую картину развития православной церкви в Черногории, имевшей огромное значение в формировании национального самосознания черногорского народа, а также показать роль отдельных выдающихся деятелей в данном процессе.

 

В этом труде Ирина Степановна также обратилась к вопросу о роли православной церкви в Воеводине, имевшей свою, отличную от Сербии, историческую судьбу, так как Воеводина входила в состав сначала Австрии, а затем Австро-Венгрии. При этом, замечает автор, «сколько-нибудь значительной германизации или мадъяризации сербов не наблюдалось. Оберегателем религиозного единства, а поэтому и национальной общности выступило православное духовенство, что в значительной мере поддерживало его высокий авторитет» [60].

 

В этой работе Ирина Степановна вновь подчеркивает значение Первого сербского восстания в процессе складывания сербской нации и национального самосознания. При этом она специально останавливается на участии ряда национальных церковных деятелей в самом восстании и создании государственной организации Сербии (М. Ненадович, М. Никшич). Не без влияния некоторых представителей высшего клира Воеводины и Черногории основание независимого «славяно-сербского» государства стало политической программой Первого сербского восстания, осуществить которую надеялись с помощью России [61].

 

В 1997 г. появился еще один труд с участием Ирины Степановны — «На путях к Югославии: за и против. Очерки истории национальных идеологий югославянских народов. Конец XVIII — начало XX вв.»

 

Перу Ирины Степановны в нем принадлежат 2 раздела: «Сербы и черногорцы в борьбе за национальное освобождение» и «Укрепление государственности Сербии и Черногории и возникновение первой внешнеполитической программы (1820-1850-е гг.)». В них она кратко изложила историю Сербии и Черногории в указанный период, выделив ключевые проблемы. Наряду с этим здесь представлен весьма впечатляющий исторический портрет, на этот раз не русского

 

 

50

 

государственного деятеля, не просветителя-демократа, не дипломата и не революционера. «Героем» Ирины Степановны стал уже не раз упоминавшийся в ее трудах Милош Обренович, вождь Второго сербского восстания, «сильная фигура в сербской истории», человек противоречивый, а с моральной точки зрения — «отвратительный». И, тем не менее, пишет автор, при нем «престиж и влияние автономного Сербского княжества постепенно распространялись. Притягательный центр сербского освободительного движения в 1830-е гг. фактически определился» [62].

 

Отличительной чертой Ирины Степановны как ученого является, на мой взгляд, то, что в своих исследованиях она очень уверенно и смело «шагает» по столетиям. Вот только что пребывала в Сербии и Черногории накануне Крымской войны, а теперь приглашает нас, своих читателей, в Средневековье. В данном случае речь идет о коллективном институтском труде «Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в.» (4.1. М., 1998; 4.2. М., 2001). В дружный коллектив медиевистов Ирина Степановна была приглашена как специалист по международным отношениям на Балканах в указанный период. Разумеется, историография, проблемы и сюжеты данной темы ей были хорошо известны — еще со времени работы над «Историей Югославии». На этот раз задача заключалась в том, чтобы обобщить имевшийся в ее распоряжении материал и сделать необходимые выводы, с чем она прекрасно справилась, впрочем, как всегда. В разделах, написанных Ириной Степановной, затронут целый комплекс вопросов: балканские народы в составе Османской империи; политика европейских государств в этом регионе; балканские народы и Россия; освободительное движение на Балканах. Один из главных выводов, сделанных исследовательницей, гласит: «Исламизация и колонизация балканских земель мусульманами все же не изменила существенно конфессиональной принадлежности и демографии большей части полуострова, однако создала слой населения, духовно привязанный к Османской империи, рассчитывавший на ее защиту. Это, несомненно, разобщало национальные общности, затрудняло контакты между ними, что препятствовало развитию освободительного движения. С другой стороны, курс, направленный на притеснение таких общественных слоев как духовенство, феодалы-христиане,

 

 

51

 

привилегированная райя, стимулировал борьбу за освобождение от власти султана» [63]. Автором также был отмечен ряд особенностей в отношении Порты к своим подданным, указаны различия в положении отдельных областей и районов Балкан, находившихся под властью османов.

