III. СТРАНА ТЮРКИЕ: РУМЕЛИЯ И АНАТОЛИЯ
1. Чудо Босфора 197
2. «Двухматериковый» город 200
5. Турция деревенская и провинциальная 222
6. Зеленая Бурса 228
«Тюркие Джумхуриети» (Турецкая Республика) или «Тюркие» (Турция) — этими арабскими по происхождению словами называют турки свое государство, свою страну. Две далеко не равные между собой географические части Турции — Румелия, или Восточная Фракия (европейская часть), и Анатолия (азиатская) — сохранили до наших дней свои исторические названия. Граница между Европой и Азией проходит в Турции по Черноморским проливам — Босфору и Дарданеллам — и Мраморному морю.
Почти вся Турция лежит в Азии; только 3% ее территории находится в Европе, занимая небольшой восточный выступ Балканского полуострова. Но это дает ей право считаться одновременно и азиатской и европейской страной, участвовать во всех и азиатских и европейских международных мероприятиях — от политических форумов до спортивных состязаний. В мире есть три «двуматериковых страны»: СССР, Турция (европейско-азиатские государства) и Египет (африканско-азиатское). Но только Турция имеет город, расположенный на двух континентах, Стамбул, разделенный Босфором.
Большая часть Стамбула лежит на европейских берегах Босфора, в Румелии. Других крупных городов здесь нет. Сама Восточная Фракия — это низменность, лишь вдоль Черноморского побережья тянется горный хребет Истранджа, отрог Балканских гор, высотой до двух с половиной тысяч метров. Климат Восточной Фракии умеренно-теплый.
С Румелией резко контрастирует разнообразием рельефа и климата Анатолия, страна гор и равнин, обширных плато и узких ущелий. Горы здесь никогда не отпускают вас далеко: даже если вы окажетесь в центре самой большой анатолийской равнины — все равно вдали, на горизонте, будут маячить горные цепи, как постоянный задник театральной декорации. А чем дальше на восток, тем теснее сжимают они долины и все стремительней громоздятся ввысь. Горы занимают все больше пространства, становятся массивней, а на самом северо-востоке Турции сплетаются в тугой и запутанный узел величественного Армяно-Курдского нагорья. Его наивысшая точка — Большой Арарат (5165 метров над уровнем моря), правильный вулканический
194
конус которого покрыт шапкой вечных снегов. Он хорошо виден с советской территории, из Еревана: «Весь ослепительный, весь белый, в рубцах задумчивых морщин»...
В то же время Анатолия, ее основная срединная часть, — это степная страна. Правда, здесь нет бескрайних степей, как на Украине, в Южной России или Казахстане, — анатолийские степи всегда упираются в гряду гор или расчленяются хребтами. Степи тут как бы наложены на горный рельеф, приподняты горами и плоскогорьями — повыше к небу, к солнцу. И летом солнечные лучи безжалостно выжигают их, превращая местами в полупустыни... Иногда степной ландшафт вспухает пузырями холмов, словно перебродившее тесто в гигантской квашне.
Горный рельеф не только создает вертикальную климатическую поясность, но и вызывает разнообразие в климате отдельных районов: теплые долины чередуются с холодными плато, влажные предгорья на побережье — с засушливыми равнинами внутренних областей.
И вместе со всем этим Анатолия — еще и морская страна. Ведь, в сущности, это полуостров, окруженный Черным, Мраморным, Эгейским и Средиземным морями. Анатолийский полуостров опоясан полосой морских субтропиков, которая тянется вдоль побережья. На Средиземноморье субтропики дважды глубоко проникают внутрь страны. Это вечнозеленые низменности Анталья и Чукурова, плодородные почвы которых намыты реками Аксу, Сейхан и Джейхан. Чукурову называют «вторым Египтом»: помимо хлопчатника здесь выращивают и тропические культуры — сахарный тростник, бананы, финиковые пальмы. На Эгейском и Мраморноморском побережье субтропики прорезают Анатолию, распространяясь вдоль речных долин. На Черноморье, открытом северным ветрам, субтропический пояс ненадолго прерывается, но на востоке вновь набирает силу и смыкается на советско-турецкой границе под Батуми с субтропической зоной Советского Союза.
Анатолию называют страной природных контрастов. Спору нет, это выражение избито, да и немало стран изобилует резкими различиями в своем рельефе, климате, растительности. Однако анатолийские контрасты уместились на сравнительно небольшой площади и оттого ощущаются сильнее, сразу бросаясь в глаза путешественнику. Действительно, по географическим контрастам Анатолия не уступает даже такой огромной стране, как СССР, но ведь ее территория почти в 30 раз меньше! ?
Летом Анкара изнывает от жары, как какой-нибудь среднеазиатский городок, окруженный полупустыней. Но, выехав из нее по дороге, ведущей на север, через 70—80 километров попадаешь в лес, полный рыжиков и маслят, словно где-то в средней полосе России. А если продолжить путешествие дальше, то
195
спустя три-четыре часа ваша машина окажется среди дюн и сосен Черноморья. Всего за несколько часов, причем без помощи самолета, вы перенесетесь из зноя полупустыни, оживленной лишь редкими отарами овец, в прохладу лесов, полных птичьего гомона, — как бы из Средней Азии в Прибалтику.
На южной и западной окраинах страны вас встретят яркие краски субтропиков, а на востоке — угрюмые скалы глубоких ущелий и суровые пейзажи холодного высокогорья. В Анатолии сошлись вместе очарование средиземноморских ривьер, романтическая красота Кавказа, величие среднеазиатских пустынь. В то время как по выжженной степи гуляют суховеи, на вершинах гор лежат снега. Здесь как бы встречаются Сибирь и Сахара. Один и тот же порыв ветра колышет и финиковую пальму в долине Чукуровы и северную ель в горах Курдистана. Рычанье евфратской пантеры перекликается с ревом медведя горной Армении.
Резкие различия отдельных областей Анатолии были известны человеку еще в древние века. И ее античное подразделение на провинции прекрасно отражает контрасты этой страны. Древняя Лидия — это современный Эгейский район, славящийся плодородием своих почв и благодатным климатом. Недаром богатства царя Лидии Крёза вошли в поговорку. Но дальше на восток, за Лидией, лежит Фригия, земля сухих степей. «Сожженная Фригия», — называли ее римляне. Кария и Ликия, занимающие юго-западный угол Анатолии,—это горные районы с долинами, выходящими к Средиземному морю. Памфилия — область субтропиков, Киликия — страна огромных горных хребтов и глубоких каньонов...
Благодаря разнообразию климата и плодородию почв в Анатолии прекрасные условия для земледелия. Во многих районах снимают по два урожая в год. Пшеница, ячмень, овес, опийный мак отлично растут в сухих центральных областях, кукуруза и табак — во влажном Причерноморье, хлопчатник и рис — в средиземноморских долинах. Инжир, виноград, оливки составляют славу Эгейского района. Абрикосы, персики, айва, гранаты, апельсины, мандарины, лимоны произрастают почти повсеместно, не говоря уж о яблоках, грушах, сливах, бахчевых культурах и овощах. Лещинный орех — фундук, составляющий важную статью турецкого экспорта, растет в изобилии в Причерноморье.
Флора Анатолии насчитывает более девяти тысяч видов и может сравниться только с ботаническими сокровищами Кавказа. В стране сохранились редкие виды деревьев — гигантские платаны, ливанские кедры...
Анатолийские пастбища — зимой на равнинах, летом в горах — дают обильный корм скоту. Кстати, плато Анатолии — родина ангорских коз, дающих высококачественную шерсть — знаменитый мохер.
196
Богата Анатолия и полезными ископаемыми, особенно рудами таких ценных металлов, как хром, марганец, вольфрам, кобальт, молибден, уран. Есть залежи железной, медной, свинцовой и цинковой руд. Значительны запасы бокситов, ртути, серы, соли. Энергетические ресурсы представлены каменным и бурым углем. Найдены и разрабатываются месторождения нефти (правда, за их счет Турция покрывает только одну треть своих потребностей в жидком топливе). Горные реки Анатолии обладают большими ресурсами гидроэнергии, а в узких ущельях, где они протекают, легко сооружать плотины для ГЭС.
Впервые я увидел Турцию с самой выигрышной ее стороны — с Босфора... Теплоход, вышедший из Одессы курсом на Стамбул, пересек Черное море за сутки, и вот от советской земли меня отделяет уже около пятисот километров. В легкой дымке утреннего тумана все чаще появляются рыбачьи суденышки, баркасы, фелюги с черными косыми парусами — первые вестники приближающейся суши. Наконец, показываются и очертания турецких берегов. Все отчетливее вырисовывается устье Босфора. Видны два маяка по обеим его сторонам: справа, на европейском берегу, — Румели-фенери (маяк Румелии), а слева, на азиатском, — Анадолу-фенери (маяк Анатолии). Теплоход медленно входит в Босфор, словно в тесные ворота, и идет по проливу, этой условной границе между Европой и Азией.
Босфор — великолепное, ни с чем не сравнимое зрелище. Этот морской пролив, окаймленный живописными зелеными берегами, напоминает величавую реку, то сужающуюся, то широко разливающуюся. Только специфический «соленый» запах морских брызг от набегающих волн да необычайная голубизна и прозрачность воды, как это бывает в солнечные дни на Черном море, напоминают, что теплоход плывет все же по морскому проливу, а не по какой-то сказочной реке...
Босфорские ландшафты необычайно красивы. Они ласкают и чаруют взор бесконечной изменчивостью линий, изяществом очертаний прибрежных склонов, где высятся стройные кипарисы и гигантские платаны (или, как их называют на Востоке, чинары), где развертывают свои розовые и фиолетовые гир-. лянды багряник и глициния и раскидывает серебристо-синий плащ вереск, как бы укрывая холмы на случай непогоды.
В древности Босфор называли восьмым чудом света. Еще аргонавты, плывшие через этот пролив в Колхиду за золотым руном, восторгались его красотой.
Происхождение Босфора — геологическая загадка. Этот пролив — словно искусственный канал, прорытый между Балканами
197
и Малой Азией для выхода из Черного моря в Атлантический океан.
Согласно одной из гипотез, Босфор молод геологически. Примерно десять тысяч лет назад растаял ледник, покрывавший большую часть Европы. Его воды, переполнив Черное море, хлынули дальше на юг, образовав Босфор, Дарданеллы и затопив Эгейскую сушу. Не навеяны ли этой гигантской катастрофой мифы о всемирном потопе?
В силу черноморских вод начинаешь верить, когда видишь, как зимой и весной Босфор показывает иногда свой далеко не безобидный нрав. В это время он выглядит суровым, порой даже злым. Северные ветры врываются в устье. Холодный влажный воздух несется по проливу, как по аэродинамической трубе, заставляя ежиться от зябкой сырости, пронизывающей до костей. Скорость течения в Босфоре повышается. Ближе к весне, когда в бассейнах Дуная, Днестра, Днепра и других рек, впадающих в Черное море, начинают таять снега, течение достигает максимальной скорости. В узких местах пролива вода бурлит, как в кипящем котле. Словно стрелы, несутся босфорские струи вдоль берегов. Этот стремительный поток турки называют «шейтан акынтысы» — «чертово течение».
Еще одна из особенностей Босфора — его второе, глубинное течение, идущее в обратном направлении — в Черное море. Об этом заявил еще в 1681 г. итальянец Марсальи. Но ему никто не поверил. А ровно через двести лет, в 1881 г., в Тифлисе в «Известиях Кавказского отделения Русского географического общества» была опубликована заметка И. И. Стебницкого. «Русский капитан Югович, — писал автор заметки, — доставил мне интересные сведения о босфорских течениях. По словам этого капитана, живущего в Стамбуле уже 30 лет, отличного знатока Босфора, на некоторой глубине пролива есть обратное течение из Мраморного моря; оно нередко заметно при рыбной ловле»... В том же году в Босфоре появился русский корабль «Тамань» под командованием молодого океанографа, будущего прославленного флотоводца и адмирала С. О. Макарова. С корабельной шлюпки, вышедшей на середину пролива, спустили ко дну на тросе бочонок с водой. Матросы подняли весла, и произошло невероятное: вместо того чтобы дрейфовать в сторону Мраморного моря, шлюпка пошла к Черному морю, против видимого течения. Бочонок, подхваченный нижним течением, тянул ее в противоположном направлении. Так было окончательно доказано существование двух встречных босфорских течений.
Верхнее течение обусловлено тем, что уровень Черного моря выше уровня Мраморного, а глубинное — разницей в удельном весе вод этих морей. Мраморноморская вода более соленая, т. е. более тяжелая, чем черноморская, и идет поэтому низом. Общий баланс обмена водами не в пользу Черного моря:
198
из него воды вытекает почти в два раза больше, чем притекает из Мраморного.
Берега Босфора образованы двумя грядами холмов. Иногда они высоки, круты, обрывисты и похожи на крепостные стены. Но чаще понижаются, и в этих местах селения сбегают прямо к воде. Дома теснятся все ближе и ближе к водной глади. Многие стоят, спустившись на самую кромку берега, иные — как бы даже шагнули в воду, словно деревенские мальчишки, что сбежали с пригорка к речке и, не сумев сразу остановиться, залетели на мелководье... Стоят дома на Босфоре, опустив ноги-сваи в воду после стремительного бега вниз с холмов, будто хотели получше разглядеть чудо босфорское, да так и застыли, удивленно раскрыв стеклянные глаза окон. Рядом с домами или под ними — за сваями — вырыты земляные ниши для хранения каиков — рыбачьих лодок. Лодки — весельные, парусные, моторные — сбились стайками у небольших причалов; лежат, перевернутые, на песчаных отмелях. Всюду сушатся сети.
