I раздел
МИРООЩУЩЕНИЕ И МЕНТАЛЬНОСТЬ БАЛКАНСКИХ НАРОДОВ. НАЦИОНАЛЬНЫЕ ИДЕАЛЫ, ЦЕННОСТИ И ГЕРОИ
А. Н. Горяинов, М. Ю. Досталь
Институт славяноведения РАН
ПРОФЕССОР С. Б. БЕРНШТЕЙН О БОЛГАРСКОМ МЕНТАЛИТЕТЕ
(по воспоминаниям ученого)
На протяжении своей долгой жизни профессор Самуил Борисович Бернштейн (1911-1997) — крупный советский лингвист, автор многочисленных трудов по славянскому языкознанию, самое пристальное внимание уделял изучению языка и культуры болгарского народа. Помимо чисто научных занятий, Бернштейн проявлял большой интерес к повседневной жизни болгар, их обычаям, поведению, отношению к представителям других народов. Эти живые наблюдения частично нашли отражение в воспоминаниях ученого, ныне опубликованных лишь в небольшой своей части. Мемуары С. Б. Бернштейна пронизаны любовью к Болгарии. Они написаны в необычной манере. Это — дневниковые записи с частыми и довольно подробными экскурсами в дальнее и близкое прошлое. Такое построение позволило автору остановиться на множестве памятных событий, но привело к мозаичности текста и повторениям. Характеру воспоминаний соответствует заглавие: автор назвал их «Зигзаги памяти».
Специализироваться в области болгаристики Самуил Борисович начал еще во время учебы в 1929-1931 гг. на цикле южных и западных славян этнологического факультета Московского университета. Он слушал лекции российских профессоров А. М. Селищева и Г. А. Ильинского, усердно занимался болгарским языком под руководством политэмигрантки Мары Колинкоевой. Вместе с тем, книголюб и книгочей (он подробно пишет в воспоминаниях о своих книжных увлечениях), студент Бернштейн самостоятельно изучал книги и статьи болгарских ученых, читал болгарскую художественную литературу, пробовал переводить произведения болгарских писателей. Впечатления от книг дополнялись и расширялись знакомством с Болгарией и болгарами «через живых людей» (1955, 5) [1]. Уже в студенческие годы Самуил Борисович столкнулся с разными взглядами болгар на ценности национальной культуры. Речь идет о политэмигрантах, живших в годы его учебы в Москве. В воспоминаниях красочно
1. Здесь и далее ссылки на неопубликованные воспоминания С. Б. Бернштейна даны в тексте; указывается год записи и номер страницы в пределах этого года.
92
рассказано о первой встрече молодого болгариста с известным болгарским коммунистом Георгием Бакаловым (1873-1939). «...Я познакомился в оригинале с рассказами Елина-Пелина, — пишет Самуил Борисович, — и горячо полюбил его...В конце зимы 1928/29 гг. я перевел рассказ «Андрешко», написал краткий очерк о писателе и послал все это в издательство...» Неожиданно Бернштейна пригласил на беседу Г. Бакалов, которому рукопись была передана на отзыв. Он заинтересованно расспрашивал студента о причинах его интереса к Болгарии, но затем заявил о несвоевременности издания в СССР произведений «нашего врага, друга царя Бориса». «Придет время, и русский читатель его узнает. Но сейчас издавать его нельзя», — сказал о Елине-Пелине болгарский коммунист. Правильно оценить вульгарно-социологический подход Бакалова помогли Самуилу Борисовичу другие болгарские политэмигранты. Правда, деятель Крестьянского Интернационала Иван Орманов (Горов), которому Бернштейн рассказал об отзыве Бакалова, осторожно промолчал; однако его преподавательница М. Колинкоева страшно возмутилась и назвала Бакалова «узколобым сектантом». «По своему содержанию Елин-Пелин является прогрессивным писателем, его симпатии всегда на стороне угнетенных и обездоленных. А это самое главное», — сказала Колинкоева (1953, 10).