 

Говоря об антиосманском освободительном движении балканских народов в XVII в. и его основных формах, Ирина Степановна приводит немало ценных фактов, особенно об участии греков и южных славян в войнах с Турцией Австрии и Венецианской республики. Материал, представленный автором, свидетельствует также о том, что с началом соперничества в борьбе за политическое влияние на Балканах между Россией и Австрией повысилась роль балканских народов в общем комплексе международных отношений в Юго-Восточной Европе. При этом Россия опиралась на религиозную общность, этническую и языковую близость с народами Балкан, а Австрия использовала географический фактор, экономические связи, наличие в самой империи районов с компактными поселениями сербов [64].

 

В XXI век Ирина Степановна вступила вместе со всем народом, Институтом и «родным» отделом, не потеряв интереса к науке. За прошедшие годы ею опубликовано несколько статей, в том числе в сборнике «Двести лет новой сербской государственности. К юбилею Первого сербского восстания 1804-1813 гг.» (М., 2005); написано несколько пока еще не изданных исторических портретов (Вука Караджича, Милоша Обреновича) и часть научно-популярной «Истории Сербии», охватывающей период с раннего Средневековья до середины XIX в. Кроме того, вместе с автором данной статьи она завершает монографию «Россия и Балканы (XVIII в. — 1918 г.) в отечественной историографии». Думается, что Ирина Степановна живой классик советской и российской балканистики, как никто другой, может профессионально и объективно оценить вклад своих коллег, ныне живущих и уже ушедших от нас, в эту область исторического знания. А возможно, она напишет еще одну (или не одну) работу, напишет по-новому, и эта работа, безусловно, будет так же познавательна, всеобъемлюща, неисчерпаема и фундаментальна, как и ее прежние труды, о которых я постаралась рассказать в своей статье.

 

 

52

 

 

* * *

 

Шесть десятилетий отдала служению науке Ирина Степановна Достян. Вся ее творческая жизнь прошла в Институте — начиная с 30 декабря 1948 г. Наряду с этим в разные годы она являлась членом Ученого и Диссертационного советов, возглавляла профком Института, была членом партбюро и никогда не уклонялась от участия в институтской общественной жизни. В моем личном фотоархиве хранится чудесный снимок: Ирина Степановна в начале 1980-х гг. сосредоточенно наводит порядок в секторе на Ленинградском проспекте во время коммунистического субботника. Кстати, очень часто именно после таких субботников мы и отмечали день ее рождения — 21 апреля.

 

Ирина Степановна всегда работала и работает до сих пор методично, даже педантично, без суеты и поспешности, но увлеченно. Она — настоящий ученый, и поэтому ее труды не подвержены конъюнктуре, ей не нужно было перестраиваться. На всех работах Ирины Степановны незримо присутствует знак высокого качества. Фамилия Достян, предварявшая публикацию статьи, монографии, раздела в коллективном труде или рецензии, означала, что читателю предлагается не очередной заумный опус и не наукообразная «скороспелка», а основательная, интересная работа, результат кропотливого труда.

 

Ирина Степановна всегда очень внимательно относилась к коллегам своими советами, рекомендациями она очень помогала им в работе, а также публиковала рецензии на их труды: на монографии Г.Л. Арша, В.И. Шеремета, молдавского историка Г.С. Гросул, болгарских ученых С. Димитрова и К. Манчева, академика Н. Тодорова, на ряд томов издания «ВПР», несколько коллективных трудов коллег из Института отечественной истории РАН и др.

 

Ирина Степановна в разные годы достойно представляла отечественную науку за рубежом. Ее статьи публиковались в солидных научных изданиях бывшей Югославии, Румынии, Болгарии, Австрии, Греции. В этих странах, а также в Турции она выступала с докладами на различных научных форумах.

