8. Король Фердинанд I — объединитель румынских земель
М.Д. Ерещенко
Официальный въезд в Бухарест символически открывает Триумфальная арка, от которой расходятся ведущие магистрали к центру румынской столицы. Арка возведена в ознаменование окончания первой мировой войны и побед румынских войск в составе армий стран Антанты. На фронтоне памятника вписано чеканным слогом в новейшую историю страны имя короля Фердинанда — «объединителя румынских земель», под державным скипетром которого в 1918 г. была создана «Великая Румыния».
Каким масштабом можно измерить личность и деяния политика, память о «звездном часе» которого, высеченная в камне Триумфальной арки, сохранялась на руинах отрицавших друг друга исторических эпох и к исходу века вернулась нынешнему поколению румын ностальгией по былому величию государства? Именно тогда — в годы войны и послевоенного хаоса, когда рушились основы старого миропорядка, разваливались великие соседние империи, а революционные вихри сметали и королевские троны, и государственные границы, румынская монархия не только удержала власть и страну на краю пропасти, но сумела компенсировать слабости своего пошатнувшегося было положения искусным лавированием на противоречиях внутри самого румынского общества и в борьбе своих мощных внешних союзников. Добившись в конечном счете удовлетворения притязаний на образование «Великой Румынии», что прежде казалось неосуществимой национальной идеей-фикс, особенно несопоставимой с реальным весом обессиленной страны, монархия возвысила национальное самоощущение в сознании общества и престиж румынского государства в послевоенной европейской политике.
Волею случая на вершине власти в это судьбоносное для Румынии время оказался король Фердинанд, как представляется, — одна из самых драматичных фигур в пантеоне государственных деятелей страны межвоенного периода. Его личная драма заключалась в том, что он случайно был избран престолонаследником на румынский престол, оказался в чужой стране и чуждой ему среде, 25 лет ожидая освобождения королевского трона. И этот случайный жребий судьбы воспринимался самим Фердинандом как в известной мере ущербность его положения среди коронованной румынской элиты.
Действительно, неприметный лейтенант прусской армии, выходец из правящего дома Гогенцоллернов Фердинанд скорее всего оказался бы вне высокой политики, если бы не деликатное положение его дяди Карла, призванного в 1866 г. иностранным князем в Румынию, чтобы положить начало наследственной монархии. Карл принадлежал к династии Гогенцоллернов, к ее боковой швабской ветви Зигмарингенов. Карл был не первой
181
кандидатурой стать румынский князем, но его умеренно-либеральные взгляды, а более того — связи с французским и прусским высшим светом сыграли свою роль: Карл Гогенцоллерн был признан великими державами Европы румынским монархом. В 1881 г. эта монархия была возведена в ранг королевства, и князь был провозглашен королем Карлом I.
Согласно румынской конституции 1866 г., установившей в стране наследную монархию, предусматривался порядок престолонаследия по мужской линии. При отсутствии потомков по мужской линии у Карла I право наследования короны принадлежало старшему из его братьев или же потомков последнего. Итак, вопрос о престолонаследии встал перед Карлом еще в 1880 г., поскольку его единственная дочь умерла малолетней. Далее вопрос о наследнике решался в тесном семейном кругу ГогенцоллерновЗигмарингенов между Карлом I, его отцом Карлом-Антоном и братьями Леопольдом и Фридрихом, в последующем были привлечены к дележу румынской короны и дети старшего брата короля Карла принца Леопольда Вильгельм и Фердинанд. Поскольку старшие по праву очередности отказывались от наследования румынского престола, выбор семьи пал на Фердинанда. Румынский парламент согласился с этим решением и в конце 1889 г. Фердинанд Гогенцоллерн был официально провозглашен «предположительным наследником короны» и тогда же занял отведенное ему по конституции место в сенате.
Но появившись на политическом горизонте, Фердинанд неизменно в течение долгих 25 лет держался в тени своего царствующего дяди. Кстати, Карл I твердой рукой удерживал штурвал власти 48 лет, и под сенью его правления свершилось завоевание независимости Румынии в 1877 г. в условиях начавшейся русско-турецкой войны на Балканах. После избавления от османского гнета в стране ускорились процессы экономического обновления, прежде всего укреплялись основы собственной национальной промышленности, торговля свободно перешагнула границы. Утверждение независимости укрепило и политические основы румынского национального государства. Xотя принятая с воцарением Карла в Румынии конституция 1866 г. была скроена по западноевропейскому образцу и своими демократическими декларациями явно опережала бухарестское время, однако именно в период его правления стали обрисовываться контуры конституционной монархии с достаточно уравновешенной системой власти. В этой румынской модели конституционно-парламентской монархии король занимал место «отца нации», что позволяло ему не только царствовать, но и править.