После окончания университета Самуил Борисович поступил в аспирантуру, одним из первых в СССР защитил кандидатскую диссертацию и в 1934 г. был назначен заведующим кафедрой языка и литературы Одесского пединститута. В первой половине 1930-х гг. Одесса являлась центром болгарской диаспоры юга СССР. Там обосновалось много болгарских коммунистов-политэмигрантов. В пединституте существовал специальный сектор, готовивший учителей национальных школ для болгарского населения советского юга. Главным помощником С. Б. Бернштейна в пединституте стала болгарская коммунистка, вдова одного из соратников Д. Благоева Райна Кандева, у которой «был большой опыт преподавания болгарского языка в средней школе...». Кандева познакомила Самуила Борисовича со своими товарищами-политэмигрантами. Он часто посещал ее квартиру на Садовой улице, где по субботам обычно собирались болгары. На встречах у Кандевой обсуждались исключительно события внутренней жизни Болгарии. «Я с большой пользой для себя купался в живой болгарской речи, узнавал много интересных фактов из политической жизни Болгарии начала века», — вспоминал С. Б. Бернштейн (1954, 9).
Работая в Одессе, С. Б. Бернштейн мог посещать расположенные на Украине и в Бессарабии места компактного проживания болгарских колонистов. Он упоминает в мемуарах о своем участии летом 1935 г. в праздновании десятилетия болгарского национального района Украины с центром в селе Романовка (которое в то время в честь одного из руководителей Болгарской компартии и Коминтерна называлось Коларовкой), о позднейших посещениях мест компактного проживания болгар на Украине и в Молдавии. Ученый констатирует наличие негативного отношения к переселению болгар в Россию со стороны болгарских ученых и политиков XIX в., опасавшихся быстрой ассимиляции колонистов русским населением.
93
Самуил Борисович называет «отрицательные эмоции» по этому поводу «странными и непонятными», поскольку переселенцы нашли в плодородных землях Бессарабии и Таврии «подлинное богатство». Он подчеркивает, что и в семидесятых годах XX в. у советских болгар, несмотря на неблагоприятные для этого условия, «этническое самосознание хорошо сохраняется», а «болгарщина в любой форме вызывает у населения положительные эмоции». В то же время он упрекает руководителей народно-демократической Болгарии в невнимании к советским болгарам, в том, что они «бросили» почти 350 тысяч своих сородичей (1977, 21).
Вспоминая о посещении в 1949 г. болгарского села Преслав на Украине, С. Б. Бернштейн попытался сравнить свои впечатления 1930-х и конца 1940-х гг. В Преславе в 1949 г. перед ним предстали болгары, «плохо владеющие родным языком (не только литературным, но и диалектом), совсем не связанные со своей страной, не знающие ни истории Болгарии, ни литературы, но в то же время остро сохраняющие свое болгарское этническое самосознание, свою принадлежность к болгарскому племени». Причиной этого Самуил Борисович считал полное отсутствие связей преславчан с Болгарией и болгарской культурой (что, кстати, вполне вписывалось в развязанную в эти годы советским руководством кампанию «борьбы с космополитизмом»), «Парадокс, но до войны болгары Преслава были тесно связаны со своей родиной через многочисленных представителей болгарской политической эмиграции, — с горечью писал он. — Теперь же местные болгары полностью оторваны от родной Болгарии». Ученый отмечал, что если до 1938 г. на Украине издавалась болгарская газета, в Одессе работал болгарский театр, а в Преславе школьное преподавание велось на болгарском языке и для болгар существовал техникум, то в конце 1940-х гг. «никто из жителей Преслава не получает болгарских газет», а «местные власти неодобрительно относятся к проявлению болгарских симпатий, к выписке газет и журналов» (1949, 21).
Суммируя впечатления от общения с населением Преслава, С. Б. Бернштейн отмечает сильное влияние на язык местных болгар русского и украинского языков. Если до войны в селе хорошо сохранялся местный диалект, то «теперь знающих литературный язык нет совсем, — констатирует ученый. — Но и диалект за эти годы подвергся глубокому воздействию русского и украинского языков. Теперь в Преславе живет много русских и украинцев, много смешанных браков. Неприятно слушать исковерканный болгарский язык» (1977, 28-29).
