Человек на Балканах в эпоху кризисов и этнополитических столкновений XX в. (2002)
Г. Литаврин, Р. Гришина (отв. редакторы)
ПРЕДИСЛОВИЕ
( Р. П. Гришина )
Предлагаемая читателю книга содержит материалы международной конференции «Человек на Балканах в эпоху кризисов и этнополитических столкновений XX в.», проведенной в Институте славяноведения РАН 11-13 апреля 2000 г. К участию в ней были привлечены специалисты в области демографии, этнологии, социологии, истории, литературоведения, языкознания — столь широкого представительства потребовал междисциплинарный характер самой темы. Помимо ученых различных учреждений РАН и других российских научных учреждений, в конференции активное и заинтересованное участие приняли специалисты Института истории Болгарской Академии наук во главе с его директором проф. Г. Марковым. Статьи, представленные в настоящем сборнике, написаны на основе прочитанных на конференции докладов.
К Балканам как особому региону научный интерес в Институте славяноведения существует давно. Опыт изучения Homo balkanicus традиционного общества акад. В. Н. Топоровым и его последователями, как и опыт анализа проблемы «Этнос—народность—нация—государство» применительно к странам Юго-Восточной Европы VI-XV вв., накопленный в Отделе истории Средних веков Института славяноведения РАН, руководимого акад. Г. Г. Литавриным, показал необходимость именно комплексного, междисциплинарного подхода к изучению балканского человека, особенно с учетом антропологического аспекта исследования.
Регулярный характер имеют интердисциплинарные встречи ученых, ищущих, исследуя толщу веков с глубокой древности до наших дней, «"балканское" в балканском» [1]; ими введено в научный оборот понятие «Балканская модель мира (БММ)». Говоря о некоторых ее свойствах, акад. В. Н. Топоров обращает внимание прежде всего на особенности балканского пространства с его чрезвычайной изрезанностью («ажурностью») береговой линии, с горными вертикалями и долинными горизонталями, с открытостью к семи морям и не только локальными закрытостями на пути к северу. «Балканское пространство, — пишет он, — в его геофизическом (уже — ландшафтном) и природно-экологическом аспекте (...) выступает как мать всего порождаемого им в себе самом, как подлинная матрица, в соответствии с которой штампуется человеческая жизнь.
1. См., например: В поисках «балканского» на Балканах. Тезисы и материалы симпозиума. М., 1999.
8
"Балканский" модус жизни в течение тысячелетий как раз и определялся структурой этой матрицы — балканским пространством, хотя и не только им» [1]. Чем глубже в древность, тем выше степень этой детерминированности. Геофизические и природные условия Балкан объясняют, по мнению ученого, характер расселения и формы поселений и социальной организации населения, а также род его занятий, т. е. тот тип культуры, который стал основным и передавался как типично балканская институция во времени [2].
Свои особенности имела и сфера культурно-исторического. В. Н. Топоров фиксирует внимание на том, что население Балкан (а наши знания, отмечает он, с известной надежностью простираются до III—II тысячелетий до н. э.) всегда было полиэтнично; отношения были разными, в том числе и резко враждебными, но так или иначе определенное равновесие восстанавливалось, хотя бы на бытовом уровне. «Следовательно, — заключает академик, — Homo balcanicus исходил из признания таких антитетических идей, как стабильное и изменяющееся, архаизм и инновация, свое и чужое (или, модернизируя, Я и другой)» [3]. Это было своего рода «балканской философией»: балканское «Я» амбивалентно, умеет работать — в зависимости от ситуации — в двух не только разных, но и противоположных режимах, при одном из которых нечто жертвуется, при другом же — возмещается, компенсируется. Но это и практика: балканский житель — то преследователь, то преследуемый; то убийца, то жертва; то мирный земледелец — то разбойник.
Российские ученые, разрабатывающие теоретически балканскую модель мира, не случайно связывают ее с западноевропейским термином ментальность. Они отмечают, что объект их поиска является чем-то неуловимым, хотя ощущается как нечто «единое и цельное», динамичное и в то же время стабильное до консервативности (определяемой древностью существования) (Т. В. Цивьян [4]); что неясность, зыбкость, расплывчатость объекта исследования отражает прежде всего незавершенность поиска его самого; однако это «не означает отсутствия верных интуиции относительно этого объекта и даже отдельных прорывов к нему» (В. Н. Топоров [5]).