Естественно, личность первого румынского монарха и методы его правления наложили отпечаток на авторитет королевского двора. Карлу удавалось балансировать между «кнутом и пряником»: при всей его пруссаческой склонности к авторитарной сильной власти (в чем сыграл свою
182
роль и испуг перед Парижской Комунной), политикой уступок и реформ правящим верхам во главе с Карлом удавалось утихомиривать политические страсти и длительное время поддерживать в стране спокойствие и развитие. Выплескиваясь из-за границ восточного соседа, революционная стихия российских бунтов увлекала порой своим примером столь же безземельную румынскую деревню и малочисленные слои нарождавшегося индустриального пролетариата, примером чему являлись мощное крестьянское восстание 1907 г. и подъем забастовочного движения рабочих в ответ на ухудшение экономической конъюнктуры в период балканских войн. С восстанием власти жестко и быстро расправились: жертвами репрессий пало II тыс. человек. Однако по горячим следам событий сверху был разработан и принят свод аграрных законов, предусматривавших определенные послабления для крестьян (положение о сельскохозяйственных договорах, запрещение отработок, создание коммунальных пастбищ, введение максимальных ставок арендной платы и т.д.). Таким образом, властям удалость приостановить нарастание социального напряжения в деревне и до поры до времени отсрочить решение главного для крестьян вопроса — о наделении землей.
Появившийся в городских низах на волне рабочих забастовок лозунг румынских социалистов: «Да здравствует социальная война!» был нейтрализован гибкой политикой верхов, обратившихся к сфере социального законодательства. На исходе первого десятилетия нового века Румыния оказалась среди немногих восточноевропейских стран, в которых рабочему движению были предоставлены законом достаточно широкие права по меркам того времени, в том числе создание профсоюзов, были введены коллективные договоры и законы о регулировании трудовых отношений как устойчивая форма снижения болезненных противоречий между трудом и капиталом. К тому же благоприятную роль в стабилизации общественного настроения в городе и деревне сыграло постепенное оживление экономики в преддверии первой мировой войны, так что пылкие лозунги революционеров-социалистов не отвечали ожиданиям масс в тот период, хотя в румынском обществе и накопилось немало горючего материала для вспышки новых классовых битв.
Если внутри своего дома — королевства Карл уверенно чувствовал себя полновластным хозяином, умело поддерживающим баланс различных политических сил у кормила власти тем, что ключи от нее доверял попеременно сменявшим друг друга и потому зависимым от высшей воли монарха традиционно правящим партиям либералов и консерваторов, то опасности извне румынский король боялся всегда. Слишком велики были окружавшие Румынию империи с их противоречиво амбициозными интересами! В начале ХХ в. сгущавшиеся тучи на горизонте европейской политики предвещали Румынии неспокойные времена.
183
Узел внешнеполитической нестабильности завязался не без усилий самого румынского короля. Завоевав независимость с помощью России, спустя всего пять лет Румыния оказалась втянутой в договорный союз австро-германской военной группировки. Вполне понятное желание румынской дипломатии обеспечить стране покровительство бисмарковского рейха в этом случае стимулировалось голосом прусской крови Карла I Гогенцоллерна и в еще большей степени официальным согласием Берлина и Вены поддерживать румынские притязания на Бессарабию.
Но шли годы, реальных надежд на отрыв Бессарабии от России не прибавлялось, а вместе с тем союзные отношения с Габсбургской монархией перечеркивали планы Бухареста каким-либо образом поддерживать сепаратистское движение трансильванских румын, находившихся в составе Австро-Венгрии, с их национальными требованиями объединиться с Румынией. С образованием второго европейского блока — Антанты разочарование в прогерманской ориентации среди румынской политической элиты было полным. Даже король признавал, что для интересов страны прежний союз становился «бесполезным».
Карл попытался использовать балканские войны для утверждения большей самостоятельности внешнеполитического курса Румынии, имевшей территориальные претензии к своей соседке Болгарии. С началом второй Балканской войны в июне 1913 г. правительство провело мобилизацию войск, и румынская армия, главнокомандующим которой был назначен принц Фердинанд, перешла Дунай. И хотя ей не пришлось сражаться, так как окруженная со всех сторон Болгария была вынуждена капитулировать, по Бухарестскому мирному договору 1913 г. Румыния получила в качестве компенсации за участие в войне Южную Добруджу. С удачи и легкой победы начинался первый самостоятельный шаг на политическом поприще престолонаследника Фердинанда. Но самое ближайшее будущее готовило ему новые испытания.