Наверху, по гребням холмов, дома разбросаны группами. Это босфорские деревни. Чистенькие, окрашенные в белый и голубоватый цвета домики удивительно напоминают кварталы старой Винницы над Южным Бугом или какого-то другого украинского городка на реке.
Теплоход идет дальше, берега Босфора то раздвигаются, то сближаются. Начинает казаться, что плывешь по цепи озер, соединенных каналами. Вдруг берега круто лезут вверх, и цепь озер словно проваливается в ущелье, зажатое обрывистыми склонами. Быть может, именно здесь родился у древних мореплавателей миф о сталкивающихся друг с другом скалах — Сцилле и Харибде?..
Ныне Босфор украшен гигантским висячим мостом, соединившим берега Европы и Азии. Мост гармонично вписался в босфорские ландшафты. Его тонкое, изящное коромысло легко опирается на берега пролива, еще более подчеркивая округлые линии прибрежных холмов. Его длина более полутора километров. Настил моста висит над водой на высоте 64 метра, и под ним свободно могут проходить самые высокие в мире суда, даже рекордсмен по этой части лайнер «Франс», имеющий высоту 55 метров. Движение по мосту в шесть рядов: три в Азию, три в Европу. Есть и тротуары для пешеходов.
Начиная от старинных крепостей Румели-хисары и Анадолу-хисары, стоящих над самой узкой частью пролива на противоположных берегах, все чаще и чаще появляются большие старинные, потемневшие от времени здания казарм, арсеналов, складов, замысловатые дворцы бывших султанов и пашей, ослепительно белые мечети, загородные виллы, отчетливо вырисовывающиеся на фоне темной зелени парков и садов.
В наиболее живописных местах высятся нарядные дома в
199
несколько этажей, по-южному опоясанные террасой и галереями. От террас вниз к пристаням бегут узкие лесенки. Это — дорогие отели. Молодой зеленью слегка затенены совсем новенькие, «с иголочки», модернистские дачи стамбульских буржуа, отражающиеся во всем своем щегольстве в бирюзовых водах Босфора.
Навстречу теплоходу по проливу все время идут и идут суда. Кроме турецких рыбачьих парусников и пассажирских пароходиков, снующих вдоль и поперек пролива, степенно проплывают океанские корабли почти всех государств мира. Босфор — оживленная морская дорога, выход из Черного моря на просторы мирового океана. Ежесуточно через пролив только под советским флагом проходит до пятидесяти судов — так интенсивно работает эта транспортная артерия...
По мере приближения к Стамбулу дворцы сменяются фабриками, отели и виллы — рабочими районами, где немало скоплений временных бараков, жалких лачуг и сохранившихся до наших дней средневековых трущоб. Но издали их пестрота кажется даже красивой. Скоро пригороды остаются позади, и перед глазами развертывается величественная панорама Стамбула.
Когда смотришь на Стамбул издали, он восхищает и очаровывает. Но стоит спуститься с трапа теплохода на пристань и выйти в город, как он ошеломляет. Нагромождение старинных и новых зданий, «сорок сороков» мечетей [*], бесчисленные дворцы, башни, церкви, сгрудившиеся на тесных берегах, кружат голову. Целостному восприятию города мешает и то, что он разделен водой, на три неравные части. Меньшая — Ускюдар — лежит на азиатском берегу Босфора. А большую, европейскую часть разрезает примерно пополам залив Золотой Рог — длинная, изогнутая, как сабля, бухта. Поражает сначала Стамбул и хаотичностью своей планировки: кажется, что он строился совершенно стихийно. И только потом, подробнее знакомясь с городом, начинаешь понимать, что здесь главный архитектор история. Даже различные названия Стамбула звучат как вехи эпох: Лигос, Византий, Новый Рим, Константинополь, Царьград, Истанбул.
Основанный задолго до нашей эры, этот город на протяжении многих столетий то рос и расширялся, то разрушался завоевателями и приходил в упадок, то возрождался вновь. Древность, средневековье и современность словно сошлись лицом к лицу в этом городе «окаменевшей истории». Водопровод, буквально «сработанный еще рабами Рима», вошел в повседневную
*. В Стамбуле 85 мечетей, из них 20 соборных.
200
жизнь Стамбула: в центре старого города поток машин движется под тяжеловесной аркадой римского акведука. Османская роскошь мечети Сулеймание соперничает с византийским величием храма святой Софии. Султанские дворцы точно потеснились перед гигантскими коробками из бетона, алюминия и стекла — отелями «Хилтон», «Шератон», «Интерконтиненталь», построенными всемирно известными международными корпорациями.
Бывшая столица трех империй — Римской, Византийской и Османской, Стамбул имеет солидный для городов возраст — почти три тысячи лет. Ядро города возникло на небольшом полуострове, образованном Золотым Рогом, Босфором и Мраморным морем. Здесь, «как говорит старинное преданье», был построен первый предшественник Стамбула — городок Лигос. Это название — единственное, что о нем известно. О втором предшественнике сведений больше. В 657 году до н. э. его возвели переселенцы из Греции, которых привел в эти места предводитель Визант. В честь его и получил свое имя новый город Византий. Он быстро рос и постепенно заполнил весь полуостров.
В 330 г. н. э. римский император Константин перенес в Византий, завоеванный римлянами еще ранее, столицу своей империи и переименовал его в Новый Рим. Но это название не привилось, и город стали называть Константинополем — «Константиноградом» или просто «полисом» (городом). Перенесение столицы из Рима в Византий не было императорским капризом. У Константина на этот счет были серьезные экономические и военно-стратегические соображения. Богатство и могущество древнего Рима основывалось на грабеже завоеванных территорий. А ведь именно страны Малой Азии, ключом к которым был город на Босфоре, славились плодородием своих земель и искусством своих ремесленников. Кроме того, благодаря удачному расположению на стыке континентов Византий словно самой судьбой был предназначен стать торговым посредником между ними: здесь пересекались морские и сухопутные пути, ведущие в Европу, Азию и Африку. Стратегические преимущества города тоже были очевидны. Окруженный с трех сторон морем, он был труднодоступен для врагов.
Предприятие императора Константина оказалось жизненным. Новый Рим быстро рос и вскоре стал крупнейшим городом Римской империи. В 395 г. он становится столицей Византии. С тех пор началась полоса блестящего расцвета Константинополя, длившаяся около тысячи лет. Выросший на поте и крови рабов и крепостных крестьян, Константинополь — Новый Рим стал крупнейшим торгово-посредническим центром, средоточием тогдашней науки и искусства, оставив далеко позади себя старый Рим.
До наших дней сохранились в Стамбуле некоторые сооружения римско-византийского периода: крепостные башни с
201
остатками стен, несколько крепостных ворот (под сводами которых теперь проходят современные автомагистрали), дворцы, часть ипподрома, где возвышается обелиск Феодосия, привезенный из египетского города Гелиополиса. Рядом с обелиском стоят витая Змеиная колонна, вывезенная из Дельф, и колонна Константина Багрянородного.
До сих пор уцелели огромные подземные водохранилища, построенные на случай длительной осады города. Одно из них турки называют «дворцом, провалившимся под землю», — так оно велико. Его своды опираются на 336 колонн. Оно и сегодня еще заполнено водою, и туристов возят на лодках по этому пруду-подземелью...
В Византийской империи государственной религией было христианство, и Константинополь сделался одним из центров греко-православной церкви. В городе возводились многочисленные храмы. Шедевром этого культового зодчества стал собор святой Софии, по-гречески — Айя-София. И сейчас архитектура храма поражает воображение. Несмотря на огромные размеры и гигантский по объему купол диаметром до тридцати метров, все здание удивительно пропорционально и гармонично. А когда входишь внутрь, то испытываешь чувство легкости, воздушности. Купол будто парит в воздухе. Его вершина поднята над полом на 65 метров. Он словно приглашает вознестись вместе с ним, отрешиться от земных дел—так искусно возвели этот колосс архитекторы...
Но прошли века, и над Константинополем стали сгущаться грозовые тучи. С запада надвигались полчища крестоносцев, а с востока — племена кочевников-тюрков. Во время четвертого крестового похода в 1204 г. Константинополь был взят западными рыцарями, пришедшими в Византию под предлогом защиты ее жителей — христиан от мусульман-сельджуков, и подвергнут страшному погрому. Крестоносцы, основавшие в вечном городе столицу своей Латинской империи, хозяйничали здесь 57 лет. И хотя византийцы в конце концов отвоевали его обратно, Константинополь уже не мог оправиться от нанесенных ему ран. Наступил закат «нового Рима».
В 1453 г. османский султан Мехмед II, по прозванию Фатих (Завоеватель), взял Константинополь приступом после длительной осады и сделал его своим престольным градом. Город получил турецкое название — Истанбул. Одни исследователи считают, что это — слегка измененное греческое выражение «ис тин полин» — «в город». Так будто бы отвечали византийцы, идущие в Константинополь, на вопрос «куда идешь?», который им задавали турецкие разведчики. А турки приняли этот ответ за название города. По другой версии, Истанбул — просто искаженное «Константинополь». От турецкого «Истанбул» произошло впоследствии название «Стамбул» — европейское наименование города, вошедшее в употребление с конца XVIII в.
202
Османский период истории вечного города зримо отразился на его архитектурном облике. Первым делом османцы превратили в мечеть храм святой Софии: пристроили по углам четыре высоких массивных минарета, эти «вывернутые наизнанку колодцы», по выражению Ходжи Насреддина, заменили крест на куполе полумесяцем и заштукатурили мозаичные лики христианских святых. А в остальном все осталось по-прежнему, было сохранено даже название храма — Айя-София, или, в турецком произношении, Айя-Софья. Теперь несколько мозаичных картин реставрировано: по распоряжению Кемаля Ататюрка в 1935 г. здание святой Софии было превращено в музей, и в нем начались работы по восстановлению его первоначального облика.
Архитектура Айя-Софии, судя по всему последующему османскому зодчеству, произвела сильное впечатление на завоевателей-турок, и этот храм стал как бы образцом для сооружения стамбульских мечетей. А строительство их развернулось по всему городу. Подобно тому как в древнем Египте размер пирамид зависел от могущества и продолжительности правления того или иного фараона, так о силе власти каждого султана можно судить по величине и великолепию построенной при нем мечети.
Да и сами мечети, во всяком случае наиболее примечательные из них, носят имена падишахов: мечеть Фатиха, мечеть Баязида, мечеть Ахмеда... Наиболее роскошная — Сулеймание — воздвигнута при Сулеймане I Кануни (Законодателе). В его царствование, в 1520—1566 гг., Османская империя достигла вершины своего расцвета. Европейцы, пораженные богатством и блеском двора Сулеймана, прозвали этого султана Великолепным. Мечеть Сулеймание соперничает с Айя-Софией своими гигантскими размерами: высота — 71 метр, диаметр купола — 26,5 метра. По красоте же архитектуры и богатству внутреннего декора оставляет ее далеко позади.
Кроме мечетей от османских времен остались дворцы. Султаны, везиры и паши за пятьсот лет своего господства построили их великое множество. Далеко не все из них представляют собой историческую и художественную ценность. Многие теперь окончательно заброшены. Некоторые служат складами табака; в их залах с аляповато расписанными стенами и потолками, где некогда проводили дни затворницы гаремов, работницы заняты сортировкой табачных листьев. Кое-где мраморные фасады дворцов закопчены пожаром, стены заросли травой...
Легкий летний дворец по-турецки называется «кёшк», а большой зимний — «сарай». Оба слова в офранцуженном виде и с измененными значениями попали в русский язык. Первое — это киоск, всем нам хорошо известный, второе — сераль, султанский гарем.
203
Султанские гаремы, точнее, содержание при дворце несметного числа жен и наложниц, их детей и прислуги, причем в строго изолированных помещениях, куда не должен проникнуть ни один посторонний мужчина, помешали султанам поселиться в оставшихся от византийских императоров дворцах. Их планировка вообще не отвечала восточному укладу жизни. И первые стамбульские султаны, недавние кочевники, не привыкшие еще к роскоши, проводившие почти всю жизнь в походах, построили себе довольно скромное обиталище — Топкапы, скорее казарму, чем монарший дворец. Правда, с гаремом. Топкапы оставался резиденцией падишахов до 1839 г. Он стоит на вершине прибрежного холма, откуда открывается вид на Босфор и Золотой Рог. Окруженный глухими стенами, с двумя небольшими башнями по обеим сторонам ворот, ведущих внутрь, он похож на небольшой провинциальный кремль. Массивная полукруглая арка нависла над воротами. Отсюда произошло и само название дворца: «Топкапы» значит «Круглые ворота», «Круглая дверь». Эта обитель султанов строилась не сразу. Каждый из них что-нибудь да пристраивал к уже имевшемуся. И постепенно за воротами возник целый городок: султанские покои, здание дивана (государственного совета при султане), тронный зал, арсенал, казна, дом для палачей, сторожевая башня — высокая, как колокольня, — несколько небольших мечетей, библиотека, помещения султанских кухонь, сад с фонтаном и беседкой для отдыха. Мрачное здание сераля, султанского гарема, похоже на монастырь. В меньшей его части жили евнухи, охранявшие доступ в гарем и следившие за порядком, а в большей — султанские жены с детьми и наложницы, число которых достигало нескольких сотен и даже тысяч. В помещении для евнухов вдоль длинного коридора идут открытые комнатушки-ниши, своего рода кельи-одиночки без дверей — чтобы нельзя было ни на миг укрыться от присмотра главного евнуха. У женщин комнатки-кельи закрытые. Любимой жене или наложнице предоставлялась большая жилплощадь — отводились особые покои, но лишь на то время, пока она пользовалась благосклонностью своего господина. Рядом с гаремом жила и самая влиятельная женщина империи — мать правящего султана...
