ΙΙΙ. ЮЖНОСЛАВЯНСКИЕ АРЕАЛЫ
(III - 1) Восток и Запад южнославянского диалектного пространства
- Народный календарь
- Семейная обрядность
- Народная мифология
Традиционное членение южнославянского диалектного пространства имеет так называемый «меридиональный» характер, т.е. линии изоглосс проходят с севера на юг, расходясь веером в зоне распространения македонских диалектов. Эта общая картина, подробно описанная и представленная на картах П. Ивичем (см. воспроизведенные из его работ карты № III доп.-1 и III доп.-2), основана на изучении фонетических и грамматических признаков, свойственных южнославянским языкам (диалектам). На востоке первое вертикальное деление проходит по р. Искыр (Болгария) и характеризует «ятевую» границу (рефлексы ě). Это деление имеет весьма существенное значение и для этнографических исследований, в том числе в области духовной культуры южных славян, что было замечено болгарскими учеными-этнографами и последовательно ими фиксируется при объяснении множества различий в рамках географии болгарского этноса; наиболее яркий пример — работа Ст. Генчева о поминальном обряде [Генчев 1968], см. также [Генчев 1972]. Следующее вертикальное членение проходит через сербско-болгарское пограничье и определяется пучком, сгущением близко проходящих изоглосс, которые отделяют сербско-болгарское пограничье с одной стороны от основного массива болгарских диалектов (совпадение в одном звуке *ъ и *ь; *t' не идентично *sk', *st'; номинатив мн. ч. личного местоимения 1-го лица ми, мие, а не ни, ние; окончание 1-го лица мн. ч. глагола -мо, а не -м, -ме), с другой — от основного массива сербских диалектов (отсутствие количественных оппозиций в системе гласных; наличие постпозитивного члена; аналитический
253
тип склонения). На территории западной Болгарии указанные изоглоссы почти сливаются, образуя плотную линию — границу диалекта, в то время как на территории Сербии такой признак, как наличие постпозитивного члена, значительно сужает область данного восточносербского диалекта, называемого тимокским или торлакским, а два других (отсутствие количественных оппозиций в системе гласных и аналитический тип склонения) — расширяют до зоны косовско-ресавских говоров (т.е. юго-восточных и восточных). Узкая зона сербско-болгарского пограничья с характерным для нее уплотнением изоглосс на востоке и западе рассматривается нами особо, поскольку имеет также и самостоятельное значение как ареал, отличный по своим признакам и от «востока», и от «запада» (см. III-2).
Двигаясь далее на запад южнославянской языковой территории, можно наблюдать достаточно разреженные в пространстве изоглоссы фонетического и грамматического порядка: отсутствие местоименных энклитик ни, ви во мн. ч., что отчасти совпадает с границей водного бассейна по р. Дрина; переход -же в -ре в презенсе може, что захватывает и часть западносербских диалектов, которые оказываются «присоединенными» к черногорско-герцеговинскому массиву говоров; специфика рефлексов *sk', *st' — признак, по которому членение южнославянского ареала проходит через восточную Боснию и далее по р. Неретва. Очередное наличие пучка изоглосс находим на хорватско-словенском пограничье: переход *d в j, объединяющий кайкавщину с чакавщиной и отделяющий их от массива штокавских говоров сербскохорватского языка [2]; характерный для основной части словенских диалектов переход *zg', *zd' в ž, ź.
Подробному анализу отмеченных в «общей картине» ареалов посвящен каждый из последующих подразделов (сербско-болгарское пограничье и западный хорватско-словенский ареал), поэтому далее в этом подразделе рассматриваются те аспекты терминологии и ее этнокультурных характеристик, которые, во-первых, составляют основное членение по принципу восток-запад, во-вторых, уточняют картину меридиональных (вертикальных) изоглосс на материале рассматриваемой лексики и соответствующих явлений традиционной народной духовной культуры.
НАРОДНЫЙ КАЛЕНДАРЬ.
К характерным признакам, противопоставляющим восток и запад, можно отнести: названия хрононимов
2. Употребляемый в работе термин «сербскохорватский язык» относится к обозначению совокупности (континуитета) говоров на территории Сербии, Черногории, Боснии и Герцеговины, Хорватии. Проблематика, связанная с развитием и статусом современных стандартных языков, формирующихся в настоящее время на этой территории, в работе не затрагивается.
254
Рождества и Сочельника; святочного периода в целом; наличие новогоднего термина +surva-, функционирование обрядовой реалии и соответствующего термина мартеница; распространение поверий о бабе Марте и обычая вывешивать для нее красное полотно; девичьего обрядового обхода лазарице (лазарки); «мышиных» и «волчьих» дней и др., см. карты № III-1а, б, в. Более специфические очертания имеют зоны некоторых соответствующих восточных и западных культурно-языковых явлений: обряд Енева буля на востоке и Зеленый Юрий на западе; календарная приуроченность ритуалов с целью обеспечения плодовитости кур и названий праздников, наименований обрядовых лиц с соответствующей «куриной» семантикой и др.