Разразилась первая мировая война. Перед Румынией встал вопрос о выборе позиции. У власти была тогда либеральная партия во главе с И.И. Брэтиану. Он был приверженцем вступления в войну на стороне Антанты, поскольку появлялась перспектива присоединения Трансильвании, что могло быть осуществлено в случае поражения Габсбургской монархии. Но учитывая непредсказуемость хода войны, премьер Брэтиану считал более мудрым выждать и посмотреть, «как развернутся события. Нам еще представится случай, чтобы сказать свое слово» [1]. В начале войны Карл получил телеграмму от Вильгельма II с выражением надежды, что румынский король останется верным как Гогенцоллерн и безусловно выполнит союзный долг. Такую же телеграмму прислал и Франц-Иосиф.
1. Цит. по: Очерки политической истории Румынии. 1859-1944. Кишинев, 1985. С. 160.
184
С предложением выступить на ее стороне обратилась к Румынии и Антанта, обещая в случае победы освобождение Трансильвании.
21 июля (3 августа) 1914 г. Карл созвал Коронный совет для обсуждения вопроса об ориентации внешней политики страны. Сам он настаивал на немедленном вступлении Румынии в войну на стороне Центральных держав, но был поддержан лишь престарелым лидером консерваторов П. Карпом. И. И. Брэтиану призывал подождать, ссылаясь на пример Италии, объявившей себя нейтральной. Предложение премьер-министра было принято, а в коммюнике после заседания Коронного совета было отмечено, что Румыния сохраняет позицию «вооруженного выжидания» [2].
Тем не менее, чтобы не оказаться перед лицом угрозы русского нашествия, чего так опасались румынские правящие круги, прогнозируя возможный поход русской армии на Балканы, правительство заключило 18 сентября (1 октября) 1914 г. соглашение с Россией, которая обязалась противостоять любой попытке нарушить территориальный статус-кво Румынии и признала за последней право присоединить населенные румынами области Австро-Венгерской монархии в уплату на благожелательный по отношению к Антанте нейтралитет. Эта конвенция, во многом определившая политическую судьбу Румынии на переломе исторических эпох, не была санкционирована королем: доживавший последние дни Карл даже не увидел официального документа, реализация которого доставалась в наследство его преемнику Фердинанду, как и страна, — в преддверии войны. 28 сентября (11 октября) 1914 г. Фердинанд вступил на престол.
Реакция околодворцовых кругов на восшествие нового правителя, как отметил современник событий, увидев плачущего Фердинанда у гроба почившего дяди, была почти однозначной: «Бедный Фриц!», «Бедная Румыния!», Видимо, в ответ на выраженное недоумение окружавших его новый король заметил: «Я ведь только человек» [3].
Личность престолонаследника и ранее не вызывала энтузиазма у политического истеблишмента в стране. Еще в детстве перенесенный тиф печальным образом отразился на облике Фердинанда: от юношеской красоты и молодости не осталось и следа, его как бы изможденное лицо выдавало постоянную усталость человека с потухшим взглядом. Современники мало что знали о реальной жизни принца и его положении во дворце. Периодически возникали слухи о его неуклюжих промахах в этикете, излишней застенчивости и неприметности в свите короля. А случившийся однажды с Фердинандом пассаж, когда он упал с лошади во время парада, долго забавлял гостиные именитых салонов, в которых фактически и варилось так называемое общественное мнение. Образ будущего монарха, человека болезненного и отличавшегося неприхотливыми житейскими
2. Adevărul. 24 iulie 1914.
3. Diamandi S. Galeria oamenilar politici. Buc., 1991. Р. 8.
185
привычками, не вписывался в пропитанную чинопочитанием и высокомерием среду румынской элиты. Поэтому история бедна свидетельствами о нем.
Лишь немногие из постоянного окружения Фердинанда знали о неординарности натуры наследника престола. Вероятно, у него были склонности к языкам, о чем имеются ссылки на воспоминания официальных собеседников Фердинанда — зарубежных деятелей. Так, аббат Мюньер был глубоко взволнован, когда при встрече с ним румынский король заговорил на иврите. А французский посол на прощальной аудиенции у Фердинанда был столь же удивлен поворотом разговора с королем к теме восточной поэзии, в частности, монарх Румынии проявил интерес к сравнению японской и китайской лирики. Известен также факт об участии тогда еще принца Фердинанда в археологической экспедиции крупнейшего румынского историка В. Пырвана на раскопках в Истрии, когда оба они занимались расшифровкой греческих и латинских надписей [4].
