5. Памятникъ Царю-Освободителю.
Сегодня великій праздникъ на Руси. Она вся полна святымъ именемъ, мученическою памятью Царя-Освободителя. Кроткій духъ его незримо носится надъ благоговѣйною страною, дышетъ въ ея суровую атмосферу вѣяніемъ любви и всепрощенія, зоветъ насъ на путь совершенствованія въ добрѣ и человѣколюбіи, по которому двадцать шесть лѣть властно велъ онъ новосозданное русское общество. Сегодня, когда гигантскій бронзовый ликъ великодушнѣйшаго и несчастнѣйшаго изъ монарховъ явится на высотахъ московскаго Кремля въ всенародномъ апоѳеозѣ, со многихъ тысячъ сердецъ, не лишенныхъ чувства гражданскаго долга, спадетъ тяжелый камень. Сегодня Россія какъ-бы очищается отъ невольнаго, но величайшаго изъ историческихъ грѣховъ своихъ, смываетъ пятно, чернѣвшее на ней
Царь-освободитель Императоръ Александръ II Николаевичъ.
209
цѣлыя семнадцать лѣтъ. Нынѣ отпущаеши, Владыко! Всероссійское народное дѣло 16-го августа 1898 года заслонитъ отъ суда потомства позоръ 1-го марта 1881 года, которымъ отравила нашу юную общественность группа фанатиковъ. Гдѣ она теперь, эта грозная, остервенѣлая группа? Гдѣ ея сторонники, поклонники, продолжатели—мнимые творцы новаго, мнимо-вѣчнаго строя? Пятой части вѣка не прошло послѣ ихъ побѣдоносныхъ буйствъ, — и уже нѣтъ ихъ, исчезли безслѣдно. Уродливое зданіе, что созидали они на пескѣ, смыли волны пробудившагося національнаго сознанія, и погибла память ихъ... даже безъ шума. Но растетъ, крѣпнетъ и множится вѣчная память великаго страдальца, убіеннаго этою „наносною бѣдою“, — торжествуя и сверкая лучами безпредѣльной любви, встаетъ она изъ кровавой могилы Царя-Освободителя, океаномъ разливается по лицу Русской земли, имъ облагодѣтельствованной, и будетъ въ ней безсмертна, какъ безсмертна сама Русь. Дѣла ненависти преходящи, — не пройдутъ лишь дѣла любви. Не прейдетъ Христосъ на крестѣ, не прейдетъ ап. Павелъ въ узахъ, не прейдетъ царь Александръ, растерзанный бомбами на набережной Екатерининскаго канала. Съ міра по ниткѣ, грошами бѣдняка и тысячами богатаго жертвователя, слава и память его воплотились нынѣ въ мраморъ и бронзу. Вотъ стоить онъ, спокойный, величавый и ласковый, предъ кремлевскими соборами, гдѣ спятъ цари, великіе князья и
210
святители — собиратели земли Русской, предъ палатами, гдѣ родился онъ на свѣтъ въ прекрасные апрѣльскіе дни пасхальной недѣли, когда люди празднуютъ воскресеніе самоотверженной любви, а весь міръ—воскресеніе природы къ весеннему теплу и счастью. Царь Александръ пришелъ въ суровую зиму русскую именно, какъ животворящее солнце. „Закатилось солнце земли Русской!" плакали въ 1263 г. надъ прахомъ Александра Невскаго мужи-городчане. Не тѣмъ же ли воплемъ отвѣтили, семнадцать лѣтъ тому назадъ, всѣ предѣлы нашего отечества на горестную вѣсть 1-го марта? И вотъ — сегодня мы вновь видимъ его золотой отблескъ, заря горитъ, солнце всходитъ. Царь-Освободитель, Царь-Благодѣтель, Царь-Мученикъ вновь—предъ милліонами своихъ восторженныхъ, благодарныхъ сыновъ... „Осѣни себя крестнымъ знаменіемъ, православный народъ!"
