10. Балканские войны на службе этнографии (судьба горан в XX в.)
P.H. Игнатьев
В течение XIX-XX вв. на Балканах образуется некоторая связь между войнами и этнографическими исследованиями. Последние в той или иной форме предваряют войны, следуют за ними, снова предшествуют военным конфликтам, снова увенчивают чьи-то победы. Таким образом, сменяют друг друга своеобразные этнографические циклы, которые принимают участие в формировании политического дискурса.
Этнография обращена в прошлое, ведь ее результат (текст) кристаллизует структуру описываемого общества. Нелишне будет упомянуть о презумпции «истинности», «девственности» сообщаемого эмпирического материала, хотя этнографическое исследование часто говорит о вещах спорных, порою фантастических, частью уже исчезнувших.
У этнографии весьма противоречивый объект исследования (в основном сельская зона, нередко без какой-либо связи с городской средой), а также противоречивые участники: с одной стороны, информанты - люди, предоставляющие исследователю информацию, в которой ностальгия прикрывает стремление к лучшей доле, выталкивающее информантов из сельских зон; с другой стороны, этнографы, для которых полевые записи - каркас научного текста и доказательство состоятельности. Противоречива также судьба этнографического исследования, зависящая от политической конъюнктуры.
У этнографии в общем гуманитарная миссия: она фиксирует нечто, что покинет этот мир вместе с информантами. Во многих случаях данные этнографического исследования помогают воссоздать более или менее полную картину социальных отношений в прошлом применительно к конкретному региону. При этом речь идет о модели коллективного поведения. Этнография эффективна для анализа закрытых систем, именно здесь работают ее принципы. В конце концов, она описывает принуждение вести коллективную жизнь, то есть перед нами объединительный дискурс. Этнография хорошо иллюстрирует тезис: «от нас зависит, какое прошлое у нас будет».
Балканские войны 1912-1913 гг., безусловно, закрывают собой целый этнографический цикл: дискуссии и описания XIX - начала XX в. в
254
отношении прав на территории, отбираемые у Османской империи. Как видится в ретроспективе, в череде конфликтов того времени именно Балканские войны поставили вопрос о нравственной и социальной ответственности этнографов и объективно открыли путь формированию новых методов исследования в русле социальной антропологии, что заняло определенное время и весьма избирательно коснулось Югославии: после утверждения социалистического строя «старорежимная» этнография, как часть старой государственной машины, проводящая «справедливые племенные границы», сделалась маргинальной; обновленные же принципы полевой работы в среде штатных этнологов приживались с трудом.
На примере Гóры - региона на границах Сербии (Косово), Македонии и Албании, мы хотели бы представить, пусть фрагментарно, актуальное восприятие локальным сообществом столетия после Балканских войн, прожитого в отрыве от мощного морально-идеологического влияния Османской империи.
Не останавливаясь на особом микроязыке горан, архаике и обычаях, ремеслах (оружейное дело, кондитерское дело), пастушестве и отходничестве, постоянных стычках с неспокойными соседями, отметим в Горе роль ислама и культуры османских турок. В этнографической саге о горанах, сложенной в сербской науке [1], мы едва ли обнаружим внимание к этому важнейшему фактору. Скорее мы можем почувствовать, насколько второстепенным и поверхностным представляется он некоторым авторам.
«Нáшинци» (т. е. «наши»), «горáни» / «горáнци» - таковы эндоэтнонимы принявшего ислам населения Горы, - формулируют свою идентичность по-разному. Есть и отрицательное отношение к версии об исламизированных сербах, сохранивших в своей основе сербскую культуру, - версии, поддерживавшейся академиком М. Лутовацем, а также сотрудниками проекта «ГОС» («Гора, Ополье, Средска»), реализованного САНУ в первой половине 1990-х гг. Так, Рамадан Реджеплари (1944 г.р.) был ребенком, когда в «нашинском» селе Зли Поток М. Лутовац в сопровождении двух милиционеров вел «полевую работу». Со слов Реджеплари, Лутовац излагал информантам этнографические факты, задавая при этом вопрос: «ел тако?» и получая в ответ: «тако!» [2]. С содержанием книги Лутоваца Реджеплари не согласен.
Внимание мусульман Горы привлекает акцентирование фактов христианского прошлого Горы. Рамадан Реджеплари делает комментарий к известному с 1920-х гг. утверждению о том, что последняя христианка в самом богатом «нашинском» селе Брод под именем Божана умерла в
255
1856 г. [3]: с точки зрения Реджеплари, искажающей, по всей видимости, хронологию и персоналии, названная Божана из села Брод была танцовщицей в кафане, не местной, а вышедшей замуж в село; кафана же принадлежала сербу из Призрена.