Святочные хрононимы как признак противопоставления восток-запад. Для восточной части — территории Болгарии, включая северо-запад и исключая юго-запад (ср. III-2) — характерны архаические варианты названий, связанных с корнем *kolęd-: болг. Коледа, Колада 'Рождество', тогда как для западной части, которая в данном случае захватывает не только Македонию, но и юго-западную Болгарию (ср. з.-болг. Божич [Ангелова 1948: 209]) и даже отдельные родопские села (где известно родоп. Божук 'Рождество' [Седакова 1998: 305]), типичным является: серб. Божић, макед. Божиќ, Божик, ю.-з.-болг. Божич, хорв. Božić, словен. Božić. Следует, однако, отметить, что в македонской зоне лексемы Коледа, Коледе отмечаются как названия Сочельника (Велесский, Охридский края, соб. зап., 1999) наряду с с.-макед. Бадник [Филиповић 1939], вариантом названия серб. Бадњак, болг. Бъдни ден, хорв. Badńak, Bajdnak, Badńi dan [Rožić 1908: 32, Mikac 1933: 215; Kotarski 1917; Ardalić 1915: 39], словен. Badnik, Badnjak, Badni dan [Kuret 2: 312, 254-255] в значениях 'Сочельник', реже 'день пред Сочельником' [Mikac 1933: 215]. Как видим, картографирование названий Сочельника и Рождества (см. карту № II-1-4), связанных с *kolęd-, показывает также и целесообразность соотнесения этого явления с зонами центра и периферии (см. III-6).
Для обозначения всего святочного периода в восточной части характерны названия типа болг. мръсни дни (нощи), а для западной, включая ряд сел Софийского края (где известно некръстени нощи [Соф.: 244]) — +некрштени (некрстени) дани (дни, денови). Впрочем, это основное противопоставление, связанное с символикой ритуальной нечистоты описываемого периода, когда активизируется, по поверьям, нечистая сила, дополняется самыми различными территориальными вариантами с той же символикой. Для восточной (болгарской) части фиксируется также: ю.-болг. погани дни [Пир.: 430] пуганците [Род.: 91], поганските дни [Коледаров 1963: 111] и т. д., с фонетическим изменением в Родопах — буганите дене, буганци [Род.: 91];
255
караконджерови дни, дяволски деня [Пир.: 430], вампирски дéн'ове [Сак.: 333] и т. д., по болгарской части южнославянского ареала см. карту в работе [Седакова 1998: 309]. В Македонии им соответствуют названия некрстени денови и погани денови [Китевски 1996: 32]. Очевидно, что первый термин составляет продолжение сербской изоглоссы некрштени дани, а второй термин с корнем поган- — южной части балканославянских областей (ЮБП). Западная часть в данном случае ограничена центральносербской, северносербской и южносербской зонами: некрштени дани, дни, некрштенци 'святки' (Ресава, Болевацкий край [Костић 1966: 209; Грбић 1909: 7]; Гружа [Пегровић 1948: 233]; Воеводина [Босић 1996: 172]; Алексинацкое Поморавье [Антонијевић 1971: 178]; Лесковацкая Морава [Ђорђевић 1958: 350]), некр̀стени дни, дь̀нови (Власотинцы, Пчиня, соб. зап.). Терминология «нечистого» святочного периода в западной Сербии, Черногории, Боснии уже практически не отмечается: известно западносербское свидетельство некрштени дани (Валево [Ђукановић 1934: 230]), а также ряд ритуальных контекстов, указывающих на «нечистое время» святок. Например, в Драгачево от Рождества до «дня Крещения» (5.I/18.I) едят скоромную пищу. Считается, что в этот период активизируется нечистая сила, появляющаяся ночью в «глухое время» — глуво доба. Только в «день Крещения» выбрасывают пепел из очага после святочных праздников (соб. зап., 1997). Фиксируется известное разнообразие названий на сербско-болгарском пограничье (в.-серб. Заглавак, Буджак бабини дани (дни); Заглавак ђаволски дни, Хомоле нечисти дани, нечастивци, Лесковац бели дни [соб. зап. 1998; Недељковић 1990: 8, 169; Ђорђевић 1958: 350]).
