Болгария и Византия в XI–XII вв.

Г. Г. Литаврин

 

II. Политика Византии в завоеванной Болгарии

 

4. ЦЕРКОВЬ И ДУХОВЕНСТВО

 

 

Болгарская церковь в первые годы после завоевания Болгарии не только не утратила каких-либо привилегий, но, по всей вероятности, даже приобрела новые. Византийские завоеватели явно рассчитывали сделать церковь своей опорой в только что присоединенной стране.

 

351

 

 

Залогом этого служило поведение болгарских иерархов еще во время войны. Мы не знаем, чем вызвало духовенство Видина особую благодарность Василия II, но слова его сигиллия дают основания предполагать, что какие-то действия иерархов этой епископии были благоприятны для завоевателей. «Так как эта [епископия], — сказано в сигиллии, — оказалась для меня наиболее полезной, и указывающей путь (προοδευτικώτατη) [другим] [1] и открыла прямой доступ в страну, совершенно необходимо, чтобы она больше получила и тех и других (париков и клириков. — Г. Л.) и из лучших [епископий] была бы всячески возвышена» [2].

 

Болгарская церковь была признана автокефальной — независимой от константинопольского патриарха. Во главе как архиепископии, так и епископий были оставлены те же иерархи, которые были там до завоевания. Мало того, из 32 (включая самый Охрид) епископий, упоминаемых в сигиллиях Василия II3, 12 были издавна византийскими. Они не входили в пределы Болгария при Петре, а Самуилу удавалось захватить их лишь на время [4]. Некоторые из этих епископий (Верия, Сервия, Химара, Дринополь, Вела, Ботрот, Янина, Кастория, Стаги, Петрос и др.) [5] были возвращены византийцами уже в 1001—1003 гг., т. е. задолго до падения Болгарского государства. Следовательно, епископы-греки этих византийских епископий были теперь подчинены архиепископу-болгарину Иоанну Дебрскому [6], а значит, ссылки

 

 

1. Вероятно, здесь содержится указание на то, что эта епископия первой признала власть завоевателя. Ср. П. Мутафчиев. История, II, стр. 4.

 

2. Й. Иванов. Български старини..., стр. 557.

 

3. П. Мутафчиев (ук. соч., стр. 3) насчитывает 33 епископий, но ведь Сервия упомянута и в первом и во втором сигиллиях.

 

4. Не случайно именно эти 12 епископий (а также Дристра) были официально отняты у архиепископии во второй половине XI в. и возвращены соседним византийским митрополиям. Территория архиепископии снова стала близкой к границам Западно-Болгарского государства к моменту его завоевания (M. Gyóni. L'évêché vlaque de l'archevêché bulgare d'Achris aux XIe—XIVe siècles. «Études Slaves et Roumaines», vol. 1, f. 3, 1948, p. 158).

 

5. G. Konidaris. Zur Frage..., S. 5. 9 —11.

 

6. См. В. Злaтaрски. История. II, стр. 17—18; Й. Иванов. Ук. соч., стр. 550.

 

352

 

 

в сигиллиях на то, что архиепископу Болгарии подчинены «все болгарские епископии», которыми распоряжались и владели при Петре и Самуиле тогдашние архиепископы [7], по меньшей мере не точны.

 

Подчинены были архиепископу и вардариоты [8], епископия которых лишь частично и временно входила в пределы царства Самуила []9. Были подчинены архиепископу также влахи «по всей Болгарии»; т. е. где бы те или иные из них в пределах Болгарии ни находились в каждый данный момент — они входили в местные приходы [10]. Особое епископство влахов с центром во Вранье (Βρεανότης ἤτοι Βλάχων) — к юго-востоку от Приштины — было создано лишь в конце XI [11] или даже в XII в. [12]. Попала под власть Охрида и Дристра. Во втором сигиллии она названа в числе епископий, захваченных «соседними митрополитами», но подлежащими возвращению архиепископу Болгарии, ибо эти епископии были подчинены ему «при Петре и Самуиле». Следом за Дристрой названа Видинская епархия, вместе с несколькими епископиями Юго-Западной Македонии, Эпира и Северной Греции. О Дристрской епископии сказано, что при Петре она была архиепископией (так Василий II называет бывшую патриархию), но потом трон ее переместился в Триадицу, затем в Воден и в Моглены и, наконец, в Охрид; «и этот Охрид имеет [поэтому] архиепископа, в Дристре же

 

 

7. Й. Иванов. Ук. соч., стр. 555—556, 558—561.

 

8. В это время, вероятно, венгры. См. F. Dölger. BZ, 42, 1942, S. 340; Κ. Ἀμάντος. Βαρδάρις. «Ἑλληνικά», VI, 1933, σελ. 326— 328; его же. «Ἑλληνικά», XI, 1939, σελ. 258; Η. Grégoire. Vardar. Byz., XXII, 1953, p. 268—272. Ср. V. Laurent. Ὁ Bapδαριωτῶν ἤτοι Τούρκων. «Сб. в паметь на П. Ников»; Й. Иванов. Аксиос—Велика—Вардар. МП, г. I, кн. 3, 1925, стр. 26—27; N. Bănescu. Les duchés..., p. 166; Б. T. Горянов. История Болгарии, I, стр. 112.

 

9. G. Коnidaris. (Ἡ πρώτη μνεία..., σελ. 92—94. Β. Златарски. Устройство..., стр. 58—59; Н. Heizer. Der Patriarchat von Achrida. Abhandlungen der philol-hist. Classe der Königl. sächs. Gesellschaft der Wissenschaften, XX, 5, Leipzig, 1902, S. 6.

 

10. M. Gyóni. L'évêché vlaque... «Études Slaves et Roumaines», vol. 1, f. 3, p. 154. По мнению Дьони, в какой-то мере сходную с валашской церковную организацию имели и «вардарские турки».

 

11. Ibid., р. 157, 159; ibid, vol. 1, f. 4, 1948, p. 224—226.

 

12. В. Granić. Kirchengeschichtliche Glossen, S. 400, Anm. 1.

 

353

 

 

рукополагать епископа» [13]. Не является ли эта фраза отголоском споров между Дристрой и Охридом за архиепископское достоинство после завоевания Болгарии? [14]

 

Вновь завоеванная Василием II ранее всех других районов Болгарии, Дристра, по-видимому, сразу же предъявила свои претензии на автокефальность, а затем и на Видинскую епископию, захваченную на 15—16 лет ранее Охрида, и, может быть, осуществляла над ней свое верховенство до 1019 г. [15] (как поступили, вернув былую власть над некогда подчиненными им епископиями [16], архиереи Диррахия и Фессалоники).

 

Все эти пожалования Болгарской архиепископии, заметно ущемлявшие интересы крупнейших и влиятельных византийских митрополий — Фессалоники, Лариссы, Навпакта, Диррахия, нельзя объяснить боязнью конфликта с папством, как считали некоторые историки, ссылаясь на то, что древний Иллирик, в состав территории которого входила значительная часть Западной Болгарии, почти до середины VIII в. признавал церковное верховенство папы [17]. Если бы Василий II думал,

 

 

13. Й. Иванов. Ук. соч., стр. 557. У. Гельцера (H. Gelzer. Op. cit. S. 4) ошибочно — «в Видин».