 

Особая тема — «И.С. Достян и молодежь». У моей «героини» было немного официальных учеников-аспирантов ( в их числе — директор нашего Института К.В. Никифоров), однако она стала Учителем, Наставником

 

 

53

 

для большинства ее последователей. Она рецензировала практически все работы, подготавливаемые в секторе (отделе), участвовала в их обсуждении, высказывая в деликатной форме свои ценные замечания, оппонировала на защитах диссертаций. Кроме того, она выступила в качестве ответственного редактора монографий молодых ученых — Ю.П. Аншакова и О.В. Хавановой, теперь уже докторов наук. Так что ее вклад в отечественную науку не исчерпывается лишь первоклассными трудами, он значительно шире.

 

 

Дополнительные штрихи к портрету

 

Блиц-опрос

 

Вопрос второй:

Что вы можете сказать о Ирине Степановне Достян?

 

Г.Л. Арш

 

Я знаю Ирину Степановну более 50 лет и отношусь к ней с большим уважением. В 1959 г. я защищал кандидатскую диссертацию по близкой ей, родственной теме — история Албании конца XVIII в., и когда встал вопрос об оппонировании, Ирина Степановна без колебаний согласилась выступить в качестве официального оппонента на моей защите.

 

И.В. Чуркина

 

Ирина Степановна — большой, серьезный ученый. Она много сделала для изучения средневековой и новой истории Сербии и других балканских стран. Без ее трудов нельзя себе представить славяноведение и балканистику. Но Ирина Степановна для всех нас является светлым примером не только в научном, но и в человеческом плане. Она честный, порядочный человек, благожелательный по отношению к людям.

 

К.В. Никифоров

 

Я — ученик Ирины Степановны и отношусь к ней с большим пиететом. То, что я остался сербистом и вообще в Институте, — ее заслуга. Заведующий сектором новой истории балканских народов Ю.А. Писарев хотел перевести меня на историю Албании, но Ирина Степановна

 

 

54

 

заступилась за меня и взяла к себе в аспиранты. И позднее, в решающие моменты, она всегда была рядом и поддерживала меня. Мне кажется, что у нее нет отрицательных черт, хотя, понимаю, так не бывает.

 

А.В. Карасев

 

Я всегда относился и отношусь к Ирине Степановне с глубочайшим уважением. Она всей своей жизнью и научной работой являет пример искреннего служения науке и своему отечеству. Будучи армянкой по рождению, она нашла свою вторую родину в России. Человек исключительно доброжелательный, всегда готовый прийти на помощь своим коллегам, Ирина Степановна прошла через многие испытания, но сохранила присущие ей оптимистическое отношение к жизни и веру в добро.

 

И.Ф. Макарова

 

Ирина Степановна для меня — эталон человечности и порядочности. Вспоминаешь ее, и светлеет-теплеет на душе.

 

О.В. Соколовская

 

Ирина Степановна — настоящий ученый, а также обаятельный, изумительный, интеллигентный человек. Она очень меня поддержала при подготовке докторской диссертации, а также помогла ценными советами, когда тяжело заболела моя мама.

 

Ю.П. Аншаков

 

Хотя Ирина Степановна никогда не была моим научным руководителем, я считаю ее своим Учителем. Она всегда помогала мне в моей научной работе советами и материалами. Она была редактором моей монографии. Я бывал у нее дома, где меня гостеприимно принимали сама Ирина Степановна и ее замечательная мама Екатерина Морисовна.

 

П.А. Искендеров

 

Ирина Степановна — интеллигентный, добрый человек и одновременно строгий и принципиальный. Она всегда вдохновляла меня личным примером — своим ответственным отношением к работе и научной плодовитостью.

 

 

55

 

В.И. Косик

 

Ирина Степановна — изумительный человек. Я никогда не забуду ее доброту, которую она, в частности, проявила при обсуждении одной из первых моих статей.

 

О.В. Медведева

 

Для меня Институт славяноведения ассоциируется с именем Ирины Степановны. Меня всегда восхищали ее творческая активность, а также умение по-новому посмотреть на те вопросы, которыми она раньше уже занималась.

 

М.М. Фролова

 

Ирина Степановна — удивительный человек, очень интеллигентный, уважающий личность своего собеседника, кем бы он ни был, — аспирантом, молодым сотрудником или маститым ученым. У Ирины Степановны — врожденный такт: она всегда указывала на ошибки и неточности в работах своих коллег очень тактично и деликатно и никогда не ставила под сомнение их научную значимость, даже в отношении начинающих исследователей.