Таким образом, в среде мусульман Горы звучит вопрос: почему исследователи делают акцент на христианском прошлом, а не на исламском настоящем, на исторической топонимии, но не на живых людях?
Культура Горы долгое время была неписьменной, точнее оральность здесь не нуждалась в письменной фиксации. Грамотные люди имелись, но нередко все записи умершего человека отправлялись вместе с ним в могилу [4]. Общественные перемены второй половины XX в. вывели на первый план задачу письменного изложения и повторения круга идей, который можно обозначить как «бошняцкая теория», один из аспектов которой признает «нашинцев» «бошняками», частью народа, проживающего в Боснии, Сербии (Санджак), Черногории, Македонии.
Для формирования этого комплекса идей применительно к Горе имелся определенный фон: появление в югославской переписи 1971 г. этнонима «Мусульманин». В дальнейшем распад страны и эволюция косовской проблемы определили развитие «бошняцкой теории». При этом мы можем выделить несколько направлений:
А) «Восточная сказка». По аналогии с аргументацией сербских ученых здесь могут фигурировать найденные надгробия и вообще материальные остатки, но уже содержащие восточные мотивы. Акцентируются арабские надписи, геометрический орнамент, «боснийские лилии» и т. п. Христианский период в истории Горы отрицается: население обратилось в ислам из богомильства или шаманизма. Хотя «нашинцам» известно о христианах, населявших Гору, но опасение стать жертвой политических манипуляций делает популярным «богомильский тезис».
Б) Культивирование гордости и отдельного самосознания «нашинцев». Помимо эстетизации ландшафта, огромную роль играет здесь горанская диаспора (качественно новая ступень «печалбарства»), а также отдельные исторические факты, например, участие «нашинцев» в составе турецкой армии в сражении при Чанаккале (1915 г.). Сюда же отнесем самоопределение через значимого другого: Сульба Ага (Исакович, 1944 г.р.) рассказывает о том, почему село Рестелица прозвали «Etköy» (тур. «мясное село») - когда проигравшие войну турки покидали Рестелицу, то просили у людей хлеба, а им давали мясо. И сейчас, если поехать
256
в Стамбул и сказать, что из Рестелицы, старые турки воскликнут: «а, из Эткёй!» [5].
В) Влияние «мухаджиров» из Боснии во второй половине XIX-XX в., а также браков, заключавшихся с «босанцами» или «бошняками» Санджака.
Касаясь прямого воздействия Балканских войн на ситуацию в Горе, достаточно обратиться к известному труду Международной комиссии по расследованию причин и характера Балканских войн, отдельное приложение которого посвящено «Положению македонских мусульман во время Первой войны» [6]. Встречая кое-где ожесточенное сопротивление, сербская армия обращалась к репрессиям, в том числе расстрелам мирного населения с целью устрашения. Так, в сентябре 1912 г. в селе Рестелица было расстреляно 13 местных жителей [7]. В это время люди Горы переживают первую массовую волну выселения в Турцию (вторая волна придется на период после 1918 г., а третья - на 1960-е гг., «время Ранковича»),
На момент «воссоединения» Горы с сербством приходится действие рассказа «Австрийские головы» [8] писателя Ферида Мухича, профессора философии из Скопье, председателя созданной в июне 2011 г. в Новом Пазаре Бошняцкой академии наук и искусств (БАНУ).
Известный с первой четверти XX в. топоним «Австрийские головы», обозначающий одну долину Шар-Планины, побудил Мухича предпринять своеобразное литературно-философское расследование. В основе его лежит устное предание о происшествии в этой горной долине на высоте 1800 м над уровнем моря в конце Первой мировой войны, вероятно, в 1917 г.
Вступившая в долину после мучительного многодневного похода рота австро-венгерского 6-го горного полка (163 человека) в тексте Мухича имеет своим командиром капитана Тракля, поручиком - Музиля. Известно имя еще одного героя - Мартин Лупино, ординарец капитана Тракля.
Выставлены сторожевые посты, и солдаты располагаются на отдых в естественном амфитеатре. Высокогорный пейзаж невообразимой красоты. Но рядом невидимый противник - суровые горцы, занявшие господствующие высоты и укрытые высокой густой травой. Беспощадный огонь их ружей уничтожает австрийский отряд. Нападающие, «в темной одежде из грубого шерстяного сукна», стреляют и затем забирают добычу (форму, оружие и амуницию) «серьезно, сосредоточенно и безучастно».
Единственный уцелевший из целой роты Мартин Лупино спасается бегством. Он попадает в каменный капкан, но покидает его, протиснувшись через узкую щель. Наконец, поздней ночью он оказывается в ближайшем селе Рестелица.