 

14. По мнению Г. Гельцера (H. Gelzer. Ungedruckte und ungenügend veröffentliche Texte der Notitiae episcopatuum. Abhandlungen der Kaiserl. Acad. d. Wissensch., XXI. Bd., III. Abt., S. 572) и В. Гранича (В. Granić. Op. cit., S. 398), Дристра с момента завоевания Цимисхием до восстания 976 г. была автокефальной архиепископией. Вернее нам кажется мнение Ст. Новаковича (Ст. Новаковић. Охридска архиепископија у почетку XI века. Глас Српске краљевске академије, LXXVI. Други разред, 46, 1908, стр. 56), что Дристрская епископия была подчинена Цимисхием непосредственно Константинополю.

 

15. Ст. Новакович (ук. соч., стр. 56) думает, что Видинская епископия была подчинена патриарху.

 

16. G. I. Коnidaris. Zur Frage..., Tabellen. Лишь в середине XI в. Дристра была подчинена непосредственно Константинополю; см. список епископий середины XI в., в котором нет Дристры среди подчиненных Охриду епархий (H. Gelzer. BZ I, 1892. S. 256—257). Нет ее и в берлинской рукописи (конец, XI—начало XII в.) с перечнем болгарских епископий, подчиненных Охриду (Ν. Вănesсu. Changements politiques, p. 65), y Нила Доксопатра (1143 г.) Дристра числится среди епархий, подчиненных не Охриду, а Константинополю (Й. Иванов. Български старини..., стр. 564).

 

17. Е. Голубинский. История православных церквей..., стр. 255—256; В. Златарски. История, II, стр. 30—32; его же. Устройство..., стр. 64—67; В. Николаев. Феодалните отношения, стр. 65—66.

 

354

 

 

что римская курия удовлетворится признанием автокефальности церкви Болгарии, то совершенно непонятно, для чего нужно было расширять пределы архиепископии за счет византийских епархий. Мы полагаем, что Василий II рассчитывал в то время, когда еще свежим было воспоминание о тяжелой борьбе, привлечь на свою сторону высшее духовенство Болгарии. Сохранение прежних богатств и привилегий, налоговые льготы, признание автокефальности, присоединение богатых византийских епархий — все это должно было побудить болгарских духовных пастырей славословить завоевателя и проповедовать покорность именно в тот момент, когда Византия была особенно озабочена укреплением своего господства в новой провинции [18].

 

Весьма интересно проследить, как сигиллии Василия II отражали рост аппетитов архиепископа и развитие взаимопонимания между ним и константинопольским двором. Греческая транскрипция славянских названий епископий и енорий в сигиллиях свидетельствует, кажется, о наличии у нисца-грека славянского списка городов архиепископии, представленного Иоанном Дебрским императору [19]. Интересно, что в первом сигиллии — в ответ на представление Иоанна — перечислены главным образом лишь те епископии, которые входили в ядро Самуилова царства, в территорию, завоеванную лишь в последние годы борьбы. Иоанн еще не был уверен в благосклонности императора, не решаясь притязать на те епископии, которые были отторгнуты от Болгарии уже более 15 лет назад. Из отдаленных епископий он осмелился упомянуть лишь о Главинице, а кроме того, о Сервии —крупном городе-крепости у границ Северной Греции, завоеванном Василием II после тяжелой осады в 1000—1001 г. (Cedr., II, р. 452—453).

 

Лишь тогда, когда просьба Иоанна была удовлетворена, он осмелился заговорить и о других епископиях,

 

 

18. См. П. Мутафчиев. История, II, стр.5, слл.

 

19. Ст. Новаковић. Охридска архиепископија, стр. 4—5. Ив. Снегаров. Първата Българска патриаршия. ГСУ, богосл. фак-т, XXVI, 1949, стр. 29.

 

355

 

 

некогда входивших в Самуилово царство, но еще при Самуиле потерянных Болгарией и подчиненных византийским митрополитам (очевидно, Диррахийскому, Фессалоникийскому, Навпактскому и Ларисскому) [20]. Все эти 12 епископий находились на периферии бывшего Болгарского царства, как и последние три, возвращенные Охриду по третьему сигиллию (Стаги, Верия и Сервия) [21].

 

Едва ли императору и его канцелярии не было известно (как можно подумать, читая сигиллии), что часть этих епископий издавна была византийской. Важно было обеспечить безусловную поддержку духовенства Болгарии.

 

Автокофальность Болгарской архиепископии означала полную независимость от патриарха Константинополя [22]. Его распоряжения не имели силы в Болгарии без санкции архиепископа. Феофилакт, например, с гневом обрушился на патриарха, ставшего, как пишет архиепископ, «учителем неповиновения канонам», когда патриарх без ведома Феофилакта дал разрешение какому-то монаху основать в енории Кичева «молитвенный дом» (col. 416. D). «Какое право на болгар, восклицает Феофилакт, — имеет патриарх Константинополя, не имеющий в Болгарии, где есть автокефальный архиепископ, ни прав хиротонии, ни других каких-либо привилегий? Через кого же он будет предостерегать от ошибок монахов монастыря, построенного с его позволения, и наставлять их? Через того, кто распоряжается подчиненными ему монахами и исправляет их [ошибки] и которого мы зовем экзархом? Но кто... потерпит присутствие экзарха

 

 

20. G. I. Коnidaris. Zur Frage..., S. 9—11.

 

21. Сервию, очевидно, не случайно потребовали вторично, — может быть, ее не хотели уступать без борьбы.

 

22. Б. Т. Горянов (История Болгарии, I, стр. 107) утверждает противоположное. В 1927 г. В. Н. Бенешевич опубликовал отрывок из рукописи XVI в., в котором Болгарская архиепископия помещена после Константинопольской патриархии, но до автокефальных церквей востока. Этот порядок, по мнению издателя, может быть объяснен только тем, что Охридская архиепископия была подчинена патриарху Константинополя. Но, во-первых, отрывок не датирован точно; во-вторых, список епископий Болгарии весьма отличен от других известных списков; в-третьих, он противоречит достаточно проверенным свидетельствам источников. (В. Н. Бенешевич. Заметки к текстам Notitiae episcopaluum. SK, I, 1927, стр. 65, 67).

 

356

 

 

в Болгарии и не обойдется с ним, как с соблазнителем?.. Отнюдь не я!» (col. 517. А—В). Болгарский архиепископ, вопреки воле константинопольского высшего духовенства, освятил брак Феодоры, дочери Андроника I, с Алексеем II (супруги были близкими родственниками) [23]. Впоследствии, в начале XIII в., Болгарская архиепископия, преследовавшая свои политические цели находилась даже во враждебных отношениях с патриархом.

 

Письма Феофилакта дают основания думать, что в назначении новых епископов воля архиепископа была определяющей. Решительно отвергая попытки дуки Болгарии навязать своего кандидата, Феофилакт пишет, что он в делах церкви «повинуемся скорее богу, чем человеку» (col. 525. В.). Однако архиепископ имел, по всей вероятности, лишь право рекомендации кандидатов церковному собору архиепископии: Феофилакт же сообщает, что епископия Липения (Липлян) уже в течение длительного времени не имеет епископа, так как один из обвинителей ее низложенного епископа — епископ Триадицы — отказывается прибыть на собор, где должны были состояться выборы епископа (col. 348. D.). Выборы, впрочем, признавались действительными лишь после их одобрения императором [24].

