6. Болгарский дипломат Димитр Ризов и Балканские войны
Р.П. Гришина
Начало XX в., видимо, представляет собой очень «мобильный»
век в отношении политической и экономической циркуляции.
Это тоже век бастардов, авантюристов и карьеристов.
Питирим Сорокин
Всё начиналось, казалось, неторопливо, ординарно. Ранней осенью 1911 г. премьер-министр Болгарии Иван Евстратиев Гешов, в марте возглавивший «русофильское» коалиционное правительство, собирался в отпуск. 7 сентября, перед отъездом в Виши, он встретился с Димитром Ризовым - болгарским посланником в Риме, также находившимся в отпуске. Поговорили о том, о сём ... Принимавший деятельное участие в заключении «Дружественного договора между Королевством Сербия и Княжеством Болгария» 1904 г. Ризов [1] горячо предлагал премьеру возобновить его. Гешов отнесся к идее с недоверием, считая, что Белград не примет болгарского требования автономии Македонии как условия договора. Но все же согласился предпринять дипломатический зондаж и встретиться с Милованом Миловановичем, председателем правительства и министром иностранных дел Сербии, когда вернется из Виши [2].
Во внешней политике Гешов был сторонником налаживания добрососедских отношений с Турцией. «Меня долго занимала идея о прямом соглашении с младотурками и до, и после моего прихода к власти», - писал он в воспоминаниях [3]. И делал для этого конкретные шаги - летом 1911 г. вел переговоры с турецким посланником в Софии о возможности заключения соглашения между странами. Однако турецкое правительство навстречу не шло.
А внешнеполитическая ситуация быстро менялась. 16 сентября 1911 г. вспыхнула Итало-турецкая война, и будничные разговоры сменились деловыми. 19-20 сентября Ризов оказался в Белграде и вел в отсутствие Гешова переговоры с Миловановичем [4], неоднократно до этого выступавшим за заключение сербо-болгарского оборонительного союза. В переговорах принимали участие руководители обоих «крыльев» правящей
179
Радикальной партии Сербии - Никола Пашич и Любомир Стоянович. Впрочем, Пашич еще в апреле 1911 г., будучи тогда премьером, разговаривал с болгарским посланником в Белграде Андреем Тошевым о необходимости соглашения между Сербией и Болгарией с целью расширения территории обоих государств за счет османских провинций в Европе, в случае их освобождения/завоевания, и для взаимной защиты от врагов; при этом он предлагал дележ македонских земель между победителями, тогда как болгары ориентировались исключительно на установление автономии в Македонии.
В конце сентября 1911 г. диалог был продолжен на уровне премьеров МиловановичГешов: энергичный Ризов «перехватил» главу болгарского правительства в Вене, возможно, на его пути из Виши. Оказалось, что и царь Фердинанд, находившийся неподалеку в своих венгерских владениях, в курсе дела и хотел бы переговорить с Гешовым. О последнем ему сообщил Димитр Станчов, болгарский посланник в Париже, также привлеченный к венской встрече.
О дальнейших событиях Гешов пишет так: втроем (Гешов, Ризов, Станчов) мы составили предварительный документ, названный Pro memoria, который болгарский премьер представил Фердинанду «на аудиенции в вагоне поезда между Одербергом и Веной». Предложенная программа получила высочайшее одобрение, и 28 сентября Гешов уже в другом поезде имел встречу с Миловановичем - «ехали с ним три часа и всё обсуждали», на сербско-болгарской границе в Лапово расстались [5]. Толчок был дан, кончилась кунктаторская политика Фердинанда, как отзывался о ней Милованович [6], начались энергичные дипломатические переговоры. Через полгода они привели к заключению Балканского союза, формально как оборонительно-наступательного, однако его оборонительное звучание являлось лишь необходимой дипломатической декорацией. Свой отказ от желания сблизиться с Османской империей и последовавшую кардинальную «перенастройку» внешнеполитического курса страны Гешов объяснял тем, что (вдруг? - Р.Г.) осмыслил накопившуюся информацию о негативных результатах политики младотурок в отношении турок [7].
О Димитре Ризове - «человеке ста мнений», как его называли современники, расскажем подробнее. Годы его жизни - 1862-1918. Официальные сведения находим в Болгарской энциклопедии [8]: публицист, журналист, общественный деятель, дипломат. Учился в Битоли - городе, где родился, а затем в Пловдиве, в 1887 г. при финансовой поддержке Евлогия
180
Георгиева (одного из спонсоров строительства и инициаторов создания Софийского университета) обучался в бельгийском Льеже.
19-летним Ризов открыл в Битоли книжный магазин. В 1882-1883 гг. стал экзархийским инспектором болгарских школ в Македонии и уже на следующий год включился в политическую жизнь Княжества Болгария. Под влиянием Петко Каравелова, известного политического и общественного деятеля, «быстро формируется как политический агитатор», становится сотрудником и редактором (1884) газеты Либеральной партии «Търновска конституция» [9]. В дальнейшем Ризов оказывается едва ли не на всех «острых» пунктах и перекрестках общественной жизни Болгарии, а в большой мере - и внутрибалканских политических хитросплетений.
Он входит в Болгарский тайный Центральный комитет (БТЦК) и принимает активное участие в событиях, приведших к Соединению Княжества Болгария и Восточной Румелии в 1885 г. [10], непосредственно участвует в боевых четах, сражавшихся с турецкими властями в провинциях, оставшихся под властью Османской империи, в 1885-1886 гг. возглавляет македонское общество «Македонски глас». Бурно бьющая энергия заставляет часто менять позиции, мнение, действовать резко, ходить «по острию», что не удивительно в условиях довольно хаосообразного состояния политического поля Княжества, только начинавшего приспосабливаться к системной партийной жизни. В годы становления режима Фердинанда Ризов был осужден на два года тюрьмы «за обиду, нанесенную главе государства», - критику антиконституционных действий князя в печатном материале.
Роль прессы, пропагандистских изданий была тогда огромна, если не первостепенна. И Ризов - редактор целого ряда газет, в 18851907 гг. это больше десятка названий. Сам он писал, главным образом, на внешнеполитические темы. Оставил также воспоминания («Княз Батенберг и Съединение», 1895), политические брошюры «Разлагающа се и възраждающа се България», 1894, «Петър Лаврович Лавров», 1900, и др. В 1881 г. появилось издание «Етнография на Македония» (фр. яз.) - впервые на такую тему, атлас Македонии «Българите в техните исторически, етнографически и политически граници» (в соавторстве с Н. Ризовым, на нем., англ., фр. яз.). Названия его трудов в достаточной мере определяют круг интересов и общую политическую ориентацию автора, как о многом говорят и использовавшиеся им в периодике псевдонимы (среди них «Гяур», «Дантон», «Д. Инсаров», «Македонец», «Д. Рудин»),
181
В 1897 г. началась гораздо более устойчивая и непрерывная 10-летняя дипломатическая карьера Ризова [11], где пригодились и его быстрая реакция, умение устанавливать контакты, вести переговоры, составлять документы, вплоть до важнейших - от имени царя Фердинанда. Авантюрная жилка, едва ли не превалировавшая в его характере и помогала, и мешала в этой работе. И нет ничего удивительного, что судьба вынесла Ризова на гребень событий, связанных с заключением Балканского союза 1912 г. В подготовке союзного договора он принимал активное участие. И не только как связной между представителями высшей власти Болгарии и Сербии, но и как один из авторов и идеологов программы. При составлении Pro memoria ему принадлежала идея включить в документ пункт, предусматривавший использование внутренних беспорядков в Турции как создающих угрозу «миру и тишине» на Балканском полуострове в качестве повода для военного вмешательства союзников в дела Османской империи.