Лишенный склонности к пышным дворцовым церемониям и явно тяготившийся строгими правилами протокола королевских приемов, Фердинанд лучше всего чувствовал себя, судя по отзывам редких неофициальных собеседников, в окружении книг, музыки и цветов. Цветами он мог заниматься часами и обладал как будто приличными знаниями в этой области ботаники. Но сколь различны были оценки этих увлечений Фердинанда со стороны знавших его людей! Одна из самых известных представительниц высшего света, бывшая своим человеком в королевском дворце Марта Бибеску (она оставила воспоминания о межвоенном периоде румынской истории, глядя на нее как бы изнутри пирамиды власти) отмечала необычное преображение Фердинанда, слушавшего музыку любимого им Вагнера или находившегося в саду среди цветов. Пропадала его застенчивость и отстраненность от реального мира, какая-то одухотворенная красота появлялась в движениях его рук, прикасавшихся к цветам [5].
Но не будем подозревать повелительницу светских салонов Марту Бибеску в особой женской чувствительности и предвзятости лестных оценок в адрес короля, отдыхавшего от земных проблем в цветущем саду. Видный политический деятель Ион Дука, уже при сыне Фердинанда Кароле II ставший премьер-министром и далекий от экзальтированной переоценки реалий румынской действительности, также вспоминал об удивительных изменениях облика, состояния и даже рук короля рядом с цветами и говорящего о них. Наблюдавший эту сцену, может быть, больше понимал человеческую натуру Фердинанда, когда видел цветок в его руках. Но в этих же руках находился и скипетр монарха в столь трудное для судьбы страны
4. Diamandi S. Galeria oamenilar politici. Р. 6.
5. Ibid.
186
время [6].
Совсем иную реакцию и, видимо, более распространенную в высших кругах монархии, выразил один из старейших представителей традиционной политической элиты, лидер консерваторов Ласкэр Катарджиу. Оценивая предстоящие перспективы Фердинанда еще в качестве наследника, он никак не мог забыть состоявшуюся между ними беседу, когда принц вдруг показал на наряженную рождественскую елку: это дерево прислали ему из дома как подарок семейства Зигмарингенов к Рождеству. Елка напоминала годы детства, далекую родину, семью, любимую матушку, которую он боготворил всю жизнь. Фердинанд поддерживал буквально культ матери — ее портрет и написанная ею акварель (очень светлая картина с видом Пояны Синайя, которую предпочитал король как свою резиденцию) висели как святые иконы над рабочим столом Фердинанда. Катарджиу посчитал и ностальгические воспоминания принца, и окружавшую обстановку несерьезными для наследника престола, отвлекающими от выполнения государственного долга.
Боярину Л. Катарджиу предстояло сыграть к тому же весьма неблагодарную роль в личной жизни Фердинанда. Любовь принца к поэтессе Елене Вэкэреску — представительнице старинного румынского рода, по мнению руководства правящей тогда консервативной партии, «могла нанести ущерб интересам страны», так как в королевском дворце начало бы проявляться влияние знатного румынского семейства и их сторонников, что могло нарушить сложившийся при иностранной династии баланс политических сил. Катарджиу выпала обязанность напомнить престолонаследнику о его «высшем долге», чтобы заставить отказаться от женитьбы на Вэкэреску, поскольку «Вам этого нельзя, Ваше Высочество!». Взоры государственных мужей обратились за границу, и Фердинанду было рекомендовано присмотреться к английской принцессе Марии Эдинбургской и Саксен-Кобург-Готской, внучке королевы Виктории. Их брак был благословлен обоими монархами. В 1894 г. родился их первенец Кароль, который в 1915 г. был официально провозглашен наследником престола после Фердинанда.
Вступая на румынский престол в 1914 г., король Фердинанд обещал «без колебаний идти по стопам своего предшественника» и быть «добрым румыном»358. Эти последние слова были встречены в парламенте настороженно, даже с вопросом: «Если король будет проводить политику своего предшественника, а Карл всегда считался «добрым пруссаком», то куда приведет Румынию новый курс, когда страна стоит на пороге войны?». Опасения были связаны с тем, чтобы не дать прусской династии Гогенцоллернов
6. DucaI.G. Portrete şi amintiri. Buc., 1934. Р. 20.
7. Cuvîntări de Ferdinand I regele României adunate şi publicate de N.A. Vasilescu. Brăila, 1931. Р. 55.
187
раньше времени вовлечь Румынию в войну, не имея реальных доказательств ее исхода. Как поведет себя в этих условиях «добрый румын» Фердинанд?
Два года продолжался выгодный для Румынии нейтралитет. Все это время король держался в тени политики своего премьер-министра И.И. Брэтиану, который имел в своих руках все ключи румынской дипломатии и не преувеличивая, говорил об этом сам: «Я не делю ни с кем политику Румынии, это целиком мое дело» [8]. Основываясь на условиях конвенции, заключенной с Россией в 1914 г., Брэтиану торговался с союзниками умело и упорно, добиваясь признания румынских претензий на всю Буковину по линии Прута, Банат и Трансильванию. Кроме того, союзные державы должны были гарантировать место Румынии на мирной конференции и полное равноправие при выработке условий мира.
