Историческая лексикология русского языка

Филин Федот Петрович

 

IV.  (Отличия великорусского от украинского и белорусского языков)

 

 

Когда речь идет о становлении и развитии великорусского языка, нельзя определить его самобытность и оригинальность, не ответив на вопрос, чем он отличается от украинского и белорусского языков, происшедших из одного и того же источника — языка древнерусского. Фонетические и морфологические отличия между этими близкородственными языками более или менее описаны, а вот синтаксическое и лексическое их своеобразие пока остается малоизученным. Правда, имеется немало отдельных наблюдений и в этой области, однако такие наблюдения являются частными, разрозненными, и общую картину по ним представить еще нельзя. Для того, чтобы судить о специфике лексики каждого из восточнославянских языков, нужны капитальные словари этих языков XIV—XVII вв., которые позволили бы произвести сравнительный (или, как модно теперь говорить, контрастивный) анализ всей массы их зафиксированного словарного состава. Таких словарей еще нет. Пока что публикуются выпуски академического СлРЯ XI—XVII вв., большая часть материалов которого приходится на великорусскую эпоху (XIV—XVII вв.). Будем надеяться, что выйдут в свет исторические словари украинского и белорусского языков, что создаст фактическую

 

140

 

 

базу для решения проблемы дифференциальных особенностей словарного состава восточнославянских языков первых веков их существования.

 

Все же и теперь положение не безнадежное после того, как, был опубликован двухтомный "Словник староукраїнської мови XIV—XV ст." (ССМ) [46], который можно сравнивать со "Словарем русского языка XI—XVII вв.", делая некоторые предварительные выводы. Правда, СлРЯ XI—XVII вв. И украинский ССМ по своим источникам очень различны. Если в первом словаре представлены памятники многих жанров, причем и большие по объему, то во втором словаре использованы только краткие документы деловой письменности, включая и намогильные надписи (всего таких документов около 950, тогда как в русском словаре охвачены свыше 1900 памятников). При таких условиях мы должны ориентироваться на меньший словарь: что имеется в нем и чего нет в большом словаре, будем считать собственно украинизмами, отсутствовавшими в великорусском языке (с учетом показаний словарей современных восточнославянских литературных языков и диалектов). Отсутствие тех или иных слов в русском словаре тоже является характерным, хотя и недостаточным показателем для лексики великорусского языка. Но и тщательное сравнение обоих словарей в полном их объеме — дело непосильное для одного исследователя, поэтому мы ограничиваемся только материалами на буквы Г и Д. Это все же лучше, чем ничего.

 

В ССМ на эти буквы я насчитал около 440 нарицательных слов (в СлРЯ XI—XVII вв. — 3987 словарных статей), что и послужит отправным моментом для наших подсчетов. Лексические расхождения

 

141

 

 

между великорусским и староукраинским языками были различных типов, причем охватывали, многие тематические разряды, частотность употребления слов тоже была неодинаковой. Сначала мы коснемся слов исконно восточнославянских.

 

Первым дифференциальным словом в ССМ является гаи "гай — роща, небольшой лес" (< прасл. *gajь к *gojiti — каузатив к *žiti). Слово широко представлено в разных значениях в славянских языках. В словаре И.И. Срезневского оно подтверждено только примерами из двух грамот XIV в. юго-западного происхождения и Послания Игнатия Богослова XVII в. (тоже юго-западного памятника), в СлРЯ XI—XVII вв. — одной цитатой, содержание которой ясно указывает на тот же регион («А естьли бы домы и хуторы, гаи, сады... сѣножати и мѣста казацкия какую поруху и шкоду отъ ратныхъ людей поносили, тогда воеводы... наказанья чинити», 1665 г.), в ССМ приводится 13 примеров (с словосочетаниями лисичыи гаи, оутвинъ гаи и сѣєныи гаи). В CCPЛЯ [47] перед словом гай стоит помета "обл". без каких-либо цитатных подтверждений. В СРНГ гай в разных значениях фиксируется почти исключительно в южных и западных говорах. Говорящим на русском литературном языке лицам оно теперь известно благодаря ассоциациям, связанным с жизнью на Украине (ср. в известной песне "Как под гаем, гаем, гаем зелененьким" и под.). В современных украинском и белорусском литературных языках и говорах слово обычно. Ср. еще производные укр. гáйний, гайови́й, "лесной", гайóк, гайóчок, "рощица, лесочек", гайови́к "леший" и др., которых нет в СРНГ. Такая география распространения слова гай, вероятно,

 

142

 

 

связана с особенностями ландшафта Восточной Европы тех времен: ее север и центр были покрыты большими лесными массивами, а на юге часто встречались отдельные рощи. Переселенцы на север и восток не имели нужды в этом слове и забывали его. Нужно также учитывать и межъязыковые восточнославянские контакты, воздействие одних диалектов на другие.

 

Ганити "хулить, порицать, охаивать, бранить" и др. (< прасл. *ganiti, родственное с *gъnati, *goniti <в чем сомневается О.Н. Трубачев, см. ЭССЯ. — Прим. ред.>). В СлРЯ XI—XVII вв. слова нет. < Ср. в СлРЯ XI—XVII вв. ганбити и галбити. — Прим. ред.> В СРНГ слово взято у Даля с пометой "южн." и "зап.", в Псковском областном словаре [48] гáнить "ожидать, представлять". В украинском и белорусском языках слово обычно. Оно известно также в западнославянских языках. Вероятно, мы имеем дело здесь с праславянским диалектным образованием северо-западной зоны, первоначальную изоглоссу которого точно установить пока невозможно.

 

Глинарь "тот, кто обмазывает хату глиной". Явно украинское новообразование, которое не сохранилось и в современном украинском литературном языке (оно не зафиксировано в одиннадцатитомном украинском словаре) и в русских источниках не найдено.

 

Глоба "штраф, пеня, судебное взыскание", глобник "тот, кто собирает штрафы, судебные взысканья". Слова широко представлены в украинской деловой письменности XIV—XV вв. В этом же значении глоба известно в южнославянских языках, также молд. глоабэ, составляя балканско-украинский

 

143

 

 

семантический ареал (ср. также н.-луж. głoba "стоимость, ценность". По-видимому, лексическое значение этого слова возникло в южнославянской области и распространилось через молдавское посредство и в результате прямых контактов украинцев с южными славянами. В современном украинском языке его нет, не засвидетельствовано оно в древнерусской и великорусской письменности. В западнославянских языках и восточнославянских говорах (в том числе и русских) известно в иных значениях (ст.-польск. globa "злость, злоба", в русских говорах "перекладина, балка, тропа, дорожка" и т.д. Только в некоторых украинских диалектах сохранилось глоба "штраф, забота, несчастье". Такой разнобой в значениях вызывает серьезные этимологические затруднения. Все же, по О.Н. Трубачеву (ЭССЯ), *globa исконно праславянское слово с первичным значением глагола *globiti "рыть, грести, с силой нажимать". Когда образовались переносные значения отглагольного имени *globa, в том числе и "штраф, пеня", остается неизвестным.