Двадцать пять султанов родились в Топкапы, вступили на престол, умерли или были убиты своими соперниками. Здесь плелись нити заговоров и интриг, раздавались крики мятежных янычар... Теперь же Топкапы — музей, нечто вроде турецкой Оружейной палаты, в которой собраны богатства, стекавшиеся в руки султанов со всей империи, — драгоценные камни, изделия из золота, старинное оружие, фарфор. Тут же дары султанам от иранского шаха, русского царя, королей и императоров европейских государств, а также султанские троны и экипажи.
Во дворе Топкапы засохшая гигантская чинара вздымает к небу свои мертвенно белые руки-ветви. Потрескалась земля
204
возле молчащих фонтанов. И глядя на все эти тени прошлого, поражаешься точности бунинских строк:
И пуст сераль, и смолк его фонтан,
И высохли столетние деревья...
Стамбул, Стамбул! Последний мертвый стан
Последнего великого кочевья!
Недалеко от Топкапы и Айя-Софии, в центре квартала Эминёню, стоят просторные здания, в которых размещались прежде султанские правительства и канцелярия великого везира — Баб-ы Али. Происхождение этого названия таково. Место аудиенции с султаном, везиром или важным сановником называлось по-турецки, «капы», по-арабски «баб» (то и другое значит «дверь»). Это шло от кочевого быта тюрков, у которых знатные люди племени встречались сначала у входа в шатер вождя, а затем уже входили внутрь. У османцев вход в резиденцию правительства получил название «Баб-ы Али» — «Высокая дверь». Оно стало означать и само османское правительство, Османскую империю. Под влиянием французского языка это выражение переводилось на русский в разных вариантах: Высокая, Блистательная, Оттоманская Порта... Теперь здания Баб-ы Али заняты скромными губернскими и муниципальными учреждениями.
В центре старого Стамбула, первоначального ядра города, есть еще один городок — торговый. Это — крытый рынок Капалы чарши, огромный средневековый «универмаг». В нем под одной крышей собрано свыше пяти тысяч лавочек и магазинчиков, образующих длинные и запутанные улочки, в которых легко заблудиться. Здесь торгуют всем — от зажигалок и дубленок до ковров и старинных золотых украшений. Ближе к Золотому Рогу расположился другой крытый базар — Египетский (Мысыр чаршисы), где продают пряности, специи и москательные товары. Прилегающий к этим рынкам район занят мелкими мастерскими ремесленников и кустарей. Здесь по старинным образцам делают медную посуду, кофейные мельницы, наргиле, обувь, ткани и невесть что еще. Восточный облик этих кварталов дополняют караван-сараи — средневековые постоялые дворы, турецкие бани, тюрбе — усыпальницы мусульманских святых, небольшие мечети, построенные везирами, пашами, султаншами.
Дальше, на берегу Золотого Рога, при мечети Эйюб раскинулось самое старое мусульманское кладбище Стамбула. Правоверные мусульмане стремятся быть похороненными именно здесь: по преданию, тут находится могила знаменосца пророка Мухаммеда — Эйюба Ансари, убитого при осаде арабами Константинополя в 672 г. Огромное запущенное кладбище заросло травой. Группы деревьев придают ему вид своеобразного парка. Сквозь частокол темно-зеленых остроконечных кипарисов,
205
похожих на зачехленные знамена, белеют надмогильные камни — сотни и тысячи длинных отесанных камней. Одни еще стоят прямо, другие наклонились, третьи уже лежат на земле, зарастая травой. Словно гигантские кости, усеяли поле эти надгробия минувших поколений...
И как бы для контраста со всеми этими мусульманскими памятниками, здесь же, на берегу бухты, стоит церковь Святых апостолов и расположен квартал Фанар с подворьем вселенского патриарха. Официальный глава православной церкви живет в мусульманском городе, имеет турецкое гражданство. По имени квартала его обитатели — греки, представители аристократических родов, потомки византийской знати, — назывались некогда фанариотами. Из их среды султан назначал господарей — князей Молдавии и Валахии, драгоманов — дипломатических переводчиков. Соседний небольшой квартал так и называется — Драман: в нем жили драгоманы. Вокруг патриаршего подворья были расположены дома крупных греческих купцов, банкиров, ростовщиков. Многие из них давно эмигрировали в Грецию, а часть переселилась на другой берег Золотого Рога. И теперь в Фанаре живет в основном греческая беднота.
Противоположный берег залива — Галата был заселен тоже с глубокой древности. В средние века здесь находились греческие, генуэзские и венецианские торговые дома. Это — портовая часть города. Вдоль побережья тянутся причалы, склады, бетонные коробки доков, кирпичные здания фабрик, заводов, ремонтных мастерских, дешевые магазины и лавки. Галата — самое бойкое место города. Как и во всех портах мира, здесь бьет ключом трудовая и торговая жизнь.
Над крышами зданий, уступами спускающихся по крутому склону холма к Золотому Рогу, торчит коническая верхушка Галатской башни, словно голова воина-великана в остроконечном шлеме. Высота ее — 68 метров, стоит она на вершине холма и видна издалека. В XIV в. с нее наблюдали за движением кораблей по Босфору, потом она служила пожарной каланчой, а сейчас стала местом обозрения города для туристов.
В Галате, как и на другом берегу Золотого Рога, нет просторных площадей и широких улиц, не чувствуется продуманной планировки, твердой руки градостроителя; повсюду здесь — бессистемное скопление кривых улочек, трущоб, почерневших от времени зданий, больших и малых мечетей, фабрик и мастерских. С раннего утра Галату Захлестывает беспрерывно растущий людской поток, выливающийся из автобусов, долмушей — маршрутных такси, пароходиков. Поток растекается ручьями пешеходов, образует заводи толпящегося народа у кофеен и фабричных ворот, круговерти снующих туда-сюда по своим делам то озабоченных, то беспечно веселых людей.
Днем Золотой Рог, на северном берегу которого расположена
206
Галата, перекрыт двумя низкими, но широкими разводными мостами на понтонах. Ночью мосты разводят, и корабли входят глубоко внутрь бухты. В 1975 г. западногерманско-японский консорциум построил капитальный мост, связавший автомагистрали европейской части города. Он поднят на высоту 22 метра, а его длина — почти километр. Но и трех мостов уже недостаточно для верениц машин и потоков пешеходов через залив.
Выше Галаты лежит Бейоглу, еще один район города, сравнительно молодой. Раньше он назывался «Пера», что по-гречески значит «вне» — т. е. «вне стен города». Еще в османское время местные греки и другие христиане, которым становилось тесно в Галате, строили свои дома на холмах Перы. Сюда переселялись потомки богатых фанариотов — «господские сынки», что и дало повод туркам назвать новые кварталы «Бейоглу» — «Сын господина». Позже здесь появились особняки посольств европейских государств. В середине XIX в., когда Османская империя оказалась в полуколониальной кабале Запада, в Стамбуле возросло число европейцев — разных негоциантов, маклеров, комиссионеров, спекулянтов. Все они селились в Бейоглу, в домах, построенных в западном стиле. Здесь же выросли первые многоэтажные отели. Бейоглу застроен исключительно плотно. Улочки и переулки, как и в старом Стамбуле, настолько узки, что порой можно пожать, высунувшись из окна, протянутую руку соседа из дома.
Центральная улица Бейоглу — Истикляль джаддеси (проспект Независимости)—идет от площади Таксим к Галате и примерно на полпути резко изгибается влево, спускаясь под уклон. Здесь старинная архитектура перемежается новой; церк-' ви, костелы и кирхи соседствуют с современными билдингами... На Истикляль джаддеси находятся оффисы компаний, банки, иностранные фирмы и консульства. Дорогие отели, рестораны, магазины, где, по выражению турок «цены, как огонь», сверкают яркой рекламой. Витрины — словно искусно сделанные приманки из ярких тканей, одежды, обуви, драгоценностей. По узким тротуарам движется пестрая толпа, но покупателей мало...
Вечером Истикляль джаддеси — миниатюрный Бродвей. Световая реклама, зазывающая на зрелища, пляшет свой буйный танец, горит и переливается всеми цветами радуги: здесь много театров, кино, концертных залов, ночных клубов... Лишь энергетический кризис гасит эту рекламу на время: в отдельные часы отключается той, которого не хватает промышленному производству.
В Бейоглу нет таких мечетей, как Сулеймание или Ахмедие. Небольшие скромные мечети жмутся здесь к берегам Босфора и Золотого Рога, как бы ища поддержки у своих старших сестер по ту сторону водной границы. Нет здесь и караван-сараев,
207
а вместо турецких бань то и дело попадаются сауны. И даже дворец Долмабахче, последняя резиденция султанов, лишен восточного облика. Его возвели на берегу Босфора, в саду, разбитом на месте засыпанного землей заливчика; название дворца и означает «насыпной сад». Если казарменный вид Топкапы отражает суровый полувоенный быт первых турецких самодержцев, то помпезная безвкусица Долмабахче символизирует упадок империи и деградацию османской архитектуры. Часть дворца строили армянские архитекторы, стены и потолки расписывали французские и итальянские художники. На строительство не жалели ни мрамора, ни порфира, ни хрусталя, ни позолоты. И получился «маленький Версаль», в котором подражание европейским дворцам смешало все стили — классицизм, ренессанс и барокко...
Население Стамбула достигло четырех с половиной миллионов человек. И город все расширяет свои границы. Окраины застраиваются новыми красивыми зданиями. Но квартирная плата в «их очень высока. Вот почему рядом с кварталами самой современной архитектуры нередко соседствуют скопления лачуг, так называемых «гедже конду», что дословно значит «построена ночью». В Турции, как и в Италии, действует неписаный закон, оставшийся от обычного права Римской империи: если на пустующей земле скрытно, в ночное время, возвести дом и успеть покрыть его крышей, то власти уже не могут снести такое жилище. Этой традицией пользуются бездомные бедняки и те, кто не в силах платить за снимаемую комнату треть или даже половину своей зарплаты. Раздобыв кое-какой стройматериал, они принимаются за работу. С помощью родственников и друзей «гедже конду» строится обычно за несколько ночей. И если полиция не успеет заметить незаконную постройку прежде, чем крыша над ней полностью готова, то считается, что строителям крупно повезло. Иначе почти готовый домишко безжалостно уничтожается.
Несмотря на ночные дежурства специальных полицейских отрядов, высматривающих строителей «гедже конду», число таких лачуг все растет и растет, образуя целые кварталы. В конце концов власти бывают вынуждены подводить сюда электричество, воду, газ, как бы легализуя незаконно возникшие «новые» жилые районы.
В последние годы идет реконструкция Стамбула: появились первые широкие магистрали, первая трехступенчатая транспортная развязка на проспекте Мешрутиет. Но в условиях капиталистического города реконструкция тормозится тем, что стамбульскому муниципалитету часто приходится выкупать земельные участки, находящиеся в частной собственности, по баснословным ценам. А в его бюджете денег не так уж много. Затрудняют реконструкцию и бесчисленные памятники истории, которые проектировщики стараются сохранить. Число же автомобилей
208
в городе растет все убыстряющимися темпами. Даже на сравнительно широких улицах то и дело образуются пробки и заторы. Что же говорить о запутанной сети улочек, переулков и тупиков, где не могут разминуться две встречные автомашины! Стамбул все больше страдает от закупорки своих транспортных путей, он как бы болен хроническим тромбофлебитом. Вот почему муниципалитет Стамбула уже давно вынашивает идею строительства метрополитена, интересуется советским опытом метростроения. (Правда, стамбульцы уверяют, что у них есть свое «метро»: это небольшой туннель, соединяющий Галату и Бейоглу, по которому ходит старенький фуникулер. Его длина всего около ста метров, и он, конечно, не решает проблему.)
И тут на выручку сухопутному транспорту приходит водный. Босфор — не только столбовая дорога моря, но и главный проспект Стамбула, не только характерная примета этого города, как Нева в Ленинграде или Нил в Каире, но и его основная артерия. По проливу мельтешат небольшие пароходики, катера, моторные лодки, перевозящие жителей из одного района в другой, автомобильные паромы. Это движение мало сократилось и после сооружения босфорского моста. Катер может доставить вас гораздо быстрее, чем иной транспорт в любое место стамбульского побережья. Многие жители Ускюдара (азиатской части города) и сейчас предпочитают ездить на работу в Галату, Бейоглу и старый Стамбул морем. В этом еще одна особенность вечного города: в нем можно жить в Азии, а работать в Европе, и наоборот.
Стамбул просыпается рано. После того как на рассвете рабочий люд пройдет на фабрики, в мастерские и доки, на улицах появляются, позвякивая бубенчиками, водоносы (в некоторых кварталах до сих пор нет водопровода), торговцы свежей рыбой, молочники с ишаками, навьюченными бидонами. Продавцы-разносчики несут на коромыслах большие корзины с продуктами — хлебом, яйцами, другой снедью. В руках у них колокольчики: услышав звонок продавца, хозяйки выходят из домов или, если живут на верхних этажах, спускают на веревке корзинку, на дне которой лежат деньги за нужные товары. В богатые дома корзины с покупками, сделанными на ближайшем базаре, доставляют специально нанятые ребятишки. Другие малыши лет семи-восьми тащат в гостиницы свежевыстиранное белье, отутюженные брюки и пиджаки, сорочки: нужно успеть разнести все это по номерам до пробуждения клиентов.