Вертикальное членение балканославянского ареала, почти совпадающее с границей между сербской, с одной стороны, и болгарской и македонской культурно-языковыми традициями, с другой, показывает распространение терминов от +surva- для обозначения новогодних дружин колядующих (в основной версии — как обходов участников процессии с палочками, прутиками и — в контаминированной — с обходами ряженых, разыгрывающих «свадьбу»). Дополнение этой информации нанесением на карту дериватов от +surva- в ритуальной речи и в названиях Нового года (что фиксируется главным образом на территории Македонии) подтверждает изоглоссу, проходящую через восточную и южную Сербию практически по административной границе с Болгарией и Македонией. На большей части распространения термина +surva и его вариантов наблюдается его использование в качестве обозначения групп колядующих (чаще детей — мальчиков от 4 до 12 лет; на востоке Болгарии — неженатых парней; в центральных областях известны оба типа возрастных групп), которые преимущественно в день Нового года обходят дворы с кизиловыми или иными
256
прутьями в руках, дотрагиваясь ими до людей, скота, построек и наделяя их тем самым оплодотворяющей силой. Именно такой традиционный тип обходов, обозначаемых терминами от +surva-, повсеместно распространен в Болгарии, за исключением самых западных зон (Кюстендилско Краиште [Захариев 1918: 171-172]), где известны только обходы взрослых ряженых сироваскаре, увеселяющих народ известной маскарадной игрой с элементами непристойной «свадьбы», см. карты № III-1в и № III-2. В других регионах западной Болгарии также распространен аналогичный тип новогоднего ряжения с мотивом свадьбы двух персонажей, но обозначения зафиксированы иные, например, джамалари, деди, мечкаре и др. (см. II-2). Сюжет имитации свадьбы характерен также для игр новогодних ряженых, называемых сировари и под., в юго-восточной Сербии (бассейн Пчини, окрестности Враня [Николић-Стојанчевић 1974: 536; Недељковић 1990: 204, соб. зап., 1998]). Вместе с тем южнее, в северной Македонии (Скопска Котлина [Филиповић 1939: 379], Куманово [Младеновски 1975: 379]) и в целом ряде македонских областей, новогодние ряженые, разыгрывающие свадьбу персонажей баба (невеста) и дед, называются џаламари (Тиквеш), бабари (Прилеп, Битола), ешкари (Эгейская Македония) [Кличкова 1960: 233]. В этих македонских краях, как правило, существуют оба типа новогодних обходов, т.е. наряду с карнавальным шествием фиксируется традиционный обычай с прутьями «сурваканье».
Таким образом, на территории Болгарии практически повсеместно термин +surva лежит в основе наименований участников обряда «сурваканье» (сурорвискаре, сурвикарчета, суровишкаре, суроваскаре, сурвакаре, сурваре и т. д.) и их главных атрибутов, часто имеющих вид специального сооружения — «деревца», украшенного бумажными цветами, ленточками (сурвачки, суровалки, сурватки, сурви, сурвакници, суровишняци, сурвиски, суровиски и т. д., см., например, [Йорданова 1968: 275]), а также употребляется для обозначения самого праздника и как зачин исполняемых обрядовых песен. На территории Македонии находим несколько иную картину: термин +surva чаще встречается в составе формул благопожелания (идентичных зачинам традиционных болгарских новогодних песен-приветствий): «Сурова година, весела година!»; «Сурова, сурова година, весела, весела година!» (Охрид [Арнаудов 1943: 44; Маленко 1975: 384]) ит. п., см. карту № II-1-9. Тот же восточный (болгарско-македонский) ареал распространения имеют названия Нового года от +surva-: болг. Сурва година, Сурва, Сурува, Сурока, макед. Сурва.
Комплекс масленичной обрядности также показывает противопоставление восточной и западной традиций. Характерны в этом плане названия последнего дня масленицы —
257
наименования от *sir- (восток) и *běl- (запад): болг. Сирница, Сирии заговенки и под., в.-серб. Сирне покладе и под.; серб. Бела недеља. Ареал хрононимов от *sir- включает восточную Сербию (Хомоле [Милосављевић 1913: 29], Заглавак, Горни Висок, Власотинцы, соб. зап.), отчасти Алексинацкий, Сврлигский края, где возможно употребление обоих вариантов терминов (например, Беле покладе = Сирне покладе [Антонијевић 1971:181]), см. карту № II-1-10.
Через восточную Сербию проходит изодокса обычая жечь ритуальный костер в последний день масленицы, называемый преимущественно «оратник» и под. (болг. оратник, в.-серб. оратница, макед. оратник, орта-копа) в южных балканославянских регионах (восточная Македония, южная Болгария) и «олалия» (в.-серб. олалија, с.-болг. олелия и пр.) — в северных (северо-восточная Сербия, северная Болгария). При этом сам обычай фиксируется в селах всего левобережья реки Южная Морава, см. карты № II-1-11а и № III-1a. Сходная картина распространения терминологической лексики прослеживается при картографировании наименований характерных для восточной части Южной Славии масленичных факелов: в.-серб. орътњак, з.-болг., ц.-болг. оратник и под. (южные регионы), в.-серб. олалија, с.-з.-болг. олели, с.-болг. улалия (северные регионы), при этом на территории Сербии обычай с масленичными факелами отмечен только на юго-востоке (олалија в окрестностях Алексинаца, Княжеваца, Пирота; орътњак и под. в Пиротском, Лесковацком, Враньском краях), см. карту № II-1-11а.
На востоке Южной Славии последовательно фиксируется масленичная игра с подвешенными предметами (Болгария, Македония, восточная и юго-восточная Сербия), известная под разными ономатопеическими наименованиями (что связано с условиями игры-соревнования: участники должны схватить зубами висящие на нитке яйцо, кусок пирога, халву и пр.), прежде всего — (х)амкане/(х)амкање, ламкане/ламкање, а также и другими: ацкане/ацкање, клоц(к)не/клоц(к)ње и т. п. Изодокса проходит через северо-восточную и юго-восточную Сербию (обычай отмечен исследователями и у сербов Косова в окрестностях Вучитрна [Елезовић 1: 15]), единичные свидетельства имеются в селах Срема [Шкарић 1939: 92; Босић 1996: 204], см. карту № II-1-12.