 

Головноє "штраф за убийство" (в грамоте XV в.). Производное от др.-русск. головной "относящийся к убийству", не зафиксированного в великорусской (и древнерусской) письменности. Ср. также в Львовской грамоте (1443—1446 гг. головьнитьство в том же значении вместо др.-русск. головничество. Это поздние новообразования на украинской почве.

 

Гольтѧи "безземельный сельский житель". Образование от голь. В великорусских говорах гультяй "бродяга, кочевник" связано с гуляти. В СлРЯ XI—XVII вв. гультяй зафиксировано только в донских документах XVII—XVIII вв. В СРНГ имеется единичная фиксация: влад. гольтяй "нищий" с семантическим

 

144

 

 

сдвигом. Что касается гультяй "бездельник, лентяй, гуляка" (переносные значения), то оно в основном распространено в юго-западных говорах.

 

Горожєніє "огороженный* земельный участок". В СлРЯ XI—XVII вв. гороженье отмечено только в значении действия по глаголу городити. В ССРЛЯ и СРНГ слово не отмечено.

 

Горшей "хуже" (сравн. степень) ("Хто хотелъ бы кому лихо вчинити, собѣ горшей вдѣлаеть", 1495 г.). В русских источниках не зафиксировано.

 

Горщина "подать со свиней". Тоже только в юго-западной письменности.

 

Господства, господство только как титул молдавских князей, тогда как в СлРЯ XI—XVII вв. в разных значениях, не связанных с Молдавией.

 

Готовѣи "охотней". <В русских источниках не зафиксировано.>

 

Граб "дерево граб". Это дерево распространялось с европейского юго-запада на северо-восток. По данным БСЭ (3-е изд.), в настоящее время восточной границей его распространения являются Днепр (за исключением его верховий) и Западная Двина. Искусственные посадки теперь имеются и северо-восточнее. На территории Московской Руси оно не росло. Не отмечено оно и в письменности Древней Руси и впервые появляется в юго-западных документах XV в. Впрочем, названия населенных пунктов типа Грабовєць (село в Галицкой земле) и др., вероятно, свидетельствуют о более раннем проникновении граба на западные окраины Древней Руси. Этимология слова остается невыясненной, хотя О.Н. Трубачев возводит его к праслав. отглагольному производному от *grebo̧, *grebti.

 

Грижати, грижати сѧ "беспокоиться, заботиться".

 

145

 

 

Современное укр. грижа "терзание", болг. грижа се. В русских источниках слова нет. Скорее всего от прасл. *gryzti, но с вторичным значением, хорошо известным в южнославянских языках. Возможно, что в украинском языке появилось в результате контактов с болгарами.

 

Гроунь "бугор, возвышенность" (из *grudъnъ(jь) к *gruda). Староукраинская семантическая особенность.

 

Гоумєнник "название боярского чина", в СлРЯ XI—XVII вв. только в значении "гумно".

 

Даивати "давать, давать много раз". Ст.-укр. словообразовательная особенность. Любопытно, что в СРНГ отмечено пудож. (олон.) даивати, которое, по свидетельству Мансикки, свободно образуется в говоре (даивать, плачивать). Конечно, мы имеем тут дело с новообразованиями, возникшими на юге и на севере независимо друг от друга по определенной словообразовательной модели.

 

Данникъ "свободный крестьянин, владевший собственной землей и вместо военной службы обязанный платить подать, главным образом, натурой". В СлРЯ XI—XVII вв. в иных значениях: "тот, кто собирает дань, подать, пошлину" и "тот, кто платит дань, подать, пошлину" (цитата из Переясл. летописи под 1219 г.: "а се данници, дають Руси дань: чюдь, меря, весь, мурома"). Ср. также данина "дар, подарок, пожалование". Слово распространено в ст.-укр. грамотах, тогда как в СлРЯ XI—XVII вв. отмечено один раз в Судном листе смоленского наместника 1496 г. Сюда же дачка в тех же значениях, отмеченное в СлРЯ XI—XVII вв. в документах, связанных по содержанию с Украиной и Крымом.

 

146

 

 

Дбати "пренебрегать, не принимать во внимание" — обычное в ст.-укр. грамотах слово, которое отсутствует в словаре И.И. Срезневского и в СлРЯ XI—XVII вв. В славянских языках, в том числе в украинском и белорусском, "радеть, стараться, усердствовать" и пр. с положительным смыслом. Слово известно с близкими значениями и в русских говорах, но только в юго-западных. Вероятнее всего, изоглосса дбати передвигалась в северовосточном направлении, но основную территорию великорусского языка не заняла. Из праславянского диалектного (отсутствует в южнославянской зоне) *dъbati, этимология которого затруднительна.

 

Пожалуй, приведенных примеров достаточно, чтобы утверждать, что великорусский и староукраинский языки заметно отличались друг от друга лексемами, значениями общих слов, производными образованиями собственно славянского происхождения. Некоторые из них восходят к праславянской старине, другие были наследием древнерусского языка, а часть оказалась украинскими новообразованиями. Не все староукраинизмы дошли до нашего времени, что вполне понятно. По моим подсчетам, таких староукраинских слов в ССМ на буквы Г и Д, не отмеченных в великорусских письменных источниках, вовсе не известных русскому языку или сохранившихся лишь в юго-западных говорах, оказалось 76, или 16% словарного состава на указанные буквы. Но дело этим не ограничивается. В староукраинском языке XIV—XV вв. становится заметным польское лексическое воздействие и через польское посредство западноевропейских языков, а также (в меньших размерах) молдавско-болгарское. Приведем здесь некоторые примеры.

 

147

 

 

Глєить "охранная грамота" (< ст.-польск. glejt, ст.-чеш. glejt, < ср.-в.-нем. geleite), лист глєитовныи "то же", глєитовати "гарантировать безопасность такой грамотой" (< ст.-польск. glejtować, ст.-чеш. glejtovati < ср.-в.-нем. geleiten). В украинских грамотах XIV—XV вв. слова эти представлены достаточно широко.

 

Глодъ "болото" (< молд. глод "грязь"). Ср. также топонимы в Молдавии: Глодъ — название речки, Глодѣне, Глодѣни — названия селений.