Такой Homo balkanicus, строящий свою жизнь в согласии с природой и развивающий свою культуру «в той мере, в какой природа освобождает для нее место», дожил, по мнению Топорова, чуть ли не до рубежа XIX-XX вв. А именно тогда страны Балканского полуострова ощутили себя в
1. Топоров В. Н. Балканский макроконтекст и древнебалканская нео-энеолитическая цивилизация (общий взгляд) // Материалы к VI международному конгрессу по изучению стран Юго-Восточной Европы. София, 30. VIII—6. IX 1989 г. Лингвистика. С. 10.
2. Там же. С. 13-14.
3. Там же С. 14.
4. Цивьян Т. В. Движение и путь в балканской модели мира. Исследования по структуре текста. М., 1999. С. 7-8.
5. Топоров В. Н. Указ. соч. С. 3.
9
положении вынужденных «догонять» (и не только экономически) своих соседей по европейскому континенту, уже прошедших к тому времени определенные стадии капиталистической модернизации.
Насколько они были подготовлены к такой гонке, материально и психологически?
Один из первых, если не первый, ученых, обратившихся к теории модернизации, М. Вебер уделил отдельное, самостоятельное внимание проблеме духовных предпосылок генезиса капитализма, перехода от традиционного общества к буржуазному, поставил вопрос об определяющей роли социально-культурных факторов в формировании «системы общезначимых мотиваций предпринимательской деятельности буржуазного типа» [1].
Конечно, исходным моментом, толчком к трансформации всей жизни традиционного общества, как это было в Западной и Центральной Европе, является исчерпание ресурсов экстенсивного развития аграрной экономики; из возникающего на этом фоне кризиса общественного сознания, отражающего потребности зарождающегося гражданского общества, происходят важные изменения в социокультурной сфере и, в частности, в такой интимной, подчас иррациональной области, как религия.
Веберовский анализ результатов Реформации XVI-XVII вв., распространения «пуританской этики», приведших к формированию в людях нового отношения к труду, к «труду постоянному, неутомимому, квалифицированному», и к получаемому в итоге богатству, но получаемому не ради самого богатства, а «для Бога», создает почти наглядное представление о произошедшем в это время накоплении энергии человеческого духа огромной силы, которая и позволила европейской цивилизации совершить прорыв в буквальном смысле слова в новое измерение. Недаром М. Вебер называет это время «героической эпохой капитализма» [2].
Заявляя, что у колыбели современного «экономического» человека стоял пуританизм, М. Вебер поясняет: «Повсюду, где утверждалось пуританское мироощущение, оно при всех обстоятельствах способствовало установлению буржуазного рационального с экономической точки зрения образа жизни, что, конечно, имеет неизмеримо большее значение, чем простое стимулирование капиталовложений» [3].
Исходным пунктом протестантской этики и ее сравнительно быстрого, хотя и не без ожесточенной борьбы, распространения было обращение к массовой религиозности тогдашних людей, чувства которых к Богу при этом никоим образом не оскорблялись, а, скорее наоборот, возносились, ибо подчеркивалось: «Не для утех плоти и грешных радостей, но для Бога следует вам трудиться и богатеть». И более пространно: «Если
1. Зарубина Н. Н. Социокультурные факторы хозяйственного развития: М. Вебер и современные теории модернизации. С.-Пб., 1998. С. 3.
2. Вебер М. Протестантская этика. Сборник статей. Ч. II. М., 1973. С. 91.
3. Там же. С. 101.
10
Бог указует вам путь, следуя которому вы можете без ущерба для души своей и не вредя другим, законным способом заработать больше, чем на каком-либо ином пути, и вы отвергаете это и избираете менее доходный путь, то вы тем самым препятствуете осуществлению одной из целей призвания, вы отказываетесь быть управителем Бога и принимать дары Его для того, чтобы иметь возможность употребить их на благо Ему, когда Он того пожелает» [1]. В трактовке протестантов труд, таким образом, выходил за рамки обычного и скучного дела, становился целью всей жизни человека, поставленной Богом, когда, отмечал М. Вебер, и слова апостола Павла «Не трудящийся да не ест» становятся общезначимым и обязательным предписанием [2].