Вертикальный срез по линии, практически совпадающей с административными границами Болгарии, Македонии и Сербии, показывает распределение наименований месяца марта баба Марта (см. карту № II-1-13а), как и обычая изготавливать в день 1 марта специальное украшение, играющее роль апотропея: болг. мартеница, макед. мартинка (см. карту № II-1-13а). Обычай изготавливать «мартеницы» не фиксируется, однако на македонско-сербско-болгарском
258
пограничье (Скопска Котлина в северной Македонии, Кюстендилский край в западной Болгарии, южная Сербия) [3]. Очертания данной изодоксы в определенном смысле повторяет изодокса «вывешивание красной ткани», однако, этот ареал располагается восточнее ареала «мартеницы», см. карту № III-1в. Изолекса наименований месяца баба Марта, Марта, а также обе изодоксы, относящиеся к ритуалам «встречи» «бабы Марты», имеют четко ограниченную восточную локализацию.
Продвинутое далеко на восток распространение имеет летний обычай в праздник св. Иоанна «Енева буля», известный на юге (Фракия) и востоке Болгарии и в Румынии: ю.-болг., фрак., с.-в.-болг. Еньова буля, Яново буле, Яновче, Еня, рум. drăgaica. Структура обряда строится по типу «вождения» или «ношения» основного персонажа, в данном случае маленькой девочки, с целью благоприятно повлиять на плодоношение полей (ср. сходные славянские обряды [СД «Водить, вождение»]). Следует отметить, что география распространения различных типов обходных обрядов южных славян выстраивается по принципу дополнительного функционального распределения: сходные по структуре и функциям обходные обряды приурочиваются к разным датам календаря, имеют свою внешнюю специфику, отражающуюся и в их названиях, однако могут быть сводимы к определенному набору инвариантов, реализующихся в разных областях по-своему. Если на самом востоке бытует «Енева буля» (с девочкой-персонажем), то функционально параллельный обряд «Зеленый Юрий» (с мальчиком-персонажем) характеризует крайний запад южнославянской территории (см. III-5; ср. III-6).
Одно из проявлений подобного географического распределения обходных обрядов, характеризующих в данном случае деление на восток и запад, — весенне-летние обходные обряды девушек типа серб. лазарице (макед., болг. лазарки, болг. лазарици) и серб. краљице. Обряд краљице, исполняемый, как правило, на Духов день, отмечается только на территории Сербии и восточной Хорватии; на самом востоке Сербии, в пределах торлакского (тимокского) диалекта, обычай фиксируется спорадически (окрестности Сврлига [Јанковићи 8: 156], Нишава [Јанковићи 5: 264]), см. карту № II-1-15. Крайней точкой на юго-востоке можно считать Враньский край [НиколићСтојанчевић 1974: 538] и район Власотинцев, где в с. Равна Гора в июне 1998 г. мною были записаны рассказы об исполнении в прошлом обряда краљице в день св. Джорджия (Юрьев день), причем до сих пор в памяти собеседников сохраняются архаические черты подобных обрядов,
3. Ср. карту Л. Йордановой (показывающей распределение «мартениц» на территории Болгарии в соответствии с цветом ниток или пряжи), где восточная часть Кюстендилского края остается белым пятном [Йорданова 1972: 223].
259
такие как, например, запрет на соприкосновение знамен «королей» во избежание града в селе; запрет на встречу двух групп «королевских» обходов и др.
Обряд лазарице/лазарки, имеющий христианизированные черты, распространен на достаточно широкой восточной территории Южной Славии, вплоть до северо-восточных регионов Боснии, причем в сербских областях известны оба типа девичьих весенне-летних обрядов: архаический тип (краљице) и христианизированный (лазарице), что показывает направление распространения обряда лазарице/лазарки с юго-востока на север и северо-запад. На крайнем северо-востоке (Добруджа и примыкающие регионы) сохраняется более архаическая форма обряда, называемого там буенец и под. В плане противопоставления восточного и западного южнославянских ареалов дифференцирующим признаком является обряд краљице, терминология и акциональные характеристики которого локализуются западнее болгарско-македонских территорий; эта изолекса (и изодокса) — важная составляющая основного пучка изоглосс, разделяющих восток и запад Южной Славии, см. карту № II-1-15.
Весенне-летний окказиональный обряд вызывания дождя додола/пеперуга, совершаемый на балканославянской территории преимущественно девочками и девушками, несмотря на конкретную цель исполнения, имеет много общих структурных и семантических элементов с календарными обходами в этот период (непрерывное движение — кручение, повороты — «додолы» или «пеперуды» во время исполнения обряда; зачины песен с характерным продуцирующим мотивом движения и др.). Сходным оказывается и распределение соответствующей терминологии в балканославянском ареале, отражающее деление на восточную (пеперуда и под.) и западную части [4], причем на западе выделяется центральный ареал (Сербия и примыкающие регионы на юге, где функционируют термины типа додола); переходный пояс явлений, характеризующийся разнообразием в терминологической лексике (помимо параллельного употребления терминов додола и пеперуга, фиксируется ареал наименования росоманка); отличия в лексике и самом исполнении обряда в северо-восточных культурных диалектах Болгарии, а также маркированность
4. В самом общем виде (вследствие редкой сетки пунктов) противопоставление восток-запад балканского ареала по признаку «название (главного) участника обряда вызывания дождя», дериваты *do(r)d-/*pV(r)pVr-, отражает также пробная карта МДАБЯ, где для балканских неславянских традиций фиксируется, с одной стороны, dordolèc 'ребенок, поливаемый водой во время обряда' (Лешня, албанский севернотоскский говор), а с другой — pirpirùna 'мальчик, поливаемый водой во время обряда' (Эратира, северногреческий говор), pirpirùnə 'ребенок, поливаемый водой во время обряда' (Кравиа/Туриа в Греции, южноарумынский говор) [МДАБЯ 2003: 356-357].