Не может укрыться от глаз, что одновременно оживилась деятельность Внутренней македоно-одринской революционной организации (ВМОРО). Ее реорганизованный Центральный комитет, возглавленный Тодором Александровым, ориентировался на то, чтобы, используя благоприятный момент, как можно скорее открыть войну с Турцией, толкнув на это правительство Болгарии. Для давления на власти использовались и личные связи. Так, в частном письме к Пейо Яворову, заграничному представителю ВМОРО в Софии, Александров просит друга поработать с премьером Гешовым и министром Теодоровым, чтобы Болгария скорее «обнажила нож» [12]. 19 октября 1911 г. ЦК ВМОРО объявил о приведении Организации в боевую готовность. Ее повседневная деятельность заключалась в устройстве террористических актов на железных дорогах, трамваях, почтовых фургонах, мостах, в приобретении оружия, военной подготовке. Задача, в случае войны, оставалась прежней: обеспечение Болгарии всех прав на македонские земли, как они были обозначены в Сан-Стефанском договоре [13].
* * *
Переговоры о союзном договоре между представителями Сербии и Болгарии шли трудно. Милованович отстаивал принцип дележа между союзниками будущих завоеваний в турецких провинциях, Гешов выступал против и требовал автономии Македонии. 17 и 24 октября сербское правительство через своего посланника в Софии М. Спалайковича представило два проекта союзного договора. В первом из них Македонию
182
предлагалось считать «спорной» территорией, а бесспорными - Одринский вилайет для Болгарии и Шкодринский для Сербии. Во втором предусматривался дележ на три зоны уже самой Македонии - на две бесспорные и одну спорную; судьбу последней предстояло решить путем арбитража [14]. Однако такие предложения никак не устраивали болгарскую сторону.
Вопрос зависал. Чтобы продвинуть переговоры, Гешов делегировал вызванного из Рима Ризова в Париж, куда отправился Милованович вместе с королем Петром и, где в честь его величества устраивалось празднество. Заявление о том, что Фердинанд и Гешов считают сербские предложения «невозможными для Соглашения», Станчов, болгарский посланник во Франции, сделал сербскому премьер-министру 5 ноября на Гала-представлении в Опере. Милованович был в замешательстве - дело заходило в тупик. Надо было искать новой встречи. Она произошла на «болгарской территории» - в здании дипломатической миссии Болгарии в Париже, и в ней участвовал Ризов, представленный Станчовым как человек, которого его правительство считает «компетентным в вопросе». Посланцы Гешова сообщили Миловановичу о последних уступках болгарской стороны, заявили, что о произвольном приобретении сербами будущих территорий не может быть и речи, что всё разграничение следует провести через русский арбитраж, который необходим для правительств обеих стран, в том числе с целью защиты от давления со стороны общественного мнения, «крайне противоположного и трудно примиримого в этом вопросе» в каждой из них.
Обмен мнениями был бурным. На возражения Миловановича Ризов отвечал по-сербски, убеждая и настаивая на том, что в ходе «предыдущих переговоров в Риме и Париже», партнеры уже достигли «определенной формулы», включая вопрос об автономии Македонии, и что «странно теперь отречение от нее» Миловановича. Оставшись вдвоем, с глазу на глаз, Ризов принялся убеждать Миловановича в том, что нынешняя попытка добиться соглашения между Сербией и Болгарией является последней («никогда больше Сербия не дождется другого болгарского правительства, более расположенного и годного для заключения такого соглашения»), а потому дело чести для Миловановича - использовать момент и договориться с Болгарией, даже если это навлечет на него проклятия недальновидных соотечественников. В возвышенном тоне Ризов говорил о грандиозности и важности исторической задачи - заключении союза между Болгарией и Сербией! И добился, в конце концов, согласия
183
Миловановича сделать все возможное, чтобы убедить Пашича и Стояновича, а также военного министра ген. Степановича пойти навстречу болгарским пожеланиям.
Эти и другие подробности и нюансы парижских переговоров Ризов со Станчовым изложили в большом отчете Гешову. Доклад о выполнении ими поручения премьера помечен 7/20 ноября, Париж. Окончание его таково: «Так, г. министр, закончился наш разговор с Миловановичем. Теперь Ваша забота довести дело до счастливого конца».
Хотя отчет отмечен немалой мерой самодовольства и бахвальства авторов, и можно предположить в нем определенные неточности и натяжки, Гешов, очевидно, принял доклад со всей серьезностью; об этом косвенно свидетельствует полная публикация документа в его воспоминаниях [15]. Тем не менее, 15 декабря 1911 г. сербский посланник в Болгарии Спалайкович представил новые предложения. В них, утверждает Гешов, «принималась моя формула автономии Македонии» и приводился новый вариант спорной зоны [16].
Окончательный текст Договора между Болгарией и Сербией был подписан в Софии 29 февраля/13 марта 1912 г. К нему примыкало Тайное приложение, в котором с первых же строк, «беря быка за рога», его составители определяли условия и процедуру объявления войны Турции. В статье 1-й Приложения указывалось:
«В случае, если в Турции вспыхнут беспорядки, представляющие опасность для национальных или государственных интересов договаривающихся сторон, или одной из них, а также в случае внутренних или внешних затруднений, вынуждающих Турцию водворить статус-кво на Балканском полуострове, та из договаривающихся сторон, которая первой пришла к убеждению, что необходимо предпринять военную акцию, должна обратиться к другой стороне с мотивированным предложением ...(курсив мой. - Р.Г.)» [17].
Как видим, принцип «если в Турции вспыхнут беспорядки», оговоренный еще в Pro memoria, формулирование которого принадлежит Ризову [18], в Тайном приложении оказался на первом месте.
Внимание на важности этого пункта заострил Иван Т. Теодоров, сын известного болгарского политического деятеля Теодора Теодорова, который в 1911 г. принимал участие в дипломатических переговорах с сербской стороной. Долгие годы сын по крупицам собирал материал по истории Балканских войн, исследуя также семейный архив. По мнению этого автора, пункт, гласивший: внутренние беспорядки в Турции способны угрожать миру и спокойствию на Балканах, определяли самый
184
смысл «Тайного приложения» к Договору о болгаро-сербском союзе. Оно-то «фактически и являлось настоящим договором», - пишет он, - в нем фактически предлагался способ «открыть вооруженную акцию против Турции», когда одна из договаривающихся сторон посчитала бы это необходимым (курсив мой. - Р.Г.) [19].
Если не забывать об авторстве формулировок важнейших статей Договора, должно сказать, что Ризов сыграл в истории его подготовки не только роль связного между представителями Сербии и Болгарии в ходе дипломатических переговоров, но и оказал, по меньшей мере, влияние на его содержание. Скажем больше, сделал едва ли не основное - выразил главную практическую идею Балканского союза, а именно: как спровоцировать войну против Турции под благовидным предлогом. Чем вложил в руки милитаристских сил Болгарии большой козырь.