„Человѣкъ на тронѣ"—вотъ лучшая характеристика императора Александра II, объясняющая всю его трогательную жизнь и дѣятельность. Наслѣдникъ грозно и самоувѣренно властнаго царя-полубога, управлявшаго Россіею съ вершинъ Олимпа, сверкающаго молніями, рокочущаго громами, Александръ II — первый изъ самодержцевъ русскихъ послѣ Петра I—отказался отъ величаваго одиночества на царственной высотѣ своего сана, чтобы войти въ міръ и послужить міру. „Никогда еще Монархъ такой необыкновенной сердечной доброты
211
и человѣколюбія не занималъ россійскаго престола; никогда настоятельное сердечное желаніе подарить своему народу, вмѣстѣ съ благороднѣйшими благами человѣчества, благоденствіе и миръ, не осуществлялись въ русскомъ самодержцѣ такъ живо и съ такимъ самопожертвованіемъ, какъ въ императорѣ Александрѣ II, и никогда еще государь не былъ цѣлью такой лютой вражды, такой адской кровожадности, какъ этотъ мученикъ". Такъ писалъ послѣ 1-го марта лейбъ-органъ Бисмарка. Результаты и характеръ царствованія императора Александра Николаевича весьма часто ставятъ въ параллели съ реформаціонными царствованіями Петра Великаго и Екатерины II. Я полагаю, что параллели эти рискованны, а сходство преувеличено. Петръ — чудо исторіи, стоящее въ ней одиночкою; это чернорабочій богъ, топоромъ и молотомъ сколотившій Русь въ европейское государство. Екатерина — необычайно умная и еще необычайнѣе счастливая женщина, которая, начавъ свой житейскій путь простою смертною, неуклонно шла къ тому сліянію воедино идеи монарха съ идеею государства, что во Франціи нашло себѣ полное выраженіе въ Людовикѣ XIV, а у насъ—въ Николаѣ I. Счастье и геній Екатерины становятся счастьемъ и геніемъ Россіи. Никакіе удары по ней и по управляемой ею Руси не въ силахъ потрясти ея мощь. Владычествовать и мужать наслѣдникамъ ея пришлось совсѣмъ не на розахъ. Мрачное царствованіе несчастнаго
212
Павла I, Наполеонъ съ дванадесятые языкъ, отреченіе отъ престола цесаревича Константина, переходъ престолонаслѣдія черезъ старшаго брата къ младшему, декабрьскій бунтъ,—какой наплывъ тяжкихъ условій! Тридцать лѣтъ по смерти Екатерины, судьба бьетъ въ стѣны ея дома, словно вражескій таранъ въ стѣны крѣпости, но надежно, любящею хозяйственною рукою сложенный, домъ какъ будто и не чувствуетъ этихъ ударовъ. Русь переживаетъ двѣ несчастный войны,—въ Севастополѣ нанесенъ намъ ударъ, въ Санъ-Стефано мы оказались безсильными достигнуть идеала, къ которому ведетъ насъ вся новѣйшая исторія наша,—взять ключи Константинополя и водрузить крестъ на св. Софіи. Моментъ разочарованіи, недовольства, броженія. Внутренняя смута находитъ моментъ удобнымъ, чтобы объявить войну государю и государству. Положеніе столь тяжело, что даже умы, ничего общаго со смутою не имѣющіе, начинаютъ сомнѣваться въ прочности государственнаго корабля, выстроеннаго великою Екатериною. Царь—благороднѣйшей монархъ XIX вѣка—убитъ. И что же? Новая царственная рука спокойно и твердо взяла изъ руки мертвеца наслѣдственное кормило; послѣ страшнаго дѣла на Екатеиннинскомъ каналѣ, мы не пережили ни кроваваго переворота, на который такъ разсчитывала смута, ни даже бурныхъ уличныхъ волненій въ родѣ декабрьскаго бунта. Самодержавіе и любовь къ династіи оказались неуязвимы. Бомбы отскочили отъ стѣнъ ихъ и убили
213
смуту, на нихъ посягавшую. Цареубійца, упавшій мертвымъ къ ногамъ смертельно раненаго царя, уничтоженный тѣмъ самымъ снарядомъ, который онъ бросилъ,—прообразъ всей революціонной крамолы русской. Семнадцать лѣтъ, отдѣляющихъ насъ отъ 1-го марта,—сплошное торжество самодержавнаго принципа. Можно безошибочно утверждать: никогда еще, за всю послѣ-петровскую исторію нашу, знамя самодержавной власти не развѣвалось въ Россіи съ такимъ могуществомъ, какъ въ настоящее время, никогда Русь не была самодержавнѣе, чѣмъ въ моментъ когда нынѣ благополучно царствующему Государю Императору суждено было пріять бразды правленія изъ рукъ Царя-Миротворца.