Торги шли с переменным успехом в зависимости от положения на фронтах войны. Не без колебаний склонившаяся к поддержке Антанты и тем не менее не порывавшая контактов с Центральными державами, румынская сторона искала возможности с минимальным риском вступить в войну, чтобы «пролитой кровью на полях сражений поставить печать на карте новых границ Румынии, воплотив в жизнь идеал национального объединения». С таким впервые откровенным заявлением выступил премьер Брэтиану на заседании Коронного совета, созванного Фердинандом 14 (27) августа 1916 г. для определения момента вступления в войну. Король поддержал призыв Брэтиану начать военные действия «теперь или никогда».
Вновь, как и два года назад, из среды сторонников Германии выступил П. Карп и заклинал короля отступить от рискованных планов ориентации на Антанту, поскольку война против Германии несет угрозу самой династии, ведь Фердинанд «выступает против своей немецкой семьи». Надо признать, что эта аргументация была сильным испытанием для короля, которого даже правящая политическая элита, не говоря уже о широких массах, воспринимала как «пруссака Фрица». Ответ Фердинанда показал, что монарх не случайно при вступлении на престол обещал быть «добрым румыном». «Вы ошибаетесь, — заявил он П. Карпу, — когда говорите об интересах династии. Я не знаю каких-то особых интересов. Династия будет следовать судьбе страны: либо победит вместе с ней, либо проиграет с ней». П. Карп бросил последний довод: «Гогенцоллерны не могут проиграть». Король быстро нашелся, ответив знаменательной репликой: «Вы заблуждаетесь, г-н Карп, один уже побежден» и показал на себя, чем внес разрядку в дискуссию присутствовавших на Коронном совете [9]. Решение было принято. Вечером того же дня король подписал приказ о
8. Dezbaterile Adunării Deputaţilor. 1914-1915. (f.a.). Р. 29.
9. Cuvîntări de Ferdinand I regele României...,
188
мобилизации, румынский посол в Вене объявил о выступлении Румынии против Австро-Венгрии. На другой день, 15 (28) августа 1916 г. такую ноту получило и германское правительство.
Императорский двор в Германии объявил Фердинанда предателем. Вильгельм II как глава семейства Гогенцоллернов повелел вычеркнуть его имя из состава семьи и генеалогии рода. А семейство Зигмарингенов ввело траур по своему румынскому родственнику как по покойнику.
Сообщения о реакции Берлина глубоко ранили Фердинанда — больше всего, вероятно, личной направленностью выпадов против него, поэтому в дальнейшем он не раз при случае затрагивал тему своей личной причастности к судьбе Румынии. К тому же он должен был чувствовать уязвленность в связи с определенным отстранением его от руководства внешней политикой и появлением на первом плане соперничающего лидера и искусного дипломата И. И. Брэтиану. Можно предположить также, что Фердинанд отдавал себе отчет в том, что правительство Брэтиану использовало его для введения в заблуждение правящие дома Германии и Австро-Венгрии относительно проводимых закулисных переговоров с державами Антанты.
Как бы отвечая своим оппонентам и противникам, Фердинанд не случайно, конечно, начал подчеркивать преемственность роли великих румынских господарей и правящей монархии в осуществлении многовековой национальной идеи «объединения всех румын и земель, на которых они проживают». Для меня не имеют значения ни мое происхождение, ни моя семья, взятые отдельно от Румынии, — вновь и вновь возвращался король к тезису о неразрывности интересов монархии и румынского народа, заключавшихся в том, чтобы «воссоединить всех сынов родины-матери в единое государство». — Наша война — это святая война. Остаться вне ее было бы действительным предательством к памяти наших предков и всех будущих поколений румын... Быть единым с народом в его помыслах и судьбе — такова моя высшая обязанность как короля; но осуществить завет предков — такова еще более тяжелая обязанность перед Богом, перед собой, перед страной и историей», — заявил Фердинанд в интервью одному французскому агентству в начале войны, как бы предвосхищая грядущие для Румынии испытания [10].
Колесо военной фортуны, благосклонно позволившей на первых порах румынским войскам успешно продвинуться в походе по Трансильвании, две недели спустя после начала военных действий повернуло вспять. Немецкие войска под руководством Макензена с юга и армия Фалькенгайна с севера окружили плохо вооруженные, недостаточно обученные и дезорганизованные своим командованием румынские армии, сломили их сопротивление, а 23 ноября (6 декабря) немцы заняли Бухарест. Войска,
10. Marghiloman A. Note politice. 1897-1924. Vol. II. Buc., 1927. Р. 144.
189
правительственные учреждения, часть членов парламента эвакуировались в Молдову, столицей неоккупированной румынской территории стали Яссы, более 2/3 страны было занято противником. Румынские войска и посланные Россией на помощь русские армии летом 1917 г. после успешных контрнаступательных сражений (вошедших в историю как «победы румынского оружия под Мэрэшть, Ойтуз и Мэрэшешть») выправили линию фронта и стабилизировали военную обстановку.