 

Недовольные архиепископом епископы обращались не к патриарху, а непосредственно к императору. Так поступил, например, епископ Сердики (Триадицы) (col. 537. А), так, вероятно, поступали и епископы Водена, Главиницы и Сланицы [25], о нападках которых

 

 

23. Niс. Chon., р. 338—339. Не лишена основания поэтому догадка Б. Гранича (В. Granić. Kirchengeschichtliche Glossen, S. 398), что предоставляя болгарской церкви автокефальность, Василий II не хотел усиливать влияние константинопольского патриарха. Ср. G. Оstrogоrskу. History..., p. 276.

 

24. Иногда, впрочем, император самовластно низлагал и назначал епископов (см., например, Nic. Сhon., р. 275, 649). В грамоте Романа Диогена митрополиту Μωκησσοῦ повелевается рукоположить некоего монаха в епископы Παρνασσοῦ. С. Кугеас (Σ. Κουγέα Γράμμα ..., σελ. 575, 578—579), опубликовавший грамоту, справедливо указал на решающую роль императора в вопросах выбора епископа. Поддержал это мнение и Ф. Дэльгер (ΒΖ, 35, 1935, S. 450).

 

25. Σθλανίτζα. О ее местоположении см. В. Златарски. История, II, стр. 332, бел. 2; ср. С. Jereček. Рецензия на H. Gelzer. Patriarchat von Achrida. — BZ, 13, 1904, S. 195. Согласно спискам епископий Болгарской архиепископии второй половины XI в., она сохранила 17 епископий из тех, что были утверждены Василием II, и получила шесть новых (Девол, Сланица, Гревенон, Канина, Дебр и Вранья — «влахов»), но все эти шесть епископий появились в результате простого дробления старых (BZ, I, 1892, S. 256—257; M. Gyóni. L'évêché vlaque... Etudes Slaves et Roumaines», vol. 1, 3, p. 156—158). Так же, очевидно, следует расценивать и сообщение Иила Доксопатра, что в 1143 г. архиепископия имела «более тридцати» епископий (Й. Иванов Български старини..., стр. 584).

 

357

 

 

Феофилакт писал врачу Алексея I, рассчитывая, несомненно, на заступничество медика перед императором, и епископу Керкиры (col. 321. А; 389.А).

 

Назначение же самого архиепископа зависело, несомненно, целиком и полностью от императора. Может быть церковный собор Болгарии имел право лишь рекомендовать какого-либо кандидата и затем посвящать его в сан (рукополагать) после одобрения кандидатуры императором [26]. Нил Доксопатр сообщает, что со времени Василия II «и доныне (до 1143 г. — Г. Л.) Кипр и Болгария принимают своих епископов от императора (ὑπὸ μὲν τοῦ βασιλέως); рукополагают же их собственные епископы» [27].

 

Действительно, все болгарские архиепископы, имена которых мы знаем, были назначены императором [28], о церковных же соборах источники в этой связи даже не упоминают.

 

Источники доходов архиепископии (которыми, по словам Феофилакта, она некогда славилась, по которых и теперь «довольно») были разнообразны. Прежде всего это была рента с зависимого населения. Затем, в пользу духовенства взыскивалась специальная подать — каноникон. Перечислив подчиненные архиепископии епархии и города, Василий II повелевает, чтобы «всеми ими владел святейший архиепископ и взимал каноникон со всех них, и с влахов по всей Болгарии, и с турок у Вардара, сколько их находится в болгарских пределах» [20].

 

 

26. И. Снегаров. История на Охридската архиепископия, I, стр. 291—293.

 

27. Й. Иванов. Ук. соч., стр. 563—564; G. Partheу. Hieroclis synecdemus et Notitiae episcopatuum. Berolini, 1866, p. 285—286.

 

28. См. например, Cedr., II, p. 659, 742; Nic. Сhon., p. 355.

 

29. Й. Ивaнов. Български старини..., стр. 560—561.

 

358

 

 

Взыскание этого налога сопровождалось, по всей вероятности, неурядицами, поэтому Исаак I Комнин, ссылаясь на старую традицию, попытался установить точные размеры каноникона. С деревни в 30 дворов (дымов), постановил он, взыскивается одна золотая номисма, две серебряных, один баран, шесть модиев ячменя, шесть мер вина, шесть модиев муки (пшеничной — ἀλεύρου) и 30 кур; с деревни в 20 дворов — 1//2 (золотой) номисмы, одна серебряная, один молодой барашек (μεσάρνον), четыре модия ячменя, четыре меры вина, четыре модия муки и 20 кур; с деревни в 10 дворов — пять серебряных номисм, один ягненок, два модия ячменя, две меры вина, два модия муки и 10 кур [30].

 

Следовательно, каноникон взыскивался деньгами и натурой, а в Болгарии в первые десятилетия, вероятно, только натурой. Натуральная часть каноникона сокращается строго пропорционально уменьшению дворов в деревнях.

 

Иначе обстоит дело с денежной частью каноникона. Как мы упоминали выше, в XI в. до денежной реформы Алексея I полноценная золотая номисма приравнивалась к 12 серебряным милиарисиям. Но это соотношение оказывается совершенно неприменимым к хрисовулу Исаака I, так как получилось бы, что с деревни в 30 дворов взыскивалось 14 милиарисиов, с 20 дворов — семь, с 10 дворов — пять милиарисиев.

 

Очевидно, в основе лежит иное соотношение золотой и серебряной монеты. В самом деле: с 10 дворов взимается пять серебряных монет, с 20 дворов — 1/2 золотой номисмы и одна серебряная, т. е., надо думать, в два раза больше. Если это так, то золотая номисма приравнивается в этом случае к 18 серебряным (1/2 золотой номисмы + 1 серебряная = 2 x 5 серебряных номисмы).

 

 

30. Jus, III, p. 323. Ср. более краткую версию хрисовула до рукописи № 879 Афинской библиотеки — NE, II, 1915, σελ. 502. 1—503. 7. Этот хрисовул частично повторял несохранившееся постановление Константина IX Мономаха (Jus, III, p. 321; V. Grumel. Regesten, II, № 851; III, № 880. Ср. F. Dölger. Regesten, II, № 923); ср. HNJ, I, str. 304). H. Скабаланович (ук. соч., стр. 367, прим. 1) говорит почему-то о девяти модиях муки с деревни в 30 дворов, что повторяет Н. С. Гроссу («Церковно-религиозиая деятельность Алексея I», стр. 526) и Симеон («Писмата...», стр. 196).