 

Готовизна "наличные деньги, наличность их" (< ст.-польск. gotowizna в том же значении).

 

Гофмистрь "гофмейстер", 1394 г. (< ст.-польск. hofmistrz, ст.-чеш. hofmistr < ср.-в.-нем. hovemeister). В русском языке появляется только в XVIII в.

 

Градина "сад, огород". В СлРЯ XI—XVII в. слова нет. Из болг. градина. Полногласная форма курск. городина "огородные овощи" образовалась независимо от болг. и ст.-укр. градина. Ср. также градиня "бугор, холм". Гриндь "горб, бугор, холм, пригорок" (молд. гринд).

 

Гродъ "укрепленное место, крепость, город". Общеславянское слово предстало здесь в польском оформлении.

 

Hrozne "сурово" (в Луцк. гр. 1388 г.) (< ст.-польск. hroznie, ст.-чеш. hrozne).

 

Громници "название церковного праздника, также календарная дата" (< ст.-польск. gromnice, ст.-чеш. hromnice).

 

Грош (грошъ) "монета разной чеканки и разной стоимости" (< ст.-польск. grosz, ст.-чеш. groš, лат. dēnārius grossus), гроши "деньги", грошик "небольшой грош" (< ст.-польск. grosik, ст.-чеш. grošik/hrošik), грошовый "денежный". По свидетельству ССМ, слова

 

148

 

 

эти были широко распространены в ст.-укр. языке с XIV в., сохраняются они и в современном украинском языке и с другими производными; грошови́тий "имеющий много денег", грошолю́б, грошолю́бка, "сребролюбец, сребролюбка", еще грошолю́бний, грошолю́бство и др. В русском языке грош и др. появляются в XV—XVI вв. только в документах, связанных с польскими делами, и лишь позже, в XVII в., слово начинает употребляться в письменности, содержание которой относится к местным делам.

 

Даскал "учитель" (молд. даскэл "учитель" < греч. διδάσκαλος). В СлРЯ XI—XVII вв. на слово даскалъ приведена одна цитата из "Проскинитария" Арсения Суханова 1649—1653 гг.

 

Дєржавца, державця "наместник, управляющий областью", "помощник старосты, ведавшего королевским имуществом". Явный полонизм, часто встречающийся в староукраинских грамотах. В современном украинском языке сохраняется как историзм держáвец "владетель, властитель", оформленный по- восточнославянски. Эта форма встречается и в русской письменности XVI—XVII вв.

 

Досвѣдчати "свидетельствовать, засвидетельствовать, удостоверять". (< ст.-польск. doświadczać), досвѣтчить "довести до кого-либо, доказать" (< ст.- польск. doświadczyć, ст.-чеш. dosvědčiti). В русском тоже нет.

 

Досыть вчинити < dosyť wcziniti > "возместить, заплатить за причиненные убытки", досыть оучинєніє "возмещение" (< ст.-польск. dosyć uczynić, dosyćuczynienie, ст.-чеш. činiti dosti, dosti učiněnie.

 

Дооуѳвати, дооуѳанье "доверять, доверие" (< ст.- польск. doufać, doufanie, ст.-чеш. doufati, doufanie).

 

149

 

 

Друмъ "дорога" (молд. друм "дорога"), с сочетаниями друмъ возни и, друмъ вєликыи. В СлРЯ XI—XVII вв. отмечено один раз в Слове Мефодия Патарского (список 1345 г. южного происхождения), тогда как в украинских грамотах встречается неоднократно.

 

Дякло "подать натурою с урожая и иной прибыли в сельском хозяйстве, за исключением скота" (лит. dúoklė, dõklė).

 

Дяковати "благодарить" с производными (подяколныи). Совр. укр. дя́кувати. Из польск. dziękować, dzięki "благодарить, благодарность", которые из ср.-в.- нем. danken, dank с теми же значениями. В СлРЯ XI—XVII вв. < к глаголу дяковати > приведены два примера из документов, связанных с Польшей и Западом. В СРНГ дя́ка "благодарность" дя́кать, дя́ковать "благодарить" и др. встречаются в юго-западных говорах, подвергшихся воздействию украинского и белорусского языков. В географическом отношении интересно дяка "благодарность" в ветлуж. (костром.) говоре.

 

В ССМ таких заимствований, отсутствовавших в великорусском языке XIV—XVII вв. или нехарактерных для него, я насчитал (на буквы Г и Д) 62, или 14% словарного состава. Нужно отметить, что основной наплыв полонизмов в украинский и белорусский языки приходится на XVI—XVII вв., когда расхождения в лексике между восточнославянскими языками за счет собственных новообразований и заимствований заметно увеличиваются. Но уже и в XIV—XV вв. они были заметны.

 

В староукраинских грамотах XIV—XV вв. мною обнаружено около 30% слов (на буквы Г и Д), которых не было в великорусском языке того же времени.

 

150

 

 

Как известно, в деловой письменности по сравнению с другими жанрами письма народная речь отражается более полно, хотя между языком деловой литературы и устным народным языком не было тождества. Если бы мы имели возможность сравнить словарный состав всей староукраинской письменности (не только деловой) с лексикой великорусской письменности XIV—XV вв., результаты наших подсчетов несомненно были бы иными, так как тексты грамот ограничены как по своему объему, так и тематически. Великорусская и украинская письменности объединялись древнерусским книжным наследием, особенно в церковнославянской культурной сфере. Церковнославянский язык хотя и начал варьироваться у восточных славян, его древнеболгарская по происхождению лексика во многом продолжала сохраняться или обогащаться по свойственным ей словообразовательном моделям. Церковнославянский язык, не удовлетворяя всех культурных нужд русских, украинцев и белорусов, в то же время способствовал сохранению их общности и был важным средством борьбы за их самобытность в условиях захватнических и ассимиляторских устремлений польских панов. Известно, какую роль в этой борьбе играло православие, которое использовалось как щит сохранения своей восточнославянской самобытности украинцами и белорусами, а также пограничным русским населением. В староукраинских грамотах церковнославянизмов очень немного (исключение — христианские собственные имена). Ср. глава (старший в доме), глаголемый, госпожда (наряду с госпожа), градъ (господствовала форма городъ), даанїє (даяние), данїє, доброволеніе, доброволїе, доброданіє, добродѣйство, дондеже, драгыи дрѣво, доуховєнство, дъщи, дьщєръ,

 

152

 

 

дьланїє. Вот, пожалуй, и все слова с внешними признаками церковнославянизмов.