Его разыгрыванием они и занялись весной - летом 1912 г. Сначала делегация ВМОРО отправилась на Запад для зондирования обстановки, но вернулась ни с чем: великие державы упорно держались позиции сохранения статус-кво на Юго-Востоке Европы. В самой Болгарии общественность пока сохраняла спокойствие. Страна закончила первое десятилетие нового века с прекрасными экономическими показателями. Урегулирование отношений с Сербией было встречено в Болгарии с удовлетворением: людям не были известны державшиеся в строгой тайне действительные условия Балканского союза. Воевать пока что было недосуг.
Вот почему заинтересованным в развязывании войны кругам пришлось серьезно поработать - готовить соответствующую атмосферу в стране, настраивать общественное мнение в пользу войны с турками, убеждать народ к ее неизбежности [20]. За работу взялись македонские земляческие организации, союзы офицеров и унтер-офицеров, политики и журналисты крайних взглядов. Руководители ВМОРО подбросили горючий материал: устроили взрыв нескольких бомб в г. Кочани (недалеко от болгарской границы), что вызвало со стороны турецких властей кровавые репрессии в отношении местного болгарского населения. Провокация достигла двоякого успеха: по Болгарии прокатилась волна многолюдных митингов с требованием «наказать турок», газеты выходили с лозунгами «Народ требует войны»; а главное - появление искомых внутренних беспорядков в Турции, оговоренных в союзном Договоре между Болгарией и Сербией. Именно они создавали определенную легитимацию для решения болгарских властей начать войну против Турции [21].
185
Не будет ошибкой сказать, что именно деятельность ВМОРО всколыхнула страну. Любопытна очередность действий, проступающая из дневниковых записей Петра Абрашева, министра юстиции в правительстве Гешова. Анализируя ход событий, этот степенный человек пишет:
«Замечается воинственное настроение почти во всех общественных кругах. Грозный призрак войны не страшит даже самых боязливых. Правительство вынуждено готовиться к войне, и оно готовится к ней» [22].
И далее:
«Наиболее воинственными были военные, македонствующие, а также стамболовисты, радослависты и из Демократической партии. Согласились (в правительстве. - Р.Г.), что надо поездить по Болгарии, чтобы непосредственно познакомиться с настроениями. Я объехал Кюстендилский, Врачанский, Берковский, Фердинандский, Ломский, Белослатинский округа и вернулся с впечатлением о наличии воинственного жара чуть ли не во всех кругах. «Ударим и покончим с этим», - говорили мне почти повсюду. Выходило, что населению надоело слушать о приготовлениях к войне. Мирные и работящие люди хотят войны с Турцией не для чего другого, а чтобы «покончить с этим». Они смотрят на войну, как на работу, которую нельзя не сделать» [23].
Конкретными данными о том, что руководители ВМОРО знали о сути Балканского союза, мы не располагаем. Нельзя, однако, сбрасывать со счета однонаправленность действий дипломата Димитра Ризова, нашедшего более или менее легитимную формулу для объявления Болгарией и союзниками войны Турции, и боевика Тодора Александрова, приложившего специальные усилия для реализации ее на практике. Так что именно ему некоторые болгарские историки приписывают авторство и режиссуру событий накануне Балканских войн:
«Деятельность ВМОРО в 1911 и 1912 гг., - пишет Ц. Билярски, - во многом привела к тому, что был найден повод для объявления Балканской войны. Им стала резня болгар в Штипе и Кочани в ответ на атентаты ВМОРО» [24].
Ризов участвовал и в последнем акте формирования Балканского союза - переговорах с Черногорией. Собственно переговоров не велось ни в Софии, ни в Цетинье, и ни в какой другой балканской столице. Они начались и закончились в венском Хофбурге, во время посещения императора Франца Иосифа черногорским королем. Болгарскую сторону представляли председатель Народного собрания Стоян Данев и тот же Ризов. С черногорской стороны участвовали воевода Пламенац и военный министр генерал Мартинович.
«Для достижения цели одной беседы было достаточно, - пишет Данев в мемуарах. - Единственное, о чем просили
186
черногорцы, - оказать помощь в содержании их войска. Не было составлено никакого письменного акта»; только через министерство иностранных дел решение о вступлении Черногории в Балканский союз передали болгарскому дипломатическому представителю в Цетинье Н. Колушеву - «для сведения и руководства» [25].
По простоте нравов заключение межгосударственного союза происходило в рамках «народной дипломатии», в условностях традиционализма.
Ризов не оставил свое «детище» и перед самым началом Первой балканской. Гешов поручил ему подготовить важнейший государственный документ: сформулировать официальную причину перехода Болгарии к военным действиям в ноте Порте с требованием немедленных реформ в ее европейских владениях, невыполнение которого, по мнению болгарского премьера, вынуждает его объявить султану войну. Как видим, Гешов предпочитал действовать в рамках еще существовавших международных договоренностей. Кроме того, Ризову поручалось составить Манифест об объявлении войны, который подпишет царь Фердинанд [26].
И в дальнейшем, по ходу военных и дипломатических событий, Ризов постоянно держал руку на пульсе. Попутно наставлял Гешова, что главной целью Болгарии на самом деле является достижение полной автономии Македонии во главе с генерал-губернатором (европейцем) под контролем великих держав, а не ее дипломатическое прикрытие в виде требования реализации ст. 23 Берлинского трактата [27].
Ризов постоянно выступал с политическими и другого свойства советами, рекомендациями, оказывал давление. Судя по дневнику П. Абрашева, вмешательство «знаменитого дипломата», как в насмешку тот его называл, часто было невпопад и только нервировало правительство. Министр отмечает «нескрываемое самодовольство и похвальбу» Ризова. О многом свидетельствует запись в его дневнике от 20 ноября 1912 г.: «Истинная беда, когда кто-нибудь уверится, что умнее и патриотичнее его нет никого на свете» [28]. Впрочем, некоторые советы Ризова тот же Абрашев считал полезными, как, например, высказанное посланником пожелание шире информировать иностранное общественное мнение об осложнении сербско-болгарских отношений в апреле 1913 г. Что, правда, не было принято членами правительства во внимание: «К сожалению, Гешов и Теодоров не хотят это использовать», - писал Абрашев [29].
187
Без Ризова не обошлась и история с задержкой ответа болгарского правительства на турецкое предложение о перемирии и прелиминарном мире. Как известно, Фердинанд, получив его 31 октября 1912 г., не только запретил сообщать об этом союзникам, но и промедлил с началом переговоров [30], что, по оценке современных историков, нанесло вред самой Болгарии, сбило темп развития военных событий. Г. Марков пишет: «С самочувствием советника и доверенного лица правительства» Ризов еще 18 октября 1912 г. «предрек, что будет капитальной, непоправимой ошибкой, если балканские государства согласятся на перемирие, прежде чем победят Турцию полностью и окончательно» [31].
