Человек на Балканах в эпоху кризисов и этнополитических столкновений XX в. (2002)
Г. Литаврин, Р. Гришина (отв. редакторы)
I раздел
МИРООЩУЩЕНИЕ И МЕНТАЛЬНОСТЬ БАЛКАНСКИХ НАРОДОВ. НАЦИОНАЛЬНЫЕ ИДЕАЛЫ, ЦЕННОСТИ И ГЕРОИ
Т. Ф. Маковецкая
Институт славяноведения РАИ
БОЛГАРИЯ: КОНЕЦ 1918 — НАЧАЛО 1920 ГГ. ОБЛИК ВЛАСТИ
Итоги Первой мировой войны оказались фатальными для Болгарии. Они буквально перевернули складывавшийся в течение предшествующих почти сорока лет уклад жизни страны. Более того, последствия участия Болгарии в этой войне, несомненно, затормозили непростое, но, бесспорно, поступательное ее продвижение в направлении консолидации собственной государственности. И если после поражения во второй балканской войне страна находилась в состоянии активного поиска путей для выхода из неблагоприятной ситуации (что и привело ее в Четверной союз), то рассматриваемый период с полным правом можно охарактеризовать как состояние растерянности и шока.
Применительно к истории Болгарии рубежа 10-20-х годов XX в. марксистской историографией было предложено и укоренилось на десятилетия определение «революционная ситуация» [1]. Если исходить из существа событий, заполнивших этот отрезок времени, то упомянутый термин вряд ли может быть отброшен категорически и безусловно. Однако он слишком вмонтировался в марксистскую схему, узаконивавшуюся для подхода к рассматриваемым явлениям. В результате современный автор оказывается перед необходимостью освободиться от жесткой заданности в выборе методики исследования и неизбежно сопровождающей ее предопределенности в отборе фактов и, соответственно, вытекающей из последнего весьма ограниченной возможности для полноценного анализа существа избранного объекта изучения.
Исходя из исключительной значимости для страны последствий событий названного периода, степени драматизма их развития, представляется более уместным и правомерным пользоваться определением «смутное время». Встав на очень ответственный для исследователя путь демонтажа
1. Наиболее полное обоснование это определение получило в двух монографических исследованиях, представлявших, соответственно, болгарскую и советскую исторические школы: Христов X. Революционната криза в България. 1918-1919 г. София, 1957; Бирман М. А. Революционная ситуация в Болгарии в 1918—1919 гг. М., 1957.
79
стереотипов, применительно к избранной теме было бы правомерно поставить вопрос о расширении хронологии охвата этого понятия. Основанием к тому может стать оценка установившегося в 1920 г. режима Болгарского земледельческого народного союза (БЗНС) с точки зрения его легитимности. Речь идет о соответствии основных параметров режима нормам действовавшей Тырновской конституции. Это специальная тема, к которой мы уже обращались [1]. В данном случае представляется целесообразным сконцентрировать внимание на обозначенном в названии настоящей статьи периоде. По силе резонанса в жизни Болгарии он с полным правом может быть поставлен в один ряд с т. н. «режимом полномочий» (1881-1883 гг.), с событиями, связанными с отречением князя АлександраБаттенбергского от престола (1886 г.), а также с пребыванием у власти премьера С. Стамболова (1887-1894 гг.).
С лета 1918 г., когда антивоенные выступления в болгарской армии и в тылу приобретали невиданный ранее размах и национальная катастрофа — поражение страны в Первой мировой войне в составе Центрального блока — надвигалась все неотвратимее и очевиднее, определение «германофильство» в плане негативной оценки деятельности представителей высшего эшелона власти становилось все более востребованным в обществе, оно на длительный срок приобретало универсальное значение.
Находившиеся у власти в годы войны партии т. н. «либеральной концентрации» (Либеральная, Младо-либеральная и Народно-либеральная) безоговорочно подпадали под такое определение и в результате оказались сметенными с политической сцены столь стремительным развитием событий. Они навсегда утрачивали свою прежнюю значимость и весомость, насколько подобные понятия уместны применительно к политической жизни Болгарии всего предшествующего периода. Либералы [2] исключались из ряда сменявших друг друга у власти партий, а их лидеры, начиная с бывшего премьера В. Радославова, неизбежно попадали в разряд «виновников национальной катастрофы». Тем самым ощутимо обеднялась болгарская политическая палитра.