Если дѣянія Петра Великаго созидали намъ государство, если дѣянія Екатерины созидали прочную династію—необходимое условіе монархическаго государства, то дѣяніями Александра II создалось нѣчто особое,—можетъ быть, не столь отъ міра сего, какъ плоды трудовъ Петра и Екатерины, но еще болѣе возвышенное: создалась человѣчность въ государствѣ. „Манифестъ Александра II о коронаціи— читаю я въ одной только что вышедшей біографіи покойнаго государя—это не манифестъ былъ, а какой то праздничный, высокоторжественный благовѣстъ, въ которомъ слова отмѣнитъ, проститъ, возвратитъ звучали все громче и веселѣе". Благовѣстъ этотъ гудѣлъ во все царствованіе императора, не разъ переходя въ радостный трезвонъ
214
благодарственныхъ молебновъ за здравіе царя, благо дѣющаго землѣ своей. И уже одного святого дня 19-го февраля 1861 года достаточно, чтобы колокола русскіе гудѣли славу Царя Освободителя до тѣхъ поръ, пока жива самая православная Русь, и стоятъ на ней храмы Божьи.
Славься, народу
Давшій свободу!
Доля народа,
Счастье его,
Свѣтъ и свобода
Прежде всего.
Благослови,
Господи правый,
Счастьемъ и славой
Дѣло любви!
Славься, народу
Давшій свободу!..
Теперь, когда для эпохи освобожденія крестьянъ уже настало время историческаго суда, мы знаемъ, что далъ свободу крестьянамъ русскимъ именно самъ Государь Императоръ Александръ Николаевичъ: не при немъ она была дана, но имъ дана. Онъ лично разрушилъ крѣпостныя цѣпи, лично настоялъ на освобожденіи крестьянъ съ землею. Мы знаемъ больше: въ дѣлѣ великой реформы онъ былъ одинокъ; ближайшіе сотрудники его тормозили ему шествіе къ освободительной цѣли. Это одиночество царя на благомъ пути его изображено въ запискахъ Ростовцева, напечатанныхъ съ отмѣтками Александра П. Съ какимъ горькимъ чувствомъ долженъ
215
былъ онъ—противъ строкъ, говорящихъ объ этомъ, — начертать утвердительное „совершенно вѣрно“!.. Эти два слова—самый! могучій и краснорѣчивый обвинительный актъ дореформенному складу русской жизни, находящему теперь много хвалителей изъ, оскудѣлаго послѣ эмансипаціи, дворянства. Тамъ, въ высшихъ сферахъ правленія, „гдѣ первообразы кипятъ“, лишь одинъ человѣкъ находился на высотѣ истинно христіанской, любвеобильной мысли и дѣятельности, и человѣкъ этотъ—самодержавный царь! Неограниченный повелитель жизни и смерти милліоновъ подданныхъ, онъ долженъ учить рабовладѣльцевъ, что состояніе ихъ—позоръ и гибель для отечества, долженъ грозить, просить, убѣждать, бороться за свое право внести свѣтъ и свободу въ свою монархію. „Крѣпостное право не можетъ существовать вѣчно, и потому лучше, чтобы это преобразованіе сдѣлалось чрезъ революцію сверху, чѣмъ снизу!“ убѣждаетъ онъ. Онъ самъ вѣруетъ въ принципъ самопожертвованія и жаждетъ, чтобы другіе вѣровали. Покажите себя въ полномъ смыслѣ благороднымъ сословіемъ, будьте въ началѣ всего добраго! „Россія не забудетъ, что дворянство добровольно, побуждаясь только уваженіемъ къ достоинству человѣка и христіанскою любовію къ ближнимъ, отказалось отъ упраздняемаго нынѣ крѣпостного права“... „Свободный трудъ залогъ домашняго благополучія и блага общественнаго"... Что за могучіе и теплые акорды вырывались въ
216
эту пору изъ души монарха-идеалиста.—этой души, по выраженію поэта, „какъ гусли, многострунной!".