В его стиле естественным было предложить Гешову в письме от 11 ноября 1912 г. не делать грекам никаких уступок, не отдавать Солунь, даже если для этого придется воевать с ними [32]. Ризов оказался и среди тех, кто поощрял болгарских военных и власти войти в Константинополь: не бойтесь, только предупредите Россию, что вступаете временно, чтобы окончательно разбить Турцию. Подобная агитация воздействовала и на солдат, ставших петь национальный гимн с измененными словами в припеве: «Марш, марш, Цариград е наш!». Ризов советовал также «поспешить взять Одрин, чтобы показать Петербургу, что этот город будет включен в пределы болгарского государства», хотя он не входил в санстефанские границы [33]. От него исходили «самые разгоряченные предложения», - констатирует Г. Марков [34]. Такие предложения и настроения мало чем отличались от того, как думали в ЦК ВМОРО.
Балканская война развивалась нервно, союзники относились друг к другу с нарастающей подозрительностью. Эта подозрительность явилась рано, чему давали основания победные результаты первого, очень успешного этапа войны, когда союзники увидели, что уже есть, что делить. При этом аппетиты каждого члена Балканского союза далеко выходили за рамки договоренного. Уже в январе 1913 г. Сербия подняла вопрос о несогласии с установленным в союзном договоре разграничением земель, подлежащих разделу, в феврале - о дополнительных компенсациях [35]. Беспокойство ВМОРО в связи с этим выливалось пока что в памятные записки ее ЦК, адресованные царю Фердинанду или премьеру Гешову, с предупреждением быть начеку в отношениях с союзниками, чтобы не попасть впросак. В письме к П. Яворову от 27 января 1913 г. Т. Александров пишет:
«Сделаем все возможное, чтобы не позволить болгарскому правительству подарить болгарские земли сербам и грекам
188
и продолжать цепляться за какой-то там союз, меньше всего нужный нам, по крайней мере, на будущее» [36].
Последующие события делали все более хрупким союз балканских государств, их верность принятым обязательствам. Сепаратные переговоры, которые в апреле-мае 1912 г. вели между собой представители Сербии и Греции, закончились договором этих стран против Болгарии. Ризов, заранее прознавший об этих переговорах, 16 апреля предупреждал болгарское правительство о возникшей опасности. «Контролирующую» активность проявляла и ВМОРО, призывая политиков к максимальной бдительности. Действительно, отношения между союзниками все более заходили в тупик, на горизонте замаячила угроза братоубийственной войны.
В накаливании обстановки свою роль играли отношения между Россией и Австро-Венгрией. Российская дипломатия улавливала стремление венского кабинета сблизиться с Софией, посеять недоброжелательство между нею и Белградом. Сербия, в свою очередь опасалась, что Болгария, добившись своего в войне с Турцией, не захочет затем воевать с Австрией, как это было уговорено в Договоре о Балканском союзе, а наоборот, «задружит с нею».
Размышления по поводу этих обстоятельств достаточно четко явлены в «весьма доверительном письме» A.A. Нератова, временно замещавшего Сазонова и 23 апреля 1913 г. писавшего от имени последнего Н.Г. Гартвигу. Из документа следует, что российская дипломатия, видя, как меняется ситуация, стала склоняться к восприятию событий не только «с точки зрения права», но и при учете «оценки, исходящей из принципа политической целесообразности». Последняя заключалась в том, чтобы «всецело поддержать сербские пожелания», как дающие возможность для «создания прочного заслона дальнейшему проникновению Австрии на Балканский полуостров» (курсив мой. - Р.Г.) [37].
Не забудем, что именно такая цель стояла во главе изначального замысла Балканского союза, каким его полагала Россия, к тому же не имевшая в виду никакой войны и, наоборот, настаивавшая на сохранении статус-кво на Балканах. Балканская война 1912 г., произошедшая по воле самих балканских государств, которые проявили самостоятельность в подходе к решению вопроса общеевропейского уровня, смешала многие карты. Россия оказалась в сложном положении, но не заняла, тем не менее, односторонней позиции. Император Николай II пытался примирить стороны, требуя от болгар уступок. В его апрельской ноте 1913 г. Гешову
189
говорилось:
«Императорское правительство крайне озабочено дошедшими до него сведениями о чрезвычайном обострении вопроса о разграничении между Болгарией, Грецией и Сербией. Оно не хотело бы допускать даже мысли о возможном братоубийственном столкновении между нынешними союзниками... Россия до сих пор делала все для локализации событий и убережения Болгарии от нападения с тыла. Но в случае братоубийственного столкновения болгар с сербами и греками, само наше общественное мнение откажется от Болгарии и императорскому правительству останется только с болью в сердце быть безучастным зрителем гибели болгарского дела и ограничиться исключительно защитой русских интересов» [38].
Однако в Болгарии военные, ВМОРО, другие македонствующие, частично политические круги и интеллигенции продолжали накалять обстановку. Недаром Николай II в ноте Гешову просил наложить «некоторую узду на печать, разжигающую вражду между союзниками» [39]. Но дело было не только в прессе. Показательно отметилась ВМОРО. В подготовленной ею декларации от 16 мая 1913 г. говорилось: «Внутренняя организация, не признавая никаких спорных земель, но признавая, что в границах Македонии существуют только болгарские земли, должна заявить своевременно и категорически, что, если македонский вопрос не решится так, как она того желает, то она не прекратит революционную деятельность и в вихре борьбы не усомнится в том, чтобы использовать все имеющиеся в ее распоряжении средства, не обращая внимания ни на Женевские и ни на какие другие международные конвенции» [40]. Тодор Александров исходил из того, что «эта война - наша, так как именно события в Штипе, Кичево, Кочани, вызванные нами, дали к ней повод, явились первопричиной войны, начатой главным образом и, прежде всего, во имя освобождения македонского населения» [41]. Присваивая, таким образом, себе возможную войну против союзников, видя в ней преимущественно войну ВМОРО, лидер Организации фактически отстранялся от интересов собственно Болгарии, которым такая война была совершенно противопоказана. Но это в его заботы, видимо, не входило. 25 мая 1913 г. он пишет П. Яворову: «Договорились с некоторыми военными, что, если правительство попытается избежать войны, мы отсюда спровоцируем ее и заставим (ее вести. - Р.Г.)» [42].
Да не покажется нам странным, что на такой позиции оказался и болгарский дипломат на службе Димитр Ризов. Но об этом ниже.
190
Здесь же отметим, что в итоге именно Болгария не выдержала психологического напряжения: 16/29 июня 1913 г. ее войска получили приказ атаковать позиции греков и сербов, начав тем самым Межсоюзническую войну. Она была короткой и безжалостной - разгромом «основательницы» и «главной силы Балканского союза», как ее называют болгарские историки, занялись не только ее бывшие союзники (Сербия, Греция, Черногория), но и улучившая благоприятный момент Румыния и оправившаяся после недавнего поражения Турция. Бухарестский и Петербургский мирные договоры 1913 г. завершили кровавую эпопею двух Балканских войн. Для Болгарии это было не только суровое военное поражение, в результате чего она потеряла часть собственной территории, но и крах надежд на реализацию идеи национального объединения. Случилась национальная катастрофа.