Правительство Брэтиану, находившееся на грани краха, было спасено, но престиж самого премьера и возглавляемой им национал-либеральной партии, на которых возлагалась вина за участие Румынии в войне, за оккупацию и разорение страны, колоссальные военные потери более 800 тыс. человек, пал как никогда низко. Оппозиционные партии во главе с консерваторами требовали предать суду «виновников национальной трагедии». Первые атаки на правительство сдерживал сам король. Он же взял на себя главную роль защитника порядка и устоев государства, когда разразившийся в России революционный пожар весной 1917 г. начал угрожать своими искрами и взрывоопасной ситуации в Румынии.
Румынский политический истеблишмент всегда отличался искусным умением своевременно делать разумные выводы из опыта своих партнеров и ближайших соседей, выбирая в конечном итоге компромиссные варианты в своей внутренней и внешней политике. Тому свидетельство и поведение власть имущих в роковом 1917 году.
Пережив известия о падении империи Романовых и первый шок от оккупации врагом большей части румынской территории, Фердинанд срочно отправился на фронт, к войскам действующей, а вернее бездействующей и потерявшей боевой дух, армии, чтобы там среди солдат в окопах объявить королевские декреты о переходе к реформам в стране. Сделан был самый главный и давно ожидаемый страной шаг — обещано проведение аграрной реформы с наделением крестьян землей и в первую очередь солдат после окончания войны. Одним этим декретом король завоевал расположение солдатской массы и румынской деревни. Объявление о предстоящей реформе избирательного права с предоставлением его всем гражданам и отменой сословных ограничений выбило почву из-под ног у румынских революционеров-агитаторов, призывавших «сделать так, как в России».
Стихия возникавшего народного бунта была приостановлена. А победы в летней кампании 1917 г. возродили патриотизм в различных слоях румынского общества, и низы, и верхи которого были объединены одним стремлением — освободить родину от германских оккупантов. В выступлениях государственных деятелей, политических лидеров, в печати того времени преобладали мотивы об «исторической предопределенности единства румынской нации», которая в разные века «приносила свои
190
жертвы на алтарь общей победы национального идеала» [11].
Достаточно представить себе ситуацию в Румынии, посмотрев на нее изнутри в конце 1917 года: с воодушевлением вступая в войну за «святые национальные идеалы», страна оказалась поруганной сапогом чужеземного солдата, на другой, небольшой части ее территории находилась столь же чужая, уставшая и раздираемая революционными противоречиями русская армия, западные союзники заняты своими судьбами, а на границах ближайших соседей оживились национальные движения, вслед за крушением российской монархии зашатались троны окружавших Румынию империй. В этом хаосе войны румынская монархия вновь использовала пример своего восточного соседа: каждый по-своему искал возможности выйти из войны, путем сепаратного мира обеспечить «передышку».
Подписав 24 ноября 1917 г. перемирие в Фокшанах с уполномоченными Четверного союза в тот момент, когда в Бресте представители большевистской России заключили перемирие на русско-германском фронте, для спасения своего престижа румынское правительство должно было найти цель, которая оправдывала бы принесенные жертвы, вселяла оптимизм и обещала вполне достижимый успех. Такой целью виделась Бессарабия.
С благословения короля, немецкого командования, бывших западных союзников под новый 1918 г. румынские войска пошли «освобождать своих братьев за Прутом», оставив под оккупацией собственную территорию. О том, что этот поход на Восток румынская олигархия предприняла по согласованию с обеими воюющими сторонами и более того, что ее территориальные притязания вписывались в дальнейшие планы и немецких и союзных штабов в борьбе против Советской России, свидетельствует А. Маргиломан — бывший премьер-министр и генерал, приложивший свои силы для оформления захвата Бессарабии инсценировкой в Кишиневе «свободного волеизъявления» ее населения о присоединении края к «родине-матери Румынии». Генерал Маргиломан записал в дневнике о пожеланиях Ж. Клемансо относительно сотрудничества Румынии с Украинской радой и белогвардейским движением; немецкое командование также учитывало взаимодействие с румынами, отмечая: «Русская анархия привела к созданию своего рода братства. Вы боретесь против большевиков в Бессарабии; мы вступили на Украину с той же целью» [12].