Однако более знаковым для будущего страны стало достаточно неожиданное решение судьбы ее монарха — царя Фердинанда, роль которого являлась стержневой в консолидации национальной государственности, всего лишь десятилетие назад восстановленной в полноценном варианте
1. В сентябре 1999 г. на организованной в Институте славяноведения РАН конференции «Конституционализм на Балканах. ХIХ-ХХ вв. К 120-летию Тырновской конституции» автором был сделан доклад «Земледельческий режим и Тырновская конституция. 1920-1923. Вынужденное сосуществование». В нем речь шла о том, что в годы правления крестьянская партия в своих наиболее принципиальных проявлениях вступала в противоречие с основными положениями действовавшей конституции.
2. В тексте настоящей статьи упоминание либералов, демократов, народня-ков, прогрессистов, радикалов не несет на себе оценочной нагрузки, а лишь отражает принадлежность политиков к той или иной болгарской партии.
80
независимого Царства Болгария. Будучи носителем разделявшейся подавляющим большинством болгар идеи Великой, а по сути Сан-Стефанской Болгарии, Фердинанд во многом определял поиск путей для достижения этой цели особой общенациональной значимости.
Выбор одного из таких путей в октябре 1915 г. оказался фатальным, что дало Антанте основания через три года (в конце сентября 1918г.) в ходе заключения Салоникского перемирия поставить перед болгарскими представителями вопрос о нежелательности пребывания Фердинанда на престоле [1]. Будучи опытным и изощренным политиком и государственником, способным адекватно оценивать ситуацию, Фердинанд в течение нескольких дней проанализировал свои возможности и в конечном счете 3 октября 1918 г. уступил трон старшему сыну Борису.
Вместе с Фердинандом должна была уйти в историю и сложившаяся за годы более чем тридцатилетнего правления этого монарха персонифицированная им система власти, получившая в литературе, как представляется, весьма абсолютизированное исследователями (не говоря уже о политиках) определение «режим личной власти».
Важно особо отметить, что в ходе усиливавшейся кампании по отмежеванию от германофилов поток критики в адрес экс-монарха был более сдержанным. Лидеры антантофильских партий — Демократической (ДН) и Народной (НП), памятуя о своем поочередном участии в управлении страной вместе с Фердинандом, в известной мере демонстрировали приверженность этическим нормам и воздерживались от чрезмерно демонстративного дистанцирования от него. В итоге обличительная волна в полной мере обрушилась прежде всего на руководство либеральных партий, а Фединанд оставался мишенью для, главным образом, левой части болгарского политического спектра.
Борис III наследовал, на первый взгляд, лишь прерогативы, гарантировавшиеся болгарскому монарху весьма либеральной Тырновской конституцией. Однако утверждать это можно с элементом условности, учитывая в первую очередь стереотип поведения, сложившийся в среде болгарской политической элиты, отмеченный выраженным пиететом по отношению к монарху. Тем более нет достаточных оснований для однозначно пессимистической оценки положения Бориса как весьма ущемленного или даже ущербного по сравнению с положением его предшественника, для восприятия перспектив только что вступившего на престол царя как маргинального придатка стремительно и в новом ключе обновлявшейся власти. Борис в глазах внешнего мира начинал как бы с чистого листа. В поверженной Болгарии с этим фактом связывались надежды на смягчение условий будущего мирного договора с победителями.
В сложной ситуации, обусловленной усилением внутренней нестабильности, а также уязвленностью и неопределенностью
1. См.: Бирман М. А. Революционная ситуация... С. 159.
81
внешнеполитического положения страны, новый монарх должен был действовать быстро, но вместе с тем обдуманно и осторожно. Он был обречен искать себе опору в лице опытного и авторитетного премьер-министра, способного предложить пути для выхода из создавшегося положения. Именно на исполнительной власти, на правительстве надлежало сделать особый акцент уже в силу того, что парламент в лице XVII Обыкновенного народного собрания (ОНС) по составу представлял собой большинство скомпрометировавших себя в общенациональном масштабе либеральных партий, к тому же срок его полномочий давно истек. Он все больше воспринимался в обществе как политический анахронизм.