Дюжие грузчики-хамалы, согнувшись в три погибели, несут на спине ящики с фруктами, штабеля картонных коробок с пивом и прочими напитками, мешки с углем, кирпичи и другие грузы.
Выходят на улицы и продавцы — разносчики чая, кофе и лимонада: чайджи, каведжи и лимонатаджи. Последний — наиболее
209
экзотическая фигура. За спиной у лимонатаджи висит на ремне, как ружье, начищенный до блеска медный кувшин с лимонадом. Тонкий длинный рожок кувшина торчит из-под мышки. В широком поясе, в особых пазах, вставлены стаканы, в руке — чайник или кувшинчик с водой для их ополаскивания. Не снимая кувшина, лишь наклонившись вперед, лимонатаджи ловко наполняет стаканы: желтая струйка течет из рожка.
Перед дверями своих маленьких конторок уже сидят за столиками с пишущими машинками переписчики — арзухальджи. На них большой спрос: процент неграмотных в Турции довольно высок, и к этим переписчикам обращаются все, кому нужно составить прошение, написать завещание, ходатайство и прочие нехитрые бумаги. Арзухальджи поможет иногда и советом, даст необходимую справку, подскажет, куда следует обратиться по тому или иному делу. Другими словами, он помимо всего еще и мелкий адвокат, стряпчий..
Наконец, вдоль стен домов занимают свои места и бесчисленные чистильщики обуви. Их ящики с набором щеток и ваксы красиво отделаны узорами из жести и латуни.
Многие улицы с утра превращаются в овощные и фруктовые базары: сюда съезжаются со своими тележками на велосипедных колесах торговцы баклажанами, кабачками, арбузами, дынями, персиками, виноградом, картошкой.
Потоки автомашин самых различных марок и видов — легковые, грузовые, микроавтобусы и автобусы междугороднего сообщения придают стамбульским улицам еще большую пестроту. Лет десять назад борта грузовиков и кузова автобусов были исписаны заклинаниями типа «машалла!» («дай бог!»), «Аллах корусун!» («храни, боже!»), «йолун ачик олсун!» («да будет путь свободным!»). Теперь запрещено малевать подобные надписи на автотранспорте, и они встречаются редко. Их место заняли рекламные объявления, названия фирм и товаров, чаще всего иностранных: «Дженерал электрик», «Телефункен», «Рено», «Пирелли», «Кока-кола» и т. п. За такое рекламирование владелец автомашины получает от фирмы вознаграждение.
С утра открываются стамбульские кофейни, пропитанные ароматом кофе, чая, запахом табачного дыма. Открыты и пастане — что-то среднее между молочной и кондитерской, где можно получить легкий завтрак — стакан молока, пирожное или булочку и где торгуют сластями. Постепенно заполняются народом кыраатане (читальни). Здесь можно, правда, за небольшую плату не только почитать журнал, газету или даже Коран, но и выпить кофе, чаю, ракы, на худой конец — бутылку минеральной или родниковой воды. Можно и сыграть в нарды, домино, выкурить наргиле, просто посидеть, коротая время за: сигаретой. Теперь почти в каждой кыраатане, как и в кофейне, стоит телевизор. Это новшество привлекает много посетителей,
210
«особенно если транслируют состязания по футболу или вольной борьбе — самым популярным в Турции видам спорта.
В Бейоглу и других европеизированных кварталах кофеен и пастане мало, а кыраатане нет совсем. Здесь преобладают кафе и рестораны западного типа. А вечером зажигают свои огни газино, бары, дансинги, ночные клубы и дискотеки...
Вот уже более полувека, как столицу Турции из Стамбула перенесли в Анкару, но он продолжает во многом играть роль первого города страны: и по числу жителей и по значению в экономике и культуре. Стамбул — это 10% населения Турции, 70% ее промышленности, 90% прессы.
В Стамбуле находятся крупные по турецким масштабам промышленные предприятия: судоверфи, цементные, фарфорофаянсовые, стекольные заводы, медеплавильный завод, завод -легковых автомобилей «Анадол», радиозавод «Филипс», электроламповый завод «Дженерал электрик», завод холодильников -«Арчелик», текстильные, обувные, табачные фабрики.
Стамбул — центр турецкой национальной культуры, искусства и просвещения. Стамбульский университет, основанный в XV в., — старейший и крупнейший в стране; в нем учится 30 тысяч студентов. Всего в стамбульских вузах — Политехническом институте, Академии экономики и торговли, Академии изящных искусств, консерватории и других — обучается половина всех студентов Турции.
В Стамбуле работают самые крупные турецкие издательства и типографии, редакции самых массовых турецких газет. В этом городе живет большинство турецких писателей и художников, сосредоточены наиболее популярные турецкие театры, киностудии, музеи.
Пока вы в Стамбуле — вы в Европе, по крайней мере географически. Чтобы попасть в Азию, нужно переправиться через Босфор на другой берег либо по висячему мосту, либо на катере. Так вы покидаете Румелию и оказываетесь в Анатолии. Но и здесь вы долго не сможете оторвать прощального взгляда от Стамбула. Его панорама исключительно красива: зелень деревьев, белые купола мечетей, стрелы минаретов придают городу поистине волшебный вид. Особенно впечатляет она ночью. Крупнейшие памятники старины подсвечиваются прожекторами и четко вырисовываются на фоне черного южного неба. Минареты и купола мечетей очерчены пунктиром горящих лампочек. В Бейоглу сады, террасы ресторанов, окна отелей залиты светом. Город прямо из сказки «Тысяча и одна ночь»... В темноте не видно ни трущоб «гедже конду», ни обшарпанных зданий фабрик, ни уродливых складских помещений.
Но вот встает солнце. Его лучи рассеивают остатки предутреннего тумана. Стамбул пробуждается после ночи, наполняясь звуками трудового дня. Об этом его пробуждении сложил стихи турецкий поэт Орхан Вели Канык:
211
Я слушаю Стамбул с закрытыми глазами —
Сперва чуть слышно веет ветерок,
И на деревьях легкая листва
Задумчиво и нежно шелестит.
А вдалеке звенят, не умолкая,
Неутомимых водоносов бубенцы.
Я слушаю Стамбул с закрытыми глазами —
Высоко в небе птицы пролетают
Шумливой длинной стаей надо мной.
Из моря тянут сети рыбаки,
И волны бьют их по ногам упрямым.
Я слушаю Стамбул с закрытыми глазами —
Проснулся раньше всех квартал Махмуд-паша
И голуби воркуют во дворах.
Удары молота доносятся из доков,
И ветер утренний соленым пахнет потом.
Я слушаю Стамбул с закрытыми глазами —
Обрывки разговоров, песни, ругань...
А вот красавица идет по мостовой,
Вдруг что-то падает из рук ее на камни:
Чуть уловимый звук...
Должно быть, роза...
(Перевод автора)
На западе Анатолии, на берегу Эгейского моря, расположен город и порт Измир, древняя Смирна. В красочном ожерелье городов Восточного Средиземноморья это — небольшая, но яркая жемчужина. Прелесть ее не меркнет даже в ряду таких крупных бусин-соперниц, как Афины, Салоники, Александрия, Бейрут. В Измире есть и экзотика средиземноморских субтропиков, и седины античных руин, и блеск фешенебельных кварталов современного Леванта, оттененный безысходностью окраинных трущоб...
Приезжая в Турцию в 1956, 1973, 1975 гг., я каждый раз подолгу останавливался в Измире во время Международной ярмарки, проходящей там ежегодно в начале осени. И удивительно красивый город, в котором я в совокупности прожил около полугода, крепко запечатлелся в моей памяти.
Измир основан около X в. до н. э. и назван, по утверждению Страбона, в честь красивой амазонки, поселившейся в новом городе, ее именем — Самориной. Со временем это название превратилось в Смирну, а затем, уже при турках, в Измир.
Стены города видели завоевателей разных времен и народов: лидийцев, персов, древних греков, римлян, византийцев, сельджуков, крестоносцев. Александр Македонский и Тамерлан брали его приступом. На холме, господствующем над городом, высится старинная крепость, построенная, по преданию, одним из полководцев Александра Македонского — Лисимахом.
Согласно легенде Измир — родина величайшего поэта античности Гомера; правда, кроме Измира еще шесть других городов
212
Восточного Средиземноморья претендуют на то, что Гомер был их уроженцем. В Измире сохранился мавзолей фригийского царя Тантала, осужденного, как гласит известный греческий миф на вечные муки. В центре города, среди современных зданий, стоят древнегреческие колонны — остатки агоры (здания общественных собраний). При раскопках здесь найдены статуи Артемиды, Деметры, Посейдона и др. Теперь они — экспонаты Измирского археологического музея...
Рядом с Измиром лежат развалины Пергама, давшего древнему миру пергамент и знаменитого своим храмом Асклепия (или, в римском произношении, Эскулапа), где жрецы-врачеватели лечили занемогших владык, применяя зачатки физиотерапии и гипноз. Храм этот — целый санаторный комплекс. При нем был даже свой собственный театр на пять тысяч зрителей. В Пергаме родился и знаменитый врач древнего Рима Клавдий Гален, медицинские трактаты которого считались непререкаемым авторитетом почти до самого конца средневековья. Имя его сохранилось до сих пор в названии особых медикаментов — «галеновых препаратов».
Недалеко от Измира развалины и другого города древности — Эфеса, родины Гераклита Эфесского, «отца диалектики». Эфес славился также тем, что в нем было одно из семи чудес света — храм Артемиды, сожженный известным честолюбцем Геростратом. Когда-то подножие этого храма омывали волны Эгейского моря: Эфес, находился на самом берегу, пока речные наносы не засыпали его гавань. Теперь же его отделяет от берега более 20 километров.
О многочисленности населения Эфеса в. прошлом говорит тот факт, что эфесский амфитеатр был рассчитан на 24,5 тысячи зрителей. Он сохранился до сих пор. Акустика его великолепна: даже в последнем ряду отчетливо слышен шепот с арены.
В Эфесе археологами откопано много хорошо сохранившихся каменных домов, улиц, мощенных мраморными плитами, древняя канализация из глиняных труб, агора и рынок... Туристы бродят по расчищенному городу, дивясь его четкой планировке и искусной архитектуре. В раскопках роются мальчишки в надежде найти не замеченные археологами древнегреческие и римские монеты. Это не увлечение нумизматикой, а стремление подзаработать немного денег: ведь рядом находится своеобразный базар, где бойко торгуют не только сувенирами, но и древними монетами: драхмами, сестерциями, динариями. Впрочем, большинство из них — фальшивые; подделка таких монет стала своего рода бизнесом.
Христиане считают Эфес одним из центров зарождения нового религиозного учения, возникновения одной из первых христианских общин. Около Эфеса, в Паная Капулу, даже показывают дом, в котором, как утверждают христианские проповедники,
213
провела свои последние дни святая дева Мария, удалившаяся сюда после казни Иисуса Христа. Рядом с «домом Марии» находится католический монастырь. Христианские церкви усиленно рекламируют «паломнический» туризм в Паная Капулу. Ежегодно на религиозную церемонию здесь собираются тысячи паломников — христиан из разных стран.
Современный Измир, расположенный амфитеатром на берегу удобной гавани, как бы обращен лицом к порту — арене, на которой бурлит его трудовая, деловая и торговая жизнь. Здесь иностранные суда принимают в трюмы табак, изюм, инжир, оливковое масло, кожи, хлопок — основные товары турецкого экспорта. Здесь же издавна обосновались заграничные торговые фирмы. Если Стамбул — это главные ворота импорта, ввоза в Турцию промышленных изделий, то через измирский порт идет почти весь экспорт страны.
По планировке город напоминает Баку и Неаполь. Со склонов невысоких гор он уступами спускается к морю. Вдоль берега идет широкая набережная, обсаженная пальмами. Дорогие гостиницы, особняки буржуазии, оффисы фирм, шикарные магазины, ночные бары и дансинги выходят окнами на море.
Набережная заканчивается площадью Конак, где расположены здания губернаторства и полицейского управления: Измир — центр вилайета (губернии). Но самая оживленная улица города — узкая и кривая Анафарталар. На ней бесчисленное множество магазинчиков, лавок, торговых рядов. Это пестрая и шумная улица. Кричат продавцы, расхваливая товар, кричат краски, поражая глаз своей пестротой, воздух насыщен разными запахами. От дынь, арбузов, тыкв, лежащих на земле, веет ароматом бахчи. Вдруг в нос ударяет резкий запах — начинается рыбный ряд. Скумбрия, кефаль, пеламида, тунец серебрятся чешуей на огромных, как колеса арбы, круглых деревянных подносах, окрашенных в голубой или красный цвета. «Амбре» из морской свежести и специфической тухлинки, обычной для скопления сырой рыбы, заставляет зажать ноздри и ускорить шаги... Но вот уже блестят пунцовые помидоры и ядовито-зеленый перец. Ласкают взор свежесорванные персики и запотевшие гроздья винограда. Тут же продают пахучую пастырму, жарят шашлыки, торгуют пивом, айраном, лимонадом, бубликами, посыпанными сезамом.