 

359

 

 

Это подтверждается следующим образом. По договору крестоносцев III похода с Исааком II, при взаимном размене монеты соотношение весовых частей золота и серебра выражалось как 1 : 9,5 [31]. Удельный вес золота — 197,1, серебра — 107,88. Сохранившиеся золотые и серебряные монеты XI в. — сплошь и рядом одинакового объема и формы, но серебряная монета при этом почти в два раза легче золотой (точнее — в 1,83 раза). Следовательно, золотая номисма ценилась дороже серебряной — такой же формы и объема — в 9,5 x 1,83 раза, т. е. в 17,4 раза, или почти в 18 раз.

 

Таким образом, с деревни в 10 дворов взималось 5, с 20 дворов — 10, а с 30 дворов — 20 серебряных номисм. В результате самая большая деревня оказывается в наименее выгодном положении, уплачивая на двор не по 1/2 серебряной номисмы, а по 2/3. Но это было видно и до проделанных нами расчетов: деревня в 20 дворов меньше деревни в 30 дворов лишь на 1/3, а ее денежный взнос меньше вдвое (30 дворов платят одну золотую номисму и две серебряных, а 20 дворов — лишь 1/2 золотой номисмы и одну серебряную). По всей вероятности, это не простая ошибка или описка, а более высокая плата священникам крупных населенных пунктов.

 

После резкого снижения курса золотой монеты, происшедшего в последующие годы, особенно при Алексее I, этот император в 1085 г. снова повторил хрисовул о канониконе. Натуральная часть каноникона при этом не подвергалась изменениям, принцип же уплаты денежной части понять трудно. Действительно, с деревни в 30 дворов взимается одна золотая номисма чеканки Алексея I и две серебряных, с 20 дворов — 2/3 золотой номисмы, а также 10 милиарисиев, с 10 дворов — пять милиарисиев [32]. Сразу бросается в глаза, что здесь есть какая-то ошибка, так как деревня в 20 дворов платит больше, чем деревня в 30 дворов; а поровну они платили бы, если бы соотношение золотой и серебряной монеты (вместо того, чтобы упасть, как это было в действительности) стало выражаться как 1 : 24. Путаница в пересчете монет

 

 

31. См. С. Лишев. За проникването..., стр. 145—146.

 

32. Jus, III, p. 366; Г. Dögler. Regesten, II, № 1127.

 

360

 

 

старого и нового чекана, о которой мы говорили выше, нашла, очевидно, яркое выражение в этом хрисовуле [33].

 

Упоминает о канониконе и Феофилакт. Он благодарит кесаря (имя не указано) за какой-то указ относительно сбора каноникона в Болгарии и выражает надежду, что император «обяжет платить (συντελεῖν) (архиепископу — Г. Л.) установленный каноникон и остальные деревни, т. е. господские владения (δεσποτικὰ κτήματα)» (col. 512.D—513.A). Высказывались предположения, что под δεσποτικᾶ κτήματα подразумеваются «царские имения» или владения самого кесаря [34].

 

Нам кажется, что здесь имеется в виду указание на частные, пользующиеся налоговым иммунитетом владения феодалов, нередко имевших в вотчинах собственных священников (Jus., III, p. 432) и старавшихся не прибегать к услугам официального духовенства своей епархии. Вероятно, и в Болгарии в это время каноникон взыскивался частично деньгами (Феофилакт говорит об уплате «установленной дидрахмы») 35.

 

Каноникон, как мы видим, был не столь уж незначительной податью. Если сравнить его с основным налогом с болгар в 1020—1040-х годах, то окажется, что лишь одна его натуральная часть (с пяти дворов один модий ячменя, одна мера вина, один модий муки, иол-ягненка и две курицы) составит более 20% основного налога (состоявшего из одного модия пшеницы, одного модия проса

 

 

33. Может быть, следует читать не «2/3 номисмы, а также 10 милиарисиев», а «2/3 номисмы, т. е. 10 милиарисиев». Тогда номисма оказалась бы равной 15 милиарисиям; с 30 дворов взималось бы 17 милиарисиев, с 20 дворов — 10 и с 10 дворов — 5 милиарисиев, т. е. результат, близкий к хрисовулу Исаака I с единственной поправкой в сторону более «справедливого» обложения крупной деревни (17 милиарисиев вместо 20).

 

34. В. Златарски. История, II, стр. 328; Симеон. Писмата..., стр. 195—196; ср. Ф. И. Успенский. Образование..., стр. 37, прим. 1.

 

35. Thеорhyl., col. 513. A. В будапештской рукописи (2 Fol. Graec, f. 5v): ἑαοτῷ τῶν τελέσαι τὸ δίδραχμον ἐντελούμενον вместо ἑαυτῶν ὧν τελέσαι τὸ δίδραγμον ἐντελλόμενον. Д. Ксаналатос («Beiträge...», S. 39) ссылаясь на Φ. Дэльгера (BZ, 35, 1935, S. 13. Anm. 2.), считает «дидрахму» особым мелким сбором, может быть, равным 1/6 золотой номисмы.

 

361

 

 

и одной меры вина с одного двора); с учетом же денежной части каноникон, вероятно, будет равен не менее (если не более) 1/3 основного налога.

 

Кроме того, в доходы архиепископии Болгарии входили взносы от монастырей, плата епископам за посвящение в сан священника (семь золотых номисм) (Jus, III, p. 321, 366), за венчание (одна золотая номисма с жениха и 12 локтей пряжи с невесты)., за суд над духовными лицами или по делам, подлежащим церковному суду, — так называемый церковный ἀερικόν (ibid., p. 366—367). Помимо этого, церковь взимала плату за многочисленные требы (крещение, соборование, отпевание, причастие, молебны и т. п.). По всей вероятности, доходы за требы были главными из тех, которые не имели своим источником земельные владения духовенства [36].

 

Очевидно, церковный ἀερικόν со временем все больше возрастал, так как компетенция церковного суда расширялась. Согласно Хоматиану, все дела, связанные с наследованием имущества и семейными отношениями, подлежали разбору в церковном суде [37], не говоря уже о проступках против законов церкви.

 

Наконец, согласно сообщению Хоматиана, епископы взыскивали с подчиненных им священников натуральные поборы, «по алчности» превратив некогда добровольные дары в принудительные. На правах архиепископа Охрида Хоматиан урегулировал эти сборы, приведя их в соответствие с имущественным положением священников [38]. Но, очевидно, далеко не все, что уплачивалось епископу, добывалось с хозяйства священника — часть этого состояла из сборов священника с жителей его прихода [39].

 

 

36. Н. Скабаланович. Ук. соч., стр. 367.

 

37. Pitra, VI, р. 252—274 sq., 568—576 sq. См. также материалы, связанные с деятельностью Иоанна Навпактского (Рétridès, p. 18—21, 29-30).

 

38. Pitra, VI, p. 274. См. Д. Ангелов. Принос към народностните и поземелни отношения, стр. 35.

 

39. См., например, Г. А. Ῥάλλη καὶ Μ. Ποτλῆ. Σύνταγμα τῶν θείων καὶ ἱερῶν κανόνων, II, 1852, σελ. 6, 491—492, где сообщается о нарушении епископами императорских постановлений и канонов о размерах каноникона и о размерах сборов священников с жителей прихода.