Весьма часто случается встрѣчать въ печати, какъ русской, такъ и иностранной, мнѣніе, будто Императоръ Александръ II не былъ человѣкомъ сильнаго характера. Эти послѣднія три слова, когда приходится примѣнять ихъ къ историческому дѣятелю, заключаютъ понятіе весьма сбивчивое и загадочное. Что такое—сильный историческій характеръ? Человѣкъ, который слѣпо, но упрямо гнетъ эпоху на перекоръ eя теченію, силънъ ли характeромъ: Слабъ ли, наоборотъ, человѣкъ, который, имѣя полную возможность, власть и выгоды гнуть, тѣмъ не менѣе, по чувству правды, великодушія и благоразумія, признаетъ волю историческаго Провидѣнія выше своей собственной и творитъ ее, благоговѣйный и покорный, вопреки всѣмъ соблазнамъ и препятствіямъ? А Императоръ Александръ II былъ именно такимъ человѣкомъ. Отецъ его, грозной памяти Императоръ Николай I, остался въ исторіи образцомъ государя съ сильнымъ характеромъ. Теперь, когда раскрываются архивныя тайны, выясняются многія подробности, указующія, что Николай I хорошо видѣлъ необходимость многихъ реформъ, проведенныхъ въ царствованіе сына его, въ томъ числѣ, и освобожденія крестьянъ. Онъ шесть разъ собиралъ комитеты, издалъ болѣе ста постановленій,—однако, реформа ни на шагъ не двинулась съ мѣста. Умирая, онъ не надѣялся, чтобы такое трудное дѣло могло
217
быть исполнено послѣ его смерти,—именно потому, что не видѣлъ въ наслѣдникѣ своемъ той желѣзной воли, того могучаго характера, какимъ, — и самъ онъ думалъ, и другіе полагали, — обладалъ онъ, „царь-рыцарь“, какъ звали Николая I современники. Но плащъ, котораго не въ силахъ сорвать бурный вѣтеръ, самъ снимается съ плечъ, когда свѣтитъ яркое солнышко. Кроткій и мягкій Александръ II въ пять лѣтъ свершаетъ реформу, предъ которою въ безсиліи отступилъ его могучій отецъ. И вѣдь освобожденіе крестьянъ—только начало. Реформа питейная, судебная, военная, духовная, образовательная,—перестрой всѣхъ вѣдомствъ и учрежденій,—текутъ въ неумолимой, настойчивой послѣдовательности, одна за другой, цѣпляясь звено къ звену, какъ выполненіе однажды задуманнаго и упрямо исполняемаго плана. Настойчивость въ добрѣ, свойственная кроткимъ характерамъ, часто творитъ подвиги гораздо большей рѣшительности, чѣмъ проявляютъ умы жесткаго закала. Ни Иванъ Грозный, ни Борисъ Годуновъ не дерзнули посягнуть на великое зло древней Руси— мѣстничество, а тишайшій и болѣзненный царь Ѳедоръ Алексѣевичъ уничтожилъ его однимъ маніемъ руки. Эта настойчивая дѣятельность добра нашла въ личности императора Александра Николаевича наивысшее свое выраженіе, какое знаетъ исторія, по крайней мѣрѣ, новѣйшая. Въ ней онъ—не слабохарактерный человѣкъ, какимъ пытаются обрисовать
218
его хулители, но богатырь воли. Странная вещь! какъ часто отсутствіе въ государѣ элемента жестокости принимается за недостатокъ, а проявленія его—за силу воли, за твердость характера и убѣжденій. Такая игрушка своихъ страстей, какъ напримѣръ Людовикъ XIV — могучій характеръ! такой возвышенный исполнитель долга человѣческаго, какъ императоръ Александръ II, описывается кокъ слабоволецъ!..