К концу ярмарки владельцы измирских магазинов и лавок устраивают распродажу вышедших из моды вещей, залежалых товаров. Они нанимают энергичных горластых парней, которые возят по городу на тележках груды платья, обуви, галантереи, сопровождая каждый шаг исступленными выкриками о сниженных ценах; или же, свалив в кучу где-нибудь на углу весь этот промтоварно-галантерейный хлам, зазывают покупателей во всю мощь молодых легких. Иногда между конкурирующими продавцами вспыхивают перебранки, переходящие в короткие,
214
с оглядкой (чтоб не увидела полиция), но жестокие драки. Но даже уцененные товары привлекают не так уж много покупателей.
Во время ярмарки город становится особенно многолюдным. Помимо купцов, туристов, гостей в Измир съезжаются жители близлежащих городков и деревень в надежде подработать. Но даже в эти дни, когда в Измире работы хоть отбавляй, большинство их пополняют ряды безработных. Группки людей сидят на парапетах набережной или в кофейнях и кыраатане, где, взяв бутылку воды, играют в нарды, дожидаясь завтрашнего утра, чтобы вновь попытаться устроиться хоть временно грузчиком в порту или рабочим по упаковке изюма. Поражает обилие чистильщиков обуви — их гораздо больше, чем желающих навести блеск на свои башмаки. Это тоже безработные, раздобывшие нехитрый инвентарь.
Множество контрастов — таково общее впечатление от Измира. Контрасты, обычные для любого капиталистического города, еще более усиливаются восточной спецификой. В измирской толпе есть и разодетые франты и оборванные хамалы. Рядом с дамой, одетой по последней европейской моде, «омоложенной» по последним рецептам западной косметики вдруг заметишь женщину в чадре. В потоках транспорта — и современные автомобили самых различных иностранных марок, и навьюченные поклажей ослики, и пролетки девятнадцатого века. На одной улице можно видеть очередь выстроившихся к бензоколонке машин и извозчиков, задающих корм лошадям. На другой как бы сошлись рядом Восток и Запад: во дворе мечети ряды молящихся ниспростерлись ниц, а напротив, в ресторанчике, на открытой площадке, посетители смотрят телевизор, из которого гремят выстрелы и звучит бравурная музыка кинобоевика.
Измир, пожалуй, самый шумный город Турции. На рассвете вас будят голоса муэдзинов, пение петухов (кур держат даже в фешенебельном квартале Алсанджак), ритмичный стон кольчатых горлиц, облюбовавших для жительства рощицы пиний. Затем на этот фон все сильней наслаиваются крики разносчиков и рев клаксонов. Отдельные машины исторгают специально подобранные «музыкальные» сигналы с залихватскими переливами. Наконец, гудки паровозов покрывают басом эту разнообразную какофонию...
Город страдает не только от шума, но и от загрязнения. Бензиновая гарь, паровозный дым, запах навоза, пыль редко поливаемых улиц — все это смешалось в измирском воздухе. Бесконтрольный слив промышленных и коммунальных отходов отравляет Измирский залив. Рыба либо исчезла, либо, выловленная, пахнет нефтью. Все это тревожит измирцев. Но программа борьбы с загрязненностью не выполняется: в бюджете города не хватает средств.
215
Измир делится на две части — новую и старую. В новой — современные дома, богатые особняки в стиле модерн, прямые асфальтированные улицы. Здесь живет торговая буржуазия и нувориши, разбогатевшие на разного рода спекуляциях.
Здесь же в огромном здании разместился средиземноморский штаб НАТО. То и дело снуют военные машины, проносятся мотоциклы. Дорожные щиты пестрят надписями на английском языке: «Проезд запрещен», «Входа нет», «Стоянка только для машин НАТО». Создается впечатление, что попал в зону иностранной оккупации. Тем более что военные, беспрерывно входящие в штаб или выходящие из него, в большинстве своем американские, а не турецкие...
Старый город — обиталище простого люда. Узкие кривые улочки от набережной поднимаются круто вверх. В них с трудом могут разминуться два ишака. Перед низкими домиками хозяйки прямо на булыжниках мостовой готовят скромную трапезу. Днем здесь тихо и безлюдно. Зато утром и вечером улочки заполняет людской поток — идут рабочие и работницы. Пролетариат—основная масса полуторамиллионного населения Измира. А ближе к ночи здесь выносят из домов стулья, табуретки, сидят, курят, разговаривают. Если в доме есть телевизор, то часто семья и ближайшие соседи смотрят передачу с улицы, через окно: в комнате, по сравнению с улицей, слишком жарко и душно. Мимо проходят торговцы вразнос, ослики с корзинами фруктов и овощей. Мороженщики предлагают мороженое и шербет на льду, переходя от двери к двери со своими жестяными коробками.
Между новой и старой частями города раскинулся «Кюльтюрпарк», разбитый в 30-е годы по типу советских парков культуры и отдыха. В нем сохранилась еще парашютная вышка, характерная для таких парков в Советском Союзе тех времен. «Кюльтюрпарк» — украшение города. Среди сосновых, кедровых и пальмовых аллей разбросаны легкие здания самой разнообразной архитектуры — павильоны стран, участвующих в Измирской международной ярмарке. Световые рекламы и огни тысяч разноцветных ламп отражаются по вечерам в широкой глади пруда, искрятся в струях фонтанов. Небольшие прожекторы подсвечивают цветочные клумбы. У всевозможных аттракционов толпится народ. Всюду открыты уютные кафе, ресторанчики, газино.
Во время ярмарки гостеприимно раскрывает свои двери и просторный павильон СССР, один из крупнейших в «Кюльтюрпарке». Его экспонаты — машины, станки, промышленное оборудование, товары народного потребления — пользуются неизменным успехом у посетителей, вызывают большой интерес у торговых фирм и промышленников. На ярмарке заключается много торговых сделок. С особым вниманием осматривают посетители, а их число достигло в последние годы рекордной
216
цифры в 5 миллионов человек, залы и стенды, рассказывающие о жизни бывших национальных окраин России, современных советских республик (ежегодно в ярмарке, со своим как-бы автономным павильоном, участвует одна такая республика). Турок поражает прогресс, достигнутый за годы Советской власти народами Средней Азии и Закавказья — областей, которые некогда отставали от передовых рубежей социально-экономического и культурного развития ничуть не меньше султанской Турции...
Измир давно играет важную роль в советско-турецком экономическом и торговом сотрудничестве. Более 40% советского импорта из Турции идет через измирский порт. Недалеко от Измира — городок Назилли, где еще в 1938 г. при содействии СССР был построен один из крупнейших текстильных комбинатов Турции. Его появление положило конец зависимости страны от ввоза иностранных тканей. Это, так сказать, история. А в 1973 г. под Измиром, в Алиаге, вступил в строй нефтеперегонный завод, оборудованный советской техникой. Жидкое топливо и смазочные масла, поступающие из Алиаги на внутренний рынок страны, помогли ослабить давление западных нефтяных монополий на Турцию. Это уже современность...
Как ни странно, но американский павильон на Измирской ярмарке выглядит в последние годы более чем скромно. А в иные годы США вообще не участвуют в ярмарке. Хотя рассказывают, что, до того как Турция согласилась принять американскую «помощь», этот павильон был самым броским и ярким. Он усиленно рекламировал заокеанский образ жизни, сулил туркам райские блага, если они превратят Турцию в «маленькую Америку». Теперь же, когда американцы считают Турцию экономически и политически привязанной к США, они не заинтересованы тратить большие средства на рекламу. Нерентабельно, да и к тому же, как цинично выразился один американский бизнесмен, «пойманная рыба не нуждается в приманке».
На ярмарке представлены и отдельные отрасли отечественной, турецкой промышленности. В павильоне «Сюмербанка» турецкий текстиль, машиностроение, металлургия. В павильоне «Этибанка» минеральные богатства страны: хромовая руда, медь, бокситы, уголь, их разработка государственными предприятиями. Отдельный павильон у государственной нефтяной компании «Тюркие петроллери», которая достойно выдержала конкурентную борьбу с такими западными титанами, как «Мобил», «Шелл», «Бритиш Петролеум»...
Период работы Измирской ярмарки совпадает с самой горячей порой жизни города и порта. Идет переработка и вывоз продукции нового урожая. Работа в порту кипит днем и ночью. Тюки табака, мешки с инжиром, жестяные коробки с оливковым маслом, картонные ящики с изюмом придают набережной
217
в районе порта характерный деловой вид. Пыльная, нагретая солнцем мостовая покрыта просыпанными изюминами, и при ходьбе подошвы прилипают к асфальту, оставляя жирные следы от раздавленных ягод. Крепкий аромат табака смешивается в воздухе с приторно сладким запахом сушеного винограда.
Измирские портовые хамалы ловко перекатывают тюки табака, орудуя заостренными крючьями. Другая группа грузчиков таскает на спине ящики с изюмом. Подбадривая друг друга криками, они работают споро: пока есть возможность, нужно успеть заработать побольше. Сила и выносливость турецких грузчиков вошли в поговорку. И действительно, поражаешься, как порт, оснащенный довольно слабой механизацией, справляется с огромным количеством грузов. В Измире, как и в Стамбуле, хамалы выполняют почти все работы по погрузке, разгрузке, перевозке и переноске грузов. Их бригады устанавливают в павильонах ярмарки все экспонаты — от тяжелейших' электрогенераторов и станков до стендов с парфюмерными изделиями. Основная «техника» при этом — «коза» (по-турецки «аркалык»), которую надевают на спину при переноске тяжестей, а также стальные трубы разной длины и диаметра, которые служат рычагами и катками, чтобы передвигать уж совсем неподъемные махины.
Рабочая сила обходится в Турции гораздо дешевле механизмов и машин. Вот почему, например, и на стройках в Измире (как и в других городах) не увидишь подъемных кранов. Кирпич, бадьи с бетоном, прочие грузы перетаскивают и поднимают наверх хамалы. Другие рабочие тут же вручную гнут металлоконструкции, месят бетон, роют котлованы...
Период бурного оживления измирской жизни длится недолго. После закрытия ярмарки все понемногу замирает, входит в свою обычную колею до нового урожая и новой ярмарки. Уже нет былой суеты — все товары давно погружены и отправлены, грузчики разошлись кто куда. На улицах тоже пустынно — разъехались турецкие и иностранные участники ярмарки: купцы и представители торговых фирм, артистические труппы, приезжавшие в город на гастроли, вездесущие туристы... И когда, уезжая, вы бросаете прощальный взгляд на этот своеобразный город, который турки с любовью называют «гюзель Измир» («прекрасный Измир»), вам кажется, будто он загрустил перед началом осенних холодов.
В пути от Измира до Анкары пересекаешь две совершенно различные природно-климатические зоны: сначала средиземноморские субтропики, затем полупустынную степь. Сразу за измирскими окраинами раскинулись обширные плантации табака, хлопка — латифундии земельных магнатов. Мелькают
218
сады, огороды, бахчи, виноградники; тянутся тутовые, инжирные, оливковые рощи. Еще раз воочию убеждаешься, что не зря Измирский вилайет считается самым богатым сельскохозяйственным районом Эгейской области. Здесь сосредоточена основная масса оливковых насаждений страны, по площади которых (600 тысяч га) Турция занимает третье место в мире — после Испании и Италии. Развито здесь и пчеловодство. «Оливковое масло течет с гор, мед заполняет долины», — говорят турки об этом благодатном крае. И это не только образное выражение: от древних времен кое-где сохранились мраморные желоба маслопроводов, по ним сливали масло, добытое из оливок, собранных на горных склонах.
Эгейские пейзажи удивительно напоминают Крым. Когда едешь по автомагистрали от Измира, в памяти невольно возникает крымское шоссе Алушта — Симферополь. Вокруг те же невысокие горы, пересеченные долинами, виноградники и сады, залитые солнцем, шеренги пирамидальных тополей вдоль речушек. Отличие только в типе поселков и домов, облике людей: над крышами турецких селений торчат минареты; дома на улицу выходят глухими, без окон, стенами; в полях, садах, виноградниках копошатся турчанки, одетые пестро, в цветастые шаровары и рубахи.
Начиная от Домлупынара, небольшого местечка, известного тем, что во время войны за независимость Турции под ним произошло одно из крупных сражений, ландшафт резко меняется за какие-нибудь 10—15 минут. Начинаются однообразные картины сухой степи с рыжеватыми и белесыми холмами, редкими селениями. Уже не видно виноградников, табачных и хлопковых полей. Почти совсем нет травы. Лишь местами сохранились отдельные кустики — серые, бурые, зеленоватые. На крестьянских наделах лошади тянут плуги: идет осенняя пахота под озимые злаки. Редко-редко встретишь трактор — значит, это поле помещика или кулака.
Иным становится и облик деревень: дома уже не с двускатными черепичными крышами, а с плоскими глинобитными. Сами жилища какого-то серого запыленного цвета, как цемент. Даже редкая зелень приусадебных участков и тополей у арыков имеет сероватый оттенок... Оживляют степной пейзаж только стада овец, коз, иногда коров.
Чем ближе к Анкаре, тем, как ни странно, реже населенные пункты. Последние двадцать километров вокруг все пусто. Дорогу разнообразят лишь рекламные щиты иностранных нефтяных компаний: «Мобил» — красный крылатый конь, нечто вроде Пегаса, «Шелл» — желтая ракушка. Попадается символ и турецкой «Петроль офиси» — красный волк с разинутой пастью, из которой рвется язык пламени.