 

362

 

 

Какова же была политическая роль среднего и высшего духовенства в Болгарии во время иноземного господства? На этот счет мнения в историографии резко расходятся. Еще Е. Голубинский считал, что в XI—XII вв. Охридская архиепископия олицетворяла «церковную власть греков» над болгарами и представляла собой «средоточие не поддержки, а подавления славянства» [40]. Уже в этом высказывании заключалось зерно будущей теории так называемой «ромеизации». Развил эту мысль Ф. И. Успенский, по мнению которого, с конца 30-х годов XI в. византийское правительство и церковные власти в Болгарии стали систематически и сознательно проводить политику «денационализации», преследования славянской культуры, письменности и т. д. [41]

 

Теория «ромеизации» была разработана и обоснована в трудах В. Златарского [42], оказавшего огромное влияние на многих болгарских, русских и других историков славянских стран. Однако еще В. Г. Васильевский, возражая Ф. И. Успенскому усомнился в справедливости этой идеи [43]. В 20-х годах историк болгарской церкви Ив. Снегаров доказывал, что византийские иерархи, заинтересованные в сохранении автокефальности архиепископии, становились на средний путь, не притесняя «национальных чувств» паствы, но и не прилагая особых усилий к ее развитию [44].

 

Резко выступает против концепции «ромеизации» греческая

 

 

40. Е. Голубинский. Краткий очерк истории православных церквей, стр. 40.

 

41. Ф. И. Успенский. Образование..., стр. 57, 101 —105 сл.

 

42. В. Златарски. История, II, стр. 41—43 сл.; см. также стр. 167—410 (отдел «Епоха на ромеизацията»). См. также: П. Mутафчиев. История, II, стр.6—7. Пο мнению Мутафчиева, с назначением греков на высшие церковные посты автокефальная архиепископия перестала быть «национальным болгарским институтом», епископские центры стали очагами распространения греческой культуры. Эти явления усилились, когда Византия, теряя восточные провинции, все более превращалась в «греческую империю» (ук. соч., стр. 35—36).

 

43. В. Г. Васильевский. Рецензия на «Образование Второго Болгарского царства» Ф. Успенского стр. 32 сл.

 

44. Ив. Снегаров. Византийски свидетелства от XI—XIII в. за българския характер на Македония. МГГ, г. I, кн. 5 и 6, 1925, стр. 12—13; его же. История на Охридската архиепископия, I, стр. 199, 205, 222.

 

363

 

 

и западная историография. При этом для работ буржуазных историков в целом характерен «морально-этический» подход к проблеме. Исследователи исходят из заранее принятого тезиса о безусловно полезной для населения деятельности церкви вообще. Д. Ксаналатос решительно отрицает всякую мысль о «ромеизации», усматривая в действиях Феофилакта проявление гуманности и стремление защитить бедных от притеснения «со стороны государства» [45]. Ф. Дэльгер поддержал Ксаналатоса, объявив концепцию «ромеизации» несостоятельной, ибо ее авторы привносят в изучение прошлого «национально-политическую точку зрения», хотя и отметил, что духовные пастыри были не менее «жадны до добычи», чем чиновники, и что в их выступлениях «в защиту населения» проявляется личная корысть [46]. Г. Острогорский пишет об «эллинизации» лишь как об усилении в Македонии греческого элемента за счет славянского [47].

 

Наиболее четко точка зрения противников теории «ромеизации» изложена недавно Ив. Дуйчевым, по мнению которого, хотя болгар третировали, как «варваров», и облагали тяжелыми налогами, они «никогда не подвергались сознательной и систематической денационализации... Систематическая и сознательная ромеизация не проводилась, так как для этого требовалось развитое национальное самосознание, а ромеи в то время не имели такого самосознания» [48]. Насколько нам известно, в

 

 

45. D. Xanalаtоs. Beiträge..., S. 59—79. Ср. заметку Р. Жанэна о недоступной нам работе Д. Ксаналатоса (D. Xanalаtоs. Ἕλλενες καὶ οἱ Βούλγαροι εἰς τὴν Μακεδονίαν καὶ Θρᾴκην, τ. I. Ἀθῆναι, 1944) в REB, IX, 1952, p. 286—287, Жанэн критикует националистические высказывания автора относительно Македонии и Фракии, но готов снисходительно простить эти «увлечения», поскольку они якобы были продиктованы «угрозой» со стороны болгарских коммунистов (?!). Жанэн говорит и об «эллинизации», и о «болгаризации», и о «реальном» средневековом византийском (но не греческом, как это у Ксаналатоса) патриотизме.

 

46. F. Dölger. BZ, 39, 1939, S. 217 (рецензия на «Θεοφύλακτος ὁ Βουλγαρίας» Ксаналатоса).

 

47. G. Οstrogοrsky. History..., p. 358. Об активной «эллинизации» и ее проводнике — византийском духовенстве см. HNJ, I, str. 303, 307—308. Ср. Б. Прокић. Јован Скилица као извор за историу маћедонске словенске државе. Глас Српске академије, LXXXIV. Други разред, 50, 1910, стр. 144.

 

48. Ив. Дуйчев. Въстанието на Асеневци..., стр. 331.

 

364

 

 

советской историографии этот вывод поддерживает M. М. Фрейденберг [49].

 

Большинство болгарских историков, однако, и поныне согласно с выводами Златарского о «ромеизации» [50].

 

Проблема, следовательно, заслуживает внимательного рассмотрения. Слов нет, нации в то время еще не сложились, национального самосознания в том смысле, какой вкладывается в это понятие для нового и новейшего времени, пи у болгар, ни у византийцев, разумеется, не было. Действительно, в течение почти тысячелетнего существования империи в ее состав входило множество племен и народов, представители которых нередко достигали высших должностей и чинов. Действительно, представители болгарской знати после падения своего государства получили высокие места в имперской иерархии чинов и должностей, а потомки бывшей правящей династии даже породнились со знатнейшей византийской фамилией Комнинов, вскоре пришедшей к власти. Наконец, действительно, византийские правители проявляли не только безразличие к этническому происхождению того или иного из своих подданных, но иной раз и терпимость к их вероисповеданию.

 

Но это не означает, что у большинства правящего класса «державы ромеев» не было никакого сознания своего этнического своеобразия, с одной стороны, и понимания этнической специфики различных районов государства — с другой. Для правителей империи никогда не был безразличен вопрос о степени монолитности государства, единства его территории и прочности связей

 

 

49. M. М. Фрейденберг. Рецензия на «Подбрани извори...» (ВВ, XIV, 1958, стр. 274).

 

50. См., например, Д. Ангелов. История на Византия, I, стр. 390; его же. Богомильство в Болгарии, стр. 107—108, 110—111; Д. Ангелов, М. Андреев. История на Българската държава и право, стр. 104. Для начала XIII в. Д. Ангелов, однако, не считает возможным говорить о «ромеизации» Македонии («Принос към народностните и поземелни отношения», стр. 14, 15, 18), отрицая ее по тем же мотивам, что и Ив. Дуйчев (см. прим. 48 к предыд. стр.). П. Петров. Рецензия на «Теофилакт Охридский». ИП, г. XI, № 5, 1955, стр. 108; Ал. Милев. Теофилакт Охридски, стр. 24; Ив. Гошев. Трите най-стари пространни жития на преподобии Иван Рилски, стр. 6—7; «История на България», I, стр. 163.