* * *
Царь Фердинанд быстро произвел рокировку игроков на политической арене. 4 июля 1913 г. на смену русофильским правительствам Ив. Гешова и Ст. Данева пришел кабинет министров во главе с Василом Радославовым. Смена правительств сопровождалось переориентацией внешней политики Болгарии: стремлением было уйти под защиту Австро-Венгрии. Девизом царя Фердинанда стало: «Нет другого спасения для Болгарии, кроме возвращения в Рим», что означало, помимо прочего, возможность заключения унии с католической церковью [43]. Экзарх Йосиф упорно сопротивлялся поветрию, охватившему довольно широкие слои общества, включая духовенство, но на него власти обращали уже мало внимания.
Из контекста событий следует, что идея славянского единства и православного единоверия как одна из главных составляющих прежнего идеологического обоснования и обрамления Балканской войны - мало чего стоила и легко могла быть отброшена. При этом главная цель оставалась прежней - Македония любыми средствами. Лидер ВМОРО Тодор Александров так разъяснял «необходимость» поворота в сторону германо-австро-венгерского блока:
«Всё, что делаем сейчас, - писал он 1 августа 1913 г. одному из сподвижников, - шаги в пользу автономии Македонии, зондаж идеи, возможно ли путем унии под австро-венгерским протекторатом сохранить национальность македонских болгар в захваченных сербами и греками районах, и, в крайнем случае, переход некоторых районов [...] к Албании и проч. - всё это происходит с ведома и согласия болгарского правительства» [44].
191
Власти предприняли шаги и по изменению состава Народного собрания - указом царя оно было распущено, назначались выборы в новый парламент. Они состоялись в ноябре 1913 г., но принесли Фердинанду разочарование: почти 50% избирателей отдали свои голоса представителям партий «народных интересов», выступавших с антимилитаристскими лозунгами, - Болгарскому земледельческому народному союзу (БЗНС), двум партиям социалистического толка («теснякам» и «широким») и мелкобуржуазной Радикально-демократической партии. БЗНС, например, несмотря на потерю значительной части своих избирателей изза перехода Добруджи к Румынии, получил свыше 100 тысяч голосов. Никогда еще «земледельческая» парламентская фракция не была так велика - 48 депутатов, т. е. почти четверть (23,1%) всех депутатских мест [45].
Страна бурлила, обсуждая катастрофические результаты Балканских войн. Как такое могло случиться? Болгария, считавшаяся самым сильным в военном отношении государством на Балканах, войска которой одержали удивительные победы в Первой войне, в итоге оказалась «у разбитого корыта». Кто виноват? Информации у народа было мало: условия Балканского союза, подписанного представителями Болгарии и Сербии в 1912 г., хранились в тайне. Сведения об отношениях между союзниками, содержании дипломатических переговоров и т. п. поступали урывками, быстро обрастали слухами и фантазиями, настоящего положения никто толком не знал.
Национальное поражение раскололо общество. Милитаристские силы спешили заявить, что в народе сохраняется повышенное патриотическое настроение, нет никакого уныния, и что, если сейчас Болгарии приходится отступить, то следующий опыт непременно принесет успех, и болгарский народ, наконец, добьется полного объединения. Однако итоги парламентских выборов опровергли «прозорливость» сторонников курса правительства В. Радославова. Газета «Военна България» вынуждена была констатировать: результаты выборов - «большая неожиданность для всей страны. Против общих ожиданий правительство не получило большинства»; «народ отвернулся от правящей партии и склонился к самым крайним элементам. В душе возмущенного народа произошел перелом» [46].
Не было единства и в более высоких политических, дипломатических, военных кругах. Об этом по-своему печалилась та же «Военна България», писавшая: вместо серьезного анализа причин поражения 1913 г. - свара между генералами, кто виноват, кто проштрафился как коррупционер при поставках вооружения и т. п. [47].
192
Правительственные рокировки не могли успокоить общество. Народ требовал возмездия, наказания виновников поражения. После ноябрьских выборов в парламент «народные партии» стали проводить свои съезды, на которых как бы легализовали антиправительственные требования: привлечь царя Фердинанда к ответственности, лишить его права руководить внешней политикой, провести судебное расследование причин народной катастрофы и наказать ее виновников, отказаться от пропаганды реванша, означающего новую войну с соседями, тогда как «нам нужен мир для всестороннего обновления страны» [48]. На состоявшемся 6-10 декабря 1913 г. XIV-м съезде БЗНС крестьянская партия потребовала немедленной - «без отсрочки» - отставки «подсудимых министров» [49].
По-настоящему был напуган ситуацией в стране царь Фердинанд, главный виновник «преступного безумия 16 июня». Уединившийся за границей, он шлет 11 ноября из Вены доверенному С. Добровичу сбивчивую телеграмму: «По сообщению этим вечером всех газет, в Болгарии вспыхнула революция, и что Мое возвращение невозможно. Приказываю Вам сказать Мне правду» [50]. В телеграмме от 13 ноября царь всех болгар уныло сообщает, что на завтрашней аудиенции у австро-венгерского императора «решится моя судьба и мое будущее жилище (очевидно, местопребывание. - Р.Г.)». Одновременно он дает распоряжение предупредить престолонаследника Бориса, что тот должен готовиться к «своему новому сану». Но еще более знаменательна следующая фраза Фердинанда:
«Хотел бы я знать, кто выдал оригинальный текст этого ненавистного договора [*], - проболтавшийся Гешов или сам Геннадиев [51], когда был ... *** [52] и что после публикации в "Le Matin" невозможно, чтобы я остался в кругу европейских монархов» [53].
Однако, как оказалось, все не так страшно, хотя болгарскому монарху пришлось пройти через большое испытание. В телеграмме к престолонаследнику от 14 ноября 1913 г. Фердинанд сообщает об унижении, пережитом им на 30-минутной аудиенции у австро-венгерского императора, куда тот явился с предложением своей «отставки от престола» и готовности сдать полковой мундир, когда-то, видимо, торжественно врученный ему императором. Хозяин же был очень мрачен, но сказал, что прощает его на этот раз и отречения не требует, что постарается забыть обиду, нанесенную ему и его армии, и милостиво оставляет болгарского
*. Примечание редактора публикации: Речь идет о Тайном приложении к Договору между Болгарией и Сербией 1912 г.
193
царя и его престолонаследника в 11-м гусарском полку. Всё это - на фоне обвинений в адрес императора Фердинанда «в позорном заговоре» «против меня и моего государства», заявлений, что «был оскорблен его союзом с подобными людьми» (т. е с сербами? - Р.Г.). Фердинанд вышел из дворца «совершенно сокрушенный, в убеждении, что моя роль здесь окончена». Просил сына никому не говорить об этом [54].
Получив хоть какую-то поддержку со стороны Австро-Венгрии (сохранил мундир!), Фердинанд уже не так боялся продолжавшихся шумных и откровенно антиправительственных выступлений. 31 декабря 1913 г. власти во второй раз за короткое время прибегли к роспуску Народного собрания, соответствующий указ был подписан царем. Были назначены и новые выборы в Народное собрание. Но ситуация не успокаивалась.