Анкара возникает внезапно, как бы вынырнув из-под земли на поверхность степи. Кварталы городских зданий неожиданно
219
сменяют прежний однообразный пейзаж. Анкара — самый большой город Анатолии: в нем живет более двух миллионов человек.
«Нечаянная столица, этот бивуак Мустафы Кемаля-паши» — так писала об Анкаре 20-х годов Лидия Сейфуллина. Действительно, тогда это был захолустный городок Ангора, в котором жило не более тридцати тысяч человек. Единственное, чем он славился, так это, пожалуй, знаменитыми ангорскими козами и не менее известными ангорскими кошками — белыми пушистыми, с голубыми глазами.
В первое время после перенесения столицы Турции из Стамбула в Анкару (об этом было официально объявлено 13 октября 1923 г.) иностранным дипломатам пришлось селиться в старых караван-сараях, в комнатушках, беленных известью и обогреваемых мангалами. Некоторые западные послы заявляли протесты и предпочитали жить в международных спальных вагонах на вокзале. А многие дипломаты объявили своеобразный бойкот новой столице и не переезжали из Стамбула в Анкару. Возможно, поэтому Ататюрк прежде всего распорядился оказать содействие в постройке посольских зданий. Начали возводить и правительственный квартал. Так возникло посреди пустынной степи ядро новой турецкой столицы.
После анатолийских степных просторов вы попадаете в типичный современный город. Сегодняшняя Анкара — это образец чисто европейского градостроительства, воплощенного в жизнь почти в центре Малой Азии: прямые проспекты, широкие площади, зелень старательно ухоженных бульваров и парков, красивые многоэтажные здания, большие магазины, небоскреб — восемнадцатиэтажный отель «Анкара», построенный западногерманской фирмой... С юга на север город прорезан главной магистралью — бульваром Ататюрка. Вдоль него идут корпуса Анкарского университета и других учебных заведений столицы. Анкара — крупный культурный центр. Здесь много научных обществ, театров, объединений писателей и поэтов.
На юге города, в правительственном квартале расположены президентский дворец Чанкая — розоватый дом, утонувший в зелени сада, огромный комплекс зданий парламента — Великого национального собрания Турции, здания министерств, особняки посольств.
Одно из лучших творений современных турецких зодчих — мавзолей Ататюрка, Аныткабир. Усыпальница, сложенная из желтого туфа, имеет вид храма строгой прямоугольной формы, окруженного четырехгранными гладкими колоннами. Аныткабир стоит на высоком холме в центре Анкары и виден издалека: днем — освещенный лучами яркого солнца, ночью — подсвеченный изнутри светильниками. Этот простой и величественный монумент хорошо вписывается в просторы анатолийской степи.
220
К мавзолею ведет широкая прямая аллея, обсаженная деревьями, присланными из всех климатических зон страны, — кипарисами, соснами, голубыми елями, багряником. Она вымощена квадратными каменными плитами, между которыми оставлены узкие щели, поросшие травой; из плит и травы складывается четкий ковровый рисунок. По обеим сторонам аллеи стоят парные изваяния львов, выполненные в хеттской манере. Высятся скульптурные группы, символизирующие Свободу, Независимость, Мир. Перед мавзолеем широкая площадь, где царит тишина, нарушаемая лишь мерным шагом почетного караула и короткими командами разводящего...
Внутри Аныткабир отделан серым мрамором. Высокий потолок пересекают массивные балки с позолотой. В центре зала стоит саркофаг с прахом Ататюрка. На стенах выгравированы изречения и заветы основателя Турецкой Республики, ее первого президента: «Власть без всяких ограничений принадлежит народу», «Мир в стране и мир в мире» и др.
Внимание посетителей привлекает обращение Ататюрка к турецкой молодежи:
«Турецкая молодежь! Твой первый долг — всегда беречь и защищать национальную независимость, Турецкую Республику.
Это — единственная основа твоего существования и твоей будущности, самое ценное твое достояние. И в дальнейшем внутри страны и за рубежом найдутся недруги, которые захотят лишить тебя этого достояния. И если однажды тебе придется встать на защиту независимости и республики, то, выполняя свой долг, ты не должна страшиться тех трудностей, которые возникнут перед тобой, какими бы непреодолимыми они ни казались. Враг, покушающийся на твою независимость и республику, может одержать победу, какой еще не знал мир, он может силой и хитростью захватить все крепости и арсеналы, разбить все войска, оккупировать всю страну. Может сложиться еще более тяжелое, драматическое положение. Люди, стоящие в стране у власти, могут оказаться беспечными и недальновидными правителями, даже — предателями. Хуже того, они могут объединить свои личные интересы с политическими целями оккупантов. Нация может оказаться истощенной, разбитой и подавленной.
Турецкая молодежь будущих времен! Даже в таких условиях, при таких обстоятельствах твой долг — спасти национальную независимость и Турецкую Республику! Сила для этого — в той благородной крови, что течет в твоих жилах!»
Эти слова вдохновляли турецкую молодежь — студентов и молодых офицеров — на борьбу против диктатуры Мендереса, предавшего национальные интересы Турции в угоду империалистам. Они продолжают вдохновлять всех истинных патриотов-турок на борьбу за лучшее будущее своей родины, за ее подлинную национальную независимость и свободу...
221
На севере столицы Турции стоят два холма, усыпанных домишками, похожими на сакли. Это остатки старой Ангоры.. Здесь все сохранилось таким же, каким было, наверное, лет сто тому назад: искривленные улочки, скопления лавочек, кофейни, чадные шашлычные, источающие острый запах жарящейся на углях баранины, лука и перца, традиционный азиатский базар... Рядом с базаром — скопище пузатых арб с громадными деревянными колесами, волов, буйволов, ишаков. На одном из холмов сохранились и более древние свидетели прошлого — развалины римского храма, римских бань и старинная цитадель, которую не смог взять Тимур, хотя он разбил под Анкарой османскую армию и пленил султана Баязида.
Полукольцом вокруг Анкары расположился и «третий город» — районы «гедже конду». В них живет до 65% анкарцев. Эта доля значительно выше, чем в Стамбуле (45%) или в Измире (36%). Столица притягивает к себе многих переселенцевиз деревень — бывших батраков и разорившихся крестьян, которые надеются здесь поправить свои дела, найти работу. Почти все они оседают в этих трущобных районах. Анкара разрастается вширь в основном на «уровне земли», т. е. застраивается стихийно возникающими одноэтажными домишками. Происходит эдакая «псевдоурбанизация»: расползающиеся окраины заселяются гуще, чем городское ядро. Прибывающий из сельских местностей люд кроит новый город по своему собственному разумению, что чревато обострением и социальных проблем. Как пишет Дэвид Хотхэм, под носом у богатых кварталов расстилаются пролетарские районы, как бы берущие их в клещи, и тусклые огни трущоб светят в ночи, словно походные кострыг, враждебной армии, окружившей город...
5. Турция деревенская и провинциальная
Центральная Анатолия — обширный сельскохозяйственный район. Здесь, особенно в предгорьях, разбросано бесчисленное множество деревень. Их местоположение привязано обычно к источникам питьевой воды — небольшим речушкам или колодцам.
Планировка степной деревни — самая разнообразная. Есть скученные поселения, возникшие еще во времена средневековья, когда все жители скрывались от набегов кочевников или вражеских отрядов за общей стеной, окружавшей деревню. Есть разбросанные — более новые, где каждый крестьянин строил дом поближе к своему земельному участку. Есть поселения, в которых дома расположены концентрическими окружностями, — это жилища арендаторов вокруг дома богатого землевладельца.
222
Для крупных селений характерна более правильная уличная планировка. В центре — площадь (мейдан), где по базарным дням идет торговля, небольшая мечеть с низким минаретом, кофейня, жандармское отделение. Тут же обычно находится дом или, на худой конец, отдельная комната для приезжих.
Неподалеку от центра живут мухтар (выборный деревенский староста), имам и школьный учитель. У мухтара довольно много забот: он обязан подавать в город различные статистические сведения, следить за призывом односельчан в армию, проводить подготовку к выборам в местные и центральные органы власти, собирать деньги в общественную кассу деревни, встречать официальных лиц, прибывающих из города по каким-либо делам, и т. д. Из деревенских богатеев обычно нет охотников занимать это место: хлопотно! Но, как правило, выбирают такого, который будет во всем послушен их воле. Мухтар должен удовлетворять и еще двум условиям: быть, хотя бы минимально, грамотным (ему приходится иметь дело с документами) и зажиточным (чтобы принять и угостить как подобает «важных птиц», которые могут нагрянуть из города). При старосте есть совещательный орган — совет старейшин (ихтияр хейети), обсуждающий наиболее важные вопросы жизни села.
Чтобы представить себе быт турецкой деревни, познакомимся с семьей одного из крестьян-середняков, пожилого Мехмеда-аги. Его глинобитный дом скромен, но чист и уютен. Такие дома строят на всем Востоке с незапамятных времен, особенно в тех местах, где нет камня и леса. Основной строительный материал — необожженный кирпич. Он лепится из глины, перемешанной с соломенной сечкой, и высушивается на солнце. Такой кирпич-сырец называют у нас в Средней Азии «саман», а в Турции — «керпич». Лишь каркас дома делается из дерева. Планировка дома предельно проста: прямоугольное строение с плоской крышей.
Под одной крышей у Мехмеда-аги расположены и жилые комнаты и хлев, соединенный узким проходом с кухней. Так, рядом со скотом (пара волов, корова, несколько овец и собака) живут Мехмед-ага, его жена Айше, два взрослых сына, Сатылмыш и Кязым, и маленькая дочь Фатима. Мебель состоит из низкого столика, нескольких сундуков, кошм и циновок. Сидят обычно на расстеленных на полу кошме или циновке, поджав под себя ноги (вспомните русское выражение «сидеть по-турецки»!). В спальне родителей стоит широкая низкая кровать, дети же спят на кошмах и циновках.
Вся жизнь семьи проходит в напряженном труде. Айше встает в три часа утра, разжигает огонь в очаге, разогревает на завтрак чорбу — похлебку из пшеничной крупы с сушеным творогом. Мясо в крестьянском котелке даже у зажиточных хозяев — гость довольно редкий. При свете керосиновой лампы Айше собирает обед, который возьмут с собой в поле мужчины:
223
пресные лепешки, брынзу, лук, айран. Потом уходит покормить волов, выпустить в общее деревенское стадо корову и овец.
Проснувшись, мужчины наскоро хлебают чорбу и уходят. Весь день они будут работать в поле и возвратятся лишь после захода солнца. Волы — их незаменимые помощники: на них пашут, боронят, молотят...
Оставшись дома, жена занимается хозяйством — носит воду, сушит из навоза кизяк, который будет единственным топливом в зимние месяцы, стирает, шьет, ткет на ручном станке полотно, готовит пищу, а вечером доит корову и овец.
Вернувшись вечером домой, мужчины умываются, перекусывают, а Айше поит и кормит волов. Затем муж и сыновья идут отдохнуть в кофейню. Это — своеобразный деревенский клуб, место отдыха после трудового дня, место встречи с друзьями. Здесь' обмениваются последними новостями—узнают, что помещик снова повысил арендную плату за землю; что Хасан, живущий в последнем доме на южном конце села, ушел в город работать на большой фабрике; что Арифе, жена Хюссейна, опять родила дочь (Какое несчастье! Аллах не дает им сына...); что Рюстем, старший сын Абдуллы, вернулся из армии и теперь старику будет легче управляться с хозяйством...
Летом столы и стулья стоят перед кофейней прямо на улице, зимой — в накуренном помещении. Как и в городе, здесь пьют кофе, чай, играют в нарды, карты, домино и другие игры, курят наргиле, слушают радио или смотрят телевизор, диктуют письма местному грамотею за небольшую плату, заключают торговые сделки, говорят о работе, видах на урожай, о политике...
Если кофейня — мужской клуб, то женский клуб, место встречи крестьянок деревни, — это чешме, общественный источник воды, родник, заботливо обложенный камнями. Здесь женщины всей деревни, придя за водой, общаются друг с другом, узнают деревенские новости, обсуждают последние события. В русском языке слово «чешме» почему-то перевели как «фонтан», что не точно. Струя воды у чешме вовсе не бьет вверх, а течет вниз, как у обычного источника [*].
Многие черты быта крестьян степной деревни характерны и для жителей горных и приморских деревень. Лишь некоторые особенности образа жизни там зависят от местных природных условий, от занятий населения: в приморских селах развито рыболовство, в горных занимаются преимущественно скотоводством,
*. Бахчисарайский фонтан — тоже чешме, только красиво украшенный. Похожий, но более скромный родник описал Валерий Брюсов:
У перекрестка двух дорог
Журчанье тихое фонтана;
Источник скуден и убог;
На камне надпись из Корана.
224
вблизи городов больше выращивают овощей и фруктов, идущих на продажу.
А вот внешний облик горных и приморских деревень значительно отличается от степных, что связано с особенностями их планировки, зависящей от рельефа и местного строительного материала.
В горных деревнях дома как бы взбираются ступеньками по склонам. Такие селения похожи на старые аулы кавказских горцев. Дома сложены из нетесанных каменных глыб, крыши плоские, земляные. В горах встречается и оригинальный вид так называемых «двойных» деревень: они носят одинаковые названия, только с добавлением слов «верхняя» или «нижняя». Эти деревни возникли в ходе постепенного оседания кочевников, превращения их в оседлых земледельцев. Переходя на оседлость, кочевники осваивали под посевы свои бывшие пастбища — зимние в долине, летние на горных склонах, яйлах. Временные стоянки — кышлак (зимняя) и яйлак (летняя) в конце концов превращались в постоянные селения. Но до сих пор обе деревни связаны прочными родственными узами, составляя одну патронимию. Часто даже одна ,и та же семья как бы разорвана надвое: одна часть ее живет в «нижней», другая — в «верхней» деревне.