До смерти Сталина Бернштейн был «невыездным», в мемуарах он неоднократно отмечает тщетность своих попыток выехать с научными целями за рубеж даже на непродолжительный срок. Положение изменилось в 1954 г. 5 июня Самуил Борисович известил Райну Кандеву, что приедет в 1955 г. в Болгарию «на целый месяц» (1954, 9). Эта поездка, ставшая первым выездом ученого за рубеж, состоялась осенью 1955 г. В начале октября С. Б. Бернштейн отправился в Болгарию во главе группы сотрудников Института славяноведения в составе Н. И. Кравцова, В. И. Злыднева и И. М. Шептунова. Об этой поездке он рассказывает особенно подробно и
94
красочно. «Ночью переехали Дунай по новому мосту, — с волнением вспоминает он, — ... Дорога на Софию... Здесь наблюдаем чудесный горный (точнее, скальный) пейзаж. Вот она, Стара Планина. Гигантские скалы, напоминающие динозавров и ихтиозавров. Трудно передать волнение, которое охватывает меня. Оно сродни волнению, которое испытывает человек, возвращающийся после многих лет разлуки на свою родину. Кажется, я вижу места, где я родился, где прошло мое детство, где я был вскормлен молоком матери. Удивительно! ...Я весь переполнен болгарщиной» (1955, 10).
Советских славистов принимали на самом высоком академическом уровне. Достаточно сказать, что Самуил Борисович два раза был на приеме у президента Болгарской Академии наук Тодора Павлова. Павлов одобрил предложенную ученым из Советского Союза идею создания совместно советскими и болгарскими исследователями многотомного «Болгарского диалектологического атласа» и обещал ему свою поддержку. С целью подготовки к этой работе С. Б. Бернштейн вместе с будущим руководителем коллектива составителей атласа с болгарской стороны Стойко Стойковым (1912-1969) отправился в поездку по Южной и Юго-Западной Болгарии.
Выбор Самуилом Борисовичем маршрута поездки был обусловлен его давним интересом к Македонии и «македонскому вопросу». Этот интерес он унаследовал от своего учителя А. М. Селищева. В Одессе 1930-х годов при встречах с болгарскими политэмигрантами на квартире Р. Кандевой он сначала не все понимал, когда слышал яростные споры об этнической принадлежности жителей края. «Редкая встреча обходилась без обсуждения македонского вопроса, — вспоминал ученый. — В те годы Болгарская коммунистическая партия защищала лозунг "Македония для македонцев", что практически означало признание самостоятельной македонской нации со своим языком и со своей культурой. В несколько иной формулировке защищал его и я... Гости Кандевой решали этот вопрос по-разному...» (1954, 10).
Как вскоре заметил Самуил Борисович, уроженцы Северо-Западной Болгарии были убежденными сторонниками официальной линии БКП, что же касается выходцев из Македонии, то они чувствовали себя ущемленными позицией партии, поскольку считали, что она «превращает их во второсортных болгар». Налицо было, таким образом, стремление представителей македонского населения не обособляться от болгарской нации. С. Б. Бернштейн свидетельствует, что на встречах у Р. Кандевой на почве отмеченных им противоречий «порой возникали очень опасные ситуации, которые могли перейти в драку», и спасало положение лишь умение хозяйки квартиры «тушить пожар» (1954, 10).
В годы Второй мировой войны македонский вопрос также обсуждался политэмигрантами. На этот раз в дискуссии участвовали как болгарские, так и югославские коммунисты. Их подходы столкнулись в 1944 г. на одном из заседаний Славянской комиссии АН СССР, где с докладом о македонском вопросе выступил уроженец Пиринской Македонии Д. Влахов (1878-1953). С. Б. Бернштейн, присутствовавший на докладе, вспоминает, что Влахов отмечал: славянское население Македонии является
95
боларским, и ее история — органическая часть истории Болгарии, однако в XIX в. начался процесс обособления македонцев в самостоятельную нацию. Влахов повторил лозунг «Македония для македонцев». «В будущей балканской федерации, — записал С. Б. Бернштейн слова Влахова, — Македония должна быть самостоятельным государством, она должна объединить все земли в границах исторической Македонии» (1944, 4).