Кто виноват в происшедшем? - поиски ответа на злободневный вопрос продолжались. О характере общественного беспокойства можно судить по письму Стефана Бобчева Михаилу Маджарову (во время Балканских войн первый представлял интересы Болгарии в Петербурге, второй в Лондоне). 20 марта 1914 г. Бобчев писал коллеге:
«Болгария переживает продолжающуюся анархию и смуту - наследие памятного 1913 г. [...] Ничто не успокоилось. Каждый пытается доказать, что был прав и правильно всё видел, правильно говорил и правильно делал. Противник - это все другие, не «я» - он ошибся. И в этом поиске виновного, обнаружении его в противнике - проходит вся наша жизнь. В такой повседневности истощается вся энергия, вся деятельность, все время. Кому-то это приносит, может быть, выгоду, Болгарии же только вредит и причиняет огромный ущерб, во-первых, потому что отнимает возможность заняться делом - лечением наших ран, а во-вторых, потому что мнимая задача - переложить вину на противника, - затмевает действительную задачу, стоящую перед нами - преодолеть опасность, висящую над нами и имеющую многообразные формы» [55].
Перспективу Бобчев видел в том, чтобы, «невзирая на ныне разделяющие Болгарию австрофильство и русофильство», внешнеполитическая ориентация страны строилась на обеспечении «спокойной внутренней работы, спокойного движения вперед, без рисков, без сотрясений, без жертв»; и тогда, «имея то, что нам осталось, мы сможем подняться». Но автор письма сознает и опасность для страны, кроящуюся в возможном новом проявлении ее руководством таких черт национального характера, как невежество, грубость, неумение выстраивать отношения, черт, унаследованных
194
от прошлого и неуместных в XX веке: «Ах, эта байганювщина, - восклицает он, - этот «булгар», эти наши кулаки, направленные во все стороны ... Это может окончательно снести нам голову» [56].
В водовороте мнений, споров, обвинений, распространившихся в общественных кругах и особенно прессе, личным нападкам подвергался не только царь, но и многие его присные. В том числе немало досталось и Димитру Ризову, активному деятелю злополучной войны и ее своеобразному куратору.
В Центральном государственном архиве (София) хранится документ, который работники архива озаглавили так: «Письмо Димитра Ризова с объяснениями, почему изменилась его позиция от зачинателя Балканского союза до поддержки Второй Балканской войны» [57]. Письмо датировано 10 января 1914 г., Рим, и адресовано Николе Сакарову, известному в Болгарии общественному и политическому деятелю, часто выступавшему по общеполитическим вопросам. В то время Сакаров входил в Центральный комитет партии широких социалистов, а ее орган - газета «Народ» - принимала активное участие в антимилитаристской кампании.
Письмо Ризова являет собой машинописную рукопись с поправками от руки, внесенными автором. Имеется собственноручная подпись Ризова. В архивном экземпляре отсутствуют три первые листа рукописи (очевидно, утеряны), остальные 8 листов плотного текста хорошо читаются.
Документ представляет большой интерес как конкретный отголосок эпохи, в котором отразилась попытка непосредственного участника событий ответить на вопросы времени. Первую часть письма, имеющую не столько оправдательный, сколько объяснительный характер, можно даже назвать аналитичной. Здесь Ризов называет 8 ошибок, допущенных военно-политическим руководством Болгарии в ходе Балканских войн. (Правильнее, наверное, говорить не об ошибках, а о действиях, приведших к ним. Но сохраним стиль автора). Кроме того, документ, особенно его вторая часть, несет весьма ценную информацию о характере и общественном поведении такой типичной для Балкан личности, как Ризов, с его непосредственностью реакций и неудержимым выбросом в открытое пространство внутренних эмоций.
Итак, что же Ризов считал ошибочным в действиях военнополитического руководства Болгарии. Переложу близко к тексту основные тезисы автора.
195
К сожалению, о первой ошибке и части второй судить не представляется возможным - они оказались на утерянных листах. Только с окончания текста о «второй ошибке» начинается архивная нумерация документа (Л. 1). Здесь речь идет «о мире в декабре 1912 г., который не заключили».
«А есть ли необходимость доказывать, - пишет Ризов, - что если бы мы тогда заключили мир с Турцией, то спасли бы и Македонию с Одрином, и вторую войну с Турцией не вели бы, и не было бы никакой межсоюзнической войны, и сохранили бы жизнь более чем половине принесенных жертв».
3-ей ошибкой автор считает изменение характера войны, превращение освободительной войны в завоевательную с желанием получить границу по линии Мидия - Родосто. Это способствовало созданию вредной легенды,
«что мы домогаемся гегемонии на Балканах. Мир стал удивляться, что мы не хотим сделать уступок Сербии и Греции в Македонии, а сами захватываем всю Фракию и простираем наши границы у ворот Царьграда».
4. Затягивание переговоров о мире в Лондоне, перерыв в них и возобновление войны с Турцией. В результате произошло сковывание наших войск в Чаталдже и Бунаире и вывод нашей дивизии из Солуни, так что сербские войска хлынули в Албанию, и мы были не в состоянии своевременно послать наши гарнизоны в города Македонии, а этим, наверное, избежали бы Межсоюзнической войны.
5. Не договорились с Грецией о разделе завоеванных земель. «Еще 16 апреля 1913 г. я представил министру шифрованную депешу о том, что между Грецией и Сербией достигнуто соглашение о солидарных военных действиях против нас».
6. Не договорились с Румынией. Это наша кардинальная ошибка, с нею связаны и вторая война с Турцией, и Межсоюзническая война, и наша прошлогодняя катастрофа.
7. Непринятие арбитражного решения по спорной зоне между нами и Сербией. «Это единственная ошибка, которую совершили не мы. Я и сейчас продолжаю думать, что этой ошибки можно было легко избежать, если бы Россия поторопилась с арбитражным решением по спорной зоне после заключения Лондонского мира с Турцией».
8. Отклонение нами предложения Сербии и Греции о демобилизации союзных войск до 1/4 их состава (Данев и его вера, что Россия все разрулит).
196
«Эта серия политических и дипломатических ошибок с неотразимой фатальностью сделала Межсоюзническую войну неминуемой, неизбежной, обязательной» [58].
Можно соглашаться или не соглашаться с автором, но краткий его анализ носит черты критического отношения к болгарской политике во время балканской кампании, что весьма ценно, ибо в современной болгарской историографии не всегда найдешь такую определенность, как, например, признание превращения освободительной войны в завоевательную. Надо думать, что такой анализ потребовал от Ризова немалых внутренних усилий, ибо по ряду позиций он должен был обратить критику и на самого себя. Это относится, например, к вопросу о затягивании болгарского ответа на первое турецкое предложение о мире, или к поведению самого Ризова, не торопившегося с составлением текста болгарского мемоара российскому императору о согласии на арбитраж [59].
По стилю вторая часть письма Ризова существенно отличается от первой. Здесь столько личных чувств, переживаний, военно-романтических эмоций, призванных в конце концов родить у читателя представление: 16 июня было принято единственно правильное решение, иначе поступить было нельзя. Ризов сообщает, что в начале мая 1913 г. по поручению Гешова он отправился в Сербию, чтобы попытаться убедить Пашича в необходимости выполнять постановления союзного договора между Болгарией и Сербией. Из встреч с Пашичем и другими сербскими министрами, с Гартвигом и своими старыми друзьями-сербами Ризов вынес впечатление, что сербы окончательно и бесповоротно решили из завоеванных в Македонии земель «не уступать нам ничего из того, что по союзному договору причитается нам, даже если для этого потребуется воевать с нами». Текст проникнут ощущением предрешенности и неизбежности межсоюзнической войны. Некоторые сербские газеты, - пишет Ризов, - «проповедовали неожиданный захват Софии, пока болгарские войска стоят в Чаталдже и Булаире», а сербские офицеры заявляли, что, если России своим арбитражным решением предоставит Сербии только лишь спорную зону, «следует свергнуть Пашича и привести к власти людей, которые не подчинятся этому решению».