Выбор Бориса остановился на прежнем премьере А. Малинове, возможностям которого как политика государственного масштаба воздавал должное еще Фердинанд, в 1908 г. безошибочно увидевший в нем наиболее достойного партнера в сложной борьбе с внешним миром за демонтаж Берлинской системы [1] — придание Болгарии статуса независимого государства. Малинов принадлежал к достаточно узкому кругу образованных и респектабельных болгарских политиков. За ним стояла наиболее стабильная и многочисленная до Первой мировой войны партия, которая своими корнями восходила к Либеральной партии П. Каравелова и П. Славейкова. Объявив задачей нового правительства «успокоить возмущенную общественную совесть» и стабилизировать «государственно-конституционный режим» [2], Малинов в середине октября 1918 г. привел с собой на ключевые посты в нем соратников — цвет ДП, по преимуществу членов ее руководства, уже имевших опыт управления министерствами. Наиболее значительной фигурой среди этих политиков был европейски образованный, проявивший себя как незаурядный дипломат А. Ляпчев, в активе которого в том числе значились судьбоносные для страны переговоры в 1908—1909 гг. по международному признанию ее независимости, а также недавнее участие в заключении Салоникского перемирия, подписанного 29 сентября 1918 г. Демократы М. Такев, А. Ляпчев и Н. Мушанов возглавили, соответственно, министерства внутренних дел, финансов, путей сообщения и средств связи; кроме того, в ведении ДП временно находилось министерство земледелия, которое планировалось передать БЗНС.
Внешнеполитический аспект деятельности правительства должен был обеспечиваться Т. Теодоровым, представителем руководства второй по численности партии — НП, во время войны так же, как и ДП, объявившей себя сторонницей Антанты. С таким подбором состава этой части правительства, по сути, его большинства, связывалась надежда на возможность расположить к Болгарии державы-победительницы.
1. Речь идет о заключенном между «Европейским концертом» и Турцией 1 июля 1878 г. Берлинском договоре, который узаконивал и одновременно рядом своих позиций ущемлял болгарскую национальную государственность.
2. Стенографски дневници на XVII Обикновено народно събрание. IV извънредна сесия. София, 1931. С. 16.
82
Однако весьма знаковым для страны, особенно важным для ее внутренних устоев в облике новой команды было другое — четыре министерских портфеля оказались предназначенными представителям т. н. «левых» партий — БЗНС, Болгарской рабочей социал-демократической партии (объединенной) (БРСДП (о)) и Радикально-демократической партии (РДП). Они, за исключением радикалов, впервые вступали на болгарский политический «Олимп». Не будучи до войны ни многочисленными, ни особенно влиятельными, в накаленной ситуации последних месяцев 1918 г. эти партии явно приобретали весомость и значимость.
Программа правительства «широкой коалиции» была ориентирована на все слои населения побежденной страны, которой пришлось в ходе войны пережить сверхмобилизацию людских и материальных ресурсов. Реакция на такую программу в обществе была преимущественно положительной. В ходе парламентских дебатов содержание этого документа анализировалось весьма тщательно и оценивалось главным образом со знаком «плюс». Было очевидно, что в обществе правительству отводилась роль стабилизирующего начала и той организующей и ответственной силы, которая способна восполнить дефицит власти и привести страну от перемирия к миру с возможно минимальными издержками.
Выражая весьма распространенное в парламенте, да и в обществе в целом мнение относительно облика новой власти, лидер не участвовавшей в кабинете т. н. «буржуазной» Прогрессивно-либеральной партии (ПЛП) С. Данев определял ее как феномен. Он считал целесообразным для Болгарии ввести практику формирования кабинетов «широкой коалиции» [1]. Более того, глава прогрессистов оптимистически утверждал, что подобный кабинет, созданный после вступления на престол нового царя, означает «наступление новой эры» в управлении страной. С. Данев предрекал этому кабинету существование, по крайней мере, до заключения мирного договора о победителями [2].