Присоединение Бессарабии было первым шагом на пути к созданию «Великой Румынии», к осуществлению идеи «единой румынской нации в ее этнических границах». В обмен на признание свободы рук в Бессарабии румынское правительство вынуждено было согласиться на подписание тяжелого и позорного мирного договора с Германией 24 апреля (7 мая) 1918 г.
11. Iorga N. Istoria românilor. Vol. X. Buc., 1939. Р. 262, 317; Averescu A. Notiţe zilnice din război (1916-1918). Buc., 1936. Р. 304.
12. Marghiloman A. Note politice. Vol. III. Buc., 1927. Р. 356.
191
Однако Фердинанд отказался ставить подпись под документами этого договора, тем самым спасая политическую репутацию монархии. Противопоставив свою волю правительству А. Маргиломана и парламенту, который ратифицировал договор, нарушавший суверенитет и территориальный статус-кво Румынии, король сделал главное в тех условиях: авторитетом монарха он спасал целостность государства и национальную идею как оплот единства румынского общества среди хаоса войны.
Между тем позиция Фердинанда как бы приоткрывала дверь для возможного возвращения Румынии в стан Антанты, если последняя подтвердила бы свою благосклонность, а вместе с тем и прежние гарантии.
В начале октября 1918 г. румынский король получил от Ж. Клемансо такой благожелательный сигнал с подтверждением, что для Румынии настало время выступать. 23 октября (5 ноября) президент США В. Вильсон в свою очередь заверял Яссы, что его правительство «не относится с безразличием к пожеланиям румынского народа как в королевстве, так и вне его границ» [13]. Король срочно отправил в отставку германофила А. Маргиломана, двумя днями позднее денонсировал Бухарестский румыногерманский мирный договор, германскому командованию в Бухаресте был предъявлен ультиматум о выводе войск и сложении оружия в 24 часа.
Спешка оправдывала желание румынского правительства успеть вернуться в лагерь союзников. Спустя сутки, 29 октября (11 ноября) 1918 г. первая мировая война окончилась, и Румыния оказалась среди победителей за день до окончания войны — искусство почти невозможного!
В результате распада Австро-Венгрии создались условия для объединения Трансильвании с Румынией, в этом было обоюдное стремление румын по обе стороны Карпат. В ходе вспыхнувшей в Венгрии революции национальная партия трансильванских румын развернула движение за самоопределение края с большинством румынского населения. В свою очередь на помощь братьям-трансильванцам поспешили румынские войска. 18 ноября (1 декабря) 1918 г. в г. Алба-Юлия собрались делегаты национального собрания румын Трансильвании и более 100 тыс. местных жителей. Этими многотысячными голосами была выражена воля румын к объединению. Почитавшаяся в румынской истории Алба-Юлия как символическая колыбель румынского народа, впервые воссоединенного под скипетром Михая Xраброго в 1600 г., которому на краткое время удалось объединить все три княжества — Молдову, Валахию и Трансильванию в попытке создать централизованное государство, эта историческая земля Албы-Юлии в 1918 г. ознаменовала триумф национальной идеи. Идеи, выразившейся в осуществлении многовековой мечты о единстве земли, нации и государства. Судьба вручила венец объединителя Фердинанду, вписав его имя на Триумфальную арку первым королем «Великой Румынии».
13. Очерки политической истории Румынии. С. 191.
192
Для возрождения государства, побывавшего на грани краха, а теперь с территорией и населением, увеличившимися более чем вдвое, и обремененного проблемами не только военной разрухи, но и отличающимся уровнем развития присоединенных земель, нация должна была обрести волю к созиданию, консолидации внутреннего единства. В условиях всеобщей внутренней и внешней нестабильности обращение правящих кругов страны к реформам спасло румынское общество от перспективы революционных потрясений и затяжных национальных конфликтов в новых провинциях. Монархия придавала нации эту волю. Ибо являлась воплощением преемственности власти при сменявших друг друга правительствах, борющихся партиях, отсутствии долгосрочных программ экономического оздоровления. Именно в послевоенный переходный период монархия символизировала стремление к устойчивости в условиях проведения обновляющих реформ.
Власти приступили к реформе избирательного законодательства, предоставив право участия в выборах всему мужскому населению страны и упразднив прежнюю цензово-куриальную систему. Наступила очередь и аграрной реформы, которая должна была наделить землей более 2 млн. безземельных крестьян. Со скрипом и отступлениями от закона, но эта реформа внедрялась в румынскую деревню, снимая классовое напряжение в социально взрывоопасных слоях крестьянства. Деревня отказалась от борьбы в ожидании перемен.