 

365

 

 

окраин с центральными греческими областями. Политические задачи укрепления господства во вновь завоеванных этнически чужеродных странах всегда диктовали необходимость проведения особых мероприятий подавления, гораздо более действенных, чем на «старых» территориях. Считая опасным менять на первых порах формы и размеры налогов, ликвидировать церковную независимость, лишать владений и власти болгарских архонтов, император, однако, не только ввел там византийскую систему управления, но и передал все сколько-нибудь важные посты в руки византийских вельмож и полководцев, подчинил церковь непосредственно своей власти, усиливая шаг за шагом (я чем далее, тем смелее и решительнее) связь этой территории с исконными византийскими областями.

 

Систематической и сознательной ассимиляции в том смысле, в каком она была предметом споров (т. е. как политика преследования славянской культуры) в то время не было. Зато были политические цели утверждения византийской власти, византийских норм жизни, византийских законов, греческого языка в качестве официального языка и т. п., систематическое осуществление которых не могло не привести к умалению и подавлению славянской культуры в пользу культуры завоевателей — результат был один и тот же независимо от того, «сознательно» ли преследовали славянскую культуру или «бессознательно» навязывали культуру иноземную. Византийская церковь отнюдь не была в Болгарии хранительницей славянского культурного наследия — она лишь иногда его использовала в тесной связи с политикой государства и в его интересах. Церковь была одним из важнейших рычагов центральной власти, и деятельность духовенства имела прямое отношение к целям сохранения господства феодалов в стране, а в завоеванной стране — в особенности. Духовное порабощение парода как одно из сильнейших средств удержания его в повиновении всегда было, в конечном счете, главной обязанностью церкви.

 

По-видимому, именно так смотрели на обязанности церкви и византийские императоры. Константин VIII, наказывая «зачинщиков» народного восстания в Навпакте в 1026 г., приказал ослепить и митрополита Навпакта. Скилица, сообщая об этом (II, р. 483), не указывает

 

366

 

 

вины митрополита. Но вот второй подобный же случай. Андроник I после подавления восстания в Малой Азии приказал ослепить местного епископа, «как не выразившего негодования против восставших из его паствы, но со спокойствием и равнодушием допустившего, чтобы они устремились против Андроника» [51]. Единственная вина епископа состояла в том, что он не проявил должного усердия, чтобы удержать паству от восстания. Именно такое усердие проявил в Болгарии епископ Сердики при попытке восстания в городе в 1078 г., выйдя на улицу с проповедью «склонить выи под рабским ярмом», за что был убит восставшими (Cedr., II. р. 741).

 

Ненависть болгарского населения к византийскому духовенству привела к избиению в 1186 г. монахов на горе Ган в Македонии (Nic. Chon., p. 673). В 1189 г. жители Родопских гор отрубили голову игумену-греку, явившемуся к ним с требованием снабжать продовольствием полчища Фридриха Барбароссы [52].

 

Чем иным, как не стремлением внедрить в сознание завоеванного населения мысль о его принадлежности к империи (а не Болгарии) [53], можно объяснить постепенную замену высшего и среднего болгарского духовенства византийским? С 1037 г., когда после смерти Иоанна Дебрского архиепископом Болгарии был назначен Лев Пафлагонский [54], все болгарские архиепископы были греками. Частично даже низшее духовенство, вплоть до священников

 

 

51. Niс. Chon., р. 375. Это был епископ г. Адрана (или Адриана: Ἀδρανοῦς, Ἀδριανῶν), к северо-востоку от Лопадия (Διόρθωσις εἰς τὸν Νικήταν Χωνιάτην. NE, I, 1904, σελ. 99, 238—240), в митрополии Никомидии. См. также: MB, VII, σελ. 341.

 

52. Ansbert., p. 43.

 

53. Это отнюдь не разумелось само собою. См., например, любопытную речь болгарского болярина, якобы произнесенную в 40-х годах XIII в. перед жителями Мельника. Болярин предлагал подчиниться власти византийского императора, «который издавна на нас имеет право — ведь наша область (χῶρος) принадлежит к державе ромеев. Болгары же, бессовестно воспользовавшись обстоятельствами, оказались господами Мельника. Мы же все, происходя из Филиппополя, — чистые родом ромеи, но впрочем, император ромеев истинно имеет на нас право, даже если бы мы принадлежали к болгарам» (Acrop., р. 82).

 

54. В. Prokić. Zusätze..., S. 35. Й. Иванов. Български старини..., стр. 566.

 

367

 

 

и иподиаконов, было во время византийского господства заменено греческим [55]. Знаменательно, что Калоян, распространив свою власть на Западную Болгарию, заменил греческих иерархов болгарскими, а византийцы, вернувшие здесь к 1217 г. свое господство, снова сменяют болгарское духовенство на греческое (Pitra, VI, р. 563—570).

 

Обычно при рассмотрении проблемы «ромеизации» как на главный источник ссылаются на письма Феофилакта. По его словам, будучи церковным владыкой Болгарии, он охвачен беспокойством «обо всех делах народа, а вместе с тем и обо всех делах церкви», и «нет таких [дел], о которых бы здесь не [заботился]» (col. 321. А). Феофилакт ведет борьбу с еретиками (col. 445.А; 516. А—С), выступает в роли советчика среди высших византийских чиновников в Болгарии (col. 333, 376, 481, 513), разъясняет церковные догматы священнослужителям и руководит их деятельностью (col. 340 sq., 429 sq., 488, 520, 528, 545), наблюдает за поведением чиновников и доносит о подозрениях в Константинополь [56], выступает с проповедями перед болгарской паствой [57], воспитывает в духе смирения учеников из болгар [58], переводит и обрабатывает жития славянских святых [59], пишет толкования на священное писание [60]. Противники теории «ромеизации»

 

 

55. Pitra, VI, р. 573. П. Hиков. Принос към историческото изворознание на Бьлгария и към историята на българската държава. Сб. БАН, XX, клон ист.-филос., II, стр. 39. Подтверждают это и документы XIII—XIV вв., происходящие из Охрида (М. Ἰ. Γεδεών. Βυζαντινὰ συμβόλαια. ΒΖ, 5, 1896, S. 113 f.).

 

56. Τheοрhyl., col. 405; 424; 528; Anna, I, p. 412. Впрочем, Алексей I предписывал духовным лицам доносить патриарху и императору о «зазорно живущих» (Jus, III, p. 413—424; см. об этом: Н. С. Гроссу. Церковно-религиозная политика, стр. 524—525).

 

57. Thеорhyl., col. 324. A.

 

58. Ibid., col. 465. A — B.

 

59. Theophylacti Vita Clementis Bulgariae archiepiscopi. PG, t. 126, col. 1193—1240. A. Милев еще раз рассмотрел вопрос об авторстве жития, убедительно показав, что сомнения в авторстве Феофилакта неосновательны (см. А. Милев. Жития на Климент Охридски). По мнению А. Милева (там же, стр. 23), Феофилакт «знал болгарский язык». См. рецензию П. Петрова на работу А. Милева (ИП, г. XI, № 5, 1955).