Однако та часть общества, которая питала столь оптимистичные надежды, очень скоро должна была пережить разочарование. Потеря Южной Добруджи, остававшейся в составе Болгарии после заключения Салоникского перемирия, и передача ее Антантой Румынии заставили А. Малинова в день получения извещения об этом (19 ноября 1918г.) подать в отставку. Для ДП сразу же приобретало подчеркнуто негативное значение пребывание Малинова на посту главы предшествующего кабинета — с июня 1918 г., когда страна оставалась в составе прежней коалиции. Теперь всячески игнорировалось то обстоятельство, что тогда предпринимались отчаянные попытки найти пути для выхода из войны.
Новое правительство «широкой коалиции» (сформировано 28 ноября 1918 г.), возглавленное теперь уже Т. Теодоровым, по сути, принимало эстафету — обязательства выполнить задачи предшественника, развернув
1. Стенографски дневници... С. 118, 119.
2. Там же. С. 119.
83
или дополнив их наиболее настойчиво предлагавшимся «левыми» набором мер общегражданской или социальной направленности, главным образом, касавшихся узаконения широкой амнистии за преступления военного или политического характера, а также упорядочения отношения к ряду форм собственности и капитала, нажитых во время войны (изъятия в пользу государства сверхприбылей, а также незаконно полученного имущества), и других [1].
Соотношение же мест в новом правительстве (6:4) было уже явно в пользу «левых» партий, хотя тем достались далеко не ключевые министерства. Становилось очевидным, что власть утрачивала свою преимущественно демократическую окраску, т. е. ДП, в силу столь неблагоприятного для нее развития событий, оказывалась несостоявшейся политической доминантой. Правда, не так легко было отказаться от накопленного ею политического багажа — опыта участия в государственном управлении. За ДП оставались два важнейших министерства — внутренних дел и военное, возглавленные соответственно Мушановым и Ляпчевым, чей интеллектуальный потенциал все еще оставался остро востребованным.
Но не менее знаменательным был другой факт: в число «левых» министров, где большинство составляли представители БЗНС, должен был войти лидер наиболее радикальной его части А. Стамболийский. Совсем недавно (в конце сентября 1918 г.) он публично скомпрометировал себя тем, что, будучи включенным в состав делегации представителей политических партий по умиротворению восставших солдат, провозгласивших республику, неожиданно принял сторону повстанцев, а затем быстро покинул их и перешел на нелегальное положение. Среди «правых» в правительстве в качестве министра финансов оказался С. Данев.
Таким образом, можно говорить, что в сохранявшейся экстремальной ситуации в стране открыто перечеркивались вырабатывавшиеся десятилетиями нормы допустимого в политике и формировались новые представления об этом. В сложившихся условиях позволительным становился болезненный эксперимент над общественным достоинством, когда ненужным оказалось соблюдение внешних приличий, а отбор кандидатур во власть осуществлялся исходя исключительно из принципа возможности и целесообразности, с позиций жесткого прагматизма, издержки следования которому списывались на чрезвычайные обстоятельства.
«Левые» безошибочно уловили признаки новой тенденции — нарастания их общественной значимости, еще совсем недавно несвойственной политической жизни Болгарии. Лидеры этих партий не имели опыта пребывания наи государственных постах, за исключением радикалов С. Кос-туркова и Й. Фаденхехта, которые, участвуя в правительствах в коалиции с демократами, по существу оставались бледной тенью последних. В итоге «левые» политики оказались перед острой потребностью координации своих усилий. В ноябре 1918 г. они объявили о создании комитета «Левого блока». Однако непомерные амбиции участников этого, главным
1. Там же. С. 233.
84
образом, номинального объединения, значительно превосходившие реальный политический вес каждого из партнеров, отсрочили реальные шаги Блока до февраля следующего года.
Со временем становилось очевиднее, что атмосфера всеобщего недовольства в стране демонстрировала явную потребность общества все больше дистанцироваться от своего недавнего прошлого, связанного с войной, а также справиться с вызванными ею непосильными издержками как морального, так и материального плана. Выдвинутая правительствами А. Малинова, а затем Т. Теодорова задача «умиротворить страну» оказалась чрезвычайно сложной для решения и прежде всего в силу весьма ущербной материальной базы исполнительной власти. Не сработало должным образом в этом направлении и инициированное правительством Теодорова принятие XVII ОНС закона о широкой амнистии в конце 1918 г.