260
южных окраин, соседствующих с греческими областями, где также наблюдается функционирование обоих типов терминов. Ареал названия обряда (или обрядового лица) пеперуда (пеперуга и под.) достаточно четко определяется на востоке южнославянского культурно-диалектного континуума (он захватывает восточносербские области и проходит через юго-западную Болгарию, имеются анклавы в южной Македонии — район Битолы и Прилепа), при этом переходная зона определяется значительно шире, если учитывать песенные припевы с упоминанием «пеперуги», вплоть до левобережья Южной Моравы, см. карту № II-1-16.
Из осенних праздников народного календаря восточное распространение имеют дни, посвященные диким животным, с целью защиты от них. Это так называемые мышиный день (27.Х/9.XI после дня св.Димитрия) и волчьи дни (3, 5, 7, 9 дней, начиная от 11.XI/24.XI, дня св. Мраты), исполнение которых известно в Болгарии и восточной Сербии (правобережье Моравы), см. карту № III-1б. Празднование «волчьих» дней охватывает также и территорию Македонии (ср. III-3); «мышиный» день на территории Македонии фиксируется только в отдельных пунктах на севере (Мишоловден, Скопска Котлина [Филиповић 1939: 404]) и на востоке (Мишји празници, Малешево [Павловић 1929: 212]). Для западной части Южной Славии характерны наименования типа «мышиная суббота/пятница», связанные с «опасным» периодом весеннего календаря (масленичным и великопостным), кроме того, западная зона «мышиных» дней оказывается отделенной географически от восточной: подобные термины не фиксируются на территории центральной и западной Сербии, Черногории, см. карту № II-1-1.
Нетрадиционный характер многих меридиональных изоглосс обнаруживается при нанесении на карту терминологии и соответствующих экстралингвистических контекстов, касающихся народного календаря. Так, день св. Игната (20.XII/2.1) как птицеводческий праздник наиболее известен в Болгарии [Седакова 1998: 303, 312], отчетливо выражен в восточной Сербии, однако не менее устойчивые параллели обнаруживаются также и в центральной Сербии, восточной Славонии. Птицеводческая символика отражена и в названиях праздника: в.-серб. кокошињи Божић, кокошји Божић 'куриное Рождество', славон. кокошји бадњак 'птичий Сочельник', воевод. живински Божић 'птичье Рождество', в.-болг. Пипивден, Клоковден 'куриный день'. Птицеводческую направленность имеет в этот день ритуал встречи первого посетителя дома, ср. его названия с соответствующей символикой: серб. шумад., болевац. кокошињи положајник, срем. кокошињи Радован. На большей части Болгарии ритуал встречи гостя, который имитирует
261
домашнюю птицу, чаще всего исполняется в день св. Игната, а в Сербии и в западной Болгарии, кроме того, повторяется на Рождество и Новый год (например, гость должен посидеть, скрестив ноги, и изображать наседку, подражая ее кудахтанью и «клюя» грецкие орехи, пшеницу, сухофрукты, которыми осыпает его хозяйка). Большое число аналогичных ритуалов, связанных с «полазником», имитирующим домашнюю птицу, известно в Хорватии, в том числе на хорватско-словенском пограничье, на праздник Рождества, а также и в Словении на св. Люцию, о чем свидетельствует словенский обычай в Прекмурье, Торицах и Порабье kokodakanje (см. [Kuret 2: 249-250]). Таким образом, общая для южнославянского ареала обрядовая семантика разведения домашней птицы в западном, словенском, ареале связывается с праздником св. Луции, в хорватских областях — с Рождеством, а в восточной части южнославянского ареала — с праздником св. Игната, причем эта граница проходит через восточную Славонию и центральную Сербию.
СЕМЕЙНАЯ ОБРЯДНОСТЬ.
В этой сфере этнокультурной лексики и обозначаемых ею явлений традиционной народной духовной культуры в качестве дифференцирующих признаков можно назвать: тип лексем в названиях амниотической оболочки (околоплодного пузыря) с семантикой 'одежда'; распространение названий родин бабине (запад) и названий с «хлебной» семантикой (восток); разнообразие наименований ребенка — участника свадебного ритуала (с преобладающей семантикой 'конь', 'колени, подол') на западе южнославянской территории; распределение наименований голошения в погребальной обрядности нарек(ов)ати/нарицати (запад) — нареждати (редити) (восток).