Влахову возражали югославы Франич и Густинчич. Они, по словам С. Б. Бернштейна, «решительно отвергли основные положения докладчика о прошлом и настоящем Македонии и македонских славян», но никаких доказательств в поддержку своих тезисов привести не смогли (1944, 4). По просьбе Влахова Самуил Борисович составил для него документ «Несколько замечаний о македонском литературном языке». В нем были изложены соображения о диалектной основе будущего литературного языка македонцев. По мнению С. Б. Бернштейна, этот язык «должен опираться на самые характерные, типичные говоры, отражающие самые ущественные признаки македонского языка», и в его основе должны лежать говоры Прилепа, Битоли и соседних областей. «Новый литературный язык должен отличаться как от болгарского языка, так и от сербского», — считал ученый (1944, 22).
Прибыв в Болгарию, Самуил Борисович решил составить собственное непредвзятое мнение о населении Македонии. «Я своими глазами и ушами хочу познакомиться с македонским населением Болгарии, — отмечал он, — узнать его настроения, степень его обособления от болгар. Пока по этим вопросам имею противоречивые суждения» (1955, 12). С. Б. Бернштейн решительно отказался от первоначально предлагавшегося болгарами маршрута ознакомительной поездки по северной части страны и прямо сказал Стойкову, что хочет посетить Родопы и Пиринский край. Он, конечно, знал об изменении в конце 1940-х годов официальной позиции БКП о македонскому вопросу и сразу заметил, что его просьба «вызвала некоторое замешательство». «Однако моя настойчивость победила», — отмечает ученый. (1955, 12).
В Родопах Бернштейн и Стойков записывали на магнитофон речь местных жителей. С. Б. Бернштейн вспоминает, что в посещенных им селах «отлично сохраняется старый болгарский говор не только у стариков, но и у молодежи», отмечает большую роль в жизни местных жителей, со всех сторон окруженных болгарами-мусульманами (помаками), православной церкви. С большим уважением пишет он о носителях местного диалекта в селе Широкая Лука. «Это одно из наиболее культурных родопских сел, — отмечал ученый. —... Местный диалект функционирует не только как устная речь малограмотного населения. На нем говорит местная интеллигенция, существуют пьесы, написанные на диалекте, которые с успехом идут на сцене местного клуба...» (1955, 15).
Ознакомившись с родопскими говорами, Бернштейн и Стойков выехали в Пиринский край. По дороге Самуилу Борисовичу пришлось наблюдать поразившее его отношение Стойкова к помакам. Однажды во время краткой остановки болгарский диалектолог отказался выйти из машины,
96
так как не хотел ступать на землю, оскверненную насилиями помаков над соотечественниками-христианами в годы турецкого владычества. «Новая для меня проблема, — пишет по этому поводу С. Б. Бернштейн. — Я читал в записках Захария Стоянова о зверствах помаков, но как-то не придавал этому большого значения. Думал, что все это давно забыто. Но вот интеллигентный столичный житель, предки которого не страдали от помаков, носит в своем сердце обиду на своих сородичей, которые в свое время приняли мусульманство и были в первых рядах угнетателей» (1955, 15).
«Путешествие по Пиринской Македонии, — отмечает Самуил Борисович Бернштейн, — было очень интересным» (1955, 15). Вместе с тем он сетует, что «не мог производить своих наблюдений легко и свободно», поскольку Стойков пристально наблюдал за каждым его шагом и «довольно умело все вопросы македонского языка и македонской нации переводил в плоскость диалектологии». Все же С. Б. Бернштейну удавалось иногда общаться с местными жителями без свидетелей и составить себе представление об их настроениях. В результате ученый сделал вывод о подвижках в этническом самосознании местного населения. Из его изложения видно, что в сравнении с тем, как идентифицировали себя выходцы из Македонии, с которыми Самуил Борисович встречался в Одессе в 1930-е годы, теперь люди уже не опасались, что их посчитают второсортными болгарами. «Местное городское население не причисляет себя к болгарам. Сельское население индифферентно», — пишет ученый, подводя итоги своим наблюдениям (1955, 16).