В подавляющей своей части уставшем от безысходности, а потому все больше политизировавшемся обществе шел спонтанный процесс поиска новых путей для радикального изменения ситуации, и соответственно, формировался повышенный спрос на исполнителей такой задачи. Это очень чутко уловило руководство «левых» партий, в т. ч. и не представленной в исполнительной власти Болгарской рабочей социал-демократической партии (тесных социалистов) (БРСДП (т. с.)), с мая 1919 — Болгарской коммунистической партии (тесных социалистов) (БКП (т. с.)), которые в течение весны—лета 1919 г. осуществили ревизию собственных возможностей. Они провели свои съезды, уточняя численный состав и осовременивая программные установки. Каждая из «левых» политических сил имела основания для известного оптимизма. Налицо был стремительный и невиданный ранее рост рядов как самих партий, так и связанных с ними различных организаций — молодежных, женских, а также профсоюзов и т. д.
Однако это обстоятельство порождало и серьезные проблемы внутри «Левого блока», угрожая объявленному, но в сущности эфемерному объединению распадом, поскольку каждая из составляющих Блока все больше воспринимала себя как особая политически значимая сила. И одновременно такая тенденция стимулировала «левых» в борьбе за назначение выборов в новое — XVIII ОНС, чему по разным причинам противостояли все партии, которые в марксистской историографии принято называть «буржуазными». Для последних было ясно, что инициативу перехватывали политические нувориши. Это было время, когда присущие политической жизни Болгарии демагогия и популизм оказались чрезвычайно востребованными.
Участвовавшие во власти «левые» безошибочно определили для себя идеальный момент для укрепления позиций. Нацелившись на наиболее сильного своего соперника — ДП, в мае 1919 г. они спровоцировали правительственный кризис. В среде демократов давно адекватно оценивали нараставшую неблагоприятную для них тенденцию и открыто подчеркивали, что в набиравшей обороты кампании ведущая роль принадлежит Стамболийскому, который после амнистии занял свой министерский
85
пост. Лидер все больше обособлявшегося в БЗНС радикального крыла еще в марте 1919 г. категорически отметал подобные обвинения, появившиеся в печатных органах ДП, квалифицируя их как «глупое и необоснованное подозрение» [1]. Он апеллировал к тому, что «оказавшееся перед мировым судом... отечество нуждается в сотрудничестве всех политических групп», и назвал шесть партий, составивших опору правительства, «политической комбинацией, наиболее соответствующей моменту». [2]
В то же самое время ориентировавшееся на Стамболийского большинство «земледельческой» парламентской фракции, уже находившееся, как справедливо отмечает болгарская исследовательница Д. Петрова, в полуоппозиции к правительству [3], своими резкими демонстративными шагами — в связи с требованием к нему осуществить ряд компенсационных мер в пользу крестьянства — вело дело к кабинетному кризису [4].
В качестве повода для отставки правительства «левые» воспользовались действиями министра-демократа Н. Мушанова, который по распоряжению главы кабинета из-за боязни беспорядков воспротивился проведению в Софии грозившего стать чрезвычайно многочисленным съезда БЗНС.
Борис III не мог допустить паралича власти в столь ответственный для страны период — приближения срока заключения мирного договора с Антантой. Он предпочел путь обновления власти, что должным образом было воспринято большинством как «правых», так и демонстрировавших вялый, декларативный антимонархизм «левых». Преобладающая на тот момент среди политиков оценка решительных действий монарха очень точно формулировалась представителем руководства РДП Т. Влайковым, выразившим «удовлетворение» по этому поводу [5].
Царь поручил формирование кабинета прежнему премьеру — Теодорову, за которым осталось и министерство иностранных дел. Еще один представитель руководства НП М. Маджаров становился военным министром. Прогрессист С. Данев сохранил за собой пост министра финансов. В то же время «левые» расширили свое представительство в правительстве — радикалы получили в нем два министерских портфеля, а столь важное в напряженной ситуации послевоенной Болгарии министерство внутренних дел возглавил теперь К. Пастухов, член руководства БРСДП(о), которая, однако, в целом не увеличила своего численного присутствия в исполнительной власти. Последнее относилось и к «земледельцам», представителям
1. Земеделско знаме. 28.III. 1919.
2. Там же.
3. Петрова Д. Самостоятелното управление на БЗНС. 1920-1923. София, 1988. С. 18.