Новые ценности, новое мироощущение и формировали буржуазный дух «экономического человека» эпохи раннего капитализма, эпохи революционного, по сути, прорыва европейцев Запада. Как же сильно их общественное воспитание того времени отличалось от балканского, особенно там, где преобладало православие. Конечно, национальная церковь балканских народов, на несколько веков попавших под гнет Оттоманской империи, сыграла огромную роль в сохранении и отстаивании их самосознания. Но к моменту освобождения от власти османов в XIX в., открывавшего сравнительно широкие возможности для самостоятельного развития, православная этика продолжала культивировать в пастве «нестяжание», презрение к богатству, героизацию бедных и больных.
К сожалению, в историографии существует известный пробел в изучении жизни балканских народов XVI-XVII вв., что не позволяет составить ясной картины подготовительного этапа в развитии экономических, политических, идеологических и других структур, создававших основу для перехода на Балканах от традиционного общества к буржуазному, внутренних источников этого процесса. Впрочем, это замечание относится не только и не столько к балканскому региону, сколько к проблеме в целом. Как пишет М. Н. Кузьмин, «основная трудность здесь — отсутствие у нас сегодня новой парадигмальной характеристики Средневековья, раскрывающей поэтапную динамику этой гигантской исторической эпохи и особенно переходный период кризиса аграрной экономики экстенсивного типа и соответствующих социальных структур и политических форм и переход к интенсивной экономике, процесс синтеза новых форм, открывающих путь к перерастанию общества традиционного типа — в гражданское» [3].
Население балканских стран, испытавших и испытывающих на себе приливы волн собственной модернизации, для которой характерными оказались разновременность и разностремительность («ударность») действия
1. Вебер М. Указ. соч. С. 87.
2. Там же. С. 82.
3. Кузьмин М. Н. Переход от традиционного общества к гражданскому: изменение человека // Вопросы философии. 1997. № 2. С. 58.
11
как в отношении материальной, экономической области жизни общества, так и в отношении различных пластов «человеческого материала», также пережили и переживают связанную с этим сложным историческим процессом ломку самосознания и национальной психологии. Хотя региональная «матрица традиционализма» не слишком охотно впитывала в себя изменения. И в XIX в., и в большей части XX в. для балканских государств оставалась характерной неполная социальная структура, сохранение огромного массива крестьянства — до 70-80% всего населения; не решались до конца аграрные проблемы, между тем как аграрная реформа является одним из важнейших предусловий модернизации.
Примечательно, что мобилизационные ресурсы балканских стран после их освобождения оказались сосредоточены в очень большой степени на стремлении осуществить «национальную идею»: от задачи добиться независимости и суверенности (главным образом для населения македонских и албанских земель) или полного национального объединения (Болгария) до выдвижения претенциозной «Мегали идеи» в Греции (прототип «Великой Греции»). Но при этом самым важным и принципиальным было создать в каждом случае собственное «государство-нацию».
Эту во многом идеологическую задачу можно увязать с еще сохранявшей в XIX в. некоторую силу западной тенденцией строительства в предшествующие века именно государств-наций; на Балканах же, оказавшихся в положении «догоняющих», попытки реализовать «национальную идею» приобрели почти самодовлеющее значение. Впрочем, не только в XIX в., но и в XX в., в том числе в самом его конце. Замечание этнолога М. Ю. Мартыновой, относящееся к странам Восточной Европы уже постсоциалистического периода: «Национальный вопрос стал краеугольным камнем социальной и политической мобилизации и превратился в сильнейшую общественную силу» [1], на наш взгляд, может быть целиком отнесено ко всему двадцатому столетию.