Государи мягкаго сердца и доброй души, враги жестокостей, войны, кровопролитія, имѣютъ странную судьбу въ исторіи—рокъ, точно истязуя ихъ жестокою насмѣшкою, возводитъ ихъ на тронъ подъ громъ войны, или войною заполняетъ ихъ царствованія. Такова участь Тита, „утѣшенія рода человѣческаго", Генриха IV французскаго, Александра I и Александра II. О войнахъ императора Александра II можно сказать, что онъ былъ счастливъ въ несчастіи и несчастенъ въ счастіи. Севастопольское пораженіе и Парижскій трактатъ принесли его царствованію больше пользы и славы, чѣмъ побѣды русско-турецкой войны 1878 года, завершенныя конгрессомъ въ Берлинѣ. Берлинскій конгрессъ, какъ извѣстно, одинъ изъ постоянныхъ упрековъ царствованію Александра II. Однако,—говоритъ Леруа-Болье,—въ общемъ, судья довольно неблагосклонный къ Царю-Освободителю, которому онъ, какъ французъ, не въ силахъ извинить дружбы съ императоромъ Вильгельмомъ,—такъ ли печальны были
219
результаты конгреса, какъ показались они русскому общественному мнѣнію, обиженному непривычною необходимостью согласоваться съ волею Европы? Жертвы, на которыя согласилась въ Берлинѣ императорская дипломатія, заставили потерять изъ вида всѣ дѣйствительные плоды войны. У Турціи отнято широкое русло Дуная, твердыни Балкана оставлены ей лишь номинально, безъ всякой почти возможности держать въ нихъ гарнизоны; обѣ, традиціонно покровительствуемыя Петербургомъ, славянскія страны—Сербія и Черногорія—выросли въ объемѣ; Турція вынуждена признать ихъ независимость; между Дунаемъ и Балканами создается, какъ будущій аванпостъ армій царя, союзное болгарское княжество, а рядомъ съ нимъ автономная провинція, рано или поздно неминуемо долженствующая слиться съ Болгаріей; наконецъ—русскія границы расширяются въ Европѣ до Дуная, а въ Азіи Россія получаетъ лучшій портъ Чернаго моря—Батумъ и лучшую крѣпость, неприступный Карсъ. Сами по себѣ, достигнутые результаты очень значительны, но ожиданія были гораздо больше, и это, въ связи съ обстановкою, при какой результаты были получены, унизило ихъ достоинство. Не хотѣли видѣть даже того, что берлинскимъ трактатомъ стерты всѣ слѣды тяжкаго Парижскаго мира, который вынуждена была заключить, побѣжденная въ Севастополѣ, Россія: первый жестокій ударъ, какой пришлось принять на себя молодому Александру II, вмѣстѣ
220
со скипетромъ и короною. Двадцать два года упрямо и послѣдовательно стираетъ онъ и смываетъ со страны своей пятна этого договора. На Берлинскомъ конгрессѣ русская дипломатія, уступчивая по всѣмъ пунктамъ новыхъ требованій, упрямо стоитъ на своемъ, когда дѣло касается уничтоженія положеній Парижскаго трактата: онъ долженъ былъ исчезнутъ съ лица земли—и исчезъ. Вотъ гдѣ самолюбіе императора, вотъ гдѣ вся тихая стойкость его духа. Севастопольскіе герои могутъ спать спокойно въ своихъ гробахъ: честь ихъ возстановлена—плоды вражьей побѣды разрушены. Это великій и неоспоримый внѣшній подвигъ императора Александра.... Вѣчная ему за то память и слава!