4. Там же.
5. Влайков Д. Днешният политически момент и Радикалната партия. Реч, произнесена при откриване на извънредния радикален конгрес на 29 май 1919 г. София, 1919. С. 47.
86
радикального крыла в Союзе, которые, будучи инициаторами выдавливания из власти демократов — своего самого серьезного политического противника, расплачивались с поддержавшими их соавторами правительственного кризиса согласием на весьма скромные по значимости три министерства — земледелия, путей сообщения и средств связи, а также общественных работ и благоустройства. Во главе них остались, соответственно Д. Драгиев, лояльный к «правым», Ц. Бакалов и А. Стамболийский.
Демократы, возмущенные вероломством своих бывших младших партнеров, тем не менее посторонились, пропуская вперед неудержимо рвавшихся наверх новых лидеров. А оказавшийся в центре политической круговерти Стамболийский теперь уже не скрывал своей причастности к осуществленному плану и от имени сторонников в руководстве БЗНС с удовлетворением констатировал: «мы гордимся таким развитием событий» [1].
В столь пестрый по своему персональному составу ансамбль плохо вписывался Драгиев с его идеализированными представлениями об обязательности соблюдения этических норм в политике и искренней убежденностью в необходимости сотрудничества всех политических сил в переживавшейся страной экстремальной ситуации. Не менее проблематичным было его участие и в «земледельческом» министерском трио. Нараставшее противостояние между Драгиевым и Стамболийский в вопросах идеологии и политической линии БЗНС вылилось в явную несовместимость этих двух лидеров крестьянской партии. Один из основателей Союза обвинил своего более молодого коллегу в «материализме», «революционности» и «властолюбии», противопоставив всему этому собственную систему идейных взглядов и нравственных ценностей — следование христианским нормам, «Евангелию в политике», а также эволюционистский подход к проблемам общественного развития [2]. Конфликт приобрел такой масштаб, что уязвленный некорректным отношением к нему со стороны бравших верх в руководстве БЗНС радикально настроенных элементов (сподвижников Стамболийского) Драгиев в начале июня 1919 г. поставил вопрос о своем выходе из правительства, создавая таким образом угрозу его стабильности. Нацелившийся на власть Стамболийский не мог допустить подобного развития событий и был вынужден сгладить ситуацию.
Результатом успеха «левых» было не только изменение характера партийного представительства в исполнительной власти, но и содержание программы нового правительства, где присутствовали пункты о предстоящих парламентских выборах и необходимых для их проведения условиях — отмене цензуры и обеспечении свободы собраний.
Приближение назначенных на 17 августа выборов в XVIII ОНС окончательно разводило по разные стороны недавних вынужденных союзников,
1. Земеделско знаме. 13.V. 1919.
2. Драгиев Д. Една политическа изповед. София, 1919. С. 8-12.
87
включавшихся теперь в ожесточенную борьбу за электорат. На лидирующие позиции в этой гонке быстро вышел БЗНС, в котором после XV съезда в июне 1919 г. и произошедшего на нем раскола преобладающим окончательно становится радикальное крыло, потеснившее сторонников Драгиева.
Стамболийский и его сподвижники обнародовали программу, импонировавшую значительной части населения аграрной страны. А орган БЗНС газета «Земеделско знаме» широко пропагандировала традиционный «земледельческий» постулат об основной роли крестьянства в производстве материальных благ, обосновывавший его исключительное право на ведущее положение в обществе [1].
Результаты выборов подтверждали всплеск сильных симпатий в обществе к «левым». Сторонники Стамболийского лидировали, набрав почти 28% голосов и получив 85 депутатских мандатов, что, правда, не обеспечивало им необходимого парламентского большинства и в известной мере обмануло их надежды. Сам же Стамболийский смотрел в будущее с большим оптимизмом, склоняясь к тому, что для достижения цели нужна «еще длительная и упорная работа», чтобы обойти «городские партии», которые вновь получили перевес [2].
И уже совсем неожиданным было то, что за «земледельцами» с более чем 18% голосов и, соответственно, 47 депутатскими мандатами следовали не располагавшие какими бы то ни было рычагами власти коммунисты. Замыкали эту тройку с почти 13% голосов и 37 депутатскими мандатами не менее лидеров обманувшиеся в своих надеждах социал-демократы, в распоряжении которых оставалось министерство внутренних дел. Всего же за «левых», с учетом 8 депутатских мандатов радикалов, было подано 63% голосов избирателей.