Дома в деревнях на берегу моря или реки располагаются на одной линии, следуя изгибам берега. При строительстве здесь широко используют тростник: им кроют крыши, из него же делают каркас стен, которые обмазывают глиной. *
В деревнях поближе к городу есть и кирпичные дома, особенно у зажиточных крестьян. Крыши у таких домов — черепичные. В последнее время появились и дома из железобетона.
Короче, для строительства жилищ используется все, что есть под рукой, — земля, глина, камень, дерево, тростник — или что может приобрести хозяин будущего дома. А если поблизости лежат руины какого-нибудь древнего храма, то на постройку домов идут и мраморные глыбы от капителей и портиков. И иной раз вдруг заметишь в кладке примитивного домишка обломок полустертого временем барельефа античной богини...
Когда наблюдаешь за работой крестьян на их наделах или на земельных участках, арендуемых у помещика, то удивляешься, какими допотопными — в буквальном смысле — орудиями они обходятся. Здесь недаром говорят, что таким плугом, как у крестьян Анатолии, еще Ной царапал склоны Арарата.
Турецкий плуг «карасапан» делается целиком из дерева, только сошник — железный. Карасапан более примитивен, чем даже русская соха. Его изобретение приписывают фригийскому царю Гордию, жившему в VI в. до н. э. В карасапан запрягают волов и взрыхляют почву. Затем комья земли размельчают катком-бревном с деревянными зубьями. Боронуют при помощи поперечной жерди, на которой тесными рядками, торчком,
225
укреплен хворостинник. Сеют вручную, жнут косами или серпами. Снопы свозят на круглую ровную площадку, покрытую слоем глины с саманом. Это — гумно, ток (по-турецки харман). Здесь хлеб обмолачивают при помощи молотильных саней-волокуш. А иногда просто гоняют по гумну пару волов или лошадей: молотьба производится копытами.
В крупных селах есть ветряные или водяные мельницы, а также зернодробилки. На зернодробилках делают булгур — пшеничную крупу. В отдаленных деревнях сохранились примитивные приспособления для производства булгура: волы ходят по кругу, приводя в движение огромное каменное колесо, стоящее вертикально; оно катится по окружности внутри площадки с невысокими бортиками и дробит насыпанную туда пшеницу. В домашнем хозяйстве крестьян-бедняков в ходу и ручные зернотерки: два плоских круглых камня-жернова, положенных один на другой. В центре верхнего камня проделано отверстие, в которое насыпают зерно. Этот камень вращают за прикрепленную к нему рукоятку. Зерно перетирается, и мука сыплется на деревянную подставку.
В хозяйстве крестьян-земледельцев немаловажную роль играет и скотоводство. Правда, оно ведется экстенсивно: там, где много лугов, скот -пасется почти круглый год на пастбищах, а там, где их мало, пастухи с животными и часть жителей деревни откочевывают летом в горы на яйлы. Пастьба скота в горах наносит большой ущерб лесам. Особенный вред причиняют деревьям и кустарникам козы, поедающие не только молодые побеги и листву, но и обгладывающие кору. 25 миллионов коз, насчитывающихся в Турции, уничтожают в год более миллиона кубометров леса. Правительство стремится всеми мерами сократить козье поголовье. Но это очень сложная проблема: ведь в бедных крестьянских семьях пара коз — часто единственное достояние...
Маленькие крестьянские наделы и участки арендаторов с их допотопной техникой резко контрастируют с огромными полями помещичьих и кулацких хозяйств капиталистического типа, которые обрабатываются вполне современно: тракторами, навесными плугами и другими орудиями, а также комбайнами.
В степях Анатолии есть и государственные поместья или, как их называют в Турции, «комбинаты». Они оснащены современной техникой, ведут хозяйство на высоком уровне агрикультуры. Созданные по инициативе Ататюрка, эти хозяйства были призваны обеспечить нужды государства (главным образом армии) в продовольствии, а также пропагандировать передовые методы ведения сельского хозяйства. Однако государственных поместий крайне мало, и не они определяют характер социально-экономических отношений в турецкой деревне.
С сельским хозяйством неразрывно связана жизнь провинциальных городков и местечек, называемых в Турции «касаба».
226
Их жители заняты скупкой, переработкой и продажей продуктов земледелия и скотоводства, а нередко и сами имеют поля, виноградники, огороды, небольшие животноводческие фермы.
Эти городки очень похожи один на другой. В центре обычно — площадь Республики с памятником Кемалю Ататюрку, с газоном и цветниками. На площади — несколько железобетонных домов, фасады которых иногда покрыты мраморной плиткой; в них размещаются филиалы основных банков страны,, местные отделения партий, административные учреждения. На площади обычно находится и средняя школа. Здесь же неизменные кофейни, рядом — один-два ресторанчика, где в витринах красуются шашлыки, кебабы, жареные цыплята, блюда с пловом, маринованными овощами. Тут же почта, гостиница, главная мечеть. На площади оживленное движение — тарахтят грузовики, автобусы, скрипят арбы, телеги, вереницей проходят верблюды, семенят ослики.
Как и на мейдане в большом селе, на главной площади обычно располагается базар, где торгуют всем на свете. Старинные торговые ряды тянутся под общей крышей. Лавочки одновременно и мастерские ремесленников: гончары, медники, шорники, сапожники, портные тут же, у всех на виду, заняты изготовлением своих изделий.
От центра касабы к окраинам идут кривые, плохо мощенные, ухабистые улочки, переулки. Дома на них — каменные, деревянные, глинобитные — старые, с решетками на окнах, сохранившимися со времен существования гаремов, с закрытыми облупившимися балконами. Иногда вдоль старых стен скользнет, словно тень минувшего, женская фигура в чадре...
И вдруг среди всей этой старины перед вами неожиданно возникает куб армированного бетона, модернистский дом, прихоть местного нувориша.
А вот и главная улица, пыльная летом, грязная зимой, застроенная магазинчиками, пекарнями-булочными, мясными лавками, парикмахерскими. Опять две-три маленьких кофейни с беседками из виноградных лоз, с садиками, заросшими геранью, с громкими радиоприемниками и телевизорами.
На главной улице еще можно различить остатки границ старинных кварталов, которые прежде были отгорожены друг от друга дувалами — глинобитными стенами. Раньше жизнь в этих кварталах протекала обособленно, замкнуто: в одних жили мусульмане, в других — христиане. В центре бывших мусульманских кварталов стоят мечети.
Архитектура мечетей в провинциальных городках предельно проста и однообразна: квадратная коробка, увенчанная полусферическим куполом. Над куполом на небольшом шпиле укреплен полумесяц. К углу мечети пристроен минарет. Скромна и внутренняя обстановка: белые стены украшены лишь арабской вязью, стихами из Корана. В стене напротив входа —
227
небольшая ниша, где хранится Коран. Справа от ниши — высокая тесная кафедра (мимбер), с которой имам читает проповеди. Пол застелен циновками или коврами. Под куполом мечети подвешен на тонких металлических цепочках огромный — диаметром во всю ширину купола — круг из толстой проволоки, и на »ем висят светильники, маленькие люстры.
Ближе к окраине лежит старинное кладбище, окруженное полуобвалившейся стеной. Мраморные и каменные надгробья в запустении, источник-чешме давно пересох, тишина и покой располагают к отдыху...
За кладбищем выстроились, как на параде, новенькие виллы богатых торговцев и землевладельцев, виллы-игрушки: розовые, голубые, зеленые. Их обладатели живут с комфортом — у них и телевизор, и магнитофон, и холодильник, и ковры. Если хозяин виллы «европеист», «западник», то он не «брезгует» ни шикарным автомобилем, ни красивой мебелью орехового дерева, ни модными люстрами и торшерами. Но владелец, придерживающийся национальных обычаев, предпочитает более простую меблировку — соломенную циновку летом, толстый ковер зимой. Вся обстановка его спальни состоит из широкого дивана, занимающего полкомнаты и покрытого подушками и тюфяками. Это — миндер, на котором он отдыхает и спит. В других же комнатах — один-два стола, несколько грубых шкафов и буфетов, стулья...
Новые дороги, все прочнее связывающие касабу с крупными городами, массовые миграции ее жителей в Стамбул, Анкару, Измир, широкое распространение радио и телевидения — все это постепенно размывает устои традиционной патриархальной жизни в провинции. Однако старое держится еще крепко. Владельцы предприятий по переработке сельскохозяйственной продукции, хозяева мастерских, лавочники, небогатые фермеры и прочая мелкая буржуазия касабы — приверженцы религиозных и патриархальных обычаев. Таким же в массе остается и основное население провинциальных городков — ремесленники, кустари, торговцы вразнос, мелкие чиновники, другие слои, занимающие промежуточное положение между буржуа и пролетариями.
Говорят, что посетить Турцию и не увидеть Бурсы, города на северо-западе Анатолии, — все равно что, путешествуя по Италии, не побывать в Неаполе... Бурса — один из красивейших турецких городов.
Если название Измира сопровождается постоянным эпитетом «гюзель» (прекрасный), то, говоря о Бурсе, турки обязательно прибавят к ее названию слово «ешиль» (зеленая): этот город буквально утопает в зелени садов и парков.
228
Когда подъезжаешь к Бурсе, однообразная растительность Анатолийского плато и унылый пейзаж с глинобитными деревушками постепенно меняются: появляются зеленые купы деревьев, быстрые, весело звенящие горные речки. Становится все больше виноградников, тутовых, оливковых, инжирных рощ. Наконец, с перевала через Улудаг (Мизийский Олимп древних) открывается великолепное зрелище: со склона горы террасами спускается в долину живописный город. Зеленая Бурса!.. Белые купола мечетей сверкают на солнце, как снежные вершины гор, белые минареты вздымаются к безоблачному небу, словно гигантские свечи. Ярко алеет черепица на крышах домов.
Улицы, обсаженные кипарисами и пирамидальными тополями, то вьются серпантином, то идут параллельно одна над другой, разделенные подпорными стенками; в местах переходов они соединены лестницами. Через глубокие русла горных потоков переброшены арочные мосты старинной архитектуры.
Город основан в 184 г. до н. э. вифинским царем Прусием, откуда и происходит его греческое название Пруса, переделанное турками в Бурсу. В 1326 г. турецкий правитель Орхан Гази, сын бея Османа, захватил Бурсу и сделал своей столицей. Ореол «первопрестольного града» долго сохранялся за Бурсой даже после перенесения османской столицы в Эдирне; здесь по традиции совершались погребения султанов. В садах, где цветут розы и магнолии, разбросаны гробницы бея Османа (его прах перевез сюда Орхан Гази), самого Орхана Гази, султана Мурада II и др. В Бурсе были построены первые турецкие мечети, носящие имена османских султанов, — мечеть Мурада I, мечеть Баязида Молниеносного, мечеть Мурада II... Много здесь и усыпальниц (тюрбе) знатных людей того времени.
Из бурсских мечетей выделяются своей архитектурой Улу джами (Большая мечеть) — огромная, с двадцатью куполами, с росписями арабской вязью на стенах и колоннах — и Ешиль джами (Зеленая) со стенами, облицованными керамикой изумрудного цвета... Когда осматриваешь одну за другой мечети Бурсы или стоишь во дворе какой-нибудь усыпальницы, затененном платанами, и слушаешь воркованье голубей да журчание воды из родника — звук, если верить турецкой поговорке, самый сладостный для ушей турка, — начинает казаться, что попал в громадный музей истории и старинного турецкого зодчества.
Но есть и современная Бурса со всеми контрастами, присущими буржуазному городу: в центре широкие улицы с шумным движением, вычурные особняки частных владельцев, роскошные отели с ваннами, к которым подведена целебная минеральная вода из горячих бурсских источников; а на окраинах — улочки с лачугами рабочих.
Бурса — довольно значительный по турецким масштабам
229
промышленный город. В последнее десятилетие она превратилась в центр автосборочной индустрии Турции. Завод турецко-итальянской компании собирает здесь малолитражки «Фиат-124» (в Турции их называют «Мурад-124»); мощность завода — 25 тысяч автомобилей в год. В Бурсе работает и второй автосборочный завод, принадлежащий турецко-французской компании «ОЯК-Рено» (проектная мощность — 30 тысяч легковых автомобилей в год). Еще один завод собирает автобусы «Фиат» (300 машин в год). На сборке автомашин занята несколько тысяч рабочих.
Развита в Бурсе и традиционная отрасль турецкой промышленности — текстильная. Бурса издавна славилась как. центр шелководства и выделки из натурального шелка тканей,, шалей, платков. Распространение текстильных изделий из искусственного волокна нанесло сильный удар бурсскому шелководству. Но сейчас предпринимаются попытки возродить это старинное ремесло. Широко известны и бурсские шерстяные шали.
Много в Бурсе и современных фабрик по производству хлопчатобумажных, шерстяных и синтетических тканей. Первая шерстоткацкая фабрика «Меринос» была открыта здесь еще в 1938 г. Кемалем Ататюрком.
Последнее десятилетие Бурсу потрясают почти беспрерывные классовые бои: бастуют автомобилестроители, текстильщики, рабочие других предприятий. Фабриканты отвечают локаутами, но все чаще администрация заводов и фабрик бывает вынуждена в конце концов уступать справедливым требованиям рабочих.