 

А.Л. Шемякин

 

Когда я познакомился с Ириной Степановной, она произвела на меня огромное впечатление. Милая, умная, красивая, добрая, справедливая женщина, всегда готовая помочь и щедро поделиться своими идеями. Я видел очень мало ученых с такой доброжелательной позицией по отношению к молодым.

 

В.М. Хевролина

 

Я глубоко уважаю Ирину Степановну как прекрасного человека и ученого, всю свою жизнь посвятившего науке. Ко мне она всегда относилась с большим участием и во многом помогала. Я считаю Ирину Степановну одним из выдающихся представителей современной славистики и балканистики. У нее есть в науке последователи, и фактически она является зачинателем школы российских исследователей по проблемам балканистики и особенно сербистики.

 

 

56

 

Е.Ю. Гуськова

 

Когда начинающий ученый разговаривает с классиком науки, его всегда охватывает чувство неловкости и страха от своей никчемности, незначительности. Но в случае с Ириной Степановной я быстро поняла, что она очень легкий в общении человек, добрый, отзывчивый, мудрый и искренний.

 

Е.П. Кудрявцева

 

Ирина Степановна была оппонентом на моей первой, кандидатской, защите. Откровенно говоря, в то время я, знакомая только с ее работами, ее побаивалась. Но она отнеслась и ко мне, и к моей диссертации очень доброжелательно, и я горжусь этим.

 

Г.Я. Ильина

 

Кроме огромного уважения к научной работе Ирины Степановны — а мы, литературоведы, с большим вниманием относимся к историческим исследованиям, чем историки к литературоведческим, — я помню и нашу совместную с Ириной Степановной деятельность в профкоме Института. Это были 80-е годы прошлого века и прошлой эпохи. Нам приходилось с ней работать под началом друг друга, сменяясь на посту председателя профкома и оставаясь членами этого, в те времена почитаемого, общественного органа. По научным работам Ирины Степановны я знала о ее объективности, толерантности к другим мнениям, деликатности в научных дискуссиях. Эти же качества отличали ее и как человека не только в личном общении с людьми, но и на посту общественного руководителя. Теплота в отношении к коллегам, забота о них и оказание максимально возможной помощи привлекали к ней самых разных людей. Она вызывала их доверие. Это, пожалуй, и было главным — доверие людей.

 

Т.И. Чепелевская

 

Встречи с Ириной Степановной, которые обычно происходили в Институте во время присутственных дней, всегда вызывали у меня какие-то особые, радостные ощущения. Ее доброжелательность, интеллигентность, постоянная готовность ответить на любой вопрос, касающийся истории, дать любую консультацию мне, начинающему научному сотруднику, всякий раз поражали меня. От коллег по Институту я знала, что Ирина Степановна — большой ученый, автор замечательных научных трудов, с некоторыми из которых я тоже была

 

 

57

 

знакома. Но я, прежде всего, видела перед собой удивительную, красивую, обаятельную, всегда с лучезарной улыбкой, очень добрую женщину.

 

С.М. Фалькович

 

Ирина Степанна! Родной человек!

Вы в наших сердцах поселились навек.

Достоинство, скромность, родник доброты —

Вот Ваши приметы, вот Ваши черты!

Вы тихой походкой в науку вошли,

Но твердость и честность в нее принесли.

Ваш вклад неспроста высоко оценён,

Он нужен ученым, востребован он.

Так пусть Ваш прекрасный по жизни полет

Нас радует всех не один еще год!

 

 

* * *

 

Вклад Ирины Степановны Достян в отечественную историческую науку бесспорен и признан в нашей стране и за рубежом. О ее трудах очень высоко отзывались: югославские историки — академики В. Чубрилович, Сл. Гаврилович и М. Екмечич; болгарский коллега, академик Н.Тодоров, американские балканисты Б.и Ч. Елавичи и многие другие. Но как бы важны и интересны ни были труды Ирины Степановны, они не могут в полной мере обозначить ее роль в развитии славяноведения и балканистики. Ее эрудиция, широкий кругозор, в высшей степени добросовестное отношение к избранной еще в юности специальности, истинная интеллигентность, принципиальность, житейская мудрость и необычайная душевность всегда притягивали к Ирине Степановне людей, представителей разных поколений.