В Софию Ризов вернулся с пониманием, что «поведение Сербии предрешало и наш спор с Грецией - одно из двух: или Болгария уступит Греции и Сербии большую часть Македонии, или же будет воевать с ними? [...] Мне было ясно, что война неизбежна».
197
Но и в Софии настроение людей было не лучше. Генерал Савов несколько раз ставил болгарскому правительству ультиматум, настаивая на скорейшем разрешении дилеммы: демобилизация или война и заявляя, что после 15 июня он уже не сможет отвечать за армию. «Эта грозная перспектива, - пишет Ризов, - скоро стала моим кошмаром», тем более, что в кабинете Данева уже не было единодушия по вопросу: что делать? «Свыше 20 заседаний Совета министров было потеряно в нескончаемых и бесплодных обсуждениях положения» [60].
Последней каплей стало столкновение Ризова с бездействием лидеров оппозиционных партий, которых он призывал «либо добиться формирования нового кабинета, либо собрать коронный совет, чтобы решить, что же делать в этот судьбоносный момент». Свою роль сыграли и утвердительные ответы нескольких военачальников на вопрос: «можем ли мы справиться с греками и сербами до того, как Румыния хлынет в Болгарию со своими войсками».
Так болгарский дипломат Ризов пришел к серьезному, на деле - поворотному - решению: «После всех этих консультаций я стал открытым сторонником межсоюзнической войны, и уже на следующий день написал статью в газете «Народна воля», где высказал свое мнение - Болгария должна сделать «верховное усилие», чтобы теперь же завершить свое полное национальное объединение».
Возможно, объясняя в письме Сакарову это решение, Ризов специально упирал на свое внутреннее состояние, подчеркивал ощущение тревоги и кошмара. Но вообще-то никакого рубикона он не переходил. Как можно видеть из изложенного, на протяжении обеих Балканских войн Ризов все время был на грани дозволенного дипломату, с самого начала кампании мысль о возможности войны с союзниками не была для него устрашающей. И в определенный момент Ризов-дипломат досрочно, сам, de facto, не будучи официально отозван, покинул пост защитника интересов Болгарии, оставшись безудержным «македонствующим революционером». Свидетельство тому - и заключительный пассаж письма: «Таково мое участие в межсоюзнической войне. И если это составляет вину, я готов отвечать перед любым судом, соглашаясь уже сейчас, что моя нравственная ответственность в данном случае может считаться юридической виновностью. Это самая малая жертва, которую македонец может принести перед мученическим и окровавленным образом своей священной, осиротевшей и недобитой еще родины» [61]. Такую самоидентификацию невозможно было скрыть ни под каким дипломатическим
198
мундиром, долг македонствующего революционера был превыше всех других обязанностей. В данном случае - обязанности сохранить Болгарию, не толкать ее под удар, который, исходя из простой арифметики, выдержать она не могла. Поистине это было преступным безумием.
Балканские войны явились для болгарских дипломатов первым опытом приложения своих сил в боевых для страны условиях. Опыт оказался трудным: не хватало умения, профессионализма, выдержки. Да и, вероятно, просто знаний. Так, накануне Балканской войны в руководстве МИД 2/3 начальников были людьми с всего лишь с средним образованием [62]. Г. Марков отмечает, что назначение видных болгарских деятелей посланниками (Бобчев, Салабашев, Тошев, Хаджимишев, Калинков) не принесло ощутимых результатов. О нашем герое он пишет особо: Ризов считал себя предопределенным быть, по крайней мере, министром иностранных дел и постоянно давал из Рима разгоряченные советы [63].
В отечественной науке специальное исследование деятельности Д. Ризова во время Первой мировой войны посвятил Г.Д. Шкундин. Ему пришлось констатировать, что болгарские историки оценивали результаты деятельности Ризова главным образом отрицательно [64]. Характерно и такое его наблюдение, как постоянно прорывавшиеся у Ризова замашки комиты [*], его «македонствование» [65].
Случайно или нет, но Д. Ризов оказался не упомянутым в многотомной «Истории Болгарии» - в ее Т. 4-м, посвященном «Болгарской дипломатии от древности до наших дней» [66].
*. Комита - борец за освобождение болгар из-под османской власти; обычно они объединялись в группы наподобие партизанских, нередко прибегали к разбою.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Договор подписан в Белграде полномочными представителями обеих стран. С сербской стороны - министром иностранных дел Н. Пашичем и генералом С. Груичем, с болгарской - Д. Ризовым (без указания должности, видимо, достаточно, что он был уполномочен Князем Фердинандом) и полковником Хесапчиевым - «от Генерального штаба» (Централен държавен архив (ПДА). Ф. 173. Оп. 6. А.е. 3124. Л. 1—4).
2. Марков Г. Към предисторията на Балканския съюз. Март – септември 1911 г. // Военноисторически сборник. София, 1987. № 6. С. 112.
199
3. Гешов Ив.Евст. Балканският съюз. Спомени и документа. 2-е изд. София, 1915. С. 10.
4. Спасов Л. Дипломация през Балканската и Межсъюзническата война // История на българите. Т. 4. Българската дипломация от древността до наши дни. Под ред. на доц. Емил Александров. София, 2003. С. 308.
5. Гешов Ив. Евст. Указ. соч. С. 18.
6. Ђорђевић Д. Милован Миловановић. Београд. 1962. С. 164.
7. Гешов Ив. Евстр. Указ. соч. С. 10-11.
8. Българска енциклопедия, Т. 5. София, 1986.
9. Там же.
10. В начале 1880-х гг. делегация молодых людей (среди которых были майор Паница, А. Ляпчев, З. Стоянов и др.) во главе с Ризовым («это была молодежь, отличавшаяся крайними взглядами и никому не подчинявшаяся») явилась к князю Александру Баттенбергу во время маневров под Шуменом, где и получила согласие монарха на действия, означавшие переворот в Пловдиве (т. е. в Восточной Румелии - тогда отдельной от Княжества Болгария административной единицы), в чем был заинтересован сам Баттенберг (Данев Ст. Мемоари. София, 1992. С. 69-70). В отечественной историографии о деятельности Ризова примерно того же периода писал А.Л. Шемякин в книге «Идеология Николы Пашича. Формирование и эволюция. 1868-1891 гг. М., 1998; см. также его статью «Дунайское закулисье «братоубийственной» войны («Родина». 2010. № 11).
11. В 1897-1899 - торговый консул в Скопье, затем дипломатический агент в Цетинье (1903-1905), Белграде (1905-1907), Риме (1908-1915), Берлине (1915-1918).
12. Гергинов Кр., Билярски Ц. Из кореспонденцията на Пейо Крачолов Яворов с Тодор Александров (1911-1914 гг.) // Военноисторически сборник. София, 1985. № 3. С. 200.