Деление на восток и запад показывают названия специфической реалии, с которой у славян, особенно у балканских славян, связаны поверья о чудесных качествах новорожденного. Некоторые дети рождаются, сохраняя на своем теле амниотическую оболочку, околоплодный пузырь, а потому считаются наделенными сверхъестественными свойствами, в том числе — свойствами демона. В названиях оболочки («рубашки», ср. рус. в рубашке родился 'счастливчик') последовательно прослеживается тема одежды с характерными для восточной части балканославянского ареала терминами от корня риз- (болг. риза, (детишка) ризка, ризница, ризнъца) и для западной — кошуљ- (серб., макед. кошуља, кошуљица, ю.-з.-болг. кошуля); в разных южнославянских регионах известны и другие многочисленные наименования, варьирующие тему одежды: хорв. baretica, серб. капа, в.-серб. облаче, болг. облача, було, кърпа, кръпичка и пр., см. карту № II-2-2. Граница характерного для западной части Южной Славии кошул'- проходит через территорию северо-восточной Сербии и юго-западной Болгарии, включая Македонию, Софийский край, Пирин, хотя здесь
262
на сербско-болгарском пограничье, как и в других случаях, обнаруживается особое разнообразие терминов (см. III-2). Для более узкой западной части Южной Славии (Сербия, Черногория, Босния и Герцеговина, Хорватия) характерны поверья о «рубашечке» как знаке родившихся на свет ведьмы, колдуна и пр., в отличие от восточной части (Болгария, Македония, юго-восточная Сербия), где рождение «в рубашке» ребенка расценивается как предвестие успеха и удачи: считают, что младенец вырастет героем, защищающим родное село, край; рубашечку хранят как талисман, веря в ее чудесные качества защищать от пули на войне, от несчастья, и т. д.
По признаку наименований и структуры праздника родин выделяется восточный (болгарско-юговосточносербский) ареал, где представлена «хлебная» мотивация наименований праздника (кравај, пита, турта, сомун, смигал и пр.) и наименования с семантикой 'угощение' (понуда), преобладает двойная структура праздника, ритуал выпечки обрядового хлеба в доме роженицы (хотя приход с хлебом гостей можно считать общей чертой южнославянского праздника родин). Практически повсеместно в Болгарии основной терминообразующей лексемой является название хлеба пита, в западной Болгарии (Чипровцы, Берковица, северо-запад Софийского края) и восточной Сербии (Горни Висок) — турта, в южной Болгарии (Родопы, Фракия) — грецизм смидал. В рамках восточного ареала определяется южноболгарская зона, где в качестве названия праздника функционирует термин молитва, а также северо-восточная область, характеризуемая употреблением термина кадене в том же значении. В восточной части Южной Славии широко распространены поверья о присутствии на родах Богородицы, находящие отражение в терминологии выпекаемого хлеба (богородична пита и др.) и в меньшей степени — в терминологии самого праздника (богородник, богородична пита), причем на крайнем западе Болгарии (Берковица, Трын, Граово, Кюстендил, Софийский край), как и в прилегающих восточносербских областях, терминология такого рода не фиксируется.
По тому же признаку определяется и западный южнославянский ареал, протянувшийся от Хорватии до центральной, северной и южной Сербии, характеризующийся распространением термина бабине, во многих регионах функционирующего как единственное название праздника. Двойная структура праздника в этом ареале сохраняется только на востоке (западная Сербия, Воеводина) и на севере (северо-западная Босния, Славония, отчасти — Пригорье). Словенско-западнохорватский ареал выделяется по этому признаку особо: в соответствии с типами названий, структурой и временем проведения праздника, см. III-5.
263
В свадебной обрядности южных славян дифференцирующими признаками по принципу восток-запад (а также и центр-периферия, см. III-6) являются обычаи с ребенком — участником свадьбы. Для западной части Южной Славии характерно многообразие наименований, связанных с ритуальными действиями усаживания ребенка на коня перед невестой (накоњче и под. — в Сербии, Черногории, Боснии и Герцеговине), в повозку к невесте (наколче, уколче — преимущественно в Воеводине), на колени (наколенче и под. — на западе), см. карту № II-2-4. Сам ритуал подачи ребенка на коня невесте отмечен в западносербских, черногорских, восточногерцеговинских и центральнобоснийских, некоторых южносербских областях, хотя название наконче известно также и в восточной Сербии и западной Болгарии. В центральной и восточной Болгарии эти, как и другие (ср. з.-болг. пасторче, понишок), наименования ребенка — участника свадьбы не фиксируются (за исключением фракийского региона, где известен пупадич), хотя известны иные ритуалы с участием ребенка перед входом невесты в дом жениха или на первых этапах свадебного действа, на символическом уровне подкрепленные аналогиями «конь — невеста» и «бремя — ребенок», как и метафорой «ребенок — хлеб», подробнее см. II-2-4. Таким образом, в данном случае восточная часть характеризуется, прежде всего, отсутствием названий при наличии ритуала с участием ребенка перед входом невесты в дом жениха. Западная граница терминов, проходящая в данном случае через восточную Хорватию и центральную Боснию, отделяет весьма устойчивый западный (словенско-хорватский) тип названий, связанных с усаживанием ребенка на колени к невесте (nakolenče и под.), что имеет аналогии в южной Хорватии, западной Герцеговине, а также в южной Македонии (термины типа ускутњаче с семантикой 'подол, колени'), а следовательно, может, предположительно, составлять так наз. латеральный пояс (см. III-6).