 

Возможно не всё в жизни Ирины Степановны получилось соразмерно ее таланту и знаниям. Это объяснимо, если вспомнить время, в котором прошла большая часть ее жизни. Однако бесспорно одно: ее труды — это гордость нашей исторической науки, ее вклад в мировую славистику и балканистику.

 

У Ирины Степановны очень много достоинств и заслуг. Но главная ее «заслуга» в том, что она до сих пор с нами!

 

 

58

 

 

* * *

 

Блиц-опрос

 

Вопрос третий:

Что бы вы хотели пожелать Ирине Степановне Достян в связи с ее юбилеем?

 

Г.Л. Арш

 

Здоровья и успехов, оптимизма, уверенности в будущем, побольше сил для претворения в жизнь новых творческих замыслов.

 

И.В. Чуркина

 

Доброго здоровья, хорошего настроения, а еще продолжить, по мере сил, трудиться на благо науки.

 

К.В. Никифоров

 

Здоровья, внутренней гармонии, душевного спокойствия, чтобы Ирина Степановна не расстраивалась по пустякам, меньше ощущала одиночество, и чтобы каждый прожитый день приносил ей хотя бы маленькую радость.

 

A.В. Карасев

 

Желаю дорогой Ирине Степановне здоровья, жизнелюбия и новых творческих радостей.

 

И.Ф. Макарова

 

Здоровья и бодрости духа.

 

О.В. Соколовская

 

Хочу пожелать Ирине Степановне здоровья и оптимизма.

 

Ю.П. Аншаков

 

Здоровья и крепости духа.

 

П.А. Искендеров

 

Я желаю Ирине Степановне в добром здравии дожить до следующего круглого юбилея.

 

B. И. Косик

 

Здоровья, бодрости и хорошего настроения.

 

 

59

 

О.В. Медведева

 

Прежде всего, крепкого здоровья, а еще завершить тот труд, над которым она сейчас работает.

 

М.М. Фролова

 

Только здоровья и продолжения научного творчества.

 

A. Л. Шемякин

 

Ирине Степановне желаю кавказского долголетия, а себе и всем нам — как можно дольше оставаться ее современниками, чтобы она радовала нас еще много-много лет.

 

Г.Я. Ильина

 

А я очень хочу еще увидеть Ирину Степановну в Институте, обнять ее и поцеловать.

 

Е.Ю. Гуськова

 

Желаю дорогой Ирине Степановне душевного равновесия, спокойствия, отсутствия желания подводить итоги жизни и задумать и написать еще много работ.

 

Е.П. Кудрявцева

 

Здоровья и творческого долголетия.

 

B. М. Хевролина

 

Хочется пожелать Ирине Степановне доброго здоровья, заботы, любви и внимания со стороны родственников, друзей и коллег, а еще, чтобы она продолжала трудиться и своими советами помогала своим последователям.

 

Т.И. Чепелевская

 

Я хочу пожелать Ирине Степановне новых работ, новых научных открытий и чувства радости от сознания того, что они очень нужны нашей славистике и балканистике.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]


 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1. Бирман М.А. О В.И. Пичете и «пичетнике» (К истории создания Института славяноведения) // Как это было... Воспоминания сотрудников Института славяноведения. М., 2007. С. 26.

 

 

60

 

2. Достян И.С. У истоков // Как это было... С. 28.

 

3. Там же. С. 29.

 

4. История Болгарии. М., 1954. Т. I. С. 180.

 

5. Там же. С. 204.

 

6. Достян И.С. Борьба сербского народа против турецкого ига. XV — начало XIX в. М., 1958. С. 32.

 

7. Там же. С. 167-168.

 

8. Там же. С. 168.

 

9. Там же. С. 169.

 

10. Там же.

 

11. История Югославии. М., 1963. Т. I. С. 140.