 

Если бы было проведено полное сравнение лексики всей оригинальной староукраинской письменности XIV—XV вв. с лексикой всех великорусских памятников того же времени (тоже оригинальных, а не списанных с южнославянских образцов), то удельный вес украинизмов, не свойственных великорусскому языку, оказался бы ниже, чем в языке староукраинских грамот XIV—XV вв. Однако с окончательными выводами спешить не надо.

 

Во-первых, возникновение и рост дифференциальной лексики происходил в это время не менее интенсивно и в великорусском (как и в белорусском) языке, что существенно повышает специфику словарного состава языков. Во-вторых, в XIV—XVII вв. рост этот несомненно увеличился. Близкородственные восточнославянские языки, не порывая общности и контактов между собой, стали на путь самостоятельного развития. Это касается не только лексики с нарицательным значением, но и собственных имен. В частности, в великорусском языке заметно возрастают образования на -ов (-ев) и -ин. В ССМ на буквы Г и Д помещено около 560 собственных имен и производных от них (т.е. больше, чем имен нарицательных). В староукраинских именах возникают свои особенности. Ср. образования от имени Григорий: Гринь, Гринько (Гринко, Хринко), Гринковичь (Хринковичь), Гриць, Грицко, Гришко, Гринковцѣ (название села в Подолии) и др. ССМ — один из важных источников для изучения ономастики Украины.

 

 

Заимствования в великорусском и других восточнославянских языках иногда толкуются превратно с

 

152

 

 

целями отнюдь не научными. Еше недавно А. В. Исаченко и ему подобные пытались утверждать, что русский язык и русская культура поддались воздействию "дикой азиатчины", были изолированы от высокой западноевропейской культуры. Культура шла только с просвещенного Запада. Все подобного рода утверждения насквозь тенденциозны и ни в какой мере не соответствуют действительности. Конечно, монголо-татарское иго было тяжким испытанием для наших предков. Однако не все, что шло с Востока, представляло собой только одну дикость. Русь, стоявшая между Востоком и Западом, восприняла немало ценностей, в том числе и слов, из культуры тюркских народностей, имевшей свои древние традиции, из культуры Ирана и арабов (арабские слова попадали в русский язык главным образом через тюркское посредство). В то же время никогда не было разрыва с Западом. Еще задолго до Петра I в русский язык проникает множество слов (особенно в XVI—XVII в., когда Русь становится могущественным государством) из западноевропейских языков, непосредственно или через польское посредство (ср. язык "Вестей-курантов" и многих других памятников литературы). Приток западноевропеизмов в русский литературный язык заметно преобладал по сравнению с тюркизмами. А куда относить церковнославянский язык, который играл большую роль в развитии и нашей речевой культуры, — к "дикому" Востоку или "просвещенному" Западу? Всем хорошо известно, что церковнославянский язык русской редакции — прямой наследник старославянского (древнеболгарского) языка, а тот в свою очередь много унаследовал от византийской культуры, которая продолжала традиции великой средиземноморской культуры, соками которой питалась и

 

153

 

 

продолжает питаться Западная Европа. Наука требует объективности и только объективности.

 

Не имея возможности сделать фронтальные лексические сравнения языков восточнославянских народов в их прошлом, обратимся к нашему времени, когда у нас появились разнообразные словари. Конечно, такой вынужденный выход за намеченные хронологические рамки выводит нас за пределы обозначенной в заглавии темы. И все же это лучше, чем ничего. Зная настоящее, мы можем проецировать его в прошлое. Если предположительно в начале становления восточнославянских языков расхождения между ними касались около трети их словарного состава, то каково положение дел в настоящее время? Ведущим средством общения между членами нации является теперь полифункциональный литературный язык Диалектная речь отступает на задний план. Замечено, что лексические расхождения между восточнославянскими языками заметно меньше на диалектном уровне, чем на уровне их литературных языков. Это вполне понятно: литературные языки национальной эпохи в своем словарно-семантическом составе неизмеримо богаче любого местного говора, поэтому в них имеется гораздо больше дифференциальных признаков. Впрочем, нужно учитывать такие сближающие их факторы, как роль русского языка как средства межнационального общения, а также воздействие на русский язык близкородственных украинского и белорусского языков.

 

Для сравнения наиболее удобны академические двуязычные словари. Мною взят обстоятельный Украинско-русский словарь в шести томах (УРС) [49]. В словаре помещено 121 700 украинских слов с их русскими соответствиями. Если вычесть собственные имена,

 

154

 

 

которые составляют что-то около 8% словника, то названный словарь немногим меньше по количеству слов ССРЛЯ. Что для нас в данном случае очень важно, украинские слова не толкуются описательно по-русски, а сопровождаются русскими однозначными или близкими по своему значению лексемами (когда объем значений украинских и русских слов не совпадает, дается несколько русских синонимов). Словарные статьи в необходимых случаях сопровождаются стилистическими пометами, в них имеются краткие иллюстрации. Разумеется, одному человеку не под силу сделать анализ всей этой массы слов, поэтому мною взяты только слова на букву Г. Их всего оказалось 3217, из них нарицательных 2971.

 

 

Конечно, общность словарного состава обоих близкородственных языков очевидна, но она разного происхождения. Среди общих слов заметную долю составляют интернационализмы, т.е. слова, заимствованные в национальную эпоху, среди них много специальных терминов науки и культуры, которые в значительной своей части вошли в словарный состав украинского языка из русского источника. По своим значениям они, как правило, совпадают с русскими словами, в ряде случаев отличаясь от них своим произношением, а в производных образованиях и суффиксами. Ср. габарди́н (ср. франц. gabardine), габарди́новый (габарди́новий), габари́т (франц. gabarit), гáбитус (гáбітус), гáвань (голл. haven заимствование петровского времени), гавóт (франц. gavotte), газéта с производными (в русском нет укр. газетя́р, газетя́рка "газетчик, газетчица"), газификáция (газифікáція), газифици́рованный, газифици́ровать, газифици́роваться, газовщи́к (в укр. с суффиксальными отличиями

 

155

 

 

газифікóваний, газифікувáти, газифікувáтися, газівни́к и прочие образования с газ-), газóн (франц. gazon "дерн, газон", в русском первая фиксация в 1708 г.), галáктика, галакти́ческий (галакти́чний), галерéя, галéта, галифé (галіфé), галóп, галóпом, галопи́ровать, (галопувáти), гáлстук, гáлстучный (гáлстукóвий), галéрка (гальóрка), гáнгстер, гандбóл и мн. др. В отдельных случаях в украинском языке появляются производные, которых нет в русском (ср. гальóрник — в русск. раёшник). Слов позднего интернационального происхождения, по моим подсчетам, оказалось 790, или свыше 20% всех нарицательных слов на букву Г. На другие буквы их, вероятно, будет значительно меньше, а на буквы А и Ф заметно больше 20%. Но в целом таких заимствований имеется, несомненно, меньше 20%. Анализ приведенных выше слов представляет большой интерес для истории лексики русского и украинского национальных языков, но к словарному составу великорусского и староукраинского языка прямого отношения не имеет; их надо вычесть из словарного состава обоих языков, чтобы перейти к анализу основной массы лексики.