13. Гришина Р.П. Между Болгарией и Македонией: Идеи и практика Тодора Александрова (миф о легендарном болгарском патриоте) // До и после Версаля. Политические лидеры и идея национального государства в Центральной и Юго-Восточной Европе. М., 2009. С. 132-138.
14. Спасов Л. Указ. соч. С. 306.
15. Гешев Ив. Евстр. Указ. соч. С. 23-28.
16. Там же. С. 29.
17. Кесяков Б. Принос към дипломатическата история на България. 1878-1925. София, 1925. С. 37.
200
18. Гешов Ив. Евстр. Указ. соч. С. 17.
19. Теодоров Иван Т. Балканските войни (1912-1913 г.). Исторически, дипломатически и стратегически очерк. Теодор Теодоров - парламентарният лъв. Съст. Веска Николова. София, 2007. С. 47.
20. С общей «невоинственностью» населения столкнулись болгарские верхи и в другой «судьбоносный» для страны момент: в 1941 г. Гитлер предложил царю Борису вступить в Антикоминтерновский пакт, а фактически в начавшуюся мировую войну, с обещаниями возможной «компенсации» македонскими землями; царь колебался, ссылаясь, среди прочего, на то, что «народ не имеет никакого желания сражаться, и могут возникнуть смуты». На это премьер-министр Б. Филов энергично возразил: «Если народ сейчас столь инертен и не обладает высоким духом, вина отчасти ложится и на правительство, т. к. наше поведение было колеблющимся. Если мы, однако, решим действовать, тогда и народ воспрянет». (Вознесенский В.Д. Царь Борис, Гитлер и легионеры // Новая и новейшая история. 1971. № 1. С. 91).
21. Подробнее см. Гришина Р.П. К историографии темы: Россия и Балканский союз 1912 г. // Славянство, растворенное в крови ... В честь 80-летия со дня рождения В.К. Волкова. М., 2010. С. 158-159; она же. Конституционная монархия в Болгарии и ее подданные // Человек на Балканах. Государство и его институты: гримасы политической модернизации. Поел, четверть XIX - начало XX в. СПб, 2006. С. 158-161.
22. Абрашев П. Дневник. София, 1995. С. 29. Запись от 8 октября 1912 г.
23. Там же. С. 29-30.
24. Билярски Ц. Предговор // Тодор Александров. Живот-легенда. София, 1991. С. 12.
25. Данев Ст. Мемоари. София, 1992. С. 125.
26. Марков Г. България в Балканския съюз срещу Османската империя. 1912-1913 г. София, 1989. С. 18.
Г. Марков пишет: «Реформы всё больше понимались как удобный повод к войне, чтобы не быть обвиненными великими державами в нарушении статус-кво» (С. 29).
27. Там же.
28. Абрашев П. Указ. соч. С. 145.
29. Там же. С. 266.
30. 3 ноября 1912 г. Фердинанд телеграфировал Гешову из Ямбола:
«...вынужден запретить Вам сообщать нашим союзникам о предложении Великого визиря, пока я не приму во внимание мнение моих
201
помощников и командования трех армий, политиков и ответственных лиц. Сейчас я отправляюсь в Лозенград, а оттуда по железной дороге к Чаталдже, чтобы сделать это. До тех пор прошу не предпринимать ничего в связи с телеграммой Великого визиря»
(Из тайния архив на Фердинанд I. София, 2001. С. 106-107).
31. Марков Г. България в Балканския съюз... С. 78.
32. Там же. С. 173.
33. Там же. С. 106.
34. Там же. С. 100.
35. Кишкилова П. България. 1913. Кризата във властга. София, 1998. С. 12.
36. Гергинов Кр., Билярски Ц. Непубликувани документа за дейността на Тодор Александров и ВМОРО. 1910-1919 гг. // Военноисторически сборник. София, 1987. № 2. С. 204.
37. Гришина Р.П. Власть и общество. Болгария 1912-1913 гг. // Человек на Балканах. Власть и общество: опыт взаимодействия. СПб, 2009. С. 159. В статье использована документальная публикация Е.А. Степановой «Ни мира, ни войны. МИД России и сербо-болгарский спор (1913)» // Русский сборник. Исследования по истории России. T. IV. М., 2007.
38. Балканската война или руската оранжева книга. Дипломатически документи, издадени от руското външно мнистерство, докосващи се до събитията на Балканския полуостров. Август 1912 - юли 1913. София. 1914. С. 82-83.
39. Там же.
40. Тодор Александров. Живот - легенда. С. 133.
41. Там же. С. 135.
42. Гергинов Кр., Билярски Ц. Из кореспонденцията на Пейо Крачолов Яворов... С. 208.
43. Елдъров С. Католиците в България. 1878-1989. София, 2002. С. 764.
44. Гергинов Кр., Билярски Ц. Непубликувани документа за дейността на Т. Александров и ВМОРО (1910-1919) // Военноисторически сборник. София, 1987. №2. С. 189.
45. Статистически годишник на Царство България... София, 1937. С. 776.
46. Цит. по: Топенчаров В. Българската журналистика. 1883-1903. 2-е изд. С., 1983. С. 559.
47. Там же. С. 558.
48. См., напр.: Стефанов Хр. Българската радикална партия. 1906-1949. София, 1984. С. 114-115.
202
49. Манифест към българския народ от 48-членна группа земеделци-депутати на XVI ОНС. София, 1913. С. 11-12.
50. Из тайния архив... С. 113-114.
51. В июле-декабре 1913 г. министр иностранных дел в правительстве B. Радославова.
52. Так в тексте.
53. Из тайния архив... С. 114.
54. Там же. С. 114-115.
55. Научен архив на Българската академия на науките (НА БАН). Ф. 44-К. Оп. 1. A.e. 130. Л. 54-56.
56. Там же.
57. ЦЦА. Ф. 366 К. Оп. 1. А.е. 911. Л. 1-8.
58. Там же. Л. 1-4.
59. Ст. Данев в воспоминаниях пишет, что в начале июня 1913 г. составление мемоара было поручено Ризову, «но так как из-за своих крайних взглядов он не проявил доброй воли и тянул время, я сам занялся написанием мемоара и при помощи двух стенографистов из Народного собрания сделал это за одни сутки». К 13 июня документ был готов, на следующий день переведен на русский язык и передан Неклюдову. Данев Ст. Мемоари. С. 232.
60. ЦЦА. Ф. 366 К. Оп. 1. А.е. 911. Л. 6-7.
61. Там же. Л. 8.
62. Илчев Ив. Българче да те наричам първа радост е за мене // Ирония за историка. Професор Милчо Лалков. Съст. Искра Баева. София, 2004. C. 100.
63. Марков Г. България в Балканския съюз... С. 78.
64. Шкундин Г.Д. Портреты болгарских дипломатов периода Первой мировой войны: Димитр Ризов и Симеон Радев // Человек на Балканах в эпоху кризисов и этнополитических столкновений XX в. СПб, 2002. С. 62.
65. Там же. С. 63.
66. История на българите. T. IV. Българската дипломация от древността до наши дни / Под ред. на доц. Емил Александров. София, 2003.