 

12. Достян И.С. Россия и балканский вопрос. Из истории русско-балканских политических связей в первой трети XIX в. М., 1972. С. 333-334.

 

13. См.: Киняпина Н.С. Внешняя политика России в первой половине XIX века. М., 1963; Окунь С.Б. Очерки истории СССР. Конец XVIII — первая четверть XIX в. JL, 1956.

 

14. Достян И.С. Россия и балканский вопрос... С. 335.

 

15. Там же. С. 335-336.

 

16. Там же. С. 336.

 

17. Там же. С. 337-338.

 

18. Этому же вопросу посвящена и специальная статья И.С. Достян «Россия и проблема государственного устройства балканских народов в первой трети XIX в.». // Etudes balkaniques. Sofia. 1976. № 3.

 

19. Достян И.С. Россия и балканский вопрос... С. 338.

 

20. Стенограмма защиты докторской диссертации И.С. Достян. С. 73.

 

21. Там же. С. 80.

 

22. Достян И.С. Русская общественная мысль и балканские народы. От Радищева до декабристов. М., 1980. С. 3.

 

23. Там же. С. 37.

 

24. Там же. С. 38.

 

25. Там же. С. 117.

 

26. Там же. С. 160.

 

27. Там же. С. 42-43.

 

28. Там же. С. 63.

 

29. Там же. С. 67-68.

 

30. Там же. С. 180.

 

31. Там же. С. 102.

 

32. Там же. С. 267.

 

33. Там же. С. 239.

 

34. Сыроечковский Б.Е. Балканская проблема в политических планах декабристов. // Очерки по истории движения декабристов. М., 1954. С. 219-228.

 

 

61

 

35. Нечкина М.В. Движение декабристов. М., 1955. Т. I. С. 345-346, 464.

 

36. Достян И.С. Русская общественная мысль... С. 246.

 

37. Там же. С. 251,252.

 

38. Там же. С. 301.

 

39. Там же. С. 313.

 

40. Там же. С. 314.

 

41. Международные отношения на Балканах. 1815-1830 гг. М., 1983. С. 61.

 

42. Там же. С. 80.

 

43. Там же. С. 82.

 

44. Там же. С. 90.

 

45. Там же. С. 95.

 

46. Там же. С. 234.

 

47. Формирование национальных независимых государств на Балканах (конец XVIII — 70-е годы XIX в.). М., 1986. С. 114.

 

48. Там же. С. 121.

 

49. Там же. С. 122.

 

50. Внешняя политика России XIX и начала XX в.: Документы российского Министерства иностранных дел. Отв. ред. акад. A.Л. Нарочницкий. Серия I. 1801-1815. М., 1960-1972. Т. 1-8; серия II. 1815-1830. М., 1974-1985. Т. 1-6.

 

51. См. также статью И.С. Достян «Политика России в восточном вопросе: концепция классиков марксизма и историческая наука» // Славянские народы: общность истории и культуры. Сб. статей, посвященный 70-летию член-корр. РАН В.К. Волкова. М., 2000.

 

52. Достян И.С. Политика царизма в Восточном вопросе: верны ли оценки К. Маркса и Ф. Энгельса // Советское славяноведение. 1991. № 2. С. 3.

 

53. Там же. С. 5.

 

54. Там же. С. 7.

 

55. Там же. С. 15.

 

56. Александр I, Наполеон и Балканы. // Балканские исследования. М., 1997. Вып. 18. С. 236.

 

57. Достян И.С. Сербская церковь в эпоху турецкого господства. XVI — XVIII вв. // Балканские исследования. М., 1997. Вып. 17.

 

58. Роль религии в формировании южнославянских наций. М., 1999. С. 152.

 

59. Там же.

 

60. Там же. С. 161.

 

61. Там же. С. 169.

 

62. На путях к Югославии: за и против. Очерки истории национальных идеологий югославянских народов. Конец XVIII — начало XX вв. М., 1997. С. 91.

 

63. Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. М., 1998. Ч. 1. С. 245.

 

64. Там же. М., 2001. Ч. 2. С. 374.