И уже в известном отдалении от них с оставшимися 37% голосов находились «правые», первыми среди которых были демократы с 27 депутатскими мандатами, за ними следовали народняки и прогрессисты, получившие соответственно 19 и 8 мандатов. Замыкали этот список либералы — т. н. германофилы, располагавшие 3 депутатскими мандатами [3].
Итоги выборов в XVIII ОНС и их последствия часто попадали в поле зрения исследователей, однако они все еще не стали объектом всестороннего и исчерпывающего анализа. В связи с этим хотелось бы обратить внимание на весьма любопытный и в литературе не комментировавшийся подход к их оценке со стороны представителей тех «правых» партий,
1. Земеделско знаме. 23.V.1919; 1 .VI. 1919.
2. ЦДА. Ф. 255. Оп. 1. А. е. 8. Л. 1.
3. О результатах выборов см. подробнее: Стенографски дневници на XVIII ОНС. I редовна сесия. Кн. 2. София, 1920. С. 1349-1353; Статистически годишник на Българското царство. Години V-XIV (1913-1922). София, 1924. Раздел XIII. С. 59.
88
которые удерживались в политическом пространстве страны. На взгляд И. Гешова — лидера народняков и дуайена болгарского политического корпуса (он еще в 1879 г. был председателем Областного собрания Восточной Румелии, являлся министром в ряде правительств и даже премьером, в течение более четверти века возглавлял Болгарскую академию наук), такой итог демонстрировал внешнему миру, «что болгарский народ никогда не был германофилом и заслуживает лучшей судьбы» [1].
Подобный акцент в условиях существовавшей внешне и внутриполитической конъюнктуры, бесспорно, содержал в себе аргумент в пользу того, что общенациональные ценности сохраняли приоритетное значение для ряда ведущих болгарских политиков и на них, несмотря ни на что, по-прежнему был спрос в обществе.
В новой политической ситуации, вопреки сложившейся в Болгарии практике, когда утверждавшееся монархом правительство проводило парламентские выборы в нужном для себя ключе (Тырновской конституцией не устанавливалась прямая зависимость состава Совета министров от состава Народного собрания, поскольку для признания полномочий первого не требовалось вотума доверия второго), начинала действовать иная схема. Борис III, следуя утвердившимся европейским нормам, предоставлял Стамболийскому, как лидеру партии, получившей наибольшее число депутатских мандатов, премьерские полномочия с правом на формирование кабинета.
Однако созданный вариант исполнительной власти не давал адекватного выражения распределения симпатий электората. В правительство отказались войти коммунисты, которые не были готовы взять на себя ответственность за управление страной, да еще в союзе с «партией сельской буржуазии», как они квалифицировали БЗНС. Социал-демократы же продемонстрировали непомерные претензии на ключевые министерства, в т. ч. на министерство внутренних дел. В свою очередь, радикалы (с ними тоже велись переговоры) не видели для себя политических перспектив от участия в коалиции со столь превосходящим по силам партнером.
Тогда Стамболийский, демонстративно проигнорировав своих наиболее опасных конкурентов — демократов, пригласил в правительство представителей руководства тех партий, чей успех на парламентских выборах по сравнению с лидерами был весьма скромным. Новый премьер остановился на Народной и Прогрессивно-либеральной партиях. На последней, правда, лежала тень инициатора подготовки Балканского союза, пребывания у власти в период балканских войн и, соответственно, связанных с этим негативных последствий для Болгарии. Однако в ее активе была оппозиционность в отношении «либеральной концентрации» в ходе Первой мировой войны.
1. Гешов И. След двете катастрофи. Поуки от близкото минало // Съвременник. София, 1922. Кн. 7-8. С. 408.