Король манипулировал, сменяя правительства, перекладывая на отдельных политических лидеров вину за бедственное положение масс, за хаос в экономике. Он сталкивал зарождавшиеся мелкие партии и их амбициозных лидеров в борьбе за приближение к кормилу власти. Но это был путь парламентской борьбы, политическая активность низов канализировалась власть имущими в мирное русло избирательных кампаний. Когда накал политической активности новых партий ослаб и начался процесс неизбежной консолидации позиций старой и по-прежнему сильной национал-либеральной партии (НЛП) во главе с семейством Брэтиану, король лично стимулировал сближение казалось бы столь различных по социальной базе и программам цэрэнистской (крестьянской) партий Й. Михалаке и национальной партии городских слоев буржуазии, возглавляемой Ю. Маниу и объединявшей в основном представителей трансильванского населения. Фердинанду необходима была вторая крупная политическая сила в противовес либералам и всесильному клану Брэтиану, который претендовал быть «второй династией» в стране. И этот второй центр в партийной системе создала объединенная национал-цэрэнистская партия, которая во второй половине 20-х гг. соперничала с НЛП, создавая устойчивый баланс политических сил для функционирования механизма власти.
193
Именно при Фердинанде была принята в 1923 г. новая конституция, заложившая основы для развития демократических процессов в рамках конституционной монархии и жестко централизованного управления: получили закрепление политические права и личные свободы граждан, укреплялось положение судебной ветви власти, парламент расширял полномочия как законодательная власть в стране. Важно подчеркнуть, что эта умеренно - демократическая модель политической системы, центральное место в которой сохраняла монархия, внедрялась с помощью «державной руки» самого короля в попытке вывести страну на путь сближения с европейскими демократиями. Не в последнюю очередь эти намерения диктовались и начавшимися после войны процессами экономической модернизации, которая развивалась в значительной степени на базе расширения экономических отношений с Западом, привлечения иностранного капитала.
Усвоенный румынскими верхами урок революционной опасности, преподнесенный рухнувшими империями и соседними государствами, пережившими революцию — как Венгрия или массовое восстание — как Болгария, заставил различные политические круги Румынии сплотиться вокруг монархии, как бы ни были велики раздоры противоборствующих сил. Не случайно после 1918 г. ни одна политическая партия, организация или массовое движение не выдвигали лозунга «Долой монархию!» (в том числе даже образовавшаяся в 1921 г. и довольно быстро поставленная под запрет из-за своей позиции непризнания присоединения Бессарабии, ориентированная на Москву и Коминтерн Коммунистическая партия Румынии). «Один король, одна нация, одно государство» — этот постулат пронизывал конституцию «Великой Румынии» и в определенный момент создавал основу для общего умиротворения.
Болезнь Фердинанда в 1925 г. пошатнула опоры сложившегося баланса политических сил. На горизонте появлялась фигура наследника Кароля, не скрывавшего своих претензий на более авторитарное правление, на единоличную власть, без вмешательства вездесущего И.И. Брэтиану, без оглядки на строптивых лидеров национал-царанистов, имевших популярность в низах. Кароль был опасен политической элите, и она сумела временно избавиться от него, используя как повод фактический разрыв престолонаследника со своей семьей и его проживание за границей. Перед Фердинандом был поставлен вопрос об отстранении Кароля от наследования престола. В рождественские дни января 1926 г. коронный совет и Фердинанд приняли акт отречения Кароля и наследником был объявлен малолетний Михай [14], внук и, может быть, последняя надежда пережившего зенит своего правления Фердинанда. Отстранение сына Кароля от престола было слишком сильным ударом для больного короля. Больше к активной жизни в политике он практически не возвращался.
14. Muşat M, Ardeleanu I. România după Marea Unire. Vol. II. Fart. I. Buc., 1986. Р. 799.
194
Скончался Фердинанд 20 июля 1927 г.
С ним отошла память о великих свершениях 1918 г. Румынская монархия вступила в полосу кризиса: прежние властители — и Фердинанд, и вслед за ним всесильный И.И. Брэтиану сошли с политической сцены, а введенное при малолетнем Михае регентство упускало бразды правления. Доверие к власти падало. Страна оказалась перед выбором новых государственных приоритетов, которые обеспечили бы ей решение тех самых задач, что стояли и перед соседними государствами Восточной Европы и соответствовали периоду перехода к урбанизированному, индустриальному обществу. Этот переход настоятельно требовал и обновления политической системы, системы власти на принципах широкой демократии.
Послевоенное румынское государство под сенью монархии во главе с Фердинандом формировалось на этнической основе, идея нации доминировала над идеей политической демократии и свободами гражданского общества. С ослаблением института монархии в конце 20-х гг. у Румынии был шанс принять новую либеральную идею западных демократий. Но предъявив свои права на королевский престол, в политическую борьбу за власть вступал Кароль. Но эта страница уже другой истории.