 

Различия между языками имеют общественно-функциональное значение. С этой точки зрения можно делить слова по степени их понимания или непонимания лицами разных, хотя и близкородственных национальностей. К непонятным словам (вне контекста или даже в контексте) относятся лексемы с разными корнями или одно коренными, но настолько изменившиеся, что представители другой национальности их не узнают и не понимают (ср. однокоренные по происхождению русск. тýловище и укр. тýлуб, в др.-русск. языке тулово; любопытно, что один известный языковед, украинец по национальности, владеющий разговорным

 

156

 

 

украинским языком, но проживающий всю жизнь в русской среде, читая украинский журнал, не понял слова тýлуб; что же говорить о русских, не знающих украинского языка). Поэтому мы сначала выделим слова, разнокорневые (исконные или заимствованные в разное время) или так видоизменившиеся, что они оказываются непонятными для лиц, не владеющих обоими языками.

 

Укр. гáва "ворона", перен. "зевака" с производными гавеня́, гавеня́тко "вороненок", гáвин "вороний", гáвити "зевать"; в русских говорах (СРНГ) есть < гáва "ворона" в Новорос., у Даля — южн.; гáву дал "прозевал" в Судж. Курск. >, гáвка "гага, особая порода уток" и др. (звукоподражание праславянской эпохи) — русск. ворóна с многочисленными производными известно и в украинском языке.

 

Гáдка "мысль, предположение, предпосылка", гадкувáти "размышлять, мыслить", гáдонька "думушка" (к гадати; в некоторых южновеликорусских говорах гáдка "забота, дума, мысль, предположение") — русск. догáдка и пр. по семантике близко, но не совпадает с укр. словом (в укр. есть и догáдка и пр.). Слова гнезда гáдка непонятны для русского, не знающего укр. языка.

 

Гáйворон "грач", иногда "ворон", гáйвороння "грачи", гайвороня́, гайвороня́тко "грачонок", гайворóнячий "грачиный" (в русских говорах очень редко гáйворон, грáйворон) — русск. грач, грачóнок, грачи́ный (укр. грак менее употребительно, чем гáйворон).

 

Гайнувáти(ся) "тратить(ся), растрачивать(ся), мотать, проматывать(ся), спускать, расточать", гайнувáння "трата, мотовство, расточительство" — в русск. трáта, трáтить(ся), проматывать, мотовство и другие синонимы. Укр. гайнувáти(ся) и пр. имеет

 

157

 

 

свои синонимы — пример синонимических расхождений близкородственных языков.

 

Ср. еще гáлас "шум, нестройный гул голосов, галдеж, шумиха", галасáти "кричать (на кого-либо)"; галасувáти "галдеть, шуметь, вопить" и другие производные — в русском значения этих слов передаются разными лексемами. Гáлити — торопить; гáлитися — торопиться, спешить и т.д., и т.п. Таких слов на букву Г мною насчитано около 750, или 25% словника УРС. Однако эта цифра весьма относительна. Более точные сведения мы получили бы от русского интеллигента, не знающего украинского языка, который, читая украинские тексты, вынужден был бы заглядывать в украинско-русский словарь. Ведь многие украинские слова имеют неодинаковые объемы значений и способы употребления, фонетические и морфолого-словообразовательные оформления, что играет немаловажную роль в понимании текста. Особенно это относится к пониманию устной украинской литературной речи. Ср. грязелікáрня "грязелечебница" (особенно грязелікувáльний "грязелечебный", грязелікувáння "грязелечение"), громовідвід "громоотвод", гречкосій "землепашец", грабіжник "грабитель", гостри́ти "точить", гостри́льник "точильщик", гости́на "пребывание в гостях, посещение", горóддя́ "огороды" и мн. др. Корни этих слов общие с русскими словами, что-то проглядывает похожее, знакомое, а вот что именно, неясно или не очень ясно, что затрудняет понимание. Однажды в Киеве мне пришлось встретиться с курьезным случаем: в гостинице при заполнении анкеты служащая украинка спрашивает приезжего "відкіль?" (буквально отколь "откуда"), а приезжий, подумав, отвечает: "Петров", полагая, что у него спрашивают его фамилию.

 

158

 

 

Только сравнительно небольшой слой русских и украинских слов полностью совпадают друг с другом; гли́на — гли́на, глáдити — глáдить, гладь — гладь, ги́бель — ги́бель, гадю́ка — гадю́ка и др., но и в этих случаях степень употребительности слов не всегда одинакова. Ср. гóрод — гóрод ( в укр. яз. обычно місто, а город встречается редко).

 

Те же трудности представляет и лексика русского языка для украинцев, совсем не владеющих русским языком, хотя бы пассивно (правда, таких украинцев теперь немного, поскольку русский язык как средство межнационального общения широко распространен на Украине, преподается в украинских школах). Ср. русск. гвоздь — укр. цвях, гвіздóк; главáрьватажóк, проводи́р; глагóл (грам.) — дієслóво; глазóко; глазíнкиоченя́та; глупетьдурніти; годрік; грёза мрíя; грóмкийголосни́й, гучни́й; грýдакýпа и т.д., и т.п. Русско-украинское соотношение в лексике в общем такое же, как и украинско-русское. Правда, тут нужно учитывать, что в XIX—XX вв. имело место значительное влияние русского языка на украинский, гораздо большее, чем украинского на русский (в конце XVI в. и в XVII в., наоборот, преобладало украинское воздействие). Остается несомненным одно: лексико-семантические особенности русского и украинского языков стоят на языковом, а не диалектном уровне. Правда, нам известны языки, диалекты которых настолько разошлись между собой, что их носители вовсе не понимают друг друга, а языки все же не распадаются на отдельные самостоятельные единицы (ср. диалекты немецкого или китайского языков). Однако, когда речь идет о народе или нации, нужно учитывать кроме лингвистического признака и другие их общественно-исторические

 

159

 

 

особенности, в частности сознание членов этих этнических единиц своей особенности, отдельной общности. У близкородственных восточных славян до сих пор живо представление об их общем происхождении и в то же время четко сложилось понимание своей этнической самостоятельности. В течение ряда столетий достаточно ясно они отличают друг друга и по языку. Оригинальность и самобытность их языковых систем очевидна. Сняв поздние заимствования и новообразования эпохи наций, исследователи получат в лексике современных восточнославянских языков богатейшие материалы для реконструкции словарного состава русского, украинского и белорусского языков времени их донационального возникновения и развития (начиная примерно с XIII—XIV вв.). Можно с большей или меньшей уверенностью предполагать, что важнейшие лексико-семантические (как и фонетико-морфологические) отличия между восточнославянскими языками сложились в XIII—XIV — XVII столетиях. Для того чтобы конкретно представить себе своеобразие лексико-семантической системы языка великорусского народа (как и языков украинского и белорусского народов), нужны обширные исследования не только материалов, заключенных в нем самом, но и всесторонние историко-сопоставительные работы без которых невозможно полное описание этой системы, ее становления и развития. Конечно, масштабы таких исследований очень велики, и выполнены они могут быть еще не скоро.