Получив (или закрепив) право на свободное государственное развитие в результате, почти без исключений, вмешательства великих держав (так было и в 1878 г., и в 1918-1919 гг., и в 1944-1945 гг.), балканские страны, с одной стороны, испытывали на себе их благотворное модернизационное влияние, но, с другой стороны, оказываясь в тенетах их благосклонности либо, наоборот, недоброжелательства, становились объектом манипулирования в стремлении этих «великих» максимально использовать в собственных интересах выгоды геостратегического положения Балкан.
Это положение зависимости «балканского человека» от заинтересованных в своем влиянии на регион различных так называемых международных факторов за прошедшие до нашего времени, по крайней мере, полтора столетия стало одним из компонентов самосознания народов полу-
1. Мартынова М. Ю. Предисловие // Этнические проблемы и политика государств Европы. М., 1998. С. 5.
12
острова. Отсюда балканские русо-, германо-, англо- и другие «филы» и «фобы» в их общественной и политической жизни.
XX век с его двумя мировыми и несколькими балканскими войнами, в ходе которых население региона понесло огромные людские потери и хозяйственный ущерб от боевых сражений, ведшихся на его земле; XX век с его революционными социально-политическими потрясениями, которые хотя и протекали здесь в основном в смягченной форме «бархатных революций», но, несомненно, оказывали огромное психологическое воздействие на людей, особенно если учитывать цивилизационную разнонаправ-ленность революций 1940-х и 1990-х гг.; XX век с его глобальными научно-техническими прорывами, втягивавшими в сферу своего воздействия и страны Юго-Восточной Европы — все это импульсы, влиявшие и влияющие не только на сознание Homo balkanicus, но и на подсознательные, ментальные установки его поведения.
В предлагаемой работе сделана попытка дать антропологический «срез» балканского человека XX в. в нескольких плоскостях. Аналитические статьи сгруппированы в разделы. Раздел 1-й посвящен теме: «Мироощущение и ментальность балканских народов. Национальные идеалы, ценности и герои».
Сосредоточив внимание на выявлении структурных изменений в обществе в рамках экономического и общественного развития (динамика общественно-политических систем, развитие государственности, вопросы консолидации нации), на проблеме расширения связей балканского региона с Европой и миром, сопровождавшегося сменой традиционных партнеров и поиском новых, и, главное, на выяснении характера восприятия (так или иначе зафиксированного) этих факторов «человеком на Балканах», изменений в его мироощущении и миропонимании, авторы раздела подводят читателя к нескольким важным выводам.
Во-первых, на протяжении всего XX в. в социальном поведении основных групп населения балканского региона фиксируется проявление своеобразной дихотомии. На одном ее полюсе — повышенное стремление сохранить национальную аутентичность, самобытность, традиционализм [1], укрепить национальную государственность, а на другом — не меньшее стремление «не отстать от Европы» (или в свое время от страны «передового общественного строя» — СССР), приобщиться к благам более высокой цивилизации. Эти явления сопровождались соперничеством между отдельными балканскими нациями и государствами за внимание со стороны того или иного сильного «международного фактора», а также желанием добиться наибольших выгод подчас за счет соседа, что отнюдь не способствовало укреплению горизонтальных связей в балканском сообществе и формированию интегрального единства на региональном уровне.
1. Не забудем про общую «балканскую матрицу»! Как пишет социолог П. Кандель, системы приходят и уходят, а регион остается.
13
Во-вторых, при сопоставлении национальных идеологий и особенно-С гей современного национального сознания на Балканах, воплощенных в виде «Великой идеи» в таких национальных доктринах, как «Великая Греция», «Великая Болгария», «Великая Сербия», «Великая Албания» и т. п., в определенном смысле и «Великая Югославия» при Й. Б. Тито, налицо оказывается местный государственный национализм с его типичным признаком — конфронтационностью по отношению к соседям.
В-третьих, анализ новых тенденций в сознании и мироощущении современного жителя Балкан, прежде всего в странах, охваченных процессами «ухода» от социалистического прошлого, крушения «биполярного» мира, смены ценностных ориентации в условиях глобальных потрясений конца XX в., специфического восприятия постиндустриального общества в системе приобщения к западноевропейской модели «либерального постмодернизма» позволяет говорить о невероятно сложной картине морально-психологического состояния общества переходного периода. Здесь встают вопросы и о «появлении новых возможностей и возможности использования новых возможностей», по выражению киргизского кинорежиссера Т. Океева, т. е. о степени адапатации людей к новым условиям, и о поиске выхода из хаотичного, кризисного и нестабильного периода жизни на основе общечеловеческих ценностей и нравственных принципов.