 

60. Thеорhyl., PG, t. 126, col. 565—1189; см. также: Meursiо 30, col. 421. С. Эти комментарии весьма ценились и в XIII в. даже образованнейшими иерархами. Михаил Хониат, разыскивавший потерянный им после взятия Афин крестоносцами комментарий Феофилакта, с радостью узнает, что книга, наконец, найдена (G. Stadtmüller. Op. cit., S. 203).

 

368

 

 

ссылаются обычно на тот факт, что Феофилакт перевел на греческий язык жития Климента Охридского и в «Тивериупольских мучениках» сделал несколько экскурсов в болгарскую историю, что, по мнению этих авторов, вело к пробуждению «национальных» чувств болгар, освежая в их памяти славное прошлое болгарского народа [61].

 

Можно согласиться, что здесь трудно усмотреть свидетельство о прямой ассимиляторской политике. Но нельзя увидеть в этом и поддержку «национального» самосознания болгар. Напротив, канонизация славянских святых и зачисление их в официально признанный «список» святых империи преследовали политическую цель — упрочить связи Болгарии с империей, лишить болгар своих «собственных» святых, сделав их «византийскими».

 

Противники теории «ромеизации» толкуют щедро рассыпанные в переписке Феофилакта оскорбительные эпитеты и замечания в адрес болгар [62], лишь как проявление презрения утонченного и образованного византийца к невежественным и грубым «варварам» [63]. Разумеется, это имело место, но гораздо важнее другое — проявления взаимной враждебности между Феофилактом и его паствой. Самая «болгарская природа», пишет архиепископ, — «кормилица всякого зла» (col. 444.D), болгары «богатством злонравия и бедностью жизни» превосходят всех (col. 508.А), среди них «исчезла богобоязненность» (col. 552.С; 549.В), они обливают презрением архонтов» (col. 549.В), любой охридянин «не почитает ни бога, ни человека» (col. 308.А) и т. д. «Подумай только! — жалуется Феофилакт. — Те, кто раньше и пальцем не смел пошевелить против [архиепископа]», поднялись против него (col. 424.С). Если верить ему — он иногда даже опасался за собственную жизнь (col. 436.В). Очень интересно

 

 

61. И. Снегаров. Рецензия на «Житие на Климент Охридски» в издании А. Милева. — ИИБИ, VII, 1957, стр. 425—426.

 

62. Ф. И. Успенский («Образование...», стр. 3—4, 11) неправ, утверждая, что таковы лишь первые хронологически письма Феофилакта из Болгарии.

 

63. См., например, D. Xanalatos. Beiträge..., S. 61.

 

369

 

 

и письмо Феофилакта «воспитываемым им болгарам» (как гласит заголовок), в котором мы видим не письмо к конкретным лицам — ученикам архиепископа, а обращение больного архиепископа к болгарской пастве вообще. Вот это письмо: «Душа моя мучается желанием скиний господа, и потому крыльями бы я воспользовался, если бы что-либо подобное существовало, чтобы прибыть туда и вкусить от наедаемого. Но ведь кажется, слышу я крик бедра: «Помедли, о несчастный, в твоем ложе!» Возвестите же мои (духовные лица? — Г. Л.) моим и не моим, как бы их уст моих: «Подождите немного — велика моя слабость, которая скоро низведет меня, больного, в подземное царство, вас же, отягченных, освободит от бремени; но как бы вы, пользуясь силою зла для сложения с себя [бремени], не потерпели неудачи в своем намерении: ведь достигнуть этого значит оказаться дурным, ибо это [не только] равноценно, но даже гораздо более гибельно, чем иное бремя, для называющих благо Христом»» (col. 465.А—В) [64].

 

Какой бы смысл мы ни вкладывали в слова о «бремени» и о намерениях болгар освободиться от него, ясни, что Феофилакт призывает их нести это бремя безропотно; освобождение же от него приведет чуть ли не к погибели души. Вряд ли такой человек, как Феофилакт, считавший, что иерарх должен быть «деятелен и скор и на духовное, и на светское» (col. 525.В) и что «бесполезно только обдумывать, но не действовать» (col. 384.С), в своем обращении к болгарам имеет в виду лишь какие-то нормы христианской морали. Но даже если это так, то и в этом случае одной из важнейших христианских добродетелей,

 

 

64. Нам представляется неубедительным мнение В. Златарского («История», II, стр. 348, 349, бел. 1, 2; стр. 350), что в письме идет речь о враждебных («не мои») и дружественных Феофилакту («мои») болгарских епископах, и что в заголовке письма следует читать ἐπισκόποις вместо Βουλγάροις. Еще менее обоснованным представляется предположение Симеона («Писмата», стр. 145—146), что письмо адресовано подвергнутым Феофилактом церковному наказанию (παιδευθεῖσιν) болгарам («не мои») и болгарам, верным архиепископу («мои»). «Мои» этого письма по нашему мнению, идентичны ἡημέτεροι («наши») письма к Иоанну Комнину (col. 536.В), где под этим словом явно подразумевается «духовенство», а под «вашими» — светские люди.

 

370

 

 

согласно Феофилакту, является смирение и «повиновение царю-богу земному» (col. 516.D).

 

Феофилакт называет болгар рабами — «нечистыми варварами» (col. 424.В; 508.А), а обязанность рабов — «в благоговейном молчании обогащать своего господина» [65]. Феофилакт прекрасно сознает не только то, что он образован и богат, а те «варвары» и нищие, но и то, что он «ромей», господин, а его паства — болгары, рабы. Он с возмущением пишет брату императора Адриану о некоторых из местных болгар, «нагло дерзающих против нас», называя их «издевающимися над нами иноплеменниками (ἀλλοφύλοις)» (col. 433. D; 436.А) [66].

 

Феофилакт ревностно выполнял свою службу, но трудился он не над «закреплением национального самосознания болгар», а над упрочением византийского господства в Болгарии. Бог, к которому Феофилакт стремился обратить помыслы болгар, является, как он говорит, «богом порядка, а не смуты и беспорядка» (col. 340.С—D).

 

Духовенство же — «служители бога», и проявление неприязни к ним есть проявление неприязни к богу, причем не может служить оправданием ссылка на то, что «недостойны те, которые должны почитаться» (col. 405. D).

 

Конечно, эти высказывания нашего иерарха являются попросту сентенциями из Библии и из сочинений отцов церкви, но они применены Феофилактом к конкретным событиям и именно потому, что соответствуют его собственным воззрениям.

 

«Архиерей, — пишет Феофилакт в одном из писем, — не виновен в тяготах народа» (532.С), но он ответственен не только за ошибки иереев, но и за «заблуждения народа» (ὑπὲρ... τῶν τοῦ λαου ἀγνοημάτων), ибо «с имеющих благодать от духа святого больше и спросится» (col. 332.С). Там, где не действуют проповеди и увещания, там, по его мнению, должно применяться насилие. Он сам подверг

 

 

65. «Studi Bizantini», I, p. 189. «Рабами» и даже «беглыми рабами» (δραπέται οικέται), клятвопреступниками», восставшими против «истинного господина» — императора, называет болгар и Никита Хониат (MB, Αʹ, σελ. 76, 78). См. также: Μιχαὴλ Χωνιάτου τὰ σωζόμενα, Αʹ, σελ. 248, 251.