 

Выше у нас шла речь о русско-украинских лексических взаимоотношениях. Не меньший интерес представляют и русско-белорусские словарные своеобразия. И здесь мы берем словари литературного языка. Функционально литературный язык представляет собой

 

160

 

 

одну языковую единицу, как и отдельный говор (а не совокупность всех говоров), с тою, конечно, огромной разницей, что он является ведущим средством общения всей нации и неизмеримо богаче любого говора, тогда как говор — средство общения региональной группы людей. Конечно, говоры в целом содержат в себе богатые материалы для изучения лексики языков восточнославянских народов донациональной эпохи, но сводные диалектологические словари украинского и белорусского языков еще не составляются (а в них имеется огромная потребность), и сводный "Словарь русских народных говоров" еще не с чем сопоставлять, поэтому мы пока ограничиваемся сравнением словарей литературных языков.

 

Самым большим словарем белорусского литературного языка является пятитомный "Тлумачальны слоўнік беларускай мовы" (ТСБМ) [50]. В этом словаре на букву Г помещено около 2000 слов. Интернациональных, известных и в русском языке, заимствованных из греческого, латинского и западноевропейских языков, слов с их белорусскими производными оказалось много — около 700, или около 30% всего словника, т.е. заметно больше, чем в украинско-русском словаре. Объясняется это разными причинами. Во-первых, ростом интернациональной лексики, в том числе вливающейся в литературный язык из специальной терминологии, за последние двадцать пять лет (украинский словарь, т. I, вышел в 1953 г., а белорусский, т. II — в 1978 г.). Во-вторых, неодинаковым подходом составителей указанных словарей к показу производных слов. Ср. белорусск. гідрафíзіка, газанýць и т.п., которые отсутствуют в украинско-русском словаре (в одиннадцатитомном толковом словаре эти слова обычно уже имеются: гідрофíзика,

 

161

 

 

газонýти и т.д.). Надо полагать, что на другие буквы (за исключением немногих) удельный вес заимствований заметно меньше, чем на Г, и примерно одинаков, как в русском и украинском языках. Кроме того, большинство слов такого рода являются в восточнославянских языках новообразованиями по восточнославянским словообразовательным моделям.

 

В белорусском словарном составе, как и в украинском, имеются слова, не свойственные русскому языку (корнеосновы разного происхождения, исконнославянские и заимствованные, слова с другим объемом значений и разным префиксально-суффиксальным оформлением, не говоря уже о специфике их звукового облика, разной частотности и специфики употребления в тексте). Такие слова составляют большую часть словарного состава белорусского языка, хотя их меньше, чем в украинском языке. Приведем здесь некоторые примеры. Гавóрка "разговор, разговоры, говор" и др. значения (в СРНГ это слово <говóрка> с его значениями отмечено в смоленских, тверских, псковских и некоторых других западных говорах). Гадавáць "растить, выращивать, воспитывать, отращивать" (в СРНГ <годовáть> с другими значениями "жить, проживать, праздно проводить время, бездельничать", а с значениями, имеющимися в белорусском языке, слово выделено как омоним и фиксируется в западных и некоторых южновеликорусских говорах), гáлас "гам, галдеж, нестройный разговор" (отмечено только у Даля гáлас как южное), галгáн "голодранец", ганéбны "постыдный, подлый, предосудительный" с производными, глéба "почва" с производными (глебаапрацóўчы "почвообрабатывающий", глебаахóўны "почвозащитный", глéбавы "почвенный" и др.), глей "ил, вязкая глинистая почва" (СРНГ —

 

162

 

 

западные и отчасти южно великорусские говоры), гук "звук" (гукавы́ "звуковой", гукааперáтар "звукооператор", гуказáпіс "звукозапись" и другие слова с гук-, которых в ТСБМ помещено 33; в СРНГ несколько диалектных слов с гук- занимают широкую полосу западных и юго-западных говоров) и мн. др. Таких слов достаточно, чтобы серьезно затруднить понимание белорусской речи у русского, не владеющего белорусским языком (беглая устная речь окажется почти непонятной).

 

В то же время в отличие от украинского языка в белорусском литературном языке имеется довольно большой лексический запас, совпадающий или почти полностью совпадающий с соответствующими русскими словами: гавары́ць — говори́ть, гаварлíвы (имеется и гаваркí, чего нет в русском) — говорли́вый, гаварýнговорýн, гавары́льня — говори́льня, гаварэ́нне — говорéнье и др.; гадáць — гадáть, гадáнне — гадáнье, галавакрýжны — головокружи́тельный, галавакружэ́нне — головокружéние, галавалóмка — головоломка, галаванóгі — головонóгий, галаварэ́з — головорез, галавáсты — головáстый, галаваця́п — головотя́п, галаваця́пскі — головотя́пский, галаваця́пства — головотя́пство и т.д. и т.п. Часть этих слов является общим древнерусским наследством и общими поздними новообразованиями, а другая часть — результат воздействия русского языка.