НАРОДНАЯ МИФОЛОГИЯ.
В этой сфере народной культуры в качестве определяющих восток и запад признаков выступают названия демонического хозяина места (строения, дома, природного источника и пр.) от турцизма (через греческий) telsem (таласон и под.); от турцизма sahib 'властелин, хозяин' (болг. сайбия, в.-серб. сајбија); поверья о змееподобном облике погодных демонов — участников воздушной битвы; наименования ведьмы, связанные с ее возможностями осуществлять магические действия (тип маг'осница на востоке) или сверхъестественными знаниями, способностями (тип вештица на западе); лексемы вила (запад) и самовила, самодива (восток); вампир (восток) и вукодлак (запад) в значении 'вампир'; лексика, обозначающая демонов, которые определяют судьбу человека при рождении, — тип орисница
264
за востоке, суђеница в центре и на западе и rojenica на крайнем западе (словенско-хорватская зона) и др.
С вертикальным членением южнославянского ареала связаны разные наименования хозяина места, строения, дома. Ряд терминов, обозначающих эти мифологические персонажи, встречается только в восточной части южнославянского ареала (см. карту № II-3-5). Во-первых, это наименования со значением 'хозяин', относящиеся к духам — покровителям части земли или поля, дерева, источника, пастбища и т. д.: ю.-серб. пчин. домаќин, сајбија, макед. сајбија, ю.-болг., пирин., родоп. сайбия, наместник, з.-болг., ю.-болг., с.-в.-болг. стопан. Во-вторых, восточную часть южнославянского ареала характеризуют наименования от турецкого telsem 'талисман, магический предмет' (что в свою очередь рассматривается как заимствование из греческого τέλεσμα 'жертва'): в.-серб. таласон, макед. таласон, талас'м, таласом, толосом, с.-з.-болг. таласъм, болг. таласъм, таласъмин, рум. talasin в значениях 'дух — покровитель какого-либо строения, дома, моста, происходящий от тени человека (или самого человека), замурованной в стену', часто с сопутствующим (поздним) значением 'вампир'.
Изолекса наименований от турец. sahib 'хозяин' практически не выходит за административные болгарско-сербскую и македонско-сербскую границы. Только на юге Сербии встречаем редкие термины этого типа: сајбика, в значении змеи — хранительницы дома (которую запрещается убивать во избежание нежелательных для домочадцев последствий) [Златановић 1998: 353]; сајбија у цыган Ниша в значении 'ангел-хранитель, домашний дух в облике животного (кролика, змеи) или другого существа, появляющегося ночью в доме' [ЕКЗ 3: 230]. То же восточное распространение характерно для лексем стопан и наместник, причем обе они в значениях 'дух-хозяин (здания, строения, части земли, источника и пр.)' в основном известны в западной и южной Болгарии.
Изоглосса, определяющая распространение лексемы типа таласом, проходит по приграничным областям восточной Сербии, см. карту № III-1. В восточной Сербии, помимо традиционного значения (дух — покровитель какого-либо строения, дома, моста, происходящего от тени человека, или самого человека, замурованных в стену), термин таласон нередко имеет значение 'вампир', см. карту № ΙΙ-3-2. Наиболее же распространенным значением наименования является его связь с обозначением своего рода «строительной жертвы», без которой ни одно строение не может быть прочным, — типично балканским сюжетом замурования в стену или фундамент строения человека, животного или их аналогов: тени, мерки. Впоследствии дух жертвы становится демоном — хранителем строения или же пугающей
265
ночной тенью (демон стонет, воет, поет, играет на музыкальном инструменте; существуют запреты на вступление с ним в контакт, иначе ночной путник может стать глухим или немым). В том же значении пугающего ночного существа, происходящего из «строительной жертвы», известны лексемы сенк'а, сенка, сенчишче на сербско-болгарском и болгарско-македонском пограничьях (ср. III-2). В южном балканославянском поясе (см. III-4), как и в греческих областях, в этом значении употребляются дериваты от стихија (στοιχειό). Во многих регионах, находящихся западнее границы распространения терминов типа таласон, а именно — в сербских областях, известны поверья о замурованных людях или животных, однако отсутствуют поверья о духе — патроне какого-либо строения. Таким образом, прослеживается тенденция «убывания» насыщенности сюжета терминологией в направлении восток-запад, как и самого сюжета вне боснийских и сербских областей, где было сильно турецкое влияние на южнославянские культурно-языковые традиции.
Для восточной зоны Южной Славии характерны балканские поверья о змееподобном облике погодных демонов — участников воздушной битвы. Как правило, в единоборство вступают змей (наделенный чертами народного героя, защитника села от непогоды) и вредоносный дракон — либо «ала», либо «ламия», либо «кульшедра» (последнее фиксируется в Косово), реже в воздушной битве участвуют два змея (или «человека-змея»), две «алы», противостоящих друг другу. Условная граница этих типично балканских сюжетов проходит через южный Банат, северную Шумадию и западную Сербию, см. карту № ΙΙ-3-4а.