Своеобразным дополнением темы славянской ментальности стали статьи этого раздела, посвященные восприятию балканских проблем в России, выводы авторов которых, в частности, основанные на не слишком известных результатах социологических замеров российского общественного мнения последнего времени, являются во многом неожиданными.
Во II-м разделе сборника представлены статьи, призванные отразить «Демографическую и конфессиональную картину на Балканах на протяжении XX в.». Идеальным было бы проанализировать роль и место религии в системе общественно-политических, социальных и нравственно-духовных явлений в жизни балканских народов в XX в., тем более что Балканы являются зоной перекрестья трех культурно-цивилизационных влияний: восточно-православного христианства, римско-католической церкви и мусульманства, и каждый из этих пластов довольно велик и самодостаточен, хотя и не локализован в одном месте. Но дойти до глубин этой проблемы при нынешнем уровне профессионального знания пока не удается и, очевидно, что скорее это дело будущего, причем не только, а возможно и не столько, для исследователей — атеистов, настоящих или бывших.
Предварительно можно сделать вывод о том, что если в XIX в. христианство, например, играло у ряда балканских народов (греки, сербы, болгары, черногорцы) роль доминирующего элемента национальной консолидации, сохранения культурных традиций, развития национального самосознания и государственности, то в XX в. эта роль в значительной степени была утрачена. В организации жизни общества все большую роль стали играть государство и политические партии, которые по мере надобности использовали институт церкви в своих интересах.
14
К сожалению, в сборнике в целом остался не отраженным вопрос о роли ислама на Балканах в XX в., хотя конец этого столетия показал, что ислам набирает силу как мощный духовный и объединяющий общественный фактор, т. е. стремится к тому значению, которое имело православие для ряда балканских этносов в XIX в. и в более раннее время. Предстоит выяснить, насколько серьезные конфронтационные ферменты содержит в себе этот фактор, какое влияние он оказывает на ментальность отдельных балканских этносов.
Изучение темы III-го раздела сборника — «Балканы — зона столкновения геостратегических интересов» велось авторами на основе современных методов конфликтологии, при опоре на анализ мотивации и сущности международных конфликтов с точки зрения геополитики, связи доктринальных основ деятельности государства с географическо-природными условиями, что позволяет сделать вывод: Балканы являлись и являются потенциальной зоной конфликтности, притом не только (и не столько) в силу особенностей внутреннего культурного, политического, экономического, этноконфессионального развития последних полутораста лет, но и в силу — и это главное — геополитического назначения региона служить мостом между Западом и Востоком. Контроль над Балканами означал контроль над Средиземноморским и Черноморским бассейнами, здесь пересекались интересы многих государств.
Специальный подраздел посвящен югославскому этнополитическому кризису и гражданской войне 1990-х гг. Исходя из необходимости по возможности всесторонне осветить глобальный смысл этого конфликта, который явился следствием конца «биполярного» мира и одновременно порождением внутреннего исторического развития Югославии, редколлегия сборника включила в него статьи авторов, отстаивающих несовпадающие точки зрения, в частности, относительно роли Запада и особенно США в развитии «Югокризиса» (от переложения на Запад главной вины за кризис на Балканах до мнения, что подобный подход является отражением «антизападных стереотипов мышления»).
Редколлегия, считая, что предлагаемый вниманию научной общественности сборник является лишь одним из первых шагов в деле междисциплинарного изучения в антропологическом аспекте «человека XX в. на Балканах» будет благодарна читателям за все возможные замечания, критические оценки и проч.
Научно-организационная работа по подготовке сборника к изданию проведена М. И. Леньшиной.
В организации конференции большое участие приняла безвременно ушедшая от нас Т. А. Воздвиженская, много лет отдавшая укреплению отношений между Россией и Болгарией.
Р. П. Гришина