 

Большой интерес представляет сравнительное изучение украинской и беларусской лексики, выяснение, в чем сходятся и расходятся между собой восточнославянские языки как в их прошлом, так и настоящем. Что касается прошлого (донациональной эпохи), то предстоит еще прежде всего создание и публикация

 

163

 

 

капитальных исторических словарей, без которых невозможно охватить развитие словарного состава восточнославянских языков в целом. Изучение их настоящего состояния гораздо доступнее, поскольку мы имеем обстоятельные словари, толковые и двуязычные. Из двуязычных словарей следует отметить украинско-белорусский словарь В.П. Лемтюговой [52]. Правда, по объему словарь В.П. Лемтюговой меньше словарей, которые мы использовали выше, и не имеет иллюстраций, но о соотношении в лексике украинского и белорусского (также и русского) литературных языков по нему судить можно, хотя данных и недостаточно. На буквы Г и Д в словаре В.П. Лемтюговой помещено около 1450 слов. Нужно иметь в виду, что сознательно или несознательно автор словаря отбирал дифференциальную лексику и меньшее внимание уделил лексике общей, что диктовалось практическими целями словаря. Удельный вес слов, отличающий украинский язык от белорусского, оказался достаточно велик. Ср. габéлкóвий — апóйкавы "из телячьей кожи" (русск. опóйковый), габéлок — апóйка, "телячья кожа" (в СРНГ габёлок курск., юго-зап.), гáваварóна (СРНГ — курск., южн.), гавеня́вараня́, варанё (СРНГ нет), гáвин, гáв'ячий — вараня́чы, варóнін, гáвити — зявáць (СРНГ — укр. слова не отмечены), гавкýн — разг. сабáка (СРНГ — нет; далее в тех случаях, когда украинизмы и соответствующие белорусизмы отсутствуют в русском языке, указания на это даваться не будут), гадáти (и производные — дýмаць, раздýмваць, меркавáць (СРНГ — гáдка "забота, дума, мысль, предположение", курск.), гáйворонграк (грак есть и в укр.; СРНГ — зап. и южновеликорус. говоры), гайнóгной, кал, беспарáдак (обл. гáйна, СРНГ — гáйно и гайнó в различных

 

164

 

 

говорах и в разных значениях), галýза (отросток от ствола, дерева, куста) — Галява, гальмóтóрмаз, гальмóвийтармазны́, гальмувáтитармазíць (и все другие производные), гаптувáтивышывáць, гармáшпушкáр, артылеры́ст, гáрнийпрыгóжы, дóбры, харóшы (СРНГ — гáрный в разных говорах, преимущественно в южновеликорусских, гáрно и др. с близкими украинскому слову значениями), гáслолóзунг, сігнáл; гедзь, гедз — авадзéнь, сляпéнь, гелготáти, гелготíти — гагатáць (о гусях), гíднийвáрты, гóдны, глитáйміра'ед, жываглóт, глýзинасмéшки, кпíны (кпíны — полонизм) (СРНГ — глýзы и кпи́ны нет, отмечено смол. кпиць "насмехаться"), голомóзий лы́сы, пляшы́вы (СРНГ —голомóзый "плешивый", зап., Краснодар.), грозá навальнíца, бýра (белор. гразá "то, что наводит страх, ужас").

 

В большинстве случаев, когда В.П. Лемтюгова приводит лексические расхождения между украинским и белорусским языками, белорусизмы совпадают полностью или частично с русскими словами, хотя имеются и обратные случаи (ср. грозáнавальнíца). Немало имеется и примеров украинско-белорусских схождений, вовсе не свойственных русскому языку или нашедших свое отражение только в его говорах (преимущественно юго-западных): мóваязы́к, гóді, гóдзеконéц "все, дальше нельзя", рахýнок, рахýнаксчет и другие слова; лáгідний, лагóдныкроткий, спокóйный и другие слова, и многие другие такого же рода схождения и расхождения.

 

Поскольку в однотомных двуязычных словарях в первую очередь отбирается лексика, отличающая один язык от другого, следует посмотреть не только украйнско-русские, белорусско-русские, белорусско-

 

165

 

 

украинские, но и русско-украинские, и русско-белорусские словари. В "Русско-украинском словаре" под ред. М.Я. Калиновича [52] содержится 80 000 слов, из них на буквы Г и Д приходится около 4000 слов, не считая собственных имен и производных от них. Нужно заметить, что составители словаря заметно тяготели к включению в число украинских слов русизмов, что выявляется при сопоставлении этого лексикографического труда с шеститомным украинско-русским словарем и одиннадцатитомным толковым словарем украинского языка. И все же, если не учитывать интернационализмы и слова, обозначающие явления современной культуры, где приток русизмов в украинский язык особенно заметен, свыше половины украинской лексики отсутствует в русском литературном языке: гадáлка — ворóжка, гадáтельно — здогáдно, непéвно; гáдость — гадóта, гáер — блáзень, гáерничать — блазнювáти, галдéж — гáлас, гáмір; галдéть — галасувáти, гвоздь — цвях, ги́бкий — гнучки́й, главáрь — ватажóк, проводи́р; глýпый — дурни́й, годовóй — річни́й, реже рокови́й, голубóй — блаки́тний, горю́чее — пальнé, госпóдствовать — панувáти, гриб — гýба, грóмкий — голосни́й, гучни́й; грязни́ть — брудни́ти, гумнó (о постройке) — стодóла, густерá (рыба) — плоски́рка, плоскиря́; дабы — щоб, дáже — нáвіть, длинá — довжинá и мн. др.

 

В однотомном "Русско-белорусском словаре" [53] содержится 86000 слов. Удельный вес слов, общих с русским языком, в нем больше, чем в указанном выше "Русско-украинском словаре", хотя, пожалуй, около половины составляют слова, который нет в русском литературном языке (глазни́квóчнік, глашáтайвяшчáльнік, граждани́нграмадзя́нін, гребéцвясля́р, грома́дагмах, грóмкийгýчны,

 

166

 

 

мóцны; громыхáть — грукатáць, дáже — нават, нат, дви́гатель — рухавíк, дéло — спрáва, дешéвый — тáнны, дивáн — канáпа, довéсить — давáжыць, дóлжен — вíнен, павíнен и мн. др.).

 

Конечно, наши подсчеты относительны и должны уточняться, но мы не ошибемся, если скажем, что белорусский язык по своим словарным особенностям стоит ближе к русскому языку, чем украинский, занимая среди восточнославянских языков срединное место. Однако и его особенности (в сочетании с фонетико-грамматической спецификой) таковы, что русский, не владеющий белорусским языком, с трудом понимает (а то и вовсе не понимает) беглую белорусскую литературную речь. Недаром существуют переводы с белорусского языка (особенно замечательной художественной литературы) на русский. Если говорить об известной близости украинской и белорусской лексики, то она имеет разное происхождение: 1) унаследование от древнерусского языка юго-западных диалектных особенностей, 2) общность словообразования на основе древнерусского лексического фонда, отличавшаяся от русских новообразований, 3) заметный слой полонизмов, всестороннее и строго объективное исследование которого еще предстоит выполнить. И, конечно, мы никогда не должны забывать о лексической близости восточнославянских языков, прямой и видоизмененной.