Бурса известна и как центр оптовой торговли продуктами сельского хозяйства. Все, чем богата плодородная Бурсская долина, — зерно, табак, фрукты, оливковое масло, овощи, опиум — проходит через руки местных купцов, доставляя им кругленький капиталец.
Немалую роль в жизни Бурсы играет хребет Улудаг, у подножия которого она расположена. С гор текут речки и ручьи, орошающие Бурсскую долину. Улудаг дает городу питьевую воду, строительный лес; на его вершинах, достигающих 2500 метров, берут начало минеральные источники, известные своими лечебными свойствами еще византийцам, а ныне привлекающие в Бурсу множество богатых курортников. В горных лесах рано созревают земляника, малина, ежевика и другие ягоды; их собирают для отправки в Анкару и Стамбул. Красота Улудага привлекает немало туристов летом и зимой. В зимние месяцы здесь прекрасные условия для занятий горнолыжным спортом. Все это дает городским властям и владельцам отелей и ресторанов неплохой доход.
В Бурсе находятся самые старинные турецкие бани Эски каплыджа, построенные при султане Мураде. Ими пользуются
230
и сейчас. Вода в них поступает из горячих минеральных источников... Бурса и городок Ялова на Мраморном море — вот, пожалуй, единственные места в Турции, где широко используются для лечения и отдыха дары природы: минеральные источники, чистый горный воздух и щедрое солнце. А ведь всего в стране таких благодатных мест несчетное число. Одних только целебных источников до шестисот! Но большинство их течет впустую, затерявшись в степях Анатолии...
Несколько своеобразно вошла Бурса в историю турецкой литературы и живописи. В этом городе есть тюрьма, где много лет томился великий турецкий поэт и драматург, коммунист Назым Хикмет. Здесь в годы второй мировой войны он написал поэму о Зое Космодемьянской и другие произведения... Сейчас в Турции печатаются и продаются книги Назыма Хикмета, в театрах идут его пьесы. Могучая сила хикметовского таланта пробила прежние запреты... Глядя на толстые бетонные стены бурсской тюрьмы, на стальные решетки в узких оконцах камер, вспоминаешь стихи Назыма Хикмета—турецкого поэта, ставшего близким и советским людям: ведь остаток своей жизни он провел в Советском Союзе, который стал второй родиной и его самого и многих его произведений.
Из камеры бурсской тюрьмы вышло в мир немало проникновенных строк хикметовской лирики, таких, как, например, стихотворение, посвященное жене, навестившей поэта в заключении в 1950 г.:
Добро пожаловать, жена моя, добро пожаловать!
Ты устала, наверно,
но нет у меня ни розовой воды, ни серебряного таза,
чтоб освежить твои натруженные ноги.
Ты хочешь пить,
но нет у меня шербета на льду.
Ты голодна,
но нет у меня стола, полного яств:
как наша родина, бедна,
как неволя, темна,
моя камера...
Добро пожаловать, жена моя, добро пожаловать!
Только вошла ты —
бетонный пол превратился в лужайку.
Улыбнулась —
и распустились розы на прутьях решетки.
Расплакалась —
и посыпались жемчуга в мои ладони.
Богатой, как сердце поэта,
светлой, как свобода, стала моя камера.
Добро пожаловать, жена моя, добро пожаловать!
(Перевод автора)
В бурсской тюрьме томился и другой известный турецкий писатель — Орхан Кемаль. Он и Назым Хикмет стали товарищами по камере. Назым Хикмет познакомил его через тюремную
231
переписку еще с одним мастером художественного слова — романистом Кемалем Тахиром, который в то время отбывал срок в тюрьме города Чанкыры. Наконец, выдающийся турецкий живописец Ибрагим Балабан, будучи юношей, тоже сидел в бурсской тюрьме, причем в одной камере с Назымом Хикметом. Поэт обратил внимание на незаурядное дарование молодого Ибрагима и убедил его посвятить себя живописи. Теперь Ибрагим Балабан — гордость турецкого искусства... Вот какие необычные воспоминания хранят стены обычной турецкой тюрьмы в зеленом городе Бурсе.
Крайний Восток Турции, прилегающий к границам СССР, Ирана, Ирака и Сирии, — самая малоисследованная часть страны. Здесь есть места, где нога европейца не ступала со времен Марко Поло. Да и пускают сюда иностранцев, если не считать американских военнослужащих, довольно редко: тут много запретных зон, где расположены базы НАТО.
Географически здесь можно выделить два основных района: Армяно-Курдское нагорье на северо-востоке и оконечность Сирийско-Месопотамского плато на юго-западе.
На Армяно-Курдском нагорье, рядом с белоснежными вершинами Большого и Малого Арарата, широко разлилось озеро Ван. С самолета оно кажется огромным куском бирюзы, упавшим к подножию сугробов. Озеро расположено на высоте более 1600 метров над уровнем моря и занимает площадь около 3760 квадратных километров, что в шесть раз превышает размеры Женевского озера в Швейцарии. Ван и его окрестности — одно из самых красивых мест в Турции: «На небе рай, а на земле Ван», — гласила старая армянская поговорка.
Южнее и западнее озера Ван тянутся Курдистанские горы с суровыми хребтами, цветущими долинами, гремящими водопадами. Они прорезаны притоками Тигра и Евфрата. Сам Евфрат на протяжении пятидесяти километров мчится в каньоне, стены которого вздымаются ввысь на 1500 метров. Курдистанские горы отличаются большими контрастами в климате и растительности. Северные склоны получают мало осадков и почти безлесны, а южные сильно увлажнены и одеты лесами. Внизу растут ольха, бук, граб, каштан, клен, липа. Блестит глянец вечнозеленой листвы рододендрона, лавровишни, падуба. Выше идут смешанные леса, а над ними — хвойные: пинии, сосны, ели.
На самом юге Восточной Анатолии горные хребты постепенно переходят в Сирийско-Месопотамское плато, поднятое всего «а 550—650 метров над уровнем моря. Здесь жарко и сухо. Растительность степная. Весной из Сирийской пустыни дуют сильные ветры — сирокко; они несут пыль, песок и иногда
232
полностью губят урожай. Земледелие здесь возможно только при искусственном орошении.
Восток Турции — самая многонациональная область страны. Кроме нескольких миллионов курдов (по различным данным — от трех до шести) здесь живет до полумиллиона арабов, около ста тысяч лазов, аджарцы, абхазцы, потомки кавказских горцев — черкесы. Кое-где обитают кара-папахи, родственные азербайджанцам, и туркмены.
В городах сохранились остатки — обычно это отдельные семьи — некогда многочисленного здесь армянского населения. Еще в конце прошлого — начале нынешнего века в долинах Восточной Анатолии проживало около двух с половиной миллионов армян. Между армянами-земледельцами и кочевавшими в горах курдами-скотоводами шел широкий торговый обмен: их хозяйства как бы дополняли друг друга. Как армяне, так и курды неоднократно восставали против османских поработителей.
Султан Абдул Хамид II (1876—1909) прозванный за свою жестокость «кровавым», начал истребление армянского населения. Пользуясь извечным методом всех угнетателей «разделяй и властвуй», он разжигал религиозный фанатизм курдов-мусульман, натравляя их на армян-христиан, и спровоцировал в конце концов армяно-курдскую резню. Для планомерного уничтожения армян, ассирийцев и других христианских народов, живших в Османской империи, он создал особую иррегулярную кавалерию из курдов, черкесов, кара-папахов, названную по его имени «хамидие».
То, что не успел довести до конца Абдул Хамид, завершили в первую мировую войну кайзеровские офицеры-генштабисты. По их советам турецкие военные власти приступили к поголовному выселению из Восточной Анатолии всех армян и других христиан в глубинные районы Османской империи — Ирак, Сирию. Во время этого насильственного переселения, которым «руководили» банды фанатиков-панисламистов и пантюркистов, погибло от голода, болезней, разбоя и резни до миллиона армян. Остальные бежали в другие страны.
Трагично сложилась и судьба курдов. Их национальные восстания жестоко подавлялись; их требования о национальной и культурной автономии, праве обучать своих детей на курдском языке, издавать свои книги и газеты не удовлетворены до сих пор. Многие курдские племена были насильно переселены со своих родных мест, из Курдистана, в центральные районы Турции, в окружение турецкого населения. Это делалось для того, чтобы быстрее отуречить курдов, ассимилировать их с турками и таким путем «разрешить» курдский вопрос...
Оставшиеся же на прежних местах курды, трудно досягаемые в своих селениях, расположенных в глухих горных долинах, нелегко поддаются отуречиванию. Многие курдские племена
233
и сейчас занимаются кочевым скотоводством, перемещаясь по высокогорным яйлам в труднодоступных районах Курдистана. Они ревностно хранят родной язык, национальные традиции, самобытную культуру. Почти все они вооружены, и курд-кочевник никогда не расстается с винтовкой.
Лазы, аджарцы, черкесы также не имеют национальной или культурной автономии. Живя бок о бок с турками, они постепенно отуречиваются, забывают родной язык.
Крайний Восток Турции — одна из самых отсталых сельскохозяйственных областей страны. Ликвидация армянского населения, депортация части курдских племен отрицательно сказались на его развитии. Многие места совершенно обезлюдели, многие села были разрушены, города пришли в упадок... После кемалистской революции турецкое правительство неоднократно пыталось возродить восточные районы: переселяло сюда турок-иммигрантов из Греции и других балканских стран, переводило на оседлость кочевых курдов. В городах строили заводики по переработке сельскохозяйственного сырья, небольшие ковровые и ткацкие фабрики. Но мелкие по масштабам предприятия не оказали заметного воздействия на экономическое положение Восточной Анатолии. Большой ущерб хозяйственной жизни этих районов, издавна тяготевших к рынкам » городам Закавказья, нанесло и почти полное прекращение торговых отношений с СССР, начавшееся еще во время второй мировой войны и продолжавшееся в годы «холодной войны»; наконец, много бедствий терпит восточноанатолийское население от частых землетрясений, особенно разрушительных в 1923, 1939, 1966 и 1976 гг. Не удивительно, что восточные вилайеты Турции занимают в стране первое место по миграции жителей в города Западной и Центральной Анатолии: здешние крестьяне и горожане надеются обрести лучшую долю в более развитых областях.
Восточная Анатолия мало подверглась влиянию капиталистических отношений. Здесь сохранилась целая гамма добуржуазных укладов — патриархальный, родо-племенной, феодальный.
В курдских районах еще живуч самый настоящий феодализм. Здесь по полсотни, по сотне деревень принадлежат племенным вождям. Слово этих вождей — закон для десятков тысяч крестьян. Здешний крестьянин — как правило, неграмотный, не разбирающийся в политике, суеверный и слепо верящий предписаниям ислама — полностью подчинен тем, кто имеет в его деревне реальную власть. Не ту далекую власть, что в Анкаре или в вилайетском центре, а ту, что рядом. Власть эта трилика: феодал, вождь, шейх. Но часто троица выступает в едином лице — феодал-помещик может быть одновременно и вождем племени и шейхом — местным религиозным главой. Власть эта располагает мощными и разнообразными рычагами
234
воздействия. Вековое господство, тугая мошна, вооруженные отряды наемных громил, родо-племенные и мусульманские традиции — все используется для того, чтобы не допустить хотя бы малейшего ослабления прерогатив местной олигархии... А из Анкары, из штабов правых политических партий, из некоторых министерств и ведомств, где засели реакционеры, консерваторы или просто подкупленные феодалами высокопоставленные чиновники, приходит, если понадобится, и помощь. Влияние курдских феодалов так велико, что с ними считаются лидеры многих политических партий. Еще бы, ведь на выборах десятки тысяч крестьян голосуют так, как прикажет их господин. И соперничающие кандидаты всячески стремятся привлечь этих феодалов на свою сторону.
Резкие социально-экономические различия между западом и востоком Турции напоминают аналогичный контраст между севером и югом Италии. Восточная Анатолия — это как бы «турецкая Сицилия»: та же бедность по сравнению с другими районами страны, та же замкнутость общественной жизни с почти неограниченной властью местной земельной знати, те же законы самосуда сильных мира сего, похожие на обычаи итальянской мафии...
К северу от Вана, на водоразделе рек Евфрата, Аракса и Куры, лежит Эрзурум, город, описанный А. С. Пушкиным под именем Арзрума. Арзен-эр-рум или Арз-рум — так звучало первоначально его название, этимология которого не ясна («Земля Византии»?) [*]. Главным городом в Азиатской Турции назвал его поэт-путешественник. И сейчас Эрзурум — важный торговый и промышленный центр Анатолии.
«...Климат суров, горы вокруг покрыты снегом большую часть года», — писал А. С. Пушкин об этих местах. Это и понятно: Эрзурум и его окрестности расположены на абсолютной высоте 1950 метров. Это самый «высотный» город Турции. Здесь прохладно даже летом, а зимой стоят сильные морозы. «Как в Сибири», — говорят турки.
Эрзурум связан прямым железнодорожным сообщением с советским Закавказьем, рельсовый путь идет через Каре в Ленинакан... Словно вихляя между горными хребтами, поезд движется на северо-восток, ныряет в туннели, грохочет по мостам. Последний мост через пограничную реку Ахурян (турки ее называют Арпачай), и Анатолия остается позади. Эльведа, Тюркие! До свидания, Турция!
*. Арз — земля по-арабски, Рум — Рим, Византия.