В связи с работой над болгарским диалектологическим атласом С. Б. Бернштейн в середине 1950-х годов каждый год по нескольку недель проводил в командировках в Болгарии. Уже после поездки 1956 г. он с удовлетворением смог заявить, что в ходе диалектологических поездок ему удалось посетить большое число сел и хорошо познакомиться с болгарским крестьянином, с его психологией и укладом жизни. На основе своих наблюдений Самуил Борисович сделал вывод, что болгары «в массе своей очень симпатичный народ, гостеприимный, смелый. Не боятся говорить о всех сторонах своей жизни, часто критикуют действия властей. Свободно держатся перед микрофоном, беседу ведут непринужденно, любят веселые истории, все поют и танцуют» (1956, 9). Особенно большое впечатление произвели на Самуила Борисовича крестьянские дети. Он с симпатией отмечает их свободное, раскованное, но не переходящее границ дозволенного поведение. Вместе с тем, рассказывая о встречах с болгарами, С. Б. Бернштейн отмечает, что среди них «большая редкость» такие качества, как «четкость в суждениях и поступках, эрудиция» (1955, 12), и что «их всегда нужно гладить по шерсти, иначе сразу же будут забыты все прежние "заслуги"». В подтверждение последнего положения Самуил Борисович ссылался на отчет В. И. Григоровича о поездке в 1869 г. по Бессарабии, в котором русский славист отрицательно оценил возможность организации обучения бессарабских болгар на родном языке [1] (после
1. Григорович В. И. Донесения об испытаниях в Тираспольском уездном училище, Кишиневской гимназии и о болгарских народных училищах в Бессарабии, представленные попечителю округа ординарным профессором Одесского университета В. И. Григоровичем // Циркуляр по управлению Одесским учебным округом. Одесса, 1869. № 7. С. 283-308 (перепечатано в кн.: Григорович В. И. Собр. соч. Одесса, 1916. С. 118-145).
97
публикации отчета, как выяснил С. Б. Бернштейн, «началась дикая кампания против Григоровича... Не скупились на самые грубые и подлые выражения...»), и на рассказ Н. С. Державина о давлении на него болгарских ученых с целью исключить из печатавшейся в Болгарии магистерской диссертации Державина всех упоминаний о гагаузах, в результате чего все они были отнесены диссертантом к болгарам (1976, 13-14).
С. Б. Бернштейн пишет, что в Болгарии он «на каждом шагу» ощущает к себе «внимание, трогательную заботу и даже любовь» (1955, 13), но в то же время наблюдает симптомы, свидетельствующие об ухудшении отношения болгарского населения к советским гражданам, по сравнению с довоенными и военными годами. Если в болгарском народе еще со времен османского ига «утвердились глубокие симпатии к русскому народу», — замечает ученый, то уже к концу XIX в. болгарская буржуазия и болгарская интеллигенция «в своей массе... стали ориентироваться на Запад (г[лавным] о[бразом] на Германию и Австро-Венгрию)», хотя «это не коснулось болгарского крестьянства, которое продолжало оставаться русофильским». По мнению С. Б. Бернштейна, «Великая Отечественная война вновь всколыхнула старые русофильские настроения...». В послевоенный же период наблюдается их дальнейший спад. Самуил Борисович отмечает, что для него неожиданностью было плохое понимание болгарами русского языка при хорошем знании местной интеллигенцией немецкого.
Причиной негативных для СССР изменений в настроениях болгарского общества являлось, по мнению С. Б. Бернштейна, то обстоятельство, что после 1944 г. в Болгарию «понаехало много советских людей, людей грубых и бесцеремонных», которые отличались поразительной алчностью и повадки которых «активно шокировали болгар», что в стране «под формулой использования советского опыта» насаждались «советские принципы и обычаи, совершенно чуждые местному населению», сопровождаемые «бесконечными напоминаниями об освобождении болгар русскими» (1955, 19).
Воспоминания С. Б. Бернштейна — ценный источник не только для изучения истории советской действительности и советской науки 1920-1950-х гг., но и для изучения Болгарии и, в частности, болгарского менталитета. Об этом свидетельствуют как приведенные выше его высказывания, так и другие уже опубликованные отрывки из его рукописи [1]. Сейчас авторами настоящего сообщения завершается подготовка к изданию первой части мемуаров С. Б. Бернштейна (записи 1943-1961 гг.).
1. Бернштейн С. Б. Из книги «Зигзаги памяти», год 1950 / Публ. В. П. Гудкова // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. М., 1997. № 4. С. 175-190; Он же. Из «Зигзагов памяти» / Публ. А. Н. Горяинова и М. Ю. Досталь // Славяноведение. М., 1998. № 1. С. 89-100.