Южнославянские наименования ведьмы главным образом связаны с семантикой магических действий, чар, сверхъестественных знаний, что отражается в названиях от корней mag-, věst-, čar-. При этом семантика присущих ведьме функций отбирания, выманивания (урожая, молока, достатка) свойственна терминам, сосредоточенным в южных балканославянских областях (см. III-4): макед. мариов. презимачка, болг. пловд. мамница, примамница, з.-болг., фрак. омайница, мамнищ, житомамница, пирин. мамячка, обирачка, ю.-в.-болг. страндж. привземачка, привземница. Термины, связанные с mag-, имеют распространение в восточной части южнославянского диалектного пространства, при этом граница проходит по восточным и южным окраинам сербских диалектов: так, на востоке Сербии в зоне тимокских говоров встречаем маџијарка (Заглавак, Буджак, Пиротский край, соб. зап., 1997-1998); на юге Сербии, в зоне южноморавского говора: мађијушница (Власотинцы, соб. зап., 1998), мађешница (Пчиня, соб. зап., 1998), мађосница (Горня Трница [Златановић 1998: 219]), в южных
266
(архаических) говорах на территории Черногории: мађионица (Кучи [Дучић 1931]); впрочем, преобладающим названием ведьмы в Черногории является věštica (см. [Ровинский 1901: 518-523]). В македонских и болгарских областях преимущественное наименование ведьмы — от корня маг-: макед. велес. магéсница, магéсничарка, охрид. магешничка, магéшница, болг. пловд. родоп. магьосница, магешница, магесница, пирин. маг'осница, магесница, мадж'осница; однако встречается также вештица (Пирин [МДАБЯ, Узенева, с. Гега, 1998]), вещица (Родопы: Чепино и окрестности [Род.: 30]). В западной части южнославянского диалектного пространства также наблюдается большое разнообразие названий ведьмы, с преобладанием образований от věšt- (серб. вештица, хорв. vještica, словен. vešča), см. карту № II-3-3.
«Западное» распространение имеют наименования женского мифологического персонажа вила, противопоставленные лексемам самовила, самодива на востоке (см. карту № II-3-1), причем изолекса традиционно проходит через границу Сербии и Болгарии на севере и косовско-ресавские говоры на юге сербско-болгарского пограничья, ср. аналогичные случаи на сводной карте № III-1б.
Для обозначения вампира, а точнее — мертвеца, который встает по ночам из гроба с целью нанести какой-либо вред людям, скоту, хозяйству, на территории Южной Славии используются преимущественно два типа названий: на востоке — +вампир (болг. врапир, вопер, вапирин и под., с.-х. лампир, лампијер и под.) и на западе — +вукодлак (словен. volkodlak и под., словен., хорв., босн. kodlak и под., болг. върколак, врколак, въртоколак, вракулак, уркулак и под.). Названия первого типа характерны преимущественно для восточной части южнославянского диалектного континуума (Болгария, Македония, Сербия, Черногория, восточная Босния и Герцеговина), второго типа — для западного (Босния и Герцеговина, Далмация, Славония, западная Хорватия, Словения), см. карту № III-1а. Широкий пояс параллельного употребления названий в данном значении находится на территории восточной Боснии и восточной Герцеговины. В данном случае граница восток — запад смещена далеко на запад по отношению к основному пучку изоглосс и изодокс, ср. аналогичное распространение термина (х)ала (карта № II-3-4б).
Для восточной части Южной Славии характерна мифологическая лексика, связанная с +караконджол (калаканзер, конџол и под.), служащая для обозначения святочных и иных демонов (подробно об этом см. [Седакова 2002], там же — карты наименований святочных демонов и карта «Внешний облик караконджолов»). Этот признак объединяет южнославянские и неславянские традиции на Балканах, поскольку демонологическая терминология рассматриваемого типа и
267
соответствующие персонажи известны не только болгарам, сербам, македонцам и черногорцам, но и грекам, албанцам, туркам (греч. kallikantzaros, алб. karkaranxoll, тур. kara concolos). Карты И. А. Седаковой показывают, что ареал наименования святочного («сезонного») демона +караконджол в восточной части Южной Славии охватывает, помимо болгарской территории, Македонию, восточную и южную Сербию, тогда как ареал «караконджола» в функции не приуроченного к календарному времени демона значительно шире (включает центральную Сербию, Черногорию, мусульманские районы Боснии), что, на наш взгляд, свидетельствует об исконном «сезонном» характере данного мифологического персонажа (типичном для «ядерной» зоны всего ареала распространения балканского образа у южных славян) и новых окказиональных функциях демона на периферии (например, в Черногории это водяное чудовище, обитающее в Плавском озере, откуда оно выскакивает по ночам и седлает человека [Ровинский 1901: 506], в Косово, помимо святочного демона караконџула, караконђура и под., известен образ женского демона караконџула, приходящего ночью в дом и седлающего людей [Vukanović 1986: 446]).
Членение восток/запад показывает и распространение названий женских демонов судьбы, определяющих события в жизни новорожденного: для восточный части Южной Славии характерен тип орисници (в Македонии и южных областях преимущественно наречници, см. II-4); для западной — тип суђенице (наименования суденици эпизодически встречаются на западе Болгарии); на хорватско-словенском пограничье и в Словении преобладает наименование rojenice. Об архаичности славянского названия rojenice и его балканославянском «содержании» см. III-5.