257
В Рестелице Мартина принимают к себе первые увидевшие его на улице люди. Перекусив, он ночует вместе с приютившей его семьей. На следующий день в местной лавке Мартин встречает нескольких разбойников, зашедших за провизией. Один из них, в одежде Тракля, приехавший на его коне, смеясь, говорит Мартину:
«Я не желаю никому зла. Такой у меня род за-
нятий. Им я живу. А жить так нелегко и недол-го.
Если ты сейчас выжил, будешь жить долго.
Меня точно переживешь. Вот тебе три дуката.
Пригодятся. На счастье. Помянешь, когда узна-
ешь, что меня не стало».
Три года живет Мартин Лупино в Рестелице, работая сельским поваром. Его рецепты помнят там и сейчас. Со временем он узнает о том, как готовилось нападение. Его планировал три дня известный разбойник, располагавший 38 сторонниками. Но не решился бы на дело, если бы не соединился еще с двумя отрядами. Всего собралось 94 разбойника под условием одинакового распределения добычи. В их рядах оказался только один погибший и четверо раненых.
Место нападения, известное ранее как «Рупа», получило название «Австрийские головы». Пастухи овец долго избегали этой долины, усеянной человеческими костями. Только по прошествии нескольких лет кое-кто из них отваживался там появляться. Топоним стал означать место, через которое проходят в исключительных случаях, при этом быстро и молча.
В конце своего пребывания в Горе Мартин Лупино посещает «Австрийские головы» и ему открывается смысл топонима - именно черепа оказываются наиболее экспрессивной деталью пейзажа. Он возвращается в Италию и переселяется жить в горную область, напоминающую ему Гору. Мартину не дает покоя сон о мыслях, обитающих в черепах погибших товарищей на высоте 1800 м над уровнем моря.
В Горе и сегодня опасаются называть виновников происшествия. По одной версии, разбойниками были «люмляне», жители региона, названного по р. Люма [9]. По словам Ф. Мухича, «Мартин» — подлинное имя уцелевшего солдата. Он прожил в Рестелице три года, работая поваром, и в 1920 г. вернулся в Больцано, откуда был родом. В селе его помнил Хамза, родственники которого приютили Мартина. Еще в 1970-е гг. Хамза рассказывал об уроках итальянской кухни. Костяк разбойников, расправившихся с австрийцами, действительно, составляли «люмляне»,
258
выходцы из албанского села Коловоз (Kollovoz) во главе с Батыром Коловозом. В тех местах разбойники промышляли вплоть до конца 1940-х гг., используя в качестве базы Жур (Zhur), единственное село, не платившее разбойникам налог в обмен на уход за ранеными и оказание иной помощи [10].
Несомненно, Балканские войны привели в движение самосознание горан. С другой стороны, Балканские войны могут преподать важный урок этнографу / антропологу: нам трудно понять другого; мы не знаем и от незнания ошибаемся. В случаях, подобных горанскому, наши классификации и «объективное знание» приходят в столкновение с жизненными интересами локального населения — им нужно утверждение своей меры, правота их наполняет собой весь мир, не оставляя места для сомнений.
Итак, Балканские войны 1912-1913 гг. обозначают собой завершающийся цикл этнографических разысканий XIX века и подчеркивают значение исследований антропологического типа, требующих внимания к оральности и интеллектуальной традиции.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Стара Сербия и Албания. Путевые записки И.С. Ястребова // Споменик. XLI. Друга разред. Кн. 36, Београд, 1904; Лутовац М. Гора и Опоље. Антропогеографска испитивања. Београд, 1955; Шарпланинске жупе Гора, Опоље и Средска. Антропогеографско-етнолошке, демографске, социолошке и културолошке карактеристике / Уред. Д. Антонијвић, М. Радовановић. Београд, 1995 и др.
2. Интервью с Рамаданом Реджеплари в Призрене 31.10.2006 г. Я благодарю Мустафу Балье за помощь в организации работы в регионе.
3. Лутовац M Гора и Опоље (антропогеографска проучавааа) // Српски Етнографски Зборник. Књ. LXIX. Насеља и порекло становништва. Књ. 35. Београд, 1955. С. 270.
4. Интервью с Рамаданом Реджеплари в Призрене 31.10.2006 г.
5. Интервью в с. Рестелица 04.11.2006 г.
6. Report of the International Commission to Inquire into the Causes and Conduct of the Balkan Wars. Washington, 1914. P. 277-284.
7. Idrki Aljabak S. Gora daleka i sama. Dragaš, 2004. P. 26-30.
8. Muhič F. Austrijske glave // Muhič F. Štit od zlata. Pristina, 2006. S. 177-199.
9. Интервью в Горе 03.11.2006.
10. Интервью с Феридом Мухичем в г. Скопье 3 сентября 2009 г.