 

Двуязычные словари, удобные для сравнения, в то же время имеют свои недостатки: обычно они кратки, имеют мало иллюстраций или вовсе их не имеют, что затрудняет установление семантической совокупности, заключающейся в каждом сопоставляемом слове, более уязвимы в отборе слов. Более надежными источниками являются большие академические одноязычные

 

167

 

 

толковые словари, хотя сопоставительная работа и здесь имеет свои затруднения. Нужно испробовать и этот путь сравнения. Сначала мы возьмем первые 500 слов из "Словника української мови" (СУМ) [54] на букву Г и сопоставим их с соответствующей частью ССРЛЯ. В этот отрезок входят слова га- — гарбузóвий. В ССРЛЯ до гарб- оказалось 225 слов — более чем вдвое меньше, чем в СУМ. Интернационализмов и совпадающих в обоих словарях производных от них в СУМ оказалось около 150 слов (22% словника), а в ССРЛЯ около 135 слов (или более половины словника). Такое различие между этими словарями вызвано разными причинами: скупостью подачи в ССРЛЯ исконных слов, широким привлечением в этом словаре производных от западноевропейских заимствований и др. Интернационализмы распределяются по буквам алфавита и по их отдельным частям очень неравномерно. На га- их оказалось очень много. По своим значениям и употреблениям в русском и украинском языках они в общем совпадают, однако имеются различия в их словообразовании: газонепроникни́й — газонепроницáемый, газонепрони́кність — газонепроницáемость, газопровíдник — газопровóдчик, галопувáти — галопи́ровать, гальванізувáти — гальванизи́ровать (возможно и гальванизовáть), гарантóваний гаранти́рованный и др. Интернационализмы объединяют восточнославянские языки. Но они явление позднее. Объединяют их издревле и в процессе совместного существования слова древнерусской эпохи и общие производные от них. Слов этой категории, более или менее совпадающих по своим значениям (или вовсе семантически тождественных), я насчитал 55 (11%), ср. звукоподражательное гав, гáвкати, гáвкання (гавканье),

 

168

 

 

гагáра, гагáрка, гад, гадáти "ворожить (гадать)", гáдина, гадю́ка, гадю́чка, гадю́чник, гáйка, гáєчка, гак, гáкати, гáкнути, (гáкать, гáкнуть), гáлка, галýшка, галýшечка (в русском из украинского), гáлька, гáмуз, гáмузом и др. Остальную часть лексики можно разбить на группы: 1) слова с общим корнесловом, но разошедшиеся по своим значениям, 2) слова, вовсе отсутствующие в русском литературном языке.

 

К первой группе относятся такие, как гадáти "думать, размышлять, полагать" и пр., гарáзд "счастье, благополучие", гáлас "шум", галасли́вий "шумливый, шумный", галасувáти "шуметь, галдеть, вопить" и др. Хотя в этой лексической группе имеется иное, чем в русском, оформление, все же у русского они вызывают какие-то ассоциации со своими словами. Большая же часть слов этого отрезка словаря остается неизвестной: гáва "ворона", гаволóв "бездельник", гáзда "хозяин", газди́ня "хозяйка", газдувáти "хозяйничать", гайнýти "быстро побежать, помчаться", гамáн "кожаная сумочка для денег" и т.п.

 

Совершенно другое соотношение лексических слоев мы обнаружим в других частях словаря. Возьмем отрезок на Ж жіронди́ст. В СУМ в нем содержится описание 500 слов, а в ССРЛЯ 660 (сказался переход от полугнездового способа расположения слов к строго алфавитному, что позволило составителям больше уделять внимания производным словам: на самом деле слов должно быть больше, если бы учитывались все сложносоставные слова с исходным начальным производным типа жиро..., при которых приводится четыре-пять примеров, после которых ставится "и т.п.").

 

Интернационализмы греко-латинского и западноевропейского происхождения в этой части словарей

 

169

 

 

единичны. В СУМ: жакáрдовий "такой, который служит для изготовления тканей с особо сложным рисунком (в ССРЛЯ нет), жакéт, жакéтик, жакéтка, жалюзí, жалюзíйний жандáрм, жандармéрія, жандáрмський, жанр, жанри́ст, жáнровий, жанти́льний, жаргóн, жаргонíзм, жаргóнний, жасми́н, жасми́нний, жасми́новий, желати́н, желати́на, желати́новий, желé, женьшéнь, жест, жестикулювáння, жестикулювáти, жестикуля́цíйний, жестикуля́ція, жетóн, жи́клер (в ССРЛЯ нет), жирандóль, жирáф, жирáфа, жирáф᾽ячий, жироскóп (гіроскóп), жірóнда, жіронди́ст — всего 38 слов, включая и производные, образованные на восточнославянской почве, или 7,6% словника. Примерно то же соотношение интернационализмов к словарному составу и в ССРЛЯ, в котором есть несколько слов, отсутствующих в СУМ. Очень немного слов имеется в СУМ, которых вовсе нет в ССРЛЯ (в русском литературном языке). Ср. жарт "шутка, балагурство" (< польск. żart) с производными, жебрáк "нищий" (< польск. żebrak) с производными и немногие другие.

 

Основная масса различий между русским и украинским литературными языками приходится на словообразовательные и семантические отличия: жадáний "долгожданный, милый, дорогой", жáдібний "жадный, алчный, желающий пить", жадли́вий, то же ( жáдний употребляется редко), жалкувáти "жалеть, сетовать на кого-либо", и т.п. Конечно, такие расхождения (а их много) тоже вызывают затруднения в понимании украинской речи русскими.

 

Приведенные выше сравнения являются всего лишь пробами, предварительными опытами. Лексические особенности восточнославянских языков в их прошлом и настоящем могут считаться установленными только

 

170

 

 

при условии полного и всестороннего сравнения их словарного состава как литературных языков, так и диалектов и иных разновидностей речи. Не следует забывать, что слова живут не вне контекстов их употребления, по-своему представлены в словосочетаниях и фразеологии, имеют разные оттенки значений, далеко не всегда одинаково в парадигматическом плане составляют лексико-семантические группы, нередко в отдельных языках и диалектах имеют разную стилистическую окраску, неодинаковую частотность и т.д. и т.п. Можно устрашиться поистине безграничного объема предстоящих исследований в этой области. Конечно, такая всеобъемлющая и обобщающая работа не может быть выполнена в ближайшее время, а может быть, и никогда, поскольку объектов исследования мы имеем здесь бесчисленное множество, словарный состав постоянно пополняется и видоизменяется. И все же и теперь мы можем хотя бы приблизительно установить некоторые важные лексико-семантические особенности исторического развития восточнославянских языков и их современного состояния, унаследованную от древнерусской эпохи общность и приобретения в ходе истории, специфику каждого из близкородственных языков, без которых их бы не было.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]