89
Включение в состав правительства народняков М. Маджарова (министр иностранных дел и вероисповеданий) и А. Бурова (министр торговли, промышленности и труда), а также прогрессиста С. Данева (министр финансов), которые вместе со сподвижниками Стамболийского А. Димитровым, Р. Даскаловым, Ц. Бакаловым и Н. Турлаковым составляли явно зынужденную коалицию, не сулило последней перспектив на длительное существование. Во-первых, представленные в исполнительной власти лартии не обеспечивали такой коалиции необходимой опоры в возглавленном «земледельцем» Н. Атанасовым XVIII ОНС. Во-вторых, исходя из ютенциальных возможностей команды в целом, где лидировали имевшие весьма скромный опыт пребывания у власти представители радикального большинства крестьянской партии, уступившие важные «неполитические» министерства своим партнерам, ей вряд ли под силу была реализация принципиальной позиции правительственной программы — «создать... твердую власть во всех областях управления», равно как и «усилить все сферы национального производства» [1]. Более того, в этом весьма часыщенном по набору намечавшихся для исполнения пунктов документе, составлявшемся в послевыборный период Стамболийский вместе с представителями руководства БРСДП(о) и отразившем, главным образом, обнародованные в ходе избирательной кампании требования «левых», содержались положения, нацеленные на коррекцию частной собственности и даже ее передел [2].
Воспользовавшись ощутимым перевесом в исполнительной власти, «земледельцы» сделали все возможное, чтобы заставить работать ту часть программы, которая обслуживала интересы основной части их электората. Они инициировали принятие парламентом ряда законов, направленных на улучшение положения болгарского села.
Подобный крен в деятельности новой власти ускорил вызревание неизбежного по своей сути конфликта между лидерами предвыборной гонки — БЗНС, с одной стороны, и БКП и БРСДП, с другой. Завершение формирования кабинета последние восприняли как сигнал к последующему тотальному отрицанию наиболее принципиальных его проявлений, означавшему «сжигание мостов».
В условиях острой внутренней нестабильности, в течение 1919 г. выражавшейся прежде всего в массовых акциях протеста со стороны экономически наиболее уязвленных категорий населения [3], БКП и БРСДП стали
1. Стенографски дневници на XVIII ОНС. I редовна сесия. София, 1919. Кн. 1. С. 6.
2. В этот разряд попадали прежде всего пункты программы о смягчении остроты жилищного кризиса, обеспечении трудовой земельной собственности и конфискации незаконно нажитого богатства. См.: Стенографски дневници на XVIII ОНС.редовна сесия. Кн. I. С. 7.
3. Как констатировал М.А. Бирман, в 1919 г. в стачечном движении в Болгарии принимало участие в два раза большее число рабочих, чем за десять предвоенных лет (1904-1914). См.: Бирман М. А. Революционная ситуация... С. 379.
90
инициаторами невиданной по масштабам страны стачки железнодорожников и почтово-телеграфных служащих. Она продолжалась с конца декабря 1919 г. до середины февраля 1920 г.
Такое из ряда вон выходящее для Болгарии событие сделало фактическими (но временными) союзниками представителей тех сил, которые еще совсем недавно считались непримиримыми противниками или нежелательными конкурентами. К поддержавшим правительство Стамболийского политическим партиям присоединились и разные по численности и степени влияния в обществе политические и общегражданские объединения и группы, среди них были и только что оформившиеся для противодействия опасности радикальных социальных перемен, возможных по инициативе оказавшихся во власти «земледельцев» [1].
Подавление стачки было расценено Стамболийским и его сподвижниками как благоприятный старт в борьбе за установление собственной, однопартийной власти, поскольку основные политические конкуренты представлялись им поверженными, а потенциал остальных бывших серьезных соперников расценивался как незначительный. В этой ситуации Стамболийский склонил Бориса III к роспуску XVIII ОНС и назначению даты новых парламентских выборов.
Таким образом, развитие событий в Болгарии на рубеже 10-х-20-х годов с явными чертами смутного времени (слабость власти, отсутствие у нее внутренней и внешней опоры, утрата авторитета в обществе прежними политическими и государственными деятелями, калейдоскоп сменявших друг друга правительств, девальвация прежних норм политического поведения и т. п.) открыло путь для выхода на политическую арену новых сил и новых лидеров, готовых пытаться коренным образом изменить облик государственной власти и осуществить серьезную коррекцию социальных устоев.
1. См. подробнее: Георгиев В. Буржоазията и транспортната стачка. 1919—1920 г. // Известия на Института по история на БКП. София, 1979. Т. 41. С. 67-88.