 

66. Весьма важно свидетельство Хрисовула Никифора III от 1079 г., что дуки, судьи и практоры нарушали привилегии Ивирона и «причиняли ему ущерб» под тем предлогом, что Ивирон «иноязычен» (ἀλλογλῷσσον) (Schalzkamm., № 35).

 

371

 

 

многих осуждению (col. 445.А), угрожал смертью мятежному монаху-расстриге, ибо тот был «злом общественным и государственным» (col. 516.С). Провинившегося, говорит Феофилакт, следует быстро и сурово наказать, ибо у ненаказанного «душа расточается», такой грешник больше заслуживает жалости, чем невинно потерпевший (col. 317.В—С). «Против зла нелегкими должны быть удары и кара» (col. 425.А); как шея многоголовой гидры, зло должно прижигаться каленым железом, ибо «слабо наказанных мы сделаем еще более дурными» и еще более дерзкими (col. 425.А).

 

Велики поэтому задачи церкви, и Феофилакт весьма озабочен сохранением ее авторитета. Поссорившись с епископом Сердики, Феофилакт пишет ему, что не хочет широкой огласки ссоры: необходимо «замять ссору, чтобы не дать широкого простора для страстей народа» [67]. К представителям светской власти Феофилакт также постоянно обращается с увещаниями оказывать церкви поддержку. Когда чиновники пренебрегли этим и стали обижать духовенство, тогда, сообщает Феофилакт, из болгар (собственно, из здешних — ἐνταυθοῖ) «одни только скрылись, другие же и восстали, а всем вообще зло бросилось в голову» (col. 397.D).

 

Но что же в таком случае означают призывы Феофилакта прекратить произвол практоров, «поступать мудро», так, чтобы «болгары не роптали»? В большинстве случаев архиепископ имел в виду собственные материальные интересы и интересы церкви; другой же причиной было, на наш взгляд, убеждение, что столь неосторожная политика чревата большими опасностями для византийского господства в Болгарии. Необходимо пресечь произвол, говорит Феофилакт, чтобы «не исчезло вконец терпение бедняков» (col. 425.С). Симптоматично, что советы проводить осторожную политику в населенных иноплеменниками провинциях империи подают именно те представители господствующего класса, которые были хорошо знакомы с положением в этих районах (Кекавмен, Никулица, Феофилакт).

 

 

67. Theophyl., col. 400.В. Ср. Симеон. Писмата, стр. 75: «на народните страдания», что не соответствует контексту.

 

372

 

 

Представители многочисленного византийского духовенства в Болгарии — высшего, среднего, а частично и низшего — были греками. Переводились они туда из различных, часто весьма отдаленных от Болгарии концов империи и, конечно, не знали славянских языков. Например, архиепископ Иоанн происходил из Пафлагонии [68], Феодул — из Иконии (Cedr.,II, р. 611 et nota 15), Иоанн Ламбин — с Крита (II, р. 658—659), Феофилакт — с Эвбеи [69]. Следовательно, службу они могли вести только на непонятном основной массе болгарского населения греческом языке. Некоторые из этих епископов были к тому же невежественными, малообразованными людьми, неспособными поддерживать местную или насаждать греческую культуру. Феофилакт сообщает, что епископ Триадицы прислал ему письмо, полное ошибок, которые возбудили бы «смех у мальчишек в школе» (col. 352.А).

 

Кроме того, анаграфевсы, практоры, судьи, стратиги, катепаны, дуки, инспекторы, уполномоченные, посланцы императора — все были греками. Следовательно, куда бы ни приходил болгарин — в церковь, суд или резиденцию местных чиновников, к служителям культа или к представителям власти, — он всюду слышал только греческий язык и должен был говорить на нем, если хотел, чтобы его поняли. Ни администрация, ни высшая церковь не испытывали потребности в славянской письменности, утратившей значение в официальной жизни общества [70].

 

Судьбы культуры определяются социальными и политическими условиями жизни общества. Политический иноземный гнет более развитого государства имел для

 

 

68. В. Prokić. Zusätze..., S. 35.

 

69. Theophyl., col. 310. В; 512. В. И еще раз в будапештской рукописи 2 Fol. Graec., f. 11r: συγγενῶν ἡμῶν ἐν τῇ Εὐρίπῳ τῇ μεγάλη (у Миня: τῶν ... ἐν τούτῳ τῇ μεγάλῇ— col. 524. Β—С). См. также: Й. Иванов. Български старини, стр. 567.

 

70. Заслуживает в связи с этим внимания факт, что в это время появляются на Руси болгарские сочинители; в Болгарии в свою очередь усиливается влияние русской литературы. — См. М. Н. Тихомиров. Исторические связи русского народа с южными славянами, стр. 162—164; Б. Ст. Ангелов. Из историята на руското книжовно проникване у нас (XI—XIV вв.). ИИБЛ, III, 1955, стр. 40—69.

 

373

 

 

того временя те же последствия для местной культуры, какие имела планомерная ассимиляция в условиях нового времени. Другое дело, что в Болгарии ассимиляция коснулась лишь господствующего класса, что народ сохранил свои культурные традиции. Славянская культура переживала, однако, в XI—XII вв. на землях подвластных империи, упадок, и непосредственной причиной его было иноземное иго.

 

Мы думаем, что в какой-то мере уже в то время проявлялись и ассимиляторские тенденции. Они, конечно, могли не выступать как официальная доктрина, но все же осуществлялись на практике представителями иноземной власти и церкви.

 

Наций в то время не было, но существовали государства, имевшие уже многовековые культурные, бытовые, литературные и прочие традиции. Не было национального самосознания, но было достаточно определенное сознание своей народности, общности языка, письменности, культуры. Едва ли это было чуждо и самой империи ХI—XII вв., ядром господствующего класса которой были греки, совсем не чуждые гордости не только своей образованностью и богатством, но и своей древней высокой культурой. Степени развития народности соответствовала известная степень и сознания своей этнической, культурной и государственной принадлежности.

 

Иноземное господство везде и во все времена вело к насилию над завоеванным населением, к умалению его культуры, ухудшению условий ее развития. С точки зрения завоевателей притеснение местной культуры и обычаев всегда было наиболее рациональной политикой, и Византия, по нашему мнению, не могла при этом составлять исключения.

 

Таким образом, завоеванная византийцами Болгария была постепенно полностью включена в систему византийского управления. От десятилетия к десятилетию экономическое и военное значение болгарских территорий в системе империи все более возрастало. Размеры налогов и повинностей в Болгарии были особенно высокими. К феодальному и фискальному гнету прибавлялась политическая и культурная дискриминация, в условиях которой произвол официальных властей в Болгарии принял крайне тяжелые для населения формы. Подобная политика

 

374

 

 

вызывала и не могла не вызвать отпора со стороны болгарского народа. Его борьба против иноземцев не прекращалась в течение всего периода их господства, выливаясь неоднократно в мощные антифеодальные и народно-освободительные восстания, пока не завершилась освобождением Северо-Восточной Болгарии и образованием нового Болгарского государства.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]